Золотая цепь старчества. Русское старчество XX века [Людмила Ильюна] (fb2) читать онлайн

Золотая цепь старчества. Русское старчество XX века

Предисловие

Церковь Христова стоит на преемстве, соединяющем дни древние с современностью, на передаче традиций.

В начале XX века священник Сергий Мансуров составил наглядную таблицу благодатной преемственности от первохристианских времен до недавнего времени. В пояснении к ней он пишет: «В каждом поколении мы указываем имена тех людей, в которых и вокруг которых всегда ярче видна духовная жизнь этого поколения. Эти люди освящали путь своих современников, открывали им волю Божию примером и словом, вокруг них и через них строилось в Церкви все, что в ней есть вечного, Божественного. Это — столпы и утверждения церковные. Все, что поется, созерцается, что читается как истинное и исполняется как верное, почитается как святое в Православии, — все Предание Церковное, связано с этими именами... Единая благодатная жизнь течет неизменно. Замирая на одном месте, она вспыхивает в другом, то шире раскидываясь, то сосредотачиваясь в небольшом круге людей, но никогда не иссякает, обновляясь и обновляя в каждом поколении того, кто отзывается на призыв истины».¹

Особое место в таблице отца Сергия Мансурова среди хранителей и преемников духовных традиций занимают благодатные старцы всех времен. «Золотой цепью святости» называется их служение; как звенья в цепи, связаны друг с другом подвижники; прежде чем стать наставниками, старцами, все они были учениками и учились «искусству святости» не сами по себе, а друг от друга.

О значении «института старчества» как хранителя духа Православия афористически точно сказал новомученик епископ Арсений (Жадановский): «Старчество — это живая сила, воспитывающая в человеке христианина». То есть не через книжное научение, не ценой только собственных усилий человек преображает свой ум, свои чувства, но через живое общение с благодатным человеком. Старцы — это хранители духовной культуры Православия, живое Предание Церкви. Издревле старческое служение было таинством общения духа подвижника и приходящего к нему ученика, часто оно не выражалось словами. Человек, прибегавший к старцу (в случае монастырских старцев, откуда и пошла вообще практика старческого окормления, — постоянно, изо дня в день), открывал ему свои помыслы, просил об уврачевании души. Не практические вопросы решались со старцами (как это в большинстве случаев бывает в наши дни), а вопросы духовные. И исцеление души происходило рядом со старцем постепенно, и не потому, что он произносил постоянно какие-то поучения, а потому что сокровенно молился и передавал силу духовную своему ученику, если сердце ученика было открыто для такого восприятия. Кроме того, отношения «старец — ученик» предполагали полное послушание последнего. При этом старцы иногда, намеренно испытывая учеников, давали им послушания, несогласные со здравым смыслом. Классический пример: поливание сухого прута, воткнутого в песок, или таскание воды в решете. Что происходило с послушникам во время исполнения такого противоречащего умному рассуждению поступка? Он боролся с собой, он побеждал свою гордыню, он заставлял себя заниматься не просто тем, что ему не нравится, а тем, что является очевидной бессмыслицей. Но одновременно он понимал, что старец его воспитывает, ваяет его душу, как искусный художник. Потому что дело старцев во все времена — это устроение душ человеческих, это преображение, которое происходит незримо. Об этом прекрасно сказал ученик одного из последних старцев нашего времени схиархимандрита Софрония (Сахарова):

«Но кто такой старец, как мы назвали отца Софрония?

Это человек молитвы, через которого говорит Слово, он — направляющий свою первую мысль Богу и получающий от Него ответы на вопросы приходящих к нему людей.

Это человек Слова, носитель Духа, способный вести диалог на равных с любым человеком, от ребенка и простого рабочего — до самого интеллектуального философа, умеющий читать в сердцах, разделять радость и скорбь, сострадать и смеяться.

Все, кто знал старца, кто имел счастье встречаться с ним, я думаю, были потрясены его присутствием. Качеством и силой его присутствия Когда он шагал рядом в саду или сидел напротив нас во время беседы, он в самом деле был там: всецело присутствовал с нами, потому что всецело присутствовал перед Богом и самим собой. Это было присутствие, через которое Сам Бог был с нами».²

Слова, сказанные об одном из духоносных старцев, могут быть отнесены к каждому из носителей старческих даров во все времена.

Суть благодатного старческого служения людям всегда состояла в одном — утешение, вразумление, прозорливость, исцеления. Через все перечисленные дары открывалась воля Божия о человеке, как ему следует жить и поступать, чтобы исполнить свое предназначение на земле.

Старчество было своеобразным противоядием против искушения возможным цезарепапизмом в нашей Церкви, так как существовало неслиянно и нераздельно с церковной иерархией. Неслиянно — потому что старчество не административная единица, нераздельно — потому что старцы никогда не шли против церковной иерархии, а наоборот, всегда призывали народ не отвергать авторитет епископата.

Но прежде всего старчество — это духовное творчество. Нет двух одинаковых, похожих старцев в нашей истории. Жития их так различны! Но при этом они образуют «золотую цепь святости», потому что не «хранят сокровище под спудом», а передают свои дары ученикам — тем, кто предопределен на старческое служение.

Старцы — это «детоводители ко Христу», это те, чьи молитвы слышит Бог, кому открыта Его воля. И самое удивительное, что дух истинного старчества — смиренный, незлобивый и простой — во все времена ощущается верующими людьми как «благоухание духовное», исходящее от человека. Народ тянется к такому человеку, окружает его плотным кольцом, стремится если не побеседовать, то хотя бы благословение получить от такого батюшки — и так, без слов даже, получить утешение.

Читаешь древние патерики, отечники, «достопамятные сказания», и поражаешься преемственности — и во времена древние, и в наши времена старцев отличала евангельская простота. Люди молили: «Дай нам наставление» — и слышали в ответ: «Не входи в состязание ни о каком предмете, но плачь и сокрушайся, ибо время близко» (сказано в VI веке аввой Маттоем), «Никого не осуждай, никому не досаждай и всем мое почтение» (сказано в XIX веке старцем Амвросием Оптинским), «Верьте в Бога, и Он все устроит» (сказано в XXI веке старцем Николаем Гурьяновым).

В этой книге мы представим вам «лики святости», которые явило старческое служение на протяжении веков в разных концах мира, но прежде всего, конечно, на Русской земле в самое плодоносное в старческом отношении XX столетие.

Часть первая. Корни и древо старчества

Во дни древние

На почитании старших строились все древние культуры, всюду почитали старейшин, старших, патриархов — людей, умудренных жизненным опытом. Изречения, советы старцев во всех народах передавались из поколения в поколение и составляли золотой фонд, фундамент жизни. Почитаемых Церковью патриархов Авраама, Исаака, Иакова, Еноха можно назвать ветхозаветными старцами.

Появление в христианской культуре особого старческого служения — окормления опытным подвижником приходящих к нему за духовным советом учеников — совпадает с зарождением монашества. Основателехм монашества считается прп. Антоний Великий (253-356). Подвиги этого святого настолько потрясали людей, что ему посвящено немало светских произведений слова и живописного искусства, но изображается в них прежде всего период его отшельнической жизни, который обозначают уже ставшим крылатым выражением «искушения святого Антония». Нам же интересно то время, когда, претерпев двадцатилетний искус, святой выходит на общественное служение — становится наставником и духовным отцом многих людей, старающихся подражать сему подвижнику. Прп. Антоний основал монастырь Приспер и еще несколько монашеских общин в Египте. Почти в то же время к югу от Александрии создалось монашеское поселение Нитрийской пустыни. Основателем его был прп. Аммон. Еще один великий святой древности — прп. Макарий Египетский — основал около 330 года монашеское поселение, получившее название «Скит». Еще один центр иноческий жизни в Египте возник вокруг прп. Пахомия Великого в середине IV столетия в Тавениси. Употребленное нами сейчас выражение «возник вокруг» можно применить по отношению к любому зарождавшемуся в древности монастырю. Когда какой-то подвижник достигал высокой степени бесстрастия (то есть побеждал главную человеческую страсть — гордыню, и другие страсти), то вокруг него начинали собираться ученики, и так составлялась «монастырская семья», где был отец духовный и его «чада послушания». Такой отец обладал всеми харизматическими дарами старческого служения³ и, конечно, заслуживал величания «старец».

Поражают цифры, которые приводятся во всех исторических трудах по истории древнего, первоначального монашества. В каждом из египетских монастырей подвизалось по нескольку тысяч иноков. Монастыри, первоначально возникшие в пустыне, процвели и в городах и тоже были многолюдными. Так, например, в городе Оксиринхе числилось 20 тысяч инокинь, в городе Антиное было 12 женских обителей. Историки называют это явление «триумфальным шествием монашества в Египте».

Для верующих же людей на все века важны не внешние триумфы, а те неподражаемые образы подвижничества, которые сохранили для нас древние «Отечники» или «Патерики» и «Достопамятные сказания». Позволю себе личное признание: «на заре туманной юности», когда автор этих строк только начинала знакомиться с «сокровищницей церковной», именно рассказы об этих отцах древности, их краткие поучения стали ориентиром поисков «простоты без пестроты», которая и является основой настоящей духовной жизни, а не одних книжных мечтаний.

И пусть страницы этой книги украсят несколько коротких рассказов об «отцах пустыни» — отцах всего христианского подвижничества и основоположниках старческого служения. Предварим же наш «цитатник» эпиграфом из В. В. Розанова: «Теперь самой короткой молитвы выдумать не могут, а тогда они лились пуками, лились непрестанно, из уст самых темных людей. Другое сердце было. Другой ум. Мы перешли, планета перешла в плохие созвездия... Все серо, тускло, люди стали малы. Как же мы не будем слушать то, что осталось от иных, счастливых веков планеты, когда человек чувствовал себя золотым, чувствовал святым себя, близким звездам и Богу. Слава Богу, что слова эти сохранены, записаны...»⁴

* * *

«Авва Памва спросил авву Антония: “Что мне делать?” Старец сказал ему: “Не надейся на свою праведность, не жалей о том, что прошло, и обуздывай язык и чрево”.

Он же говорил: от ближнего зависит жизнь и смерть [духовная]. Ибо если мы приобретаем брата, то приобретаем Бога, а если соблазняем брата, то грешим против Христа.

Некто, ловя диких зверей в пустыне, увидел, что авва Антоний шутил со своими учениками — и соблазнился. Старец, желая уверить его, что нужно давать иногда послабление братии, говорит ему: “Положи стрелу на лук свой и натяни его”. Он сделал так. Старец говорит ему: “Еще натяни”. Тот еще натянул. Опять говорит: “Еще тяни”. Охотник отвечал ему: “Если я сверх меры натяну лук, то он переломится”. Тогда старец говорит ему: “Так и в деле Божием; если мы сверх меры будем натягивать силы братий, то они скоро расстроятся. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление”.

Авва Антоний говорил: “Я уже не боюсь Бога, но люблю Его, ибо совершенная любовь изгоняет страх” (1 Ин. 4, 18).

Сказывали об авве Арсении, что как при дворе (когда он был наставником детей Императора Византии) никто не носил одежды богаче его, так и в обществе иноков никто не носил одежды хуже его.

Спрашивал некогда авва Арсений одного египетского старца о своих помыслах. Другой брат, увидя это, сказал: “Авва Арсений! Как ты, столько сведущий в учении греческом и римском, спрашиваешь о своих помыслах у этого простолюдина?” Арсений отвечал ему: “Римское и греческое учение я знаю, но азбуки этого простолюдина еще не выучил”.

Старец обычно говаривал сам себе: “Арсений, для чего ты ушел из мира? — После бесед я часто раскаивался, а после молчания — никогда”.

Авва Матой говорил: “Я лучше желаю себе дела легкого и продолжительного, нежели трудного вначале, но скоро оканчивающегося”.

Еще говорил: “Чем ближе человек к Богу, тем более сознает себя грешником. Пророк Исайя, увидев Бога, назвал себя окаянным и нечистым” (Ис. 6, 5).

Когда я был юн, думал сам с собою: “Может быть, я делаю что-нибудь доброе”; когда состарился, вижу, что я не имею в себе ни одного доброго дела.

Авва Пимен рассказывал. Некто спросил авву Паисия: “Что мне делать со своею душою? Она бесчувственна и не страшится Бога”. Старец отвечал ему: “Пойди, прилепись к человеку, боящемуся Бога: когда сблизишься с ним, станешь его учеником, он и тебя научит бояться Бога”.

Пришли некоторые к авве Сисою, чтобы получить от него наставление, но он ничего не говорил им, а только повторял одно: “Простите меня!”

Братия спрашивали авву Сисоя: “если падет брат, довольно ему для покаяния одного года?” Он отвечал: “жестоко слово сие!” — “Довольно ли шести месяцев?” — сказали они. “Много”, — отвечал старец. Еще спросили: “Довольно ли сорока дней?” — “И это много”, — отвечал он. “Сколько же? — говорят они. — Если падет брат, и вскоре будет совершаема вечеря любви (Таинство Причащения), может ли он прийти на вечерю?” -”Нет, — отвечал им старец, но он должен несколько дней провести в покаянии. И я верую, что если таковой покается от всей души, то Бог и в три дня примет его”.

Брат спросил авву Пимена: “Что такое вера?” — “Веровать — значит жить смиренномудренно и подавать милостыню”, — сказал старец. Говорил также: “Люди совершенны только на словах, а делают очень мало”.

Авва Нил говорил: “Если ты хочешь молиться, как должно, не огорчай свою душу: иначе напрасно будешь молиться”. Еще говорил: “Блажен монах, который почитает себя хуже всех”.

Авва Макарий говорил: “Если ты, делая кому-либо выговор, приходишь в гнев, то удовлетворяешь своей страсти. Таким образом ты, не спасая других, губишь сам себя”.

Некоторые спросили авву Макария: “Как должно молиться?” Старец отвечает им: “Не нужно многословить, а должно воздеть руки и говорить: Господи, как Тебе угодно, и как знаешь — помилуй! Если же нападет искушение: Господи, помоги! — Он знает, что нам полезно, и поступает с нами милосердно”.

Авва Иоанн Колов сказывал: “Одному из старцев в восхищении было такое видение: три монаха стояли на одном берегу моря, а с другого был к ним голос, говорящий: возьмите крылья огненные и идите ко мне. Двое из них взяли и перелетели на другую сторону; но третий остался и горько плакал и кричал; после и ему даны были крылья, только не огненные, но слабые и несильные, так что он погружался в море, с трудом опять поднимался и после многой скорби достиг другого берега. Так люди века сего, хотя и берут крылья, не огненные, а только слабые и бессильные”.

Опять старец говорил брату о душе, желающей покаяться. В одном городе жила красивая собою блудница и имела много друзей. Один правитель области пришел к ней и сказал: обещайся мне жить целомудренно, и я возьму тебя в супружество. Она обещалась, и он взял ее и привел в дом свой. Но друзья искали ее и сказали им: такой-то взял ее в дом свой. Если мы пойдем в дом его, и он узнает, то накажет нас; но пойдем назад дома и свистнем ей; она узнает голос свиста и выйдет к нам; тогда мы не будем уже виноваты. Но бывшая блудница, услышав свист, заткнула уши свои, вбежала во внутренние покои и заперла двери. “Блудница, — говорил старец, — есть душа, ее друзья — страсти и люди, правитель — Христос; внутренний покой — вечная обитель, свистящие ей — злые демоны. Так кающаяся душа всегда прибегает к Богу!”»⁵

* * *

В начале XX столетия вдохновенный духовный писатель Сергей Александрович Нилус воспел дерзновенную хвалу «звездам пустыни»: «Им нет покоя в этом мире, потому что они ожидают его в том. Они блуждают со зверями; как птицы летают по горам. Но, блуждая по горам, они сияют, как светильники, и просвещают светом своим всех, с усердием приходящих к ним... Царям скучно бывает в чертогах, а им весело и в подземельях. Носят власяницу блаженные отцы, но радуются больше, чем носящие порфиру... Когда изнемогут, ложатся на земле, как на мягком ложе. Немного заснут — и спешат встать, дабы петь хвалы возлюбленному их Христу». Сравнивая святых отцов со звездами небесными, Нилус вспоминает чудесное стихотворение А. С. Хомякова:

В час полночный близ потока Ты взгляни на небеса: Совершаются далеко В горнем мире чудеса. Ночи верные лампады Невидимы в блеске дня, Стройно ходят там громады Негасимого огня.

Но впивайся в них очами — И увидишь, что вдали, За ближайшими звездами Тьмами звезды в ночь ушли.

Вновь вглядись — и тьмы за тьмами Утомят твой робкий взгляд: Все звездами, все огнями Бездны синие горят.

В час полночного молчанья, Отогнав обманы снов, Ты вглядись душой в Писанья Галилейских рыбаков, — И в объеме Книги тесной Развернется пред тобой Бесконечный свод небесный С лучезарною красой.

Узришь — звезды мыслей водят Тайный хор свой вкруг земли; Вновь вглядись — другие всходят; Вновь вглядись: и там вдали Звезды мыслей тьмы за тьмами, Всходят, всходят без числа...

И зажжется их огнями Сердца дремлющая мгла.⁶

Русское старчество

Замечательно, что при начале иночества на земле Русской — в XI столетии — повторяются сами имена родоначальников древнего монашества: Антония, Феодосия, Илариона. Замечательно и то, что прп. Антоний ушел из родной земли на гору Афонскую и хотел там остаться, но святогорцы благословили его вернуться на Русь, для того чтобы стать «отцом монашества» в этой недавно просвещенной светом Крещения молодой стране. Преемником прп. Антония стал прп. Феодосий, который собрал многочисленную братию, списал для нее устав Студийской обители, строжайший из всех в Константинополе, и оставил братии духовные назидания о непрестанной молитве, хранении от помыслов, взаимной любви, покорности и трудолюбии. Прп. Феодосия называли старцем и князья, обращавшиеся к нему за советом, и его сплоченная в подвиге братия.

Киево-Печерская Лавра, и поныне потрясающая людей свидетельством подвигов ее основателей, в мощах в пещерах почивающих, стала «рассадником монашества» и явила множество образцов старческого служения не только на юге Руси, но и в северных пределах. В начале XII века, при епископе Никите, постриженнике киево-печерском, знаменитые обители были основаны в Великом Новгороде: одна Юрьевская, другая Антония Римлянина, третья — при. Варлаама Хутынского. Стоят они на берегу «седого Волхова» и поныне, две из них — действующие монастыри. В XII веке уже процветают монастыри на Валааме и Коневце, которые прославятся своими духоносными старцами.

Даже светскими историками уже признано, что русская история творилась не только князьями, богатырями и ратниками, но и усердными молитвенными прошениями тех, кто незримо управлял ходом ее. Особенно это ясно на примере св. прп. Сергия Радонежского.

Подобно преподобным Антонию и Феодосию Киево-Печерским, преподобный Сергий стал отцом всех русских монахов, а для братии и приходивших за советом к нему мирян — старцем. «С появлением Сергия началась у нас как бы вторая эпоха жития иноческого, и полным цветом его оживилось печальное отечество, страдавшее от язв татарских», — писал в XIX веке духовный писатель А. Н. Муравьев.⁷ Более сорока обителей основали ученики прп. Сергия Радонежского по всей Руси. И каждый монастырь распространял границы наши, делался средоточием нового края и даже оплотом (что не раз было доказано) в случае нападения диких народов. Назовем только некоторые самые известные монастыри, возникшие в «золотой век русской святости»: Серпуховский Высоцкий монастырь, Саввы Сторожевского Звенигородский монастырь, Симоновский, Андрониковский и Чудов монастыри в Москве, Голутвин в Коломне, монастыри в Суздале и в Ростове, Кирилло-Белозерский монастырь, монастыри Кубенского озера, Соловецкий монастырь. И во всех этих монастырях подвизались святые старцы, имена которых не были преданы забвению. Особо почитается среди подвижников «Северной Фиваиды» старец XV века прп. Нил Сорский, автор трудов о том, как вести духовную борьбу, которые стали руководством ко спасению многих поколений подвижников.

В XVI столетии такое же явление, как в центральной Руси за два века до этого, при прп. Сергии, произошло на русском севере: один святой — прп. Александр Свирский — был источником просвещения целого края, около 30 обителей основали его ученики. В то же время процвели обители в далеком Пермском крае, в Вологодской земле, в Псковской и Новгородской. Свирский монастырь славился не прерывавшейся в нем вплоть до революционного лихолетия традицией старчества.

В XVI же веке процвел молитвенными подвигами братии, возглавляемой прп. Корнилием, знаменитый Псково-Печерский монастырь. Уже тогда в монастыре имело место подлинное иноческое наставничество — старчество. В летописях самого прп. Корнилия и некоторых из его сподвижников именуют «старцами». О старцах неоднократно говорится и в монастырской «Повести о Печерском монастыре» (конец XVI века).

Недавно отшедший ко Господу († 2002) старец, Псково-Печерский архимандрит Александр (Васильев) в своих рукописных заметках оставил ответ на вопрос, почему в Православии так высоко на протяжении веков оценивался подвиг старчества: «Необходимость в руководителе-отце очевидна сама собою. Всякому начинающему искать спасения нельзя браться за это дело самому или соделывать свое спасение по своему разумению и хотению, но с первого же раза надо отдать себя кому-нибудь под науку. <...> Сколько несомненного добра заключает в себе старческое окормление (то есть руководство), как облегчает оно борьбу с врагом, как подкрепляет в минуты уныния, малодушия, как поддерживает и направляет в случае падения или самомнения, каким верным покровом от вражеских бурь служит оно всем, кто, не сомневаясь, прибегает к его мощному содействию! Да и само установление старчества, то есть всецелого подчинения своей воли, своего разумения воле старца, имеет основою пример Христа Спасителя, Который первый Своею земною жизнью так ясно доказал необходимость послушания; на это указывает и апостол Павел, говоря, что Христос “смирил Себя, быв послушным даже до смерти” (Фил. 2, 8). Следовательно, и тот, кто свою волю подчиняет воле наставника, подражает Христу».⁸

Не только седая древность изобиловала возникновением все новых и новых монастырей, в которых процвели святые подвижники (вы уже догадались, что синонимом наименования «старец» является «святой») в разных частях «равнины русской», но и в новое время, и в веке XIX немало появилось «тихих пристаней» среди океана житейского. Традиционно русское старчество в это время продолжает процветать в трех пределах — на севере России, в центре и на юге. Северное старчество — это Соловки, Валаам, Коневец, вологодские монастыри, Сергиева Приморская пустынь, Александро-Невская Лавра в Санкт-Петербурге. Старчество центральных районов сосредоточилось главным образом в Москве и ее окрестностях — скитах Троице-Сергиевой Лавры, во Владимирской губернии, в Оптиной пустыни, в брянских и рославлевских лесах, на Орловщине, в Бслобережском монастыре, в Дивееве и Сарове, в Санаксарском монастыре. Южные старцы подвизались в Киево — Печерской Лавре, Почаевской Лавре, Глинской пустыни Курской епархии.

Старчество в этих монастырях в основном произросло от одного корня — от общины прп. Паисия (Величковского). Этот подвижник в конце XVII столетия, обнаружив оскудение благочестия, упадок внутренней духовной жизни на Руси, отправился искать себе учителя в «монашеское Царство» на Святую Гору Афон. И там он нашел бесценное сокровище — древние рукописи подвижников. С этими рукописями он вернулся на родину — в Молдовлахию, и вместе с учениками переводил их не одно десятилетие на русский язык. Община прп. Паисия не была собранием «книжников» — все, что они читали в книгах, они исполняли на деле. Потому из этой общины произросло мощное древо старчества XVII-XX столетий. Во всех тех монастырях, где процвело это «благое сеяние», мы обнаруживаем, что зачинателем его был кто- либо из учеников прп. Паисия (Величковского). Таким образом хранилась традиция, идущая от святоотеческих писаний, переведенных и исполненных на деле отцом русского старчества.

Прекрасная характеристика особенности «Паисиева направления русского старчества» и его отличия от старчества древнего и византийского дана была в начале XX столетия профессором В. Экземплярским:

«Остановлюсь лишь на одной стороне русского старчества, которою оно очень резко отличается от древневосточного. Наше русское старчество последнего столетия, как я сказал, есть детище афонского монашества, которое, в свою очередь, получило старчество в наследие от древневосточной Церкви. А между тем, наше старчество едва ли не с первых дней своего появления в России вступило на самостоятельный и новый путь и явилось не столько монашеским, сколько народным. Достоевский популяризировал идею старчества и очень удачно отметил этот его характер, несомненно, на основании своих оптинских впечатлений. Сам Паисий (Величковский) был старец древневосточного типа: келия, учение, занятия и ученики из новоначальных иноков — вот его духовное делание. Оптина пустынь — другое дело. Ес старцы — отцы и советчики для всего русского народа и только в очень ограниченной мере — для иночествующих. Теперь мне трудно себе представить монастырь без старцев. Бывают и при этих старцах послушники, но центром их духовной работы являются так называемые богомольцы. Поэтому когда на какого-либо из иноков возлагается послушание быть старцем, то, сколько мне лично известно, прежде всего имеется в виду это умение, духовный дар религиозно говорить с народом, удовлетворять по возможности всем запросам народной души, и, кажется, неизбежно оказывалось, что монашествующие в этом случае отступили как бы на второй план. Всероссийскую известность Оптиной пустыни создали ее старцы, а между тем и Леонид, и Макарий, и Амвросий много видели горького и со стороны своих монастырских собратьев, и со стороны калужской епархиальной власти. Так, например, Амвросий не выдержал этого духовного гнета и удалился в последние дни своей жизни в Шамордино, а Леонид, со своим удивительно ярким и всегда самобытным словом убеждения, доказывал, что доля старца быть на служении всему человечеству. Конечно, принимали мирян и Антоний Великий, и другие великие старцы, но то было внешнее и как бы случайное в их делании, да и немногие могли отважиться на подвиг достигнуть внутренней Египетской пустыни. Авву окружали и посещали прежде всего иночествующие братья. А в Оптиной пустыни целые корпуса построили для приезжающих к старцам мирян, и старцы от зари до зари принимали их, отдавая лишь вечера своей братии.

И, обыкновенно, часто здесь не было никакой обиды. Напротив, братия гордилась своим старцем и радовалась наплыву богомольцев.

И самые решительные архиереи никогда не выходили победителями из борьбы со старчеством, собственно с его широким уклоном. Очевидно, что и здесь дело было не так просто, как могло показаться на первый взгляд, и корни нового типа старчества находятся в глубине нашей религиозной жизни. Мне кажется, что если бы кто-либо из древних аскетов пришел взглянуть на нашего современного старца, то он решительно отказался бы видеть в старце нашем монастырского авву, да и в самой обители христианский монастырь.

Однако при всем этом новое понимание задач старческого устроения входит в плоть и кровь наших монастырей, и притом не худших, а лучших, являющихся центрами религиозной жизни для всей области. Но мне думается, что в нашем старчестве нашла свое отражение особенная религиозная стихия русских монастырей. Есть великая религиозная и правда, и поэзия в византийском типе монастыря. Это, прежде всего, совершенная обособленность его представителей и самих иноческих общежитий от мира. Конечно, с течением времени, главным образом под ударами арабов, монастыри вынуждены были перекочевать в города. Но идеал оставался прежним, и, как бы ни смеялась над ним действительность, идеал этот воплощался в уставах и лучших представителях иночества. И если во многих ктиторских уставах волей-неволей приходилось приноравливаться к новым условиям жизни, то, во всяком случае, существа дела это не касалось, и принципиальная изолированность монастыря от мира выдерживалась строго.

<Византийская> монастырская культура ярко и самобытно выражала эту изолированность во всех направлениях. Иное дело в России. Религиозная правда и поэзия этой жизни не в такой изолированности. В нашей народной жизни монастыри имели значение не столько, быть может, оазисов христианской жизни, сколько ее центров для народного сознания, к которым тянулся народ во все времена и преимущественно в годы особенной тоски и печали. Наша монастырская культура, несомненно, до крайности бедна и убога по сравнению с Византией. Но зато тип русского монаха-народолюбца есть наш исторический тип. Много ли это, мало ли — судить не берусь, даже не знаю, не есть ли это некоторое понижение строго монашеского типа жизни. Но все же, если чем мы можем гордиться, так только тем значением, какое имели наши монастыри в народной жизни. Не создали мы ни своих уставов, ни одного поэтического цельного богослужебного чина, но мы подарили миру великие сердца. Для русского народа прямо было бы непонятно, если бы его не пустили в монастырь, а он любил монастыри прежде всего как свои народные святыни. И старцы отвечали на эту народную любовь. Когда, например, Леонид Оптинский говорит, что он ничего более не желал бы, как возможности сидеть тихонько в своей келии, но только жалость к народу заставляла его вечно быть на людях, то он точно выражает настроение и всех других старцев. И если вы сравните изречения древних отцов в патериках с изречениями наших наиболее известных старцев, перечитаете их письма, то вы сразу увидите эту разницу между древним аввой и нашими старцами. Общее у них — совершенная самоотреченная любовь, но, в то время как древний аскет весь был овеян атмосферой своего спасения и переживаний сердцем только мистических настроений, наши старцы имели гораздо больший кругозор, говорили и писали о духовной жизни в условиях обыкновенного русского мирского быта. Как смотреть на это различие? Лично я считаю его настолько существенным, что в наших русских монастырских старцах вижу, в известном смысле слова, восполняющих дела древневосточного аввы, но не замещающих его. Поэтому в отношении наших монастырей мне казалось бы желательным, чтобы в них процветали параллельно оба вида старчества, то есть и специальное руководство на пути иноческой жизни, и умудренные опытом жизни старцы-подвижники, могущие быть яркими светочами на пути искания народом нашим религиозной правды. Конечно, в настоящем случае все же было бы несправедливо усвоять старцу и отношению его к посетителям то значение, какое усвоялось древней Церковью старцу в его отношении к ученикам. И нельзя закрывать глаза на тот опасный уклон, который теперь очень нередко принимает старческое руководство в отношении мирян, обращающихся к старцу за разрешением всевозможных вопросов своей жизни и своего быта. Соблазн такого расширения сферы своего влияния, как показывает опыт наших дней, очень велик даже для достойнейших старцев. Но такой выход за границы собственно духовно-религиозной жизни не имеет никакого оправдания во вселенских традициях старческого устроения и едва ли в каком-либо отношении может оказаться полезным для Церкви. Конечно, каждый человек имеет право высказывать свои суждения и давать советы по любым вопросам, но не вправе претендовать на религиозную авторитетность. Итак, я полагаю, что русское старчество — это новый вид монастырского послушания в деле служения Церкви народу. Едва ли после этого надо говорить о том, что и русское старчество, как и древневосточное, неотделимо от монастырского жительства. О старчестве же вне монастырей другого ничего нельзя сказать, как только то, что это просто религиозно-коммерческое предприятие, ничего общего не имеющее ни со старчеством, ни с Православием вообще. Старцы в миру, думаю, без исключения все — это опасные для Церкви авантюристы, которые, конечно, могут эксплуатировать народную темноту и интеллигентскую нервную издерганность, но которые перед судом церковной совести всегда являются самозванцами и заслуживают, безусловно, церковного осуждения.⁹ Что же касается возрождения старчества в наших монастырях, то, конечно, можно только горячо приветствовать это возрождение, равно как и принять религиозно-новый тип старчества. Общий завет церковно-монастырской древности определенно говорит, что иноческий путь ведет к совершенной любви, обнимающей всех людей и даже весь мир. Пусть потоки этой любви свободно изливаются и в народную душу; нельзя только забывать, что такая совершенная любовь есть не общий удел, но лишь совершеннейших иноков. А в отношении таких людей излишни были бы и какие-либо инструкции, и правила. Здесь сфера того религиозно-мистического делания, которая, конечно, всегда соединяется с известным риском, но без которого нет и подлинно церковного, а еще частнее — монашеского творчества».¹⁰

Завершим же этот краткий обзор основных вех истории старчества на Руси, принадлежащий профессору Экземплярскому, указанием на статистические данные.

Данный в приложении к «Истории русской Церкви» графа Михаила Толстого «Хронологический список русских святых»¹¹ доказывает, как велика была у русского народа жажда святости, как много святых рождала Русская земля во все времена. Но большая часть из прославленных Церковью святых воспитывалась именно в монастырях под благословенным окормлением старцев.

Современный ученый профессор Г. М. Прохоров на основе названного «Хронологического списка» составил «кривую подъемов и спадов» святости на Руси. И сделал потрясающее открытие — процветание святости было неразрывно связано с процветанием или духовным возрождением народа в целом, «снижение святости» (количественное) напрямую связано с упадком нравственности народа в целом. И недаром в прежние века в монастыри шли тысячами (перед революцией в России было более тысячи обителей, и число насельников в некоторых из них достигало нескольких сотен), а теперь «днем с огнем» не отыщешь человека, особенно мужского пола, который готов посвятить себя монашескому житию.

Но кончает Г. М. Прохоров свой «статистический обзор» оптимистически: «Я думаю, что литература, романы, которыми зачитывались наши бабушки и родители, на какое-то время уйдет или встанет на второй план. А вот жития святых, реальная история — обращение нашей страны к Вечности, выйдут на первый. Это же измерение, или координата в наших душах также есть, только там осталось вытоптанное поле. Нам надо его снова культивировать. И не поддаваться на соблазны всяких сектантов. Мы обладаем богатой духовной культурой, порой этого даже не осознавая.

Думаю, то, в чем в первую очередь нуждаются наши люди, родные, друзья и соседи — это возделывание своего внутреннего пространства. И это, по сути дела — наша духовная экология».¹²

Хотя тут можно вспомнить и печальный факт: на вопрос «Почему сейчас нет старцев?» (или не так много их, как было прежде) опытные духовно люди отвечают: «Потому что нет у них настоящих учеников».

Потому что мы по-настоящему не стремимся к тому, чтобы хранить и обретать традиции духовной жизни.

Часть вторая. Центры старческого служения в России

Саров и Оптина пустынь

В дореволюционной России было около тысячи монастырей, все они молитвенно служили делу спасения народа, но были среди них такие, при одном упоминании которых сердце каждого православного христианина исполняется чувством благоговения и тихой радости. И в первую очередь это относится к Сарову и Оптиной — может быть, потому, что с ними связаны предсказания о духовном возрождении России, которые во многом сбылись.

Саров и Оптина были центрами, откуда мы черпаем опыт духовной жизни, их наименования накрепко связаны в наших сердцах, но, пожалуй, еще никем не было замечено, что существовала между ними не только связь в духе, но и связь реально-историческая. Об этом мы коротко расскажем в данной главке.

В 1805 году в Саровскую обитель приходят из Москвы два родных брата — Тимофей и Иона Путиловы. В монастыре они проходят различные послушания: в поварне, в трапезной, в храме. Старший из них — Тимофей — становится келейником и духовным сыном больного игумена, старца Исайи. Келья строителя Исайи стала для послушника Тимофея местом незабываемых встреч с преподобным Серафимом, который тоже был духовным сыном старца. За шесть лет послушничества в Сарове были положены основы монашеской науки жизни, устроителем которой отец Моисей (Путилов) станет потом в Оптиной пустыни, игуменствуя в ней 43 года.

