Вспышка. Том 1, 2 [Игорь Хорс] (fb2) читать онлайн

Игорь Хорс Вспышка. Том 1, 2

Часть 1. Начало. Глава 1

Ник.

Дождь не утихал, моросил нудно, тоскливо. Небо было сплошь серое, значит, эта слякотная непогода надолго. Продолжать мокнуть на улице стало невыносимо, меня колотил озноб, поэтому я стал искать хоть какое-то укрытие от дождя. Нужно обсохнуть, передохнуть, привести мысли в порядок.

Я пробирался вдоль забора, заглядывая в окна домов. То, что не горел свет, еще не говорило о том, что дом не жилой. Испуганные люди, ставшие зомби, а их было большинство, прятались от других измененных — агрессивных звероидов.

Наконец, мне попался старый заброшенный деревянный домик на самом краю улицы. Окна были заколочены, шифер на крыше зиял пробелами — это убежище вполне подходило для отдыха и наблюдения. Полусгнившая калитка была замотана стальной ржавой проволокой, которая подалась легко. Я толкнул калитку, она открылась со скрипом. Я посмотрел вдоль улицы, за пеленой дождя не было ни одной души. В домике напротив темнели плотно занавешенные окна, но из трубы лениво тянулась струйка дыма. Я прикрыл за собой калитку, намотал так же проволоку, пробрался к дому по заросшей тропинке. Дверь в дом была заколочена крест-на-крест досками. Оторвать их не представляло труда. Дверь была не заперта. Я вошел в полумрак затхлого домика, осторожно пробрался в комнату, разводя руками свисающую паутину.

Ноги гудели. Я присел на старый скрипящий табурет напротив мутного окна, обхватил себя руками. Дрожь пробежала по телу. Сырая куртка совсем не грела.

С потолка капало с равномерным стуком, но лужа на полу не увеличивалась, вода просачивалась между досок. Хорошо было бы сейчас затопить печь, обсохнуть. Но я не решался это делать, меня могли заметить преследователи, я знал, что они не оставят меня в покое. Я для них — другой, не измененный. И, несмотря на то, что здесь, на окраине города, я почти не чувствовал взгляда в спину.

Через щели в забитых досками окна, я заметил зомби, который проковылял вниз по улице, склонив голову, не обращая внимания на стекающие по лысому черепу струям воды. Хорошо, что эти измененные были безобидны, не кидались ни на кого, как и следовало ожидать от типичных зомби, даже наоборот, сторонились друг друга. А вот звероиды были по настоящему опасны. Именно они меня преследовали. Только чудом мне удалось оторваться от погони. Но надолго ли? Рано или поздно, мне все равно придется выйти из укрытия.

Сидя в укрытии, я стал вспоминать все с самого начала. Я хотел найти логику в развитии этих ужасных событий, изменениях людей, причинах.

Одно было точно: началось все примерно тридцать шесть часов назад.

Утром в воскресенье мы возвращались с Глебом на его машине из аэропорта. Болтали как обычно о политике, о женщинах, анекдоты травили, в общем, пытались максимально интересно скрасить полтора часа скучной дороги. Глеб вел машину не спеша, развалившись в кресле, лениво переключая каналы радио. Я про себя думал лишь о том, как бы скорее добраться до дома, сходить в душ, плотно поесть и отдохнуть после изнурительного перелета и дороги. Трасса в воскресное утро была пустынной, в основном только фуры.

До въезда в город оставалось каких-то полкилометра, уже появилось бетонное название на дорожном постаменте «Угорск», теплое солнышко приветливо выглянуло из-за холмов, в окно влетели знакомые серные запахи дымящего завода. Внизу, в чаше пологих холмов, показались крыши домов. Дном чаши блестел продолговатый пруд, на другой стороне которого, в тени холма и наискосок поднималась широкая главная улица, утыканная пятиэтажками, как кубиками — проспект Ленина.

Ну, наконец-то, подумал я в этот момент…

И тут — удар!

Машину встряхивает, дробь ссыпавшегося в багажник заднего стекла режет слух. Глеб дергает руль, но справляется с управлением, визг тормозов заставляет на минуту замолчать беззаботных птиц в ближайшем пролеске.

— Что, черт побери, это было?! — спрашивает Глеб, когда прижался к обочине.

Он выскочил из машины, хлопнув дверцей.

— Не похоже на шалости подростков, — говорю я, оглядываясь по сторонам.

До ближайших кустов метров тридцать, по другую сторону от дороги поле. И ни одной машины в этот момент не двигалось навстречу. Да и разбилось-то заднее стекло.

Глеб выскочил из машины, открыл багажник и, сокрушаясь, стал собирать осколки, доставая и отряхивая вещи. Домкрат, набор ключей, пластиковые бутылки, тряпки полетели на обочину. Я озирался по сторонам, задирал голову вверх, пытаясь определить, откуда это прилетело? И что это было вообще.

— Нет! Ну ты это видел! — раздался возмущенный голос Глеба из багажника.

— Что там еще? — спросил я.

— Сам посмотри.

Я проследил за его пальцем, указующим в нутро багажника, и ужаснулся.

В боковой панели справа над колесной нишей была пробоина размером с грецкий орех, почти незаметная сразу. Я наклонился и увидел в отверстие глаз Глеба, глядящий на меня с другой стороны.

— И ты хочешь сказать, что это просто камушек прилетел? — спросил он и моргнул.

Я обошел машину, присел к Глебу — действительно, сквозное отверстие под аркой, снаружи даже и не видно. Даже удивительно, как колесо и бак не задело. Дыра пусть и с оплавленными, но ровными, а не рваными, как предполагается, краями не только в металле, но и в обивке. Словно ее не пробили, а выжгли диаметром так сантиметра четыре.

Мы поднялись и посмотрели друг на друга совершенно ошеломленными глазами.

Через минуту я, наконец, произнес:

— Ты же понимаешь, что это не просто камень?

— Ну, да, — неуверенно сказал Глеб, шумно почесал небритый подбородок. — А что тогда?

— Это что-то влетело в заднее стекло, — сказал я, прорисовывая рукой путь камня под острым углом, — пролетело через боковину, продырявило обивку и кузов. Правильно?

— Ну, правильно. И что? Что это может такое быть, чтобы пробить стекло и кузов?

— Ну что, что, — сказал я. Очевидно, что только один предмет может на такой скорости прилететь с неба. — Это метеорит!

Глеб посмотрел на меня с сомнением.

— А ты когда последний раз видел метеорит?

Я на миг задумался, вспомнил:

— Ну, этот, Челябинский, весь ютуб этими кадрами был забит…

— Ага, точно! — усмехнулся Глеб. — Если бы тот челябинский попал в нашу машину…

— Да, да! — перебил я, подняв руки. — Понятно, что это не совсем такой. Маленький. Со сливу. Осколок.

— Ну, а тогда где все остальное? — развел руки в стороны Глеб. — Если это только осколок.

Я пожал плечами. В небе ни облачка, никакого дымного следа от болида, как в Челябинске.

— Хорошо! — хлопнул в ладоши Глеб. — Тогда пошли и найдем этот твой осколок!

— Пошли. Только не факт, что найдем…

— Найдем! — уверенно сказал Глеб и потопал по дороге.

Мы примерно рассчитали расстояние, там должны остаться следы торможения на асфальте. Ага, вот оно. Стали рыскать по обочине и траве. И, надо сказать, нашли довольно быстро — эту канаву мы увидели одновременно. Толкаясь, подбежали к месту падения космического пришельца — условно осколка метеорита — и, когда увидели то, что лежало на дне небольшого рва, оба открыли рты. Взору нашему предстало нечто, совершенно не похожее на камень.

— А ты уверен, что это именно то, что мы ищем? — спросил Глеб, не отрывая взгляда от предмета.

— Похоже, что да, — ответил я. — Это, как минимум, объясняет дырку в твоей машине.

— Черт, — тихо сказал Глеб. — Но это же не камень.

Перед нами на дне канавы лежал ровный, блестящий, будто стеклянный, с переливающимися внутри темно-синими волнами с завитушками, шарик. В какие-то моменты он становился однотонно-блестящим, металлическим. Но потом будто включался и снова играл сине-зелеными красками, подсвечивая дно ямы мертвенно-синим сиянием.

— То есть, — сказал я, — ты хочешь сказать, что это не метеорит?

— А ты что, не видишь? Это скорее что-то, созданное человеком.

— Или не человеком? — осторожно предположил я. — Ведь он прилетел из космоса, а рядом не было ни одного самолета. — И в этот момент я немного испугался собственного предположения, так легкомысленно озвученного.

— Или это осколок какого-нибудь спутника, какой-то ступени корабля? — попытался найти Глеб более реалистичное объяснение.

— Но ведь тогда это было бы каким-то металлическим куском, бесформенным.

— Ну, — сказал Глеб, — он пока летел, округлился, пролетая через атмосферу.

— Я что-то не припомню, чтобы в жилой местности падали осколки кораблей. Их запускают как раз с таким расчетом, чтобы обломки и все эти ступени падали где-то в степях, лесах или в море.

Глеб развел руками, мол, а что же еще? Тут я не выдержал, хлопнул его по плечу:

— Ты же прекрасно видишь, что он не похож на обломок! Он круглый, стеклянный и… какой-то живой!

Мы сидим еще несколько секунд или минут, загипнотизированные игрой цвета шарика. Потом я, не отрывая взгляда, нашарил рукой веточку и потыкал в этот шар. Посмотрел на кончик.

— Камень… э, шар, — сказал я, — твердый и не горячий.

Словно под гипнозом моя рука протянулась к шарику. Глеб тут же меня одернул:

— Стой! — вскочил на ноги. — Я сбегаю за перчатками в машину, а то… мало ли что!

Пока он бегал, я большим усилием воли давил желание взять это нечто голыми руками. И в последний миг, когда моя воля почти иссякла, подбежал Глеб. Присел рядом, протянул руку в перчатке и двумя пальцами поднял шарик.

— Он и правда совсем не горячий! — сказал Глеб. — Даже наоборот.

— Наоборот — это что, холодный?

— И очень тяжелый, будто чугунный.

Мне тоже захотелось подержать его в руках.

— Дай мне одну перчатку, — сказал я.

Он протянул мне свободную руку, я стал стягивать перчатку. В этот момент по трассе проезжала какая-то машина, я на долю секунды отвлекся, повернув голову, и в этот момент все вокруг вспыхнуло.

Вспышка была настолько яркая, что кусты, стоящие за десять метров от нас, отбросили на секунду черные густые тени.

— Черт! — кричит Глеб, рефлекторно откидывает шарик, валится назад, закрывая глаза руками. — Как больно! Черт!

— Что случилось? — спрашиваю я, тряся его за плечо. — Что ты сделал?

— Да ничего я не делал! Он просто взорвался! Блин, глаза сейчас лопнут! Я ничего не вижу!

Я вскочил на ноги.

— Сейчас, я принесу воды! Лежи, не дергайся!

Я побежал к машине, слыша затихающие стоны и ругань Глеба за спиной. Вырвал из подстаканника бутылку минералки и, взрыхляя гравий, помчался обратно.

— Вот! Держи! — крикнул я, падая рядом с Глебом. — Промой глаза! Ну!

Но Глеб молчал и не двигался.

Я потряс его за плечо.

— Глеб! Глеб, твою мать!

Он лежал как набитая песком огромная кукла, болтался от моих дерганий, но никак не реагировал. Даже странно видеть подкачанного мускулистого здоровяка в таком разваленном состоянии. Я повернул его лицом к себе, глаза были закрыты, но веки покраснели и вспухли.

Потрогал пульс на шее — артерия мощно и ритмично толкала кровь. Значит, живой. Только потерял сознание. Только этого не хватало.

В лесу тихо и осторожно прокричала птица, за ней другая, через минуту лес наполнился привычной птичьей болтовней. Все встало на свои места. Кроме Глеба. Он продолжал лежать в позе зародыша и мерно дышать, словно заснул.

До машины я его не дотащу, да и стоит ли? Мало ли что с ним. Надо вызывать скорую.

Я вскочил на ноги, нашарил в кармане телефон, набрал 103, на пятый гудок сонный хрипловатый голос пробурчал:

— Скорая, слушаю.

— Срочно! — прокричал я в трубку. — Человеку плохо!

— Не кричите Вы так! Что за человек? Фамилия, адрес, кто звонит?

— Человек, э-э, мой друг, Глеб Громов, мы в, э-э, аварию попали на въезде в город со стороны Перми! Быстрее!

— Что с ним? — спокойно продолжал хрипловатый женский голос.

— Сознание потерял! Скорее!

— Травмы какие-то есть?

— Нет!

— Кровотечения нет?

— Нет, господи! Не знаю! Ну снаружи не видно ничего такого…

— Хорошо. Ваша фамилия?

— Да, Черт! — выругался я.

— Я не поняла, повторите фамилию…

— Я — Краснов Никита Александрович! Записали?

— Да… секундочку…Алексеевич?

— Александрович! Черт! Человеку плохо!

— Так, записала. Адрес повторите.

— О, боже мой! Да нет тут адреса! Въезд в город, знак тут с большими бетонными буквами «Угорск». Поворот еще на Уральский! Мы рядом с ним!

— Хорошо, я поняла. Значит… улица Карла Либкнехта. Не волнуйтесь, машина уже выехала. Ждите.

— Ну, спасибо! Наконец-то!

В трубке пошли гудки. Я кинул телефон в карман, склонился к Глебу. Он лежал все в той же позе эмбриона на боку, подтянув колени к животу, легко посапывая, словно спал. Я потряс его за плечо — ноль эмоций. Вырубило конкретно. Я снова поднялся, всмотрелся вниз вдоль пустой улицы. Больница в другом конце города, за прудом, справа от проспекта, сколько они будут оттуда ехать? По пустым улицам ну минут десять-пятнадцать, наверное. Хорошо. Что еще нужно сделать? Я лихорадочно вспоминал приемы первой помощи, в том числе при потере сознания. Да, нужно, чтобы человек лежал на боку, чтобы рвотные массы не попали в дыхательные пути — вспомнил что-то я. Ну, нормально, он и так лежит на боку. Что еще? Да хрен его знает! Когда с этим сталкиваешься сам — никогда ничего вспомнить не можешь.

Так, стоп. У нас же ДТП! Машина Глеба, а он в отключке. Стекло разбито, надо же зафиксировать! Чтобы страховку выплатили, пусть и копеечную, судя по году выпуска его драндулета, но тем не менее.

Снова достал телефон, вызвал полицию. Здесь разговор произошел быстро и конкретно. И машина пришла быстрее скорой.

Через пять минут без мигалок подкатила «Гранта». Прижалась к обочине возле машины Глеба. Я глянул на Глеба, он был без изменений. Поспешил к полицейским. С пассажирского сиденья вышел невысокий, худосочный человек в форме и желтой жилетке, поправил фуражку, козырнул:

— Лейтенант дорожно-патрульной службы Носов. Что у Вас случилось?

Я показал пальцем на разбитое стекло.

— Вот, ехали, и тут — бах, камень прилетел, стекло вдребезги!

Лейтенант обошел машину, перешагивая через выложенные Глебом вещи, заглянул через проем в багажник, потрогал пальцем осколки. Огляделся по сторонам и, подняв одну бровь, спросил:

— Так. И откуда камень прилетел?

Не понравилась мне его интонация.

— Ну, ехали-ехали и тут откуда ни возьмись — бах!

— Откуда? — вздохнул лейтенант.

Я пожал плечами: да фиг его знает. Что я ему про метеорит буду рассказывать? Мы и сами были не уверены, что это метеорит.

— Так, — как-то подобрался лейтенант. — Вы сказали «ехали». А с кем? Кто-то еще в машине был?

Он посмотрел по сторонам, но Глеба увидеть за двадцать метров, конечно, не мог. Я указал рукой:

— Вон там, друг мой, сознание потерял.

Лейтенант снова поднял бровь, еще выше.

— Документы на машину, страховку, — произнес он и двинулся к Глебу.

— Документы у него, — кивнул я на Глеба, шагая следом. — Это его машина.

Глеб лежал в той же позе.

— Что с ним? — спросил лейтенант, наклонившись и ощупывая пульс.

— Я же говорю, сознание потерял.

— Как потерял? — посмотрел он на меня снизу вверх. — Вышел из машины, пришел сюда и потерял сознание?

— Ну да. — Я почесал затылок. Дурацкая ситуация. Что ему сказать про этот шарик? И где он теперь вообще? Это же, наверняка, какая-то улика, вещественное доказательство… черт.

— Мы вышли посмотреть, — продолжил я, — что в машину попало, хотели посмотреть. Ну и…

— Нашли?

— Ну да. А потом он потерял сознание.

— Просто так взял и потерял? А где то, что вы нашли?

Я развел руками:

— Где-то здесь. Он выпал у него из рук, когда… он потерял сознание и… упал.

— Понятно, — лейтенант поднялся, отряхнул руки. — Скорую вызвали?

— Да, — ответил я. И в подтверждение снизу на дороге между домами, тарахтя, выползла карета скорой помощи. Огоньки на крыше мигали, но сирены не слышно: улицы все равно пустые.

— Так, хорошо, — сказал лейтенант. — Оформлять ДТП будем?

— Ну, а как же, конечно! Это же ДТП?

Лейтенант вздохнул, посмотрел на Глеба, на выруливающую к нам скорую.

— Ладно, я за протоколом, документы на машину все равно нужны, — сказал лейтенант и направился к своей машине.

— Хорошо, — я присел и стал шарить по карманам Глеба.

В это время двое в белых халатах подошли к нам.

— Что с ним? — спросил один, что побольше габаритами, присел рядом.

— Потерял сознание, — ответил я, доставая портмоне и перебирая в нем карточки и документы.

— Очнулся — гипс, — хохотнул второй, помоложе и поменьше.

Первый не обратил на него внимания, спросил:

— Травмы какие-то есть?

— Нет, — сказал я.

— А Вы ему кто?

— Я — друг. Мы вместе ехали.

Первый поднялся, глянул на нашу машину, снова на Глеба.

— Пульс слабый, но ровный. Со зрачками не очень… Хорошо, будем оформлять, — сказал он и повернулся к коллеге. — Димон, давай носилки.

Димон убежал, а я пошел к инспектору с документами.

Десять минут я подписывал все возможные бумаги и протоколы. Пока я разбирался с медиками, заметил, как лейтенант Носов прошелся вдоль кустов, в попытке, видимо, отыскать вещдок, но, ничего не найдя, быстро ретировался, посоветовав вызвать эвакуатор. Я кивнул. Посмотрел на полупустую улицу, пошарил в своем кошельке и решил, что лучше сам отгоню машину к дому Глеба: машина на ходу, а платить этим стервятникам совсем не хотелось.

Я скидал вещи в багажник, захлопнул его. На меня в разбитый проем зиял голый салон. Вот ведь! Надо заехать домой, взять какую-то пленку, скотч и заклеить на всякий случай. Сколько Глеб пробудет в больнице, я не знал, а защитить от непогоды все равно надо, пока он не поставит новое стекло. За целостность содержимого машины я особо не переживал: Глеба знал весь район, вряд ли найдется такой придурок забраться внутрь его машины и чем-нибудь поживиться.

Открыл дверь, собрался было сесть в машину, но в последний миг решил найти этот странный камень. Вернулся, шарил по кустам возле ямы, ползал по траве, метров двадцать квадратных, наверное, обшарил руками, но ничего не нашел. Значит, все-таки, этот дэпээсник его забрал. Вот почему он так быстренько смылся! Сволочь. Вещьдок ему, видите ли… Ну, что ж, значит не судьба. Жаль, конечно. Загадочный предмет, очень загадочный.

С этими мыслями я добрался до своего дома на проспекте Ленина. Ранним утром в воскресенье улицы были пустынны, одинокие пешеходы и машины словно сонные мухи лениво ползли по своим делам.

Бросил машину у подъезда, взбежал на свой этаж, ворвался в квартиру. В комнате на разложенном диване, запутавшись в простыне, крепко спала Маринка. Совсем забыл, что она у меня живет сейчас. На цыпочках прошел к шкафу, на антресолях нашел старую пыльную пленку, в шкафчике целый рулон скотча и тихонько вышел из квартиры, аккуратно притворив за собой дверь.

Провозился с обматыванием двери багажника полчаса, так устал, что решил не отгонять ее к дому Глеба, а поставил на сигнализацию и вернулся к себе в квартиру. Сходил в душ, очень хотелось кофе, но, подумал, допил полбутылки минералки, отыскавшейся в холодильнике, и завалился к Маринке. Теплая и сонная повернулась ко мне, обняла, и я почти сразу провалился в долгожданный сладкий сон. Последнее, что помню, это мерцающий маленький загадочный шарик в руках Глеба.

Глава 2

Ник.

Я снял куртку, повесил на пыльную веревку, натянутую под потолком, нашел в углу, в куче барахла старый, проеденный молью плед, накинул на себя. Подтащил к окну полусгнившее кресло вместо табурета, устроился, словно у камина. Через несколько минут дрожь прекратилась, старый плед хорошо согревал, а еще через какое-то время, под монотонный шелест дождя, я не заметил, как задремал.

И приснился мне странный сон.

Стою посреди того самого поля, по которому ходил к маме на работу, когда мне было лет семь, это было последнее лето перед школой. Мы тогда жили в одноэтажном районе Угорска, рядом с железной дорогой. А за «железкой» и раскинулось это бесхозное поле, на котором уже тогда ничего не садили, потому что почва была сырая, болотистая. Дикое, в общем, поле. С соседних улиц раньше сюда гоняли на выпас домашний скот: коз, овец, коров. С обеих сторон «железку» окружают искусственные насаждения — тополя, липы, березы, в общем, так называемые «лесопосадки».

Я помнил это поле именно таким, и сейчас стоял по центру, смотрел по сторонам, но почему-то в полной тишине. Пусть даже во сне, но звуки-то должны быть какие-то? И запахи, может…

Но не слышал я даже птиц, хотя по зеленым, кудрявым деревьям лесопосадки догадывался, что лето в самом разгаре. Да и теплый ветерок овевает, лохматит волосы, солнце высоко в небе пригревает.

Но тишина настораживала — необычная, зловещая, я бы даже сказал, гробовая тишина. И запахов никаких…

А потом на краю лесопосадки, метров двести от меня, появился человек. Старик в грязно-черном балахоне, с капюшоном на глазах. Лица не видно совсем, только белая острая бородка торчит. Вышел из-за деревьев незаметно и встал на краю. Смотрит на меня.

Я зачем-то махнул ему рукой, привет, мол.

Но старик не ответил, продолжил пристально вглядываться в пространство перед собой. Как истукан, прямо. Словно вынесли манекен старика в балахоне, выставили перед деревьями. Мне даже сначала смешно немножко стало.

Но в следующий миг что-то задребезжало в душе, мандраж какой-то внутри, где-то в животе, будто съел чего. Потому что с этим стариком было что-то не то…

Рядом с ним появляется другой человек, помоложе, но грязный, в тряпье. Он ничего не сказал, медленно спускается с пригорка и, прихрамывая, идет ко мне.

Вслед за первым из-за деревьев появляются еще люди. Сначала несколько, человек может десять-пятнадцать, потом еще столько же, и еще. Все какие-то одинаковые, как солдаты, только грязные оборванцы, армия оборванцев…

Цепочка растягивается на сотню метров. А люди из леса все выбегают и выбегают — разные: и мужики, и бабы. Только старик стоит на месте и смотрит. Отсюда плохо вижу его лицо, к тому же спрятанное почти полностью за капюшоном, но чувствую его взгляд. Нехороший, недобрый, колючий. Это он все тут замыслил, думаю я, это его люди, он здесь главный…

Я перевожу взгляд на первого человека. Он уже проходит метров пятьдесят, переходит на бег. Я всматриваюсь в его лицо и ужасаюсь. Даже отсюда мне видно перекошенное злобой его лицо. Это старик его за мной отправил!

И вот тут слышу голос.

— Ну, здравствуй, Никита…

Скрипучий и старый, как петли на воротах нашего сарая за домом.

— О, черт!

Меня бросает в дрожь, когда я понимаю, что это голос старика. Я шарахнулся назад, запнулся за кочку, едва не упал.

Инстинкт наконец-то подсказал, что надо двигать отсюда.

И рванул к лесопосадке в другую сторону от оборванцев.

А толпа сзади растет. Увидев, что я дал деру, они все переходят на бег. Оглянувшись назад, навскидку насчитываю человек этак триста.

Оглянувшись еще раз, я едва не падаю от ужаса увиденного. Преследующие меня мужики и бабы постепенно превращаются в страшных монстров. Лица вытягиваются, обрастают на глазах шерстью, из пасти высовываются клыки. Одежда рваными клочками спадает с них. А еще эти звуки. Даже отсюда я слышу их нечеловеческие хрипы и завывания. Других звуков нет, даже собственные шаги не слышу.

Я начал задыхаться. Сердце бешено колотится в груди, но в голове только одна мысль: бежать! Бежать!

Вопли все ближе, все громче…

А мои ноги уже еле передвигаются. Мышцы забились. Дыхание хриплое. Но надо бежать. Надо бежать…

Вновь вскидываю глаза и с удивлением замечаю, что край поля приближается. Вроде бы приближается. Может это я просто хочу выдать желаемое за действительное?

И тут между деревьями передо мной скользит тень, и на опушке появляется мама. Она в том же платье — синем в белый горошек — как тем летом, двадцать лет назад. Я его хорошо помню. И легкая летняя кофточка тоже на ней. Что она здесь делает?

Она выходит в просвет между деревьями, останавливается, смотрит молча, внимательно.

— Мама! — кричу я ей, вспомнив о том, что за мной странная, дикая погоня (или охота?). — Беги, мама! Беги! Там! — кричу я и показываю на ходу за спину.

Но она продолжает спокойно стоять.

— Ты от этого все равно не убежишь, Никитка, — вдруг говорит она тихо, но я прекрасно ее слышу. — Рано или поздно оно все равно тебя догонит…

И, вторя ей, опять противный, хриплый голос старика мне в спину воткнулся как топор:

— Все равно не убежишь!

Я очнулся от сна в холодном поту.

Вытер пыльным пледом сырой лоб, тело ломало, выкручивало суставы, мышцы ног ныли. Похоже, я заболел. Отбегался.

В этот момент за окном услышал отчетливую хриплую брань. Это звероиды. Я прижался к щели между досок. Неужели вычислили как-то, нашли?

Но это были не те звероиды, что устроили за мной погоню.

Хотя, они могли организовать уже целый полк одичавших измененных, лишь бы поймать другого. Меня.

Голоса стихли. Я успокоился. Но надолго ли? Дальше-то что делать?

Для начала нужно обсохнуть, набраться сил. Может, к тому времени дождь кончится?

И я снова погрузился в восстановление событий, произошедших за эти сутки.

Когда вчера я проснулся под теплым крылышком Маринки, я не сразу и вспомнил, что произошло несколько часов назад. Эта ситуация с камнем, с потерей сознания Глебом, со скорой и гаишниками, казалась каким-то нелепым сном.

Я повернулся к столику, посмотрел на светящийся циферблат часов: 12.20.

Маринка мирно сопела, в выходные она любила поспать подольше, а я встал, вдел ноги в тапки и побрел в ванную, чувствуя, как на зубах все еще скрипит песок. Наскоро умылся, смывая остатки короткого сна, вошел в маленькую кухоньку.

Навстречу мне выбежал Васька — огромный черный пушистый котяра неизвестной породы. Но проглот еще тот. Всеядный. Ему что картошка сырая, что конфета шоколадная — все равно, естественно не говоря про мясо или рыбу в любом виде. Это он готов поглощать килограммами, знай, подавай!

— Привет, Василий! Что, проголодался? Тебя хозяйка не кормила что ли?

Кот в ответ жалобно мяукнул, усевшись у своей гигантской кормушки.

— Понимаю, мышей-то ты ловить не умеешь — не то происхождение! Да и, честно говоря, мышей я пока не завел, некогда все, понимаешь. Да и плохо с мышами в панельном доме.

Васька закрутился вокруг ног. Каждый раз удивляюсь, может он не той породы, что сказала та бабуля на рынке у которой я его год назад купил? Читал где-то о гигантских лесных кошках из Скандинавии.

Поставил турку на газ, насыпал Ваське корм, сел на единственный в моем скромном жилище табурет и подумал про Глеба. Пришел он в себя?

Взял телефон, просмотрел вызовы: мне никто не звонил. Я набрал Глеба, гудки остались без ответа.

Кофе закипел, я налил в чашку, вдохнул ароматного пара, отхлебнул горячего. Васька аппетитно хрустел кормом, с улицы доносились крики детей, гудки машин, вскрики сигнализации.

Ведь даже не позвонил. Все еще без сознания? Надо сходить в больницу, благо она недалеко. Там, кстати, его подруга работает, Светка. Может она что-то знает?

Порылся в телефоне, но ее номера у меня не оказалось. Зачем мне номер подруги друга? Придурок. Надо было записать. Не будет же Глеб ревновать к Светке! Вот сейчас надо — и нет.

Еще отпил кофе, критически осмотрел на свое скромное жилище. Может, Маринка приберется тут хотя бы, раз уж переехала ко мне жить? А то хлама только прибавилось. Квартира-то и так небольшая, однушка, мебели минимум, только самое необходимое, и та наполовину самодельная — сосед Володя, золотые руки, помог сделать во всю стену шкаф-стеллаж, куда все мое барахло вошло, пока я тут один жил.

Минут через десять кофе привел меня в более-менее нормальное состояние. Приятное, бодрящее тепло разливалось по телу, разгоняло сонную кровь. Единственное, что хорошо помню, так это подсознательное чувство надвигающейся опасности. Словно заноза, она прочно засела где-то внутри, напоминая о себе каждую минуту. Нечто похожее вспомнилось: где-то лет семь-восемь назад. И это было тоже связано с Глебом.

Все-таки катализатором стала наша встреча с загадочным камнем?

Васька, сытый и довольный, запрыгнул мне на колени, едва помещаясь. Для нас это стало своеобразным ритуалом: пока я его не поглажу, он меня не выпускает из дома. А если я все же проскакиваю, то потом он ходит высокомерно-обиженный несколько дней.

— Эх, Вася, Вася, — сказал я, отставляя чашку и запуская в густую шерсть ладони. — Что же это все-таки было?

Вася довольно мурлычет, закрывая от удовольствия глаза.

Отпивая остывающий напиток, я встал, подошел к окну. Во дворе бегали дети, мамаши болтали на лавочке, мужики ковырялись под капотом машины. Все как обычно, как каждый день, как всегда.

Но что-то мне говорило, что это ненадолго. Что-то уже произошло, процесс изменения запущен.

Надо узнать что с Глебом. Срочно.

За стеной что-то сгрохотало, забубнили недовольные голоса. Сосед Володя опять со своей сварливой супругой ругаются, наверняка. Это у них тоже своеобразный ритуал, повторяющийся почти каждое утро.

Я допил кофе, глянул на часы: 12.45.

Быстро прошел в комнату, взял из шкафа чистую одежду.

— Ты куда? — услышал сонный голос Маринки.

— Надо Глеба навестить.

— Где? Он что в больнице что ли?

— Да.

— Что случилось?

— В аварию попали, — крикнул я из прихожей с ключами в руках.

— Понятно, — зевая, сказала Маринка. — Я знала, что с ним когда-нибудь что-то такое случится.

— Это почему? — искренне удивился я, остановившись в створе двери.

— Потому что он человек-катастрофа, Ники! Ты что этого сам не видишь? — и повернулась на другой бок, показывая, что разговор закончен.

— Просил тебя не называть меня так! — сказал я и вышел, захлопнув дверь.

Сбегая по ступенькам, подумал: с чего она так решила — человек-катастрофа? Нормальный мужик. Да что она о нем знает? Мы с ним дружим со школы, а ее я встретил меньше года назад. Он ей сразу не понравился, всегда его избегала, критиковала.

Я пролетел через открытую дверь подъезда и едва не сшиб с ног соседа Володю, не спеша спускавшегося по ступеням крыльца.

— Куда летишь, Никита? — спросил сосед, поймав меня за руку.

— И тебе привет, сосед! — я пожал мозолистую широкую ладонь. — Как детишки, как дражайшая?

Он ткнул меня по-дружески в бок, усмехнулся.

— Дражайшая отдыхает, всем задания надавала. Меня вот отправила в магазин. А ты куда торопишься в выходной-то?

— Да так, прогуляться, — сказал я. Идти было по пути. — Ну, как у вас дела? Что новенького? А то меня не было пару дней.

Володя с удовольствием стал рассказывать:

— У нас каждый день что-то случается, ты же знаешь! Вчера вот моя опять скандал устроила, пар спустила, теперь довольная ходит!

— Что на этот раз, что-то новенькое выкинула?

— Да, как обычно, знаешь, с ерунды заводится! — Машет рукой Володя. — Сериал ее любимый, видите ли, перенесли на другое время. Сидела, ждала его, нас с детьми всех извела, а потом…

— Ну, понятно, как обычно, в общем! — Я свернул на другую улицу. — Давай, сосед, я побежал дальше!

— Беги, беги, пока молодой! — Володя махнул мне рукой, завернул к магазину.

До больницы с проспекта рукой подать: две пятиэтажки, триста метров пустыря и вот уже шлагбаум въездных ворот. Виртуозно огибая медлительных старушек и мамаш с пищащими детьми, я добежал до корпуса приемного отделения. Залетел в холл, осмотрелся, не сразу нашел окошко администратора.

— Здравствуйте! — сказал я, дождавшись своей очереди. — К вам вчера поступил Глеб Громов без сознания. Можно узнать где он, как, что с ним, пройти к нему можно?

— Так, поспокойнее, молодой человек! — остудила меня грозная тетка в окошке. Поправила очки и стала медленно листать журнал, водя толстым пальцем по строчкам. Наверное вечность прошла, пока она не нашла нужную запись. — Громов Глеб находится в реанимации. Состояние удовлетворительное, но стабильное. Посещения запрещены.

Потом подняла на меня глаза, сдвинула очки.

— Еще вопросы есть? — посмотрела мимо меня. — Следующий!

В этот миг я заметил кое-что странное в ее глазах. Бесцеремонно отодвинутый из очереди ворчливым пахучим дедом, я обреченно побрел прочь. Но ее глаза все глядели на меня пугающим выражением. До меня не сразу дошло, что же было в них не так. Словно заворожили они меня. Только выйдя за ворота больницы, я понял: у нее не было зрачков, зрачки растеклись по белому глазному яблоку грязно-серым пятном, стремящимся стать полностью черным. Черные глаза.

Вот именно тогда я и заметил, что началось что-то нехорошее.

Глеб.

Открыл глаза: все в тумане.

Сквозь дрожащую дымку вижу белые стены небольшого помещения, контуры столов и медицинского оборудования, тускло светящиеся с потолка квадратные лампы. Все в серых тонах, словно черно-белая фотография. Никаких красок. Или их этот серый туман скрывает, нивелирует?

Сосредоточился на ощущениях — чувствую себя нормально, ничего не болит. Пошевелил руками, ногами, повертел головой — здоров! Заметил воткнутые в руки трубки, тянущиеся вправо наверх, скосил туда взгляд — капельница. Зачем? Я же здоров! Мне надо домой!

Хотел сдернуть рукой трубки, но в этот момент в глубине помещения отворилась дверь, и в палату вошла медсестра.

Голос ее звучал глухо, словно из бочки:

— Ну что у нас тут? Как мы себя чувствуем?

«Хорошо я себя чувствую! — ответил я. — Меня можно выпускать! У меня дел по горло!»

Медсестра подошла ко мне, размытый контур обрел более четкие очертания, посмотрела раствор в бутылке, проверила трубки, поправила одеяло. Наклонилась над моим лицом, внимательно посмотрела в глаза, нахмурилась. Серое лицо, серые глаза, серый халат — ни одной живой краски!

— Ну, вижу все без изменений. — Вздохнула она тяжело. — Но это тоже хорошо. Пойду дальше.

«Эй! Постой! — крикнул я. — Что значит без изменений? Я здоров! Мне надо идти!»

Она словно и не слышит, повернулась и пошла. Дверь за ней тихо притворилась, а я все продолжил кричать:

«Эй! Кто-нибудь! Что здесь происходит? Меня слышит кто-нибудь?»

Вот сволочи! Садисты! Ну я вам сейчас устрою.

Я попытался встать, напрягся, но тело не слушало приказов. Как же так? Я напрягаю мышцы рук, пытаясь дотянуться до трубок, сорвать их к чертовой матери, но руки остаются неподвижны — лежат себе поверх одеяла даже не шелохнувшись. Что же это? Как такое может быть? Я что, парализован? Нет, я же чувствую руки, ноги. Только они почему-то не слушают моих команд. Меня бросила в дрожь догадка: может, так и бывает у парализованных? Они чувствуют тело, но не управляют им?

Так, без паники, сейчас что-нибудь придумаем. Я сделал несколько глубоких вдохов, медленных выдохов.

Вспоминаем: мы с Никитой ехали на машине, потом был камень, потом… вспышка. И все, пауза. Сейчас я здесь, в больнице. Это было в воскресенье утром. Какой сейчас день? Сколько прошло времени? Я поискал глазами календарь и часы на стенах — через туман ничего не увидел, только размытые пятна. Справа на самом краю зрения было зашторенное окно — не понятно день или ночь.

Я почувствовал приступ тошноты. От непонимания и неопределенности.

Что со мной?

Как я могу быть в сознании, размышлять, говорить… но не иметь связи с внешним миром, с реальностью? И почему все в тумане?

Меня бросило в пот. Догадка была невероятной и пугающей: каким-то образом я оказался в другой реальности!

Нет, чушь! Я же вот, живой, только неподвижный. Разум работает. Мысли бегут, мозги соображают.

Так что не так тогда? Я же не умер? Ведь нет?

Господи, нет, конечно! Тогда бы не тут лежал, и медсестра не приходила бы смотреть за ним!

Уф, значит, живой…

Но тогда что? Как сознание может жить отдельно от тела?

Я стал прислушиваться к себе, настолько сильно, как никогда еще за всю жизнь не делал. Заглянул внутрь себя, ведь в этом состоянии это сделать гораздо легче. У меня много времени. И ничто не отвлекает. Уж я докопаюсь до истины.

Лучше бы я этого не делал.

Потому что где-то очень глубоко внутри сознания я разглядел чужое присутствие, которое с каждой минутой росло, крепло, захватывало меня изнутри.

И услышал чужой, механический голос.

Объект определен.

Процесс трансформации проходит стабильно.

Взаимодействие с Объектом устанавливается.

Я, не в силах ответить голосу, похолодел от ужаса…

Глава 3

Ник.

Ну, все. Чего дальше ждать? Надо выбираться отсюда.

Кажется, я оклемался, тело не знобило, значит, температуры нет.

Во-первых, решил я, нужно выбираться, в крупный город, например в Пермь, во-вторых, на машине, а в-третьих, надо забрать родителей, нельзя их оставлять здесь. Больше спасать мне было некого. Коллеги Петрович и Серый сошли с ума, каждый по-своему, они изменились. Маринка тоже изменилась и не в лучшую сторону. С Глебом пока вообще ничего не понятно. Он тоже изменился, но как-то по-другому.

Чтобы понять, что к этому привело, припомню последние события за прошедший день.

Я скинул плед, накинул на себя влажную еще куртку, выбрался из домика. Выйдя за калитку, осмотрелся. Улица была пуста.

Дождь стих, и я, накинув капюшон, смело двинулся по улице в город.

Пошел не по старой дороге, а перед фермой свернул на проселок, чтобы сократить путь до Солнечного.

Опустившаяся темнота стала тотальной, накрыв город черным одеялом.

Но теперь эта ночь была мне союзником.

Несколько человек попалось по пути. Я прятался перед каждым в капюшоне, но заметил, что в основном это были все те же безобидные зомби, бессмысленно бредущие с тупым прямым взглядом белых глаз.

На полупустом перекрестке одного такого сбила вылетевшая из поворота машина. Молодая женщина шла глядя перед собой и, не услышав даже сигнала, ступила прямо под колеса. Тело откинуло на несколько метров. Я остановился понаблюдать, натянув посильнее капюшон. Из легковушки выбежал явный звероид. Он, громко истерично завопил, что «эта тупая дура» помяла ему бампер. При этом подскочил к барахтающемуся в грязи, изуродованному телу, несколько раз пнул его, а потом как куль с картошкой оттащил за ногу на тротуар. Продолжая кричать, он прыгнул в свое пострадавшее авто и, взвизгнув покрышками по асфальту, умчался прочь.

В это время мимо проходили люди. Чаще абсолютно не обращая внимания на происшествие — это были зомби. Но были и те, кто выразил в довольно развязной форме свое недовольство, но не водителем, а как раз пострадавшим пешеходом.

— Ходят тут, шары задрав, — возмутился лысый мужчина в спортивном костюме. — И не видят, что машина едет! Им что, еще и дорогу уступать? Обнаглели!

При этом он озирался по сторонам с таким видом, что не дай Бог кто-то посмеет ему возразить. Но зомби даже и не слышали его, скосив глаза на пострадавшую, проходили мимо. Кто-то крестился.

Я старался подделаться под зомби, чтобы не привлекать к себе внимание. Так же вяло прошел мимо, тупо глядя себе под ноги. Но только прошел оживленный перекресток, снова припустил вниз по безлюдной одноэтажной улочке.

Я в этот момент почувствовал возвращение наблюдения.

Надо торопиться.

Еще только сегодня утром казалось, что жизнь вокруг шла своим чередом. Даже толком не помню, что я делал вчера вечером. Мы вроде куда-то сходили с Маринкой, в кино. Да, точно. Потом взяли винца, посидели, потом я сходил за коньяком, помню вечером звонил маме. Глебу звонил несколько раз, но все без ответа. А потом вообще, «абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети».

И вот наступил этот понедельник, который, как известно, день тяжелый.

В моем случае, это не слышалось чем-то ироничным.

Ночь я спал плохо, какая-то муть все снилась, кошмары, поэтому с утра я кое-как соскреб себя с кровати, накормил кота, напился кофе и двинул в офис.

Маринка, естественно, еще спала, а что ей еще делать, когда ее мелкооптовая фирма в кризис самораспустилась, а найти работу в таком городке как Угорск, с населением в двадцать тысяч человек, практически нереально. Ну, пусть посидит пару недель, а потом идет устраиваться хоть продавцом-кассиром в ближайшую «Пятерочку» — я в этом смысле полностью поддерживаю идею равноправия полов, и содержать ее не собираюсь, мне бы кота прокормить.

Я с вечера взял у нее телефон Светки, подруги Глеба, чтобы через нее узнать, что с ним вообще такое, но в воскресенье дозвониться до нее не получилось. То ли она на дежурстве как раз была, то ли еще где, в общем, трубку так и не взяла.

Утро выдалось зябкое, небо затянуто плотным серым одеялом, моросит мелкий, как пыль, дождь. Я накинул капюшон, спрятал руки в карманы и влился в поток таких же скрюченных бедолаг, ручейками стекающихся в полноводную реку работяг. Людская река лилась в одном русле — спустившись с проспекта к набережной пруда, вдоль него плывем через узкий коридор дамбы, огибающей плавно пруд, а сразу же на другой стороне канала за длинным бетонным забором раскинулись корпуса некогда огромного градообразующего металлургического завода. Наверное, полстраны и еще несколько лояльных нам стран с востока мы снабжали столовыми приборами из нержавеющей стали, а также десятки предприятий военно-промышленного комплекса биметаллическими заготовками гильз для патронов популярного калибра. На заре демократического развития и закате военных заказов был открыт цех по производству монет. Сейчас, спустя двадцать лет, все это понемногу заглохло. И часть цехов и административных зданий завод сдал под офисы и прочие непрофильные заведения.

Вот и наша контора находится на территории завода, куда я через проходную влился в общий поток бухгалтеров, слесарей, секретарш и прочих оставшихся металлургов.

Офис у нас небольшой, состоит из двух смежных кабинетов: один занимают бухгалтерша Алевтина Анатольевна, дама солидная, но неопрятная, и директор Пал Палыч, хмурый, лысый, который вечно отсутствует, но появляется всегда неожиданно. Второй кабинет поменьше и тут со мной ютятся еще двое, не считая Глеба: завхоз Петрович и младший менеджер Серый. Веселые они ребята, не соскучишься! Каждый день они чуть ли не дерутся. Петрович — седой, усатый, военный пенсионер, старой закалки, еще видимо сталинской, потому что никакие перемены в стране его словно и не касаются. Он до сих пор считает коммунизм — реальным будущим России, и всячески наставляет всех, кто попадется под руку в духе коммунизма. Попадается ему в основном Серый — студент-заочник, худой, картавый, с толстыми линзами на глазах — типичнейший современный тинэйджер, этакий подросток-переросток.

И вот Петрович, всегда твердый в своихубеждениях как скала, и Серый, верткий, красноречивый и, как сейчас принято среди выросшего после перестройки поколения, — самоуверенный и упрямый, — постоянно спорят обо всем, начиная от правильного питания до переустройства общества и будущем Человечества.

Я же у них, в отсутствии в офисе Глеба, часто выступаю в роли рефери, хорошо что и полномочиями для этого наделен — все-таки старший менеджер по продажам, почти заместитель директора. Хотя, по правде говоря, у меня от них часто просто голова пухнет. Споры-то в основном выеденного яйца не стоят. В редкие дни, когда в офисе бывает Глеб — эти двое себя так не ведут: Глеб по-мужски быстро ставит обоих на место, не любит он пустой болтовни и споров. И аргументы у него все налицо: сто девяносто сантиметров роста помноженные на сто десять килограмм мускулатуры и служба по контракту в недавнем прошлом там, от чего нас Бог миловал.

В этот же понедельник, стоило мне выйти из лифта на этаже офиса, как я сразу услышал их спор.

О, Господи, подумал я тогда, только не сегодня.

Но в этом был и плюс: значит, шефа в конторе тоже нет.

Открыл дверь, и тут передо мной оба красавца в позах баранов на мосту.

— Ну вот скажи ты мне, Никита, — накидывается с порога раскрасневшийся и вспотевший Петрович, чуть не сбив меня с ног, — жена должна слушать мужа своего?

— Опять вы с утра пораньше, — уклонился я, обходя его по безопасной дуге.

— Нет, ты просто ответь! — настаивает на своем Петрович.

— Ну, наверное должна, — отвечаю и протискиваюсь к своему столу у окна. Новая тема сегодня, что ее спровоцировало, интересно?

— Вот! — удовлетворенный поддержкой, Петрович обращается к расплывшемуся в снисходительной улыбочке за своим столом Серому, — понял, что старший менеджер говорит?

Серый, игнорируя его торжествующий вид, поправляет очки и тоже обращается ко мне, картавя от возбуждения сильнее, чем обычно.

— Ладно! Никита, а вот тепегь ты мне скажи: у нас женщины и мужчины гавны в своих пгавах?

— Равны, — соглашаюсь быстро, включая компьютер.

Тем временем Серый продолжает разглагольствовать.

— Значит, не может муж командовать своей женой, так же как и детьми, допустим?

— Получается так, — не думая, соглашаюсь я.

Серый многозначительно разводит руки в стороны, показывая Петровичу, что его теория разбита в пух и прах. Покрывшийся пятнами Петрович подскакивает к моему столу вплотную.

— Как же так, Никита? — пыхтит чуть ли не в лицо. — Кто-то же должен управлять семьей, быть главным, решать конфликты в семье! Кто, если не муж?! Это же закон природы! Самец главный всегда!

Но Серый опять вставляет.

— Это может быть и жена!

— Что? — закипает Петрович, — жена? Самец?! Да женщина вообще не человек!

— Вот как! — не унимается Серый, — а кто же по-твоему? Бесплатное пгиложение? Или как там у вас: кугица-наседка, что ли?

Петрович немного озадачился, сморщил лоб, заиграл желваками.

— Конечно, — говорит он, — не курица, это перебор, тем более это, как ты там назвал, но… она… она, — Петрович не может никак подобрать нужное слово, — она хранительница домашнего очага, воспитательница детей и… и…

— И? — передразнивает его Серый, — ты еще Библию вспомни, стагый коммунист!

— Что? — взрывается Петрович. С лица его мигом сходит краска, — ты святое не тронь! — кулаки сжимаются, тело подается вперед, — я имею в виду не Библию, а мое коммунистическое… это, как его…

— Начало что ли? — поддразнивает его Серый, ухмыляясь. Петрович чешет затылок. — Или конец?

Пока до Петровича доходят его слова, я решил остановить их утреннюю словесную разминку.

— Так, все! Брэк! Хорош вам уже петушиться на сегодня! Пора работать начинать! Серый за комп, Петрович на склад. Сегодня наверняка шеф перед праздниками появиться.

Серый утыкается в свой комп, а Петрович выходит, кинув напоследок:

— Мы еще с тобой договохим, умник!

И, заметив, как меняется в лице Сергей, довольно улыбается: смог-таки ответить этому выскочке-недоучке!

Серый вскакивает, но кричит уже в закрытую дверь:

— А дгазниться не честно, понял!

Он сел за свой стол, набычился, уставившись в пустой экран.

— Ну что, получил? — сказал я, усмехнувшись. — Похоже один-ноль в пользу Петровича.

— Так не честно, — повторил Серый. — Ты же видел: я по-умному, словами… а он?

— Но сегодня мяч на твоей стороне, а? Я удивляюсь, как у вас до драки каждое утро не доходит.

Серый откинулся в кресле, развел руки в стороны, улыбнулся:

— Не пгеувеличивай, Никитос! Ты же понимаешь, что мы с Петговичем спогим по-дгужески, так сказать. Я же его, стагого пегдуна, по-своему люблю.

— Заметно.

— Да ну! — машет рукой Серый. — Он же в душе добгяк, — задумчиво чешет затылок. — Ну, может где-то очень глубоко.

— Это уж точно, очень глубоко, — вздохнул я, погружаясь в Сеть.

И в этот момент меня будто накрыло. На экране вместо окон сайтов поставщиков возникли фотографические образы Ольги — ее лицо с ироничной ухмылкой в день нашей встречи, серьезные большие глаза, когда она работала над курсовой, сонные и опухшие наутро после нашего турпохода… кстати, в последний день нашей совместной жизни. Той, другой жизни.

Я помотал головой, сбрасывая с себя эти воспоминания. И с чего я вдруг именно сейчас вспомнил? Это как-то связано с моим кошмаром, Глебом, упавшим камнем? Почему я все это связываю в одну линию?

— Никита! — кричит Сергей.

— Что? — спросил я, выйдя из транса. — Ты что-то спросил?

Сергей откинулся в кресле, развел руки в стороны:

— Я говорю шеф звонил, ты что не слышишь меня?

— Ну и что? — отвечаю я, встаю, чтобы кофе из кофемашины. Чувствовал, что не мешало бы еще взбодриться. Кофе поможет, наверное, выключить эти воспоминания из прошлой, другой жизни и как-то включиться в эту.

— Как что? — сказал Серый, подавшись вперед. — Мне Алевтина сказала, что сегодня зарплату дадут!

— Зарплату? — спросил я, повернувшись к нему, пока кофемашина ароматно булькала мне в чашку. — Это с чего такой праздник?

— Ну, здрасте! — рассмеялся Серый. — Завтра же праздник: День победы! Выходной!

Точно, подумал я. С этими странными делами и страшными снами, я совсем выключился из реальной жизни. Ну, праздник, ну, выходной и что? — подумалось мне. Для меня и Глеба это что меняет? Связано это как-то?

— Черт! — крикнул я.

— Что?! — испугался Серый.

Дымящийся кофе в чашку налился, машина плюнула напоследок две капли и замолкла. Я взял чашку, прошел к своему столу, сел, уставившись в экран.

— Ничего, — ответил я. И решил, что мои теории заговоров заходят уже слишком далеко. Все эти видения, сны… Но, с другой стороны, мне никак не дает покоя этот камень. И те черные глаза тетки в приемном отделении… Или показалось? Я сейчас, спустя время, в этом не уверен.

Так, — сказал я себе, — надо позвонить Светке и все узнать! Срочно! И как-то с ней договориться и попасть к Глебу! И…

Тут дверь распахивается, и появляется шеф.

— Привет, тунеядцы! — воскликнул он с порога, улыбаясь, как обычно, на все тридцать два зуба. — Где моя ненаглядная? На месте?

Он всегда так спрашивал об этой серой мыши, бухгалтерше Алевтине, каждый раз. Давно уже не смешно, но мы с Серым все равно засмеялись, а Серый даже застучал по столу ладошкой с приговором: «ненаглядная!», мол, шеф рассмешил. Но шеф указал на него указательным пальцем и серьезно произнес:

— Не переигрывай, Сергей. Этого я не люблю.

Серый тут же сменил маску, выразив саму покорность, поднял руки.

— Пгошу пгощения, Пал Палыч, без задней мысли! Я думал это шутка!

Шеф глянул на него уничтожающе, а потом опять обнажил свои тридцать два:

— Ха! Попался! Это и была шутка! — перевел улыбчивый взгляд на меня. — Так она здесь?

— Здесь, Пал Палыч, — ответил я. — С утра шебуршит чего-то там.

— Это хорошо! — он подмигнул и двинулся к двери. — Сегодня зарплату переведем, радуйтесь!

— Так мы гадуемся, господин дигектог! — воскликнул Серый, театрально привстал и поклонился. — Каждый газ гадуемся и пгямо…

— Так! — опять нахмурился шеф и ткнул в него пальцем. — Серый! Я сказал: не переигрывай! А то накажу.

— Все, все! — поднял снова руки Серый, сел и изобразил жест «закрыл рот на замок».

Петрович откровенно ухмылялся, когда шеф скрылся за дверью, а я сказал:

— Нарвешься ты когда-нибудь, Серый.

— Не нагвусь, Никита, — сказал он вполне серьезно. — Я непгикасаемый, ты газве не знал?

Я знал, что он сынок одного из шишек завода, но до каких пределов действует его иммунитет, интересно?

— Ну, слышал так… не помню от кого, — сказал я.

— Ничего он мне не сделает, понял?

— Ну-ну, давай, проверь! — сказал Петрович.

Он махнул на него рукой, мол, да пофиг.

А я погрузился в работу, накопилось. Старался не думать о Глебе, Ольге.

Но в обед меня накрыло. Прямо за столом.

Столовая у нас на третьем этаже главного корпуса. Чтобы туда добраться, нужно пройти из нашего корпуса через воздушный переход, пройти по шумным коридорам цеха готовой продукции, влиться общий поток немногочисленных рабочих, все равно обедающих по часам. Быстро накидали на подносы тарелки с блюдами самого простого комплексного обеда, оплатили и заняли первый попавшийся свободный столик. Петровича с нами не было в этот раз — у него как раз пришла машина с товаром на склад, — сидели вдвоем с Серым. Болтали о том, о сем, все больше по работе. Серый какой-то анекдот рассказал про вдову, мы смеемся, переводим разговор на женщин. И только я хочу ему тоже рассказать какой-то анекдот про еврея, который на нашего шефа похож, как на глаза мне опускаются черные шторы и… я отключаюсь.

Перед глазами возникает видение.

Ольга, такая как я ее помнил, идет домой. Время позднее. Опять, наверное, задержалась на работе. Все такая же, думаю я, глядя на нее словно с высоты и чуть сзади, как дух. Такой же пружинистый спортивный шаг, легкая, жизнерадостная, только глаза чуть припухшие, видимо недосыпает. Ох, угробит ее эта работа!

Я слышу какой-то голос. Через секунду узнаю — это голос Ольги, в руке телефон, она с кем-то разговаривает. Она хочет поскорее вернуться домой, ее ждет приболевшая мать, Маргарита Марковна. Опять захандрила от перемены погоды, не иначе. И никакая йога, которой она рьяно увлекается, ей не помогает. Ольга понимает, что это скорее психологическое, нежели физиологическое, потому решила не заходить в аптеку, как ее просила мать, вывалив огромный список лекарств, а идти поскорее домой. Устала, да и поздно уже. Она поднимает руку с часами, я вижу время — 22.35.

Мой взгляд покидает ее, перемещаясь в темный подъезд ее дома. Поднимаюсь по лестничным маршам, вижу номера квартир: 27, 28…. Узнаю эти лестницы, так как сам жил здесь не так давно. Между первым и вторым этажами возле почтовых ящиков стоят два парня, курят. По виду старшеклассники. Слышу их разговор.

— Ну че, Банан, может, свалим уже отсюда? Чего впустую топтаться…

— Глохни, — отвечает грубый, прокуренный голос, — время еще есть.

— Я уже замерз! Целый час торчим, а толку…

— Не стони! Достал уже! — прерывает его Банан. — Еще десять минут и пойдем. А замерз — поотжимайся!

— Ты че, гонишь что ли! Щас! Я еще не отжимался!

— Ну тогда стой и не бухти! — грохочет Банан, бросает окурок на пол, топчет и смачно сплевывает.

Второй тяжело вздыхает, достает еще одну сигарету и прикуривает от окурка предыдущей.

Быстрым и незаметным в темноте движением Банан выбивает сигарету у него изо рта.

— Хорош смолить! — говорит он шепотом, — Кажется кто-то идет!

Глухо хлопнула входная дверь. Мой взгляд перемещается вниз по лестнице. Из темноты проявляется силуэт, мерно и не спеша отстукивая по ступеням каблучками.

Ольга!

«Ты не должна сюда идти! Не ходи сюда! Нет!» — кричу я. Но духов никто никогда не слышит. Ольга продолжает подниматься. Слышу ее уставший голос: «Опять света нет, да что ж такое…»

Банан вжимается в темную стену, сливается с ней. Второй обхватывает руками трясущиеся колени.

«Нет, нет — твержу я, — не ходи туда, не ходи!..»

Еще несколько шагов и Ольга поднимается на площадку. Из темноты выныривает рука, зажимает ей рот, горло леденит что-то холодное. Хриплый голос в затылок шепчет:

— Тихо, девочка. Давай сюда сумочку и не дергайся, а то глотку перережу.

Ольга нервно сглатывает, глаза округляются. Тот же голос прикрикивает:

— Бери сумку, тормоз! Че стоишь?

Мелькает еще одна тень. Ольга не видит лиц. Только дыхание — нервное, с перегаром. Сумочка срывается с ее плеча, исчезает в темноте.

— У нее перстень! Золотой! — каркает другой голос.

— Снимай! — шипит за спиной.

Ольга мотает головой. Подарок любимой бабушки, семейная реликвия…

— Снимай, Хомяк! Быстрее!

За руку хватают, пытаются стянуть. Перстень сидит крепко. По щекам у Ольги текут слезы.

— Нет, нет — шепчет она, — только не перстень.

Но ее не слышат. Грязная потная рука плотнее вжимается в лицо.

Палец больно дергают. Но Ольга плачет не от этой боли.

— Не слезает, — говорит тонкий, запыхавшийся голосок.

— Снимай, сука! Быстро! — хрипит ей в самое ухо. В нос ударяет тошнотворный запах гнилых зубов.

— Нет, — мотает она головой.

— Ах, так! Ну-ка дай ей как следует, Хомяк!

Через секунду обжигающая боль в животе ломает ее пополам. Дыхание спирает, дышать через нос становится труднее. Сзади ее крепко держат, не давая упасть. Грязные пальцы перемещаются и зажимают ей еще и нос.

— Че стоишь как столб?! Дай ей еще раз! — слышит она как из тумана.

Ударяют сильнее, даже тот, кто стоит сзади не может ее удержать. Они валятся на пол. По горлу скользит холодное лезвие. Сознание покидает ее. Но грубые руки снова поднимают обмякшее тело, больно дергают за палец. Все уплывает вокруг, теряется в мрачной темноте подъезда.

— Все-о-о-о! Ссня-а-а-ал! — проносятся длинные, далекие, затухающие слова.

— Бе-е-ежжи-и-и-им! — и ее отпускают.

Тело слабнет, чужие руки ее отпускают, она ударяется головой о ступени. Удар слабый и мягкий, словно на подушку. Руки плавно поднимаются к горлу, через пальцы вытекает что-то горячее и липкое. Через минуту становится тепло и сонно.

Ольга закрывает глаза. Теперь хорошо…

Теперь все…

— Нет!!! — кричу я и открываю глаза.

У Серого из рук выпадает вилка и со звоном скачет по полу. На нас удивленно смотрят с других столиков, кто-то усмехается, кто-то хмурится.

— Эй, Никита! Ты чего это? — спрашивает испуганный Сергей громким шепотом, наклонившись ко мне.

— Что? — переспрашиваю я, приходя в себя, — что это было?

— Я не знаю, — говорит Сергей, улыбаясь по сторонам, мол у нас все в порядке, не обращайте внимания. — Сидим, газговагиваем, а ты вдгуг — газ, и будто заснул. Я только хотел тебя за гуку взять, а ты как заогешь: нет! Нет! Я испугался так, что даже вилка у меня из гук вылетела!

Что он несет? Неужели все это привиделось мне за одну секунду? Ольга… Подростки в подъезде… Сумочка…

Дальше я забыл. Что же было дальше? Что случилось?

Сергей что-то говорит, размахивает руками. А я пытаюсь вспомнить только что виденное.

Ольга… Какие-то дети… Темный подъезд…

Видение ускользает так же быстро, как и появилось.

Серый трясет меня за плечо.

— Пошли, Никита.

— Да? — я смотрю на него невидящим взглядом, говорю автоматически. — Пошли.

Мы взяли подносы с пустыми тарелками, поставил их на стол у входа, вышли в коридор. Я все делал автоматически, не думая. Мысли только про Ольгу.

Что-то не так. Что-то со мной происходит неправильное. Может, это какие-то знаки, о которых я не догадываюсь? Но что они мне говорят?

Надо сходить к врачу, это точно…

— Это точно, — говорит Сергей

— Что? — переспрашиваю я.

— Ну, ты сказал, что нужно к вгачу сходить. Я думаю, что было бы неплохо тебе показаться. Ничего личного!

— Я что это вслух сказал?

Серый посмотрел на меня, как на припадочного.

— Ну… так-то да.

— Блин.

— Да ты не волнуйся так! Если надо, я могу посодействовать, у меня есть связи, если что!

— Ну, спасибо, дружище.

— Да не за что!

У меня у самого есть так-то знакомые в больнице, подумал я. Точно! — осенило меня в тот же миг. Светка! Надо же ей позвонить!

— Серый ты иди, я тебя догоню. Звонок срочный.

— Да, конечно, — махнул Сергей и пошел по коридору дальше.

И тут у меня заиграл в кармане телефон, поднимаю к глазам: Светка.

— Никита? — уточняет она.

— Да. Света, привет, я это…

— Никита, — голос ее изменился: потух, осип. — Тебе надо срочно приехать. Вы же друзья с Глебом?

— Конечно. А что случилось? Ты что-то знаешь? Меня просто к нему не пустили…

— Срочно приезжай, пожалуйста, — сказала она плачущим голосом.

— Подожди, объясни!

Она всхлипывала в трубку. Я с трудом разбирал ее слова.

— Ему очень плохо, Никита! Я не знаю, что делать! Врачи не знают! Приезжай, пожалуйста!

— Да, конечно! Я приеду! Но… как? Как мне попасть? Меня…

— Я сегодня дежурю в ночь. После шести приедешь и набери меня, я тебя встречу. Хорошо?

— Хорошо, жди! Я буду обязательно!

В трубке послышались всхлипы и какое-то шептание. Я пытался еще что-то кричать, но ответа не получил. Нужно ехать. Это на самом деле что-то серьезное. И это точно связано с этим чертовым камнем — тут я не сомневался ни на секунду.

Глава 4

Ник.

Чем ближе я был к центру города, тем чувствительнее было влияние иного разума.

Но у меня не было выбора, чтобы выйти на дорогу к Солнечному, мне необходимо спуститься ближе к каналу. Конечно, я сильно рисковал, но другой возможности добраться до родителей не было. Преследователей, слава богу, пока не наблюдалось, возможно, у меня осталась небольшая фора, и нужно воспользоваться ей, чтобы успеть добраться до родителей.

На перекрестке огляделся, никого подозрительного не заметил. Пошел дальше, вниз по улице. Вспомнил, как начиналось заражение у Светки, Серого и Петровича.

Шеф в тот день свалил после обеда, и мы расслабились. Алевтина по одному нас вызвала к себе и выдала под роспись зарплату в конвертах. Когда мы пересчитали, то приятно удивились — шеф сдержал свое обещание и выплатил больше обычного.

Первым выразил свое восхищение конечно же Серый:

— Ну что, коллеги, где сегодня отмечаем пгаздник?

— Не больно-то радуйся, балда, — осадил его Петрович, складывая свои купюры обратно в конверт. — Сегодня добавили, завтра вычтут!

— Какой праздник сегодня? — спросил я. — Он вообще-то завтра.

Петрович и Серый переглянулись, и будто бы перемигнулись.

— А вообще сегодня День Граненого Стакана! — сказал Петрович.

— Ах, это! Я и забыл, — сказал я. — У нас после каждой получки такой праздник.

— Ну, ты же знаешь, — развел руками Петрович. — Чего же тогда глупые вопросы задавать?

— А пгаздничные дни пгопускать не хорошо! — добавил Серый.

Я смотрю на двух заговорщиков, улыбаюсь. Тот редкий случай, когда они хоть в чем-то солидарны.

— Ну, и у кого на этот раз соберемся?

— Сегодня точно ко мне, — сказал Петрович. На наши вопросительные взгляды он продолжил. — Во-первых, моя очередь принимать гостей, а, во-вторых, я тут сало в выходные закоптил — пальчики оближешь.

— Ну, если сало, то это совсем другой разговор! Так и порешим.

— Заметано, дгужище!

Они сразу оживились, засобирались. Я хлопнул в ладоши.

— Так, вообще-то сейчас еще есть время немного поработать, а?

— Ну, да, конечно! Погаботаем еще, только совсем немного, окей?

Петрович с недовольным видом пошел к себе на склад, пробурчав в дверях:

— Шефа нет, так чего нам тут торчать, не понимаю…

Серый ухмыльнулся, а я углубился в отчеты. И кто придумал эти праздники среди недели?

Полшестого оба с нетерпением сидели и вполголоса о чем-то шептались, ожидая часа икс.

— Ну ладно вам, — не выдержал я. — Алевтина только что ушла…

Оба вскочили:

— Ну и нам пора, да?

— Поехали? — сказал Петрович.

— И махнул гукой! — добавил Серый.

— Поехали, — вздохнул я. — Выходите, я вас догоню.

Я еще просмотрел почту, потом сохранил данные, выключил комп.

По дороге из офиса к проходной мне все не давало покоя видение про Ольгу. Неспроста же оно было? Может, надо просто позвонить ей, узнать как у нее дела? Сделаю это попозже, вечером, если опять не забуду. Мы, как это ни странно, до сих пор созваниваемся с ней изредка, никак она меня не отпустит. Или я ее…

Я вышел из проходной, перешел дорогу к аллее набережной. Серый и Петрович ожидали на лавочке, оживленно беседовали. Петрович мял между пальцев сигарету, с нетерпением ожидая момента, чтобы ее выкурить. Удивительно, что ни о чем не спорят, а сидят чуть ли не обнявшись и солидарно хают руководство завода за неправильное ведение хозяйства, за низкие зарплаты, за сокращения и ожидание новых перспективных заказов.

— Ну что, народ для разврата собрался? — провозгласил Петрович, когда увидел меня. — Выдвигаемся?

— Да, пошли, — сказал я. Они поднялись. — Только план такой: вы на проспекте свернете к магазину, закупите, что надо, а я в это время сгоняю в больницу к Глебу. Приду сразу к столу.

— Так может все вместе? — спросил Серый.

— Зачем всей толпой ходить! — сказал Петрович. — Вон начальник сходит, проведает, а нам потом расскажет. Правильно, Никита?

— Да. И к тому же всех туда точно не пустят. Я и сам по блату договорился.

— Я бы тоже мог по блату! — возразил Серый. — Ты же знаешь…

— Да помолчи ты, блатной нашелся! — отрезал Петрович и отвесил ему дружеского «леща».

С пруда тянуло бодрящей свежестью, ветер усиливался, холодало. Я накинул капюшон.

— Ну, что, ребята, пошли?

— Ну, неужели! — пробурчал Петрович и первый двинулся в сторону проспекта.

Серый пожал плечами, и мы пошли следом.

Поднявшись на проспект по длинной лестнице, мы разминулись. Серый и Петрович пошли в «Пятерочку», а я свернул направо к больнице, до которой по прямой было полкилометра.

Перед тем, как зайти в приемное отделение, я набрал Светку. Она уже ждала меня в холле, нервно перетаптываясь с ноги на ногу.

— Пошли, — без лишних слов сказала она, только увидев меня, и двинулась через дверь с надписью «только для персонала» по длинному коридору. Я заспешил за ней. Вопросов не задавал. Понимал, что дело плохо, но хотелось прежде самому увидеть все без ее комментариев. Что же ее так напугало?

И войдя в палату к Глебу, понял ее опасения прямо из дверей.

На первый взгляд в небольшой одноместной палате лежал не Глеб, а очень похожий на него человек. Веки опухшие и покрасневшие, тело периодически вздрагивает в конвульсиях. Когда подошел ближе, он, словно почувствовал меня и резко открыл глаза — красно-кровавые они слепо уставились в потолок, из горла послышался глухой рык, мощное тело напряглось, вены на шее и руках вздулись. В этот миг Светка за моей спиной вскрикнула, закрыла рот руками, отвернулась. Потом глаза Глеба закрылись, и он снова замер в умиротворенной и расслабленной позе.

— Кто это? — вырвалось у меня. Я тряхнул головой. — Господи, я имею в виду, что с ним? Что с ним такое?

— Это Глеб, Никита, — сказала тихо Света. — И я не знаю, что с ним. И никто не знает.

— Как так? Ты же видишь, что он не в порядке?

— Вижу…

— Его как будто избили! — кричал я, больше от испуга и непонимания. — После того, как отвезли в больницу! Он на дороге просто потерял сознание, но был нормальным! А сейчас посмотри на кого он похож! Посмотри на его глаза!

Света отшатнулась от меня к стене, прижалась, испуганно глядя на меня.

— Я знаю! — вскрикнула она. — Я видела его, когда привезли! Он был нормальным!

— И что? Его здесь что ли избили?

Она опустила глаза, тихо заплакала.

— Его никто не бил, Никита. Он сам…

— Что значит «сам»? — наступал я на нее. Света словно впечаталась в стену.

Я краем глаза заметил в ее взгляде что-то странное. Чтобы убедиться, протянул руку, приподнял ее подбородок, сказал, как можно спокойнее.

— Света, посмотри на меня, пожалуйста.

Она расслабилась, подчинилась.

И тут я увидел ее глаза. У нее не было зрачков. Просто белые, чистые, без зрачков глазные яблоки. Я даже не сразу поверил своим глазам. У нее что, какие-то модные бесцветные белые линзы? — возникла первая мысль.

— Что у тебя с глазами? — естественно спросил я.

Поднятые в удивлении брови не были наигранными.

— Ничего. А что?

Я смотрел в ее широко раскрытые испуганные глаза без зрачков и мысленно щипал себя, не веря в происходящее.

— У тебя нет зрачков! Ты знаешь об этом?

— Что? — удивление ее было искренним. — О чем ты? Что ты несешь? Да при чем здесь вообще я? — Она махнула рукой на Глеба. — Ты посмотри, что с ним! Это тебя не пугает?

— Вижу, — сказал я. — Но и вижу, что с тобой. С тобой тоже не все в порядке.

— Да о чем ты?

— Сходи и посмотри на свои глаза в зеркало.

— ?

— Просто сходи, ладно?

Света затопталась на месте, еще раз кинула взгляд на Глеба, но послушалась и вышла.

Я вспомнил вчерашнюю тетку в окошке приемного отделения. У нее ведь тоже было что-то с глазами. Это новое заболевание? Вирус какой-то новый?

Я снова подошел к Глебу. Наклонился к нему, осторожно прикоснулся к руке — теплой, обычной человеческой руке, тихо спросил:

— Глеб, дружище, ты меня слышишь?

В ответ мне было тихое, мерное дыхание. Никакой другой реакции. Я его ущипнул за предплечье — ноль эмоций.

— Что ж с тобой случилось-то? Что произошло?

В ответ — тишина и никакой реакции вообще. У него ведь тоже что-то с глазами. Но они не белые, как у Светки, и не черные, как у той тетки. Они совсем другие, да к тому же воспаленные, вспухшие. Почему такая разница? Они чем-то разным болеют? Господи, голова идет кругом!

Хлопнула дверь, в проеме появилась Света, подбежала ко мне, будто защищая своего друга от меня.

— У меня, Никита, с глазами все нормально, понял? — сказала она не глядя на меня. — А что ты скажешь про Глеба? Ты понимаешь, что с ним? Что у вас произошло на дороге?

Она повернулась ко мне, ожидая ответа. Я посмотрел в ее молочно-белые и какие-то пустые глаза. Пустые, безэмоциональные.

— Я не знаю, Света. — сказал я, повернулся к выходу. — Не знаю. Вообще сам не понимаю, что происходит.

И вышел из палаты.

В дверях бросил последний взгляд на Глеба и нависшую над ним Светку.

Это какой-то сюрреализм. И я стал его невольным участником.

По дороге к Петровичу, я пытался заглядывать в глаза всем встречным.

Идти было недалеко, и встречных было не так уж много, но за эти пятнадцать минут я пережил настоящий шок. Почти у каждого второго был слеповато-белый цвет глаз и только один попался с абсолютно черными, почти как у той тетки! Скорее всего, она была еще на начальном этапе заражения.

Я поднимался на этаж Петровича, не чувствуя под собой ног. И когда меня впустили в квартиру, ничего не слыша вокруг, я прошел в комнату и упал обессиленно в кресло.

Петрович и Серый словно не заметили меня, продолжая о чем-то спорить. Где-то из глубин сознания до меня стали доходить их слова.

— Это точно! — говорит Серый, — ты видишь так же, как и мыслишь!

Петрович прищурился.

— Что ты опять имеешь в виду, плюгавый?

— Ну, я же говогю, Никита, — обратился ко мне Серый, — тугой на все огганы!

Петрович медленно встал с кресла, с металлическим хрустом сжал банку пива жилистой рукой.

— Ты мои органы не тронь, понял? — прорычал он. — Я твои не трогаю, и ты мои не тронь! У меня с ними все в порядке! Уж всяко получше твоих, куриных!

Серый подскочил, поправил пальцем очки, подбоченился, как петух, собравшийся принять вызов конкурента.

Я поднял глаза, взгляд стал фокусироваться. И первым делом я стал рассматривать их глаза. Они тоже изменились? Заразились?

Петрович в этот момент уже повернулся спиной и вышел на кухню. Серый, довольный маленькой победой, сел в кресло, повернулся ко мне. Что-то сказал, но я не расслышал, потому что увидел его глаза. Они были такие же белые, как и у Светки.

Я, видимо, ахнул от неожиданности, потому что Серый сразу же подскочил и наклонился ко мне с озабоченным видом.

— Что? — отпрянул я от него.

— Я говогю, все ногмально?

— Да, нормально, — отмахнулся я, старательно отворачиваясь от его взгляда.

Серый пожал плечами и бухнулся в кресло, приложился к банке.

Я встал, и пошел на кухню за Петровичем, чтобы убедиться, что это и его не миновало. Только зачем? Не знаю. Я попал в эту странную игру, и хочу чувствовать себя уверенным в этой реальности.

Петрович попался навстречу в коридоре, глаза его я не успел увидеть — он шел набыченный, глядя себе под ноги.

Хозяйка, Клавдия Егоровна, встретила меня на кухне искренней улыбкой.

— Ой, Никита! Я даже не заметила, когда ты пришел! Кто тебя запустил?

Я развел руками.

— Наверное, было открыто, — соврал я. И, скорей всего, не ошибался.

Я сел на табурет, стал наблюдать за руками хозяйки, ловко управляющейся с противнями, которые словно сами доставались и загружались в духовку, а хозяйка была лишь доброй волшебницей. И ароматы, конечно, были, я скажу…

— Никита, ты мне скажи, — прошептала Клавдия Егоровна, наклонившись ко мне, — мой-то что, уже выпивши был?

— Нет, — ответил я. — Ну, не знаю, может без меня, пока я к Глебу ходил. А почему вы так решили?

— Да ведет он себя как-то странно, — сказал она и украдкой заглянула в комнату. — Да и глаза у него какие-то мутные, будто уже замахнул.

Я пожал плечами.

— Ничего такого за ним особенного я не заметил. Он, по-моему, всегда такой, нет?

— Не совсем, — серьезно сказала она. — Не совсем. — Она сняла с вешалки кухонное полотенце и нервно затеребила в руках. — Я тебе сразу скажу, что думаю, Никита. Вы же друзья?

Я тут же кивнул, ну а как же.

Она посмотрела на меня своими чистыми, обычными, человеческими глазами, спросила.

— Я же вижу, что-то не так. Я чувствую это. И он не такой, как обычно. Он какой-то… ну…

Из комнаты донеслись крики. Опять эти чудики о чем-то спорят, не иначе.

Клавдия Егоровна снова посмотрела на меня, улыбнулась.

— Вы, может, взяли какую-то гадость в киоске паленую, а?

Я замотал головой, мол, да вы что!

— Ну ладно, ладно. Верю. — Она тяжело вздыхает. — Хорошие вы ребята. Ты, Глеб, Сережка… Ну иди уже иди, нечего тут со мной. Я ведь знаешь, говорить-то могу сколь угодно. Не с кем вот только. Мой-то, знаешь ведь какой…

— Знаю.

— Никита! — донеслось из комнаты визгливое. Серый явно нуждался в помощи.

— Иду, иду! — ответил я, вернулся в комнату.

В комнате Петрович чинно и важно ходил от стенки к дивану величественно, заложив руки за спину, как царь по своим покоям, иногда оживленно жестикулируя и, по всей видимости, вдалбливая «неразумному отроку» Сергею что-то очень важное и глубокомысленное. Тот сидел с отсутствующим видом, перелистывая очередной пожелтевший от времени журнал «Огонек». На столике перед ним расставлены тарелки с салатами и порезанным салом, все это почти не тронуто, в отличие от большой бутылки водки, выпитой примерно на треть.

— Ну, понял ты, наконец? — спросил Петрович, поставив в своей речи напоследок жирную точку, видя, что я вошел.

— Да понял, понял! — нехотя ответил Серый.

— Ни хрена ты не понял, — махнул на него Петрович и, обратился ко мне. — Никита, наконец-то! А мы уж думали так и просидишь весь вечер на кухне с моей э..!

Я сел на диван, пытаясь уловить его взгляд. Петрович ловко разлил по стопкам, потер глаза.

— Ну, гаврики! — он поднял свою стопку. — За праздник!

— Праздник, ага! — повеселел Сергей, поднимая свою стопку.

— Да, праздник, Сереженька! Ты нужды не видал! В девяностые ты еще только родился, а мы вот на своем горбу перестройку делали!

— Чей-то не вижу у вас горбов, перестройщики! — ляпнул Серый и замахнул.

— Знаешь что, Сереженька, — Петрович от негодования даже опустил руки. — Ты вот иногда как ляпнешь — в морду тебе дать сразу хочется!

— Чего это? — удивился Сергей, едва не поперхнувшись от лазами поька! — скау. олжает. — чик?емся. нта, чтобы ее выкурить. внезапной перемены в голосе коллеги.

— А того это! Нужды ты, говорю, не видал, мальчик. Свобода тебе по рождению дана. А мы ее кровью выбивали! Но вот сейчас на кой мне такая свобода — когда все есть и купить не на что? А? Молчишь? Вот и молчи, коль ни хрена не знаешь в этой жизни!

Сергей удивленно посмотрел на меня.

— Чего это он, а?

Петрович падает в кресло и начинает кулаками растирать себе глаза.

— Что у тебя с глазами, Петрович? — спросил я, закусывая свежим салатиком.

— Да черт его знает! Щиплет и режет, будто на сварку насмотрелся, хотя ничего такого… сам не пойму.

Я подошел к нему, присел на корточки у его ног.

— Ну-ка покажи. Да убери ты руки-то.

Петрович нехотя убирает руки. Я всмотрелся в его глаза. Вот, началось и у него — глаза темно-серые, без зрачков и всяких прожилок, словно накачанные дымом шарики.

Я посмотрел на Сергея и подозвал его.

— Ну-ка, студент, посмотри. Может ты чего-нибудь умного скажешь.

Серый, нехотя оторвался от стола, подошел. Натянув на переносицу очки, вгляделся в лицо Петровичу.

— Хм, что-то стганное, Никита, согласен, никогда такого жирного прыща не видел.

— Да что ты вообще в жизни видел, чучело в биноклях! — огрызнулся Петрович и отпихнул его.

— Да кое-что и видел! — обиделся Серый и спешно вернулся на диван. — Больно-то мне и надо было смотгеть!

— Вот и не лезь больше ко мне!

Я подсел к Серому, схватил за руку, прошептал прямо в лицо.

— Ты что, ничего не заметил? В его глазах?

— Да что ты! — отстранился он. — С тобой все нормально?

Петрович встал, угрюмо ворча, подошел к столику, налил себе полную стопку, залпом опрокинул и кинул вслед маленький маринованный огурчик. А потом его чернеющий взгляд уперся в Сергея, пока челюсти судорожно, со злостью перемалывали закуску. Серый молча опустил глаза и покраснел, разглядывая рисунок на ковре под ногами.

Петрович шумно сглотнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но, глянув на меня, улыбнулся и вернулся обратно в кресло. Серый облегченно вздохнул и неуверенно поднял глаза.

Тяжелое молчание затянулось.

— Ну так что притихли? — сказал я. Серый от неожиданности вздрогнул. — Петрович, видимо решил теперь пить в одиночестве? — я кинул на него осуждающий взгляд, тот театрально отвернулся.

— Ладно, — продолжил я, — Серега, наливай.

Сергей, не поднимая глаз, трясущимися руками наполнил две стопки. Мы молча чокнулись и выпили, после чего он снова тупо воткнул взгляд в пол.

Напряжение нарастало.

Петрович зло сверкнул на меня потемневшими глазами.

Из коридора выглянула Клавдия Егоровна.

— Ребята, горячее будете? Я пельмешки сварю…

— Не надо ничего! — неожиданно выкрикнул Петрович.

— Ну, как же не надо…

Петрович вскочил, затряс нервно руками.

— Ты что, не поняла что ли? Тебе говорят: ни-че-го не на-до!

— Миша, ты чего? — говорит она сдавленно, пятясь обратно в кухню.

Вот как! Ну дает, подумал я. Такого я от коллеги точно не ожидал. Кинул взгляд на Серого, но тот, кажется, еще глубже наклонился к ковру, словно пытаясь разглядеть что-то там совсем мелкое, пыль, может быть? Как я понял, от него сейчас проку никакого нет.

У Клавдии Егоровны, продолжающей стоять в коридоре, глаза наполнились слезами. Нормальные глаза. Видно, что она не ожидала от мужа такой грубой выходки.

— Петрович! Ты чего разошелся? — спросил я, вставая.

Он кинулин на меня злобный взгляд, перевел на Серого, на свою жену.

— Что, вам что-то не нравится? Так в чем же дело? — рука его взметнулась и указала на входную дверь. — Можете все проваливать отсюда! И чем быстрее, тем лучше!

— Ты не прав, Петрович… — возразил я, делая шаг, но он сразу заткнул мне рот.

— А ты, Никита, не лезь! Это моя жена и мой дом! Так что…

И снова рука как шлагбаум указала на дверь.

Клавдия Егоровна за его спиной показала мне жестами, мол, не нагнетай, он не в себе, идите с богом.

У меня за спиной словно тень мелькает Серый, хватает свои вещи и исчезает за дверью.

— Ну? — слышу я злобный рык возле уха.

Поворачиваюсь и упираюсь носом в ухмыляющуюся физиономию Петровича и глаза, полыхающие черными углями.

Я медлю, знаю, что мне Петрович точно ничего не сделает, заглядываю ему в глаза. Но прочитать за черной завесой какие-то разумные мысли не удается. Их там попросту нет. Лишь безмерная злость, ненависть ко всем и слепая решимость сумасшедшего, готового идти до конца.

Именно в этот момент я стал понимать, чем отличаются люди с черными и белыми глазами.

Глава 5

Глеб.

Нечто, пробуждающееся во мне, стало более очевидным.

Влияние изнутри росло, и никак не мог этому противостоять. Меня заблокировали в коме, хотя я все видел и слышал. И Никиту я видел. Мне не понравилась его реакция, словно он какого-то монстра увидал. Неужели я так изменился за это время? Вот бы посмотреть на себя, но такой возможности, к сожалению, у меня в данной ситуации не было. Я даже попросить кого-то не могу.

И еще этот голос, звучащий изнутри.

Взаимодействие с Объектом установлено на 100 %.

Процесс трансформации проходит успешно.

Программирование завершено на 95 %.

Объект начал производить излучение.

Радиус воздействия увеличивается со скоростью 10 м/мин.

Результат начальный.

При завершении программирования, воздействие возрастет.

Какого хрена?

Программирование, воздействие, взаимодействие…

Чтоб вас!

Один момент, который меня напряг — это программирование, которое завершено на девяносто пять процентов. Это что означает? Что моего сознания осталось совсем чуть-чуть? Пять процентов? А что будет потом? От меня вообще ничего не останется?

Программирование завершено на 96 %.

Ну, вот. Еще процент.

Теперь я стал замечать, что реальность, которая и так была словно мутная паутина, теперь становилась еще призрачней.

И это было очень скверно.

Ник, где же ты? Выручай, дружище! Похоже из этой задницы я самостоятельно не выберусь!!!

Программирование завершено на 97 %.

Ник.

Я стоял на перекрестке. Мимо проходили понурые зомби, и ни одного звероида. Чтобы отсюда дойти до Солнечного, мне потребуется около часа. Это не вариант. За это время они меня точно вычислят и нагонят. И тогда все, гейм овер. По крайней мере для меня.

Но тут одна проблема — я этого не хочу, не готов. Я должен завершить начатое. Спасти родителей — это программа минимум. Это все, что у меня осталось. Друзей своих я спасти не смог, так же, как и Маринку.

Я накинул капюшон, повернулся и пошел обратно. Я все равно найду машину.

Что же там с Серым дальше было, он стал совершенно неадекватным. Он стал типичным зомби. Я все хотел вспомнить этот момент перехода.

Когда я вышел от Петровича, Серый уже убежал вниз по лестнице. Я стал спускаться следом, думая о Клавдии Егоровне. Я не видел цвет ее глаз, потому что она никогда при мне не снимала очки-хамелеоны — настолько они были привычны на ее лице. А под темными стеклами цвета глаз почти не видно, я даже их натурального цвета не знаю, не то что сейчас. Хотя, судя по ее поведению, они точно не были черными.

Именно в эти минуты, пока я спускался по лестнице, мне пришла в голову мысль. Почему я видел только два цвета — черный и белый? Не считая Глеба. Но у него, видимо, какое-то другое заболевание или ее форма более серьезная, может, потому он и лежит без сознания в больнице. Остальные же люди живут обычной жизнью, чувствуют себя нормально, изменилось только их поведение.

И ведь это явно какое-то заболевание. Вирус?

Я вышел, Серый стоял под козырьком подъезда, обхватив себя руками, и мелко вздрагивал. На улице и в самом деле было свежо, моросил мелкий холодный дождь, редкие прохожие спешили по тротуарам под зонтами или капюшонами.

Я тронул Серого за плечо. Он встрепенулся, повернулся ко мне.

— Что такое с ним случилось? — спросил он, широко раскрыв белые и грустные, как у собаки, глаза.

— Я не знаю. Мне кажется, он всегда такой был.

— Не был он таким никогда! Такое с ним пегвый газ!

Я решил спросить в лоб.

— А ты заметил, что у него глаза черные?

— Что? — не понял Серый. — Что значит «чегные»? Ногмальные они у него, только… злые!

— А у меня какие? — спросил я, приблизив к нему лицо.

Он мельком глянул мне в глаза, потом окинул взглядом с головы до ног и чуть отодвинулся.

— Ногмальные, зеленые какие-то, вгоде. Не знаю. А почему ты такие вопгосы задаешь? Пги чем тут цвет глаз?

— Да потому что у тебя они, например, сейчас белые, как молоко, — сказал я.

— Что?

— Не веришь, сам убедись. У тебя телефон с собой?

Роясь в карманах, он усмехнулся.

— У тебя, Никита, тоже с кгышей сегодня не все в погядке, ты знаешь?

Я пожал плечами, наблюдая за его суетливыми поисками и включениями телефона. Наконец он включил фронтальную камеру и посмотрел на себя, как в зеркало. Долго смотрел, несколько секунд, наверное, то отдаляя, то приближая телефон к лицу. Я затаил дыхание. Не заметно, чтобы он сильно удивился.

Он посмотрел на меня поверх телефона.

— Это что, Никита, такие шутки у тебя? Глупые, я тебе скажу.

— Так что ты увидел?

— Что, что… Глаза свои увидел, что же еще?

— И?

— И что? Что ты хочешь от меня услышать? Ногмальные они у меня, обычные! — и тыкает мне в лицо снимок со своего телефона. На селфи видно, что глаза белые. Я задаю естественный вопрос:

— И это по-твоему нормальные глаза?

Он сокрушенно вздыхает, оглядывается на дверь подъезда, обращается ко мне.

— Может мы уже пойдем отсюда? Я домой хочу.

— Пошли, — сказал я, и меня осенила новая догадка. Значит, измененные или зараженные сами не видят в себе изменений, не чувствуют заражения. Что это за болезнь такая? Голова кругом…

В это время Серый вышел на тротуар под моросящий дождь и оглядывался по сторонам. Лицо выражало тревогу и растерянность.

— Ты чего? — спросил я, подойдя к нему.

Он посмотрел на меня совершенно безумными и белыми глазами, прошептал:

— Я не знаю куда идти!

Вот так новости. Час от часу не легче.

Похоже, это заражение начинает проявляться побочными эффектами. Если у Петровича это необоснованная агрессия, то у Серого, наоборот, отупение и апатия.

Серый продолжал смотреть на меня испуганными глазами. Кажется, вот-вот заплачет, как ребенок. Было и смешно и страшно видеть это.

Я похлопал его по мокрому плечу.

— Пошли, я тебя провожу.

Он послушно кивнул, доверившись мне, и мы, не замечая моросящего дождя, не спеша пошли тихимидворами.

По дороге почти никто не попался. Пара пешеходов и несколько машин. Из-за дождя, глаза встречных увидеть не удалось — все прятались под зонтами или капюшонами. А в остальном вели себя, как обычно. Ничего не выдавало их принадлежности к звероидам или зомбакам — так я неосознанно разделил два типа зараженных. Звероиды и зомбаки.

Завернув за угол длинного дома, мы перешли аллею проспекта и на другой стороне вышли сразу к подъезду Серого. Я остановился.

Серый поднял глаза и, видимо узнав знакомые стены, расцвел в улыбке, только что в ладоши не захлопал от радости.

— Мой дом! — махнул он рукой. — Это мой дом! — И с радостным вскриком побежал к дверям.

Все, у парня кукушка съехала.

Совсем.

Я вытер с лица капли дождя, постоял минуту у дверей подъезда, пока Серый с радостными воплями вбегал на свой этаж.

И только одна страшная мысль крутилась в голове: ведь это только начало. Начало чего-то большого и страшного. И болезнь эта будет только усугубляться.

В кармане зазвонил телефон. Я вздрогнул, достал трубку. На экране надпись «Маринка».

Блин, только ее сейчас не хватало!

— Ты где пропадаешь? — набросилась она.

— Нигде, у Петровича были, — ответил я и двинулся не спеша к дому. — Ну ты же знаешь у нас ритуал: каждый раз после получки мы собираемся у кого-нибудь дома и…

— Да знаю я! — перебила она. — Чего ты мне рассказываешь! Сейчас-то ты где?

— Я проводил до дома Серого и теперь сам иду домой.

— А что Серый до того нажрался, что до дома дойти не мог самостоятельно?

— Ну, что-то в этом роде, — ответил я, считая, что подробности ей знать не обязательно. — Он себя плохо почувствовал.

— Слушай, Ники, хватит надо мной постоянно прикалываться!

— А я и не прикалыва…

— В общем, хорош болтать! У меня батарейка садится. Я тебе, как обычно, звоню напомнить, что мы сегодня обещали со Катькой встретиться на дискотеке в парке, а потом идти в ночной клуб. Ты, как обычно, забыл?

— Да, вроде того, — лениво ответил я. Сейчас я меньше всего хочу видеть и Маринку и ее подружек.

— Вроде того? Ты что издеваешься? У нее же день рождения!

— Ну и что.

— Как ну и что? Мы должны поздравить ее.

— Почему «мы»? Она же твоя лучшая подруга, а не моя. Вот и поздравляй ее сама…

— Я что одна что ли должна быть? Я с тобой хочу! Что я одна буду делать?

— А я не хочу никуда идти! — ответил я.

Тут связь оборвалась. Наверное, батарейка у нее все же сдохла, с облегчением подумал я, кинул телефон в карман.

Через минуту он опять противно заверещал.

Ну уж нет, хватит, не хочу ни с кем разговаривать! Я не глядя выключил телефон. Пусть теперь звонят, кто бы там не был, сколько влезет.

У меня начала болеть голова. На всякий случай я потер глаза, проморгался. Нет, с ними вроде все нормально, хотя, как это определишь? И тут же достал телефон, включил камеру, навел на глаза, сделал снимок. Посмотрел и облегченно вздохнул — цвет глаз обычный. Потом усмехнулся, ведь Серый тоже никаких сам у себя изменений не увидел! Значит, и я у себя не увижу!

Черт!

Нет, это просто какой-то сюр.

Надо выпить, или я с катушек съеду. Тогда, может, и голова болеть перестанет.

Я свернул в ближайший киоск, постучал в окошко.

Из окна появилось опухшая злая небритая рожа.

— Чего надо?

По виду, он словно брат той тетки из больницы — черные злобные глаза, недовольство от одного обращения к нему, какое-то превосходство так и сквозит в этих людях. Ведь это я обратился к нему с просьбой — и не важно, бутылка пива или консультация о пациенте. Они будто бы берут власть надо тобой — дать-не дать, ответить-не ответить…

— Ты чего хотел-то? — снова задает вопрос рожа, свысока изучая меня. Вид, наверное, печальный: мокрый, жалкий, как бездомный попрошайка.

— Коньяка. Бутылку. — Говорю я.

Он ставит на прилавок армянский три звездочки.

Я показываю ему за спину.

— Нет, пять, вон ту.

Он что-то недовольно бормочет, меняет бутылку и издевательски добавляет:

— Оплата только наличными, терминал не работает!

Я сунул ему несколько купюр. Он порылся в коробочке, провозгласил:

— Мелочи на сдачу нет!

Я ухмыльнулся, взял бутылку и пошел. За спиной хлопнуло окошко.

От киоска до дома рукой подать, пару домой пройти.

Я заспешил поскорее с улицы, промок уже до нитки, да и желудок урчал от голода. Почти бегом покрыл расстояние до подъезда, ворвался внутрь, отряхивая куртку от сырости, вбежал на свой этаж. Открыл дверь ключом, тихо вошел в прихожую и прислушался. Похоже Маринки не было. Пошла к Катьке или Светке в больницу? Да какая разница. Нашим легче. Ее я сейчас точно видеть не хотел.

Одна только мысль промелькнула: а у нее какой цвет глаз?

Сам себе усмехнулся: если судить по ее характеру, то точно черный. Все-таки она довольно злобная сучка, чего уж там. Но красивая. Это у нее тоже не отнять. Почему так редко бывает, что красота совпадает с характером, ведь в человеке, по словам классика, должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Да уж, должно. В идеале. А по факту…

В холодильнике я раздобыл кусок вчерашней пиццы, подогрел, нарезал лимон, взял стопку из шкафчика и со всем этим завалился в комнату. Расставил на столике, хлопнул первую и, не закусывая, включил телевизор: может там какие-то новости будут обо всем происходящем? Ведь не один я все это вижу?

В стране, да и во всем мире все было по-прежнему. Где-то война, где-то стройка, где-то коррупция. В общем, там, в глобальной реальности, все как обычно. Наш задрипанский городок никому не был известен. И никому не заметен. Хоть атомной бомбой его снеси — промелькнет скупая строка в общем потоке на ленте новостей. Один из тысячи городок затеряется в массе более глобальных и важных событий.

После опустошенной половины бутылки, стало немного легче, как-то воздушнее. Сидя в четырех стенах своей квартиры, все находящееся снаружи казалось другой реальностью, словно кино.

Под монотонное бормотание ведущих с экрана стало клонить в сон. Вот и прекрасно, подумал я. Самое то, расслабившись, спокойно отдохнуть.

Неожиданно громкая мелодия телефона, встряхнула меня, выводя из полудремы.

Если это Маринка — пошлю ее ко всем чертям, достала!

Я поднял телефон из-под столика (как он там оказался?), поднес экран к лицу: Ольга.

Вот уж неожиданно!

Я подобрался, сел прямо, прокашлялся в сторону, надеясь, она не поймет мое состояние.

— Да? — отвечаю я.

— Никита, привет! — слышу ее голос, всегда заставляющий меня волноваться.

— О, Оля, привет! Как ты? — спросил я, заметив, что голос у меня все-таки слишком радостный.

— Да ничего, помаленьку. А ты?

— Да тоже живем, знаешь, работаем, — я откашлялся. Меня всегда раздражают разговоры «ни о чем», кроме почему-то случаев, когда звонит Ольга. Ее голос всегда сердце заставляет биться сильнее. И даже не важно, о чем мы говорим. Просто слышать ее голос для меня как ностальгический бальзам на измученную душу. Особенно сегодня, как никогда я рад был ее слышать.

Она спрашивает о родителях, о работе, о погоде. Я отвечаю штампами, коротко. Я хочу больше слышать ее голос, мелодичный, глубокий, а не свой. Просто слышать ее.

— Я тут хотела тебе сказать, вернее, спросить, — после небольшой паузы говорит Ольга, немного изменившимся голосом. Я понимаю, что, собственно, ради этого вопроса она и звонит.

— Вчера я услышала твой голос, — продолжает она, подбирая слова, — прямо в голове…

— Да? И что я там тебе нашептал? — стараясь иронично, но, как всегда неумело, вставил я.

— Ты меня предупреждал, — говорит Ольга, не обращая внимания на мои намеки, — очень настойчиво. И я послушалась тебя.

Я слышу ее волнение в голосе. Для нее это очень важно, хотя, о чем идет речь, я не понимаю.

— И что же было дальше? — спрашиваю.

— Ничего не было, — отвечает Ольга, — я пришла домой, хотя очень волновалась, но там тоже было все нормально.

Мы оба молчим, потом она спрашивает:

— А ты ничего не помнишь?

— Нет, — уверенно отвечаю, — а что?

— Ну, может, ты думал обо мне?

Я часто… думаю о тебе, — сказал я прямо, чувствуя, как краснею от такого признания. — Вот сегодня все утро о тебе думал. Сам хотел звонить… а тут ты…

Это было в обед, часов в двенадцать, — продолжила она. — Ты как будто предупреждал меня. Я почувствовала твой голос внутри. Ну как телепатия, что ли. Ты не помнишь, о чем думал?

Нет, я не помню. Я проваливался за обедом…э-э, — я подбирал слова, — ну, будто заснул на ходу. Секунды на две всего, но ничего во сне не видел. Вроде. Нет, точно.

И снова подумал, слышит она мое волнение, как часто забилось сердце? Но тут же, вспоминая и осознавая свою вину перед ней, я не решился открыто выражать свои мысли.

— Может ты просто не помнишь? — допытывается она. — Знаешь, иногда проснешься от кошмара, а через минуту о чем он был, что тебя напугало — вспомнить не можешь…

— Может. Я не знаю, — говорю я. С сожалением сознаю, что разговор подходит к концу. — Я вообще с трудом понимаю, что ты хочешь сказать, про что ты говоришь.

— Ну, ладно, — вздыхает Ольга, — может, мне это только показалось, послышалось.

Мы снова молчим, наверное, минуту. Никто не решается закончить разговор. Хотя я, не скрою, отмечаю это с удовольствием. Я кидаю взгляд на свое отражение, вижу в нем влюбленного школьника. Когда Ольга вновь заговаривает, я вздрагиваю от неожиданности. Голос ее становится другим — тихим и грустным.

— Ты… если будешь в Перми, то это… заходи, не стесняйся. Ладно?

— Конечно! — чуть не кричу, но останавливаю себя. Потом, спустя несколько минут после разговора, я пожалею об этом. Надо было закричать! Надо было сказать ей все, что спрятано в душе, что томит, мучает, не дает жить! Ведь и она ждала этого! Я слышу ее голос, я чувствую ее!

Но говорю:

Даже не знаю. Никак не получается. Работа все, работа…

Да, я понимаю. Ну ладно, привет родителям. Пока.

Пока.

Дурак, дубина, тупица!

Когда Ольга отключается, я еще долго сижу и слушаю гудки, будто ожидаю, что она вот-вот вернется, и мы продолжим разговор. Но гудки идут, а она не возвращается.

Я, как во сне, отключаю телефон, он падает на столик, а я наливаю еще коньяка.

Зачем она позвонила? Зачем она вообще звонит?

Глава 6

Глеб.

Я не понимал, сколько уже времени находился в этом состоянии. Это сильно напрягало. Сколько я еще пробуду в этом состоянии? Что будет дальше?

Изнутри никаких изменений не ощущал, кроме медленного подавления моего сознания чем-то инородным. Будто кто-то другой выдавливал меня изнутри. И этот механический голос еще. Правда, после того как он сообщил, что закончил программирование на сто процентов, он меня какое-то время не беспокоил. Что это означало для меня, пока оставалось неясным. Я, хоть и туманно, но продолжал следить за окружающей обстановкой.

Видел и слышал медсестру, которая за мной ухаживала и разговаривала со мной. Немного стыдно и неловко было, когда она проводила процедуры мытья, замены подгузников, протирания влажными полотенцами с переворачиваниями. Но я быстро к этому привык, и даже не без интереса наблюдал, как сестры, каждая по-разному, относились к его телу. И даже сам стал разговаривать с ними, с каждой о своем. Та, что бережно к нему относилась, восхищалась его телом, он мог спокойно рассказывать о себе, о том, как он потом и кровью развивал себя в зале. Развивал не только физически, но и духовно — ведь без этого не может быть настоящего прогресса. Ни в чем. Сила тела и сила духа не разделимы. И каждый раз рассказывал этой медсестре о своих тренировках, о поднятых весах, о сбалансированном питании, правильном отдыхе, духовном настрое. Рассказывал как можно больше и подробнее в те недолгие минуты, пока она за ним ухаживала. Другой же медсестре, которая свои обязанности исполняла грубо и пренебрежительно, я этого, конечно же, не рассказывал. Я сначала пытался ей что-то объяснить, просветить, но потом бросил эти попытки достучаться до абсолютно нечувствительной особы. Просто стал молчать. И терпеть. Унизительно.

Но одна девушка, Света, отличалась от всех медсестер вместе взятых. Она его просто боготворила. С ней не нужно было ничего говорить. В эти минуты я только и делал, что слушал ее. Она без умолку болтала. Иногда ее рассказы были веселыми, иногда саму доводили до слез. Прижимаясь ко мне, целуя в щеку или в лоб, она шептала нежные, теплые слова, почему-то тихо и постоянно оглядываясь на дверь. Она признавалась в любви, в забавных грехах, раскаивалась в чем-то, рассказывала какие-то простые житейские истории. Она мне, конечно, нравилась больше всех. Потому что чувствовал, что нравился ей как человек. Я понимал, что она была очень близка ему в той, реальной, жизни. Но, к своему глубочайшему сожалению, не мог вспомнить почему.

Нет, был один момент, когда к ней пришла подруга, и они вместе зашли ко мне в палату. И разговаривали.

Словно с ватой в ушах и пеленой на глазах, но я запомнил этот разговор.

— Это Глеб? — спросила одна темноволосая девушка, робко заглядывая в дверной проем.

— Да, — сказала Света, прижала палец к губам. — Проходи, только тихо.

— Ты что, боишься, что мы его разбудим?

— Да не в этом дело, дура…

— Это кто дура?

— Да тихо ты! Нам нельзя сюда, Марина, как ты не понимаешь! Зайди и дверь закрой.

— Ну ладно, чего орать-то.

Они подошли ко мне, сели у кровати на стульчики. Света смотрела затаив дыхание. Марина обвела взглядом помещение, перевела на меня откровенно равнодушный, даже пренебрежительный взгляд, потом посмотрела на подругу.

— Ты такая влюбленная, даже противно, — усмехнулась она.

— А ты с Никитой не такая что ли?

— Вот еще!

Света не сводила взгляда с меня взгляда. Она упомянула Никиту? Это его подруга?

Марина продолжала.

— И что ты в нем такого нашла, не понимаю.

— Он красивый…

Марина прыснула.

— Ой ты боже мой! Совсем что ли? Чего в нем красивого? Здоровенный амбал. У него и не стоит, наверное, от своих пищевых добавок и разных стероидов.

— Да что ты такое говоришь! — вскинулась Света, повернувшись к подруге.

— Да что знаю, то и говорю! Все они одинаковые. Только штанга у него на первом месте.

Света на это промолчала, сжав зубы. А Марина, прищурившись, продолжила.

— Ты что, влюбилась в него что ли?

— Может и влюбилась, а что?

— Да ничего. Глупо.

— И что здесь глупого?

— Боже мой, Светочка! Когда же ты поумнеешь-то! — Марина посмотрела на подругу уничтожающим взглядом. — Он-то об этом знает, хотя бы?

Я хотел сказать, что да, знаю, и именно в эту секунду испытал к ней такие же чувства. Но на самом деле я только подумал об этом. Хоть кричи — никто из них и не услышит сейчас, к сожалению.

— Он не знает, — тихо произнесла Света. — Может, и вообще никогда не узнает.

— К счастью для тебя, дура.

— Перестань!

— Если не лучшая подруга тебе это скажет, то кто же еще? — Марина встала, кинула кривой взгляд на меня и собралась было идти к дверям, как случилось что-то странное. Перед глазами появилось новое сообщение.

Процесс трансформации закончен.

Программирование сознания 100 %.

Объект производит излучение стабильно.

Радиус воздействия увеличивается со скоростью 10 м/мин.

Результат продвинутый.

Приступаю к поиску Субъекта во внешней среде.

После этого сообщения картинка передо мной из мутно-серой сменилась ярко-красной, кровавой, грудь вздыбилась, голова оторвалась от подушки, изо рта вырвался сдавленный хрип. И в этот краткий миг я очень четко увидел глаза этих девушек, отшатнувшихся от него к стене. У Светы они были абсолютно белыми, а у Марины черными, как угли. В алом мареве я отчетливо видел два белых продолговатых пятна и два черных.

Потом они медленно погасли, картинка размылась, а провалился в глухую черноту.

Егор.

На сегодня рабочий день мой закончен, настроение прекрасное, солнышко садится за холмами.

Я поправил шапочку на голове, людям не нравится смотреть на меня без нее. Не так заметно, что у меня голова слишком большая. Ну, я же не виноват, что у меня врожденная болезнь, водянка. Я с детства такой. И уже привык к тому, как на меня смотрят. Меня из-за этого и называют Лампочкой, Головастиком или просто уродом.

Я домой после работы не стал заходить, а взял с собой на работу и одел сразу самый новый спортивный костюм. Бабушка, сколько себя помнил, конечно, была хорошая, но очень не любила, чтобы я общался с другими людьми. Она боится, что они будут меня обижать. Но я уже не боюсь, я же взрослый, мне почти тридцать лет. А пристают ко мне всегда только одни и те же пацаны, с соседней улицы, я уже к ним привык. А еще я умею их напугать, притвориться, что больно — и они уходят.

На нашей улице через три дома детский садик, я любил смотреть за детишками, как они играют. Иногда мне даже хочется зайти к ним и поиграть. Но тетя воспитатель не разрешает, говорит, что посторонним заходить не положено. Но я все понимаю, просто я уже взрослый и дети меня пугаются.

И сегодня, стоя у заборчика, глядя на детишек, которые гуляли на площадке, услышал за спиной знакомый окрик, от которого мое сердце стало биться быстрее.

— Эй, Урод! Ты че здесь делаешь!?

Я обернулся. Ко мне подходили те самые подростки: Лапа, Сохатый и Шпын, неразлучная троица, гроза всей местной детворы.

