Соляной Столп [Ник Перов] (fb2) читать постранично

Ник Перов Соляной Столп

– Настюха, это же хоромы для нас двоих! Подумай.

Можно ли ненавидеть незнакомых тебе людей? Или не ненавидеть, а испытывать раздражение даже не столько на эмоциональном уровне, сколько на физическом – поймала себя на том, что хожу из угла в угол и тру шею, пытаюсь размять плечи. Виски пульсировали, лицо горело.

Две очень похожие женщины: дочь и мать. Настюха – это дочь. Видимо, она серфила по интернету и нашла мое предложение о сдаче квартиры на Авито. Двухкомнатная хрущевка, 10 минут пешком от центральной площади города, кирпичный дом, совмещенный санузел, высота потолков 2.5м. Хоромы для двух женщин в эвакуации. А для меня вся жизнь.

Отец получил эту квартиру в конце шестидесятых. Да, тогда жилье можно было получить, а не купить. Весь этот микрорайон – в пять новеньких, терракотовых, кирпичных трёхэтажек – почти одновременно заселили работниками Гормолзавода и Мясоконсервного комбината.

Какое же счастливое время было – радостное, дружное, полное надежд.

Почему-то все мои воспоминания из детства пронизаны солнечным, теплым светом.

Время, когда даже деревья были молодыми – вдоль новостроек были высажены тополя с сочно-ярко-зелёной, липкой листвой и с побеленными тонкими стволами.

Все люди вокруг были добрыми, улыбающимися и все друг с другом обязательно здоровались. Общий двор был продолжением домашней территории: во двор выходили в домашнем, выносили сушить белье, даже исподнее, выбивали ковры, чинили сломанную утварь, играли в настольные игры, иногда устраивали застолья. Вообще, дворы всегда были полны разновозрастными детьми, погруженными в свои шумные игры, мудрыми стариками, на лавочках обсуждающими все жизненные вопросы – от бытовых до мировых, мужчинами в растянутых трико за столам с домино или у гаражей, помогая в очередной раз пересобрать внутренности запорожцу, хозяйками в бигуди и в цветных запахивающихся халатах….

Три окна моей квартиры – зала, кухни и одно спальни – выходят во двор. Но теперь это не двор моего детства.

Вместо газгольдерной площадки – контейнеры для мусора. Вместо песочницы – заасфальтированный участок с иномарками. Лавочки убрали давно – УК объяснила это решение тем, что соседи жаловались, что вечером на лавочках собираются наркоманы и алкаши, шумят и оставляют после себя много мусора. Когда исчезли столбы и веревки для белья, уже даже и не вспомнить. Качели, установленные дядей Колей из соседнего подъезда, спилили на металлолом в конце девяностых и через несколько лет на их месте поставили горку, которая уже успела рассохнуться и провонять мочой бездомных животных и не дотерпевших до дома человеков.

Второе окно спальни – с видом на соседний дом.

Сначала это была наша с родителями общая спальня, потом мою кровать отгородили шкафом, а когда отец внезапно скончался от инфаркта прямо на рабочем месте, а мама слегла на нервной почве, я перенесла свою кровать в зал и устроила не ней маму – так ближе было к кухне и санузлу. Вскоре, тихо ушла и мама. Я осталась одна – хозяйка хором недалеко от центра города.

Первое время пережить потерю родителей мне помогали подруги по училищу. Часто оставались ночевать. Но бдительная тайная крестная (поясню, что крещение детей в шестидесятые годы не афишировались), провела со мной поучительную беседу и без обиняков назвала моих подруг «прошмандовками, воспользовавшимися горем, чтоб не жить в общаге».

С Костей я познакомилась случайно – вместе забежали в распахнутые двери магазина, когда хлынул летний ливень. Магазин тканей и галантереи. Почему-то оба почувствовали себя обязанными изображать активный интерес к ивановскому ситцу и Костя, смущаясь строгой продавщицы с деревянной метровой линейкой, начал интересоваться у меня какую расцветку лучше выбрать для наволочек. Забегая вперед, расскажу, что совместно выбранную ткань, мы купили и я потом сшила-таки из нее наволочки на наши перьевые подушки.

Вскоре, мы уже выбирали отрез для белья в детскую кроватку. Иришка и Леночка родились с разницей чуть больше двух лет.

Когда девочки пошли в школу, Костик переделал общую спальню под детскую. У окна появился широкий стол, чтобы делать на нем уроки, с двух сторон от него поставили пружинные койки с полосатыми матрацами, над койками навесили полки для книг, учебников и поделок. Старожилом спальни остался только мой платяной шкаф.

С появлением детей, не только дни, а годы начали мелькать как сменяющиеся слайды в диафильме: вот выписки из роддома, вот садик, вот школа, вот выпускные и вот уже Костя везет Иришку в обл. центр поступать в мединститут, следом уехала и Леночка в технологический. И все, время тут же загустело, как сироп на медленном огне.

У Кости к тому времени уже процветало дело его жизни – «Ангелы на дороге».

Муж все время любил механизмы. Собирать, перебирать, чинить. А уж автомобиль был мечтой его босоногого детства. Когда мы поженились, единственное «приданное» мужа был старый Москвич, вроде бы