Немногое сохранилось из бесед преподобного Серафима с будущим игуменом Оптиной, но и того, что мы знаем, достаточно, чтобы свидетельствовать, что речь между ними шла прежде всего о «внутреннем христианстве», о стяжании благодати Духа Святого (недаром одним из постоянных пожеланий отца Моисея в письмах будет: «Возмогай о благодати Христовой!»). Преподобный Серафим учил новоначального послушника творить непрестанно молитву Иисусову и во время службы — для того чтобы собрать внимание на богослужебных молитвах и войти в их смысл. Вероятно, именно тогда преподобный заповедал Тимофею молиться мытаревой молитвой, которой тысячу дней и ночей он взывал ко Господу. Это было в 1805 году, когда после нападения разбойников, прожив пять месяцев в монастыре, преподобный вернулся в пустыньку, или же в 1807 году, когда преподобный вернулся в обитель на похороны духовного отца — игумена Исайи, а потом принял подвиг молчальничества и затвора. Отец Моисей, уже перейдя из Сарова в рославлевские леса, в 1814 году советовал своему младшему брату Александру, будущему скитоначальнику оптинскому — игумену Антонию, молиться мытаревой молитвой, а в конце жизни говаривал, что много у него было молитвенных правил, а теперь он опять вернулся к одному: «Боже, милостив буди мне, грешному...»

Тимофею Путилову суждено было покинуть Саров в 1811 году, еще задолго до преставления преподобного Серафима, но младший его брат Иона не только остался в Сарове до конца своих дней, но и стал в 1822 году казначеем монастыря, а в 1842 году — игуменом. Известно, что у преподобного были нелегкие отношения с братией: не все понимали его подвиг старчества и окормления Дивеевских сестер. Иона (Путилов) был одним из немногих, кто держал сторону преподобного Серафима во всех спорах, и это, несомненно, было результатом духов- ной близости через общего духовного отца — строителя Исайю. Иона (Путилов) из любви к нему принял его имя, подражал его жизни и завещал похоронить себя рядом с ним, что впоследствии и было исполнено.

Отец Иона (Путилов), без сомнения, писал своему старшему брату архимандриту Моисею в Оптину о подвигах и поучениях преподобного (например, об особых поучениях настоятелю монастыря, о которых сказано в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря»). Письма эти не сохранились, но о том, что в Оптиной знали и почитали преподобного Серафима, свидетельствует такой факт: сразу после его кончины в одном из храмов Оптиной был устроен уголок с его личными вещами (мантия, епитрахиль, книги — все это видно на сохранившейся в Оптиной фотографии этого памятного серафимовского уголка). На каждой панихиде поминалось имя «отца нашего приснопамятного иеромонаха Серафима».

Так именно в Оптиной было положено начало прославлению преподобного.

Таким образом, и старчество оптинское, которое возникло и процвело в обители в лице старцев Льва, Макария, Амвросия, Иосифа, Анатолия при настоятельстве архимандрита Моисея (Путилова), незримыми нитями связано с Саровом. Именно отец Моисей защитил оптинское старчество от непонимания, клеветы, подозрения и гонений, потому что еще в ранней юности получил уроки благодатного общения и хранил память об этом всю жизнь.

В современной Оптиной, воскресающей сейчас во исполнение пророчеств о ней, зримо явлена духовная связь великих православных обителей. Одним из первых даров, который приняла Оптина в еще недостроенный после разорения Введенский храм, была икона преподобного Серафима, написанная отцом Зиноном псково-печерским. Другой дар в Оптину — Казанская икона Божьей Матери, явившая в 1988 году чудо мироточения, знаменует единое покровительство: именно Казанский собор строился в Дивееве по благословению преподобного Серафима. И, наконец, уже совсем в недавнее время, к столетию со дня преставления преподобного Амвросия (23 октября 1991 года), на святых вратах Иоанно-Предтеченского скита Оптиной пустыни рядом появились изображения преподобных Сергия, Серафима и Амвросия — как знамение неразрывности единой «золотой цепи» русской святости, освящающей путь и нам в наше мятущееся время.

Собор оптинских старцев

«В Оптину за опытом», — говорили раньше в народе о паломничествах в эту обитель Калужской губернии. Советы, исходящие из благодатного опыта духовной, да и практической жизни оптинских старцев, получали люди разных званий, в том числе и великие русские писатели, общественные деятели. Монастырь в XIX-XX веках возрастил лествицу старчества, которая возводила целые поколения русских людей в Царство Небесное. Отличительной чертой старчества Оптиной пустыни было то, что оно составляло жизненный нерв общего строя обители. Старец здесь стоял не одиноко, неизолированно от внутреннего строя обители, но во главе его; без его совета в обители не предпринималось ничего сколь-нибудь важного; пользуясь общим уважением, он духовно объединял все лучшие силы обители.

Оптинские старцы, связанные союзом любви, были разные, каждого из них можно просить о чем-то особом.

Старец Лев — богатырь духовный, нелицеприятный, иногда даже резкий в слове и юродствующий.

Старец Макарий — сохранивший и в старческом служении особую деликатность, скромность характера, привлекшие в Оптину писателей.

Старец Амвросий — под шутливостью скрывавший великие духовные дарования, «столп старчества» Оптиной.

Старец Иосиф — в смирении и немногословии таивший Божии посещения и явления Божией Матери.

Старец Иларион — совмещавший одаренность в практической хозяйственной деятельности с духовной мудростью.

Старец Анатолий I — делатель Иисусовой молитвы («один из тысячи такой» — говорили о нем) и страстотерпец.

Старец Варсонофий — умудренный долгой жизнью в миру, умевший видеть «знамения времени» и наставлять своих духовных чад в готовности «пострадать за веру даже до смерти».

Старец Анатолий II — любвеобильный батюшка, успокоивший тысячи душ в неустанном общении и утешении в годы революционного лихолетья.

Старец Нектарий — в юродство облекавший свою прозорливость и рассуждения.

Старец Никон — исповедник веры, выросший в меру старца в тридцатилетием возрасте.

Старец Исаакий — последний настоятель, новомученик.

В Собор входят еще два настоятеля и скитоначальник, на которых зиждилось древо старчества в течение столетия: старец Моисей, старец Антоний, старец Исаакий I.

Православный народ всегда чувствовал соборность оптинского благочестия, недаром одна из любимых молитв, которая долго переписывалась верующими от руки, а теперь уже неоднократно издана, названа «Молитвой оптинских старцев», без определения авторства. И в этой молитве отразился особый «оптинский дух», который и сейчас жив в стенах обители. Прежде всего это отсутствие какого-либо показного благочестия, жизнерадостность в отношениях с людьми при спрятанности внутренних борений; это святая простота, нелюбовь к «высокому штилю», житейская опытность и всепокрывающая любовь, но при строгости к разрушителям Православия.

И еще одна черта, очень важная для нашего времени — «историческая жизнерадостность». Все старцы оптинские говорили и писали о грядущих бедствиях, их пророчества были очень конкретные, и многие из них уже сбылись, но тон пророчеств, общее настроение при разговорах об испытаниях и даже о конце времен непременно проникнуты упованием на милость Божию к верующим. Старцы верили в будущее духовное возрождение России и повторяли, что при любых скорбях надо помнить: «Любящим Господа все содействует ко благу» и «вообще всякое торжество зла над добром бывает только мнимое, временное», потому что «зло уже побеждено Самим Спасителем нашим Сыном Божиим Иисусом Христом».

Старцы на личном опыте и от знания многих судеб людских видели, как трудно стяжать упование на Бога в скорбях, поэтому в первую очередь просили у Спасителя именно этого дара: «Господи, дай мне вполне предаться воле Твоей святой. Господи, на всякий час этого дня во всем наставь и поддержи меня».

И сегодня Оптина по-прежнему созидает духовную судьбу России. Не случайно именно оптинские иноки стали одними из первых новомучеников уже в наши дни. Пасха 1993 года стала последней земной Пасхой для трех братий монастыря, убитых фанатиком-сатанистом.

Собор преподобных отцов Оптиной пустыни, прославленных Церковью летом 1996 года, — это особенное явление милости и благодати Божией. Оптинское старчество, подобно могучему дереву, дало много плодоносных ветвей. Оно стало училищем благочестия и веры для всех искренне ищущих спасения души.

И как завет звучат для каждого из нас слова преподобного старца Иосифа: «Не отбивайся от Оптиной. Верую в то, что каждый приходящий в Оптину пустынь в крайней своей потребности найдет удовлетворение милостию Божией и за молитвы великих отец наших... Они весьма многих и многих воспитали духовно для Небесного Отечества. Не перестают и теперь духовно воспитывать и призирать, особенно на тех, которые приходят в Оптину на поклонение их святым останкам».

Псково-печерское старчество

Общепризнанной исторической датой основания Псково-Печерского монастыря считается 1473 год, когда освящена была выкопанная в песчаном холме у ручья Каменца преподобным Ионой Успенская церковь. Летопись повествует и о многих чудесных событиях, в которых была явлена особая милость Божия к обители. Во все время существования обители в ней не гас огонь старческого служения. Все, кто приходил за духовным утешением и советом, находили таковые в беседах с великими молитвенниками.

Одним из таких светильников веры православной был преподобный иеросхимонах Лазарь, подвизавшийся затворником в конце XVIII — начале XIX веков.

При посещении Печерской обители семьей Государя Николая II последний имел духовную беседу с подвизавшимся тогда в монастыре старцем Феодосием.

Более 60 лет служил Богу и людям иеросхимонах Симеон (Желнин), духовно окормлявший не только монастырскую братию, но и многочисленных мирян, паломников, приходивших к нему за духовным советом. О его жизни выпущена отдельная книга, в которой читатель найдет множество свидетельств о чудесной молитвенной помощи старца. 1 апреля 2003 иеросхимонах Симеон был прославлен в лике святых. Схиархимандриты Агапий (Агапов), Пимен (Гавриленко) продолжили подвиг старческого служения в 60-е, 70-е годы.

После Великой Отечественной войны в Псково-Печерскую обитель приехали старцы с Валаама, перед войной перевезенные со святого острова в Финляндию, они были как бы духовным мостом, соединяющим старый Валаам и святую Печерскую обитель.

Мы не будем в этой книге писать подробно о каждом старце Псково-Печерского монастыря. Это уже сделано авторами- составителями прекрасной книги «У пещер Богом зданных» (М., 2000). Здесь же мы приведем только изречения боговдохновенных старцев, собранные в вышеназванной книге.

Изречения эти были записаны благодарными духовными чадами, для которых псково-печерские старцы в советское время были хранителями тысячелетней традиции русской святости.¹³

Некоторые из старцев вели свои «келейные записки» или дневники. Дневник схимонаха Николая-слепца (11 лет он прожил в Печерской обители, дольше, чем другие «валаамцы») среди этих записок занимает особое место, он посвящен таинственным явлениям из Горнего мира и свидетельствует о сокровенной духовной жизни старцев.

Приведем один рассказ — назидательный для каждого христианина. «Я шел по мытарствам, прошел их и вступил на первое небо. Народу было много, полнехонько: стоят веселые, все равные, не отличить мужчин от женщин. Одежда у всех кожаная, босые (тела в земле, а здесь только души). Первая партия шла, низко опустив головы и толкая ими передних на мытарства, а вторая шла через второе небо, чрез мытарства — терновые, то есть колючие камни, и надо было пройти через длинный и узкий мост. Я спрашиваю: “Отчего они так толкаются?” А мне отвечают: “Тут никто не говорит, нами руководит Архистратиг Михаил. Он посмотрит — и взгляд его проникает в душу, и мы сразу понимаем, что он нам говорит”. И вижу я, что все спокойно прошли в ту строну. Я спросил: “Чего они ждут?” Они ответили: “Распоряжения Архангела Михаила”. Я увидел, что впереди очередь большая, долго ждать: “Встану в средину, поближе к мосту, если выгонят — уйду”. Но мне дали место. Все пошли, и я был уже близ моста. Вдруг вижу, летит Архангел Михаил, высокий, плотный, с большими голубыми глазами. Посмотрел на меня. Я спрашиваю: “Это Архангел Михаил?” “Да, — говорят. — Он ведает до Второго Пришествия умершими душами и передает повеления Господа”. Архангел Михаил посмотрел на меня второй раз, и мне сказали: “Это он тебя зовет: у нас здесь не говорят, но взгляд входит в душу и ты все понимаешь”. “Как, — говорю, — я пойду босиком? Острые камни, больно ногам”. Говорят: “Господь помогает, отдохни немного и опять иди”. Так я дошел до длинного и узкого моста, по бокам которого — глубокая черная пропасть. “Как, — говорю, — перейду? Упаду, и вы меня не найдете”. “Ничего, — говорят, — иди, Господь поможет”. Я пошел. Архангел Михаил тихо летел рядом, и я перешел через мост на второе небо. Там народу, душ — видимо-невидимо, и все равные. Приказано идти дальше на третье небо. Когда мы перешли второе небо, Архангел Михаил остановился, встретил меня и сказал: “Здравствуй, батюшка”. Я ответил: “Здравствуй, голубчик”. Архангел Михаил посмотрел на меня, и я понял, что здесь все равны, и всех надо звать “голубчиком”. Затем Архангел Михаил завернул по мосту в другую сторону, и я пошел за ним. Проходит мост на третье небо. Дойдя до половины, Архангел скрылся, и я проснулся.

Понял я, что этот сон дан мне для утверждения и крепости стойко стоять за правильную веру. Так я после этого укрепился, что ничего мне не надо, кроме молитвы и слез. Душа рвется на небо, но Господь еще не берет, а я должен всем говорить, чтобы поднялись и молились Божией Матери, а Она всех спасет».¹⁴

Особо почитался среди «выходцев с Валаама» старец Михаил. Его поучения мы тоже приведем в этой главке.

О посте и чистоте. «А я смотрю так на пост — это воздержание, а не изнурение себя. Главное в посте — это сердце сокрушенное, с искренним покаянием и смирением: “Сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит” (Пс. 50, 19). Надо тебе работать, живешь ты в миру, нужны силы — не лакомься, не услаждайся, не позволяй себе излишеств, а если по необходимости придется тебе съесть в посту и яйцо или молоко, Господь не взыщет, не вменит в грех... Какой бы ни соблюдала пост, даже самый строгий, если без истинного покаяния, то Господь не приемлет его. Такой пост не приведет ни к спасению, ни к утешению. Главное — внутри очищай сердце».¹⁵

«Буквари» или фарисейство. «Ты спрашиваешь об уставе, а знаешь ли, что устав родился от молитвы? И сам устав весь должен быть молитвой. А если не так и будете только “букварями”, хоть все правила (молитвенные) вычитывай, сколько их ни есть, и сколько ни хвались ими, они будут не на пользу душе, а даже на осуждение, если нет в них сердца сокрушенного и смиренного». «А вот вам устав — заповеди блаженства знаете? Возьмите первую заповедь (о любви к Богу и ближнему. — Авт.), начинайте ее исполнять, трудитесь над ней — вот вам и устав! Все добродетели и уставы — ничто без этой заповеди. Это у Лествичника читали ведь? А если и все службы выстаивать будете, а внутри не будете очищаться, то будете мнимо праведны, как фарисеи. И устав, и чтение — сами должны быть молитвою. От молитвы родился устав и чин, и должен он быть внутренним, а не внешним. Готовиться надо к нему постепенно, со ступени на ступень восходить, а не сразу браться за высокое, труд и труд нужен повседневный».¹⁶

О дарах и грузах. «Жизнь наша — это море, по которому надо плыть в своей лодке. Одни плывут ровно, благополучно — не перегруженные. Другие — с волнением и опасностью, сильно перегруженные.

Если ты принимаешь дары, ты обязываешься принять на себя и часть долгов человека. Какие это долги? Не вещественные, нет, а это — грехи. Должна молиться о прощении грехов, как о своих — все с тебя взыщется. Принимать можно только в случае крайней необходимости — не иначе, никакого лишнего груза не прибавляй к своим грехам. Едва ли кто сможет одолеть и снести тяжесть груза своего и чужих еще грехов в житейскую бурю. Безопаснее переплывать в своей лодке — не взяв чужих грехов со своими».¹⁷

Завершим наши выписки безымянными старческими наставлениями из «Печерской тетради»:

«Три подвига особенно приятны Богу: 1. когда человек, впадая в скорбь и подвергаясь другим искушениям, принимает их с благодарением; 2. когда кто старается, чтобы все дела его были сокровенны от людей и чисты перед Богом и не имели суетных побуждений; 3. когда кто пребывает в послушании духовному отцу и отказывается от всех своих желаний.

Третий получает один лишний венец (награду. — Ред.) против прочих».

Почитать священников нужно больше, чем родителей. «“Знаете ли вы, — спрашивает Иоанн Златоуст, — кто есть священник?” И отвечает: “Ангел Господень, а посему и почитать пастырей должно больше, чем родителей, ибо они — служители Христа на земле, и кто почитает их, тот почитает Христа».

Почитай Церковь — и Бог почтит тебя.

Все человечество имеет нужду в наставлении Церкви. Люби Священное Писание — и тебя полюбит мудрость.

Слово Божие — хлеб ангельский.

Новый Завет важнее всех наук и знаний: он учит нас важнейшему из всех искусств — благочестию».

О чтении Божественных книг. «Хорошо читать и слушать Божественное, лучше — взаимное собеседование, а еще лучше — слова опытнейшего. Плодоноснее — слово Божие, а за ним — святоотческие писания и жития святых. Жития святых лучше для начинающих, писания отеческие — для средних, Божие слово — для совершенных. Пред чтением упразднить душу от всего — обратиться молитвенно к Богу. Читаемое следить со вниманием и складывать в сердце. Что не дошло до сердца, на том стой, пока не дойдет. Читать должно весьма медленно. Прекратить чтение, когда не хочет душа уже чтением питаться — сыта значит. Если поразит душу какое-то место, стой на нем и читай более. Лучшее время для чтения слова Божия — утро, житий святых — после обеда, творений святых отцов — незадолго перед сном. Есть такие тексты Священного Писания, которые возгревают дух, действуют на сердце и вызывают умиление и слезы. Посему такие места надо выписывать и хранить — на случай нужды — для возбуждения духа.

Что сам знаешь, передай другим; чего сам не знаешь, от других возьми».

«Нужно заставлять себя (хотя и не хочется) к молитве и ко всему доброму. Для принятия Святого Духа необходимо изнурять тело (через пост, молитву, земные поклоны и другие подвиги): дай плоть и прими Дух.

Большая награда от Господа, когда человек молится, преодолевая лень или сон.

Пресвятую Богородицу с каждым своим дыханием призывайте: на каждый свой вздох, что вздохнули, то в уме и вообразите молитву к Ней. Кто с Пресвятой Богородицей беседует — токмо и за то великое воздаяние будет.

Молись за умерших, чтобы и они, когда будут в блаженной жизни, молились за тебя.

Ежедневно утром, встав от сна, прежде нежели приняться за работу, займись молитвою и словом Божиим.

Утренняя молитва для человека то же, что роса для растений. Молитва ночная, как солнце, освещает все дневные дела. Сколько раз тебе проснуться и случится ночью, каждый раз обращайся к Богу с молитвою.

Зло пристает к нам, как заразная болезнь. Если будешь часто общаться с болтуном, с клеветником, с миролюбцем, то и сам незаметно впадешь в те же пороки, и наоборот.

Если вспомнишь о ком-нибудь, сделавшем тебе зло, то встань и помолись от всего сердца Богу, чтобы Бог простил сделавшему зло, и помысл мести отступит от тебя».¹⁸

В этой главе я сделала ссылки на публикации поучений старцев, но хочу тут вспомнить тех, кто передал мне их еще до того момента, как они были напечатаны. Мои названные бабушки все ездили в Печоры, духовно окормлялись у старцев, переписывали их поучения, и по наследству их тетрадочки достались мне. И чем больше времени проходит, тем драгоценнее для меня становятся простые «общие тетради» с желтеющими страничками. И часто слова старцев, написанные (или переписанные) «старинным благородным почерком», трогают больше, чем те же самые слова, напечатанные в книге.

Низким вам поклон, мои дорогие бабушки — почитательницы и настоящие ученицы старцев!

Старчество Зосимовой пустыни

Божиим Промыслом было предуготовано некоторым монастырям быть «цветниками и рассадниками старчества». Почти тысяча монастырей насчитывалась по всей стране до революционной катастрофы, а тс, которые были известны всему православному люду как обители «мужей совета», можно перечислить по пальцам. Были и другие обители, прославленные подвижниками, но старчество не было в них преемственной традицией, а процветало изредка. Свято-Смоленско-Зосимову пустынь издавна называли «северной Оптиной» по тем дарам благодати, которыми обладали ее старцы. Наиболее известен основатель монастыря — преподобный Зосима, который поселился в здешних местах в конце XVII века и обладал даром прозорливости, чудотворения. За советами и наставлениями шли к старцу не только простолюдины, но и царственные особы, в том числе и Императрица Елизавета Петровна.

Зосимова пустынь прославлена прежде всего двумя старцами: прп. Германом и прп. Алексием, учителем и учеником. Я расскажу о последнем, потому что именно он был избран из всех подвизавшихся в то время на Руси старцев вынимать жребий патриаршества в 1918 году.

Святые отцы учат нас, что самый верный и самый короткий путь, ведущий нас к Богу, — это путь страдания. Об этом же говорил старец Алексий своим духовным чадам. «Нет ничего удивительного, что ты страдаешь, это нужно, чтобы понять страдания других. Терпи; Христос, будучи безгрешным, терпел поношения от твари, а ты кто, чтобы не страдать? Знаешь ли, что душа очищается страданием? Знаешь ли, что Христос помнит тебя, если Он посещает тебя скорбями? Избрать путь жизни самой труднее всего. При вступлении в жизнь нужно молить Господа, чтобы Он управил твой путь. Он, Всевышний, всякому дает крест сообразно со склонностями человеческого сердца. Кто тебе сказал, что Господь наказывает людей за грехи, как принято у нас часто говорить при виде ближнего, впавшего в какую-либо беду или болезнь? Нет, пути Господни неисповедимы. Нам, грешным, не надо знать, почему Всесильный Христос часто допускает непостижимые для человеческого ума как бы несправедливости. Он знает, что Он делает и для чего. Ученики Христовы никогда не думали, что Христос даст им счастье, в смысле земного благополучия. Они были счастливы лишь духовным общением со Сладчайшим своим Учителем. Ведь Иисус явился в мир для того, чтобы Своей жизнью утвердить Своих последователей в мысли, что земная жизнь есть непрестанный подвиг. Христос мог избежать Своего страдания, однако Он Сам добровольно пошел на Крест. Бог любит особенно тех, кто добровольно идет на страдания Христа ради».¹⁹

Вся жизнь старца Алексия была страданием — страданием за людей, добровольно на себя взятым.

Внешне в его жизни не было никаких особенных событий — с детства Федор Соловьев был благочестив, воспитывался в многодетной священнической семье, принадлежал к не прерывавшемуся священническому роду. Рано потерял мать. Окончил духовное училище. Потом семинарию, стал диаконом в церкви Николы-на-Толмачах в Москве. Рано овдовел, но не ушел сразу же после этого в монастырь, пока не вырастил сына. Как только сын закончил учебу, в 1898 году был пострижен игуменом Зосимовой Смоленской пустыни Германом во иеромонаха с именем Алексий.²⁰

В монастыре проходил разные послушания — на клиросе, в проповедничестве, учительстве в монастырской школе.

Вот так — внешне ничего особенного. Но уже в первые годы в монастыре потянулся народ к отцу Алексию на исповедь и за советом — и признал в нем старца. После того как отошел в 1906 году ко Господу прп. Варнава Гефсиманский, многие из его духовных чад перешли к отцу Алексию. И теперь у его хибарки, как некогда у хибарки «старца-утешителя» Варнавы, целыми днями стояли народные толпы: государственные деятели, митрополиты, епископы, архимандриты, священники, студенты Академии и семинарии, военные, врачи, чиновники, учителя, рабочие, крестьяне — все тянулись к батюшке, как к свету. Представители всех сословий, всех возрастов, семейные и одинокие, больные и здоровые, ближние и дальние, грешные и благочестивые, верующие и сомневающиеся искали беседы и исповеди у старца. Отчего это происходило? Ответ на этот вопрос мы находим в поучениях батюшки.

«Всех, всех Христос пришел спасти, — повторял не раз старец, когда я выражала ему скорбь за знакомых, не верующих в Бога людей. — Так и помни, что ты сама только потому веруешь в Бога, что вера тебе Им дана, ведь вера — дар Божий. Нельзя никого судить за то, что он не может верить в Бога, так как это зачастую бывает промыслительно. Христос может сделать чудо мгновенно. Он может в один миг сделать из гонителя ревнителя. Апостол Павел из величайшего из гонителей сделался ревностнейшим проповедником Христовой истины. Но велико дело исповедничества Христовой истины, кому это, конечно, дано. Всяк убо иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, Иже на небесех (Мф. 10, 32). Есть два вида мученичества. Мученичество явное, открытое — это когда физически мучают человека, распинают, четвертуют, вообще подвергают каким-либо физическим истязаниям за имя Христово; это наши первые мученики. А сегодня мученики те, которые добровольно распинают свою плоть со всеми ее страсть- ми и похотьми».²¹

Отец Алексий физически был очень больным человеком, у него было больное сердце, больные ноги — и он безвыходно по многу часов принимал народ. Это было настоящее самораспинание. При этом он, по воспоминаниям знавших его, страшно переживал. Волновался, сострадал каждому горю и немощи человеческой.

«Знаешь ли ты, — поучал старец, — что люди оттого только и страдают, что не понимают истинного самоотречения во имя Распятого нас ради. Помни, где горе, беда, ты должна быть первой. Много слез сокрушенного сердца проливает человек, чтобы сделаться способным утешать других о Господе. Нужно идти туда, где туга душевная так мучает человека, что он склоняется на самоубийство. Это нелегкий подвиг, граничащий с истинным распятием собственной греховности, ибо только тот может уврачевать отчаявшегося, кто сам, силой своего духа, сможет взять на себя его душевное страдание».²²

Здоровье старца, берущего на себя страдания сотен людей, все ухудшалось, но он не переставал принимать народ. В 1914 году, в ночь на первый день Пасхи, когда старец готовился служить литургию, у него случился сильный сердечный приступ. Такое бывало и раньше, но с тех пор приступы стали повторяться чаще. Старец заметно сдал, осунулся, сгорбился. Почти постоянно он чувствовал головокружение и головные боли. Достаточно было ему немного поволноваться, чтобы появились перебои в сердцебиении. Летом 1915 года он был на грани смерти. Тогда было принято решение об уходе в затвор.

Отныне его будут называть «старец Алексий — зосимовский затворник».

В 1917 году он впервые вышел из затвора — прибыл в Успенский храм Кремля, чтобы вынуть жребий Патриарха. 30 октября (12 ноября) 1917 года на Поместном Соборе были избраны три кандидата в Патриархи: архиепископ Харьковский Антоний, архиепископ Новгородский Арсений и митрополит Московский Тихон. Избрание Патриарха должно было решиться жребием. Вынуть жребий от Владимирской иконы Божией Матери поручили иеромонаху Алексию.

Старец по возращении из Москвы пережил личное горе — был убит митрополит Киевский Владимир, который был его духовным другом. Надвигалась на страну ночь богоборчества. 28 февраля 1919 года иеромонах Алексий был пострижен в схиму и умножил молитву за погибающий в междоусобии народ.

В последние годы он вышел из затвора и стал опять принимать народ до закрытия Зосимовой пустыни в 1923 году.

О том, что он значил для материально и духовно обездоленных революцией людей, мы узнаем на примере В. Д. Пришвиной. Приведем отрывок из ее недавно опубликованных воспоминаний:

«В одном из коридоров встретил меня монах-гостинник. Его равнодушно-зоркий глаз, казалось, ничем нельзя было удивить. В то же время по обязанности своей он был обходителен и, ни о чем не спрашивая, определил меня в комнату с двумя кроватями, одна из которых уже была кем-то занята.

— Отдохни, отдохни, матушка, — ласково приговаривал он, глядя поверх моей головы и думая о чем-то своем. Я не сразу добилась, чтобы он услыхал мой вопрос, как попасть к старцу Алексию.

— Не попадешь, и не надейся, — недовольно замотал он головой, когда мои слова дошли наконец до его сознания. — Недугует он, того и гляди преставится. Сама увидишь, какая толпища к нему домогается. Послушник хорошо одного-двух пропустит. Недугует отец Алексий, и не надейся.

Я не огорчилась — таким равнодушием было сковано сердце.

... Внизу же у двери стоял могучий средних лет монах с широким и добродушным лицом, очень похожий на кучера. Он как бы держал в руках невидимые вожжи и управлял большой толпой женщин и мужчин простого народа, в которой тонула и я с таким же платочком на голове, завязанным под подбородком.

Все стояли в полном молчании и чего- то ожидали. Молчанье толпы было необычно и поражало. Монах осмотрел всех, остановился глазами на мне и поманил меня пальцем. Я не отнесла его жест к себе и не двигалась. Между тем все глаза обратились на меня, толпа послушно раздвинулась и без ропота вынесла меня вперед, слегка даже подталкивая. Монах молча указал мне на лестницу; взбежав по половичку наверх, я уже стояла перед входом в келью, робея: я готовилась встретить сурового и необычного человека — затворника.

— Но, но, — негромко, но ободрительно крикнул мне снизу послушник, — не стой — толкни дверь-то!

Я отворила дверь в довольно просторную комнату, убранную истертой мягкой мебелью и картинами духовного содержания, со множеством цветочных горшков у окон. Видно, хозяин любил цветы. В комнате было много солнца. Веселый деревенский половичок перебрался, как ни в чем не бывало, с лестницы через порог и продолжал свой путь по комнате. Я тоже сделала было по нему два шага и остановилась: из соседней комнаты навстречу мне шел старик в простом подряснике, с маленькой шапочкой-скуфьей на голове, из-под которой выбивались седые пряди. Он был высок, но сильно сгорблен, с невзрачным русским лицом, какие во множестве видала я у добродушных стариков из народа. Я, как было принято, поцеловала его благословляющую руку. Он спросил, не помню о чем — все это уже исчезло из памяти. Дело было не в словах. Было же что-то за этими забывшимися словами и в этом человеке, если от его прикосновения сразу все повернулось, как от легкого толчка поворачивается глобус на оси и открывается обратное полушарие. Так во мне совершился поворот, я увидала обратную сторону своей души и в горьких рыданиях бросилась на грудь к этому незнакомому человеку, как если бы передо мною был давно мне известный, родной, может быть, сам мой покойный отец!

Отец Алексий обнял меня за плечи крепким движеньем, посадил на диван, сел рядом и, так же крепко держа меня одною рукой, другой стал гладить по наклоненной голове. Когда я наконец подняла к нему свое мокрое лицо, я увидала, что он плачет вместе со мной крупными детскими обильными слезами. И я стала ему рассказывать обо всем, что лежало на сердце, что вязало совесть, что было пережито, что я любила и к чему стремилась. Я говорила, а он слушал серьезно, доверчиво, и только иногда вытирал рукой слезы, мешавшие глядеть на меня, этот старик, который за минуту до того не знал о моем существовании и с которым я сейчас расстанусь навсегда. Он слушал, а я говорила, пряча лицо на его груди, ощущая сладковатый запах его подрясника, старческого тела и еще чего-то священного, чем пахнут старинные вещи, книги, комнаты.

— Ну что же, деточка, — сказал он мне, когда я кончила свой рассказ. — Выйдешь замуж, встанете вы утром, самоварчик поставите, — продолжал он медленно, сам вглядываясь в меня. — Сядете вы за чаек рядом — вот-то славно будет? — закончил он с поразившей меня вопросительной интонацией.

— Нет, нет, только не это! — вырвалось у меня.

— Так что же, Церкви послужить хочешь? — строго спросил он у меня.

Но я молчала, я не могла еще тогда понять его “Церкви”, мне слова эти показались умалением моей жажды. Самое христианство, тем более “местное”, Православие, казалось мне тогда этапом мировой истории. Эта история раскрывалась перед моим наивным сознанием простым арифметическим рядом событий: одно, другое, третье. Противоречивость явлений земной жизни, их невместимость в обычное сознание еще не были мною тогда пережиты до конца. Я не доросла еще тогда до понимания, что такое единичное явление, как христианство, может перекрыть всю историю, что одна Личность может перекрыть всю массу людей, называемых человечеством. Я молчала, до пришвинского понимания мира мне было еще далеко.

Отец Алексий встал и начал передвигаться в соседнюю комнату, не выпуская моей руки, второй же рукой придерживаясь за мебель и стены. “Недугует батюшка, — вспомнила я гостинника, — преставится скоро”. Вторая комнатка была спальней, маленькая и почти пустая. Я заметила кровать, образ с лампадой и аналой перед ним с раскрытой книгой. “Стоя читает”, — подумала я. В углу громоздился нелепый комод. Отец Алексий с трудом выдвинул ящик, наклонился, долго что-то искал. Наконец поднялся. В руке он держал маленький деревянный образок св. Иоанна Предтечи.

— Вот тебе мое благословение на аскетическую жизнь, — сказал он и благословил меня этой иконой первого новозаветного пророка и подвижника (она у меня сохранилась).

Когда я спустилась во двор, толпа там не уменьшилась. Она снова молча меня пропустила, и я пошла, ничего вокруг не узнавая: и постройки, и поля, расстилавшиеся за воротами, и самое небо надо мной — все было новое, словно я перед тем спала, а теперь проснулась. Я с любопытством оглядывалась, но не этот внешний мир был главным в моем новом состоянии: главным была моя душевная легкость и свобода. Как жить дальше, было неясно, одно я сознавала: что жизнь моя только начинается, что слова отца Алексия — это был заброс удилища, а рыбы самой не видать — она плавает еще в далеких водах. Но одно было несомненно: от тягостного плена я была освобождена; и не надо было даже писать, я могла теперь сказать правду. Внутри меня стало теперь мягко и округло, исчезли углы, на которые с болью натыкалось прежде сердце. Я старательно обходила мыслью этот новый дивный мир моей души — только бы его ничем не нарушить».²³

После разгона монастыря старец Алексий с верным келейником отцом Макарием переехал в домик одной из духовных дочерей в Сергиев Посад. И здесь он жил в неосуждении всех и во всепрощении. «Не бойся той грязи, что видима в человеке. Значит, он спасен, когда вся грязь наружу, то есть когда духовная грязь в нем уже заметна. Этим он вполне искупает свое недостоинство. Нужно бояться той грязи, до которой трудно докопаться, — грязи, которая гнездится в тайниках нашего сердца, где никакая человеческая помощь не может заставить ее обнаружиться во всей ее закоснелости, где может помочь лишь десница Божия».²⁴

19 сентября 1928 года отец Алексий тихо скончался. Великая тишина проникает в душу у его могилки, и по смерти старец дарит нам свое утешение и мир душевный.

«Скорби — это ладья, на которой мы плывем в Небесное наше Отечество», — такое завещание оставил старец своим чадам духовным.

Глинская пустынь

Глинская и Оптина пустыни происходят непосредственно от единого корня — учеников и традиции прп. Паисия (Величковского), и особо выделены в определении Поместного Собора Русской Православной Церкви 1988 года при его канонизации, где сказано, что русская школа старчества, возрожденная прп. Паисием, «на протяжении всего XIX века и позднее приносила свои благодатные плоды на ниве спасения чад церковных в Глинской, Оптиной и в других монастырях и пустынях Русской Церкви».