— Я, это… — хотел я сказать, что уже ухожу.

— Слышь, Сохатый! — перебил Лапа, высокий красавчик, их предводитель, — тут что, фильм ужасов снимают?

Компания громко заржала, даже дети за калиткой обернулись. Я не сразу понял — где тут и чего снимают? Посмотрел по сторонам. И неожиданно получил жгучий подзатыльник.

— Ты че по сторонам глазеешь, придурок? — прошипел Шпын, самый вредный из них, к тому же и самый маленький. Я сам не высокий для взрослого, но зато, как говорят, коренастый. — Тебе сказали еще в прошлый раз на нашей улице не появляться!

— Дай-ка я ему торкну! — отодвигая Шпына говорит Сохатый, здоровенный и самый жирный из них. — У меня удар покрепче, может дойдет до него! — и медленно, вразвалочку надвигается.

Ожидая не сильного, но обидного удара, я вжал голову в плечи, закрыл глаза. Мне бы, конечно, лучше сейчас бежать, но компания обступила со всех сторон, прижала меня к забору. Придется на этот раз потерпеть. Тем более, что у этих подростков силы-то еще толком нет — не удары, а так, тычки. Хотя все равно неприятно.

Удар пришелся в грудь. У меня перехватило дыхание, я сморщился и для вида повалился на землю. Это проверенный способ избежать других ударов.

— О! Да ты сегодня слабачок! — каркает в самое ухо Шпын, больно пинает носком кроссовка под ребра.

— Эй! Что вам от него надо? — раздается голос из-за забора. Я узнал тетю-воспитательницу. Добрую тетю.

Шпын отскакивает, зло шипит:

— Короче, Лампочка, повезло тебе опять. Но смотри — еще раз и в глаз!

— Ладно, пошли отсюда! — говорит Лапа и поворачивается. Сохатый и Шпын спешат за ним. — Никуда это чмо не денется! Только по зубам получит в следующий раз в два раза больше!

Он смачно плюнул, его дружки захохотали. На другой стороне дороги Лапа обернулся и, несмотря на то что воспитатель продолжала смотреть им вслед, крикнул:

— Ты слышал, Урод!?

Конечно я слышал. И знал, что Лапа слов на ветер не бросает. Не первый раз уже я получал от них тумаки и угрозы.

И эти двое его дружков всегда с ним, всегда его слушают, так же как дети в садике всегда слушают тетю-воспитателя.

— Тебе больно? — услышал я над ухом голос тети-воспитательницы.

Противные ребята уже скрылись за поворотом, продолжая смеяться и толкаться.

— Нееет! — сказал я, быстро вставая, — не больно!

Я повернулся и побежал в противоположный переулок.

Сегодня хороший день! Солнечный! И никто его не испортит. Сегодня я пойду на праздник. Как все. Спасибо бабушке, что разрешила погулять. Может, потому что у нее друзья приходят, они тоже будут праздновать. А это значит, что можно гулять хоть до утра, никто о нем и не вспомнит.

Я побежал в центр города, громкую музыку уже было слышно.

В темноте на меня вообще почти никто не обращал внимания. Поэтому мое настроение сразу улучшилось.

Я смешался с толпой, все были веселые, пьяные, пели и танцевали на ходу.

Танцевальная площадка была полна народу, музыка гремела. Я тоже люблю танцевать, хоть и не умею так красиво, как другие. Говорят, что я слишком неуклюжий. Но это же не повод не танцевать совсем?

Я встал с краю, старался ни на кого не смотреть, топал ногами, махал руками, стараясь повторять движения за другими. Вроде получалось. Какая-то девчонка посмотрела на меня улыбнулась и показала мне ладошкой «молодец».

Да, я молодец! Я такой же как все! Я вместе со всеми!

Но неожиданно что-то больно ударил меня по заднице. Я обернулся. Черт, как они меня нашли? Опять эти трое тупых гадких пацана. Что они пристают ко мне все время?

— Опять ты? — перекричал музыку Лапа. — А ну, пошел отсюда, Урод!

Я оглянулся, люди вокруг стали отодвигаться от меня. Девчонка, что похвалила меня, пила что-то из банки, смотрела и улыбалась.

— Ну ты че, не понял? — повторил Шпын с другой стороны, и с размаху ударил в живот. Но я даже не пошатнулся, этот малявка бьет, как девчонка. Шпын округлил глаза. Он-то думал, что я как обычно сломаюсь пополам от его сильнейшего удара.

Но я больше не хотел притворяться. Мне стало очень обидно.

— Эй! Че за дела? — подкатил справа Сохатый, — повторить что ли?

А ведь праздник только начинается! У меня сжались кулаки сами по себе.

Но, встретившись с почерневшим взглядом Лапы, я все-таки понял, что меня никто не защитит, а быть избитым тут, среди других людей, я не хотел. Но избежать порки от этих дураков на этот раз не получится, я чувствовал, как от них пахло пивом.

Удар от Лапы под ребра был самый чувствительный, у меня даже в глазах звездочки забегали, ноги подкосились. Я с трудом устоял. Но не знаю, что тут было смешного, все вокруг рассмеялись. Они все плохие. Все!

Чтобы никто не видел моих слез, я натянул шапку пониже и побежал.

Кто-то еще пнул сзади, а кто-то локтем попал прямо в нос, кровь побежала по губе, во рту стало горько и липко. А еще эти слезы. Откуда они, я же никогда не плакал!

Никто меня не любит, никому я не нужен.

Я побежал по набережной так быстро, как только мог, музыка все дальше. Темнота помогала мне прятаться ото всех.

Бежать, бежать! Подальше от них всех!

Люди, что шли мне навстречу, отскакивали от меня, показывали пальцами, кричали ругательства. Кто-то крикнул: «Да у него кровь!»

Тогда я перепрыгнул через перила, спустился к воде и стал умываться.

Вода немного охладила меня, и здесь я был не заметен другим, в тени. Поэтому, я решил немного отдохнуть, переждать.

И в этот момент в моей голове прозвучал голос.

Субъект обнаружен.

Показатели соответствуют.

Я сначала не понял, что это за голос. Обернулся, но рядом никого не было.

Что это такое?

А голос продолжил, будто кому-то докладывал.

Контакт с субъектом установлен.

Идентифицируем личность.

Что? Это меня так называют? Что значит субъект?

Егор Мухин.

Возраст 29 земных лет.

Близких родственников нет.

Привязанностей нет.

Кандидат одобрен.

Вступаю во взаимодействие.

Я сидел, смотрел на воду, на огни на том берегу. Вот-вот должны запустить салют, а я словно онемел. Голос только что назвал меня по имени и фамилии.

Кто это?

Я Хозяин.

Ты мне нужен.

Я укажу тебе путь.

Ты должен прийти ко мне.

Силы вернулись ко мне. Я поднялся, вернулся на набережную, пошел вдоль нее из центра города, не спеша, никому не мешая, натянув капюшон на голову.

Голос был добрым, не злым.

Я ему как-то сразу поверил. Он меня не обидит.

А потом мне стало страшно.

Голос был чужой. Мне с детства говорили, чтобы я не слушал чужих.

Я встал, как вкопанный.

Кто-то толкнул меня в плечо, проговорил недовольно.

— Ты чего встал, дубина? Пьяный что ли?

А я боялся шелохнуться. Голос пропал. Хорошо.

Я облегченно вздохнул. Наверное, мне что-то повредили там, на площадке. Такое бывает, я слышал, что с мозгами что-то случается.

Продолжай идти.

Я укажу путь.

Опять голос!

— Нет! — крикнул я.

Люди стали обходить меня стороной.

Продолжай идти.

Я тебе помогу.

И я снова пошел. Даже не я сам, а ноги. Взяли и пошли.

Я очень сильно испугался. Но голос успокаивал меня.

Продолжай идти.

Делай, что я говорю, и все будет хорошо.

Все изменится. Ты станешь другим.

Я не мог сопротивляться. Голос меня гипнотизировал. Я знаю, что это такое, читал, но со мной такого еще не было. Я слушал голос и просто шел, даже не зная куда, ноги меня вели. Голос шел моими ногами.

К Хозяину.

Я хочу быть другим. Я хочу быть как они — люди вокруг. Я хочу не отличаться от них. Ты, Голос, сможешь мне помочь? Сможешь меня сделать таким, как они?

Голос несколько секунд молчал. Потом произнес, четко выделяя каждое слово:

Ты станешь лучше, чем они.

Я расправил плечи, скинул капюшон с уродливой головы и пошел быстрее.

Я не заметил, как обогнул весь пруд, поднялся по длинной широкой лестнице на проспект, свернул на узкую улочку, а потом увидел шлагбаум городской больницы. Не смотря на поздний час, охрана у ворот пропустила меня, словно и не заметила. Охранник поднял на меня белый взгляд, кивнул и снова опустил голову.

Дежурная сестра в приемном отделении тоже сначала встала, хотела что-то сказать, но потом белые глаза ее прикрылись, и она покорно села на свое место, продолжая заниматься своими делами.

Голос привел меня к заветной двери.

Дрожа всем телом, я медленно открыл дверь.

В углу небольшой палаты стояла кушетка.

На ней лежал… Он. Тот, кто указывал ему путь. Тот, кто и был Голосом.

Мне снова стало страшно, но ненадолго. Я медленно подошел к большому человеку на кушетке. Остановился. Человек был немного не таким, как все. Не просто большим. Лицо его было странным. Под закрытыми, опухшими веками беспрестанно бегали глазные яблоки. Словно ему снился какой-то сон.

Я прислушался. Голос долго молчал, а я стоял рядом с человеком. Вокруг было тихо, только часы на стене мерно тикали.

И когда голос снова прозвучал в моей голове, от неожиданности я даже отскочил от человека. Губы человека не шевелились, но я понял, что это он говорит.

Ты пришел.

Ты хорошо сделал.

Я снова онемел. Я должен что-то сказать, но не мог.

Я продолжал слушать.

И человек сказал мне то, что я так жаждал услышать от него, ради чего я и шел к нему, я на все был готов ради этого.

Ты готов?

— Да, — ответил я.

Глава 7

Ник.

Дождь снова ударил с неба с новой силой. Все, что высушил, тут же намокло вновь, я даже укрыться не успел. А когда нашел укрытие, в виде козырька у подъезда, то дождь сразу прекратился. Закон подлости никто не отменял.

Я решил постоять пару минут под навесом, пока капли не спадут с деревьев двора, и в это время вспомнилпоследний кошмар, второй за последнее время.

Я в этом сне был уже подростком. Помню, что возвращался я из города по лесопосадке вдоль железки. Приметное дерево там было, береза, за которым начиналась улица, по которой по прямой до самого дома я обычно и шел. Но в этом сне, завернув за это заветное дерево, я остановился.

— Что за черт! Где же улица?

За березой снова тянется лес, продолжает петлять между деревьев тропинка.

Темнеет быстро, но никаких огней ближайших домов, видимых отсюда, разглядеть я не могу.

За спиной что-то хрустит.

Я резко оборачиваюсь на звук, пристально вглядываюсь в темноту. Сердце стучит в груди.

Никакого движения.

Никаких звуков.

Даже ветер в ветвях не шумит. Словно все умерло вокруг, или затаилось.

Слишком подозрительно.

У меня появляется противное ощущение, что за мной из темноты кто-то наблюдает. По спине бежит холодок.

Но я не собираюсь стоять тут и ждать этого кого-то.

Я поворачиваюсь и быстро иду по тропе, увеличивая темп шаг от шага. Мне надо успеть добраться до дома засветло. Не очень-то улыбается болтаться по лесу ночью.

Нет, я конечно люблю лес и прогулки на свежем воздухе. Но не настолько!

Тем более, когда тебя кто-то скрытно преследует. Я чувствую между лопаток взгляд. Неотрывно. Даже если тот, кто смотрит, настроен не враждебно. Я не переношу взгляда в спину вообще, в принципе. И всегда его чувствую. Я считаю, если что-то думаешь, то смотри в лицо, в глаза! А не так!

Спустя несколько минут я уже просто бегу. Тропинка перед глазами расплывается в подступившей темноте. Хорошо еще, что снег в лесу почти не стаял, а то бы я уже не одну шишку себе набил.

А деревья все так же несутся навстречу черными мрачными колоннами.

И взгляд все не отстает…

Еще через несколько минут я опять натыкаюсь на ту же самую березу. Хотя в темноте она выглядит немного по-другому, я узнаю ее раскиданные в стороны черные ветви, качающиеся на темно-синем фоне неба.

Но не могу же я бежать по кругу, не могу! Тропинка-то одна!

Сомнения в реальности происходящего черной сапой лезут в голову. Что-то здесь не то.

Я с трудом вспоминаю уже пережитую ситуацию. Но вот только где и когда? Что-то мне подсказывает, что это было совсем недавно.

И только я подумал про того, кто за мной следит, как слышу голос.

— Ник, это я.

Голос звучит так же в голове, словно я его не слышу как обычно ушами, а думаю о том, что слышу.

Но голос я узнаю.

Старик.

Это опять он.

По рукам и спине бегут мурашки. Только не это! Только не…

— Ник, ты же знаешь, что не сможешь уйти от меня. Так зачем же пытаться?

Одеревеневшие было ноги, снова несут меня прочь от голоса. Подальше.

Главное не говорить с ним, не отвечать, не слушать.

— Но мой голос звучит внутри тебя, разве можно от него убежать?

Бежать, бежать, бежать…

Чернота вокруг сгущается, деревья начинают цепляться за плечи, невидимые ветки хлещут по лицу. Правое плечо садануло от неожиданного удара, тонкие прутья ударяют по глазам. Все вокруг плывет и смешивается. Сердце колотится, дыхание хрипит.

Уф. Я и сейчас вздрогнул от этих видений.

Дождь прекратился, капли с деревьев поредели, я двинулся дальше через дворы.

По пути вдруг подумал, а с чем же связан этот сон? Не просто ведь так они мне снятся последнее время? Это было для меня очевидно.

И все этот камень…

Надо проанализировать сны, тогда картина должна будет проясниться.

Ведь и этот старик не просто так появляется.

Что мы имеем изначально? Мне уже не семь лет, а четырнадцать. И действие происходит не на поле, а в лесопосадке. Что это может означать? Наверняка, здесь существует какая-то связь, но какая?

Мне четырнадцать… Весна…

Что-то тогда случилось с отцом, да…

Стоп! Ведь это было в тот год, когда отец чуть не утонул на рыбалке. Я случайно услышал часть разговора родителей после того, как вернулся из школы. Вспомнил! Я забежал тогда радостный на кухню, хотел похвастать пятеркой по математике и заметил, что, увидев меня, они прервали разговор. Отец тогда еще как-то странно посмотрел на меня, похлопал по плечу и ушел в другую комнату. Мама, как обычно, что-то готовила.

— О чем вы говорили? — поинтересовался я тогда у матери.

Она посмотрела на меня внимательно, заглядывая в глаза, сказала тихо:

— Отец сегодня чуть не утонул. Услышал, говорит, как будто… голос в голове. И собрал удочки, — она снова отвернулась к столу, продолжила нарезать лук, время от времени утирая уголком фартука текущие слезы. — А его друг, Семен, ушел под лед. Так и не всплыл. Отец звал его, а тот ни в какую. Не бойся, говорит, просидели ведь полдня уже, что же сейчас может случиться?

Она ссыпала лук на раскаленную сковородку, закрыла лицо руками, заплакала чуть слышно.

— Вот и случилось, — продолжила она, всхлипывая. — Говорила им — до добра эта рыбалка не доведет. Весна ведь на дворе! — она вытерла слезы краем фартука, тяжело вздохнула. — Господи, горе-то какое! Бедная Наталья! Как она теперь без Семена?.. А дети?

Больше я от нее тогда ничего не добился.

Но был еще один момент. Когда я ей про свои кошмары рассказывал.

Было это, как обычно, на кухне. Мама что-то готовила, пекла, жарила.

— Что-то еще? — спросила она меня. — Давай спрашивай.

Я тогда помню немного смутился. Почувствовал себя вновь маленьким мальчиком, который всегда делится с мамой самыми потаенными и неожиданными волнениями.

— Еще? Да. Есть еще кое-что, — начал я и посмотрел в окно, не идет ли отец, чтобы тот не прервал меня на середине разговора. Важного, как чувствовал я, разговора. — Что было со мной в семь лет? И в четырнадцать?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, может какое-то событие или происшествие тогда случилось со мной? — продолжил я и, видя ее недоуменный взгляд, уточнил. — В семь лет это касалось тебя, а в четырнадцать — отца.

— Нет. Не знаю, о чем ты говоришь. Ничего, вроде бы такого… — сказала она, отвела взгляд, начала нервно поправлять скатерть. Я каким-то шестым чувством уловил, что она все же что-то недоговаривает. Или умышленно скрывает. Может что-то такое, о чем мне знать и не надо, или она хочет забыть это что-то. Пытается, по крайней мере. Только я понял вдруг, что это что-то слишком въелось в ее память, и не так-то просто ей от этого избавиться. Ясно увидел по ее реакции.

Я пробирался темными дворами в поисках транспорта.

Сколько было у меня форы, я не знал. Но время мое истекало.

Подтвердилось мое замечание, пока шел, что оба новых вида изменяются быстро. Меняется не только характер поведения, но и внешний вид. У зомби, помимо характерных белых глаз, цвет лица тоже становился бледнее, даже с желта. Осанка становилась сутулой, видимо из-за того, что они почти не смотрят перед собой при ходьбе, а почти всегда под ноги. Они даже общались, не поднимая головы, робко и тихо. Рабская покорность и медлительность становилась их яркой отличительной чертой. Звероиды же, напротив, вели себя вызывающе, агрессивно, действия их стали быстрыми, даже импульсивными, иногда неконтролируемыми, словно судороги. Смотрели они вперед и чуть даже поверх голов всех остальных, выпячивая подбородок, сверля каждого встречного черным жутким взглядом, словно ища повода до кого-то докопаться. Докапывались, понятно, до зомби. Черты лица их тоже изменились: острые подбородок и скулы, хмурый жесткий взгляд из-под тяжелых густых бровей, широко раздутые ноздри, слегка ощеренный рот. Ну, звери и звери. Они мне в этом виде напоминали оборотней из фильмов в самом начале их трансформации из человека в волка.

Только один звероид попался мне навстречу на пути. Возраст его определить, благодаря быстрым изменениям, становилось все труднее. Но по росту, комплекции и одежде он был скорее средних лет мужиком с завода. Издалека он выделялся на фоне зомби: нагло, по-хозяйски смотрел по сторонам, ступая широким неспешным шагом, что-то рычал волочащимся мимо зомби, отталкивал, если кто-то становился на его пути. Я на минуту остановился у подъезда, глядя на него, и он, только встретившись со мной взглядом, сразу изменился в лице. Округлил глаза, остановился и прохрипел, тыча в меня кривым пальцем:

— Другой!

Я оторопел, остановился, глядя ему в глаза, переспросил:

— Тебе чего надо, придурок?

— Другой! — закричал он уже громче, повернулся и побежал обратно вдоль дома, продолжая кричать всем попадающимся на пути. — Другой! Там другой! Слышите! Там другой!

Про изменения я вспомнил еще одну ситуацию. Со спасением Серого.

Который стал зомби.

Я приехал по звонку Клавдии Егоровны к ней, забрать Серого. Он, уже ставший зомби, пришел, как баран к Петровичу, они, стоило ожидать, повздорили и Петрович, который, очевидно, стал звероидом, естественно, навалял Серому. Чуть не убил.

Ну, и позвонила мне, позвала помочь. Потому что сама стала беспомощным зомби.

Серый лежал в крови, Петрович чавкал на кухне. Я зашел тихо. Посмотрел на Серого, на Клавдию Егоровну, которая стояла, как беспомощная кукла. Я позвонил в «скорую».

Через три попытки, наконец, в трубке раздался какой-то далекий, глухой голос.

— Алло!

— Алло, — ответил я быстро, хрипло, откашлялся. — Алло! Это «скорая»?

Недовольный голос на другом конце провода проворчал, видимо, кому-то стоящему рядом.

— Слышь, звонят, а потом переспрашивают куда попали! Ну народ! — А потом, обратившись уже ко мне — Да, «скорая»! Но, наверное, вам в психушку надо звонить!

Послышались смешки. Им там весело, черт возьми! Я пропустил их сарказм мимо ушей, посмотрел на лежащего передо мной Серого. Видимо для того, чтобы убедиться, это не галлюцинация.

— Здесь человек тяжело ранен, истекает кровью, — сказал я, на удивление спокойно.

— Вот обрадовал, — усмехнулся голос из трубки. — Не ты первый.

— Как? — Я что, говорю о чем-то обычном и повседневном?

— Вот так! Весь день с утра звонят. И всегда только сказать, чтобы забрали труп или почти труп. Болеть народ просто перестал! — снова короткий смешок. — Сразу же хлоп — и в ящик! А чего мучиться?!

Я, видимо, не понял их медицинского юмора. Что тут вообще смешного?

— Он еще живой! — крикнул я в трубку.

— Ну, это ненадолго!

— Так вы приедете? Надо спасти человека! — я в полном отчаянии назвал адрес.

— Адрес мы записали, но машин все равно пока нету! — грубо ответили мне. — Все на выезде, раненых и совсем трупы по городу собирают! Ждите.

И бросили трубку.

Вот и весь разговор. Машин нет, все на выезде — собирают трупы. Замечательно! Еще одно подтверждение того, что либо я, либо все вокруг сошли с ума. И что из этого вероятнее — первое или же второе? Стоя в тот момент рядом с Серым, я на сто процентов этого утверждать не мог. Набрал полицию, но спустя несколько минут гудков, телефон замолк.

Тоже, наверное, умерли, решил я.

Глеб.

Субъект найден. Контакт установлен.

Приступаю к выполнению пункта 2 Программы.

А когда снова обрел возможность видеть и слышать, — в привычном сером мареве никого из них рядом уже не было. А сидела медсестра и протирала ему лоб салфеткой. Та медсестра, и Глеб был этому рад, которая была к нему более благосклонна. Не зная ее имени, он про себя назвал ее Марией. А вторую просто — другая.

Так вот Мария ухаживала за ним, и по ее тревожному голосу он понял, что тело его было не совсем в порядке.

— Бедняжка, — шептала она. — Что же с тобой происходит? — продолжала она заботливо протирать его лоб, щеки, грудь. — Весь измучился.

— Я не знаю, что со мной происходит, — ответил ей Глеб, но она, понятно, его не слышала. — Сколько времени я… э-э… отсутствовал? Был в отключке, а?

Мария словно услышала его, ответила почти сразу:

— Целый час тут с тобой сижу, когда Света с этой нервной подругой ушли. Что же они тут делали? Как довели тебя до такого?

Господи, подумал Глеб, целый час!

— А еще тут заходил один, странный, — продолжила Мария. — Даже страшный…

Кто? — встрепенулся Глеб.

— Все его знают в Нытве, конечно. И странно, чего ему тут надо было? — Мария встала, сложила салфетки в мусорное ведро.

Стоя в открытых дверях и обращаясь прямо к Глебу, она закончила:

— Этот… урод, он прошел к тебе без препятствий. Даже странно. Никто его не остановил. А потом разговаривал с тобой, будто ты говорить можешь. Очень странно, очень.

И вышла, тихо притворив за собой дверь.

А Глеб погрузился в тягостные раздумья. Что ему еще остается в его-то положении?

Егор.

Когда я стоял перед человеком на кушетке в полном непонимании, неожиданно глаза человека широко открылись, тело чуть приподнялось с кушетки и из кроваво-красных глаз брызнули яркие желтые вспышки. В первый миг мне показалось, что глаза человека-Голоса просто взорвались. Но потом…

Передо мной возникла темнота.

Я отключился.

И очнулся на полу.

Голова гудела — еще бы, хряпнуться на плитку пола. Я даже не помнил, как упал.

С трудом приподнявшись, я первым делом посмотрел на человека. Тот продолжал лежать так же неподвижно, глаза были закрыты.

Не показалось же мне только что все это? Красные глаза, вспышка-взрыв? Или мне это все померещилось?

И тут, отвечая на мой вопрос, снова появился голос.

Вы вступили во взаимодействие с Системой.

Вы стали ее частью.

На Вас возложена миссия.

Система работает над Вашим усовершенствованием для выполнения Вашей миссии.

Ждите дальнейших указаний.

Я выдохнул с облегчением.

Значит, со мной все хорошо. Я живой.

Поднялся, пытаясь почувствовать это взаимодействие, огляделся, но…

Вроде, ничего и не изменилось. И в то же время…

Что это?

Что со мной?

Я больше не боялся! Похоже я на самом деле изменился!

Видение это было или нет, мне теперь было не важно. Я стал ощущать не какой-то мистический голос, а указания Хозяина!

Именно он наполнил тело и разум силой, а жизнь смыслом!

Вот что сделал Хозяин!

Мысли в голове прояснялись с необыкновенной быстротой!

Вдруг в дверях палаты появилась какая-то женщина, сказала:

— Извините, но время посещения закончилось. Уже давно.

Я улыбнулся ей.

— Конечно!

Еще раз посмотрел на человека в углу палаты, поклонился и сказал:

— Спасибо, Хозяин! — обернулся к женщине и сверху вниз произнес. — Я уже ухожу.

Так же беспрепятственно я вышел из больницы, налегке обежал пруд по набережной, проскользнул темными кварталами старый город на другой стороне пруда. Уже через полчаса я проскользнул мимо бледно-желтого пятна церкви, опоясанного мрачными деревьями, обогнул высокий железный забор кладбища, из полумрака выплыли маленькие деревянные домики моей родной улочки.

У калитки дома меня слегка качнуло, перед глазами побежали картинки, яркие и веселые как мультики. И мне это показалось странным, потому что не соответствовало оглушающей, пульсирующей боли внутри головы. Бедной головушки (как говорила моя начальница в магазине).

Я стоял, держась за скрипящий штакетник, медленно приходит в себя. Но в горле вдруг начало горчить от подступающей рвоты, как на той неделе, когда бабка накормила кислым супом. Я хотел бы сейчас сунуть два пальца в рот, но ноги предательски подогнулись и, чтобы не упасть, я продолжил цепко держаться за забор.

Вдруг боль и тошнота прошли так же быстро, как и появились.

Прекрасный Голос Хозяина прозвучал в голове:

Система взяла на полный контроль Ваше состояние.

Голова сразу сталалегкой, а мысли ясными и чистыми, словно с головы сняли тяжелую каску.

Но я почувствовал и еще что-то. Что-то новое. Внутри головы. Там потяжелело, будто налили чего-то внутрь. И это то, чего раньше не было. Никогда еще в моей жизни не было.

Я оглянулся. Улица утопала в темноте. Изредка выползающая между рваными клочками черных облаков луна, лениво освещала старые обветренные домики. В некоторых окнах мерцал тусклый желтый свет. Где-то тоскливо лаяла собака.

Я оглянулся, на темной улице я был один, больше никого.

Я поднял глаза на свой дом, обычный серый дом, каких полно на этих кривых и грязных улицах. Черные спящие окна пялились на меня со страхом.

Вот, еще одно изменение!

Теперь я ничего не боялся. Меня будут бояться.

Мой страх испарялся так же быстро, как и вся прошлая жизнь, каждый год своей несчастной, полной страданий и унижений прошлой жизни.

И страх отступал, а на его место приходила злость, ненависть и жажда мщения всем своим обидчикам.

Глава 8

Глеб.

Когда снова обрел возможность видеть и слышать, в привычном сером мареве сидела медсестра, и протирала ему лоб салфеткой. Та медсестра, которая была ко мне благосклонна. Не зная ее имени, я про себя назвал ее Марией. По ее тревожному голосу я понял, что тело мое было не совсем в порядке.

— Бедняжка, — шептала она. — Что же с тобой происходит? — продолжала она заботливо протирать лоб, щеки, грудь. — Весь измучился.

— Я не знаю, что со мной происходит, — ответил я мысленно, но она, понятно, не слышала. — Сколько времени я… э-э… отсутствовал? Был в отключке, а?

Мария словно услышала, ответила почти сразу:

— Целый час тут с тобой сижу, когда Света с этой нервной подругой ушли. Что же они тут делали? Как довели тебя до такого?

Господи, подумал я, целый час!

— А еще тут заходил один, странный, — продолжила Мария. — Даже страшный…

Кто? — я никого не помнил.

— Все его знают в городе, конечно. И странно, чего ему тут надо было? — Мария встала, сложила салфетки в мусорное ведро.

Стоя в открытых дверях и обращаясь прямо ко мне, она закончила:

— Этот… урод, он прошел к тебе без препятствий. Даже странно. Никто его не остановил. А потом разговаривал с тобой, будто ты говорить можешь. Очень странно, очень.

И вышла, тихо притворив за собой дверь.

А я погрузился в тягостные раздумья. Что еще остается в моем-то положении?

Но тут приходит сообщение.

Субъект найден. Контакт установлен.

Происходит процесс стандартизации для выполнения задания.

Я стоял перед человеком на кушетке в полном непонимании, ждал от него продолжения. Ждал голоса.

И неожиданно глаза человека широко открылись, тело чуть приподнялось с кушетки и из кроваво-красных глаз брызнули яркие желтые вспышки. В первый миг мне показалось, что глаза этого страшного человека взорвались. Но потом…

Я ослеп и отключился.

И очнулся на полу.

Голова гудела — еще бы, хряпнуться на плитку пола. Я даже не помнил, как упал.

С трудом приподнявшись, я первым делом посмотрел на человека. Тот продолжал лежать так же неподвижно, глаза были закрыты.

Не показалось же мне только что все это? Красные глаза, вспышка-взрыв? Или мне это все померещилось?

И тут, отвечая на мой вопрос, снова появился голос, который дополнительно высветил перед моими глазами текст.

Вы вступили во взаимодействие с Системой.

Вы стали ее частью.

Вам предстоит выполнять задания Системы.

Система работает над Вашим усовершенствованием.

Ждите дальнейших указаний.

Я выдохнул с облегчением.

Значит, со мной все хорошо. Я живой.

Поднялся, пытаясь почувствовать это взаимодействие, огляделся, но…

Вроде, ничего и не изменилось. И в то же время…

Изнутри меня наполняло какое-то новое ощущение. Непривычное, но сильное, глубокое. Самое важное из этих ощущений — я больше не боялся! Похоже я на самом деле изменился!

Именно этот страшный человек в больнице наполнил мое тело и разум силой, а жизнь смыслом!

Мысли в голове прояснялись с необыкновенной быстротой!

Я был так поглощен происходящим в моем теле изменениям, что не сразу заметил в дверях палаты появившейся женщины, которая осторожно сказала:

— Извините, но время посещения закончилось. Уже давно.

Я улыбнулся ей.

— Конечно!

Еще раз посмотрел на человека в углу палаты, поклонился и сказал:

— Спасибо, Хозяин! — обернулся к женщине и сверху вниз произнес. — Я уже ухожу.

Так же беспрепятственно я вышел из больницы, налегке обежал пруд по набережной, проскользнул темными кварталами старый город на другой стороне пруда. Уже через полчаса я проходил мимо бледно-желтого пятна церкви, опоясанного мрачными деревьями, обогнул высокий железный забор кладбища, из полумрака выплыли маленькие деревянные домики моей улочки.

У калитки дома меня слегка качнуло, перед глазами побежали картинки, яркие и веселые как мультики. И мне это показалось странным, потому что не соответствовало оглушающей, пульсирующей боли внутри головы. Бедной моей головушки (как говорила моя начальница в магазине, одна из тех немногих, кто меня жалел).

Я стоял, держась за скрипящий штакетник, медленно приходил в себя. Но в горле вдруг стало горчить от подступающей рвоты, как на той неделе, когда бабка накормила меня кислым супом. Я хотел бы сейчас сунуть два пальца в рот, но ноги предательски подогнулись и, чтобы не упасть, я продолжил цепко держаться за забор.

Вдруг боль и тошнота прошли так же быстро, как и появились.

Прекрасный голос Хозяина прозвучал в голове:

Процесс усовершенствования прошел успешно.

Система взяла на полный контроль Ваше состояние.

Голова сразу стала легкой, а мысли ясными и чистыми, словно с головы сняли тяжелую каску.

Но я почувствовал и еще что-то. Что-то новое. Внутри головы. Там потяжелело, будто налили чего-то внутрь. И это то, чего раньше я не чувствовал. Никогда еще за всю предыдущую жизнь.

Я оглянулся. Улица утопала в темноте. Изредка выползающая между рваными клочками черных облаков луна, лениво освещала старые обветренные домики. В некоторых окнах мерцал тусклый желтый свет. Где-то тоскливо лаяла собака.

Я оглянулся, на темной улице я был один, больше никого.

Я поднял глаза на свой дом, обычный серый дом, каких полно на этих кривых и грязных улицах. Черные спящие окна пялились на меня со страхом.

Вот, еще одно изменение!

Теперь я все видел другими глазами. Я стал другим человеком. И изменил меня Хозяин.

Мой страх испарялся так же быстро, как и вся прошлая жизнь, каждый год несчастной, полной страданий и унижений прошлой жизни.

Страх отступал, а на его место приходила злость, даже ненависть и жажда мщения всем своим обидчикам.

Зайдя в душный, пропахший перегаром и грязью, дом, я включил единственную желтую лампочку в прихожей и сразу подошел к зеркалу. Невольно отшатнулся, увидев в отражении коренастого уродца-карлика с огромной головой. Впервые я смотрел на себя другими глазами.

— Нет, я не урод. Это они все уроды. А я теперь другой!

Из комнаты вышла сонная опухшая бабка в грязной и выцветшей ночной рубашке. Щурясь, прошла мимо меня к фляге с колодезной водой.

— Чего ты тут бубнишь, калека страшная? — привычно прохрипела она прокуренным голосом, жадно глотая из ковша.

Я медленно повернулся к ней, внимательно осмотрел ее с головы до ног, словно увидел впервые в жизни, сказал раздраженно.

— Иди-ка ты… спать, глупая старая женщина.

Бабка опустила ковш, вода струйками стекла по подбородку. Откашлявшись, она прохрипела.

— Ты что, мудила грешный! Не узнал меня, что ли? — сказала она и ткнула желтым от табака пальцем в другой угол комнаты. — А ну-ка сходи, да помои лучше вылей, а то ведро полное, воняет!

Повернулась и снова зачерпнула из ведра, уверенная, что ее приказание, как всегда, будет быстро и беспрекословно исполнено.

Но у меня что-то вскипело внутри, и я шагнул не к помойному ведру, а к ней, руки сами сжались в кулаки.

— Не сметь теперь так со мной разговаривать, ты, старая карга! Не сметь! — Спокойно, но твердо произнес я, и в первый момент удивился своей смелости. Я никогда так с ней не разговаривал. Но потом в памяти всплыли живые картинки всех издевательств, которым я подвергался от этой женщины за свою жизнь.

— Чего ты там брякнул, урод, я не слышу? — спросила бабка, покосившись на меня и продолжая жадно хлюпать из ковша.

Но что-то она все же уловила в моем взгляде. Потому что снова посмотрела на меня другими, изумленными, глазами, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела.

Моя рука вскинулась и со всей недюжинной и неиспользованной силой я ударил снизу по ковшу. Наотмашь, резко, вложив в удар все накопленное за сорок лет зло.

Алюминиевый ковш врезается в голову, разрывая рот. Кости лица хрустят, голова откидывается назад, возвращается по инерции, но уже с застывшим ужасом в глазах. Другой рукой я ударил ей по шее — еще один хруст. Ни вскрика, ни вздоха. Тело, как скошенное, валится вперед.

Я слегка отодвинулся, и бабка всей массой грохнулась об пол мне под ноги. Звенят грязные тарелки в раковине. Тонкая струйка крови потекла по полу.

Я смотрел на дергающееся в предсмертных конвульсиях тело, ждал, пока оно не затихнет. Перешагнул, думая о том, чтобы завтра в первую очередь убрать его. Да и вообще, пора навести в этом доме порядок. Такой, какой ему нужен. Никаких эмоций происшествие во мне не вызвало. Я же сильный.

Усталость навалилась тяжелым комом, и голова еще немного кружилась от новых ощущений.

Я прошел к себе в комнатку, завалился — первый раз в жизни не снимая обуви — на свою затхлую постель, прикрыл глаза.

Мысли побежали в голове. Новые, разные, неожиданные. Сколько же силы дано людям с разумом! А они и не понимают этого.

И правильно, чтобы понять силу разума, нужно его сначала обрести. Как он — не было столько лет, а потом — бах! — и появился!

А эти… нормальные люди родились с ним, поэтому привыкли и не знают, что за сила дана им с рождения.

— Идиоты! — рассмеялся я, и хохотал во весь голос долго, пока не охрип, и слезы не залили мне щеки.

Я сегодня родился заново, стал другим. И все благодаря ему — Хозяину!

Теперь-то уж он позаботится обо всех нормальных людях! Он все им припомнит! И мне не надо составлять список, вспоминая фамилии, имена, клички и особые приметы. Нет. Я знаю его наизусть: ВСЕ! Все нормальные люди, которые ненавидят меня и таким же, как я. Издевались столько лет!

Все!

Глаза медленно закрываются, я повернулся на бок. В душе поселился полный покой.

— Они называют меня Уродом. Что ж, имя вполне подходящее! Так даже лучше, потому что страшнее, — сказал я, проваливаясь в приятную дрему. — Спасибо тебе, Хозяин.

Впереди меня ждет новая потрясающая, интересная жизнь.

Я так быстро провалился в сон, что не заметил, как пролетела ночь.

Проснулся рано, глянул на пожелтевший будильник на полке — нет и шести. Но голова ясная и полна новых планов. В это раннее весеннее утро чувствовал в себе прилив сил, ведь теперь я другой. Измененный. Новый. Свободный. Сильный.

Одним рывком вскочил с постели и ухмыльнулся. Я сразу вспомнил, что было вчера вечером. И выдохнул с облегчением. Я больше не увижу эту неприятную старуху, не буду больше терпеть от нее унижения! Я свободен!

Время не ждет, надо успеть очень много. Я прожил уродливым дебилом почти тридцать лет, надо наверстывать упущенное.

Выйдя на кухню, наткнулся на тело бабки, бывшей его любимой и единственной бабушки. Темно-багровая застывшая лужа под ней залила за ночь половину пола ну маленькой кухне.

— Та-а-ак, — сказал я, пиная окоченевший труп в бок, — вот и первое мое задание.

Аккуратно переступил через лужу, подошел к холодильнику. Достал батон полукопченой колбасы, пакет кефира, из хлебницы вытянул зачерствевший батон. Присел на табурет у столика и, жадно уплетая любимый завтрак, посмотрел на тело.

Я немало удивился, почему вид крови и появляющийся запашок разложения и испражнений, нисколько не смутил меня и аппетит не испортил. Скорее даже наоборот. Я с удовольствием это отметил, продолжая думать, куда спрятать труп, при этом не переставая откусывать от завтрака большие, запрещенные раньше, куски.

Особо много вариантов в голове не родилось. Самый удачный — это просто закопать бабку в огороде. И сделать это именно сейчас, рано утром, пока никто из соседей еще не проснулся.

Я встал, вытер руки о скатерть, подошел к телу. Если просто тащить ее по полу, то отмывать потом придется слишком много — всю комнату, тамбур, крыльцо, дорожку.

Я почесал затылок, обвел взглядом комнату, в поиске решения.

— Во! — озарило меня.

Вбежал в гостиную, где раньше спала бабка, содрал с пола большой выцветший ковер, который лежал здесь сколько я себя помнил. Выволок его на кухню, расстелил у тела, легко перекатил на него тело, приподнялся, немного подумал и туда же бросил погнутый ковш с прилипшими к нему осколками гнилых зубов. Все это плотно завернул, легко поднял, закидывая на плечо, словно бревно, хотя бабка была килограмм под сто. Пройдя через низкие темные сени, вышел в маленький дворик. Легко ступая, подошел к дощатой некрашеной двери, ведущей в огород. Медленно, прищурившись от тихого скрипа, приоткрыл ее и прислушался.

Где-то у соседей закукарекал петух, глухо забрехала собака, вдали зачирикали ранние пташки. Больше звуков никаких не было.

Как шпион, проскользнул на тропинку, делящую огород пополам, остановился, с удовольствием вдохнул свежий прохладный воздух, выдохнул бледную струйку пара, которая тут же растворилась в воздухе.

Как раньше всего этого не замечал?

Но сначала дело. Я тяжело вздохнул, поправил тело на плече и пошел по тропке к заброшенному сараю в конце заросшего бурьяном огорода. Я вспомнил, что маленьким ходил туда раз в неделю мыться. Когда-то это была баня.

Я тихо про себя радовался обретенной силе разума, пока нес тело на плече, но не забывал при этом внимательно смотреть по сторонам, на соседние участки. Легкий утренний туман помогал скрываться, хотя он же и мешал, потому что в этой влажной тишине каждый его шаг, каждый шорох был отчетливо слышен.

Я бросил рулон в крапиву у серой от времени бревенчатой стены старой бани.

Еще раз осмотрелся и прислушался — никого. Вернулся под навес за лопатой.

Быстро орудуя инструментом в мягкой почве, вырыл неглубокую могилу, несколько раз примеряясь, войдет ли тело. Тратить слишком много времени на старую, воняющую бабку не хотелось. Она и так доставила мне в жизни много гадостей.

Ловко орудуя лопатой, вспомнил все, что было с ней связано. Как она постоянно отбирала деньги, пропивая их со своими собутыльниками. Как заставляла стирать и зашивать свое грязное и рваное белье, часто изгаженное по пьянке. Как убирал за ней и ее дружками в заблеванных и заваленных пустыми бутылками и окурками комнатах. Как…

Нет, больше не хочу об этом думать.

От этой памяти прошлой жизни лучше поскорее избавиться.

И начать сегодня же новую.

Могила уже готова. Я еще раз померял лопатой длину тела, сопоставил с размером ямы. Нормально. Должна войти.

А если не войдет, утрамбую ногами.

С удовольствием.

Я столкнул тело в яму ударом ноги. Быстро закидал землей, утоптал ногами почву. Сверху слегка посыпал сухой травой и гнилыми обрубками досок. Хоть и понимаю, что это лишнее — ну кто будет искать эту старую пропойцу на собственном заброшенном огороде?

Отошел на несколько метров, посмотрел на качество проведенных работ.

Вроде, все отлично.

Но чего-то не хватает.

Это же могила. Значит, должен быть какой-нибудь крест, камень с надписью или еще что-то…

Ладно. Хочешь себе памятник? Будет тебе памятник!

Я сломал черенок от лопаты через колено и воткнул в едва заметный со стороны холмик.

— Вот тебе могила, старая уродина. Большего ты не достойна, — сказал я, смачно плюнул и, развернувшись, пошел к дому, насвистывая на ходу любимую мелодию.

Теперь пришло время прибраться. Надо полностью вычистить свое жилище от этой старой уродины. Чтобы даже намека, даже запаха от нее не осталось. А все барахло сжечь на огороде.

Будет тебе и прощальный костер, ведьма!

Сделать это надо как можно быстрее, потому что впереди еще много новых дел, задач, как сказал Хозяин.

До обеда голоса я не услышал, поэтому успел навести в маленьких комнатках такой порядок, какого этот дом невидел уже лет пять, если не больше. С тех пор, как бабка начала квасить со своими дружками.

Мне пришлось собрать несколько мешков старого барахла, в том числе вещей этой старухи — провонявших табаком, перегаром и даже плесенью. Скряга она была еще та. Тащила в дом все, что можно было, копила, складировала в своих распухших шкафах. А я в это время ходил либо в старых, заплатанных и тесных обносках, либо в опять же поношенной робе, выданной директором магазина. Единственное, что смог сам себе купить за все это время, не без долгих уговоров бабки и унизительных распоряжений, так это китайский, самый дешевый спортивный костюм. Как же радовался тогда.

Всю эту скверную память и о бабке, и о своей прежней жизни я выметал из этого дома вместе с огромной кучей плотно связанных мешков, занявших половину двора. Как-нибудь найму машину и все это вывезу на свалку…

Ну, наконец, я снял перчатки, выкинул в мусор, одел свой любимый костюм и вышел из дома.

По небу плыли небольшие облачка, солнце то выглядывало, пригревая, то опять пряталось за жидкие круглые тучки. Может, к вечеру будет дождь. Да и плевать. Я дышал полной грудью. Я стал другим человеком. Не очень добрым, даже наоборот. Но мне это нравилось.

С одной проблемой я разобрался.

Будем двигаться дальше.

Где же голос?

Где обещанное задание?

Я сделал вывод, что если голос мне ничего не говорит, значит я действую по плану. По плану Хозяина.

А это значит, что я все делаю правильно!

Глава 9

Глеб.

Уведомление.

Ваше состояние стабильно.

Жизненные показатели:

Сила 80 %

Интеллект 75 %

Энергия 90 %

Расход Энергии 2 % в час.

Восстановление 1,9 % в час.

Время для выполнения Миссии до 90 часов.

Сон у меня стал какой-то спонтанный, плавающий, безвременный.

В какой-то момент я не понимал, когда сплю, когда бодрствую, а когда нахожусь в срединном, сумеречном состоянии. Хотя, если честно, вся реальность теперь была в этом сумраке — в дыме, в полумраке, а, главное, в полной тишине — меня же никто так ни разу и не услышал. После той аварии, камня, упавшего непонятно откуда — вся жизнь моя изменилась. Я все меньше помнил то, что с было до аварии. И с каждым днем все меньше верил, что у меня вообще было это прошлое.

И самое страшное, что эти провалы в небытие отнимали все больше времени из реальной, осознанной жизни. Я не знал, что происходило с моим телом, с духом в это время. Тот, кто вселился в меня, действовал все активнее, хозяйничал внутри. Меня самого становилось все меньше. Но я ничего и не мог с этим поделать.

Я знал, что, чем дольше я был без сознания, тем больше это время использовал чужеродный разум, вселившийся в меня.

Кто он? Или что это?

Я не знал. Он не сообщает о себе. Ведет себя, как хозяин, паразит, питающийся моей энергией, использующий ее для своих неведомых целей.

Это что-то не было чем-то аморфным, бестелесным, бессознательным. Это было что-то конкретное. Что-то материальное и вдобавок высокотехнологичное. Иначе как объяснить, что он выдает подобного рода информацию?

Субъект Егор Мухин достиг первого уровня.

Контроль 100 %

Организация поиска и изменения органических разумных существ продолжается успешно.

Скорость излучения стабильна 10 м/сек.

Судя по этим сообщениям, этот чужеродный разум, скорей всего искусственный, использовал мое тело для заражения других людей. Как он их изменяет, я не представлял. У меня не было доступа к его планам.

Егор.

Я шел по своей улице, смотрел с интересом по сторонам, будто видел все впервые. Ну, так оно и было, я же теперь другой.

И тут перед глазами появилось сообщение. Я даже вздрогнул и остановился. Еще не привычно было.

Сообщение.

Ваша кандидатура одобрена Хозяином.

Вы являетесь его Главным помощником.

Будете выполнять все его приказы.

Первая задача: набрать себе команду для выполнения приказов.

Вам предоставлены начальные навыки: внушение.

Ну вот!

Я главный помощник!

Хозяин наделил меня внушением! И я могу набрать с его помощью себе команду!

У меня даже дух захватило, а сердце забилось быстрее.

Что ж, будем выполнять приказ.

Если Хозяин не уточнил, кого именно нужно набрать, значит, будет искать по своему разумению.

Я прошел сотню метров по своей улице и свернул на Степана Разина. Я разглядывал окружающие дома, заглядывал в окна. Как назло, никого не попадалось из нормальных людей, кого бы я хотел взять в свою команду. Два дряхлых старика и женщина с ребенком, повстречавшиеся мне пока на пути, точно не соответствовали моим запросам. Что ж, идем дальше. По этой улице я выйду в центр, на улицу Мира, а уж там будет из кого выбрать.

Я наполнился решимостью, прибавил шаг. Нельзя заставлять Хозяина ждать выполнения его приказа. А уж в исполнительности меня еще никто не упрекал. Хозяин останется довольным.

И за несколько домов до перекрестка, я неожиданно натолкнулся на ту самую малолетнюю банду. Меня накрыло волной ненависти при виде них. Я же хотел отомстить им за свои унижения? Сейчас был самый подходящий момент.

Все трое стояли поодаль у огромного трехэтажно дома Лапы, который тут жил. Они крутились у припаркованного возле дома большого джипа, и через тонированные стекла пытались заглянуть внутрь салона. Они заметили меня, только когда я поравнялся с ними.

Я знал, надеялся, что они меня заметят, но продолжал идти, глядя перед собой, что-то неумело насвистывая себе под нос. И от такой невиданной наглости у всех троих отвисли челюсти. Три пары глаз провожали меня с нескрываемым удивлением. Я даже подумал, что вот так и пройду мимо. А мне этого совсем не хотелось. Эти три урода и должны стать моими помощниками, моими рабами! Именно они! Решение было спонтанным, но очень правильным. Ничего лучше и придумать нельзя.

Первым пришел в себя самый сообразительный — Лапа. Он толкнул локтями обоих дружков, стоящих по бокам от него.

— Это что за видение Христа народу, а? Мне мерещится, или я чего-то не понимаю!?

Вторым свой писклявый голос подал Шпын.

— Да это же Уродище! Ну, и наглость! — тонко засмеялся, показывая пальцем в небо. — Наверно, погода испортиться, а?

Сохатый стоял молча, разинув рот. С трудом подбирая слова, пропыхтел:

— У-у? — посмотрел на небо. — Дождь?

Лапа кинул уничтожающий взгляд на Сохатого, ткнул его в бок и двинулся мне наперерез.

А я словно не замечая их, спокойно шел дальше, продолжая неумело насвистывать и специально глядя в другую сторону.

— Ну-ка стоять, ты, чмо недоделанное! Стоять, я кому сказал!!! — крикнул Лапа, сжав кулаки и напирая.

Я остановился, повернулся к нему, сделал удивленный вид.

— Что? Кто-то меня позвал?

Лапа чуть не налетел на меня, но я был готов. Тот даже замахнуться толком не успел, как получил точный нокаутирующий удар в скулу. Хоть он и был выше меня на голову, но силенок в его тонких изнеженных ручках было так себе. Ноги у него подкосились, и он растянулся в неуклюжей позе.

Шпын, бегущий следом, резко остановился, замер в трех шагах от своего сраженного предводителя, лежащего без сознания на пыльной дороге. Глаза у него от удивления округлились, рот приоткрылся, взгляд медленно переместился от замершего на пыльной дороге дружка на меня.

— Ну, что встал? — спокойно спросил я, и двинулся навстречу мелкорослому Шпыну. — Хочешь разобраться со мной? Давай, вперед.

Тот начал пятиться назад. Вспомнил, что еще здоровенный Сохатый где-то у него за спиной.

— Ты че делаешь, твою мать! — хотел сказать он грозно, но получилось, как назло, наоборот, пискляво. А потом он просто заверещал. — Сохатыыыый! Сюдаааа!!!

Сохатый лихо, как молодой слоненок, потопал к дружку, встал рядом, посмотрев сверху вниз на него. Этот жирный боров никогда не отличался умом и сообразительностью, но сейчас вообще тупил по страшному.

Шпын почувствовал плечом поддержку, осмелел.

— Дай-ка ему как следует, Соха! Ты смотри, что он с Лапой сделал! Баран! Ты что, не видишь, что ли? Эй, Сохатый!

Сохатый кинул удивленный взгляд на распростертого на земле командира, который, к счастью, начал приходить в себя, мычал что-то, неуверенно шевелясь, пытаясь подняться.

Слава богу, подумал я, что не убил, с ними этого не надо, посмотрел на его дружков поочередно и улыбнулся. Мне было сейчас приятно видеть ничем не скрываемый испуг в глазах своих многолетних обидчиков. А стоило-то всего лишь вырубить их главаря! И теперь эти двое стали беззащитны передо мной!

Я усмехнулся своим мыслям, и первым сделал шаг к неуверенно мнущимся остаткам банды.

— Все! — сказал я, не моргая глядя в глаза подросткам. — Ваше время кончилось!

Шпын повернулся к Сохатому, увидел его абсолютно тупое выражение на лице, ткнул острым локотком в бок.

— Соха! Ты чего стоишь, тормоз? Дай ему промеж ушей, я тебе говорю!

Сохатый набычился, вдохнул в большую грудь побольше воздуха, сжал кулаки и кинулся в бой. Руки, как жернова, начали молотить в воздухе. Я лишь шире расставил ноги и напряг мышцы плеч, сдерживая натиск. Сохатый, потея, колотил по мускулистым, покатым плечам.

Когда он обессиленно отступил, я спокойно спросил его.

— Как тебя на самом деле зовут, Сохатый?

— Женя, — ответил он, скромно. — Евгений Михайлович.

Я сдержал улыбку.

— Что же ты, Евгений Михайлович, ведешь себя так не культурно? Мама тебя разве не учила хорошим манерам при обращении к старшим?

Сохатый попытался найти моральной поддержки от своего друга, но не нашел ее. Промычал невнятно.

— Ну, учила. Наверное.

Я продолжил, приблизившись к нему на шаг.

— Так что ж ты ведешь себя тогда не как примерный сын, а как лось? — и коротким, резким ударом в рыхлый живот сломал Сохатого пополам. Тот хрюкнул, выпучил от неожиданности и боли глаза, и свалится рядом с ползающим и жалобно стонущим по земле Лапой, едва не придавив того своей тушей.

— Это… это… — забормотал Шпын, не веря своим глазам и стал медленно пятиться назад, выставив перед собой ладошки. — Ты чего это, Урод, э, извини, как тебя там…

Он испуганно смотрел мне в глаза.

Глаза! Вот этот посредник, через который я могу проникнуть в его сознание!

Именно через взгляд я завладел самым внушаемым персонажем этой псевдобанды. Я был сильнее его ментально. И подчинил его волю своей за одну секунду.

— Ты будешь подчиняться моим приказам, — сказал я, не отрывая взгляда.

Шпын бессильно опустил руки, чуть заметно кивнул.

Неужели получилось?

От Хозяина пришло сообщение, подтверждающее это.

Сообщение.

Вы использовали свой навык Внушение впервые.

Результат положительный.

Первый помощник у Вас есть.

Необходимо набрать еще двоих.

Отлично! Теперь этот мелкорослый слабовольный и хилый чудик полностью в моей власти! Спасибо Хозяину! Я прекрасно понимал, что все это благодаря ему, благодаря силе, которую он мне дал!

Остались еще двое из этой малолетней банды. И, похоже, больше мне никого пока и не понадобится.

Чтобы максимально удостовериться в действии внушения, я сказал Шпыну.

— Иди ко мне.

Без всяких слов, сразу же, словно он только и ждал этого приказа, Шпын подошел ко мне, в глазах читалось почтение и абсолютная покорность.

— Ты теперь мой! — просто сказал я, подойдя вплотную к подростку.

— Да, — выдохнул Шпын.

— Будешь выполнять все мои приказы.

— Да.

— Помоги этим двум подняться, — указал я на его дружков.

Шпын тут же начал выполнять приказ. Все еще оглушенный, ничего не понимающий Лапа поднялся на ноги, держась рукой за челюсть, посмотрел по сторонам, словно стараясь припомнить, что же это такое с ним приключилось.

— Что за херня такая, Шпын? Кто меня так красиво вырубил? Чего молчишь? — спросил он, но тут встретился со мной взглядом и смолк, застыв в полусогнутой позе. Глядя прямо в его глаза, я мысленно отдал приказ подчиниться моей воле.

Лапа застыл, глаза опустели. Словно через силу, он тихо сказал.

— Да, я в твоей власти.

В это время Шпын с трудом помог подняться тучному Сохатому.

Я поймал взгляд здоровяка. Третий приказ. Теперь еще легче, еще проще. Этот увалень, хоть и самый большой из них, он же и самый внушаемый.

Все трое теперь, потирая битые бока, стояли передо мной с глазами готовых к приказам псов.

Сообщение.

Вы набрали себе команду для выполнения следующих заданий Хозяина.

Ждите дальнейших указаний.

Я невольно усмехнулся. Я теперь над ними властелин! Я теперь здесь главный!

А эти три моих обидчика — стали моими послушными рабами.

А кто я был совсем недавно? Всего лишь страшный и слабоумный Урод!

Был. Был!

Теперь я другой!

Благодаря Хозяину.

Я подошел к своей команде, сцепив руки за спиной. Еле сдерживал, чтобы не наказать их каким-либо образом, они выполнят любой мой приказ.

Взгляд их метался, они избегали моего взгляда.

Интересно, а они сами как себя ощущают? Внутри? Могут ли бороться с моим влиянием? Похоже, что нет.

— Расслабьтесь, ребятки, — сказал я, повелительно хлопнул Лапу по плечу. — Вы теперь со мной. Я теперь главный, а вы мои помощники. Мы теперь одна команда, будем делать то, что скажет нам Хозяин.

— А кто он? — неуверенно спросил Лапа.

— Не важно! Хозяин будет говорить со мной, — я не без удовольствия легонько шлепнул Лапу по щеке. Лапа поморщился. Я улыбнулся, теперь я могу делать это безбоязненно. Теперь я могу делать все, что захочу и когда захочу! — А вы будете слушать то, что я вам скажу. Понятно?

— Понятно! — ответили они хором.

Как же это приятно, обладать такой властью над людьми! Безграничной властью!

Которую дал мне Хозяин. Я где-то глубоко внутри чувствовал его постоянный контроль и одобрение.

— А что мы дальше делаем? — осторожно спросил Шпын.

Я оторвался от своих мыслей.

Я и сам не знал, что делать дальше. Куда мне теперь с этими болванами?

— Ждем заданий от главного, — ответил я.

— А главный — это кто?

— Хозяин! — сказал я. — Тот, кто сейчас управляет всеми людьми в этом городе. А я его первый помощник. Ясно?

Шпын быстро кивнул.

Лапа одной рукой потирал челюсть, другой отряхивал пыль с дорогого спортивного костюма.

Сохатый стоял угрюмо сутулясь, взгляд его метался между мной и своими дружками. Похоже, что он еще не до конца осознавал, как он оказался в этой ситуации. Ничего, подумал я, привыкай, здоровячок. Я только сейчас пытался понять, почему Хозяин одобрил этот мой выбор помощников. Подростками их можно было назвать с большой натяжкой, эти лбы, скорей всего были старшеклассниками пятнадцати-семнадцатилетники. Ни силы у них толком, ни ума. Только моя ненависть, способная гонять их не щадя. И их страх передо мной по той же причине.

Но Хозяин выбрал, мне оставалось только принять. И потом, не обязательно, что они единственные мои помощники, можно и еще набрать.

Я осмотрелся вокруг, взгляд остановился на особняке, возвышающимся над всеми остальными домами вокруг.

— Твой дом? — спросил я Лапу.

— Ага, — ответил он.

— Твоих родителей, придурок, — поправил я. — Ты еще не заработал себе на такой.

— Ну, будет мой, когда родители помрут, — возразил Лапа с вызовом.

— Еще скажи, что и машина твоя.

— Машина отца. Но у меня скоро тоже будет. Он обещал после выпускного подарить.

— А у тебя права-то есть?

Лапа опять криво усмехнулся. За него ответил Шпын.

— А зачем ему права, если у него папа депутат? Купит, да и все!

Я кинул взгляд на мелкого подхалима. Тот заткнулся, опустил глаза.

— Когда я захочу спросить тебя — я спрошу! — сказал я твердо. Повернулся к Лапе.

— А на этом джипе ездил?

— Ездил, — ответил Лапа, но, глядя на Шпына, уже не с таким вызовом. — Отец давал порулить в лесу. Мощная машина! Зверь! — глаза его блеснули, потом потухли. — Но отец мне такую не подарит, конечно. Может, «ниву».

«Ниву», подумал я. Эта золотая молодежь, не знающая цену деньгам, живет совершенно в другом мире. А этот вот прыщ-подпевала не скрываясь завидует, ботинки им лижет и собирает огрызки с барского стола. С ним все ясно, а вот третий-то как тут оказался?

— Сохатый! — обратился к здоровяку я. — А ты что думаешь?

— О чем? — пробурчал тот.

— О том, что жить нужно по средствам?

Видно было, как Сохатый шевелил мозгами, посмотрел на нагло улыбающегося Лапу, смутился до красноты, но ответил в своем духе.

— Хорошо об этом думаю.

— То есть согласен, что жить нужно по средствам?

— Угу.

— И что воровать нельзя?

— Ну, да.

— А можно построить такой вот домище на одну зарплату, даже депутатскую?

Сохатый занервничал, затоптался на месте, опустил голову.

— Я не знаю, — выдавил он.

И тут опять этот Шпын влез.

— А почему нельзя? — размахивал он руками. — Если ты бизнесом занимаешься, то можно заработать и не на такой дом! Вон у главы Администрации видали какой домина?

— Опять ты лезешь, куда не просят? — спросил я, подошел вплотную к выскочке.

Тот затушевался, выставил перед собой ладошки. Мол, все, молчу. Лапа, глядя на меня сверху вниз щерился в улыбке. Я подошел к нему.

— А ты, красавчик, раз такой богатенький, сгоняй-ка домой, да принеси чего-нибудь пожрать вкусного! И выпить! Вперед!

Улыбка с лица Лапы сползла. Она непонимающе вертел головой. Похоже, эта роль для него была непривычной. Но ноги сами понесли его к дому.

— А чего нести-то? — спросил он через плечо.

— Вкусного! — повторил я. — Колбасы копченой, икры красной, коньячок или виски, чего там богатые пьют! Праздник у меня сегодня, отмечать буду! А себе газировки можешь взять, так и быть.

Шпын заерзал на месте, глаза заблестели.

— Можно я помогу ему? Не унесет же!

Я молча кивнул. Шпын сорвался с места догонять дружка.

Сохатый стоял, глядя им вслед, не скрываясь облизывался.

Я подошел к нему, обнял за плечо.

— Что, толстячок, любишь пожрать?

Сохатый закивал.

— По тебе видно, — сказал я, похлопал другой рукой ему по животу. — Но смотри, теперь лучшие куски мои. Понял?

Сохатый посмотрел на меня печальным взглядом, моргнул.

И тут пришло долгожданное сообщение.

Сообщение.

В городе появилось существо, не поддающееся воздействию.

Хозяин знает, где оно.

Задача: найти существо, доставить Хозяину.

На выполнение: 12 часов.

Я повернулся к Сохатому.

— Ну, что, дружок. Вот и первое для нас с вами задание. Хозяин прислал только что. Сейчас перекусим, и вперед! Готов?

Сохатый смотрел на меня большими глазами, часто моргал. Он настолько туп, что не понял, что я ему сказал?

Но нет, через несколько секунд, он многозначительно кивнул.

Глава 10

Ник.

Ноги гудели просто адски. Нужна машина. До Солнечного километра три, от Юбилейного я просто не дойду. Гнусная, но разумная мысль реализовалась неожиданно.

Темно-синяя «десятка» стояла у дома через квартал от перекрестка, заведенная. Я издалека увидел, как ее хозяин вошел в гараж и лязгал запорами изнутри. Потом, видимо, собирался выйти через дверь и сесть в свою ласточку.

Не долго думая, я посмотрел по сторонам, подбежал к машине, прыгнул на сиденье. Сняв с ручника, врубил скорость и машина, взвизгнув покрышками, полетела вниз по улице.

На ближайшем перекрестке посмотрел в зеркало заднего вида — никого — свернул направо, на следующем перекрестке налево. Хозяин машины, я думаю, так и не успел заметить наглого угонщика.

Проехал вдоль канала, спустился к реке, перелетел небольшой мост, за которым канал разливался в полноводную Нытву.

Фары выхватили из темноты редкие деревья, сырой асфальт дороги, петляющей под колесами. По сторонам редкими тусклыми огоньками мелькнули окна маленьких домов.

Осталось немного. Поворот, еще поворот. Я торопился. Каждая минута дорога. Только одна мысль сейчас крутилась в голове — чтобы родители были живы и здоровы, чтобы с ними ничего не случилось! Уже не важно, кто из них кто — звероид, зомби. Лишь бы они были дома. И были живы. Я их вывезу из этого города, и смогу позаботиться. Ведь любая болезнь лечится! На любой вирус, в конце концов находится свой антивирус! Разве нет?

Переключая передачи, мне вспомнилось, как начиналась охота.

Первый мне сказал об этом сосед с первого этажа. Довольно отвратительный тип еще в прежней жизни. Скряга и дебошир. Стоял у дверей подъезда, пускал дым. Я по привычке поздоровался. А он вместо обычного «привет», открыл рот, сигарета выпала из пальцев, глаза округлились. А потом я услышал от него испуганный вопль:

— Другой!

Он спрыгнул с крыльца, побежал по газону, оглядываясь и продолжая кричать «Другой! Здесь другой!»

Через несколько секунд он скрылся за углом дома, я слышал эхо его криков.

Мне показалось, что он бежал кому-то об этом сообщить. Кому-то, кому эта информация точно была нужна. Но кому? Был ли у звероидов какой-то главарь? И что, он отдаст команду этим тварям меня… что? Выловить, изолировать, уничтожить? Ведь очевидно же, что они меня боятся. Видят, что я отличаюсь и от зомби, и от них. Другой. Но в чём?

С этими мыслями я залетел в подъезд, еще раз кинув взгляд вдоль дома. Никого не было. Никто, вроде, не следил. Или просто я этого не заметил?

Залетел по этажам до квартиры, вставил ключ в замок, дрожащими руками провернул, дернул на себя. Дверь не подалась.

Черт!

Помедлил секунду, нажал кнопку звонка.

Прижался к двери ухом, прислушался. Послышались шаги. Тихий испуганный голос Маринки.

— Кто там?

— Ты чего закрылась?! — крикнул я.

— Никита?

— Ну а кто же еще! Открывай!

Защелка клацнула, я дернул ручку на себя, на секунду замер, прислушиваясь к звукам в подъезде. Тишина. Быстро забежал в квартиру, захлопнул дверь, закрыл на все запоры. Даже цепочку повесил, которой никогда в жизни не пользовался. Сам себе усмехнулся. Но, прижавшись лбом к двери, выдохнул с облегчением.

— Что случилось, Ники?

Как же меня бесило, когда она меня так называла!

Я повернулся к ней выразить свое возмущение, но, увидев ее глаза, отпрянул к двери, больно ударившись затылком.

Ее глаза были черными, как сама ночь в самом глухом и непроницаемом подземелье.

— Я так переживала за тебя, — начала она, положив руки мне на плечи. — У меня был такой противный день, ты бы знал!

А потом она посмотрела мне в глаза и отдернула руки, словно обожглась, отшатнулась.

— Ты! — только и могла произнести она, пятясь вглубь коридора. — Ты!

— Что я? Что с тобой?

Взгляд ее стал испуганным и растерянным. Она стала крутить головой по сторонам, будто ища выхода. Но выход был один — у меня за спиной. Ну, или с балкона пятого этажа.

— Ну, что? Что ты увидела? — спросил я.

Маринка уперлась спиной в стену, вжалась всем телом, отведя лицо в сторону, задрожала.

— Ты! Другой!

— И в чем же я «другой», а? — я остановился в полуметре от нее. — Почему я «другой»? Что со мной не так?

Она видела, что я не хочу ей навредить, слегка успокоилась, перестала дрожать.

— Ты не такой, как мы, — прошептала она. — Не такой, как все. Ты другой.

— И в чем я другой, скажи! Чем я отличаюсь от вас? От тебя?

— Я… не знаю! — почти выкрикнула она в отчаянии. — Не знаю! Отпусти меня, пожалуйста! А?

Черные глаза ее были испуганы. И это больше выражалось в ее поведении, в движениях тела. Собственно, по этим глазам и не понятно было ее состояние. Это и пугало.

Я прошел налево на кухню, освободив ей дорогу к выходу. О чем я еще мог с ней говорить? С ними со всеми? Хоть с зомби, хоть со звероидами.

Я другой. Ладно. Что это значит? Я не знаю. Я такой один-единственный? Или еще кто-то есть, но я не знаю?

Я сел на стул, посмотрел в окно. Вечерело.

В это время Маринка, смачно ругаясь, справлялась с запорами, цепочками. Через несколько секунд дверь, открываясь, хлопнула. Я услышал, как она, топая по лестнице, кричала:

— Другой! Здесь другой!

Черт, подумал я, это хреново. Если даже твоя подружка считает тебя каким-то особенным и бежит от тебя в страхе.

Я вздохнул, встал и пошел закрывать двери.

Потом прошел в комнату, включил телевизор, полистал каналы, нашел новости.

В мире, в стране все было нормально. Жизнь текла своим чередом. Те же проблемы о пенсиях, оппозиции, санкциях и ответах на них, кризисе в Европе и Америке. Глаза у ведущей нормальные, я даже приблизился к экрану, чтобы разглядеть их, но не смог определить точный цвет — серые, зеленые или карие. Честное слово, белые без зрачков или абсолютно черные видно сразу. И это значит, что во всем мире, кроме нашего городка, все как обычно, ничего не изменилось.

Но, по всей вероятности, это происходило только у нас, в Угорске.

И это началось недавно.

После того, как мы с Глебом нашли этот камень? Или это совпадение? Может, причина этого… заболевания, скажем так, в другом.

Надеюсь, что в другом.

В животе заурчало. Я вернулся на кухню, открыл холодильник. Откуда-то появившийся Васька попросил еды. Я достал из шкафа сухой корм, наполнил ему полную чашку. Подумал, и оставил пакет на полу. Мало ли.

В холодильнике было чем поживиться, спасибо Маринке: она купила пиццу с беконом, пиво в банке, как я люблю. Ждала меня. А я…

А я «другой».

Я взял пару банок, коробку пиццы, еще теплой, сел в комнате у телевизора. С удовольствием насыщая желудок, стал ждать вечерние местные новости. Благодарный Васька улегся в ногах, помял лапами свою любимую подушку, а потом затих, свернувшись клубком.

И я не заметил, как, сытый и полупьяный, задремал.

Разбудил меня мелодичный и настойчивый телефонный звонок.

Я отыскал телефон в скомканном пледе, посмотрел на экран: неизвестный номер, не записанный в телефонной книжке.

Несколько секунд сомневался, но все же ответил:

— Да?

— Никита? — тихо произнесли в трубку.

Не сразу узнал Клавдию Егоровну.

— Да.

— Ты извини, конечно, — продолжала она шептать, — но «скорая» так и не приехала. А Сереженьке все хуже. И я не могу… я не знаю…

В трубке послышались всхлипы и сморкания.

Боже мой, подумал я, как же так?

— Я сейчас буду! —крикнул я. — Только дверь откройте! Хорошо?

— Да, — сквозь всхлипы прошептала она. — Только побыстрее, пожалуйста!

— Конечно! Ждите!

Я подскочил, сон сняло, как рукой, схватил телефон, выбежал в прихожую, вдел ноги в кроссовки и уже взялся за ручку, как прозвенел звонок в дверь. С другой стороны ручку дернули, глухой голос что-то невнятное пробурчал с той стороны. Я отдернул руку, попятился назад.

Васька, оказавшийся под ногами, зашипел и убежал обратно в комнату, спрятавшись под диван. Я тихо, стараясь не скрипеть ламинатом, пошел за ним, встал на четвереньки у дивана.

— Вася, Василий! Ты чего испугался?

Кот продолжал шипеть, забравшись в самый угол.

— Да это же я, Василий. Ты не узнаешь меня что ли? Да что с тобой?

Я обратил внимание, что кот шипит не на меня. Он смотрит в сторону прихожей.

Раздался еще один звонок в дверь. Длинный, настойчивый. Я так же тихо вернулся в прихожую, медленно поднял заслонку на глазке, посмотрел на лестничную площадку.

Перед дверью стояли несколько человек. Мужики. Глаза у всех черные. Они пришли за мной. Все, теперь это очевидно. Звероиды пришли за «другим» по велению Главного. Это было ожидаемо.

Черт!

Так, спокойно. Что можно сделать? Биться с ними в подъезде, в попытке прорваться?

Хм. Я же не Брюс Ли. И не охотник, даже ружья нет.

Какие еще варианты?

В дверь стали стучать. Она задребезжала под напором. Такие у нас двери, что при желании без особых инструментов два-три крепких мужика могут вышибить их плечами.

Я медленно вернулся в комнату. Сел на диван.

В дверь стали бить чем-то тяжелым.

Ну все, без вариантов. Пора уходить.

Я нагнулся и прошептал Ваське.

— Сиди тут и никуда не выходи. Ты понял?

Вася промолчал в ответ.

Я на цыпочках прошел к балкону. Медленно открыл дверь, вышел и посмотрел вниз. Пятый этаж. Весна. Снега нет, газон еще жидкий. Нет, это не вариант. Даже если останусь живым…

Кинул взгляд на соседний балкон за перегородкой.

Из прихожей раздались звонки смешанные с ударами в дверь. Они, похоже, раздражены. И они точно знают, что я здесь. Уверены.

Все. Ждать больше смысла нет. Лучше уж, если сорвусь, ноги сломать.

Я взялся за перила и перекинул одну ногу. В лицо ударил свежий теплый ветерок. Я перехватился за перегородку между балконами. Квартира соседа выходит в другой подъезд, и я могу незаметно скрыться.

Я перекинул другую ногу, передвинулся по узкому выступу, одна нога соскользнула, я чуть не сорвался. Сердце на несколько секунд остановилось, потом начало колотиться в два раза чаще.

Я перевел дыхание, подтянулся и мигом перемахнул к соседу.

У него балконная дверь приоткрыта. Хорошо. Хоть стучаться не надо, или вообще выбивать стекло, если бы их дома не было.

Из моей квартиры прогрохотало, послышалось протяжное мяуканье Васьки.

Васька!

Я заглянул за перегородку с балкона соседа. Вася стоял и смотрел на меня своими круглыми желтыми глазами, словно говоря: что же ты, хозяин, бежишь, а меня на произвол судьбы бросаешь!

— Вася! — прошептал я, протягивая к нему руку. — Что же ты? Сидел бы тихо под диваном. Им ведь не ты нужен, а я, балда! Ну иди теперь сюда, иди!

Но тот стоял и непонимающе смотрел на меня, еще раз тихо мяукнув.

Я перегнулся, пошарил вслепую рукой, но дотянуться до него не смог.

— Да иди же ты сюда, балбес! — сказал я. — Я же не резиновый, руки у меня не растягиваются! Вася!

В комнате послышался грохот, торопливые шаги, ругань.

Все, надо уходить. Иначе они меня заметят.

Я прижался к перегородке между балконами, замер.

Но как же Вася? Может они его не тронут? Зачем им кот?

Шаги приближались, среди всех я услышал знакомый голос. Чей же?

— Эй, придурки! В шкафу посмотрите.

— Может, его здесь и не было? — другой голос, неуверенный.

— Хозяин сказал, что он здесь! А он не ошибается, понял, дубина? Искать!

Шаги все ближе. Я проскользнул в комнату к Володе, встал за шторку. В комнате никого не было, только из кухни доносились звуки телевизора.

— Здесь тоже нет, — услышал я голос с балкона. — Куда же он мог деться, не спрыгнул же?.. Ой, смотри котик!

Даже отсюда я услышал, как Вася зашипел.

— Ты на кого рычишь, лохматый?! — голос недовольный, злой. А потом вскрик. — Ах ты, падла, еще и кусаться!

Потом короткая возня, глухой удар, дикое завывание, снова удар, еще сильней.

— А теперь полетаем! Ха! — голос довольный, короткий смешок. — Смотри-ка, низко пошел, видать к непогоде!

У меня ком встал в горле. Твари, они его просто сбросили с балкона? Убили Ваську? Суки. Звери!

Мои кулаки сжались до боли в костяшках. Я с трудом сдержал себя от того, чтобы выскочить обратно, схватить этого гада за глотку, свернуть шею и сбросить следом за Васькой. В этот момент я даже забыл, зачем я здесь, в чужой квартире.

Пока мне об этом не напомнил тяжелый низкий голос сзади из глубины комнаты.

Я обернулся. Посреди комнаты стояла жена Володи, даже не помню как ее зовут, здоровенная тетка, как борец сумо, стояла так же расставив ноги, сверля меня черным взглядом.

— Сосед, а ты чего это здесь делаешь?

В одной руке она держала за волосы Володю с разбитым в кровь лицом, тело которого безвольно лежало на полу. На ее щеках играли желваки, Володя же казался полуживым.

Я на миг замешкался от такой сцены и, не найдя ничего лучшего, спросил.

— А, это… А у вас все нормально?

Глупый вопрос, но она, кинув взгляд на мужа, ответила.

— Да вот, муженек мой, не хотел, чтобы я сериал посмотрела. Несу его с балкона сбрасывать. Сколько можно это терпеть?

И обратилась к мужу:

— Я же тебе обещала, да?

Володя пошевелил головой, что-то прошамкал разбитыми губами, снова замер. Из коридора выглядывали их дети удивленно-испуганные.

Ноги у меня словно одеревенели. Слова застыли в горле. Сумоподобная соседка нарушила молчание.

— Ну так что, сосед, делать будем? Я так понимаю, вторжение в частную собственность?

И хищно улыбнулась, блеснув черными глазами. Такое я видел вживую впервые. Меня аж передернуло. Но тут за спиной раздались голоса.

— Он в соседней квартире!.. Хозяин только что сказал!.. Быстрей туда, бараны!

Соседка тоже услышала, сдвинула густые брови, прорычала.

— Это там еще кто?

Я пожал плечами, мол, я тут не при чем. Она отпустила мужа, тот мешком упал на пол, а сама двинулась, как танк, к балкону.

Я отступил в сторону.

Проходя мимо, она рявкнула прямо мне в лицо.

— Жди меня здесь, сосед, я с тобой еще не закончила! — и с трудом, боком протиснулась на балкон.

Господи, ты Боже мой, я сейчас совсем рехнусь, окончательно!

Ноги сами отклеились от пола и понесли меня к выходу. Пробегая мимо Володи, я сказал.

— Ты как, жить будешь?

— Да это нормально, — прошептал он разбитыми губами. — Не волнуйся. Она всегда такая была…

— Прости, Володя, мне бы свои ноги унести!

— Не волнуйся, Никита, — повторил он. — Я с ней разберусь.

Да уж, разберется он. За столько лет не смог, а тут…

Я вылетел из его квартиры, перепрыгивая через три-четыре ступеньки, вихрем полетел вниз.

И тут услышал рев за спиной сверху:

— Стой, сосед! Стой, сказала!

Это просто кошмар, думал я в этот момент, я просто сплю и мне надо срочно проснуться!

Чуть не кубарем я вылетел из подъезда, оглянулся, прислушался — по крайней мере здесь преследователей не слышно, значит они еще бегут, и бегут по моему подъезду.

Ну, и что дальше?

Пешком мне от них не скрыться. Я же не спортсмен! А они, судя по всему, в этом своем новом состоянии стали более выносливыми, сильными и быстрыми.

И тут я увидел машину Глеба, припаркованную у моего подъезда. Сунул руку в карман, хватил в горсть ключей — и среди них увидел брелок от его машины. Отлично! Значит, можно попробовать этот вариант.

Но у моего подъезда торчали два странных субъекта. Наверняка из их же банды.

Да, плевать!

Других вариантов у меня все равно не было.

Я быстрым и уверенным шагом пошел к машине, держа ключи наизготовку.

Эти двое заметили меня, посмотрели внимательно. Откуда же им знать, что я тот, кто им нужен? Они ловили меня из подъезда!

Я отключил сигналку, сел в машину, вставил ключ зажигания и только машина заурчала заведенным двигателем, как из подъезда вывалила толпа мужиков по главе, кто бы мог подумать, нашего местного урода — головастого! Он растолкал здоровенных увальней, окинул взглядом улицу, вцепился черными глазами в меня — прямо глаза в глаза — и прокричал, тыкая в меня пальцем:

— Это он! Другой! Быстро! Взять его!

Но я уже включил передачу, резко отпустил сцепление и машина, взвизгнув шинами вылетела по дорожке к ближайшему перекрестку.

В зеркало заднего вида я видел, как три мужика пытались изо всех сил меня догнать, пока я не скрылся за ближайшим поворотом.

Глава 11

Егор.

Машина рванула с места в тот момент, когда я вышел из подъезда. Но в короткий миг я успел увидеть беглеца.

Другой.

Так и хотелось порвать этих баранов.

Но что уже толку. Машина скрылась за углом.

Бестолковые помощники пытались догнать машину, когда я прокричал приказ, но это было бесполезной идеей с самого начала. Я это понимал, а эти придурки нет. Они слепо исполняют приказы, его приказы. Надо быть поосторожнее с приказами, подумал я. Конечно, в этом есть плюс, эти балбесы хотя бы исполнительны.

Другой скрылся. Я только секунду его видел. Ничего особенного в нем не заметил, обычный с виду парень. И с чего он вдруг стал каким-то другим? Вот я — особенный, другой. А этот…

Ну да ладно, Хозяин сказал, что это другой, значит, другой. Сказал его поймать, значит будем ловить. Никуда он не денется. И мы выполним задание, чего бы нам это не стоило.

Мои новые помощники, запыхавшиеся, суетились рядом.

— Надо же, удрал из-под самого носа! — крикнул в сердцах Лапа.

— Чего теперь делать-то? — спросил Шпын.

— Чего-чего! Догонять надо! — ответил Лапа и повернулся ко мне. — Нам нужна машина! Правильно, начальник?

— Правильно, — сказал я, присел на лавочку, махнул рукой. — Идите, подыщите подходящую, а я подожду сигнала Хозяина.

Подростки, толкаясь, стали дергать ручки всех припаркованных у дома машин. Сирены сигнализаций занялись беспорядочной какофонией.

Я вздохнул, глядя на них.

— Ох, болваны так болваны.

Я сидел и спокойно ждал сообщения Хозяина, жалея лишь о том, что у меня нет обратной связи. Но долго ждать не пришлось, Хозяин видит все, как бог, и он, конечно, поругал их за тупость, что не рассчитали маневр другого. Но как же тут рассчитаешь? Ни один нормальный человек не полез бы на соседний балкон через перегородку на верхнем этаже!

Я молча согласился с Хозяином. Ну да, облажались.

И подумал, как-то вдруг, неожиданно, что мне больше нравится слово — клиент, а не другой. И я с самого начала стал называть так этого… другого. Никакой он не другой. И ловят они не другого, а клиента. Клиента на ликвидацию. Это же круче!

Я все больше входил в новую роль, вообще мне нравилась моя новая роль в поимке шпионов. Ведь другой — он клиент их организации, он отличный от них всех, враждебно настроенный, враг в тылу, короче — шпион. Хоть и не часто смотрел эти фильмы, но любил погони, стрельбу спецагентов. Жаль только, что тогда ни черта кроме яркой картинки в них не понимал. Но сейчас я — в центре таких событий!

У меня аж дух захватило от этих мыслей!

И в этот возвышенный момент из первого подъезда выбежал какой-то мужик в штанах и с голым торсом, закричал на ходу.

— Эй вы! Чего надо от моей машины?

Подростки замерли. Сохатый угрюмо насупился. Лапа с вызовом сплюнул и пошел навстречу мужику. Сирены продолжали верещать. Где же хозяева других машин, никто даже в окно не высунулся?

Я вздохнул, поднялся и не спеша подошел к помощникам.

— Которая твоя? — спросил Лапа, когда мужик с ними поравнялся.

— Вот эта, — показал мужик на большой японский седан. — А что надо?

В этот момент я к ним подошел, сказал спокойно нервному мужику.

— Нам нужна твоя машина.

Мужик открыл рот, посмотрев на меня, подростки ухмыльнулись.

— Мы помощники полиции, ловим опасного преступника, — сказал я спокойным голосом, пристально глядя в глаза мужика, который замер с открытым ртом. — И нам нужна твоя машина. Ключи!

Мужик медленно, не отводя взгляда, протянул мне брелок. Я передал его Лапе.

— Ты ведь умеешь водить?

— Еще бы! — обрадовался Лапа и побежал к водительской двери. Подростки засеменили следом. Я обратился к замершему на месте мужику.

— А ты иди домой, дружок. Ты нам не нужен. За машину не беспокойся, после выполненного задания вернем в целости и сохранности.

И похлопал его по плечу. Загипнотизированный мужик не обронил больше ни слова, медленно повернулся, подтянул сползающие штаны и потопал обратно.

Я уселся на переднее сиденье. Подростки сзади притихли, Лапа с нетерпением ждал указаний. Я ждал сообщения от Хозяина. Ждал недолго.

Сообщение.

Следующее задание: Управление Внутренних Дел.

Необходимо установить блок-посты на всех выездах из города.

— Едем в УВД, — сказал я.

— Куда? Почему? Как так? — понеслись расспросы.

— Потому что так сказал Хозяин! — крикнул я. — Еще есть вопросы?

— Нет. Конечно. Раз сказал Хозяин, значит, так надо.

— Поехали.

Лапа аккуратно вывел машину с парковки, вырулил между домами на проспект. Спросил осторожно.

— А дальше куда? Где этот УВД?

Шпын опередил меня, ткнул его с заднего сиденья в плечо кулачком.

— Да ты что, придурок! В центре это!

Лапа дернул плечом.

— Знаю я, ты че!

Шпын засмеялся.

— Ага, знает он!

— Отвали, дебил!

— Успокоились! — гаркнул я. — Молча едем! — обращаясь к Лапе. — От кольца налево два квартала.

— Да я вспомнил, начальник, — сказал Лапа. — Я же так, пошутил.

— Шутник долбаный! — как же меня раздражали эти полурослики. Почему Хозяин дал мне именно подростков в помощники. Я слегка начал жалеть об этом.

Шпын сзади тихо хмыкнул.

Машина спустилась с проспекта, пропетляла по кривым кварталам, вышла на прямую набережной пруда. Других машин почти не было, поэтому двигались быстро. Через десять минут развернулись на кольце и на выезде с него я попросил Лапу притормозить у салона фотографии.

— Сходи Сохатый, забери фото, — сказал я.

— Э, — промычал здоровяк.

Я замычал от бессилия. Шпын вскрикнул:

— Давай я, начальник! Какие фото, кого?

— Другого, — сказал я.

— Окей! Я понял! Я знаю! Я его тоже видел!

И выскочил из машины.

Сохатый виновато опустил взгляд в пол, промямлил.

— Я, Егор, просто не успел понять…

— Да все хорошо, Сохатый… или как там тебя зовут, Женя, — сказал я, махнув рукой. Какого черта этот дебил еще тут? Изменения не идут ему на пользу, это очевидно.

Ловкий и верткий Шпын вернулся с небольшой пачкой бумаги, вложенной в файл, через пару минут. Запрыгнул в машину, кинул пачку Сохатому.

— Держи, здоровяк! Будешь должен!

— Спасибо, — прошептал в ответ Сохатый, заталкивая упакованную пачку бумаги во внутренний карман.

Я подождал, пока шуршания на заднем сидении закончатся, сказал Лапе ехать дальше.

Лапа хмыкнул и дернул машину с места, взрыв гравий из-под колес.

Подъехав к нужному адресу, Лапа прижал машину к серым воротам с двуглавыми орлами.

Шпын выскочил первым, открыл мне дверь. Ну и подхалим, подумал я. А когда-то этот шнырь был одним из тех, кто так остервенело унижал его. Времена меняются. И теперь уже навсегда. Хозяин мне обещал. А он — бог на этой чертовой, проклятой земле, и не будет говорить пустое.

При входе в управление сержант спросил цель прихода подозрительной группы. После нашего секундного зрительного общения, он открыл турникет и лично проводил на второй этаж по широкой лестнице, бросив свой пост. Открыл дверь передо мной и моими помощниками в просторный кабинет начальника УВД по городу Угорск подполковнику Шилову Сергею Сергеевичу. Так я прочитал на вывеске кабинета.

— Что такое? — удивленно поднял глаза на входящих Сергей Сергеевич.

— Добрый вечер, господин подполковник, — сказал я, шагая по большому кабинету к дубовому столу. У этого хлыста кабинет больше всего моего домика по площади.

— Вообще-то, товарищ…

— Не важно, — отрезал я, подходя вплотную, уперся руками о край стола.

Широкоплечий, квадратный подполковник медленно поднялся, отложил бумаги, упер, как и я, руки в стол, прорычал:

— Да что такое тут происходит, сержант? Кто эти люди?

Сержант бессильно пожал плечами, молча кивнул на меня и мою странную компанию.

Так, этот, видимо, из сильных. Ну что ж, просто в этом случае гипноз займет больше времени. Я же все равно сильнее. Хозяин дал мне эту силу. Силу над всеми измененными.

Я выпрямился, поднял ладонь вверх, привлекая к себе внимание подполковника.

Тот посмотрел на меня, мы встретились глазами, и уже через секунду обмяк, не отпуская взгляда, медленно осел в большое кресло.

— Спасибо, — сказал я. — А теперь господин, э, товарищ подполковник, у нас будет к вам одна небольшая, но очень важная, просьба.

Подполковник молча внимал. Лапа и Шпын, переглянувшись, усмехнулись. Сохатый посмотрел на них непонимающим взглядом, но поддержал идиотской улыбкой.

— В целях безопасности города и его жителей, — продолжил я, не опуская взгляда от начальника полиции, — нам необходимо установить блокировку всех выездов из города.

— Блокировку всех выездов, — повторил подполковник.

— Да. Для поимки опасного преступника. Предварительно подготовленные фото я вам оставлю. Их много, но, если не хватит, размножьте и передайте на все посты. А так же всем патрулям в городе. И вообще, развесьте на всех главных улицах! — закончил я. Последние идеи мне пришли в голову прямо сейчас. Это стало походить на американский вестерн, а эти фильмы я тоже любил. Еще бы в эти объявления награду вписать. Но Хозяин про это ничего не сказал. А слишком много инициативы со моей стороны наверняка будут лишними.

— Хорошо, — только и произнес подполковник, не отводя взгляда.

Я махнул Сохатому. Тот засуетился, Шпын не преминул ткнуть ему в бок острым локтем. Наконец, изрядно повозившись в своих одеждах, здоровяк достал пачку листов привычного офисного формата, трясущимися руками передал их мне, даже удивительно, что не рассыпал их по полу.

Я, не глядя, перехватил пачку из рук Сохатого, положил их на середину стола перед подполковником, поправил выступающие уголки.

— Вот этот человек.

Подполковника я отпустил, он, наконец, облегченно выдохнул и опустил глаза вниз. Медленно взял двумя руками один листок, поднес ближе, присмотрелся.

— Я его не знаю, — сказал он. — Кто это?

— Краснов Никита, — ответил я, опустился в ближайшее кожаное кресло, сложив ногу на ногу. Все, подполковник полиции был в моей власти. У меня слегка кружилась голова, но я не придал этому значения. — Но это неважно, полковник.

— Вообще-то, подполковник, — произнес он, поднял взгляд от фото.

— Ха, — сказал я, подавшись вперед. — Это все решаемо! Хозяин сделает так, что вы будете довольны. Естественно, если выполните то, что он просит.

— Да, конечно, — сказал подполковник, шумно сглотнул, выпрямился в кресле. Словно он был готов в любой миг вскочить и отдать честь вышестоящему командиру.

Да, вот так и должны они все слушаться Хозяина. Именно так вы все и будете себя вести. Отныне.

Я поднялся, подполковник подскочил, не отводя от меня взгляда.

Я развел руки в стороны:

— Ну так, чего мы ждем? Отдавайте команду. Мне некогда тут с вами рассиживать.

— Так точно! — приложил к пустой голове руку начальник УВД, засуетился, уронив со стола несколько листков, схватил трубку.

— Срочное совещание! — прокричал он. — Всех командиров подразделений! Ко мне! Да! Прямо сейчас!

Положил пожелтевшую трубку на телефон, просительно посмотрел на меня.

— Вот и отлично, — сказал я, повернулся, не спеша пошел к выходу. За мной заспешили помощники.

Усаживаясь в машину и ожидая мысленной команды Хозяина, я подумал, что конечно, рано или поздно, необходимость в этих постах отпадет. Ведь территория воздействия растет с каждым часом, и через пару дней изменения настигнут все близлежащие деревни и поселки. А дальше весь район, область, страна! Теперь я не изгой, а главный среди них, нормальных! Я Избранный!

Сообщение.

Другой находится на улице Толстого, 8.

Дом подруги Другого.

Срочный выезд.

Наконец, Хозяин дал команду и они тронулись обратно за пруд. Улица Толстого — это частные дома в микрорайоне Юбилейный.

Я по дороге про себя улыбался, представляя какие грандиозные планы меня ждали впереди, ведь я как-никак теперь правая рука Хозяина! А, значит, буду управлять всем этим миром. Тысячами, а потом и миллионами рабов! И не такими, как эти тупые подростки, а такими, как этот подполковник!

Неожиданно машину тряхнуло на рытвине, Лапа резко тормознул, и я больно ударился головой о стекло двери.

— Ты что, кретин! — крикнул я и отвесил Лапе звонкую оплеуху. — Не видишь, куда едешь!?

— Я, шеф, не заметил! — оправдывался Лапа, потирая затылок. Сзади раздался приглушенный смех Шпына. Лапа показал ему кулак. — Дороги у нас ведь знаете какие!

— Дороги у него! А глаза у тебя на что, дубина! Сворачивай сюда к деревяшкам, да скорость сбавь, асфальт кончился.

В последний момент Лапа повернул машину на перекрестке, я опять чуть не приложился головой, снова отвесил подзатыльник. Вместе со Шпыном с заднего сиденья неумело хихикнул и Сохатый. Машина, плавно качаясь на ухабах, поползла вдоль одноэтажных домиков.

— Вон к тому дому с зеленым забором, — указал я через пару минут, ориентируясь на представшую перед моим взором карту Хозяина.

— Угу, — пробурчал набыченный Лапа.

— А что там? — спросил Шпын, вытянув шею с заднего сиденья.

— Что надо, — ответил я. — Подружка клиента тут живет. Он может быть здесь. А если нет, то потом поедем на Солнечный.

— А там что?

— А там его родители живут! — раздраженно ответил я. — Всё, вопросы закончены?

— Да я так, интересно же, — пробормотал Шпын и спрятался в полумраке заднего сиденья.

Машина прижалась к штакетнику низенького заборчика.

Я вышел последним, в открытую Шпыном дверь, посмотрел на темные окна небольшого домика, вгляделся в вечерний полумрак вдоль улицы.

Вдали показалась фигурка молодой девушки с пакетом в руке и рюкзачком на плече.

Это она, — сказал мне голос Хозяина.

Когда Маринка сравнялась с нашей компанией, я воскликнул:

— Вы только посмотрите, кто здесь! Наша красавица гуляет!

Компания за моей спиной как по команде загоготала.

Я махнул рукой, они смолкли.

Маринка остановилась и, не без удивления и как-то пренебрежительно, осмотрела каждого из нашей компании. Высокий красавчик, мелкий шустрик, рыхловатый амбал и во главе головастый коренастый урод. Она усмехнулась и стала обходить нас и машину стороной.

Меня разозлило ее поведение. Она, очевидно, тоже сильная. Но мне нужны ее глаза.

— Похоже, девушка не ждет гостей, а, Лапа? — обратился я к помощнику.

Тот не сразу сообразил, что нужно делать. А когда дошло, тут же побежал вперед Маринки и встал перед воротами во двор. К нему подошел Сохатый, встал рядом.

— Чего надо, придурки? — спросила раздраженно Маринка. — Уроки сделали? Идите кушать и спать!

— Ха! — рассмеялся я, подходя к ним. — А она с юмором! Молодец!

— А тебе чего, урод? — кинула она на меня жгучий взгляд. — По своей лампочке давно не получал?

Я сжал кулаки, надвинулся на нее. Она назвала меня уродом! Вот стерва! Ну, ты сейчас так просто не отделаешься.

Прозвучавший внутри голос одернул меня. Нужна информация. Прежде всего информация.

— Взять ее! — крикнул я, с трудом сдерживая себя.

Лапа и Сохатый потянулись к ней. Но Маринка ловко отскочила, кинула кулек с продуктами в Сохатого, пакет молока лопнул и разлился по его куртке. Сохатый удивленно замычал, размазывая белую жидкость по футболке. В следующий миг Лапа получил хороший пинок между ног, а появившийся сзади Шпын с разворота получил по роже маленьким, но, видимо, тяжелым рюкзачком. Маринка оттолкнула от ворот мычащего в молоке Сохатого и согнувшегося пополам Лапу, заскочила во двор и перед носом Шпына захлопнула тяжелую дощатую дверь. Шпын одной рукой держался за ушибленную челюсть, а другой дергал ручку. Но металлическая тяжелая щеколда изнутри захлопнулась быстрее.

— Ну что, взяли, дебилы!? — услышали они радостные крики с другой стороны.

— Открой, сука! — кричал Шпын, продолжая безрезультатно дергать ручку.

Я все это время стоял в несколько метрах от битвы и улыбался. Ну и бараны, ну что за бараны, — думал я грустно. Если все измененные, не зависимо от силы, такие тупорылые, то на кой мне такая власть? Все равно что быть властелином свинофермы.

Я окликнул побитых помощников.

— Ну что, супергерои, одолели женщину-кошку?

Троица встала передо мной по стойке смирно, в ожидании дальнейших распоряжений и оправдываясь наперебой.

— Так она! Кто же знал, шеф! А мне куртку замарали! По роже прямо, синяк будет! У тебя синяк, а у меня, может, детей не будет!

Я поднял руку.

— Так, заглохли! У вас у всех скоро детей не будет!

Помощники замолчали.

— Нам всего лишь нужна была от нее информация! — сказал я, подойдя к ним вплотную. — А вы устроили тут какие-то бои без правил!

— Так она же сама…

— Заткнулись! — я посмотрел на крайнее окно домика, заметил колыхнувшуюся шторку. — Очевидно же, что его здесь нет! Но нам надо узнать, где он. Понятно?

— Да понятно. Чего тут не понять. А у меня куртка отстирается?

Я развел руки в стороны, удивленно поднял брови.

— Ну, так и чего вы, бараны, стоите?

Помощники недоуменно переглянулись, искренне не понимая, чего от них хотят.

— Вперед, за ней! — крикнул я, махнул рукой.

— А как, шеф? — спросил Лапа, подобравшись ко мне где-то сбоку.

Я повернулся и уперся в него взглядом, зло прошипел.

— Да мне хоть как. Хоть через забор, хоть через окно, хоть прямо через дымоход, как Дед Морозы.

— А через трубу Санта Клаус вообще-то лез, — пробормотал Сохатый, продолжая оттирать куртку. И тут же получил от меня кулаком под дых. Не сильно, чтобы не терял возможности двигаться. И это стало сигналом к действию. Все трое засуетились, переговариваясь друг с другом, в поиске оптимального решения.

Ну, бараны, ну бараны, подумал я, тяжело вздохнул.

Глава 12

Ник.

Завернув за два дома, петляя, убедился, что погони нет. Куда они за мной пешком!

Конечно, не думаю, что не найдут машину. Но пока я должен решить вопрос с Серым. Я не должен так его оставлять. Никогда себе этого не прощу.

Я ехал аккуратно по узкой дороге между домами, стараясь не сбить тупо бредущих зомби и в то же время прячась от рыскающих глазами звероидов.

Проезжая мимо четырнадцатого дома, увидел, как двое подростков вырывали у старухи сумочку. Та самозабвенно сопротивлялась, не смотря на то, что лицо у нее было уже разбито в кровь. Один из этих малолетних уродов ударил старушку в живот ногой, та упала, скорчившись, бессильно кряхтя, но сумку из рук не выпустила. Другой подросток яростно тянул за лямку, обкладывая старую таким трехэтажным матом, от которого даже у меня уши трубочкой завернулись. Но та не сдавалась, волочилась по земле, оставляя кровавый след из разбитого носа. Наконец, видимо, лопнула лямка, и сумка оказалась в руках у малолетнего бандита. Он раскрывает ее, подбегает второй, они что-то достают, рассовывают по карманам, выбрасывают на газон сумку и, не спеша, усмехаясь, идут дальше. Бабка, истекая кровью и крича им вслед ругательства, осталась лежать на тротуаре.

Я не мог этого стерпеть, остановил машину, не веря своим глазам. Осмотрелся: людей много, человек десять точно видели эту ситуацию — и никто не вмешался, не защитил слабую старуху от малолетних грабителей, даже ни одного возмущенного окрика не было. Все отводят глаза, идут мимо, как ни в чем не бывало: мужчины, женщины с детьми, словно это стало обычной картиной. Но это еще что! Кто-то из них даже улыбался и подзадоривал подростков, словно это какое-то веселое представление.

Подростки, улыбаясь, как раз проходили по тротуару мимо моей машины. Я рывком открыл дверь, вышел и, хлопнув дверью, чтобы привлечь внимание, встал поперек их пути. Они не сразу и поняли, что я встал здесь на защиту старушки, барахтающейся недалеко в пыли и утирая кровавые слезы. Пытались привычно обогнуть меня, обойдя по краю тротуара, черные злобные глаза блеснули на искаженных гримасами лицах. Подростки тоже меняются, подумал я в этот миг, а почему нет? Я, конечно, буду в ужасе, но нисколько не удивлюсь, если увижу и маленьких симпатичных детишек трех-пяти лет с такими же черными глазами и страшными лицами звероидов.

Разведя руки в стороны, я сказал:

— Стоять, засранцы!

Они попытались оттолкнуть мои руки, проскочить.

— Чего надо, дядя? — возмутился тот, что повыше ростом.

Я крепко ухватился за их дорогие, мягкие курточки.

— А теперь сходите и отдайте то, что вы у нее взяли, — я кивнул в сторону старушки. Кто-то из зомби к ней подошел, помогал подняться. — Вы меня поняли, вы, маленькие уроды?

Они попытались еще дернуться, но тут мы встретились с ними взглядами, и они на мгновение замерли и даже как-то обмякли. Тот, что повыше только и прошептал в испуге:

— Д-другой…

Ноги его подкосились, он начал валиться на землю.

— Что? — спросил я, недоумевая и пытаясь удержать. — Ты меня услышал вообще?

— Д-да, — прохрипел он. — Мы все отдадим, только отпусти, пожалуйста?

Последняя фраза его была вопросительной. Он испугался меня? Что он думал, что я с ним сделаю? Но я отпустил их, и они сразу же, запинаясь и падая, побежали обратно к старушке, которая поднялась с земли, благодаря людям, продолжая причитать.

Подростки подняли брошенную сумку старушки, подбежали к ней, шепча извинения, вывернули из карманов купюры, оглянулись на меня и скрылись в противоположном направлении. Издали я заметил, что все люди, которые хлопотали возле старухи, были зомби. Так же, как и сама старушка. Может, еще не все потеряно в этом сумасшедшем мире?

Я оглянулся по сторонам — погони не увидел, странно, — вернулся в машину, медленно объехал группу людей и через пару минут был у дома Петровича.

Вбежав по пыльным ступеням, позвонил и еще постучал в дверь. Только через долгие секунды услышал голос жены Петровича с другой стороны, шепчущий словно бы в замочную скважину:

— Никита, это ты?

— Я, Клавдия Егоровна, — сказал я тоже тихо, нагнувшись.

Щелкнули запоры и замки. Дверь приоткрылась. В щель появился белый глаз Клавдии Егоровны.

— Ага, — кивнула она, окончательно убедившись, что я — это я.

Дверь отворилась. Я втиснулся в прихожую, большую часть которой занимал Серый, лежащий на полу. Первая мысль была — тело, лежащее на полу. Я присел, нащупал пульс на шее, убедился, что он жив, и еще может выжить.

— Я помогу, — прошептала Клавдия Егоровна, повернула голову в комнату, из которой доносились звуки телевизора. — Давайте, Никита, только побыстрее, пока…

— Да я все понимаю, Клавдия Егоровна. Просто помогите мне, а потом я все сделаю сам. Хорошо?

— Конечно. Что я должна сделать?

— Помогите мне поднять его на руки.

Мы максимально аккуратно приподняли Серого, я перехватил его на руки так, словно взял на руки невесту. Серый замычал в беспамятстве. Клавдия прижала его губы рукой, тревожно оглянулась. Вдруг муж сейчас услышит нашу возню, выйдет с недовольной черноглазой мордой звероида.

Черт, мне хотелось в этот момент положить обратно Серого и зайти в комнату к Петровичу, чтобы все ему сказать и… дать по морде, ей богу.

Но я повернулся, сжал покрепче Серого и стал спускаться по ступеням. Серый мычал, пытался что-то говорить, я его успокаивал, убаюкивал. Толкнул ногой входную дверь. Изловчился, чтобы открыть дверь машины и впихнуть его на заднее сиденье, причиняя как можно меньше болезненных ощущений. Наконец, сел в машину, вытер пот рукавом, отдышался и поехал в больницу.

Ехать пришлось недолго. До больницы от Петровича пара кварталов. Всю дорогу следил за погоней — но ее не было. Это настораживало. У них какой-то другой план? Ведь очевидно, что началась охота за мной — за другим. Это видно было и по внезапным выпадам звероидов, и по последнему вероломному вторжению ко мне в квартиру. Они меня искали, меня хотели что? Убить, все-таки? Чем я им мешаю? Почему я другой? Почему не изменился до сих пор? Или изменился, но пока этого не понял? Голова шла кругом от этих мыслей. Я чуть не врезался в возникший передо мной полосатый шлагбаум. Нажал на тормоз, завизжали шины. Из будки высунулось испуганное круглое лицо охранника.

— Что ты вылупился? — крикнул я. — Я раненого везу! Вашей скорой помощи не дождешься! Давай, открывай быстрее! Или я сейчас выйду из машины и…

Мне не пришлось до конца выразить свое возмущение и угрозу, белоглазый пучеглазый человек, хромая, выскочил из будки, пыхтя, поднял полосатую трубу вручную, широко улыбнулся, лишь кинул беглый взгляд на заднее сиденье, где мычал окровавленный Серый, охнул в ужасе.

Подъехал к приемному отделению. Прежде чем вытащить с заднего сиденья Серого, глянул на вечернее черное небо, затянутое тучами, ни одной ведь звездочки не видно было. Подбежал ко входу, постучал в дверь. Через минуту медсестра-зомби выглянула в щелку приоткрытой двери, спросила кто. Я стоял с Серым на руках, руки тянуло от тяжести. Она увидела мою ношу, охнула, отворила двери и помогла занести обмякшее тело. Серого без лишних слов подхватили, уложили на кушетку, что-то спросили у меня и укатили вглубь больницы.

— С ним все будет нормально? — спросил я вслед санитарам.

— Да, — ответил мне кто-то.

И я слегка успокоился.

Вспомнил про Глеба. Прошел по коридору, спросил у сестры за стойкой:

— Могу я навестить Громова Глеба?

Она подняла на меня белые глаза, ответила, внимательно меня осмотрев:

— Я, извините, время позднее, я должна спросить у дежурной медсестры.

— Конечно, делайте, как нужно, — сказал я, пожав плечами.

Она окликнула проходящую мимо девушку в белом халате.

— Ларисочка, позови сюда, пожалуйста, Наталью Викторовну!

— Хорошо, — не оглядываясь ответила та, проходя мимо.

Через минуту появилась сутулая средних лет женщина, вышагивающая по коридору тяжелым матросским шагом.

— Что тут случилось? — громогласно вопросила она, несмотря на поздний час.

Пухленькая медсестра за стойкой подскочила ей навстречу. Мне кажется даже тяжелая деревянная стойка сдвинулась чуть-чуть от ее порыва.

— Вот, — ткнула она в меня, — молодой человек хочет пройти к Громову…

— Что? — выкрикнула она, даже не дав договорить. — Кто? Зачем?

И тут посмотрела меня. Наши взгляды встретились. И вся ее властная прыть тут же угасла. Она отшатнулась к стене с рекламными плакатами, как мне показалось, ударилась головой, что-то точно глухо стукнуло, но она не заметила этого. Подняла трясущуюся руку, указующую на меня и, изменив голос, прошептала фальцетом:

— Другой.

А потом поползла вдоль стены по проходу, крича все сильней:

— Другой! Другой!! Другой!!!

Как только она исчезла в коридоре, буквально вывалившись в него, рванула в полумрак продолжая кричать:

— Другой! Здесь другой! Помогите! Хозяин! Хозяин!

И здесь случилось что-то странное и страшное.

Когда ее истеричные крики стихли, я увидел, услышал и почувствовал что-то, что не смог бы объяснить себе в обычной реальной жизни.

Сначала была вспышка, которая вспыхнула в той палате, где был Глеб, через стеклянное окно — словно там взорвалась свето-шумовая граната — хлопок был такой же парализующий и мощный.