Истоки глинского старчества восходят к преподобному Паисию (Величковскому), а также к святоотеческой вообще и афонской в частности традиции старчества.

В XX веке, в середине его, Глинская пустынь приобретает значение почти единственного духовного оазиса для всех верующих огромной страны. В этот период (1942-1961) глинское старчество, как и веком раньше оптинское, становится «народным», сохраняя подлинный монашеский дух.

Старцы глинские помогали людям в самое трудное — военное и послевоенное время. Старец Серафим (Амелин), старец Андроник (Лукаш), старец Серафим (Романцев) вырастили целое поколение духовников, от них традиция старчества протянулась в наше время. Даже после закрытия обители в 1961 году ее старцы продолжали нести свой подвиг окормления народа — большинство в Грузии и Абхазии, но также и в иных краях СССР, как, например, схиархимандрит Иоанн (Маслов) — преподаватель московских Духовных школ. Таким образом, глинская духовная традиция на протяжении всего XX века, столь сложного для Церкви, оставалась непрерывной.

Эту главку я хочу украсить рассказом одного из духовных чад глинских старцев, которого и самого некоторые почитатели справедливо называли мирским старцем — писателя Валерия Николаевича Лялина († 2010): «Глинская пустынь — какое прекрасное, отдающее чистым, тонким фарфоровым звоном словосочетание. Глинская — живое сердце православной монашеской жизни. В свое время она славилась не меньше Оптиной своими знаменитыми на всю Россию старцами. А когда враги Православия закрыли и разорили Оптину пустынь, Глинская пустынь еще девятнадцать лет несла миру свет Христовой правды.

Глинская стояла на рубеже России и Украины и числилась за Курской губернией, но рачением Никиты Хрущева с частью русских земель отошла в Сумскую губернию Украины.

Она возникла в XVI веке по милости Божией Матери, через чудотворный образ Ее Рождества, явленный в лесу на сосне. Вокруг этого образа и стала расти Глинская пустынь, в которой к концу XIX века было 5 храмов, 2 скита, 4 домовых церкви, 15 корпусов для насельников монастыря, 8 корпусов гостиницы для богомольцев, трапезная, прачечная, больница с аптекой и многочисленные хозяйственные постройки, в том числе 4 водяных мельницы и дом трудолюбия для сирот-мальчиков. Насельников в обители — более четырехсот. Это был мощный оплот Православия на южных рубежах России. После революции, сатанинской злобой безбожных властей, Глинская пустынь была буквально сметена с лица земли. Даже монастырское кладбище было уничтожено, кресты с могил повыдерганы. <...>

В 1942 году монастырь открылся вновь, немцы-оккупанты не препятствовали этому.

Опять собрались старцы во главе с игуменом, отцом Нектарием, который, живя вблизи, в надежде будущего открытия монастыря собирал иконы, книги, облачения. Надо было начинать все сызнова, создавать Глинскую пустынь — сиречь школу Христову, которая придерживалась строгого афонского устава. Вновь открытая обитель продержалась 19 лет — до 1961 года, когда новая волна государственной антицерковной политики опять захлестнула и смела этот славный оазис Православия.

Все 19 лет об обители ни разу не обмолвились в печати, и люди узнавали о ней друг от друга. И ехали, и шли туда за словом Божиим, за старческим наставлением, со всей России, и особенно из Москвы и Ленинграда. После первого закрытия обители мантийный монах отец Зиновий уехал в Абхазию, где прошел все степени духовного послушания в монастырях и приходах Сухумской епархии, вплоть до высокого сана митрополита Грузинской Патриархии. Вот к нему-то, под его митрополичий омофор, и стали собираться монахи-изгнанники Глинской пустыни. Их было немало, одни ушли в горные скиты Абхазии, другие рассеялись по приходам, но старцы держались около митрополита Зиновия в Тбилиси, дневали и ночевали при русском соборе во имя св. блгв. кн. Александра Невского. Они были очень почитаемы не только русскими, но и грузинами, люди нескончаемым потоком шли к ним за советом и утешением. Я знал некоторых из них, и особенно схиархимандрита Андроника (Лукаша)».²⁵

16 августа 2008 года Священный Синод Украинской Православной Церкви под председательством Блаженнейшего Владимира, митрополита Киевского и всея Украины, постановил причислить подвижников благочестия XIX-XX вв., которые подвизались в Рождества Пресвятой Богородицы Глинской пустыни, к лику местночтимых святых:

— игумена Филарета (Данилевского),

— схиархимандрита Илиодора (Голованицкого),

— схиархимандрита Иоанникия (Гомолко),

— схиархимандрита Серафима (Амелина),

— архимандрита Иннокентия (Степанова),

— иеросхимонаха Василия (Кишкина),

— иеросхимонаха Макария (Шарова),

— схимонаха Луки (Швеца),

— схимонаха Архипа (Шестакова),

— схимонаха Евфимия (Любимченко),

— монаха Феодота (Левченко),

— монаха Мартирия (Кириченко),

— монаха Досифея (Колченкова).

Таким образом, как и в Оптиной пустыни, мы можем молитвенно обращаться не только к отдельным подвижникам, но и ко всему Собору старцев. Определен и день почитания преподобных отцов Глинских — 22 сентября (или 9 сентября по старому стилю).

21 августа 2010 года к лику святых были причислены еще три подвижника: схимитрополит Серафим (митрополит Зиновий; Мажуга), схиархимандрит Серафим (Романцов), схиархимандрит Андроник (Лукаш).

Часть третья. Цвет старчества

XX век был ознаменован расцветом старчества в России. Так исполнилось речение: «Где умножается грех, там преизобилует благодать». Глумливое безбожие провозгласило грех нормой жизни, но Господь, чтобы спасти избранных, преизобильно излил Свою благодать на нашу землю, — в разных ее концах процвели подвижники- старцы, которые помогали людям выстоять под напором сил зла.

И теперь, в наше малоплодное время, поражает, как всего лишь 50-70 лет назад было много тех, кого народ православный безошибочно принимал как старцев, через которых открывается воля Божия.

В одной книге нет возможности даже кратко рассказать обо всех старцах XX столетия. Мы ограничились рассказом лишь о тех, кто широко известен и почитаем верующими, канонизирован Русской Православной Церковью. Но почти в каждом крае подвизались старцы и старицы, которые остались известными только местным жителям, что не умаляет их служения. Например, блаженные вырицкие Варвара и Наталья или блаженные ставропольские Георгий и Сергий, донецкий схиархимандрит Зосима (Сокур) или старица- слепица Антония из новгородского Внуто. Перечисление имен можно продолжить — воистину неиссякаемым был источник старческой благодати, и до сего времени питающий нас благодаря наставлениям подвижников, которые удалось записать и донести до людей через книги.

Пусть и наш рассказ послужит читателям во утешение и приобщение к благодати старчества.

Преподобный Варнава Гефсиманский

Дивное светлоплодовитое древо старчества процвело на Руси перед катастрофическим наступлением безбожного мятежа. По всем концам страны воздвиг Господь Своих усердных служителей, которые утешали, вразумляли, подготавливали народ к грядущим испытаниям. Одним таким центром старческого служения были скиты Троице-Сергиевой Лавры, и прежде всего Гефсиманский скит. Старческое служение здесь имело добрую преемственность от времени основания скита — в середине XIX столетия, когда здесь подвизались старец Филиппушка и его дети. Но особую славу принес «Гефсимании» в конце XIX и в начале XX века старец Варнава. Десятилетия его старческого служения привлекли в «Пещеры» (так назвали скит из-за устроенных под Черниговским храмом пещер с кельями и пещерной церковью) сотни тысяч православного люда разного звания. Благодать старческого служения передал преподобный Варнава своему великому духовному сыну — прп. Серафиму Вырицкому. Последний и обликом своим, и духом любви, и даром мудрого советования и целительства души и тела был во всем подобен своему учителю.

«Он жил во славу Божию» — эту надпись автор этих строк впервые прочитала на надгробной плите старца Варнавы, пробираясь в темноте со свечой по заброшенным и запущенным пещерам Гефсимании почти тридцать лет назад. Старец уже не лежал в то время под этой плитой — он был перезахоронен в советское время на городском кладбище. Но мы были свидетелями того, как кричали одержимые, приближаясь к черному мрамору с выбитым на нем именем прп. Варнавы, как не могли они приложиться к освященному надгробию. Старец продолжал служить людям и по успении своем, и его могилка на городском кладбище многие годы была местом усердных паломничеств верующих. Там впервые услышали мы слова пророчества прп. Варнавы: «Преследования против веры будут постоянно увеличиваться. Неслыханное доныне горе и мрак охватят всё и вся, и храмы будут закрыты. Но когда уже невмоготу будет терпеть, то наступит освобождение. И настанет время расцвета. Храмы опять начнут воздвигаться. Перед концом будет расцвет».²⁶

Тогда же — двадцать семь лет назад — в Гефсиманский скит водили уже экскурсии, и те, кто долгие годы хранил память о преподобном, впервые получили возможность рассказывать о нем людям. Этот рассказ запомнился на всю жизнь.

Имя Варнава означает «сын утешения» — таким утешителем, печальником многотысячной семьи народной и был прп. Варнава всю жизнь. Вступление его на стезю старческого служения необычно — он стал окормлять народ по данному ему благословению, сам еще будучи только послушником. Но не лета и положение внешнее определяют духовную зрелость человека — всей своей жизнью от детства приготовлялся Василий Ильич Меркулов к духовному служению людям.

Родился он в Тульской губернии 24 января 1831 года в крестьянской крепостной семье Меркуловых, которая потом была продана другому владельцу в село Нару Фоминскую под Москвой. Светская книжная образованность Василия была невелика, обучился же он в совершенстве ремеслу слесаря. Но главным от детства благодаря стараниям матери было образование сердца и общение с миром духовным. Житие старца изобилует рассказами о видениях из мира горнего, которые он имел в детстве и ранней юности.

Господу нужно не наше образование и блестящие успехи в миру, Ему нужно чистое сердце, на котором Он может писать «глаголы неизреченные». Только такое сердце может понять эти глаголы, услышать Божий призыв. Так произошло и с юным Василием, когда он с матерью приехал в Троице-Сергиеву Лавру. Вот как об этом вспоминал сам подвижник: «Однажды, по окончании службы в Троицком соборе, подошел я приложиться к мощам преподобного Сергия и, когда прикладывался, почувствовал великуюрадость на душе. То чувство было тогда для меня необъяснимо, но так сильно охватило меня всего, что я тут же, у раки угодника Божия, окончательно решил, если Богу угодно будет, поступить под кров его обители».²⁷

В 1851 году, в двадцатилетием возрасте, получив благословение от своего духовника старца Геронтия и от родителей, Василий Меркулов удалился в обитель прп. Сергия Радонежского. Вскоре он был определен на жительство в Гефсиманский скит и обрел там старца-духовника схимонаха Григория, затем в скит приехал и первый духовник юноши — старец Геронтий. Оба эти старца, почти одновременно отошедшие ко Господу, и дали своему послушнику пред кончиной завет — принимать людей на совет и быть для них старцем. Смутило и озадачило послушника Василия это двойное благословение, но вот что удивительно — никого из притекавших к нему богомольцев не смущало, что он даже пострига не имеет, как и священнического сана. Потому что, как сказано в житии, и в то время, когда он нес в скиту послушания слесаря, свечника, келейника, «все соприкасавшиеся с ним понимали, что в нем рождался будущий старец-подвижник». Еще при жизни старца Григория ему приходилось очень много общаться с людьми на келейном послушании, уже в это время запомнили богомольцы доброго, смиренного брата Василия, который никого не отпускал не утешенным из кельи старца. Поэтому естественным образом после кончины старца Григория те же люди потянулись к его послушнику. А вскоре и лаврское начальство утвердило благословение, данное послушнику Василию старцами. В 1872 году его официально утвердили в звании «народного духовника “Пещер” Гефсиманского скита», предварительно совершив над ним монашеский постриг с именем Варнава, рукоположение во диакона и сразу же во священника.

Должность духовника сделала отца Варнаву еще более известным среди богомольцев, и теперь с раннего утра до поздней ночи у дверей кельи его поджидал народ. «Старушка, издалека приехавшая на богомолье в “Троице-Сергию”, юноша-студент, ученый профессор, сановник, мастеровой, торговец, молоденькая девушка, монахини, дети — все шли к батюшке и находили у него удовлетворение своих духовных потребностей», — сказано в житии старца.²⁸

«Сыночек», «деточка», «доченька» — так обращался он ко всем приходившим к нему. И сам он был удивительным «сыночком» — его отношение к матери трогает до слез. Немало страниц жития посвящено тому, как он встречал и принимал свою мать в монастыре, еще до того, как постриг ее в великую схиму в построенной им женской Иверской обители. Приведем один из таких рассказов. Однажды мать старца Варнавы пришла к нему на праздник, когда в скиту собирается множество богомольцев. Сильно смущалась старушка-мать, когда отец Варнава представлял ее каким-либо почетным посетителям и говорил: «Это вот моя родительница...» Не смела она и глаз поднять, смущаясь своего убогого одеяния и важности посетителей.

— Кормилец, зачем ты всем говоришь, что я мать твоя? Боюсь я, как бы, глядя на мое убожество, они не стали бы и тобой пренебрегать.

Старец же, улыбаясь, отвечал ей:

— Ах, матушка, матушка! Зачем ты отказываешься от меня? Разве я не сын тебе? Твоим-то убожеством я и должен гордиться, что ты в бедности сумела воспитать меня как должно.

В простоте сердечной отвечала старица:

— Какое мое воспитание тебе, кормилец? Не я, грешная и убогая, а Господь милосердный воспитал тебя.²⁹

Сохранившиеся письма старца Варнавы, его духовные поучения свидетельствуют о его великой мудрости, необходимой нам и в наши трудные дни:

«Всего больше искушаются наши мысли и слово, но вот тут-то и подвиг, нужно бороться с такими искушениями; лучше перенести скорбь и скуку, нежели впасть в прелесть и в обман... По-мирскому жить — как по течению воды плыть, но духовно жить — нужно противиться миру, уклоняться от суетного ласкания...» «Спасение не в скудости. Ешь вкусно, но помни, что тело будет добычей червей. Спи на богатой кровати, но помни о жестких гробовых досках». «Суд Божий — не наш суд, и что хорошо, велико в глазах наших, то может быть признано худым, и наоборот». «Понуди себя на все доброе, принимай всех, как Самого Христа, всегда смотри только на свои недостатки, и будешь поистине с Богом».³⁰

Служение старца Варнавы — это было служение любви, но любовь Божественная — не любовь человеческая. Часто старец не благословлял, умолял, запрещал тем, кто приходил к нему, делать то, что хотелось бы человеку, то, что ему нравилось, и наоборот, благословлял делать то, что было сопряжено с трудом и даже страданиями. В любви Божественной главное — спасение души, а не земное благополучие и удобство.

Так, в январе 1905 года пришел с покаянием к старцу Государь Император Николай II. О содержании беседы Императора со старцем точных сведений нет. Достоверно известно лишь то, что именно в этот год Николай II получил благословение на принятие мученического конца, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить.³¹

Да и многим своим чадам духовным старец задолго до революции предсказал подвиг исповедничества и мученичества. В 1905 году, когда вся страна была охвачена забастовками и террором, батюшка с печалью возвещал: «Вся темная сила поднялась на Россию! Но силен Господь, и Он спасет Царя! Нужно молиться Архистратигу Михаилу. Но еще не все кончено... Еще прольется кровь!»³² Хотя и приходили богомольцы к старцу тысячами, он видел общее народное расслабление, формализм в делах веры и совести, он постоянно говорил о том, что «необходимо каяться, каяться, каяться», для того чтобы Господь «отвратил движимый на ны гнев». И заканчивал свои покаянные призывы старец Варнава пророческим молитвенным обращением: «Святые мученики, подкрепите нас!»

Господь не судил батюшке дожить до страшных времен новомучеников, но вся его жизнь была «бескровным мученичеством», такой же была и его кончина. Он ежедневно, ежечасно, ежеминутно распинал себя за других. В 1906 году он сильно занемог, болезнь усиливалась с каждым днем, но он продолжал ездить для окормления сестер в основанную им Иверскую Выксунскую обитель, по-прежнему принимал сотни богомольцев на исповедь и на совет каждый день. Так и в последний день своей жизни — 17 февраля 1906 года — старец, совершенно изнемогающий от болезни, уже отысповедовав у себя в скиту 400 человек и оставив дожидаться его еще 150 душ, поехал исповедовать новую начальницу опекаемого им дома призрения в Сергиевом Посаде. Поисповедовав ее, он попросил пригласить следующую исповедницу, а сам зашел в алтарь. Здесь он был найден лежащим на левом боку лицом к престолу, выпавший из его руки крест лежал на конце епитрахили.

Смерть в алтаре — блаженная кончина, так ее издавна определяют подвижники. В прощальном слове епископ Трифон (Туркестанов) сказал: «Он умер, как жил — на службе Богу и ближнему. <...> Так умирает воин на поле брани с оружием в руках, его давно предостерегали от переутомления и советовали отдохнуть, но он всегда отвечал: “Пока живешь, надо приносить пользу людям”».

Преподобный Корнилин Крыпецкий

Преподобный Корнилий — один из псковских юродивых, подвизавшийся в Иоанно-Богословском Крыпецком монастыре накануне великих и трагических потрясений в России в XX столетии, которые он предвидел и предсказал. Предсказал он также и возврат русских людей к вере отцов, который совпал со временем обретения мощей праведника. Тот факт, что преподобному Корнилию были открыты судьбы всей России (хотя вся жизнь его прошла в строго уединенном месте), говорит о том, что его имя можно поставить в один ряд с преподобными Варсонофием, Анатолием и Нектарием, старцами Оптинскими, преподобным Алексием Зосимовским, святым праведным Иоанном Кронштадтским, преподобным Лаврентием Черниговским и другими всероссийски известными старцами, которые возвещали судьбы Божии не отдельным людям, но всему народу. Господь во все времена только особенным избранникам Своим открывал и открывает пути Своего Промысла и повелевает возвещать о них.

О детстве святого Корнилия, как это чаще всего бывает в житийных повествованиях, известно крайне мало. Но и те скудные сведения, которые донесли до нас почитатели старца, говорят о том, что он был избранником от чрева матери. Родился будущий старец в 1841 году в деревне Великое Село, что расположена была неподалеку от Пскова (в 7-8 километрах). У родителей своих Михея Алексеевича (1796-1846) и Вассы Григорьевны (1806-1873) Лука был пятым ребенком, самым младшим.

Господь отметил новорожденного телесным недугом — мальчик родился полуслепым. Но, как и его небесный покровитель при крещении святой евангелист Лука, он был источником душевных и телесных исцелений для других людей. Бог дал знать маленькому Луке все о человеке: настоящее, прошедшее и будущее. Но не всем это нравилось. Вот как сказал о себе сам блаженный старец: «Дар пророчества я получил от Бога еще с пятилетнего возраста, и Благодать Божия научила меня, что сказать каждому человеку; и за знание меня звали иногда антихристом».

Всем своим поведением мальчик напоминал о жизни по Евангелию.

Например, в детстве маленький Лука любил брать на себя чужие грехи. Деревенские ребята часто проказничали в чужих огородах и садах, и хотя «от юности Христа возлюбивший» слепенький мальчик никогда не принимал участия в этих проделках, он, когда искали виновных, с радостью кричал: «Это я! Я виноват! Я эти бураки у вас повытаскивал!» Его ругали, наказывали, сильно побивали, но он и впредь вел себя так же. Надо сказать, что в большинстве житийных повествований мы крайне редко встречаем проявление такой высокой праведности в ранние детские годы. Чаще святые сокрушались по поводу естественной детской живости и мелких грехов первой поры своей жизни; редкие даже и среди святых от «младых ногтей» жили как «вестники небес», были «не от мира сего». Детское смирение мальчика Луки потрясает, и не только смирение, но и сострадание к ближним своим — брал он на себя чужую вину из жалости, чтобы других не наказывали. Все это говорит о том, что простой крестьянский мальчик, любивший посещать храм Божий, всем сердцем воспринял евангельские заповеди. И, не будучи обучен грамоте, не умея читать, он, подобно евангельским простецам, без колебаний и рас- суждений воспринял слово Спасителя как руководство к действию — как непоколебимые правила жизни.

Однажды в ответ на укорение в неграмотности мальчик ответил: «Что птицы говорят, я и то знаю...» — это свидетельствует о глубокой сокровенной жизни и о том, что в ранней юности он уже был «небесным человеком». Как известно нам из житий святых, тварь земная особенно чувствует святость человека (даже больше, чем окружающие люди), открывается святым и ведет себя с ними так, как это было в Раю — пребывая в послушании. Благодать почивает на святых, и животные ее особенно обостренно чувствуют.

В детстве слепенькому Луке односельчане поручили пасти своих коров. Пастухом он был необычным — выгонял стадо на пастбище и оставлял на волю Божию, а сам отправлялся храм. А когда вечером нужно было гнать стадо обратно, все до единой коровушки собирались гуртом и послушно шли вслед за своим пастырем.

В 1875 году, по увольнении из общества государственных крестьян, «монах от чрева матери» Лука прибыл в Иоанно-Богословский Крыпецкий монастырь, а уже через год определен был послушником.

Суровой, аскетической была жизнь насельников Крыпецкого монастыря. Но у будущего старца Корнилия она была еще более трудной — и кельи-то своей у него не было, ночевать приходилось где придется. Вероятно, большей частью на скотном дворе, так как первым послушанием, которое он получил в обители, было пасти монастырских коров. Униженное положение в монастыре прп. Корнилий сознательно избрал с самого начала. Вот его слова: «Я шел в обитель Крыпецкую поступить, и дал обет, и просил Савву, преподобного Крыпецкого, чтобы мне в обители жить и быть: ниже всех и меньше всех. Я так себя и поставил и вся моя жизнь: ниже всех... Много лет в обители сей жил, находился, трудился, и меня братия монастыря сего, вместе с игуменами, не поняла и не познала: я накладывал на себя мнимые слабости. Чтобы быть ниже и меньше всех и быть осмеянным, униженным, и моя вся жизнь мудра: никому ее было не понять, и умру я неузнаваемым».

Первое послушание в монастыре — пасти коров — было для Луки привычным делом. И хотя монастырское стадо нельзя уже было бросить и уйти на богослужение, но и само по себе послушание пастуха давало неограниченное время для молитвы — почти целый день на природе, в уединении. Недаром пророк Давид был избран Господом из пастушеского звания — к богообщению он навык на пастбище своем уже с юных лет.

С пастушеским послушанием связано первое чудо преподобного в монастыре, хотя те, кто знал его как чудесного деревенского отрока-пастушка, этот случай наверняка и за чудо бы не посчитали.

Однажды вывел послушник Лука стадо коров из скотника, а вести его надо было на поле по узкой тропинке мимо засеянных полей. Естественно было бы ожидать, что коровы соблазнятся посевами и не захотят идти в ряд одна за другой по узкой тропинке.

Игумен монастыря, видимо, уже заметивший неотмирность нового насельника, не стал слушать иноков, которые пеклись о посевах, но сказал: «Не делайте ничего, посмотрим, что будет». И коровы прошли в ряд по узкой полоске земли, не тронув посевов. Только действием благодати Божией, почивающей на пастухе, можно было объяснить происшедшее.

Думается, для молодого Луки послушания на земле, так же как и на скотнике, не были в тягость, он был к ним привычен как к обычному крестьянскому труду. А длинные монастырские службы в Крыпецком, — одна только проскомидия продолжалась три часа, — были только в радость; для тех, кого в древности называли «богочтец», богослужение — первая отрада и утешение, чем длиннее, тем лучше. По благословению преосвященного Павла, епископа Псковского, настоятелем монастыря архимандритом Николаем послушник Лука 12 декабря 1877 года был пострижен в монашество с именем Корнилий в честь священномученика Корнилия сотника (память 13 сентября ст. ст.).

Тогда он получил наиболее трудное послушание, послушание в миру — сбор денежных средств на монастырь.

Способы сбора у него были особенные. Вот что рассказывала одна из свидетельниц: «Бывало, приедет на Талабские острова, сядет в какой-нибудь избе под иконы и начнет молиться — поминать усопших. Всех помянет. И откуда он знал имена? Ну рыбаки и несут ему в благодарность. Ему и ходить не надо, все сами принесут». Промыслом Божиим иногда отцу Корнилию помогал в деле сбора пожертвований малолетний Василий, будущий старец Псково-Печерский преподобный Симеон. Он рассказывал, что блаженный заранее знал, к каким людям идет, и говорил мальчику: «Вася, вот здесь не дадут, а вот здесь подадут нам».

Трудным было послушание по сбору на монастырь, но вместе с тем много дало оно подвижнику — народная жизнь во время странствований из села в село по дорогам России открывалась ему во всех своих подробностях. И жалостью наполнялось сердце, и все люди становились родными, и за отдельными судьбами открывалась судьба всего Отечества, суровые испытания, которые ждали его.

Недаром инок Корнилий постоянно учил народ, для которого стал настоящим благовестником, что нужно почитать монахов и священников, вероятно, предвидя будущие бесчестия, издевательства над священнослужителями. Говорил, что когда идет священник с почитаемой чудотворной иконой по селу и заходит в дома прихожан (был до революции такой обычай), то обязательно нужно приветить батюшку: «Даже если икона чудотворная у тебя побывает, а ты не угостишь батюшку, мало будет тебе пользы...»

Народ всегда откликается на заботу и любовь ответной любовью — именно после послушнических трудов в миру у отца Корнилия появилось много почитателей, которые потом стали приезжать в монастырь и разнесли славу о благодатных дарованиях старца далеко за стены обители.

Одним из таких дарований, потрясших мирян, которые привыкли не отказывать себе в естественных человеческих нуждах, была уже отмеченная выше особая честность батюшки: собирая пожертвования, он не смел на себя потратить ни одной копейки, и так подолгу, иногда и по четыре дня, ходил голодный и терпеливо ждал, когда кто-нибудь ему предложит подкрепиться. При этом милостыню он принимал невзирая на лица. Как свидетельствовали знавшие старца в миру: «И с пьяницей посидит, бывало, никого не осудит. Был очень радушен».

Очередным послушанием после сбора пожертвований стало для отца Корнилия послушание гостинника. Оно тоже было не из легких — опять целыми днями пришлось общаться с мирянами и, живя в монастыре, постоянно соприкасаться с мирским духом. Но батюшка любил людей, и для него это было не страшно. Недаром в его кратких изречениях упоминается святой праведный Иоанн Крондштадтский как близкий по духу подвижник — он также всегда жил среди людей, в гуще народной, а на глубине сердечной протекала сокровенная «жизнь во Христе».

Так же как «всероссийский батюшка», преподобный Корнилий всех старался приветить, утешить, угостить, всех называл «детушки мои» и любил повторять: «Другому пожелаешь — себе получишь!» И это великое смирение и любовь преподобного Корнилия к Богу и людям принесли ему множество дарований духовных.

Слову и молитве преподобного повиновалась природа: во время засухи шел дождь, во время холода весною по молитве бывало тепло и начинало расти все, и рыба в воде слушалась святого (был опыт в обители, и правда это) — этому свидетельству самого блаженного Корнилия мы находим немало подтверждений в воспоминаниях его почитателей.

Все свои дарования крыпецкий подвижник старался скрыть под личиной юродства. Причем юродство это было наиболее смутительным для братии монастыря: блаженный часто притворялся сильно пьяным. Таким образом он брал на себя наиболее распространенный грех народный. Ведь недаром же, как впоследствии открылось, он и духовнику своему часто каялся в чужих грехах, прежде всего в ему самому неизвестном пьянстве. А если он кого соблазнял своим поведением, то первый же в этом и каялся. Как рассказывала крестьянка деревни Великое Село Анна Федорова отцу Алексею Ионину: «Сама, батюшка, видела, как однажды к отцу Корнилию в келию зашел зачем-то монах. Отец Корнилий сразу же встал и поклонился ему в ноги со словами: “Прости меня...”»

Но и прося прощения за смущение, он не переставал окаявать себя. «И что вы нашли в монахе, который так любит пить вино?» — говорил он тем, кто искал у него совета «на пользу души». И выходил из кельи, пошатываясь и клюя носом, в таком виде перед всей братией и до церкви доходил, вызывая ропот и недовольство. А близкому своему другу, крестьянину Василию Графову, признавался: «Мне вино пить — что на крест идти...»

Блаженный Корнилий Крыпецкий жил в предчувствии будущих всероссийских бедствий, во многом вызванных нетрезвым поведением народа и вызвавших подобное поведение. Вернее, это были не предчувствия, а данные святому откровения, которые он не таил от людей.

Сохранились слова пророчеств преподобного о трагедии России.

Пророчество о падении Царского дома Романовых. В 1900 году, за 17 лет до свержения дома Романовых, отец Корнилий сказал: «Не будет у нас Царя! Сменят его, как “плохого хозяина”...»

Пророчество о бедствиях России. Близкие знакомые отца Корнилия Мария Петровна Петрова, дочь священника пос. Сиротина, что под Псковом, и некая Ксения из д. Подборовье слышали от него пророчество о тяжких временах для русского народа: «Такое тяжелое время будет, какого еще не было никогда на Руси», — говорил им отец Корнилий.

Преподобный высоко чтил память пророка Ильи. Приходивших к нему побуждал молиться этому ветхозаветному праведнику. «А то плохо будет», — говорил старец. Из ходатайства Василия Графова, поданного в Священный Синод, мы узнаем, что преподобный призывал к тому, чтобы «имя Илии пророка во всех церквах поминали на отпусте священники; когда поминаются имена трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустаго, и Николая Чудотворца, — и за ними поминать во всех церквах имя святого пророка Божия Илии, и тогда будет мир, и благодать Божия разольется по всей земли, и будет великий урожай хлеба, такой, которого никогда и не было». Первая мировая война, которая явилась прологом кровавой революции в России, была объявлена 19 июля по старому стилю — в канун Ильина дня...

Преподобный Корнилий, как и пророки древности, как и многие наши старцы, предупреждавшие о «године гнева Божия», был «гласом вопиющего в пустыне» — предупреждения не были вовремя услышаны, завещание не было исполнено — и сбылось все самое худшее из предсказанного.

Умер старец в 1903 году, 28 декабря, на четвертый день Рождества Христова, за год до начала Русско-японской войны. Предсказывал, что после его смерти начнутся в России бедствия.

Также предсказывал он свое неправильное захоронение и обретение мощей в будущем.

«Я буду заброшен в забвение после моей кончины в обители, и подобно тому, как апостол Иоанн Богослов плавал в море, был жив и невредим и выплыл на берег, точно и я всплыву, и тогда только узнает братия меня, и узнавши, возвеселятся». Поразителен дар пророчества преподобного Корнилия, все он видел наперед, видел судьбу монастыря, его разорение, возрождение и расцвет его, видел радость современной братии монастыря и многочисленных паломников, притекающих к святыне.

До самого дня возрождения Крыпецкой обители в 1990 году не оскудевал поток паломников к святыням Крыпецкого монастыря. Личность блаженного монаха Корнилия вызывала среди паломников особенное благоговейное чувство из-за пророческого завещания, связавшего воедино страдания России с неправильным его захоронением. Знали они и о нескольких неудачных попытках выполнить волю почившего. Но сроки, отведенные Божиим Промыслом, всё не наступали...

Почитатели старца Корнилия твердо верили в нетленность его мощей и скорое их обретение.

Чаемое многими открытие останков почитаемого крыпецкого подвижника совершилось в 1997 году. А в 1999 году, после многих чудес у мощей блаженного Корнилия, он был прославлен в лике святых.

Преподобный Гавриил (Зырянов)

Будущий старец схиархимандрит Гавриил (в миру Гавриил Федорович Зырянов) родился 14 марта 1844 года в крестьянской семье в Пермской губернии. Уже в ранней юности у мальчика открылась удивительная способность: видеть и слышать все происходящее на дальних расстояниях и знать, что думают другие люди. Уже став иеромонахом, он тоже воспринимал мысли человеческие как явный разговор двух сил в душе человека. Бог дал ему это вышеестественное дарование за особенную чистоту сердца — от юности при недюжинной физической силе он нисколько не интересовался соблазнами мира и плоти. И именно поэтому, как пишет его жизнеописатель, до конца дней своих старец «сохранил жизнерадостность, детскую простоту и ту целомудренную, остроумную шутливость, при которой всем делалось легко и весело. Поэтому же, несомненно, ум его был удивительно гибким, серьезным и практическим, а память его поражала всех его знавших. То, что было прочитано хотя бы один раз в годы юности, он помнил буквально».

Начало своим иноческим подвигам отец Гавриил положил в знаменитой Оптиной пустыни. В августе 1864 года двадцатилетним юношей он поступил в послушание к достоблаженным старцам прп. Амвросию и прп. Илариону. О своей жизни в Оптиной старец Гавриил вспоминал впоследствии: «Да, мы чувствовали там себя, как в среде святых, и ходили со страхом, как по Земле Святой... Я присматривался ко всем и видел: хотя были разные степени, но все они по духу были равны между собою; никто не был ни больше, ни меньше: а были: все — одна душа и одна воля — в Боге. Источник — Бог, а проводником, объединяющим и направляющим все силы братства, был старец. И этот евангельский “квас” любви Христовой заквашивал все “тесто”». Десять лет провел отец Гавриил в Оптиной пустыни, а в декабре 1874 года получил благословение на переселение в Высоко-Петровский монастырь в Москве. Здесь он был пострижен в монашество. Шестилетняя жизнь в городском монастыре была для отца Тихона (такое имя он получил при постриге, а Гавриилом опять стал в схиме) тяжелым испытанием, душа его жаждала уединения*и тишины. И желание его исполнилось — в 1882 году он был переведен в Раифскую пустынь, где принял священный сан, а через год в Седмиезерную пустынь (также расположенную неподалеку от г. Казани), где и прошла вся его дальнейшая жизнь. В народе его и называли «старцем Седмиезерной пустыни». 27 лет жизни старца прошло в Седмиезерье. Его житие изобилует описаниями чудесных событий, которые были здесь пережиты и явлены.

Впоследствии весть о благодатном, мудром и любвеобильном старце приводила в Спасо-Елеазаровскую пустынь множество богомольцев, ищущих слова наставления и исцеления душевных и телесных недугов. Однажды принесли на руках девочку лет 11-12; она не могла ходить уже несколько лет, мать ее с плачем жаловалась старцу на это несчастье и просила молиться. Батюшка подошел к девочке и с силой сдавил ей палец большой ноги, отроковица вскрикнула от боли. А батюшка весело сказал: «Да она еще ходить будет! Пойдите в собор, помажьте ножки маслицем от лампады Царицы Небесной — она и выздоровеет». Как и в других случаях, когда выздоровление наступило, старец говорил благодарившим его людям: «Я тут ни при чем, Царицу Небесную благодарите!» В житии старца приводится множество свидетельств исцелений, которые получили от него приезжавшие со всех концов России богомольцы. Но главное, что старался привить старец приходившим к нему людям, — желание «сродниться с благодатью». «Надо с Горним Миром освоиться, не быть ему чужим, чтобы не быть лишенным будущей жизни», — учил батюшка.