А потом был совершенно парализующий, ужасный крик. Не человека. Какого-то дикого животного, будто загнанного охотниками в угол, предсмертный крик хищника в смертельной ловушке. Вопль отчаяния и бессилия. Дрожь пробежала по всему зданию. Я почувствовал это подошвами ног.

Вокруг сразу образовалась толпа испуганных белоглазых медсестер-зомби. Они стали хватать меня за руки, за плечи, даже за ноги, выталкивая из здания слабо, но настойчиво. Выражения лиц (в глаза я даже не пытался смотреть — увидеть там что-то осознанное бесполезно) были испуганными и жалобными. Они боялись не меня. Они боялись даже не старшей дежурной медсестры. Они боялись гнева того, кто был в этой палате. Они боялись гнева Глеба.

Я был в шоке, и не думал сопротивляться толпе обезумевших женщин. Просто повернулся и вышел.

Сел в машину и выехал за территорию больницы.

Ехал не быстро, поначалу даже не понимая, куда. Машин и пешеходов навстречу попадалось мало.

Крепко сжав руль, думал о Глебе.

Ведь это был он. Это его вспышка, точнее то, что он сотворил. Его крик, вызвавший дрожь по всей больнице. И это случилось после того, как он почувствовал меня — другого.

И это его испугало. И всех звероидов испугало.

А зомби было начхать. Их больше беспокоила реакция дежурной медсестры-звероида, которая, очевидно, имела над ними всеми влияние.

От больницы до Солнечного нужно было ехать через весь город, километров пять.

Я решил проехать через микрорайон Юбилейный, но не по главным улицам, а по второстепенным. Так чуть длинней, но безопаснее. Я не думаю, что они меня не ищут. Погоня может возобновиться в любую минуту, я в этом не сомневался. Дело времени.

Не спеша выруливая на второстепенную дорогу с проспекта, я вспоминал адрес Маринки, которая живет где-то здесь на маленькой улочке, в маленьком домике. В ее ветхом домике я был всего раз, и то днем. Смогу ли найти сейчас, в темноте?

Я не просто хотел заехать по пути, я искренне хотел выяснить, с ней-то все в порядке? Честно, не особо веря в положительный ответ.

На ходу достал телефон, набрал ее номер. Механический женский голос сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети. Отключила телефон, или опять батарейка села?

Ладно, заеду и все выясню на месте.

Окна ее дома были черные, так же как и все почти на всех домах на улице. Словно все вымерли. Или комендантский час введен в городе, а я и не знаю.

Медленно продвигаясь по разбитой дороге, меня не покидало ощущение, что за погашенными окнами сотни глаз следят за мной.

Ее домик вынырнул из темноты неожиданно. Чуть мимо не проскочил. Давно я у нее тут не был. Я прижал машину к воротам, подошел к дому, нажал звонок на дверях. Прислушался — тишина. Прошел за калитку в садик перед домом, заглянул через низкое темное окно, постучал.

— Маринка, — позвал я не громко. — Ты дома? Это я, Ник! Ау! Слышишь?

Нет, тишина. Возможно ее и дома нет.

Я вернулся к воротам во двор, дернул ручку, не особо надеясь, но дверь подалась. Я приоткрыл ее, заглянул внутрь, прислушался. Темнота ответила полной тишиной. Я вошел во мрак крытого двора, затворил за собой дверь, прошел к дверям дома, поднявшись на небольшое крыльцо. Дверь в дом была открыта настежь. Я перешагнул порог, постучал по массивной деревянной двери костяшками пальцев.

— Марина, ты дома?

Никто не ответил. Но я услышал какой-то шум в комнате, шуршание.

Из открытого дверного проема увидел на кровати Маринку, закутанную с головой в одеяла. Неудивительно, холод в доме стоял уличный. Сколько же времени она тут лежала с открытыми дверями?

— С тобой все в порядке? Марин?

Я подошел ближе, сел на край кровати, положил руку на эту бесформенную кучу. Она пошевелилась, глухо ответила.

— Чего тебе?

— Марин, ты чего? Это же я, Ник! Что случилось?

— Ничего не случилось! — выкрикнула она. — Уходи.

— Как это «уходи»? Я к тебе в гости пришел, ты хоть чаем меня напоишь, может! — пытался пошутить я.

— Ты что, совсем ничего не понимаешь? — ответила она. — Я не хочу тебя видеть!

— Ну подожди, я же люблю тебя…

— Слушай, да заткнись ты уже! — голос ее стал злым и истеричным. — Любит он! Ты свою Ольгу любишь, а со мной только спишь, когда захочешь! Ты думал я не знаю?!

— Да что ты…

— Ну хватит врать! Все! Уходи! Убирайся к своей жене!

— Да с чего ты взяла? Вылезь ты уже из своего домика обиженок! Давай поговорим нормально!

— Не о чем нас с тобой разговаривать! И не хочу я больше! Мне и так из-за тебя досталось!

— Что? — не понял я и застыл в догадке. Потом резко сдернул с нее толстое одеяло. Она была в верхней одежде, лицо разбито, кровь на светлой куртке застыла черными кляксами, один глаз почти не видел.

— Что они сделали с тобой? Кто?

— Кто? Дружки твои! Тебя искали! Думали я тебя прячу, а я сама тебя искала! Дура!

Тут она повернулась и целым глазом посмотрела на меня. Черным блестящим глазом. Открыла было рот, чтобы что-то еще сказать, но вместо этого вскрикнула и в панике отскочила в угол кровати, прижалась к стене, обхватив колени.

— Другой! Ты другой! — закричала она так, что и все соседи наверняка услышали на тихой улочке.

Я встал с кровати, отошел к стене, держа ладони перед собой.

— Марина, это я, Ник! Ты что! Я тебе ничего не сделаю! Кто у тебя был?

Марина перестала нести эту мантру звероидов про другого, опустила глаза, сказала глухо.

— Это был урод головастый и подростки, старшеклассники. Они тебя ищут.

— Они тебя избили? Зачем?

— Хотели узнать, где ты! А я откуда знаю! — она снова подняла на меня злой взгляд. — Уходи!

— Хорошо, я уйду. Только ответь мне на один вопрос. Почему я другой?

— Другой! — снова закричала она истерично.

— Так почему другой, ответь ты! — так же крикнул я, взбешенный. Видимо на миг испугал ее, потому что она все-таки ответила.

— Потому что другой, дурак тупой! Не такой, как мы все! — И потом снова заклинило. — Другой! Другой! Другой!

Я махнул рукой, бесполезно. Вышел из дома, плотно закрыв дверь. Другой, потому что другой. Классное объяснение. Вышел за ворота, подошел к машине. Из окна был слышен ее истеричный крик, словно зов помощи, только вместо «помогите» она кричала «другой».

И не зря.

В темноте я не сразу заметил нескольких человек за машиной. Трое мужиков, одна женщина и мальчик лет десяти. Когда я встретился с ними взглядом, они хором выкрикнули:

— Другой!

И разбежались, кто куда по улице. Пока бежали до своих домов, так же как Маринка, продолжали кричать «другой».

Ну что за идиоты, подумал я. Надо валить отсюда. Забирать родителей и валить из этого проклятого города. Я открыл дверь в машину и замер. Что-то было не то.

Я обошел машину по кругу, внимательно осматривая. Четыре раза у меня вырвалось «черт» — по количеству проколотыхшин.

Вот Глеб-то расстроится, подумал я, поставил машину на сигнализацию, застегнул до подбородка куртку, накинул на голову капюшон и пошел быстрым шагом вдоль улицы.

Глава 13

Егор.

После неудачи с подругой другого, я долго не получал сообщений от Хозяина.

Наконец, надпись перед моими глазами уведомила нас о дальнейших задачах.

До вечера мы с дружками ездили по окраинам города, помогая расставлять патрули, раздавал указания и назначал старших, выбрать которых из адекватных было очень нелегко. В какой-то момент я даже пожалел, что стал помощником Хозяина — такая ответственность на меня свалилась, что голова пухла еще больше. Но, с другой стороны, стать первым (не считая Хозяина) человеком города — это поднимало дух, да что там, просто мурашки бежали от грандиозности момента!

После проведенных мероприятий, вкусно и бесплатно нажравшись в местной гамбургерной, мы сидели в машине, припаркованной на центральной площади. Ждали сигнала Хозяина. Я стал переживать, что другой за это время сможет уйти, но Хозяин меня успокоил. Он его видел, значит, тот где-то здесь. И сегодня вечером они его выловят, если не в городе, то на выезде точно.

Сытый от пуза, я начал дремать, пригрозив помощникам сидеть тихо. Но уже через пять минут на заднем сидении что-то металлически склацало, тяжело упало и раздалось ворчание Сохатого.

Я повернулся к ним, недовольно крикнул:

— Да вы что, бараны, как дети! Лупить вас что ли?

— Простите, начальник, — виновато пробормотал Сохатый, поднимая с пола короткоствольный автомат. — Я нечаянно.

— У него просто руки жирные, как у свиньи! — проскрипел Шпын и заржал.

Я тяжело вздохнул.

— Зачем я вообще вам разрешил иметь оружие? Вы же обращаться с ним не умеете!

— Так чего, — сказал Шпын обиженно, — они же все равно без патронов. Они все у тебя, начальник!

— Да, правильно! — сказал я, похлопал по бардачку перед собой. — Пусть лучше тут полежат до необходимости, а то вы же, дебилы, не только себя перестреляете, что было бы к лучшему. Так ведь и меня зацепите!

Шпын что-то пробурчал, отвернулся к окну.

Я снова прикрыл глаза. Задремать второй раз вряд ли получится, я был весь на взводе. Неопределенность утомляла, да еще в компании этих малолеток.

В этот момент пришло сообщение, которое мне показалось встревоженным. Хозяин сказал, что другой был у него, но ему удалось от него избавиться. Почему он не уничтожил другого? Я не решился задать этот вопрос, да и возможности такой у меня не было, ведь наша связь была односторонней. Но теперь я понял одно, что я и моя команда для того и были выбраны, чтобы выполнять то, что Хозяин не мог сделать физически. Мы были его руками.

Потом Хозяин сообщил, что другой долго находился вне зоны воздействия. Как ему это удалось, мне было не понятно. Значит, Хозяин не был настолько всесилен. Но дело было в другом, который был больше защищен от воздействия, чем остальные. Поэтому он и был другим.

А сейчас другой снова проявился! И он снова был на Юбилейном!

Я ткнул Лапу в плечо:

— Все! Поехали! На Юбилейный!

Разморенный после гамбургеров Лапа засуетился, завел машину, сказал.

Машина плавно объехала площадь, спустилась с горы и помчалась по набережной.

За каналом у автовокзала свернули налево к Юбилейному. До главного перекрестка по прямой Лапа разогнал седан до сотни. И тут, неожиданно, из пожарной части справа нам наперерез выполз красный пожарный ЗиЛ с номером шесть на борту. Просто выехал на главную дорогу с площадки перед зданием с вышкой, словно и не замечая никого вокруг. Что удивительно, кроме нас и этого ЗиЛа никого на всей дороге не было. Я еще издалека заметил медленно ползущий из ворот ЗиЛ, до последнего думая, что тот остановится перед дорогой, пропустит их. Но машины сближались — ЗиЛ медленно, они со скоростью сто — и столкновение с каждой секундой казалось неминуемым.

За два десятка метров до красной махины с номером шесть на борту, я только и смог вымолвить, вжавшись в сиденье:

— Какого лешего он делает?..

А дальше все произошло, как в кино.

ЗиЛ возник прямо перед нами, Лапа выругался, дернул руль сначала влево, чтобы обойти его по встречной, но ЗиЛ упорно выползал, поворачивая налево, даже не притормозив, тогда Лапа крутанул вправо, обходя ЗиЛ сзади, машина почти встала на два колеса, в нескольких сантиметрах проскочила у массивного заднего бампера, визжа покрышками и, подпрыгнув на бордюре, впечаталась в столбик дорожного знака «уступи дорогу». Удар, скрежет, из-под смятого капота повалил пар, вспухшие подушки безопасности обволокли лицо, мягко сдулись, металлическая труба со знаком загнулась, многоголосая ругань пронеслась по микрорайону, вспугнутые вороны взлетели с ближайшего тополя.

Все это произошло за две-три секунды. Трудная, тяжелая жизнь даже не успела пролететь перед моими глазами, как обычно бывает в таких случаях.

Лапа, за ним Шпын первыми выскочили из машины. Побежали к пожарной машине, мирно остановившейся на другой стороне дороги. Водитель из нее вышел, чесал затылок, глядя в их сторону. Когда я выбрался со своего сидения, Лапа держал незадачливого пожарника прижатым к борту машины, Шпын скакал вокруг, размахивая автоматом без магазина.

Я заметил, что мигалки наверху были включены. Вот ведь, гад, подумал я. Оглядел последствия аварии. Хорошо, что Лапа снизил скорость, да еще и бордюр помог, так бы легким ушибом не обошелся. Судя же по подросткам, те вообще будто и не пострадали.

Сохатый с трудом выбрался со своего места, удивленно чесал синеющую шишку на лбу.

— Что это было? — спросил он куда-то в сторону столба.

Я ничего ему не ответил, пошел, прихрамывая, к двум другим.

Когда подошел, здоровенный водила ЗиЛа зыркнул на меня злыми черными глазами.

Лапа покраснел от негодования:

— Он еще тут мне будет говорить о своей правоте!

— Я ехал на вызов! — настаивал на своем водила.

— Какое, я тебя спрашиваю, задание? У тебя же сирены не включены были!

— Были включены, — повторял водила.

— Да как же включены, если не включены! Я же видел!

— А я говорю, включены.

Тут снова подскочил Шпын, снизу вверх посмотрел на водилу, помахал автоматом.

— Я те щас тут устрою! Я те щас такое! Колеса прострелю!

Водила посмотрел на его автомат — без патронов просто железяка — молча усмехнулся.

— Чего ты лыбишься, гад! — подскакивал Шпын.

Мне надоел этот цирк.

— Все, хорош! — крикнул я. — Бесполезно! Пошли отсюда.

Повернулся и пошел обратно через дорогу.

Подростки заспешили за мной.

— Как же так, начальник, — спросил Лапа, — мы что, пешком что ли?

— Другую машину возьмем. Вещи из машины заберите. Вон там дома, гаражи, у кого-то же есть там машины? — сказал я и пошел по тротуару вверх по улице.

Подростки оживились, подбежали к разбитой машине, забрали из нее оружие, скидали магазины в рюкзак, чуть не за руку потащили за собой контуженного Сохатого.

Догнали меня, продолжая спорить.

— Да ты что, не мог ему в бочину въехать! — кричал Шпын. — Мы же по главной ехали!

— Ага! — отвечал раздраженно Лапа. — У меня реакция сработала. И ты видел, грузовик? От нас бы ничего не осталось вообще.

— Водила-мудила! — выкрикнул Шпын.

— Чего! — Лапа остановился. — Кого ты…

— Да я про этого, пожарного! — махнул рукой Шпын.

— Молча идите! — рявкнул я.

Я получил сообщение от Хозяина: другой нашел машину и теперь двигался по направлению к Солнечному, где живут его родители.

— Ищите машину! — крикнул я помощникам. — Срочно! Быстро!

Лапа и Шпын повесили на Сохатого свои автоматы и беспорядочно заметались по улице. Вблизи, как назло, ни одного дома с гаражом.

Я продолжал идти вперед, ожидая новые координаты клиента от Хозяина. Сохатый, пыхтя, тащился следом.

Подростки бегали вдоль улицы, заглядывая во дворы, дергая ворота, высматривали машину или гараж, в котором могла стоять машина.

Наконец раздался радостный вопль. В полумраке я не сразу увидел подростков.

— Здесь! Сюда! — кричал Лапа, стоя у большого двухэтажного кирпичного дома с пристроенным к нему гаражом на две машины.

Я прибавил шаг, Сохатый не отставал, звенел автоматами за спиной.

Лапа стоял в ожидании начальника в позе победителя, Шпын дергал за ручку.

— Вот тут я точно знаю, что есть классная тачка! — сказал Лапа, нажал на кнопку звонка, держал, пока не услышал за дверью шаги и недовольное бормотание.

Хозяин дома был не из пугливых, потому что клацнул тяжелый затвор, дверь распахнулась, из дверей вышел здоровый парень лет тридцати в трусах и тапочках на босу ногу. Окинул злобным взглядом подростков, задержал взгляд на Егоре, стоявшем поодаль.

— Чего надо, салаги?

— Машину! — сказал Лапа, широко улыбаясь, и со всей силы вдарил здоровяку под дых. Даже я не ожидал такого от Лапы, отпрянул, поморщившись. А здоровяк с хрипом согнулся пополам, зашептал что-то себе под ноги. Шпын с горящим взглядом и гиканьем навалился на здоровяка сверху, крикнул.

— Соха! Давай! Вали его нахрен! Чего стоишь, дубина!

Сохатый сбросил с себя ношу, пробежал мимо меня, сопя, и они втроем стали заламывать парня, выкручивать руки, не переставая при этом поддавать ему по всем доступным местам. Парень кряхтел и ругался, но вырваться из-под туши Сохатого не мог. Когда Сохатый придавил парня своей тушей, Лапа вбежал по ступеням на крыльцо, заскочил в дом.

Ворота распахнулись через минуту, мне в глаза брызнули габаритные светодиодные искры. Я прикрылся рукой, отошел в сторону от медленно выплывающего из черного проема огромного черного внедорожника.

Шпын и Сохатый вывернули шеи, глядя на машину. Окно опустилось, и Лапа, нацепивший на себя чужие солнечные очки, произнес:

— Ну, что, ребята, прокатимся?

Я довольно хмыкнул, прошел к пассажирскому сиденью, разминая ушибленную ногу, бросил подросткам:

— Вещи не забудьте. И побыстрее!

Шпын и Сохатый переглянулись, поддали напоследок здоровяку, схватили оружие, мешок, заскочили в машину и, как счастливые дети, заржали, хлопнув друг друга в ладоши. Здоровяк медленно, отплевываясь, поднимался, ругательства становились громче, вытянутая рука на расстоянии пыталась схватить свою собственность за бампер, но я кивнул ему «пока» и махнул вперед. Джип зарычал и рванул с места.

— Ну, что, куда, начальник? — спросил Лапа.

Я посмотрел на него, сдернул очки с ухмыляющейся рожи, кинул в бардачок.

— Он поехал на Солнечный. И не гони ты так! Опять куда-нибудь влетишь! Никуда он от нас не денется! На всех выездах стоят кордоны!

— Да я не гоню, шеф! Я просто быстро еду…

— Вот и не надо ехать так быстро! — а про себя подумал: «Я только жить начал по-человечески, не хватало из-за какого-то дебила в смертельную аварию попасть».

Ник.

От Маринки я бежал к лесу. Надеялся таким образом скрыться от погони.

Отчасти это у меня получилось, взгляд в затылок медленно угас. Значит это всевидящее око было не всесильно, расстояние имело значение. Но тут пошел дождь. И я стал искать укрытие.

Ну, а потом решил уходить из города совсем.

Оставались только родители. Лучшего друга, коллег по работе и подругу я потерял. Маринка отказалась ехать со мной, ну, это ее выбор.

А вот родителей я был просто обязан спасти любым способом. Даже если будут сопротивляться.

Когда уже ночью вернулся в город, я вновь почувствовал слежку. Тяжелый черный взгляд постоянно давил в затылок, словно кто-то сидел прямо у меня за спиной. Пару раз я даже оглянулся, но заднее сиденье «десятки» было пусто. Надо спешить.

Я и так гнал машину на предельной скорости, рискуя слететь с дороги.

Пролетел по пустой дороге вдоль канала, проскочил мост через реку, справа и слева потянулись одноэтажные домики. До Солнечного оставалась пара километров.

У клуба УПП ВОС под светом фонаря прямо на дороге выстроилась группа людей. Подъезжая ближе, различил толпу взбудораженных подростков, беспорядочно шатающихся по всей проезжей части. Похоже, большинство из них зомби.

Я сбавил скорость, посигналил.

Из толпы отделилось несколько человек, в руках у них не то бейсбольные биты, не то штакетник. Судя по виду, настроены они явно не дружелюбно. А вот эти звероиды были пастухами этого стада баранов. Останавливаться мне сейчас нельзя, иначе они не дадут мне снова двинуться.

Я подъехал как можно ближе, потом резко завернул на свободный тротуар и вжал педаль газа в пол. Машина резво подскочила на бордюре, раздался скрежет, а я едва справился с железным конем. Чудом избежав столкновения с металлическим забором, выровнял «десятку» и снова вернулся на дорогу, оставив позади недовольно машущих мне вслед тинэйджеров.

Я облегченно вздохнул. Теперь до Солнечного осталась пара поворотов.

Поселок на окраине и так не баловал жильцов обилием уличного освещения, сейчас так вообще был погружен в полумрак. Хорошо, что я на машине, поэтому врубил для лучшего обзора дальний свет — все равно никого встречного не наблюдалось, ни пеших, ни на машинах. Если бы мне пришлось бежать пешком, я уже не один бы раз свалился и, скорей всего, расшиб бы себе все колени и локти.

К дому я подъехал тихо, выключив фары, остановился, вышел из машины, стараясь не хлопать дверью.

Дом родителей, как и все рядом стоящие коттеджи, был погружен в мертвую тишину. Лишь в конце улочки горел последний фонарь на столбе, в его свете ходили люди, слышны звуки популярной музыки. Кто-то еще и праздник отмечает.

Прошел через калитку, обошел дом к заднему входу. Из будки, потягиваясь, вылезла Жучка, помахала хвостом. Хорошо, что она меня узнает, а то подняла бы лай на всю улицу.

— Жуча, привет! — шепотом позвал я, — только тихо, хорошо?

Она радостно виляет хвостом, крутится у ног. Такая же как всегда.

Между делом я подумал, что на животных эта зараза, видимо, не распространилась. Или это пока?

— Ну все, иди на место, — я поднялся по ступеням заднего крыльца. — Иди, говорю.

Жучка обиженно поджала хвост, скрылась в будке.

Я открыл дверь спрятанным в стойке перил запасным ключом. Стараясь ничего не зацепить по дороге, прошел через прихожую на кухню. Отсюда увидел льющийся из комнаты голубоватый свет экрана телевизора и приглушенный разговор. Выглянул из-за угла. На диване храпит отец, рядом с ним на столике стоит тарелка с остатками салата, стакан и пустая бутылка водки.

Так, отец живой. Ну почти. Где мама?

Я двинулся дальше по коридору. Дверь в другую комнату прикрыта. Я отворил ее и тихо позвал:

— Мама… мама, ты здесь?

В ответ услышал движение, тихие шаги.

Мама появилась в проеме в ночной рубашке и с заспанным видом.

Слава Богу все живы!

— Ты чего это, на ночь глядя? — спросила она. — Кушать хочешь?

Я прижал палец к губам.

— Тихо, мама! — прошептал я и потянул ее за рукав на кухню.

— Что случилось? — спросила она на кухне тоже шепотом, глядя на меня белыми испуганными глазами.

Я лихорадочно соображал, что нужно взять в дорогу.

— Мама, — сказал я как можно спокойнее, приобняв ее за плечи. Хотя у самого сердце колотилось как бешеное. — Нам надо собрать самое необходимое. Деньги, документы, кое-что из еды, такое, чтоб приготовить на скорую руку, ну, бутерброды. И еще теплую одежду. И на сменку белье…

— Зачем? — перебила она. — Что-то случилось?

Я посмотрел на нее. Ничего на ее лице не прочитать, кроме недоверия и легкого испуга. И то, благодаря выражению лица, но никак не глаз. Глаза — матово-белые шары под подвижными, постоянно моргающими веками — абсолютно ничего мне не говорят, словно вставленные в глазницы как протезы бильярдные шары.

— Да, — сказал я и прижал к себе, — нам всем угрожает опасность. Мы должны немедленно убираться отсюда, из города, иначе нас… нам будет плохо. И дорога каждая минута.

Я выдержал паузу, чтобы она успела усвоить информацию, которую я ей дал. Мама смотрела на меня долго. Потом окинула взглядом кухню, нервно сцепила ладони.

— А… как же Леша? — спросила она, — и что вообще происходит? Ты что-то натворил? За тобой едет полиция? Что…

— Мама! — остановил ее глухим окриком. — Папа пойдет с нами, я ничего не натворил, и за мной никто не гонится! Поняла?

— Ну, не совсем, — неуверенно произнесла она. Она давит зевоту, а я про себя молился, чтобы она мне поверила.

Тут из дверного проема раздался голос отца.

— Ты чего это тут делаешь? — он переводит сонный, полупьяный взгляд на мать. — А сколько время?

Так, надо принимать срочные меры.

— Мама, — прошептал ей на ухо, — иди, собирай деньги, документы, одежду. Быстро! — и подтолкнул ее в спину.

Пока отец протирал глаза, она проскользнула мимо него. Теперь пришла его очередь.

— Так, отец! — сказал я как можно более уверенно. — Нам — тебе, маме и мне — угрожает опасность! Нам надо уходить! Машина стоит у дома! Дорога каждая ми…

— Чего? — возмутился он, придя в себя. — Какая машина? Ты чего это задумал? Я никуда не поеду на ночь глядя! И вообще мне завтра на работу…

Надо принимать кардинальные меры, иначе он только усложнит ситуацию. Я приблизился к нему, подняв руки в успокаивающем жесте.

— … И что ты тут делаешь так поздно… — продолжал он, пошатываясь и щуря глаза, пытаясь рассмотреть циферблат будильника в буфете. — Да сколько вообще время-то? Мне кто-нибудь в этом доме скажет или нет? — обратился он в комнату, подняв голос.

Я, резко ударил ему в область солнечного сплетения. Отец вмиг проглотил все недосказанные возмущения, согнулся и повалился на пол, хватая ртом воздух.

Надеюсь, что ты меня поймешь чуть позже, подумал я, подхватывая его на лету. Взяв его подмышки, я сволок стонущее тело ближе к прихожей.

Глава 14

Ник.

В этот момент из комнаты вышла мама, в руках куча белья. Она увидела эту картину, руки опустились и одежда упала к ногам.

— Сынок, ты что с ним сделал? — в ужасе округлив белые глаза, спросила она.

— Ничего, мама, все нормально, — ответил я, продолжая тащить согнувшееся и задыхающееся тело.

Я не рассчитывал ударить так сильно, так уж получилось. Но он по крайней мере еще жив, и может это и к лучшему, что я так его отрубил — будет меньше возни.

— Быстро принеси из ванной веревку или скотч широкий! — крикнул я, но, увидев ее замешательство, добавил. — С ним все нормально! Быстро!

Приказ подействовал, она бросилась его исполнять. Я посмотрел на отца.

— С тобой все нормально? — спросил, встретившись с ним взглядом.

— Ты… что… как? — только и мог бормотать он, пытаясь восстановить дыхание.

Я посчитал это хорошим знаком. Перевернул его на живот, загнул руки за спину. Через плечо мама протянула спутанный пучок веревки.

— Иди, мама! Оденься, собери документы, карточки и все наличные в доме! Через пять минут мы уезжаем! — она все стояла, тупо глядя на мужа.

— БЫСТРО! — крикнул я.

Не дождавшись указаний от мужа, она побежала исполнять указание сына.

Я в это время занялся связыванием рук отца. Ему не помешал и кляп в рот, на случай когда он сможет, восстановив дыхание, выражать вслух свое недовольство.

— Ты мне еще спасибо потом скажешь, отец, — вздохнул я, похлопал его по плечу.

Через минуту отец к походу был готов.

Я окликнул маму. Она появилась в дверях с сумкой на плече.

— Только самое необходимое, — сказала она шепотом.

— Хорошо, выходим.

Но тут с отцом пришлось повозиться! Он восстановил силы, и никак не хотел идти на собственных ногах. Брыкался, цеплялся ими за все углы, гневно мычал, сжигая меня своими черными глазами.

Мать шла следом охая и причитая, несла дорожную сумку и его куртку. Проверить, что она там насобирала, у меня нет времени. Потом.

С трудом запихнув отца на заднее сиденье, я вытер пот с лица. Дорога в двадцать метров вымотала меня. Я облегченно опустился на сиденье, рядом уже сидит мама, испуганно обхватив сумку обеими руками.

Посмотрел вдоль улицы вверх и вниз. Никого нет, даже гуляющая под фонарем компания растворилась. Но я чувствовал, что они уже недалеко, идут буквально по пятам.

Включил скорость и развернул машину. Съехав с улицы поселка, я повернул не налево, в город, откуда я приехал, а направо. Дорога убегала вверх на гору и за переездом терялась в темноте.

Грунт шуршал под колесами. Вторая скорость, третья.

Когда проскочили железнодорожный переезд, начался асфальт.

Я добавил скорости, не обращая внимания на толчки отца коленями в сиденье. Мама, сидя вполоборота всячески его успокаивала. Но тщетно. Он знай свое бубнит до хрипоты.

Снова и снова кидаю взгляд в зеркало заднего вида. Света фар преследователей не видно. Это хорошо.

Справа от нас стеной темнел лес, слева в карьере мелькнула бывшая городская свалка, потом начались поля.

За новым поворотом дорога пошла еще круче вверх. Взобравшись на гору, на развилке впереди я увидел огни: группа людей в форме и парочка машин с мигалками.

— Что это еще? — удивился я, сбавляя скорость. — Неужели засада?

— Я слышала по радио, — сказала мама, — что введено чрезвычайное положение. Что это значит, Никита?

— Это значит, мама, что перед нами полицейский кордон, — ответил я хмуро. — И нас так просто не выпустят.

Отец на заднем сидении притих.

На кордоне нас заметили. Несколько тусклых фонариков направили свои лучи в нашу сторону. До них метров сто пятьдесят, может двести. Две или три машины стояли поперек дороги, подсвечивая направления, одна из них патрульная, моргала маячками. Около десятка человек в форме.

Я погасил фары, прижался к обочине.

— Так, мама, тихо выходи и быстренько беги в ближайшие кусты.

Она озирается по сторонам, не понимая, о чем я говорю. Я тыкаю пальцем в стекло.

— Вон туда, к деревьям. Поняла?

Она кивнула, открыла дверь.

— И тихо! Жди меня там…

— А как же отец? — спросила она, замерев в открытых дверях.

— Я его вытащу, иди. Да иди же!

Она, пригнувшись вышла, мелко семеня, скрылась в темноте.

Я обошел машину, открыл заднюю дверь. За ногу вытащил отца из машины. Он дергается, стонет, хрипит.

— Отец, давай сам, а? — прошептал я. Он в ответ помотал головой. — Ну, как знаешь.

Я как можно тише вытащил его, положил на траву, и за ноги поволок вслед за мамой в кусты. Не до церемоний. Затащил подальше к деревьям. Сказал маме ждать меня здесь.

Выглянул из кустов, посмотрел на перекресток. Люди там зашевелились, послышались голоса. Но пока никто не стремился выдвинуться для выяснения остановки машины.

Что ж, это мне на руку. Пока я тащил отца, мне в голову пришла идея.

Я вернулся к машине, пригнувшись, тихо открыл водительскую дверь, завел мотор.

Не думаю, что те, на кордоне слышали меня — там стоял шум, гвалт, разговоры, тихо играла музыка. Отдыхали, ребята, наверняка и с подогревом.

Не закрывая двери, я сел на сиденье, выжал сцепления, включил первую передачу, плавно, не добавляя газа, отпустил педаль. Машина зашуршала покрышками по гравию, я выровнял руль, направив машину в центр группы, врубил дальний свет и вышел из машины, плавно прикрыв за собой дверь. Так же, пригнувшись, за машиной перебежал к кустам.

По стонам отца и тихому голосу мамы, нашел их между деревьями, поднял его на ноги. Он больше не сопротивляется, покорно позволяет вести себя.

— Пошли скорей вдоль деревьев, — сказал я. — Нам надо пройти по лесу заслон, потом…

Я не успел договорить, потому что раздались сначала крики, а потом два оглушительных выстрела.

Мама охнула, мы инстинктивно пригнулись, замерли.

В рупор прокричали.

— Остановитесь! Проезд запрещен! Стой, тебе говорят!

Я осторожно приподнялся, посмотрел сквозь деревья на дорогу. «Десятка» медленно приближалась к посту.

Раздалось еще несколько выстрелов.

— Быстро, идем! — сказал я, взял отца под руку, мы заспешили вдоль деревьев.

— У них что, оружие? — зашептала мама. — Им же убить можно!

— Да, мама, можно. Все серьезно.

Я бежал впереди, одной рукой придерживая за локоть отца, другой защищая лицо от невидимых веток. Мама с сумкой следом за нами, продолжая причитать.

— Так это они тебя ловят?

— Не только меня, всех. Тихо, мама.

— Ты что, преступник, да?

— Нет, мама, я другой.

На этом слове отец что-то замычал, задергался. Но я цепко его держал, понял, что так взволновало его.

Пока на дороге была шумиха и стрельба, мы быстро прошли опасный участок по лесопосадке. После развилки дорога спускалась вниз. И сверху, с развилки она скрывалась в тени. Здесь нам можно незаметно перебежать ее.

Остановив рукой моих спутников, я осторожно вышел из-за деревьев, чтобы убедится, что поблизости нет машин.

От развилки мы отошли еще метров на двести-триста, до нас еще доносятся недовольные и растерянные голоса, тонкие желтые лучи от фонариков плясали над дорогой, по верхушкам деревьев.

Но на дороге никого не видно. И никто не пытался куда-то двигаться. Самое то, пока они ничего не понимали.

— Давайте за мной, быстро, — скомандовал я.

Мама вышла из темноты под свет луны, ведя под руку отца. Я взял с ее плеча сумку, подхватил отца с другой стороны. Пригибаясь, мы быстро перебежали дорогу, скрылись за деревьями. Отец не сопротивлялся, что радовало. Хоть что-то соображал.

Зашли вглубь подальше, остановились, чтобы немного отдышаться. Я осмотрелся. Лесопосадка не широкая — несколько рядов деревьев, перемежающихся кустарником, а дальше поле метров пятьсот, плавно спускающееся к лесу. Вот туда нам надо. Но через поле не побежишь, там сейчас грязь одна с растаявшего снега.

Мама достала из сумки бутылку воды, попила сама, дала отцу, освободив его от кляпа. Отец молча попил из ее рук, глядя на меня исподлобья черным ненавистным взглядом.

— Не смотри так на меня, отец. Все будет хорошо.

— На, Никита, попей тоже, — протянула мама мне бутылку.

Я аккуратно заправил кляп отцу обратно, на всякий случай, сделал несколько жадных глотков.

— Ну, теперь нам надо пройти лесопосадку, огибая поле и по лесу спуститься к речке, — сказал я, показывая маме рукой. — Вдоль реки, там километра два-три, мы выйдем к трассе на Пермь. План, конечно, не ахти какой, но другого нет.

Мама слушала молча, кивала, видимо доверившись полностью мне. Или потому что отец с кляпом во рту не мог промолвить ни слова. Хотя сейчас он даже не мычал. Вообще никак не проявлял свое недовольство; просто смотрел в сторону леса и тяжело дышал.

— Ну ладно, пошли. Время дорого, а погоня еще не закончилась. Надо уйти как можно дальше.

Я закинул сумку на плечо, мы выстроились в цепочку и двинулись через кусты и деревья к освещенному полной луной полю. Потом, выбравшись из кустов, шли по траве вдоль посадки. Родители шли тяжело переступая. Да и сам я безумно устал от бесконечной погони, не проходящего страха и неизвестности.

Мы прошли по краю поля, вышли к опушке леса. Обернулся — никого не видно. Даже перекрестка с кордонов отсюда не видно было. Главное сейчас уйти от погони, скрыться за деревьями. Я еще надеялся, что тот, кто следил за мной — кто бы он ни был — не сможет нас достать, если мы скроемся в переплетении деревьев.

Когда стали углубляться в лес, мама вдруг сказала:

— Сынок, а куда мы идем?

Я остановился, поправил сумку на плече, обернулся к ней.

— Что ты спросила?

Мама подошла ко мне, испуганно озираясь по сторонам непонимающим взглядом.

— Где мы? — спросила она, — что происходит?

Я бросил сумку, подошел к ней, обнял за плечи и заглянул в глаза.

— Мама?

Она смотрела на меня испуганными, но своими, живыми зелеными глазами! Я так и замер на месте, в горле встал ком. Она снова стала такой как прежде.

Егор.

Мы объехали канал, проскочили мост, выехали на щебенку.

Я приготовился к тому, что начнет трясти, но машина шла мягко, как пароход, лишь иногда по днищу и аркам колес глухо постукивали камешки. Лапа, надо отдать ему должное, вел такую громадину умело.

Я оглянулся назад. Сохатый сидел, тупо глядя через окно на дорогу, ожидая дальнейших приказов. Шпын расслабленно развалился, закинув ногу на ногу, курил, стряхивая пепел прямо на пол. Лишь глаза его блестели в темноте салона злобной чернотой.

Машина резко просигналила, притормозила. Я качнулся, посмотрел вперед. В свете фар увидел, толпу подростков, загородившую всю дорогу, над ними маячило несколько палок, слышались недовольные возгласы.

— Это еще что такое?

— Хрен его знает! — почему-то радостно воскликнул Лапа и снова нажал на клаксон. — Забастовка!

— Чего? — я посмотрел на него. — Какая, нахрен, забастовка?

Лапа лишь пожал плечами, поморгал фарами.

— Поехали, некогда тут, — сказал я.

Видя, что джип не собирается отворачивать, толпа нехотя рассеилась. На дороге остается лишь один смельчак. Или полоумный.

Лапа закричал что-то вроде «Йо-хооо!» и нажал на газ. Мотор заурчал, машина набрала скорость вроде плавно, но меня все равно придавило к сиденью. Я невольно схватился за ручку над дверью, готовый к неминуемому удару. Но в последний момент Лапа славировал вправо, и дурного подростка лишь слегка зацепило левым крылом.

Я обернулся, посмотрел через заднее стекло. Малолетний камикадзе упал, но скорее от испуга, потому что тут же вскочил и замахал вслед машине палкой. К нему подбежали дружки, подружки, захлопали по плечам. Теперь он у них стал героем, дебил.

— Идиоты, — проворчал я.

— Как я его!? — засмеялся Лапа, довольный по уши своим трюком.

— Вперед смотри лучше!

— Шпын! — не унимался он и посмотрел в широкое зеркало заднего вида на лобовом стекле. — Ты видел? Круто!

— Видел, видел! — пробурчал Шпын, — я тоже бы так смог…

— Хрена с два бы ты так смог! — злобно прошипел Лапа, продолжая улыбаться.

— Да пошел ты! — обиделся Шпын и снова отвернулся к окну.

Лапа, не сбавляя скорости, повернул, машину по грунтовке слегка занесло, но он, как заправский гонщик, легким движением руля ее выровнял. Свет от фар высветил впереди длинную прямую дорогу.

Я посмотрел по сторонам, вглядываясь в темноту, чертыхнулся и отвесил Лапе тяжелый подзатыльник.

— Ты куда едешь, чучело? Нам на Солнечный надо, дубина! На Солнечный! — я схватил его за нижнюю челюсть, вывернул голову налево. — Это значит туда! Шумахер, нахер!

Лапа испуганно моргнул, сзади раздался злорадный смех Шпына.

— Заткнись, падла! — завизжал Лапа, обернувшись вполоборота. — Не волнуйся, шеф, я сейчас с той стороны Солнечный объеду, вон там! Быстро!

Он показал рукой вперед. До следующего поворота осталось метров двести.

— Ладно уж! — заскрипел я зубами. — Ехай! Не обратно же сейчас поворачивать! — но очередной затрещины Лапа не избежал.

Сзади раздалось приглушенное хихиканье.

У Лапы на глазах даже слезы выступили. И еще этот недоросток сзади глумился!

— Заткнись ты! — взвизгнул Лапа. — Я тебе, только остановимся, таких кренделей отвешаю, два года шапку носить не сможешь! Понял!

Сзади смолкли. Когда Лапа злой, с ним лучше не шутить.

Мы подъехали к указанному дому, в темноте почти не отличимому от соседних коттеджей.

Я вышел из машины последним. Лапа и Шпын, ругаясь между собой, убежали вперед. Сохатый отстал и стоял у калитки, озираясь по сторонам.

— А ты чего встал? — спросил я.

— А че делать-то?

— Идиот! Задержать беглеца, который должен быть в этом доме!

Сохатый косолапо побежал следом за своими дружками.

Я еле сдерживался, кажется, что этот амбал становился все тупее и тупее с каждой минутой.

Я подошел к входной двери, поднялся на крыльцо. Из-за двери доносились грохот и ругань. Зажегся свет сначала в одной, потом в другой комнате. Я уже понял, что никого мы здесь не найдем.

Снова нужно ждать сигнала Хозяина.

— Чертов Лапа, кретин длинноногий! — я ударил кулаком по двери, спустился с крыльца. Если бы мы свернули, где надо, возможно, успели бы перехватить клиента. — Чума тупорылая, малолетка!

Я подошел к машине. От дома бежал Лапа.

— В доме никого нет, — крикнул он, переводя дыхание. — А Соха сбрендил!

— Что значит сбрендил? — не понял я, хотя и не удивился.

Тут появился Сохатый, через плечо у него висел Шпын, как мешок с картошкой, дрыгал ногами и матерился так, что даже у меня уши завернулись.

Вот дети пошли!

Сохатый улыбался во весь рот.

— Шеф! — кричал он, — я поймал его!

— Кого его, мудак? Кого ты поймал, деревянный по пояс? — я был в бешенстве. Мало того, что мы по дурости одного водилы упустили клиента, так теперь еще у этого окончательно башню сорвало! Поймал он, видите ли.

— Отпусти ты его! — я сдернул Шпына с плеча ошарашенного Сохатого. Шпын с подбитым глазом подскочил к здоровенному другу и, ругаясь, стал колотить его кулачками.

— Ты, козел! Тупой! Скот! Ненавижу тебя! Урод!

На слове «урод» я перехватил его за руку. Как-то резануло мне по ушам слово. И в то же время порадовало. Теперь не меня называют уродом.

— Хватит! В машину все!

Шпын, продолжая ругаться, забрался на заднее сиденье, Лапа важно прошествовал к водительскому, вытирая на ходу выступившие от смеха слезы. Сохатый тоже неловко было двинулся к машине, но я его остановил.

— А ты, дружочек, останешься здесь.

Сохатый выкатил на меня абсолютно белые глаза, открыл рот. Я положил руку ему на плечо.

— Будешь выполнять особо опасное задание!

В глазах у Сохатого после испуганного недоумения появился тусклый блеск. Я продолжил.

— Остаешься здесь, чтобы организовать засаду, на случай если кто-нибудь вернется. Понял?

Амбал радостно кивнул.

— Ну, вот и славненько! — я похлопал его по плечу, обошел машину.

Про себя подумал: чертов идиот.

Устроившись на кожаном сидении, глянул на других ухмыляющихся помощников, снова подумал: чертовы идиоты!

Хлопнул дверью, отвернулся к окну.

— Ну, теперь куда, шеф? — спросил Лапа, нетерпеливо потирая рулевое колесо.

Шпын на заднем сиденье звонко передернул затвор одного из автоматов. Я нервно обернулся — загнал патрон в патронник? Но нет, просто щелкал пустым оружием.

Я треснул Шпына ладонью в лоб, крикнул.

— Сидим и ждем, понятно?

— Да понятно, шеф, чего ты, — тихо сказал Лапа, стерев с лица улыбку.

Глава 15

Ник.

— Мама! — чуть не закричал я и крепко ее обнял.

Отец подошел сбоку, толкнул меня плечом и что-то промычал. Я повернулся к нему, сразу же посмотрел и ему в глаза — они тоже стали прежними темно-карими, всегда напоминавшими о цыганской крови его далеких предков.

Не до конца еще осознав вновь произошедшие изменения, я сдернул с его рта повязку. Мама в этот момент развязала ему руки.

— Ну наконец-то, — сказал отец, облегченно вдыхая свежий воздух и потирая затекшие руки. Он внимательно посмотрел на меня. — А теперь расскажи-ка нам какого черта мы тут делаем, и почему у меня руки были связаны?

Мама тоже пристально смотрела на меня. Они ждали ответов.

— Вы ничего не помните? — спросил я.

Мама с отцом переглянулись.

— А что мы должны помнить? — спросил отец. — Как мы здесь очутились? Ночью в лесу! Связанные!

Он посмотрел вокруг, развел руками, мама поежилась от холода.

Я обернулся на поле, там было так же тихо.

— Хорошо, — сказал я, — давайте так. Что вы последнее помните?

Они снова переглянулись. Оба задумались. Отец даже глаза закатил, вспоминая.

— Я помню, что ты звонил, — сказала мама. — Я что-то стряпала. А потом телевизор смотрела, не помню что…

— Я ходил за бутылкой, — добавил отец. — Выпил и спать завалился. И вот — проснулся, блин! В лесу! Связанный!

— Это было вчера, — сказал я. — Сутки назад.

На их лицах появилось недоумение.

— Целые сутки? — спросил отец. — Что же мы делали все это время?

— Как сутки? — изумилась мама. — Я не помню, что я делала все это время! Как такое возможно?

И только я открыл рот, чтобы начать рассказывать им обо всем по порядку — о камне, о Глебе, о глазах измененных людей, о Петровиче и Сером, о Маринке…

Но тут послышался глухой рокот приближающейся машины, и два луча фар, блеснули на другой стороне поля.

— Быстро уходим! — крикнул я, хватая сумку и двигаясь вглубь леса. — Это они!

— Кто они? Куда мы бежим? — спросил отец, но тем не менее взял маму за руку, поспешил за мной.

Я проламывался через кусты, ветки хлестали по лицу и рукам.

— Расскажу! — крикнул я через плечо. — Все расскажу, только давайте сначала уйдем от них подальше.

— Господи! — запричитала испуганно мама. — Что же это такое происходит! Что же ты натворил, Никита?

— Мама, потом все вопросы! Потом!

Главное сейчас, уйти подальше, глубже в лес. Если родители стали снова нормальными, значит это не какая-то обычная зараза, значит, изменения обратимы. Значит, влияние чего-то не безгранично и имеет какой-то радиус воздействия. Но с какой точки? Где центр этого сигнала?

Пока мы углублялись в лес, я вкратце описал текущую ситуацию, с чего все началось, что я особенное заметил за это время, про взгляд в затылок не забыл рассказать. Они охали, ужасались. Задают скептические вопросы. Почти не верят, потому что то, что сейчас происходит было настолько нереальным, что и сам я не смог бы поверить в этот кошмарный бред. Кошмар наяву, от которого нельзя пробудиться. Перед тем, как уткнуться в речушку, возникшую перед нами, в общих чертах рассказал все, ответил на их вопросы.

— Что это за река? — спросила мама.

— Сырка, — ответил отец. — Я сюда на рыбалку хожу. Ходил.

— Может, вдоль реки пойдем? — предложил я.

— Нет, — сказал отец. — Мы обратно к полю выйдем.

— Значит, надо перебираться на другой берег. Глубоко здесь?

— Ну, метра полтора-два, ширина метра три-четыре. Надо дерево валить или искать брод, — сказал отец, стоя на берегу маленькой, почти незаметной за нависающими деревьями речушки. Река, словно белая велосипедная дорожка дрожала в свете полной луны, только живая, журчащая рябью. Вдоль берега плотной стеной стояли кусты ивы, высокая сухая трава, да к тому же высокий и скользкий берег.

— А никаких мостков поблизости нет? — спросила мама, не особо надеясь на положительный ответ.

— Есть, наверное, — ответил отец, — там, чуть дальше деревня небольшая Заполье. Но я не уверен.

— Но мы не можем там идти, — сказал я.

— Почему? — спросила мама.

— Потому что неизвестно, есть там блокпост или нет.

— И что делать?

— Идти вброд.

Немного подумав, отец сказал.

— Ну, тогда доверьтесь мне! — он хлопнул меня по плечу. — Я тут все знаю, я тут хариуса столько выловил!

— Да сколько! — откликнулась мама, — уж не врал бы!

— А чего?

— Да того! Одну мелочь домой и таскал. Ее даже кошки уже отказывались есть!

— Да уж так прямо и…

— Не едят, сама видела.

— Ну ладно, — встрял я в их семейную перепалку, улыбаясь. — Мне конечно приятно, что вы снова нормально разговариваете, вы даже не представляете себе как я рад. Но надо что-то делать, потому что, если вы не забыли, за нами все еще гонятся.

Мама толкнула отца в плечо.

— Ну, давай, рыбак, через реку нас переводи!

— Вот так всегда, — проворчал он, спускаясь к реке. Я поддержал его за руку. Потом он перехватился за ветки, исчез из вида.

— Ну что там? — спросила нетерпеливо мама через минуту.

— Да ничего! Никак тут не перейти, только вброд, — ответил отец откуда-то снизу.

— Ну так пошли вброд! — сказал я, — время идет!

— Ага, только вот глубина здесь тебе по пояс, если не глубже!

Отец появился в поле зрения, на лице улыбка, в руке длинная сухая палка.

— Может, пройдем пока вдоль речки, глядишь что-нибудь по дороге попадется, дерево, например, — предложил я.

— Тоже вариант, — ответил отец, неуклюже взбираясь обратно на берег. — И, наверное, лучший.

— Ну все тогда, пошли, — сказала мама и первая двинулась сквозь кусты. — А то вы, мужики, до утра будете дискутировать о вариантах. Дело надо делать.

— Ха! — усмехнулся отец, — ну что за женщина! — он догнал ее. — Пусти, я первый пойду. Я все-таки лучше тут все знаю.

Я шел за ними. Несмотря на все пережитые события, сердце у меня радовалось. Все не так уж плохо, говорил я себе. Все еще будет хорошо. Должно быть. Главное, спасти родителей, а потом думать, что делать дальше.

Мы продолжили пробираться через деревья, кусты, валежник, отойдя немного в сторону от русла, где идти вообще невозможно. Но и не упуская белую журчащую дорожку из вида. Шли как можно быстрее, потому что я все еще чувствовал, пусть и не такое тяжелое, но все равно холодное дыхание в спину. Преследователь не отставал. Он остался всего один, но самый злобный. Вот всевидящего взгляда в затылок уже не было. Осталось лишь дыхание.

Речка петляла в зарослях, то удаляясь от нас, то вновь подползая вплотную. Мы старались сокращать путь, ведь главная задача этой речушки — вывести нас на трассу, а дальше к людям. Нормальным, я надеюсь, людям.

— Вот, смотрите! — вскрикнул отец.

Мы с мамой устало остановились, подошли ближе, я различил в темноте сваленную корягу, перекинутую через реку. Из толстого ствола торчали, как щупальца осьминога, несколько голых ветвей.

— Хороший мост! — сказал отец, взбираясь на дерево. — Как считаешь, мать?

— Ты попробуй сначала сам перейди! — ответила она скептически, но в ее голосе появилась нотка надежды.

— Да запросто! — воскликнул отец и тут же соскользнул одной ногой с бревна. Я услышал глухой удар, всплеск, потом стон вперемежку с руганью.

— Чертова коряга, твою душу мать!

— Что? — кинулась к нему мама. — Что случилось? Упал? Ушибся?

Я торопливо схватил ее за руку.

— Не спеши, мама. Давай я первый.

Я обошел ее, осторожно двинулся по бревну к отцу, держась за ветки-щупальца. Отец сидел между веток, обхватив ногу.

— Связку наверно растянул, зараза! — сказал он. Я помог ему подняться. Вместе мы кое-как добрались до другого берега, сошли с бревна.

— Сядь здесь, я помогу маме перейти.

— Аккуратней! Скользко!

Когда мама перешла, тут же бросилась к отцу.

— Леша, ну что у тебя? — она осмотрела и ощупала его с головы до ног. — Сломал что-то, ушиб? Ну говори, не молчи!

— Да нормально все! — ответил он, смущенно избегая ее назойливого внимания. — Просто связку потянул. Сейчас посижу немного и дальше пойдем.

Мы сели кружком, с удовольствием вытянули ноги. Дорога по ночному лесу — не самая веселая прогулка. Ноги гудят, в желудке урчит, в горле пересохло.

— Эх, сейчас бы картошечки жареной, — сказал отец, мечтательно, — да с лучком, да на маслице, как ты умеешь, мать! Пальчики оближешь!

— Перестань! И так желудок сводит, а ты еще травишь! — сказала мама, растирая ноги.

Я решил, что несколько минут у насесть. Хотя бы дух перевести.

Подвинул к себе сумку, поставил на колени, открыл.

— Так, что у нас тут? Ага, как насчет бутербродов с хлебом?

— Это как? — спросил отец озадаченно.

Я достал половинку черного хлеба, батон, бутылку с водой. Больше в сумке ничего съестного не было. Остальное пространство занимала одежда, пузырек шампуня и в глубине объемистый портмоне, в котором поместились не только документы, но и пачка денег и полкило мелочи.

Мы отломили себе каждый ломоть хлеба по вкусу. Почувствовал, как желудок благодарно замурлыкал, разливая тепло и силу по телу.

Откинул голову назад, посмотрел на светлеющее небо, скрытое черными когтями веток.

Скоро рассвет…

Немного погодя мама взяла меня за руку. Я повернулся к ней, грустные, уставшие глаза смотрели с нежностью и тревогой.

— Никита, — начала она, — про нас ты рассказал, а я бы хотела сейчас про тебя рассказать. Может больше и случая не представится.

Она обратилась к отцу.

— Как считаешь, Леша?

Отец удивленно посмотрел на нее, потом что-то вспомнил, махнул рукой.

— Ну, ему все равно когда-то придется рассказать, почему не сейчас?

Я перевел взгляд с него на маму, обратно, потом прислушался к лесу.

— Вы это о чем? Почему именно сейчас?

Егор.

Сообщение от Хозяина пришло быстро. Мы наступали им на пятки, беглецы ускользали прямо из-под носа!

— Они не должны уйти! — крикнул я, — не должны! Да можешь ты ехать побыстрее?

— Могу, шеф. Конечно могу.

— Ну так шевелись!

На переезде машину подкинуло так, что у меня перехватило дух. Но я промолчал. Для меня важно догнать, хоть в лепешку расшибись.

Дальше за переездом пошел асфальт, и Лапа вдавил педаль газа в пол. Меня прижало к спинке сиденья. Шпын сзади заверещал от восторга.

Быстрее, быстрее, Лапа. Я не боялся, что он не справиться с управлением и две тонны железа станут их братской могилой. Я боялся гнева Хозяина. А Хозяин сейчас очень гневается!

На крутом повороте я схватился за ручку, чтобы не свалиться на Лапу.

Лапа, идиот, ржет, как обкуренный. Даже не сбавляет скорости, молодец.

Покрышки завизжали, пахнуло жженой резиной, по рукам побежали мурашки, поднимая волосы дыбом. Нам кирдык!

Хозяин сказал, что другой и его родители миновали кордон. И как же им это удалось? Неужели он на самом деле какой-то особенный, как последний раз назвал его Хозяин — избранный. Но ничего, для кого-то он и избранный, но для меня просто клиент. И я его достану, принесу Хозяину на блюде! Во что бы то ни стало…

Машина влетела на гору, сбавила скорость. На развилке творился полный бардак.

Бегали люди, кричали, размахивали автоматами, слепили глаза фонариками.

Лапа, по моему приказу, остановил джип за двадцать метров до патрульного уазика.

— Сходи, выясни что произошло, — сказал Лапе. — Похоже произошла авария, — я указал на «десятку».

Лапа послушно выскочил из-за руля, Шпын поспешил за ним, оба серьезные и злые.

— И еще, — крикнул я им вслед. — Приведите мне вон тех троих, что справа стоят, поняли?

— Да, шеф. Все сделаем.

Через минуту они подвели трех полицейских. Через плечи у них висели короткоствольные автоматы.

Пока Лапа рассказывал необыкновенную историю о пустой машине, я заглянул в глаза вновь прибывших — двое такие же «отмороженные», как и его помощники, но один как Сохатый, без единой мысли в молочных глазах.

Двух помощников ему вполне хватит, тем более с автоматами.

— Все, — сказал я, отворачиваясь от компании. — Садимся в машину и вперед.

Лапа скользнул за руль, остальные расположились сзади.

— Куда дальше, шеф? — спросил Лапа.

— Туда, на поле, — показал я рукой.

— Отлично! Погнали! — крикнул Лапа, посигналил и рванул машину с места.

Перед съездом на поле с дороги, когда фары осветили сырую, разрытую земляную массу, меня одолели сомнения.

— Ты уверен, что мы не завязнем в этой грязи?

— Это же джип, шеф! — радостно воскликнул Лапа.

Машина плавно спустилась с насыпи, липко вклинилась в глубокую колею, петляющую вдоль поля по краю посадки. Газанув, Лапа вывел джип из колеи, сильно тряхнуло, но машина, медленно покачиваясь, поползла по полю. Ямы становились все глубже, земля все мягче. Слышно было, как днище скребло по земле. Очередная яма, стала для нас последней. Огромная, тяжелая машина легла на днище и встала, как вкопанная.

— Приехали, шумахер! — фыркнул с заднего сидения Шпын.

— Заткнись! — огрызнулся Лапа, дергая ручку передач и пытаясь все же выехать из ямы. Двигатель истошно взревывал, но машина лишь покачивалась на несколько сантиметров вперед-назад.

— Это же джип! — проскрипел сзади Шпын. — Тут на тракторе надо было ехать!

Лапа пыхтел и потел, но все мучил машину, увязающую глубже и глубже в яме всеми колесами.

— Кажется сели, шеф, — наконец сдался Лапа.

— Я вижу, — я посмотрел на лес, до которого еще метров триста, достал из бардачка три магазина, открыл дверь, спрыгнул с подножки. Ноги по щиколотки провалились в жижу. Остальные без команды последовали за мной.

— Ну и говно! — проворчал Шпын. — Куда ты нас завез?

Лапа обошел джип, с глухим шлепком его кулак впечатался в недовольную физиономию товарища. Шпын пластом упал в грязь.

— Я тебе сказал заткнутся! — закричал Лапа, зависнув над ним.

— Ты, гад, падла! — завизжал Шпын, пытаясь подняться, но руки скользили в грязи, ноги разъезжались. — Ты че делаешь-то?!

Двое полицейских молча усмехались, глядя на барахтающегося подростка.

Я вглядывался сквозь темноту вдаль, не обращая никакого внимания на их разборки. Но кроме черных стволов деревьев, ничего не видно, никакого движения. Бесполезно, я их потерял.

И, судя по последнему сообщению от Хозяина, и он тоже.

Беглецы вышли из зоны воздействия. Хозяин их больше не видел.

Но я чувствовал, что они ушли именно туда. И, если мы пойдем напрямую, наперерез, то сможем их настичь.

— Автоматы возьмите и вперед! — сказал я, двинулся через поле к лесу. — За мной!

Полицейские переглянулись, но пошлепали следом. Лапа достал два автомата, постоял, крикнул в спину.

— Шеф, может на надо! Грязно же! Давай трактор вызовем или танк какой-то, а?

Шпын, поднявшийся наконец, отряхивая грязь с куртки, поддержал товарища.

— А я сразу сказал, что трактор нужен.

Я, увязая в глине, вернулся, влепил Лапе затрещину. Сунул ему магазин, взял один автомат, зарядил, закинул на плечо.

— Я сказал вперед, значит, вперед! Быстрее! Туда! — закричал я, подгоняя своих худосочных помощников в спины. — Какие же вы слабаки! Вперед!

Ноги вязли в глине, на обувь налипало все больше. Дорогу нам освещали кроме фонарей полицейских два луча фар машины, образуя впереди длинные прыгающие тени. Пока мы дошли до середины поля, Шпын упал еще раза три и стал похож на черта. Лапа топал молча и размеренно. Двое полицейских шли, держа автоматы перед собой для равновесия.

Ноги забились, гудели, я оглянулся — мы прошли только половину поля. Как же долго! Но он догонит их, все равно, чего бы это не стоило. Вместе с усталостью, изнутри стала закипать злость.

— Да пошевеливайтесь же вы! — снова толкнул я в спину Лапу.

Внезапно Лапа остановился, закрутил головой по сторонам. Я толкнул его в спину.

— Ну! Чего встал! Вперед!

Лапа испуганно посмотрел на меня, отошел, шатаясь.

— Ты кто? Что я здесь делаю? ГДЕ Я?!

— Что… — начал я. Злость на этих недоумков закипела так, что, кажется, еще немного, и я начну ломать им кости прикладом автомата. Но посмотрел на остальных и, наконец, понял, что это уже не поможет. Все четверо стояли раскрыв рты, озираясь по сторонам в неподдельном испуге и непонимании.

— Где мы?

— Что такое?

— Что случилось? — услышал я со всех сторон.

Это конец! Они вышли за территорию воздействия Хозяина, и теперь все вернулись в прежнее «нормальное» состояние.

Но тут меня осенило. Я вспомнил, что обладаю кое-какими способностями, которыми меня наградил Хозяин, подбежал к Лапе, развернул его лицом к себе и пристально посмотрел в глаза, напрягая всю свою внутреннюю энергию.

Но Лапа брезгливо оттолкнул меня с воплем.

— Эй! Ты чего это хватаешь меня, пугало огородное!

Ну, теперь точно все, мои волшебные чары здесь тоже не действуют. Я потерял свою гипнотическую силу.

— Что за херня такая происходит? — сказал Лапа, оборачиваясь к остальным. — Пошли отсюда! Как нас занесло сюда, не пойму!

Все мои помощники разом развернулись и поплелись обратно в сторону города на свет фар застрявшего джипа.

Идиоты, посмеялся я про себя, вы же снова сейчас попадете под власть Хозяина!

Но мне от этого не легче. Они мне нужны там! Я с досадой посмотрел в сторону темнеющего частокола леса. Потом перевел взгляд на спины уходящих фигур, услышал последние возгласы.

— А ты видел, Шпын, тут откуда-то с нами Урод оказался!

— Да уж, кошмар! А почему я такой грязный? А?

— Да ты всегда такой был! — засмеялся Лапа.

На все поле раздался оглушительный смех, от которого у меня начало колоть в груди. Я тоже вспомнил этот смех, такое не забудешь никогда. Меня так накрыло воспоминаниями, что, ожидая удара, я инстинктивно вжал плечи.

Но ничего не произошло. Голоса становились все дальше.

— Скоты, — прошептал я, расправил плечи, посмотрел им вслед. — Твари тупые. Вы еще получите свое, получите. Я же вернусь.

Я остановил себя от порыва вернуться в зону воздействия, снова сделать их рабами и уж теперь вдоволь насладиться этим. Но меня останавливало задание Хозяина. Я повернул к лесу, поправил на плече автомат и пошел дальше. Надо закончить это дело. Это сейчас важнее. А потом, когда вернусь…

И эти идиоты никуда от меня не денутся!

Идиоты?

Я остановился, замер, ослепленный догадкой. Почему, выйдя за пределы воздействия, потеряв дар гипноза, я не лишился своего нового разума? Значит, Хозяин сделал его Избранным! Только его одного! Ведь он коснулся меня своей магической рукой, передал часть своей бесконечной силы! Только мне!

У меня даже ноги подкосились от нахлынувших впечатлений.

Только я, единственный, был освещен целебной дланью Хозяина. И я оправдаю это доверие!

Я улыбнулся, глядя вперед, в сторону леса. Я знаю, куда они идут.

Глава 16

Ник.

— И о чем же вы хотели мне рассказать? — спросил я, поднимаясь. — Какой-то секрет, о котором я не знал? Или вы тоже что-то натворили?

— О твоих снах, — продолжила мама, тяжело вздохнула. — И о том, что ты не изменился, как все… там, — она махнула рукой за спину. — Я считаю, что все это связано между собой. Как считаешь, Леша?

— Однозначно, — ответил он.

— Однозначно? — спросила мама, — ты что других слов не знаешь? Жириновского насмотрелся что ли?

— Ой, мать, отступись ты от меня! Рассказывай лучше побыстрей, идти ведь надо.

Я прислушался к лесу. Показалось, что где-то хрустнула ветка.

— Нет, дорогие мои, — сказал я, протягивая маме руку. — Давайте-ка мы все же будем двигаться. А по дороге расскажете.

Отец, кряхтя, поднялся сам, опираясь о дерево.

— Ладно, — кивнула мама, — пойдем.

Мы не спеша пошли вдоль речки.

Мама немного подумала, продолжила.

— Я знаю, почему ты не изменился, как мы. Как все в городе.

— Ну, не факт, что я один такой! — сказал я.

— Да, возможно. Но ты точно не мог заразиться.

Я даже обернулся.

— Это почему у тебя такая уверенность?

Мама напомнила мне о моем первом проявлении необычных способностей.

— Это было летом, я тогда работала в магазине, в центре. Ты ходил меня встречать на остановку каждый день. Это было как раз перед школой, и мы с отцом решили тебя в садик больше не водить. Еще бабушка жива была, царство ей небесное. Тебе было семь лет. Так вот я тогда вышла из магазина после смены, собралась идти на остановку, это метров сто от магазина, и вдруг почувствовала это… не знаю как назвать… как голос какой в голове. И главное голос-то твой! — она посмотрела на меня, — но какой-то другой, испуганный, прямо как крик души! Ты мне сказал не ходить сейчас на остановку, а зайти и еще что-то там купить в ларьке, уж не помню что, мороженку что ли. Но только, говоришь, нельзя идти на остановку. А потом вижу в голове своей, как в кино, картину — едет с горы огромный грузовик прямо на эту самую остановку. А там же люди ждут автобус. Пять человек. И я с ними — шестая. А грузовик на полном ходу на нас. И прямо всех нас в эту остановку вмял. В лепешку. Все погибли.

Отец шел молча, глядя перед собой. Мама помолчала, видимо вспоминала этот кошмар.

— У меня от реальности картинки даже коленки подогнулись… а потом я очнулась. Кино в голове кончилось, а я продолжала идти на остановку. А в голове после этого кино словно молоточки застучали: тук-тук. И голосок твой детский, испуганный кричит: не ходи, не ходи!.. Я еще на часы посмотрела, до автобуса было минут десять. В руках сумки с продуктами, чего я, думаю еще покупать-то должна? Все вроде уже купила… а в голове молоточки… и голосок твой все в ушах стоит. Решила я тогда просто не доходить до остановки, в сторонке постоять. Может, поверила твоему голосочку. А, может, просто из интереса. Не было ведь у меня никогда таких голосов в голове, да еще с фильмами!

Мама замолчала, мы пробрались через густой кустарник.

— Что же дальше, мам?

— А ты еще не понял? — спросила она. — Через минуту с горы летит тот самый большущий грузовик! И вихляет из стороны в сторону, как будто водитель там пьяный. А потом у него эта штука… как ее… а, капот! Хлоп, и открывается и кабину-то закрывает. И машина сразу резко поворачивает на остановку. Я-то в стороне стою, вижу как на экране все, как сон во сне. И ноги у меня онемели от совпадения этих картинок. А на остановке никто и не двинулся. То ли не видели, не знаю. Вскрикнуть даже никто из них не успел. Быстро все произошло… удар, грохот, через секунду кто-то прямо за моей спиной как заверещит!.. я тогда в обморок упала… и яйца все раздавила всмятку…

Она затихла. Я повернулся к ней. В глазах стоял страх, боль, ужас. Она побледнела.

— Мама, — я обнял ее за плечи. — Все! Все прошло! Все хорошо, успокойся…

— Ты не представляешь, сколько там было крови… я потом целый месяц пешком ходила. Пока дожди ливневые не прошли.

Мы помолчали, слушая ветер в деревьях и журчание реки. Отец стоял в сторонке, навалившись на дерево, большими глазами смотрел на проплывающие в сером небе грязные облака. Восход еще не окрасил их в розовый цвет.

У меня не было слов. Да и что можно сказать, когда узнаешь о себе такие вещи, необычные способности. Я ведь ничего этого даже не помню.

Наше усталое молчание нарушил отдаленный треск. Вдоль реки за нами кто-то шел, в этом нет сомнений. И он не отставал.

Мы затаили дыхание.

Шум повторился. Я схватил маму за руку.

— Идем быстро, но тихо!

Стараясь обходить лежащие на земле ветки, чтобы избежать выдающего шума, я старался идти как можно быстрее.

Вдруг мама тихо дернула меня за руку, зашептала.

— Никита! Отец отстает!

Я обернулся. Отец двигался далеко позади, сильно хромая на левую ногу. Лоб блестел от пота, видно, что он очень устал, хотя старался не подавать вида, натужно улыбался нам.

— Черт, — вырвалось у меня.

Я отдал сумку маме, подошел к нему, взял за руку и присел.

— Ты что собираешься делать? — спросил он, отстраняясь.

— Покатать тебя немного хочу! — и одним движением закинул себе на плечи. Удобнее обхватил одной рукой его руку, другой ногу. — А то ты меня в детстве катал на себе, а мне все никак случай не представится!

Мама с сомнением и страхом пошла за нами, поддерживая отца сзади. А тот все бормотал.

— Тяжело ведь, устанешь быстро! Я, не смотри, что маленький, говна во мне знаешь сколько! Мать, подтверди!

— Это уж точно, — откликнулась мама совершенно серьезным голосом.

Неудобная ноша все норовила зацепиться за торчащие ветки. Приходилось узкие места проходить боком, что невероятно осложняло и замедляло передвижение. Спустя минут пятнадцать мышцы ног забились, колени начали подгибаться, пот застилал глаза. Я остановился, опустил отца на землю, перевел дыхание.

— Сколько ты весишь? — спросил я.

— Ну, килограмм где-то семьдесят уже много лет, — ответил он, — если пельменей не наелся.

Я присел рядом с ним, вытер пот с лица, в горле словно наждачная бумага. Мама протянула мне полупустую бутылку воды. Я сделал пару больших, жадных глотков, усмехнулся, глядя на отца.

— Не надо было тебя хлебом кормить. Ты, по-моему, тяжелее килограмм на двадцать стал.

Отец нервно и натянуто засмеялся. Понятно, что ему не нравится роль обузы.

— Ну, я отдохнул, можно дальше двигать, — сказал он.

— Ага, отдохнул, — ответил я, прополоскал горло. — Ну-ка, покажи свою ногу.

— Да нормальная у меня нога. Сейчас расходится и совсем…

— Ты покажи сначала! — перебил я, посмотрел на маму. Она понимающе кивнула, подошла к мужу, задрала штанину и ахнула, зажав рот рукой.

— Да-а, — протянул я, глядя на опухшую покрасневшую щиколотку. — С такой ногой ты сам далеко не уйдешь. И чем дальше, тем только хуже будет.

— Да ничего! Справлюсь! — возразил отец с таким видом, будто мы собрались его бросить здесь как больную собаку из упряжки.

— Ну ладно, поехали дальше, — сказал я и закинул его на плечи. Отец слабо сопротивлялся.

— Ты сам уже кое-как идешь! — сказал он.

— Ничего, своя ноша не тянет. Мама, иди вперед, я за тобой.

Она вздохнула, поправила на плече сумку и двинулась дальше. Быстро светало. Идти становилось гораздо легче. Только бы еще не было погони — и совсем хорошо.

На этот раз я устал гораздо быстрее, а холодное дыхание преследователя где-то за спиной ощущалось сильнее. Нас догоняли.

Я остановился, привалил отца к дереву, постоял минуту, разминая плечи и ноги, отдышался, снова молча взвалил его на плечи, двинулся дальше.

Очень скоро и даже неожиданно за деревьями появились какие-то строения, выплывающие призраками из тумана.

— Это, наверное, твое Заполье, — сказал я, останавливаясь.

— Что будем делать? — спросил отец, похромал к дереву, сел.

— Что, что, обходить стороной, — ответил я, обессиленно упал во влажную траву. Ноги были как деревянные.

— Я сам пойду! — сказал отец с виноватым видом. — Я ведь не инвалид! — потянулся рукой, подобрал палку, и, оттолкнувшись от дерева, сделал несколько геройских шагов. На пятом шаге палка сломалась, больная нога подогнулась, он выругался и повалился со стоном на землю.

Мама бросила сумку, подбежала к нему.

— Сколько еще до трассы? — спросил я.

— Я не знаю, — ответил отец. — Но, думаю, что вот-вот должны выйти. В лесу трудно определить.

— Ты чувствуешь, где они? — спросила мама меня. — Сколько их?

Я приподнялся. Две пары испуганных глаз ждали ответа. Я не знал, что им ответить. Чувствую ли я? Нет, никакой картинки перед глазами, никаких видений. Но я прислушался к своей интуиции, подсознательному. Ответ пришел сам, из ниоткуда.

— Он остался один, — сказал я. — Но он самый опасный из них, потому что… потому…не могу объяснить, не знаю. Он все ближе. Он не идет по нашим следам, но он знает направление. Он понимает, чего мы хотим.

Я навалился на дерево, вытянул ноги. Но собрал волю в кулак, подошел к отцу.

— Надо идти.

— Если он один, мы можем с ним справиться! — сказал отец. — Нас же трое!.. Ну почти трое.

Родители посмотрели на меня с надеждой. Конечно, это был бы выход: наломали батогов, притаились, выскочили и отметелили как следует. Но…

— Не получится, — сказал я, помогая матери подняться.

— Почему? — спросил отец. — Руки-то у меня целые!

— Он вооружен, — ответил я, и сам себе удивился. Только что я этого не знал и вдруг — раз, словно кто-то шепнул мне на ухо.

— Вооружен? Господи! — воскликнула мама и помогла мне поднять не менее ошеломленного отца.

— Черт! — сказал он. — Черт его подери! Черт!

Он выпрямился, но оттолкнул мои руки. Мы с мамой в недоумении посмотрели на него.

— В чем дело, Леша? — спросила она. — Надо идти! Слышишь! Мы поможем! Еще немного потерпи!

Он пристально посмотрел на нее, на меня, взял нас за руки, стоя на одной ноге.

— Никита, — сказал он, подбирая слова. — Ты… должен спасти маму… любой ценой. Ты понял?

— Понял, но надо идти, по дороге поговорим…

— Нет, — прервал он, оттолкнул. — Вы пойдете вдвоем. Так будет лучше…

— Нет! Леша! — крикнула мама, добавила тише. — Нет! Как же ты? Да ты что задумал?

— Я его отвлеку, — ответил он, подобрал длинную кривую палку, оперся на нее как на костыль, отошел. — А вы идите.

— Нет! — мама посмотрела на меня, ждала поддержки. — Никита, что же ты молчишь?

Я понимал, что он прав. Всем нам не уйти, преследователь слишком близко. Но, с другой стороны, отец обрекал себя, возможно, на верную смерть. Ради жены, ради сына.

— Идите! — крикнул отец. — Идите, я сказал! Все!

— Но… — начала мама, отец жестом остановил ее.

— Я тебя люблю, — сказал он севшим, уставшим голосом, — поэтому вам надо уходить… я его отвлеку… вы спасетесь. Я им не нужен! Им нужен ты.

Он повернулся ко мне, похлопал по плечу, улыбнулся.

— А, если что, то ты же потом вернешься и отомстишь за меня… как в кино.

Мама заплакала, повисла у него на шее. Он гладил ее по спине, что-то шептал в ухо. У меня ком встал в горле.

Я подошел к ним, крепко обнял обоих, отец отбросил палку, похлопал меня по спине другой рукой.

— Береги ее, — сказал он.

— Конечно…

Вдалеке глухо хрустнула ветка. Мы замерли.

— Это он! — сказал я, схватил сумку.

— Ну, все, идите! — отец оттолкнул нас, поднял палку и, не оглядываясь, сильно хромая, пошел в другую сторону. — Все будет нормально! Нормально… я его заведу… уж я ему покажу дорожку!

Мама крепко схватила меня за руку, потянула. Теперь я в ответе за нее. Отец поможет нам уйти. Только надо торопиться!

Мы обошли сонную деревню стороной, молча пробежали сквозь заросли, спустились в лог. Бежали по логу в противоположную сторону от отца. Перед глазами мелькали деревья, ветки хлестали по рукам и ногам. Впереди вырос сухостой, мы обошли его стороной, чтобы не выдать себя треском и хрустом. Пересекли неожиданно возникшую поляну. Послышался отдаленный шум трассы, до нее рукой подать было. Мы с мамой обрадованно переглянулись…

И тут из леса позади нас прозвучала щелкающая барабанная дробь выстрелов…

Отдаленный рокот, шум покрышек все ближе. Я прибавил шаг, мама не отставала, несмотря на то что поднимались в гору. После выстрелов она шла, словно робот, почти шаг в шаг за мной, то и дело повторяя имя мужа.

Я пытался подбодрить ее.

— Мама, может все обошлось. Я не чувствую, что он погиб. Слышишь меня? веришь мне? Он живой. Он должен быть живой.

Больше не стреляли. Или мы не слышали.

В голове крутились другие варианты развития событий. Возможно, отец, все же, врезал этому уроду, а тот, падая в реку, успел пальнуть в воздух. Автомат утонул, а отец… что? Добил его? Или просто ушел? Главное, жив остался.

Перед тем, как подняться на шоссе, нам пришлось продираться сквозь густые заросли, под ногами хлюпало. Пока взобрались на федеральную трассу, все промокли — ноги от воды, спины от пота.

Выйдя из полумрака леса, заметили, что утро уже в разгаре — солнце, вставшее над лесом, пригревало, туман спал, асфальт на трассе был сухой.

Машин было мало. Но заметив первую, я сразу же поднял руку, надеясь как можно быстрее сесть в машину — любую — и уехать отсюда! Мама обессиленная села на сумку на обочине, уткнула лицо в ладони.

Редкие легковушки пролетали мимо даже не притормаживая. От грузовиков обдавало пылью. Даже автобусы полупустые пролетали мимо — остановка в неположенном месте запрещена, что б вас. Показалась высокая «фура», КамАЗ. Приблизилась так, что различил номера — регион наш, значит местный и едет либо домой из рейса, либо только что из дома. Безо всякой надежды выставил руку.

Машина тяжело притормозила, заскрипела всеми колесами, прижалась к обочине метрах в двадцати от нас. Я схватил маму за руку, в другую сумку, побежали к кабине. На ходу кинул взгляд вниз вдоль дороги, на ближайшие деревья. Никто не появился.

Распахнул дверь, веселый голос нас поприветствовал.

— Вы это куда, ребята?

— Нам бы до Перми, — ответил я, пристально посмотрел ему в глаза: слава богу, нормальный. — Возьмете?

— А чего не взять! Залезайте!

Я кинул сумку в ноги, забрался первый, помог маме.

— Ну, здрасте, путешественники!

Мы поздоровались. Захлопнул тяжелую дверь, машина прошипела, медленно вырулила на дорогу. Я спросил.

— А сколько возьмешь?

Веселый усатый мужичок состроил обиженную гримасу.

— Обижаешь, земляк! Я же домой еду! По пути! Какие деньги! — он, улыбаясь, кивнул на маму. — Тем более с женщин денег не беру!

— Это моя мама, — сказал я.

— Да я что? — сказал мужичок, кидая взгляд в боковое зеркало. — У меня тоже мама дома ждет, пирогов напекла, наверное! А вы чего в такую-то рань, да еще аж до Перми?

— Машина сломалась, — ответил я уклончиво. Понимал, что не убедительно, но таким видимо тоном, что у мужичка по этому поводу вопросов больше не возникало. Потом только до меня дошло, что трасса пустая была, где же наша сломанная тогда, в кювете? Ну, да ладно.

Мама устало откинулась на сиденье, закрыла глаза, на ней лица не было.

Через минуту весельчак спросил, кивнув на маму.

— Умаялась.

— Да, машина в лесу, шли долго.

— А, ну понятно. Как звать-то?

— Никита, — ответил я, широко зевнув.

— А меня Миша, — он протянул мне руку для пожатия, потом указал на лежанку позади сидений. — А там Митрич спит. Тоже умаялся, всю ночь вел.

Я обернулся, увидел под одеялами сопящее без задних ног тело. Как я его сразу не заметил? Опять широко зевнул. На повороте мама положила мне голову на плечо, задремала. Да уж, ночка выдалась — врагу не пожелаешь.

— Чаю хочешь? — спросил Миша и протянул большой металлический термос.

— Не откажусь! — сказал я.

С удовольствием выпил бодрящего горячего сладкого напитка. Но усталость и напряжение он снял ненадолго. Я закрыл крышку, протянул термос обратно.

— Еще наливай!

— Нет, спасибо, Миша, правда, — я устроился удобнее, вытянул ноги. Глаза сами собой закрывались. — Мы лучше немного поспим. Хорошо?

— Да спите, мне-то что. Вижу, что устали.

Обиделся, наверняка, что я отказал ему в интересной беседе. Ну и наплевать, сил нет даже языком ворочать. Я лучше вздремну часик, пока едем.

Только закрыл глаза, сразу провалился в тревожную дрему.

Глава 17

Ник.

— Эй, Никита! — толкали меня в бок. — Приехали!

Я приоткрыл один глаз, посмотрел на дорогу, по сторонам. Мы ехали по камскому мосту. Уже Пермь! Не может быть, чтобы так быстро доехали! Кажется, только глаза сомкнул, а уже семьдесят километров проехали…

— Уже? — глупо спросил.

— Уже! — ответил улыбчивый Миша. — Дорога пустая, быстро долетели. Мне сейчас направо, прямо для грузовиков нельзя, вам куда?

— Э, — я огляделся по сторонам, — мы тут выйдем, нам в другую сторону.

Во рту, словно кошки нагадили. И жрать хотелось прямо сил нет.

— Миша, а чайку не осталось случаем?

— Осталось, почему нет? — и протянул термос.

Я аккуратно разбудил маму, прошептал ей в ухо.

— Мам, приехали. Просыпайся. Давай чайку.

— А? Что? Где мы? — покрасневшие глаза бегали из стороны в сторону, сознание медленно прояснялось. — Что, уже в Перми?

— Да, — протянул ей крышку с чаем. — На, держи.

Мише сказал, чтобы высадил на повороте, сразу за мостом.

— Лады! За мостом так за мостом! Почему нет!

Мы вышли, поблагодарили Мишу, попрощались. Он пожелал нам удачи. Дверь хлопнула, мотор зарычал, нас обдало едкими клубами сизого дыма. Протерли глаза, и я спросил маму.

— Ну и что, куда дальше?

— Сначала я хочу есть! — сказала она.

— Это правильное решение! — подхватил я. — Кажется вон там была когда-то пончиковая. Идем?

— Пончики? Отлично! Идем!

Прошли квартал, пончиковая была на месте, даже очереди остались все те же. Мы набрали полный пакет, сели в ближайшем скверике на лавочке. Утреннее солнышко светило уже тепло, приветливо, почки на деревьях распускались. Люди вокруг суетились по своим делам — все нормальные. Даже не верилось…

Когда последний пончик провалился в желудок, довольно потирая живот, я спросил.

— Ну, а теперь куда?

Мама подняла на меня сытый и удивленный взгляд.

— Как куда? К сватье, конечно. Ну, и к Ольге, само собой! — и ткнула меня дружески в бок. — Что, думаешь я ничего не понимаю?

Я удивился.

— Мам, мы вообще-то с ней разведены. Ну, не официально, но все равно… в общем…

— Хватит выделываться! Говори лучше, как к ним добраться. Они ведь где-то в центре живут?

— В центре, да тут не далеко. Пешком минут десять.

Мама хлопнула меня по плечу, улыбнулась.

— Ну, вот и пошли. Я устала, хочу помыться и отдохнуть. Можешь им позвонить?

Я достал телефон — батарея в ноль.

— Нет.

— Ну, ничего страшного! Будет сюрприз! Сватья меня вообще-то давно в гости звала.

— Как это?

— Вот так, — ответила мама, улыбаясь. — А ты думал, что? Мы продолжаем с ней общаться, перезваниваемся часто.

Я вздохнул. И чего я в самом деле «выделываюсь», как выразилась мама. Идти-то все равно больше некуда. За то короткое время, что я успел тут пожить — ни друзей, ни знакомых так и не нажил. Ольга и ее мама — единственные, кто мог бы принять к себе маму на какое-то время.

Я, конечно, подумал о полиции, даже армии, чтобы ввести их в Нытву и всех звероидов и зомби переловить и отправить на лечение.

Черт. Чушь, конечно.

И что потом? Под влиянием заражения окажется еще и рота вооруженных людей? Там и так придурков с оружием хватает. Нет. Решение этой проблемы должно быть другим. Я чувствовал, что играю в этом не последнюю роль, но что и как… голова гудела, ничего не соображал…

— Ну, идем? — спросила мама и протянула мне сумку.

Я закинул ее на плечо, показал рукой.

— Нам туда.

— Давно бы так! — улыбнулась мама.

Глаза ее были полны грусти и страха, даже несмотря на то, что здесь абсолютно ничто не напоминало о происходивших последние два дня ужасах. Вокруг были обычные люди — разные, нормальные. Словно мы только что проснулись, отряхнулись от кошмара и продолжаем дальше жить. Но это не так. Все это у нас внутри, в голове. Это наша память, которую не сотрешь, не выкинешь.

Ольга со своей мамой, Маргаритой Марковной, жили на Комсомольском проспекте. Это недалеко от моста, поэтому мы шли пешком, несмотря на то что страшно гудели ноги, а короткий сон в машине не дал желаемого облегчения.

Я давно уже не был в Перми, и все мне сейчас напоминало о нас с Ольгой. Мы часто с ней гуляли по этим улицам, в этих парках на скамейке целовались. Вот на этой площадке мы сидели на качелях, по той улице мы любили гулять весной, когда природа распускалась и благоухала, почти как сейчас, там было особенно красиво, цвели яблони и черемуха. А в этом парке особенно хорошо было летом, скрываясь в тени раскидистых деревьев у фонтана…

— Ты готов? — спросила мама.

— К чему?

— К встрече.

— Не знаю. Нет, наверное, — ответил я. Память навалилась удушливой волной. До сих пор я чувствовал себя виноватым. И почему я решил, что она ждет, что будет рада видеть меня? Наверняка у нее другой мужчина. И вообще у нее другая жизнь, без меня.

— Не знаю, — повторил я, — все равно выхода у нас нет.

Мама вдруг улыбнулась, взяла меня под руку, заглянула в глаза.

— А мне кажется, что она будет очень рада.

Я поднял на нее удивленный взгляд.

— Да с чего бы?

— Да с того же, с чего и ты. Ты же любишь ее до сих пор. Я знаю. И ты сам себе сознайся уже! Ты же знаешь, матери чувствуют это сердцем.

— Но это уже ничего не меняет…

— Как это? — мама сделала хитрые глаза. — Она-то ведь тоже тебя любит!

— Мама?..

Мы перешли широкую улицу, зашли во двор. Вот он, второй подъезд. Узкая лестница. Четвертый этаж. Домофон не работал, мы зашли в открытые двери.

На первой площадке я остановился, огляделся, колени подгибались, но уже не от усталости, а от страха. Я остановился, прижал ладонь к облезлой зеленой стене.

— Что такое? — спросила мама.

— Не знаю, — сказал я. — Что-то мне это напоминает. Словно дежавю, или сон… ну, знаешь, во сне увидишь что-то, а потом сталкиваешься с этим наяву.

Мама удивленно посмотрела на меня, оглянулась, пытаясь проследить за моим взглядом, пожала плечами.

— Ты, наверное, просто боишься, — сказала она, ущипнув меня за руку. — Вот и придумываешь разные отговорки, тянешь время.

— Да не тяну я ничего! Пошли! — и я широкими шагами стал подниматься по ступеням. Мама, усмехнувшись, поспешила следом.

— Да потише ты! — кричала она за спиной. — Я же не козочка за тобой скакать!

— Я думаю, что не придется тебе их увидеть. Дома их нет.

— Откуда ты знаешь?

— Ниоткуда, — сказал я.

Я просто не готов к встрече, вот и все, подумал про себя. Думал, что же сказать, как объяснить наш внезапный приезд. Я оглядел себя — да еще в таком виде…

Я остановился у двери с номером 24. Все тот же выцветший номерок, тот же старинный пожелтевший звонок. Я уверенно протянул руку к кнопке, но увидел, что пальцы дрожали. Мама взяла меня за руку.

— Ну, давай, — сказала она, — смелее!

Я выдохнул и нажал на кнопку звонка.

Прошла минута или две, но никто не отзывался. Меня от волнения прошиб пот. Неужели же дома никого нет.

Щелкнул замок. Мама сжала мне руку.

— Да успокойся ты! Ведешь себя как ребенок!

— Кто там? — спросили из-за двери. Голос словно из прошлого. Ее голос. Я замер, язык прилип к небу.

— Гостей не ждете? — спросила мама, не дождавшись от меня ответа.

Дверь распахнулась и на пороге появилась она — в белом облегающем халатике. Я как в тумане смотрел на локоны черных волос, красивую тонкую шею, синие глаза. Ноги сами собой подогнулись.

— Господи! — воскликнула Ольга. Удивление в глазах сменилось вспышкой счастливой радости. Она бросилась мне на шею, едва не уронив с лестницы. Мама вовремя поддержала, засмеялась.

— Никита! Боже мой! — шептала Ольга, глаза наполнились слезами. Меня это немного испугало. — Я чувствовала, что ты приедешь именно сегодня! Что ты приедешь…

Я обхватил ее тонкое тело, спрятал лицо в аромате волос. Она уткнулась мне в плечо, что-то радостно защебетала.

Я совсем растерялся, только и смог выдавить.

— Оля…

На помощь пришла мама.

— Ну все, голубки! Еще нацелуетесь! Может в дом запустите?

И, не дождавшись приглашения, обошла нас, прошла в прихожую.

— Сватья! — позвала она. — Ты дома?

— Кто там? — послышался из глубины квартиры знакомый тещин голос. — Оля, кто там… Боже мой! Какие у нас гости! Сватья!

Оля выскользнула из моих объятий, взяла за руку и повела за собой в комнату.

Мама с тещей сидели на диване. Мама плакала, теща ее утешала, гладила по голове, плечам.

— Леша… Господи, как теперь?… Как?

Маргарита Марковна посмотрела на меня, в глазах смешаны испуг и непонимание.

— Что такое, Никита? — обернулась ко мне Ольга. — Что случилось? Я ничего не понимаю!

— Зять! Ну-ка, давай, рассказывай!

Я прошел, сел в кресло напротив, Оля села рядом на спинку.

С чего начать? Как об этом ужасе рассказывать людям, не имеющем даже представления о том кошмаре, из которого мы, теряя самое дорогое, вырвались, лишь чудом оставшись живыми. Благодаря отцу…

Я посмотрел на убитую горем маму, и у самого комок вновь встал в горле, слезы навернулись на глаза. Отец, Глеб, Серый, Маринка, — их лица пронеслись перед глазами. Лица людей, которых больше не увижу, возможно, никогда…

— Никита? — Ольга взяла мою руку в свои ладони.

Я понимаю, что надо быть сильным. Надо вернуться в настоящее. Минуты прошлого, такого светлого и чистого, вновь затянуло черными тучами настоящего, за которыми лишь серыми бесформенными клоками проступал холодный туман будущего…

— Дайте ей что-нибудь успокаивающего, — сказал я чужим голосом, — и положите поспать. Мы не спали всю ночь. Она вся выдохлась. Ей особенно тяжело.

— Может, помыться сначала? — спросила теща. — Вы такие… неопрятные!

— Мы не спали всю ночь, — сказал я. — Пусть сначала отдохнет.

— Я сейчас! — Ольга вскочила, убежала на кухню, вернулась с аптечной коробкой.

— Не то! — сказала Маргарита Марковна, сама удалилась на кухню, принесла початую бутылку коньяка, две стопки. — Давайте-ка лучше вот, чтоб расслабиться. — И налила нам с мамой по полной рюмке.

Мама выпила коньяка, Ольга увела ее в спальню.

Через минуту вернулась.

— Она уснула, — сказала Ольга, подбирая слова. — Она такая… такая…

Подошла ко мне, села рядом, прижавшись всем телом.

— Что произошло с твоим папой, Никита?

— Я не знаю. Очень хотелось бы верить, что он остался жив. Очень хотелось бы, но…

— Давай, рассказывай все с самого начала! — потребовала Маргарита Марковна, налила себе стопку.

— Конечно, — сказал я. И начал рассказывать.

Маргарита Марковна еще налила стопку, внутри потеплело, дрожь прошла. Я старался ничего не упустить, добавлял своих личных переживаний, подозрений, впечатлений.

С каждой минутой моего рассказа их глаза все больше и больше округлялись. Коньяк кончился быстро, и Ольга сбегала на кухню за стаканом воды для своей чувствительной мамы. Но я не мог уже остановиться. Я рассказал все, что скопилось во мне. Мой страх и беспомощность начали уступать место холодному разуму и рассудительности. Я начал верить в себя. В то, что моя роль на этом не закончена, что она в действительности только начинается.

Или, может, коньяк добавил мне пьяной смелости…

Я не помню, как закончил рассказ. Провалился в спасительный сон, оставив Ольгу и Маргариту Марковну совершенно ошарашенными. Просто опустил голову на подголовник и вырубился на полуслове.

Проснулся на диванчике. Видимо, меня переместили спящего на более удобные позиции. Солнце уже перевалило за полдень, и я чувствовал себя гораздо лучше, бодрее. Еще бы в душ сходить.

Я поднялся, прошел в ванную. В коридорчике через закрытую дверь в кухню услышал, как женщины тихо перешептываются, стучит посуда, пахнет чем-то вкусным жареным.

Я включил воду, скинул грязную одежду, посмотрел на себя в зеркало. На меня глядел поцарапанный, заросший, с копной свалявшихся волос, осунувшийся мужик, никак не молодой человек, каким себя еще считал. На полочке под зеркалом лежали одноразовые станки, словно приглашая меня поскорее вернуть себе цивилизованный облик. Над плечом в отражении появилось улыбающееся лицо Ольги.

— Это я купила, пока ты спал, — сказала она и протянула мне пакет.

Я взял его, заглянул внутрь. Вытянул новые в упаковке трусы, носки. Поднял на нее удивленный взгляд. Она улыбнулась, пожала плечами.

— Ну, мама сказала, что у тебя ничего нет, вот я и…

— Серьезно? — засмеялся я. — Ты прямо как жена!

— Вообще-то до сих пор я и есть жена, забыл?

Я замялся. Официально мы еще состояли в браке.

Хотел обнять ее, но она вывернулась, подмигнула из дверей.

— Сначала в порядок себя приведи! Халат вот здесь, полотенце вот это.

— Спасибо! — крикнул я запоздало в закрытую дверь.

Долго отмывался под горячими струями, потом до красна обтерся полотенцем, оделся в чистое, причесался.

Почти как после бани, подумал я, заходя на кухню. Эх, сейчас бы еще пивка холодненького! Но вспомнил, что в этом доме не пьют такие неблагородные напитки, да и вообще практически не пьют. Нисколько бы не удивился, узнав, что выпитый недавно с тещей коньяк стоял в холодильнике полгода.

Мама с Маргаритой Марковной пили чай. На небольшом кухонном столе стоял заварник, тарелки с печеньем и конфетами. Оля стояла у окна с чашкой в руках, единственный свободный стул ждал, видимо, меня.

Я почувствовал в воздухе напряжение, разговор смолк, а три пары глаз взяли меня в прицел. Я замер в дверях, довольная улыбка сошла с лица, в глазах возник немой вопрос. Теща спустя минуту театрально воскликнула.

— Да ты садись, чего замер! Оля, положи мужику поесть!

Оля поставила чашку, засуетилась у плиты. Через несколько секунд передо мной стояло парящее блюдо с жареной картошкой и двумя огромными домашними котлетами.

Я принялся за еду. Все молчали, даже неловко стало.

Я оторвался от еды, поднял на них глаза.

Маргарита Марковна улыбнулась.

— Да ты не смущайся, Никита. Давно в этом доме мужиков не было, вот хоть за тобой поухаживаем! Оля специально для тебя такие котлеты накрутила! С чего бы? — она кинула на дочь насмешливый взгляд. Ольга покраснела.

— Мама!

— Все, молчу, молчу! — я видел, как теща подмигнула маме.

Пока доедал, женщины болтали о всякой женской ерунде. Будто и не было в Угорске апокалипсиса. Оля спросила о добавке, а помотал головой, тяжело отдувался. Тарелка исчезла, появилась чашка ароматного чая.

— Ну, что, покушал? — спросила теща, резко прекратив болтовню.

Я кивнул.

— Да, спасибо большое! Очень вкусно все было! Прямо по-домашнему!

— Так ты и так дома! — сказала Оля.

Маргарита Марковна смотрела на меня как-то по-особенному, глаза стали серьезные и холодные.

— Ладно. Давай, Никита, рассказывай, какие дальнейшие планы.

Ну, теща. Опять я попал в ее клещи. Аристократка до мозга костей, почетный учитель со стажем лет в сто, если считать вредность учительского стажа год за два.

Я отодвинул чашку, посмотрел на маму.

— Мама останется у вас пока, если вы не возражаете, — начал я.

— Конечно, — сказала Маргарита Марковна. — Это даже не обсуждается!

— И ты тоже можешь остаться, — добавила Ольга, — сколько вам нужно! Места хватит всем!

— Да! — сказала теща. — Правильно! А когда все прояснится, то тогда и вернетесь! А я тут через своих знакомых узнаю, что можно придумать! У меня и полиции есть родители, если что, и в депутатах.

— Какие родители? — не понял я.

— Родители учеников, — объяснила Ольга.

Я посмотрел на маму, она сидела отрешенная, задумчивая.

— С мамой, — продолжил я. — Это хорошо. Пусть она у вас поживет, пока все не выяснится. Это правильно. Может, лекарства какие-то ей попринимать? Есть у вас родители-врачи?

— Найдем, конечно, — ответила Маргарита Марковна.

— А ты? — спросила Ольга.

— А мне нужно вернуться.

— Как вернуться? — спросила она, подалась вперед.

— Куда вернутся? — спросила теща.

— Зачем вернутся? — спросила мама.

Я посмотрел на них поочередно.

— Надо отца найти. С Глебом не все в порядке, я точно знаю. Заодно про Серого узнать. Да и вообще, что я тут с вами сидеть буду!

— Но как? Там жеэти монстры и зомби!

— И что? Смог же убежать от них! Значит, они не всесильны! Тем более, я один буду, легче прятаться. Ничего, я справлюсь.

подошла ко мне, взяла за руку, заглянула глаза. Взгляд испуганный. И выдал ее немного дрожащий голос.

— А я всегда знала, что он особенный! Поэтому и замуж за него вышла и… — она поцеловала меня в щеку, забрала полотенце. — И до сих пор люблю его, и считаю самым лучшим и… особенным мужчиной в мире.

Глава 18

Ник.

— Я считаю, мы должны обсудить одну странную вещь, — сказала теща.

— Не странную, а необычную, — поправила ее Ольга.

Мама подняла руку, замотала головой.

— Да что вы ходите все вокруг да около, — сказала она, посмотрела мне прямо в глаза.

Я не выдержал.

— Может, что-то объясните мне по-человечески? Мам?

Мама вздохнула, опустила глаза, продолжила.

— Я рассказывала девочкам про Угорск. Про то, что один ты не изменился, ну или не заразился, не знаю, как это назвать.

— Ну, это я им рассказал…

— Да, но не рассказал о себе. О своих снах, видениях.

— Ты про детство говоришь? Так я и не помню ничего, ты же знаешь…

— Да, ты не помнишь. Но я помню. И это видение было у тебя не единственное.

— Еще что-то было?

— Да, когда тебе было четырнадцать. Ты спас отца.

— Как? — спросил я.

— Конечно, Леша рассказал бы лучше, это ведь с ним случилось. — Она помолчала немного. — Это было весной… не помню какого года, но тебе тогда было четырнадцать. Отец со своим другом в тот год часто ходили на зимнюю рыбалку …

— Это с дядей Семеном, что ли? — спросил я, припоминая ту историю.

— Да, — ответила мама. — Семен тогда утонул. — Маргарита Марковна тихо охнула. — Но не это главное, — продолжила мама, не обращая на сватью внимания. — Отец с ним сидел рядом. Они должны были тогда вместе… — мама отпила чаю, посмотрела на донышко чашки. — Но видно тогда была не судьба. Ты его спас.

— Я?

Все посмотрели на меня.

— Да, ты. Он услышал твой голос. Так же, как и мне, так и отцу ты тогда сказал и, думаю, показал, как он утонет вместе с другом. Он послушал тебя, собрал вещи, снасти, пошел к берегу, звал Семена, но тот ни в какую. Удили, ответил тот, с утра, а что после обеда случилось? Но Леша сошел на берег, оглянулся, а Семен, как сидел, так прямо и провалился под лед. Словно кто его за ноги дернул снизу… так и не выплыл, унесло течением. Нашли только в июле его тело за восемь километров ниже по течению.

— Господи, — воскликнула Маргарита Марковна, прикрыв рот ладошкой, — ужас какой!

Мама продолжила.

— Леша пришел домой как воды в рот набрал. Сказал, что Семен утоп. Про тебя ничего не говорил. Но я догадалась. Я потом с ним говорила об этом. И про свой случай тогда ему тоже рассказала.

— А почему мне ничего не сказали? — спросил я.

— А что бы мы тебе сказали? Что ты какой-то не такой? В четырнадцать-то лет?

— Ну да, наверное, ты права.

— Ну и потом больше это не повторялось, — закончила мама. — Ни разу! Мы и забыли как-то. Мало ли, может прозрение это было, или вообще случайность. Со временем все забывается. Я и вспомнила о твоем даре, когда очнулась в лесу, когда ты про людей рассказал, и про нас с отцом. И мне показалось…

— Не показалось! — перебила ее Маргарита Марковна. — Мы считаем, что у тебя дар!

Я усмехнулся, замотал головой.

— Да нет у меня никакого дара! — сказал я, поднялся, отошел с стене. Я отгонял от себя эти мысли, предположения. Детское сознание старательно стирало эти события из моей памяти, отторгало их. И вот опять.

— Есть еще кое-что! — сказала Ольга. — Об этом ты, наверное, тоже не помнишь. И это было совсем недавно.

— Что еще? — спросил я.

— Опять видения? — уточнила Маргарита Марковна. — У тебя? Почему ты мне ничего не сказала?

— Мама, ты тогда приболела, я не стала беспокоить. Ну, а потом как-то и забыла. Все же нормально было в результате.

— Да что было-то? — не унималась теща. — Давай, рассказывай! Сейчас самое время!

— Хорошо, — сдалась Ольга, обратилась к своей матери. — Помнишь позавчера я должна была после работы зайти и купить тебе лекарство… не помню, как называется, в общем от головы?

— Ну, да, — объяснила Маргарита Марковна, — у меня опять началась мигрень…

Мама сдвинула брови, силясь понять, что это за болезнь такая. Теща махнула рукой.

— Ну, в общем, голова заболела.

Мама понимающе кивнула. Оля продолжила.

— И тут я подумала, что мама в очередной раз филонит, — Маргарита Марковна кинула на нее недоумевающий взгляд. — Ну, ладно ты, не смотри так на меня! Бывают у тебя капризы… ну так вот, решила я не заходить в аптеку, а идти сразу домой. Устала еще тогда, помню, после работы, как собака. И вдруг — раз! — голос Никиты, твой голос у меня прямо в голове: «Не ходи домой, зайди в аптеку! Не ходи домой сейчас! Не ходи!».

Мы все внимательно ее слушали. Я был напряжен и взволнован. Еще бы, слышать снова о себе такое…

Оля продолжила.

— У меня даже в глазах что-то затуманилось. Ну, думаю, все — заработалась! Уже голоса мерещатся! Но все-таки послушала твой голос и решила зайти в аптеку, — она посмотрела на меня, глаза сияли. — Уж больно голос был настойчивым!

Она замолчала, отвела пронзительный взгляд за окно.

Молчание прервала Маргарита Марковна.

— И что было дальше? — спросила она, глядя на нас по очереди. — Или я одна чего-то не понимаю? Это было еще одно видение? Да?

— Да, — ответила мама. — Еще одно.

Оля резко обернулась к нам, просияла.

— Сколько тебе сейчас лет, Никита?

Я смотрел на нее в недоумении.

— Ты же знаешь. Чего ты спрашиваешь? Ну, двадцать восемь, и что?

Оля подошла к столу, уперлась руками, посмотрела на меня и маму, произнесла медленно и твердо.

— Вы еще не поняли? Первое видение было в семь лет, с тобой, мама связанное. Второе в четырнадцать, с отцом. Видение связанное со мной — в двадцать восемь. Ну? Каждые семь лет! Значит, у тебя должно быть еще одно видение в двадцать один год!

Она победно выпрямилась.

Мама посмотрела на меня, спросила.

— С кем может быть связано твое видение в двадцать один год, Никита?

— Я не знаю, мам. Не помню.

Тут в разгадку моих видений вмешалась Маргарита Марковна.

— Вспомни, чем ты занимался в это время! С кем дружил, что тебя больше всего волновало, беспокоило? Кто был для тебя самым дорогим человеком в это время?

Я судорожно пытался сопоставить видения и людей, с ними связанных. Семь лет — мама, которая была для меня тогда самой главной в жизни, это очевидно. В четырнадцать — отец. Тут тоже все ясно: велосипеды, рыбалки, скворечники, теплица. Отец в эти годы был для меня примером и авторитетом. В двадцать восемь — Ольга для меня стала номером один. Любимая женщина, свет жизни. А в двадцать один?

— Ну, что-то вспоминается? — полюбопытствовала нетерпеливо теща.

Я стал рассуждать вслух.

— Я только с армии вернулся. Ну, девочки, гулянки, тренировки, чтобы мышцы подкачать, выглядеть привлекательнее как раз для девочек.

— Ух ты! — воскликнула теща. — Оля! Ты слышишь? Девочки у него, оказывается, были!

— Мама, это было восемь лет назад! У меня тоже так-то мальчики были в это время, если ты не заметила!

— Я не заметила, — честно ответила теща.

Мама нетерпеливо взяла ее за руку.

— Подожди, сватья, пусть расскажет дальше.

Я продолжал.

— Ну, что дальше? В общем-то все. Ну, мотоциклами увлекся тогда, с Глебом гоняли по ночам, девчонок катали. А вечерами в зал вместе ходили. Он-то до сих пор ходит, а у меня как-то этот период прошел. Хотя до сих пор лучшие друзья. Вот и влипли тогда с этим метеоритом тоже вместе…

— Вот! — вскрикнула Ольга. — Это Глеб! Твой лучший друг!

Я задумался.

— Но я не помню в то время никаких видений, связанных с ним.

— Так ты ни одно видение не помнишь! — отрезала Маргарита Марковна. — Мог и про это забыть. Это надо у твоего друга спрашивать.

Я вздохнул. Да, друга. Который сейчас в коме лежит сам не свой.

Ну, даже если я услышу от него подтверждение их слов, что это дает? Как это нам сейчас может пригодиться?

Тупик какой-то.

Вспомнились мне последние мои кошмары, тоже, кстати, каким-то образом связанные и с мамой, и с отцом. Ах, да! Сейчас вот дремал после коньяка тещиного, тоже ведь сон дурацкий приснился — опять же старик, но только уже с Глебом!

Что это за старик такой? И тоже ведь он тут не случайно. В первом кошмаре он с мамой, во втором с отцом, а сейчас вот сразу в Глебом. Может, в этом старике дело? Что это за старик?

Я высказал вслух это предположение, так, на всякий случай.

Поверг всех надолго в раздумья и возбудил новые вопросы.

— Как он выглядит?

— Да одинаково в каждом сне: балахон, капюшон, борода.

— Что говорит?

— Почти одно и то же. Что я особенный, что нам нужно поговорить. В последнем сне вообще сказал, что от меня зависит чуть ли не судьба планеты!

Я усмехнулся.

Но остальные были настроены серьезно.

— Это не просто старик, — выдвинула гипотезу Ольга. — Это какой-то знак!

Я отмахнулся.

— Нет-нет! Ты послушай! Старик — это символ! В снах всегда так. Если глупый, то ребенок. Если красивая, то девушка. Если мудрый, то старик.

— И что мне от стариковской мудрости?

— Дело не старике, а в том, что он тебе говорит. А он предлагает тебе поговорить с ним! Он считает, что ты готов к этому! И что от тебя зависят судьбы многих людей, в том числе и дорогих тебе. Ну, как минимум отец. И Глеб.

Когда она напомнила мне про Глеба, я вспомнил кое-что.

— В последнем сне Глеб как раз твердил, что будет «бум».

— Что за «бум»? Что это значит?

— Да откуда я знаю! Делай, что говорит старик, а то будет «бум»!