При постоянной устремленности «в горняя» отец Гавриил живо переживал все, что происходило в мире и в дорогом ему Отечестве. По воспоминаниям очевидцев, он был сильно встревожен началом военных действий в 1914 году, усиленно молился за всех положивших свою жизнь в ту войну и сострадал тем, кто потерял кормильца. Это страдание надорвало душевные и физические силы старца. В 1915 году он стал предсказывать близким духовным чадам свою скорую кончину.

27 сентября 1915 года схиархимандрит Гавриил (Зырянов) отошел ко Господу. Последние его слова были: «Спастися подобает многими скорбями».

Мы намеренно не написали в этой краткой статье о тех великих скорбях, которые перенес батюшка от своих ближних (монахов-собратьев), — об этом написана прекрасная книга епископа Варнавы (Беляева) «Тернистым путем к небу». К ней мы и отсылаем читателя этой книги, пожелавшего более подробно узнать о подвиге крестоношения старца Гавриила.

Святой праведный старец Алексий Мечев

Одна из первых книг о старцах XX века, которая была подарена мне моей наставницей и другом — монахиней Еленой (Казимирчак-Полонской) — была книга об отце Алексии Мечеве (издательство Имка-пресс, 1970 год). Целый новый мир открылся после чтения этой книги. Так действовало слово старца, невзирая на то, что жил он в другое время и поучал своих духовных чад, казалось бы, при совсем иных (предреволюционные и послереволюционные годы) житейских обстоятельствах, чем те, в которых жили мы (в середине и конце 1970-х — тогда я в первый раз читала названную книгу). Главное, что открылось после чтения этой книги, — это то, что отец Павел Флоренский называл законом антиномии духовной жизни, то есть соединения несоединимого. И недаром в предисловии к книге об отце Алексии Мечеве было сказано: «Простота и смирение, прозорливость и лучезарность, требовательность и любовь, традиционность и свобода, мудрость и юродство, надмирность и погруженность в мир — таковы черты новоявленного старца Алексия».³³

Духовная жизнь — не набор сухих правил, а действительно жизнь, которая всегда выше наших определений и схем. Господь сказал про тех, кто по-настоящему будет веровать в Него, что от таких людей «потекут потоки воды живой». Слава Богу, мы встречаем и встречали таких людей на своем пути. Но приобщиться к их «преизбыточествующей благодатной жизни» можно и через чтение написанных ими и о них книг. И, конечно, через молитву.

Отец Алексий Мечев родился в 1860 году в Москве и с самого мгновения своего рождения (трудные роды разрешились по молитвам владыки) был взят под покровительство великого святителя — митрополита Филарета (Дроздова). В жизни отца Алексия подтвердился духовный закон — для правильного возрастания необходимо духовное преемство. Получил он его от «всероссийского батюшки» — св. прав. Иоанна Кронштадтского. Случилось это после того, как у молодого иерея заболела неизлечимой смертельной болезнью горячо любимая жена, он остался с маленькими детьми на руках, в бедном приходе, в развалившемся гнилом доме. С этим горем он пришел к св. прав. Иоанну. А тот сказал ему: «Ты жалуешься и думаешь, что больше твоего горя и нет на свете, так оно тебе тяжело. А ты будь с народом, войди в его горе. Чужое горе возьми на себя, и тогда увидишь, что твое горе маленькое, легкое в сравнении с тем горем, тебе легко станет». В книге об отце Алексии сказано об этой встрече: «Отец Алексий так и сделал: он принялся за разгрузку чужого горя. Тогда же отец Иоанн указал ему на первое и сильнейшее средство к излечению горя — молитву. Отец Алексий много раз повторял этот рассказ... И исполнял совет отца Иоанна до последнего издыхания».³⁴

В житии отца Алексия, написанном к его прославлению, говорится: «С внешней стороны, казалось бы, не сказал ничего нового св. прав. отец Иоанн: он давно, полагая основание своего дела в молитве, отдавал себя служению людям. <...> Кронштадтский пастырь возводил отца Алексия к несению высшего служения — подвига старчества».³⁵

Как для оптинских старцев (с которыми был духовно близок отец Алексий), воплощение подвига старчества было для него прежде всего служением любви. «Он жил на людях, посреди людей, для людей; никогда, кажется, не бывал один. Всегда с людьми и на глазах у людей; стены его комнаты были точно стеклянные — все видно. И, однако, я думаю, редко кто имел столько тайного, как отец Алексий — это бесконечное сокровище добра, любви и помощи людям в самых неожиданных, бесконечно разнообразных формах, сложных, как сложна жизнь города, посреди которого он жил. Никто не знал и никогда не узнает, сколько он помогал и скольких обнимал своей любовью. Это была его тайна. <...> На нем самом сбывалось то, что он рассказывал об апостоле любви св. Иоанне Богослове», — писал о батюшке известный искусствовед (ставший впоследствии священником) Сергей Дурылин.³⁶ Добавим к этим словам следующее: особым даром отца Алексия было то, что он привлекал к себе не только простых людей, но и рафинированных интеллигентов. Именно через отца Алексия вернулись в Церковь, обратились к вере отцов многие известные деятели, философы, художники и ученые. Показательно, что такой «певец христианской свободы», как Николай Бердяев, был смиренным духовным чадом отца Алексия, и, по воспоминаниям, при высылке его с другими неугодными большевикам «деятелями культуры» благословил его (а с ним и других эмигрантов): «Несите на запад свет Православия». Так и произошло.

Близким духовным чадам, унывавшим от крушения «Великой Руси» и водворения безбожников, старец Алексий приводил слова пророка Захарии: «Две части возьму из вас и вымрут. Одних, говорит Господь, Я истреблю мором, других истреблю голодом. А третью часть — Я расплавлю их... То есть когда будете как олово расплавленное, когда поймете, что перед Богом вы — ничто. Со смирением: Господи, я ничто. И отдам и серебреннику — и очищу их, как серебро».³⁷ И к этому старец добавлял: «Мы виноваты, мы согрешили перед Господом. Никто не должен отказываться пить общерусскую чашу горести, чашу наказания, которую дал Господь».

Вместе со всеми нес тяготы лихолетья и отец Алексий. А был он уже немолод и слаб здоровьем. Но даже в последние годы его жизни — в 1922-1923 годах, когда он совсем уже изнемогал от немощей, он продолжал принимать страждущих. Только в последние месяцы своей земной жизни, зная о близящейся кончине, старец перебрался за город, не принимал народ и готовился к отходу в вечность. Праведная кончина св. Алексия наступила 9 (22) июня 1923 года.

Преподобный Серафим Вырицкий

Преподобный батюшка Серафим — это имя особенно близко и дорого каждому православному христианину. В облике своем, в житии своем, в поучениях воплотил саровский старец всю ту теплоту, сердечность, ласковость и радостность православного вероисповедования, которые на протяжении веков лелеял русский народ. А ныне мы в молитвах обращаемся и к другому преподобному Серафиму — старцу вырицкому, и почитаем его как продолжателя особого «серафимовского», огненного («Серафим» — в переводе на русский язык «пламенеющий») служения Богу и людям. А в небесных обителях оба Серафима (по месту подвигов названные Саровским и Вырицким) вместе предстательствуют за нас грешных.

Василий Николаевич Муравьев — будущий старец Серафим — родился 31 марта (12 апреля) 1866 года в Ярославской губернии, в Рыбинском уезде. И внешность его (яркие голубые глаза, красивые русые волосы, правильные черты лица), и смекалистость, деловитость — во многом были наследственными родовыми и местными чертами. Рано мальчик лишился отца, а в 10 лет ему пришлось покинуть и мать — односельчанин позвал его на заработки в столицу. С ранних лет Василия отличала незаурядная память, природный ум и стремление к постоянному самообразованию. Всю жизнь он много читал, особенно интересовался русской историей.

В столице Василий стал рассыльным или «мальчиком на побегушках» в одной из лавок Гостиного двора. Очень быстро из курьеров он перешел на должность приказчика, а потом и старшего приказчика. Вскоре пришлось ему быть начальником над многими людьми, когда он открыл свое «пушное дело», и многих благодетельствовать. В этом ему сопутствовала супруга — Ольга Ивановна, с которой он обвенчался в 1890 году в возрасте 25 лет, прожив до этого самые трудные годы юношества в полном целомудрии и чистоте, что, несомненно, было подвигом при той многозаботливой жизни, которую ему приходилось вести. Подвиг целомудрия они с женой взяли на себя и после того, как умер их второй ребенок — годовалая дочка. А старший сын Николай принес им немало переживаний.

Чета Муравьевых постоянно вносила пожертвования на строительство и восстановление храмов и монастырей, на содержание нескольких богаделен. Но забота о бедных и больных не ограничивалась только денежными пожертвованиями. Одна из облагодетельствованных Муравьевыми насельниц богадельни при Новодевичьем монастыре — спустя многие годы монахиня Иоанна (Шихобалова; † 1944) — рассказывала, что Василий Николаевич и Ольга Ивановна взяли ее из больницы к себе домой и на их иждивении она находилась 12 лет! И она не одна была на таком положении. Муравьевы постоянно принимали к себе болящих из казенных больниц, для того чтобы они скорее поправились в домашних условиях. Так что уже в миру будущий старец стремился к христианскому совершенству, то есть к самоотвержению. На этот путь наставил супругов Муравьевых их духовных отец — великий старец- утешитель преподобный Варнава Гефсиманский.

Бог благословил Василия Николаевича Муравьева осуществить свое давнее намерение — послужить Ему в иноческом чине — уже после грозных и катастрофических событий 1917 года. В 1920 году он стал послушником Александро-Невской Лавры. Монашеский постриг в Новодевичьем монастыре приняла и супруга В. Н. Муравьева. Василий Николаевич стал именоваться монахом Варнавой, а Ольга Ивановна монахиней Харитиной. В схиме оба они примут имя прп. Серафима Саровского.

В Лавре иеродиакона Варнаву поставили на послушание заведующего кладбищенской конторой. Погребения, отпевания, панихиды, заказные богослужения, расчеты с плачущими заказчиками... Горе народное обступает будущего старца-утешителя и не отпустит его уже до конца его дней. В 1921 году иеромонах Варнава получил новое послушание — первого свечника Лавры. Но уже в это время главным становится духовническое служение.

Варнава — в переводе дитя милости, сын утешения, и смиренный лаврский инок воистину оправдывал это имя. Для многих верующих, терпящих страшные лишения в годы революционного террора, он стал источником жизненных сил, терпеливого перенесения всего выпавшего на их долю. При этом отец Варнава не был строгим нравоучителем, он просто жалел народ и никого не осуждал. Он не был «борцом за Православие», он просто жил православно, и вокруг него, по слову его будущего монашеского покровителя — прп. Серафима Саровского, «спасались тысячи». И потому именно его, после того как по постановлению Поместного Собора 1917-1918 годов было необходимо при каждом монастыре иметь избранного настоятелем и братией духовника-старца, выбрали на это служение. При постриге в великую схиму иеромонах Варнава был наречен Серафимом и стал, так же как и его небесный покровитель, «народным духовником» — старцем не только для братии монастыря, но и для всех «требующих помощи и заступления». Келья старца Серафима в Александро-Невской Лавре сохранилась, и сейчас можно войти под ее тихие своды и помолиться великому печальнику земли Русской...

Сбылось бывшее Василию Николаевичу Муравьеву в 1907 году сонное видение, о котором он помнил всю жизнь: «Виделось мне, будто иду я на богомолье в Никольский монастырь, что близ моей родины в Гороховецком уезде. Во сне дорога показалась мне незнакомою, и я блуждал по лесу. Вдруг вижу: впереди меня идет старец с сумой за плечами, и в руках топорик. Поравнявшись со старцем, я спросил у него, как пройти в Никольский монастырь. Старец сказал: “Пойдем, проведу тебя, я туда же иду”. Вглядываясь в своего спутника, я признал в нем отца Серафима и сам спросил его: “Батюшка, вы будете отец Серафим?” “Да, я Серафим”, — ответил мне старец, и мы продолжали свой путь по лесу. Отец Серафим остановился подле попавшегося нам большого пня и сел на него, положив около ног суму и топорик. Сел рядом с ним и я. Вдруг с другой стороны от меня неожиданно явился батюшка Варнава и сел подле меня так, что я оказался среди обоих старцев, которые были очень радостны, облобызались между собою и стали что-то говорить. Но что они говорили между собой, я не мог понять и проснулся».³⁸ То, чем был прп. Серафим Саровский для страждущего люда в начале XIX столетия, а старец Варнава Гефсиманский на исходе XIX и в самом начале XX столетия, тем станет старец Серафим — духовник Александро-Невской Лавры, а потом Вырицкий чудотворец, на протяжении почти полувека в трагическом средоточии

XX столетия.

Время это уже традиционно называют «Русской Голгофой» — тысячи новомучеников российских взошли к Престолу Божию в эти годы. Старца Серафима Господь отвел от прямого исповедничества, но мучеником он был на протяжении 20-ти лет. В Лавре ему приходилось исповедовать народ часами, пол там каменный, а отопления не было, даже иней на стенах держался. Были случаи, когда без перерыва приходилось принимать людей на исповедь целый день. И ноги отказались служить исповеднику, на 20 лет он оказался прикованным к постели. Старец предвидел будущий мученический конец насельников Лавры и многих ее посетителей. «Ныне пришло время покаяния и исповедничества, — говорил он. — Самим Господом определено русскому народу наказание за грехи, и пока Сам Господь не помилует Россию, бессмысленно идти против Его святой воли. Мрачная ночь надолго покроет землю Русскую, много нас ждет впереди страданий и горестей. Поэтому Господь и научает нас: “Терпением вашим спасайте души ваша” (Лк. 21, 19). Нам же остается только уповать на Бога и умолять Его о прощении. Будем помнить, что Бог есть Любовь (1 Ин. 4, 16), и надеяться на Его неизреченное милосердие». Многим в ту пору советовал батюшка обращаться к молитве Иисусовой: «Непрестанная молитва покаяния есть лучшее средство единения духа человеческого с Духом Божиим. В то же время она есть меч духовный, истребляющий всякий грех». Старец предвидел усиление открытых гонений, когда вся Россия превратится в единый концентрационный лагерь, и умная молитва Иисусова, которой не забывали его чада, будет добрым средством спасения души, оказавшейся в условиях государства, объявившего войну Самому Господу Богу».³⁹

Старец не хотел покидать Лавру, желая разделить страдания с братией, но Господь берег его для утешения тысяч страждущих в годы террора и войны. Летом 1930 года отца Серафима по настоянию врачей и с благословения его духовного друга и исповедника — митрополита Серафима (Чичагова) — вывезли из города святого апостола Петра. Поселился он в дачном поселке Вырица, вместе с ним по благословению владыки Серафима отправились схимонахиня Серафима (в миру — Ольга Ивановна Муравьева) и их двенадцатилетняя внучка Маргарита. Уход за старцем и забота о его здоровье стали главным их послушанием на долгие годы.

Более двухсот свидетельств самых разных людей о старце Серафиме, собранных писателем В. П. Филимоновым и опубликованных в книге «Старец Серафим Вырицкий и Русская Голгофа», сходятся в одном: само жилище праведника было пронизано благодатию. И все, кто вспоминал о посещении старца, повторяют: «Как будто Серафим Саровский воскрес!» А может быть, именно так сбылось пророчество, которое перед смертью оставил преподобный Серафим своим ученикам: он сказал, что еще воскреснет во плоти и придет к людям с проповедью всемирного покаяния. В келейке старца Серафима Вырицкого люди обретали покаяние, как всегда это бывает рядом со святостью — становятся видны малейшие нечистые движения души.

Вероятно, и столпничество на камне прп. Серафим Вырицкий взял на себя для того, чтобы еще больше молитвенно приблизиться к своему небесному покровителю, прп. Серафиму Саровскому, повторяя его подвиг.

Камень прп. Серафима Саровского в свое время благочестивые паломники разобрали на памятные частицы, вырицкий камень цел и хранит память о великом подвиге молитвы. Вот что рассказывают об этом родные батюшки Серафима: “В 1941 году дедушке шел уже 76-й год. К тому времениболезнь очень сильно его ослабила, и он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. В саду, за домом, метрах в пятидесяти выступал из земли гранитный валун, рядом с которым росла небольшая яблонька. Вот на этом-то камне и возносил ко Господу свои прошения отец Серафим. К месту моления его вели под руки, а иногда просто несли. На яблоньке укреплялась икона, и дедушка вставал своими больными коленями на камень и простирал руки к небу... Чего ему это стоило! Ведь он страдал хроническими заболеваниями ног, сердца, сосудов и легких. Видимо, Сам Господь помогал ему, но без слез на это смотреть было невозможно. Неоднократно умоляли мы его оставить этот подвиг — ведь можно было молиться и в келии, но в этом случае он был беспощаден к себе и к нам. Молился отец Серафим столько, сколько хватало сил — иногда час, иногда два, а порой и несколько часов кряду. Отдавал себя всецело, без остатка — это был воистину вопль к Богу. Верим, что молитвами таких подвижников выстояла Россия, был спасен Петербург. Помним, что дедушка говорил нам: “Один молитвенник за страну может спасти все города и веси...” Невзирая на холод и зной, ветер и дождь, настойчиво требовал старец помочь ему добраться до камня, невзирая на многие тяжкие болезни, продолжал он свой непостижимый подвиг.

Физическую тяжесть подобного подвига может ощутить каждый — достаточно попробовать в течение 15-20 минут постоять на коленях на холодном камне... Есть замечательное свидетельство того, что старческое предстательство было воистину действенно. Зимой 1942 года монахине Серафиме приснился сон: отец Серафим в валенках и в белом халате гонит по заснеженному полю множество вооруженных немецких солдат, которые в ужасе бегут от него.

Утром, когда мать Серафима подошла за благословением, старец спросил: “Видела? Пойди посуши валенки и халат”. Действительно, ночью он ходил в зимний сад и молился на камне в валенках, набросив на себя белый халат, чтобы соседи не увидели его ночью на снегу”».⁴⁰

Молитвами старца на Вырицу не упала ни одна бомба, хотя в окрестных селах были и разрушения, и погибшие от бомбежек. В город на Неве враг не вошел, хотя и был совсем близко, сковав его кольцом блокады. Всем приходившим к нему старец говорил, что война кончится победой русского оружия, и предсказывал, что вскоре воспрянет и вера народная — откроются храмы и монастыри. В вырицкие годы прп. Серафим проявил сполна все старческие дарования, те, которыми подлинный старец отличается от обычного священнослужителя: это дары прозорливости, исцелений и различения духов. Приходящим к нему людям он мог не колеблясь сказать, жив или убит их родственник, ушедший на фронт. Часто открывал человеку забытые прошлые грехи, за которые он терпел наказание в настоящем. Помогал он людям определить свою судьбу. Посетителями преподобного в Вырице были и епископы, и митрополиты, и будущий Патриарх Алексий I, и мирские знаменитости: физиолог И. П. Павлов, физик В. А. Фок, биолог Л. А. Орбели, гомеопат С. С. Фаворский и сотни простых людей.

Летом 1948 года положение Церкви вновь стало тяжелым, было принято очередное противоцерковное постановление ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды». И опять по стране покатилась волна арестов священнослужителей, опять стали закрывать открытые во время войны храмы и монастыри, массовыми тиражами издавать атеистическую литературу, внедрять ее в школах и на производстве. Однако старец Серафим уже в это время предсказывал будущий расцвет Церкви и призывал своих духовных чад к миру и братолюбию с инакомыслящими.

Уходя из этой земной жизни, батюшка Серафим, подобно апостолу любви — Иоанну Богослову, повторял одно: «Детки, любите друг друга».

За день до кончины он благословил родных и близких иконками преподобного Серафима Саровского. Ранним утром 2 апреля 1949 года батюшка увидел Жену, сияющую неземной красотой, — на мгновение явилась Она в проеме окна его келии и жестом правой руки указала на небо. «Сегодня принять никого не смогу, будем молиться», — сказал батюшка родным и благословил послать за своим последним духовником — настоятелем Казанского храма в Вырице отцом Алексием Кибардиным. С благоговением были прочитаны акафисты Пресвятой Богородице, святителю Николаю Чудотворцу и преподобному Серафиму Саровскому. После того как отец Алексий причастил старца Святых Христовых Таин, отец Серафим благословил читать Псалтирь и Евангелие. Около двух часов ночи благословил читать молитву на исход души и, осенив себя крестным знамением, со словами «Спаси, Господи, и помилуй весь мир» отошел в вечные обители.

Могилка старца на церковном погосте вырицкого храма в честь Казанской иконы Божией Матери, как когда-то его келья, собирает тысячи паломников. К нему, как к живому, приходят люди со своими горестями и житейскими проблемами и получают утешение. Ко дню церковного прославления старца в 2000 году над могилой его и его верной спутницы схимонахини Серафимы была воздвигнута часовня, от этого еще более усилилось впечатление, что ты входишь в дом к старцу, он любовно принимает тебя и слышит все твои просьбы и вопрошания. И так из года в год умножается летопись чудес, сотворенных прп. Серафимом Вырицким уже после отшествия ко Господу.

Блаженная Любовь Рязанская

Грохотала гражданская война, рушилась русская жизнь по всей стране, но верным оставалось «малое стадо», которое не могли запугать ни угрозы, ни насмешки, ни даже физическая смерть. И были среди этих «верных даже до смерти» Христу особые вожди, охранители, помощники народа — старцы и старицы. Сейчас, когда «все тайное становится явным», мы узнаем, что в каждом краю поруганной Русской земли жили в то время свои праведники — молитвенники, советчики, отцы и матери всех скорбящих. «Хотелось бы всех поименно назвать», — как сказала Ахматова, но все имена таких подвижников знает только Господь. В этой книге мы рассказываем о тех, чей подвиг был описан, а теперь уже и в печатных изданиях донесен до нашего поколения.

Среди этих вошедших в анналы церковной истории имен есть и имя рязанской блаженной Любови.

Любовь Семеновна Суханова родилась в 1860 году в небольшом городке Пронске. С детства Люба была поражена тяжелой болезнью — не могла ходить. Так продолжалось до пятнадцатилетнего возраста, а в пятнадцать лет девочка получила чудесное исцеление, которое сопровождалось благословением на подвиг юродства.

Но перед этим, как сказал священник, благословивший ее «выйти к людям юродствовать», Любушка сама себя заточила между печкой и стеной — в затвор на молитву. А через несколько лет стали рязанцы встречать на улицах города благообразную девушку в платочке и цветном сарафане, и что ни скажет та девушка, все оправдывается, все сходится. Гостинцы, которые она получала от добрых людей, тут же раздаривала нищим и убогим.

Будущее блаженная изъясняла не словами, а, как это часто бывает у юродивых Христа ради, действием. Вырезала ножницами из бумаги фигурки или из куска ткани выкраивала. Кому дорога предстоит — лошадку даст, а то и паровозик, кому замуж идти — веночек, а к кому смерть грядет — тому и гробик. Все подавала молча, подаст — и уйдет.

Предвидела она революционную беду. Стареньким матушкам из Казанского монастыря, где она любила молиться, говорила блаженная: «Вы-то косточки свои здесь в монастыре оставите, а другие — нет». Так и получилось, сестер после закрытия обители большевиками раскидало по всей стране.

В начале 1917 года блаженная Любовь шумно металась по улицам Рязани с криками: «Стены иерихонские падают, стены иерихонские падают!» Не понимали тогда люди, в чем дело, а спустя несколько месяцев всем уже стало понятно, какое падение предрекала святая.

Свою кончину Любушка предсказала сама. Недели за три до смерти говорила она маленькой девочке в том семействе, где ее особо привечали: «Лизанька, я ведь скоро умру, а ты за меня Богу молись, ходи на мою могилку, песочек бери, а гроб мой обей розовым».

21 февраля 1921 года блаженная Любовь отошла ко Господу, и с той поры и до нашего времени могилка ее особо почитается в Рязани. Обидимые, гонимые, больные получали тут по молитвам к праведнице облегчение, а теперь в часовню над мощами прославленной Церковью старицы едет со всех концов земли Русской верующий люд.

В 1996 году блаженная Любовь причтена к лику местночтимых рязанских святых. С июня 1998 года святые мощи блаженной Любови Рязанской пребывают в храме святителя Николая Чудотворца в Ямской слободе (Николо-Ямском храме) г. Рязани, а частичка мощей — в Благовещенском храме. Блаженная старица не оставляет без помощи тех, кто просит ее молитвенного заступничества. (8/21 февраля — день памяти блаженной Любови Рязанской).

Преподобная Рахиль Бородинская

Схимонахиня Рахиль (в миру Мария Короткова) родилась в богатой купеческой семье в городе Дорогобуже Смоленской губернии. С детства она отличалась особой набожностью, любовью к молитве, милосердием к нищим. В четырнадцать лет она вместе с подругами отправилась в паломничество в Киево-Печерскую Лавру. Придя туда, они решили сразу поклониться мощам преподобного Феодосия. Прикладываясь к раке, Мария увидела у изголовья старца, он заговорил с ней. Отвечая на ее сокровенное желание уйти в монастырь, старец сказал, что со временем оно исполнится. На обратном пути домой встретился им юродивый и закричал: «Вот какая счастливая! С самим преподобным Феодосием беседовала». Только тогда Мария поняла, что это был за старец. С этого времени преподобный до конца жизни был ее покровителем.

В семнадцать лет в Болдинском монастыре Мария исцелилась от тяжелой болезни глаз, после чего дала обет уйти в монастырь. В восемнадцать лет Мария тайно ушла из дома. Несколько лет она подвизалась в Смоленском Вознесенском монастыре.

В 1861 году, по милости Божией, она была принята в Святогорскую Успенскую пустынь Изюмского уезда Харьковской губернии.

В 1867 году будущая старица была переведена в Серпуховской Владычный монастырь. В монастыре она приняла иноческое пострижение от митрополита Московского Филарета (Дроздова) с именем Павла.

В 1872 году по просьбе настоятельницы Спасо-Бородинского монастыря схиигумении Алексии (бывшей казначеи Владычней обители) она перешла в Спасо-Бородинскую женскую обитель. На второй седмице Великого поста, 13 марта 1885 года, рясофорная послушница Павла была пострижена в мантию с именем Митродора, и вскоре ей было дано послушание алтарницы. Непосредственно перед этим назначением ей во сне явился преподобный Феодосий Печерский, благословляя принять из рук его кадило. Монахиня Митродора сподоблялась видеть Ангелов у Престола, белого голубя над Святыми Дарами, ей также дано было видеть духовное состояние священников, что впоследствии проявилось в ее наставлениях иереям и мирским людям.

Главным и самым продолжительным ее послушанием была работа сначала на игуменской, а потом на общемонастырской кухне. Работа шла легко, потому что она за все принималась с молитвой к Богородице, прося Ее благословения, вразумления и помощи в каждом деле. В 1912 году, в юбилейные бородинские дни, она удостоилась чести готовить для царского стола. Тогда обитель Бородинскую посетил Государь Император Николай II с Царственной Фамилией. Монастырская трапеза так им понравилась, что Императрица пожелала видеть монахиню, которая ее приготовила; позже монахиня Митродора была удостоена чести быть представленной и Государю.

Особенно ревностно монахиня Митродора относилась к поминовению воинов, убиенных в 1812 году, которое было обязательным для всех сестер Спасо-Бородинского монастыря. Часто во сне она видела их в белых одеяниях, с венцами на головах. Были и такие, у которых не было венцов, но с каждым годом число их уменьшалось, а число увенчанных росло. В последний же год своей жизни она видела, что воины заполнили весь монастырь.

Очень тесное духовное общение установилось у нее со старицей схимонахиней Саррой. Две подвижницы часто беседовали о спасении, о делах Божиих, и однажды матушка Сарра сказала: «А ты, Митродорушка, будешь выше меня». Слова старицы Сарры исполнились. Проходя обычные монастырские послушания, монахиня Митродора росла духовно. Когда ей было уже более семидесяти лет, Господь известил ее, что в скором времени ей суждено удостоиться высшего монашеского чина.

17 ноября 1915 года монахиня Митродора была пострижена в схиму с именем Рахиль. Когда она в посте и молитве пребывала в храме после пострига, ей вновь явилась Матерь Божия. После принятия схимы матушка Рахиль была назначена старшей в богадельне.

К схимонахине стали обращаться за советом и наставлениями сестры обители и богомольцы, а однажды даже попросили благословить их. Старица всю ночь усердно молилась, а под утро, задремав в кресле, в тонком сне увидела Матерь Божию, Которая благословила ее и сказала: «Все твои прошения о людях будут исполняться. Я Сама буду благословлять тобою благословляемых». Это было благословение на подвиг старчества. В тяжелые послереволюционные годы многие приходили к старице и получали от нее мудрые духовные советы и благодатные утешения. Из многочисленных свидетельств современников известно о ее прозорливости и чудесах.

В сложное для России время, когда многие монастыри закрывались, а монашествующие изгонялись и преследовались, Спасо-Бородинский монастырь закрыть не посмели. Придя в монастырь, представители новой власти зашли к матушке Рахили. Перед ними сидела маленькая, худенькая доброжелательная старушка, которая предложила им выпить чаю. Когда же они захотели уйти, то почувствовали, что не могут двинуться с места, будто приросли к стульям. Им пришлось поневоле просить старицу, чтобы она благословила их уйти. Только после ее молитвы они смогли уйти, пообещав, что монастырь не закроется, пока она жива. (В 1928 году, после смерти старицы, монастырь закрыли. Долгое время в нем был музей, и лишь в 1992 году здесь появились новые насельницы.)

8 сентября 1928 года прозорливая старица предупредила своих духовных чад, что видится с ними в последний раз. Она попросила позвать к себе монастырского духовника отца Андрея со Святыми Дарами и в последний раз приобщилась. С этого момента она больше ничего не вкушала.

Схимонахиня Рахиль скончалась в первом часу ночи с 9 на 10 октября 1928 года, хоронили ее в канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы на кладбище за юго- восточной стеной обители, над ее могилой позже была построена часовня.

Незадолго до смерти старица Рахиль говорила своим духовным чадам: «Кто меня будет помнить, того и я не забуду. Приходите ко мне на могилку, и вы получите облегчение и утешение. Я и после смерти буду помогать». Слова прозорливой старицы исполнились по ее блаженной кончине: приходящие к ее могилке обретали утешение, получали исцеление от телесных и душевных недугов.

28 июля 1996 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II старица Спасо-Бородинского монастыря схимонахиня Рахиль была причислена к лику местночтимых святых Московской епархии. День празднования церковной памяти преподобной Рахили — 27 сентября/10 октября.

В главном Владимирском соборе Спасо-Бородинского монастыря есть икона преподобной, на которой она держит свиток со словами, обращенными к каждому из нас: «На что призван, то и исполняй. Все земное заманчиво. Над голубым сводом есть еще небо, куда должны стремиться все живущие».⁴¹

Преподобный Силуан Афонский

«Скоро я умру, и окаянная душа моя снидет в тесный черный ад, и там один я буду томиться в мрачном пламени и плакать по Господе: где Ты, свет души моей? Зачем Ты оставил меня? Я не могу жить без Тебя».

Так плакал великий святой XX столетия — преподобный Силуан Афонский. Это был его ответ на полученное им от Бога откровение: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Трудно понять обычному человеку эти слова. Но это и есть путь святых — Божья благодать даст узреть духовное убожество каждой человеческой души и не впасть в уныние, а возложить все упование на Того, Кто показал эту бездну опустошенности внутренней. Чем, если можно так выразиться, более святым становится человек, тем больше он начинает видеть за собой греха — и сам осуждает себя на ад, считает, что «все спасутся, один он погибнет». У святых отцов была поговорка, что велик не тот, кто сподобился видеть Ангела, а тот, кто начал видеть свои грехи, как песок морской. Такой человек, даже совершая великие чудотворения: воскрешая мертвых, исцеляя тяжких больных, изгоняя бесов, пользуясь почетом и уважением людей, — будет «держать ум свой во аде». За малейшее движение (прилог) греховного помысла тщеславия или превозношения перед обычными грешниками он уже осудил себя на ад и придумал сам себя наказания («Зачем тебя подвергать мучением, ты сам себя мучаешь», — говорили подвижникам мученики). Святой Григорий Палама писал, что тот, кто считает себя достойным вечного ада, становится смелым и готовым на всякое страдание.

В наше время опыт ада — реальное состояние, которое знакомо людям не в воображении, а при столкновении с безысходными ситуациями, стихийными бедствиями, на войне и в проявлениях садизма, невероятной жестокости. Как относятся подвижники наших дней к тому, что люди уже на земле превращают свою жизнь в ад? Бегут от мира, брезгливо отворачиваются? Нет.

Величайший святой XX века прп. Силуан Афонский оставил нам откровение, которое обращено к людям, живущим в условиях «нового времени». Старец, оставаясь верен тысячелетней традиции Православия, дает нам, однако, направление, в котором мы должны развивать и хранить Православие именно в наше время.

В видении от Самого Господа Иисуса Христа он услышал удивительные слова: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Эти слова современные толкователи соотносят с афоризмом Сартра: «Ад — это другие». Но если французский экзистенциалист предлагает бегать от этого ада, бегать от «других», то православный святой призывает погрузиться в этот ад, то есть не отторгать от себя мир в его страшнейшем современном состоянии, сострадать, молиться за него. На иконе прп. Силуана написаны его слова: «Молю Тебя, Господи, да познают Тебя все народы земли Духом Твоим Святым». Старец, живя в отдалении от мира на Святой Горе Афон, между тем никогда не относился к миру и к людям мирским с пренебрежением, он жалел всех, с кем его свел Господь (он управлял наемными рабочими из России), и молился за всех сродников этих людей. И из этой молитвы родилась великая молитва за весь мир. Так исполнил он схимническое послушание, ведь схимник — это молитвенник за весь мир. И пока есть такие молитвенники, мир еще не захлебнулся окончательно в военном огне и стихийном распаде.

В чем же состоит смысл откровения, полученного старцем Силуаном, для нас? Мы не можем молиться за весь мир — слишком «высокая планка». Но мы как христиане должны учиться тому, чтобы не жить «в резервации», не чувствовать себя чистенькими посреди грешников. «Держи ум твой во аде» — мы все вместе живем в аду современной жизни, все вместе наблюдаем и участвуем в ее ужасах. «И не отчаивайся» — вот это то, чем должен отличаться настоящий верующий человек от неверующих. Видя все ужасы, попадая в тяжелейшие ситуации, он не должен отчаиваться, он должен проявлять веру на деле — надеяться на благой Божий промысел о всем мире.

Напомним здесь основные вехи жизни святого, которому дано было плакать «о всем Адаме», как о самом себе.

Преподобный Силуан Афонский (мирское имя — Симеон) родился в 1866 году в селе Шовском Шовской волости Лебединского уезда Тамбовской губернии в благочестивой семье крестьянина Иоанна Антонова. Родители его были людьми трудолюбивыми, кроткими и от природы мудрыми, хотя и неграмотными. Большая и дружная семья, вспоминал впоследствии старец, жила бедно, однако нуждающимся в помощи никогда не отказывала, порой делясь с ними последним. Особенно радушно в семье принимали странников. Отец беседовал с ними о Боге и христианской жизни, и эти беседы производили сильное впечатление на восприимчивую душу отрока.