— Это значит, что старик может предотвратить что-то страшное! И для этого обращается к тебе!

Ольга подошла ко мне вплотную, положила руки на плечи, сказала, глядя прямо в глаза.

— Ты должен поговорить с этим стариком, выслушать его!

Я смотрел на нее минуту, соображая, шутит она или нет. Похоже, что нет. Тогда я ответил ей спокойно.

— Оля, дорогой мой человечек, как же я поговорю со стариком, если он у меня во сне?

Оля нахмурила брови.

— Ты что, совсем не понимаешь? Это не старик, это другой разум, изображенный стариком! Это чтобы тебе было понятнее, что он мудрец! Уважаемый человек! понимаешь?

— Не совсем…

— Другой разум связывается с тобой в подсознании! И ты так же должен выйти с ним на диалог в подсознании!

Не я один смотрел на Ольгу скептически. Еще две пары глаз пытались понять ход ее мыслей. Судя по их виду, так же безуспешно.

А Ольга, похоже начинала злиться от нашей тупости.

— Оля, — сказал я, чтобы немного успокоить ее. — Ты же знаешь, что институт я так и не закончил, книжек читал мало, фильмы смотрел глупые, но зрелищные. Поэтому твои психологические теории не совсем вникаю. Ты скажи конкретнее, что от меня нужно. Чисто практически. Тогда я пойму, и сделаю.

— Хорошо! — Ольга сжала мне плечи пальцами. Хорошо, что ногти у нее музыкально подстрижены, а то бы оставила глубокие раны. — Чисто практически хочешь? Ладно! Тебе нужно уснуть!

Я улыбнулся, хотя хватка была достаточно болезненная.

— Уснуть? Я только что выспался! Предлагаешь подождать до вечера?

— Нет! — Ольга забегала взглядом, ответ пришел через секунду. — Тогда гипноз!

Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться.

— Оленька! Я не поддаюсь гипнозу! Проверено!

— Это против своей воли ты не поддаешься. А если надо тебе — то может получиться!

— Это как?

— Просто расслабься, закрой глаза и открой разум. Я читала об этом. Можем попробовать.

— Да ну тебя! — я попытался вырваться, но она держала крепко. И откуда такая сила в тонких женских ручках?

— Хотя бы попробовать мы можем? Или у тебя есть другие предложения?

Я пожал плечами.

— Нет.

Оля обернулась через плечо на наших мам.

— Или еще у кого-то есть предложения?

— Нет, у нас тоже нет! — ответили они в голос. — Мы согласны на гипноз!

— А ты умеешь вводить в состояние гипноза? — спросил я.

— Нет, — ответила Ольга. — Это ты сам должен сделать.

— Это как?

— Совсем ведь не обязательно настоящий гипноз. Я думаю, что если старик-разум так силен, что смог говорить с тобой во сне, то не надо больших усилий, чтобы связаться с ним. Надо просто убрать защитный блок, который ты поставил себе. И уйти в транс, просто расслабить свое восприятие, углубиться в подсознание. Хотя бы чуть-чуть.

— Я не знаю, — с сомнением сказал я. — Звучит как-то не совсем. Транс, защитный блок…

Она смущенно улыбнулась.

Мама молча переводила взгляд с одного на другого, ничего не понимая.

— И что будет? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Не знаю. Но стоит попробовать. Хоть что-то. Не получится, будем другое думать.

— Может, прямо сейчас и начнем? — спросила Ольга. — А я тебе немного в этом помогу.

Мы ушли в комнату, Ольга усадила меня в кресло, опустила голову на подголовник, заставила принять максимально расслабленную позу, пристально посмотрела в глаза.

— Ты готов?

— Не знаю. Со стороны все это кажется полным бредом, конечно.

Она взяла меня за руку, я закрыл глаза.

— Значит, считаешь, что эта идея бредовая?

— А разве нет? — я улыбнулся. — Да по нам психушка плачет!

Ольга нежно провела рукой по щеке.

— Ты должен сам поверить в то, что особенный. Что ты другой.

Это другой резануло мне слух. Я вздрогнул. Но Ольга успокоила меня.

— Расслабься. Давай, давай.

— Ладно, попробую, — вздохнул я.

Ольга встала за моей спиной, положила руки мне на голову, провела по волосам, медленно, чуть касаясь.

— Расслабься, — сказала тихо. — Ни о чем не думай. Освободись от всего. Расслабь мышцы, дыши медленно, выдыхай все лишнее. Представь что-нибудь красивое, легкое, воздушное…

— Можно я представлю тебя…

— Не отвлекайся. Сосредоточься. Представь, например, облако. Или озеро перед закатом. Вокруг тишина, только легкий ветерок чуть заметно колышет листья на ивах, свисающих над водой. Птица парит высоко в небе, раскинув крылья и отражаясь в голубом чистом озере. Вокруг только тишина… и покой…

Тишина и покой…

и ты сам становишься частью этой тишины…

Ветерок обдувает мне лицо, ворошит волосы. Я делаю первый неуверенный шаг. Чувствую под ногами нагретую за день траву, мягкую и пушистую. Огромная зеленая поляна спускается к озеру, круглому, как большое зеркальное блюдо. За ним вновь вырастают холмы, в которые опускается алый диск солнца. Слишком быстро, но я успеваю, затаив дыхание, насладиться этой красотой. Вокруг озера, склонив головы, дремали несколько одиноких ив. Легкий ветерок слегка качает тонкие ветки.

С другой стороны озера неподвижно стоит человек. Длинная размытая тень протянулась через темнеющее зеркало воды.

Это он. Пульс стучит в висках.

Но я же для этого и пришел, говорю я себе, чтобы встретиться с этим человеком.

Солнце падает за холм, быстро сгущаются сумерки.

Я продолжаю свой спуск, мягко ступая босыми ногами по остывающей траве.

На середине пути замечаю, как звезды одна за другой зажигаются на небосводе. Вот Большая медведица, а вот и Малая…

Выплывшая луна полностью изменяет пейзаж. То, что было ярким и красочным становится серым и холодным. А озеро, до этого темное, наоборот, загорается бледным внутренним светом, отражая в своих водах огромную чашу полной луны.

Ветер стихает, звуки меркнут. Вскидываю голову кверху и замираю от безумной красоты безоблачного неба. Звезды, словно крупа, рассыпанная неосторожной хозяйкой, усеивает весь небосвод, переливаясь всеми цветами радуги.

Заворожено любуюсь неземной красотой, продолжая медленно спускаться к воде. Никогда раньше я не думал, что звезд может быть так много, и что они все разных цветов.

— Красиво, правда? — как всегда неожиданно спрашивает голос.

Я останавливаюсь вовремя. Еще шаг и я бы ступил в воду. Старик наверняка специально сказал в этот момент.

— Да, — только и могу вымолвить я.

— Ты готов? — без всяких вступлений спрашивает он.

Я пытаюсь разглядеть старика, стоящего на другом берегу, но тщетно. Хотя озерко всего-то метров двадцать в диаметре, я вижу только черный контур его суховатой и сутулой фигуры, накрытой до самых пят балахоном. Лишь конец его бороды выделяется едва заметным серым пятном.

— К чему этот маскарад? — неожиданно спрашиваю я.

— Ты сам этого хотел, — голос совершенно не обиделся на меня. Даже, кажется, наоборот. — Тебе совсем не обязательно было «входить в транс», чтобы дать свой ответ. Я и так его знал. Достаточно было просто сказать вслух: «я готов». И все.

— Но… — я не понимаю, как он все слышит, как понимает. И вообще, кто он такой?

— Ты все узнаешь в свое время, — говорит старик и разворачивается ко мне спиной, стоит так не долго, словно подбирая следующие слова. — И очень скоро.

Медленно разворачивается и двигается от озера к луне, застрявшей на вершине холма.

— Когда? — кричу я ему в спину.

— Ждите гостей! — отвечает он и машет рукой. — Я уже близко…

И растворяется в серой дымке с легким хлопком.

Я стою один, в недоумении глядя на то место, где только что был старик.

— Мистика, — вздыхаю я, поворачиваю обратно, бросив еще раз взгляд на звездное небо.

Но небо уже пусто и черно. Все исчезло.

Глава 19

Ник.

Я открыл глаза.

— Ну что? — первым делом спросила Ольга. Из-за приоткрытой двери, как два шпиона выглядывали наши мамы. — Поговорил?

— Да, — я встал. — Очень мило пообщались. На звезды полюбовались.

— Какие звезды?

— Да… не важно, — отмахнулся я. — Пойдемте лучше чаю попьем.

Я прошел мимо них, Ольга и мамы заспешили следом.

— Какой чай? — спросила Маргарита Марковна.

— А какой у вас есть? Мне можно черный, с лимоном.

— Так нечестно! — сказала Ольга обиженно.

В дверном проеме я повернулся, обнял ее.

— Не обижайся, — поцеловал ее в щеку. — Честно говоря, я сам ничего толком не понял. Он сказал, что придет. Ну, точнее, сказал, чтобы мы ждали гостей…

— Гостей? — оживилась Маргарита Марковна. — Каких гостей? Как гостей? Надо же что-то приготовить до их прихода!

— Да это не такие гости! — вздохнул я, но желания бороться с ней не было. Я устало опустился на стул. А она уже что-то щебетала с мамой у шкафов с припасами.

— Гости! Ты слышала, сватья? — суетилась она, доставая муку, перебегая к холодильнику за яйцами. — Может печенья постряпаем? Как думаешь? Ну чего ты молчишь-то все время?

Мама перевела взгляд с меня на Маргариту Марковну, потом на Ольгу, и, не дождавшись ни от кого ничего вразумительного, пожала плечами.

Ольга поставила чайник, разлила по чашкам чай, порезала лимон. Села рядом со мной, посмотрела в глаза.

— Ну хоть что-то расскажи.

Я рассказал ей мое путешествие к озеру, разговор со стариком, стараясь ничего не упустить, никаких деталей. Мне показалось, что все в этой встрече имело значение.

В конце рассказа заметил, что все трое смотрели на меня с нескрываемым любопытством. Из духовки поплыли ароматы первой партии печенья.

— Вот! — воскликнула Маргарита Марковна, — везет же людям! Такие сны видят! А мне бы хоть половину этого за всю жизнь!

Она театрально утерла краем фартука сухие глаза.

— Если бы вы увидели мой предыдущий сон, Маргарита Марковна, вы бы были другого мнения насчет везения.

— Ну, не знаю, мне…

Договорить она не успела, потому что из прихожей раздалась трель звонка.

Она вскрикнула и схватилась за сердце. У меня чашка задрожала в руке. Я быстро поставил ее на стол. В груди все заклокотало: неужели это он? Неужели сейчас увижу наяву этого старика в черном балахоне, с торчащей из капюшона противной серой бородкой?

Все замерли на своих местах. Никто не решался сдвинуться с места. Звонок повторился.

— Маргарита Марковна? — сказал я и показал на прихожую.

— А что я? — она, наоборот, шагнула назад от дверей, цепляясь за холодильник. — Я что, крайняя?

— Ну, это же ваш дом. Вы же хозяйка…

— Ну и что! — она посмотрела на меня, потом в темноту коридора, словно ожидала появления оттуда косматого чудища с клыками до пола. — К тебе гости пришли, ты и открывай!

Ольга толкнула меня в бок, указала на дверь.

— Ну хватит кривляться, Никита! Иди уже!

— Ладно, ладно, иду, — сказал я.

Я встал и пошел в прихожую как можно более непринужденной походкой.

— Ох, какие же вы все-таки трусихи! — сказал я, стараясь не выдать трясущиеся коленки. — Старичка какого-то испугались!

Подошел к двери, взялся за ручку, прислушался. За мной выглядывали из-за угла наблюдала троица испуганных женщин.

— Н-ну же, открывай! — простонала Маргарита Марковна. — Мужик ты в конце концов или нет?!

— Нашли когда на мужиковатость проверять! — огрызнулся я, нажал ручку и распахнул дверь.

Услышал за спиной дружное «ах!» в тот момент, когда в дверях появился странного вида старичок. Серое пальтишко, стоптанные башмаки, на носу очки с толстыми линзами, отчего глаза казались непомерно большими на аскетичном лице, волосы седые и редкие торчат в стороны. И бородка — серая и острая, как у…

— Так это… вы? — прошептал я, вздрогнув.

— Здравствуйте, Никита, — старик хитро улыбнулся и прошел мимо меня в прихожую. — И вам, дамы, добрый день!

Он слегка поклонился, не переставая улыбаться, пальтишко скинул с плеч, повесил на вешалку.

— Как ваше здоровье, Маргарита Марковна? Мигрень прошла?

Теща тихо выдохнула и повалилась в обморок. Ольга и мама в последний момент успели подхватить ее под руки.

— Ничего-ничего! — сказал старик, легко коснулся походя ее лба ладонью, словно для него это совершенно обычная процедура, и прошел на кухню.

Маргарита Марковна тут же пришла в себя.

— А…что? — прошептала она бесцветным голосом.

— Я здесь, Маргарита Марковна! — раздался голос из кухни. — У вас так вкусно пахнет печеньем! Страсть как люблю домашнее печенье!

Мы переглянулись, пораженные и удивленные таким поведением гостя.

Гость сидел у окна, разглядывая местный дворовый пейзаж, едва видимый за густыми ветвями тополей.

— А вы, собственно, кто? — спросила Маргарита Марковна, стараясь придать своему голосу уверенность.

— Я? — улыбнулся незнакомец. — Я, собственно, гость. Или старик, как называет меня Никита. Но, по-моему, он слегка… э, не прав.

— А как вы?… — начал я, но гость меня перебил.

— Все по порядку, Никита, — он поднял руку. — Сначала вы, может, напоите меня чаем с мятой, Маргарита Марковна? Пакетик стоит во-о-он за той баночкой!

Теща кинулась в указанном гостем направлении, открыла дверки шкафчика, отодвинула ту самую баночку.

— Ой! — воскликнула она, держа в руках маленький желтый пакетик. — А я его потеряла! — повернулась к гостю. — А как вы, собственно?..

— Ерунда! — отмахнулся гость и поправил очки. — Как же это неудобно!

Он снял их, моргнул несколько раз, удовлетворенно хмыкнул. Очки сложил и сунул по внутренний карман потертого пиджачка.

— Вот так-то лучше! — он посмотрел на нас по очереди, но уже без всякого намека на близорукость. — Ну, так как насчет печенья?

Мама поставила на стол тарелку, теща спешно засыпала в заварник чай с мятой. Мы с Ольгой сели за стол, не переставая пристально наблюдать за странным гостем.

— Я не странный, Никита, — сказал он, глядя куда-то мимо нас. — Просто я — это не я.

Мы удивленно переглянулись. Мама и Маргарита Марковна выложили на тарелку свежее печенье, подсели к столу. Старик улыбнулся и продолжил.

— Как вы себя чувствуете, Маргарита Марковна? — спросил он, вылавливая печеньку. Та заулыбалась, рассеянно моргнула, мол, замечательно. Старик удовлетворенно кивнул и, после короткой паузы, продолжил. — Ладно, не буду тянуть резину… или кота за хвост. В общем, начну с оболочки. Это тело, которое вы сейчас видите перед собой, не мое настоящее тело. У меня вообще тела нет. А этот… то есть я — Прохоров Степан Игнатьевич, бывший профессор естественных наук, а теперь вольный пенсионер. Это так он сам себя называет. Для меня это вообще-то странное определение, но не суть. Кстати, у вас чайник кипит.

Маргарита Марковна вскочила, отключила газ, заварила чай, разлила по приготовленным чашкам. Старик приступил к чаепитию, не скрывая удовольствия, даже причмокивал и хлюпал. У меня сложилось впечатление, что этот… человек давно не пил ничего слаще воды из-под крана. Мы молча сидели, ожидая продолжения его рассказа.

Старик улыбнулся мне.

— У вас хорошее чувство юмора, молодой человек! Вы не пропадете, всегда найдете выход из любой сложной ситуации, да еще и самый, возможно, неожиданный.

Я глупо улыбнулся. Что он имеет ввиду?

— Итак, к делу, — старик поставил чашку, снова стал серьезным. — Я хочу, чтобы ты, Никита, знал самую суть. Остальное к тебе придет со временем. К сожалению, человеческий мозг не может переварить все быстро и правильно сразу. Такова природа!

Он снова улыбнулся, но как-то не по-доброму.

— Не обращай на это внимания, Никита, — продолжил он. — Я просто давно уже не был в таком примитивном теле. Вот и вырываются иногда всякого рода эпитеты, неприемлемые вашим сознанием. Это ничего, простительно мне, старому… ха-ха…человеку.

Мы переглянулись, пока наш гость откусывал печенье и отпивал глоток чаю. Из нас никто даже не прикоснулся к чашкам. Меня стала раздражать его самоуверенность и этот тон. И, судя по виду, моих родных тоже.

— Я что-то не очень понимаю, что вы имеете в виду! — сказал я, наверное, слишком выразительно, потому что старик оторвался от чашки и вскинул на меня серьезный взгляд.

— Я очень извиняюсь, Никита, и вы, уважаемые дамы. Это тело, — он похлопал себя по груди. — Я же вошел в него не совсем, скажем так, случайно, — он отставил чашку. — Хорошо. Чтобы вы не считали меня каким-то шарлатаном, начну с главного. Я — инопланетянин.

Мы раскрыли рты, а Маргарита Марковна приготовилась снова свалиться в обморок, но у нее это не получилось. Я нахмурился.

— Да, для вас это шок, вижу, — продолжал гость дальше, не особо обращая внимания на нашу реакцию. — Я — инопланетянин в вашем понимании. То есть я не с вашей планеты. Но и не с какой-то другой, как вы обычно представляете. Поясняю. Вы — то есть люди, — цивилизация, если основываться на одной из ваших же гипотез, второго уровня. Я — представитель цивилизации где-то четвертого уровня. Стало быть, высшей по отношению к вашей. Между нами есть еще несколько промежуточных цивилизаций. Эти, скажем так, представители, совершают исследовательскую работу на вашей и подобной вашей планетах. Собирают данные, используют доступные ресурсы, не слишком значимые для вас, но ценные для них. То, что у вас в печати иногда мелькают сообщения о контактах с инопланетянами, так вот чаще всего это они и есть. Здесь встречаются совершенно разные виды — и гиганты, и карлики. И даже микроскопические, не видимые человеческому глазу. И высокоразвитые, и не очень. Ваши средства массовой информации и научные приборы не дают пока надежной защиты от них, и возможностей обнаружения даже таких представителей внеземных цивилизаций. Не говоря уже о более высокоразвитых. Таких, как наша. Мы отвечаем за сектор галактики, в котором находится и ваша звездная система.

Он замолчал, глядя на нас, видимо думая, что еще можно рассказать, а что нет. Женщины сидели в полном шоке. Только мы с Ольгой слушали его скептически.

— Да, — продолжал старичок и подмигнул мне. — Никита мне тут подсказал непроизвольно, что я еще упустил для создания общей картины. Думаю, что вам, милые дамы, знать всего и необязательно. Я говорю сейчас о вещах достаточно банальных, о которых вы можете прочитать в каждой второй книге, касающейся темы внеземных цивилизаций, в некоторых все описано достаточно близко к реальности. Скажу еще лишь то, что будет интересно именно вам. Постараюсь говорить максимально доступным для вас языком. — Гость сделал многозначительную паузу, скользя по нам насмешливым взглядом. — Инопланетяне реально существуют. И в довольно большом количестве. Вы, земляне, со своими техническими возможностями, просто их не видите, а те, кому выпадает счастье видеть, не разглашают. Находятся среди нас, пришельцев, конечно такие индивидуумы, которые все же появляются иногда на фото- видеопленке или, что еще хуже, терпят аварию и попадают в руки военных или засекреченных организаций, просто, как это по-вашему… неудачники! И среди этих лузеров девяносто девять процентов — это специальный информационный вброс. Как сейчас модно говорить: фэйк. Но таких очень мало. Мы, кстати, и за ними тоже следим. Очень пристально. И они по всей строгости наших законов отвечают за такого рода проступки, уж будьте уверены. К сожалению, еще есть недоразвитые цивилизации, гоняющиеся за дешевой славой и впечатлениями. Ничто человеческое и другим существам в космосе не чуждо. В этом смысле они недалеко ушли от цивилизации вашего, земного, уровня.

Гость вздохнул, подумал о чем-то, допил остывший чай. Я оглядел всех, и, неожиданно для самого себя, сказал.

— А если вы…

— Никита! — перебил меня гость. — Ты все-таки хочешь убедиться, что я не шарлатан-экстрасенс, который знал, где стоит мята и прочитал мысленно, кого как зовут?

Я пристыжено замолк, словно только что чуть не сморозил глупость.

— Все нормально, — сказал он, и положил руку мне на плечо. Я хотел отдернуть руку, но тело не ослушалось меня. После его прикосновения, по телу разлилось тепло, возник душевный покой, доверие к гостю и уверенность в себе.

— У нас мало времени, Никита. Я не могу долго использовать чужое тело, тем более пожилого человека, — произнес он в моей голове совершенно другим голосом.

Мама, Маргарита Марковна и Ольга закрыли глаза, опустили головы на грудь, словно их разом сморил сон.

А старик исчез, точнее, вместо тела старика передо мной возник контур переливающихся радужных линий и спиралей.

— Это энергетический двойник того самого профессора, — произнес голос. — Только без физической оболочки. И он может перемещаться в пространстве независимо от базового тела. Хоть за тысячи километров, хоть за тысячи парсеков. Он в этом состоянии становится почти невидим, как призрак. Как ты это видишь? Прикоснувшись к тебе, я передал тебе часть способностей, давно упущенных людьми, которые позволяли не только видеть, но и производить такого рода «фокусы». Но, я надеюсь, ты сейчас понимаешь, что это не фокус.

Я скептически ухмыльнулся. Он тоже улыбнулся в ответ.

— В ваш мир пришел чужой разум, — продолжил голос. — Тебя выбрали предотвратить катастрофу. Я — посланник, который предоставит тебе полномочия это сделать. И снабдит необходимыми возможностями.

Я сидел неподвижно, словно парализованный. Даже рот не работал.

— Это и не нужно, — ответил голос. — У меня мало времени. Я уполномочен передать тебе способности для нейтрализации искусственного вируса, доставленного на Землю. Один из вирусов был активирован на территории твоего города. Заражение продолжается. Скорость возрастает. Ты, с нашей помощью, избежал заражения. На то было две причины. Внутреннее состояние сознания и духовная близость с активированным объектом распространения.

— Ты хочешь сказать, что Глеб — источник заражения?

— Он не источник, — ответил механический голос. — Он жертва, выбранная заброшенным вирусом. Вирус — искусственного происхождения, как я и сказал. Он обладает полномочиями принимать собственные решения. Но его возможности ограничены. И мы призваны привлечь близкое к зараженному существо к его нейтрализации. Это оптимальное решение.

Я подумал секунду.

— Значит ли это, что ты тоже искусственный разум?

— Да. Это очевидно. Живой материи во Вселенной почти не осталось. И Земля — богатый источник для восполнения физических ресурсов для работы подобных нам существ. Органика нам не нужна. Люди на Земле — разумная среда, препятствующая потреблению ресурсов. И данный искусственный вирус был создан для истребления разумной органической массы в короткое время, не нанося вреда для сохранения ресурсов.

— Короткое время? — удивился я. — Вы двое суток не можете завоевать небольшой городок!

— Для нас это короткое время. Распространение заражения происходит в геометрической прогрессии. Неделя — сто километров в диаметре. Месяц — тысяча. Два месяца — континент с самым большим населением. И, кроме этого источника заражения, на Землю были направлены еще десятки других.

— То есть наш камень — не единственный?

— Конечно, нет! И в других частях света так же работают наши представители над нейтрализацией этого несанкционированного вторжения!

Возникла пауза. Я лихорадочно думал над полученной информацией. Внеземной разум, присланный нам помочь, ждал моего ответа. Я бы сказал — положительного ответа. Иначе, как я понял, меня нейтрализуют — то есть лишат памяти, сотрут все способности, — и будут лихорадочно искать другого «способного» выполнить эту миссию.

Черта с два, подумал я. Моего друга сделали источником заражения-облучения! Облученные-зараженные убили моего отца и, возможно, моих друзей. И что вы ждали, что я отвечу: извините, я пас?

— Мы знали, что вы так не ответите, Никита, — сказал старик своим голосом, вернувшийся в свое нормальное тело. — Поэтому, для процесса инициализации тебе Ник придется немного потерпеть. Мы вживим тебе виртуальный чип — если так можно выразиться — чтобы ты смог с его помощью противодействовать внеземному вирусу.

— Что это за виртуальный чип, я не понял?

— Если доступно, то это определенное искусственное нановоздействие на твой мозг, которое активизирует и усилит твои собственные нейровозможности. Ты будешь видеть врага, оценивать степень угрозы, подбирать возможности устранения этой угрозы для личного физического и ментального ущерба…

— То есть я становлюсь кем-то вроде киборга? Или игроком реалрпг?

— Что это?

— Ну, я стану частью вашей Системы, — предугадал я.

Старик сидел неподвижно несколько секунд, сказал.

— Я понял, что ты имеешь ввиду. Можно это и так назвать. Ты становишься игроком Системы. Тебе будет выводится информация зрительная и звуковая, или на твой выбор. Ты должен понимать, что это борьба двух Систем, враждебных. Либо ты — либо тебя. Победитель один. Мы возлагаем на тебя в этом регионе планеты большие надежды.

Я мысленно, потому что не мог двигаться, почесал затылок.

— То есть я — избранный?

— Так и есть, — сказал старик уже своим голосом, допил остывший чай, поднялся, отряхнул пиджак от крошек. — А мне пора возвращать тело владельцу.

Я ошарашенно закрутил ожившей головой, подскочил.

Теща, мама и Ольга до сих пор дремали, я задал молчаливый вопрос.

— Не волнуйся, — ответил старик. — Им ничего не угрожает. Так ты готов к инициализации?

Что, надо обязательно сказать это вслух? Конечно готов!

— Вот и хорошо, — улыбнулся старик, положил в карман пару печенек, вышел из-за стола, пошагал к прихожей. Я хотел спросить: и что? А я?

Но он, проходя мимо, только коснулся моего лба кончиками пальцев, улыбнулся и…

Я упал в черноту беспамятства.

Глава 20

Ник.

И в этой черноте чувствовал идущее от прикосновения пальцев старика тепло. Оно точкой обозначилось в центре лба, нагрелось, потом медленно потекло, как горячая кровь по всему телу, перетекая в руки, через грудь и живот в ноги, добираясь до самых кончиков пальцев. Трудно определить, сколько прошло времени — минуты или секунды. Я чувствовал, как прилипает к спине рубашка, как капли стекают вниз по лбу, спине, рукам, капают с кончиков пальцев. Потом перед глазами появилась светлая точка, она все увеличивалась, пока не закрыла все видимое пространство, по телу пробежала судорога, словно через мозг пропустили ток…

И я открыл глаза.

Я лежал на диване. Женщины смотрели с тревогой. Мама протирала мне лоб полотенцем.

Я и на самом деле весь сырой был.

— Мне надо в душ, — сказал я, поднимаясь. Голова кружилась, но я взял себя в руки.

Женщины отпрянули, Ольга спросила удивленно.

— Ты вообще как? Нормально все?

— Да, — ответил я на ходу, — вспотел только. Я быстро.

Я забежал в ванную, скинул с себя сырую одежду, пристально вгляделся в свое отражение в зеркале. На лбу ничего не было, и вообще ни внешне, ни внутренне, я не чувствовал каких-либо изменений. Ну, только чуть в голове шумело.

Я вышел через пару минут в халате, вытирая волосы полотенцем. Теперь чувствовал себя гораздо бодрее.

Женщины сидели в креслах, Ольга стояла у окна.

— А старик ушел уже? — спросил я.

— Мы не заметили, — ответила Ольга. — Он нас усыпил что ли? А когда мы очнулись, его уже не было. А ты лежал на полу весь горячий, как в бреду. Мы тебя перетащили на диван.

— И сколько я был в беспамятстве?

— Ну, минут десять еще.

Я тяжело опустился на диван. Посмотрел на женщин. Вопрос горел в их глазах. Я бы тоже хотел понять, что же изменилось?

Ничего не ощущал.

Все казалось моим очередным кошмарным и реалистичным сном.

Но старик же был, и он не выглядел призрачным или безумным. Все его видели. Печеньками и чаем с мятой кормили и поили. Как-то он даже назвался, забыл. Помню только, что профессор на пенсии.

Но почему же ничего не изменилось? Где информация обещанная?

И, словно меня услышали, я получил первое сообщение.

Оно возникло перед моими глазами приятным синим крупным легкочитаемым шрифтом.

Уведомление.

Будьте внимательны, производится установка ПО.

Время установки 10 сек.

Я даже отпрянул от неожиданности.

Ольга взяла меня за руку.

— Что такое? Что ты видишь?

Надпись исчезла ровно тогда, когда я успел ее прочитать. Десять секунд на установку. Это что, какое-то приложение на двадцать мегабайт? И куда они его устанавливают?

Но мои вопросы остались без ответа.

А вместо этого возникло новое сообщение.

Уведомление.

Установка ПО завершена.

Проходит процесс адаптации.

Адаптации к чему? Ко мне? Как это возможно? Что этот старик в меня вживил, какой-то чип, связанный с нейронами мозга? Как это происходит? Черт побери эти технологии будущего!

— Никита! — кто-то кричал в ухо.

Я пришел в себя, посмотрел на источник крика. Ольга. Глаза круглые от испуга. Рядом еще две пары таких же глаз.

— Все хорошо, — ответил я. — Похоже, меня подключили к какой-то Системе. Во мне теперь… не знаю, как это назвать. Короче, я стал киборгом.

Маргарита Марковна зажала рот рукой, как всегда театрально. Мама замерла, а Ольга кинулась мне на шею. Первое впечатление, что они знали, о чем я говорю, но не верили до конца в эту возможность.

Им старик тоже что-то в уши надуть успел?

Уведомление.

Процесс адаптации завершен.

Синхронизация 100 %

Вам доступны умения категории В.

Скорость взаимодействия 10 миллисекунд.

Ну, что. Похоже, я в деле. Этот гость, как бы его сейчас не назвать, все-таки сделал свое дело. Он сделал меня частью Системы Антивируса. И у меня больше нет пути назад.

— Все, дорогие мои женщины, — сказал я. — Старик сделал свое дело.

— Какое? — спросила мама тревожно.

Остальные молчали, ждали моего ответа.

— Я теперь супермен, который спасет мир.

Моя шутка не прокатила, никто даже не улыбнулся. Даже наоборот. Мама нахмурилась, Ольга отвернулась, а теща недовольно хмыкнула.

Они молчали.

Я поднялся.

— Простите меня, дорогие мои. Я вас очень люблю. Всех. Даже Вас, Маргарита Марковна, как бы это не звучало для Вас странно. И я должен идти.

Маргарита Марковна кинула на меня осуждающий взгляд.

— Что ты такое говоришь, Никита? Я никогда…

Она замолчала, отвернулась.

Ольга посмотрела на мать.

— Мама! Сейчас не время. Что ты опять начинаешь? Только не сейчас, пожалуйста.

— Конечно, не сейчас, — сказала теща. — Ты опять расцвела, когда увидела его.

— Мама! — крикнула Ольга.

Маргарита Марковна отвернулась. Мама посмотрела на нее с удивлением.

Я ничего больше не сказал. Подошел, обнял маму, поцеловал ее в висок и двинулся в прихожую. Быстро оделся и вышел в подъезд.

Когда вышел на крыльцо и остановился, следом, чуть не сбив меня с ног, вылетела Ольга.

— Ты что! — закричала она и ударила кулачками в грудь. — Я с тобой!

Я прижал ее к себе, крепко обнял.

— Олечка, милая моя. Ты прости…

— Я тебя давно простила, дурак!

— Нет, мне нет прощения. Я…

— Я с тобой! — перебила она меня опять.

— Это даже не обсуждается, Оля, — сказал я строго, посмотрел ей в глаза. — Даже я не знаю, что теперь в Угорске происходит. Без вариантов, солнышко.

Ольга уткнулась мне в плечо лицом.

— Я просто хочу быть с тобой. И я хочу тебе помочь.

— Милая моя, чем же ты можешь мне помочь?

Ольга посмотрела на меня, в глазах блестел огонь. Не понравился мне ее огонь этот.

А потом мы стали обсуждать.

Вариант поездки на автобусе мы сразу отмели. Неизвестно, что там сейчас происходит, насколько продвинулась зараза и доходят ли вообще автобусы до города. Надо искать машину. Не угонять же. Я подумал о том, чтобы взять в прокат, но тут выход предложила Ольга. Взять машину у ее знакомого по работе, Денисова, который и живет недалеко и задолжал Ольге. Я не стал задавать неудобные вопросы.

Решили, что сразу от него я и поеду, поэтому перед выходом Оля вернулась в квартиру, собрала кое-что с собой в небольшой рюкзак: воду, что-то перекусить, нож, спички. Я, конечно, усмехнулся, но не стал спорить. Возможно, мне вообще этот рюкзак не понадобиться.

Мы пошли к Денисову. Знакомый у Ольги, довольно несимпатичный тип, оказался, к счастью, дома. Он как-то подозрительно посмотрел на меня и совсем бестактно сверху вниз на Ольгу. Острил не по делу и даже откровенно строил ей глазки, хотя она, я обратил на это внимание, совершенно не обращала на него внимания. Но вот я маленький укол ревности под ребра все же получил.

Почти сразу, как небритый толстяк открыл нам дверь, перед глазами снова возникло сообщение.

Объект: человек.

Степень заражения 0 %

Угроза жизни и здоровью: отсутствует.

Вот так. Этот тип не заражен, угрозы не представляет. Отлично.

Ольга вежливо попросила дать машину во временное пользование.

Но самое неприятное, что дать мне машину он отказался, утверждая, что она сломана, что надо что-то там чинить в карбюраторе и все прочее. Даже без телепатии было видно, что врет.

Ольга извинилась, и мы стали спускаться по ступеням. Она тяжело вздохнула.

— Вот ведь сволочь! Жадюга! Мы же ему еще иденьги предложили, не просто так, хотя он мне сам с прошлого месяца должен три тысячи. Гад.

— Оля, он же явно врал тебе на счет машины. И какой такой карбюратор? — спросил я. — Может угнать?

— Да? Чтобы за тобой в Угорск кортеж с мигалками мчался? Здесь-то все нормальные. Пока.

Да, вздохнул я, пока.

Я остановился на лестничной площадке, повернулся к Ольге.

— Знаешь, это будет выглядеть не очень, но у меня есть одна идея. У меня же способности! Ты забыла?

— И что? — она посмотрела недоверчиво, но с интересом. — Что ты предлагаешь?

— Надо попробовать, например, внушение на этом твоем дружке! — сказал я, словно речь шла о новой детской игре. — Понимаешь? Внушить, чтобы мне добровольно дали машину. Я же ее верну потом.

Ольга озадаченно посмотрела на меня, кивнула. В глазах плясали искорки, коварные такие, бесовские.

— Давай! Только это… он мне не дружок, понял? Просто коллега.

— Ну я так и понял! — усмехнулся я. — Это же видно по нему, такой несимпатичный. Такими только коллеги и могут быть…

— И вообще, он мне все равно должен. Вот как бы за этот долг он нам даст машину в прокат.

— Отличная идея!

Мы поднялись обратно. Прежде, чем снова нажать на звонок, я спросил.

— Знаешь, я еще ни разу гипноз не использовал.

— Ну и что, попробуешь!

— А вдруг что-то пойдет не так? Как это отразится на его умственных способностях в дальнейшем? Так сказать, побочный эффект, например, идиотизм, кретинизм…

— Не переживай, это ему уже не грозит, поверь мне.

— Ну ладно, как скажешь, — сказал я и нажал кнопку звонка.

В дверях снова появился Денисов. Теперь рожа у него была недовольная.

— Это снова вы! Я же все уже сказал!

Ну, была не была! Мысленно настроился, проговорил медленно, пристально глядя в его глаза.

— Ты должен дать нам свою машину. Помнишь, ты обещал?

Перед глазами в этот миг у меня возникла надпись.

Объект: человек.

Вам доступно использование умения Внушение (категория В)

Время использования 20 сек.

Денисов замер, словно его нажали на паузу. Потом прошептал.

— Да.

— Мы пришли за машиной, — продолжил я. — Вот тебе деньги.

Я протянул пустую ладонь, Денисов, не глядя, взял с нее воздух, зажал в руке.

— Пересчитай, — сказал я. — Здесь три тысячи рублей.

Он, так же не глядя, перебрал пальцами воздух, кивнул.

— Все верно? — спросила Ольга, глядя на него безумными от восторга глазами.

— Да, три тысячи. Берите машину. Вот ключи.

Он сделал шаг назад в прихожую, зажав в руке невидимые деньги, чем-то там не глядя звякнул и через миг протянул нам связку ключей.

— Гараж номер шестнадцать за домом. До свидания.

И удалился в квартиру, забыв закрыть за собой дверь. Мы с Ольгой молча переглянулись, улыбнулись и побежали на выход.

На улице Ольга, все еще смеясь, хлопнула меня по плечу.

— Ну ты даешь! Как тебе удалось?

— Не знаю, — улыбался я. — Просто попробовал. Вроде бы получилось.

Не стал говорить ей, что это Система мне помогла.

— Получилось! Не то слово! — крикнула Ольга, вдруг остановилась, задумалась. — Как думаешь, он потом вспомнит об этом?

— Да, наплевать, это же будет завтра! Главное у нас машина есть!

Мы нашли гараж под номером шестнадцать, подобрали ключи. Со скрипом распахнул ворота, и оба ахнули от увиденного. Оранжевый «Москвич» предстал перед нами, словно музейный экспонат.

Я посмотрел на Ольгу.

— Я вижу то же, что и ты? Это четыреста двенадцатый?

Ольга развела руки.

— Я не знала, честно. И потом, какая разница, если она ездит?

Я отыскал в связке ключи от машины, сел за руль, проверил нейтралку и осторожно повернул ключ в замке зажигания. Раритетный авто чихнул пару раз, но затарахтел и мотор заработал убедительно ровно. Вот что значит советская классика, если за ней ухаживать! Ну, не подведи, подумал я, и включил первую передачу. Выкатил машину из гаража, глянул на уровень топлива — почти полный — до Угорска точно хватит. А дальше… я и не рассчитывал ее возвращать.

Вдвоем мы закрыли тяжелые ворота, я отдал Ольге ключи. Мотор машины работал ровно, стабильно. Надеюсь, что сотню километров этот ретро-автомобиль меня довезет.

Я подошел к Ольге, взял ее за руку, нежно сжал холодную тонкую ладонь, посмотрел в испуганные глаза.

Ольга смотрела молча, взгляд напряжен, губы сжаты.

— Оля, — сказал я и притянул ее к себе, ища ее губы. — Я люблю тебя. И я обязательно вернусь. Я по-другому уже не смогу. Веришь мне?

Она отстранилась, глаза влажные, спрятала лицо у меня на плече, прижалась, обхватила дрожащими руками.

— Я тоже тебя люблю…

Прежде, чем я смог поймать ее губы, она выскользнула из моих объятий, отошла на пару шагов. Взгляд ее стал твердый и печальный.

— Ты справишься, я знаю это. И ты это знаешь. Потому что у тебя нет выбора.

— Выбор есть всегда, — пробурчал я, сделал шаг ей навстречу.

— Но не сейчас, — закончила она, повернулась и быстро пошла по улице.

Я проводил ее взглядом до угла дома. Она, не оборачиваясь, махнула мне тонкой ручкой, скрылась из вида. Она не хотела, чтобы я видел ее слезы. Она понимала, что мне это сейчас не нужно. Глупенькая, я же все равно все чувствую и все вижу.

Тяжело вздохнув, я сел в машину, включил передачу и аккуратно вырулил на главную дорогу.

Через пять минут я свернул на улицу Попова, ведущую на мост, встроился в поток автомобилей, спешащих из города. Машину вел максимально аккуратно не потому, что она старенькая, а чтобы не привлечь к себе ненужное внимание ДПС. Прикинулся этаким пенсионером, направляющимся на любимую дачу. И мне удалось без аварий выехать из города, свернуть с кольца на объездную, и уверенно двинуться по федеральной трассе в Угорск.

Впереди семьдесят километров дороги, ведущей в неизвестность. Вел машину не спеша, боясь, как бы она не развалилась, а не из-за риска превысить скорость и попасть под камеру. И появилась возможность спокойно обдумать свое нынешнее положение, новые возможности и выработать хоть какую-то стратегию грядущей битвы. А то, что биться мне придется, я не сомневался.

Но для начала, нужно понимать, а что я теперь могу? Как применять это в действии? Что там в меня загрузили? Как я должен избавить Глеба от заражения? Много вопросов и пока никаких ответов.

Да, вот уже есть внушение, которое я использовал при «приобретении» машины. Еще предсказание, или прорицание. Пусть и неосознанно, но тоже происходило аж четыре раза с перерывами в семь лет.

Все?

Я задумался, продолжая следить за дорогой. Включил указатель поворота, перестроился в другой ряд, чтобы обогнать тяжелый лесовоз. Еле-еле обогнал, скопил позади целую кавалькаду иномарок. Да плевать, не видите, пенсионер едет?

Что говорил старик про мою целебную силу? Про то, что никто из тех, с кем я часто сталкивался по жизни, почти не болел, и про то, что Васька такой здоровенный вырос. Может я и принимал в этом какого-то непосредственного участия, но утверждать наверняка не мог, потому что не чувствовал никаких целебных волн.

Я поднял правую ладонь, посмотрел на нее, как на что-то новое, особенное, напряг зрение, пытаясь уловить какие-нибудь исходящие от нее токи.

Нет, ничего не вижу. Да и глупо, наверно, пытаться что-то увидеть.

А на счет целебности. Если на простого кота это так воздействовало, то может и Глеб так здорово «раскачался» без анаболиков по той же причине? Вполне вероятно.

Я проехал развилку, снова медленно набрал крейсерскую скорость, не обращая внимания на обгоняющие меня стремительно машины слева. Скоро Краснокамск, а это половина пути. Как быстро оказывается я еду даже на этом драндулете! И совсем еще не готов! Не готов, черт возьми!

Ладно, не будем пока себя накручивать. Подумаем отвлеченно.

Что еще говорил старик? Новые возможности. Те, что были у человека, но стерлись со временем.

Конечно, имея возможность читать мысли других, передавать их, двигать предметы, внушать и вообще управлять людьми — все это забавно. Любой ребенок и подросток мечтают об этом, чтобы применить в учебе или в решении проблем с родителями или ровесниками. В голове промелькнули десятки ситуаций, в которых можно было бы использовать сверхъестественные способности.

Но сейчас меня ребяческие идеи совершенно не волновали.

Я прекрасно понимал, что ничего так просто не дается, за все надо платить. И, учитывая приобретение таких способностей, которые могли бы остановить неземной вирус, цена для меня будет…

Какой?

Глава 21

Ник.

Машина бежала по трассе хоть не быстро, но уверенно. Я перестал обращать внимания на обгоняющие меня современные легковушки, автобусы, даже фуры.

Прокручивал в голове, что же еще старик говорил об этом вирусе.

После вторжения неземных объектов, Угорск стал одной из аномальных зон, и теперь тут могло произойти все что угодно, в любое время. Дело в том, что этих «камней», как мы их определили на первый взгляд, упало на Землю несколько десятков. Точно сказать он не мог, тридцать, сорок или больше.

— Все дело в том, — говорил старик, — что аналогов этого «явления» в земной практике еще нет. Он впервые попал на Землю. Поэтому, чтобы устранить его, пришлось вмешаться нам. Его нельзя убить известными у вас способами — лекарствами или оружием. Ну, только если совсем уничтожить зараженных, физически, а с учетом упущенного времени — это практически невозможно. Как вы представляете себе такое, придется сравнять с землей территорию радиусом в двадцать-тридцать километров, где в эпицентре город Угорск?

Твоя единственная задача, Никита, будет состоять в том, чтобы «излечить» только источник распространения, то есть носителя, Хозяина этого вируса. Это ведь не совсем вирус, в вашем понимании. Как я уже говорил — это излучение. И источник его один человек, это твой лучший друг — Глеб Громов. Именно он получил первое облучение. Вирус вселился в него. А потом, когда прошел процесс интеграции и адаптации, уже Глеб стал излучать этот вирус наружу, на всех остальных людей. Вспышка — это и было моментом переселения вируса в разумный объект. Такова его особенность. А его тело стало использоваться как источник питания. Заражение происходит волнами — от источника во все стороны.

То состояние, которое вы принимаете в случае с Глебом, как кому, не является таковым. Сейчас вирус овладел им полностью, и скоро Глеб перестанет совсем себя осознавать, как личность. Он уйдет безвозвратно в другую реальность. А вирус будет пожирать его дальше, пока не иссякнет этот источник питания. Потом вирус переселится в другой объект.

Почему из вас двоих заразился именно Глеб, потому что он больше для этого подходил. Здесь имеет значение носитель: масса тела, состояние органов, выносливость, сила и прочее, в основном, конечно, физические показатели. Ведь для вируса, чем дольше он будет питаться силой носителя, тем дольше проживет сам. И, соответственно, больше принесет заражения!

Да, Глеб, не повезло тебе, подумал я.

И тут я запоздало вспомнил (хотя, скорей всего мой разум стал работать по-другому) о том случае с Глебом, семь лет назад.

Частью сознания я продолжал наблюдать за ровным полотном дороги, а другой частью увидел все в ярких красках и деталях.

Это случилось через год после того, как мы с Глебом вернулись из армии. То есть, нам было тогда по двадцать одному году. Время свободы, вечного праздника, пора влюбленностей и страстей.

Мы на дискотеке познакомились с симпатичными девчонками, и решили организовать поход. Ночь застала нас у заброшенной деревни. И весело, и жутко. Нам это понравилось — адреналин, приключения. Мы зашли в маленький домик на окраине, самый целый из всех. Ну, там хоть крыша не протекала, потому что как раз начал накрапывать дождик. Мы забежали внутрь, осмотрелись. Чистенько, помню, будто кто-то тут бывал. Хотя не закрыт был на замок. А дальше мы решили затопить печку. Девчонки пока накрывали на стол скромный ужин, Глеб собирал по дому газеты и журналы для растопки. А я вышел во двор, найти парочку поленьев. С фонариком в руке я обошел сарай, увидел разваленную поленницу, наклонился и стал складывать дровишки в руку, как тут передо мной все померкло, и я увидел домик и печку как бы глазами Глеба. Вот он запихнул в топку смятую бумагу, подносит спичку, зажигает. Сухие газеты вспыхивают, опалив ему руку. А потом… потом я вижу баллон газовый за печкой и шланг старый, потрескавшийся. И остатки газа стали сочиться через трещины. А Глеб уже растопил печку. Девчонки в это время вышли во двор в туалет. И тут пламя разгорается и через миг грохот разносится по всему лесу. Стекла сразу вылетели, вспышка, огонь схватил сухие доски и обои. И Глеб внутри. «БУМ!» Большой бум, да. Он мне во сне об этом и говорил!

Я в этом состоянии стал кричать ему, чтобы он не поджигал бумагу, что там газ, что будет взрыв и он погибнет. Что он должен бежать немедленно из дома как можно дальше от дома. Как можно дальше…

Я замолк. По спине скатилась холодная капля. Руки на руле дрожали. Воспоминания эти настолько реальные, что я снова почувствовал этот запах горелых старых бревен, рубероида, услышал потрескивание шифера в огне, крики и плач испуганных девчонок.

А когда очнулся, я побежал к домику. Сначала увидел яркое зарево, а через секунду грохот такой, что уши заложило. А потом взрывная волна ударила меня в грудь. Я решил, что все — не успел. На негнущихся ногах вышел из-за сарая и увидел, что все трое — огромный, как медведь, Глеб и прижавшиеся к нему две девчонки-мышки, — стоят у леса и большущими глазами смотрят на пожарище. Слезы радости тогда, помню, брызнули из моих глаз. Но никто их, слава Богу, не заметил, потому что пошел проливной дождь. Я подбежал к ним, обнял крепко-крепко и все шептал, помню: «слава Богу, слава Богу!..»

Глеб посмотрел на меня такими бешеными глазами и все спрашивал: «Как у тебя это получилось? Как?». А я уже и не помнил, как обычно, про свое видение. Я подумал, что он спросил меня, как это я не взорвался, поэтому ответил: «Не знаю, повезло!». Но его этот ответ, видимо, удовлетворил. Больше он никаких вопросов не задавал… Только после этого случая он, это я сейчас понял, стал как-то по-другому ко мне относиться. С уважением что ли, или немного даже со страхом. Не знаю.

Тем временем Краснокамск остался позади. Я глянул на уровень топлива, свернул на заправку. Пока заливал в бак бензин, выудил из памяти еще пару моментов о принципах действия заражения.

Само по себе заражение других людей — это излучение нано-частиц в пространстве, внедрение их избирательно только в живые разумные организмы с последующей мутацией организма и превращения всех людей в два вида — с черными и белыми глазами. В звероидов или в зомби. Инкубационный период очень короткий, а изменения наступают быстро. И первый признак заражения как раз изменение цвета глаз. Это начало мутации. Но если ликвидировать источник излучения, все зараженные освободятся от воздействия и… как бы очнутся, вернувшись в нормальное состояние, последствий практически никаких. Нано-вирус просто перестает работать и выводится из организма, как шлак. Процесс возвращения ты наблюдал на своих родителях, когда вы вышли за территорию воздействия облучения. Все без исключения зараженные после возвращения не будут помнить о всем периоде заражения. Из памяти будут стерты эти часы, дни.

Следующий вопрос — почему именно черный и белый цвет глаз, почему только два вида из всего разнообразия человеческих характеров и темпераментов. Так как вирус искусственно-интеллектуального происхождения, то имеет определенно запрограммированное воздействие. Внедряясь в разумную биосреду, он проникает в ДНК человека и способствует изменению на генном уровне. У человека есть такой ген, отвечающий за агрессию. Он держит темперамент-психику человека примерно в уравновешенном состоянии, само собой, иногда отклоняясь в одну или другую сторону. У кого-то злобы, агрессии, ненависти чуть больше, у кого-то, наоборот, меньше, что зависит еще и от… да даже настроения в данный момент. Вирус воздействует на этот ген и меняет существующее равновесие в ту или другую сторону, в зависимости от того, чего в человеке в данный момент было больше. Решают здесь даже доли процента. Соответственно, люди и менялись на более агрессивных, злых с одной стороны, и мягкотелых и внушаемых с другой. Изменения эти происходят в течение нескольких часов, то есть, почти сразу. Глаза, их цвет являются первыми индикаторами изменений. Эти изменения видит только незараженный. Друг друга зараженные видят обычными, без изменений. И даже изменения психики воспринимаются зараженными нормально.

На вопрос: почему именно два вида, черные и белые, ответить сложно. Создатели наверняка преследовали какие-то определенные цели. Его создали существа второго уровня, их планета вскоре погибла…

Ну, ладно, с вирусом более-менее понятно.

Но вот как с ним бороться? Что я могу? Что это за «умения категории В»?

Твое новое «состояние» позволит тебе самому решать, какое из доступных в этой категории умений применять в каждом конкретном случае. Здесь ты будешь полагаться на собственную интуицию и на подсказки искусственного интеллекта. В тебя будет заложена адаптированная программа антивируса и соответствующий понятный тебе интерфейс.

Сразу отмечу, что для нейтрализации конкретно этого вируса тебе необходимо попасть в реальность Глеба, в его Систему. Возможность дается тебе одноразово, время ограничено, потому что только находясь в том же состоянии, что и излучатель, истребитель может справиться с заразой. Такая особенность.

Выбрали тебя, Никита, тоже не случайно, как ты уже понял. У тебя особенная духовная связь с Глебом, он твой лучший друг. Кроме этого, твои изначальные данные — способности, выше среднего намного. Кроме ментальных способностей, у тебя присутствует целебная энергия, высокая степень защиты от гипноза и другого воздействия чужого разума. В том числе и поэтому тебе, единственному, удалось избежать воздействия облучения, охватившего весь город за два дня. Наша помощь была, но минимальная.

Твоя жизнь после выполнения этого задания, если оно будет выполнено так, как мы запланировали, не изменится. С теми способностями, что ты получишь, ты сможешь жить нормальной, полноценной жизнью, даже более полноценной, чем сейчас. Побочных эффектов мы не ожидаем. Но будь готов, что это задание вряд ли будет последним для тебя. Те системные данные, которые ты получишь, останутся с тобой навсегда, поэтому тебе придется решать и другие проблемы, которые могут, и наверняка, возникнут с связи с воздействием этих камней. Это не единственный упавший три дня назад камень. Капсула, в которой он был помещен, раскрылась на высоте около ста километров над Землей, и кроме этого вирусного камня, на Землю упали еще десятки таких же, что рассыпались веером с побережья Карского моря вдоль Уральских гор. Тот, что упал в вашем городке — был крайним. И единственным, попавшим в такой крупный населенный пункт. В этом смысле нам еще повезло. В основном же другие камни упали в малозаселенные болотистые, горные районы, кто куда: в тундру, смешанный лес, реки, болота. Каждый из них несет свою заразу. Все разные, сроки активизации у всех тоже разные.

Это послание от погибшей цивилизации, близкой по развитию ко второму межгалактическому уровню. То есть как ваша Земля где-то через двести-триста лет.

Мы не исключаем и для вас такую же участь. Все говорит о схожести ваших путей развития.

Так, за размышлениями и воспоминаниями, я не заметил, как пролетели очередные двадцать километров.

Я спускался к мосту через Сырку, где мы с мамой вышли на трассу, увидел в километре впереди, как раз на отвороте в Угорск, гигантскую пробку. Примерно на километр растянулся плотный ряд машин в одну и в другую стороны. Чем ближе подъезжал, тем отчетливей был слышен гул и визг сигналов, гомон и ругань людей. Проехать через это скопление машин и людей не представлялось возможным.

И как я в таком случае должен добираться до города? Не пешком же! Это же целых пять километров от отворота!

Сердце в груди застучало сильней.

Вот уже сейчас мне надо что-то делать, как-то прорываться к Глебу, выбирать какие-то способы…

Старик говорил, что мое взаимодействие с адаптированной ПО само проявит себя в сложной ситуации и найдет самое оптимальное противодействие угрозе.

Прислушался к своей интуиции, но та молчала. Стало быть, сейчас не тот случай.

Что ж, будем действовать как велит разум и жизненная опытность.

Я вывернул руль, выехал на встречную полосу, поддал старому авто газу. При этом сигналил и моргал фарами. Справа услышал недовольные возгласы:

— Ты что, обнаглел! Сволочь! Мы стоим, а он прет напролом! Эй, ты! Куда!

Я кидал взгляды на людей, сидящих в легковых машинах и автобусах. Абсолютное безразличие к происходящему читалось в глазах зомби. Зато под колеса кидались разъяренные водители-дальнобойщики, длинные фуры которых стояли плотно друг за другом перед перекрестком, словно вагоны сухопутного эшелона. Почти все как один дальнобойщики — звероиды.

Значит, за время моего отсутствия, заражение вышло уже за границы города, больше пяти километров. Не очень приятная новость.

Чем ближе я к перекрестку, тем плотнее пробка. И, естественно, настал неудобный момент, когда мой маленький «москвич» застрял между автобусом и автоцистерной.

Раздался резкий скрежет, машина завибрировала, по телу пробежала дрожь.

Зацепился! Все, приехали!

С трудом открыв скрипящую дверь, выбрался из машины. Подбежали два громилы, накинулись сходу:

— Ты чего делаешь, мудак! Ты же мне крыло поцарапал! Тебе жить что ли надоело?!

Я повернулся к ним, наткнулся на две пары угольных глаз. У каждого в руках тяжело моталась монтажка.

Я получил уведомление.

Объект: звероиды.

Степень заражения 72 %, 76 %

Угроза жизни и здоровью средняя.

Так, и что мне с этой информацией делать?

И тут же получил неожиданный ответ.

Способы нейтрализации угрозы:

Избежание контакта (возможный ущерб 0 %)

Применение умения Яркая Стремительность (от 0 до 90 %)

Интересненько. Избежание контакта с возможным ущербом нападающим — это элементарно сбежать что ли? Ну, тоже выход. Возможно, я бы им сейчас воспользовался, чтобы не портить нервы. Но меня заинтересовал второй вариант: Яркая Стремительность.

Ладно, некогда думать, надо действовать.

Я поднял ладони в успокаивающем жесте, сказал как можно спокойнее и увереннее.

— Тихо, ребята. Ничего же страшного не произошло! Это железо, чего вы!

А сам боком отошел к автобусу. Не хватало еще, чтобы, не добравшись до города, меня уделали два злобных недоумка.

Но они так просто и ни с чем уходить не собирались.

— Ты это куда? — вскрикнул один, поздоровее, и кинулся на меня, замахнувшись своей железкой.

Промелькнувшая за долю секунды в голове мысль, что вот сейчас мне раскроят череп пополам, привело в движение тело, которое стало послушным сигналам мозга как никогда. Я выкинул навстречу надвигающейся с монтажкой руку, раскрыл ладонь. Не увидел, но почувствовал, как между пальцев раскрытой ладони пробежали искры, собрались в один огненный пучок и, оттолкнувшись от руки, выстрелили навстречу холодному оружию. Все произошло за доли секунды, но движения здоровяка были замедленными, будто он хотел не врезать мне со всей дури, а только тихонько похлопать по плечу. Моя ладонь замерла в нескольких сантиметрах от железки, которая, будто натолкнувшись на невидимую преграду остановилась, а потом, под действием выброшенного из руки незримого пучка, с той же скоростью вернулась обратно, пролетая над плечом меняющегося в лице мужика.

Дальше действие вновь обрело привычную скорость.

Мужик, только что злобно замахивающийся на меня, схватился за свое, по всей видимости, вывихнутое плечо и с бешеными глазами обернулся назад. Монтажка, выбитая из его руки непонятным образом, звенела где-то на асфальте метрах в двадцати от нас.

Вы нейтрализовали объект звероид

Степень заражения 72 %

Нанесенный ущерб 8 %

Применено умение Яркая Стремительность

Угроза жизни и здоровью отсутствует.

Второй парень — помоложе и помельче, — перевел непонимающий взгляд с меня на своего товарища, потом на улетевшую монтажку, глупо улыбнулся, бросил свое орудие под ноги и быстро скрылся за машинами.

— Ну что, еще вопросы есть? — спросил я у потирающего плечо мужика.

— Н-н-нет, — заикаясь сказал он и побежал следом за первым.

Оставшись один, я нервно выдохнул, присел, не в силах унять дрожь в коленях.

Что это только что было? Яркая Стремительность. То есть сочетание выстрела молнии с замедлением действия вокруг, а по-другому, ускорения собственных движений.

Я посмотрел на свою «волшебную» ладонь, ничего особенного не увидел. Она такая же как раньше. Что же с ней и вообще со мной только что произошло?

Догадка пришла не сразу. Мне, видимо, еще долго нужно будет привыкать к таким неожиданным проявлениям «способностей» внедренного в меня Системного ПО. Все произошло быстро. Как мне кажется, мозг, со своей привычной реакцией, не успел ничего сообразить, как тело само все сделало и, тем самым, решило внезапно возникшую проблему. А потом снова вернулось в нормальное состояние.

Во рту внезапно пересохло. Я судорожно сглотнул. Голова слегка кружилась, немного подташнивало. Но терпимо. Возможно, это побочный эффект от первого применения системного умения.

Я выдохнул. Надо двигаться дальше.

Бросил свой оранжевый автомобильчик в том состоянии, в котором он застрял, обошел автобус, из которого за всем происходящим равнодушно наблюдали несколько безобидных зомби, подумал, что вот и прошло мое первое боевое крещение. Значит, вот так и будет все происходить — неожиданно, точно, своевременно и эффективно. Еще я бы добавил — эффектно.

Я прошел по краю дороги, приближаясь к перекрестку. Впереди над крышами легковушек виднелась толпа орущих людей. Среди них много в полицейской и камуфлированной форме, в бронежилетах и с автоматами наперевес.

Но мне же нужно не туда. Зачем мне влезать в разборки.

Услышал краем уха, как люди обсуждали произошедшую аварию, ставшую причиной столь грандиозной пробки. Мне это только на руку. Пока они переругиваются, отыскивая крайнего, я незаметно проскочу мимо, направляясь к нескольким полицейским машинам, припаркованным чуть ближе к городу.

Все надо сделать быстро, иначе они заметят меня и поднимут гвалт.

Я с уверенным видом подошел к ближайшей патрульной машине, нагло уселся рядом с водителем-сержантом, увлеченно наблюдающим за видео в своем смартфоне. Он заметил меня лишь когда я демонстративно громко захлопнул за собой дверь, повернул ко мне перекошенное обросшее лицо, округлил маленькие черные глазки.

Система выдала мне его характеристику.

Объект: звероид.

Степень заражения 98 %

Угроза жизни и здоровью выше-средняя.

Да, этот тип еще более неадекватный.

— Э, ты кто такой? — спросил меня объект.

— Поехали, — сказал я, глядя в упор. — Только аккуратно.

Способы нейтрализации угрозы:

Избежание контакта (возможный ущерб 0 %)

Применение умения Яркая Стремительность (от 0 до 90 %)

Применение умения Гипноз (от 0 до 10 %)

— Что?.. — начал было он, но тут же замолк. Его дрожащие руки, словно сами по себе ожившие, повернули ключ зажигания, переключили передачу, и машина плавно вырулила на дорогу. Выражение его лица при этом все такое же недоумевающее, взгляд испуганно метался от меня на дорогу. Но мой мысленный приказ водитель выполнял беспрекословно. Значит, Система выбрала и использовала умение Гипноз без моего согласия. Ну что ж, меня это устраивало. Самое главное, что во время наших маневров, ни у кого из многочисленного полицейского кордона не возникло ни малейших подозрений. Мы беспрепятственно вырулили на дорогу и помчались в сторону города. Я облегченно вздохнул, посмотрел назад, не оставляя при этом мысленной связи с водителем.

Уж больно все легко и просто получалось. Даже удивительно. И подозрительно. Не может все так же гладко пойти и дальше. Я был уверен, что самое трудное и непредсказуемое меня ждало впереди.

Глава 22

Глеб.

Самое страшное для меня было чувствовать в себе другую сущность — чуждую, не поддающуюся пониманию, но имеющую свою волю и сознание.

Чужое Нечто использовало мое тело для совершения каких-то своих действий.

Я не в состоянии был ему сопротивляться. Силы были на исходе. Моменты сознания становились все короче, я знал это, чувствовал, наблюдая за стрелками часов на стене напротив, все более смутно угадываемые за пеленой морока. А морок, напротив, с каждым часом становился все мрачнее, чернее, мглистее. Словно вечер, переходящий в черную безлунную ночь.

В очередной такой момент сознания, я почувствовал беспокойство этого Нечто внутри себя.

Уведомление.

Ваше состояние стабильно.

Жизненные показатели:

Сила 60 %

Интеллект 50 %

Энергия 80 %

Расход Энергии 3 % в час.

Восстановление 1,5 % в час.

Время для выполнения Миссии 60 часов.

Постоянно перед моим взором возникают эти уведомления.

Но мне от них не легче.

Расход энергии — моей энергии — растет, а восстановление падает.

Это хреново. Очень.

Пока я еще в разуме, кто-то там снаружи помогите мне!

Это кричал мой еще оставшийся разум.

Уведомление.

Объект «Другой» вернулся.

Необходимо нейтрализовать.

Дано задание исполнителям.

Расход Энергии увеличен до 4 %

Через полумрак другой реальности — моей новой реальности — я увидел это сообщение и обрадовался. Смеялся я внутри себя. Я верил, что этот «другой» идет именно ко мне.

И, судя по расходу энергии, это нечто, сидящее во мне, стало переживать. Чует, зараза, что капец к нему скоро придет!

Неожиданно я уловил какое-то движение в углу комнаты. Я изо всех сил напряг свой взгляд, пытаясь пробиться через морок. По смутным контурам казалось, что там сидел на полу человек. Рук не видно, будто они были за спиной. Связан что ли? Через лицо на уровне рта белела повязка — кляп? Кто же это мог быть? В прошлый момент сознания он его не видел.

Прежде чем снова провалиться в бессознательное, я уловил какой-то сигнал, поданный второй своей сущностью. Бессвязное бормотание было предназначено другому человеку. Я пытался распознать образ этого человека, так напрягался, что даже голова заболела. Все тщетно. Но одну важную особенность этого человека я все же запомнил — большая голова. Трудно было бы в городе перепутать этого человека с кем-то еще.

Егор.

Сигнал застал меня в расслабленном состоянии и приятном времяпрепровождении. Сауна только что разогрелась, девочки пухлые и румяные ждали в массажной. Стол ломился от напитков и яств.

Но приказ Хозяина — для меня закон. Да еще такой — давно Хозяин не был так обеспокоен.

Причем задание пришло не в голове, а высветилось перед глазами красным крупным шрифтом. Я даже рюмку из рук выронил.

Сообщение.

Другой вернулся.

Угроза высшего уровня.

Задание ликвидировать другого.

Выполнение 1 час

Я подскочил, быстро вышел в раздевалку, крикнул по дороге.

— Лапа! Шпын! За мной, быстро!

Изумленные помощники, подвыпившие и разгоряченные, ввалились следом.

— Что случилось? Мы же только что… И там девочки ждут! — перебивая друг друга запричитали они.

— Вернулся наш клиент, — сказал я, — Хозяин дал задание перехватить и уничтожить.

— Клиент? — спросил Шпын. — Какой еще клиент?

— Заткнись, тупица! — ответил за меня Лапа. — Тот самый, за которым мы гнались позавчера!

— Я не помню…

— У тебя мозгов просто не хватает, чтобы помнить! — рявкнул Лапа и поспешил за мной, застегивая на ходу брюки. — Шевелись ты!

— Иду, иду! — заворчал Шпын. Как назло, футболка не налезала на сырое тело.

Прыгнув в машину, я терпеливо дождался помощников, объяснил.

— Он уже в городе, спускается по Карла Либкнехта, с минуты на минуту будет в центре. Машина — полицейская легковушка. Надо перекрыть ему путь через набережную. Остановить! Уничтожить! Ясно?

— Ясно! Ясно! — в голос ответил подростки. Лапа включил передачу, надавил на газ, джип сорвался с места, из-под колес полетел гравий.

Через минуту мы были почти на месте.

Я тормознул Лапу, выскочил из машины перед площадью, напротив скверика, а помощников отправил дальше.

— А ты куда, шеф? — спросил Лапа.

— Я кое-что подготовлю, — ответил я. — На случай, если этот умник вас обдурит. А я уверен, что так просто, в лоб, он не поедет.

— А куда ж ему деваться? — изумился Шпын. — Он же не знает, что мы его ждем…

— Знает, чучело! — крикнул я. — Он же не такой тупой, как ты! — и захлопнул дверь.

Лапа злорадно усмехнулся, сорвал с места машину, по тупости оставив меня в пыли.

Я по рации передал посту полиции на площади, чтобы встречали гостя. Сам побежал к набережной, к длинному одноэтажному зданию возле парка Культуры и Досуга. Там сейчас отдыхали самые упоротые выродки, с утра до вечера безвылазно прожигающие на халяву свою жизнь. Надо, чтобы они отработали свою внезапно свалившуюся роскошь и достаток. Кого здесь только не было — и менты-оборотни, и нечистые на руку предприниматели всех рангов, и власть имущие чиновники всех рангов.

— Пусть поработают, уроды! — ухмыльнулся я, отворяя тяжелую входную дверь. На меня тут же обрушился гвалт, визги, грохот музыки, звон бутылок, качнула удушливая перегарная волна.

Ник.

Мы с молчаливым сержантом проехали тот злополучный отворот на Уральский, где мы с Глебом «поймали» небесный инопланетный камень, начали спускаться в город, и тут я почувствовал мозговой удар, короткий, но сильный. Я готовился к нему, но все равно это было неожиданно. Этот сигнал не пытался повлиять на меня, это было как зондирование, определение места, направление движения и, возможно, намерения и возможности.

Пытался прочитать мои мысли… это уже интересно. Но на прямое противостояние он сам не идет. Значит, встречать меня будут другие. Боится меня? Не думаю. Но точно знаю, что с этим внеземным искусственным интеллектом надо быть всегда начеку.

Наверняка будут устраивать засаду, ловушку. Или тупо пойдут напролом? С этими одичавшими звероидами и их Хозяином тоже не все очевидно. Нужно что-то придумать, чтобы не вляпаться прямо так откровенно и очевидно.

Машина мягко скользила с горки вниз по извилистой узкой улице. Мимо мелькали маленькие деревянные дома, ближе к центру двухэтажные кирпичные. Людей почти не было, десяток зомби, понуро бредущих по своим делам, встречных машин вообще почти не было.

Впереди справа за домами показалась трехэтажная городская школа, напротив здание суда. До центральной площади оставался один квартал.

— Тормози! — сказал я сержанту. Идея пришла на ум неожиданно.

Машина прижалась к обочине перед школой, я осторожно, пригнувшись, вышел из машины.

— Все, пошел! — тихо сказал я и прикрыл дверь.

— Куда? — не понял водитель, крикнув через стекло.

— Прямо!

Сержант кивнул, машина плавно тронулась и продолжила движение. Наблюдая из-за угла забора, я увидел черный джип, перегородивший дорогу. Из него выбежали двое, справа и слева за кустами неумело прятались еще человек пять-шесть в форме с оружием.

Я стал наблюдать, сконцентрировался на сиденье рядом с водителем. Оно еще сохранило мою энергетическую память.

Способы нейтрализации угрозы:

Избежание контакта (возможный ущерб 0 %)

Применение огнестрельного оружия (до 100 %) не доступно

Применение умения Яркая Стремительность (от 0 до 90 %)

Применение умения Виртуальный Двойник (от 0 до 100 %)

Вот и подсказка.

Небольшое умственное усилие — и рядом с водителем материализуется мой двойник. Не слишком похожий вблизи, — сержант так ничего и не заметил, — но достаточный, чтобы снаружи принять за настоящего. Голограммы хватит на минуту-две, но этого достаточно, чтобы за это время успеть проскочить мимо вооруженной засады.

Я бегом обогнул школу вдоль забора, перебежал спортплощадку. Услышал заглушаемый деревьями и зданиями треск автоматных выстрелов. Так, значит машина достигла цели. Значит, я на несколько минут отвлек их внимание. Успеть бы обойти их.

Уведомление.

Нанесенный ущерб звероиду 0 %

Уф, отлично, значит водила не пострадал.

Перед тем как перейти узкую улочку, посмотрел по сторонам — никого, словно народ весь вымер. Перебежал маленький скверик за центральным гастрономом, проскользнул мимо киосков.

Выглянул из-за угла. Передо мной пустынная центральная площадь, в центре возвышался памятник героям войны, за ним ныряла вниз единственная дорога через плотину, ведущая на проспект — набережная. Дальше мимо проспекта к городской больнице. А мне надо именно туда, и как можно быстрее.

Там Глеб.

Пока я его не «вижу», но чем ближе, тем все сильнее чувствовал, как гуще и чернее становилось энергетическое поле, исходящее от него.

На эту черноту я и шел.

Справа от уходящей вниз к набережной дороги, чернел небольшой парк, некогда культуры и отдыха, а теперь просто сквер, где кроме деревьев и голой асфальтовой площадки ничего не осталось. За ним на набережной стоял самый популярный в Угорске ночной клуб «Парус». Теперь же это было непонятное учреждение закрытого типа, используемое редко и только под заказ.

Я перебежал площадь к скверу справа, с другой стороны от перегородившего дорогу джипа. Остановился у первого дерева, переводя дыхание, оценил ситуацию на площади. Беспорядочная беготня, крики. Расстрелянная патрульная машина врезалась в дерево. Шатающийся полицейский, слава Богу, живой выполз из нее, поднял руки на окрики звероидов из джипа и засады из кустов.

Воспользовавшись этой паникой, я рванул через скверик к набережной, с мыслью найти на парковке машину. Добежать до проспекта на своих двоих при таком усиленном противодействии я считал нереальным.

Осторожно спускаясь между деревьями, оглядываясь, я даже не подозревал засады. Внизу на парковке меня ждал сюрприз: десятка два звероидов выдвинулись мне наперерез с криками:

— Он здесь! Лови его!

Хорошо еще, что оружия ни у кого не было. Выглядели они так, словно их только что оторвали от приятного времяпрепровождения. Погода стояла теплая, но увидеть на улице людей в трусах, в халатах и купальниках было дико. Звероиды шли плотным кольцом, окружая меня. Смысла бежать назад я не видел. Только пробиваться к машинам. Я собрался с силами и пошел на них. Сблизившись метров до десяти, я увидел изменения, которые произошли со звероидами за последние сутки. Не только глаза у них были черными, но и лица потемнели, лица и руки у мужиков обросли густой черной шерстью, как у обезьян, из широких ртов торчали внушительные острые клыки. Первое сравнение, которое пришло на ум — оборотни из фильмов ужасов на промежуточной стадии превращения человека в волка. Черты обычных людей угадывались в этих монстрах все меньше.

Отвратительное зрелище словно включило во мне новый уровень силы. Приблизившись вплотную, я выставил перед собой ладони и мощной волной сбил с ног первых и самых здоровых из них (воспользовался на пару секунд умением Яркая Скорость). Они отлетели назад, как кегли, собрав с собой еще несколько звероидов. Подбежавших сбоку, я широкими взмахами сшибал с ног без применения умения. Словно мельница, размахивая руками, косил тупых монстров направо и налево, не разбирая озверевших мужиков и баб, пока все не оказались на асфальте с различной степенью ушибов. А я тем временем подобрался к ближайшей машине.

Выбор пал на УАЗик. В данной ситуации, крепкий и надежный отечественный джип, как можно лучше подходил для моих дальнейших передвижений. Дверь оказалась открытой, я заскочил внутрь, заблокировал. Ключей в замке не было. Пошарил по панели и салону — бесполезно. Черт, что же делать?

Тем временем звероиды на парковке стали подниматься и окружать машину.

Отчет шел на секунды. Идея пришла мгновенно.

Я поднес ладонь к замку зажигания. Система предложила мне использовать умение Яркая Скорость частично. Что я и сделал. Мне нужно было лишь представить нужные провода и передать на них нужный ток. Закрыл глаза, представляя конструкцию замка, медленно повернул ладонь — и машина завелась.

Получилось! Хотелось крикнуть радостно, но удары по дверям и стеклам вставших звероидов отрезвили меня. Я посмотрел по сторонам. Их становилось все больше. На стеклах от их ударов оставались кровавые следы, злобные рожи смотрели с ненавистью. Машина стала покачиваться от их попыток открыть двери. Ждать больше нельзя. Я включил заднюю передачу, посмотрел в зеркало — как раз никого позади не было, — рванул машину, выруливая. Звероиды по бокам шарахнулись было по сторонам, но потом двинулись на меня. Я включил первую передачу, хорошенько газанул, вывернул руль и рванул по пешеходной дорожке к набережной. Тем самым избежал ущерба для людей, ставших звероидами. Система мне сообщила, что нанесенного ущерба — ноль процентов.

Но тупые звероиды все же побежали следом, отставая с каждой минутой.

Когда же до набережной осталось метров тридцать, мне перекрыли дорогу еще полсотни людей — теперь уже не только звероидов, но и зомби, видимо насильно загнанных в эту цепь, как живой щит. Объехать возможности не было.

Я нажал по тормозам. Покрышки взвизгнули, тяжелый джип, качнувшись, встал в десяти метрах от шеренги невменяемых людей.

Я не мог, не имел права давить их! Это сейчас они зараженные нелюди, но потом вернутся в нормальное состояние — ведь все они чьи-то дети, мужья, жены, родители. Возможно, кого-то я знаю лично, хотя сейчас под этими масками все были на одно лицо.

Что же делать?

Они все ближе…

Они мне не дадут уйти, они разобьют стекла, вытащат меня и просто забьют до смерти. Как объяснишь этим уродам, что для них же стараюсь? И потом им тоже ничего не докажешь, потому что они ничего помнить не будут…

Как их остановить?

Решение опять пришло на ум, словно бы из какой-то другой базы данных.

За надвигающейся цепью уродов я увидел одного, стоящего отдельно и размахивающего ручищами. Он-то и руководил этой «операцией». Он что-то кричал им, направлял, угрожал, подпинывал флегматичных зомби. Маленький, заросший, коренастый с огромной головой…

Это же УРОД!

Господи, это значит он у них теперь главный?!

Кто бы подумал…

Но как этот полоумный подчинил себе остальных?

Времени выяснять нет: первые морды уже маячили перед капотом, сбоку заглядывали в окна, когти заскребли по кузову.

Отвратительное зрелище, конечно. Как же вы изменились, земляки!

Мой взгляд вернулся на предводителя. Урода.

Машина пока сдерживала натиск этих зомби. Но на сколько? Надо что-то решать.

Что-то долго молчит моя Система. Почему не предлагает варианты решения?

Я не отрываясь смотрел на Урода. Сообщение пришло вовремя.

Способы нейтрализации угрозы:

Избежание контакта (возможный ущерб 0 %)

Применение огнестрельного оружия (до 100 %) не доступно

Применение умения Яркая Стремительность (от 0 до 90 %)

Применение умения Виртуальный Двойник (от 0 до 100 %)

Применение умения Гипноз (0 %)

Ну конечно, Гипноз!

Не обращая внимания на внешний шум и покачивающуюся машину, я на пару секунд прикрыл глаза и дал мысленный сигнал.

Машина перестала качаться, скрежет прекратился.

Я открыл глаза и посмотрел вокруг. Измененные замерли, глаза растерянно бегали. Потом они все повернулись к продолжающему вопить Уроду, медленно отошли от машины. В наступившей тишине прекрасно слышен истерический крик предводителя.

— Что встали, бараны?! Вперед, убейте его! Вперед, я сказал! Ну!

Он ударил нескольких рядом с ним стоящих мужчин и женщин. Одна из них, совсем молоденькая девушка упала, закрывая руками окровавленную маску лица-морды, завизжала, как маленький щенок.

Эта сцена стала для остальных монстров как сигнал. Они сначала медленно, потом все быстрее, стали надвигаться на Урода. Выражение его морды изменилось на глазах. Он сделал испуганный и неуверенный шаг назад, еще один, при этом что-то быстро шептал, взмахивал руками.

Толпа напирала.

Он все понял. Он уже не был тупеньким болваном.

Бросил на меня злобный, дикий взгляд, выплюнул последнее ругательство, глядя прямо мне в глаза, развернулся и, быстро-быстро перебирая своими коротенькими ножками, за пару секунд исчез за деревьями парка.

Толпа с гиканьем и воплями бросилась следом за своим главарем.

Отлично, улыбнулся я. Гипноз подействовал на толпу быстрее и легче, чем я думал. Видимо это связано со слабой мозговой активностью, как побочным эффектом излучения. Или, наоборот, одно из основных его элементов.

Большого вреда машине измененные не нанесли, поэтому я включил передачу и продолжил движение.

Теперь, когда основное препятствие устранено, как я думал, попытался наконец «связаться» с Глебом.

Глава 23

Глеб.

Из серого небытия на этот раз меня вырвал настойчивый голос:

— Глеб… Глеб…

Тихий, чуть слышный, словно с другой стороны широкого поля. Я прислушался, напрягая максимально слух. Голос был знакомым, очень знакомым.

Я мысленно ответил «Да, я слушаю! Кто ты?» и стал ждать продолжения. Мне очень хотелось снова услышать голос. В этот момент Нечто затихло где-то глубоко внутри или занималось своими неподвластными уму делами, и поэтому не слышало голоса. Вот и хорошо.

— ГЛЕБ!!! — прогремело в голове так, что я испугался. Хорошо, что нельзя оглохнуть от внутреннего голоса.

— Ник? — осторожно ответил я, когда воображаемый звон в ушах улегся. — Ник, это ты?..

— Да, — ответил голос, уже спокойно, умеренно. — Извини, что напугал тебя. Я еще только учусь говорить… так…еще плохо контролирую себя.

— Ник! — крикнул я в пустоту. Но тут перед моими глазами возникла жирная красная надпись…

Внимание!

Системное вторжение!

Блокировка контакта!

У Уведомление.

Объект «Другой» вернулся.

Необходимо нейтрализовать.

Дано задание исполнителям.

Расход Энергии увеличен до 4 %

величить потребление Энергии!

…И серая пелена стала застилать глаза, голос Ника пропадал, терялся, затухал.

— Глеб? — услышал я снова издалека. И утонул в темноте.

Егор.

Мне удалось обмануть тупых уродов. Я спрятался за мусорными баками, а когда толпа с криками пробежала мимо в сторону парковки, вылез

— Ужас какой, позор. Помощник Хозяина прячется от своих рабов! За мусорными баками! — крикнул я. Злость переполняла меня.

Ну, я устрою этому… избранному!

Он пожалеет, очень пожалеет, что вернулся!

Я уже стал забывать о другом, думал, что он уже никогда не вернется, не посмеет. Правда, Хозяин не разделял с ним этой уверенности. Он откуда-то знал, что клиент вернется, не знал только когда.

А я уже успел привыкнуть к новой жизни! К хорошему быстро привыкаешь!

Я теперь здесь главный! Я сам стал почти Хозяин! Я его правая рука! Но никто этого не знает, потому что только со мной Хозяин разговаривает.

Я прислушался, осторожно оглянулся, чтобы убедиться, что никто меня не заметил.

Тупые бараны убежали не понятно куда и за кем. Отлично, путь свободен. Надо спешить.

Я выбежал к набережной, где меня ждал черный сверкающий джип на личной парковке, услышал голос Хозяина. Замер у машины, внимательно слушая.

Хозяин давал новое задание…

Срочное сообщение!

Другой обошел защиту.

Угроза высшего уровня сохраняется.

Задание ликвидировать другого любым способом.

Местоположение: набережная, направление Убежище Хозяина.

Выполнение немедленно.

— Все ясно, Хозяин! Выполним! — ответил я вслух, хотя и понимал, что Хозяин меня все равно не слышит. Но так мне легче, когда я получаю приказ, обязан доложить как положено.

После получения задания, я заскочил в машину и рванул по набережной наверх к площади, искать тупых помощников, застрявших без моего управления видимо там навечно.

Ник.

Сорвалось!

Первый контакт состоялся, я все же смог достучаться до Глеба, даже получил обратную связь. Но потом возникли помехи, голос его пропал, а я перестал ощущать Глеба в этом странном эфире.

Объяснение пришло в виде сообщения Системы.

Внимание!

Обнаружена враждебная Система, идентифицированная как «Хозяин».

Вы вступили в контакт.

Для уничтожения враждебной Системы время ограничено.

Требуется разблокировка сигнала.

Необходимо сократить расстояние.

Вот ведь креативный какой! Хозяином он себя назвал!

Я ударил с размаху по крыше кулаком… и пожалел об этом — на потолке появилась вмятина.

— Твою же! — изумился я. Надо поаккуратнее со своими эмоциями. Приберечь их для этого Хозяина.

Вжал педаль газа в пол. Набережная осталась позади, дорога пропетляла по кварталу, потом я повернул с узкой улицы Ленина направо к проспекту. Отвлекся буквально на секунду, и чуть не влетел в перекрывшие дорогу две патрульные легковушки с включенными мигалками. Полдесятка полицейских в оранжевых жилетах с оружием выглядывали из-за капотов, крыш и багажников.

Я остановил УАЗик в тридцати метрах. Услышал в мегафон:

— Выходи! Руки на капот! Быстро! Ты арестован!

Ага, сейчас! Боевиков американских насмотрелись, что ли?

В лоб ехать глупо, у меня же не бронированная машина — расстреляют нафиг. Они же все неадекватные сейчас.

Система предложила мне, как обычно, возможные варианты.

Способы нейтрализации угрозы:

Применение огнестрельного оружия (ущерб до 100 %) не доступно

Применение умения Яркая Стремительность (от 0 до 90 %) шанс выживания 50 %

Избежание контакта (0 %) шанс 95 %

Применение умения Виртуальный Двойник (от 0 до 100 %) шанс 60 %

Применение умения Гипноз (0 %) не доступно

Вот и выход. Не хочу я сейчас рисковать. Не известно, с чем еще мне придется столкнуться дальше.

Не долго думая, я нажал педаль газа, взвизгнули покрышки, я развернул машину обратно на улицу Ленина. Узкая улочка была так же пустынна. Я разогнал УАЗик насколько возможно было, но все равно через несколько секунд раздались выстрелы, а потом позади послышались приближающиеся сирены и вспышки мигалок. Бормотание в мегафон было неразборчивое, да я и не обращал на них внимания, упорно двигаясь к своей цели.

Улица Ленина огибала микрорайон и наверху сходилась с проспектом Ленина. Значит, можно было, сделав крюк, через дворы выехать к тому же месту, что я и планировал, то есть прямо к городской больнице.

Пятиэтажки пролетали справа от дороги, слева сначала были деревяшки, а потом пустырь, за которым размазались по холму многочисленные ряды гаражей.

Машина сзади догоняла, крики полицейского и сирены с крякалкой стали отчетливее.

— Остановись! Буду стрелять!

Я глянул в зеркало. Легковушка догоняла, пристроилась по диагонали на встречной полосе метрах в десяти от меня. В окно высунулась морда с пистолетом в руке.

Я ударил по тормозам и, как только мы поравнялись, резко крутанул руль влево. От удара хорошо тряхнуло, но я смог выровнять свою машину, а полицейские были вынуждены съехать с дороги в глубокий кювет, собрать пару кустов и воткнуться носом в глубокую рытвину. Отлично! В ближайшее время они оттуда не выберутся.

Но где же вторая машина?

И она не заставила себя долго ждать. Летела на всех парах навстречу мне. Такая же вся в мигалках и с сиреной. То ли они меня не сразу заметили, хотя я на дороге был один, то ли просто не сообразили вовремя, но остановились она примерно в двадцати метрах передо мной. Развернули машину боком по центру, перегородив большую часть дороги, высыпали из нее, не закрыв двери, но принять на изготовку не успели. Скорость у меня была приличная, километров семьдесят, и я лишь слегка притормозил, чтобы вписаться в небольшой зазор между капотом и обочиной, но с таким расчетом, чтобы зацепить патрульную легковушку. Бампер УАЗика тяжелый, прочный, на него я и рассчитывал.

Удар! Меня снова кинуло на руль, машину слегка качнуло вправо, влево, но я выровнял и снова дал по газам. В зеркало увидел отскочивших от своей машины звероидов, передок всмятку, бампер оторван, повалил пар поврежденного радиатора. Отлично, и эта теперь не на ходу, а люди (ну, потом которые будут) не пострадали. Удаляясь, я не без улыбки наблюдал в зеркало, как они суетливо бегали вокруг своей машины, размахивая руками.

Проскочил проспект, втиснулся на полном ходу в узкие дорожки между пятиэтажками, стал спускаться с горы. Людей видно почти не было, а кто и попадался, так это были зомби, пытавшиеся найти укрытие. Зато между домами ветер гонял остатки мусора, откуда-то тянуло гарью, дымом.

С другой стороны, это было хорошо, теперь-то мне уже никто не помешает? Вряд ли они будут ставить блок-посты во дворах, резервов не хватит.

Еще два-три квартала и до больницы останется рукой подать.

Снова попытался выйти на связь с Глебом, но в ответ была тишина.

Расстояние слишком мало?

Я аккуратно объехал яму в асфальте, слепо бредущего посередине дороги одинокого зомби в изодранной одежде, снова вдавил педаль газа в пол. Надо не пропустить поворот налево, за которым останется метров триста по прямой до больницы.

Блокировка была сильной, мне не удавалось пробиться через защиту Хозяина враждебной Системы.

В этот момент я подумал, что происходящее не реальность, а продолжение моих ночных кошмаров. Я сплю и вижу это все во сне. Эти страшные уроды, мутанты, зомби, развал и разруха на улицах — это не может быть настоящим. Угорск — маленький, симпатичный городок — превратился за несколько дней в сдыхающего страшного уродца. И то, что я делаю сейчас, больше похоже на какую-то идиотскую дешевую компьютерную игру, где я, как главный герой, прохожу уровень за уровнем, чтобы в конце игры сразиться с боссом, спасти своего друга и весь город от космического вируса.

Со страхом подумал об этой последней и самой сложной битвой.

Егор.

На площади никого не было. Куда же они подевались, козлы? Кто работать, нахрен, будет? Я один, что ли?

Я остановился у машины помощников, обошел, заглядывая в пустой салон, под ногами что-то звякнуло. Я посмотрел вниз — это гильзы. Впереди на обочине со смятым капотом и открытыми дверями стояла полицейская машина. Я быстро подошел к ней, заглянул внутрь. Тоже никого. Заметил на кузове несколько пулевых отверстий.

Если клиент и был в этой машине, то вреда они ему не причинили. Крови на сиденьях нет.

Значит, он все-таки как-то их обманул и убежал.

Ругаясь про себя, вернулся к джипу, сел за руль. Достал из кармана телефон, набрал Лапу, потом Шпына — оба не ответили.

Бросил телефон на пассажирское сиденье. И тут он зазвонил сам. Номер не знакомый, но я взял трубку. Один из полицейских с проспекта, перекрывая крик и ругань, сообщал, что Другой прорвался через кордон и в добавок вывел из строя обе машины!

Ну и уроды! — подумал я. — Ничего не могут нормально сделать! Всё нужно делать самому! Правильно говорят: хочешь, чтобы было сделано хорошо — сделай сам.

Я завел машину, развернулся и рванул на проспект.

Из рваного и сумбурного сообщения я понял главное — другому пришлось ехать в объезд блок-поста, поэтому у меня появился хороший шанс догнать его.

Но почему же молчит Хозяин?

Ник.

Я осмотрел перекресток, плавно вырулил, надавил педаль газа. Больничный шлагбаум виднелся впереди.

Неожиданно по глазам резанула надпись

Внимание!

Вы входите в зону повышенной опасности.

Уровень воздействия враждебной Системы максимальный!

Разблокировка невозможна.

Я остановил машину, прижавшись к обочине.

Что это означает? Для чего это предупреждение?

Моя Система не ответила. Что ж, тогда двигаемся дальше. Я включил передачу, повернул руль, чтобы вывести машину на пустую дорогу и…

Сзади раздался удар! Меня откинуло назад, в шее что-то хрустнуло, потом откинуло на руль. Ноги с педалей слетели, машина на скорости дернулась и заглохла. Какие-то секунды я приходил в себя, соображая, что произошло, и тут дверь распахнулась, и мне в грудь уставился ствол автомата.

— Давай! Выходи! Руки за голову! Ну, живо!

Объект: звероид. Вооружен.

Степень угрозы: высокая

Шанс выживания от 0 до 10 %

Для нейтрализации угрозы необходимо применить умения.

Владельцем автомата оказался тот самый коренастый уродец с огромной головой. Главарь звероидов собственной персоной! Вблизи он был еще уродливей. Или это тоже воздействие облучения? Широкие ноздри раздувались, широкий рот ощерился острыми длинными зубами, глазки маленькие и черные, как угольки, были почти не видны за нависающими густыми бровями. Череп раздулся еще больше и стал похож на болотную кочку, заросшую черными густыми соломенными волосами.

Он отошел на шаг, дернул автоматом:

— Выходи, я сказал! Или пристрелю на месте!

Я отнял руки от руля, завел за голову, повернулся на сидении.

— Спокойно, босс! Я выхожу! Не надо в меня стрелять! — я был так шокирован внезапностью, что даже поначалу растерялся.

— Я тебе не босс! — прорычал он. — Выходи! — он кивнул стволом автомата, указывая направление. — Поживей!

— Да выхожу, выхожу! — сказал я, спрыгивая. — Ты главное не нервничай!

— Лицом к машине, ноги шире! Шире, я сказал! — рычал уродец.

Я сделал, что он просил, не особо понимая, чего он добивается. Похоже он сам не очень-то понимал. Действовал по какому-то полицейскому шаблону.

Краем глаза я увидел черный джип, что врезался сзади. И как он незаметно подъехал? — недоумевал я. Сам сглупил, расслабился, думал всех победил. И, что обидно, до больницы осталось чуть-чуть.

Я стоял лицом к задней двери своей машины. Уродец стоял сзади и молчал.

— Ну что дальше, босс? — спросил я, в это же самое время выбирая варианты разделаться с ним.

Способы нейтрализации угрозы:

Применение умения Яркая Стремительность (от 0 до 90 %) шанс выживания 90 %

Избежание контакта (0 %) шанс 10 %

Применение умения Виртуальный Двойник (от 0 до 100 %) шанс 70 %

Применение умения Гипноз (0 %) не доступно

Что ж, выбор сделан, самый эффективный способ и высокий шанс выживания.

— Стой, как стоишь! — кричал головастый. — Сейчас мне скажут, что делать!

Так, значит, ты не такой уж и босс! Значит, кто-то есть повыше тебя, кто отдает приказы! И я, кажется, знаю кто это.

Стоя лицом к стеклу, я видел отражение головастого уродца. Он, продолжая держать меня «на мушке», что-то тихо шептал себе под нос, глядя в сторону. Связывался с Хозяином? Телепатически?

Они с Хозяином решали мою судьбу! И каковы у меня шансы, что Хозяин примет какое-то другое решение, помимо того, чтобы как можно быстрее меня убрать?

Ах ты мерзкий ублюдок! — не знаю, может я это и вслух сказал.

Я воспользовался моментом. Глядя в отражение, резко опустил правую руку с шеи вниз ладонью в направлении уродца. Хлопок энергетического удара слегка обжег ладонь. В отображении на стекле я увидел, как головастого откинуло не несколько метров за обочину. Выпавший из рук автомат металлически звякнул на асфальте. Я повернулся, сделал пару шагов, поднял автомат. Отстегнул магазин, проверил патроны, защелкнул обратно. Снял с предохранителя и передернул затвор. Вот теперь оружие готово к бою, придурок.

Я подошел к краю дороги. Уродец, постанывая и держась за голову руками, поднялся. Пошатываясь, посмотрел на меня злыми черными глазками. Поднял руки.

— Ну и что? — спросил он. — Убьешь меня?

— Может, и убью, — ответил я.

— Ну, попробуй, — прорычал он, молниеносным движением поднырнул под автомат, обхватил меня за туловище и повалил на землю. Мощным ударом выбил автомат, перехватился, сел на меня верхом. Жесткие узловатые пальцы впились в шею. При этом рот его ощерился, растянулся еще шире, с острых зубов капала густая слюна. Хватка его была бульдожья, я даже не ожидал от него такой прыти! Как ловко он меня! Положение мое было удручающим.

Я поднес ладони к его ушам, рассчитывая как следует шарахнуть вспышкой, но ничего не вышло.

Умение Яркая Стремительность не может быть использована.

Другие способы нейтрализации угрозы не доступны.

Черт! Что такое? Куда делась моя Системная сила?

В глазах уже темнело, на щеку капала слюна уродца, он кряхтел от натуги.

Я максимально развел руки в стороны, ударил обеими руками по ушам большой головы. Что-то хрустнуло, головастый выпучил глаза, хватка чуть ослабла, я подкинул его на животе, перехватился за его руки, одновременно вывернулся, сбрасывая тело с себя. Головастый свалился набок, теперь я был сверху, нанес два удара по отвратительной вспотевшей роже, но получил хороший пинок в живот. Отлетел на пару метров, ударился рукой обо что-то твердое, кинул взгляд — автомат. Я схватил его, превозмогая боль, сел, перехватил автомат двумя руками. Головастого рядом уже не было.

Уродец со всех ног бежал вдоль дороги обратно к проспекту, петляя змейкой. Я прицелился, нажал на курок, в плечо хорошо так ударило, ствол подкинуло вверх. Я снова взял в прицел, но головастый уже забежал за угол переулка.

Сообщение.

Нанесенный ущерб звероиду 10 %

Полученный ущерб 6 %

Для восстановления Системных умений необходимо повысить общий уровень силы до 100 %

Я вытер лицо, шею, тяжело поднялся и вернулся к машине. Закинул автомат на пассажирское сиденье, сел за руль, завел двигатель. Кинул взгляд в зеркало заднего вида — дорога была пуста.

Попытался снова связаться с Глебом, но тщетно. Эфир был пуст, даже шумов никаких. Что же такое? Умения не работают, связи нет.

Я сделал глубокий вдох, включил передачу и покатил к больнице, надеясь, что вот теперь-то я один на один с Глебом… и с тем, что внутри него — враждебной Системой «Хозяин».

Приемное отделение находилось на другом конце больничного городка. Пока медленно вел машину по узкой дорожке, наблюдал за зданиями. Уже вечерело, но окна были черны — ни одного светящегося окна. Тут никого нет, во всей больнице? Или зомбированные люди сидят в темноте, глядя в стену невидящим взглядом? А врачи, медсестры, другой персонал? Где они все? Странно это все. И скверно. Так и ждешь какого-то подвоха. И чутье говорило мне, что неприятного сюрприза мне не избежать.

Подъезжая к приемному отделению, которое занимало первый этаж больничного корпуса, я оторопел от увиденного. Мало того, что верхние этажи были так же погружены в полумрак, так первый этаж — окна и дверные проемы — вообще были черны, как сажа. Словно их заколотили черными щитами, или заклеили пленкой. Не галлюцинация ли это? — подумал я и, на всякий случай, остановил машину в десятке метров от здания. Вышел, взял автомат. Снова попытался связаться с Глебом. Но в ответ полная, мертвая тишина. Так же, как и вокруг. Только сейчас я обратил внимание на то, что не было никаких звуков — ни щебетания птиц, ни лая собак, ни глухого гудения машин, вообще ничего. И деревья не шевелились, да и ветра не было. Только собственное дыхание. Словно кто-то заблокировал все звуки.

Или нажал на паузу эту реальность…

Я сглотнул вязкую слюну, смачивая пересохшее горло, и медленно двинулся ко входной двери. Точнее, к черному квадрату в стене в том месте, где эта дверь была раньше. Проходя мимо черных окон, чувствовал на себе холодный и злобный взгляд. Будто за этими окнами сотни монстров, хищно облизываясь, ждали, пока добыча доберется до расставленной для нее ловушки.

Поднявшись на несколько ступеней крыльца, я остановился на расстоянии вытянутой руки от черного полотна двери. На самом деле никакой двери и не было, так же, как и окон. Вблизи эта чернота оказалась не такой и однородной. Плавные, дымные волны рисовали фантастические узоры на черной блестящей поверхности стекла. Будто в аквариум вместо воды закачали черный смрадный дым.

— Глеб? — тихо, сипя, произнес я. Без особой надежды.

Нет, чуда не произошло.

Ну, что ж, начнем тогда.

Я снял с предохранителя автомат, направил на дверь, стал мягко давить на спусковой крючок. В последний момент остановил себя. Не убирая пальца с крючка, протянул другую руку к черной дымной стене. Хотелось убедиться, что это на самом деле твердая субстанция. Но возьмет ли ее пуля из автомата?

И какого же было мое удивление, когда пальцы прошли сквозь эту блестящую стену, не почувствовав никакого сопротивления! Это была стена дыма! Без всяких стенок она оканчивалась по контуру здания!

Я отдернул руку, посмотрел на нее — рука, как рука, ничего с ней не случилось. И ощущений никаких странных или болезненных тоже не было, кроме холода. Я поднес ее к глазам, осмотрел, даже понюхал — дымом тоже не пахло. Что же это такое, черт побери? Вытер этой же рукой капли пота, стекающие по лбу, шумно выдохнул.

Ответ пришел от Системы.

Внимание!

Вы входите в локацию Убежище Хозяина, враждебная Система.

Ваши навыки восстановлены. Применение в локации ограничено. Расход энергии увеличен.

Возможно переключение на использование силы Хозяина.

Будьте осторожны!

Глава 24

Ник.

За дымом была обычная входная стеклянная дверь. Я толкнул ее и обомлел. Внутри меня ждал настоящий январь. Облачко пара изо рта медленно растворялось в неподвижном воздухе. Значит, этот морок с дымом только снаружи. Но для чего?

Внимание!

Вы вошли в локацию враждебной Системы.

Производится синхронизация Систем для разблокировки умений.

Меня прошиб озноб — не удивительно, тут градусов двадцать ниже нуля, не меньше. Пахнуло чем-то кисло-сладким, тошнотным, будто где-то сдохла крыса. Я застегнул курточку до подбородка, взял холодящий автомат на изготовку и оглядел помещение. Холл был пуст, насколько видно было через серый однотонный туман. Вдаль уходил чернеющий коридор. Где-то посередине него дверь с лестничным маршем. Насколько я помнил, Глеб лежал в палате на первом этаже.

Я позвал его мысленно.

Тишина.

А чего? — подумал я, — может и так покричать, вдруг услышит и ответит?

И я крикнул:

— Глеб! Глеб, я здесь! Слышишь меня?

Серый морок скрывал даже голос: привычного эха в пустых помещениях не было. Звуки тонули, словно в вате.

Я двинулся к коридору. Руки замерзали, я поочередно подул на них, заодно потерев уши. Обратил внимание, проходя мимо стойки дежурных, что никакого инея на мебели и бумагах не было. Значит, это не обычный мороз. Да и откуда ему тут быть, обычному, это же не морг… хотя.

Я шагнул в проем двери, оглядел пустой коридор. В конце него тускнел оконный проем. И так вечерело снаружи, так тут еще этот туман.

Не успел сделать первый шаг, двери кабинетов и палат одновременно открылись. Из них показались люди — с первого взгляда было видно, что все как один — зомби. Лысые головы, тупые, без выражения, бледные лица с белыми глазами. Они напомнили мне ожившие статуи из парка отдыха, где и женщины с веслом, и дискометатель, и мальчик с горном. Я сжал автомат крепче, остановился. Они выходили медленно, целенаправленно. В сером полумраке головы слегка отсвечивали биллиардными шарами.

Объект: зомби

Количество: 54.

Уровень угрозы: минимальный.

Шанс выживания: 98 %

— Стоять всем на месте! — крикнул я, качнув стволом автомата. — Я не причиню вам вреда! Мне нужно найти друга! Слышите?

Бесполезно. Они не слышали. Или не слушали. Тупо шли на меня, сжимая кольцо, уплотняясь, закрывая мне выход на лестницу. Оружия у них не было. Это была просто масса, живая или нет, не понятно.

Запрос Системы дал ответ.

Сообщение.

Источник заражения «Глеб» на данном уровне отсутствует.

Синхронизация 25 %

Что ж, значит поднимаемся выше.

— Я иду, дружище! Потерпи! — крикнул я как можно громче.

На зомби мои угрозы применения оружия не оказывали никакого воздействия. Они словно слепые брели медленно на меня, пуча белые глаза.

Зомби оживились. Стали плотнее друг к другу и двинулись энергичнее.

До них оставалось метра три. До двери на лестничную площадку шесть или семь. Плотная масса оживших статуй напирала, пытаясь массой выдавить меня обратно?

Ну уж нет! Вы меня не остановите!

— Последний раз предупреждаю! — крикнул я, и пар изо рта заклубился над первыми рядами зомби — два дюжих мужика, подросток и несколько женщин.

Ноль эмоций.

Я закинул автомат за спину, потер ладони друг об дружку, хлопнул в ладоши.

Ну, что ж, поехали!

Собрал энергию в ладонях, направил на зомби и… ничего не произошло! Не было мощного энергетического удара, отбрасывающего людей на несколько метров! Просто ничего не было! Я потерял силу? В недоумении я осмотрел ладони — обычные. А что я собирался там увидеть — остывающую лаву?

Сообщение.

Умения заблокированы.

Разблокировка возможна после синхронизации.

Синхронизация 36 %

Черт.

Придется грубой физической силой пробиваться.

Первые холодные пальцы дернули меня за рукав, сразу за этим еще, и через пару секунд уже десятки рук хватали меня за одежду, за ремень автомата, за брюки, за волосы. Холодные, сухие, дрожащие пальцы цеплялись за все, до чего могли дотянуться. Уродливые безликие физиономии появились перед лицом, я дышал на них паром — а они нет! Словно они были все мертвы!

В охватившем секундном страхе я сделал шаг назад. Они навалились с новой силой. Не столько даже силой, сколько медлительной аморфной массой, толкаемой кем-то другим. Я стал сдергивать вялые руки с себя, как пиявок с тела. Одновременно орудуя кулаками и локтями, стал пробиваться к дверям на лестницу. Вялые и медлительные тела зомби с тихим шорохом стали валиться под ноги, другие падали на них сверху. Одухотворенный, я продолжил пробиваться, все активнее используя кулаки и локти, не видя, куда они попадали — по носам, ушам, скулам, плечам, ребрам. Про себя же продолжал извиняться за эти удары по землякам и землячкам. А земляки, эти замороженные статуи все валились под ноги, не торопились подняться, словно и сил у них не было для этого. А я вставал на них сверху, и гнал волну дальше, задние ряды уже через минуту стали отступать под моим натиском. Сколько же их тут, в коридоре шириной метра три — человек пятьдесят или больше?

Грубая физическая сила помогла мне все же добраться до двери. Последним рывком я отодвинул толпу, распахнул дверь и влетел на площадку, захлопнув ее за собой, защелкнул замок, благо он тут был. Тупые, вялые зомби вставали и скреблись по стеклу, глядя на меня невидящими глазами.

Сообщение.

Нанесенный ущерб: 11 %

Безвозвратный ущерб: 0 %

Полученный ущерб: 2 %

— Вот так вот! — крикнул я, переводя дыхание. Горячий пар вырывался из меня, как из паровоза. Зато согрелся. — Вот так вот, — повторил я, оглядываясь. На лестнице никого не было. Я прислушался. Стал медленно подниматься по ступеням.

— Глеб! — позвал я еще раз стоя перед дверью на второй этаж. Не дождавшись ответа, толкнул дверь, заглянул в коридор. Никого. Тихо.

Я взял автомат на изготовку, водил стволом в направлении взгляда. Направо, налево. Перешел коридор, дернул дверь напротив. Заперта. Пошел по коридору, дергая каждую из дверей — все заперты, кроме последней. Даже неожиданно для меня это стало. Из комнаты на меня смотрела чернота. Я замер на секунду, прислушиваясь. Перед глазами возникла надпись.

Внимание!

Опасность!

— Кто здесь? — спросил я.

А потом увидел их. Сначала из глубины комнаты моргнули два красных глаза, рядом еще два, еще и еще. И стали приближаться. Раздался глухой рык, собачий, предупреждающий.

Объект: звероид.

Количество: 16.

Степень угрозы: средняя

Шанс выживания от 60 % до 90 %

Для нейтрализации угрозы применение умений не доступно.

Синхронизация 49 %

Я сделал шаг назад, ствол направил в проем, сощурился, пытаясь разглядеть в темноте. Секунду ничего не было, я подумал, и опустил ствол ниже, чтобы при необходимости стрелять не в корпус, а в ноги. Все-таки я надеялся, что и здесь тоже не какие-то неизвестные монстры меня ждут, а те же земляки, только измененные.

И не ошибся.

Раздался гулкий многоголосый рев, и из проема двери, толкаясь, проталкивая друг друга, рванули звероиды. Только они были еще уродливее после моей последней встречи. Ощеренные от уха до уха пасти полны острых длинных зубов, черные лохматые бороды и свалявшиеся волосы беспорядочно торчали во все стороны. Широкие плоские носы и черные с красными огоньками глаза, светящиеся в темноте.

Автомат запрыгал в руках, глухие щелчки гасились туманом, будто оружие было с глушителем. Первый ряд звероидов срубило, как косой. Они с визгом повалились, хватая раненые ноги, через них перепрыгивали следующие — все одинаковые, как душманы — волосатые, ощеренные, злые. Вторая короткая очередь положила еще троих. Я быстро отступал к лестнице. Третий ряд лег, а они все вылезали из комнаты.

Системное предупреждение заставило меня на секунду оглянуться — в этот момент я увидел бесшумно бегущих с другой стороны коридора еще группу таких же звероидов.

Объект: звероид.

Количество: 26.

Степень угрозы: средняя

Шанс выживания от 60 % до 90 %

Для нейтрализации угрозы применение умений не доступно.