С детства Симеон трудился вместе со старшими, в меру сил помогая отцу в поле и братьям на строительных работах в помещичьем имении. По этой причине, видимо, он вынужден был оставить сельскую школу, проучившись в ней только «две зимы». Но стремление к знаниям (которое характеризовало его отца, «томившегося своей темнотой») было присуще преподобному всегда.

Жизнь набожной семьи Антоновых была неразрывно связана с храмом, посещение которого прививало Симеону с младенчества чувство благоговения перед словом Божиим, воспитывало его в духе христианского смирения и других добродетелей. В храме он постигал церковную грамоту, учился сосредоточенной молитве, внимал чтению житий святых. Спустя несколько лет юноша, возлюбив Господа всей душой, открыто пожелал удалиться в монастырь и принять постриг в Киево-Печерской Лавре. Его стремление, однако, не встретило поддержки у отца, который настоял на том, чтобы сын сначала поступил на воинскую службу и лишь после ее прохождения решил, кем ему быть.

Повинуясь родительскому слову, Симеон вернулся к своей обычной жизни. Было ему в ту пору девятнадцать лет. Благочестивое намерение вскоре оставило его, и он, подобно многим своим сверстникам, поддался соблазнам мира. Молодой, красивый, сильный, а к тому времени уже и зажиточный, он наслаждался жизнью и в шумной суете мира начал было забывать первый зов Божий к иноческому служению.

Но Господь уберег его от погружения в греховную пучину, вновь призвав уйти от мирской суеты и вступить на путь монашества. Произошло это, по свидетельству старца, при следующих обстоятельствах: однажды, вернувшись домой с гулянья, он задремал, и в тонком сне, глядя на себя как бы со стороны, увидел, как в него проникает «злосмрадный змий». Почувствовав отвращение, он проснулся и в момент пробуждения услышал произнесенные Самой Пресвятой Богородицей слова: «Ты проглотил змия во сне и тебе противно; так и Мне нехорошо смотреть на то, что ты делаешь».

Осознав свои грехи, юноша горячо раскаялся в них перед Господом и возблагодарил Божию Матерь за явленную к нему доброту. Это событие имело решающее значение для выбора дальнейшего пути. К нему вновь вернулось желание посвятить свою жизнь Богу.

Воинскую службу Симеон проходил под Санкт-Петербургом. Был он воином исполнительным, в поведении примерным, в отношениях с товарищами по службе верным, за что его любили сослуживцы. В армии с особой силой проявился дар его мудрого совета, следуя которому многие обрели душевный покой и благополучие. Уйдя на службу с живой верой и глубоким покаянным чувством, Симеон никогда не забывал о Боге. К тому времени чудесным образом определилось и место его будущих монашеских подвигов — Святая Гора Афон, куда он был «от мрака греховного к свету Истины Христовой Самой Пречистой призван». Он часто думал об иноческой жизни, и, желая хоть как-то помочь насельникам монастыря, несколько раз посылал на Афон накопленные им деньги. О внутреннем состоянии преподобного в тот период красноречиво свидетельствуют слова его сослуживцев: «А он умом на Афоне и на Страшном Суде».

Незадолго до окончания воинской службы Симеон решает испросить молитв и благословения отца Иоанна Кронштадтского — святого праведного Иоанна. Не застав его, он оставляет записку со словами: «Батюшка, хочу пойти в монахи; помолитесь, чтобы мир меня не задержал». В казарме он уже на следующий день почувствовал вокруг себя «адское пламя», которое «гудело» с тех пор не переставая повсюду, где бы он ни находился.

Много лет спустя в записках преподобного прочтут: «О великий отец Иоанн, молитвенник наш! Благодарю я Бога, что видел тебя, благодарю и тебя, пастырь добрый и святой, ибо ради твоих молитв я расстался с миром и пришел на Святую Гору Афонскую, где увидел великую милость от Бога».

Всего одну неделю Симеон пробыл дома. Собрав подарки для монастыря и необходимое в дорогу, он попрощался со всеми и отправился на Афон. Осенью 1892 года преподобный прибыл на Святую Гору и был принят послушником в русский Пантелеимонов монастырь в пору расцвета этой обители.

Жизнь старца в монастыре была проста, доступна и внешне ничем не примечательна: сначала его послушанием была тяжелая работа на мельнице, на смену которой пришел хлопотливый труд эконома, заведование мастерскими, продовольственным складом, а на склоне лет — торговой лавкой.

Пройдя путь начальных иноческих испытаний, он в 1896 году был пострижен в мантию с именем Силуан, а в 1911 году — в схиму с оставлением прежнего имени.

Своих учеников преподобный не имел и в послушании у какого-либо определенного старца не находился. «Трудно жить без старца, — говорил он впоследствии. — Неопытная душа не разумеет воли Божией, и много скорбей перенесет она, прежде чем научится смирению». Сам он, подобно большинству монахов, воспитывался в атмосфере общей для иноков Афона духовной традиции, проводя, как того требовал многовековой уклад жизни в обители, дни в непрестанной Иисусовой молитве, длительных богослужениях в храме, постах и бдениях, частой исповеди и причащении Святых Христовых Тайн, чтении духовных книг и труде.

С первого и до последнего дня преподобный являл собой образ совершенного послушания; для него игумен, духовник и просто старший брат — добрые наставники. Если монахи и миряне, считал он, будут слушать духовников и пастырей своих без их осуждения, без возражения и без внутреннего сопротивления, то и они сами не лишатся спасения, и во всей Церкви будет полнота жизни.

Прожив сорок шесть лет в обители с общежительным уставом, подвижник никогда не стремился к уходу в затвор или к удалению в пустынь, считая, что без благоволения Божия они сами по себе являются лишь вспомогательными средствами, а не целью христианской жизни. В то же время он был далек и от мирских интересов. Постоянно находясь среди людей, старец хранил ум и сердце от посторонних помыслов, очищал их от страстей для молитвенного предстояния Богу, утверждая, что это самый короткий путь ко спасению. Он не искал мученичества, но всей своей жизнью повторил аскетический опыт отцов Церкви — известных подвижников благочестия. Каким был этот путь для преподобного?

По афонскому обычаю, новоначального послушника вводили в жизнь монастыря исповедью. Испытав в Таинстве Покаяния радость очищения и освобождения от тяготивших его грехов, Симеон, однако, сразу же подвергся нападению помыслов — о возвращении в мир и женитьбе. Сознание того, что он снова опечалил Божию Матерь, потрясло послушника, открыло ему, что и здесь, на Святой Горе, как казалось — в пристани спасения, возможны искушения и даже погибель. Отрезвленный своим духовным падением, он стал много и усердно молиться, прибегая преимущественно к Иисусовой молитве, которая вскоре вошла в его сердце и стала сама совершаться в нем непрестанно. Этот дар был получен преподобным от Пресвятой Богородицы по сокрушенной молитве перед Ее образом и явился прочной основой его духовной жизни.

Послушник Симеон продолжал подвиг бдения, поста и сердечной молитвы, но не покидала его и духовная борьба с новыми искушениями — тщеславием и гордостью. Они, не давая душе возможности «вступить на путь веры», то возносили Симеона «на небо», вызывая в нем чувство якобы собственной непогрешимости — «ты теперь святой», то низвергали долу, казалось, уже в вечную гибель, говоря ему: «Ты не спасешься». Диавольские нападения все возрастали, привнося чувство богооставленности, доводя Симеона до отчаяния. И когда он посчитал, что «Бога умолить невозможно», Господь непостижимо явился послушнику во время вечерни в храме пророка Божия Илии и духом ввел его в Небесную обитель. В тот момент, по свидетельству старца, он всем своим существом почувствовал, как благодать «мученичества» наполнила его и он познал Господа Духом Святым. С тех пор все происходящее в мире он рассматривал лишь в соотношении с опытом души, познавшей своего Творца. «Иное дело веровать в Бога, — говорил он, — и иное знать Бога».

Явление Господа Иисуса Христа принесло послушнику радость Пасхи, Воскресения, ощущение перехода от мрака духовной смерти к неизъяснимому свету жизни. Однажды познав Духом Святым Божественную любовь, он начинает несравненно глубже и острее переживать потерю благодати: «Кто потерял ее, тот неутомимо день и ночь ищет ее и влечется к ней. Она теряется нами за гордость и тщеславие, за неприязнь к брату, за осуждение брата, за зависть, она оставляет нас за блудную мысль, за пристрастие к земным вещам, за все сие уходит благодать, и опустошенная и унылая душа скучает тогда о Боге, как скучал отец наш Адам по изгнании из Рая».

Старец Силуан часто вспоминает иноческое служение преподобного Серафима Саровского, чудотворца, душа которого, познав Господа, неудержимо стремилась к новым подвигам ради стяжания благодати. «Познавшая Бога душа, — запишет преподобный Силуан позднее, — ничем не может удовлетвориться на земле, но все стремится ко Господу и кричит, как малое дитя, потерявшее мать: скучает душа моя по Тебе и слезно ищу Тебя».

Как обретается и удерживается благодать, почему и за что оставляет она душу верующего человека, — эти вопросы становятся важнейшими в жизни подвижника.

Постоянно пребывая в подвиге, он воздерживался во всем и от всего, что могло бы мешать стяжанию благодати: спал мало, урывками, до двух часов в сутки, сидя на табурете; не делал послаблений в посте и ограничивал себя в еде, советуя обращавшимся к нему «кушать столько, чтобы после принятия пищи хотелось молиться»; отсекал свою волю, считая, что это приносит «пользу большую» для души. Она тоскует, молится, плачет, пребывая в борьбе, чтобы удержать благодать, но Божественный свет если и возвращается, то ненадолго, а затем, как прежде, снова оставляет послушника. «За то страдаем мы, — пояснял старец, — что не имеем смирения. В смиренной душе живет Дух Святой, и Он дает душе свободу, мир, любовь, блаженство». Стяжать смиренный дух — «это великая наука, которую скоро не одолеешь».

Прошло 15 лет со дня явления преподобному Господа. Его ум вновь омрачается диавольскими нападениями и потерей мира души. Со временем эти страдания усиливаются мучительными борениями с бесами, по ночам отрывающими его от непрестанной внутренней молитвы. О том, какую душевную боль ему пришлось претерпеть при этом, подвижник говорил впоследствии так: «Если бы Господь не дал мне вначале познать, как много Он любит человека, то я и одной такой ночи не вынес бы, а их у меня было множество».

В одну из таких ночей, когда, несмотря на все старания, молитва не приходила к преподобному, он с сокрушением в сердце воззвал: «Господи, Ты видишь, что я хочу молиться Тебе чистым умом, но бесы не дают мне. Научи меня, что должен я делать, чтобы они не мешали мне?» — «Гордые всегда так страдают от бесов», — был ему ответ. «Господи, научи меня, что должен я делать, чтобы смирилась моя душа?» И снова в сердце прозвучал ответ от Бога: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». По словам старца, Господь пожалел его и Сам научил, каким образом душа должна смиряться и становиться неприступной для врагов: при приближении греховных помыслов она признает себя достойной вечной муки и нисходит во ад, чтобы силою адского пламени выжечь в себе действие всякой страсти и с чистой молитвой обратиться к Господу, уповая на спасительное действие любви Христовой и тем самым избегая отчаяния. «И этим, — говорил преподобный, — побеждаются враги; а когда я умом выхожу из огня, то помыслы снова приобретают силу». Эта способность возобновлять в себе подлинное переживание адских страданий ради очищения души от страстей с тех пор не покидала его.

Дарованное Господом откровение не только явилось для монаха Силуана чрезвычайно важным практическим указанием, но и положило начало новому этапу в его духовной жизни. Постепенно в молитве подвижника начинает преобладать скорбь о мире, не ведающем Бога. Как объяснял старец, люди забыли Господа, сотворившего их, и ищут своей свободы, не понимая, что вне Бога, вне Истинного Источника жизни ее нет и быть не может. Свобода — только в Господе, Который по милости Своей дает прибегающим к Нему благодать Святого Духа. В Нем, Святом Духе, в Его познании содержится освобождение от рабства греха и страха смерти.

Он учит любви Божией и дает душе силу жалеть даже идущих греховным путем. «Где нет любви к врагам и грешникам, там нет Духа Господня». Речь идет о врагах веры Христовой. Сам старец делил людей не на врагов и друзей, а на познавших Бога и не познавших Его.

Подлинно по-христиански спасти ближнего можно только любовью. В любви ко всем людям преподобный видел уподобление Господу Иисусу Христу, Который «руки распростер на Кресте», чтобы всех собрать. Любовь Христова не может претерпеть ничьей гибели и в своей заботе о спасении всех объемлет, не только мир ныне живущих на земле, но и уже умерших и сошедших в самый ад. И если ликует и радуется душа при спасении людей, то столь же сильно плачет и молится она, видя обратное — их гибель.

«Молиться за людей — это кровь проливать», — говорил преподобный. И он жил страданиями всего мира, забывая самого себя, и не было конца его молитве, призывавшей все народы Земли познать Господа Духом Святым. По глубокому убеждению старца, если бы это совершилось и люди, оставив свои увлечения, всей душой устремились бы к Богу, то изменилось бы лицо Земли, и судьбы всех людей и весь мир преобразились бы «в один час».

Вся жизнь его была сердечной молитвой «до великих слез», исключительно высоким подвигом любви к Господу. «Мир стоит молитвою, — утверждал преподобный, — а когда ослабнет молитва, тогда мир погибнет». В этой молитвенной устремленности он достиг такого внутреннего состояния, при котором провидел происходящее и прозревал будущее человека, открывая глубокие тайны его души и призывая всех вступить на путь спасительного покаяния. Непрестанная молитва не оставляла подвижника до последнего часа его земных странствий.

11 сентября 1938 года старец схимонах Силуан мирно скончался. Он явил своей подвижнической жизнью пример кротости, смирения и любви к ближним.

Спустя пятьдесят лет, в год празднования 1000-летия Крещения Руси, Священный Синод Константинопольской Православной Церкви причислил блаженного старца к лику святых.

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II имя преподобного Силуана Афонского было внесено в месяцеслов Русской Православной Церкви под 11 сентября.

Часть четвертая. Старчество в годы гонений

В заголовок этой части мы вынесли название книги монахини Игнатии о преподобномученике Игнатии (Лебедеве) — в его судьбе автор книги представляет судьбы многих безымянных подвижников, о которых можно сказать словами апостола: «Их был недостоин весь мир». Они были попираемы, унижаемы этим миром, а для Бога они были «солью земли», теми, ради кого Он долготерпит грехи человеческие.

Преподобномученик Игнатий (Лебедев)

Будущий преподобномученик Игнатий родился 28 мая 1884 года в городе Чухлома Костромской губернии. В юности Господь сподобил его попасть под окормление дивного старца — Гавриила (Зырянова), а потом уже в Смоленской Зосимовой пустыни он стал духовным сыном прп. Германа (Гомзина). В 1910 году Александр Лебедев был пострижен в рясофор, а в 1915 году в мантию. Во священники монах Агафон (так звали отца Игнатия до пострижения в схиму) был рукоположен Святейшим Патриархом Тихоном в 1920 году. И уже в 1924 году его имя становится известно православной Москве — в очередь на исповедь к нему в Высоко-Петровском монастыре выстраиваются постоянно сотни людей. В жизнеописании прпмч. Игнатия о его старческих дарованиях написано так: «Искусство батюшки владеть душами человеческими, направлять их к Богу возрастало по мере его делания, достигая высот гениальности. Казалось иногда — совсем иначе следовало бы решить вопрос или совсем иначе отнестись к тому или иному человеку, а батюшка дает какое-нибудь странное распоряжение, которому покоряешься только в силу любви и веры. А потом окажется так, как и должно было быть». Эти слова можно отнести к образу действия всякого благодатного старца, так же как и приведенный далее в жизнеописании разговор: «Батюшка, а вы не боитесь, к вам ведь приходят люди всяких профессий: и ученые, и инженеры, и артисты. Как вы им ответите на все их вопросы?..» Одному из своих духовных детей он ответил на этот вопрос так: перед тем как принимать народ, он всегда молится, чтобы ему говорить людям не свои слова, а то, что угодно Богу и что может пойти во спасение. «Прочту молитву, — говорил батюшка, — и бываю всегда покоен».

Этот образ служения, как мы уже сказали, характерен для всех старцев. А вот особенностью служения отца Игнатия было то, что он в годы гонений создал тайный монастырь. По благословению настоятеля монастыря отец Игнатий тайно постригал в монашество своих духовных детей. Так складывался тайный «монастырь в миру», — люди ходили на работу, одевались в обычные одежды, внешне старались ничем не выделяться, а всю свою жизнь отдали в послушание старцу и смирение себя перед ближними. Самое удивительное в «монастыре в миру», созданном отцом Игнатием в страшные годы гонений на веру, это то, что он включал в себя три поколения самых разных людей (третье поколение «пришло в монастырь» уже после мученической кончины батюшки).

В книге «Старчество в годы гонений» представлены многочисленные портреты подвижниц — «монахинь в миру». Кончается их описание словами: «...так можно было бы рассказать почти о каждом из батюшкиного помянника в 381 человека. Но всего написать невозможно, как невозможно передать дух жизни, которым мы жили вокруг нашего отца. Часть написана для того, чтобы не утаилась от грядущих поколений та страница старческого делания, которая может дать жизнь тем, кто был его лишен и не представляет, каким бывает и может быть это руководство». Это руководство внимательной любви к каждой душе и постоянного самоукорения. Поражают приведенные в книге письма старца — в них он постоянно себя «окаявает», под всеми пожеланиями и советами ставит такую подпись: «Твой духовный отец и худой старец, грешный и недостойный схиархимандрит Игнатий». Упомянутые письма (те, что приводятся в книге) старца написаны незадолго до ареста в 1934 году.

В 1935 году отец Игнатий был посажен в Бутырскую тюрьму. Здесь «Господь посещал его такой радостью, которой он раньше никогда не испытывал». Через полгода отправлен в лагерь в бывшем Саровском монастыре, потом переведен в Ветлугу (Ветлаг), в 1936 году — в колонию под г. Алатырем.

Всю свою жизнь, от ранней юности, отец Игнатий страдал от многочисленных телесных недугов, и для него — немощного и старого уже человека — лагерные годы были вдвойне мучительны. Но в тех весточках, которые ему удавалось передавать из лагеря сестрам на волю, нет и капли уныния или усталости. Удалось старцу передать своему «Монастырю в миру» и духовное завещание перед кончиной: «Мир дальним и ближним. Мир всем любителям, сего мира носителем по мире сил старался быть я, к сему миру хочу отыти и этот мир оставляю вам, этот мир».

29 августа 1938 года преподобномученик Игнатий отошел ко Господу.

Наш краткий рассказ о нем мы завершим словами о той, что донесла его образ в своих книгах до нашего времени — о монахине Игнатии.

Матушка Игнатия — тайная монахиня, принявшая постриг в 20-е годы. Она стала одной из наследниц великих подвижников Зосимовой пустыни. В начале XX века этот монастырь был одним из крупнейших центров старческого руководства, и, по отзывам современников, в нем царила удивительная атмосфера любви и молитвенной сосредоточенности. Во всем написанном монахиней Игнатией (а библиография ее трудов обширна) живет естественное благоговение перед теми, кто уже в земной жизни стал свидетелем тайн Царства Христова. В книге «Старчество в годы гонений» возрождается во многом утраченная сегодня традиция «молитвенного чтения». Такое чтение принадлежит сокровенным глубинам православной традиции и требует опытного знания тех духовных состояний, о которых пишут подвижники. Другими словами, такую книгу невозможно написать, не пройдя путь старческого руководства и послушания. Монахиня Игнатия была верной ученицей старца Игнатия, а потом тех, кому он, уходя в мир иной, поручил свой «монастырь в миру»; и в ее жизни, а не только в книгах, воплощается та «золотая цепь святости», которая охраняет нашу Церковь веками.

Преподобномученица Евдокия и святые мученицы Дария, Дария и Мария

В шестнадцати километрах от Дивеева, в селе Пузо (ныне — Суворово), в середине девятнадцатого века в крестьянской семье у Александра и Александры Шиковых родилась дочь. Девочку при крещении назвали Евдокией. Когда Дуне исполнилось два года, ее мама умерла, отец женился вторично. Через несколько лет он уехал в Сибирь, девочка осталась в родном селе у родственников.

Родной дядя Дуни был церковным старостой. Благочестивые родственники сумели привить и Дуняше любовь к Богу и ближним. В девять лет отроковица вместе с подругой Марией побывала в монастырях в Сарове и Дивееве.

Евдокия с детства была слабенькой, сверстники посмеивались над ней, часто закидывали ее с подругой камнями. Девочка мужественно переносила побои и насмешки, лишь в молитве просила Господа укрепить ее. Когда отроковица Мария умерла, Дуняше и вовсе не давали прохода.

Когда девушке исполнилось двадцать лет, она тяжело заболела. Остальные годы ей предстояло со смирением нести крест болезни. С этого времени Евдокия была прикована к постели. Господь не оставлял Свою избранницу, ей было даровано духовное зрение. Односельчане и верующие из окрестных сел приходили к ней за духовным советом, обращались за молитвенной помощью.

Принимали посетителей и ухаживали за болящей верующие девушки. По рассказам современников, к блаженной Евдокии в дом часто приходили благочестивые девушки, они вместе молились, пели стихиры, кондаки и акафисты. Общее пение начиналось в восемь часов вечера, продолжалась служба до двенадцати часов ночи. Утреню начинали в пять часов утра и молились до двенадцати часов дня.

Келейница Полина рассказывала: «Утреннее правило Дуня разделяла, и было минут по двадцать отдыха; если во время отдыха приходил кто с великой скорбью, онавпускала, а во время правила никого не пускала. После правила ее обращали лицом к иконам, подкладывали под нее рунье, сажали и зажигали все 12 лампад. После этого пели “Верую...”, “Достойно...”, “Отче наш...”, “Заступницу...”, “Яко необоримую стену...”, “Богородице Умилению...”, “Крест всей вселенной...”.

Дуне давали раздробленную просфору... Велит вымыть ей руки, а как дадут ей просфору, заплачет и скажет: “Перекрести руки”. Положат ей просфору, разрежут ее пополам. Одну половину опять в чулан унесут, а эту половину еще разрежут пополам, и половину она дает той, которая ей служила. Давали ей три просфоры: из Сарова, Понстаевки, Дивеева, так что у нее получалось три части.

Поднимут самовар на стол, ладану в трубу положат, чайник заправят чаем и ставят на ладан, в это время ей отрезают хлеба. И вот каждый кусок оградит знамением креста, и все эти куски она сложит в платок и положит на постель, а себе оставит один кусок ржаного хлеба и от него съест малую часть (те куски, которые она завязывала и клала на постель, после шести недель клала себе за спину, спала на сухарях).

Кушала она мало... Перед самым чаем она разрезала огурец и съедала кружочка два или гриб соленый, пирог раз откусит, когда Бог посылал... Мяса от юности не ела, всего два яйца в год... Хлеб она потребляла от одних людей (женщина пекла с молитвой)... Дуня говорила: кто ест мягкий хлеб, тот не постник, но если постишься да дорвешься до мягкого хлеба, это плохо. Всякий кусок Дуня крестила и говорила: “Христос Воскресе!” Если молитвенного правила не кончит, то три дня пролежит без пищи.

Денег от юности она в руки не брала. Во время воскресной обедни Дуня запрещала печку топить и к святыне приступала строго, а последнее время не давала и полы мыть, и белье разрешала стирать только во вторник и в четверг, и при этой работе не давала со своего стола просфору, не давала дома обедать и лампаду поправлять, но в церковь пускала; после полов она велела мылом руки мыть, съесть кусок хлеба и взять книгу в руки — Псалтирь или молитвенник. Только через двое суток она разрешала прикладываться к иконам; также и после бани. Весь месяц в одной обувке ходить надо, хоть сыро, хоть жарко, разуться нельзя. У хожалок до того ноги отекут, что невозможно, весь день на ногах, без отдыха и без сна; ноги сырые, а греться не пустит; весь месяц не давала сменять белье и платок, а при народе обличала: она монашка, а грязная.

Чтобы подвига ее не знали, говорила: “Ныне нет отрадного дня”, — и сама не ела, и никому не давала. А тут по покойнику в колокол ударят — нельзя уже есть, или еще что случится, все это были поводы, чтобы не есть. Так и отведет день ото дня. Когда покойника несут, она лежит недвижимо, и если ест в это время, то бросит, и всем велит молчать. И до тех пор она лежит недвижимо, пока его не схоронят, и никого в келью в это время не пустит».

На вопрос келейницы: «Дуня, почему ты так к покойникам относишься?» — блаженная отвечала: «Глас Господень — когда в колокол бьют — объяснил, чтобы молились за рабов».

По рассказам келейницы блаженной Евдокии, подвижница носила вериги, которые у нее были поясом. Рубашку блаженная не позволяла менять, пока та не истлеет. Она благословляла келейниц лишь раз в год мыть ей руки и ноги. Руки ей мыли с мылом по локоть, затем обливали их в тазу со святой водой; ноги мыли до колен, но простой водой (тело никогда не мыли). Когда ей мыли ноги, блаженная держала зажженную свечу. Голову разрешала мыть лишь раз в год теплым, разогретым в печке елеем. Зимой и летом блаженная была одета в тулуп, шерстяную одежду, покрывала голову шерстяной шалью. Она не позволяла никому подрезать волосы и стричь ногти.

За свое великое смирение и терпение подвижница и удостоилась даров Святого Духа — прозорливости и исцеления.

Приведем лишь несколько случаев, свидетельствующих о прозорливости блаженной Евдокии, о силе ее молитв.

Сын одной благочестивой вдовы дважды приходил к прозорливой старице Евдокии, чтобы получить благословение на поступление в монастырь, но она, по рассказам современников, «ни благословения не дала, ни самого его в келью не пустила», лишь сказала: «Пусть не просится в монастырь, он все равно жить там не будет»... Юноша поступил по-своему, три года подвизался в монастыре, но затем ушел из монастыря и в Нижнем Новгороде стал коммунистом.....

Однажды к блаженной приехала девица Параскева из села Верякуши, страдавшая от болезни желудка. Она рассказала, что не может есть даже ржаной хлеб. Блаженная Евдокия подала ей ржаной сухарь со своей постели и велела съесть, добавив при этом: «Я сама больная, а ем ржаные сухари». Параскева съела — и выздоровела. С того дня она стала есть всё. Благодарный отец исцеленной девушки купил келью для келейниц Евдокии, во славу Божию стал творить милостыню (по рассказам односельчан, до этого случая он отличался скупостью).

По свидетельству очевидцев, однажды блаженная Евдокия обличила пришедшую к ней женщину: «На тебе нет креста». Женщина возразила: «Есть». После того как блаженная заплакала, женщина созналась, что на ней не было креста, и попросила прощения. Подвижница велела келейницам дать ей крест.

Однажды блаженная Евдокия велела благочестивым супругам Никифору и Марфе, приходившим к ней петь, вернуться домой раньше. Они возразили: «Дуня, мы будем петь до конца». Прозорливица ответила: «Нет, вам надо идти домой». По послушанию супруги вернулись домой, и вовремя: «их теленок запутался... едва не удавился».

Приходил к блаженной петь стихиры и Петр Павлович из деревни Глухово, однажды он признался блаженной, что боится возвращаться в темноте (после полуночи). Блаженная Евдокия утешила: «Тебе Ангелы посветят». Петр Павлович позже рассказывал, что, когда вышел на улицу, перед ним огненный шар покатился, так он и шел за ним до самого дома и славил Господа за великую милость, явленную ему, грешному, по молитвам праведницы.

По молитвам блаженной Евдокии возвращались к праведной жизни оступившиеся, благодаря ее советам и предостережениям налаживалась жизнь супругов. Праведницу знали и почитали многие в округе, приходили к ней за советом и утешением и из монастырей. Блаженная и материально помогала монашествующим. Она часто говорила: «Я духовенство и людей монастырских считаю как Ангелов».

Страждущие, приходившие к блаженной, всегда старались отблагодарить молитвенницу, приносили еду, продукты, материал, но не у всех брала прозорливица, и келейницам не разрешала притрагиваться к продуктам без благословения. Бывали случаи, когда завистливые люди приносили отравленную еду. Однажды кто-то поставил в сенях перед Пасхой творог, кошки унюхали, забрались на лавку, поели и околели.

Блаженная советовала не только еду, всё ограждать крестным знамением: и окна, и двери, и одежду, и обувь, и кровать — перед тем как ложиться. Домашний скот ограждать утром и вечером. Говорила, что в нечистоте женщинам в храм до шестого дня входить не следует.

По рассказам келейницы Полины, блаженная Евдокия учила девушек смирению, терпению и послушанию. При людях могла обличить, безвинно оговорить, чтобы учились смиряться, не возгордились.

Христа ради юродивая Евдокия, добровольно отдавшая на истязание свою плоть вшам, страдавшая от холода и голода, часто ослабленная от многодневных строгих постов, отличалась высоким мужеством и терпением. Ей было открыто, что вскоре ее ждет мученическая смерть, знала и через кого ей придется пострадать, тем не менее впустила в келью этого человека.

Когда блаженная слышала, что кого-то расстреляли, она говорила: «Все-таки их хоронят, а меня не станут хоронить и в колокола звонить не будут. Господи, Господи, какие люди счастливые, помрут — звонят, а меня, как скотину, в яму свалят». Верующим советовала: «На могилку мою почаще ходите, вы будете плакать и рыдать на моей могилке, я буду все слышать, но отвечать не могу». Келейнице Поле советовала: «Я умру, ты принимай схиму, я умру, а ты останешься, а если не примешь, то Богом будешь наказана». Поля ответила: «Я, Дуня, неученая». — «Кто у меня живет, все будут ученые. Старайся обо мне молиться, и я там тебя не забуду. Иди в монастырь». Незадолго до смерти, после того как ей помыли руки и ноги, сказала: «Давайте мне рубашку, кою я на смерть приготовила, она потолще, в ней будет потеплее». Блаженная предсказывала: «Я до осени доживу, новую жизнь поведу, а вы всякий сам себе хлеб приготовляйте, я больше вам готовить не стану, тогда вам всем легко будет жить, а ты принесешь мне из Бабина».

Вскоре после революции представители власти решили расправиться с блаженной Евдокией, предлог был найден: у нее в келье застали задержавшегося из увольнительного отпуска призывника, блаженную обвинили в укрывательстве дезертира.

Одна из выживших келейниц рассказывала, что летом 1919 года в дом старицы ворвались солдаты: «Их пришло сначала двое, они вошли и начали читать бумагу: кто здесь живет из хожалок. Все они были у них переписаны... Я не отходила, смотрела в окошко. Вижу, нашел он просфоры и елей, бросил их в лицо Дуне и начал ее обзывать скверными словами... И потом он стал ее за волосы таскать, и стал бить плетью, а хожалок в келье не трогал. Потом взял восковые свечи, скрутил их десять штук вместе, зажег и стал кидать иконы и искать деньги».

Блаженную избивали до вечера. Когда солдаты ушли, келейница Даша решила перенести ее в другой дом, опасаясь за ее жизнь. Но по дороге они повстречали солдат, которые вновь набросились на праведницу. Ее отнесли в дом, положили на лавку, били всю ночь попеременно, били плетьми, стаскивали на пол, пинали ногами. Около дома собрались верующие, некоторые пытались броситься на помощь, но стража никого не подпускала.

По свидетельству очевидцев, когда в воскресенье выносили из кельи икону Божией Матери «Иверскую» — «от нее было сияние». Когда выкидывали вещи блаженной, часть икон крестьянам удалось взять в церковь. Многие книги и иконы были уничтожены.

Из воспоминаний келейницы блаженной старицы: «В понедельник поутру через заднюю калитку проникли к ней некоторые верующие, а солдат попался хороший и не бил ее в это время. Дуня попросила у народа: «Меня надо приобщить, позовите священника». Батюшка Василий Радугин пришел, но его не пустили. Он просил у них пропуск, у самых главных, они ему дали. Он пришел к Дуне, исповедовал и приобщил их всех за два часа до смерти...» 5/18 августа 1919 года блаженной старице и ее келейницам было суждено принять мученическую смерть (келейницы — Сиушинская Дарья, Тимолина Дарья, Мария неизвестная, скрывавшая свое имя).

По свидетельству очевидцев, когда блаженную и ее келейниц везли на казнь, их лица были необычайно красивы. Один неверующий крестьянин, Иван Анисимов, рассказывал, что видел на плечах у каждой белых голубей.

Удостоилась видения и женщина, которая кидала камни в верующих, приходивших к блаженной. Рано утром на рассвете она увидела над кельей подвижницы четыре огненных столба: «Два срослись, как развилка (когда подвижниц выводили из дома, келейница выносила блаженную на руках), а два отдельные».

Приговоренных привезли к месту казни на кладбище. Пузовские крестьяне Петр, Иван и Макар попытались заступиться за мучениц, но были избиты плетьми. Блаженная Евдокия увидела это и сказала: «Смотрите, как с них грехи сыплются. С Макара грехи летят, как от веника листья в бане, как его за меня бьют». Петр Карасев впоследствии рассказывал, что никакой боли от ударов не чувствовал: «Я бы счастлив был, если бы меня еще раз избили за Дунюшку».

Недалеко от свежевырытой могилы девушек усадили спиной к крестам и расстреляли. Казненных хотели сбросить в могилу, но благочестивый односельчанин Василий Седнов успел опередить их, он спрыгнул первым в могилу и стал принимать тела мучениц за веру (по свидетельству Василия, блаженная старица носила вериги). Василий покрыл им лица платочками, после этого их засыпали землей. Долгое время верующих не подпускали к могиле.

Из рассказа духовной дочери старицы: «Потом солдаты ушли от могилы и поручили следить, чтобы на могилу священник не пришел и не отпевал бы их. После этого на могиле стали видеть горящую свечу, а на ее месте в двенадцать часов днем, в это же время вскоре после расстрела, солнце играло саженях в десяти от земли».

После того как блаженную и ее келейниц убили, представители власти не разрешали даже поминать праведницу сорок дней, лишь в деревне Бабино священник молился об упокоении душ праведниц, в келье блаженной служил панихиды. По свидетельству этого священника, в то время когда врачи опасались за его жизнь, он получил исцеление от болезни горла по молитвам праведницы. Вот как он рассказывал об этом келейнице блаженной Евдокии Полине: «Входит апостол Фома, потом преподобный Серафим, старец Никодим, и с ними Дуня: я ее лик не видел, но она вошла с ними, взяла за горло и сказала: «Вставай, здрав будешь, иди служи обедню, жалко, ты у меня у живой не был». Лица всех видел, а ее не видел, слыхал только голос» (священник сказал — это святые поведали, что с ними была блаженная Евдокия).

Дьякон Иона из села Пузо, поступивший по благословению блаженной Евдокии в Оранский монастырь, имел видение, что к ее могиле текут тысячи людей, много архиереев и духовенства, и служат на ее могиле.

Дивеевская блаженная Мария Ивановна говорила: «Ходите к Дуне на могилку чаще, там Ангелы поют непрестанно». Однажды Поля пришла к блаженной Марии Ивановне, Дивеевская блаженная ей сказала: «Моим именем Пузо три раза сгорит», — и три раза в ладоши хлопнула. «Вон Дунины тряпки горят, ее кровь догорает». На третий день пожар охватил дом женщины, которая радовалась, когда вещи мученицы из дома выкидывали, и несла к себе в дом. За осень трижды в селе было возгорание «Дуниных тряпок». Предсказывала блаженная Мария Ивановна, что «Дуня выйдет мощами, понесут ее четыре епископа, будет четыре гроба, и народу будут тысячи, и тогда все вос- плачут, и неверующие уверуют».

Через восемь десятилетий, в 2001 году, обретены были святые мощи блаженной Евдокии и ее «хожалок», прославленных Русской Православной Церковью в чине преподобномучениц.⁴²

Преподобномученица Мария Гатчинская

Мои бабушки-наставницы старались познакомить меня с как можно большим числом людей их круга, и не только своих сверстников, но и их детей, детей исповедников XX века. Так я попала в чудесную, как будто не тронутую временем, сохранившую все черты дореволюционного быта квартиру сестер Белавских, дочерей особо почитаемого в нашем городе священника- исповедника отца Петра Белавского. Они стали мне показывать старинные фотографии. И среди этих фотографий потрясла меня одна: на одре, покрытом черным, лежит матушка, повязанная по-монашески в черный платочек. И у нее такое лицо! Глаза смотрят в небо, а губы сомкнуты болью. «Кто это?» — спросила я. «Это мученица, исповедница, блаженная матушка Мария Гатчинская». — «Расскажите, пожалуйста, о ней».

По неисповедимым судьбам Божиим тяжкие страдальцы часто становятся источником утешения для других людей. Такой была монахиня Мария (в миру Лидия Александровна Лелянова). Родилась она в 1874 году в семье богатого купца в Санкт-Петербурге. Перед выпускными экзаменами в гимназии в возрасте 16 лет Лидия заболела энцефалитом, на экзамены ее привезли уже в инвалидной коляске.

Страдалица, вскоре обреченная на полную неподвижность, с великим смирением несла свой крест и сделалась необычайно кроткой, смиренной и сосредоточенной.

Сама невероятно страдая физически, она умела утешать других страдальцев. Вокруг матушки, принявшей монашеский постриг, после революции собрался молитвенный кружок, он назывался Иоанновским в честь св. прав. Иоанна Кронштадтского.

Домик, в котором она жила в Гатчине с 1913 года, напоминал старческую «хибарку», где с утра до ночи собирался народ, изнемогавший под тяжестью скорбей революционной эпохи. Матери Марии, прикованной к постели, не владевшей руками и ногами, с затрудненной речью, страдающей от постоянных страшных болей, был дан от Господа великий дар утешения.

Среди приходивших к ней были люди разных званий, молодые и старые, простые и ученые. Священномученик митрополит Вениамин Петроградский написал на подаренной матушке фотографии: «Глубокочтимой страдалице матушке Марии, утешившей, среди многих скорбящих, и меня грешного».

Силу утешающей благодати Божией, действующей через простое слово мученицы Христовой, дают почувствовать строки из продиктованного ею письма к отцу Петру Белавскому на Соловки (22 февраля 1931 года): «...зачем удивляешься, что у тебя меняется настроение? Посмотри на прекрасное небо: сейчас оно чистое и голубое, но вот появляются огромные белые облака, точно белоснежные глыбы льда прикрепились к небесному своду. Вот и это меняется белыми барашками. И вдруг появляются черные тучи с медным отливом, довольно скоро они сгущаются. В природе темно, у всего живого мира делается тревожное состояние — туча давит на мозг и сжимает сердце. Но вот поднялся ветер, грянул гром и полил обильный дождь; небо прояснилось, выглянуло солнышко, воздух очистился, повеяло приятной свежестью, всё оживилось и человек воспрянул духом... Не то ли самое испытываешь ты, родной, и все, и я не исключение, когда после пролитых горячих слез очистится наше сердце и становится легко, легко? О, как много милости у Всемогущего. Счастье и вас не оставило и на севере. Счастье в том, что вы живете среди природы. Природа — это родная мать, которая воспитывает нас, утешает и радует. Дух дышит везде, и не было ни одного дня, чтобы не вспомнили тебя...»

Когда я читала это письмо, я сама получила утешение, объяснение тяжелого душевного состояния, которое иногда нас внезапно охватывает. А то, что я узнала о дальнейшей судьбе матушки Марии, заставило устыдиться своего малодушия и неумения терпеть самые малые трудности. Что пришлось вытерпеть ей — это уму непостижимо!

Весною 1932 года монахиня Мария была арестована. Бедную страдалицу чекисты с постели до грузовика волокли по полу и по земле за вывернутые руки. Раскачав ее многострадальное скованное тело, бросили ее в грузовик и повезли в «больницу». Там под предлогом операции матушка была подвергнута настоящей пытке, от которой она и скончалась 5 апреля 1932 года.

Похоронили матушку на Смоленском кладбище ее «чернички» — девушки из общинки, сложившейся вокруг нее в Гатчине. 17 июля 2006 года Священный Синод Русской Православной Церкви включил в Собор новомучеников и исповедников Российских имя монахини Марии, к которой отныне мы обращаемся как к преподобномученице. В 2007 году мощи святой были подняты из-под земного спуда на Смоленском кладбище и торжественно перевезены на место прижизненных подвигов матушки — в Гатчину. Ныне они покоятся в правом приделе Павловского собора в благолепной раке, и пред ними постоянно совершаются молебны.

Блаженная Матрона Московская

В самом центре Москвы — «на Покровке» — за кирпичными красными монастырскими стенами всегда многолюдно. Длинная очередь стоит на улице, чтобы попасть в храм и приложиться к мощам блаженной старицы Матроны. При жизни она помогала сотням «скорбящих и обремененных», а теперь помогает тысячам. Сама же была больной от рождения.

Родилась блаженная Матрона (Матрона Дмитриевна Никонова) в 1885 году в Тульской губернии, в крестьянской семье. Родилась девочка слепой, но уже в детстве стала проявлять признаки наделенности внутренним, духовным зрением. С семи-восьми лет у Матронушки открылся дар предсказания и исцеления больных. Близкие замечали, что ей открыты даже мысли человеческие. Она чувствовала приближение опасности, предвидела общественные и стихийные бедствия. К девочке стали приходить люди из окрестных деревень, привозить больных, которых она поднимала на ноги.

В семнадцать лет к слепоте добавился у Матронушки еще один тяжелый недуг — у нее внезапно отнялись ноги. До конца дней своих она была «сидячей» — такой мы и видим ее на единственной прижизненной фотографии.

Задолго до начала народных бедствий Матронушка предсказывала: «Будут грабить, разорять храмы и всех подряд гнать». После революции еще больше, чем прежде, несчастных людей устремляется в село Себино, где жила старица. В неоднократно изданных краткой и пространной редакции жития блж. Матроны приводятся многочисленные свидетельства молитвенной помощи праведницы. «Матушка могла замолить у Бога и изменить человеку его жребий. Так, жила при ней одна девочка Ниночка. Ангел во плоти. И вот в 7 лет она заболела и умерла от дифтерита. Мы страшно расстроились и плакали. Матушка сказала: “Не плачьте. У нее была бы страшно тяжелая жизнь, она бы была великой грешницей и погубила бы свою душу. Мне жаль было Ниночку и я умолила Господа дать ей смерть...”» Это случай необычный, чаще всего описываются случаи, как, наоборот, матушка вымаливала кого-то, защищала от смерти — в лагере, на войне, от голода и холода. А сама она была всегда на грани жизни и смерти. В 1925 году ей пришлось переехать в Москву, и начались странствия. Порой ей приходилось жить у людей, относившихся к ней враждебно, намеренно не помогавших ей в ее телесных нуждах. И так тридцать лет провела матушка в скитаниях по Москве, молитвенно покрывая «сердце России».

Внешне жизнь ее текла однообразно: днем — прием посетителей, ночью — молитва. Она никогда не укладывалась спать по-настоящему, дремала полулежа на боку, подпершись кулачком. Матушка предсказала будущую войну, говорила: «Много народу погибнет, но наш русский народ победит». Из Москвы не благословляла уезжать, говорила, что враг в Москву не войдет. Нескончаемым потоком шел к матушке народ в военные годы. «Матушка Матрона всю жизнь боролась за каждую приходящую к ней душу, — вспоминает Зинаида Жданова, — и одерживала победу. Она никогда не жаловалась, не сетовала на трудность своего подвига. Учила людей миру, любви, вниманию к духовному миру — постоянно повторяла: “Чаще креститесь! Крест — такой же замок, как на двери”. Наставляла не забывать крестить еду. “Силою Честного и Животворящего Креста спасайтесь и защищайтесь!” О состоянии народа в дни богоборчества, закрытия храма, арестов священников матушка говорила: “Народ под гипнозом, сам не свой, страшная сила вступила в действие... Эта сила существует в воздухе, проникает везде. Раньше болота и леса были местом обитания этой силы, потому что люди ходили в храмы, носили кресты и дома были защищены образами, лампадами и освящением. Бесы пролетали мимо таких домов, а теперь бесами заселяются и люди по их неверию и отвержению от Бога”».

Во время войны много было случаев, когда она отвечала приходившим на их вопросы — жив или нет человек. Кому-то скажет: «Жив, ждите». Кому-то: «Отпевать и поминать». Жизнь потом подтверждала эти прозрения.

К матушке Матроне ездили за советом и утешением многие священники, монахи — таким она была светочем духовным. «Восьмой столп России» — так когда-то назвал Матронушку при посещении ею храма в Петербурге отец Иоанн Кронштадтский. Из уст в уста предавались ее предсказания, предупреждения. Одно из них особенно знаменательно. Автор этих строк услышала их на могилке старицы в конце 1980-х годов, и вы, прочитав его, поймете, почему оно так потрясло тогда (да и сейчас потрясает): «После войны уберут Сталина, потом после него правители будут один хуже другого. Растащат Россию, “товарищи” после войны поездят по заграницам, разложатся и зубы “сломают”. Некоторые увидят там другое и поймут, что хорошо, что плохо, что дальше уже жить по-прежнему — гибель. И появится в то время Михаил. Захочет он помочь, все изменить, перевернуть, но если бы он знал, что ничего он не изменит... И что поплатится... Начнутся смуты, распри, пойдут одна партия на другую. Будут ходить по домам, спрашивать: “За кого?..” Вздохнете на малое время... Все будет, и молебен на Красной площади, и панихиды по убиенном Помазаннике Божием и его Семье... Потом придут прежние, и будет хуже, чем было! Как мне вас всех жаль. Жизнь будет все хуже и хуже, тяжкая.

Придет время, когда пред вами положат крест и хлеб и скажут: “Выбирайте!” Мы выберем крест». — «Матушка, — спрашивали те, кто слышал все эти слова, — а как же тогда жить можно будет?» Она: «А мы помолимся, возьмем земельки, скатаем шарики, помолимся Богу, съедим и сыты будем!»

2 мая 1952 года блаженная старица Матрона отошла ко Господу. 8 марта 1998 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на Даниловском кладбище в Москве были обретены честные мощи великой подвижницы XX столетия. В мае 1998 года мощи старицы были торжественно перенесены в Покровский монастырь, что у Абельмановской заставы, где и покоятся ныне.

Святая блаженная мати Матроно, моли Бога о нас!

Преподобный Кукша

Исповедник Христов и великий подвижник XX века преподобный Кукша, почитаемый прежде только в украинских пределах, ныне приобретает всероссийскую известность. Любая паломническая группа, направляясь в паломничество к Святой Земле, непременно прибегает к многоцелебным мощам преподобного Кукши, почивающим в Одесском Свято-Успенском монастыре. В житии преподобного соединились различные пути спасения. Недаром в акафисте он назван учеником и наследником древних отцов и одновременно исповедником новым, во дни безбожия просиявшим.

Господь призвал преподобного Кукшу послужить Ему последовательно на всех местах сугубой благодати Своей — на Афоне и в Иерусалиме, в Киеве, в Почаеве. С раннего детства будущий старец имел стремление к монашескому подвигу. В возрасте 20 лет он с односельчанами отправился паломником в Иерусалим и на Святую Гору Афон. Настоятель русского афонского Пантелеймонова монастыря призвал его вступить в число братии при условии получения родительского благословения. После долгих уговоров отца кроткой и монахолюбивой матерью Косьма смог исполнить призвание свыше — в 1896 году он прибыл на Афон. Через год с небольшим послушника Косьму отправили в Иерусалим нести послушание у Гроба Господня. Позднее старец говорил: при всех испытаниях в жизни «не скорби, но духом всегда стой у Гроба Господня... я и в тюрьме, и в ссылке был, а духом всегда стою у Гроба Господня!» Вернувшись из Иерусалима, монах Ксенофонт (такое имя он получил при постриге) подвизался на Афоне еще шестнадцать лет.

В 1912 году в числе 800 человек русской братии ему пришлось оставить Афон. Местом его нового жительства стала Киево — Печерская Лавра. Здесь Ксенофонт принял постриг в великую схиму с именем Кукша. И как его небесному покровителю, суждено было старцу стать исповедником веры Христовой среди язычников.

В 1938 году, вскоре после закрытия Лавры, преподобный Кукша был арестован. Так в возрасте 64 лет он оказался на тяжелейших лесоповалочных работах в сибирской тайге. Работали по 14 часов в сутки, иногда в 50-градусный мороз, получая 400 г. хлеба при этом. В 1943 году закончился срок заключения преподобного Кукши в лагере. Он был на пять лет направлен на поселение, где ему тоже пришлось пережить и холод, и голод, и бездомные скитания. В 1948 году преподобный смог вернуться в Киев, и к нему потянулись за утешением, советом, с исповедованием люди со всех концов России.

В 1953 году преподобного Кукшу перевели в Свято-Успенскую Почаевскую Лавру. И сюда народ устремился за помощью к благодатному старцу. Вот как писала об этом одна из духовных дочерей святого: «В общении с ним всякий чувствовал себя, как в лоне матери, которой можно с доверием предаться и открыть все тайники своей души. Вся красота его жизни внутрь его есть великое душевное смирение, за что и дана ему великая благодать. Он был прозорливцем, слышал все мысли людей, ему были открыты даже самые сокровенные их чувства, которые они сами едва могли понять. Многих он исцелил от душевных и телесных недугов одной своей молитвой, часто заочной».

В 1957 году преподобный Кукша был переведен в Иоанно-Богословский монастырь на Днестре. В это время он над многими своими духовными чадами совершил тайный постриг. Этим людям он оставил бесценные поучения о том, как следует вести себя среди безбожников. Он учил ничего не делать напоказ, запрещал открыто держать в руках четки. Одеваться велел так, чтобы ничем особенно не отличаться от окружающих людей. Он всегда учил идти средним — царским — путем, особенно не замаливаться и не поститься без меры. Часто говорил: «Придет время, поел бы, да не подадут. Поел — благодари Бога, поспал — благодари Бога. За все, за все благодари Бога».

Ревнующих не по разуму старец увещевал, что всякая власть либо дана, либо попущена Богом. Мы должны подчиняться гражданскому закону во всем, только не отказываться от Бога, но «когда весь мир будет избирать одного человека, тогда не ходите на выборы — это будет антихрист». Отец Кукша старался всегда отрезвлять фанатиков, «оцеживающих комара».

Отец Кукша имел и дар исцелений. Особенно много случаев исцеления раковых больных по молитвам старца. И ныне к его мощам отовсюду съезжаются страждущие этим тяжким недугом.

В 1960 году преподобный Кукша был переведен в Одесский Успенский монастырь. Здесь он пережил гонения от благочинного монастыря и приставленных им келейников. Так старцу на исходе дней своих пришлось к подвигам постничества, безграничного послушания, странничества, исповедничества и духовничества приложить самый трудный — перенести гонения и неприязнь от своих, от тех, кому говоришь: «Христос посреди нас. Был, есть и будет». Но и тут старец явил пример неосуждения и терпения. Издевавшегося над ним келейника он называл ласково «Епифаньюшка» и молился о нем. Благочинному же, который был первым его гонителем, сказал: «Ты спасешься. Как благоразумный разбойник». По молитвам старца он покаялся и очистился долгой и мучительной предсмертной болезнью.

Преподобный Кукша отошел ко Господу 24 декабря 1964 года. На его могиле сразу же после погребения были явлены многие чудотворения. В 1994 году отец Кукша был причислен к лику святых.

«Радуйся, избранный быти светильником Отечества нашего. Радуйся, своими подвигами и чудесы утвердивший в нем веру православную».

Святой праведный Иона Атаманский

Старческое служение не ограничивается внешними атрибутами. Необязательно старец должен быть монахом, проходить путь затворничества и явной внешней подготовки к служению людям. XX век явил много примеров «старцев в миру». Некоторые из них не были облечены священническим саном, не были монахами, но, как и монастырские старцы, утешали, вразумляли, исцеляли душевно и телесно приходящих к ним людей. Таким «старцем в миру» был св. прав. Иона Атаманский или Одесский.

Святой праведный Иона (1855-1924) был настоятелем портовой Свято-Николаевской церкви г. Одессы. Его духовная жизнь была столь высока, что великие киевские подвижники того времени говорили о нем, белом священнике, имевшем много детей и внуков: «Мы, монахи, его не стоим. Он намного выше нас».

Проникновенная вера слышалась в молитве батюшки. Он с Господом говорил, как древние праведники. К нему приводили многих страждущих от духов нечистых, и он исцелял их. Для нищих, для босяков отец Иона был родным отцом. Он не только помогал им материально, но приучил их к говению, многих спас от неверия и обратил на путь спасения. Отец Иона раздавал им билеты на обед. И они, получив билет, стремглав бежали в столовую, которая находилась где-нибудь в городе. И где брал батюшка средства на хлеб, который он раздавал всем присутствующим в храме во всю Святую Четыредесятницу, и на трапезу по воскресеньям, и на прокормление сотен босяков? На эти вопросы отвечает нам Слово Божие, которое говорит: «Рука дающего да не оскудеет». У отца Ионы все напоминает древние времена первых христиан. Это чувствуют все, кто хоть раз у него побывал.

Не прекращались чудотворения, происходившие по молитве праведника, и после революции. Однажды в Одессу приехала крестьянка и привезла с собой двухлетнего сына, слепого от рождения. До нее дошли слухи, что профессор В. П. Филатов делает глазные операции и многим возвращает зрение. Она обратилась к нему. Но Филатов, продержав ребенка у себя в клинике, объяснил матери, что наука в данном случае бессильна. Огорченная мать пошла к св. Ионе и просила его помощи. Батюшка обещал помолиться. Девять ночей он простоял на молитве, служил непрерывно молебны и акафисты, а на десятый день ребенок на руках матери прозрел. Случай этот наделал в городе много шума. Дошло до профессора Филатова, и он был поражен. Советская власть устроила следствие и показательный суд, на суд вызвали Филатова. Отцу Ионе инкриминировали обман и шантаж, но профессор Филатов твердо заявил, что это именно тот ребенок, которого он не брался излечить, и признал наличность чуда. Судьи порочили Филатова и стыдили: «Как можно допускать чудо?» Но профессор твердо стоял на своем, и суд окончился ничем: никого не осудили и веру религиозную не только не убили, но даже наоборот — укрепили.

В эти страшные годы Господь охранял святого праведного Иону как Своего избранника. Его не тронули безбожные власти, несмотря на постоянные наветы обновленцев, он был не раз сохраняем от неминуемой смерти. Однажды недоброжелатели в день Ангела преподнесли ему отравленный пирог. Отец Иона по своей прозорливости им сказал, чтобы пирог забрали назад: «Я его не съем, а сколько людей отравятся...»

Накануне обновленческого раскола, обрушившегося на Церковь в годы революции, отцу Ионе Атаманскому явилось видение, когда он стоял у престола за всенощной. Он вдруг умолк, застыл и через некоторое время, подняв руки, стал восклицать: «Хвалите имя Господне! Хвалите имя Господне! Аллилуйа, Аллилуйа». Так, с поднятыми руками, всего в слезах, увели его, не окончившего службу, из церкви домой. Позже святой праведный Иона рассказывал, что он видел: шел Христос, за Ним священники, раздиравшие на Нем ризы. Рядом с Господом шел преподобный Серафим Саровский и горько плакал. А Господь сказал ему: «Не плачь, они покаются!»

Отец Иона окормлял Свято-Михайловский монастырь, находившийся в Одессе, и Благовещенский, стоящий в 25-ти верстах от города. В последние годы жизни, предвидя будущие скорби, праведный Иона в храме Благовещенского монастыря сказал: «Я вижу двести венцов мученических над сестрами». Во время гонений двести монахинь были замучены.

Сам же праведник долгие годы был мучим тяжелейшей болезнью — уремией. Она и приблизила его кончину. Святой праведный Иона отошел ко Господу 17 мая 1924 года. Ныне его честные мощи находятся в кафедральном соборе города Одессы.

Преподобный Севастиан Карагандинский

Со старцем Севастианом Карагандинским у автора этих строк связано много личных переживаний. Я не была с ним знакома — он скончался в далекой Караганде, когда мне было всего 9 лет. Но для меня он был первый «живой старец», потому что одной из моих духовных наставниц была духовная дочь прп. Севастиана — инокиня Анна (Иговская). Она, как и другие чада старца, жила памятью о нем, вернее — это была не просто память, это было посмертное служение. И потому всякий, кто был знаком с духовными чадами батюшки, невольно проникался его духом, любовью к нему, почитанием. И недаром старец Севастиан был прославен Церковью — канонизирован еще до того, как было прославлено большинство исповедников, новомучеников и старцев. Почитание народное, благодарная память духовных чад сделали возможным прославление уже в 1997 году. А до этого от руки переписывались воспоминания о «последнем оптинском старце» — так его тогда называли — и передавались «по рукам», и аз грешная в первый раз смогла, не бросив на половине (из-за неумения), перепечатать их в нескольких экземплярах, и давала читать своим друзьям.

Нужно сказать, что для многих из нас — в 1970-е годы сознательно пришедших в Церковь — Православие открывалось именно через старчество. Через рассказы о благодатных старцах, чтение их поучений, писем, проповедей.

Через старца Севастиана ниточка тянулась к Оптиной пустыни — ведь он был келейником великих старцев оптинских: сначала прп. Иосифа, а потом, после его смерти († 1911 г.), прп. Нектария. В 1917 году в Оптиной пустыни, перед самой революцией, отец Севастиан принял монашеский постриг, а в 1923 году, накануне закрытия монастыря, был рукоположен во иеродиаконы.

Господь сподобил отца Севастиана послужить великому оптинскому старцу Нектарию в годы его странничества после изгнания из обители — последние пять лет жизни. Всего 17 лет прожил отец Севастиан под непосредственным окормлением старца Нектария. А перед кончиной в 1928 году прп. Нектарий благословил своего келейника (уже рукоположенного во священники) служить на простом сельском приходе.

Как и многие священноиноки, выгнанные из своих монастырей, отец Севастиан стал после революции приходским священником — пять лет прослужил в г. Мичуринске, снискав себе любовь и уважение народа. Таких священников власти не любили, и в 1933 году иеромонах Севастиан был арестован и отправлен в Карагандинские лагеря.

Многие сотни новомучеников полегли в казахстанской земле, но отцу Севастиану Господь судил выжить и стать светочем для всей этой земли — в 1944 году батюшка был выпущен на свободу и поселился близ Караганды в Михайловке. К нему стали съезжаться монашествующие со всей страны, из Украины, Сибири, из Средней Азии и центра России. Он всех принимал с любовью и помогал устроиться. Так образовался «монастырь в миру», который жил в полном послушании у старца и в полной конспирации. Так странно теперь рассказывать о старце в книге и знать, что она большим тиражом разойдется по стране! Ведь я еще помню, как «мои бабушки» воспоминания о своем духовном наставнике передавали со словами: «Только будьте осторожны, смотрите, кому давать читать». А в самих воспоминаниях подробно рассказывается о том, как тайно служили литургию на дому, читали и пели молитвы шепотом; рассказывается, как тайно батюшка ходил по домам своих прихожан — под угрозой очередного ареста крестил, исповедовал, причащал. В то время, когда воспоминания читались еще в рукописи, потрясло в них описание передвижения батюшки по улицам поселка — когда он выходил из своего домика, все собаки срывались со своих сторожевых мест и рассаживались по «пути следования» батюшки — таким образом оказывая ему почесть как носителю Духа Божия (ведь тварь порой лучше, чем люди, чувствует присутствие духовной силы в человеке).

В 1952 году в Михайловке разрешили открыть молитвенный дом, а через три года и церковь. Прослужил преподобный Севастиан настоятелем храма до дня своей смерти в 1966 году. Теперь уже не таясь могли приходить к нему люди. И сколько благодарных воспоминаний они оставили для нас! Ведь многим из них старец в прямом смысле слова спас жизнь: кого-то не благословил брать билеты на поезд, который, как потом оказалось, потерпел крушение, кому- то не разрешил идти той дорогой, где его поджидала опасность и неминуемая гибель, кого-то исцелил от неизлечимой болезни. Старец Севастиан (как и всякий старец) брал на себя немощи своих духовных чад. Он «разгружал» других, освобождал от душевной печали и скорби, а сам страдал.

В воспоминаниях потрясает описание последних дней преподобного — как он мучился! Он до конца выбаливал грехи своих духовных чад, и прежде всего всем нам свойственный грех недружелюбия, самолюбия, неумения уступать другому. Перед кончиной он сказал им: «Вот я всех вас прошу, чтобы вы утешали друг друга, жили в любви и мире, голоса бы никогда друг на друга не повысили. Больше ничего от вас не требую. Это самое главное для спасения. Здесь все временное, непостоянное, чего о нем беспокоиться, чего-то для себя добиваться. Все быстро пройдет. Надо думать о вечном».

День памяти прп. Севастиана 19 апреля (1966 года).

Преподобный Лаврентий Черниговский

В предисловии к житию старца Лаврентия говорится об удивительной для мирского человека закономерности: «Для спасающейся христианской души наличие биографических данных и четких географических описаний, равно как и подробное перечисление дат посвящения в сан, — все же является второстепенным. Важна духовная сущность воспринимаемого, неповторимая единственность красоты образа Божия, открывающегося через избранные сосуды Духа».⁴³ Читая эти слова, я вспомнила те времена (начало 80-х), когда мы читали машинописные странички с пророчествами прп. Лаврентия. Мы ничего о нем не знали, не знали его биографию. Но сила слов его была такова, что не было сомнения в святости произнесшего их. Помню, в то время я приехала в командировку в Москву на один день, и мне дали машинопись с пророчествами старца. Всю ночь я сидела и переписывала в тетрадку все, что могла успеть. Поймут ли люди, пришедшие в Церковь уже в то время, когда церковные лавки были переполнены многочисленными переизданиями книг о старцах, нашу тогдашнюю духовную жажду? Мне и самой иногда кажется, что все это было не со мной.

И очень грустно от этого. Но, между прочим, и это тоже предсказал прп. Лаврентий.

Он предсказал восстановление храмов и близкий конец: «Придет время, когда и недействующие (закрытые) храмы будут восстанавливать и оборудовать не только снаружи, но и внутри. Купола будут золотить, как храмов, так и колоколен... Ремонты храмов будут продолжаться до самого пришествия антихриста, и везде будет благолепие небывалое».⁴⁴ Старец предупреждал, что нужно опасаться того, как бы не предаться внешним стремлениям к благоустройству Церкви и Православия. «А вы для нашей церкви в ремонте будьте умеренны в ее наружном виде. Больше молитесь, ходите в церковь, пока есть возможность, особенно на литургию, на которой приносится Бескровная Жертва за грехи всего мира. Почаще исповедуйтесь и причащайтесь Тела и Крови Христовой, и вас Господь укрепит».⁴⁵

Житие прп. Лаврентия изобилует рассказами о его прозорливости не только относительно мировых событий, но и относительно событий на Украине и в России. Так, он предсказал церковную смуту на Украине, раскол, самосвятство, и постоянно повторял: «Держитесь Московской Патриархии». За несколько лет до начала войны предсказывал «бич Божий», наказание за отступничество, великое кровопролитие. Но также предсказывал, что во время войны откроются храмы и монастыри и что война закончится победой русского оружия. Предсказал прославление Царственных Страстотерпцев и новомучеников Российских, их заступничество за землю Русскую, покаяние народное и дарование ему Царя,«сильного духом и волею». Многие из пророчеств прп. Лаврентия уже исполнились.

Что касается самого прп. Лаврентия, то когда читаешь его житие, видишь — он всегда и во всем исполнял волю Божию, которая была ему открыта. И говорил, что в жизни христианина нет мелочей, нет случайностей. Нужно быть внимательным к каждому шагу, к каждому слову, потому что все в мире взаимосвязано. И одно неосторожно сказанное слово может принести страшные последствия.

Родился схиархимандрит Лаврентий (в миру Лука Евсеевич Проскура) в 1868 году в Черниговской губернии, в простой крестьянской семье. С раннего детства полюбил церковное пение, и уже в 14 лет был регентом в храме. Монашество было его идеалом от юности, но, исполняя просьбу родительницы, он не оставлял ее до кончины и покинул мир только после ее смерти. В 27 лет он принял постриг и был рукоположен во священника. В дореволюционные годы удалось ему побывать трижды на Святой Горе Афон и в Иерусалиме. В пророчествах своих он вспоминал этот «город городов», предсказывая: «Антихрист будет короноваться как царь в Иерусалимском великолепном Храме... Будет свободный въезд и выезд из Иерусалима для всякого человека. Но тогда старайтесь не ездить, потому что все будет сделано для того, чтобы прельстить человека».⁴⁶

Более всего на свете прп. Лаврентий любил монашеский чин, потому был отцом огромного «стада духовных овец», которые от него приняли монашеский постриг. В 1930 году закрыли Троицкий Черниговский монастырь, где подвизался батюшка. Некоторое время он жил в маленьком домике на окраине города и по-прежнему принимал народ, но теперь уже, конечно, тайно. В самые лютые годы гонений старец предсказывал, что монастыри опять откроются, и потому надо особенно беречь богослужебные книги.

Летом 1941 года старец собрал всех своих монашествующих духовных чад и устроил женский Троицкий монастырь (тот, который до революции был мужским и где он сам подвизался). Этот монастырь до сих пор действует. Здесь, на монастырском кладбище, старец и был похоронен. Шла война, и от России требовалась не только военная мощь, для того чтобы победить врага, но и сила духовная, сила молитвенная. Старец Лаврентий был одним из тех молитвенников, молитвы которых привели наше Отечество к победе в 1945 году. В это время сотни людей приходили к старцу со своим горем, и тут тоже проявлялась его прозорливость — он открывал людям судьбы их ближних: кто жив, кто погиб, кто находится в плену. Из многих рассказанных в житии случаев проявления «духовного зрения» на расстоянии приведем один: «Во время войны пришла к старцу Лаврентию девушка спросить о своем брате, от которого давно не было известий. “Кто-то пришел из товарищей, — рассказывала она батюшке, — и сказал, что брат находится в плену у немцев в Гамбурге, и что город сильно разрушен и великое множество людей погибло. Потеряли мы всякую надежду на жизнь брата”. Батюшка надел епитрахиль, помолился, посмотрел вдаль перед собой, как бы во что-то всматриваясь, и говорит: “Ты права, все разбито, ничего не осталось, американцы всех забрали в плен, но брат живой”. “Когда брат мой вернулся, — закончила рассказ девушка, — он подтвердил, что все было так, как сказал старец”».⁴⁷

В то гибельное время старец повторял устрашающие слова: «В ад души идут, как люди из церкви в праздник, а в Рай — как люди в церковь в будний день». И часто со слезами признавался, что видит, как мучаются души в аду.

Слово старца Лаврентия не случайно сохранилось до наших дней — оно зовет к духовному пробуждению, призывает к серьезности, к внутренней собранности, внимательности.

Часто отвечал старец и на мысли людей. Примеров этому множество, обычно это происходило во время общих благословений или во время исповеди. Одна женщина подошла к батюшке на исповедь, а он, ничего не спросив, накладывает епитрахиль на голову и начинает читать разрешительную молитву. Женщина недоумевает, а старец говорит: «Другая исповедь вменяется тебе: когда дорогу переходила да вспоминала о грехах и плакала, то это Ангел записал, и прощаются грехи».

Старец был не только строг, но и милостив, говорил о том, что в последние времена кто только имя Господне призовет, спасется. Когда жаловались, говорил: «Молитва и труд все перетрут и в Царство Небесное введут». «Как спастись, батюшка?» — спрашивали его. — «Ходи, да пой: Слава в вышних Богу и на земли мир. Нужно, чтобы в душе был мир. Спасение не тяжелое, но мудрое. При этом времени нужно быть мудрым — и спасешься».

«Батюшка, благословите не есть сала», — просила некая мирянка. «Как говорится, сало можно есть, а людей нельзя», — ответил батюшка. Оказалось, что она плохо жила со своими родными.

Прп. Лаврентий говорил, что земля Русская никогда, то есть до Страшного Суда, не оскудеет великими старцами благочестия, молитвенниками и наставниками, подобно древним.

И о самом преподобном в житии сказано: «Праведник умирает, а свет его остается».

Отошел ко Господу отец Лаврентий 20 февраля 1950 года.

Преподобный Феодосий Кавказский

С иконы на нас смотрит благообразный старец в рубашке в цветах. Такое необычное изображение — точная копия фотографии таинственного старца Феодосия. Почему таинственного? Потому что прожил он почти сто лет (а по некоторым данным — и более ста), и где только он не бывал и не живал — и на Святой Горе Афон, и у Гроба Господня в Иерусалиме, и на горах, и в пещерах. И имя себе, приняв подвиг юродства Христа ради, взял таинственное — все юродивые «Ивановичи» да «Петровичи», или с уменьшительными суффиксами к своим же именам, а он назывался «дедушкой Кузюкой».

Благодарная народная память собрала множество примеров прозорливости старца, из уст в уста передаваемых верующими, запомнились его краткие поучения, и весь его светящийся облик, и необычный его путь к старчеству.

Родился Федор Федорович Кашин в 1841 году на Пермской земле, в бедной крестьянской семье. Малым ребенком он уже молился ночи напролет. А однажды вышел на берег реки, увидел там баржу, на которую вносили груз и входили пассажиры. Вошел и Федор вместе с ними на палубу, никто не обратил на него внимания, думая, что он едет с родителями. Только через два дня, когда баржа была далеко от дома, обратили на него внимание и стали спрашивать, где его родители. Он ответил, что у него нет родителей. Тогда у него спросили: «Куда ты едешь?» — «На Афон, в святую обитель». Оказались на барже и попутчики, так мальчик попал на Афон и был принят игуменом монастыря Положения пояса Богоматери в число братии.⁴⁸ В монастыре отрок претерпел обиды от монахов, позавидовавших его особой приближенности к игумену. Как говорится в житии, они так его били, что даже зубы выбили, и всячески притесняли.

Когда Федору исполнилось 14 лет, игумен вознамерился облечь его в иноческий чин — совершить над ним постриг, но узнав, что родители его живы, отправил его в далекую Пермь просить у них благословения. Подошел он к дому, где жили родители, и попросился на ночлег, мать впустила его и на его расспросы стала рассказывать о своей семье, а потом со слезами призналась, что самая большая беда — пропавший в лесу сын, про которого она так и не знает, как его поминать — за здравие или за упокой.