Синхронизация 58 %

Повернул автомат, пустил несколько коротких очередей по ногам бегущих. И сам рванул им навстречу, пытаясь опередить к выходу на лестницу. На ходу развернулся, задние догоняли, развернул автомат и нажал на курок — пустые щелчки. Кончились патроны! Я кинул автомат вперед себя, попал двоим по мордам, схватился за ручку двери. Сзади в шею впились острые когти. Я, не глядя, ударил локтем, хватка ослабла, я вылетел на площадку, захлопнул дверь на защелку. Отскочил назад, едва не улетел кубарем с лестницы вниз, задержался за перила.

Звероиды могли с легкостью вышибить стеклянные двери и продолжить нападение. Но они остановились за стеклом, продолжая многоголосо рычать, как мне показалось, уже от бессилия. Через их рев отдаленно слышались жалобные стоны раненых. Надеюсь, я никого не убил.

Что же сдерживало этих уродцев на границе лестничной площадки?

Сообщение.

Нанесенный ущерб: 26 %

Безвозвратный ущерб: 0 %

Полученный ущерб 9 %

Пытаясь восстановить дыхание и уровень адреналина, я посмотрел на третий этаж. Из-за сгустившейся там черноты не видно двери.

Сообщение.

Источник заражения «Глеб» обнаружен на третьем уровне.

Синхронизация 77 %

Он там.

И нечто, именующее себя Хозяином, захватившее тело Глеба.

Теперь и без оружия.

Осторожно проходя мимо звероидов за стеклом, я заметил на их мордах изменения. Они ухмылялись! Эти мерзкие пасти уже не были злобны — они откровенно смеялись надо мной. Они знали, что меня там ждет?

Прежде, чем начать подниматься на третий этаж, я показал им всем неприличный жест.

— Вот вам, поняли?!

Гогот уродов затмил стоны их собратьев.

Ведь вы же все были людьми, нормальными, — подумал я. Что же с вами такое случилось? Что в вас вселилось?

Что тут говорить. Я знал ответ. И он ждал меня наверху.

Медленно поднимаясь по ступеням и обдумывая дальнейшие свои действия, я не переставал получать сообщение о синхронизации.

Только сто процентов вернет мне умения, чтобы вступить в битву с главным соперником.

Синхронизация 82 %

Медленно я поднимался по ступеням, продолжая мысленно говорить с другом, а вдруг да услышит: «Глеб! Борись с ним! Он внутри тебя! Ты тоже должен мне помочь!»

«Ты сильный! Я же тебя знаю! Борись! Я иду! Я уже рядом! Вместе мы справимся!»

Еще несколько ступеней.

Синхронизация 89 %

И вот я стою перед дверью на этаж. За ней густая чернота. Ничего не видно вообще. Уроды внизу затихли и здание погрузилось в тревожную тишину. Нехорошую тишину.

Надо ожидать сейчас бури…

Я толкнул дверь. Она отворилась настежь тихо, без скрипа. Беззвучно. И растворилась в черноте, исчезла в ней.

На миг закрыл глаза, прошептал какую-то короткую молитву, хотя никогда не верил в Бога, уверенно шагнул в черноту: будь, что будет!

Синхронизация 93 %

Оказавшись в этом черном и густом, как желе, тумане, я почувствовал изменения. Словно долгожданный глоток холодной воды в жаркий летний полдень. Сила и уверенность поднимались, и это лишь часть изменений. Постепенно обострялись все чувства: слух, обоняние, зрение.

Синхронизация 97 %

Проморгавшись, я стал видеть в этой черноте, словно в рентгене. Картинка прояснилась как изображение на фотобумаге. И все вокруг стало такое же черно-белое, как негатив на пленке. Цвета поменялись местами. Белый потолок стал черным, а пол светлым. Оконные проемы чернели на фоне серых стен, двери тоже черные.

Коридор идентичный тому, что и этажом ниже, но воспринимался сейчас иначе. Не длинный, метров десять всего, несколько дверей с каждой стороны.

Где же Глеб?

Я снова позвал его мысленно. Но получит долгожданное сообщение.

Внимание!

Синхронизация закончена 100 %

Загрузка восприятия.

Подключение к новому источнику Энергии.

Неожиданно для себя в этом негативе я увидел Глеба, почувствовал источник мысленной формы, что он мне отправил. Увидел его через стену. Бледно-белый, словно ночник, человеческий контур в полугоризонтальном положении висел в воздухе в крайнем справа кабинете.

Я тут же двинулся к нему, преодолевая сопротивление воздуха, словно я шел по дну озера. Распахнул дверь, и Глеб предстал передо мной белой усохшей мумией. Вблизи тело его светилось сильнее. На серо-черном фоне простыней он был большим горизонтальным абажуром.

Я подошел, взял его за дрожащее плечо.

— Глеб? Ты слышишь меня? Чувствуешь мою руку? Глеб?

Он никак не реагировал, только дрожал как в ознобе, сухой и горячий, хотя тут холод был вообще жуткий. Руки дрожали, тело била лихорадка. Я спросил, что с ним. Ответ пришел надписью перед глазами.

Сообщение.

Объект: Источник заражения «Глеб».

Показатели:

Сила 11 %

Энергия 9 %

Время до обнуления показателей: 17 минут.

Я тяжело вздохнул.

Если мы не победим вирус, то он просто умрет. Через семнадцать минут. Чужой, вселившийся в него, все быстрее высасывал из него силы. В том числе и для того, чтобы сразиться со мной.

Краем глаза я заметил в углу движение, насторожился, присмотрелся. Осторожно приблизился к фигуре. С трудом узнал в связанном, с кляпом во рту звероиде, отца.

— Отец? Отец! — крикнул я и бросился к нему. — Ты жив! Жив!

Испуганный звероид отодвигался от меня, рычал ругательства через кляп. Черные глаза сверкали злобой. Я протянул руку, чтобы убрать кляп, но отец зарычал, отстранился, забиваясь глубже в угол.

— Ладно, — сказал я, убирая руку. — Посиди пока так.

Отец посмотрел мне через плечо, округлив глаза, а потом злорадно зарычал.

Я поднялся, посмотрел через плечо, следя за его взглядом.

Глеб резко сел в кровати, глухой хрип застыл на неподвижных губах.

«ОН ЗДЕСЬ! БЕГИ!» — прозвучало у меня в голове.

Я озадаченно закрутил головой, и в этот миг в спину мне ударил мощный порыв леденящего ветра.

Объект: Хозяин, Системный двойник.

Степень угрозы: наивысшая.

Шанс выживания от 0 % до 22 %

Для нейтрализации угрозы доступно применение синхронизированных умений.

Я обернулся, прикрываясь рукой. Голос Глеба завопил:

«НЕ СМОТРИ В ГЛАЗА!!!»

Я не успел среагировать и мощный поток узконаправленного ледяного ветра ударил в лицо, обжигая холодом. Я зажмурился, но успел в доли секунды увидеть этого монстра.

Передо мной стояло нечто отдаленно напоминающее Глеба. Чернее окружающей вокруг темноты, как сгусток черной массы, человекоподобное чудовище светило синим холодным взглядом глаз. Огромная голова упиралась в потолок, широко распростертые толстые руки и расставленные ноги занимали половину комнаты. Черное нечто надвигалось на меня молча, неспешно. Лица, как и одежды не было, только черная однородная пульсирующая масса, и ледяной синий горящий взгляд. Это и есть излучение, пронеслось у меня в голове.

Я обернулся к Глебу, которого уже не просто била дрожь, а сотрясала дикая эпилепсия.

«Держись, Глеб! Борись!»

«Я. Пытаюсь»

Я замахнулся, чтобы вдарить ему сгустком энергии под грудину, но едва не завалился вперед — рука прошла сквозь черную массу, как через дым. Зато чудище ухмыльнулось и, поймав мой изумленный взгляд, ударило светом из глаз.

Вот это был удар! Я на миг ослеп, отлетел к дальней стене, сполз на пол, хватаясь руками за обожженные глаза. Острая боль пронзила, кажется, даже мозг насквозь. Если бы на затылке я нащупал два дымящихся отверстия, нисколько бы не удивился. Но рука ничего не обнаружила. В чувства меня привел голос Глеба, выплывающий откуда-то из далеких глубин.

«Ник! Бей по глазам! По глазам!»

Я попытался подняться.

— Ах ты, тварь! — вырвалось у меня.

Чудище медленно надвигалось. Понимая силу его глаз, я смотрел ему в ноги. Каждый шаг давался ему с трудом. Периодически он вздрагивал и вибрировал всем телом, дрожь отдавалась и в коленях. Что такое с ним?

«Это я, — ответил Глеб. — Я пытаюсь бороться изнутри»

«Я тебя понял, дружище! Давай дадим ему как следует прикурить!»

Я неизведанным и не понятым до конца усилием перенес энергию с рук на глаза и поднял взгляд на монстра. Доля секунды, чтобы поймать его взгляд и… удар! Красные обжигающие лучи из моих глаз влепили по его глазам. Он не ожидал такой силы, не успел даже выпустить свои лучи в меня. И его глаза вспыхнули синими искрами, разлетевшимися по всей комнате сверкающим фейерверком. Чудище качнулось, отступило на пару шагов назад и… будто бы уменьшилось в размере.

Сообщение.

Нанесенный ущерб Хозяину 21 %

Полученный ущерб 7 %

Отлично!

Кажется, работает!

Я опустил взгляд, чтобы не словить ответный удар синих лучей, услышал Глеба.

«Отлично! Давай еще! Не давай ему набрать силы!»

Словно глубоким вдохом собрал снова энергию и поднял взгляд.

И тут же словил два холодных синих луча прямо в мозг. Боль была такая, будто голова взорвалась! Я снова распластался по стене, но удержался на ногах.

Сообщение.

Нанесенный ущерб Хозяину 0 %

Полученный ущерб 11 %

Твою же мать!

«Держись, Ник! Не сдавайся!»

Ну, хорошо, подумал я. Сейчас я тебе устрою битву!

Я снова набрал полные легкие воздуха-энергии и не стал бить в лоб, а отскочил на пару шагов в сторону. Заметил по ногам чудища, что он тоже стал медленно поворачиваться и тогда поднял взгляд наверх. Короткий миг, когда его голова медленно повернулась ко мне и, прежде чем он успел поймать мой взгляд, я ударил первым. Вспышка! Снова сноп искр разлетелся по комнате: синие огоньки-шарики раскатились по полу и погасли в углах.

Сообщение.

Нанесенный ущерб Хозяину 26 %

Полученный ущерб 1 %

Чудище отшатнулось к стене, расставив руки в стороны, чтобы удержаться от падения. Размер его теперь заметно убавился — он стал лишь на голову выше меня. Надо это предусмотреть, чтобы следующий удар пришелся в нужное место.

«Вау! — услышал я радостный крик Глеба. — Отличный удар!»

Я быстро переметнулся в обратную сторону, обходя монстра с другой стороны, одновременно набирая полные легкие энергии и — короткий взгляд, выдох-сброс обжигающей энергии в глаза медленно ворочающегося черного урода. Бах! Точно в цель!

Сообщение.

Нанесенный ущерб Хозяину 31 %

Полученный ущерб 0 %

Чудище отлетело в противоположный угол, сползло по стене. Теперь я заметил, что он стал мне примерно по плечо. Все более вялый, он даже не рычал, а словно визжал от злости.

«Так ему! Так!» — кричал во все горло Глеб, по всей видимости тоже оживающий.

Пока монстр медленно поднимался, я набрал полные легкие для последнего удара. Урод пытался перехитрить меня, не поднимаясь полностью, стоя на четвереньках, он поднял голову и пытался пустить два бледно-синих луча в меня. Но я был готов — ответка прилетела прежде, чем лучи разгорелись в его глазах в полную силу.

Ба-да-дах! Удар был такой силы, что этого черного монстрика перевернуло в воздухе пару раз, прежде чем он распластался по полу, бессильно раскинув в стороны ручки.

Сообщение.

Нанесенный ущерб Хозяину 12 %

Сила Объекта 10 %

Полученный ущерб 0 %

Моя Система выдавала сообщения на каждый мой удар.

Заодно выдавая оставшиеся возможности противника.

На данный момент осталось всего-то 10 %от его прежней суперсилы.

Я подошел ближе. Хозяин даже не пытался подняться. Размером он стал с ребенка. Глядя на него, жалко перебирающего маленькими лапками, сверху вниз, я сказал:

— Я, конечно, детей не обижаю, но ты и я оба знаем, что ты не ребенок.

Монстрик что-то промычал невнятное, приподнял голову.

И получил последний удар по тускло блестевшим синим глазкам.

Сообщение.

Нанесенный ущерб Хозяину 10 %

Сила Объекта 0 %

Полученный ущерб 0 %

Последний сноп искр разлетелся по комнате. Когда последний уголек затух в дальнем углу, я посмотрел на то место, где лежал черный дымчатый урод, пародирующий Глеба — его там не было.

Это всё.

«Да! Да! Ты прикончил его! Прикончил гада!»

Сообщение.

Вы уничтожили Объект Хозяин.

Ваша Сила 59 %

Вы уложились в лимит времени.

Поздравляем!

В этот же миг туман стал рассеиваться, испаряться, словно в комнате медленно поднимали глухие шторы, и утреннее солнце стало пробиваться в помещение, озаряя его теплом и разгоняя ночную тьму.

Это всё, подумал я облегченно, оседая на пол. Усталость нахлынула волной. Сквозь потухающий взгляд я увидел, как Глеб поднялся с кушетки, как отец выполз из угла, удивленно озираясь. Они стали нормальными.

Всё получилось.

Но последнее, что помню, это сообщение Системы, к которой я, видимо, стал привязан навсегда.

Сообщение.

Поздравляем с выполнением задания 1.

Задание 2: идентификация Объекта «Нелюдь».

Время исполнения: 48 часов.

Часть 2. Нелюдь. Глава 1

Зверь.

Я чувствую резкий толчок в грудь и открываю глаза. Веки поднимаются медленно, натужно, словно к ним подвешены камни. А глаза режет от боли.

Яркий солнечный полуденный свет.

Склоняю голову чуть в сторону, чтобы уйти от режущих глаза лучей, и перед моим взором выплывает помещение. Четыре стены, низкий потолок, плоский, блестящий пол. Все ровное, как отполированный камень.

Это не пещера, — ворочается в голове тяжелая мысль. А если и пещера, то очень уж странная.

Глаза немного привыкают к свету, осматриваюсь.

Одно большое солнце заменяют несколько солнечных пятен на потолке, одно большое прямо над головой, одно маленькое невдалеке за толстыми прутьями. Я лежу на чем-то твердом и холодном. Но это не камень. И не дерево. Такое же блестящее, как и вырезанное в стене возвышение там, за прутьями.

Обратил внимание на то, что помещение-пещера поделена на две примерно одинаковые части — до прутьев и за ними. С единственной разницей. В моей части нет ничего, кроме блестящего возвышения, на котором я лежал. Другая же заставлена всякими непонятными предметами различной формы и расцветки. Даже прутья не похожи на деревянные.

Как я здесь оказался? Что случилось?

Вопросы, вопросы…

Кто же на них ответит?

Сам почти ничего не помню, но уверен, что я здесь не по своей воле.

Преодолевая боли в теле, приподнялся. И новая боль пронзила руки и грудь. Опускаю глаза и изумленно осматриваюсь.

Что чужак с ним сделал? Что это такое?

От рук, груди и ног тянутся тонкие жилы, сковывая тело, спадают на пол с лежанки и лентой уходят в другую часть помещения, за прутья.

Страх и паника сковывают сознание, холодок бежит по спине.

Но страх быстро проходит. Откуда он вообще? Эта дрожь, это подергивание, эти пупыри по всему телу, которые я чувствую, хотя не могу видеть сквозь густой мех.

Что со мной сделали?

Нет, надо выбираться отсюда.

Если хватит сил…

А жилы оборвать!

Обхватываю широкой когтистой ладонью пучок жил на другой руке, резко дергаю…

Боли нет, лишь легкое покалывание.

Я поворачиваю к себе кулак с зажатыми жилками, раскрываю ладонь, приглядываюсь. На концах каждая еще тоньше, блестящая и острая. Задеваю ее пальцем — укол. Это какие-то шипы. Это не жилы. Хотя может и жилы, но точно не мои. А может это какие-то неизвестные мне растения.

Голова начинает кружиться от всех этих догадок и непонятностей. И зачем мне все это надо? Это не мой мир. Это не тот мир, к которому я привык, в котором жил до этого…

Так. Еще кое-что начинает проясняться. Это хорошо.

Значит, чужие еще и не из моего мира.

А из какого? Из мира людей?

Да. Похоже, что так.

Ну, тогда тем более надо бежать!

Бежать без оглядки!

Я выдергиваю остальные жилки из тела, с легким довольным рыком отбрасываю прочь от себя, спускаю ноги с возвышения.

Прислушиваюсь.

Никого не слышно. Чужих рядом нет.

Я еще раз оглядываю помещение, тяжелый вздох сам вырывается: все-таки это человек. И скорей всего не один. Они не живут по одному, всегда только стаей, огромной, как муравьи, и злобной, как волки.

Это плохо.

Лучше бы это был чужой…

Хочу встать, но вдруг почувствовал чей-то взгляд. Быстро осматриваю помещение и нахожу этот странный глаз под потолком в углу. Один, большой, продолговатый, черный и блестящий. Жуткий глаз, не настоящий, не живой. Глаз, созданный человеком.

Легкое усилие внутри головы — и глаз уже не смотрит. Теперь это уже не глаз.

Вот теперь можно вставать. С легким скрипом лежанка подо мной проминается. Встал ногами на холодный пол, голова упирается в потолок, я пригибаюсь — еще одно подтверждение того, что это помещение сделали люди.

Двигаю телом, руками, чуть приседаю несколько раз. Все вроде бы на месте, все работает. Только бы подкрепиться не мешало, а то в желудке пустота, как тогда в Темной горе.

Темной горе?

Да. Я еще что-то вспомнил…

Темная гора. Там, где было счастье…

Сердце защемило. Теперь от тоски. Еще одно новое чувство. Сладкое, но в то же время ослабляющее. Тело само по себе ссутулилось, руки обвисли.

Нет! Не сейчас.

Надо сначала выбраться, уйти из этого плохого места, найти свою пещеру и тогда уже… тосковать. Я понимаю, что идти придется долго.

В два шага я подошел к прутьям, толкнул рукой, пробуя на прочность, зацепил когтем.

Это не дерево. Это что-то, что сделали люди. Очень прочное.

Но разве могут меня остановить какие-то блестящие палки? Я хочу освободиться, и никакие преграды мне не страшны. Чтобы стать свободным, я преодолею любое препятствие.

Вот так! Вот это правильное мышление! Это то немногое, что у меня осталось своего.

Я подхожу к прутьям вплотную, включаю внутреннее чутье, ловлю запахи. Чую недалеко людей. Один спит, двое других на пути к этому. Глаза обшаривают помещение за прутьями. Нос подсказывает, что в том предмете, в углу, есть еда. Мясо.

Ладони обхватывают прутья.

Глаза закрываются.

Вся энергия тела переходит в мышцы рук.

Рывок и… два прута отрываются из гнезд в потолке. Шума почти нет, лишь хруст, прутья остаются в руках. Аккуратно откладываю их в сторону, берусь за следующие.

Удовлетворенно киваю, теперь проход достаточный для моего массивного, но все же слегка исхудавшего тела.

Плавно, словно рысь, проскальзываю через прутья, подхожу к предмету с мясом. Я чую его, знаю, что оно внутри, но как его достать?

Я помял углы, зацепил когтями за все возможные выступы, и вдруг предмет просто распахнулся передо мной, разломившись на две части и открыв свою светящуюся утробу.

Мясо, вот оно. Холодное, как лед. Но это сейчас совершенно не важно. Я схватил первый, затолкал в рот, обсасывая и растопляя слюной. Это ничего, что холодное, плохо, что мало.

Еще что-то лежит внизу полости, но даже внешним осмотром, я понял, что это не съедобно.

Слегка уняв голод, я направился в приоткрытую пасть коридора. Там выход, я чую его по слегка уловимому дуновению воздуха.

Надо еще пройти мимо людей. И их странные мертвые глаза, висящие над головой в проходе. Ну, так это не трудно.

Важно, что там, дальше — свобода.

Ник.

Мне повезло, что Система отменила срочное выполнение второго задания. Что-то там с активизацией камня, который должен этого самого «Нелюдя» вывести на меня. Но что-то пошло не так. Нелюдь пропал из поля зрения, о чем мне сообщили и… до осени — тишина.

Несколько летних месяцев пролетели незаметно. Много чего произошло и в моей жизни, и в жизни города.

Мне, конечно, от этого было не легче. Я же знал, что я до сих пор подключен к Системе. Каждый раз, когда уже думал, что все кончено, делал запрос, и компьютер в моей голове тут же отвечал: все показатели стабильны, сканирование опасного периметра продолжается, ждите дальнейших указаний.

И вот этот день настал.

После странного и, как я сейчас понимаю, знакового, сна, пришло сообщение, как и раньше появившееся синей надписью передо мной.

Сообщение.

Объект «Нелюдь» активизировался.

Степень угрозы: средняя.

Необходима нейтрализация.

Координаты будут предоставлены позднее. Объект в движении.

На данный момент Вам доступны умения: Яркая Стремительность, Виртуальный Двойник, Гипноз.

Время на выполнение задания 72 часа.

Я привык рано вставать, но в этот раз пробуждение было невыносимо тяжелым, вялым, словно и не спал вовсе, а мешки разгружал. Хотя, что тут удивительного, после таких «полетов»?

Я мысленно привел себя в сносную форму, осторожно выбрался из постели, чтобы не разбудить Ольгу, на цыпочках пробрался на кухню, заварил кофе. Васька уже тут как тут, сидит у кормушки с жалобным видом, еще толще стал за лето, обжора. Пока выздоравливал после падения, отъедался, привык. Сейчас он здоров, но привычки свои бросать похоже не собирается.

С горячей чашкой в одной руке и с телефоном в другой, я подошел к окну, набрал номер Глеба.

Только после пятого сигнала услышал его сонный голос.

— Ник, что случилось? Ты чего в такую рань?

— Вставай, лежебока. Спешу тебе сообщить, что это началось.

Я специально выделил слово «это», чтобы он без долгих объяснений понял, что я имею в виду. Но, судя по тому, как он долго спросонья соображал, акцент до него дошел не сразу. Полночи, видимо, опять со Светкой кувыркался. После того, как он освободился от Хозяина в больнице, и узнал обо всем, что происходило, твердо решил быть моим помощником в «борьбе с внеземным вторжением». Горел желанием поквитаться за свое заражение, постоянно выспрашивал меня о новостях от Системы.

— Когда? — спросил он секунд через двадцать. Голос бодрый, тревожный. Прямо вижу, как он, откинув одеяло, сел в кровати.

— Вчера, точнее сегодня ночью.

— Почему сразу не позвонил?

— Вообще-то сразу и звоню. Во сне это было.

— Что?

— Видение.

Он помолчал несколько секунд, слышу в трубку его дыхание.

— И что? Что делать? — в голосе его появилась растерянность и тревога.

— Ждать, — отвечаю я, — Думаю, скоро все прояснится. Нужен более четкий план, координаты, время на выполнение задания уже пошло.

— И кто это?

— Мне его назвали «нелюдем». Так что я точно не знаю, что это такое. Монстр, наверное какой-нибудь.

— Черт, — Глеб тяжело вздыхает. — Только монстров нам тут не хватало.

— Это ты правильно заметил. Монстров у нас тут не было с конца девятого века… до нашей эры.

— Чего? — искренне удивился Глеб, — значит, все-таки когда-то были?

— Я шучу, — улыбнулся я. Но тут же поймал себя на мысли: почему назвал именно этот век, да еще и до нашей эры? Случайно, или все же что-то тогда было, три тысячи лет назад? Что было здесь, на Западном Урале в это время? Первобытные племена? Скорей всего. А монстры, типа «нелюдь», могли быть в то темное языческое время, полное страхов перед неизведанными явлениями природы? Вполне, вполне…

Может, это они сейчас и вернулись?

Бред.

— Что говоришь? — слышу голос Глеба в трубке.

— Да я так, рассуждаю вслух.

— Может, тогда будешь это делать понятней, раз уж вслух?

— Могу, только не по телефону. Давай, не спеша собирайся, делай свои дела и после обеда к маме приезжай на Солнечный, мы там собираемся. К тому времени, может, еще что прояснится.

— Хорошо, понял.

В трубке поплыли короткие гудки. Я положил телефон на подоконник, продолжил пить кофе.

Вообще я мог Глебу не звонить, а связаться с ним телепатически. Для меня это больших усилий не стоит. Но почему-то чувствую себя как-то не по-человечески после таких сеансов, словно уродом каким-то, белой вороной. Одно дело осознавать свои преимущества (а иногда и недостатки), совсем другое демонстративно ими пользоваться. Нет, другими способностями я пользуюсь, своим близким людям помогаю, если в этом есть необходимость. Хотя я уже убедился в том, что само присутствие их рядом со мной избавляет от многих мелких проблем со здоровьем.

Я сделал глоток, сморщился — кофе остыл.

За окном ветер гонял по дороге первые желтые листья. Солнце с востока всходит уже не так бодро как летом, и прячется на западе быстрей. Вечерами прохладнее, утром свежее.

Но своя прелесть в осени все же есть. Мне тоже нравиться осень. Но только ее золотой период, когда солнце, желтые листья, запах земли и дыма, легкая печаль на душе. А вот стоит зарядить бесконечным дождям, серым и холодным, то такая тоска нападает, хоть стреляйся. Недаром же обострение суицида приходится именно на осенний период.

В городе все стало по-прежнему. Люди вернулись в свое обычное состояние, естественно, ничего не помнят, словно все это было ночным кошмаром. Кто-то видел себя во сне тупым зомби, кто-то отвратительным звероидом. Но проснулись — и все забыли. Вернулись к своей прежней жизни: так же ходят на работу, так же смотрят по вечерам телевизор, так же воспитывают детей.

Лето пролетело незаметно. Город отметил юбилейную дату своего главного предприятия — металлургического завода, установил в эту честь фонтан на пруду, к августу убрал его. В общем, все идет своим чередом, жизнь продолжается.

Мне самому все труднее представить, что что-то было. Что был старик, чье незримое присутствие я до сих пор ощущаю. Мне легче представить Систему в виде осязаемого объекта, этакого мудрого и всезнающего старца.

Сегодня суббота, мы собрались у мамы в доме.

Глеб приехал после обеда, мы поговорили пять минут, ничего нового я ему сказать пока не мог.

С утра мы с отцом замариновали мясо, установили мангал, и пока угли набирали жар, Глеб откопал во дворе мою ржавую штангу, весело разминался. Я смотрел через окно веранды, как он игриво тягает штангу. Он когда волновался — всегда тягал железо. Совсем не изменился.

Слышу, как мама и отец перепираются на кухне. Они все такие же, спорят, ругаются иногда, но несильно, потому что все равно любят друг друга.

Ольга в комнате поливает цветы. Она пока не решается переехать ко мне в Угорск, а мне теперь отсюда уезжать нельзя. Старик не обманул меня, вернул мне с «энергией» мужскую силу, и в конце зимы мы ждем пополнения в семействе…

Петрович снова лучший друг Серого. Они ничего не помнят, все так же спорят, так же работают в офисе на заводе. Хорошо, что раны у Серого оказались не глубокими, и помощь оказали вовремя.

Маринку я больше не видел. От Светки я узнал, что она уехала в другой город, созванивается с ней иногда, все у нее хорошо.

Что-то подтолкнуло меня выйти на улицу. Я натянул джинсы, курточку, на босу ноги кроссовки, спустился с крыльца, остановился у калитки.

Посмотрел вдоль улицы на редких прохожих, таких разных, и в то же время таких одинаковых — нормальных, веселых, жизнерадостных. Дети, взрослые, вот молодая парочка прошла, а вот два парня с пивом в руках, а вот вдалеке бредет… старик.

Старик?

Я присмотрелся: далековато, метров триста, но да, это он, без сомнения.

Тот же балахон с капюшоном, бородка, вроде бы торчит вперед.

Я смотрел и не верил своим глазам.

И тут старик поворачивает голову, будто услышав меня.

Я замер, задержал дыхание…

Медленно поворачивается капюшон, движения затормаживаются.

И мне предстает страшно уродливое лицо. В шрамах, в оспинах, опухшие глаза едва светят жизнью. И никакой бородки, никакого горящего взгляда.

Уф! Показалось.

Никакой это не старик, просто бомж. Урод.

Урод?

Слово вгрызается в мозг.

Урод. Урод.

Начинает колоть под ложечкой, ощущения обостряются. Я даже уловил на краткий миг запах помойки, мочи и давно не мытого тела этого… человека.

Урода.

— Что с тобой?

Я, вздрогнув, обернулся. Ольга неслышно подошла, смотрела на меня удивленно.

— Ничего, — выдавил я из себя. — Я… я просто…

— Ты какой-то бледный. Все хорошо?

Она потрогала мне лоб, заглянула в глаза.

Я замялся, отвел взгляд.

— Да все хорошо, правда…

— Не ври. Я же вижу, что не нормально, — она посмотрела вдоль улицы. — Ты как будто увидал кого-то. Кого?

Не хотелось ее посвящать в свои подозрения, догадки, предчувствия. Но разве можно отвертеться? Она же женщина, чутье у них в крови.

Я вздохнул, взял ее за руки, посмотрел в глаза.

— Я видел знак, — сказал я на выдохе.

— Какой знак? — насторожилась Ольга.

— Ну-у, — я отвел взгляд, она повернула лицо обратно.

— Какой знак? Говори же, не тяни! Я все равно выпытаю!

Я сдался.

— Ну, хорошо. Скоро что-то случится. Сначала я видел сон…

— Сегодня?

— Да…

— Я так и знала! — воскликнула она. — Тебе кошмары снились, ты весь дрожал, даже меня разбудил.

— Да? Я не помню…

— Да ты никогда не помнишь, спишь, как бревно, пушкой не разбудишь. Что тебе снилось?

Я рассказал про кошмар.

— Кто это? — спросила Ольга спустя минуту.

— Я не знаю, Оля. Но вот этот старик сейчас… бомж, они как-то связаны.

— Как?

Я пожал плечами, оглянулся на улицу. Бомжа-старика там и след простыл.

— Не знаю. Но я увидел урода, настолько страшного, как… монстра в человеческом обличии. Это знак. Я это чувствую. Что-то не так с этим заданием.

— Заданием? Опять? — Ольга тяжело вздыхает, обнимает меня, прижимается всем телом. — А я уже стала все забывать…

— Да. Опять, — сказал я. — Но ты же знала, что это не кончилось.

— Господи, — прошептала Ольга. — Нелюдь — это кто?

— Кто это, я сам не знаю. Но это точно не человек.

Глава 2

А в это время в секретной лаборатории, спрятанной за высоким забором в лесу, происходил разбор ЧП.

— Как? Как это могло случиться? — возмущался профессор Запольский, меряя комнату охраны короткими резкими шагами.

Двое охранников, Лузин и Коротков, тупо моргали и в очередной раз оправдывались.

— Да мы не знаем, как он прошел! — бормотал Коротков. — Он нас, похоже, загипнотизировал!

Профессор остановился перед ними, прожигая увеличенными стеклами очков глазами. Про себя же подумал, что подтвердилось мнение о том, что дикие люди обладают гипнозом и внушением. Что ж, это интересно.

— Э-э, — начал Лузин, — Эдуард Янович…

Тот вышел из размышлений, продолжил с грозным видом.

— Хорошо! А как же он мог решетку выломать голыми руками? Он же чуть живой был, в коме пролежал почти месяц!

Охранники отводили взгляды, пожимали плечами. Откуда им знать? Не их это дело разбираться в причинах бегства полуживого чудовища, они лишь следили за безопасностью доступа внутрь помещений лаборатории, а никак не наружу. Виктор Лузин, майор в запасе и старший этой злополучной смены, нервно провел рукой по седым коротко стриженым волосам. Он до сих пор не мог без содрогания вспоминать эту сцену появления монстра. Он только надеялся, что не очень долго ему, боевому офицеру, прошедшему, как ему казалось, огонь и воду, будут сниться по ночам кошмары.

Они как обычно сидели с Антошкой Коротковым, который совсем недавно уволился в запас из ВДВ, здоровенный и накачанный, следили за камерами наблюдения на мониторах, болтали о том о сем, как вдруг… в коридоре появилось ОНО. Сколько раз они ходили смотреть на это чудо природы, неподвижно вытянувшееся в дальней комнате на столе, за толстенными стальными прутьями. Он уже настолько привык видеть его недвижимым, что появление лохматого гиганта в коридоре, подпирающего огромной головой потолок, показалось ему сначала видением, призраком. Он вспомнил, как сначала открыл рот, замерев под взглядом маленьких желтых глаз, потом медленно протянул руку к напарнику.

— Эй, Антоха… — только и успел сказать он, как чудище бодрыми шагами двинулось на него.

Вмиг сердце сковало стальными кандалами ужаса — он понял слишком поздно, что оно на самом деле встало, ожило и каким-то образом вырвалось на свободу. А теперь рвется к ним, и отделяет их от наполненных звериной злобой желтых глаз лишь тонкое стекло да хлюпенькая дверца их комнаты.

В последнее мгновение перед погружением в сладкую молочную тишину, он словно далекое эхо услышал вскрик напарника:

— Черт побери!..

Вырвалось это у Антона непроизвольно. Книжка, которую он перед этим, борясь со сном, пытался читать, выпала из рук. Он подскочил, хватаясь за кобуру, краем глаза уловил застывшую фигуру напарника с протянутой к нему рукой. И лишь одно сейчас неожиданно пришло ему на ум. Ему, десантнику, ростом под метр девяносто, пришлось смотреть на монстра снизу вверх, высоко задрав голову. Какого же роста тогда было это чудище? Два с половиной, наверное, не меньше. Но это все, что ему удалось сделать. Рука так и застыла у пояса с амуницией, он замер в этой позе готовности. А монстр приближался, словно все больше увеличиваясь в размерах. И лишь его маленькие глазки были неподвижно устремлены куда-то вглубь его сознания, парализуя не только его волю, но и разум, ставший в этот момент не обремененным мыслями, чистым и светлым, как у младенца.

Очнулся он от этого оцепенения сразу, как ему показалось, но никого в комнате уже не было. В первую минуту, пока они со старшим приходили в себя, обоим им только что виденное показалось не более чем игрой воображения. И насколько же они были удивлены, если не сказать ошарашены, когда обнаружили взломанные двери лаборатории, въездные ворота периметра и, само собой вывороченные с корнем решетки клетки, где совсем недавно как чучело лежал лохматый монстр.

До прибытия в столь ранний час профессора, они успели просмотреть обрывки записей с видеокамер. Зверь прошел через все ограждения спокойно и не спеша, даже сигнализация не сработала. Как потом выяснилось, именно эта электрическая цепь была каким-то непонятным образом выведена из строя сильным электромагнитным импульсом. Как при ударе молнией. Так же, как и камеры. Даже сами техники немало этому удивились.

— Что же теперь делать, Эдуард Янович? — прозвучал откуда-то из угла голос ассистента профессора.

Оба охранника невольно скривили лица. Во-первых, это дурацкое сочетание — Эдуард, да еще и Янович — всегда выводило их из себя. Почему не проще говорить «профессор»? Тем более что он в этом звании тут все равно один, ни с кем не перепутаешь. А во-вторых, этот ассистент, Бабакин Иван, маленький, с ужасно глупым деревенским лицом, рыжий как масленок, которому видимо доставляло неслыханное удовольствие произносить вслух это слишком уж аристократичное имя его шефа. Это бы еще было полбеды, если бы не его речь, писклявая и глотающая окончания фраз. И откуда у него этот диалект, не переставал удивляться Виктор.

— Что делать, что делать… — повторил профессор, сел на стул и обхватил голову руками. Лицо его стало мрачным и жалким. — Я не знаю, что делать, не знаю.

— Надо идти искать, — произнес Антон очевидное для всех. — Может он где-то недалеко бродит по лесу, голодный, уставший…

— Или лежит уже где-нибудь под деревом, потеряв сознание? — подхватил Бабакин.

Профессор молча шевелит губами, прикидывая в уме возможные варианты. Все терпеливо ждут его решения.

— Хорошо, — он встает, потирает руки, указывает на Лузина. — Виктор Иванович, срочно звоните всем своим подопечным, вызывайте сюда. Вы, Антон Сергеевич, открывайте оружейную комнату, все что есть — берем с собой. — И, предотвращая последующий вопрос, добавляет. — Мы же не знаем, что у этого… зверя на уме?

Оба молча кивнули, немедленно приступили к исполнению.

— А мне что делать, Эдуард Янович? — спросил почему-то испуганным голосом Иван, незаметно подкравшийся к профессору сзади.

Профессор нервно вздрогнул, обернулся.

— А мы с вами, Иван Павлович, соберем кое-что из аппаратуры и медикаментов. Вдруг нашему пациенту необходима будет помощь.

Они прошли мимо стальной двери оружейной, где гремел Антон, зашли в небольшую комнату по соседству.

Запольский открывает поочередно шкафчики, достает коробки с лекарствами, отбирает кое-что и складывает на столик в середине комнаты. Иван со стеллажей напротив снимает чемоданчики с переносной аппаратурой слежения.

— Так, — вслух размышлял профессор, читая названия лекарств из списка наклеенного на следующую коробку, — значит, он проснулся где-то в четыре сорок.

— Ага, — сказал Иван, не сразу сообразив, о чем говорит его шеф, — в четыре сорок.

— Камеры зафиксировали его в четыре пятьдесят пять.

— Точно… это брать, Эдуард Янович?

Профессор перевел взгляд на тяжелый громоздкий предмет.

— Нет, надеюсь, нам это не понадобится. Кстати, Иван Павлович, — продолжил профессор свои рассуждения, — вы ведь тоже обратили внимание на то, что записи на камерах прерывались именно в тот момент, когда зверь замечал их?

— Да, — подтвердил ассистент. — Кроме одной, которую он видимо просто не заметил.

— Вот, вот. И сигнализация вырубилась. — Запольский на миг задумался. — Стало быть, подтвердилась еще одна догадка.

— Какая?

— Что зверь может воздействовать электромагнитным импульсом! Потрясающе!

— Да уж, — пробормотал Иван. — Сейчас для нас особенно.

— Ну, ладно, я отвлекся. Итак, сейчас половина шестого.

— Тридцать пять минут…

— Тем более. Значит, он уже больше получаса как бродит по лесу.

— Выходит так.

— И куда же он, скажите на милость, в таком состоянии может уйти?

Иван пожал плечами.

Профессор тяжело вздохнул, поставил коробки на место.

— Вот и я не знаю. Не уверен, что он помнит, кто он и откуда. И куда же ему в таком случае идти? Он же захочет есть… а что он вообще ест?

— Я думаю, что он всеядный, как мы, то есть, как почти человек.

— Почти человек, — задумчиво повторил Запольский, — почти человек.

— Или не совсем животное, — поправился Иван, думая, что немного озадачил профессора этой фразой.

— В том-то и дело, дорогой мой Иван Павлович, что мы не можем назвать его ни человеком, ни животным. Одно слово — зверь.

Он устало опустился на стул, пристально посмотрел в глаза замершему ассистенту, осененный какой-то неожиданной догадкой. Продолжил медленно, чуть слышно, заговорщицки.

— А потому мы не можем быть до конца уверенными в том, как он себя поведет — как человек, или же, как животное.

От этих слов по комнатке, находящейся на глубине шести метров, пролетел холодный ветерок. У Ивана волоски на руках встали дыбом, дорогой аппарат чуть не выпал из рук. И тут профессор добил его последней фразой, спускающейся до шепота:

— А что более вероятно, дорогой мой, что наш пациент сейчас и то, и другое одновременно. Он обладает разумом человека и инстинктами зверя. И ой как нелегко нам будет его найти. Ой, как нелегко.

* * *

Сотовый пиликает и прыгает по столику. Дмитрий тянет руку, нащупывает его в темноте и, не глядя, нажимает кнопку приема вызова. Спустя несколько секунд он его отключает и спешно встает, перелезает через подружку.

— Кто это еще? — спросила она.

— Тебя не к-касается, — ответил Дмитрий. Он быстро, как в армии, одевается.

— Что значит «не касается»? Я тебе почти жена!

— Вот к-когда будешь женой, тогда я п-подумаю, отвечать тебе или нет, — сказал он зло.

Подружка сразу же замолкла и обиженно отвернулась к стенке. Единственное, что она знает, что ее дружок работает на каком-то секретном объекте охранником, и что он не имеет права разглашать служебную информацию. Ну и нашим легче, думает она, вновь погружаясь в сладкую дрему, меньше знаешь — крепче спишь. Главное, что он получает приличные деньги за свою работу, много времени проводит дома, и ей нравится с ним трахаться. А остальное ее на самом деле мало волнует, даже его небольшое заикание, к которому она почти уже привыкла.

Через минуту Дмитрий открыл ворота, прыгнул на мотоцикл и выехал на пустынную сонную улицу. Его не беспокоит, что ворота остались открытыми, главное успеть заехать еще по одному адресу.

Специально для этого он делает небольшую петлю, свернув в переулок.

Вот знакомый дом, так же как и остальные, погруженный в темноту и тишину раннего утра. Он резко тормозит, кидает мотоцикл на шаткий забор, спешит к калитке. Она, как обычно, не закрыта, словно всегда ждет кого-то даже ночью. Двери в маленький неприметный домик так же распахиваются перед ним. Пробежав полумрак сеней, он оказывается в слабоосвещенной комнатке. У дальней стены в полумраке на кровати сидит человек, ожидая его. Дмитрию опять стало не по себе от его вида и взгляда. Не может он привыкнуть к этой уродливой огромной голове, всегда злобным маленьким глазкам под кустистыми бровями. Но его голос, словно не принадлежащий этому уродцу, звучит мягко и глубоко:

— С чем пожаловал, Дима, в такой ранний час?

Переведя дух, от волнения еще больше заикаясь, он ответил:

— З-зверь сбежал! М-может вам, Егор Иванович, это б-будет интересно знать?

— Как сбежал? — Егор поднялся.

— Я п-подробностей еще не з-знаю, — Дмитрий шагнул назад, — т-только еду в лабораторию, в-всех в-вызвали п-по тревоге…

— Это очень интересно, Дима, очень! — воскликнул Егор, судорожно сцепил ладони. — Это же… такое событие!

Он вдруг как-то нервно развел руки в стороны, вскинул взор к потолку, словно приветствовал приход мессии. Дмитрий, как завороженный, смотрел на него, но когда уродец неожиданно шагнул к нему, невольно вздрогнул и, запинаясь, отступил к стене, больно ударившись затылком. Егор приблизил вплотную горящие глаза, дыхнул в лицо чесночным перегаром.

— Представь себе, Дима, что огромное волосатое чудовище убегает из секретной лаборатории, где над ним производились генетические опыты! — голос его возбужден, глаза горят, руки дрожат. — И все население в панике, потому что этот монстр очень опасен! Очень! Он голоден, он вне себя от ярости, он просто весь состоит из злости и чувства мести ко всем двуногим!

— Э-э, Ег-гор Иванович, — неожиданно перебил его Дмитрий и стал спиной пятиться к выходу. — Вы извините, мне н-надо т-торопиться. Меня ждут.

— Конечно, конечно, Дима, иди, — снова спокойно и мягко сказал Егор, переведя взгляд куда-то в стену. — Держи меня в курсе, Дима. Это очень-очень важно.

— Д-да, конечно, Егор Иванович, — сказал Дмитрий, пытаясь открыть заклинившую дверь. — Обязательно!

— И да, еще, Дима!

— Д-да?

— Пожрать мне чего-нибудь привези потом.

— Х-хорошо. Как об-бычно?

— Да, хлеба, тушенки. И еще водочки! Обязательно! Это надо отметить, как ты считаешь?

— К-конечно, Егор Иванович! Я п-понимаю!

Егор, словно потеряв интерес к дальнейшему разговору, вернулся к кровати, грузно сел, погружаясь в свои мысли. Дмитрий, пользуясь моментом, смахнул со лба пот и исчез за дверями. Через пару секунд послышалось тарахтение мотоцикла, затихающее в утренних сумерках.

Чудовище на свободе, думал Егор, укладываясь обратно на постель, хотя сна теперь ни в одном глазу. Да и какой теперь может быть сон! Может, это как раз тот шанс, который позволит ему выйти из тени, вернуть себе власть, стать снова страшным и жестоким Уродом. Они должны вспомнить о нем! Теперь нужно хорошенько подумать, как он может использовать эту ситуацию в своих целях. И он уверен, что это не такая уж и сложная для него задача.

— Потому что… потому что, — глаза Егора заблестели, голос окреп, он вновь сел в постели, озаренный захватывающей идеей. — Потому что ответ прост — они очень похожи. Они оба — чудовища, уроды, изгои!

* * *

Медленно тянется время. Солнце, до этого пробивающееся через частокол елей, прячется в серой марле неожиданно наплывших туч.

Только к семи утра собираются все охранники, и они, наконец, могут выдвинутся на поиски. Профессор ходит по площадке перед лабораторией, время от времени вскидывая глаза к небу и бормоча себе под нос одно и то же.

— Время уходит… мы не сможем его найти… что же будет тогда…

К нему подошел Виктор Лузин, покашлял, привлекая к себе внимание.

— Команда готова! Что будем делать, Эдуард Янович? Как искать?

— Откуда ж я знаю! — чуть не взорвался профессор. — Я не для этого здесь! Это вам надо думать, вы же его упустили!

— Но мы же все объяснили, — защищался старший охранник.

— Да знаю, знаю. Вы ничего не могли сделать. Это-то меня и пугает. Если уж он прошел сквозь такие запоры, что ему стоит скрыться в лесу? — он повернулся к Бабакину. — Мы ведь даже не успели ему чип имплантировать…

— Кто же знал, Эдуард Янович, что он так вот раз — и сорвется с цепи? — оправдываясь, пожал плечами ассистент.

— Да-да, все верно…

— Но вы же говорили, что он ослаблен, — вставил Лузин. — Может он где-то недалеко, лежит себе без сознания…

— Не особо надейся! — перебил его профессор. — Это человек, пролежавший в коме месяц, даже такой крепкий вроде тебя, упадет без сознания. А он не человек. Он животное, а в лесу это больше, чем человек. И там, где мы теряем силы, пугаемся и паникуем — в лесу — он попадает в свою среду, он там получает ее, эту самую силу. Понимаешь?

У Лузина голова шла кругом. Слишком все это непонятно, слишком необычно. Слишком неправильно. Он отдает себе отчет в том, что обычные способы поиска могут ничего не дать. Тут нужны специалисты. Люди, которые занимаются отловом животных. Хотя, это… этот монстр даже не совсем и животное…

К семи подъехал последний из охранников Каменских Сергей. Чуть раньше — Полунин Дмитрий. Сейчас их стало шестеро, считая профессора и ассистента.

С грязно-серого неба упали первые капли, неуверенные и робкие.

— Черт возьми, — вздохнул профессор, вскидывая голову. — Только этого нам не хватало!

— Давайте разобьемся на две группы, — предложил Лузин, подзывая к себе остальных, разворачивая карту. — И прочешем ближайшие холмы. Здесь редколесье, ближайшая деревня за пять километров. Шансов, конечно, немного. Но вдруг нам повезет… Ты, — Лузин указывает на Антона, — пойдешь в этом направлении, — он обводит пальцем деревни Сергино, Азово и поселок Менделеево. А мы пойдем в сторону Шерьи и Шумихи, чтобы отрезать ему путь на трассу. Все ясно?

Все охранники молча кивают.

Под зонтиком подходят Запольский и Бабакин.

— Ну, уже что-то делаем? — спрашивает нетерпеливо профессор.

— Я предлагаю так, — сказал Лузин. — Я пойду с одной группой, вы, профессор — с другой. Со мной пойдет ассистент со своим аппаратом, ну и чтобы подсказать, как и что по поводу этого… чудища и ты, Дима. Во второй группе — остальные. Антон, ты там за главного.

— Хорошо, — отвечает Коротков, остальные согласно кивают.

— Постоянно поддерживаем связь, — продолжает Виктор. — При себе только самое необходимое. Имейте в виду — патроны сейчас в карабинах стоят с парализующим составом, но на всякий случай дополнительные — боевые — в отдельном магазине. Мало ли чего можно ждать от этого… короче вы поняли.

— Но это только в самом крайнем случае! — вставил многозначительно профессор. — Только в самом крайнем! Он нужен мне живой, всем ясно?

Все опять кивают. Профессор обводит их взглядом, вздыхает. Не знают, ребятки, что их ждет, ох, не знают. Потому что он сам — ученый, профессор-антрополог — не до конца знает чего ждать от этого получеловека-полуживотного.

— Ну, все! — сказал нетерпеливо Запольский, хлопая в ладоши, — Быстро собираемся в путь! Быстро, быстро!

Глава 3

Под зарядившим моросящим дождем, они прошли через искореженные ворота, где два полусонных техника, ругаясь, пытались восстановить поломку, разделились на группы и через минуту скрылись за деревьями.

К лаборатории ведет лишь одна проселочная дорога, не указанная на карте. Лузин прекрасно понимал, что зверь вряд ли воспользуется ей. Ему, наоборот, нужно уйти поглубже в лес, спрятаться, притаится до ночи. По крайней мере, он бы так и сделал. Это обычные люди ищут дороги и пытаются попасть в любой населенный пункт засветло. Лес — это стихия дикая. Лес — это для животных. Лохматого монстра он тоже сразу же приписал к животным, не смотря на таинственные характеристики выдаваемые учеными. И теперь, чтобы найти его, нужно разбудить в себе эти давно затертые цивилизацией инстинкты.

Небо из серого незаметно превратилось в свинцово-черное. Дождь усилился, струи воды, собираясь на ветках, стекали потоками, падали крупными каплями. Под ногами хлюпало. Какие уж тут следы? О собаках даже никто и не думает.

— А п-почему бы нам не сообщить властям, полиции, военным? — задает спустя час продвижения по лесу логичный, как ему кажется, вопрос Полунин Дима. — Они бы г-гораздо быстрее нас его нашли.

Лузин продолжал идти молча. Ему бы самому хотелось это выяснить. Бабакин не сразу понимает, что вопрос задан ему.

— Потому что, Дима, наша лаборатория секретная, — наконец ответил он. — О ней никто не знает, кроме персонала и руководства в Москве, — он остановился и пристально заглянул Диме в глаза. — Или кто-то знает?

Дима ошарашено заморгал, замотал головой. Капли дождя веером слетели с капюшона. За него вступился Лузин.

— Конечно, никто не знает, Ваня, мы же дали подписку о неразглашении, это уголовно наказуемое деяние!

— Так-то оно так, — не унимался Иван, продолжая идти, — но ведь есть подружки, родители… Какой соблазн рассказать о чуде-юде, которое лежит за решеткой в другой комнате.

Дима нервно сглотнул, шел молча глядя себе под ноги.

— Ну что ты к нему прицепился? — сказал Виктор. Чем дальше они углублялись в бесконечные перелески, ныряя в овраги, тем все меньше у него оставалось веры в то, что они смогут отыскать чудовище своими силами. — Ты лучше на вопрос ответь: почему военным и полиции нельзя знать? Что мы одни можем сделать?

— Да как вы не понимаете? — остановился Иван. — Это же чудо природы, неисследованный феномен, утраченная нить от хомо сапьенса!

Лузин пожал плечами: ну и что такого?

— Он не принадлежит себе! — продолжал запальчиво Иван. — Он принадлежит науке! Тем более именно этот экземпляр мы сами выходили, взрастили его, можно сказать, как родного сына… если бы не мы, он бы так и погиб. И тут он вдруг убегает…

— Ага, неблагодарный, — вставил Лузин. — Сбежал от нерадивых родителей. Больно ему нужны такие родители, что кормят через трубочку и держат за стальными решетками. Он же чело… ну, то есть, не совсем человек… ну, скажем, умное животное, привыкшее жить на воле. Как волк, например. Попробуй, удержи волка на поводке…

— Он не волк, — не унимался Бабакин, продолжив движение. — И вообще не животное. Он где-то почти разумный человек, только как бы дикий. Ну, снежный человек, бигфут, йети и так далее. — Рассуждал он, эмоционально размахивая руками. — Только он наш, местный. Что-то вроде лешего. И потом такой здоровенный и совершенно не изученный. Что будет, если люди о нем узнают? А?

Лузин пожал плечами, остальные охранники внимательно слушали.

— Сразу же паника начнется! Понаедут всякие журналисты, его станут показывать публике, как какой-нибудь экспонат, и вообще тогда никакой научной работы не сделаешь. Наука требует спокойствия. А этот… это явление природы до сих пор никем до конца не изучено. Никто его еще не вылавливал так, как мы! Вживую! Мы первые! — он снова остановился, глаза горели. — Это же сенсация, как вы все не понимаете!

Лузин ткнулся в ассистента, тяжело вздохнул, глядя на него сверху вниз:

— Только ему эти ваши изучения нафиг не нужны. Стоило прийти в сознание и — шмыг, сразу подался в бега!

— Поэтому мы здесь для того, чтобы его вернуть, — наставительно заключил Иван. — И никакая шумиха нам не нужна. Понимаете? Мы должны сами.

— Я-то понимаю. Только чем дольше мы его ищем, тем все меньше у нас шансов его найти. Он сейчас в своей среде, а мы — нет, вот в чем проблема, — сказал Лузин, обошел ассистента.

Иван ничего не ответил, повернулся и понуро побрел следом за Лузиным и Дмитрием. Время от времени он поднимал бесполезный прибор и вглядывался в тускло и мертвенно светящийся монитор. В радиусе километра ни одного живого существа размером с человека.

Через полчаса, в заранее оговоренное время, Виктор связался по рации с Антоном.

— Ну что, парни, что-то нашли?

— Нет, шеф, ничего.

— У нас тоже. Ладно, продолжайте. Надежда все же умирает последней. У нас небольшое преимущество…

— Какое?

— Наш лохматый друг сильно ослаблен. И еще он довольно крупный и ходит на двух ногах — мы его увидим издалека.

— Я знаю, шеф.

— Ладно, до связи. Удачи…

— Вам тоже, шеф.

— …И, это… Антон?

— Да, шеф.

— Будьте с ним осторожнее. У меня плохое предчувствие.

В ответ несколько секунд тишина.

— Хорошо, Виктор Иванович. Все будет нормально. Конец связи.

Лузин отключил рацию, вытер с лица капли. Его спутники смотрели с надеждой. Лузин помотал головой: ничего. И они двинулись дальше.

Им его не найти, думал Лузин. Он слишком крепкий орешек для них. И дело даже не в том, что они потеряли время, что дали монстру фору в два часа. Даже если бы они вышли за ним в лес через минуту, он бы уже исчез между деревьев, растворившись в зелени и тенях. И Лузину совсем не нравится такой неожиданный и пугающий ход мыслей.

Зверь.

Мне удалось пройти человеческий заслон, но я понимаю, что это не конец. Эти настырные твари будут преследовать, чтобы вновь заточить в блестящую тюрьму, вновь утыкать иглами и…

Что они хотят? Для чего я им нужен?

Многие годы, сотни лун мое немногочисленное разрозненное племя жило вдали от людей. Под их напором и жаждой захвата новых земель моим соплеменникам приходилось уходить все дальше на север, глубже в непроходимые дебри тайги, перебираясь по крутым склонам, переплывая быстрые и холодные реки. Но люди все равно настигали нас рано или поздно. И тогда приходилось вновь срываться с насиженных мест, с протоптанных троп, покидать удобные жилища.

И так без конца.

И это бегство сказывалось на численности племени. Слишком сурова жизнь кочевников. А людей, наоборот, становилось все больше. И в подмогу себе они придумывают все более совершенных помощников — летающих, проламывающихся через чащу, убивающих на большом расстоянии.

Но когда-то все было совсем не так.

Когда-то эти твари были нам совершенно не страшны. Они сами нас боялись.

С неба закапал дождь, теплый и освежающий. Я поднял глаза к небу, поблагодарил. Это друг, он помогает уйти. Это хорошо.

Вновь засосало под ложечкой.Голод и слабость. Это плохо.

Чем они меня кормили, когда я лежал без памяти и недвижимый?

Чем-то, что заменяет обычную еду. Придумывать они горазды. Может поэтому их становиться все больше? Они захватывают земли, меняют природу вокруг себя, создают технику, потому что сами слабы. И чем дальше, тем становятся еще слабее и ленивее.

Сорвал на ходу с дерева кору, кинул в рот, стал медленно перемалывать. Затем нагнулся, собрал несколько маленьких красных ягодок. Не перестаю при этом слушать лес, стараясь как можно быстрее уловить приближение людей.

И продолжаю идти.

Главное сейчас уйти. Как можно дальше. Пока я еще слаб, чтобы точно уловить сигналы своих родных. Они далеко. Люди не могли изменить меня настолько, чтобы лишить сильной природной интуиции и природной силы. Предки накапливали эту силу для, они становились лишь все сильнее с каждым новым поколением. И это закономерно. И мое потомство будет сильнее меня. Так было всегда, и так останется впредь.

Да, нам приходится бежать от расползающихся по земле двуногих крыс, да, нас становится все меньше. Но Земля слишком велика даже для них. И она слишком сильна. Она еще не раз ответит на их безудержную жадность. Они еще пожалеют. И тогда это временное пребывание их на Земле, это мнимое господство закончится.

Я продолжил идти вдоль опушки.

Здешние леса мне не нравятся. Здесь мало деревьев, много пустырей, полей и везде, везде следы людей, их невыносимо-резкий неестественный запах.

Пройти их преграду мне не составило труда. Узкие проходы, перекрытые лишь распашными узкими стенками. А еще эти глазки — маленькие, прозрачные, мертвые, но каким-то непостижимым образом следящие за мной. Сперва я почувствовал их взгляд, лишь потом увидел. Лучи особой, придуманной человеком вибрации. Поэтому я сразу смог различить их среди других лучей и принять меры. Оказалось, что «закрыть» эти глаза проще, чем настоящие. У них вибрация уж очень тонкая и слабая.

Пробираясь в полумраке утреннего леса, я подумал о том, что люди, в отличие от таких, как он, делают все по-другому. Они считают технику своей силой! Может, для них — для себе подобных, — это и выглядит как сила. Но для меня, существа более развитого интуитивно, более близкого к Природе — это просто легкоуязвимые игрушки.

Спускаясь с пологого холма, заметил вдали дымок, увидел большие уродливые строения людей, почувствовал их запах.

Внезапно перед глазами все поплыло. Я схватился за белый скользкий ствол березы, медленно осел на мягкую подушку из листьев.

Без сомнений, это голод. Травка, ягоды, кора дают лишь часть энергии. Большую же часть, и в данный момент наиболее необходимую — физическую силу и выносливость, — они дать не могут. Нужно мясо. Сырое, пахучее, теплое, истекающее горячей дымящейся кровью…

Но здесь, вблизи людских поселений, найти что-нибудь подходящее оказывается очень трудно. Люди, как крысы, переселяясь на новые земли, убивают все вокруг себя. Леса, реки, животные — все заражается ими, все уничтожается, ради собственного благополучия. И только счастливчикам удается спастись, избежать участи умереть бесславно, глупо, ради забавы и чужой непонятной выгоды.

Захватчики. Разрушители.

Отдышавшись, я встал, собирая остатки сил. Впереди еще весь день. Не мешало бы подкрепиться и спрятаться где-нибудь до темноты.

Там, за холмом люди. Позади тоже. Чую, как они рыщут по лесу и все же идут по моим следам. Немного утешает, что идут слепо, потому что их природное чутье давным-давно безвозвратно умерло.

Позади — люди, охотники. Впереди — тоже люди, но не охотники. Тогда кто? Может, добыча? За неимением лучшего, конечно…

Меня передернуло от этой мысли. Но, засев в мозгу, она уже не давала покоя. Почему они — так же созданные из плоти и крови, — не могут быть добычей? Чем они лучше? Чем?

Нет, они хуже.

Я стал медленно спускаться по холму, обессилено цепляясь когтистыми лапами за деревья.

* * *

Время к обеду, но кусок в горло Егору не лез. Он ходил по дому из угла в угол, сцепив за спиной жилистые руки.

И думал.

Да, ему с позором пришлось бежать тогда, весной. Но время для него зря не прошло. С ним осталась сила внушения и еще — разум. Он уже не тот полоумный дурачок, как был все прошлые сорок лет! О, нет!

Но одного разума мало, чтобы отомстить. К сожалению, вид его не изменился. Он все такой же широкоплечий, кривоногий и головастый урод. А с такими внешними данными, бросающимися в глаза, нечего и думать лезть людям. Нужно было что-то совсем необычное, неожиданное. Нужен был хороший повод, событие.

И вот, удача. Сбежавший из лаборатории зверь. Чудо природы, монстр, судя по описаниям, еще пострашнее его самого. Своего рода лесной собрат по уродству.

Ему давно Дима рассказывал про это чудище. Дима ему вроде и не друг, но приходит часто, они вместе выпивают, тот ему помогает на огороде. А сблизило их опять же уродство. Пусть не такое, как у Егора, но и этого хватило, чтобы сделать его в деревне таким же изгоем и молчуном. А Егору нужен был помощник, преданный и податливый мозгом для внушения. Под прикрытием искренности, молодой парень все ему выкладывал, делился впечатлениями, наивными и еще совсем детскими.

Дима совсем недавно позвонил ему по сотовому, прошептал, что зверя они не нашли, и старший полагает, что вряд ли в ближайшее время найдут. Следов никаких, словно тот или сквозь землю провалился, или где-то на дереве пережидает, сил набирается.

Егор снова, уже раз пятый, вышел во двор помочить голову на дожде. Кажется, что так лучше соображается. Вернувшись в дом, размазывает воду по лицу и рукам. Снова сцепляет руки за спиной и ходит по комнатке.

Так, значит, сил набирается…

Понятное дело, они же его там одними лекарствами пичкали, да концентратами через трубочки. А что он вообще ест, интересно?

Егор подошел к окну, невидящими глазами посмотрел на маленький дворик.

Наверное, он травоядный.

А, может, и плотоядный.

Чем питаются эти чертовы снежные люди? Если он вообще снежный человек…

По описанию Димы, он весь покрыт густой шерстью. И что? Это лишь доказывает, что он живет в лесу и зимой, и летом. Как любое другое животное, будь то медведь или волк.

Он где-то читал, что они вообще в одиночестве живут. Потому что очень мало их.

Егор шумно почесал затылок, спешно подошел к шкафчику с книгами. Пробежал глазами по названиям.

— Нет, не то, опять не то… Где же я читал эту статью?

Библиотека у него не ахти какая — книжек тридцать всего. И все разные. Тут боевики соседствуют с семейной сагой, а ужасы с классикой позапрошлого века. Есть несколько словарей и справочников. В основном все это притащил ему из местной библиотеки Дима. После того, как Егор изменился, чтение стало чуть ли не главным его занятием. Он буквально глотал книги, прочитывая особо интересные по несколько раз.

Но сейчас того, что ему нужно было, он найти не мог.

Придется полагаться на те отрывки информации, что он может выудить из памяти.

Он пересек комнату, сел на скрипучую кровать. Несколько минут голова гудела от напряжения, но больше того, что он уже знал, в нее не пришло. Да и откуда там появиться знаниям?

— Ну и наплевать! — он решительно встает, идет опять к окну.

Снова чешет в затылке, потом догрызает и без того обглоданный ноготь на указательном пальце. И ответ пришел к нему. Как всегда неожиданно.

Он так возбужденно сцепляет пальцы, что хрустят суставы, сердце стучит в груди все сильней. Повернулся от окна и, словно оратор, сказал внимающей ему публике.

— Итак, что мы имеем, господа? А имеем мы сбежавшее дикое чудище!

Сделал многозначительную паузу, мебель в комнате утвердительно и заворожено молчала. Егор продолжил, добавив к словам энергичную жестикуляцию.

— И что это значит? Я вас спрашиваю!

Книги на полке притихли. Егор продолжал, меряя комнату от стены к стене, втолковывая ритмично, на каждом шаге.

— А это значит, люди его боятся! Так? Так. А, следовательно, можно это как-то использовать, чтобы народ еще больше запугать и направить их злость и страх в правильное русло. То есть против тех, кто меня незаслуженно выгнал!

Он остановился, глаза блестят, публика молча, но восторженно ликует.

— Так вот, дорогие мои! Кто я? Ну? — он пристальным взглядом окидывает мебель, книжные полки, торжественно поднимает обкусанный донельзя палец вверх. — Правильно, я — урод! А кто он? Он тоже урод, такой же, как и я. Мы с ним почти братья! — Он разводит руки в стороны. — И вы, друзья мои, тоже, стало быть, ему братья. Потому что мы с вами все изгои! Инвалиды, калеки, дебилы — все мы с вами одной крови! Значит, мы кто?

Егор прикладывает ладонь к уху, наклоняется вперед, голоса скандируют ему со всех сторон громче и громче: «У-ро-ды! У-ро-ды!..»

— Правильно! — провозгласил он, вскидывая руки к потолку. — Мы все с вами — уроды! Монстры! Изгои! И наша задача — объединиться, стать силой, способной постоять за свои права! Показать этим «нормальным» людишкам, что мы лучше! Что мы сильней! Что мы еще живы! И мы подчиним себе этот мир!!!

Бурные, продолжительные аплодисменты.

Егор откланялся, торжественно вышел на кухню. Он воодушевлен, как никогда еще. Он сможет поднять всех под свое крыло — калек, инвалидов, нищих и обездоленных. Их теперь так много! Настолько, что они могут стать реальной силой в борьбе за власть.

Власть…

Какое сладкое это слово. Почти позабытое.

Но, ничего. Он еще покажет себя. Он вернет себе все! Все!

А помог ему это понять сбежавший монстр.

Егор устало опустился на табурет, взял со стола корку хлеба, откусил и стал бездумно жевать, глядя в одну точку.

Монстр. Зверь. Нелюдь.

Чем же может он ему помочь, быть полезным? Что-то Егор чувствует к нему, какое-то едва уловимое дыхание единомышленника.

Он все равно что-то придумает. Он обязательно сможет понять то, что можно будет использовать в этой ситуации в свою пользу.

Глава 4

Зверь.

Спуск с горы оказался длиннее, чем я рассчитывал.

Силы были на исходе. Под грудиной боли становились все невыносимее. Голова кружилась, голодная тошнота не проходила.

И еще этот запах. Запах людей. Хоть я и обессилен, но этот запах ничем не перебьешь. Даже умирая, последнее, что я буду чувствовать — запах человека. Кажется, что он уже настолько въелся в плоть, что никогда не выветрится и не отмоется.

Плохо.

Очень плохо.

Унять силой воли голод я могу, забыть о ранах и собрать все силы для продолжения борьбы тоже. Но избавиться от запаха — никогда.

Отвлекшись своими мыслями, я едва не наткнулся нос к носу на людей. Вот, что значит думать тогда, когда надо чувствовать. Вот, что значит дать овладеть себя злостью.

Так не годится. Это не в моей природе, не в моих привычках. Такого со мной раньше никогда не было. Я всегда трезво смотрел на жизнь, на обстоятельства, на окружающее. А теперь эта тревожность, страх, безрассудство…

Не слишком ли долго я был под влиянием человека?

И что человек изменил во мне?

Когти сами собой впиваются в ствол дерева, за которым я спрятался от людей, и кора с тихим хрустом упала мне под ноги.

Вот люди. Вот они. Это добыча. А я голоден. Я могу пойти и насытиться…

Но что-то сдерживает.

Может, то, что это не совсем те люди, которых я бы с огромным удовольствием… порвал, защищая себя и восстанавливая, пусть и частично справедливость. Это всего лишь их детеныши. Они еще наверняка не успели сделать ничего, что бы опорочило их, сделало достойными смерти. И они вполне еще могут вырасти достойными, благородными и…

Нет-нет. Что же это я? Я начинаю жалеть и понимать… людей? Что это со мной? Они сделали столько зла мне, моей семье, моему роду, всей Природе, и после этого я еще пытаюсь их защищать? Все они одинаковы. Даже эти маленькие дети, собирающие не то грибы, не то ягоды, мирно и весело играющие возле своих жилищ, добрые и отзывчивые к своим родителям, даже они когда-нибудь вырастут и станут такими же, как и все — убийцами и захватчиками. Это не их вина. Это их среда. Их уже сейчас воспитывают будущими царями природы. Это впитывается в их кровь с молоком матери… Поэтому их кажущаяся доброта — всего лишь маска, иллюзия. Они обречены стать такими же, как и их родители и наставники. Иначе они будут изгоями, их вышвырнут из своего общества, слепо идущего за ложными ценностями.

Жалко и обидно. И несправедливо.

Эх, опять я становлюсь похожим на человека. Жалость и несправедливость. Раньше никогда и не подозревал о таких понятиях.

Дети скрываются за пригорком, и я, выждав еще немного, продолжаю спуск.

Внезапно в кустах неподалеку заметил движение, напряг слух, ноздри расширились. Да, это пища. Скорей всего птичье гнездо.

Насколько можно осторожно подкрадываюсь, проявляя все свое умение, приоткрываю занавес веток. Всплеск крыльев, хватаю рефлекторно. Птица. Довольно крупная. Чтобы она не трепыхалась, легким движением руки ломаю ей шею и откладываю в сторону. Переключаю внимание на гнездо. К сожалению, там никого больше нет. Птенцы, если они тут и были, давно выросли и теперь порхают по лесу.

Ну что ж, хоть что-то…

Я держу птицу в руке, поднимаюсь. Ловлю запах леса, потягивая ноздрями. Нет, поблизости больше никого, можно идти дальше. Но очень осторожно.

Вспарываю птице брюхо когтем, двумя пальцами не спеша достаю и съедаю внутренности своей первой за долгое время добычи. Продолжаю спуск к серым домикам.

Ник.

— Ну что, напарник, какие наши дальнейшие действия? — спросил Глеб, самозабвенно тыкая пальцем по кнопкам пульта. По всем каналам, как назло шла одна реклама. — Разбудил в такую рань, все планы мои сбил, а сейчас сидишь, молчишь.

Бедный пульт, подумал я.

— Напарник? — спросил я.

— Ну, а как же! Мы теперь не просто друзья, у нас же общее дело! Значит, мы напарники.

— Конечно мы напарники, Глеб, — сказал я, встал, подошел к окну, невидяще посмотрел на двор. Дети бегали на площадке, бабульки сидели на лавочке. Все, как обычно, обычный день. Для них. Но не для меня.

Я ждал сигнала от Системы.

Мысленно посылал запросы, но они пока оставались без ответа.

Что не так? В чем осложнения?

И я получил, наконец…

Сообщение.

Объект находился на скрытом объекте в координатах 58.060495, 55.089422

На данный момент объект движется в юго-юго-западном направлении.

Логика передвижения устанавливается.

Я набрал в Гугл-картах координаты, изумился. По карте там вообще ничего не находилось, только лес. Ну, понятно, секретный объект.

Но почему он пошел на юг, а не на север, откуда его забрали?

Вот это было странно.

Глеб спросил.

— Ты же видел это место во сне?

— Ну да.

— Ну а как выглядела эта лаборатория сверху?

— То, что помню, забор по периметру, несколько одноэтажных построек, под одним точно подземный этаж, обшитый изнутри чем-то блестящим — металлом или пластиком.

— Да, одноэтажный домик в лесу за высоким забором… Дело глухо, напарник.

Я обреченно вздохнул. Глеб разглядывал карту.

— Секретная лаборатория в лесу, — размышлял он. — Не очень далеко все же населенные пункты для снабжения. Значит, люди тоже живут где-то не в самой лаборатории, раз там только несколько домиков.

— Ну и что, чем это нам поможет? Поездить по деревням в северном секторе глубиной десять-пятнадцать километров и поспрашивать местных жителей, не знает ли кто, как проехать к секретной лаборатории? — усмехнулся я.

— Не совсем так, но ты натолкнул меня на одну идею, — сказал Глеб, подняв палец вверх.

Я оживился, ведь Система была пока не многословна.

— Не факт, что сработает, конечно. Даже наоборот. Вряд ли сработает. Но это хоть что-то.

— О чем ты?

— Я тебе ничего не скажу, пока не выясню.

Он включил звук на телевизоре, вышел на кухню. По экрану какие-то люди в маске бегали за другими без масок. Что-то кричали, переговаривались по рации. Я не разобрал ни единого слова. Я не слушал их, думая о своем. Если мне было дано разбудить существо, чтобы спасти, то почему не дали возможности дальнейших действий? Как-то не логично.

Глеб вернулся через пару минут, радостно улыбаясь.

— Ну? — спросил я. — Не тяни! Не заставляй меня читать твои мысли!

— Ну, ладно скажу! Только не лезь в мою голову, знаешь, с головой шутки плохи.

— И?

— В общем, так, — начал Глеб, удобно устроившись в кресле. — Мы с одним другом в зале занимались, он бывший спецназовец. Работали с ним в жиме, несколько недель вместе тренировались. Ну и так разговорились. Он проговорился один раз, что сейчас работает в секретном подразделении, ну там неразглашение и все такое.

— И ты думаешь, что это то, что мы ищем?

— Ну, все может быть. Не так много у нас вариантов. Надо проверить.

— Ну?

— Тут такое дело, — засмущался он. — В общем, надо как-то аккуратно, нежно войти в сознание, ну ты же понимаешь, о чем я?

— Ну? — нетерпеливо сказал я.

— Ты же можешь ну как-то внушить, прочитать мысли на расстоянии. Если я наберу его, ну а ты поговоришь? Переубедишь, заставишь, внушишь там. В общем, я звоню, а ты уже выпытываешь всю информацию. У меня есть его номер. Ну что, попробуем?

Я скептически, конечно, отнесся к этой идее. Если она сработает, это будет просто невероятно. Но внутренний голос мне подсказал, что это движение в правильном направлении.

— Ладно, давай попробуем, — сказал я. — Все равно других вариантов пока нет!

Глеб кивнул, набрал номер на телефоне и протянул мне трубку.

* * *

Запольский устало опустился на траву под деревом, предварительно кинув для себя плащ-палатку, кейс с аппаратурой аккуратно поставил рядом. Антон присел возле него, достал из рюкзака фляжку воды, протянул профессору.

— Это было безнадежное мероприятие, Антон Сергеевич, — сказал профессор, после того как сделал несколько глотков. Другой рукой он в очередной раз вытер влажный от пота и дождя лоб. — И еще этот тоскливый и нудный дождь точно доканает меня. Сколько время сейчас интересно?

— Почти час дня, профессор, — ответил Сергей, присаживаясь с другой стороны. — Мы уже шесть часов таскаемся по этому лесу, а толку…

— Да, — перебил его профессор, — толку никакого! Никакого!

— Ну, может еще не все потеряно… — осторожно начал Антон.

— Все! Потеряно! — вскрикнул Запольский и отшвырнул фляжку в ближайшие кусты. Кувыркнувшись в воздухе, она упала на бок, струйка воды потекла в траву.

— Не надо так нервничать, Эдуард Янович, — успокаивающе сказал Антон. Сергей со вздохом встал и пошел за фляжкой. Они уже привыкли к таким закидонам шефа.

— Слушайте, Антон! Не надо меня успокаивать! Вы ничего не понимаете, поэтому лучше помолчите!

Антон молча пожал плечами, прислонился к дереву, устало прикрыв глаза.

Профессор минуту сверлил его глазами, лицо налилось краской.

— Ты что, собрался спать?

— Нет, профессор, — ответил Антон, не открывая глаз.

— Тогда звони Лузину, узнайте, что там у них. Новости может какие появились.

— Они бы сами позвонили, если бы были новости…

— Я знаю! А ты все равно позвони!

— Хорошо.

Не открывая глаз, он снял с пояса рацию, нажал кнопку вызова.

— Слушаю, Антон, — раздается голос Виктора.

— Как у вас дела, шеф?

— Ничего нового. Дождик моросит, мы все устали как собаки, а этого лохматого беглеца… в общем, и не пахнет.

— Что будем делать…

— Дай сюда, — профессор вырвал у Антона рацию. — Виктор! Виктор Иванович, вы меня слышите? Виктор!

Антон молча показывает ему, что для того, чтобы выйти на прием, нужно отжать клавишу.

— …Да, слышу, слышу, профессор, — раздается, наконец, голос Лузина. — Говорите.

— Что будем дальше делать? Нам нужно его найти, понимаете? Мы не должны его упустить, не должны. Это… это важно для науки, очень важно. И потом, возможно, он очень опасен для людей. Ты меня слышишь? Виктор!

Он ругается, когда вспоминает, что нужно отжать клавишу.

— Теперь слышу, профессор, — вздыхает Лузин. — Я считаю, что без посторонней помощи нам не обойтись. Нужно прочесывать весь лес, ставить заградительные посты на дорогах, хотя смысла. И, главное, привлекать полицию, МЧС…

— Как вы не понимаете, — перебивает его профессор, — это невозможно. Это поставит весь секретный проект под угрозу! Я не могу этого допустить! Не могу!

— У нас нет выхода. Иначе мы вообще его никогда не найдем.

— Нет! Нет! — кричит последний раз в рацию Запольский и швыряет ее Антону.

Потом встает, начинает ходить взад-вперед по мягкому ковру из листьев, нервно теребя полы куртки.

Антон терпеливо поднимает рацию, снова усаживается под дерево, наблюдая за нервными телодвижениями профессора. В этом состоянии Запольский может сотворить чего-нибудь непредсказуемое, а отвечать ему потом.

Через несколько минут, когда они уже собрались продолжить поход, по рации Антона вызвал Лузин.

— На связи Коротков.

— Антон, кажется, у нас есть сдвиг в поиске.

— Отличная новость, шеф! И что за сдвиг?

— Профессор где? Он нас слышит?

— Нет, не слышит. Ходит вон, траву утаптывает. Нервный.

— Хорошо, — продолжил Лузин. — Я только что разговаривал с одним человеком, надежный. Но мне нужно проверить кое-что. Пару человек я спросил, они тоже готовы за него поручиться…

— О чем речь вообще, шеф? Я не понимаю. Что за человек?

— Глеб Громов из Угорска. Знаешь такого?

— Ну, слышал, видел так пару раз. Здоровенный такой, да?

— Да. Так вот он человека предлагает нам в помощь. Экстрасенса.

— Кого? — не понял Коротков. — Экстрасенса? Я правильно понял?

— Да, ты правильно понял, Антон.

— Ну, дожили…

— Это реальный шанс. На безрыбье и рак рыба.

— Ну, может, и так. А кто это? Я одного реально знаю.

— Так вот я и хотел у тебя уточнить. Ты как-то рассказывал, что ходили к одному парню в Угорске с отцом.

— Ну да. Он его одним сеансом от алкоголизма излечил. Я просто в шоке был. Если бы сам не присутствовал, ни за что бы не поверил!

— Это же не так давно было. Как его звали, помнишь?

— Конечно, помню. Никита Краснов. У меня жена в эту фигню верит, она и предложила тогда…

— Я понял, Антон. Значит, Никита Краснов? Точно?

— Да точно, я, если надо, могу и в лицо узнать.

— Отлично. Вот про него мне Глеб и сказал.

— Да ты что! — искренне удивился Антон. — Он что, еще и по монстрам работает?

— Не по монстрам, а по живым существам. Мне так Глеб объяснил. Ну, в общем, мне надо этот вопрос обсудить с профессором. Чтобы он дал разрешение… у вас там связь какая?

— Да никакая. Только по рации.

— Ну что ж, дай ему рацию, я с ним обговорю.

Коротков с рацией в вытянутой руке осторожно подошел к Запольскому. Тот кинул на него испепеляющий взгляд.

— Что? Кто там еще?

— Лузин. У него для Вас важная информация.

— Важная?

— Ну, он так сказал. Касаемо нашего поиска.

— Это да, это важно, — оживился профессор. — Ничего важнее сейчас нет! Давай сюда трубу свою, чего стоишь!

Антон протянул профессору рацию так, словно боялся, что он отхватит ее вместе с рукой. Запольский просверлил его глазами, намекая, что будет говорить в одиночестве. Антон спешно отошел в сторону, демонстративно отвернулся.

Запольский прошептал в рацию, прикрыв ладонью микрофон.

— Запольский на связи. Лузин?

— Да, Эдуард Янович, — ответил Лузин и рассказал о человеке, который может отыскать любое живое существо по каким-то особым энергетическим следам.

— Что? — удивился профессор. — Какой человек, какие энергетические следы? Вы что там все с ума посходили!

— Человек проверенный, — настаивал на своем Лузин. — И на самом деле имеет такие способности. Проявлял их неоднократно в поиске пропавших людей. Спас троих.

— Что? Спас? Как?

— Вы и сами, наверное, слышали о нем. В газетах местных даже как-то писали.

— Ну, что-то припоминаю. Месяца два назад, вроде.

— Ну да, это он. Семья заблудилась в лесу. Три дня искали МЧС, полиция, волонтеры. Все безрезультатно. Обратились к нему — он нашел за два часа.

— Да, было такое. И что? Вы предлагаете нам обратиться к этому эктрасенсу?

— Это реальный шанс, профессор. Время уходит.

— Реальный шанс, — тихо повторил Запольский, задумавшись. — Время уходит…

— Ну так что? Со связью тут не очень. Я наберу его на сотовом, а потом через рацию соединю с вами. Вы сами с ним поговорите.

Профессор молчал несколько секунд, обдумывая и взвешивая. Наконец, сказал.

— Хорошо. Давайте, соединяйте.

* * *

Я поставил телефон на громкую связь, чтобы Глебу тоже было слышно. Связь оставляла желать лучшего. Как-то этот Лузин сообразил соединить сотовую и радиосвязь, чтобы добраться до профессора в глухом лесу.

— Алло! — услышали мы глухой, с помехами голос. Склонились над телефоном.

— Профессор Запольский?

— Да. Можно просто Эдуард Янович. А как к вам обращаться?

— Меня зовут Никита.

— И вы экстрасенс?

— Можно и так сказать…

— Как вы узнали о… том, что нам нужна помощь в поиске… э, зверя?

Мы с Глебом переглянулись.

— Вы сказали «зверя»? — спросил я.

— Да, я бы предпочел именно так относиться к этому существу. Так вы не ответили на вопрос.

— Это чистое везение, Эдуард Янович. Дело в том, что мой друг знаком с одним из ваших сотрудников и…

— Назовите фамилию, — гневно перебил меня профессор. — Я уволю этого сотрудника так, что больше нигде работать не сможет до самой пенсии, да и пенсию не получит!

— Подождите, профессор, наказывать сотрудника. О побеге вашего «зверя» я узнал раньше, чем даже вы.

— Что? — в голосе профессора прозвучало изумление.

— Дело в том, Эдуард Янович, что это я его и пробудил.

— О чем это вы?

Я вздохнул. Посмотрел на Глеба, тот кивнул, мол, давай уже рассказывай все, раз начал.

— Это случилось во сне, Эдуард Янович, у меня было видение. Я попал в лабораторию в тело этого, как вы его называете «зверя» и… он проснулся.

Профессор подозрительно долго молчал. Я продолжил.

— Я могу назвать вам точное время, описать приблизительно, что находиться в помещении, где он лежал…

— Это, конечно, поразительно все, — наконец ответил он. — Но это ничего не доказывает. Я пока не видел в действии ваших способностей. Слышал о них, да. Поэтому и согласился с вами… встретиться. Нам нужна такая помощь, потому что… ну, вы, наверное, знаете, почему.

— Да, Эдуард Янович, я знаю, — сказал облегченно я. — Тогда ближе к делу. Я приеду и реально помогу вам в поиске. Могу подписать, какие хотите бумаги о неразглашении и прочем, если в этом есть необходимость.

Профессор опять молчал, а я пытался на этом расстоянии «услышать» его мысли.

— Давайте так, — произнес Запольский. — Как быстро вы сможете приехать?

— Мы можем выехать прямо сейчас. Но как быстро, это будет зависеть от того, где место встречи.

— Но вы же видели это во сне! — не без усмешки прозвучал его голос.

— Дело в том, что место в лесу и близлежащие населенные пункты я не видел. В этом-то и проблема.

Профессор опять замолчал.

Видимо, с кем-то переговаривался, отключив рацию. Потом сказал.

— Значит, так. Вы слышите меня?

— Да, конечно.

— Деревня Сергино. Вам знакомо это название?

Глеб тут же ткнул в смартфоне на карте гугла указанный населенный пункт, мы облегченно вздохнули.

— Да, мы знаем, где это. На машине мы доберемся… за полчаса, ну минут за сорок точно.

— Хорошо. Значит, тогда вас встретят на въезде в деревню. Не удивляйтесь — вас проверят, а потом отвезут туда, куда нужно.

— Мне нужно попасть в самое начало! — сказал я.

— Что? В лабораторию?

— Это необходимо, чтобы идентифицировать его следы — они лучше сохранились в том месте, где он лежал, — объяснил я.

Запольский снова отключился. Опять, видимо, переговаривался.

— Хорошо, — наконец ответил он. — Вас встретят и сопроводят наши сотрудники до места. До лаборатории.

— Договорились! — сказал быстро я и отключился.

Глеб посмотрел на меня.

— А тебе не кажется, что как-то быстро он согласился?

— Нет, не кажется, — ответил я. — Во-первых, я немного все же влиял на его решение. А, во-вторых, он не очень-то нам доверяет, как могло бы показаться.

— Да? А мне показалось…

— Знаешь, о чем он подумал в последний момент? — перебил я Глеба. — Что он отстранит нас, как только мы выведем их на зверя.

— А нам разве не этого же надо?

— Нет, Глеб. Мы должны его спасти.

Глава 5

Ник.

Подъезжая к Сергино, заметил, что тут был дождь. Земля еще сырая, но выглянувшее солнце радостно сушит ее полуденными лучами.

У дорожного указателя «Сергино» стояли двое в камуфляже, за знаком УАЗик армейского цвета. Глеб сбавил скорость. Завидев нашу машину один из них, крепкий на вид парень, махнул рукой. Машина свернула на обочину, остановилась. Мы вышли. Глеб, протянув ладонь для приветствия, двинулся к крепышу.

— Привет, Виктор! Сколько зим, сколько лет!

Виктор улыбнулся, пожал руку Глебу, похлопал по плечу.

— А ты все растешь! Не забросил тренировки?

— Да, знаешь, уже не так, как раньше, но стараюсь себя держать в форме. А ты вижу совсем раскис!

— Ну не совсем, конечно, — он обернулся к напарнику. — Это мой сотрудник — Антон Коротков.

Антон протянул руку для приветствия. Я представился.

— Да я уже понял, — сказал Лузин. — Наслышан. Очень приятно с Вами познакомиться.

Он вопросительно глянул на Короткова, тот еле заметно кивнул.

Ну, меня опознали, подумал я.

Лузин широко искренне улыбнулся.

— Ну, что, поехали? — сказал он, указывая на нашу машину. — А то наш шеф места себе там не находит.

— Ты с нами? — спросил Глеб.

— Ну, да, — ответил Лузин.

— Отлично!

Я заметил, что Лузин, когда садился рядом с Глебом, бросил короткий деловой взгляд на заднее сиденье. Видимо убедившись, что все в порядке, сказал.

— Давай за Коротковым, он покажет дорогу.

— Или тайную тропу? — улыбнулся Глеб.

— Можно и так тоже сказать, — серьезно произнес Лузин. — Профессор в деревне, это по дороге, заберем его и потом уже на объект. Нам ведь надо в лабораторию, я правильно понимаю? — спросил он, обернувшись ко мне.

— Да, — ответил я. — В самое начало.

— Ну, вот и отлично, — улыбнулся Лузин, посмотрев на Глеба. — Ну, расскажи, как живешь, чем занимаешься?

Дружеская беседа продлилась недолго. Минут через десять, проплутав по грунтовой дороге, мы въехали в небольшую деревушку. Глеб сбавил скорость, когда Лузин попросил остановить машину у шестнадцатого дома. На лавочке в тени раскидистой рябины сидел человек в очках. Волосы взъерошены, лицо обрамляет седая бородка, на лбу блестит испарина. Трудно ошибиться — это и был тот самый профессор.

Мы вышли из машины, профессор заспешил к нам.

— Меня зовут Эдуард Янович Запольский, — представился он, протягивая руку. — А… вы?

— Я — Краснов Никита. А это мой друг и напарник Глеб Громов, он…

— Так это значит вы… — перебил меня профессор, небрежно пожав нам поочередно руки, — со мной разговаривали?

На Глеба он вообще больше не обращал внимания. Огромный рост и могучее телосложение не вызвали у него совершенно никакого интереса. Думаю, он решил, что это мой телохранитель.

— Да, это я. Может ближе к делу?

Профессор на миг замер, словно собираясь с мыслями, потом, спохватившись, начал тараторить.

— Да, да. Конечно. С чего же начать? Я теперь даже и не знаю. Надо скорее за зверем. Надо торопиться. Это очень важно и опасно…

— Подождите, Эдуард Янович, — остановил я его тираду. — Не надо так быстро. Я понимаю, что для вас это важно. Поверьте, мне тоже. Очень. Но я не знаю где он сейчас, не чувствую.

— Да? — профессор искренне удивился.

— Я вам все расскажу, но для начала хотел бы посмотреть вашу… лабораторию, — сказал я. — Там, где находился… объект, зверь этот ваш. Чтобы почувствовать его. И еще. Кто же он все-таки? Ну, то есть…

— Я понял, — перебил меня профессор. — Пойдемте к машине, будьте уверены, я вам все расскажу. Прежде всего, кто он. Этот зверь — дикий человек, мы так его называем. Ну, или еще снежный. В Америке его называют бигфут, то есть большая нога, в Гималаях йети, ну и так далее.

— Так, — сказал я. — Хотя бы с этим понятно. Нам предстоит общаться с огромным человекоподобным полудиким и совершенно неисследованным гуманоидом.

Глеб косит на меня взгляд. Ты, мол, чего это загнул, сам понял?

Профессор лишь криво улыбнулся.

— Ну, примерно так. Мы успели провести кое-какие анализы, выяснили, что принадлежит он к отряду приматов, но по составу ДНК все же ближе к человеку.

— Ясно, что пасмурно, — сказал я. — Это все?

— К сожалению, да, — вздохнул Запольский. — Что ж, тогда не будем терять время. Мы и так уже столько потеряли.

Он дает указание Антону дождаться здесь второй группы. Потом мы рассаживаемся в машину Глеба. Лузин садится спереди, чтобы дорогу показывать, мы с профессором сзади.

— Виктор покажет дорогу, — говорит Запольский, когда машина тронулась с места. — А мы с вами пока поговорим. Вы не против, Никита э-э…

— Просто Никита, — поправил я, переходя на более доверительные отношения. Мне очень хочется, чтобы профессор ничего не утаивал. А подозрение, что не все здесь чисто, возникли у меня почти сразу и скорее интуитивно. Лишь бы скрытая странным профессором информация не повредила общему делу — поимке сбежавшего зверя.

За деревней машина резко свернула на неприметную лесную дорогу. Пока мы петляли между деревьями, профессор рассказал все, что касалось данного дела.

— Вообще-то это не лаборатория. Это я так ее назвал месяц назад, когда мы доставили сюда это… этого… в общем будем называть его диким человеком. До этого здесь был питомник. Разводили особую породу служебных собак по заказу Министерства обороны.

— Что за порода? — спросил я. Почему-то мне кажется, что это тоже может оказаться важным.

— Да, так. Проект скажем в целом не совсем удачный, хотя есть интересные экземпляры. Скрещивали немецкую овчарку с волком.

— С волком? — удивился Глеб, не отрывая взгляда от так называемой дороги.

— Да, — нехотя продолжил Запольский. — Я считаю это очередной ошибкой правительства, — он невесело улыбнулся. — Ну, где это видано, чтобы волк скрестился с собакой? Кое-что у них, конечно, и получалось вначале — идея-то хорошая…

— И чем же хороша эта идея? — спросил я.

— Ну, видите ли, Никита, тут есть определенные преимущества. За основу взяты агрессивность, высокий порог боли и природное чутье волка, преданность и дрессированность собаки. Идеальный вариант, к примеру, для границы.

— Ага, понятно.

— Вот, согласитесь, что задумка-то неплохая?

— Согласен. Неплохая.

— Этой новой породе даже свое название придумали — волкособ.

— Волкособ? — спросил Глеб, слушающий наш разговор вполуха.

— Да. Волк и собака — получается волкособ, это же логично, — уточнил профессор для Глеба, решив, что тот просто «не догоняет», как и все слишком накачанные парни. Он, наверное, сразу приписал его к категории охранников, с которыми приходится иметь дело на работе.

— И что же с этим питомником сейчас?

— Сейчас? Ах, да, — профессор будто временно отключился из разговора. — Ну, спустя несколько поколений доминантные гены волка подавили гены собаки — рецессивные. И все.

— Что — все?

— Как что? — Запольский искренне не понимал, что же тут еще не ясно. — Волкособы становятся просто волками. Теперь понятно?

— Да, теперь все предельно ясно, — сказал я. — Только вот не до конца. Что же теперь с этим питомником? Больше не разводите этих чудо-собак?

— Нет. Теперь их здесь больше не разводят. Перевели остатки более удачных экземпляров куда-то в другое место, когда к нам привезли дикого человека. Но, думаю, что это дело скоро совсем прикроют.

— А что так?

Запольский минуту молчит, думая, все говорить или нет, имеет ли это какое-то отношение к пропаже и поиску монстра? Нехотя он все же заканчивает.

— Видите ли, из десяти волкособов только две получились удачные, их переправили в другое место, они работают теперь поисковиками — наркотики там, охрана и все прочее. Нескольких пришлось э-э… убрать, потому что с ними ничего так и не вышло. А остальные были как бы ни то ни се. А потом… и они вырвались на свободу. При этом насмерть загрызли сторожа.

Мы с Глебом одновременно потрясенно охнули. Лузин даже ухом не повел, а профессор равнодушно отвернулся и смотрел в окно, напряженно думая о своем. Для них это не новость, а скорее издержки профессии.

Я больше не стал ни о чем спрашивать. Скорее бы приехать и увидеть все на месте.

Мы еще минут десять петляли по узкой дороге между нависающими деревьями. Высокий забор и ворота, обтянутые колючей проволокой, возникли неожиданно, словно из-под земли. Глеб ругнулся и нажал на тормоз. Машина скользнула на покрышках по глинистой земле и замерла в полуметре от ворот.

— Черт! — он оборачивается к Лузину. — Ты почему не предупредил?

— Извини, задумался, — ответил тот и первым вышел из машины. Встав перед камерой на одном из столбов, он махнул рукой. Через минуту ворота плавно открылись. Лузин прошел на территорию, жестом показывая Глебу заезжать следом.

— Вот и мои владения! — сказал Запольский, устало вздохнув. — Как говорится, добро пожаловать.

По асфальтовой дорожке мы объехали по кругу небольшое серое строение с маленькими запыленными окнами, остановились у широких дверей, вышли из машины.

— Уютненькое гнездышко, — сказал Глеб. — Неприметненькое.

Вся лаборатория — это маленький серый низенький домик, огороженный высоченным забором с двойным слоем колючей проволоки, сигнализацией и множеством камер по периметру. В углу притаились еще два обшитых железом склада. С другой стороны к забору примыкала плотная стена леса. Площадь всего участка занимала соток пять, не больше. Даже удивительно, как здесь может располагаться что-то больше, чем сарай с хозяйственным инвентарем.

— Да уж, — сказал я. — Не сразу и найдешь, если захочешь.

— А я бы сказал, что, даже если и захочешь, то не найдешь, — сказал, улыбаясь, профессор. — Здесь вообще мало кто ходит. Расположен-то он примерно на пересечении трех районов — Угорского, Очерского и Менделеевского, вроде как ничейная территория, за пять километров ни души, дорог нет, кроме той, по которой мы приехали. Да и, в общем-то, до федеральной трассы недалеко. Идеальное место!

Глеб почесал затылок:

— Никогда бы не подумал, что такие лаборатории строят прямо под носом, а никто о них не знает!

— О! — улыбнулся профессор. — Вы еще много чего не знаете, молодой человек. Ну, ладно, пойдемте внутрь, там гораздо интереснее, да и время дорого. Мы же не на экскурсию приехали, а работать, не так ли?

Он отворяет обычную серую дверь, за ней толстая металлическая плита плавно сдвигается в сторону в глубь стены. Скрипит и останавливается на половине пути.

— Что такое? — возмутился Запольский и попытался сдвинуть металлическую дверь. Она не поддавалась.

К нему на помощь пришел Лузин.

— Давайте я, профессор.

— Ладно, попробуй, — и он обратился к нам, снова надев на лицо улыбку. — А мы пока пойдем дальше.

Мы спустились по длинной узкой и слабо освещенной бетонной лестнице.

— А что там с этой дверью? — спросил Глеб.

— Да так! Ерунда, — отмахнулся Запольский. — Дикий человек, когда убегал, немного ее повредил. Сейчас Лузин вызовет техников, и они все исправят.

Мы с Глебом переглянулись. Я почувствовал, как и у него возникло нехорошее предчувствие. Вся эта лаборатория пронизана каким-то тайным злом, хотя и выглядит безобидной и стерильной.

— Он и ворота так же повредил, — продолжил профессор, когда мы спустились вниз и, открыв еще одну дверь, оказались в небольшом холле. — Просто выбил их плечом, перед этим нейтрализовав каким-то образом камеры.

— Что? Ворота выбил плечом? — Глеб не верит своим ушам.

— Вот именно, молодой человек! — сказал профессор и оценивающе оглядел его, словно только сейчас заметил. Но бугрящиеся под одеждой мышцы нисколько его не впечатлили.

— Знаете, Глеб, — продолжил он, глядя на него снизу вверх, — даже вы, со своими гигантскими габаритами, в сравнении с нашим питомцем как… как… — он подбирал наиболее удачное сравнение, — ну, как допустим я в сравнении с вами.

Глеб молча открыл рот, закрыл, выпучив глаза, посмотрел на меня. Я в ответ лишь пожал плечами.

— Невероятно, да? — сказал профессор, явно довольный произведенным эффектом. — Почти триста килограмм веса, больше двух с половиной метров роста. Вот так вот! — продолжая улыбаться, он указал рукой вдоль коридора. — Пойдемте, вы сами сейчас все увидите. У нас кое-что осталось в записях. То, что зафиксировали камеры, пока гигант не вырубил их.

Мы двинулись за профессором по длинному пустому коридору, обитому блестящим жестким пластиком. Множество дверей с небольшими номерками были искусно замаскированы в стенах. Я пытался уловить какие-то особые запахи, увидеть энергетические тени, но пока все было даже в этом измерении как-то стерильно. И внешне тоже пока ничего не напоминало о моем видении.

Глеб наклонился ко мне, прошептал:

— Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему его называют монстром.

— Да уж, впечатляет, — сказал я. — Но давай посмотрим, что там профессор оставил нам на закуску.

Мы прошли по длинному коридору. Лузин остался у поста охраны. С нами шел его помощник Антон. Справа и слева от нас проплывали множество однообразных дверей без табличек.

— А которое из них питомник? — спросил я.

— А здесь его и нет, — ответил Запольский. — Питомник, как таковой, был наверху. Там раньше стояли крытые вольеры, после того, как этот эксперимент закончился, их все убрали. А здесь только лаборатории, склады, подсобные помещения.

Из длинного коридора мы вышли в небольшой холл, в который выходили еще две двери. Профессор подошел к той, что справа, открыл ее и пропустил нас вперед.

— Здесь помещение охраны, — сказал он. — Проходите туда, к пульту.

За широким столом сидел усталый охранник. Перед ним светились шесть мониторов, на каждом по четыре картинки с видеокамер.

При нашем появлении охранник встал. Запольский подошел к столу.

— Покажите нам, Александр, те несколько кадров, что успели записать.

— Каких кадров? — удивился охранник.

— Каких-каких! Где сбежавший зверь записан! — проворчал на него профессор. Лицо его потемнело, он поник и тяжело вздохнул.

Переживает, подумал я, нервничает. Но его можно понять — это была его работа. Любимая работа, интересная. А теперь ее не стало. И на душе у него сейчас так же пусто, как иво всех этих помещениях.

— Вот, смотрите, — сказал охранник через минуту, показывая на один из экранов.

Мы с Глебом наклонились поближе и с огромным интересом стали смотреть. Сначала ничего не происходило. На черно-белом экране изображен огромный стол. На нем неподвижно лежит нечто волосатое. От рук и ног тянутся провода и трубки, уходят влево вниз, за видимость экрана. Через минуту это нечто волосатое начинает шевелиться, трясет головой. Потом приподнимается и садится на столе. Медленно оглядывает помещение, что-то будто даже шепчет губами. Но звука нет.

— Ну и рожа, — тихо сказал Глеб. — Настоящее чудище.

Зверь.

Запах костра, догорающего на месте недавней стоянки детенышей человека, напомнил что-то неприятное, тяжелым камнем лежащее на душе.

Но я все равно вышел из укрытия и пересек поляну. У пустынной, заросшей сорняком дороги стоит столб с перекошенной табличкой. На выцветшем куске металла надпись: «Хлупово»

Это название населенного пункта, догадался я. Одного из тех мест, где живут люди.

Нет, мне нельзя встречаться с людьми.

Зачем же я тогда сюда иду?

Да потому что по запаху здесь никаких людей уже давно нет, вот почему. Это заброшенное поселение.

Я сделал осторожный шаг, затем второй, не переставая втягивать носом воздух, чтобы при малейшем запахе человека сразу же скрыться. Рысью перебежал дорогу, обошел потемневшую от времени изгородь, запаха человека так и не обнаружилось.

Нет здесь людей, уже давно нет. Даже запаха почти не осталось.

Только легкий, исчезающий запах детенышей людей. И потухшего костра.

Но почему же люди бросили свои жилища, что заставило их покинуть это место?

С другой стороны мне это на руку. Я могу безбоязненно здесь провести весь день до темноты. А потом, с первыми звездами, вновь отправлюсь в путь. Я должен вернуться к своей семье. Вернуться в свой мир, где меня ждут, где я нужен, где я снова стану свободен от страхов и непонимания, где все родное и привычное.

Где нет людей.

Я осторожно пробрался через покосившиеся ворота, вздрогнул, когда под ветром скрипнули ржавые петли, перебежал к ветхому хлеву.

Здесь запах был для меня родней. Здесь пахло не столько человеком, сколько животными. Слабый, но все равно более приятный запах.

Я удобно устроился в углу, подгреб под себя остатки пожухлой соломы, последний раз прислушался и, наконец, устало прикрывает глаза.

Короткий отдых. Сон. Забытье.

Глава 6

Ник.

Я вгляделся в лицо зверя на камере (или все-таки морду?) заросшее темными волосами. Видны только блестящие маленькие глаза и зубы (или клыки?) из приоткрытого рта (или пасти?). На вид что-то среднее между обезьяной и человеком, только гораздо больше. Гибрид, одним словом.

Когда зверь сорвал провода и трубки, опустил ноги на пол, я понял, что все-таки человеческого в нем больше. Высокий, немного косолапый и сутулый, почти без шеи с покатыми плечами. Если бы не его шерсть, можно было бы принять за баскетболиста.

— Какой вы говорите у него рост, профессор? — спросил я.

— Когда он лежал, — с готовностью ответил он, — мы, естественно, провели и, в том числе, все антропометрические замеры. Рост два метра шестьдесят семь сантиметров. Но, думаю, сутулость и косолапость делает его чуть ниже. Может сантиметров на десять. Последний замер веса — двести девяносто четыре килограмма.

— Ни фига себе! — пробурчал Глеб, не в силах сдержаться.

— Ну что, Глеб, — сказал я, подталкивая его в бок, — далеко тебе до таких пропорций, а?

— Это точно.

— Это он еще похудел килограмм на тридцать-сорок, я думаю, — продолжил рассказывать профессор. — Знаете, когда лежишь без движения, то вес сам по себе уходит. А он лежал почти двадцать четыре дня. — Он тяжело вздохнул. — А потом вдруг раз — и проснулся. — И кинул на меня недобрый взгляд.

Тем временем камера после короткого взгляда гиганта вырубилась.

— А что, охранники ничего даже и не слышали? — спросил я.

— Ничего, — ответил за моей спиной Антон.

— И сигнализации на решетке никакой не было?

— Нет. Какая там сигнализация? Она же стальная! Два сантиметра легированной стали!

— Давайте дальше посмотрим, — продолжил профессор и нажал на клавиатуре несколько клавиш.

На камере появился вид холла, через который мы только что прошли. Открывается медленно дверь, в проеме, касаясь головой потолка, появляется гигант. Медленно поднимает подбородок, втягивает носом воздух и крадется к другой двери. К той, за которой мы сейчас сидим. По дороге бросает короткий злобный горящий взгляд на вторую камеру — она тут же гаснет.

У меня даже мурашки по спине пробежали, когда я представил себя на месте застигнутых врасплох охранников.

Дверь приоткрыта. Монстр просовывает голову, осветившись лампами из комнаты. Через миг встает в проходе полностью. Несколько секунд стоит без движения, потом подходит к будке охранников, стоит еще несколько секунд, разворачивается и опять скрывается из вида, быстро шагая по коридору к выходу. Здесь камеру он не вырубил, видимо, просто не заметил. Зато, когда эти три-пять секунд стоял перед охранниками, на мониторе четко были видны электростатические помехи.

Минуты две мы смотрели в пустой экран. Ничего больше не происходило.

— И что же охранники? Где они? — спросил я.

— А мы там, в смысле тут были, — ответил Антон. — Он нас загипнотизировал. Я даже примерно не мог потом вспомнить, сколько прошло времени. Позже только по камерам определили.

Он указал на нижний правый угол монитора. Там еле заметные цифры: часы, минуты, секунды — в верхней строчке, число и месяц — в нижней.

— Прошло семь минут, — продолжал Антон, — пока мы с напарником не очнулись и не выбежали следом. Но было уже поздно. Вот, смотрите.

Он нажал несколько клавиш. Теперь мы увидели тускло освещенный фонарями двор и въездные ворота. В поле зрения появился зверь, легко скользящий и почти не заметный в темноте. Только под светом ламп у ворот проявилась его длиннорукая сутулая фигура. Он остановился, бросил взгляд по сторонам, посмотрел наверх, прямо в камеру. Мы невольно подались назад под этим прожигающим огненно-желтым горящим взглядом. Глаза лишь секунду горели в лучах света, а потом изображение пропало.

— Это все, — сказал профессор, облегченно вздыхая. — Больше мы его не видели.

Мы с Глебом стояли молча несколько секунд, пытаясь прочувствовать все только что увиденное. Слишком все реалистично, не так, как в кино, полного спецэффектов. Все это было на самом деле. И это было здесь, за этими стенами, в этих коридорах, за этими дверями. Он, так же, как и мы, стоял здесь, проходил, открывал двери, дышал, оставил после себя шерсть, отпечатки. Он был здесь, я еще чувствовал его запах — резкий, тяжелый… чужой.

И это запах не человека. И не животного. Это… этот… даже не знаю, как его теперь называть. В таких случаях говорят: не верю своим глазам! Это галлюцинация, видение, иллюзия, сон, внушение… как угодно, но не реальность, не настоящее.

Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда.

Об этом можно прочитать в журнале, в книге, в газете, увидеть по телевизору в псевдомистическом шоу. Но когда ты видишь это в реальности — это совсем другое дело. Ты начинаешь по настоящему верить в существование таких вещей… таких существ.

И начинаешь этого бояться.

Но, теперь отступать поздно. Я должен найти именно этого зверя, это чудовище.

— Мне, — начал я и закашлялся. Почему-то в горле пересохло. С чего бы это? — Мне нужно увидеть место, где он лежал. Находился.

— С вами все в порядке? — спросил Запольский, осторожно тронув меня за плечо.

— Да, пойдемте, — я все ждал какой-то информации от Системы, почему же она молчит? Как мне его искать, где? И, главное, зачем?

— Хорошо, — ответил профессор. — Пойдемте. Это рядом.

Мы с Глебом шли за профессором как две овцы на заклание. И, чем ближе мы были к месту последнего обитания зверя, тем все неувереннее становились наши шаги. И у меня, и у него. И, слегка коснувшись его мыслей, я понял, что думали мы примерно одинаково: какого черта мы во все это ввязались?

Но я сказал мысленно Глебу: потому что, если не мы — то никто…

В ответ он, посмотрев на меня, лишь обреченно вздохнул.

Зверь.

Черный густой лес, белый диск луны над деревьями, подернутый паутиной серых облаков, и две звезды, то появляющиеся на небосводе, то вновь исчезающие. Запах сырых листьев и травы. А еще запах ее следов. Я чую их, вдыхаю с удовольствием, следую за ними. Чтобы хорошо видеть дорогу среди колючих веток, мне не нужен свет, я прекрасно вижу в темноте. Я у себя дома, и я иду за ней.