Федор спросил у матери, были ли какие- то особые приметы у мальчика, она ответила, что за правым ушком была большая родинка. Тогда Федор, не выдержав нахлынувшего волнения, рукой отбросил прядь волос с правой стороны и показал за правым ухом большую родинку. Мать, увидев родинку, вглядевшись в его лицо, со слезами радости припала к груди найденного сына... Родители благословили Федора на монашество, и он снова отбыл на Афон, где и принял постриг с именем Феодосий. Спустя короткое время его рукоположили во иеродиакона, а потом и во иеромонаха. И вскоре местом его служения стала Святая Земля — у Гроба Господня прослужил он полвека. Потом опять вернулся на Афон, где стал настоятелем своего первого монастыря, а потом опять был вызван к Гробу Господню, где был пострижен в схиму.

В 1908 году отец Феодосий переезжает в Россию, где будет разделять со своим народом все беды и испытания. Жил он до революции неподалеку от города Крымска Ростовской губернии, где был монастырь Темные Буки. И в мирное время почитал народ старца Феодосия, а как грянули испытания, так стал он для всех «дедушкой», на помощь и совет которого уповали сотни людей. Отовсюду ехали они в дальнюю пустыньку схимника. Некоторые из этих людей еще живы. Писательница Анна Ильинская собрала их воспоминания и опубликовала в книге «Дивный старец Феодосий».⁴⁹ В книге перед нами проходят десятки трагических человеческих судеб. И можно сказать, что если бы не помощь «Иерусалимского батюшки» (так звали отца Феодосия верующие в то время), то не остались бы в живых ни эти рассказчики, ни их дети и внуки.

В 1925 году за две недели до Пасхи батюшка велел готовить пасхи и красить яички. Все очень удивились, но послушание выполнили. В Страстную пятницу отслужили обедню, освятили пасхи и яички, и отец Феодосий сказал: «Будете разговляться без меня, меня с вами не будет». И вскоре приехали трое военных из Новороссийска. «Я вас жду», — сказал батюшка. Через месяц этапом старец был отправлен на Соловки. Через 6 лет — в 1931 году — в Минводы батюшка вернулся уже «дедушкой Кузюкой» — он взял на себя подвиг юродства. Теперь он говорил очень мало, а предсказывал людям ожидавшие их бедствия через странные поступки: зайдет к соседу и начнет веником все выметать, на следующий день приезжают с конфискацией имущества; подбросит белую простыню в сени — везут покойника, подойдет к человеку и именно до того места дотронется, где болит — и болезнь пройдет.

За год до начала войны отец Феодосий предсказывал: «Будет война такая страшная, как Страшный Суд. Люди будут гибнуть, как пепел. Такие недорогие они пред Богом, забыли они Бога, и разнесет их ветер войны, как пепел. А кто будет призывать Бога, того Господь спасет от бедствий».

Когда началась война, немцы подступили к Минводам. Был такой случай: быстробыстро подбегает «дедушка Кузюка» к детсаду и кричит детям: «Гулю-гулю, деточки, бегите за мной». Дети решили, что с ними играют, побежали. Воспитательница стала догонять. В это время снаряд угодил прямо в здание детсада. Но никто не погиб: все ушли за дедушкой. И это не единственный сохранившийся в памяти народной случай, когда старец спасал людей от неминуемой смерти от голода, от бомб, от расстрела, от крушений, от болезней.

Отец Феодосий говорил притчами: «Широкая-широкая дорога, а на этой дороге большой камень, а на нем золотыми буквами написано “Раев камень”. Люди проходят мимо и не замечают этого камня».

Люди разгадывали притчу так: он это о себе говорит, у него вера как камень, принесена из Рая, а люди проходят и не замечают, идут по широкой дороге в ад.

Верным же своим чадам не притчами, а просто говорил все время одно и то же: «Постоянно читайте молитву Иисусову и правильно креститесь». И еще говорил, что если бы люди знали, что ожидает их после смерти, то день и ночь молились бы Богу.

8 августа 1948 года прп. Феодосий отошел ко Господу. Но недаром в книгах о нем рассказы о его «посмертных чудесах» составляют ровно половину всего объема. И по смерти «иерусалимский батюшка» продолжает участвовать в жизни людей, так же исцеляет от болезней, утешает в горе, помогает разобраться в трудностях житейских. Недаром в сонном видении одной женщине прп. Феодосий явился вместе с прп. Серафимом Саровским и, указывая на него, сказал: «Он — мой брат». Здесь вспоминаются слова Божьей Матери, сказанные прп. Серафиму: «Сей из Нашего рода».

Род святых Божиих человеков хранит нашу землю, и их молитвами мы живем и поныне.

Мощи прп. Феодосия находятся в кафедральном соборе в Минводах.

Старец Никон (Воробьев)

Святитель Игнатий (Брянчанинов) предсказывал, что в «последние времена» оскудеют духоносные наставники и спасаться верующие будут по книгам. Действительно, в нашей жизни издаваемая ныне в изобилии духовная литература значит очень много. Именно в книгах иногда находишь разрешение трудных вопросов, именно книги, и прежде всего старческие наставления, помогают увидеть в себе те грехи и недостатки, которых не замечаешь в суете обычной жизни... и задуматься, и покаяться. Среди множества книг, изданных в последние годы, есть такие, которые стали настоящим духовным событием для многих православных. Такие, о которых говорят: «Ты знаешь, вышла такая-то книга? Не читал? Почитай обязательно. Очень полезно». О таких разговорах я очень хорошо помню — после выхода книги игумена Никона (Воробьева) «Нам оставлено покаяние».⁵⁰ Теперь эта книга переиздана не единожды, и также пользуется большим читательским спросом. Чем же привлекла нас эта книга (до этого письма игумена Никона публиковало издательство «Имка-пресс», но не в полном объеме)? Прежде всего тем, что в ней намеренно подчеркивается отличие нашего времени от времени дореволюционного, подчеркивается необходимость сообразовываться с «условиями спасения» — жизни в атеистическом государстве. Ведь многие поучения старцев обращены еще к той «породе людей», которых уже нет, которые были уничтожены красным террором, войной и бегом времени.

Мы по сравнению с ними — духовные пигмеи, с трудом изучающие «азбуку духовной жизни». Мы — слепые кутята, и продвигаемся в познании того, «что такое хорошо и что такое плохо» в духовной жизни, наощупь. Это прекрасно понимал и видел старец Никон (Воробьев) и написал об этом так: «Я пришел к убеждению, что опытно внутреннего христианства теперь почти никто не знает. Не знают себя, а потому не знают и не могут оценить дела Христова. Всем хочется быть хорошими в своих глазах и в глазах ближних, а при таком состоянии человек остается слепым, как бы ни считал себя зрячим».⁵¹

Игумен Никон (в миру Николай Николаевич Воробьев) родился в 1894 году в Тверской губернии, в большой крестьянской семье. Еще в раннем детстве юродивый, зашедший в село, указывая на мальчика (а было их семеро братьев), несколько раз повторил: «Это — монах, монах». В Божьем Промысле судьба мальчика была уже решена, хотя люди располагали ее иначе: отец устроил мальчика в реальное училище, там он стал первым учеником и с жаром изучал всевозможные науки, а по окончании училища поступил в Психоневрологический институт в Петербурге. В это время детская вера была им потеряна, и внутренний духовный кризис дошел до того, что стала приходить мысль о самоубийстве. И тут он вспомнил, как хорошо было у него на душе тогда, когда он был верующим, и взмолился: «Господи, если Ты есть, то откройся мне! Я ищу Тебя не для каких-то земных корыстных целей. Мне одно только надо: есть Ты или Тебя нет?» И Господь открылся его душе, без каких-либо внешних явлений, без ярких событий, но душа ощутила благодать, и в ответ благодарный человек пообещал и попросил: «Даруй мне всю жизнь служить Тебе! Пусть все скорби, все страдания, какие есть на земле, сойдут на меня, — даруй мне все пережить, только не отпасть от Тебя, не лишиться Тебя». Вся жизнь старца будет исполнением этого юношеского (было ему тогда 20 лет) моления.

В 1917 году Николай Воробьев поступил в Московскую Духовную академию, но через год Академия была закрыта. Стал он псаломщиком в Борисоглебском храме в Москве. Постриг с именем Никон принял в 1931 году в Минске. Там он был рукоположен во иеродиакона, а в 1932 году во иеромонаха. В 1933 году отец Никон был арестован и сослан в сибирские лагеря на пять лет. Вследствие зачета рабочих дней был освобожден в 1937 году. Вернулся он в Вышний Волочек, где жил в ранней юности, и устроился прислугой к врачу. Много претерпел он на этой службе, но много и приобрел, потому что, как говорил он своим духовным чадам пред кончиной, даже из лагеря он «привез высокое мнение», и главное для человека не подвиг (и тщеславие из- за него), а смирение.

В 1944 году отец Никон был назначен настоятелем Благовещенской церкви в Козельске. Здесь еще жили последние оптинские иноки. Но не удалось задержаться надолго на благодатной оптинской земле, и тут отец Никон винил себя и «свое тщеславие». Начались странствия: Белев, Смоленск, Гжатск. Здесь он и отошел ко Господу 7 сентября 1963 года.

Но вернемся к письмам, почерпнем из них мудрость духовную, нам в назидание оставленную.

«Советую вам внедрять в свое сердце решимость отдаваться в волю Божию, не желать обязательного исполнения своей воли. Тогда будете спокойны и тверды. Если же добиваться своей воли, то всегда будешь в расстройстве».

«“Из хода дел разумевайте волю Божию”, — говорит прп. Варсонофий Великий. То же скажу и вам».

«Будь здоров. Да хранит тебя Господь и вразумит. Не огорчайся особенно ничем. Такова жизнь. Ты постепенно входишь в нее. Не все сидеть дома под крылышком. Многими скорбями подобает внити в Царствие Небесное. Умный и верующий человек использует скорби к великому успеху в духовной жизни, а немудрый, ропотливый теряет случаи для приобретения, вредит себе, расстраивая и тело, и душу. Печаль мира сего смерть соделывает, — вот как можно расстраиваться. Проси мудрости у Господа для спасения и исполнения воли Его (а не для мирских целей), и Господь подаст».

«Вот в молодости, у некоторых людей и всегда, есть способность чувствовать глубину души человеческой сквозь эмпирию. По мере возраста постоянное столкновение с ветхим, то есть эмпирическим, человеком вынуждает быть с ним осторожным, к чему призывает и Спаситель. Не буду больше об этом распространяться, хотя и многое можно было бы сказать. Надеюсь, и так понятно.

Я на днях прочел “Братья Карамазовы”. Вот где раскрывается душа человеческая! Какой жалкой пародией кажется научная психология пред психологией Достоевского. Я когда-то был настолько наивным, что хотел познать душу, изучая курсы психологии. Сколько глупостей делаешь в молодости, когда нет у тебя руководителя. Вот я действительно был как в лесу. Князь мира сего так ослепляет людей, что слепые ходят ощупью, а потому постоянно падают из одной лужи в другую».

«Нс смущайся неудачами. Все суета сует, всяческая суета. Чтобы приобрести смирение, а с ним мир Божий (в душе), превосходящий всякое разумение, надо много потерпеть неудач, падений, оскорблений и проч. Постоянные успехи могут погубить духовного человека, поэтому Промысл Божий вынужден посылать нам всякие испытания, неудачи, скорби, болезни и проч., чтобы человек на тысячах примеров познал свою немощь и отдался всецело в руки Божии, а не на себя надеялся».

«Поверь мне, что земные радости не стоят одной капли духовного блаженства от Господа. Сказано: потерпи Господа, мужайся и потерпи Господа, и получишь такую же драгоценную жемчужину, какую купец, “нашедши, пошел и продал все, что имел, и купил ее”. А тебе и продавать не надо, а только терпи свою болезнь без ропота и благодари Бога, хотя бы сердце и противилось этому, тогда увидишь действие силы Божией в твоем сердце. Тогда само сердце уже будет благодарить Его. А пока терпи. Ты еще молода. Не унывай, если болезнь иногда и усилится, лишь бы не было нестерпимой боли.

Да вразумит тебя Господь и утешит. Если когда поропщешь или иначе как согрешишь, то, придя в себя, покайся пред Богом, попроси прощения, и Господь простит тебя.

Старайся чаще вспоминать имя Божие, молись больше, хоть про себя, если нельзя открыто. Старайся добиться, чтобы призывание имени Божия доставляло тебе духовную радость. Пророк Давид говорит: Помянух Господа и возвеселихся. Добейся и ты этого частым призыванием имени Его».

Выписки из книги писем старца Никона мы не случайно закончили этим письмом, потому что в нем раскрывается одна из тайн старчества — все старцы были делателями Иисусовой молитвы, призывали к этому и учили этой «науке из наук» своих учеников. Постоянно творимая молитва Иисусова незримо преображает, очищает сердце человеческое (потому что в этом сердце поселяется постоянное покаяние: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного). И тогда приходит Дух Святой и соделывает человека духовным светочем. Аминь.

Блаженный Иван Петрович

Книга наша посвящена старчеству, а не юродству. Но все-таки еще один рассказ в ней мы решили посвятить Христа ради юродивому Ивану Петровичу, потому что служение его было старческим, и потому что то легкое юродствование — «буйство миру», которое было присуще всем старцам, у него было особенно явным и было итогом жизни, а не самочинным началом ее.

Иван Петрович Жуковский родился накануне революционных потрясений в священнической семье. Закончил Одесскую семинарию и работал секретарем епархии. По некоторым сведениям, он принял священнический сан, но служащим священником его никто не помнит, помнят только в облике юродивого. Всегда, зимой и летом, он ходил в одной и той же самотканой одежде из грубого холста. Из широкого распахнутого ворота рубашки выглядывал нательный крест на простой веревке. Зимой он еще надевал иногда сюртучок из шинельного сукна, старый и заплатанный. Ходил Иван Петрович босиком в любую погоду.

Жил Иван Петрович при Свято-Михайловском монастыре на конюшне. Послушанием его было кормить странников и прихожан в малой трапезной. Ко всем приходившим он относился с любовью, провидя скорби и недуги их жизненного пути, и таинственными иносказательными действиями или словами помогал переносить горе, утешал, укреплял, предсказывал будущее.

Приведем случаи, открывающие прозорливость старца. В церкви служба. Обычно старец молился перед входными дверями, на лестничной площадке, не заходя в храм и стоя, продуваемый холодными сквозняками. Но в данный момент он отсутствовал — был на конюшне. Внезапно сестры видят поспешно входящего старца, который устремляется к панихидному столу. Панихида еще не началась, но стол уже был заставлен разными приношениями. Подбегая к столу, Иван Петрович выхватывает из середины пакет с мукой и с размаху выбрасывает его в открытое окно, после чего стремительно удаляется.

Пока все рядом стоящие удивлялись, вдруг раздался плач. Рыдающая женщина выступила из толпы и рассказала, как она шла в монастырь на богослужение, встретила по дороге соседку, попросившую ее отнести на панихиду муку за упокой своих родственников, а она тайком зашла домой и поменяла муку высшего сорта на свою, первого сорта.

Еще один пример того, что Иван Петрович видел, «что в человеке»: послушница Иулиания как-то во время всенощной, стоя близ алтаря, в усталой полудреме забылась мыслями о сестре своей Насте, мысленно слагая ей письмо. Подоспело время звонить на «Честнейшую Херувим». Выходит она из храма, в темноте лестничной площадки сталкивается со старцем и слышит: «Что, написала письмо Насте?»

Подобных примеров прозорливости юродивого Христа ради можно привести очень много. Общаясь с прихожанами, он обогащал их духовно, очищал их совесть от грехов, обличал, наставлял.

Жил Иван Петрович в крайней бедности, но не терпел нечистоты. Постоянно ходил с веником в руках и с совком. Бывали случаи, когда он мел мусор особенно тщательно. «Смотрите, как метет, — говорили сестры. — Значит, владыка скоро приедет». Так и случалось.

Блаженный старец обладал даром исцеления — в этом проявлялась его особенная любовь к людям. Молитва старца была всецелым общением с Богом, некоторые из сестер удостаивались видеть его во время молитвы — в слезах и самоуглублении.

На одесской земле пережил Иван Петрович войну, жил на кладбище, скитался, спал прямо на могилах. К нему прибегали в течение нескольких десятилетий покинутые чада священномученика, почитаемого на Украине и входящего в Собор санкт-петербургских святых, отца Павла (Гайдая), за советом и молитвенной помощью.

Скончался Иван Петрович 29 марта 1960 года. На Одесской земле ныне свершилось прославление, официальная канонизация благоговейно почитаемого в народе блаженного Иоанна.

Преподобный старец Леонтий

Память преподобного Леонтия исповедника совершается 9 февраля, это день его блаженной кончины († 1972).

Старец Леонтий (в миру Лев Фомич Стасевич) прославился своими духовными подвигами в краю «первых Советов» — в Ивановской области, и особенно в храме святого Архангела Михаила. На иконе, написанной к его прославлению, он так и назван — Леонтием Михайловским.

Родился преподобный в 1884 году на территории нынешней Польши, до революции входившей в состав Российской Империи. Первые годы его монашества проходили в Яблочинском Свято-Онуфриевском монастыре, где он был пострижен в 1911 году с именем Леонтий в честь Леонтия, святителя Ростовского. С началом Первой мировой войны вместе с братией он переезжает в Московский Богоявленский монастырь. Учеба в Духовной семинарии и рукоположение приходятся на годы революции. В 1922 году Патриарх Тихон назначает его наместником Суздальского Спасо — Евфимиевского монастыря и возводит в сан архимандрита. После закрытия монастыря большевиками в 1923 году отец Леонтий остается служить в Суздале на разных приходах, где сохраняется приверженность Патриарху Тихону. За годы своего служения, вплоть до первого ареста в 1930 году, отец Леонтий привлек к Церкви множество людей, и его имя стало широко известно в этих краях. Своим каждодневным служением литургии, верностью православным канонам и проповедями он вызвал озлобление местных властей, они постоянно искали повод к его аресту.

С 1930 по 1955 годы отец Леонтий трижды отбывал заключение: дважды по три года и третий раз — пять лет.

Все случаи, которые сохранились из этих годов в народной памяти, свидетельствуют о том, что старец с кротостью и мужеством переносил испытания, выпавшие на его долю, никогда не роптал и за все благодарил Бога. Товарищи по несчастью любили и уважали его.

Веру свою он исповедовал твердо и непоколебимо. Однажды в пасхальную ночь охрана подвергла его издевательствам, желая, чтобы он отрекся от Бога. Его на веревке с головой опускали в выгребную яму. Поднимали с криком: «Отрекаешься?» — и слышали в ответ: «Христос воскресе!» Еще и еще опускали, и каждый раз слышали: «Христос воскресе, ребята!»

Все тюремные скорби батюшка переносил с большим терпением и часто говорил: «Я в Раю был, а не в тюрьме».

С 1955 года вплоть до своей кончины в 1972 году старец служил в храме Архангела Михаила села Михайловского Ивановской области. Господь даровал его народу этих мест, опустошенных советской властью, в укрепление, утешение и просвещение.

Отец Леонтий служил каждый день, а когда (после 80-ти лет) немощь телесная не позволяла ему служить без посторонней помощи, он все же ежедневно бывал в храме вплоть до своей смерти.

Народ полюбил старца и шел к нему непрерывным потоком. Враг же рода человеческого через злых, завистливых людей всячески гнал его из этих мест. Старец молился, плакал о народе Божием и все терпел.

Несмотря на физическую немощь, отец Леонтий постоянно принимал людей, беседовал с ними и очень много исповедовал. «Исповедь у него была удивительно плодотворной, очень духовной и очень смиренной, — вспоминает архиепископ Ивановский Амвросий. — Он никогда не обличал человека за недостатки, а старался его не обидеть. Здесь проявлялась его мудрость и прозорливость, он часто сам называл человеку его грехи, но покрывал при этом человека большой любовью и ободрял его, говоря: “И у меня это было”».

По его большому смирению и простоте он ничего о себе не рассказывал, молитвенные свои подвиги скрывал от других, не любил, когда его хвалили. Молился же он непрестанно. Каждый день прочитывал наизусть всю Псалтирь. Жил он в крайней бедности. Деньги в руки (даже зарплату) брать не любил, а какие оказывались, клал в церковную кружку, радуясь: «Опять я свободен».

Одна женщина вспоминает свою поездку с семилетним сыном к отцу Леонтию. Батюшка спросил мальчика, знает ли он молитвы «Отче наш» и «Богородице Дево». Мальчик их не знал. Мать с сыном во время литургии причастились, а после службы, как и все, подошли за благословением к батюшке, который по немощи телесной сидел на стульчике посреди храма и благословлял народ просфорами. Мальчик был последним и просфоры ему не досталось. А отцу Леонтию перед этим какая-то женщина дала две монетки по 5 копеек. Вот их отец Леонтий и отдал мальчику со словами: «Вот, возьми себе — они тебе помогут выучить молитвы». Когда мать с сыном вернулись домой, то мальчик прочитал «Отче наш» и «Богородице Дево» и с первого раза запомнил их наизусть.

Одна женщина имела привычку из-за нехватки времени на домашнюю молитву молиться о здравии и упокоении в дороге. Отцу Леонтию она об этом ничего не говорила. Однажды, приехав в Михайловское, она после благословения у старца услышала его слова: «Так и делай. Поминай дорогой».

Привезла в Михайловское, к отцу Леонтию, некая женщина свою бесноватую сестру. Батюшка поговорил с ней и допустил до причастия Святых Христовых Таин. После причастия тело ее содрогнулось и она упала, потеряв сознание. Когда ее привели в чувство, то она была уже в своем уме и перестала вести себя как бесноватая.

Между людьми высокой духовной жизни поддерживается некая связь, и хотя отец Леонтий никуда не ездил, его имя было известно многим подвижникам. Как-то несколько прихожан из Михайловского и Фурманова отправились за советом к одному старцу из Троице-Сергивой Лавры, а он, узнав, откуда они, сказал им: «Зачем вам ездить к старцам, когда у вас Афон и Сион, выше Киева и Почаева? У вас своя Лавра, и выше в мире нет». Рассказывают, что некая блаженная из-под Ленинграда тоже имела духовное общение с отцом Леонтием, хотя в глаза его никогда не видела.

Одна женщина часто ездила в Сергиев Посад — в Лавру преподобного Сергия. И вот она как-то приезжает в Михайловское с поручением от одного лаврского монаха. Тот просил ее узнать у отца Леонтия, что ему делать, ибо замучили его болезни, то одна, то другая. Отец Леонтий ответил: «Передай ему, пусть поменьше пьет». Приехав вскоре в Лавру, она не знала, как и сказать тому монаху ответ отца Леонтия, так как подумала, что он много выпивает. Но делать было нечего — он спрашивает. Она, смущаясь, сказала: «Батюшка передал: пусть поменьше пьет». А монах улыбнулся над ее смущением и пояснил: «Понятно, батюшка провидел, что я действительно много пью... разных настоев из трав. Теперь больше не буду». Вскоре все его болезни прошли.

О прозорливости старца вспоминает монахиня Ангелина, которая во второй половине 60-х годов часто бывала у отца Леонтия вместе со своей сестрой. «Однажды мы шли втроем и всю дорогу пели молитвы, шли мы из Фурманова. Приходим к батюшке, а он говорит: “Певчие пришли”. А мы отвечаем: “Батюшка, мы не певчие” (тогда мы не пели в храме, а сейчас служим певчими на приходе). А он говорит: “Певчие, певчие”. У него была такая прозорливость, что он и мысли читал».

У одной женщины был брат Николай. Она как-то начала рассказывать о нем отцу Леонтию, а тот и говорит: «Тучка, туча какая находит, а молитва семь замков отпирает, семь дверей открывает, а Николай-то как живет хорошо». Не поняла она тогда ничего, а вскоре после этого Николай вынес с фабрики, на которой работал, зеркало. Его задержали и решили отдать под суд. По совету сестры он исповедовался у отца Леонтия и перед судом причастился, и «на суде он так говорил... что его отпустили».

Одна женщина долго стояла в очереди на квартиру. Когда подошла ее очередь, власти почему-то медлили и квартиру ей не давали. Она много ходила и жаловалась, но ее не слушали. Придя в церковь, в сердцах она рассказала все отцу Леонтию. Батюшка выслушал ее и ответил: «Сходи еще раз и скажи, что отец Леонтий велел дать». Велико было ее удивление, когда по произнесении этих слов она тут же получила от начальника документы на квартиру.

Однажды в Михайловское в Великий пост на службу приехала некая женщина. У входа в храм ее увидел отец Леонтий и громко сказал: «Ой как свиньей пахнет!» Она упала перед ним на колени и призналась: «Батюшка, а я ведь сегодня свинину ела». Об этом случае рассказала она сама, ныне она проживает в городе Кохма.

Вот еще один рассказ о прозорливости старца. «В то время у меня был духовный отец в Лавре преподобного Сергия. Я собралась туда ехать, выходной день был у меня на неделе, а на работе меня не отпустили, не дали лишнего дня, а одного дня было мало. Расстроенная поехала я к отцу Леонтию. Был какой-то праздник. Всю литургию я стояла с мыслями о Лавре, как там хорошо. Когда окончилась служба, батюшку выводили под руки домой, я подошла под благословение. А он улыбается и говорит: «А у нас было как в Москве, не хуже, как в Москве».

«Моя мама, сейчас покойная, ездила к нему со своей сестрой (моей теткой). Тетка всю дорогу твердила: “Он меня не примет, я очень грешна”. Когда они входили к нему в дом, его первые слова были: “Говорят, я не всех принимаю. Я всех принимаю. Приходящего ко мне не изжену вон”. А мама моя говорит: “Батюшка, я такая грешница”. А он отвечает: “Огнем очистилась, огнем очистилась” (у нее в деревне дом сгорел)».

Приехала к отцу Леонтию на службу одна женщина — Надежда, а старец подарил ей бинт. Она спросила его: «Зачем он мне?» — «Возьми, авось пригодится». И так было каждый раз, он давал ей бинты, а она все говорила: «Куда мне, батюшка, эти бинты?» — «Бери, потом пригодятся». Этой Надежде дали послушание — ухаживать за больным монахом, отцом Иннокентием. Его прислал старец схимонах Евфимий из- под Киева, помогать батюшке отцу Леонтию. На ноге у монаха открылась язва. Тогда и пригодились все эти бинты. Примечательно, что первый бинт отец Леонтий дал Надежде за десять лет до случившегося.

Пришли двое из Плеса благословиться на поклонение в Киев, в Лавру. Старец не благословил. «Во ад едете, езжайте домой!» Не послушали его, поехали. По дороге мужик заболел, подхватил болезнь, покрылся язвами. До смерти так и был весь в язвах. Любил самочинно ездить по святым местам.

Отправлял однажды батюшка одного священника — гостя — в город, на станцию, а времена тогда были советские, над священниками насмехались, могли побить. Поручил отец Леонтий одной бабе проводить гостя. Отец Порфирий — так звали священника — недоволен был. «На кой мне баба? Сам дойду». А на станции встретилась им ватага парней с камнями. Парни толкнули священника, сбили с ног, хотели побить, а баба закричала: «Не смейте! Это отец мой». Парни устыдились и разбежались, а отец Порфирий сказал: «Вот так отец Леонтий, такую ситуацию прозрел».

Духовная дочь старца рассказывала, что, когда она только пришла к вере, в 1970 году, вера была гонима. Ее мать была против веры и против Церкви, и говорила: «Я выброшу в окно твое Евангелие!» Отец Леонтий попросил ее привезти к нему мать, но женщина не хотела матери и говорить об этом. «Не поедет ни за что, тем более что к старцу она агрессивно была настроена». К ее удивлению, мать спокойно сказала: «Ладно, поедем». Когда они приехали к старцу, он встретил мать этой женщины очень ласково, как родной отец. На другой день она пошла вместе со всеми в храм и там стояла, подошла к исповеди и причастилась с большим благоговением из рук батюшки. Так велика была сила его молитвы.

Одну девушку старец предупредил сдать билет на самолет, который разбился. Сейчас она работает в Епархиальном управлении.

Двое мужчин и одна женщина шли домой, в Михайловское, поздно вечером. В реке они увидели щуку, и один из них, бросив камень, оглушил ее. «Отнесем ее отцу Леонтию», — сказал он другим. А старец в это время и говорит своей прислуге: «К нам будут гости». «Какие гости, батюшка, уже все автобусы прошли». А он ей в ответ: «Придут и рыбу принесут».

Одна женщина, Евдокия, пришла в церковь к батюшке. Он дает ей яблоки и говорит: «Отдай первому попавшемуся человеку, который будет с черным лицом». Дома одна женщина и говорит Евдокии: «Сваха пришла, она погорела, просит что-нибудь подать ей».

После одной литургии отец Леонтий вышел, как обычно, на проповедь и сказал, что в Ташкенте погибли тысячи людей, поскольку от грехов человеческих уже сотрясается земля. Люди, слышавшие проповедь, засомневались, поскольку ни радио, ни газеты о землетрясении ничего не сообщали. И только через пять месяцев после этой трагедии и проповеди отца Леонтия стало известно через средства массовой информации о ташкентском землетрясении.

Пришли к отцу Леонтию женщины, а он сидел на кровати и был очень взволнован, лицо испуганное, то встанет он около кровати, то сядет и говорит: «Куда, куда поедем, долго ли автобус еще не придет? А дети-то как плачут, камнями кидают, окна бьют». Его келейница Евдокия говорит ему: «Батюшка, куда поедем, сиди уж на кровати». Через год после этого стали передавать по радио, по телевизору, что работников нашего посольства в Китае выгнали, маленьким детям не давали спать, в автобусные окна кидали камнями. Отец Леонтий все эти события заранее духом провидел и предсказывал их.

Незадолго до смерти отец Леонтий пророчески говорил: «Будут книгу печатать. Будет сильная жара и засуха. Крестный ход будет». В первое лето после смерти старца была сильная жара и засуха, тогда-то и открылся источник чудотворный близ могилы батюшки. А крестный ход состоялся в 1995 году, в Неделю Всех Святых, в земле Российской просиявших, несли деревянный крест из Иванова пешком на могилу старца Леонтия.

Батюшка говорил пророчески и об открытии в Иванове «Красной церкви» Введенского женского монастыря: «Когда в Иванове “Красная церковь” откроется, вся земля содрогнется». В 1989 году велась борьба за открытие этого храма, люди голодали прямо на земле, возле монастыря, средства массовой информации всего мира говорили об этом.

В проповедях и частных беседах отец Леонтий неоднократно говорил об открытии мощей прп. Серафима Саровского и о том, что с этого момента начнется «новый мир», но сам он до этого времени не доживет. Действительно, после открытия в 1991 году в Санкт-Петербурге мощей прп. Серафима и перенесения их в Дивеево в Москве в день Преображения Господня совершились события, изменившие жизнь России.

Однажды в частной беседе зашел разговор о кино. Отец Леонтий сказал, что в Михайловском будет сниматься кино, но до этого времени он уже не доживет. И действительно, летом 1985 года в Михайловском и его окрестностях известный кинорежиссер Н. Губенко снимал фильм о последствиях ужасного смерча, обрушившегося на Ивановскую область, а тело отца Леонтия уже больше тринадцати лет покоилось в земле.

Одна женщина рассказывала о себе. «Согрешила я по молодости, на чужого мужчину позарилась. Призналась на исповеди, а батюшка-то свечу взял и поднес к руке моей: “Подержи над огоньком”. Я руку отдернула, обжегшись, а он говорит: “Держи, держи! В адском пламени гореть собираешься, а свечки боишься”. Очень на меня это подействовало, бросила я чужого мужчину. Честно потом всю жизнь со своим мужем прожила».

Насте, ныне монахине Елизавете, снится сон. Везут они (с батюшкой) санки по снегу. Настя впереди, а он сзади. Настя и пеняет ему: «Что ж ты батюшка, все тянешься, отстаешь?» А он ей на свои санки показывает: «Видишь — полным-полны! Твои-то полегче, свои лишь грехи везешь, а мне — вон сколько накидали!»

Старец много и с особенным усердием молился за усопших. Особенно в дождь, в снег, в любое ненастье любил ходить отец Леонтий на кладбище служить панихиды. Подвиг этот он делал более тяжелым, ноги у него болели, но он шел туда всегда не по дороге, а по снегу. По свидетельству людей, отцу Леонтию ночами являлись покойники с криком: «Помолись, батюшка!»

Отец Леонтий пособоровал человека, который заболел и умирал. Когда он умер, отца Леонтия об этом известили. Батюшка спросил: «В какой одежде он был похоронен: в темной или светлой?» Три раза спрашивал и три раза ему отвечали: «В темной». Отец Леонтий сказал: «Значит, девятый — это он. Восемь душ ко мне приходило за молитвами, а девятый — это он».

Когда батюшка отпевал покойников, он знал, который из них по грехам достоин ада, и жег себе на свече палец, чтобы этим людям становилось полегче.

Храм Архистратига Божия Михаила украшен дивной шатровой колокольней белого цвета. Один из местных дебоширов долгое время грозился свалить ее с помощью троса и своего гусеничного трактора. Отец Леонтий, зная об этом, не раз предупреждал его, что это намерение плохо закончится. Но тракторист лишь зло смеялся над стареньким священником. Видимо, получив негласное одобрение властей, он взял железный трос и поехал на тракторе рушить колокольню, и никто из людей ничем не мог предотвратить это злое дело. Перед своим «подвигом» он вместе с приятелем выпил «для храбрости». По дороге к храму ему надо было переехать мост через реку Шачу, протекавшую в сотне метров от храма. Проезжая по мостику, он не справился с управлением, сломал перила и вместе с трактором рухнул в реку. Шача — речушка мелкая, глубина ее меньше метра. Но тракторист все равно не смог выбраться из кабины и утонул. Отец Леонтий много молился за погибшего. Его даже за это ругали: «Батюшка, что вы все о нем молитесь, он свое получил». А отец Леонтий отвечал: «Как же мне о нем не молиться, если он ко мне каждый день ходит, молитв просит».

Ранним утром 16 апреля 1970 года прихожане, пришедшие в Михайловский храм, увидели, что отец Леонтий совершает панихиду о новопреставленном Патриархе Алексии I. Все были потрясены и стояли молча. После панихиды отца Леонтия спросили, почему он служил панихиду о живом Патриархе. Батюшка ответил: «Святейший Патриарх Алексий умер, но этой ночью мы с ним виделись и вместе молились, чтобы Патриархом был избран митрополит Пимен». Прихожане несколько дней были в смущении, пока по официальным каналам не поступила информация о кончине Первосвятителя.

В благодарность батюшке люди шили и дарили одежду. Отец Леонтий все раздавал как милостыню за усопших. Один раз две женщины приходят к нему, а он их спрашивает: «Видели вы Марию?» Они говорят: «Нет, батюшка». А отец Леонтий им на это: «Только она вышла, благодарить приходила, и вы зашли». А Мария та была уже покойница.

Как-то люди увидели, что отец Леонтий пошел на речку. Ходит вокруг проруби, где бабы обычно полощут белье, крестится и молится. А на следующий день одна женщина, стирая белье, поскользнулась и упала в воду. Вокруг никого не было, но каким-то образом она выбралась сама. Молитва старца помогла.

По воспоминаниям близких людей и духовных чад старца, говорил он очень немного, пребывал вообще в умном делании, для него были в тягость любые разговоры, в том числе его келейницы Евдокии.