Запах то усиливается, то вновь ослабевает. Она, видимо, останавливалась местами и так же прислушивалась-принюхивалась к окружающему. Ее что-то беспокоило. Она уходила все дальше от их жилища, все дальше от меня. Почему? Я никакой опасности не ощущал. Она всегда была более чувствительна к опасности — это не раз спасало их от неожиданностей. И в то же время мешало нормальной жизни. Мешало создать семью, остановиться на несколько зим в одном месте, чтобы вырастить детеныша.

А теперь она уходила. Все было хорошо до этого, а теперь это «хорошо» кончилось. Она убегала. Но не от меня. Мы принадлежим друг другу, как две ветки одного дерева, как два лепестка одного цветка. Что же ее заставляет бежать?

Я не понимал. И шел за ней. Но догнать ее нелегко — когда она этого не хочет. Но почему?

И тут я почувствовал это.

Резкий, чужой запах опасности. Самой большой опасности, которую только можно представить. Нам много зим удавалось избегать его и вдруг…

Такой отчетливый, такой сильный. Где-то совсем рядом.

Я остановился.

Нос по ветру, слух обострен максимально.

Вон они! Вон там, за теми деревьями!

Инстинкт срабатывает быстрее, чем мозг — я резко разворачиваюсь и рывками, вздыбливая мягкий ковер под ногами, бегу. Когти впиваются в мякоть земли, выбрасывая ее за себя, тело сгибается вперед. Я должен уйти от них, и увести их от нее. В другую сторону. Чтобы спасти.

В спину вонзаются крики крики людей, хлопки, режущие слух, грохот грозовых раскатов. Гроза, дождь, снег, вьюга, холод, жара — это друзья, помощники, братья. А эти звуки — чужие. Эти запахи — опасность.

Боль прожигает плечо. Сцепляю зубы, продолжаю бежать. Мысленно повторяю себе забыть о боли. Помнить сейчас лишь о той, кто уходит в другую сторону. Она должна спастись.

Снова вспышка в глазах, а через миг еще один удар боли в груди. Они впереди. Они загнали меня, как добычу.

Но нет, я так просто не сдамся. Они не такие сильные, они не так хорошо видят в темноте. Они слепы и глухи. Я уйду, отведу их и спасу ее.

Рывок, поворот — и я тенью рвусь в другую сторону. Дальше от нее, дальше от их жилища.

И снова вспышка света впереди. Я в ловушке. Крик, грохот, боль. Нога непослушно подгибается, я падаю.

Нет. Нет. Не сейчас. Как им удалось? Как они смогли в темноте? Здесь что-то не так…

Две звездочки в небе вновь накрывает тучей, а через миг появляется лишь одна. Одна.

Свет в глаза. Страшные лица, голоса — незнакомые, чужие, страшные…

Темнота.

Снова голоса, где-то далеко-далеко.

И среди этого ужаса, этих лиц, этих голосов, слышу ее. Она боится. Она говорит обо мне. Она спасена.

А я нет. Они поймали меня. Загнали. Оторвали от нее…

Я приподнялся, сено частью сползло, частью запуталось в густой шерсти.

Что меня пробудило? Я что-то слышал. Голос? Запах?

Нет. Другое.

Рычание. Звериное. Совсем близко.

Сколько я пролежал здесь? Не знаю, время для меня остановилось.

Стараясь не шуметь, поднимаюсь, подхожу к белеющей щели в жилище, прижимаюсь одним глазом. Темнота сгущается в небе. Значит, в лесу скоро будет очень хорошо — темно. Меня еще не нашли люди. Но нашел кто-то другой.

Я втягиваю носом воздух. Еще раз, еще. Кто же это? Никак не понять. Это не люди, точно. Но и не знакомые мне животные. Смесь запахов — что-то отдаленно напоминающее и человека и дикое животное. Что это еще такое? Такого еще не встречал. И это мне совсем не нравится.

Сон дал отдых мыслям и чувствам, но сил телу почти не прибавил. Я могу, конечно, обходиться без еды несколько дней, но сейчас чувствую себя так, словно голодал гораздо дольше.

Медленно выбираясь из своего укрытия, мышью проскользнул вдоль заброшенного дома, фильтруя все запахи, чтобы слышать лишь один — запах новой, неизвестной опасности. Пригнувшись, пробежал рядом с частоколом забора, перепрыгнул дорогу, бросился в канаву. По ней, согнувшись еще ниже, почти на четвереньках, добежал до моста.

Перед самым мостом остановился, чтобы еще раз ощутить запахи вокруг. Людей поблизости точно нет. Есть только те, кого я еще не знаю. Они рядом, но я их не вижу, не чую. Стало быть, и они меня.

Выдохнув, я вскакиваю и серой лохматой тенью пролетаю над мостиком через небольшую речушку. За мостом дорога расходится в стороны, но я перебежал небольшую поляну и скрылся за первыми кустами.

Впереди снова лес. Это мой дом, мое укрытие, пусть и не совсем такой, к какому я привык. Но и он меня спасет, укроет.

Перед тем как скрыться в тени еще редких деревьев, взгляд скользнул наверх, в небо.

Звезда. Одна звезда. Все еще одна.

Ник.

Внешне все, конечно же, выглядит безобидно. Хотя на полу еще лежат обрывки проводов и вырванные прутья решетки. Но это мелочи. Если бы не знать, что это сделал кто-то нам неведомый, чуждый, другой.

И еще этот особый запах. Тяжелый, густой.

У Глеба даже лицо перекосило. Он, как и охранники, молча зажимал нос пальцами, выразительно выпучивая глаза. Я ослабил чувствительность своего обоняния. Профессор же вообще не обращал на запахи внимания, будто у него изначально с обонянием были проблемы.

— Почему еще не восстановили? — задал неизвестно кому вопрос Запольский, вошедший сразу за нами. — Кто за это отвечает?

— Это ремонтники, — сказал Антон глухо. — Они сегодня ворота делали, поэтому тут не успели…

— Что значит «не успели»? А куда мы, по-вашему, должны размещать пациента?

Антон в ответ лишь пожал плечами: ему-то что за беда об этом думать?

— Позвони старшему у них, — дал указание Запольский. — Пусть созывает бригаду, дополнительно рабочих, или пусть работают сверхурочно, как хотят, но к утру чтобы сделали! Понятно?

Вместо слов, он лишь кивнул и удалился.

Глеб тем временем придирчиво изучал места надлома у решетки. Я скользнул взглядом по массе приборов вдоль стены. Не слишком они меня интересовали, но впечатление произвело. Что они интересно делали? Что изучали? Такая масса приборов совершенно различного на первый взгляд назначения, не может служить лишь для поддержания организма в коме. Даже такого как этот самый «пациент».

— Ну что, Никита? — спросил за спиной профессор. — Что-то видите? Что-то, что может быть для вас подсказкой?

В этот момент я и получил от Системы долгожданную подсказку.

Сообщение.

Вам предоставлено умение Визуал.

Оно дает Вам возможность видеть энергетические следы живых организмов.

Приоритет предоставлен объекту «Нелюдь»

— Вижу, — ответил я. Уже сосредоточился на главном, ради чего мы, собственно, все здесь и собрались. — Вижу очень сильный энергетический след на этом столе.

Я переместил взгляд через решетки, посмотрел вдоль коридора. Здесь он уже не такой четкий, но все же виден.

— Какой он? След? — спросил Запольский, наклонив голову, глаза заблестели.

— Ну, — сказал я, замялся. Мне было трудно описывать вещи или явления, не совсем понятные для восприятия этой реальности простому обывателю.

А даже высокоумный ученый в этом был простым обывателем. Конечно, всегда можно найти близкое сравнение или описание, но не в этот раз.

— Это как желто-голубая тень — выдавил я. — В том месте, где он лежал, — я указал в направлении массивного обшитого стальным листом стола, — он почти синий. Дальше он встал, двинулся, и след стал чуть светлей. А вот здесь, — я провел ладонью через решетки и указал вдоль коридора, — где он выходил из своей тюрьмы…

— Не тюрьмы, Никита, почему же сразу тюрьмы… — вставил Запольский.

Но я не слышал его, продолжал, не давая возможности ему подобрать более благозвучное название явно выдающему себя месту.

— Так, вот здесь он останавливается, — я показал на предмет, подозрительно напоминающий обычный маленький холодильник.

— Точно! — вставил неожиданно появившийся в проеме охранник Сергей. — Он мое мясо сожрал! Полтора кило! Только сегодня принес…, то есть вчера. В морозилку положил.

— Ясно, — сказал я, сочувственно кивая. Глеб, улыбаясь, похлопал его по плечу. — А потом он пошел туда, к комнате охраны.

Я двинулся по коридору. Остальные осторожно ступали за мной широкими шагами, будто боясь затоптать невидимые следы, хотя пять минут назад топали сюда без всякой осторожности.

Ну, и потом, они же не знали, что энергетический след им попросту не подвластен — ни затоптать, ни стереть они его не могут. Так же, как и увидеть, к сожалению. А посмотреть есть на что. Все линии-тени, которые оставляют в пространстве живые организмы, очень разнообразны и красочны. Чем сильнее организм, тем ярче след. Но цвета различны. Из тысяч, а может и миллионов цветов и оттенков сотканы они были для каждой твари на Земле. Каждый живой организм имел свой неповторимый образ, подобно отпечаткам пальцев. Невозможно его увидеть, еще труднее запомнить. Я же поймал нашего «пациента» не только цветом, но и запахом. А он у зверя особенный.

Я тем временем прошел все коридоры, вышел обратно на поверхность. Стоя у входа под теплыми лучами солнца, мы с удовольствием вдыхали насыщенный озоном после дождя лесной воздух.

Необходимости искать след здесь, на территории лаборатории, не было. И по камерам мы видели, где это чудо природы прошло, взломав последнюю преграду к свободе.

Напрячь внимание, обострить все свои, предоставленные Системой, рецепторы требовалось за воротами.

И я с этой задачей справился. Я увидел четкий след, уходящий вправо сразу за первыми елочками. Но с одной неприятной оговоркой: в лесу след становился прерывистым, пунктирным и, местами — до пяти-восьми метров — совершенно исчезающим. Так же, как и запах, который в лесу мигом рассеивался, поглощенный другими лесными запахами.

То ли лес так помогал его жителю маскировать следы, то ли сам зверь обладал какими-то способностями, но мне это очень не понравилось.

Очень не понравилось.

Не простая задача перед нами стояла.

И я не был уверен, что мы справимся с ней за предоставленное время.

Глава 7

За мной по лесу гуськом шли Глеб, Запольский и Антон. Лузина профессор отправил старшим во вторую группу, настаивая на том, чтобы искать в двух направлениях. К моим способностям он относился пока скептически: его научный подход не мог воспринимать невидимые «энергетические следы». Я верил, что в ближайшее время смогу доказать ему обратное.

След зверя то прерывался, то появлялся вновь. Запах исчез полностью. В местах, где он останавливался, его энергетический след более четкий, густой. Но дальше опять продолжалась мутноватая размытость. Много раз нам приходилось петлять между деревьев, в попытке ухватить его за тоненький едва заметный хвостик. Это мне напомнило детскую игру в иголочку и ниточку. Это всех утомляло, но другого пути для нас пока не было.

Чтобы как-то отвлечься, профессор, по моей просьбе, стал рассказывать об этом гиганте. Как они нашли это чудо-юдо, как им удалось поймать его. Запольский с удовольствием рассказывал нам эту историю. Но начал издалека.

— Мы поначалу ориентировались на их жилища, которые они строят из толстых веток и стволов деревьев, сооружая из них шалаши. Множество таких сооружений их коллеги, работающие в средней полосе России, находили на Вятке, Вишере, в Новгородской области, а также на севере Пермского края и в Коми. Они могут селиться и в заброшенных домах, сараях, благо в России теперь много заброшенных деревень, особенно в глубинке. Иногда, в горных районах, находили стоянки снежного человека в пещерах. Но что удивительно, — с воодушевлением продолжал профессор. — Дикий человек может жить подолгу рядом с деревенской семьей. Был такой случай, в Америке. Снежного человека подкармливал дед, потом познакомил его с внучкой. Они называли его Фоксом. Позже он привел с собой подругу, у них родились двое детей. У одного из них при родах, видимо, была вывернута нога, потом он так и ходил — один след прямо, другой поперек. При жизни внучки в этом доме, родилось у Фокса шесть детей. Всего же потомков было шестнадцать.

— А где они жили? — спросил я.

— Они жили под деревом, за кустами, недалеко от дома. Но это Фокс. Зимой, когда он был еще один, перебирался к ним в подвал, спал на старом куске поролона. Потом, когда появилась подруга, первые дети, они уходили в лес, лишь изредка появлялись.

— Это вы про американского снежного человека говорите?

— Да, про него.

— А про нашего, который сбежал, что-то можете рассказать? Меня сейчас больше он интересует, а не иностранные дикие люди.

— Ну, много чего, — немного обиделся Запольский. — Что вас конкретно интересует?

— Если конкретно, то все, — сказал я. — Как он жил, чем питался. Ну и так далее.

— Ладно, расскажу все, что знаю, — нехотя согласился Запольский. — Только вот… э, я вам мешать не буду?

— Нет, я другими чувствами работаю, уши у меня свободны.

Профессор посмотрел на меня недоверчиво, продолжил.

— Некоторое время мы жили в деревне, недалеко от того места, где были обнаружены следы зверя…

Я перебил профессора.

— Может, его как-то по другому называть, например просто «дикий человек»?

Профессор сморщился, но согласился.

— Хорошо. Так будет правильнее, наверное. По нашим немногочисленным исследованиям, он все же больше человек, тут я с вами согласен. Хоть и дикий. Так вот, на чем я остановился? Ах, да. Нам с трудом, но все-таки удалось местных об этих людях расспросить. Не знаю, был ли наш зверь, э, простите, дикий человек в том числе, про них люди, хоть и нехотя, осторожно, но рассказали и довольно много интересных вещей. Например, что они умеют разговаривать.

— Разговаривать?

— Ну, не совсем так, как мы, конечно. Но, если они долго общаются с людьми, то имеют словарь около двухсот слов местного языка, в нашем случае это коми-пермяцкий. Сам не слышал, не довелось, а местные говорят, что слова у них получаются гортанные и растянутые. При этом используют диалекты давно забытых и даже исчезнувших народностей, обитавших в этой местности. Но вообще, необходимости особой в языке у них нет, потому что они, например, между собой общаются телепатически. И даже иногда с обычными людьми. Между собой же они чаще пользуются вообще простым набором звуков, как большинство развитых животных, таких, как обезьяны, например.

— А для чего им язык? Они что, так много с местным народом разговаривают? Ведь, в принципе, современный человек тоже вполне обходится этими же двумя сотнями слов.

— Это точно, — засмеялся профессор. — Особенно подростки. И словарь у них свой, даже иногда непонятно, о чем говорят!

Я остановился, профессор, задумчиво идущий следом, уткнулся мне в спину.

— Что такое? — спросил он.

— Нет, ничего, — ответил я. — Ниточку потерял сначала, потом нашел. Да вы продолжайте.

— Да, — сказал справа Глеб. — Только погромче! Очень интересно!

— Ну, ладно, — согласился профессор. — Так вот, о языке. Я так думаю, что они все же желают этого контакта, потому что жизнь-то у них — не сахар. Иногда и пожрать даже нечего.

— Да, кстати, а чего они едят-то? — опять спросил Глеб.

— Едят? — профессор задумчиво посмотрел на него. — Вот есть такое изречение: «Скажи, что ты ешь — и я скажу, кто ты». Слышали?

— Ну, слышали, — ответил Глеб.

— В общем, от того рациона, что они предпочитают, я все же склонен сделать вывод, что они больше животные. Потому что очень любят сухой собачий корм, фрукты. А еще вы знаете, часто осенью они приходят к людям и просто нагло и агрессивно требуют еду!

— Как это «нагло»? — спросил Глеб. — Прямо приходят и говорят: «Жрать давайте, люди!»

— Ну, я не знаю как именно, сам не слышал. Но так говорят местные. А еще они нападают на домашних животных — телят там всяких, овец. Я так думаю, леса наши пустеют, животных все меньше, а перед зимой им жир нужно наедать для тепла. Но, что интересно, едят только внутренности — легкие, печень, почки, сердце и так далее. Остальное просто оставляют, отчего людям потом приходится закапывать за ними гниющие трупы.

— Ни фига себе гурманы! — изумился Глеб.

— И как же он ладил с людьми? — спросил я. — Вообще, как они к людям относятся?

Запольский тяжело вздохнул, эта часть рассказа ему, видимо, не очень приятна. Но все же ответил.

— Людей они называют «маленькими злыми человечками». Вообще, люди рассказывали о них неохотно, мало, скупо. Несмотря ни на что, они считают их почти что дальними родственниками человека, просто немного одичавших лесных братьев. Причем, скорее всего старших. И они предостерегают любопытствующих, не хотят, чтобы лесных людей тревожили. Да, а люди называют их в России в разных местах по разному. То Хозяином леса, то Антошкой, то Диким человеком.

— А почему у нас об этих антошках так мало знают? — спросил Глеб. — У нас их что, меньше, чем в той же Америке?

— Вы знаете, — терпеливо объясняет Запольский. — Больше всего известно о бигфуте и йети в Америке и других странах потому, что ученые, любители и простые люди там активно им интересуются, много клубов всяких, энтузиастов. Это же как реклама. Само собой, это вовсе не означает, что в других странах их нет. В том числе и в богатой глухими лесами России. Ах да, — оживился профессор. — Вы наверное и не знали, что в середине ХХ века правительством тогда еще Советского Союза во главе с Хрущевым была спонсирована экспедиция на Памир, по значимости приравненная к полетам в космос. Хрущев сказал, что если и есть снежный человек, а тогда о нем очень много говорилось и писалось, то он должен быть советским. Контроль за экспедицией был на высочайшем уровне, равно как и снабжение. Докладывали аж чуть ли не самому Хрущеву!

— И что же!? — я даже остановился. Услышать такие сенсационные известия.

Запольский улыбнулся, видя мою реакцию.

— Очень обидно, — сказал он, — но найти снежного человека так и не смогли, хотя попадалось много следов и других доказательств его существования. Связано это помимо какой-то природной неуловимости снежного человека, еще и с плохой организацией, ведь возглавлять экспедицию поставили ботаника, пусть даже и с научной степенью. А его, знаете ли, больше травка интересовала, а не какое-то животное, еще и такое неуловимое. Так что, вот так…

— И что, все?! — сенсации я не услышал. Еще бы, если бы это случилось, это бы наверняка вошло в историю, как одно из достижений того времени, времени хрущевской оттепели. — Больше ничего не делали, не было исследований?

— Ну почему же, были. После завершения этой неудачной государственной экспедиции, которую быстренько свернули и благополучно забыли, было множество частных. Но снежный человек по-прежнему был неуловим.

Мы все — я, Глеб и Антон — забыв обо всем встали кружком возле Запольского и с огромным интересом слушали его рассказ.

Когда он закончил, посмотрел на нас, то удивленно заморгал.

— А чего встали? Чего заслушались? Дело давайте делайте!

— Давайте передохнем, — предложил я. — Перекусим. Мы уже несколько часов бродим.

— Да, — добавил Глеб. — Пожрать не мешало бы. Антон, доставай свои припасы.

Профессор мнется, видно, что тоже устал, тоже бы присесть, но как же долг, как же…

— Не волнуйтесь, Эдуард Янович, — сказал я. — Полчаса ничего не изменят. А нам надо отдохнуть. Тем более, вы же знаете, что и дикий человек не может идти без отдыха. К вечеру мы его все равно нагоним.

— Ну… ладно! — наконец дал он свое согласие. Все удовлетворенно вздохнули, Коротков и Глеб начали накрывать импровизированный стол. Профессор без сил опустился к дереву, вытянул, кряхтя, ноги. Я подсел рядом.

— Ну, давайте теперь конкретнее, — сказал я. — Об этом диком человеке. Пока отдыхаем.

— Хорошо, — нехотя согласился Запольский, понимает, что эта информация сейчас гораздо важнее. Он минуту собирается с мыслями, продолжил.

— Так, значит об этом. Экспедиция, которую я возглавлял, безрезультатно бродила по лесам и болотам Коми-Пермяцкого автономного округа с марта месяца. Но на этот раз шансы найти небольшую семью были велики. Слишком много случайных встреч, зарегистрированных в районе поселка Гайны. И вот, как-то ночью, дежурный разбудил меня — приборы зафиксировали движение. В этой глуши людей быть просто не могло. Значит это ОНИ. Со всех разом слетели остатки сна, все вскочили на ноги, приготовились к слежке и захвату. Наконец наши долгие поиски увенчаются успехом. Лишь на миг я кинул взгляд на экран — две красные точки были от нас всего лишь в трех километрах. Быстрые сборы, разбивка отряда на три группы, уже через полчаса мы выдвинулись. Я шел с основной группой, пробираясь сквозь густые заросли. Свет от фонарей, помню, скакал меж деревьев, создавая причудливые и пугающие тени. Мы еще так мало знали о том, кого преследовали. Лишь короткие обрывки из рассказов очевидцев, два размытых фотоснимка, на которых с тем же успехом можно было бы увидеть замысловато изогнутое сухое дерево. Может, это всего лишь мое воображение дорисовало снежного человека, думал я тогда? Но теперь уж мы были твердо уверены — мы нашли его. Да еще и не одного, а, скорей всего, вместе с подругой — молодой самкой, с которой он должен создать семью. Это была просто невероятная, двойная удача. Я ликовал, с лица, помню, не сходила довольная улыбка. И даже все неудобства, которым мы были подвержены несколько месяцев, в один миг забылись. Они рядом. Осталась самая малость — выследить и поймать. И все, чудо природы будет у них. Кульминация нашей многолетней работы, поиска, исследований. От душевного подъема у всех, я думаю, зашкаливал уровень адреналина, даже я ни на метр не отстал от группы «охотников», которые уже через час сообщили нам, что первый объект от них всего в двухстах метрах. У меня тогда даже ноги подкосились. Вперед, была команда, ждать нельзя! Мы были с подветренной стороны, что давало явное преимущество, которым необходимо было незамедлительно воспользоваться. Мы связались по рации с другими группами и начали сжимать кольцо вокруг ничего еще, видимо, не подозревающего гиганта.

Запольский на мгновение умолк, присел к дереву, охранник протянул ему бутылку воды. Он даже сидя дрожал, глаза невидяще бегали по деревьям. Видно, что воспоминания нахлынули на него, он возбужденно жестикулировал. Вся группа с интересом слушала, создав вокруг профессора кольцо слушателей.

— Все произошло быстро, — продолжил он, не обращая на нас внимания. — Обнаружение приборами ночного видения, выстрелы усыпляющими пулями, «упаковка» огромного тела, вызов вертолета, который прибыл лишь на рассвете. Ну, вот вроде бы и все. Потом его доставили сюда уже под приборами. Ну, пролежал он сколько-то времени, а вчера вот — раз, и…

— Подождите, — вставил я. — Вы же говорили, их было двое?

— Ну да, двое. К сожалению, второй объект ушел от нас. Просто растворился в чаще, а, может, провалился где-то в трясину, там ведь сплошные болота. Приборы не смогли его обнаружить ни на следующий день, ни через неделю. Оставшаяся часть группы все перерыла — ноль. Но я, честно говоря, не очень расстроился. Для исследований мне вполне хватало того, что был. Ведь, по большому счету, тот, второй, не намного и отличается от этого, с единственной разницей в половой принадлежности.

— То есть, — уточнил я. — Это была самка?

— Да, — кивнул профессор. — Это была семья. Возможно, самец, чтобы отвлечь внимание, как раз и дал ей скрыться, давая нам поймать его.

Профессор завершил свой рассказ, выразив в очередной раз негодование тем, что все эти три с лишним недели зверь лежал в коме, а потом вдруг быстро ожил и сбежал.

— Разве может человек, — недоумевал он, — так себя вести только-только выйдя из комы? У него сил не хватит даже с постели подняться, не то что куда-то еще там идти. А этот будто совсем и не ослаб. Или сила в нем какая-то нечеловеческая, или его что-то такое тянет, манит, движет им, не смотря на такое состояние, какие-то другие силы, природные? Эх, столько вопросов, столько всего… Я вот все чаще задаю их себе, — профессор встал, оправился, глядя вниз с холма на чернеющие вдали домики деревни. — Но не нахожу ответов. Он не такой как мы, он другой, и это уже очевидно. К сожалению, у меня не было возможности поработать с диким человеком в другом срезе, а именно над его разумом, определить его уровень, интеллект, силу духа…

— Ну, ничего, — заключил он, — вот поймаем и я первым делом этим и займусь.

— Если поймаем, — сказал я.

Профессор вскинул на меня удивленные глаза, но не нашел, что ответить. Видимо и он где-то в глубине сознания предполагал такой исход.

За рассказом и бурными обсуждениями, не заметили, как сумерки спустились в лес.

Наша группа спускалась с холма к очередной безымянной деревне. Мы с Глебом еще полны сил, а вот наши нетренированные спутники все чаще спотыкались и вполголоса жаловались на усталость, пользуясь малейшим случаем присесть хоть на минуту.

— Ну, давайте немного отдохнем, — наконец, сказал я, не в силах больше смотреть на их изможденные лица.

Профессор и охранник тут же облегченно завалились на землю, растягиваясь в полный рост. Интернет здесь не ловил, поэтому я попросил у Антона карту, сел у березы, развернул на коленях. Глеб подсел рядом, внимательно следил за моим пальцем, указывающим направление нашего передвижения, удивленно спросил.

— Что-то я не пойму этого чудика. Зачем он на юг идет? Там же трасса, а потом густо заселенная местность. Что он там ищет? Или вообще ничего не соображает, идет куда глаза глядят?

Я пожал плечами, обратился к профессору.

— А вы как думаете, Эдуард Янович, почему?

Профессор устало вздохнул, в очередной раз вытер со лба пот, ответил не сразу.

— Конечно, ему бы лучше идти на север. Собственно там мы его нашли, там его жилье, самка. Он, как в большей степени представитель животного мира, должен был бы чувствовать это. Но… даже не знаю. Для меня это тоже загадка.

Он около минуты что-то обдумывал, перебирая в уме свои догадки, приподнялся на локтях, сказал, осторожно подбирая слова.

— Я могу кое-что по этому поводу предположить. Возможно, наш пациент настолько слаб, что его природное чутье на этот раз его просто подвело. Это самое простое объяснение. Сбился его, как бы это назвать, внутренний компас что ли.

— Ну, то что он ослаблен, — сказал я, — подтверждается и его частыми остановками. Особенно последнее время. Да и всю дорогу его энергетический след довольно слабый, жиденький даже я бы сказал. Если в ближайшее время он не подкрепится, то, думаю, мы скоро обнаружим гигантский мохнатый труп.

Привал был коротким. Мы продолжили путь.

В низине, между холмами, тусклый след гиганта повел нас к пересохшему ручью, вдоль которого он двигался дальше на юг.

Из полумрака проступили домики маленькой затихшей деревни. Неужели он рискнул пойти через населенный пункт? Там же люди.

Но, когда мы спустились к этой деревне, я понял, что бояться ему было нечего. Деревня заброшена. Системные указатели продолжали вести меня за диким человеком.

— Вот здесь, — показал я рукой вдоль дороги. — Сигнал усиливается.

Мы прошли по улице, свернули к ближайшему домику.

Я толкнул рукой ворота, зашел в заросший бурьяном двор.

— Он что, был здесь? — недоверчиво спросил Запольский.

Словно по невидимой дорожке я направился прямиком к сараю, открыл скрипящую дверь. В глаза из угла ударил сгусток синей мглы.

— Да, — ответил я, пораженный таким зрелищем. — Он здесь отдыхал, дожидаясь темноты. Спал несколько часов. Может два-три.

Система выдала мне эти данные.

Сообщение.

Объект находился в данном месте 2 часа 43 минуты.

Объект убыл 56 минут назад.

Точное местоположение определить невозможно.

Направление движения юго-юго-запад. Ориентир — поселок Таборы.

Общее состояние объекта среднее.

— Не может быть! — воскликнул профессор, озираясь широко раскрытыми глазами. — Что, прямо здесь?

— Да, вот тут на соломке. В общем-то, тепло, ветер не дует, дождь не мочит. Я бы даже сказал, что относительно уютно здесь. Ушел почти час назад, надо торопиться…

— Смотрите! — окликнул нас Глеб, который стоял у входа и светил фонариком себе под ноги. — Это что его… это его…

Мы подошли. Профессор склонился, протянул руку под луч, ощупывая землю.

— Совершенно верно, Глеб, — объявил он. — Это его след. Уж я знаю его размерчик!

Он усмехнулся, видя нашу реакцию. Но я слышу волнение в голосе, глаза бегают, сердце стучит.

Мне не пришлось наклоняться, чтобы увидеть четкий отпечаток ноги на мягком песке. Чем-то напоминает человеческий, только подошва плоская, большой палец чуть отделяется от остальных, но не так сильно, как у обезьян. И еще да, огромный размер. Для сравнения я ставлю рядом свою ногу в кроссовке сорок второго размера, и мурашки пробежали по спине. Едва половина этой лапищи в длину, и так же в ширину. В сравнении с ним, я — ребенок.

— Черт меня побери! — прошептал за спиной Глеб. — Ну и махина!

Я встретился глазами с его испуганным взглядом. Куда же мы вляпались? — говорили его глаза, — он же нас всех одной левой…

Я не знаю, что ему ответить. Просто не нахожу слов.

Оглядываю поочередно всех, вскользь пробегаю по мыслям. Они молчат, но думают примерно так же, как Глеб. И только профессор кроме страха испытывает еще и воодушевленный восторг. Что сказать, ученый…

Сигнал рации, прорезающий тишину, выдернул нас из оцепенения.

Антон запутался в собственных пальцах, уронил рацию в пыльный след, вскрикнул. Но быстро нагнулся, поднял и, наконец, отжал клавишу приема.

— Да! Да, слушаю!

Слышен голос с другой стороны.

— Это Лузин. Мы в Усть-Шерье. Нападение на человека.

— Что? — переспросил Антон. — Какое нападение? Что там у вас?

Запольский вырвал у него рацию.

— Дай сюда, болван! Алло! Это Запольский! Объясните нормально!

Профессор, выслушав короткий рассказ, сдвинул брови, и я почувствовал, как над нами в воздухе повисло тяжелое напряжение.

Глава 8

Ник.

Машина пришла через пятнадцать минут — деревня, где произошел несчастный случай, всего в четырех километрах. Машину вел сам Лузин. По дороге обратно все напряженно молчали, теряясь в догадках, что же произошло на самом деле.

Еще один охранник встретил нас у дома. Жена потерпевшего, молодая, но плохо сохранившаяся, провела нас в дом. Во всех густо заставленных мебелью маленьких комнатках горел свет, теснились какие-то люди, кажется, что вся деревня была тут.

— Его подобрали соседи, — рассказала она. — Я-то спала уже.

— Где? — спросил Запольский.

— Чего? — заморгала она.

— Я говорю, где нашли его?

— Да, это… — она заикается, потом ткнула в двух мужчин. — А вот они, у них и спросите. Я сама-то ничего еще толком не понимаю.

Мы подошли к кровати, где лежал человек, забинтованный на скорую руку. Из-под повязки на ноге просачивалась кровь.

Профессор подсел к кровати на табуретку, склонился над телом, осматривая раны. Между тем он, без лишних церемоний, обратился к старшему из двух мужчин, испуганно теснящихся в углу.

— Ну, что было-то?

— Да мы, это самое, — начал рассказ рослый, коренастый мужик. — Уже спать собирались, как вдруг крик такой дикий. Мы к окну с Мишкой, — он кивнул на молодого, видимо сына, тот быстро соглашается, выпучив испуганные глаза. — В темноте-то не сразу разглядели, чего это там. Ну и, это самое, я говорю, давай-ка выйдем, посмотрим.

— Ну? — нетерпеливо подгоняет его профессор.

— Да, это самое, подходим, смотрю, а это Валерка ковыляет. Весь в крови, шепчет что-то, еле шевелится. Ну, мы сначала испугались, а потом, это самое, я говорю Мишке-то, — он опять тычет в сына, тот опять молча кивает, подтверждая слова отца. — Давай, говорю, отнесем его домой. Вот. Ну, мы понесли, а он все кряхтит, брыкается…

— Скорую вызвали? — спросил я.

— А? Да! Тут моя выскочила, чего, спрашивает, случилось-то. А я ей, это самое, скорую вызывай, говорю. Вот.

— Ясно, — сказал профессор и показал мне кровавые полосы на щеках у мужичка. — Видишь, Никита.

— Что? — спросил я, склонившись над телом. — Он ведь еще живой?

— Пока живой, — отмахнулся Запольский, оглядываясь и переходя на полушепот. — Но он потерял много крови, поэтому, скорей всего… Да я тебе не об этом говорю. Какие раны, ты видишь? Это когти. А вот клочок шерсти. Видишь?

— Что? Когти? Шерсть? Но…

— Ты хоть одного медведя видел в этих лесах за последние лет тридцать? — продолжил профессор шепотом.

Я, честно говоря, в медицине толком ничего не понимаю, но то, что хотел сказать профессор до меня дошло. Раны настолько глубокие, что не вызывает никаких сомнений — это либо медведь, либо… такое же большое и волосатое животное. Точно не человек.

— И еще, это самое, — потянул за руку профессора мужик-свидетель. — Он все про какого-то там волосатого говорил, здоровый, говорит, лохматый, глаза горят…

— Все ясно, спасибо, — прикрикнул профессор, отмахиваясь от него рукой, потом обратился ко мне шепотом. — Ну, пожалуйста, еще одно подтверждение.

— А еще, это самое, — снова вставил мужик. — Чего это, на самом деле какое-то чудище, или, я-то подумал, что у него горячка началась, все знали, что Валерка выпить, это самое…

— Спасибо! — жестом остановил его профессор. — Мы уже все поняли! Вы свободны.

Мужик пожал плечами, вышел, вытолкнув вперед своего сына. Когда в комнате никого не осталось, профессор вскочил, с задумчивым видом поспешил к выходу. На ходу бросил открывшей было рот жене потерпевшего:

— Ждите врача. Он потерял много крови, скорее всего не выживет. Но вы надейтесь. Оботрите тело влажным полотенцем — он весь горит.

И вышел в сени сквозь расступившуюся толпу недоумевающих деревенских зевак.

Мы заспешили следом.

— И что? — спросил я на улице. — Мы ничего не сделаем? Не поможем?

Профессор все с тем же задумчивым видом повернулся ко мне.

— Ему уже не поможешь, а нам нужно идти по горячим следам.

Я окинул всех взглядом. Все устали, все хотят домой, поесть плотно и завалиться набоковую — вот чего они хотят. Никак не ночной погони за опасным гигантским призраком.

— Он проявил агрессию, — продолжил Запольский, разговаривая как бы сам с собой. — Что это? Случайно ли он натолкнулся на этого бедолагу, или же это было умышленное нападение? Нельзя допустить, чтобы еще кто-то погиб. Никак нельзя. Нужно его как можно быстрее найти!

— Но, сейчас уже поздно, Эдуард Янович, — сказал Лузин, до этого молчавший, указал на звездное небо.

Профессор вскинул удивленный взгляд наверх, словно только сейчас обратив внимание на подступившую ночь, тяжело вздохнул, устало протер глаза.

— Да, хорошо бы, конечно, вздремнуть пару часиков.

Охранники облегченно вздохнули.

— Но… — профессор опять заставил их напрячь слух. — Как же наш пациент?

Все с надеждой посмотрели на меня. Мы вышли на след дикого человека, почти нагнали его, и все благодаря мне, чего уж там. Теперь от меня зависят дальнейшие действия, и решение нужно принимать мне. Я посмотрел на обессилевших, уставших, измотанных людей вокруг себя.

— Давайте, все же, передохнем, — сказал я. — Мы вышли на его след. Завтра продолжим с того места, где сегодня остановились. Я не думаю, что ослабленный гигант тоже будет идти без остановок. Со свежими силами мы его быстро нагоним.

Охранники заулыбались, Глеб хлопнул меня по плечу, профессор, пусть не сразу, но все же согласно кивнул.

— Хорошо, Никита. Теперь вы у нас главный. Доверимся вам. — Он двинулся к машине, уже заведенной Лузиным. — Утро вечера мудренее.

Я еще раз возобновил быстро всплывшее сообщение от Системы.

Сообщение.

Объект «Зверь» в данном месте не установлен.

Необходимо вернуться к прежнему маршруту.

Вот так вот. Не было его здесь!

А кто тогда здесь был?

За ворота лаборатории мы выехали почти в полночь. Глеб отказался оставлять машину здесь, поэтому пришлось сделать крюк. Молча проехали перелесок, трясясь на ухабах, и вот мы уже на шоссе. Машина резво набрала скорость.

Однотонное полотно дороги, освещенное лишь светом фар, мерный гул двигателя, тихая музыка и шум ветра за стеклом усыпили бы меня, но тревожные, неоднозначные мысли в голове этого не давали. Своей тревогой я поделился с Глебом.

— Его там не было, — сказал я, убавив звук радио.

— Кого не было? — Глеб думал о чем-то своем. — Ты о чем?

— Гиганта. Его не было в этой деревне. Это не он сделал.

Глеб кинул на меня изумленный взгляд.

— Но ведь профессор же сказал, что раны мог нанести только…

— Да знаю я это. Я о другом.

— О чем? — спросил Глеб и, осененный неожиданной догадкой, хлопнул себя по колену. — Правильно! Его там не было. Этот мужик ведь на своих ногах пришел, правильно? Значит, гигант напал на него в лесу.

Довольный своими выводами, он снова перевел взгляд на дорогу. Но меня не очень убедил его довод.

— Я его не почувствовал, — сказал я.

— Правильно, — снова возразил Глеб. — Раз его не было рядом, вот ты и не почувствовал. Он напал на мужика за километр от деревни и снова в лес убежал.

— Тогда мужик бы не дошел, если бы он напал на него за километр. Ты видел, сколько он крови потерял? Он бы не доходя до деревни свалился. Да и крики его никто не услышал. Он где-то рядом был.

Глеб на миг задумался, потом, сияющий, выдвинул очередной довод.

— Ну, правильно! Так и есть, рядом с деревней. Поэтому гигант и не стал его добивать, а когда тот заорал, сразу в кусты — и дал дёру.

Мы проехали перекресток, вырулили на федеральную трассу, Глеб снова разогнал машину, перевел на меня взгляд и сказал, по-дружески хлопая по плечу.

— Да не переживай ты так, что не «услышал» монстра, или как ты там это называешь. Просто устал, переутомился. Все это понимают. Я сам как загнанная лошадь.

— Да, наверное, — согласился я, устало прикрыл глаза и откинул голову назад.

— Вот завтра со свежими силами мы его сразу вычислим, поймаем, сдадим обратно профессору. И все будет нормалёк!

Я не спорил, хотя что-то подсказывало мне, что завтра это еще не кончится, что нам еще придется побегать за ним по здешним лесам.

Но это будет завтра. А сегодня хочется домой. Ольга переживает, а ей, в ее положении, сейчас нельзя…

Зверь.

Пусть медленно, но я иду дальше.

Темнота мне не помеха, даже наоборот, потому что лес местами редеет, и с холма я далекими огоньками вижу жилища людей.

Но кто-то все же назойливо идет следом. И это не люди.

Другие охотники.

Видимо ждут, когда я совсем ослабну, чтобы поживиться исхудавшим, но все равно большим телом.

Нет. Не нужно им давать такой возможности.

Я собираюсь с силами и спускаюсь с очередного пологого холма.

Впереди ждет что-то до сих пор не изведанное.

Нет, с дорогами я знаком, ведь люди где только их не наделали, даже там, где пользуются ими лишь время от времени. Вот и недавно была такая в заброшенном поселении. Кому она там нужна?

Но то, что предстало передо мной сейчас пугало куда больше, чем все до этого виденное. На высокой насыпи громыхали огромные машины, полыхая яркими огненными глазами.

Я выждал удобного момента, когда долго никого не было видно, вскарабкался на насыпь, высунул голову из укрытия — маленького приземистого кустика. И тут, с горы по широкой гладкой дороге летит, громыхая, огромная темная масса. Как обычно множество огненных глаз ослепляют перед собой путь. Я вжал голову, прикрыл уши руками, замер в страхе.

Черная туша рычит и пыхтит, пролетает мимо, всколыхивая землю своим весом, удаляется. Исчезают за поворотом красные огни.

Я открыл глаза, приподнялся.

Грохочущая масса скрылась вдали, лишь едкий дым еще клубится над дорогой.

Быстро осмотрелся — больше никого. Переступая осторожно широкими шагами, пригнувшись, перебежал широкую твердую как камень полосу. Тут же нырнул с насыпи в темноту и свежесть леса.

Лишь когда это страшное место скрылось из вида, позволил своему сердцу приостановить свой бег. Ну и натерпелся же страху! Ничто в родном лесу так не пугало, а здесь на каждом шагу подстерегает скрытая опасность. Особенно люди — самые опасные из всего, что я знал.

Перед тем как продолжить путь, оглядываюсь. Страшную дорогу не видно и почти уже не слышно. Может эта преграда отпугнет хоть немного того, кто за ним идет? Даст возможность уйти подальше?

После дороги опять начались холмы с перелесками. Я устало перебирал ногами, стараясь уйти подальше от всего этого страшного и опасного, что окружало меня вокруг.

Вскинул взгляд к небу, вздохнул. Скоро рассвет и нужно найти безопасное место для отдыха.

Желудок сводит голодными болями.

Я нагнулся, схватился лапой за тонкое деревце, которое под моей массой надломилось, а я обессилено повалился на мягкий ковер из листьев.

Нет, нельзя сейчас. Не время.

Но сил подняться нет. Земля будто обхватила меня своими нежными материнскими руками, убаюкивала, я на миг прикрыл глаза, прогоняя боль и страх, впитывая через прохладную почву силу земли.

Отдавшись силе земли, раскинул в стороны руки, вытянул ноги. Хорошо.

Еще бы подкрепиться чем-то, да поспать…

И, словно мать-земля меня услышала, за ближайшими кустами с подветренной стороны послышалось шуршание, хрустнула тоненькая веточка.

Я напряг слух, замер, зрение обострилось.

В трех шагах от меня, появившись из кустов, остановилась недоумевающая лисица. Смотрит глаза в глаза всего миг, а потом резво срывается, только хвост мелькает за веткой.

Но я уже на ногах, шаги большие, руки с растопыренными пальцами помогают ногам набирать скорость, перехватываются за деревья, позволяя делать резкие повороты следом за хитрой лисой. И откуда только силы появились! Еще рывок, ближе, ближе, прыжок, и рыжая плутовка в цепких когтях!

Да!

Поймал!

Отдышавшись, я сел под дерево.

Повезло. Просто повезло. Даже не в том дело, что я такой ловкий. Это лиса-охотница не ожидала, что за ней самой охота будет. Где это видано? Вот и расслабилась.

А я чувствовал, что не в форме. Раньше, бывало, несколько дней в переходе без еды, и ничего. А теперь слаб. Очень.

Я перевел взгляд на лисицу, которая уже не трепыхается в его лапищах — отросшие когти глубоко вошли в ее маленькое тельце, поэтому смерть была быстрой.

Ловким движением ломаю шею, вспарываю брюхо, ладонью выскребаю дымящиеся внутренности, такие вкусные, быстро заталкиваю в рот. Чувствую, как тепло и сила наполняют тело.

Энергией идти дальше. И верить в себя.

* * *

Егор встал ни свет, ни заря, быстро оделся, посмотрел на часы. Семь. Слишком рано, но, может самому позвонить?

Нет, все должно выглядеть натурально. Он ничего не знает о происшедшем, ему должны сообщить об этом.

Но что же Дима так долго не звонит? Спит еще, что ли?

Он торопливо умылся, позавтракал, вышел во двор. Покрытые инеем еще зеленые листья нисколько его не смущают. Осень, что же поделать, утренние заморозки. Он вдохнул свежий холодный воздух, передернул плечами и собрался было спуститься с крыльца, как услышал трель телефона.

Вот, наконец-то!

Он заспешил обратно в дом, схватил с кухонного стола старенький айфон.

— Ну? — спросил он, чувствуя, как по телу побежала дрожь возбуждения.

— Есть, Егор Иванович, — ответила трубка. — Как вы и говорили. Нападение сегодня ночью. Смертельный исход. Невероятно.

— Все нормально, — сказал Егор. — Это должно было случиться рано или поздно. Как видишь, случилось рано, так что…

Он не договаривает. Все идет как надо. Теперь пора воплощать вторую часть плана.

Из трубки послышался голос Димы, он что-то спрашивает, что-то рассказывает, но Егор его перебил.

— Все, Дима, молодец. И не забывай мне говорить, в каком направлении идут поиски, понял? Держи меня в курсе любых деталей.

— Хорошо, понял, Егор Иванович…

— Ну, тогда все. До связи.

Он отключил трубку, бросил ее на стол, облегченно опустился на табуретку. Сердце стучит в груди, руки не находят себе места.

Вот, началось, началось, — крутится у него в голове, — теперь надо найти кого-то, кто мог бы заменить его в дальнейших действиях, кто бы стал его двойником, беспрекословно выполняющим все его задания. Ведь, к сожалению, сам он не может высовываться — слишком хорошо его помнят. Но это ненадолго. Он еще себя покажет…

Так, кого же все-таки выбрать? Избранник, если придерживаться первоначального плана, должен быть либо инвалидом, либо каким-нибудь уродцем, обделенным природой. Егору хотелось бы сделать этим помощником бесконечно преданного Диму, но, подумав, он отбросил эту кандидатуру. Слишком молод и стеснителен, толпа за ним не пойдет. Нужен кто-то поавторитетнее. Кто же?

Судорожно перекручивая в голове всех знакомых и незнакомых, но потенциальных кандидатов, Егор ходил по комнате, которая, в преддверии таких знаменательных событий, стала какой-то тесной. Лишь одно сейчас утешало и грело — это скоро кончится. Он скоро вернется! Вернется!

Его восторженные мысли прервал стук в дверь.

Егор минуту стоит, замерев, и очередной стук наконец возвращает его на землю. Широкими шагами он пересекает комнату, отодвигает щеколду и толкает дверь, забыв все-таки спросить, кто там.

— Здравствуй, Егор, — сказал высокий седой человек, чуть облокотившись на косяк двери.

Вот, кто ему нужен! — завопил про себя Егор, даже не отвечая на приветствие. — Вот же он! Я голову ломаю, а зверь сам бежит на ловца!

Человек терпеливо ждал, пока хозяин обратит на него внимание и предложит пройти в комнату.

— Здравствуй, Сергей Сергеич, — сказал Егор, широко улыбаясь и не отрывая взгляда от его протеза, затянутого в черную перчатку. — А я тебя ждал. Проходи.

— Да? — человек вскинул густые седые брови. — Я, в общем-то, зашел к тебе по одному дельцу…

— Это подождет, — прервал Егор, пересек комнату, опустился в кресло. Гость в недоумении прошел следом, не дожидаясь приглашения, молча сел напротив.

— Что-то срочное? Выкладывай.

Егор чуть наклонился вперед, пристально вглядываясь в черные зрачки человека напротив. Сказал медленно, вталкивая слова прямо в мозг гостя.

— Ты будешь моим заместителем. Мы организуем крестовый поход против властей. Ты будешь моими руками и моим голосом. Ты поведешь за собой людей. Ты все понял?

Сергей Сергеич сидел, замерев в той неудобной позе, в которой его застал гипнотический взгляд Егора. Слова выдавил с трудом, монотонно.

— Да. Я все сделаю. Как ты говоришь.

Егор расслабленно улыбнулся. Быстро и эффективно. Впрочем, как всегда, хоть и не часто. Тяжеловато все-таки.

Но он радуется, ведь тяжесть проведения сеанса всегда искупается превосходным результатом.

— Так зачем пришел, Сергей Сергеич? — весело спросил он.

Глава 9

От неожиданного телефонного звонка профессор Запольский вздрогнул и тут же проснулся. Наверное, первый раз он не раздражен, а обрадован раннему звонку, который вытолкнул его из сна. В его кошмаре трехголовое лохматое и огнедышащее чудище, словно вынырнувшее из русских сказок, должно было вот-вот настигнуть и сожрать.

Профессор сел в кровати, взял одной рукой трубку, другой вытер со лба выступивший пот. Высветившийся номер был ему не известен.

— Да, слушаю, — сказал он осипшим голосом.

— Эдуард Янович? — спросил густой мужской голос.

— Да, это я. А кто…

— Александр Михайлович, — бесцеремонно прервал голос. — Я… мы не имеем чести быть знакомыми. Я начальник УВД Угорского района.

— Так, ясно, — сказал профессор, хотя никакой ясности совсем не видел, — чем могу?

— Извините, конечно, за ранний звонок, — так же монотонно продолжил голос, — но до меня дошел сигнал, что из вашей лаборатории сбежал э-э… как это назвать… в общем, вы понимаете, о чем идет речь.

Запольский тщетно пытался отлепить от спины прилипшую майку, зябко передернул плечами и, когда до него, наконец, дошел смысл сказанных голосом слов, замер от нахлынувших волн паники.

— Что? Как? Кто вам… — зашептал он, окончательно просыпаясь. Он хотел подняться, но ноги не слушали его.

— Это не важно, — продолжил грубый голос с той же спокойной интонацией. — Иногда мы работаем лучше, чем о нас думают обыватели. Так вот, чтобы избежать дальнейшего недопонимания, я хочу, чтобы вы приехали сегодня к нам в администрацию к девяти часам. Будет глава администрации и другие важные люди. Мы обеспокоены сложившейся ситуацией и, так же как и вы, заинтересованы в скорейшем ее разрешении. С учетом того, что появляются первые жертвы этого вашего…

— Но… мы… — профессор шокирован, подавлен, растерян. Слова не складывались во внятные фразы.

— Без всяких «но», — отрезал голос. — Ровно в девять у главы администрации. Если у вас нет машины, мы пришлем.

— Нет-нет, с машиной все в порядке, я приеду.

— Хорошо, тогда мы вас ждем. Не забывайте, это в ваших интересах.

В трубке зазвучали короткие гудки. Профессор трясущейся рукой положил телефон на столик, тупо посмотрел перед собой, собираясь с мыслями.

Как они узнали? Кто мог доложить? Хотя… это ведь знают теперь не только они. Гигант напал на человека, который получил смертельные раны. Тут уж без сомнений. Позвонить мог кто угодно из этой деревни. Люди впадают в панику. Естественно, они боятся за себя и за своих детей… черт, черт побери! Что же теперь будет!?

Он вскочил с постели, побежал к умывальнику. Наскоро сполоснувшись, быстро оделся, путаясь в одежде. На часах — 08.05.

Он подбежал обратно к телефону, набрал Виктора Лузина. Трубку долго никто не брал, профессор нервно ходил по комнате.

— Ну! Ну же, просыпайся, черт бы тебя побрал!

— Алле… — слышится, наконец, голос охранника, — кто это в такую рань…

— Это Запольский! — чуть не кричал профессор. — Быстро одевайся и на машине ко мне. Поедем в администрацию Угорска.

— А… что…

— Все! — сорвался Запольский. — Все! Хана нам! Про зверя узнали! В общем, все узнали! Понял? Остальное по дороге! Нам нужно быть там в девять. Ты все понял?

После нескольких секунд тишины, до него дошел голос Лузина — собранный, трезвый, внятный.

— Я понял, Эдуард Янович. Буду у вас через десять минут.

— Жду, — сказал Запольский и отключил телефон.

— Как они могли узнать, Эдуард Янович? — задал первый же вопрос Лузин, когда профессор сел рядом.

— Не знаю, — ответил профессор. Первая дрожь прошла, теперь он нервно думал о предстоящем совещании. — Но ничего хорошего ждать не приходится.

— Это понятно.

— Что тебе понятно? — взорвался Запольский. — Вы… вы, болваны, упустили его, он убил человека, а теперь об этом узнали те, кто не должен был узнать! Что теперь будет? Представляешь?

— Извините, профессор, я не…

— Не извиняйся! Ты просто не понимаешь! — профессор замолк на миг, перевел дух, хлопнул Лузина по плечу. — Ладно, я тебе объясню. Они поднимут всех на уши, народ в панике, по лесу ходят толпы солдат и, когда они найдут его, они его просто убьют! Все! Конец фильма, конец эксперименту, конец карьеры.

Лузин ничего не ответил, хмуро смотрел перед собой на дорогу. Запольский отвернулся к окну, наблюдая невидящим взглядом монотонно проплывающий мимо пейзаж.

До администрации Нытвы они добрались за полчаса. Молча.

— Жди меня здесь, — сказал Запольский, хлопнул дверью машины, сутуло побрел к дверям администрации.

Вбежал по ступеням, скрылся в утробе серого мрачного учреждения.

— Что ж, здравствуйте и проходите, — сказал широкоплечий мужчина в форме подполковника, протянул сухую, большую ладонь. — Я — Александр Михайлович. Мы с вами говорили по телефону.

— Я понял.

— А это, знакомьтесь, — широким жестом подполковник обвел кабинет, где по одному встали и представились еще трое в костюмах. Профессор, глупо улыбаясь, по очереди пожал им руки.

— Это Алексей Иванович, глава администрации, — сказал подполковник.

— А я — Дмитрий Владимирович, первый заместитель, — сказал быстро другой.

— Татьяна Васильевна, — протянул ладонь очередной представлявшийся в костюме, — заместитель главы по социальным вопросам. Что-то не так, господин, э-э?..

— Запольский. Эдуард Янович, — профессор удивленно вскинул глаза. Он не сразу заметил, что это женщина. Тонкая, вялая рука, бледное лицо без косметики. В темно-сером брючном костюме она ничем не выделялась среди мужчин.

— Все нормально? — спросила она.

Запольский только открыл рот, но ничего сказать не успел.

— А я так не думаю, — повелительным тоном заговорил Алексей Иванович, стоящий во главе большого Т-образного стола. — Прошу всех садиться.

Все покорно опустились в кожаные черные кресла. Запольский почувствовал, как запотели ладони, незаметно потер их под столом о брюки. Нужно взять себя в руки, подумал он, не надо показывать им, что он боится. В конце концов, он не виноват в том, что случилось. Ну, почти не виноват. Нужно смягчить этот удар, отвести их нападки и страхи, чтобы он мог сам, без их вмешательства поймать гиганта…

— Ну, что же вы, профессор, молчите?

От громоподобного голоса профессор нервно вздрогнул.

— Я… я…

— Да! Именно! — вновь протрубил военный. — Вы допустили бегство опасного элемента из своей… лаборатории. Пострадал человек, вся деревня на ушах стоит с вечера. А что будет завтра?

— Уже сегодня мы его поймаем, — неожиданно смело для себя ответил Запольский. Он встал, обвел всех как можно более уверенным взглядом, выдерживая напряжение и недовольство, горящее в их глазах. — Мы вышли на его след. Сегодня мы его нагоним, усыпим и вернем…

— Как интересно вы его нагоните? — вставил Александр Михайлович. — У вас даже собак нет, чтобы идти по его следу.

— А эту ночь вы, — добавила Татьяна Васильевна, скосив на профессора взгляд, — как я понимаю, спали, пока ваше чудовище спокойно бродило по лесу?

— И еще неизвестно, кого оно загрызло за это время, — закончил, кивнув, Алексей Иванович.

Запольский поднял ладонь, пытаясь остановить нападки. Какие же они нервные, подумал он, всего-то одного никчемного человечка поцарапал, а панику уже подняли.

— Во-первых, — спокойно и рассудительно ответил профессор, взяв себя в руки, — гигант тоже живой. Он ослаблен и, так же как и мы, нуждается в отдыхе. Далеко он не уйдет. Во-вторых, нам помогает человек, который хорошо чувствует его, он его как бы видит. Именно он помог нам буквально за несколько часов выйти на след гиганта, пока нам не сообщили о нападении.

— Вот именно! — сказал подполковник.

— Что «вот именно»? — парировал профессор. — Мы уже были у него на хвосте. Еще бы чуть-чуть…

— О каком человеке вы говорите? — спросил Дмитрий Владимирович.

— Это Никита Краснов. Он что-то вроде экстрасенса или телепата. Я не знаю. Просто он видит следы гиганта, но не так, как это делают собаки или обычные люди.

— И вы доверяете какому-то шарлатану? — прогремел подполковник.

— Вместо того чтобы сообщить нам, — добавил глава администрации.

— Мы бы сделали это сами, — сказал Запольский, — никто бы даже не узнал о существовании гиганта и лаборатории вообще, как не знали столько времени до этого, если бы не этот несчастный случай…

— Но этот случай случился! — прогрохотал Александр Михайлович. — И об этом теперь всем известно!

— Вы хотите паники, профессор? — добавила женщина.

— И новых жертв? — закончил замглавы администрации.

— Не будет больше жертв. Мы возобновим поиски с того места, где вчера закончили и, уверен, до вечера все это закончится.

Все недоверчиво перевели взгляды на главу администрации, ожидая его решения. Только подполковник хмуро качал головой, он был категорически не согласен.

Алексей Иванович бесконечно долго стучал толстым пальцем по столу, не поднимая глаз. Запольскому уже начало казаться, что он забыл о присутствующих. Но тот тяжело вздохнул, поднял припухшие глаза.

— Кто-то что-то еще скажет?

Дмитрий Владимирович, как школьник, поднял руку. Глава кивнул.

— Слышал я об этом парне, — сказал он, вытянувшись по струнке. — Думаю, ему можно доверять.

Опять воцарилась гнетущая тишина. Алексей Иванович провозгласил.

— Хорошо. Сделаем так. — Он медленно поднялся, тяжело оперся на большие ладони. — Мы, профессор, даем вам возможность своими силами выловить этого вашего… пациента. Но при двух условиях.

— Хорошо. При каких?

— Первое, двадцать четыре часа. Если вы не поймаете его до восьми утра завтрашнего дня, мы не в праве будем оставаться в стороне. Мы должны отреагировать.

— Хорошо, согласен. А второе?

— Второе, если будет еще одно нападение, то первое условие тут же теряет свою силу. — Он увидел на лице профессора замешательство, уточнил, краснея от гнева. — Я хочу сказать, что, если ваше чудище нападет еще хоть раз, даже не важно с каким исходом, мы тут же поднимаем полицию, собак, общественность и тогда уж не обессудьте, если его изрешетят до неузнаваемости!

Профессор побледнел, поднялся, стараясь взять себя в руки, сказал, придав голосу как можно больше уверенности.

— Я понял. Я все понял. Я могу идти?

— Да, можете идти, — сказал глава администрации, тяжело вздохнув.

— До свидания, — сказал Запольский в дверях, повернувшись и обращаясь ко всем. — Вы понимаете, что это за… чудо природы? Это уникальная возможность… никому еще не удавалось, чтобы живого…

— Послушайте, профессор! — Алексей Иванович поднялся. — Мы закончили — это, во-первых. А во-вторых, мне на ваше чудо глубоко насрать, пока оно не мешает мне… нам. Ясно вам?

— Да, предельно. Мы его поймаем. Сами. Обязательно.

— Поторопитесь, — сказал Алексей Иванович и, не глядя, небрежно махнул ладонью, мол, вы свободны.

Профессор тяжело опустился на сиденье в машине, тихо притворил дверь. В глазах была пустота и обреченность.

— Как все прошло, Эдуард Янович? — спросил Лузин, поворачивая ключ в замке зажигания.

Профессор посмотрел перед собой, руки нервно теребили пуговицу пальто.

— А, если мы его не поймаем? — вопрос прозвучал глухо, обреченно. — Неужели они на самом деле убьют его? Посмеют?

Лузин не знал, что ответить. Да он и не уверен, что вопрос был задан ему. Не дожидаясь приказания шефа, он включил передачу, вырулил на пустынную улицу, направляя машину на проспект Ленина. Лишь одно Виктор знал наверняка — без Никиты им теперь уж точно не обойтись. И дорога каждая минута.

Машина набрала максимально допустимую скорость. Покрышки шуршали и повизгивали на поворотах. Запольский болтался в кресле, как кукла, не обращая на это никакого внимания.

Ник.

Без будильника я просыпаюсь обычно в восемь часов. Привычка. Сон был короткий и беспокойный. Не кошмар, а скорее что-то сюрреалистическое, как полотна Пикассо или Моне. Смесь красок, мазков, причудливым образом выплавляющихся в мерзкую гримасу — не человеческую, но и не животного. Что-то среднее, если такое вообще возможно.

Стараясь не будить Ольгу, я выбрался из-под одеяла, побрел на кухню.

Вечером Ольга была очень взволнована. Мне стоило больших усилий, чтобы ее успокоить. Этот поиск и постоянное напряжение вымотали меня так, что я валился с ног, желая лишь добраться поскорее до постели.

Ольга считала, что моя теперешняя «профессия» опасна. Особенно в этом задании. После того, как я ей рассказал про жертву и про то, что не почувствовал присутствия монстра в следах нападения, она забеспокоилась еще больше. Она уверена, что это не был «лесной человек», как она его назвала. Она читала про них. Этим полуживотным-полулюдям не свойственны такие нападения. Они вообще почти что травоядные. А их дикость и скрытность известна всем. Просто чудо, необыкновенная случайность, что профессору удалось выследить и поймать его.

Трудно с ней не согласиться, тем более что я сам думаю примерно так же. Но, опять же, доверять каким-то сомнительным источникам, основанным лишь на предположениях и догадках, я тоже не могу.

Что ж, будем искать дальше. И вот когда найдем этого полуживотного-получеловека, только тогда и сможем хоть что-то понять в этом странном, даже мистическом деле.

Допивая вторую чашку крепкого кофе, услышал, как к дому подъехала машина, со скрипом остановилась. Кинул беглый «взгляд» на пассажиров — слегка, чтобы не растрачивать энергию, которая ох как сегодня пригодится, — это прибыли профессор и старший охранник, как его, Лузин.

Ну вот, уже началась беготня, подумал я, поставил кружку с кофе на стол, не спеша пошел к дверям.

Открыл дверь в момент, когда рука профессора замерла на полпути к звонку.

— Вы нас что, почувствовали? — удивился Запольский.

— Нет, не все так со мной запущено, — улыбнулся я, незачем лишний раз пугать людей всей правдой. — Услышал, как за окном машина остановилась. Не так уж и много у нас тут машин… Вы торопились?

— В общем, да, — сказал Запольский, заглядывая через мое плечо вглубь квартиры. Но я не приглашал его пройти.

— Я быстро, — сказал я, — только оденусь по погоде.

— Хорошо, — вздохнул профессор. — Мы в машине. Ждем.

Он повернулся и стал спускаться по ступеням.

Я прикрыл дверь, проскользнул в комнату, чтобы поцеловать спящую Ольгу. Не открывая глаз, она обхватила меня одной рукой за шею, сонно прошептала.

— Будь осторожен.

— Хорошо. Спи. Я позвоню позже.

Я поцеловал ее, хотел встать, но она не отпускала.

— Здесь не все так, как ты видишь, — сказала она загадочно в самое ухо. — Смотри дальше, сквозь… ну ты понял.

— Да, я понял, — ответил я, хотя не совсем понял, ох уж эта женская душа. — Все, пока. Меня ждут.

— Я тебя люблю, — сказала она и только тогда ослабила хватку.

— Я тоже тебя люблю.

Я еще раз, освобожденный, поцеловал ее в щеку, побежал в прихожую.

Сбегая вниз по ступеням, подумал о ее словах. Все-таки женская интуиция есть, существует и нельзя ей не доверять. Даже если не понимаешь.

Но в голове все продолжала крутиться ее загадочная фраза. Что она имела в виду?

— А Ваш друг к нам не присоединится сегодня? — спросил профессор, обернувшись ко мне.

— Я позвоню ему позже, — ответил я с заднего сиденья машины. — Нам еще необходимо вернуться к вчерашним следам, выйти на его путь. Думаю, что опять придется поплутать по лесу.

— Но сегодня, я надеюсь, мы найдем его?

— Я тоже на это надеюсь.

Машина спустилась по проспекту, помчалась по полупустым пока еще улицам. Заморосил дождик, только ухудшая и без того тоскливое настроение.

Профессор рассказал мне о своем посещении администрации, о договоренностях, которые ему там навязали. Не очень-то меня он обрадовал. Хотя, в сложившейся ситуации, этого следовало ожидать.

Лузин вел машину быстро и умело, молчал всю дорогу. Видимо, от профессора ему изрядно досталось за то, что упустили охраняемый объект и навлекли таким образом столько неприятностей.

— Как Вы все-таки считаете, Никита, мы сможем его до завтрашнего утра поймать? — спросил после своего рассказа профессор. — Это очень важно, вы же понимаете.

— Не берусь даже говорить об этом, не то, что давать гарантии. т профессора ему досталось за то, что вообще упустили и навлекли столько неприятностей. поскорее до постели.

ло не могу.

Запольский вздохнул, перевел тоскливый взгляд на проплывающий в дождливой дымке пейзаж.

Машина вырулила на трассу за городом, заметно прибавила в скорости. Лузин торопился, понимая, что это необходимо всем нам.

— Если они приведут туда тупых ментов с автоматами, — произнес неожиданно профессор, — то те со страху, или, что вероятнее, из предосторожности, просто убьют его. Для науки это будет непоправимой ошибкой. Столько усилий, столько средств… и все зазря. Впрочем, с наукой никогда эти дуболомы не считались.

Он в очередной раз тяжело вздохнул, вытягивается в кресле.

— Еще не вечер, профессор, — сказал я, стараясь больше не его утешить, а самому настроиться на позитивный лад. Эти стенания ученого мне уже порядком надоели.

Скорей бы уж приехать.

Машина свернула с федеральной трассы на Менделеевское направление.

— Куда едем, Никита? — спросил Лузин, молчавший всю дорогу. — В деревню, где нападение было или…

— Нет, — ответил я. — Там бесполезно искать. Мы едем к той заброшенной деревне, где он отдыхал. Там и след, я думаю, еще не остыл. Я надеюсь.

— А если… остыл? — в голосе Запольского слышалось отчаяние. Для него потерять след — стало подобно смерти.

— Давайте, Эдуард Янович, не будем раньше времени разводить панику! — сказал я раздраженно. Но он своим пессимизмом уже просто достал.

— Ладно, ладно, — замахал руками профессор. — Вы теперь старший. Извините меня. Я так волнуюсь.

— Может, вам тогда в лабораторию вернуться, отдохнуть…

— Нет-нет! Ни в коем случае! Я с вами! Я же с ума сойду, сидя в этой чертовой пустой землянке.

— Тогда возьмите себя в руки. Скоро уже приедем.

Глава 10

Глава 10

Ник.

Через пятнадцать минут тряски по сельским ухабам, «нива» остановилась у заброшенного домика, в сарае которого вчера мы нашли временное убежище зверя.

Из ворот навстречу нам вышли ассистент профессора Иван и еще три человека.

— Это наши доблестные охранники, — пробурчал Запольский, кивнув на них.

Одного из них я узнал — Сергей. Лузин представил остальных.

После короткого знакомства я направился к сараю. След у дверей уже затерт дождем и затоптан. Но мне не это нужно. Я вглядываюсь в угол, туда, где вчера нашел временное пристанище зверь.

Бледный зыбкий след еще хранил контур его могучего тела, но уже чуть заметный.

Запрос в Систему не потребовался. Информация по зверю повторилась, как только я вернулся к месту его лежбища.

Сообщение.

Объект находился в данном месте 2 часа 43 минуты.

Объект убыл 9 часов 40 минут назад.

Точное местоположение определить невозможно.

Направление движения юго-юго-запад. Ориентир — поселок Таборы.

Общее состояние объекта среднее.

Точные показания определить не представляется возможным.

Объект подвергся угрозе. Данные уточняются.

— Ну? Что-то еще видите? — спросил Запольский. Когда я уверенно кивнул, он облегченно и шумно выдохнул. — Ну, слава Богу!

Он искренне улыбнулся и отошел в сторону.

Но после короткого осмотра, даже неожиданно для самого себя, сказал.

— Только вот одна новость. Неприятная.

«Что такое?» — сказал взгляд профессора.

— Наш зверь не один, — продолжил я. — Здесь были другие. Не люди и не животные.

— Что? — озвучил, наконец, он свое недоумение. И, решив, что я пошутил, нервно ухмыльнулся. — Какие-то другие? Кто?

— Я не знаю, — ответил я. По спине пробежал колючий холодок.

— И вы даже не догадываетесь, кто это может быть? — спросил Запольский.

— Я не догадываюсь, — ответил я, повернулся к профессору. — А вы ничего не хотите мне сказать? Может, это я чего-то не знаю?

— Что вы имеете в виду? — встрепенулся Запольский. Но глазки забегали.

— Этих ваших… зверей сколько было?

— Что вы такое говорите! — возмутился Запольский. — Он был один! Он и сейчас один, если за прошедшие сутки не воспроизвел кого-то себе подобного методом деления, как амеба. Господи, какую я чушь несу, кто бы послушал! Да вот же стоят люди, охранники, свидетели, между прочим! Все они видели его в течение месяца. Видели одного. Так ведь?

Охранники и Иван дружно кивнули. Лузин вышел вперед.

— Никита, это точно. За то время, что мы тут работаем, кроме этого сбежавшего гиганта никого в лаборатории не было.

— Вот, пожалуйста! — сказал профессор. — Вы меня извините, Никита Алексеевич, но если мы будем продолжать в такой обстановке недоверия, то… я даже не знаю.

— Хорошо, хорошо, — отмахнулся я. Пожалел, что высказал вслух предположение, достаточно необдуманное. Мало ли, лаборатория секретная, чего еще можно от них ожидать? Может, они их там клонировали, этих гигантов. Или в скрытых подвалах у них так же за решеткой сидят еще более ужасные твари?

— Я лишь высказал предположение, — сказал я. — Не надо на меня обижаться.

Профессор облегченно вздохнул.

— Ладно. Забыли.

Минуту мы молчали. Я заметил на лице Лузина озабоченность, словно он хотел что-то сказать, но никак не мог решиться.

Спросить, что ли, подумал я, и открыл было рот, но меня опередил профессор.

— Ну, так что мы стоим, а, Никита Алексеевич? Разве время не дорого?

— Да, — согласился я, продолжая смотреть на Лузина. — Вы правы, профессор, надо идти. Вот только еще один момент я хотел прояснить.

— Да, какой же еще? — недовольно развел руки Запольский.

— Каким образом наш беглец вдруг изменил курс, когда свернул к той деревне? Шел, шел прямо, а тут вдруг раз — и оказался за пару километров в стороне? Ведь никаких следов в том направлении нет!

Профессор пожал плечами.

— Не знаю, что вам на это и сказать, — прищурился профессор. — Я, если можно так выразиться, сам тут на правах наблюдателя. Иду, как коза на поводке, за вами, Никита. И, если вы заметили, вообще никаких виртуальных следов не вижу, в отличие от вас.

С одной стороны меня его тон насторожил, а с другой — какой с него спрос, на самом деле? Это меня нужно об этом спрашивать. Но, очевидно же, что он что-то скрывает.

Профессор, будто читая мои мысли, быстро спросил.

— А вы как сами думаете? У вас есть какая-то версия?

Я только развел руки в стороны. Теперь мы с ним поменялись ролями: он истец, я ответчик. Но все показатели все равно были против этой версии.

— Я думал об этом, — сказал я, пытаясь что-то прочитать в мыслях профессора. Тщетно. Сплошной хаос. — Такая возможность у него в принципе была. Я не могу точно определить скорость его передвижения, но по времени он вполне мог сделать такой крюк. Вот только один вопрос: зачем?

Профессор оживился, выдвинул свою версию.

— Знаете, есть у меня такая идейка! А что, если он сделал это намеренно, чтобы нас запутать, отвлечь, так сказать.

— То есть, — осторожно закончил я, — вы хотите сказать, что он отлично знает, что за ним идут и специально путает следы? Выводит нас на ложный след?

— Совершенно верно! — воскликнул Запольский.

— Но, если предположить, что он очень слаб, то такие «лишние» многокилометровые пробежки могут его только еще больше утомить. Нет?

— А если он не так слаб, как мы думаем? — хитро прищурился профессор. — Никто же не может утверждать этого наверняка?

Он обвел всех вопросительным взглядом. Охранники согласно качали головами или неопределенно пожимали плечами. Я обреченно развел руками.

— Что ж, это тоже возможно. Это, конечно, немного меняет дело, но я все же буду придерживаться своей версии.

Все смотрели на меня, как показалось, с подозрением и недоверием. Но я только ухмыльнулся про себя: посмотрим, что там нас ждет дальше на самом деле.

Сейчас нужно сосредоточиться на главном — поимке зверя. И сюда направлять всю свою энергию. А что там будет дальше, увидим.

— Хорошо, — сказал я, — на этом давайте закончим нашу дискуссию и займемся делом.

— Давно пора! — сказал профессор и поднял с земли один из приготовленных для похода рюкзаков с небольшим запасом еды, продуктов и оборудования.

— Подождите, — сказал я. — Мне кажется, что необходимости вам лично идти с нами, профессор, нет.

Он вскинул на меня удивленные глаза.

— Как это нет?! Вы что будете ловить его без меня?

— Вы пожилой человек, Эдуард Янович. Я не хочу подвергать вас сегодня такому же испытанию, как и вчера. Тем более что сегодняшний день я ожидаю еще тяжелее.

— Но, как?..

— Я считаю, что со мной могут пойти двое, ну может, трое охранников, вооруженных ружьями с вашими спецпатронами. Наша задача ведь достаточно проста: найти, нейтрализовать и доставить. Всё.

— Но я же…

— Как консультант, с нами пойдет Иван. А с вами, Эдуард Янович, мы вполне можем просто поддерживать связь, чтобы вы были в курсе наших передвижений. Мы будем идти пешком, по следам. А вы вполне можете параллельно передвигаться на машине по дороге.

Запольский встал подбоченившись.

Я, не смотря на его явно недовольную позу, продолжил.

— Временами мы будем с вами пересекаться. Я считаю это более разумным, чем всей толпой носиться по кустам и полям, мешая только друг другу и задерживая. Самое главное — мне. И потом, вполне возможно мы уже к вечеру его настигнем, и наша операция на этом закончиться. Как вы считаете?

Профессор задумчиво посмотрел на меня, пожал плечами и, хоть и не скрывая раздражения, снял с плеч тяжелый рюкзак.

— Конечно, я с вами согласен, — сказал он. — С моим-то остеохондрозом, честно говоря. Я от вчерашнего-то еще отойти не могу. Но! — он поднял тонкий указательный палец вверх, привлекая внимание всех окружающих. — Связь поддерживаем постоянно. Это раз. А, во-вторых, Никита, если вы забыли, то я вам напомню — нам нужно поймать его до завтрашнего утра! Кровь из носу! Иначе эти дуболомы в военной форме придут сюда с собаками вооруженные до зубов. Вы понимаете, что это значит?

Я неопределенно кивнул. Я-то про это знаю. Остальные, кроме Лузина — нет. Профессор подошел вплотную, возбужденно затряс меня за плечо.

— Нет, вы не понимаете! Я вам скажу! Они его убьют! Бесценный экземпляр просто исчезнет, как обычная подопытная крыса. Годы трудов и миллионы затраченных… эх!

Он обреченно опустил руку, сдулся, поник.

— Не волнуйтесь вы так, Эдуард Янович! — робко произнес Иван. — Найдем, обезвредим и вернем в лучшем виде. Я вам обещаю.

— Ваши бы слова, Иван, да Богу в уши, — вздохнул профессор. — Ну, ладно. Пора. Собирайтесь и — вперед. У нас есть… — он кинул взгляд на наручные часы, — чуть больше двадцати одного часа. Кого возьмете с собой, Никита Алексеевич?

Я кинул беглый взгляд на охранников.

— Само собой, Ивана, Лузина Виктора, как старшего, Сергея Короткова и…

— Мен-н-ня в-в-возьмите, — произнес, заикаясь, Дмитрий и сделал уверенный шаг вперед.

Я посмотрел на добровольца — ну, обычный с виду паренек, преданный, услужливый, кивнул.

— Хорошо и тебя берем. Получается примерно пополам.

— Ну, вот и славненько, — улыбнулся профессор. — Давайте вам: ни пуха, ни пера. А время, как известно — деньги.

Он поочередно пожал нам руки, отошел на пару шагов, посмотрел несколько секунд каждому в глаза. Подумалось, что не хватало только осенить нас крестом, как в кино. Но профессор только тяжело вздохнул, повернулся и пошел к дороге.

— Ну, а мы по машинам, — из его уст прозвучало, словно приговор.

Я перевел взгляд от ссутулившейся спины профессора в сторону леса, туда, куда уходил невидимый простому взгляду бледный дымок — угасающий и рваный след гиганта. Поднял с земли один из рюкзаков, накинул широкие лямки на плечи. Пока он мне еще не кажется тяжелым, но я знаю, что вес его будет увеличиваться с каждым километром нашего похода. Обернулся к машинам, махнул рукой. Короткими звуковыми сигналами они мне ответили, машины тронулись.

— Ну что ж, пойдем, поохотимся, — сказал я застывшим в готовности охранникам и хмурому ассистенту.

— Пойдем, — ответил Лузин, улыбнулся. — Поохотимся.

Зверь.

Звезды медленно гаснут, холодное солнце нехотя выползает за лесом, облизывая кроны деревьев желтыми языками.

Силы оставляют. Нужна пища и отдых.

Колени подгибаются, хватаюсь рукой за вековую сосну и медленно, обдирая кору когтями, сползаю на остывшую землю.

Не смотря на то, что от усталости и голода чувства потеряли свою прежнюю остроту, преследователей слышу. Призрачными тенями они идут за мной, ожидая, когда же ослабну настолько, чтобы можно было напасть и поживиться. Видимо, я единственная крупная добыча в этих лесах.

Да, эти леса не те, что я знал, не те, к которым привык. Это даже лесом-то назвать трудно. И я далеко от тех мест.

Но я иду, и буду идти, пока резервы организма позволяют это делать. И я обязательно дойдет.

С холма кинул взгляд вниз. На пути появляется поселение.

Там люди, это уж точно.

Встающее солнце вынужденно приводит за собой свет.

Надо спешить укрыться на день. День — это не мое время, не здесь. День — время людей. Они могут выйти из своих жилищ, наткнуться даже случайно. Но хуже — сознательно преследуя.

Глубоко вдыхаю несколько раз, впитывая крохи энергии из чистого и свежего воздуха. Глаза прикрыл, тело расслаблено, ладони плотно прижаты к мягкому ковру из листьев и шишек. Чувствую, как сила матери-земли плавно перетекает в тело. Никогда не знал, как это происходит и почему, но это действовало безотказно. Правда, с одной разницей — чем сильнее ты сам, тем больше можешь впитать в себя этой силы.

А я сейчас слаб. Поэтому потоки живительного тепла лишь малыми крохами перетекали в тело через ладони.

Что ж, хоть что-то.

Я тяжело поднялся, выпрямил тело, принюхался.

Слабый запах потянул носом, запах хищника, запах опасности. Знаю, что они не крупные. Но их много. А я слишком слаб. Я не смогу выстоять в этой схватке.

Единственный выход — как можно скорее найти надежное убежище. И пищу.

Я не хочу доходить до крайности, но в теперешнем положении пренебрегать не стоит ничем — срываю по дороге ягоды, съедобные грибы, ловлю насекомых. Для меня главное — цель. А цель моя — вернуться к Темной горе. Туда, где мой дом. Туда, где моя семья.

Начинаю спуск с очередного холма, пригнувшись, перебегая между перелесками, изменив немного курс, чтобы обогнуть очередное поселение людей.

Те, кто идут за мной, тоже медленно продолжают движение.

После того, как спустился с горы, перешел небольшую речушку, скорее напоминающую ручей, и вновь взобрался на холм, передо мной за деревьями открылось единственное посеревшее от времени небольшое строение.

Я не рассчитывал снова натолкнуться на заброшенную деревню, как в прошлый раз. Теперь, возможно, мне повезло даже больше.

Осторожно обхожу строение по кругу, тщательно принюхиваясь и скользя взглядом по ближайшим деревьям.

Ничего, спокойно. Люди здесь были, но так давно, что никаких заметных следов или запахов почти не осталось.

По ходу осмотра, обращаю внимание, что это жилище не похоже на те, что видел до этого. Нет прозрачных проемов в стенах, нет забора и огорода. Просто большое, сколоченное из досок здание.

Что это означает, меня не особо заботит. Наоборот, я даже рад. Ведь тут я буду в большей безопасности.

Справиться с железкой, которая мешает попасть внутрь, для меня не составило труда. Толкнул жалобно стонущую дверь, заглянул внутрь.

Солнце просачивается через щели в стенах яркими пыльными полосами, освещая полупустое помещение. Лишь один угол заставлен почерневшими от времени коробками и бочками.

На подгибающихся ногах прохожу через помещение, падаю на запыленные коробки, не заботясь о производимом шуме. Прежде чем уставшие глаза смыкаются, я с удовольствием и щемящей грустью в груди наблюдаю за кружащимися в свете лучей пылинками, которые напомнили мне о родной пещере в Темной горе.

Ник.

Мы двинулись по следу зверя.

Через несколько минут Глебу позвонил знакомый с Шерьи и рассказал о происходящих там событиях. Он включил телефон на громкую связь и мы, собравшись кругом, с интересом слушали происходящие почти онлайн события в поселке недалеко от нас.

Звонил Николай Семенов, который по жизни был атеистом и скептиком, и рассказывал, что решился сходить ради смеха на собрание, организованное в связи с последними событиями. Вообще-то его туда испуганная жена отправила. Иди, мол, узнай, чего такое случилось-то…

— Ну, я и пошел, — рассказывал Николай в трубку. — Все лучше, чем с ней сидеть и выслушивать всякое. Народу набежало, со всех сторон охи и ахи, суеверие сплошное. Жена говорила, что все обклеено объявлениями, но по дороге лично мне ни одно не попалось. Что же там такого написали, что народ прямо с ума посходил? Встретил знакомого пацана, догнал. Пацан молодой, а они-то не такие суеверные, как старухи, будет, думаю, с кем посмеяться на этом дурацком сборище. Я его про объявление спросил, так он мне его в руки сунул, на мол, читай. И посмотрел еще так, как на деревенщину какую. Вот оно, объявление.

Николай перевел видео на желтую бумагу, где крупным жирным шрифтом было написано:

ВНИМАНИЕ ВСЕМ!

Дорогие земляки! Вчера, 8 сентября, из секретной лаборатории, находящейся прямо у вас под носом, в лесу, сбежал гигантский монстр — опасный эксперимент по мутации человека. От его смертельных лап в страшных муках уже погиб ваш земляк — Валерий Фадеев, житель села Усть-Шерья.

Мы потеряли честного труженика,

а семья заботливого кормильца.

Власти молчат, народ в панике,

а взбесившееся чудовище еще на свободе!

И никто не может гарантировать вам защиты!

Кто же из нас станет следующей жертвой?

Встанем на свою защиту, предъявим зажравшимся бюрократам свое право на жизнь!

Все, кто дорожит своей жизнью и жизнью своих детей, приходите на митинг сегодня,

9 сентября в 16 часов к зданию администрации Шерьи.

— Я усмехнулся еще, — продолжил Николай. — Веселенькое такое объявление. Не даром, что весь поселок взбаламутили! Я смотрю вокруг, а народу собралось на это шоу почти весь поселок! В центре поселка, посреди площади грузовик стоит с открытыми бортами. Люди со всех сторон, кто во что горазд: кричат, смеются, шутят, короче, развлекуху устроили нам тут. Будто балаган к нам тут приехал, цирк, а не монстр сбежал. В общем, на этот грузовик забирается мужик бородатый, седой и, как в доброе советское время с трибуны вещает. Мол, товарищи, земляки, спасибо, что пришли, спасибо, что не остались равнодушны! А ему тут кричат: ты про монстра расскажи! Типа, это что, шутка такая? Народ хихикает вокруг скептически. Но мужик на грузовике даже ухом не ведет, улыбнулся так уголками губ, и продолжил негромко, не спеша. Продуманный такой мужик, я тебе скажу! Ты слышишь меня, Глеб?

— Да! — тут же ответил Глеб. — Продолжай, очень интересно! И что дальше?

— Да что дальше, — Николай на миг задумался. — А, он тут про вдову погибшего вспомнил, показал ее, заплаканную. Спросил так у нас, мол, смешно вам еще? Ну и, добавил, что не просто погиб ведь он, друзья мои. Его убил монстр! И так паузу сделал театральную. Я слышал, как кто-то из чувствительных женщин в толпе ахнул. А этот красноречивый продолжает, что, типа, то, что происходит в наших лесах, не должно остаться незамеченным властями. Но они знают об этом происшествии и, несмотря на это, никаких действий с их стороны не предпринимается! Им наплевать на вас, товарищи! — говорит. А дальше вообще, загнул: кто вы, говорит, для них? Да никто! — сам же и ответил. И мы это сами прекрасно знаем, они сидят в своих теплых и уютных кабинетах, а мы для них лишь дешевая рабсила, пушечное мясо, быдло. Тут, понимаешь, кто-то из толпы уже начинает горлопана поддерживать, мол, правильно, никому мы не нужны и все такое. Ну, что мы привыкли молчать, переживать свои проблемы. А кого, типа, волнуют проблемы простых людей? Да никого, кроме их самих. Как хочешь, так и выкарабкивайся. А те жирные свиньи, что за наш же счет залезли во власть, набивают свои карманы огромными зарплатами и откатами, и судьбами простых людей не интересуются! Конечно, нас ведь тысячи, миллионы! Одним больше, одним меньше — ничего страшного! А дальше, слышь, Глеб?

— Да, да, продолжай, Николай!

— Так вот, этот умник предложил собрать пикет у администрации района, выступить, типа, всем миром в свою, ну, то есть, в нашу защиту. И чтоб те, типа, кто жирует там, увидели, что мы можем постоять за себя! Что мы сила! Сколько можно терпеть унижения?! Мы — люди! Мы хотим жить хорошо, хотим жить в безопасности, имеем те же права, что и они! Чем, скажите мне, эти жиды лучше каждого из нас? Ну и все в таком духе! А народ-то завелся, понимаешь! Поддакивает ему, гигикает, про детей вспомнил, ну, и там дальше, типа, встанем плечом к плечу!

— Ну, понятно, — перебил его Глеб. — Агитатор, активист! А чем все закончилось-то?

— Так он всех звал в Угорск на следующий день, митинг там, акцию, типа того. Чтобы на администрацию повлиять, чтобы, типа остановили чудище, которое скоро и к нам дойдет!

— Вот ведь мразь! — не выдержал один из охранников.

Глеб свысока цыкнул на него.

— И что народ? — спросил он.

— Так что! — закончил Николай. — Толпа заорала, типа, правильно, мы им покажем, ну и все в таком духе, знаешь ведь. А он: наша новая партия с вами, наша партия за вас!

— Что за партия такая новая, я не понял? — спросил Глеб.

— Так и я не понял, — ответил Николай. — Похоже, что партия уродов, калек и прочих изгоев общества. Я так понял. Названия я не запомнил, Глеб, извини.

— Да ладно, спасибо, Николай. Все, отбой.

Отключил телефон, посмотрел на меня.

Ну, что тут скажешь? Очень похоже, что началась борьба и в информационном поле.

Глава 11

Глава 11

Ник.

На этот раз все оказалось гораздо хуже, чем я думал. Следы убегающего гиганта стали настолько слабыми и все чаще исчезающими, что мы все больше плутали по лесу, чем приближались к цели. Первые часа три охранники и Иван ходили за мной по пятам. Потом, пока я выискивал среди деревьев постоянно пропадающий след гиганта, они останавливались и следили взглядами за моими метаниями между деревьями.

В два часа дня Лузин сжалился надо мной, забрал рюкзак.

В начале пятого я просто выбился из сил.

— Все! Перерыв! — сказал я, упал на прогретую за день траву. Повел плечами, чтобы немного освободиться от прилипшей к спине футболки.

— Давно пора перекусить, — откликнулся Иван, бросил рядом рюкзак и сел. — А то у меня уже часа два кишка кишке бьет по башке.

— Тебе бы только пожрать, господин ассистент, — улыбнулся Лузин, достал из своего рюкзака банки с тушенкой, буханку хлеба и флягу с деревенским квасом, накрыл импровизированный стол.

— Эт-то т-точно, — тихо сказал Дмитрий, кинул рюкзак и стал собирать сухие палки для костра.

Иван подложил под руку рюкзак, повернулся ко мне, спросил с нескрываемым интересом.

— Мне вот все хотелось узнать у тебя, Никита, откуда эти способности видеть то, что не доступно обычным людям? И что это за видение такое, в чем оно выражается?

Мне совсем не хотелось разговаривать, а тем более об этом. Прикрыв глаза и откинув голову назад, я наслаждался теплым солнцем на лице. Возможно, последним теплом этой осени. Мышцы ног гудели, через несколько минут до ноздрей доплыл приятный запах дымка костра, на котором уже разогревались банки тушенки.

— Честно говоря, Иван, — ответил я, — я и сам толком не знаю.

— Как не знаешь? Что, вдруг раз — и появились? Так не бывает.

— Может, и не бывает. Но наверняка мы ведь ничего утверждать не можем, так?

— Ну, в общем-то, да, не можем. А все-таки?

Я вздохнул, вот ведь привязался, нехотя поменял положение тела.

— Может, мы для начала перекусим, а? — спросил я, протянул руку за ломтем хлеба и алюминиевой ложкой.

— Да, конечно! — оживился Лузин, пододвинул ко мне горячую банку, предложил Ивану, но тот молча отмахнулся.

Ложка пряной тушенки исчезла во рту, тепло согрело желудок, наполняя силой тело, капля теплого жира стекла по подбородку. Я подхватил ее кусочком хлеба.

— Ну а все таки? — не отставал Иван.

— Что ты хочешь узнать? — спросил я с полным ртом. — Как я вижу монстра? Хорошо, расскажу. Существует некое общее энергетическое поле, где каждый живой организм имеет свой неповторимый… как бы это назвать, цветной облик или контур. Я настраиваюсь на определенную волну, как в нашем случае — на этого зверя, — и иду по его следу.

— А не проще было пустить по следу собак? — спросил скептически Иван.

— Наверное, в другом случае было бы проще, — сказал я, нагребая новую ложку тушенки. — Но заметь, вчера лило весь день, сегодня опять с утра прошел дождь. Смыло все следы. Да и сам зверь иногда пересекает маленькие речушки. Легко было бы собакам?

— Наверное, ты прав.

— Да, честно говоря, и это не главное.

— Что же еще?

— Это не человек, — сказал я.

— Это мы и так з-знаем, — усмехнулся Дмитрий.

— Но и не совсем животное, — продолжил я, не обращая внимания на его реплику. — Это редчайшее явление природы, не изученное не то что до конца, как считают ученые, а совершенно почти не известное, так ведь, Иван?

— Ну, мы что успели — сделали, — сказал Иван и, наконец, взял подогретую банку от Лузина. — Сами же понимаете, он все это время пролежал в коме. Но, тем не менее, многие вещи, которые до нас еще никто не мог… исследование, наблюдение.

— Ну и что вы выяснили за это время? — перебил я. — Частота пульса, давление, еще что-то, но все равно в основном чисто физические показатели. И никаких данных по мозговой деятельности, так ведь?

— Нет, кое-что, конечно мы…

— Я хочу сказать, что то, что вы смогли выяснить — это сотая доля процента.

— Вы уж загнули — сотая доля! Да какой там у него мозг?

— Ага, — проворчал Дмитрий. — Д-дикая обезьяна…

— А вот я в этом не уверен, — сказал я, кинул на охранника взгляд, отложил в сторону пустую банку, облизнул ложку.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Лузин.

— Он совершенно не тот, за кого вы все его принимаете, я еще раз повторяю. Он обладает такими способностями, которые доступны не каждому человеку. А, во-вторых, если бы он был, как вы утверждаете, чуть умнее обезьяны, то я бы здесь с вами не сидел.

— Что-то я не очень понимаю, Никита, — спросил Виктор, — куда ты клонишь?

— Ведь это я вас нашел, так? — продолжал я, не без удовольствия вытягивая ноги.

— Так.

— Я почувствовал его на расстоянии, как он пробудился. Это было знаковым. И сейчас он представляет опасность людям. А какую, никто не может знать. Это неизвестное и неизученное явление природы. Оно непредсказуемо, оно непонятно. Его логика не поддается пониманию человека, потому что он не человек.

— Так кто же он, черт его дери?! — взорвался Иван.

— Вот это я и хочу выяснить, когда мы его поймаем.

— Ага, здорово, — саркастически улыбнулся Иван. — Теперь я совершенно спокоен. Утешил, Никита.

Он отложил банку, встал, нетерпеливо затоптался на месте. Дмитрий молча собрал пустые банки в пакет, уложил в рюкзак.

— Ну, хорошо, — сказал я Ивану. — Я свое мнение высказал, раскрыл, так сказать, карты. И это просто то, что я пока чувствую и думаю. Совсем не обязательно, что это на самом деле так. А вот ты, Иван, как сам думаешь, кто он, что он на самом деле?

Теперь охранники все свое внимание обратили на ассистента. С ними понятно — чем дольше продолжается дискуссия, тем больше они отдыхают.

Иван почувствовал это и постарался не ударить в грязь лицом.

— Хорошо. Я вам скажу. — Он подошел, сел напротив меня. — Я просто выскажу вам известные версии. Одна — научная. Ну, близкая к науке, к проведенным исследованиям. Значит так, у человека, ну, таких, как мы с вами, преобладает социальная структура, а у этого зверя — биологическая, ну, животная, как у остальных… животных. У нас был общий предок, но после возможного разделения, тысячи или даже сотни тысяч лет назад, люди стали собираться в социумы, группы, а дикие люди стали развивать природные, биологические качества.

— Это потому что люди были слабые поодиночке? — вставил я.

— Не знаю, возможно. Ну, так вот, о чем это я… ах, да — биологическая структура. К особенностям ее также относят и третий глаз, так называемое особое чутье, — характерный признак многих животных, у современного человека практически атрофированного за ненадобностью. Отсюда объяснение о некоторых феноменальных возможностях гипнотизеров, экстрасенсов и прорицателей. Это, получается, проявляются те признаки, которые обычные люди утеряли.

— Так значит, у тебя, Никита, что — третий глаз есть? — спросил Лузин.

Я пожал плечами.

Иван продолжил.

— Но! — поднял он палец вверх, привлекая к себе внимание. — Существуют и другие версии. Например, что дикие люди — это искусственно созданные гибриды человека и животного, побочный продукт экспериментов создания идеального воина. Такие опыты делали в начале ХХ века. К сожалению, документально не зафиксированы положительные результаты этих опытов. Часть этих опытов связана со скрещиванием человека и обезьяны. Но все они были изначально провальные, потому что в естественных условиях человек и обезьяна скрещиванию вообще не подлежат из-за разного количества хромосом. У человека их сорок шесть, а у обезьян сорок восемь.

— С того времени сто лет прошло, — говорит Лузин.

— Д-да! — поддакнул Дима. — М-может уже что-то п-получилось? Т-технологии, г-генетика и все т-такое…

— Это вряд ли, — пренебрежительно оборвал его Иван. — Хотя… знаете, еще Нострадамус предсказывал, что созданный человеком гибрид начнет пятисотлетнюю войну. Может он этот гибрид имел ввиду?

— Скорее каких-нибудь киборгов, — сказал Лузин. — Биороботов, о которых тогда никто и не подозревал.

— Да, — сказал я. — Ничегошеньки мы не знаем даже сейчас. Что творится в таких вот неприметных лабораториях вроде вашей? — кивнул я Ивану. — А ведь таких секретных лабораторий по всему миру может быть даже не сотни, а тысячи!

Иван ничего не ответил. Закинул на плечо свой вещмешок и пошел под гору впереди нас.

Охранники молча затушили костер, собрали вещи, пошли следом.

Я кинул взгляд с холма. Впереди, по ходу движения, виднелась полоса федеральной трассы. Шум машин дробился перелеском, создавая равномерное шелестящее шипение.

Я секунду настраивался на волну. В вечерних сумерках она словно фосфоресцировала, светила рассеянным фиолетовым сиянием, теряясь между деревьев прерывистой ниточкой.

Приятный сюрприз, подумал я.

Я достал из кармана сложенную карту, нашел наше местоположение. Путь гиганта вел прямо на оживленную федеральную трассу. Либо он свернет и пойдет вдоль дороги, либо осмелится перейти. Во втором случае он может выйти на деревню Полом. Что же он выберет, интересно? — подумал я, и побежал догонять команду.

В кармане зазвонил мобильник. По мелодии — Глеб.

— Ну что, выспался? — спросил я.

— Да какой там! У нас тут дом этот строят, элитный, сваи вколачивали, уроды.

— Понятно…

— Но встал я давно, только вот до тебя дозвониться не могу уже часа три. Вы где?

— Подходим к трассе, недалеко от поворота на Шумиху.

— А чего трубку не брал?

— В лесу связи нет, это здесь мы на горе. Так что тебе повезло.

— А чего ты со мной не связался теле… как там, тетически…

— Телепатически?

— Ну да.

— Знаешь, у меня этот зверь, будь он сто раз неладен, столько сил отнимает, что ни на что уже энергии не остается. Я даже с Ольгой еще ни разу с утра не говорил.

— Да что тебе Ольга? Нормально все с ней, я звонил. Ну, волнуется чуть-чуть, и все. Ты скажи лучше, вам грубая мужская сила нужна? Приезжать?

— Сколько до Шумихи ехать примерно?

— Не знаю. Может полчаса, минут сорок.

— Хорошо. Тогда давай так. Мы перейдем трассу, я сориентируюсь, в каком направлении пойдет зверь и тебе перезвоню.

— А если опять не будет связи?

— Что-нибудь придумаем. Свяжусь через профессора по рации.

— Ну ладно тогда… А он далеко, как думаешь? Он может у дороги вас поджидает?

— Не думаю. Я бы это почувствовал.

— Хорошо. До связи. Удачи.

— Пока.

Сразу набрал Ольгу.

— Где ты пропал? — с ходу накинулась она. — Я себе места не нахожу! Где вы? С тобой все в порядке? Вы его еще не поймали?

— Нет, пока идем. Не волнуйся…

— Да как же не волноваться?

— Тебе вредно в твоем положении сейчас…

— Знаешь что! В моем положении муж должен дома сидеть, меня оберегать и поддерживать. А у нас все не как у людей.

— Извини, солнышко. Ты же все понимаешь. Если бы это был простой случай, меня бы здесь не было. А этот зверь, ну, дикий человек, чувствую, еще встанет нам поперек горла.

Она вздохнула, сказала спокойнее.

— Крепкий орешек?

— Похоже, что так, — ответил я, не ожидая перемены в ее голосе.

— Вы хоть ели что-то, не голодные весь день ходите?

— Только что. Не волнуйся. У меня все хорошо. Устал только немного…

— Когда домой-то вернешься? Я ужин приготовлю. Вкусный.

— Я не знаю, солнышко. Пока ничего не могу сказать. Сама понимаешь.

— Ладно. Не буду тебя отвлекать и… будь осторожен, пожалуйста.

— Я тебя люблю. Пока.

— Мы тоже тебя любим и ждем. Звони, пожалуйста, почаще, ну по возможности. Хорошо?

— Хорошо, я постараюсь. Тут со связью в лесу, сама понимаешь. Ну, мне пора.

— Ладно, иди уже, сыщик. Дома поговорим.

Я кинул мобильник в карман, цветная тонкая ниточка по совпадению, вела следом за ушедшей вперед командой.

Зверь.

Ветки хлещут и режут. Если бы не густая шерсть и твердая кожа, был бы весь в порезах. Как человек.

Хорошо, что я не человек.

Я продолжаю бежать, все дальше уводя преследователей от нее.

Когда те отстают, я останавливаюсь, чтобы дать им возможность сократить расстояние, они должны идти только за мной, не за ней.

Но я не дам им себя поймать. Только уведу подальше от Темной горы, от нашего дома.

Очередная передышка, смотрю в ночное небо. Две звезды, все так же указывают путь и вселяют надежду. Значит, все будет хорошо…

Вот люди снова появляются, слышу их голоса. Снова бежать.

Ветки, деревья, болотистая мягкая земля под ногами.

Это хорошо. Ведь люди не так хорошо видят в темноте, я это знаю, столько раз спасался от них, заводя в болото, в непролазные дебри.

Уверен, что и в этот раз получится так, как надо.

Но неожиданно громкий хлопок, пронесшийся эхом в лесной тишине, оглушил болью в плече.

Что это такое? Что со мной?

Ноги становятся вялыми и неподатливыми. Они перестают слушаться меня. Хотя я еще полон сил, до утра могу гонять людей по лесу и потом незаметно, запутав следы, скрыться, растворившись как тень между деревьев. Я бы проскользнул мышкой мимо них, и они бы даже не услышали моих мягких шагов, не увидели бы гигантское лохматое тело, проскользнувшее мимо них как ветерок.

Колени подгибаются, я как бревно завалился вперед. Даже руки, вытянутые для встречи с землей, не уменьшают удара.

Последняя надежда, что меня не заметят в темноте, улетучилась, когда я услышал голоса людей рядом, увидел прыгающие лучи света между деревьями и, наконец, почуял их запах.

Это люди как-то сделали меня слабым, это они…

Мысли тоже стали вялыми и сонными.

В последний момент я поднял тяжелый взгляд в небо.

Одна звезда. Только одна. Вторую затянуло черными тучами.

Неужели и ее тоже поймали?

Или это моя звезда под тучами?

В последний миг, мутнеющим взглядом, я увидел лучи света, скачущие меж ближайших деревьев.

Голоса все ближе.

Значит, это все-таки моя звезда за тучами.

Тело не слушалось, туман закрыл глаза, вспышки света погасли, голоса стихли…

Встряхиваясь ото сна, я открыл глаза.

Опять этот сон. Короткий, страшный сон, где я один и она одна. Мы разлучены людьми. Может, навсегда.

Нет! Гнать эти мысли от себя! Гнать!

Я найду ее, вернусь к ней, чего бы это мне не стоило. Смог же сбежать из железного плена! И сейчас я в лесу, а здесь я главный. И мне не нужно останавливаться, больше я такой ошибки не совершу!

Энергия земли, впитанная за время тревожного забытья, придала мне сил. И еще у меня окрепла надежда.

Прежде чем встать, я прислушался.

Шорох. За стеной. Их несколько.

Сквозь щели в досках вижу промелькнувшую тень. Она скользит к дверям. Через миг тихий скребущий звук. Пытается открыть?

Медленно, стараясь издавать меньше шума, я поднялся.

Широко шагая, подошел к двери. За ней замерли, принюхиваются. Слышится негромкий рык. Другие тени подходят к нему.

Они думают, что я чуть живой, поэтому набрались смелости напасть?

Но не тут-то было. Я еще могу постоять за себя!

Сильным рывком я распахнул дверь.

Визг сопровождает удар. Одна тварь отлетает к кустам, с воем отскакивает за них. Другие тени, поджав хвосты, рассыпаются по сторонам.

Я сделал рывок к ошарашенной ударом твари, но та быстро вскакивает и исчезает за кустами, повизгивая от страха.

Я зарычал, когтями разодрал ветки куста, отбросил их в сторону беглеца.

Некоторое время стою, прислушиваюсь.

Они затаились, они дрожат от страха, но их души еще полны надеждой, а желудки сжимает голод. Они не оставят меня.

Ну, это мы еще посмотрим.

Еще раз рыкнув для острастки, я обошел строение и скрылся за деревьями.

Ночь приближается. Под холмом, вдалеке видны огни поселения людей, даже отсюда я чую их запах. Запах пищи, а значит запах силы…

Только сейчас я почувствовал, насколько оголодал.

Голоден так, что съел бы что угодно, хоть одну из этих тварей, что пытались стаей напасть на него. Но бежать за ними бесполезно. Не хватит сил.

Какие же бедные эти леса на мясо.

И как много здесь людей…

Глава 12

Глава 12

Ник.

Солнце медленно, но неотвратимо садилось за ближайшие холмы. Заметно холодало. А мы только подошли к трассе.

— Вот здесь он лежал, — сказал я, указал на примятую траву у дороги.

Сообщение.

Объект находился в данном месте 4 часа 25 минут назад.

Направление движения юго-запад. Ориентир — поселок Таборы.

Общее состояние объекта среднее.

— И зачем он это делал? — спросил Иван.

Я опустил ладонь на огромный трафарет, прислушался к своим ощущениям.

— Он боялся, — сказал я.

— Боялся? — усмехнулся Лузин. — Чего ему бояться, такому здоровому? Он сам кого угодно напугает!

— Уже напугал, — добавил Иван. — Слышали про собрание в Шерье сегодня утром?

— Ну, слышали, и что там с этим собранием? — спросил я.

— Да так, горстка придурков решила на фоне побега дикого человека организовать что-то вроде партии униженных и оскорбленных. А из этого алкаша, которого загрыз монстр, вообще сделали национального героя. Обхохочешься!

— Во-первых, не загрыз, а покусал, — сказал я мрачно. Ситуация выходит из-под контроля, и мне это не нравиться. Не надо обладать сверхинтуицией, чтобы понять, что нас ждали впереди неприятности.

— А я вообще считаю, что ничего смешного в этом нет, — вставил Лузин. — Люди напуганы, а страх — это мощная сила.

— Да ладно вам, — сказал Иван. — Что вы на меня накинулись? Я что ли эту кашу заварил?

Он кинул на меня взгляд, который я почувствовал спиной.

— И как ее расхлебаем, тоже от меня не зависит, — добавил он вполголоса.

Разговор прервался, повиснув в воздухе как холодный утренний туман.

Мы все на взводе. Все устали. Я хочу покончить с этим побыстрее, но что тут от меня зависит? Все, что в этот раз мне дано, это видеть энергетический след гиганта. Больше ничего, что, как мне кажется, может в этой ситуации помочь. Да и сил, честно говоря, ни на что уже неостается.

— Ну что, мы так и будем стоять тут? — спросил я, перешел пустую дорогу. — Пойдемте дальше. Мы его нагоняем, он где-то уже не далеко. Я надеюсь.

— То есть ты не уверен? — спросил Лузин, догнав меня.

— Не уверен, — честно признался я. — Только одно знаю: чтобы быстрее с этим делом разделаться, нужно идти как можно быстрее и не думать о каких-то там собраниях. Мы делаем свое дело. Стараемся делать как можно лучше, то есть все от нас зависящее, а в остальном… как Бог пошлет.

— Да уж, — сказал Лузин, достал из рюкзака пару фонариков. — На Бога надейся, а сам не плошай.

— Тоже верно.

Фонарь Лузин протянул и мне, но я отказался. Свет только мешал видеть следы. Мы перешли широкий пустырь. До леса около километра.

— Здесь он бежал, — сказал я.

— Да? — спросил Иван, но интереса в его голосе нет. Только сарказм. Он все меньше верил в мои способности.

Что ж, это его право. Наплевать. И не думать об этом.

Думать только о звере.

Через полчаса темнота окончательно накрыла нас своим покрывалом. Сквозь разлапистые ветви елей еще видно сумеречное небо, но между деревьев без фонаря хоть глаз выколи.

Мы спустились с пологого склона холма, пересекли вброд очередную речушку.

И снова в гору.

— Все, я больше не могу, — застонал Иван и театрально упал на землю. — Давайте хоть немного отдохнем, перекусим. С последнего обеда прошло уже четыре часа!

— Вставай, студент, — сказал Лузин, протянул ему руку. — Мы его, может, вот-вот догоним, чего рассиживаться! — Обратился ко мне. — Так ведь, шеф?

— Надеюсь…

— Вот! — сказал Иван писклявым голосом. — Наш шеф не уверен! А я, между прочим, не железный! И вообще не такой тренированный как вы, господа охранники!

— Давайте небольшой перерыв, — сказал я. — Пожрать чего-то еще есть?

— Есть, — сказал радостно Дмитрий. — Т-тушенки еще б-банок пять!

— Так что, может костерок организуем, а? — сказал Лузин.

— Хорошо бы, — Иван заметно повеселел.

— Только если быстро, — сказал я.

— Почему быстро? — возмутился Иван. — И вообще, нас кто-нибудь сменит?

За него ответил вызов рации.

Дмитрий сконфуженно вытащил ее из вещмешка.

— Ч-черт! Я з-забыл, что п-положил ее в м-м-меш-ш-ш-ш…

— Да не волнуйся ты так, — остановил Лузин приступ заикания у Дмитрия. — Дай мне трубу.

— Слушает Лузин… Да, Эдуард Янович… Пока идем, вот небольшой привальчик… Что? А, сейчас посмотрю по карте… на холме мы, три кило до Талицы и примерно столько же до Груней… Что? Полом?.. Да, вижу… Хорошо, сейчас.

Он протянул мне рацию.

— Слушаю, Эдуард Янович, — ответил я, отставив банку.

— Никита, — услышал я с трудом узнаваемый от волнения голос профессора. — Дождались!

— В чем дело?

— В чем дело, спрашиваете?! У нас второе нападение! Опять ваш питомец полакомился!

— Он вообще-то не мой питомец, а ваш, Эдуард…

— Теперь и ваш, раз вы взялись его поймать!

Он на миг замолк, говорил с кем-то в сторону.

— Те же симптомы, — продолжил он, — только теперь он наелся от души! Выдрал столько внутренностей, что мне на месяц бы хватило, если бы я это ел!

— Что? У кого? — спросил я.

Он рассказал мне про найденный труп бабки из деревни Полом, углубляясь в детали ее «повреждений».

— Что же вы хотите? — спросил я, пытаясь прервать его натуралистические подробности. Свободной рукой я жестом попросил Лузина показать карту. — До Полома километров пять! И это опять же в другую сторону! Следы же ведут прямо на юг…

Профессор упорно настаивал на том, чтобы мы «прямо сейчас бежали» в Полом, чтобы уже оттуда по горячим следам искать монстра-людоеда.

— Эдуард Янович, — прервал я его начальственную тираду. — Чтобы не получилось как вчера, я пойду по следу, который вижу, а не который вы пытаетесь мне навязать!

— Никита Алексеевич! Вы помните, что мы должны поймать его до утра?

— Я помню это, профессор. Мы за сегодня отмахали больше вчерашнего в три раза!

— Вы не…

— Послушайте меня! Мы может быть уже где-то у него на хвосте, потому что он днем не ходит, только ночью. Мы где-то рядом, вот-вот нагоним…

— Да как вы не поймете! — кричал в рацию Запольский. — Он был в Поломе около часа назад! Куда он пойдет потом? Надо отсюда идти, пока след еще… как это сказать… горячий!

— Давайте так, — сказал я. — Люди устали, я согласен. Им нужна замена.

— А вам?

— Мне нет. Я еще могу идти. И пока я иду, я буду преследовать его. Пусть даже один.

— Я с вами, — сказал Лузин, подойдя ко мне.

— Я т-тоже, — добавил вскочивший Дмитрий.

— А я? — спросил Иван. — Меня что, одного оставляете? Я один в Полом не пойду!

— Хорошо, — сказал Лузин. — Дмитрий, ты пойдешь с ним.

— Но я не… — Начал возражать он. — Мне тоже надо…

— Нет. Я сказал, — оборвал Лузин.

— Ну, так-то лучше! — довольный Иван поднялся. — Бери, Дима, тушенку. По дороге съедим. Не голодными же идти!

Дима спешно собрал мешок, недовольно ворча, побежал следом за ассистентом.

— Рацию оставь, балда! — крикнул вслед ему Лузин.

— Ну что, шеф? — спросил он, когда последний шорох удаляющихся ног стих за деревьями. — Мы тоже на ходу поедим?

— На ходу, — сказал я, посмотрел через просеку в другую сторону.

Что-то меня тревожило. И это что-то было совсем рядом.

Сконцентрировавшись на зрении, увидел буквально в ста метрах от нас, за деревьями, мощный энергетический сгусток — очередная дневная стоянка гиганта. льный.

довать его. отому что он днем не ходит, только ночью. мне навязать!

там собраниях.

— В заброшенном сарае перекусим, — сказал Лузину, с интересом наблюдая, как менялось выражение его лица.

— Где? — спросил он.

— Вон там, — указал я вдоль деревьев, — недалеко.

И первый ступил на темную просеку.

Через пару минут мы были на месте.

Толкнул скрипящую дверь, осветил небольшое помещение фонариком.

Через плечо мне свесился ствол ружья.

— Господи, Виктор! — сказал я, спешно отодвинувшись от ружья.

— А вдруг он еще здесь!? — прошептал Лузин.

— Нет его здесь! — под испуганным взглядом Виктора я прошел в сарай, лучом фонаря осветил все углы небольшого строения. — Неужели бы я не почувствовал?

— Откуда я знаю, — обиженно сказал он, опустил ствол вниз. — Осторожность не помешает.

Я покачал головой, прошел к месту, где гигант отдыхал.

Синяя системная надпись возникла перед глазами.

Сообщение.

Объект находился в данном месте 1 час 33 минуты.

Объект убыл 1 час 15 минут назад.

Точное местоположение определить невозможно.

Ваш уровень поднялся до высокого.

У Вас есть возможность использовать навык Всевидение.

Ярко-синий контур, будто затухающие в костре угли, излучал свет недавно лежавшего тела.

— Вот здесь он спал, — сказал я и навел луч на примятые коробки.

— Блин! — вздрогнул Лузин. Не надо особого зрения, чтобы увидеть контур огромного тела, оставленный на куче мусора.

— А чего здесь так воняет? — спросил он. — Это его запах такой?

— Его, родного. Ну, может, он пометил тут заодно территорию.

— Чего? — Виктор подобрался, посветил себе под ноги, словно боясь, что вот наступит на огромную кучу, оставленную гигантом.

— Да я пошутил, — улыбнулся я, пошел по следам к выходу. — Ты давай, разложись пока, тушенку подогрей, а я гляну, куда он пошел.

Лузин поставил фонарь лучом вверх, положил ружье рядом под руку. Не переставая озираться, развязал вещмешок.

— Пошутил, — пробормотал он, давя улыбку на губах. — Нашел время шутить. Меня чуть Кондратий не хватил…

Я видел следы, ведущие в сарай, но следы, которые выходят, обнаружил не сразу. Гигант будто прыгал. Следующий его шаг я увидел лишь у кустов, в трех метрах от дверей сарая.

Он специально так прыгал, чтобы следы спутать?

Нет, здесь что-то другое.

Я прикрыл глаза, силой мысли включил навык Всевидение, что бы это не значило.

Через несколько секунд открыл и… замер от обилия красочных линий. Палитра дорожек мерцает вокруг как паутина, переливаясь от слепяще-белого до черно-фиолетового. Это энергетические следы всех животных, насекомых и даже растений, бывавших здесь за последнее время или, как в случае с растениями, еще присутствующих.

Ошарашенный таким сказочным зрелищем, я не сразу услышал дребезжание мобильника в кармане.

— Ты чего мне не звонишь? — спросил Глеб. — Уже стемнело. Где вы?

— Слушай, дружище, — ответил я, не отрываясь глядя на представшую передо мной цветастую паутину. — Приезжай где-нибудь через часик в Груни. Мы недалеко. Следы ведут в ту сторону.

— Груни? — удивился Глеб. — Это где дурдом что ли? Ничего себе вас занесло! А как же психи?

— Не бойся, они, наверное, уже спать будут. Да и что они тебе сделают?

— Мне-то ничего, я их одной левой… а вот вы?

— Да мы за своих сойдем, не заметят! — усмехнулся я. — Ладно, пошутили и будет. Так что, приедешь? Твоя помощь нужна будет скоро, надеюсь.

— Конечно! Не вопрос! Уже лечу!

* * *

Профессор отключил рацию, повернулся к охранникам.

— Что же теперь делать? — спросил он, глядя сквозь них потухшим взглядом. — Теперь точно ментов понаедет. Уж будьте спокойны. С собаками и автоматами. Елки-моталки!

Он сел на лавку возле дома, сокрушенно сжал голову руками. Мысли бегали и путались.

Надо просто взять управление и контроль в свои руки. Пусть будут менты, раз уж это неизбежно, но только чтобы они делали то, что ему надо и как ему надо.

Он встал, стал нервно ходить вдоль лавки под недоумевающими взглядами охранников. Слова потоком выплескивались из профессора.

— И что дальше? Ну, приедут они, собаки возьмут след… если тут есть этот самый чертов след. Не даром же Никита продолжает идти за ним в одиночку. Может, он знает что-то, чего мы не знаем? Может, видит он больше, чем мы, менты и их собаки вместе взятые?

Он остановился, в темноте колючий взгляд впился в Антона двумя искрящимися лучами. Охранник, вздрогнув, отвел взгляд, не в силах выносить их мучительное жжение.

— А… — медленно продолжил Запольский, голос упал до шепота. — А что, если мой эксперимент удался?

Глаза его вспыхнули.

Коротков на миг задумался: о чем это толкует чокнутый профессор? О каком таком эксперименте?

Но восторженное ликование одного и тупое непонимание другого прервал звонок мобильного. И оба знали, кто это звонил, хотя так боялись этого полуночного звонка.

Профессор осторожно взял трубку, нажал кнопку приема, медленно поднес к уху. Взгляд его тут же угас. Антон невольно зажмурился, когда услышал громоподобные вопли, отошел на шаг.

Запольский нервно сглотнул, повернулся к лесу, тихо ответил.

— Я слушаю…

— Нет, это я вас слушаю, Эдуард как вас там!

Запольский молчал.

— Что, допрыгались!? Я вас предупреждал! Мои ребята подняты по тревоге! С собаками! Уж мы его живо отыщем, без ваших телепатов! Вы слышите меня, или я кому!?

— Я слышу, Александр Михайлович…

— Хорошо, что еще слышите! А про собрание вы тоже слышали?

— Собрание? Ах, да…

— Ну и что вы на это скажете? Нам еще всеобщего бунта не хватало! Паники среди населения! Народ же у нас суеверный, горячий, если как следует расшевелить его! А эти ребятки, похоже, знают на какую мозоль наступить, чтобы зубы заболели! Вы улавливаете мою мысль, профессор?

— Да, кажется…

— Ну так вот, — голос немного успокоился. — Договор наш, как вы понимаете, отменяется. Я беру все под личный контроль.

— А как же я? Мы? Я хотел бы попросить…

— Что вы еще можете просить? И так уже дел нагородили, хоть огород загораживай!

— Только одно. Присутствовать как консультант. Все-таки это не просто какой-то там…

— Ладно, — голос опустился до снисходительности. — Но только не соваться никуда, пока не спросят! Теперь за дело берутся профессионалы!

Коротков слышал каждое слово, поэтому сейчас смотрел в другую сторону, чтобы не нарваться на разъяренного, побледневшего профессора.

Запольский шумно выдохнул, плюхнулся на лавку.

— Вот, — пробормотал он, — кажется мы и приехали.

Ник.

— Ну что, идем дальше? — спросил я, вытирая жирные руки скомканным пучком сена.

— Идем, — ответил Лузин. — Только куда?

— Увидим, — сказал я как можно более оптимистично, хотя особых причин для этого я не видел. Меня беспокоило, что последние километры я «видел» контуры зверя все хуже и хуже. И дело не в моей потере «зрения». Дело в самом гиганте. Каким-то образом ему удается маскироваться, затушевывать и прятать от меня свои следы. Я же прекрасно вижу следы других животных, даже очень маленьких. Но этого почти трехметрового лохматого монстра различаю в паутине следов едва на четверть, при этом длинными отрезками вообще теряя из вида.

Мы прошли по горе. След свернул к деревне, как я и предполагал.

Лес обдал ночной прохладой, не удивительно, ведь уже давно за полночь.

Среди черных деревьев мельтешил лишь испуганный луч фонарика Лузина. А мне свет сейчас был не нужен. Я обратил внимание, что в темноте светящийся след гиганта виден лучше. Он и освещал частично мне дорогу. А когда он пропадал, я включаю свое «ночное видение». Как у кошек, думаю. Или как у армейских приборов ночного видения. Даже не знаю с чем сравнить, потому что никогда до этого таким способом не пользовался.

Иногда след обрывался так неожиданно, что я останавливался в кромешной темноте. Лузин испуганно озирался, держа наготове ружье, дышал нервно, шумно. Но гробовая тишина ночного леса не подавала признаков опасности. Словно все вокруг замирало при нашем присутствии, лишний раз маскируя своих братьев — лесных жителей, к которым, кстати, и наш гигант тоже относился в большей степени. Это неимоверно усложняло работу по его преследованию.

— Что, опять потерял? — спросил Виктор при очередной, шестой, остановке за последние полчаса.

— Опять, — ответил я. — Не нравится мне все это.

— Что именно?

— Что вот так запросто он словно сквозь землю проваливается. Или он уже как Тарзан по верхушкам деревьев перепрыгивает.

— А, может, он так и делает? — совершенно серьезно сказал Лузин.

— Скорее нет, чем да, — сказал я. — Хотя нельзя исключать и такого варианта.

Лузин округлил глаза, яркий луч фонарика ослепил. Я закрылся ладонью.

— Да не свети ты мне в шары, ради Бога!

— Ой, извини… просто ты так говоришь…

— Как я говорю? Я лишь хочу сказать, что ни ты, ни я не знаем, чего ждать от этого… волосатого пройдохи!

— Пройдохи?

— Ну, а как его еще назвать? Действия его не логичные, потому что идет он совсем не туда, куда должен бы. Путает следы каким-то непонятным способом, местами вообще просто исчезая из вида. Как будто понимает или чувствует, что именно по этим следам мы его и выслеживаем. Делает непонятные маневры, чтобы на кого-нибудь напасть… хотя в последнем я до конца не уверен.

— А в чем ты уверен? Чего нам еще ждать?

— Знаешь, ни в чем я не уверен.

— Как?

— А вот так! — повторил я. — Потому что сам сталкиваюсь с подобным впервые. А ведь этот вид никто никогда толком не изучал, до конца его способности и возможности тоже никто не знает. Так ведь?

— Да… — неуверенно качал головой Виктор. — Хотя профессор что-то к его голове прикреплял, какие-то электроды, что-то изучал под микроскопом, но, сам понимаешь, нас до этих дел никто не допускал, не наша это работа. Даже наоборот, мы подписали бумаги о неразглашении.

— Понятно это все, — сказал я. — Это мне и не нравится. Надо с профессором на эту тему поговорить. С пристрастием.

— То есть как? Пытать что ли?

— Зачем пытать. Просканировать его мысли и память. Даже так, что и он ничего не почувствует.

— А чего ты раньше этого не сделал?

— А кто знал, что он не будет до конца откровенным? Хотя это в его же интересах! Я считал, что он рассказал и показал нам все, что самому известно. Мы бы и зверя этого, возможно, быстрее тогда поймали!

— Может, ему тоже нельзя все разглашать…

— Да, только вот ты объясни это теперь той вдове с детьми, если мужик не выжил, возможно еще и родственникам бабульки! Хотя это тоже не факт, что зверь сделал. Все это подозрительно на подставу походит.

— Все верно, Никита, — согласился Лузин. — Что теперь-то об этом. Искать надо быстрее его, чтобы не натворил еще чего похуже. Если это он, конечно.

— Да, — сказал я, вздохнул, поднялся неохотно с земли. — Будем делать свое дело. И делать как можно оперативнее. Ты как, не сильно устал?

— Ну, есть немного, — Лузин размял затекшие ноги, подавил зевоту. — Но пока идти могу.

— Тогда вперед! — я отодвинул лохматую еловуюветку, указал под гору. — Вот и Груни уже виднеются, там подумаем, что делать дальше.

Глава 13

Зверь.

От голода и усталости подгибались ноги и перед глазами все плыло. Но нужно идти, нужно идти — сверлила сознание фраза.

Я все чаще останавливался, касался земли и деревьев большими ладонями, чтобы впитать частичку силы щедрой природы-матери. Но и она не всесильна. Лишь духовной силой она полна без меры, а бренное тело накормить не в ее власти.

А мне хотя бы и этого. Лишь бы цель была в ясности, не рушилось стремление дойти до дома родного, не сморил бы под сенью чужих лесов сон мутнеющего разума.

В очередной раз прильнув разгоряченным низким лбом к стволу березы, широко обхватив узкое деревце мохнатыми ладонями, прислушался к звукам и запахам леса. Далеко в ночной темноте ползут по следу за ним лохматые тени. Небольшие, но много их и зла хватило бы на сотню таких как я.

А людей нет.

Может, отстали, наконец. Или обман какой задумали, засаду или еще что, чего и придумать даже не могу. Люди ведь они такие — слабые, но хитрые, злые.

Теперь я знаю о людях гораздо больше, чем раньше. И чувствую тоже. И не нравится мне это. Ни к чему оно было раньше, ни к чему и дальше. Жить среди людей я не собираюсь, разум их чужд. Не правильно они живут. Не ценят то, что вокруг них, лишь о себе думают, как бы себе только жизнь облегчить. И вот этого особенно я не понимаю в них. Ведь Земля, Природа не прощает такого варварства, и поставит она на место этих выскочек. Когда-нибудь все равно увидят они всю справедливую силу и гнев Земли-матери обращенную на не в меру расшалившихся детей своих.

Шорох листьев пробуждает от забытья. Я не заметил, как с мыслями глаза закрылись, ноги медленно подогнулись и, обессиленный, упал я на мягкий ковер. Сейчас же обостренное чутье среди тысяч шумов и шорохов смогло различить тот, что представляет опасность.

Преследователи, жаждущие моей крови, опять рядом. Я почти слышу их смердящее дыхание, вижу голодные горящие глаза. Они чуют, что добыча ослабла.

Я тяжело поднялся, цепляясь когтями за дерево, распрямил спину.

Повел носом по сторонам, уловил легкий запах чужаков. Сколько их, пока не понятно, но больше двух, точно.

Я перешел к другому дереву, остановился.

Неужели это все? Если я поддамся, покажу слабость или страх, они меня одолеют. Даже, если сил у меня еще много, больше, чем у них, страх, который они почуют, придаст им отваги и уверенности. А меня, наоборот, сделает слабее.

Ну уж нет!

Собрать всю силу в огромный кулак, до хруста в суставах, и продолжить свой путь.

Следующее дерево, куст, прыжок через овраг. Ноги скользят. Руки цепляются за траву и молодую поросль. Холодная лужа, шлепки, хлюпанье. И снова наверх, раздирая когтями влажную землю, вырывая с корешками юные деревца, кусты. Дыхание сбивается, глаза почти ничего не различают, только контуры. Черные столбы деревьев, качающие лапами на фоне серого и влажного неба.

И ни одной звезды.

Несколько капель падают с веток. Дождь.

Два светящихся глаза передо мной.

Рычание.

От неожиданности я чуть не свалился обратно в сырой овраг.

Они уже здесь! Они настигли меня!

Справа вспыхивает еще пара глаз, приближается.

Я зарычал в ответ. Мой рык, больше похожий на рев, отпугивает ближнего волка, тот делает шаг назад, но ответное рычание справа и слева вдохновляют его. Волк не намерен упускать удобный момент. Вот она — глотка добычи, рядом. Один рывок и…

Но не тут-то было!

Я опять полон сил для битвы!

Я выпрыгнул из ямы, выдрав одной рукой влажный рассыпающийся клок земли, а второй вцепился в гриву не ожидающему такого проворства волку. Визг разрезает воздух как кнут. Но другие волки уже рядом, уже в прыжке.

Резкая жгучая боль пронзает правую ногу. Шипы клыков вгрызаются в плоть, углубляясь в ткани, к живительной и горячей влаге.

Стиснув зубы, я отбросил первую жертву, хлестким движением впечатал когти в хребет второго волка, заставляя того ослабить хватку. Одновременно развернул корпус и локтем другой руки отбился от третьего, застав его в полете. Хруст ломающейся челюсти приглушает жалобный визг и стон расползающихся по кустам тварей. Я поднял ногу и всем весом наступил на уползающего волка, который имел наглость вцепиться в меня своими жалкими клыками. Дрожащее лохматое тельце как лягушка растопыривает в стороны лапы, из лопнувшего мешка живота выплескиваются пахучие кишки.

Остальные хищники, плутая и хромая, с приглушенным хрипом скрываются в тени деревьев.

Нет нужды преследовать их. Еще не скоро наберутся они смелости напасть снова.

Да и сил у меня на это нет. Эти несколько секунд боя выжали меня окончательно.

Прогромыхав победный клич, я завалился у своей жертвы, смягчив тяжелое падение вытянутыми руками.

Земля приняла своего сына в теплые материнские объятья, чтобы успокоить и дать сил для следующей борьбы.

Ник.

И без того чуть заметный след зверя, заставивший нас с Лузиным плестись пять километров чуть ли не три часа, и вовсе пропал. Растворился, не доходя до Груней несколько шагов. Я продолжал ходить кругами туда-сюда, но все бесполезно.

В какие-то моменты мне начало казаться, что мы преследуем не какое-то живое существо, а призрак, дух. В этом черном лесу с мириадами энергетических волокон-следов, весь мир кажется большой иллюзией.

Или я просто устал, вымотался донельзя.

Наконец, долгожданный звонок Глеба завершил мои усталые метания.

— Ну где вас носит, в конце-то концов? — услышал недовольный голос друга.

— Уже идем, — вздохнул я.

— Машину мою найдешь? Я у последнего дома стою, ну, тот, что к лесу. Сейчас вот фарами моргаю.

— Вижу я тебя, вижу. Прямо в шары светишь.

Через минуту мы обнялись, словно не виделись целый год. Глеб хлопал по плечу, улыбаясь и приговаривая.

— Живой! — заглянул в лицо. — Исхудал только, бродяга! Недоедал поди все это время?

— Брось издеваться, — оттолкнул его, забрался следом за Лузиным в машину, с удовольствием откинул голову на мягкий подголовник, вытянул ноги.

— Ну что, охотники, рассказывайте, — веселье Глеба нисколько не поднимало настроения. Скорее даже наоборот.

— Да ничего хорошего я тебе рассказать не могу, — ответил я, прикрыл глаза. — Убежал наш зверь. Будто растворился.

— Как убежал? Опять?

— Да, опять. Не нравиться мне это. И что делать не знаю. То ли это я устал, не вижу ни хрена дальше своего носа, то ли монстр каким-то образом поумнел и следы путает специально.

— Следы путает? — удивился Глеб. — Это как можно… эти, как их, энергетические-то следы путать? Это же тебе не… в общем, ну ты понял.

— Понял я. В том-то все и дело. Даже такие следы путает, гад. Недооценивали мы его, потому что не знаем о нем практически ничего. И профессор молчит, тоже ведь что-то скрывает. Так ведь, Виктор?

— А? — Лузин отозвался сонным голосом с заднего сиденья. — Что говоришь, начальник? Скрывает? Да, есть такое дело. — Он снова вытягивается на сиденье, прикрывает глаза, бормочет все тише. — Он мне с самого начала не понравился. Хитрый, скрытный, компьютеры все на пароль поставил, даже в игрушки парни поиграть не могли.

— Так может тряхнуть его как следует? — предложил Глеб. — Я могу, ты знаешь.

— Нет, давай с этим чуток повременим, — ответил я. — На крайний случай оставим. А для начала съездим в Полом, посмотрим, может на самом деле монстр там был.

— А ты все никак не можешь в это поверить? — сказал Глеб, включил скорость, развернул машину. — Кто же еще может такое наделать? Только чудовище.

— Я согласен, что чудовище. Но не уверен, что именно то, которое мы никак не можем поймать.

Гром даже притормозил, посмотрел на меня большими глазами.

— А он что, не один, что ли? — крикнул на заднее сиденье. — Виктор! Сколько же вы там наловили этих своих кинг-конгов всё-таки?

Виктор пробурчал не вставая.

— Да что ты мелешь, Глеб! Один он. С одним-то справиться не можем, а ты…

Машина плавно объезжает кочки, набирает скорость. С заднего сиденья слышится посапывание. Утомил я старого вояку. Не отрывая взгляда от дороги, Глеб продолжил.

— Какие же тебе еще нужны доказательства? Все, как говорится, на лице.

— Так оно, конечно, но… почему же тогда в прошлый раз я даже ни одним пятнышком его не почуял? Любое прикосновение оставляет след, даже дыхание мельчайшими частичками слюны оседает на тканях одежды и в волосах. А там, ну хоть убей — полный ноль!

— Давай приедем на место, да и приглядишься повнимательней. Что я могу еще тебе предложить?

Глеб зло и отстраненно смотрел на дорогу, тщательно объезжал ямы и ухабы, словно пытаясь отвлечь себя от других мыслей.

Я лишь мельком кинул на него внимательный взгляд, как все понял.

— Что у тебя со Светкой? — спросил осторожно.

— Как догадался? — удивленно вскинул глаза Глеб. — Хотя чего это я, понятно как!

— Да я лишь самую малость…

— Да ладно, не оправдывайся, — улыбнулся он. — Я и не обижаюсь. Я сам хотел поговорить, да подумал, что у тебя и без меня проблем хватает. Чего, думаю, еще со своими мелочами к тебе полезу. Сам разберусь…

— Ты не темни, а говори. Поругались опять?

— Да, есть такое дело. Чуть-чуть.

— Так «чуть-чуть», что она ушла к матери вся в слезах?

— Слушай! — воскликнул Глеб. — Чего я тебе тут буду рассказывать, если ты сам все знаешь!

— Да не все я знаю, перестань. И копаться в твоей голове у меня, честно сказать, нет ни сил, ни желания. Это я так, чтобы избавить тебя от ненужной болтовни. И дело даже не в моих способностях, у тебя же на лице все написано! Так что говори сразу и по делу.

Глеб прокашлялся, качнул головой, нервная ухмылка сползла с лица.

До Полома от Груней всего-то километра два, поэтому огни деревни уже показались вдали. Глеб остановил машину, прижавшись к обочине, кинул взгляд на заднее сиденье — Лузин сопел, неловко свернувшись в позе зародыша.

— Ладно, — сказал Глеб, вздохнул. Мы оба смотрели перед собой, может даже на один и тот же одинокий желтый фонарь вдалеке, на краю деревни. — Тем более что и поговорить-то мне не с кем, не поймут. А ты… мы с тобой это прошли, поэтому…

Он запнулся, но, собравшись с мыслями, продолжил.

— Короче, не получается у меня с ней. Да и вообще с людьми как-то не везет последнее время. В смысле поговорить. Как-то психологически тяжело на душе. Не понимают они меня, а я их. Что-то будто изменилось у меня внутри. Заноза словно какая засела после… вируса. И зудит, зудит…

— Вируса? — спросил я, повернувшись, — при чем здесь вирус? Прошло ведь уже…

— В том-то и дело, что все это время она и мучает меня.

— Кто она?

— Не знаю. Мысль. Или, может, идея. Черт ее знает, как это называется. Короче, суть в том, как я это понимаю, что вирус этот космический, поменял во мне что-то внутри. Я, а точнее, во мне, будто другой человек поселился. И он все как-то по-другому мне все говорит. Даже не говорит иногда, а возражает, или, еще того хуже — настаивает.

— На чем настаивает? — становилось все интереснее.

— Ну, что тут не так надо делать, здесь не о том думать. Не знаю, как объяснить, — он махнул рукой, усмехнулся. — Короче, психушка по мне плачет, наверное. Только у психов в голове еще кто-то заводится!

— Ты подожди, — сказал я, озадачило его неожиданное признание. — А что конкретно он тебе говорит?

— Конкретно? — он посмотрел на меня, проверяя — не смеюсь ли я, развел руками. — Даже не знаю. Например, он всегда обостряет внимание на несправедливости человека к животным, к природе вообще. Я и раньше-то не особо жаловал людей, знаешь ведь. А сейчас это равнодушное игнорирование стало переходить будто на какой-то другой уровень.

Я все больше округлял глаза, он это заметил, засмеялся.

— Заметил, я даже говорить стал по-другому. Это тоже от него. Он и книжки читать заставляет необычные. Где больше о природе и о вреде человека.

— Так он тебя еще и заставляет? Это уже близко к раздвоению личности…

— А мне что, думаешь, приятно это что ли?! Хотя, с другой стороны, слушаю его и в большинстве случаев соглашаюсь.

— Соглашаешься в чем?

— Ну, что люди, вообще цивилизация человеческая, как зараза какая-то, расползлась по планете за каких-то пять тысяч лет, все загадила — реки, воздух, леса вырубила, животных поубивала. Ну и все в таком духе. Ты не согласен?

Я некоторое время молча смотрел на него, не зная, что сказать. В голове бродила куча мыслей, но связать в единую картинку не получалось. Устал. Все-таки и я не супермен, тоже нужен иногда отдых.

— По общей позиции, — сказал я, подбирая слова. — Я согласен. Что люди слишком уж расхозяйничались. И звери, и воздух, все остальное. Только вот… это и есть причина, по которой ты со Светкой и вообще со всеми остальными?…

— Знаешь, так ведь все одно к одному, — сказал он. — Мы с ней спорим, она меня не понимает. А меня не устраивает ее позиция — что человек, типа, венец природы, ее лучшее детище и пик развития жизни на Земле. Я считаю, что все это полная херня! Никакой он не венец! Он такое же животное, как и все остальные, только чуть умнее и говорить может. А ум свой направляет как раз на то, чтобы себе лучше сделать, а не всем остальным. Ведь только о себе думает, разве не так? Ему на других наплевать! Он только пользуется всем, ничего не давая взамен!

— Ладно, ты успокойся, — сказал я, хлопнул его по плечу.

— Да я спокоен, Ник, — он улыбнулся, включил передачу, машина плавно выехала на дорогу. — Душа у меня болит последнее время. Может, тот кто внутри меня сидит — всего лишь мой внутренний голос, такой же как у всех. Только говорит он о том, о чем обычный человек даже и не задумывается. Как же думать о себе, любимом, что на самом деле ты — зараза и вирус на теле Земли?!

Машина въехала в Полом, тусклый желтый фонарь остался позади.

Глеб подрулил к неприметному домику, остановил машину. Поворачивает ко мне серьезный и немного грустный взгляд.

— Знаешь, Ник, я вот когда думаю об этом, то человеком быть не хочу. Не хочу относиться к этому виду. Лучше уж быть таким вот диким лесным монстром, которого ты ловишь. И людей, которых он убивает ради пропитания, почти не жалко. Так сказать, естественный отбор. Уж извини. Но как-то так.

Я не стал ему возражать. Слишком шокирующими выглядят его новые идеи. Но у него, сколько я его знаю, они не первые и, наверняка, не последние.

А Глеб, как ни в чем не бывало, подмигнул мне, улыбнулся и вышел из машины. В салон ворвался еще холодный и сырой предутренний воздух. Лузин заворочался во сне. Пусть еще поспит, думаю и, зябко вздрогнув, выел следом за Глебом.

— Пойдем, — сказал он, двинувшись к домику, потягиваясь и разминая на ходу конечности. — Профессор там сидел, ментов ждал. Наверное, уже приехали блюстители.

Маленький домик встретил нас тусклым светом настольной лампы и тихим всхлипыванием. За столом сидел профессор, старательно записывая что-то в тетрадь. Напротив него Антон усиленно боролся со сном. Плач доносился из глубины темной комнатки за шторкой.

— А вот и наши следопыты явились! — воскликнул Запольский, оторвавшись от записей и глядя на нас из-под круглых очков. — Все-таки следы ведут сюда, Никита? Или вы так, в гости по пути заехали?

— И вам доброй ночи, профессор, — сказал я, подошел к столу. Профессор прикрыл тетрадь, вложив ручку.

Антон проснулся, вскочил, но, увидев знакомые лица, успокоился, протянул руку для пожатия.

— Вольно, солдат, — улыбнулся Глеб, показал за шторку, спросил шепотом. — А там кто это?

— Там подруга пострадавшей, — ответил Запольский, — все никак в себя прийти не может.

— Еще бы, — вставил Антон, поправляя ежик на голове и устраиваясь на стуле у стены, — такое увидеть.

— Да, картинка не из приятных, — сказал профессор, открыл тетрадь, еще черкнул что-то. — Желаете осмотреть?

— Да, в общем за этим и приехали, — сказал я. — Где он… или оно?

— Оно? — Запольский улыбнулся. — А, в смысле «тело»! Пойдемте. Оно еще там, где его нашли. — Он бодро встал, накинул курточку, зашагал к выходу. — Хотя телом его тоже трудно назвать. Скорее это теперь «они».

— А «они» — это тогда кто? — спросил Глеб.

— «Они», — небрежно сказал Запольский, — это значит останки.

Глеб открыл рот, у меня вспотело подмышками. Только Антон никак не отреагировал, лишь крикнул сонно, когда мы были в сенях.

— А мне что делать, профессор?

— Оставайся пока здесь, — бросил профессор, — мало ли что с этой… бабулькой может случиться. Пригляди за ней.

Мы вышли за ворота, заспешили за профессорским фонариком по улице. Глеб оглянулся назад на свою машину.

— А это далеко, профессор? — спросил он.

— Да нет, уже пришли, — ответил Запольский, показал лучом на дом напротив.

Ворота этого дома настежь. Мы прошли через двор, у крыльца встретили серого на лицо Дмитрия.

— Мне еще д-долго здесь стоять, Эдуард Янович? — с мольбой в голосе пробормотал он.

— Думаю, что нет, — небрежно бросил он, — что нам еще здесь делать?

Он провел нас через двор, огород. В конце участка толкнул скрипящую калитку и перед нами открылась небольшая полянка. Ближе к лесу стояли двое в форме, негромко переругивались. Один в гражданском, присев в сторонке с фонариком в зубах, рылся в блестящем чемоданчике.

— Вы, товарищи, кто? — спросила появившаяся в свете фонаря большая недовольная морда.

— Это со мной, — ответил профессор, не глядя на него, — специалисты из лаборатории.

— Тогда ладно, — сделала одолжение морда, — только ничего не трогайте.

— Вот, смотрите, — сказал профессор, подойдя к телу, небрежно откинул пропитавшееся кровью покрывало. — Те же самые порезы, только, как видите, усугубленные рваными ранами.

— Во, черт! — пробормотал Глеб. — Это что такое вообще?

— Это — то, что осталось от бабки, — беспристрастно сказал Запольский. — А вот это — от козы.

— Фу, мать твою, — выругался Глеб, зажал нос и отошел. — Воняет-то как…

— Ну что, видите что-то? — спросил меня профессор, глаза его при свете фонаря блестели, как у кошки. Или мне показалось?

Глава 14

Ник.

Прежде чем подойти ближе, я отключил рецепторы запаха, чтобы не отвлекали. Потом запросил информацию у Системы.

Сообщение.

Объект Зверь в данном месте отсутствовал.

Но я на всякий случай еще включил Всевидение. Миг — и все осветилось цветной паутиной. Линий не очень много, все-таки это не лес, животных мало, поэтому долго выяснять не пришлось. Нет его. И не было. Права Система, надо ей больше доверять. Но, черт возьми, как такое может быть? Не может же зверь как-то обманывать Систему?

— Ничего нет, — ответил за меня профессор. В голосе слышно безмерное разочарование. Только не понятно — из-за меня, или из-за зверя?

Он развернулся и, светя себе под ноги, молча удалился прочь. Мы с Глебом пошли следом. Морда в форме что-то фыркнула нам в спины, брезгливо накрыла останки задубевшим от крови покрывалом.

Во дворе было пусто.

Может, что-то прояснит рассказ соседки?

— Ждите меня здесь, — сказал я и поднялся на крыльцо в домик.

Прошел мимо скучающего Антона, заглянул в другую комнатку.

Старушка сидела у окна и большими опухшими глазами смотрела в темноту.

— Как вас зовут? — спросил я, присаживаясь напротив.

— Татьяна Макаровна, — ответила старушка, не поворачиваясь.

— Расскажите мне, что случилось. Что вы видели, слышали.

— Так я уже все рассказала, — ответила старушка, повернулась ко мне. Удивленно подняла брови. — А тебе зачем?

— Мы охотимся за этим зверем. Я чувствую, что это не он. Но не могу понять кто.

— Опять протокол будете писать? — спросила она, вздохнула.

— Нет, просто расскажите. Ничего писать не надо.

Татьяна Макаровна посмотрела на меня грустными уставшими глазами, снова тяжело вздохнула, но посмотрела мне в глаза и начала рассказ.

— Темнеть начало, а соседка должна была ко мне прийти, забыла, думаю, что ли? Пойду, думаю, сама к ней схожу. Может, случилось чего. Вышла, а там дождь заморосил. Ох, и устроила ты мне, думаю, Михайловна, сама-то небось сидит дома да чаёк попивает с малиной. Договорились же, что придет ко мне, так нет. Даже не ёкнет у нее ни в каком месте, зараза. А я ползи тут к ней по грязище такой в темноте. Ну, думаю, приду, устрою разгон! Деревенька Полом у нас небольшая, жилых всего-то дворов пятнадцать. Остальные дома давно брошены, хозяева разъехались кто куда. А в оставшихся в основном досиживают свой век несколько стариков. Мы с Дарьей Михайловной старые подруги. Много лет проводили вечера вместе, помогали и поддерживали друг друга, хотя и ссорились, конечно, иногда тоже, как же старикам без этого. Но все ссоры, по старости, забывались на следующий же день. Я зашла во двор к ней, позвала ее, но в ответ тишина. Да что она, думаю, старая, уснула что ли? Оглядела дом, в окнах света нет, тишина стоит подозрительная. Обычно ее коза Нюрка брехала в сарайке, но и тут тишина. Сердце у меня тогда начало нехорошо так стучать. Не случилось ли чего, в самом деле, подумала. Тут еще накануне сосед про какие-то страсти рассказывал. Что, мол, чудище сбежало из какой-то лаборатории у нас в лесу, людей жрёт почем зря. Прям людоед, не иначе. Напугал меня, старый, дурак. Откуда у нас тут какие-то лаборатории, смех. Подумала, а вдруг правда — ужас. Тогда перекрестилась, помню, а потом про себя посмеялась, что такая чувствительная стала. Хотела с подругой посмеяться вечером над соседом за чашкой чаю. А та вот чего-то и не пришла…

Татьяна Макаровна замолкла, уткнулась в заплаканный платок.

Я положил ей руку на плечо, шепнул.

— Я понимаю, вам это тяжело. Но мне нужно знать подробности, чтобы найти этого изверга. Если не можете говорить дальше, я пойму…

— Могу! — вскинулась старушка. — Найдите этого гада!

— Хорошо, — сказал я, — можете продолжать?

— Да, конечно. Так вот, наощупь я поднялась на крыльцо, толкнула дверь в сени, включила свет, он еще так резанул глаза. Я прикрылась рукой, вошла в дом. Позвала снова Михайловну, но в ответ тишина. Я зашла в дом, только кошка ее там замяукала где-то сверху…

Я перебил слишком подробный рассказ старушки.

— Вы дальше расскажите, когда нашли вашу подругу. Пожалуйста.

Старушка посмотрела на меня с укором, но кивнула.

— Ладно. Значит, дальше. Раз хозяйки дома нет, значит, Нюрка опять у нее сбежала, зараза. А она, слепая, пошла ее искать, ходит, думаю, старая дура, по поляне. Ну, и я пошла из дому, думаю помогу ей Нюрку найти. А то она без меня до утра будет шарахаться по своим кустам за огородом. Говорила ведь я ей прибраться там, так нет. Чтобы наверняка убедиться в своей догадке, я сначала заглянула в Нюркин загон, и, естественно, никого там, не обнаружила. Вот сколько я ее знаю, но никак не могу привыкнуть к козьему запаху. Но Михална говорит… говорила, что Нюрка единственная ее подруга и кормилица. Она и не предаст никогда, и слова дурного не скажет. Зато, как выпасется хорошо, молочко ее теплое и целебное так хорошо душу согревает. Я, конечно, обижалась на нее слегка за такие слова: ну, а как же так, какая-то вонючая коза значит тебе подруга, а я тогда кто — хвост собачий? А она отвечала мне, мол, опять ругаешься, а моя Нюрочка никогда, говорит, не воняет нисколечко. Я ей: как не воняет-то, ты сама вся провоняла своей козятиной! А она мне: не понимаешь ты, Макарна, это ж свое, родное, разве ж может оно вонять-то?

Татьяна Макаровна затихла, опустив голову.

Я ждал.

Через минуту она продолжила, высоко подняв подбородок и глядя куда-то под потолок.

— Полянка, где Михайлна пасла свою Нюрку, была аккурат за кустами разросшейся малиной в конце огорода. Я пошла туда, в темноте, то и дело натыкаясь на колючие ветки, ругалась про себя. И продолжала звать ее. Вышла на ту полянку, сумрачно уже стало, смотрю по сторонам, щурясь. Снова окликнула подругу, но никакого звука, никакого движения, будто вымерли все.

Увидела тут колышек, на который козу она привязывала, подошла, увидела, что обрывок веревки только болтается на ветру.

Сердце у меня тогда защемило и начало тянуть где-то под лопаткой. Что-то здесь не то, подумала я и пот холодный прямо прошиб. Тут где-то сбоку загорелась желтая лампочка соседского дома. Из темноты поляны я разглядела Сашку Шилова, соседа подруги толстобрюхого. Он мне кричит: Макаровна, это ты что ли? Я ответила ему и спросила, Михалну сегодня часом не видал он, тут она Нюрку сегодня пасла, али нет? Не видал, сказал он, и давай опять кашлять и чесаться. Плюнула я на него, пошла дальше по огороду. Вышла за калитку, слышу сосед тоже сзади топает. И все продолжала Михалну звать. И тут в полумраке я и увидела два холмика на краю поляны, у самого леса. Один побольше, другой поменьше. Я как-то вдруг сразу поняла, что это за холмики, но назвать вслух не решилась. Я тогда показала толстому Сашке в ту сторону и спросила: чего там, а? А сосед, поддатый уже хорошо, говорит, щас, схожу гляну, и вразвалочку пошлепал туда. Мне, конечно, хотелось с ним пойти, но ноги будто вросли в землю, а язык занемел. Так и стояла ни жива, ни мертва, пока не услышала хриплый туберкулезный крик соседа:

— Во, черт, Макаровна! О, Господи!.. чтоб мне сдохнуть на этом месте, Макаровна!… это же Михайловна, точно она… и коза ее тут… но они… ты бы сама подошла, а, Макаровна!

Ноги у меня тогда размякли, колени подломились…

А сосед все продолжал голосить не своим голосом: да их будто кто обглодал!… кровищи-то сколько!.. А козы так… ваще половины нет!.. Полкозы только, Макаровна, слышь!

Перед глазами у меня и так было темно, а тут и вовсе все поплыло и завертелось.

— …И все будто когтями какими изодрано… а крови-то, ёлки-моталки… Слышь ты, Макаровна! Ты где, Макаровна?! Вот тогда я и упала без сознания. И больше ничего не помню. Очнулась уже здесь, в ее домике… она умерла?

— Да, — ответил я честно. — Но меня интересовал один вопрос: вы видели того, кто убил вашу подругу или нет?

— Нет, — ответила она. — Врать не буду, никаких чудовищ не видела. Но точно скажу, что человек такое сделать не может.

Она опустила голову и больше ни слова н произнесла.

Я поблагодарил ее за рассказ, выразил соболезнования и быстро вышел из домика. Во дворе меня до сих пор ждала команда во главе с профессором.

— Ну и что будем делать, товарищи следопыты? — спросил он, глядя в упор на меня.

— Искать дальше, что же еще нам остается? — ответил я.

На этот раз профессор остановился. Глеб чуть не сшиб его с ног, обошел стороной, зацепив широким плечом. Профессор чертыхнулся, но спросил так же ровно и обреченно.

— Как я понимаю, вы снова потеряли его след?

— Возможно, — уклончиво ответил я.

— А я, не поверите, почти ожидал чего-нибудь такого, — грустно усмехнулся он, задумчиво глядя вдоль улицы на удаляющуюся фигуру Глеба.

Вот, подумал я, сейчас самое время узнать подробности.

— Давайте-ка начистоту, Эдуард Янович. Что вы от нас скрыли?

Он кинул на меня желчный взгляд.

— Не скрыл, а не договорил. Вы должны понимать, Никита Алексеевич, что секретная лаборатория не просто так называется. Мы, извините, не мышами занимаемся да кроликами.

— Я это понимаю. Но сейчас, мне кажется, самое время открыть все карты. Дальше это продолжаться не может. Люди…

— Да что «люди»! — вскрикнул он и, развернувшись на каблуках, спешно двинулся к машине. — Люди! Подумаешь… одним алкашом да старухой меньше стало. Никто бы и не заметил, если бы… — он резко остановился, подбоченился. — А, кстати, вы не знаете, что это за крыса у нас завелась? Наверху узнают раньше даже, чем я сам иногда?

— Понятия не имею. Так все-таки, профессор, вы мне что-нибудь расскажете?

— Ох, зачем вам это теперь? — сокрушенно отмахнулся он. — Скоро утро, приедет куча людей в форме, с собаками и живо найдут нашего беглеца. Вернее то, что от него останется.

— Вот я и хочу обладать информацией, которая помогла бы МНЕ найти гиганта раньше, чем полиции.

Глазки профессора заинтересованно блеснули.

— А вы считаете, что у вас все еще больше шансов, чем у них?

— Я уверен в этом. Особенно в свете последних событий.

— Вы… имеете в виду то, что он стал прятать следы? — хитро прищурился он.

— Да, именно, — терпение мое понемногу заканчивалось. — Не вынуждайте меня, Эдуард Янович, прибегать к мысленному сканированию. Вы знаете, я это могу. Пока меня останавливает то, что силы мне пригодятся в другом…

— Ну, перестаньте же, — перебил Запольский. — Я вам не враг, Никита. И я все понимаю. И знаете, — он подошел ближе, доверительно положил тонкую руку мне на плечо, заглянул в глаза. — Я вам верю. Ей богу! Я на девяносто процентов уверен, что вы все же сможете его поймать! Именно вы.

— Профессор, время идет.

— Ладно, — он тяжело вздохнул, взял меня под руку, увлек вдоль дороги.

— Это был эксперимент, — начал он, собравшись с духом. — Только ради бога — никому!

— Нет проблем, профессор! Я как врач.

— Врач… что ж, может вы и правы. Так вот. В лаборатории все уже давно было готово. Современнейшее оборудование позволяло нам выслеживать любое живое существо. Мы «пасли» гиганта уже около месяца. Когда поймали, сразу же доставили сюда.

— Это я уже слышал. Вы про эксперимент хотели рассказать.

— Да. Так вот. Суть эксперимента заключалась во… как бы вам сказать, чтоб вы поняли…

— Говорите проще.

— Мы давно изучали разных животных, пытались понять принципы их общения между собой, разумность, интеллект.

Но человеко-зверь, вот этот самый снежный человек, всегда был для нас главной загадкой. И главной целью. Многочисленные свидетельства говорили о его неординарном интеллекте. Развитая интуиция, недюжинная сила, гипнотические и телепатические способности и, как вы и сами потом убедились, еще способности на электромагнитное излучение. Мы хотели все это изучить, чтобы понять, как это у него работает, какие области мозга задействованы — ведь понятно же, что это работа мозга. И в дальнейшем найти возможность эти способности применить на людях. Сделать людей лучше.

— Людей? — спросил я. — То, чем природа обделила людей, вы хотели впрыснуть шприцом или электродами в черепе?

— Ну, не все так прямолинейно…

— Конечная-то цель какая? Сделать супергероя или мутанта?

Запольский промолчал.

— Ну, и что там дальше-то было… с гигантом? — спросил я.

— С гигантом? — профессор пожал плечами. — Да ничего. Мы только и успели снять несколько данных мозговой деятельности в состоянии сна, ну, и анализы там всевозможные.

— И что? Выяснили что-то?

— Да мало чего успели. Выяснили, что он не совсем животное. Но и не совсем человек. Результаты ДНК-теста из Москвы не успели прийти…

— Потому что гигант проснулся и сбежал, да?

Запольский лишь обреченно вздохнул.

Я развернулся и пошел к машине. Профессор засеменил следом.

— Да подождите вы! Как вы не понимаете! Это же наука! Это такой прорыв!

Под его обезумевшим, испуганным взглядом я сел в машину, хлопнул дверцей.

— Поехали отсюда, — сказал Глебу.

Он врубил передачу, двигатель взревел, машина сорвалась с места.

Запольский махал руками, что-то кричал вслед, но я его не слышал.

Все что хотел узнать, я узнал. И легче мне от этого не стало. Скорее наоборот.

— Правильно, — сказал Глеб, выруливая на проселочную дорогу, — так ему, гаду!

— А к-куда мы теп-перь? — послышался голосок с заднего сиденья.

Я обернулся — Дима! В полумраке салона я его сразу и не заметил.

— А ты что здесь делаешь?

— Это я, — сказал Глеб, — попросил его поменять Лузина. А то тот, бедолага, сколько с тобой по лесам бродил, выдохся весь!

— Не понял!?

— Да спокойно, Ник! У него есть оружие нормальное, пригодится же!

Я кинул взгляд на Диму. Вместо ответа он чуть не в лицо мне похвастался своим арсеналом: короткоствольный автомат, пистолет с усыпляющими патронами и еще какие-то баллончики.

— Да убери ты это, балбес! — возмутился я. — Еще пальнешь тут ненароком!

— Да не-е! — широко улыбнулся Дима. — Это же для м-монстра все!

— Откуда ж я знаю! В этом дурдоме и перепутать можно. Тут, похоже, куда ни ткни, — мой взгляд невольно скользнул по напряженно бугрящимся под футболкой мышцам Глеба. — Повсюду монстры!

— Это точно! — кивнул с серьезным видом Глеб, не замечая моего сарказма.

Через полчаса мы вернулись в Груни.

В темноте, под светом автомобильных фар я нашел исчезающую энергетическую ниточку гиганта. Ничего не изменилось — она оборвалась на том же самом месте за сто метров до деревни недалеко от маленькой речушки. Гигант мог пойти через речку дальше на юг. А мог и, обойдя деревню, свернуть к Полому.

Как назло еще и запрос в Систему выдал мне.

Сообщение.

Объект Зверь доступными средствами не обнаружен.

И все. Дальше тишина.

Как же теперь быть? Где его искать, и главное теперь как?

Следов, как таковых, тоже нет. Словно по воздуху летел. Или шел как-то так, что не заметишь. Прыжками, ползком, на цыпочках, по деревьям?

И это наводило еще большую тоску. Как же его искать, каким еще способом? Должен ведь быть другой способ, гигантское тело не могло просто так испариться, как привидение!

Я махнул Глебу рукой.

— Все! Гаси свет! — и устало опустился на траву.

— Что такое? — спросил он, выходя из машины. По шуму шагов услышал, как он подошел. Следом спешил Дима, что-то бормоча, Глеб рычал на него.

— Ничего не вижу, — ответил я. — И не знаю, каким способом его искать.

Глеб опустился рядом, Дима топтался за спиной.

— И что делать? — спросил спустя минуту Глеб.

— Не знаю, — выдохнул я. — Но я бы сейчас поспал. Часов пять для начала.

— А что потом? Он ведь еще дальше уйдет, и хрен знает, чего еще натворит!

— В том и дело. Поэтому спать нельзя. Надо идти дальше… только куда — не знаю…

Я сделал запрос в Систему.

Она долго не отвечала. Наконец, выдала.

Сообщение.

Объект Зверь не обнаруживается доступными средствами.

Вам доступно улучшение умения Всевидение, которое задействует слух.

Использовать улучшение?

Конечно, подумал я.

В следующую секунду перед глазами все потемнело, внутри головы словно что-то щелкнуло, и я упал на спину.

Когда я очнулся, никто не обратил внимания на мое падение. Я подскочил, огляделся по сторонам.

Глеб и Дима вскочили следом за мной, испуганно озирались. Дима выхватил из-за плеча автомат, взял на изготовку.

— Ч-что случ-чилось? Он где-то з-здесь?

— Да нет! — крикнул я на него, отвернул указывающий мне в живот ствол в сторону. — Ничего не случилось! Убери ты свою пушку, придурок!

— А чего ты вскочил тогда? — спросил Глеб.

— Потому что буду пробовать новый способ.

— А чего ты нас пугаешь своими способами!?

— Я д-думал, — добавил Дима, направляя трясущийся ствол на ближайшие деревья, — что он сейчас из леса выб-бежит! Чуть в штаны н-не навалил…

— Лучше бы ты навалил, — сказал я. — И вообще, Глеб, забрал бы ты у него эти недетские игрушки.

— Нет-нет, — Дима стал пятиться назад, закидывая автомат на плечо. — Нельзя оружие передавать другим. З-запрещено категорически.

Глеб навис над ним, как глыба, сдвинул брови.

— Тогда не веди себя, как обезьяна с гранатой! А то я за себя не отвечаю, засуну твою же гранату тебе в одно место!

Дима вжал голову в плечи, присел, отчего стал меньше огромного Глеба раза в два.

— В-все, я б-больше…

— Тихо! — прервал я их перебранку. — Идите в машину, я сейчас.

Под прицельным взглядом Глеба, Дима заковылял к машине словно арестант, несмотря на то, что был обвешан оружием как новогодняя елка игрушками.

Двери хлопнули, я остался один на один с тишиной.

Несколько минут прошли в бесполезном прислушивании к звукам вокруг. Всю силу, всю энергию приложил к этому. Даже вспотел от натуги. Бесполезно. Ни единым шорохом льющаяся отовсюду какофония не выдала гиганта. Или он дальше, чем я могу слышать, или что-то я не то делаю. От напряжения почему-то в ногах пошли судороги.

Как же это работает?

Я опустился на траву, размял икры, растянул мышцы, опираясь руками в землю. Ладони мягко погрузились во влажную траву.

И именно в этот момент я почувствовал, как по пальцам побежала легкая вибрация. Земля будто вздрагивала под ладонями, выдавая неведомые доселе звуки. Она не говорила, не шептала, как мне показалось вначале. Нет, это другое. Она выдавала виброинформацию. И все было пронизано этой информационной энергией. Только земля тверже, а потому дольше сохраняет и полнее ее передает.

— Вот оно как! — сказал я тишине. — Вот, значит, где собака зарыта! Ну, теперь надо только научиться прочитать то, что нужно мне. Вычленить из новой огромной массы информации ту, которая интересует меня.

И я закрыл глаза, полностью погружаясь в неизведанный мир зашифрованных природных тайн.

Глава 15

Зверь.

Хруст ветки неподалеку заставил вздрогнуть. Я открыл глаза, быстро скользнул взглядом по ближайшим зарослям.

Удаляющийся топот.

Резкий поворот головы — это человеческий детеныш. Маленькая цветастая тень нырнула за бугор, скользнула вниз. Я смотрел в его сторону недолго, напрягая слух, втягивая носом воздух. Вновь расслаблено прикрыл глаза. Подвигал руками и ногами поочередно. При подъеме правой ноги почувствовал боль. Осмотрел рану, пальцами проверил связки, потом обильно смочил рану слюной. Медленно приподнялся и, хромая, добрел до ближайших кустов, пригнувшись и продолжая втягивать воздух ноздрями.

Запах очень четкий: человек.

Я резко развернулся и, продолжая хромать, ушел в противоположную сторону.

По пути сорвал несколько лопухов, нагибаясь, приложил к ране. Кровь не бежит.

Нашел в кустах тело нападавшего, приподнял за лапу, обнюхал.

Отвратительный запах, но голод сильнее, и я все же вспорол брюхо волку, нашел и выдрал еще теплую печень, затолкал в рот. Потом достал сердце. Остальное сейчас в горло не полезет.

Бросил тело под ноги.

Осмотрел ближайшие стволы деревьев. Пошел, продолжая жевать мясо, но свернул от прежнего пути в сторону.

Старался идти настолько быстро, насколько позволяло ранение, вышагивая широко, но беззвучно.

Ник.

Первое ощущение было такое, будто я подключился к Интернету. Только эта сеть более глобальная. И она живая, пульсирует и движется в поверхностных слоях земли.

Мне удалось-таки выйти на след зверя, найти его среди миллионов сайтов, перебрав кучу адресов. Я четко представил, где он находится, что делает, даже его состояние смог более-менее почувствовать. Правда, это не много меняло. Вокруг него такой же лес, он так же медленно, только еще и прихрамывая, шел на юг, не торопясь, но уверенно удаляясь от нас. Расстояние сейчас около трех километров, и оно продолжало расти. Может, если мы подберемся поближе, я смогу узнать о нем больше?

На машине мы проехали Груни, выбрались на асфальтированную трассу, ведущую на юг.

По дороге несколько раз останавливал машину, чтобы приложить руки к земле, убедиться, что идем правильно. Поначалу это занимает много времени. Я еще не такой опытный в этом новом для меня деле — искать кого-то по ЭСЗ — так я про себя назвал Энергетическую Сеть Земли. Но с каждым разом это получалось все быстрее и лучше. Может, как раз потому, что мы сокращали расстояние до гиганта, то есть шли в верном направлении.

Такая суета длилась часа два. Солнце поднялось, рассеяв остатки серой ваты облаков.

Продвигаясь все дальше на юг, мы оставили позади слева Полом, потом Таборы, стоящие на берегу Камы. А справа от нас, судя по карте, на ближайшие пятнадцать километров был только лес, расстеленный по холмам как одеяло. Именно здесь, возможно, и прошел гигант.

Перед Запольем я снова попросил Глеба притормозить.

— Может, уже приехали? — спросил он, прижался к обочине, хрустя гравием.

— Не знаю, — сказал я, выходя из машины. — Надо проверить.

Дверь оставил открытой, уже привычно опустил ладони на край дороги, перед обрывом насыпи.

Ничего.

Пусто и мертво. Нет никаких вибраций, никакой глобальной «сети».

Что такое? Почему вдруг не получается? Ведь только что пару километров назад это было, а здесь вдруг раз — и пропало?

— Ну, ч-что? — осторожно спросил высунувшийся из окна Дмитрий. — Г-где оно?

— «Оно» в смысле «тело»? — механически спросил я, продолжая размышлять над вновь возникшей проблемой.

— Нет. «Оно» в смысле «чудовище».

Я оторвал руки от земли, стряхнул налипшие камешки, поднялся.

— Нет его тут. И вообще ничего нет.

Скользнул взглядом по опушке леса, словно надеясь, что не очень умный гигант сидел сейчас где-то за кустом и, наблюдая за нами, тихо ухмылялся в лохматый кулак.

— В чем дело? — Глеб подошел ко мне, встал рядом, проследил за моим взглядом.

— Что-то здесь не так, — сказал я.

— Что не так?

— Нет пульса, — ответил я, опустил глаза вниз, и… неожиданная догадка проскользнула в воздухе, как легкий ветерок.

— Чего нет? — Глеб озадаченно чесал бритую шею, скосив на меня глаза. Я услышал его мысли: «Совсем парень заработался…»

— Ведь это насыпь искусственная, так? — спросил я Глеба. Тот пожал плечами.

— Ну да, конечно.

— Вот поэтому я и не слышу ни хрена! — сказал я и посмотрел за обочину, где метрах в четырех росли небольшие кусты одичавшей малины.

Я спустился с насыпи, перепрыгнул небольшую канаву. Глеб шел за мной, перед колючими кустами остановился. Я прошел дальше, вверх по пологому склону, ближе к лесу, чтобы наверняка «почувствовать» пульс Земли.

Раздвинув высокую и жесткую траву, волнуясь, медленно опустил руки к земле.

— Есть! — крикнул я.

Четко и явно ощущаемые ладонями толчки, паутина невидимых звуков разной тональности и частоты. Потрясающее ощущение.

— Нашел? — крикнул Глеб.

— Нашел, — сказал я тихо, прикрыл глаза, «набрал» адрес гиганта. — Нашел, блин…

Но то, что нашел, не порадовало. Он сменил направление. Он теперь шел… к реке! К реке? Зачем ему к реке? Что случилось опять?

Не дождавшись от меня внятного ответа, Глеб подошел, наклонился надо мной. Я поднялся, повернулся к нему. На немой вопрос в его глазах, ответил.

— Он ранен. На него напали не то собаки дикие, не то волки. Сейчас он свернул к реке, то есть сменил направление. Может, до него дошло, что он шел не туда?

— Подожди! — Глеб, отступил на шаг, замахал руками. — Какие волки в наших лесах? Какая река?

— Кама, какая же еще? Пошли. Надо проехать еще немного. Он совсем рядом.

Я торопливо зашагал к машине, Глеб, грациозный, как медведь, засеменил следом.

— Объясни хоть что-нибудь! — кричал он в спину. — Где он, куда идет, кто на него напал? Каквообще можно напасть на этого монстра! Он же сам…

— Он тоже живой, — сказал я, карабкаясь по насыпи вверх. — И он уставший и голодный, а значит легкая добыча.

— Это он-то легкая добыча? Ну, ты сказанул!

Мы сели в машину. Глеб завел машину.

С заднего сиденья раздалось.

— Звонил Эдуард Янович т-только что. — Сказал, что в З-заполье новое н-нападение.

— Где? — в голос спросили мы с Глебом, резко обернувшись.

— В З-заполье, — повторил Дима тихо, вжимаясь в сиденье и испуганно перебегая взглядом с меня на Глеба. — Он уже в-выехал т-туда.

Я развернул карту. Провел воображаемую линию от леса к реке. На этом пути как раз стояла деревня Заполье.

— Неужели? — загробным голосом сказал Глеб, следивший за моей рукой.

— Похоже на то, — ответил я. — Выходит, я все-таки ошибался?

Мы молча посмотрели друг на друга. Не мог я в это поверить, хотя все говорило о том, что профессор был прав, а я — нет. А ведь он — зверь — обыкновенное животное, пусть и очень редкое, необычное, не изученное, но все же животное, и ничто животное ему не было чуждо.

— Дай трубу! — сказал я Диме.

Он протянул мне радиотелефон.

Я вызвал Запольского.

— Вы где, Эдуард Янович?

— По дороге в Заполье. Вам уже передали?

— Да. Тут дорога одна, мы стоим на обочине недалеко от деревни. Когда будете здесь?

— Так уже подъезжаем. Вижу вашу серую «тойоту» на обочине. А мы на «ниве» вас сейчас обгоняем!

В этот момент мимо нас пролетела, сигналя, машина. «Нива».

— Мы за вами, Эдуард Янович! — сказал я.

— Давайте, догоняйте!

Глеб вырулил на шоссе, машина быстро набрала скорость, в лобовое стекло посыпались капли неожиданного дождика.

— Как он узнал о нападении? — спросил я.

Глеб помолчал минуту, демонстративно сплюнул в открытое окно.

— А черт его знает! — сказал он, скривившись. И тут у него на телефоне заиграл «Депеш Мод». — О! Наш Никола объявился! Что-то интересное расскажет!

— Он у тебя что, информатор?

— Да нет, в зале как-то одно время занимались, помогал ему программу составить, диету…

— И что?

— Да ничего, — вздохнул Глеб. — Три месяца позанимался, а потом забухал в какой-то праздник. И все. Короче, тихо всем, ставлю на громкую связь, чтоб и вы в курсе были. Ало, Николай! Говори! Есть новости?

— Привет, Глеб! Да есть кое-что, как ты просил. Короче, прокатился я тут бесплатно в Угорск, к администрации, нам автобус выделили. Грустно так ехали, в основном одни старперы. Всем по соточке выдали, ну, ты понимаешь.

— Да, — гаркнул Глеб, — понятно это, ты по делу давай.

— Окей! Дальше, значит. Какой-то седой забрался на трибуну и, как в Советском Союзе стал вещать, он, кстати, до этого говорил, кому куда с каким плакатом встать для картинки. Молодежь, слышь, сбегали за пивом, галдели, вот развлекуха для них. А старики, наоборот, сбились тихонько в стайку, перешептывались. Сосед тут мой, Санька, вообще сказал, что ему в стройматериалы надо, потому и воспользовался бесплатным автобусом, вот ведь шнырь!

— Никола! — крикнул Глеб.

— Ладно! Я что про него сказал, что, мол, не верит он вообще в этого зверя. Что, вообще, это все придумали старики, скучно дома им сидеть. Дальше, короче! Начал этот седой выступать, ну, все так пафосно, как на комсомольском собрании, думаю, рассчитано как раз на стариков. Мол, снова случилось страшное! Бедная старушка из деревни Полом уже никогда не будет стряпать своим внукам пирожки на выходные! Очередная жертва сбежавшего чудовища! Кто же будет следующий, типа, и начал тыкать своим пальцем в толпу и кричать: ты, а может ты! Наши жизни, типа, никого не волнуют, мы для них подопытные кролики! Сколько еще нужно жертв, чтобы, наконец, эта власть приняла меры и поймала сбежавшего из их дьявольского подземелья чудовища! Потом вообще погнал, мол, конечно, их дети сидят в тепле, под охраной! А нашим детям и старикам даже на улицу выйти нельзя! Мы для них как скот, нас и называют электоратом, избирателями, но только не людьми, нас и считают по головам, как баранов! Но мы, типа, не бараны, мы люди, и мы хотим жить так же хорошо и безопасно, как и те, кто отсиживают свои откормленные за наш же счет задницы здесь! Короче, сплошной пафос для легковерных.

— Понятно, — сказал Глеб, нахмурившись. — Разгоняют волну, суки.

— И кому-то это выгодно, — тихо добавил я.

— Что дальше было? — спросил Глеб.

— Ну, дальше лозунги всякие психоделические: мы — люди, прочь монстров! Мы — люди, прочь монстров! Толпа поддерживает этого оратора, несмело. А потом седой выдал: Бог создал нас по образу и подобию своему, Бог создал всех тварей на земле, и мы все жили в мире и согласии, пока не появились так называемые ученые, что пытаются переделать мир, создать новых животных, чудовищ! Прикинь, Глеб, загнул! Ну, и, типа, эти большелобые решили потягаться с самим вездесущим, стать богами на Земле! Типа, это кощунство! А сами они не иначе как посланники дьявола! Надо бы прежде выловить всех этих псевдоученых, да изгнать из них бесов! А особо одержимых распять на центральной площади! Чтобы остальным неповадно было! Креста на них нет! Ироды они! Прикинь, загнул!

— Ну, ясно, — вставил Глеб. — Чем все закончилось?

— Ну, как обычно. Борьба за власть, Глеб. Закончил он тем, что, если чиновники нынешние не могут делать то, что должны, значит, мы сами выберем себе лидера, способного дать простому человеку, христианину безопасность и достаток! Кто, как не человек из народа, истово верующий в Господа нашего, его силу и покровительство, способен понять равного себе? А те, кто пролез во власть с помощью денег, отступники и иноверцы, никогда не будут думать о нас! Почему, говорит, я предлагаю свою кандидатуру? Потому что я знаю, что нужно делать! Ну, в том смысле, что, типа, меня выберете, и я наведу порядок! Понял?

— Понял, — сказал Глеб. — Все, отбой, мы приехали.

— Ага, пока, Глеб! Если что будет еще, я звякну!

— Хорошо, спасибо. Пока!

За это время мы проехали несколько километров и свернули с трассы следом за «Нивой». Комментировать эту информацию никто не стал. И так все было ясно. Кто-то вел другую игру на фоне сбежавшего зверя, и это точно не седой. А тот, кто знал больше, чем должен. Кто же это?

Дождь кончился так же неожиданно, как и начался, из толстого облачка, как ни в чем ни бывало, выглянуло радостное солнышко.

Деревня расположилась в пару сотен метров от трассы. Мы въехали на узенькую улочку, повернули в еще более узкий переулок, машину мягко качало на глиняных ухабах, плюхало в наполненные водой ямы.

Возле невзрачного, типичного деревенского дома, как брат похожего на все соседние, стояла профессорская «нива». Перед домом под номером «9» гудела разношерстная толпа человек пятнадцать. Слышались гневная ругань, плачь.

Глеб остановил машину перед профессорской. Запольский вышел из машины, и к нему от толпы отделился молодой полицейский в мешковатом кителе и грязных резиновых сапогах.

Я вышел из машины первым и услышал начало разговора. Молодой полицейский, оказавшийся сержантом, окинул нас обоих взглядом, определился для себя и спросил Запольского.

— Вы — Эдуард Янович, профессор?

Уточнение было излишним, и так понятно, кто из нас профессор — седая бородка, очки в роговой оправе, взлохмаченные волосы.

— Да, — ответил Запольский, обходя сержанта. — Идемте!

Сержант бросил на меня очумелый взгляд, открыл рот, закрыл, и заспешил за профессором. Мы пошли за ними.

Пока шел к людям, уже готовился к худшему. На этот раз уж монстр постарался, почему-то был уверен я. Но через минуту пришлось разочароваться, потому что никакого — очередного и ужасного — трупа не было. Вообще.

— Это была корова, — устало прокомментировал худой мужик с морщинистым коричневым лицом. — Наша корова.

Он обнял плачущую рядом с ним женщину, видимо, жену.

— И где же она теперь? — развел руками профессор. — На что же мы должны смотреть?

Взгляд его остановился на разинувшем рот сержанте. Тот пожал плечами.

За него ответил мужик.

— Мы разделали тушу и раздали соседям, пока мясо еще нормальное. Ну и, кто не побоялся взять это мясо.

— А что с ним было не так? — спросил я.

Он перевел на меня такой взгляд, будто я сморозил что-то невероятное.

— А кто его знает?! Может его есть нельзя… заразное…

— Отчего же оно стало вдруг заразным?

— Ну, — мужик посмотрел по сторонам, ища поддержки у соседей. — Так ведь не понятно кто ее… так.

— Как так? — раздраженно спросил профессор, — вы можете говорить подробнее, а выражаться яснее?

Он перевел уничтожающий взгляд на непутевого сержанта, тот лишь молча хлопал глазами, но все же выдавил.

— Говори как есть, Митрич. Как мне говорил давеча.

— Так чего говорить-то? — он хрустнул пальцами, сморщился, пытаясь подобрать слова. — В общем, внутренности у Марьи все достали, глотку перегрызли. Вот и все.

— А Марья — это кто? — спросил Запольский.

— Так, это, — развел руки Митрич. — Корова наша.

Женщина вновь занялась причитать, уткнувшись лицом в серый фартук. Мужик тихонько толкнул ее в бок, сказал вполголоса:

— Люда, ты иди уже в дом, иди.

— И где внутренности? — снова наступал Запольский. — Где туша?

— Так нету внутренностей! — попятился мужик. — А тушу разделили, я же говорю. По соседям. В том-то и дело, что почти все — сердце, печень, легкие — все пропало! Кишки одни остались! Кто ж это мог так? Медведей тут отродясь не было, да и не ели бы они одни потроха!

Сбоку появился другой мужик, такой же сморщенный и коричневый, словно брат, указал на Запольского узловатым пальцем.

— Да это тот самый монстр лесной, что убежал из ихней лаборатории! Больше некому!

— Чего ты городишь, Степаныч! — попытался остановить сержант, отталкивая мужика рукой.

Другой мужик, рыжий и лохматый, подошел с другой стороны.

— А я говорю, что это дикие собаки, их тут тоже видели не раз. Появляются иногда, охотятся стаей. В Таборах недавно вот тоже загрызли пару овец, мне сват рассказывал…

Митрич его перебил.

— Да ты что, Колян, одно дело овцы, другое — корова! Да и порезы ты видел? Не собачьи они!

В разговор опять вступил похожий на брата.

— Я точно говорю, что это то чудище! Везде уже объявления развешены! — он снова ткнул пальцем в профессора, — про ихнюю лабораторию, и чем они там занимаются!

Мужику сзади через плечо передали листок. Он развернул его, показывая нам. Успел прочитать только написанное крупным шрифтом.

ВНИМАНИЕ! ВСЕМ!

БЕГЛЫЙ МОНСТР НАНОСИТ

НОВЫЙ УДАР!

И СНОВА ЖЕРТВЫ!

Профессор на глазах закипает от негодования, краснеет, покрывается пятнами, но ответить ничего им не может. Что ему отвечать, когда тут такой напор? Себе дороже. Он попытался вырвать мятый листок, но мужик убрал руку.

— Что, скажете не ваше? — спросил он так, чтобы слышали все. Толпа, в ожидании ответа затихла. Сержант хотел было что-то сказать, но так и замер с открытым ртом, глядя на профессора.

Мы с Глебом стояли чуть в стороне, наблюдая за перепалкой. Пусть виновный во всем этом кошмаре получит свое. Заслуженно.

Профессор что-то пробормотал под нос, развернулся, чтобы уйти от ответа, но ткнулся лбом в широкую грудь Глеба.

Глазки маленькие и колючие сверкнули, трясущаяся рука поправила очки.

— Эй! — пискнул он, перевел взгляд на меня. — Ну что, добегались! Допрыгались! Эх, да что там…

Он протиснулся между нами и, сцепив руки за спиной, пошел к машине.

За ним побежал сержант, крича в спину.

— Гражданин Запольский! Профессор! Я позвонил своим в районное отделение, обещали выслать кинологов!

Профессор лишь отмахнулся от него, забрался в машину.

— Вы неужели не дождетесь? — сержант вцепился в дверку. — Мне сказали, чтобы вы были здесь, это все-таки ваше… ваш…

— Я никуда и не еду! — выкрикнул профессор, не глядя на него. — Черт вас всех побери!

Меня хлопнули по плечу, обернулся.

— Слышь, Ник, — сказал Глеб, — тут пацан что-то хочет сказать.

Рядом, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, стоял мальчишка лет десяти.

— Этот что ли?

— Да, — ответил мальчик. — Меня зовут Артем. Я тут видел недавно в лесу кое-кого.

— Кого?

— Ну, что-то вроде обезьяны большой, гориллы там, или еще кого.

— Какой еще гориллы? — спросил я. Мне начало казаться, что люди, и не только в этой деревне, немного поехали на монстрах, всюду им теперь мерещатся. Откуда в наших лесах еще и гориллам взяться?

— Ну, может и не гориллы, — продолжил Артем, но уже не так уверенно. — Просто он был большой и лохматый, а руки и ноги на человечьи похожи, только очень большие и лохматые. Он за деревом лежал, я почти не видел, вот и подумал…

— ГДЕ?! — спросили мы с Глебом одновременно.

Мальчик сжался под нашими взглядами. Только бы не потерял дар речи, подумал я. Но пацан был не из пугливых.

— Там, — уверенно показал он рукой в сторону леса. — Недалеко.

Глава 16

Ник.

— Пошли! Быстро! К машине!

Артем оглянулся на толпу, продолжающую гудеть и ругаться, ускользнул тихо и быстро, как муха.

Через несколько секунд наша машина летела через деревню, распугивая стайки кур и овец, выскочила на проселочную дорогу, ведущую в гору, к лесу.

— Да ч-что с-случилось-то? — в очередной раз спросил Дмитрий, переводя взгляд с нас на испуганного мальчика, сжавшегося рядом на сиденье и с изумлением разглядывающего вооружение охранника.

— Сейчас увидим, — ответил я, обернулся к Артемке. — Ну, рассказывай, сыщик про свою гориллу, пока едем.

Худенький мальчонка пожал плечами, шмыгнул конопатым носом, провел ладошкой по русым растрепанным волосам.

— Ладно, — сказал он, смешно сморщился, переспросил. — А с чего начать?

— Начни с главного, дружище, — ответил я, улыбнувшись. — Как ты первый раз увидел… гориллу.

Артемка отвел взгляд, тяжко выдохнул, начал рассказ.

— Я в воскресенье к другу своему поехал в соседнюю деревню на велике. Мы с Мишкой договаривались в лес пойти. Ну, Мишка Полыгалов. Толстяк он, конечно, но с ним весело…

Я смотрел на Артемку, и случилось что-то странное. Перед глазами вдруг закрутилась дымка, а потом я, словно в кино, стал наблюдать за Артемкой со стороны. На долю секунды в дымке появилась синяя системная надпись.

Сообщение.

Вам предоставлен навык Визуализация.

Время использования — 10 минут.

…С неба улыбалось теплое солнышко, поднявшееся над домами, под колесами шуршала опавшая листва. Воскресенье! Почти весь день впереди.

Подъезжая к дому Полыгаловых, он напевал модную песенку.

У калитки остановился и, не заходя во двор, где бегал огромный, но дружелюбный Рэкс, крикнул.

— Мишка-а!

Рэкс, помахивая хвостом-веником, просунул через штакетник сырую морду, облизал Артему руку.

— Привет, Рэкс! — Артем почесал добродушному псу за ухом. — Я не буду заходить, а то ты меня всего измажешь.

Рэкс недовольно гавкнул, но, что делать, отбежал к дверям дома, услышав топот хозяев. На крыльце появилась тетя Люда, мать Мишки.

— Тёма, ты что ли? — спросила она, щурясь на солнце.

— Я, тетя Люда! А Мишка выйдет?

— Нет, Тёмочка, он уроки делает. Приходи попозже.

— Ладно, — вздохнул Артем, повернулся, опустил голову. Оттолкнувшись от забора, надавил на педаль и медленно покатил вдоль забора.

Вот тупизна, подумал он, не мог вчера уроки сделать!

— Гав! — подтвердил Рэкс, провожая его по другую сторону забора.

— Правильно, Рэкс! Гав он самый настоящий!

Ну и ладно.

Они хотели с Мишкой снова скататься в лес, на то место, где в пятницу нашли поваленное дерево, а под ним что-то похожее на берлогу медведя.

Одному ему туда, конечно, ехать страшновато. Но зато, когда потом он расскажет об этом подвиге Мишке, тот лопнет от зависти и возмущения! Будет ему! В следующий раз будет делать все вовремя, как договаривались!

Настроение его от этих мыслей поднялось.

Через десять минут он, перескочив небольшой ручей, влетел на всем ходу в лес. С восторгом и легким страхом посмотрел наверх, где между деревьев тени сплетались в загадочных животных, о которых он так много и читал в книжках.

Игра начинается!

— Гендальф! — крикнул он, воздев руку с воображаемым мечом над головой. — Ни один грязный орк здесь не пройдет! Я их остановлю! Один!

С криками «Ура! Вперед!» он пришпорил своего железного коня и бесстрашно помчался навстречу полчищам уродливых монстров.

Бросив велосипед, в крутую горку стал подниматься пешком. Под ногами хрустели сухие ветки, шуршали листья. В одном месте наст из плотных еловых иголок заскользил под ним, он зацепился одной рукой за молодую поросль, второй уперся в еще влажную после дождя мягкую землю.

Горка к вершине становилась круче, забираться в нее все сложнее. Но эти трудности только добавляли ему интереса в игре. Чем замок врагов недоступнее, тем значительнее будет победа. Жалко только, что Мишки сейчас нет, а то бы поспорили, кто быстрее заберется наверх. Верный ему друг Сэм еще не сделал уроки, балбес. Но ничего, Артему штурм замка и без толстого Сэма не трудно представить.

— Давай, давай, Сэм, — переводя дыхание бормотал Артем, — догоняй! А то Фродо один, как обычно, все сделает, пока ты, толстяк, ползешь там как старая больная черепаха!

Он поднял глаза — до вершины еще метров шесть, совсем чуть-чуть.

— Догоняй, Сэм! — крикнул он и сделал последний рывок. Листья и ветки фонтанчиками выплеснулись из-под кроссовок, пожухлая трава не выдержала хваткости его рук. Еще один рывок, еще и… он перевалился через край. Тут же подпрыгивает, потрясая руками над головой.

— Ура! Победа! — крикнул он и заскакал по кругу.

Потом сел на край обрыва, свешивая ноги, чтобы немного передохнуть и заодно поиздеваться над ползущим еще где-то внизу воображаемым Сэмом.

Но через минуту дыхание восстановилось, да и шутить над ненастоящим другом было не интересно. Он оглянулся, что-то ему вдруг показалось в этом месте не таким, как обычно.

Тихо было. Слишком тихо.

И еще, словно кто-то рядом был, совсем недалеко. Кто-то чужой.

Задержав дыхание, Артем прислушался.

Лес был непривычно молчалив, только деревья шумели тихо и осторожно, боясь вспугнуть кого-то в глубине своей обители.

В один миг влажная от пота футболка, прилипшая к спине, стала холодная как лед. Кожа на руках покрылась крупными пупырями.

Артем обхватил себя руками, чувствуя, как под ладонями стучит сердце.

Взгляд, до этого блуждающий по окрестным деревьям, остановился на темнеющем в глубине леса проходе, там, где он нашел недавно поваленное дерево.

Жалко, что нет сейчас рядом Мишки. Вдвоем было бы не так страшно.

«Может не ходить сегодня туда? — мелькнула в голове трусливая мыслишка. Но сегодняшний Артем — герой и исследователь — тут же отмахнулся от нее. — Еще чего! Что я маленький что ли?! Сейчас день, солнышко вон светит сверху, кого мне боятся? Вот назло Мишке схожу к логову один, а потом ему расскажу, чтоб он лопнул от зависти…»

Пока запал смелости не кончился, Артем одним рывком вскочил, развернулся и смело потопал в глубь леса.

По дороге он поднял небольшую палку, отломил с нее сучки. Теперь у него есть меч, пусть и деревянный, но какое-то оружие. Это придало ему еще больше решимости.

Несколько шагов — и сквозь деревья стало видно логово врагов. Ни орков, ни гоблинов поблизости не видать. Это хорошо.

Артем тихо, на цыпочках подкрался к ближайшей толстой сосне, полностью скрывающей его от взглядов дозорных, если они там есть.

Медленно выглянул, окинул взглядом поваленное дерево, раскинувшее вывернутые корявые корни подобно застывшему осьминогу. Прислушался. Тихо.

Справа, ближе к логову, стоял куст. Из него было бы лучше видно, что находится за невидимой частью корневищ. Он сделал поднятой ладошкой знак несуществующему напарнику, шепнул.

— Прикрой меня!

Нагнувшись, перебежал к полуголому невысокому кусту, присел. Перевел дыхание, а потом, опираясь на одну руку, высунул голову.

В первое мгновение он не понял, что такое увидел. Вытянув шею, он пригляделся.

Действительно, перед ним была нога. Огромная и почему-то волосатая. Больше из его укрытия ничего не было видно.

Что это такое еще, что за ноги? Или это штаны такие? Или обувь? Нет, не обувь, потому что он явно видел растопыренные грязные пальцы. Огромные пальцы! Да еще и волосатые. Он сжал свой кулак, осмотрел его, сравнил — один палец этой ноги с его кулак примерно. Сердце тревожно забилось в груди. Руки задрожали от напряжения. Это, наверно, галлюцинация, — подумал он. — Такого просто не может быть! Таких огромных ног не бывает!

Он тихо опускается назад за куст, сел, стараясь дышать бесшумно, несколько раз яростно моргнул, не веря, правда, что это может чем-то помочь. Оглянулся вокруг — тот же лес, деревья, кусты, все как обычно, ничего не изменилось. Но эти ноги… они будто бы никак не вписывались в привычный пейзаж, они не принадлежали этому месту, они чужие. Значит, все-таки, это у меня галлюцинация, решил Артем.

Страх и любопытство боролись в нем на равных. Лишь в самый последний момент победила неуемная жажда познания, а желание трусливо бежать проиграло.

Он поднялся в полный рост. Кусты ему по плечи. Уверенно посмотрел за поваленное дерево. И опять увидел волосатые огромные ноги. Одну по бедро, вторую, точно такую же, по колено. Остальная часть тела была скрыта тенью нависших корней.

Все-таки это ноги! Ноги не человека, если только не великана, а какого-то животного, скорей всего, гориллы. У них ведь похожи ноги на человечьи. Хотя и для гориллы — ноги больно уж великоваты. Но что здесь делает гигантская горилла? И почему она лежит неподвижно? Спит? Или она уже мертва?

— Эх, жаль, что нету Мишки тут! — продолжая смотреть на ноги, прошептал Артем и переступил с ноги на ногу. В этот момент он наступил на ветку, которая звонко хрустнула и… волосатая нога зашевелилась, а рядом с ней из темноты появилась такая же огромная волосатая ладонь, пальцы судорожно сжались в кулак! Кулачище больше его головы!

Нестрашное ругательство застыло в пересохшем горле Артема, а глаза сами собой выпучились.

Она живая!!!

Несколько секунд он стоял оцепеневший, а потом подпрыгнул, будто кто-то пнул его под зад, и со всех ног полетел прочь от этого места. Как с ледовой горки он вихрем соскользнул с холма, поднимая столб листьев и не думая о том, что штаны от этого катания будут сырыми и грязными, и за это его мама точно заругает. Подхватил с земли велосипед, на ходу вскочил на него и, что есть сил, нажал на педали.

Далеко от леса, уже на проселочной дороге, не сбавляя скорости, он решился-таки посмотреть назад. И, к счастью, никакой огромной обезьяны не увидел…

— Только бы он был еще там! — возбужденно подтвердил Глеб.

— Все, стоп, — сказал Глеб, остановил машину. — Дальше дорога после дождей размыта, боюсь, что сядем тут на брюхо. — Он оглядел пассажиров на заднем сиденье. — А с такими силачами мы ее потом не вытащим.

— Ладно, — я открыл дверь, — тогда все на выход! Артемка, показывай дорогу.

За шустрым Артемкой мы скользили по влажной траве, взбираясь на холм. Дима пыхтел далеко позади.

— Оставил бы половину арсенала в машине, — посоветовал Глеб. — Она же на сигналке.

— Нельзя, — ответил Дима, отдуваясь. И добавил, словно в оправдание. — По уставу.

— Ну, тогда тащи и не отставай, вояка!

Выбрались наверх. Артемка бежал первый, мы с Глебом за ним. Углубившись на пару десятков метров вглубь, он остановился, спрятавшись за дерево.

— Вон там, — показал он на едва видимые щупальца корней за молодыми елочками. — Он лежал там, за тем деревом, ну, где корни. А я это… туда не пойду, ладно?

— Ладно, — сказал я, рыская глазами по лесу. — Стой здесь, жди Диму.

Мы с Глебом осторожно двинулись вперед.

— Ты его чувствуешь? — спросил Глеб шепотом.

— Чувствую. Даже запах еще сохранился.

— Запах? — Глеб повел носом, раздув ноздри. — Ничего не чую.

— Слабый, — сказал я.

— Кто это слабый?

— Я имею в виду запах.

— А-а…

— Стой! — я поднял ладонь. — Подожди здесь.

Я осторожно обошел молодые деревца, приближаясь к поваленному дереву.

У дерева разглядел хорошо отпечатанный след гиганта. Осторожно переступил, перешел на другую сторону. Только физический след, один, слабый запах, но никаких энергетических следов. Или есть?

За ближайшими деревьями увидел несколько смазанных изломанных линий. У оврага.

— Иди сюда, — подозвал Глеба.

Тот подошел чуть ли не на цыпочках, зашептал так тихо, что я его едва услышал.

— Он где-то здесь?

— Нет, — ответил я в полный голос. Глеб присел от неожиданности. — Да не бойся, его уже давно здесь нет. А вот тут кое-что интересное.

Я подвел его к краю обрыва, показал рукой.

— Вон там, видишь?

Глеб прищурился, пытаясь разглядеть в яме не то мешок, не то старую шубу.

— Что это?

— Собака. Задранная нашим гигантом.

Глеб несколько секунд соображал, потом промычал.

— Ни фига себе!

— Вот тебе и «ни фига себе»! — сказал я, пошел вдоль оврага. — Это еще не все. Их было несколько. Они нападали стаей. И самое интересное знаешь что?

Глеб выжидательно смотрел на меня, вздрогнул, когда сверху каркнула какая-то птица.

— Черт! Ну и что же самое интересное?

Я обшарил взглядом место борьбы, поражаясь сам не меньше него.

— А то, что это не простые собаки. Это те самые волкособы.

— Что? Те самые?

— Они, родимые, профессорские.

Я вернулся к поваленному дереву, присел, опустил ладони на мягкое одеяло земли. По пальцам заструилась легкая вибрация.

— Он был здесь совсем недавно, — сказал я словно во сне. — Мы у него на хвосте. Я сейчас его так хорошо вижу, чувствую. Он… он…

— Что он? — спросил Глеб, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу. Его настороженный взгляд безостановочно скакал по темным лесным прорехам.

— Так, — я встал, — давай к машине. Мальчишку вези к деревне от греха подальше. А мы с Димой пока пойдем туда.

Я показал рукой в сторону реки, которой отсюда еще не видно.

— Он что, свернул к реке?

— Да, и надеюсь, что мы его сейчас, наконец-то, загоним в ловушку.

Зверь.

Вынужденный отдых и невкусное мясо придали сил, но забрали время. Я чувствую, что преследователи идут по пятам, вот-вот нагонят.

А этого нельзя допустить.

Мне нужно вернуться домой. Меня ждут, я нужен там.

И поэтому я готов на все, чтобы меня не догнали. Готов идти и днем, рискуя наткнуться на людей. Готов не спать, питаться чем попало…

Лишь бы уйти отсюда.

Вернуться домой.

Как назло деревья здесь редкие, приходится перебегать от одного до другого, постоянно быть настороже.

И снова преграда — дорога.

А днем она оживленная. Машины снуют туда-сюда почти безостановочно.

Ползком добрался до ближайших к дороге зарослей кустарника, прижался к земле, ожидая подходящего момента для преодоления препятствия. Недалеко послышалась людская речь, крики, смех. Но я их не видел, значит и они меня тоже. Почуял их запах, а еще дым костра и жареного мяса. И еще какие-то запахи, которые я не знаю.

Все внимание сосредоточено на дороге. С одной стороны на другую.

Тянется время, а машины все едут и едут. Большие — громыхающие и пышущие едким газом, маленькие — быстрые и визжащие. Когда же их поток прервется?

Я так увлекся наблюдением, что не услышал, как ко мне с подветренной стороны подошел человек.

— Едрит через колено! — услышал я приглушенный стон, повернулся на голос. Два испуганных глаза застыли, встретившись с моим взглядом.

Невольно у меня из горла вырвалось рычание — как же не заметил приближение?

Человек сдавленно застонал и через мгновение замер.

Я воспользовался моментом, исчез.

Лишь через несколько мощных, больших прыжков, зарывшись с головой в колючий кустарник, я услышал крик.

— Эй, мужики! Сюда! Здесь… здесь… охренеть! Охренеть!!!

Значит, этот человек не один. Сейчас они все прибегут. А этого не нужно.

Из своего укрытия кинул взгляд на дорогу — удобный момент: с одной стороны машин нет, с другой далеко. Разрывая кусты, пригнувшись, широкими прыжками пересек опасный участок.

Съехал по камням, оставляя за собой облачко пыли, нырнул в такие же кусты на другой стороне. Прижался к земле, прислушался.

Голоса далеко, но различил не совсем понятную речь.

— Где?

— Да вот здесь! В этих кустах! Хотел поссать, а из веток морда лохматая торчит и глаза… глазки такие маленькие, желтые прямо на меня… охренеть…

Шуршание веток, бормотание.

— Да нет здесь никого!

— Ну был ведь! Был! Я что врать буду! Запах еще остался, не чуешь?

— Воняет, да… Ну и куда же он делся за минуту? Испарился?

— А я почем знаю… был. Глаза такие на меня… я чуть в штаны не наложил… а потом как зарычит…

— Слышь, Мишаня, ты перепил, наверное, вот и померещилось…

— Да чего ты! Не белая же горячка у меня!

— Кто его знает, может и белая. Очень похоже.

— Да иди ты! Не веришь не надо! А я говорю как есть!

— Ладно, пошли, а то мясо подгорит, а водка нагреется.

Шаги удаляются, голоса утихают.

— А вообще сходил бы ты, проверился. Черти тебе уже начинают везде мерещиться…

Смех.

— Да пошел ты! Говорю — видел, а веришь ты или нет — твои проблемы…

Голоса стихли окончательно.

По дороге, грохоча, пролетело что-то огромное.

Я сидел еще какое-то время, прислушивался. Нет, они не идут за мной.

Эти не идут. Но где-то совсем недалеко идут другие. Охотники.

Сердце стучало в груди. Не нужно страха. Не нужно паники. Нужно уходить.

Я развернулся и на четвереньках переполз к ближайшим деревьям, прячась за высокой и сухой травой.

Запах воды. Рядом река. Спасение это или же новая преграда?

Пока не ясно.

Но нужно идти, и идти быстро.

В лесу поднялся в полный рост и, помогая себе руками, стал пробираться к реке. Земля резко ушла вниз. Берег, посыпался под ногами. Я полетел вниз. Кривые ветки кустов и молодых деревьев рвались под моим весом. Я скользил, обдирая локти и спину.

Недолгий полет, всплеск и я нырнул в живительную прохладу — мутную, пахнущую водорослями и рыбой.

Вынырнув, сразу огляделся. Высокий берег оставил за мной широкую борозду. Назад пути уже нет. А впереди только вода. Много воды и быстрое течение.

Хватит ли сил преодолеть это препятствие?

Не знаю. Но другого выхода нет. Нужно плыть.

Чувствую, что я ближе к дому.

Глава 17

Ник.

Мы сбежали вниз с холма, Глеб впереди тащил как котенка Артема. Я взял часть амуниции у Димы, а то бедолага задыхался от непосильной ноши.

— Где встретимся? — спросил Глеб, обернувшись на ходу.

— Я не думаю, что мы далеко уйдем с таким грузом, — ответил я, показывая на Диму. — Так что где-то за трассой и нагонишь нас.

Глеб кивнул, затолкнул онемевшего мальчишку в машину.

— Ладно, я быстро, — хлопнула дверь, машина срывается с места, выпускает облако дыма и пыли. — Но без меня ничего не делайте! — крикнул он в окно.

— Да мы ничего и не успеем сделать, — сказал я, — зверь, возможно, сейчас ближе к нам, чем когда-либо, но не настолько.

Машина скрылась за пылевым облаком. Мы с горе-охранником пошли в другую сторону, вдоль опушки леса.

Дима выудил из кармана рацию.

— Кому собрался звонить? — спросил я, поправляя на ходу рюкзак.

— Д-доложить своему н-начальству о нашем перемещении. Я же лицо подотчетное. М-мало ли ч-чего. Да и подмогу нам надо вызвать, н-наверное.

— Зачем? — спросил я, что-то мне не нравится в этом Диме.

— Ну, к-как же? — выпучил он глаза. — Мы же его вот-вот д-догоним. К-кто его знает, ч-чего ожидать.

— Это верно. Даже я не знаю теперь чего от него ожидать. Похоже, что мы все ошибались на его счет. Особенно я.

До трассы мы шли молча, если не считать глухого ворчания охранника. Дорога заняла больше времени, чем я предполагал.

Обогнув высокие ивовые кусты, мы оказались перед высокой насыпью трассы.

На дороге чуть дальше стояла машина Глеба, сам он нервно ходил вдоль дороги.

— Вот вы где! — воскликнул он, — я уже минут десять здесь торчу! Не знаю, то ли вы уже прошли, то ли еще нет! И позвонить никак — батарея села.

Он потряс в воздухе своим мобильником, кинул в карман.

Мы вскарабкались на насыпь, перевели дух. Дима обессилено свалился прямо на асфальт на краю бровки, рукавом вытер со лба крупные капли пота, закашлялся.

— Д-дайте воды кто-н-нибудь!

Я кинул ему вещмешок.

— Там была еще вода, вроде бы, — повернулся к Глебу. — Он рядом, я чувствую его все сильней. Только что внизу я… как это сказать, приложил руки, в общем, к земле, — Глеб кивнул, мол, понял, о чем я. — Так вот, он тут встретился с какими-то мужиками, потом быстро перебежал дорогу вот здесь.

Я провел рукой поперек дороги. Глеб и Дима одновременно повернули головы, замерли, надеясь, видимо, увидеть эти следы на высохшем асфальте. У Димы остатки воды из бутылки пролились на грудь.

— Давно? — спросил Глеб.

— Трудно сказать точно, — ответил я, — может полчаса, может меньше…

— Черт! — у Глеба от возбуждения вздулись вены на руках. — Надо быстро за ним!

Он подбежал к Диме, схватился за автомат. Дима от неожиданности и испуга выпустил из рук бутылку, которая покатилась по дороге, разливая остатки воды, судорожно вцепился в оружие.

— Н-нет! Нельзя! Отпусти!

— Ты все равно не умеешь им пользоваться, болван! — Глеб упорно тащил за ремень автомата, Дима волочился за ним, пыля по бровке дороги и собирая в кучки гравий. Мимо, сигналя и рыча, пролетела «десятка».

— Да оставь ты его, Глеб! — сказал я, схватил за плечо. — Пошли!

Первый сбежал с дороги на другую сторону. Глеб отпустил ремень, махнул на серого от пыли охранника рукой и побежал следом.

— А машина? — спросил он на ходу. — Тут ее оставить, что ли?

Я присел на корточки, опустил руки на землю.

— Тут до реки рукой подать, — ответил я, одновременно прислушиваясь к сигналам, вибрирующим по поверхности земли. — Ему некуда деться. Он в ловушке… стой!

В следующий миг я не поверил своим ощущениям, прижал ладони плотнее — так и есть!

— Что? — спросил Глеб через плечо. — Что там еще!? Ну, не молчи ты!

Я поднялся, посмотрел в растерянные глаза друга, перевел взгляд на испуганные глаза Димы, появившегося незаметно рядом.

— Ч-что с-с-случил-лось? — выдавил охранник, косясь на Глеба и отряхивая камуфляж, который был больше похож на пыльный мешок.

— Он прыгнул в воду, — сказал я медленно, — он хочет переплыть реку.

Несколько мгновений они потрясенно молчат.

— К-как? — наконец спросил Дима.

Глеб повернулся, воткнул в него жесткий взгляд.

— На надувном матрасике! — съязвил он, — как же еще можно переплыть километровой ширины ледяную реку!

Дима в ответ покраснел, прищурил глаза, открыл было рот, чтобы достойно ответить, но я его перебил.

— Пошли! Быстро!

И не дожидаясь их, кинулся в погоню по горячим следам.

За несколько минут мы добежали до берега, с разгону едва не свалились с крутого обрыва. Раздвинули колючие кусты, перед нами появилась широкая река. До другого берега, поросшего густым ельником, на самом деле около километра. Я не спортсмен, пловец тоже так себе, поэтому в такой заплыв, да еще в сентябре, рискнул бы податься только в самом крайнем случае. Или с очень большого перепугу.

— Здорово мы его напугали, — сказал я, нарушая недолгое хрипящее от бега молчание.

— Где же он? — спросил Глеб. — Неужели уже переплыл? Я ни хрена не вижу!

— Я т-тоже, — прохрипел Дима.

Я обошел кусты, перехватываясь за колючие ветки, чтобы не сорваться с сыпучего края. Нашел между деревьями просвет, в который видна часть реки ниже по течению, и опустился на землю, погружая ладони в песок.

Ждал. Слушал. И продолжал пристально вглядываться в кромку противоположного берега.

— Ничего не вижу, ничего не слышу…

— Ну что, нащупал что-то? — раздалось взволнованное над ухом. — Услышал, почувствовал? Или как ты это теперь называешь…

— Нет. Ничего.

— Ч-что значит «ничего»? — спросил из-за широкой спины Глеба Дима, высунул испачканное лицо.

— То и значит, — ответил я, снова повернулся к реке. — Одно из двух: либо он удачно переплыл и скрылся в лесу до нашего прихода, либо… не доплыл.

— Как не доплыл? — удивился Глеб, смутился, — ну, в смысле, он здоровый и все такое, но… ты что хочешь сказать, что он… утонул что ли?

— Может и такой быть вариант, — ответил я бездумно и сфокусировал взгляд на далеких, в голубой вечерней дымке, густых зарослях, которые привлекли мое внимание. Движение. Навскидку — километра полтора-два ниже по течению.

Я поднялся так резко, что зацепил плечом подбородок Глеба.

— Эй, да что такое? — возмутился он.

Из-за воды я его не слышал. Я стал всматриваться вдоль линии берега. Сердце заколотилось в груди, когда заметил движение на воде. Это он.

ОН!

Я настроил зрение как окуляры бинокля, чтобы приблизить изображение, уточнить контрастность, яркость.

— Это он, — прошептал я. — Он.

— Где? Кто? Да где же, покажи! Он живой?! Он плывет? Что он делает?.. — слышу я со всех сторон напирающее, словно моих спутников за пару секунд стало раза в три больше.

— Вон там, — я показал направление рукой. — Черные кусты. Километра два отсюда. Он подплывает.

Но в этот миг происходит что-то непонятное…

Зверь.

Шерсть промокла за секунды, и теперь стала, словно мешок камней, привязанных к ногам, который тянет на дно.

Но вода освежила тело, руки сильные, они не были до сих пор в работе, поэтому гребут и гребут вперед.

Дальше от преследователей.

Люди слабые и больные — не посмеют войти за мной в холодную воду.

Почти половину широкой, быстрой реки проплыл без видимых усилий. Не глядя по сторонам, думая только о том, как бы скорее скрыться в лесу за рекой. Успеть скрыться, чтобы не увидели.

Но внезапно возникшая передо мной на реке огромная белая скала сбила с четкого ритма. В недоумении и испуге остановился, держась на плаву, вгляделся в мерцающую огнями скалу. С нее звучит музыка, раздаются крики десятков людей. Глыба рассекает водную гладь быстрее сильного течения. С глубин воды доносится мерный глухой гул.

Теплоход — всплывает в памяти слово. Люди на таких скалах плавают по воде. Сотни, тысячи человек одновременно.

Я переждал, погрузившись в мутную воду по самые глаза. Чтобы ненароком не заметили люди, прогуливающиеся по искусно и ровно вырезанным тропинкам вдоль скалы.

Со скалы… с теплохода что-то вылетело, блеснув искоркой на фоне восходящей луны, пролетело над головой, плюхнулось на расстоянии в полруки от меня. Неужели заметили? Я нырнул глубже, задержал дыхание. Вынырнул, шумно вдохнул воздух. Теплоход стал не скалой, а небольшим ровным валуном. Удаляется, пыхтя и смердя.

Уф, все-таки не заметили.

Что же в меня летело тогда? Я оглянулся. То, что бросили в воду, плавает чуть дальше — видимо легкое, отнесло течением. Подплыл, внимательно разглядел. Прозрачное, легкое, с дыркой с одного узкого конца. Бутылка — снова мелькнуло в голове. Из таких люди пьют воду… нет, чаще не воду, но жидкое.

Я развернулся, замахнулся для очередного рывка, открыл рот и… волна накрыла меня с головой, перевернула, сбила с ритма, лишила ориентации в пространстве. Рот и нос тут же заполнились водой. Выдохнуть не могу — нет воздуха, вдохнуть — наглотаться воды. Изо всех сил я стал загребать руками, широко, размашисто, судорожно. Наверх, к воздуху. В глазах из темноты проскакивают разноцветные искры, легкие готовы взорваться от напряжения. Быстрее, быстрее…

Водоворот уходит, я вынырнул сильно, быстро, стремительно, вылетев, как пробка на полкорпуса. Жадно хватил живительного прохладного воздуха. Легкие чуть не лопались от неожиданного счастья, я плюхнулся обратно в воду, но волна прошла, теперь спокойно держался на воде, лишь слегка двигая руками. Голова запрокинута, рот и глаза широко раскрыты, воздух не перестает гоняться легкими, словно не дышал две луны. Я жив, жив.

И силы куда-то чуть не пропали. Эта… глыба с человеками, бросающими в воду то, из чего пьют, чуть не потопила меня самого. И забрала столько сил, чтобы потом дать вновь, вновь выжить, выбраться, дойти. И я жив. И, значит, я дойду.

С этими людьми надо быть настороже. Всегда.

В душе снова загорелась уверенность. Я отыскал на синем небосводе те самые звезды. Две. Две звезды. Снова две.

Непроизвольно я зарычал, рот растянулся в довольной улыбке. Руки снова в замахе, движения четкие, сильные, горсти капель слетают с густых волос, оставляют на темной глади журчащие полукруги.

Полпути позади.

Рывок, толчок, нырок. Рывок, толчок… а перед глазами две звезды.

До берега немного. Десятка два замахов. Руки устали, но на последний рывок хватит.

Замах, еще замах.

И тут спину вонзается острое. Лопатки сводит, руки обвисают. Я чуть снова не погрузился в воду. Что же это такое? Я же почти доплыл до спасительного берега, где густой кустарник, размашистые деревья! Где моя родная стихия…

Что же это?

Голову чуть не со скрипом повернул и, перед тем как тяжелое усталое тело погрузилось под воду, словно злобный дух воды потянул за ноги, глаза, вспыхнувшие в отчаянии, наткнулись на другой взгляд. Далеко, на том высоком берегу.

Взгляд человека. Взгляд охотника…

Ник.

Мое сердце, до этого колотящееся в груди как молот, вдруг остановилось, провалилось с гулким хлопком куда-то в живот.

Он услышал меня! Он обернулся!

И его злобный горящий взгляд назвал меня человеком и… охотником.

И еще кое-что. Он считает нас, людей, монстрами, — в ужасе подумал я. вает сами собой в голове. лось на расстоянии в полруки от н

Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Его ярко-желтые, горящие и маленькие глазки блестели несколько мгновений в отражении встающей луны, словно две странные не видимые с Земли звездочки и… исчезли.

Зверь пропал из вида. Ушел под воду в каких-то двадцати-тридцати метрах от берега.

Глеб толкнул меня в бок, Дима что-то бормотал постоянно заикаясь, но я не отрывал взгляда от того места, где он только что был. Круги от его погружения уже стерлись набежавшим бризом. Вдали прогудел недавно прошедший теплоход. Сверху каркнула два раза какая-то ворона…

Глаза заслезись, но я боялся моргнуть.

Секунды тянулись, превращаясь в минуты…

Глеб и Дима стояли чуть в стороне, тихо перешептывались. Наконец поняли, что мешали мне. Смотреть, чувствовать, слышать.

А я еще пытался что-то увидеть, но бесполезно.

Прошла минута, за ней еще одна.

Он не появлялся.

Неужели утонул? Так просто. Мы бежим за ним, он убегает. Он прячется,скрывается так умело, как никто, пожалуй, на Земле, а потом просто… тонет в двадцати метрах от спасительного берега? Разве может такое быть?

— Может, — ответил я вслух. — Может. Хотя и не верится. Все может быть…

— Чего ты там бормочешь, Ник? — Глеб участливо положил тяжелую ладонь мне на плечо.

Я перестал смотреть, опустился на землю.

Слишком много времени прошло. Минут десять. Не может он так долго под водой находится. Как глупо. Как нелепо…

— Расскажи, что ты видел, — Глеб сел рядом.

Я вздохнул полной грудью — как легко, оказывается, по новой привычке погрузил ладони в песок, траву, колючки, камни.

Рассказал то, что только что видел, снова и снова пытаясь почувствовать ЕГО через землю. Безрезультатно. Наверное, потому что его ниточка прервалась. Видимо, так и происходит, когда кто-то умирает? Его земной след просто исчезает? Или он меняет свое местоположение, переходит в другой мир? И из этого мира до него уже не добраться?..

Сообщение.

Связь с объектом утеряна.

Ищем другую возможность установить контакт.

Ну, вот и подтверждение.

Пусть и не однозначное.

Не заметил, как устный рассказ и мои мысли переплетаются, создают мешанину из слов и фраз. молчать не буду.

е слышу. м, аться в кромку противоположного берега.

опускаюсь на землю, погружая ладони в песок.

— Ч-чего-то я не п-пойму, он ут-т-тонул или как?

Широкая ладонь Глеба тут же отвесила Диме жирный подзатыльник.

— Ты совсем тугодум что ли? — сказал Глеб. — Сказали же У-ТО-НУЛ! Или тебе как-то по-другому втолковать?

— Да от-тстань ты от меня! — Дима встал, неловко выудил из кармана рацию, отошел в сторону.

— Пошел докладывать, — сообщил Глеб, ухмыльнувшись. Подошел ко мне, опустил тяжелую руку на плечо. — Ну, чего же ты пригорюнился, следопыт?

Он дружески похлопал меня. Я натянуто улыбнулся, посмотрел на появляющиеся в небе первые звездочки. Завтра день обещает быть хорошим — ясным, теплым.

Вот только не для всех.

Стало отчего-то грустно. Не знаю почему. Не зверь же стал этому причиной? Ведь все его считают не просто зверем, а чудовищем, людоедом, монстром. Сейчас, если он погиб, все будут считать, что он получил свое, туда ему и дорога и все прочее… Если он и на самом деле погиб.

Но только я один ощущаю возникшую в душе пустоту? Ощущение, что-то не случилось, чего-то не произошло, чего-то не хватает не покидало. Внезапно возникший вакуум в душе засел занозой.

И много загадочных вопросов осталось без ответов.

— Слишком просто, — сказал я, глядя на воодушевленного Глеба. — Так не бывает.