Посвоей духовной настроенности, как отмечают его духовные дети, он был наиболее близок к прп. Серафиму Саровскому и свт. Игнатию (Брянчанинову). В нем чувствовалось глубокое знание духовного учения святых отцов Церкви. Он хорошо знал учение о внутренней молитве Иисусовой и поощрял тех, кто брался за нее.

Наставления его были краткими, но точными и образными. Когда обращались к нему люди с жалобами на житейские ссоры, он говорил: «Не принимайте всего близко к сердцу, смотрите сквозь пальцы».

Батюшка служил каждый день, и каждый день до последнего часа он находился в храме. Говорил он иногда: «Какие часы мы служим, эти наши, а какие не служим, эти не наши» (то есть не во спасение души).

Когда старца жалели люди и говорили ему: «Батюшка, ты устал, отдохни», — он отвечал: «Вы меня не жалеете, а губите». А когда ему говорили: «Батюшка, совсем больной», — он отвечал: «У Бога болезней нет, это грехи наши болеют».

Как большой молитвенник батюшка много плакал за людей, но слезы эти были сокрыты, и знал их только Сам Господь. Впрочем, иногда и люди видели его плачущим, как вспоминает об этом одна его духовная дочь: «Не помню, в каком году я приходила к нему, в этот год у нас закрывали церковь на время, так как был ящур у скотины. Батюшка лежал тогда на кровати и очень плакал, а я стала спрашивать его: “Батюшка, что вы плачете?” — а он мне говорит: “Не один я плачу, и книги плачут”».

Будучи сам монахом и игуменом монастыря, он придавал особенное значение послушанию в отношениях с духовными чадами и искренне радовался, когда они следовали этому драгоценному духовному правилу.

Славы, известности он не любил. Идет иногда по улицам Иванова, люди подходят к нему за благословением и спрашивают: «Откуда вы, батюшка?» Он отвечает: «Я из Москвы, из Москвы».

Таким смиренным, светлым, светящимся, излучающим любовь и милосердие к страждущим людям он и остался в памяти народной.

Незадолго до кончины старец сказал: «Я умру — из меня много воды потечет». Скончался старец 3 февраля 1972 года, а уже летом этого года рядом с его могилой (под горой, где расположено кладбище) забил сильный источник, вода которого оказалась целебной.

В 1998 году были обретены и многоцелебные мощи старца, которые теперь покоятся в храме, где он служил последние десятилетия.

Блаженная Алипия

В середине 80-х годов две киевлянки услышали от старца Троице-Сергиевой Лавры: «Зачем вы приехали ко мне, когда у вас в Голосееве, в Киеве, пламенеет такой столп?» Матушка Алипия принадлежит к подвижникам благочестия скорбного периода в истории нашего Отечества, когда глубина подвига верных заключалась в сердце их. Она в молчании несла свой крест, но то, что нужно нам знать о ее многотрудной жизни, о ее подвигах, она открыла. Сколько подвигов несла она! Подвиг молитвы — с детства читала Псалтирь, до глубокой старости знала почти все псалмы наизусть; подвиг странничества — пешком прошла многие святые места; подвиг исповедничества — 10 лет тюремного заключения за веру православную; подвиг столпничества — жила в дупле дерева; и, как венец — подвиг юродства во Христе. Дух Божий созидал в ней нового человека, и он утверждался великими дарованиями: у матушки был дар прозрения чужих мыслей, дар откровения о происходившем вдали и о будущем, дар исцеления.

Матушка Алипия была уроженкой Мордовии, родители ее — Тихон и Васса Авдеевы. Во Святом Крещении наречена она была Агафией.

В семь лет она осталась круглой сиротой. Такая кроха, а сама по родителям Псалтирь читала. С этих пор началась ее странническая доля. В грохоте века сего расслышала она тихий голос: «Иди дорогами земными к Небесному пути». Многие святыни посетила тогда странница Агафия, многих угодников Божиих повидала. А особенно полюбила святыни киевские — великую Лавру, третий удел Божией Матери на земле. Лютые гонения обрушились в это время на украинскую землю. «Хлебной житницей и житницей священномучеников» названа Украина в «Акафисте мученикам Российским». На юге, «под Одессами», как говорила мать Алипия, пришлось пострадать и ей. Ее бросили в камеру к уголовникам. Она сказала им: «Не подходите!» — и стала горячо молиться. И никто не посмел к ней приблизиться. Охранник прильнул к глазку и замер: стоит арестантка, крестится, а над головой у нее ореол.

В застенках томилось много священников. Их брали на мученье без возврата. Осталось трое: старик-протоиерей, его сын и Агафия. «Утром нас не будет в живых, отслужим о себе панихиду». — «И обо мне», — попросила матушка. «Ты уйдешь», — утешил священник.

В той тюрьме существовала пытка под названием «машинка». Жертву вводили в комнату с двумя дверьми. Одна вела на волю, другая в подвал; предстояло правильно выбрать.

Неизвестно, одолела ли матушка испытание, толкнула ли счастливую дверь, но очутилась она на свободе. «Разрешителем от уз» матушка называла апостола Петра и особо почитала его всю жизнь.

Незадолго до Великой Отечественной войны пришла странница Агафия в богоспасаемый град Киев. Сказывают, что во время оккупации она многих людей из концлагеря вывела. Маленькая, незаметная, могла она проникнуть туда, кому другому вход был бы закрыт, да, видимо, и сам апостол Петр помогал ей проникать в темницы и спасать людей.

Во время войны печерскую святыню вернули Русской Православной Церкви, и архимандрит Кронид облек рабу Божию Агафию в малую схиму с именем Алипия в честь первого русского иконописца. Она всю жизнь сохраняла приверженность отцам печерским: «Я — лаврская монахиня».

Духовный отец благословил матушку подвизаться в дупле дерева по примеру древних подвижников. У подошвы ближних пещер стоял гигантский дуб, в котором отныне поселилась матушка Алипия. Претерпевая в древесной пещерке голод и холод ради Христа, протянула она живую ниточку к Святой Руси. Ничего своего она не имела. Приходил отец Кронид, приносил сухарей в мантии. Высыплет у дупла и уйдет — строгай был, поблажек не давал. Если трудно, благословлял читать сорок раз «Живый в помощи...».

«Как засыплет снегом — холодно, зуб на зуб не попадает, — вспоминает матушка. — Пойдешь к монахам, какой даст хлебца, а какой и выгонит». В сильные морозы ее пускал в сенцы схиигумен Агапит. «Согрелась? Теперь спасайся иди!» — и она уходила. Когда архимандрит Кронид почил о Господе, схимонах Дамиан благословил матушку переселиться поближе к людям.

Мать Алипия поселилась в земляной пещерке, жила на подаяние. И вот опять ее забрали в тюрьму — за отказ работать на Пасху. Памятью об этом узилище остались беззубый рот и согбенная спина. Выпустили матушку, когда уже разогнали твердыню Печерскую. Мать Алипия поселились на Демеевке (в тихом районе Киева, где была незакрытая церковь Воздвижения Креста Господня). Мальчишки дразнили се, швыряли камнями, она же все терпела и молилась. А потом по благословению свыше перебралась в Голосеевский лес. Располагается он на окраине Киева, устроены были здесь лаврские скиты-пустыньки. Эти места освящены именами старца-девицы Досифея, благословившего на монашество преподобного Серафима, блаженных Паисия и Феофила. Здесь подвизался утешительный старец иеромонах Алексий (Шепелев), а также иеросхимонах Парфений Киевский. Поселилась матушка в заброшенном полуразрушенном домике и жила там до самой смерти, не имея ни прописки, ни паспорта. Милиция неоднократно пыталась «разобраться» с матушкой, но Господь хранил ее, и выселить ее из Голосеева не удалось.

В это время матушка Алипия вышла на служение людям в подвиге юродства. Ходила она в плюшевой кофточке, в детском капоре или в шапке-ушанке, на спине таскала мешок с песком, а на груди — большую связку ключей: грехи духовных чад, которые матушка брала на себя, вешая в знак этого новый ключик.

Матушка спасала свой город, молитвенно ограждала его от пагубы, обходила, как крестный ход совершала. Перед чернобыльским взрывом она несколько дней кричала: «Отец, не надо огонь. Отец, зачем огонь? Тушите ради животных, ради малых детей». Поливала водичкой: «Девки, земля горит». Падала на запад солнца и молилась: «Матерь Божия, избавь нас от газа».

Не она ли была тем праведником, ради которого Господь уберег Киев от радиационного облака, определив ему иное направление? Незадолго до чернобыльской катастрофы матушка Алипия стала предлагать к столу кагор с пепси-колой. Знаменитые голосеевские застолья (на улице стояли дощатые столы, ежедневно собиравшие по десять-пятнадцать человек) стали как бы защитой от разлитой в воздухе пагубы. Все угощенье у голосеевской подвижницы было намоленное. Для старицы было важно, кто принес кушанье, чьи руки прикасались к пище, через чье сердце прошло приношение. Принимала она не у всех. «Вам надо подровняться духом», — бывало, скажет матушка, опустится на коленочки, пропоет свои сильным голосом «Верую», «Отче наш», «Помилуй мя, Боже». Перекрестит стол: «Кушайте», а сама ложится на скамейку, отдыхает. Порции благословляла огромные, и все надо было непременно съесть.

«Сколько осилишь, настолько я смогу тебе помочь», — и люди с тяжелейшими болезнями исцелялись у ее стола.

Всех принимала матушка: блудников, лжецов, разбойников, только лукавых обличала, лукавства не переносила. Она схватывала даже тень мысли. Рассказывала мне одна женщина. Шла она к матушке с «мужем-подвижником» с мыслью: спросить у матушки, не отпустить ли его в монастырь, тем паче что детей у них не было. Не смогла она при людях задать этот вопрос, но все время о нем думала. И вот стали уходить, и каждого матушка спрашивает его имя. Вот и муж ее подходит и называет имя свое: «Сергий». А матушка его поправила: «Не Сергий ты, а Сергей». Так та женщина получила ответ на не заданный ею вопрос.

Еще один рассказ вспоминаю: приехала к матушке жена священника, которая всю жизнь и еще до замужества мечтала о монастыре; теперь, когда все ее дети выросли (и трое из них уже стали священниками), мысли о монастыре к ней опять вернулись. И вот она поехала в Киев, чтобы спросить об этом матушку Алипию. Когда они с дочерью пришли в Голосеевскую пустыньку и вошли во двор, они увидели во дворе домика дремлющую матушку Алипию. Стали дожидаться, когда она проснется. Долго ждали, решили уже уходить, и вот когда они уже подошли к воротам, старица вдруг вскочила, преградила путь своим гостям, а перед той, которая выбирала для себя новый путь жизни, опустила длинную жердь на ворота — это был безмолвный ответ на ее вопрошание: нет ей пути в монастырь, хотя столько людей получили от матушки Алипии благословение на монашество, а сестры Флоровского монастыря по очереди проводили у нее в хибарке целые дни и матушка называла их «родственнички».

В это время подвизался в Лавре и отец Роман (Матюшин) — всеми любимый батюшка, чьи покаянные песнопения мы слушали, затаив дыханье. Матушка же, встречая дорогого гостя у себя в пустыньке, называла его «дважды Ангел». Монах — это ангельский чин, а поющий монах исполняет ангельское служение пения у Престола Всевышнего. Но враг рода человеческого восстает на тех, кто особенно ревностно служит Богу, и через людей досаждает им. Отцу Роману матушка Алипия предсказала: «Выпьешь чашу и снова будешь на приходе». Так и вышло: испив свою чашу горечи, он опять уехал в Псковскую область. Именно иеромонах Роман отслужил над гробом матушки первую литию об упокоении ее новопреставленной души.

Чаще всего люди и не подозревали, что их облегчение ношей ложится на матушку. Обнимет, поцелует — казалось бы, благословляет, а она их хворь на себя берет. «Думаете, я мазь варю? Сама за вас распинаюсь», — призналась как-то она. Одной больной дала выпить кагор во исцеление души и тела и, пока та пила, упала без чувств.

Предсказания матушка давала в притчах, в юродивых поступках, а иногда и явно, просто, без иносказаний — как кому спасительнее. Как-то в разгар застолья послала одну монахиню в овраг со свечкой читать Псалтирь. Потом обнаружилось: в тот самый час ее брата чуть не убили. Пришла за советом монахиня, до того подвизавшаяся в Горненской обители: возвращаться ли обратно? «Ты здесь выше будешь», — не благословила матушка. Сейчас она настоятельница одного из старинных русских монастырей.

Раба Божия Олы а, врач-психиатр, впервые попала к матушке. Хозяйка указала ей, где сесть, сама вышла. Вдруг на Ольгу закричали: «Как она смеет?» Оказывается, села на матушкино место. Испугалась, встала. Вернувшись со двора, матушка Алипия строго сказала: «Почему стоишь, садись, где тебе сказано». Все поняли, что такова матушкина воля. Сейчас сия раба Божия подвизается в Иерусалиме, в Горненской обители.

Одна женщина-певчая пришла к матушке со своим женихом, и все время, пока они сидели за столом, матушка указывала на них рукой и приговаривала: «А девочка мальчика отпевает, а девочка мальчика отпевает». В скором временем он утонул у нес на глазах, и она действительно пела по нему панихиду.

Однажды с матушки снялся как бы покров, и она стала другая, не юродивая — сосредоточенный, печальный человек. «Духовник — это страшно, — открылась матушка. — За него надо молиться, чтобы Господь подавал ему помощь в борьбе с воюющими против него бесами и ограждал от всякого зла, ведь грехи отца ложатся на чадо. С ним надо строить духовный фундамент общения. По вере чада Господь открывает духовнику Свою волю о нем...»

Как и многих блаженных, матушку Алипию окружали животные, с которыми она разговаривала, которых жалела. Матушкины котики и цыплята все были какие-то хворые, заморенные, хилые — с гнойничками, с сухими лапками. «Почему звери у вас такие больные?» — однажды спросили матушку. — «Люди блудно живут, кровосмешение делают, все отражается на тварях земных».

Незадолго до кончины у матушки Алипии появилось двенадцать котят. Слепые, лежали они в коробочке, потом стали подрастать, уходили по одному. Матушка каждый раз радовалась: «Ушел, ушел!» Наконец сказала: «Почти все на свободе». Остался последний, самый сильный, больше всех к матушке льнувший. После кончины старицы он возлег ей на грудь, вытянулся и умер.

За год до смерти матушка Алипия стала жить по одной ей известному счислению. Она называла этот календарь иерусалимским. «Государства по деньгам различаться будут. Это будет не война, а казнь народов за их гнилое состояние, — пророчествовала старица. — Своих людей Господь до смерти не допустит, верных будет держать на одной просфоре». В это время (за год до кончины) матушка объявила: «Все, девки, ухожу от вас». Те в слезы. Матушка собрала на стол, благословила: «Ешьте». Пересчитала присутствующих — оказалось двенадцать. «Достойно», — с удовольствием сказала старица.

Незадолго до смерти матушка Алипия поставила свечу в банку с рисом, выдвинула в прихожую. Инокиня Марина вошла — в темноте свечка мерцает, никогда такого не было. «Лампочка перегорела», — отговорилась матушка и благословила: «Читай Псалтирь за мать». — «Что с ней?» Старица не ответила. Это о себе она говорила. «Оставляю вас сиротами, другие будут утешать, но матери уж не будет у вас», — говорила она сестрам перед концом.

В воскресенье 30 октября 1988 года в голосеевском доме было особенно много народу. Матушка посылала приходивших на могилку ныне прославленного во святых отца Алексия (Шепелева): «Идите, поклонитесь, там священник служит». Не сам ли старец-утешитель голосеевский давал ей напутствие на исход души?

После трапезы матушка прилегла. Все разошлись, осталась одна супружеская пара убирать со стола. Рабе Божией Марине матушка протянула свечку с наказом поставить завтра к иконе Всех святых: «Только до утра не зажигай». Хлеб и мед велела положить на панихидный столик. «Ну все, больше не приходи». Та думала — сегодня, оказалось — никогда...

На крылечко в этот момент вбежала запоздавшая инокиня Марина, ныне монахиня Сергия. За несколько дней матушка ее предупредила: «В воскресенье на вечерню не ходи». С посещением служб в монастыре строго, но ослушаться старицу не посмела.

Матушка Алипия лежала на досочке. Обрадовалась, увидев Марину: «Махай мне платочком, я умираю!» Та подумала: иносказание. «Читай Псалтирь». Когда Марина дошла до слов: «Царь мой и Бог мой», матушка сказала: «Довольно». На прощанье благословила Марину — непривычно значительное благословение преподала. А потом мужчина и женщина, что со стола убирали, посмотрели — а матушка бездыханная лежит, с лицом, сияющим славой Небесной. Господь воззвал Свою угодницу из юдоли в радость нескончаемую. Тихою была ее смерть, мирной и непостыдною. Супруги сели в машину, доехали до телефона-автомата. Когда вернулись, у матушки на груди мертвый котенок вытянулся, тот самый, последний из двенадцати, тепленький, неостывший.

В год тысячелетия Крещения Руси, 1988-ой, отошла ко Господу блаженная старица схимонахиня Алипия. Как-то она обронила, что хоронить ее будет Флоровский монастырь. Так оно и вышло. После первых литий, панихид повезли в обитель, где соборно отпели в храме. Погребение состоялось 2 ноября. «Как первый снег пойдет, так меня и похороните». И действительно, в тот день закружились первые снежинки. По благословению настоятельницы Флоровского монастыря игумении Антонии многотрудное тело 90-летней старицы Алипии погребли на Флоровском участке Лесного кладбища.

После смерти матушки домик ее в Голосеевском лесу снесли, но на его месте появился дивный чудотворный источник. Враги матушки засыпали этот источник полностью и забили кол, так, что и вытащить нельзя. Монахини Флоровского монастыря пытались вытащить кол, но, увы, ничего не получалось. И вдруг однажды рванул фонтан на три метра ввысь. Так матушка Алипия и после своей кончины удостоверила верных своих чад, что обрела она благоволение у Господа, и «реки воды живой» изливаются по молитвам к ней.

В мае 1993 года в Голосеевской пустыни начала возрождаться монашеская жизнь. Ныне монастырь населяют уже 30 человек. Восстанавливается храм в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник» — теперь можно будет помолиться в храме на месте подвигов блаженной матушки Алипии, прославленной еже во святых.

Преподобный Амфилохий Почаевский

Свято-Успенская Почаевская Лавра была «прибежищем и утешением» скорбящим в годы гонений, которые продолжались на ее территории почти весь советский период нашей истории. И среди многих опытных духовников Лавры особой любвеобильностью отличался старец-утешитель Амфилохий.

Преподобный Амфилохий Почаевский (Головатюк) родился в многодетной семье в селе Малая Иловица, 27 ноября 1894 года, от богобоязненных и христолюбивых родителей Варнавы и Анны. Во Святом Крещении мальчик был назван Иаковом. Спокойствие, мир и согласие в семье передалось и мальчику. С детства он привык к труду и уважению к старшим. В семье с почитанием относились к священникам и любили молитву. В трудах и молитве отрок возрастал, и в 1912 году был призван в царскую армию. Повидав ужасы войны, молодой парень по возвращении домой избирает монашеский путь.

В 1925 году Иаков Головатюк приходит в Почаевскую Лавру. Пройдя разнообразные испытания и многие послушания в смирении и кротости, Иаков принимает монашеский постриг с именем Иосиф.

21 сентября 1933 года Иосиф был рукоположен во иеродиакона, а 27 сентября 1936 года — во иеромонаха. 24 февраля 1953 года иеромонах Иосиф был возведен в сан игумена. Отец Иосиф прошел все послушания в Почаевской Лавре, и в 1959 году был избран духовником обители.

Помимо лаврских послушаний отец Иосиф лечил людей, к нему тянулся нескончаемый поток болящих различными недугами. Всех он окружал заботой, отеческой любовью, и лечил, не взимая платы.

Посвятив жизнь служению Богу и ближним, отец Иосиф стяжал твердую веру и деятельную любовь, получив от Бога дар прозорливости и чудотворений.

Он изгонял бесов, возвращал глухим слух, слепым — зрение, скорбным подавал отраду и утешение. Сколько слез иссушил старец своими молитвами, сколько горя принял в свое сердце! Из-за множества народа, приезжавшего к нему, по благословению наместника Лавры батюшка поселился в домике у ворот на монастырском кладбище, где вместе с иеромонахом Иринархом прожил около двадцати лет.

Впервые дар прозорливости у старца Иосифа проявился в начале Второй мировой войны, когда он предсказал вступление немецких войск в Почаев.

По окончании войны к старцу на кладбище стали наведываться сотрудники VIIV и бандеровцы.

Одни видели в нем сотрудника VIIV, другие подозревали в укрывательстве бандитов и всячески старались от него избавиться. Однажды под вечер пришли незнакомые люди с носилками, связали его и понесли, намереваясь скинуть с паперти. Видевшие это люди запротестовали, а отец Иосиф спокойно сказал: «Далеко не понесете». И — о чудо! Господь не позволил насильникам надругаться над Своим угодником. По дороге к Лавре один ослеп, второму отняло руку, третьему — ногу. Они кричали, просили о прощении. Он их благословил и отпустил с миром.

Не покаявшись, не внимая чуду, они пришли снова, но уже на «беседу». В это же время к батюшке привезли одержимую, привязанную к лестнице. Развязывать опасались — буйная. Получив свободу, женщина с кулаками обрушилась на батюшку, покрывая его сильными ударами, пока обессиленная не повалилась на землю. Преподобный не защищался и даже не пытался уклоняться от ударов — стоял и молился. Сердце его, чуждое гнева и злобы, исполнялось жалости и сострадания при виде создания Божия, мучимого от диавола. Женщина вскочила и с новой нечеловеческой силой набросилась на старца. Падала, снова вскакивала, нанося удары, но так и не смогла поколебать долготерпение подвижника и совершенно изнемогла. Будучи очевидцами происшедшего, представители власти оставили старца на этот раз в покое.

Вскоре старца перевели обратно в Лавру. Все так же спешили к нему люди, получая врачевание телесных болезней и тайных недугов души. Исцелялись даже те, чьи болезни были запущены и, по мнению врачей, неизлечимы.

Особый дар имел батюшка: изгонять бесов. К нему везли одержимых из самых дальних республик Советского Союза. Демонов старец видел наяву, и часто, проходя по храму, строго повелевал им выйти из храма и из людей.

Горе, переполнившее людские сердца, отец Иосиф переживал как свое, сострадая страждущим и немощным.

В конце 50-х годов вновь усилились гонения на Церковь. Многих монахов за исповедание веры сажали в тюрьмы, некоторых неоднократно. Почаевскую Лавру собирались закрыть и сделать в ней «музей атеизма». В Лавру прибыла милиция. Начальник милиции отнял у наместника ключи. Послушник побежал к старцу Иосифу рассказать о происшедшем. Отец Иосиф немедленно пошел туда. У дверей храма стоял десяток милиционеров со своим начальником. Старец подошел к начальнику и неожиданно вырвал из его рук связку ключей. Отдавая их тут же стоявшему молодому наместнику Августину, сказал: «На, возьми и никому не отдавай!» Недоумевающим милиционерам сказал: «Архиерей — хозяин Церкви! А вы чего сюда пришли? Идите вон! Люди, гоните их!» — обратился он к присутствующим местным жителям. Воодушевленные призывом любимого батюшки, люди устремились на милиционеров, которые в испуге бросились бежать к Святым вратам.

Расправа над батюшкой за этот храбрый поступок не заставила себя долго ждать. Батюшка знал, что так будет, он это предсказал. За ним приехали через неделю. Шесть человек накинулись на него, повалили на землю, связали по рукам и ногам, заткнули рот полотенцем и потащили к машине. Батюшку увезли в психиатрическую больницу. Заставляли снять крест, он отказался, тогда с него насильно сорвали крест, а его поместили в палату для буйно помешанных. Вводили старцу лекарство, от которого распухало все тело и трескалась кожа.

О заключении старца узнал а дочь Сталина Светлана Аллилуева. Ей удалось освободить его в благодарность за то, что он ранее исцелил ее от душевной болезни. После больницы поселился отец Иосиф у своего племянника в родной Иловице.

Но и здесь, по наущению диавольскому, старца пытались убить. Еле живого его привезли в Почаевскую Лавру и постригли в великую схиму с именем Амфилохий. После пострига старец пошел на поправку, и вскоре он опять служил молебны, изгонял бесов, врачевал людей. К нему за помощью продолжало стекаться множество народа. Люди исцелялись от одного прикосновения к старцу. Так, исцелялись страдавшие головными болями, болезнями почек, печени, сердца, рук и ног, а также душевнобольные.

Приезжали к батюшке и современные молодые юноши, жаловались на душевную тоску, отсутствие сна, аппетита. Старец ставил их посреди двора и велел класть земные поклоны. Велел и дома каждый вечер так делать да носить крестики, не выпивать, не курить, ходить в церковь, соблюдать посты, причащаться. Тогда, по его словам, «все нервы выйдут» и вернется здоровье. При этом добавлял, что нервы чувствуют боль, но когда болит душа, то это не нервы расстроены, а бесы мучают, и надо постом и молитвою бороться с ними.

Старец был смирен и кроток. Свою духовную жизнь и молитву старался проводить в тайне. Днем принимал людей, а по ночам — молился. Отдыхал он очень мало. Вся жизнь этого угодника Божия была пронизана любовью чистой и всеобъемлющей.

Умер старец 1 января 1971 года. Он знал время своей кончины и готовился к ней. Святой угодник Божий всю жизнь свою прожил по заповедям Божиим, в любви и милости, и Господь Сам прославил его. Многочисленные чудеса и исцеления, как при жизни, так и после физической смерти подвижника, свидетельствуют об этом. Исцеления совершались не только от его мощей, но и от земли с его могилки и от масла из лампад.

Молятся ему в различных нуждах и в различных болезнях об исцелении и помощи. Старец, как и при жизни, помогает всем, нужна только непоколебимая вера просителя в помощь Божию и помощь святого. В 2002 году, накануне Пасхи, были обретены нетленные мощи преподобного Амфилохия, открытые теперь для поклонения в пещерном храме Лавры. 12 мая того же года 16 архиереев во главе с митрополитом Киевским Владимиром совершили чин прославления преподобного. Во время прославления в небе над Лаврой из облаков сложились два креста, и верующие посчитали, что эта небесная весть относится к преподобным Иову и Амфилохию. Мощи преподобного Амфилохия открыты для поклонения в храме преподобного Иова Почаевского.

Преподобие отче Амфилохие, моли Бога о нас!

Заключение

Золотая цепь святости не прерывается до наших дней. Молитвами старцев, которые подвизаются в разных концах земли, мы живы. В этой книге мы пытались немощным человеческим языком выразить невыразимое — сказать о том, что такое благодать старчества. Но когда не хватает слов описания-утверждения, порой больше выражают суть слова-отрицания, какие мы с радостью обнаружили в последней книге афонского подвижника монаха Симеона «Ум Христов». Ими и завершим наше повествование.

«Старец — не помощник в браках и разводах, а помощник в Спасении.

Старец — не политик и не любитель знакомств с князьями мира сего, а наперсник Царя Небесного.

Старец — не предсказатель и не гадатель, но тот, кто умудрен Святым Духом жить по воле Божией.

Старец — не тот, кто во плоти, но тот, кто бесплотен.

Старец — не тот, кто в страстях, но тот, кто бесстрастен.

Старец — не тот, кто на земле, но тот чье сердце в Царствии Небесном.

Старец — не тот, кто величав и учителен, но тот, кто прост и уничижен.

Трудно несведущему определить достоинства драгоценного камня; трудно неведающему определить достоинства духовника...

Хочешь найти истинного старца? Смирись, насколько можешь».⁵²

Примечания

1

Священник Сергий Мансуров. Очерки из истории Церкви. Клин, 2002. С. 27-28.

(обратно)

2

Альманах «Неопалимая Купина», 2004, N° 10.

(обратно)

3

Традиционно такими дарами считаются дар рассуждения, прозорливости, исцеления (души и тела).

(обратно)

4

Розанов В. В. Иная земля, иное небо. М., 1994. С. 620.

(обратно)

5

Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. М., 1999.

(обратно)

6

Нилус Сергей. Звезды пустыни. M., 2001. С. 10-11.

(обратно)

7

Муравьев А. Н. История русской Церкви. M., 2002. С. 120.

(обратно)

8

Архимандрит Александр (Васильев). Старчество Псково-Печерского монастыря /К Свету. 1993, № 7-8. С. 56.

(обратно)

9

Данная оценка «старчества вне монастырей» противоречит истории старчества, изложенной автором в докладе, и вызвана особыми обстоятельствами начала XX века. Старчество с древнейших времен существовало вне общежительных монастырей. И после 1917 года, можно сказать, все уцелевшие старцы жили вне монастырей, самоотверженно сохраняя духовную культуру, в самых тяжких условиях являя окружающим пример всецелой любви к людям. — Прим. ред.

(обратно)

10

Экземплярский В. И. Старчество // В книге: Дар ученичества. M., «Руссико», 1993. С. 220-227.

(обратно)

11

Толстой М. В. Рассказы из истории русской Церкви. Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1991. С. 687-721.

(обратно)

12

Прохоров Г. М. Святые в русской истории // «Православный Летописец Санкт-Петербурга». 2000, №4. С. 18-19.

(обратно)

13

Большинство псково-печерских старцев были выходцами с Валаама. Начинали свою монашескую жизнь на этом святом острове, во время Финской войны были перевезены в Финляндию и в 50-е годы добровольно вернулись в Россию. Это были старцы: иеросхимонах Михаил (Питкевич), схиигумен Лука (Земсков), схимонах Николай (Монахов), Герман (Соколов). На покое в монастыре также жили старцы- архиереи: епископ Феодор (Текучев) и митрополит Вениамин (Федченков). Особой народной любовью пользовался в наше время старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин).

(обратно)

14

Монах Борис, в схиме Николай // Русский Паломник, 1991, № 4, С. 44. Старец Николай — один из шести валаамских старцев, которые после войны вернулись из Финляндии в Россию и проживали до блаженной кончины (в 1960-е годы) в Псково-Печерском монастыре.

(обратно)

15

У пещер Богом зданных. Псково-печерские подвижники благочестия XX века. Составили Ю. Г. и П. Ю. Малковы. М., 2000. С. 210.

(обратно)

16

У пещер Богом зданных. С. 213.

(обратно)

17

Там же. С. 216.

(обратно)

18

У пещер Богом зданных. С. 526-528.

(обратно)

19

Великие русские старцы. Жития, чудеса, духовные наставления, M., 2000. С. 763-764.

(обратно)

20

См. подробное жизнеописание старца Алексия: Прот. Илья Четверухин, Евгения Четверухина. Преподобный Алексий, старец-затворник Смоленской Зосимовой пустыни. Сергиева Лавра, 2003.

(обратно)

21

Великие русские старцы. С. 765-766.

(обратно)

22

Великие русские старцы. С. 763.

(обратно)

23

Невидимый град. М., «Волшебный фонарь», 2009. С. 205-206.

(обратно)

24

Там же.

(обратно)

25

Лялин В. Н. Нечаянная радость. СПб., «Сатис», 2009. С. 35.

(обратно)

26

Архимандрит Георгий (Тертышников). Преподобный Варнава, старец Гефсиманского скита. Свято-Троицкая Лавра, 1996. С. 97.

(обратно)

27

Архимандрит Георгий (Гертышников). Указ. соч. С. 11.

(обратно)

28

Архимандрит Георгий (Тертышников). Указ. соч. С. 32.

(обратно)

29

Архимандрит Георгий (Тертышников). Указ. соч. С. 37.

(обратно)

30

Филимонов В. П. Духовный отец преподобного Серафима Вырицкого — преподобный Варнава Гефсиманский. СПб., 2002. С. 46.

(обратно)

31

Загадочные случаи из жизни царя Николая II // Церковная жизнь, Париж, 1922, N° 6.

(обратно)

32

Филимонов В. П. Указ. соч. С. 78.

(обратно)

33

Отец Алексий Мечев. Париж, 1970. С. 12.

(обратно)

34

Отец Алексий Мечев. С. 21.

(обратно)

35

Жизнеописание московского старца отца Алексия Мечева. М., 1994, С. 49.

(обратно)

36

Дурылин Сергей. Памяти о. Алексия // Отец Алексий Мечев. С. 26.

(обратно)

37

Отец Алексий Мечев. С. 67.

(обратно)

38

Жизнеописание в Бозе почившего старца-утешителя отца Варнавы, основателя Иверско-Выксунского женского монастыря. Сергиев Посад, 1907. С. 160-161.

(обратно)

39

В. П. Филимонов. Старец Серафим и Русская Голгофа. СПб., «Сатис», 2001. С. 89-90.

(обратно)

40

Ильинская Анна. Духовное наследие старца Серафима. М., «Паломник», 1999. С. 79-80.

(обратно)

41

Житие составлено С. Девятовой.

(обратно)

42

Текст жития составлен С. Девятовой.

(обратно)

43

Преподобный Лаврентий Черниговский. Житие, поучения, пророчества. Почаевская Лавра, 2001. С. 7.

(обратно)

44

Преподобный Лаврентий Черниговский... С. 121.

(обратно)

45

Там же.

(обратно)

46

Преподобный Лаврентий Черниговский... С. 118.

(обратно)

47

Преподобный Лаврентий Черниговский... С. 76.

(обратно)

48

См. книгу: Старец Феодосий Иерусалимский. Житие, подвиги, чудеса. М., 1994, С. 3-8.

(обратно)

49

Ильинская Анна. Дивный старец Феодосий. М., 2001.

(обратно)

50

Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние. Письма. М., 1997.

(обратно)

51

Игумен Никон (Воробьев). Указ. соч. С. 373.

(обратно)

52

Монах Симеон Афонский. Ум Христов. Новый опыт познания старых истин, Святая Гора Афон, 2011. С. 62, 63, 64.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Часть первая. Корни и древо старчества

  Во дни древние

  Русское старчество

Часть вторая. Центры старческого служения в России

  Саров и Оптина пустынь

  Собор оптинских старцев

  Псково-печерское старчество

  Старчество Зосимовой пустыни

  Глинская пустынь

Часть третья. Цвет старчества

  Преподобный Варнава Гефсиманский

  Преподобный Корнилин Крыпецкий

  Преподобный Гавриил (Зырянов)

  Святой праведный старец Алексий Мечев

  Преподобный Серафим Вырицкий

  Блаженная Любовь Рязанская

  Преподобная Рахиль Бородинская

  Преподобный Силуан Афонский

Часть четвертая. Старчество в годы гонений

  Преподобномученик Игнатий (Лебедев)

  Преподобномученица Евдокия и святые мученицы Дария, Дария и Мария

  Преподобномученица Мария Гатчинская

  Блаженная Матрона Московская

  Преподобный Кукша

  Святой праведный Иона Атаманский

  Преподобный Севастиан Карагандинский

  Преподобный Лаврентий Черниговский

  Преподобный Феодосий Кавказский

  Старец Никон (Воробьев)

  Блаженный Иван Петрович

  Преподобный старец Леонтий

  Блаженная Алипия

  Преподобный Амфилохий Почаевский

Заключение

*** Примечания ***