Глеб молча, сдерживая улыбку, смотрел на меня. Жалеет, чувствую. Но рад, что хоть и так, но все это непонятное закончилось. Утонуло вместе со зверем в пучине реки.

— Бывает, что тут поделаешь, — вздохнул он, тяжело поднялся. — Ведь ты же его больше не чувствуешь? Да?

— Да. Но, может, это значит, он еще что-то придумал? — продолжал цепляться я неизвестно за что.

— Брось, — сказал Глеб, разминая бугристые плечи. — Умерла, так умерла. Отмучился и отмучил. Все. Поехали по домам.

Подошел Дима.

— З-запольский сказал, что труп все равно н-надо искать. Иначе он н-не верит.

— Вот и пусть ищет! — воскликнул Глеб и зашагал к дороге. — Может прямо щас и начинать, вон звезд сколько на небе вылезло — светло!

— Искать трупы, Дима, могут и другие, — сказал я, отечески взял его под руку, повел следом за Глебом. — Например, полиция. Даже без собак.

— Так что, з-значит все? По домам?

— Догадливый ты, Димоха, — крикнул Глеб. — По домам. А ты что, не хочешь? Тебя никто не ждет что ли?

Дима оживился, даже идти начал увереннее, веселее.

— Н-ну как же, ждет! Да и жрать чего-то з-захотелось сразу!

— Вот и пойдем, — сказал я, тяжело вздохнул. — Пожрем, поспим, отдохнем, короче. Поработали мы пусть и не очень удачно, но… что смогли — все сделали. Правильно?

— Ага.

— Значит, упрекнуть нам себя не в чем. Найдут труп, всем объявят: зверь убит, угрозы больше нет. Все успокоятся, так ведь?

Хотя сам в это не верил. Все равно не верил.

Глава 18

Егор поставил на стол принесенные из холодильника две литровые бутылки водки, отошел к окну. С кухни плыли запахи пельменей. Лидер его несостоявшейся пока партии умело помешивал булькающее варево, сдобренное лавровым листом и чесноком. На скрипящем диванчике за спиной вполголоса щебетали две толстые и некрасивые девицы.

Вечерело. Егор шумно выдохнул, отвернулся от окна, положил мобильник на стол.

— Ну, скоро там жратва будет готова? — крикнул он на кухню, опустился на стул.

— Скоро, скоро! Разливайте пока, я уже накладываю.

Егор откупорил запотевшую бутылку водки, сдвинул в кучку стопки. Девицы подсели к столу, разложили по тарелкам крупно порезанный помидор, кусочки копченого сала и вареной колбасы.

Егор с тоской посмотрел на них, веселящихся не понятно чему, не халявной же водке и жратве, в самом деле.

Только одно у них на уме.

Его же совсем другое беспокоило.

Все его попытки переманить на свою сторону людей не увенчались пока должным успехом. Люди, вместо того чтобы всем вместе, во главе с лидером, встать на защиту своих домов, детей и стариков от сбежавшего чудовища, попрятались в страхе по домам. Как же расшевелить это стадо баранов? Что еще сделать? Может, чем-то умаслить? Но чем?

Горячее, пышущее блюдо приземлилось перед ним на столе под бурные аплодисменты толстух.

— С пылу, с жару! — воскликнул седоволосый. — Нету лучше закуски, чем пельмени! Так ведь, Егор Иванович?

— Так! Так! — закаркали девицы, восторженно заглядывая седому в рот.

Ведет себя как хозяин, подумал Егор. Не слишком ли он вжился в роль вождя партии и всех ущербных народов? Он кинул украдкой равнодушный взгляд на седоволосого: на ту ли лошадку он поставил?

А может людям жратвы побольше дать, да водкой залить? Тогда пойдут за ним. Он может это организовать. Пусть и временно. А что потом? У мужика эту соску если забрать, то бунт будет еще похуже. Для простого народа это — святое, с этим не шутят.

Да и не осталось у них ничего святого. Все идеи забрали, взамен ничего не дали. Потому и злобный стал народ, недоверчивый ко всем и вся.

— Ну, по маленькой! — продолжил седой, поднялся, поправил галстук. — Предлагаю тост за нашего уважаемого хозяина, за его радушие и гостеприимство!

— Да, да, за хозяина! — подхватили толстухи.

Егор ухмыльнулся, не чокаясь с ними, опрокинул в себя из стопки. Холодная жидкость провалилась внутрь незаметно, словно воздуха морозного глотнул.

Что здесь вообще происходит, подумал он, заталкивая горячий ароматный, но почему-то безвкусный пельмень в рот. Кто эти люди, что они здесь делают, зачем ему все это надо?

А самое главное — что ОН делает? Не лучше ли ему одному все сделать. Правильно сделать.

— Между пегвой и втогой — пегегывчик небольшой! — прокартавила та толстуха, что пострашнее.

Егора даже передернуло.

Черт побери, откуда они взялись такие? Неужто он не достоин большего?

Вторая стопка пролетела так же незаметно.

За ней третья.

Картавые толстухи через полчаса уже лыка не вязали. Обнимаясь втроем с седым под гнусавые вопли какого-то сопляка из радиоприемника.

На столе две пустые бутылки, огрызки хлеба, пятна от помидор на скатерти. По комнате клубился тошнотный запах сигаретного дыма.

Весело, аж плакать хочется, подумал Егор. И это и есть жизнь?

Он тяжело вздохнул. Тоска чертова.

Он хотел подняться, выйти на свежий воздух, но ноги не слушались. Перед глазами в табачном дыму все расплывалось. Седое участливое лицо всплыло перед ним, пухлые руки подхватили подмышки, помогли добраться до крыльца. Он молча махнул, мол, уйдите, хочу побыть один. Рожи скрылись, продолжая весело щебетать в глубине дома, перекрикивая музыку и друг друга.

Что же сделать? — думал Егор, сдерживая тошноту, держась за косяк двери и вглядываясь в черную пустоту неба. — Что же еще сделать? Что же еще, черт побери…

Две яркие звезды плавали перед лицом.

Что-то они ему напоминали…

Он звучно хлопнул себя по лбу: так это же мы! Я и зверь!

Я и он, — усмехнулся Егор.

Кто кого.

Или я. Или он.

Мы — два зверя. Кто сильнее?

Я! Это должен быть Я! Только Я!

Потом его стошнило, и мысли стали запинаться и заедать, как испорченная пластинка, на одной фразе.

Он неловко опустился на крыльцо, обхватив гудящую, как пустая бочка, голову руками. Что же еще сделать?

И вдруг мысль пришла сама собой, будто из ниоткуда.

Никаких пряников! Людей надо еще больше запугать! Тогда они все сделают сами!

И завертелась эта новая мысль в голове, пока он вместе с крыльцом, домом и всей деревней не провалился в сладкую черную бездну пьяного забытья.

Ник.

В машине достал телефон, увидел много пропущенных звонков. Первые четыре от мамы. Набираю ее номер, долго жду ответа, наконец, услышал ее недовольный сонный голос.

— Никита, ты где? С тобой все в порядке? Почему не отвечал? — посыпались вопросы, в голосе слышится волнение.

— Все хорошо, мама. Извини, что так поздно позвонил…

— Хорошо, что позвонил! Мы так волновались за тебя! Ольга сказала, что ты за этим чудищем гоняешься! Я спать не могу, корвалола напилась. Отец, само собой, бутылку взял…

— Каким чудищем? — спросил я. Откуда она узнала? Только Ольга могла сказать. Эх! У мамы и так сердце болит, а она…

— Но ты не думай, что это Оля. Тут у нас такое про него говорят! — продолжала мама. — Отец ходил на собрание в городе, так чего только не услышал, кошмар прямо…

— Мама, все нормально, — перебил я. И добавил, чтобы она успокоилась. — Чудовища больше нет, утонул. А вообще поменьше бы сплетней слушали.

— Как утонул? Уже? И что теперь?

— Да ничего, мама. Все! Кончилось! Так что ложись спокойно и спи. Завтра позвоню.

— Утонул… ну, ладно. Ты сам видел?

— Да, видел. Все, мама, пока. Отцу привет. И скажи, что приеду — закодирую его насовсем.

Отключил трубку, но она тут же снова задрожала в ладони.

— Ох уж эти мамы! — засмеялся Глеб.

— Да, мамы — они всегда мамы. Даже если дети сами уже мамы и папы.

На экране светилось «Запольский». Нажал «ответить».

— Ну что, Никита Алексеевич, скажете? Почему не докладываете? Не порядок.

— Я думал, что вам Дима уже все доложил…

— Да чего этот олух может мне доложить?! — закричал профессор так, что я отодвинул телефон от уха. Его голос гремел на всю машину. Я кинул взгляд на заднее сиденье. Дима покраснел и отвернулся к окну.

Я вздохнул — снова рассказывать о том, как утонул дикий человек. Доложил коротко и только сухие факты, профессору это нравится.

— Утонул… утонул, — чуть слышно пробормотал Запольский после моего рассказа, словно только что это узнал. О чем же тогда Дима ему говорил?

— Что дальше думаете? — спросил он после паузы.

— Мы едем домой, — ответил я, перебросил трубку в другую руку. — Сейчас темно, а трупы я не чувствую. Да и всплывет он не сразу, так что…

— Но ведь его все равно нужно найти, вы это понимаете? Если этого… утопленника колхозники обнаружат, что это будет? Тем более, вы же знаете, какая паника тут везде! Все уже знают об этом! И не о диком человеке, а именно о чудовище-людоеде! Только в десять кровожаднее.

— Я понимаю, профессор, но чем я теперь могу помочь? Я же говорю, что я его не ви…

— Да я понял! — прорычал Запольский, запыхтел недовольно в трубку, потом смягчился. — Что вы предлагаете?

— Предлагаю ночь отдохнуть, а с утра пораньше пусть менты прочесывают тот берег за Запольем. На том берегу болото, поселений никаких нет, поэтому и людей не должно быть, если только рыбаки на лодках. Кстати, и вам лодки надо будет где-то брать.

— Ясно, — вздохнул профессор. Я понял, что больше расспросов не будет. — Ладно, дальше я уже сам разберусь. Утро вечера мудренее. И это… спасибо вам. Хоть так…

В трубке поплыли короткие гудки.

Я опустил руки, посмотрел на два дребезжащих широких луча впереди на дороге, на проносящиеся в полумраке деревья.

Хоть так.

Усталость накрыла душным одеялом. Закрыл глаза, откинул голову на подголовник, вытянул ноги. И тут мне пришла визуализация про Артемку…

Как только большой дядя высадил его на краю деревни, тот сразу побежал к другу Мишке. Он был уверен, что гигантская обезьяна, или как его называл Никита — монстр, еще вернется к своему убежищу.

Он тихо перелез через забор, пробрался к Мишкиному окну.

На стук в стекло лицо Мишки появилось так быстро, что Артем в испуге спрятался.

Форточка распахнулась, в ней появился Мишка.

— Ты чего? — зашептал он.

Артем оглядел улицу — никого, повернулся к другу.

— Пошли в логово чудища! — сказал он так просто, будто они каждый день это делали.

— Куда?

— На Кудыкину гору, балда! — возмутился Артем. — В логово! Я тебе днем говорил о нем! Ну, куда я сейчас следопытов водил.

Мишка судорожно сглотнул, румянец сполз с щек.

— А он что… еще там?

— Сейчас нет.

— А эти… следопыты что сказали?

— Да ничего не сказали, — отмахнулся Артем. — Сказали мне идти быстро домой. Наверное, будут его искать. Или не будут. Короче, я не знаю.

— А чего тогда ходить?

— Так он же вернется! Он там спал, значит, это его убежище!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю и все! Короче, ты что, зассал? — Артем пренебрежительно махнул на него рукой. — Я вообще один сегодня ходил, видел его вот как тебя сейчас!

— И что?

— И ничего! — он развел руки в стороны, мол, видишь — хоть бы что!

— Ха! Он-то тебя не видел, потому что спал! — Мишка с сомнением посмотрел на друга, побледнел еще больше. — А потом он проснулся — и корову у нас загрыз!

— Да это не он загрыз корову, балда! — сказал Артем. — Следопыты же говорили, ты чего не слыхал что ли?

— Я дома был.

— Ну, понятно. Так вот, я-то все слышал. Короче это не чудище было, а кто-то другой.

Они немного помолчали, думая каждый о своем.

— Слышь, Тёма, а чего это? — прошептал Мишка. — Другое что ли… чудище?

— Слушай, Михан, я тебе чего под окном буду все рассказывать? Вылезай, по дороге расскажу. А то скоро стемнеет.

Мишка тяжело вздохнул — не нравится ему все равно эта идея. Но и интересно, и трусом в глазах друга показаться не хочется. Делать нечего, дружба есть дружба.

— Ладно, сейчас оденусь только.

— Только тихо там, чтоб предки не увидели, а то…

— Да знаю я, не лечи леченого!

Прошло две минуты, Артем уже стал сомневаться, что Мишка появится, как в окно что-то вылетело. Это Мишка выбросил куртку и кроссовки. Выбрался сам, неуклюже шлепнувшись на клумбу.

— Ой, елки-моталки! — пробормотал он, поднялся, потирая ушибленный бок.

— Ну и медведь ты все-таки, Сэм! — засмеялся Артем.

— Не называй меня Сэмом! — ответил Мишка, вдевая ноги в кроссовки.

— Ну, а кто же ты еще? Если я — Фродо!

— Да отстань ты со своими «властелинами»! — Мишка пошел вдоль дома, пригнувшись, чтобы родители не увидели в окна. — Надоело уже…

— Ладно, не ворчи. Выкатывай лучше быстрее своего скакуна хромоногого.

— Ничего он и не хромоногий! — обиделся Мишка и тихо повернул щеколду на входных воротах, где стоял разноцветный, собранный из нескольких, велосипед. — Не хуже твоего.

Через минуту они уже мчались к лесу. У Артема даже ветер свистел в ушах. Полноватый Мишка, обливаясь потом, едва за ним поспевал.

И куда так торопится, думал он, все равно там никакого монстра нет. Да и не было. Врет все этот задавака. Напридумывал опять с три короба. Меня напугать, наверное, хочет. Точно! — мелькнула в голове у Мишки догадка, — решил меня проверить! Облажаюсь или нет! А на самом деле никого там и не было. Подумать только — горилла! Это в нашем-то лесу, где и медведей отродясь не было! Ну, фантазер!..

Они подъехали к лесу, Артем на ходу спрыгнул с велосипеда, взбежал в гору так, словно для него это было привычное дело. Мишка часто завидовал его бесконечной, словно у «энерджайзера», энергии.

— Ну, где ты там, тихоход! — крикнул с холма Артем.

— Где-где…, - пробурчал под нос Мишка, переводя дыхание. — Что я, электровеник что ли?

Он бросил свой велосипед рядом с Артемкиным, косолапо заторопился наверх. В голове крутилась идея, как уесть этого задаваку. Посмотрим, какое ты мне чудище покажешь, ха! Если только сам его из глины вылепишь…

Поднявшись на горку, он не сразу увидел друга. Тот махал ему из-за кустов метров за двадцать, где сидел как шпион на корточках. Мишка побежал к нему вразвалочку, неумело посвистывая.

— Ты чего раздухарился? — зашептал Артем, прижимая его к земле.

— А чего? Думаешь, твоего монстра испугался?!

Артем кинул на него полный удивления взгляд.

— Ты же не видел! Как же ты можешь не боятся?

— Потому и не боюсь, что не видел! Подумаешь…

Артем больно ткнул его острым кулачком в плечо.

— Ты что, придурок?

— Да ладно тебе! Чего ты сразу драться…

— Пойдем, — пригнувшись, Артем перебежал к другим кустам, — нам туда.

— Пойдем, — пожал плечами Мишка. Ему начала надоедать эта игра в партизан.

Он пошел за другом между кустами нехотя, лениво, только чтобы показать ему наконец, что не боится его сказок.

А между тем, словно нечаянно, обратил внимание на необычную тишину в родном лесу. И деревья стали какие-то высокие и застывшие. А между деревьями, особенно в пучках кустов и заросших ложбинках, тени были слишком темные и густые. Еще как назло солнце стало садиться за деревья, отчего лес погрузился в зловещий полумрак.

— Вон там! — зашептал в самое ухо Артем.

Мишка вздрогнул, проследил за его рукой, и взгляд уперся… в чудовище!

Сердце замерло в груди. Неужели?

Нет! Черт, напугал! Это всего лишь похожие в темноте на гигантского осьминога корни поваленного дерева.

— А я еще подумал — чего это он на обезьяну-то совсем не похож! — улыбнулся Мишка, облегченно поглаживая себя по груди.

— Чего ты бормочешь? Смотри! Вон за теми корнями у него логово, понял?

— Что, прямо там? — ухмыльнулся Мишка.

— Да! Прямо там! — вполголоса возмутился Артем. — Отсюда я видел его ноги и руку, которая потом пошевелилась.

— Да ты что! — продолжал забавляться Мишка. — Прямо зашевелилась?

— Ты что, издеваешься? — Артем встал в полный рост, кулаки сжались. Будет еще над ним тут какой-то бестолочь прикалываться!

— А ну, пошли! — он за шиворот поднял Мишку, потом схватил за рукав и потащил к «логову». — Пошли, пошли! Сейчас я тебе покажу…

— Стой!!! — раздался резкий и писклявый вскрик друга, который заставил Артемку остановиться. Когда Мишка так визжит, значит, случилось что-то на самом деле ужасное. В прошлом году, летом, он тоже так закричал, когда они наткнулись на синего, вздувшегося утопленника. Мишка еще тогда чуть не наступил на него…

— Ты чего, Мишаня?

Выпученные, как у того утопленника, глаза Мишки остекленело смотрели в одну точку, рот беззвучно открывался и закрывался, дрожащая рука медленно поднялась.

Артем посмотрел, куда показывал Мишка, и тоже замер.

Из мрачной тени того самого поваленного дерева, словно из ниоткуда, медленно вышла огромная собака… или даже волк. Глаза горели двумя красными углями, с приоткрытой пасти стекала тягучая слюна, шерсть вдоль хребта вздыблена.

Артем первый пришел в себя. Зашептал ласково.

— Тихо… Тихо, собачка… Хорошая…

Не спуская взгляда с собаки, взял Мишку за руку, крепко сжал и сделал коротенький шажок назад.

— Мишаня, — прошептал он, — давай за мной. Только тихо, без резких движений.

— Ма… ма… — застонал Мишка и, трясясь, как лист на ветру, последовал за Артемом. — Это и есть… то чудовище?

Они сделали еще один маленький шажок назад, крепко сжатые ладони вспотели. Собака-волк закрыла пасть и удивленно наклонила голову набок.

— Вообще-то… нет, — ответил Артем, и они сделали еще один шажок назад.

— То-то я думаю, что на обезьяну… оно н-не похоже, — через силу выдавил Мишка. — Кто же т-тогда… это?

— Я не знаю, Мишаня…

Собака-волк видимо догадалась, что ее добыча медленно ускользает. Пасть снова раскрылась, из нее вывалилась очередная тягучка, послышался злобный всхрип. Она уверенно шагнула вперед, голова опустилась ниже, а красные угольки глаз вспыхнули ярче.

В спину Мишке уперся обломанный сучок, торчащий из куста. От неожиданности он одновременно вскрикнул и подпрыгнул. А потом, словно в нем взорвалась скрытая пружина, со всех ног побежал. Скользкие руки друзей расцепились, и по инерции Артем завалился на колючие ветки куста. Быстрый взгляд перебежал от жутко и пронзительно орущего Мишки на рванувшую на них рычащую собаку-волка.

— Нет! — успел крикнуть Артем, вскочил и, скользя на рыхлой земле, заспешил за ускакавшим далеко вперед Мишкой.

Глава 19

Ник.

За плечо трясли, голос появился из тумана сознания.

— Эй, охотник за чудовищами, вставай!

Разлепил глаза — физиономия Глеба улыбалась во весь рот. Глянул за окно — стоим у подъезда.

— Что, уже приехали?

— Ну, ты и поспать!

Я толкнул дверь, вывалился на тротуар, едва удержавшись на ногах. Усталость просто притягивала к земле. Скорее до дома, мягкого дивана, горячей ванны.

— Ладно, Ватсон, пока. Завтра созвонимся.

— Уже сегодня, Холмс! — сказал он, показывая на светящиеся автомобильные часы.

— Да, да, — пробормотал я, и ноги сами поплелись к подъезду. За спиной хлопнула дверь, заурчал мотор, затих за углом дома.

Едва открыл дверь в квартиру, как Ольга бросилась на шею, крепко прижалась, словно я с фронта вернулся, и она не ожидала, что я живой и невредимый.

— Да ты что, милая? Все хорошо, — сказал я, оторвал ее от пола и занес в квартиру.

— Наконец-то, — выдохнула она.

— Я такой грязный, такой го-о-олодный! — сказал я, захлопнув дверь.

— Ой, Господи, — засуетилась она, расцепила объятия и, взяв меня за руку, потянула на кухню. — А я для тебя вкуснейший ужин приготовила!

От одних ароматов на кухне у меня свело желудок, и рот моментально заполнился слюной.

— Так чего же ты ждешь!? — воскликнул я и упал на табуретку. — Скорее мечи все на стол! Я, наверное, целого быка бы сейчас сожрал, а потом еще добавки попросил!

— Сначала руки помой! — сказала Ольга и засуетилась у кастрюль и сковородок, будто сдавала зачет на время. При этом болтала без умолку о всяких пустяках, новостях, кошмарных слухах, которые змеями расползлись по городку. Глаза ее смешно округлялись, жесты были смешные, беспорядочные.

Чистый, сытый через час пытался вместе с Ольгой, лежа на диване, смотреть какой-то очень интересный, динамичный фильм, но глаза ничего не видели, а в голове продолжали бродить тревожные мысли. Я заворочался, Ольга приподняла голову с моего плеча.

— Ты устал, спи, — сказала она, поцеловала меня в щеку. — Я досмотрю, скоро кончится. Завтра ты дома?

— Не знаю еще. Надеюсь.

— Так вроде все закончилось? Или нет?

— Не знаю. Чувствую себя как-то не так, неспокойно.

— Неспокойно? — Ольга с пульта убавила звук, приподнялась на локте, заглянула в глаза. — Ты что-то чувствуешь? Давай поговорим.

— Что-то чувствую… — повторил я. — Нет, наверное, не так. Я словно… э, словно что-то не доделал, или сделал не так. Понимаешь, состояние незавершенности, неудовлетворенности собой.

— Ты говоришь о чудовище?

— Не называй ты его так. В его «чудовищности» я совсем не уверен.

— Но как же? Столько жертв страшных, просто жуть…

— Я не уверен, что… — слова никак не подбирались, мысли путались. — Он этого не делал, я уверен. А, если что и делал, то только для того, чтобы выжить.

— Выжить? — Ольга округлила глаза. — Съесть бедную старушку, ее козу — это ты называешь «выживанием»?

— Ну, во-первых, он, если это был он, ее не съел, а только обглодал внутренности, так же как и козу…

— Никита! Да ты послушай, что ты говоришь? Ты же говоришь о людях! Людей разве можно есть?! Мы не пища! Мы живем не на каком-то острове в племени Тумба-Юмба, где каннибализм в порядке вещей…

— Но он-то этого не знает! — вступился я за гиганта. — Для него, возможно, что олень, что хорек, что человек — все представители животного мира, все равны! Да, там у себя, на севере, где еще полно всякой живности, а людей наоборот — один на сотню квадратных километров, он специально вылавливать человечинку не будет. Но здесь он попал, так сказать, в чрезвычайную ситуацию. Причем, не по своей воле. И животных у нас, наоборот, почти нет в лесу. Только домашние. Сама ведь все понимаешь.

Ольга опустила голову на подушку, стала смотреть молча в потолок.

- Может, ты и прав. Но что теперь об этом говорить. Все кончилось, слава Богу. Ты загнал его в ловушку, он утонул, а люди спасены. Ведь могло быть еще больше жертв.

— Да, — сказал я, повернулся на бок, закрыл глаза. — Больше жертв не будет, я надеюсь. Не должно быть.

— Что-то я тебя не пойму, — сказала Ольга. — Чудовище защищаешь, в том, что жертв не будет, не уверен. Как тебя понимать? Ты чего-то не договариваешь? Ты что-то знаешь, чувствуешь, но боишься об этом говорить?

— Да нет, не боюсь. — Ответил я, повернулся к ней. — Я тут вспомнил слова Глеба.

— О чем ты? При чем тут Глеб?

— Да ему видения какие-то мерещатся, словно бы раздвоение личности у него. Он, мне кажется, гиганту больше симпатизирует. Людей ему меньше жалко. Люди, мол, стали хуже скотов, сами как дикари себя ведут, как хозяева, и животные для них — низшие существа, созданные лишь для удовлетворения собственных нужд.

Ольга молчала, потом со смехом воскликнула.

— Вот тебе на! Глеб — философ! Это что же с ним такое могло случиться?!

Я ответил ей серьезно.

— Вирус.

— Что? Вирус?.. — усмешка из ее голоса исчезла. — Тот самый, от которого он…

— Да, тот самый, — сказал я, заглянул ей в глаза. — Он и меня изменил. И иногда, не всегда, но очень часто я готов с ним согласиться. Много людей ведут себя как животные. Я даже не беру все человечество в целом, потому что дискуссия про это заняла бы не один час. й отвечаю.

гло случиться?!

орения собственных нужд.

ва, а животные для них — низшие

— Мне кажется, что тебе жалко этого… монстра.

— Наверно.

— А людей тебе не жалко? — в ее голосе появилось отчаяние, испуг, обреченность. — Ведь мы же разумные, мы чувствуем, думаем, мы — венец эволюции, в конце концов!

- Да, венец. Только вот это мы так решили, что мы венец. А любое животное спроси, считает ли оно нас венцом? И если бы оно могло говорить, я не думаю, что оно бы с этим согласилось.

— Неужели ты так же думаешь?

— Я думаю, что так вполне можно думать. И эти разговоры Глеба вполне убедительны, а потому имеют право быть.

— Знаешь, я… я даже немножко в шоке. Это как-то не совсем то, что принято считать и говорить у нас в обществе, среди людей.

— Вот именно — принято. Тем более среди людей. Поэтому я совсем не в шоке. Я думаю об этом. И еще — я хочу немного поспать. Ты не возражаешь?

Я наклонился к ней, поцеловал в щеку. Она обняла меня, вздохнула, губы коснулись лба.

— Конечно, спи. Спокойной ночи, сумасшедший мой.

Я обнял ее, прижал к себе, тепло и покой окутали, и я медленно провалился в долгожданный сон.

— Спокойной ночи, нормальная моя.

Черная ночь.

Сквозь деревья пятнистый путь нам освещала огромная белая луна. Я бежал впереди, за мной, еле поспевая, Глеб.

— Ну, быстрее ты, здоровяк! Они скоро догонят! — кричу я ему, обернувшись на ходу.

— Да… бегу я… бегу! — ответил он, тяжело дыша, цепляясь руками за стволы деревьев.

Я остановился, перевожу дыхание, вытираю со лба пот. Глеб подбежал, обхватил руками сосну, сплюнул. Дыхание хриплое, лицо и ладони блестят от пота. У него даже вытереться нет сил.

— Я же… не бегун, как ты, — прохрипел он. — Вот жим лежа, или руку кому… сломать, или там… еще что… а бегать я не мастак.

— Да, — сказал я, — особенно когда бежишь неизвестно сколько, а конца и края леса не видать.

Вдали послышался приглушенный лай, визг.

— Они уже рядом, — сказал я.

— Я больше не могу, — застонал Глеб, бессильно сполз по стволу. — Не могу! Я остаюсь!

Глаза его наполняются слезами, из груди вырывается стон.

— Я лучше здесь сдохну! — сквозь нахлынувшие рыдания крикнул он.

— Нет! — я подхватил его под руки, попытался приподнять полтора центнера рыданий, руки скользят. — Давай, соберись! Я чувствую, что скоро. Давай же, дружище! Я знаю, ты сможешь, ты сильный!

— Да какой я сильный! — ревел он. — Я здоровый, только и всего! А внутри такой же человек, как и все, как и ты.

Тем не менее, он шумно выдохнул, оперся на мою руку, приподнялся. Огромное мускулистое тело превратилось в трясущуюся и расхлябанную массу.

— Что же с тобой случилось, Рембо?! — спросил я, хлопнул дружески по спине, брызги пота полетели во все стороны. — Ты сможешь! Давай, соберись! Еще один рывок!

— Один рывок, — повторил Глеб, толстой рукой смахнул с лица струи пота. — Ты это говорил уже раз десять. Когда же кончатся эти рывки?!

— Последний, обещаю.

Лай собак ближе. К нему примешивается хруст веток, глухое рычание.

— Все, рвем отсюда! — крикнул я.

Кое-как ковыляя, мы «рвем» по зарослям. Глеба шатает во все стороны. Ветки хлещут по лицу. Из-за стекающих по лицу струй соленого пота глаза слезятся. Мы то и дело натыкаемся на молодые деревца, застреваем в кустах, проваливаемся в невидимые ямы.

Но продолжаем бежать.

Слева мелькнула тень. Я потянул Глеба на себя, свернул за толстое дерево.

- Что такое? — спросил он.

— Собака! Или волк! — сказал я, вглядываясь в темноту.

Собака-волк пробегает между деревьями в нескольких метрах от нас, на миг спина встопорщенной щетиной освещается лунным светом. Хвост поджат, глаза расширены в ужасе, слышится приглушенный стон.

— Она тоже боится! — прошептал я.

— Как? И она тоже? — не верил своим ушам Глеб.

— Да! Как и мы! — моя ладонь судорожно сжалась, хотелось спрятаться за широкой спиной друга — такого большого и сильного… и еще более испуганного. Ладно, вдвоем боятся легче, подумал я.

— Они все от него бегут, — произнес Глеб то, что я не в силах был выдавить из себя.

И это было правдой.

— Б-бежим, — застонал он и как сохатый вломился в густой кустарник. Я за ним по протоптанной дороге.

Мимо мелькнула еще одна тень, испуганно шарахнулась от нас. Снова собака-волк. И эта тоже боится. Они все его боятся.

По лесу трубит и грохочет, словно гром из черной тучи, застрявшей между деревьев. Это он так рычит. Нас толкает в спину воздушная волна.

— Твою мать! Твою мать! — истерически завизжал Глеб, тянет меня за собой еще быстрее. Я как мягкая игрушка болтаюсь за ним. От страха у него открылось второе дыхание, а я не могу даже ругательство из себя выдавить.

Сквозь треск ломающихся деревьев я слышу его дыхание за спиной. Он бежит гораздо быстрее нас, топот стоит такой, что деревья трясутся, а у нас ноги подгибаются, словно мы бежим не по твердой почве, а по хлипкому навесному мосту.

Скоро он нас настигнет. Уже скоро. Он уже близко.

Теперь и мой страх открывает второе или уже третье дыхание. Я обгоняю Глеба, перескакиваю ямы, проскальзываю торчащие ветки и копны кустов.

— А-а-а!!! — закричал в спину Глеб. Это похоже на «ура» только наоборот. Это от страха и безысходности. Мы оба знаем, что не убежать.

Но бороться надо до конца.

А конец уже близко и паническая заноза в голове скребет и кровоточит: «скорей бы…»

Хрустнувшее за спиной дерево валится между нами. Широкие колючие толстые ветки сбивают нас с ног. С криками страха и боли мы подползаем друг к другу, безуспешно пытаясь спрятаться под толстым стволом.

Вместе умирать веселее.

От его шагов мы подпрыгиваем на земле, ветки качаются над нами.

И сквозь них мы видим его.

Широко расставив свои волосатые кривые и огромные, словно два лохматых баобаба ноги, он высматривает нас — маленьких и дрожащих — среди густых веток. Смрадной осязаемой волной до нас дошел тошнотворный запах его тела, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сблевать себе под ноги. Мы оба с Глебом почти не дышим, чтобы не выдать себя. Зато его хрипы сотрясают ветки, а изнутри грудной клетки размером с железнодорожную цистерну доносится тяжелый низкий гул.

Тонкий и почти неслышный хруст под Глебом выдает нас. Глеб бессильно стонет, когда два горящих угля его глаз устремляются прямо на нас.

Он хрипит, наклоняется и в нос ударяет гнилостный запах из его пасти. Волосы на наших головах трепещутся на ветру его дыхания. Этот кинг-конг протягивает к нам огромные волосатые лапы, обхватывает сразу по несколько веток и с оглушительным треском выламывает из ствола. Теперь мы перед ним как два парализованных мышонка на пеньке. Такие же маленькие, испуганные и беззащитные.

Он опирается на свои длинные руки, наклоняется еще ниже и разглядывает нас, наклоняя голову то влево, то вправо, как собака. Не знаю как Глеб, но у меня между ног от этого зрелища стало сыро, во рту от страха как наждачная бумага, а внутри похолодело и замерло.

А чудовище смотрит на нас секунд десять, показавшихся вечностью, потом словно бы ухмыляется и, гулко рыкнув, выпрямляется. Когда отталкивается руками, земля в этом месте проваливается, и мы с Глебом медленно съезжаем в эти ямы.

Лохматый гигант еще раз хмыкает, поднимает руки к ухмыляющейся, а оттого еще более страшной морде, впивается мощными когтями в лохматые обвисшие щеки и… сдирает с себя кожу. С таким хрустом, словно разрывает брезентовые полотнища. Из оборванных вен и артерий, словно из шлангов, во все стороны хлещет черная, искрящаяся в свете луны, кровь. Брызги, отскочившие от деревьев, густыми горячими каплями попадают на нас.

Глеб стонет как маленький щенок, прижатый в дверях, судорожно стирает с лица пахучую кровь. Я не выдержал — горькая струя облегченно вылетела изо рта прямо в ноги.

Через пару секунд прихожу в себя, опустевший желудок еще сжимается, но я нахожу в себе силы — медленно поднимаю глаза, чтобы посмотреть на то, что стало с мордой чудовища. И вижу, что никакой крови нет. Лицо — именно лицо — этого гиганта чистое и серьезное. Лицо человека. А страшная маска кинг-конга болтается в длинной руке, роняя последние капли. Я открываю рот от изумления и неожиданности. Глеб толкает меня локтем.

— Эт-то чего т-такое? — бормочет он, выпучив глаза.

Но я не отвечаю, заворожено вглядываясь в представшее зрелище, похожее на ужасающий фокус. Никаких особых примет в лице, оно ни на кого не похоже, ни кого конкретного мне не напоминает. Просто лицо стандартного, стереотипного человека. Без эмоций, без изъянов, пропорциональное и мужественное. Лицо с плакатов советского времени. Лицо одновременно рабочего, крестьянки и ученого. Просто… лицо человека. На теле огромного, длиннорукого и лохматого чудовища.

— Это… человек, — неслышно выдохнул я.

А потом этот оборотень запрокидывает голову и начинает хохотать. Гулко, громко, что называется — от души. И весь лес трясется от этого нечеловеческого гогота.

…Проснулся весь сырой, быстро сел в постели. В ушах все еще стоял нечеловеческий гогот, переходящий в нудный собачий лай за окном.

Меня передернуло. Понимаю, что это всего лишь сон, кошмарный, ужасный, но все же сон. А сны, как известно, ничего общего с реальностью не имеют. Это иллюзии.

Или, все же, больше чем просто иллюзии?

Ольга заворочалась во сне, я поцеловал ее в лоб, она повернулась на другой бок и снова спокойно задышала, даже улыбнулась во сне. У меня же сон бесследно улетучился. Смотрю на часы — почти пять. Выспаться хватило четырех часов.

Я тихо встал, зябко вздрогнул, накинул халат. Надо пойти умыться. Смыть с себя этот сон, пот и беспокойные мысли.

Через десять минут коричневая ароматная пена поднялась в турке. Я быстро снял ее с плиты, налил в чашку и подошел к окну.

Слева, с востока медленно выползало тусклое солнце. Начало нового дня. Что он нам готовит, этот день? Новые сюрпризы, или скуку обыденности?

Еще пару глотков горячего бодрящего напитка. И тут пришло сообщение.

Сообщение.

Объект «Зверь» обнаружен.

Координаты: 57.832298, 55.250170

Ориентир: село Таборы, левый берег Камы

Движение: северо-северо-восток.

Скорость: 2,8 км/ч

Я даже обжегся, настолько неожиданно это было.

Вот тебе и сон. Вещий!

Рука сама ставит чашку на подоконник, ноги идут в прихожую. Что-то толкает меня на улицу.

Выбежал в подъезд в одном халате и в шлепанцах. Полетел по темным ступеням, толкнул входную дверь, выкатился на тротуар.

Взгляд забегал по сторонам: здесь асфальт, там бетон. Перебежал узкую придомовую дорожку, перепрыгнул низенький заборчик, спустился вниз, стую вдеть ноги в тапочки. к, ноги идут в прихожую. на другой бок и снова спокойно дышит, даже улыбаетсянашел чистую без асфальта землю, упал коленями и руками в сырую траву и, о чудо, почувствовал его! Дикий человек жив! Он не утонул!

Я от неожиданности и какой-то ребяческой радости сел на влажную траву, вскинул голову к небу, закрыл глаза. Прохладный утренний ветер обдувал, освежал, бодрил.

— Он жив, жив, — повторял шепотом. Даже не думал, как ему это удалось. Он особенный, он не человек, не животное, он какое-то сверхсущество. Я всегда это чувствовал. Поэтому его воскрешение меня не удивило, а скорее поразило.

И теперь моя задача найти его. Успеть найти раньше профессора и толпы ментов с собаками. Зачем? Пока не знаю. Просто чувствую, что так надо.

— Все, вперед! — я встал, стряхнул с халата прилипшую траву, вскарабкался к дороге, бодрым шагом двинулся к дому. — Звонить Глебу, возвращаться к реке. Как можно быстрее.

Глава 20

Ник.

Краем глаза заметил у первого подъезда замершего с метлой дворника. Улыбнулся, понимая реакцию, приветственно махнул ему рукой, вбежал в подъезд.

Старался не шуметь, но Ольга все равно проснулась, села в кровати. Протерла кулачками глаза, посмотрела на часы.

— Ты чего это? — пробормотала она. — Куда в такую рань побежал?

— Мне надо ехать, — ответил я, одной рукой набирая номер Глеба, второй пытаясь одеть брюки.

— Куда ехать? — Ольга поднялась, зябко закуталась в одеяло. — Ты только что вернулся, два дня дома не был! И опять, ни свет ни заря бежишь!

Она поймала меня за руки, заглянула в глаза.

— Ты объяснить можешь, в конце концов? — потребовала она.

Я остановился, выпрямился. Брюки сползли на колени, из телефона послышался голос Глеба.

— Он живой, — сказал я. — Понимаешь? Он не утонул, каким-то образом смог выжить, не знаю еще как, но…

— Как ты это узнал?

— Сообщение пришло. Да еще на улицу бегал, проверить. Даже на таком расстоянии услышал его. Он переплыл реку, сейчас на другом берегу. Он идет на север, значит, он пришел в себя, начал наконец-то что-то соображать. Понимаешь, что это значит?

— Нет, — честно ответила она, тяжело вздохнула, ушла на кухню.

Я отключил телефон, уверен, Глеб уже летит ко мне, натянул, наконец, брюки, пошел за Ольгой.

Я обнял ее сзади, шепнул в ухо.

— Ты ведь у меня умница, все понимаешь, я знаю. И еще, знаю, веришь в меня.

— Да, понимаю и верю, — вздохнула она, нарезала хлеб. — Я всегда все понимаю, и всегда верю, а еще жду, надеюсь и… люблю тебя, непутевого. А что мне еще остается?

Она повернулась ко мне, поцеловала в щеку, протянула пакет с бутербродами.

— Вот теперь можешь идти спасать мир.

— Хорошо, — я крепко поцеловал ее. — Пойду, труба опять зовет!

— Я когда-нибудь с твоей трубой разберусь, достанет она меня! Чтоб не звала, когда не надо.

Я пожал плечами, неловко улыбнулся, тяжело вздохнул. Видимо, слишком тяжело получилось, потому что Ольга тоже заулыбалась.

— Ладно, не театральничай!

В дверях она меня остановила.

— Знаешь, я тут вспомнила. Позавчера по телевизору случайно увидела передачу про всякие там аномальные явления.

— Ну и? — я пытался без рук всунуть ноги в кроссовки.

— Там просто версию одну интересную выдвинули, что, мол, снежный человек, так же, как и полтергейсты всякие, приведения, призраки — это явления из параллельной реальности. Именно поэтому они неуловимы, действия их не поддаются нашим физическим законам, ну и все такое.

— Ты считаешь, что наш дикий человек тоже относится к такому виду?

— Не знаю. Я просто тебе сказала, что слышала, а уж относится или не относится — тебе решать. Но то, что я про него от тебя знаю, очень на это походит.

Она увидела, что я серьезно задумался, поцеловала в губы, развернула и хлопнула по спине.

— Иди уже! Глеб тебя, наверное, уже заждался!

Я побежал по ступеням, услышал вдогонку.

— И не забудь звонить!

— Хорошо! — крикнул в ответ, перепрыгивая через две ступени. — Я тебя люблю!

— Я тоже тебя люблю! Будь осторожнее! Слышишь!

— Слышу! Буду!

Через двадцать минут мы были на выезде из Угорска. Раннее утро, сумеречное. С пруда по улицам тянулся сырой туман. Улицы были еще тихие, сонные.

Машина бежала ровно, но быстро. Мы подскакивали на «лежачих полицейских», но Глеб смотрел прямо перед собой, брови сдвинуты. Скользнул по его мыслям — он не злится. Чего я боялся. Он в предвкушение новой погони, новых приключений. Хотя по глазам видно — не выспался. Дом у них там строят, сваи опять забивали, наверное. Или по жене своей соскучился?

— Ты уже видел его? — спросил Глеб, сглатывая зевоту. — Я имею в виду — видения твои. Были они у тебя?

— Пока нет. Но думаю, скоро.

— Интересно, как он все-таки выбрался? Не мог же он десять минут под водой находиться!

— Не мог, — ответил я. — Но только по меркам обычного человека. Мы же не считаем его обычным.

— Тем более человеком, — добавил Глеб.

— Вот именно. Поэтому… поэтому это могло произойти как угодно, даже самым невероятным способом.

— Например?

— Ну, например, он просто внушил нам, что он утонул. Или исказил наше восприятие времени.

— А это как?

— Ну, нам показалось, что прошло десять минут, а на самом деле прошло десять секунд.

— Ни фига себе! И что, он такое может?

— Не знаю. Но вполне допускаю, как одну из самых невероятных версий. Я тут читал про это. Почему почти все допускают его существование, в том числе и физические — следы на земле, шерсть на деревьях и прочее, но никто не смог записать его на видео? Даже люди, которые сталкивались с ним, так сказать нос к носу, потом не помнят, куда он подевался. Возможно, он их гипнотизировал, убегал, а когда люди приходили в себя, рядом, естественно, никого уже не оказывалось.

— И про видео я тоже слышал, — вставил Глеб, — что, мол, он чувствует излучение и избегает как бы заранее всех попыток его снять. Есть толькоодна пленка, ставшая сенсацией.

— Да, видел я ее в какой-то программе. Только уж больно она сомнительна тоже. Вероятно, как считают скептики, это самая качественная подделка. А энтузиасты бигфута, наоборот, пытаются найти все новые и новые доказательства подлинности этой пленки. И вообще, каждый верит в то, во что ему хотелось бы верить. Поэтому все самое невероятное вполне может быть правдой. А то, что поначалу кажется естественным и правильным, в конце концов, оказывается самой бесстыдной ложью.

— Да уж, — вздохнул Глеб, — на самом деле, не знаешь во что и верить теперь.

— Надо позвонить Запольскому, предупредить его, — сказал я, достал мобильник.

— Чтобы ментов не посылал с собаками?

— Чтобы был готов к новым неожиданностям. А про собак, хм, думаю, что они его все равно не найдут. Если он перебрался на тот болотистый берег, там собакам делать нечего.

— Так, а мы куда едем, на то же место?

На очередной выбоине машина гулко задрожала, в багажнике что-то звякнуло.

— Примерно, да, — ответил я, пропустив очередную яму. — В какой-нибудь ближайшей деревне нам надо раздобыть лодку, чтобы перебраться на тот берег.

— Можно в Таборах, там у меня одноклассник живет. Если он дома, конечно.

— Давай в Таборы. Это рядом.

Я набрал Запольского. Ответили не сразу, кроме гудков вызова услышал предупреждающие сигналы о заряде батареи. Забыл зарядить телефон. Да, честно говоря, и не думал, что надо будет через несколько часов снова подрываться в погоню.

— Алло, — слышу из трубки сонный хрип, — кто это, черт побери…

— Это Никита, — сказал я, — Эдуард Янович, наш дикий человек жив. Он перебрался на тот берег и, возможно, двигается на север.

— Ч-что? Жив? Как жив? Разве он не…

Пи-пи-пи…

— Эдуард Янович, у меня батарея садится, некогда объяснять. Мы сейчас едем в Таборы, чтобы лодку взять…

— В Таборы? Зачем в Таборы? Он же, как я понял…

Пи-пи-пи…

— Да, но нам лодку надо… в общем, до…

Хотел сказать «до связи», но трубка выключилась. Пусть звонит Глебу, если догадается. Если у него есть номер.

— Ну что? — спросил Глеб.

— Ничего, едем за лодкой.

— Да нет, я… это, — Глеб резко бросил машину влево, сделал рискованный, но уверенный обгон. — Что он сказал?

— Ничего он не успел сказать, — ответил я, вжавшись в кресло. — Главное, что он понял меня. А там дальше разберемся.

— Ничего не понимаю, — сокрушался Глеб, влетая на машине в деревню. — Время седьмой час утра, а ни одного колхозника не видно! Где же стада коров-овец и трудолюбивых пахарей-доярок?!

Он свернул с трассы, машина нырнула в глубокую лужу. Я успел упереться руками в приборную панель, передо мной по лобовому стеклу шлепнула и растеклась огромная коричневая клякса. На короткий миг раздался визгливый сигнал. Это Глеб уперся широкой грудью в рулевое колесо.

— Чтоб вам всем тут провалиться, козлы вонючие! — заорал он, дергая рычаг коробки передач, пытаясь вылезти из ямы.

Но машина, как назло, села обоими передними колесами.

— Все, приехали, — сказал спокойно я. — Давай выбираться отсюда. Мы же все равно приехали.

Открыл дверь, в салон залилась жидкая грязь. Быстро переступил, выпрыгнул из машины. Лужа оказалась небольшой, но глубокой, машина погрязла передком по самые фары.

— Елки-палки! Ну и дела! — сокрушался Глеб, почесал затылок, глядя на машину.

Обходя лужи, я направился вглубь деревни.

— Ладно, потом разберемся с машиной, — сказал Глеб, догоняя меня. — Палыч тут недалеко живет, вон на той улице.

— В деревне, по-моему, в любую сторону недалеко, — засмеялся я, хлопнул Глеба по плечу.

Он не отреагировал на мою реплику, тщательно отряхивал с куртки брызги грязи.

— Надо будет заодно трактор у Палыча спросить, — пробормотал он. — Хоть и поставил на сигналку, но в этой дыре ничего нельзя надолго оставлять. Растащат все до винтика местные умельцы, концов не найдешь.

— Ну, где этот дом? — спросил я через минуту на той самой улице, что указал Глеб. Он же в очередной раз пожал плечами, почесал затылок.

— Да тут все дома какие-то одинаковые стали! То ли третий слева, то ли справа — не помню. Но то, что с краю — это точно.

— Ну что ж, иди с этого края спроси, а я с того.

— Ага.

Мне повезло больше. Я хотя бы нашел его. Правда, он в таком состоянии, что не сразу поймешь — живой ли вообще.

— Да с бадуна он, оболдуй, — мягко проворковала милая старушка, баба Маня, мать Палыча, приглашая нас к скромному деревенскому столу. — Начавкались с дружками вчера опять.

— Он же говорил, что не работает с весны! — сокрушался Глеб. — Откуда же деньги берут на это дело?

— Понятно где — шабашат с дружками, потом спиртягу берут. Кто нашабашит, тот и угощает всех.

— Ё-мое, — покачал головой Глеб. — Что за жизнь…

— Это еще чего! — продолжала словоохотливая старушка, наливая по чашкам душистый чай и одновременно поправляя вязаную салфетку на столе. — Вон, на прошлой неделе похоронили дружка своего, Витальку, так цельных три дня не просыхали.

— А чего с ним случилось-то? — спросил я.

Старушка посмотрела на меня как-то странно, ответила так, словно очевидные вещи объясняла ребенку.

— Так траванулся с ентой самой спиртяги!

Глеб даже захлебнулся, а старушка хлопнула его по спине и продолжила, как ни в чем не бывало.

— Да вот так вот мы и живем! Ну, а вы кушайте, кушайте! Вон булочки еще свеженькие.

Дружок Глеба нам и не понадобился. Милая старушка сама дала ключи от лодочного гаража, пообещала сходить к трактористу, чтоб машину вытащил да к дому оттащил.

— Хорошая бабуля, — сказал я, торопливо спускаясь за Глебом к реке.

— Она всегда такая была, баба Маня, — ответил Глеб. — Даже не изменилась нисколько за эти годы. В отличие от Палыча.

Мне нечего добавить.

Мои мысли были о диком человеке. Где же он сейчас?

Пока Глеб возился с ржавым замком, я присел на берегу, плотно прижал ладони к сырому песку.

Сигнал пришел гораздо быстрее, чем я ожидал. Только слабый очень. То ли это из-за того, что нас разделяло километра три воды, болота и леса, то ли он уже успел как следует оторваться от нас. Что ж, посмотрим, время дорого, надо спешить…

— Ник! Никита! — позвал Глеб, вырвав меня из… не знаю еще как назвать это состояние. И не транс, и не медитация. Ближе всего, наверное, подойдет слово «сеанс». Например, сеанс поиска, сеанс общения, слежения…

— Никита! — слышу над ухом. Я поднялся, стряхнул с ладоней песок.

— Что там? Открыл?

— Да! Но тут… — он протянул свой мобильник. На мой немой вопрос шепнул:

— Это профессор.

Нашел все-таки, подумал я.

— У меня для вас две новости, Никита Алексеевич, — сказал Запольский и тяжело вздохнул. — Еще одно нападение. По всей видимости, работа тоже этого… нашего монстра.

— С чего вы взяли?

— Да те же характерные ранения. В лесу нашли, недалеко от того места, где чудище проходило. И как раз примерно в это же время. Так мне Дима сказал. Если он, конечно, ничего не напутал.

— А когда нашли? Кого?

— Вчера поздно вечером. Мальчишка…

Я сразу подумал о том смелом пацане, Артемке. Неужели он?

— …домой не пришел вечером. — Продолжал профессор. — Родители искать пошли. А потом его дружок рассказал, что на них чудище напало. Только он успел убежать, а его друг нет.

— Вы сказали мальчишка?

— Да, пацан совсем маленький, десять лет.

— Артемка?

— Да, вроде так зовут…

— Так он живой?!

— Ах, да, — сказал профессор. — Это хорошая новость. Он живой остался. Чудо просто.

— А тот дружок как описал чудовище?

— Как! Никак! Твердит одно «чудовище» и больше ничего сказать не может. Сами понимаете, в шоке он пока. Полицейские местные были, расспрашивали, но без толку. А тут семья его… Корову-то как раз у них задрали, вот в чем дело. В общем, вам бы самому приехать, посмотреть, проверить.

— А как же дикий человек? Я опять вышел на его след! Надо ловить его, пока он в безопасном для людей месте… Пока не натворил чего-нибудь еще.

— Да я понимаю. Не знаю я что делать. Мне бы с вами, только вот все равно придется полицию дожидаться, с ними переправляться. Тут все шишки из УВД на меня как налетели. Короче, вы скажите, где он перебрался, я туда людей и поведу. Иван и офицер один тут, из местных, уже поехали с лодками договариваться. Переправимся, а там, глядишь, нагоним вас.

— Ладно, тогда связь будем через Глеба держать. Если там вообще связь есть.

— Так, а что с проверкой? — спросил Запольский. — Я имею в виду, чтобы вы проверили — наш ли это вообще. А то я тоже уже ничего не понимаю в этом кошмаре. Сил уже никаких. Да еще народ тут весь в панике, за стволы хватается, охотники хреновы… Ладно, — профессор тяжело вздохнул, — разберемся. Позже созвонимся.

Он отключил трубку. А мы стали вытаскивать лодку из гаража. Надо спешить.

* * *

Несколько полицейских тщетно пытались держать ситуацию под контролем.

Когда Запольский приблизился к сержанту, чтобы тихо шепнуть ему о новостях, к нему обратился здоровенный мужик в потертой дерматиновой куртке.

— А вот и наш ученый! — сказал он демонстративно громко, чтобы его слышали все односельчане. — Пусть он нам расскажет про свое чудище! Собираются они его ловить, или нет!

— Да! Пусть скажет! Сколько можно терпеть! — послышались подбадривающие голоса.

— Собираемся, — пробормотал, скривившись, профессор, хотел отвести сержанта в сторону, но мужик продолжил громогласно.

— А я так думаю, что вы и вчера то же самое говорили! Только ничего не изменилось! Где же ваш подопытный монстр сейчас, вы хотя бы знаете!?

— Знаем…

— Ах! Они знают! — передразнил мужик, явно провоцируя. — Так чего же вы тут торчите, а? Чего же не бежите, не ловите? Ждете, что он еще кого-то загрызет!?

— Мы делаем все возможное… — сказал профессор как можно мягче, пытаясь избежать столкновения. Повернулся к сержанту, но встретил тупой и угрюмый взгляд, направленный на бурлящую толпу.

— Ни хрена вы не делаете! — возмущался мужик и стал напирать на профессора. Небритое лицо опасно близко зависло над Запольским, в нос ударил запах гнилых зубов и чеснока. Профессор даже присел, на лбу выступили капли пота. Молодой сержантик пытался остановить мужика, уперся в грудь тонкими ладонями.

Но мужик сам остановился, показушно, мол, никто меня не удержит, если только сам не захочу остановиться. Он бросил взгляд на молодого раскрасневшегося пацана.

— Да не держи ты меня, Антоха, ничего я ему не сделаю… пока, — горящий взгляд снова уперся в профессора. — Я только хочу ему сказать, что ждать мы больше не намерены. Не дождаться от этих… интеллигентиков ничего путного. Только языком они чесать горазды.

К сержантику подошли еще двое молодых полицейских. Но и за спиной у мужика выросла стена угрюмых, озлобленных и на все готовых людей.

— Я только хочу, Антоха, — продолжил гудеть мужик, не отрывая взгляда от профессорских запотевших очков, — чтобы этот… так называемый ученый посмотрел на этих вот людей, которые готовы сами все сделать, без вас. И сделают.

Он выловил за плечо из толпы высокого подростка с красными глазами, обнял за плечи.

— Вот это — Руслан, брат Артемки, — сказал мужик. — На которого напало ваше чудовище…

— Но не доказано ведь, что наше… — вставил профессор тихим голоском, но угрюмый бас мужика его прервал.

— Так вот! Вам повезло, что мальчишка жив остался! Иначе он и его отец дух бы из вас уже вышибли за такие дела. Но мы не будем беспредельничать, хотя кто нас остановит? Мы сделаем по-другому. Он, так же, как и мы все, пойдем сами вылавливать твоего урода лохматого. Не беспокойся, — обратился он к сержантику, — ружья у нас зарегистрированы, а лицензию на монстра выписывать не надо, — он снова поворачивается к профессору. — И мы его выловим, будьте уверены, и застрелим как паршивую собаку! Это я тебе говорю, Шура Брагин, а мужики подтвердят, что я говорю редко, но метко. И если сказал, то сделаю кровь из носа. Вот так вот.

Он развернулся, в обнимку с пареньком прошел сквозь толпу. Люди поворачивались за ним, одобрительно гудели, хлопали Шуру Брагина и запуганного подростка по плечам.

Профессор, наконец, трясущейся рукой достал платок, вытер сырой лоб, облегченно выдохнул. Повернулся к сержанту.

— Он что это, серьезно? — спросил Запольский, борясь с сердцебиением.

— Конечно, — ответил угрюмо сержант, глядя исподлобья. Взгляд его читался легко и без телепатии: «А ты, ученая крыса, еще сомневался?»

— Ладно, — пробормотал профессор, словно попавший в тыл врага. — Сейчас я свяжусь с Иваном, моим ассистентом, узнаю, как там у него дела с лодками.

— Давайте, узнавайте, — сказал сержант, развернулся и пошел к полицейскому «уазику». Остальные потянулись за ним, перешептываясь и кидая пренебрежительные взгляды на Запольского.

Профессор, оставшись посреди улицы один, дрожащими пальцами набрал номер Ивана, жалея, что не взял с собой ни одного охранника. Хоть какая-то поддержка была бы. ы самому приехать, посмотреть. напало. ло.

Глава 21

Ник.

— Бензина немного, — сказал Глеб, выводя лодку к середине реки. — Может, хватит только до туда доплыть.

— Надеюсь, что больше нам и не потребуется, — ответил я, пристально вглядываясь в скрытый туманом контур другого берега. — Если, конечно, мы его успеем тут выловить.

— А назад как добираться будем? — удивился Глеб.

— Назад? — я непонимающе посмотрел на друга. — Ах, потом в смысле?

— Ну да, — Глеб смотрел на меня как на слегка не в себе.

— Да не смотри ты так на меня, — засмеялся я. — Я это так, отвлекся немного.

Глеб пожал плечами, мол, я и не думал ничего такого, устремил орлиный и серьезный взор в туманную даль.

Река в этом месте не широкая, всего-то около километра, но течение сильное. Хорошо еще, что плыть нам от Табор до Заполья по течению, так же как и до того места, где выбрался дикий человек.

Минут через десять мы пересекли реку, медленно двигались вдоль изломанного и густо поросшего берега примерно в том месте, где я последний раз видел дикого человека.

Я сидел на носу лодки, пытаясь определить это самое место. Оглянулся назад, на тот берег, попытался определить через этот ориентир примерное место. Но, как назло, над водой плыл густой туман, другого берега совсем не видно, а этот чертов берег тянулся одинаковым ландшафтом — ни деревца особенного, ни коряги какой-нибудь примечательной.

— Нет, так не пойдет, — сказал я. — Я так ни черта не вижу! Через воду не чувствую! Давай к берегу.

— К какому? — спросил Глеб. — Здесь же прижаться негде! Одни коряги, топляки, грязь всякая, зацепиться не за что…

— Так уж найди, за что зацепиться!

— Ладно, ладно, — отмахнулся Глеб, повернул лодку, сбавил ход, — чего так кричать-то, животных всех распугаешь, леших там всяких, водяных…

— Очень смешно! Давай вон туда, между коряг.

— Ага, в самое гнездо к речному дракону, — сказал Глеб.

Я обернулся нему.

— Глеб!

— Чего?

— Откуда у тебя такие фантазии? Ты не выспался что ли? Или, наоборот, сон какой-то приснился?

Глеб смущенно пожал плечами.

— Да нет. Это я так. Недавно книжку читал — фэнтези. Там полно всяких таких приколов. Ну и, глядя на это все, как будто в страшную сказку попал, или в фэнтези, как теперь это называется.

Он заглушил двигатель, прижался к берегу. Провел рукой вокруг: молочный туман, корявые деревья, торчащие прямо из воды, угрюмая тишина. А главное — ощущение, что мы где-то уже не на земле, а на самом деле переместились в другую реальность. Я представил себе это, и мурашки по спине побежали.

— Ты это, — сказал я тихо, но слова мои все равно эхом отразились от деревьев, словно там кто-то повторял за мной. — Может, подождем Запольского с толпой людей в форме?

— Чего? — восхищенный взгляд Глеба переместился на меня, исказился усмешкой. — Ты чего это, супермен, сказок страшных боишься?

Почему-то именно сейчас я вспомнил свой прошлый сон. Может, потому что эти мрачные деревья напомнили мне те, из сна?

Да еще эта тишина… Нехорошая она какая-то. Непредсказуемая.

— Шучу я, — сказал я.

— Точно?

— Точно! Точно! — прозвучало так, словно сам себя подбадривал.

— Правильно! — поддержал мою наигранную смелость Глеб. — Мы ему покажем! Ох, щас зададим ему жару, мало не покажется!..

И добавил, как бы между прочим, для информации, покопавшись с двигателем.

— Тем более что бензина на обратную дорогу у нас теперь точно нет.

* * *

Запольский облегченно вздохнул, когда Иван сообщил, что удалось добыть две моторные лодки. Он быстро забрался в полицейский «уазик» и, не обращая уже внимания на неодобрительные взгляды, скомандовал.

— Ну, все, ребята, поехали! Лодки ждут!

— Где ждут? — спросил сержант, не спеша вставил ключ в зажигание.

— В Заполье, — ответил профессор, нетерпеливо ерзая на сиденье. — Давай уже, заводи! Время дорого!

Усмешка сержанта словно говорила: «заторопился, ожил, закомандовал, а минуту назад чуть в штаны не наложил…».

— В Заполье, так в Заполье. Держитесь, доктор.

Профессору хотелось возразить, что он не доктор, но решил промолчать.

Он сдержанно переносил гнетущую тишину, повисшую в машине, сверлящие взгляды в спину, пока они тряслись по разбитой дороге. Даже если им не нравится, думал он, они вынуждены выполнять его указания. Главное сделать дело, а потом… потом ему будет уже все равно.

— Эдуард Янович! — воскликнул Иван, выбегая навстречу «уазику», чуть ли не под колеса. — Что же вы так долго! Лодки уже ждут!

— Дороги тут такие, я здесь ни при чем, — ответил Запольский, выбравшись из машины. Волнение из голоса ушло, он снова собран, снова на коне. — Где лодки?

— Там, на берегу, — показал рукой ассистент, побежал впереди профессора по тропке, докладывая на ходу. — Люди в лодках, рассчитали по шесть человек в каждой. Два охранника — Лузин и Полунин — вы, я, семь мен…, э-э, полицейских, две собаки, один офицер.

— А офицер — не полицейский что ли? — усмехается профессор.

— Э-э, что вы говорите, Эдуард Янович? — не понял вопроса Иван, обернулся.

— Да так, проехали, — сказал Запольский, подтолкнул ассистента в плечо. — Давайте же, идите побыстрее.

— Да-да, конечно, — Иван припустил вниз по склону чуть ли не бегом, скользя на траве, рискуя в любую секунду шлепнуться на зад и так съехать к самому берегу.

Профессор оживился. Здесь нет этих страшных мужицких рож, бросающих своей животной силой и неуправляемостью в дрожь. Здесь только те люди, которые подчиняются ему, а это вселяет уверенность.

И он очень уверен в себе. Они найдут дикаря, аккуратно нейтрализуют — уж он за этим проследит — и доставят в лабораторию, где он продолжит исследования. Сейчас очень много интересных опытов можно провести, дикарь показал себя с очень неожиданной стороны, даже дух захватывает.

— Доброе утро, профессор, — протянул руку молодой офицер. — Лейтенант Безматерных.

Профессор, погруженный в свои мысли, проигнорировал протянутую руку, быстро взобрался в лодку, толкнул в плечо Лузина.

— Давай, заводи! — перевел взгляд на сконфузившегося офицера. — Некогда нам тут церемониями заниматься, товарищ лейтенант! Дело надо делать! А вот доброе будет утро или нет, мы увидим, надеюсь, совсем скоро!

Лодки отошли от берега.

Запольский попросил Ивана связаться с Глебом.

Тот достал телефон, но остановился.

— Эдуард Янович, — сказал он, наклонившись к профессору. — Я вот тут подумал. Зачем мы вообще это делаем? Я больше чем уверен, что мы ничего и тут не поймаем! Так же как в прошлый раз все будет!

Профессор вскинул на него удивленный взгляд, смотрел несколько секунд, проговорил.

— Может быть. Только вот у нас есть выбор? Или ты что-то предлагаешь?

Иван пожал плечами. Профессор сказал.

— Кроме Никиты никто больше не знает, где он, понимаешь? Я тоже не очень во все это верю, тем более что столько раз накалывались, но, — он оглянулся на офицера. — Дело теперь уже не только в Никите. Понятно тебе?

Иван кивнул, вздохнул, набрал на телефоне номер, протянул трубку профессору.

Профессор встал и пристально всмотрелся в речную гладь, словно капитан на мостике.

Разговор был короткий — вопрос, ответ. Не глядя, Запольский протянул трубку обратно.

— Давай на тот берег, и вдоль берега километра два по течению, — отдал он команду Лузину, управляющему лодкой. Потом взмахом дал знак лодке, плывущей следом, где кивком, мол, понял, ему ответил лейтенант.

Ник.

Драгоценное время уходило, но мы терпеливо дожидались вооруженное до зубов подкрепление, сидя на большой сухой коряге. Не прошло и получаса, одна за другой лодки подчалили к берегу. В одной все в зеленых камуфляжах — это профессор и охранники, в другой — полицейские в голубых. Профессор первым бодро спрыгнул с носа лодки, тут же по щиколотки погрузившись в зеленую жижу.

Вся деловитость сползла с его лица, изощренная интеллигентская брань гулким эхом задребезжала между деревьев.

Глеб толкнул меня в бок, хихикнул в кулак.

Я подавил улыбку, сжав зубы.

— Добро пожаловать в страшную сказку, — негромко сказал я Глебу.

— Это же кошмар какой-то! — высказался Запольский, окидывая взглядом окрестности. — Как же мы его тут искать будем, в этом ужасе?

— Вот так и будем, — сказал я, поднялся. — Ну что, вперед?

— Искать, — пробормотал Иван, широко шагая за профессором. — Было бы еще кого тут искать…

Запольский кинул на него недовольный взгляд, и Иван замолк.

Вся команда выгрузилась. Люди изумленно оглядывались, а собаки привычно рвали поводки, стремясь поскорее начать работать. Мы поздоровались со всеми по очереди, улыбнулись знакомым лицам — Лузину, Диме, Ивану.

— Вы нам сначала покажите, где он был, — сказал подошедший к нам офицер. — Чтобы собаки след могли взять.

— Надолго? — спросил я.

— Что «надолго»? — не понял офицер.

— Вы под ноги смотрели? Здесь же болото. Они у вас что, супернюхачи?

— Ну… — лейтенант пожал плечами. — А что теперь делать, попробуем.

— Тогда вот здесь, — сказал я и указал место, где недавно отдыхал дикий человек. Пролежал он здесь, видимо, несколько часов, потому что отчетливый свет его ауры даже сейчас еще проглядывал. Только вот дальше…

Собаки, что удивительно, след взяли.

— Вперед! За ними! — скомандовал Запольский, хотя никому его указания и не нужны были. Люди сами знали, что делать.

Мы пропустили команду вперед. Гуськом, след в след, они шли за кинологами, удаляясь в дремучие дебри.

Подошел профессор, наклонился ко мне.

— Вы знаете, где он? — спросил он, весь его командирский апломб исчез.

— Знаю, — ответил я.

Профессор приподнял брови, нервно сглотнул.

— Так чего же вы не говорите?! Может, и не надо этого ничего… если вы знаете.

— Может, и не надо.

— Так скажите! — нетерпеливо переминался он с ноги на ногу, готовый крикнуть удаляющимся «коммандос».

— Там, — сказал я и показал вглубь леса. — Он там. Я это точно знаю. Идет себе по этим же самым дебрям, хлюпает, падает. А еще он голодный и злой.

Глеб опять хихикнул в кулак, отошел в сторону. Запольский стоял с открытым ртом, непонимающе моргал, кинул взгляд на Глеба.

— Чего он смеется? Я не понимаю!

— Да они просто издеваются! — вставил подошедший Иван.

Глеб сдвинул брови, глядя на него, и Бабыкин спешно ретировался.

— Никита Алексеевич, что это значит!? — настаивал Запольский. — Вы… так вы знаете, где он, или нет?

— Пойдемте, профессор, — я взял его под руку, мы пошли следом за Глебом. — Теперь серьезно. Я знаю, что он где-то впереди. Точно знаю. Но он что-то такое делает, что я не вижу его следов, никаких. Вообще никаких. Только приблизительные координаты, направление движения и все.

— И что же? — Запольский был явно растерян. — Куда же мы идем? Что же делать?

— Попробуем довериться профессионалам, — кивнул я на впереди идущих. Уже слышалась брань, недовольные окрики, короткие и емкие матерные команды, лай собак.

— Я буду время от времени проверять… не знаю, как это сказать… сигналы что ли. Пусть будут сигналы. И, если что-то изменится, об этом вы узнаете первым.

— Да? Ну, тогда хорошо, — взгляд профессора смягчился.

— Я не меньше вашего хочу его найти, чтобы больше ничего не случилось… плохого.

— Это точно, — профессор оживился. — А то уже дети… ужас просто.

— Знаете, профессор, — сказал я. — Я проверил. Это не он.

— Что? Как? Вы точно знаете? — опять возбудился Запольский.

— Точно. Это волкопсы. Те самые собаки-волки. Они бродят по лесам, эти мутанты-неудачники, одичавшие собаки или полуволки, даже не знаю как их и назвать.

— Так вот оно что, — профессор остановился в задумчивости, провалился в канаву, но словно бы не заметил этого. — Вот, значит, какое чудовище видел тот мальчик.

— Да, чудовищ в наших лесах, оказывается, хватает. И творец им — сам человек.

Время шло. Мы тоже медленно, но верно двигались на север, пересекая речную петлю.

Через час наших блужданий по болотам и буеракам, земля поднялась, вода уступила место сухой почве, лес здесь больше стал походить на обычный. И мы пошли быстрее.

Сообщений не было, и я в очередной раз опустил руки на землю. Чувствовал его все явственней, все ближе. Мы на верном пути, зверь в ловушке, не рискнет он снова переплывать реку: там, на той стороне она шире в два раза, у него просто сил на это не хватит.

К обеду мы вышли на середину полуострова, устроили небольшой привал. Все от непривычной нагрузки и усталости валились с ног. Поиск осложнялся тем, что следы стали пропадать. Сначала исчезали куски по пять-десять метров, потом этот разрыв становился все больше и больше. И, чтобы искать вновь утерянный след, кинологам с собаками приходилось все дольше петлять из стороны в сторону.

И вот мы, пройдя две трети пути, встали. Собаки минут двадцать рыскали по лесу, за ними бегали взмыленные кинологи. Но тщетно. Все в недоумении: как так, были следы и вдруг исчезли?

Запольский с Бабыкиным сидели в сторонке, ассистент что-то яростно доказывал профессору, жестикулируя руками, строя гримасы. Профессор ничего не отвечал, лишь хмурился все больше и больше.

Но я-то знал, что происходит. Только не пытался никому ничего объяснять. Глеб тоже знал, профессор догадывался, изредка кидал на меня вопросительные взгляды, но я молчал. Не спеша брел за остальными, останавливался вместе с ними, время от времени проверяя свои «показания» прикасаниями к земле. Пока зверь был на полуострове, дальше он не становился, связь с ним стала отчетливей. Но надолго ли? Не придумает ли он что-то еще? Он может двигаться вдоль реки по буеракам, но, чтобы не отклонятся от своего маршрута — на север — ему рано или поздно все равно придется пересекать реку. Не по мосту же он будет ее переходить? Да и ближайший мост через Каму без малого километров в семидесяти.

Не нравилась мне это тягомотина, но ничего другого не оставалось.

И вот опять мы сидели на сухих валежинах, Глеб что-то уплетал из оставшихся с привала припасов, профессор в сторонке рисовал шестом на земле, тихо бубнил. К нам подошел офицер, развел руками.

— Ничего не понимаю! Ребята говорят, что следы то есть, то вдруг исчезают! Он же не может перелетать по двадцать-тридцать метров! Измучились уже все.

— Скоро совсем следов не будет, — ответил я спокойно.

— То есть как «не будет»?

— Вот так! Не могу я вам этого объяснить!

— А вы попробуйте! — настаивал лейтенант. — Тупостью я не отличаюсь!

— Хорошо, — я поднялся, рядом выросла гигантская фигура Глеба, он, видимо, решил, что может возникнуть небольшая заварушка. Офицер посмотрел на него снизу вверх и слева направо, но в лице не изменился. Кроме кинологов с бессмысленно рыщущими между деревьями собаками, остановилась вся команда, замерли, прислушиваясь.

— Дело в том, — продолжил я чуть громче, чтобы все слышали. Они должны хотя бы приблизительно знать, что происходит. Те, кто еще не в курсе дела. — Дело в том, что мы идем по следу не какого-то беглого преступника, человека. Мы пытаемся поймать неизвестное существо — не человека однозначно, но и не животного в привычном для нас смысле. Оно — это существо — обладает сверхестественными способностями. Мы убедились в этом за прошедшие три дня отчаянной погони за ним. И для него прятать следы — одно из этих способностей. Вот, в общем, и все. Дальше думайте сами.

— Какими такими способностями? — спросил лейтенант у Запольского. — Почему я об этом впервые слышу? Вы ничего не хотите объяснить мне и моим людям? — он окинул взглядом охранников, понял, что все из лаборатории об этом знали.

Профессор что-то невнятно промямлил себе под нос. Лейтенант подошел к нему вплотную, выкрикивая по пути «отбой» кинологам.

— Ну? Говорите же! — настойчиво повторил лейтенант.

За профессора вступился Бабыкин.

— Да что вы хотите! Я сразу говорил, что ничего из этого не выйдет! Вся эта мистика и болтовня насчет сверхестественного — вздор, выдумки и, попросту говоря, отговорки дилетанта, которому мы все доверились, как олухи!

— Чего? — изумился офицер, не поняв, видимо, из слов ассистента ни слова. Он отодвинул чокнутого паренька в сторону, снова обратился к профессору. — Я ничего не понял, объясните, наконец!

И тут Запольский словно взорвался.

— А что вы хотели?! — выкрикнул он, взмахнул руками, откинув шест в сторону. — Я вашему начальству пытался об этом сказать, но они на меня посмотрели как на полоумного! Они и слышать ничего не хотели о каких-то там сверхспособностях! И прислали вас с собаками для отмазки! Я в вас особо и не нуждался! Толку от вас…

— Ах, вот так! — в свою очередь запыхтел офицер, краснея. — Значит, толку от нас!.. Мы полдня тут ползаем по колено в этой жиже, а вы сейчас говорите, что в нас и не нуждались!

Чувствую, как воздух вокруг них нагрелся. На перепалку подтянулись сотрудники в голубых и зеленых камуфляжах, каждый встал около своего начальника.

Я толкнул Глеба в бок, кивнул в сторону возникшего противостояния, которое ни к чему хорошему привести не могло — у каждого ведь оружие. Глеб ухмыльнулся, мотнул головой, не спеша поднялся, разминая широченные плечи, и вразвалочку потопал к толпе.

Я пошел следом. Не понятно, о чем спорят. Через пару минут они перешли на личности, каждый пытался оскорбить собеседника побольнее и совершенно не по существу.

— Я не пойму, чего вы спорите! — наконец вмешался я в их перепалку, готовую перерасти во всеобщую потасовку — синие против зеленых. Встал рядом с Глебом, который как рефери на ринге возвышался между противоборствующими сторонами.

— Не важно, что следов нет, — продолжал я, когда они затихли и обратили на меня внимание. — Важно, что мы знаем, чего он хочет.

— И чего же он, по-вашему, хочет? — саркастически заметил Бабыкин.

— А он хочет вернуться домой, — ответил я, а Глеб кинул на него такой суровый взгляд, что Иван спешно отошел в сторону. — И мы знаем, что его дом на севере. Видимо, он приходит постепенно в себя после… всяких там экспериментов и начинает потихоньку соображать.

Суровый взгляд Глеба переместился на профессора, тот понял намек и отвернулся.

— Так вот, он теперь идет на север, то есть в одном направлении. И если мы потрудимся просто идти в ту же сторону, то, возможно нагоним его. А еще лучше будет перерезать ему путь.

— Как это «перерезать»? — спросил Лузин.

— Ну, просчитать его путь и встретить с другой стороны.

— Засаду что ли организовать?

— Не знаю, но что-то в этом роде. Так, связи здесь нет, а карта есть?

— Да, — Лузин скинул рюкзак, достал сложенную карту местности.

Я развернул карту прямо на земле.

— Вот, смотрите, — сказал я, провел пальцем по карте. Надо мной склонились и охранники, и полицейские. Офицер косил сверху одним глазом. Я продолжил. — Мы сейчас примерно здесь. Начали спуск к другой стороне реки. До него еще около трех километров, может, четыре. Если дикий человек не будет переплывать в этом месте, то он пойдет еще дальше, вверх по реке. Но там выше начинаются населенные пункты, он будет их избегать, значит, все равно ему придется переправляться. Скорей всего на этом участке — до или после устья реки Угорки.

Все молча смотрели на карту. Наконец, офицер произнес.

— Как же нам его перехватить? И где? Как угадать?

— Придется разделиться, — предложил профессор. — Надо сообщить на лодки, чтобы они выплыли сюда, — он ткнул пальцем в карту, — тут километра два всего и место не заболоченное, можно быстро дойти. А остальным двигаться дальше по предполагаемому маршруту — на север.

— Да, — сказал лейтенант, внимательно наблюдающий за раскладками профессора. Кажется, они начинают друг друга понимать. — А примерно в этой точке нужно встретиться.

— И не забывать постоянно держать связь, — закончил Запольский.

— Согласен, — сказал лейтенант и протянул профессору для пожатия руку. Эдуард Янович слегка заколебался, но все же протянул в ответ свою ладонь.

— Ну, вот и славненько, — сказал я. — Теперь осталось только определиться — кто пойдет дальше по маршруту, а кто — к лодкам, чтобы перехватить дикого человека, в случае чего, на реке.

Я облегченно выдохнул, отошел в сторону. Драки избежать пока удалось. Все понятно — люди напуганы, все на взводе, начинают в панике пороть горячку. Пусть теперь решают сами — кому куда. А мне нужно еще кое-что сделать: проверить, где же дикий человек.

Я вернулся обратно к сухой коряге, незаметно, чтобы не привлекать внимания, опустился на корточки, прижал ладони к земле.

Подошел Глеб, сел рядом прямо на землю.

— Эх, жалко подраться не удалось, — мечтательно заметил он. — Хотя, наверное, и хорошо. А то у них стволов у каждого не по одному, стрельбу бы открыли, придурки. Слышь, Ник, ловко ты их всех рассудил. А то они как дети, ей богу, слышь! Ник!

Он тряс меня за плечо. Я чувствовал его тяжелую руку, но словно бы издалека, потому что изо всех сил пытался «услышать» дикого человека — и не мог. Не мог! Он опять исчез!

— Его нет на этой стороне реки! — крикнул я, вскакивая. — Слышите! Он опять переплыл! Переплыл, зараза! Всех нас, к чертовой матери, перехитрил.

— Что? Как? Где? Когда? — понеслось со всех сторон и от полицейских, и от охранников. А я стоял, ошарашенный, как в тумане.

Глава 22

Черная «волга» одиноким пятном темнела у здания администрации Угорска. За рулем седоволосый, взгляд его пустой и уставший, после прошлой ночи в горле сохнет, голова раскалывается. Рядом напряженный и злой Егор. На заднем сиденье скучающие девицы, вяло щебечущие и булькающие изредка пивом.

— Сегодня вообще никто не придет, Егор Иванович, — сокрушенно доложил седоволосый. — Вчера вон, помните, полиция приехала разгонять демонстрацию.

— Да какая там демонстрация! — отмахнулся Егор. — Два десятка стариков, да пьяная молодежь.

— Тем не менее, властям не нравится эта, как они ее называют, «раздутая шумиха» вокруг рядового, хотя и необычного происшествия. Да, говорят они, скрыли от народа секретную лабораторию, да, произошла утечка данных эксперимента. Со всеми, типа, бывает. Но вот теперь все под контролем, нужные люди, специалисты работают над устранением ошибок…

— Бла-бла-бла, — перебил Егор. — Эти «данные» сейчас по лесу ходят и на людей нападают. Все ясно. Из говна, как обычно, состряпали конфетку. Или просто упаковали то самое в блестящую обертку. А если упаковочку вскрыть, то что будет?

Седоволосый молчал, потупив взор.

— Что? — вставила белокурая девица с заднего сиденья. — Другая конфета?

— Говно там будет, дура! — гаркнул Егор, повернувшись вполоборота, поворачивается снова к седоволосому. — Все равно оно будет вонять. Понимаешь, к чему я клоню?

— Не совсем, — признался седоволосый, наморщив лоб.

— От перестановки мест сумма не меняется, — продолжил Егор. — Ведь само явление никуда не делось. Они просто пытаются его заву… как это слово, э-э, за-ву-а-ли-ровать. Прикрылись пустыми речами, запудрили мозги электорату, а на самом деле сидят сейчас и трясутся. Потому что они же его еще не поймали! А чудище уже идет сюда, к Угорску! Может, уже сегодня к вечеру будет здесь! Представляешь, какой нам шанс дается?

— Ой, кошмар какой! — послышалось с заднего сиденья.

— Но ведь никому уже до этого дела нет, — неуверенно вставил седоволосый. — Наша идея провалилась.

— Ваша — провалилась! — воскликнул Егор. — Но я так рано сдаваться не намерен. Слишком много я поставил на карту. Поэтому я буду биться до конца. Мне нечего терять, потому что нет у меня уже ничего. А к старому вернуться я не могу. Я уже не тот запуганный и обиженный умом уродец.

— И что вы хотите? Какие ваши планы? Чем мы можем быть вам полезны?

Егор молча смотрел на центральную площадь города, на редких прохожих, вяло бредущих по своим делам. Отсюда, с площадки перед зданием администрации они кажутся маленькими и одинаковыми роботами, запрограммированными на выполнение простых, одинаковых функций. Никаких индивидуальностей, никаких личностей. Только роботы, ходячее мясо, которое и создано только для того, чтобы такие как он его использовали.

— Еще не все потеряно, — тихо сказал Егор.

— О чем вы? — седоволосый пытался выглядеть заинтересованным.

— Для меня — не все, — Егор уже ничего не слышал и не видел вокруг, у него созрел новый план, который встряхнет всю округу. Он оживился, в глазах снова блеснули искорки. — Поехали, нам здесь не рады. А мы и не ждем от них радостей, правильно!? Мы сами можем устроить себе праздник, правильно?!

Девицы сзади замолкли, слишком серьезный голос у головастого. Седоволосый покорно заводит машину. Ни сил, ни желания у него нет уточнять от чего так повеселел его шеф.

Зверь.

Река появилась неожиданно. Брел вслепую, переходя болотистые и сухие участки, заводи, буреломы словно во сне. Вперед гнала одна лишь надежда.

Сейчас день, звезд на небе нет, но я видел их ночью, видел обе звезды, они были вместе. А это значит, иду правильно, значит, должен выжить, должен дойти.

Должен вернуться.

Она жива. Она ждет.

И она не одна.

Это уже не звезды мне подсказали, а сердце. Теплая нежность окатила сердце, когда я почувствовал, что нас теперь стало трое. И это придало новых сил. Сил дойти, вернуться к ней… к ним.

Вода мягко обволакивает уставшее тело, руки неспешно и привычно отмеряют могучие броски.

Я плыл словно во сне.

В том сне, где мы уже вместе. И я знаю, что так и будет. Пусть даже для этого нужно будет умереть здесь, на чужой земле, вдали от родных звездочек.

Я отмерял бросками воду даже не замечая, что в этом месте река шире. Я надеюсь на свою интуицию, свое природное чутье, и свою внутреннюю силу. Это природное чутье не даст меня в руки охотников. Особенно самому страшному из них — с острым как копье взглядом.

Звезды помогут мне выжить. Вера в себя и надежда вернуться…

Я плыл через реку спокойно и уверенно. Река чистая, гладкая, нет ни огромных плавающих скал, ни шумных чаек в чистом небе. Я не чувствую холода и быстрого течения. Уверен, что природа поможет мне. Нужно только забыть обо всем, кроме главного, и делать то, что должен, до последнего вздоха…

Вот и другой берег.

Руки сами вытаскивают тело из воды. Все силы только на это. Чтобы выжить.

Мутный взгляд на секунду проясняется лишь для того, чтобы точно знать, что рядом нет охотников, нет людей.

Над головой зашумели дрожащие на ветру листья, сухой пучок травы в ладонях, а дальше дикий и непроходимый лес. Чем-то похожий на его родной.

Значит, интуиция меня не подвела. Я на правильном пути. Облегченно опустил голову на прогретую траву. Можно немного отдохнуть, подпитаться силой земли, чтобы идти дальше.

У меня есть на это время. Немного, но есть.

Охотники опять меня потеряли.

Ник.

Сознание медленно прояснилось, взгляд сфокусировался.

— Передо мной широкая ухмыляющаяся физиономия Глеба.

— Точно! — засмеялся он. — Как догадался!?

— Ты меня что, слышишь? — прошептал я.

— Да ты только и делаешь, что болтаешь без умолку, — сказал он. — Глаза закрыты, будто спишь, а рот сам по себе мелет всякую непонятную чушь.

— Какую чушь? О чем ты? — я попытался встать, голова кружилась.

— Да что-то о звездах, о том, что ты должен доплыть, что вас трое стало, ну и все в таком духе.

Я внимательно вгляделся в глаза Глеба, пытаясь определить — правду он говорит или опять усмехается?

Да, рожа у него как всегда кривая от насмешки. Вся жизнь у него словно ирония над окружающим миром, людьми, ситуациями, явлениями. Словно для него все это существование жизни на земле сплошная шутка, прикол его создателя.

Но его глаза меня не обманут. Глаза серьезные и немного уставшие.

— Это что-то новое, — сказал я, растирая виски указательными пальцами, — я читал его мысли! И, раз ты это слышал, то вслух. Раньше тоже читал, но про себя. А теперь — вслух. Как думаешь, что это значит?

— Не знаю я, что это значит, — сказал Глеб, встал, протянул мне руку. — Но, думаю, что нам надо шевелиться.

С его помощью я поднялся. Слегка качало и подташнивало, но в остальном я чувствовал себя вполне сносно.

— А где все? — спросил я, оглядевшись.

— Все убежали к лодкам, только пятки засверкали, — сказал Глеб. — А ты в обморок свалился.

— Как в обморок? И сколько же я тут пролежал?

— Ну, минут пять, может, шесть. Немного.

— Я же… — мысли у меня в голове безумно скакали, путались, переплетались. — Подожди! Я же увидел… этого… дикого… как во сне.

— Да, — сказал Глеб, закрепляя рюкзак. — Ты только всем сказал, куда идти, а потом вырубился. А они все даже не заметили. Как ломанулись за ним, слышу, по рации орут, чтобы лодки подгоняли, а потом…

— Подожди ты! — я схватил его за руку. — А почему они нас тут бросили? Как это все убежали, а нас бросили!?

— Ах, да, забыл! — схватился за голову Глеб. — Ну, ты меня просто напугал так, что из головы вылетело…

— Что вылетело!? — я пытался трясти его за массивное плечо, но почему-то качался сам. — Говори ты скорей!

— Да ты чего!? — Глеб округлил глаза. — Успокойся! Я и говорю, что ты, перед тем как в обморок-то упасть, взял меня за руку и сказал, только не словами, а это… как его… все забываю это дурацкое слово… телети…

— Телепатически, — уточнил я, слегка успокоившись.

— Ну да! Телемачительски… тьфу ты! Ну, в общем, сказал, чтобы они бежали, а я с тобой остался. Не знаю только почему. Может, сейчас объяснишь, раз уж в себя пришел.

Я сел на сухой пень, прикрыл глаза. Что-то не так,что-то за эти пять минут произошло. Ведь я даже не помню ничего.

Ощупал свою голову — все нормально. Тошнота прошла, головокружение тоже.

Да, было видение. Снова. Только оно было какое-то сюрреалистическое. И слишком быстрое. Не мог же дикий человек переплыть реку за пять-шесть минут, которые я был в отключке? И потом эта усталость, словно это не он, а я через реку плыл.

Что-то здесь не то. И надо это выяснить. Только вот у кого?

— Что «у кого»? — спросил Глеб.

— У него, — ответил я, — у этого гада-дикаря.

— И что у него?

— Выяснить у него, какого хрена он у меня энергию забирает для себя! — ответил я, рывком поднялся и широко зашагал дальше на север. Я знаю, где он. Я теперь лучше его чувствую. Причем, благодаря ему же. Гаду…

— Эй! Ник! — крикнул в спину Глеб. — Ты куда!?

— За дикарем, куда же еще, — ответил я, не сбавляя темпа. — Разобраться бы надо.

Глеб догнал меня, пошел рядом.

— С кем разобраться-то, с дикарем что ли? — усмехнулся он.

— Да, с ним самым, — ответил я серьезно.

Глеб помолчал несколько секунд, понял, наконец, что я не шучу.

— Во дела! Вот круто! Эх, поговорим!

И звучно хлопнул кулаком в ладонь.

Сейчас наш путь шел под горку. Судя по карте, нам до реки километра три, не больше. При хорошем темпе, да под горку, мы могли дойти за полчаса. Если, конечно, не будет на пути всяких заводей, а они, если верить карте, могут быть.

Пока было время, я пытался определиться с задачами и вообще с нашим текущим положением.

Толпа охранников и полицейских с собаками ушли к лодкам, на запад, скоро они погрузятся, поплывут против течения. Еще примерно через полчаса они будут на том месте, куда выйдем мы с Глебом. Там я точно буду знать, где переплыл реку дикий человек. В этом же примерно месте река Угорка впадает в Каму и это устье довольно широкое, поэтому его вполне могло снести и на правый берег, в небольшой поселок Усть-Угорск. А если нет, то тогда он выберется на левый берег, а там опять непроходимый лес, болота. Надо будет проверить оба берега, чтобы наверняка.

Хотя чего сейчас об этом. Прибудем на место, тогда уже точно будем знать.

Может, видение еще будет за это время, которое поможет определить его маршрут.

Через двадцать минут мы уперлись в густо поросший берег. Другой берег видно, до него метров сто, значит это не река, а заводь.

Пробрались через кусты, я посмотрел влево, вправо — краев заводи не видно.

— Ну, что делать будем? — спросил Глеб, переводя дыхание. — Я не поплыву, слишком холодно.

— Это точно, — выдохнул я, тоже пытался восстановить дыхание. — Все-таки сентябрь, а не июль.

— А может обойти ее? — предложил Глеб и сел на поваленное дерево. Оно затрещало под ним, рассыпалось, и Глеб неуклюже заваливается спиной в кусты.

— Да? — сказал я, не обращая внимания на его чертыхания и барахтанья. — А если она тянется на целый километр? А потом за ней следующая заводь будет, тоже обходить? Так мы с тобой до вечера ходить будем.

— Да-а-а, — сказал Глеб, стряхивая с себя ветки и траву.

— Ты, кстати, попробуй сейчас позвонить, может, связь уже есть.

— Точно, — оживился Глеб, достал мобильник, воскликнул. — Точно, есть связь! Так… сейчас…вот.

Он набрал Запольского, проверил идут ли гудки, протянул трубку мне.

— Эдуард Янович? — крикнул я, потому что толком все равно не слышно. — Вы сейчас где?

— Подплываем к устью, — ответил он. Слышится тарахтение лодочного мотора. — А вы? Вы вышли на него? Где он?

— Мы к реке еще не вышли, мы у заводи стоим. Нам бы лодку сюда отправить…

— Где стоите? — крикнул он в ответ.

— У за-во-ди!

— У какой еще заводи? Ничего не понимаю, — раздраженно бормотал профессор, параллельно слышал еще чей-то голос, потом профессор продолжил. — Сейчас! Вы устье видите?

— Нет, — ответил я. — Тут деревья мешают.

— Что? Не понял!

— Де-ре-вья, говорю!

Трубка замолкла.

— Черт их всех побери! — крикнул я, отключил мобильник. Так и хотелось зашвырнуть его куда подальше.

Но руку перехватил Глеб.

— Не кипятись, Ник, — он аккуратно забрал у меня телефон, положил в карман. — Дорогая вещь!

— Ты еще о деньгах думаешь! Тут…

— Нет, — спокойно возразил Глеб. — Она дорога мне как память.

— Да ну тебя! — энергия меня переполняла, адреналин хлестал через край. Чего бежали, торопились, сейчас стоим тут как два барана, водичку, видите ли, испугались! А зверю — хоть бы хны! Оп-ля — и переплыл реку шириной в полтора километра! Да еще в сентябре…Будто только этим и занимался всю свою сознательную жизнь. Морж-марафонец хренов!

Хочется сесть тут и — наплевать на все и всех, пусть сами со своими чудовищами разбираются! Не я его выловил и в клетку посадил. Не я на нем эксперименты проводил. Не от меня он сбежал…

— Но только ты можешь его поймать, Ник, — спокойно сказал Глеб, положив мне руку на плечо. — Так что, давай, до конца это дело доведем. А?

Я внимательно посмотрел в его глаза, пытаясь понять — он опять ёрничает надо мной, что ли? Со своими патетическими речами. Но взгляд его был серьезный и решительный. И мне стало стыдно. Стыдно, что позволил себе слабость в момент, когда от меня ждут силы и уверенности в себе, в своих поступках.

Мы все устали. Возможно, я больше всех. Но такова моя «селяви», как говорится.

— Правильно, дружище, — сказал я. — Что-то я раскис немного.

— Да ладно, чего ты. Нормально все. Прорвемся.

— Прорвемся, — сказал я.

Послышался гул моторов, невнятные крики в мегафон.

— Лодки! — воскликнул Глеб. — Точно, лодки! Вон там! Пошли!

Мы заспешили на звук, прорубаясь через заросли. Глеб что-то кричал, размахивал руками, хотя за кустами нас все равно не было видно, а из-за рева моторов еще и не слышно.

Через ветки увидели лодку, выскочили из зарослей к самому краю берега.

В лодке стоял Лузин с мегафоном в руке. Он нас заметил, махнул рукой в ответ.

— А где остальные? — спросил Глеб, когда мы устроились на лавках, а лодка медленно, чтобы не натолкнуться на топляк, вырулила из заводи.

— Там, на реке ждут, — ответил Лузин. — Чего всем-то сюда тащиться. Ну что, решил, Никита, куда рулим?

— Пока нет, — ответил я. — На этом берегу его нет, это точно. Но через воду я не вижу, надо проверить на суше, сначала на одном берегу, потом на другом.

— Понятно, — сказал он.

Лодка вышла на реку. С середины реки увидели пустой берег. Лузин немало удивился.

— Ничего не понимаю, — сказал он, — они вон там стояли у лодок. Лодки стоят, а их нет.

— Они так и не подрались? — спросил Глеб.

— Да нет, вроде, — ответил Лузин. Из динамика рации на его плече прозвучал вызов.

— Да! Лузин слушает! — Из-за треска мотора, прижал динамик к уху.

Мы с Глебом насторожились. Наверное, Запольский сообщает, где они, почему ушли с берега.

Лузин слушал несколько секунд, сообщение было короткое, но, видимо, емкое, потому что за эти десять секунд его лицо побелело, а брови сдвинулись к переносице.

Слепо глядя перед собой, он медленно выключил рацию, опустил руку.

Мы с Глебом переглянулись.

Что-то явно случилось, но не решался спросить, боясь услышать худшее. Хотя и вижу, что именно это и случилось.

— Это, — неуверенно начал Глеб, бросил взгляд на меня, понял, что я уже знаю, но молчу. Он тронул за плечо Виктора. — Кто-нибудь мне что-нибудь объяснит? Все всё знают, кроме меня, как обычно! Все…

Лузин повернулся, сказал громко и четко, чтобы не повторять лишний раз.

— Он был в поселке. Напал опять. Целая семья. Все…

Не договорив, отвернулся. Глеб сжал кулаки и тяжело вздохнул.

Я посмотрел на воду, на высокий берег впереди, утыканный, словно игрушечными, домиками, на небо, с ползущими по нему рваными и грязными облачками. Все это живет, ничего тут не изменилось, а где-то кого-то не стало. Где-то кому-то плохо, больно, жизнь наперекосяк. И, возможно, мы тоже тому виной. Просто потому, что не успели.

Хочется сказать «не верю», но всё против этого.

И информации, как назло, нет.

Глава 23

Ник.

На берегу нас встретил Дима. Издалека мы заметили его пятнистую в камуфляже фигуру, бегущую к воде.

Молча причалили, сошли на берег. Я первым делом упал руками в песок. Глеб помог Лузину затащить на берег и привязать лодку. Дима суетился около них и болтал без умолку.

— Н-наконец-то! А т-тут т-такое т-творится! Т-там все в к-крови! М-ментов п-понаех-хало! З-запольский молчит, Б-бабыкин орет, б-бегает везде…

— Да заткнись ты! — остановил его резким окриком Глеб. — И без тебя тошно!

Улыбка озарило мое лицо. Глеб заметил это, бросил веревку, подошел.

— Ну, что? — спросил, хотя по моему лицу все понял, и тоже начал неуверенно улыбаться.

— Нет его здесь, — сказал я, поднялся, отряхивая с ладоней влажный песок. — По крайней мере, я его здесь не вижу.

— Так, если не видишь — значит, и не было! — заметил Глеб. — Разве не так!?

— Хотелось бы верить, — сказал я. — Но, знаешь, он становится все умней и умней. Или сильней. Сейчас еще, сам знаешь, начал через меня подпитываться. А раз он нашел такой доступ к моей энергетике, то может и просто меня с толку сбивать.

— Блин, — пробормотал Глеб, — как все сложно, оказывается.

— О чем это вы? — спросил подошедший Лузин, за его спиной, вытянув шею, Дима.

— Велика вероятность, что это не дикий человек, — ответил за меня Глеб.

Я как идиот просто стою и улыбаюсь. Как-то невольно, словно кто-то вырезал у меня на лице эту улыбку.

— К-как это не д-дикий ч-человек!? — спросил Дима. — А к-кто же т-тогда!

— Не знаю, — ответил я. — Я не могу быть уверенным на сто процентов, что это не он. Надо еще вон тот берег проверить. Если и там его нет, значит, он нас просто дурит. И тогда… тогда…

— Что тогда? — спросили они одновременно.

Я пожал плечами.

— Не знаю я, что тогда! Откуда же я знаю!

— Черт, — пробормотал Глеб, сплюнул на песок. — Чего-то даже жрать захотелось от волнения. То он есть, то его нету. Скорей бы уж все это кончилось.

У Лузина прошел вызов по рации.

Он снял ее с плеча, нажал кнопку приема.

— Слушаю, Лузин.

— Это Запольский! — услышали мы хрипящий голос. — Вы где пропали?

— Мы на берегу стоим.

— Никита с вами?

— Да, конечно.

— А Дима вас встретил?

— Да, он тоже здесь.

— Так чего вы стоите!? Давайте скорее сюда!

— Так, это, — Лузин колебался, посмотрел на меня, — Никита говорит, что его здесь. Скорее всего, нет.

— Что? — голос стал недовольный, — что значит «нет», когда есть! Давайте сюда, быстрее! Все, конец связи.

Лузин пожал плечами, убрал рацию. Дима вышел вперед, развел руками.

— Н-ну, ч-что я г-говорил! П-пошли!

И пошел по берегу в сторону деревянных ступеней, ведущих наверх, к домам.

Глеб и Лузин смотрели на меня.

— Ну, — спросил Глеб, — что делаем, супермен?

Я молча перевел взгляд с Глеба на Лузина, потом на другой берег и, наконец, на остановившегося на нижней ступени лестницы Диму.

— Это далеко? — спросил я его.

— Д-да нет! Р-рядом! Т-три минуты х-ходу!

— Ладно, — сказал я, — три минуты ничего не решают. Наверное. Сходим, посмотрим, может на самом деле там что-то есть. Или уж точно нет. Я хоть буду наверняка знать.

Издалека мы увидели этот дом, стоящий с краю, ничем не примечательный. Три окна выходят на улицу, крытый двор, некрашеные ворота, железная ручка двери, блестящая от времени.

Узкую улочку перегородили несколько серых машин с мигалками, среди которых затерялась одна белая «скорая помощь». Может, кто-то остался жив? — мелькнула надежда.

Чем ближе подходили, тем больше росло напряжение. Тут еще Дима всю дорогу в красках рассказывал о жертвах. Ужасных жертвах. Глеб не выдержал, дал ему подзатыльника и, подумав пару секунд, еще и пинка под зад.

На улице собралась приличная толпа людей, гудящих как пчелиный рой. Несколько полицейских стояли у входа, сдерживали любопытных.

Нас тоже поначалу не пустили, но в дверях появился лейтенант из нашей поисковой команды, проводил в дом.

— Это вообще что-то невообразимое, — сказал он, пока мы шли по двору. — Такого зверства я в жизни не видел. Да что рассказывать… сами смотрите.

Мы вошли в дом, и он показал рукой на комнату.

Мы с Глебом остановились в дверном проеме. Сначала я вообще ничего подозрительного не увидел. Только чувствовался какой-то особый запах. Кроме обычного деревенского запаха старого дома примешано что-то кислое и резкое. Несколько человек в белых халатах и полицейской форме заслоняли ужасную картину.

Откуда-то справа появился Запольский, протиснулся между нами.

— К нашему счастью, — сказал он негромко, — остался один свидетель. Девочка, двенадцать лет, зовут Даша.

— Где она? — спросил Глеб.

— Сейчас ее увезли. Удивительно, но она все так четко рассказала, без паники. Видимо, в шоке была. Вот когда отойдет, осознает, что же произошло…

— Я вообще еще ничего не вижу, — сказал Глеб. — Все только пугают…

— Сейчас, — сказал Запольский, прошел в комнату. — Для вас, Никита, я попрошу всех выйти ненадолго.

Он что-то сказал людям, а я все пытался «прислушаться» к энергетике этого дома, комнаты, в которой все и произошло.

И ничего не слышал. И не видел.

Так же как в прошлый раз.

Так же, как и во все случаи до этого.

Неужели так ошибался? Неужели это чудовище каким-то образом перехитрило не только простых людей, служебных собак, но и меня?

Мы с Глебом отошли в сторону, чтобы пропустить людей выходящих из комнаты.

Глебу хватило одного взгляда, чтобы тут же выбежать за ними следом.

— Эх, — заметил профессор, стоя посреди комнаты, — такой здоровый, и такой чувствительный. Никогда бы не подумал.

— Он же человек, — сказал я словно робот, не в силах смотреть на представшую картину, но и без возможности оторвать взгляд. — Такой же человек, как и все…

Семья была из трех человек. Тучная женщина лет сорока-пятидесяти, сейчас трудно определить возраст — лицо искажено страшной гримасой. Большой живот вспорот, из него выпали кишки. Поодаль лежит худосочный мужчина с красным лицом, но не от крови. Видимо, он ходил по дому в трусах, потому что отчетливо видно, что одной ноги у него не стало совсем недавно. Оба тела словно плавали в черной пахучей крови.

Не сразу заметил в углу маленький лохматый комочек — собачка, больше похожая на измазанную бурой краской меховую игрушку. Что с ней — не видно. Я и не хочу уже знать.

— Ну что? — спросил профессор. — Что скажете?

Во рту пересохло, в горле сдавил кислый ком, но я успел произнести.

— Ничего не скажу, — развернулся, чтобы поскорее выйти, но Запольский остановил меня, схватив за руку.

— Стойте! Здесь еще кое-что!

— Что же еще!? Я и так довольно увидел!

— Вот! — он показал пальцем на косяк входной двери.

Жирный кровавый отпечаток. Причем всей ладони, и такого размера, что не оставлял сомнений — не человеческий.

— Ну? — провозгласил профессор. — Теперь убедились!

Я ничего не ответил, быстро вышел из комнаты, из дома, от этого запаха, на свежий воздух, к свету… к живым людям.

Остановился на крыльце, искал глазами Глеба. Лузин показал за угол дома.

Глеб сидел на завалинке, тщательно вытирая рот рукавом.

Присел рядом с ним.

— Какая гадость, — сказал он. — Такое человек просто не мог сделать. Это не человек. Это точно не человек.

— Знаю, — сказал я, когда ком в горле прошел. — Но нам все равно надо будет проверить. Чтобы наверняка.

— А чего тут еще проверять? — сказал Запольский, внезапно появившийся рядом. — Все улики против него. Теперь уж точно.

— Откуда такая уверенность? — спросил я. — Это же не простое убийство.

— Не простое, но все равно убийство. Все в этом мире подчинено одним законам физики… и анатомии. В мистику я не верю.

Он сел перед нами на корточки, достал из кармана целлофановый пакетик.

— Что это? — спросил осторожно Глеб, прикрывая рот.

— Не бойтесь! — успокоил его профессор. — Это всего лишь волосы.

— Блин, да вы что, издеваетесь? — Глеб встал и быстро ушел.

Запольский хмыкнул, глядя ему вслед, продолжил.

— Видите, волосы именно того существа, зверя. Конечно, надо бы провести тщательный анализ, я отправил Ивана в лабораторию со всеми образцами, но меня почти убеждает даже внешний осмотр.

Он аккуратно свернул и убрал пакетик обратно в карман, сел на место Глеба.

— Вы что-то про девочку говорили? — вспомнил я. — Оставшуюся в живых.

— Ах, да! Девочка, Даша. Она соседка, живет через дом отсюда, ближе к реке. Как я мог забыть! — профессор хлопнул себя по лбу. — Она же единственный свидетель, который видел ЕГО. И при этом остался жив.

— Ну, и что она говорит? — спросил я нетерпеливо.

— Она как раз подходила к дому, когда он убегал огородами. Здоровенный, волосатый, руки длинные, бежит согнувшись, размахивая ручищами. Копия нашего дикого человека! Вот вам и еще одно подтверждение.

Я слушал его и думал, что девочка могла и ошибиться, что это кто-то, допустим, вор или сбежавший рецидивист в шубе… черт, что я говорю! Какая шуба в сентябре? Да и как ошибиться, если такое подробное и точное описание…

— …Все раны на телах в доме, — продолжал рассудительно Запольский, загибая пальцы, — идентичны тем, что были на предыдущих жертвах. Кроме этого, у женщины нет печени. А у мужчины ногу не отпилили даже, а именно оторвали, даже выломали из сустава. Кстати, печень у него тоже была вырвана, но он ее оставил, видимо потому что мужик был алкоголиком, а у них с печенкой сами знаете. Ну и потом у собачки…

— Про собачку можно и не рассказывать! — сказал я. — И того, что я услышал, вполне достаточно.

— Хорошо, — сказал Запольский, вздохнул. — Это все тяжело, Никита, я понимаю. Особенно вам. Вы же чувствуете часть своей вины…

— С чего вы взяли?

— Ну, как же! Вы столько сделали, чтобы поймать его. И всегда будто немного опаздывали, — выражение его лица стало мечтательным, взгляд скользил вдаль, поверх крыш и деревьев. — Не пойму, как ему это удается. Словно призрак какой-то. Видимо, что-то в нем есть эдакое, нечеловеческое…

— Особенно жестокость, — добавил я.

— Да уж…

— Но я еще не уверен, пока не проверю, — озвучил я свои тревожные мысли. Нагнулся и прижал ладони к земле — ничего, полная тишина. Очередной запрос тоже ничего не дал. Да что происходит?

— Что, еще сомневаетесь? — усмехнулся Запольский, наблюдая за моими движениями. — Перестаньте!

— Нет, — я встал, уверенно зашагал через двор к улице. — Пока не проверю и не буду уверен на сто процентов, ни за что не успокоюсь.

— Его скоро поймают! — крикнул мне в спину Запольский. — Собаки уже пошли по следу! Слышите!?

Я обернулся.

— По какому следу?

— По обычному, по какому все собаки и ищут. Пусть он и чудовище, но ходит он, как и все живые существа, ногами и по земле.

Запольский вынул из кармана рацию, протянул мне.

— Вот, для связи, возьмите. Вас же все равно не остановить. Я буду держать вас в курсе поиска.

Я подошел, взял из его рук рацию, крепко сжал в ладони.

— Хорошо. Я тоже буду держать вас в курсе.

— Ну все, — сказал профессор, вроде даже подмигнул мне радостно. — Как говорится, до связи! Думаю, что поймать пешего дикаря дело пары часов, меня уже и машина ждет. Встречный отряд из Угорска уже вышел, он в кольце, так что…

— Хорошо, если это окажется правдой. Если это все-таки тот самый зверь, дикий человек.

— Монстр! — уточнил профессор, поднял тонкий указательный палец вверх. — После того, что он сделал — никакой это не человек. Нелюдь.

И, наконец, пришло сообщение.

Сообщение.

Объект «Зверь» обнаружен.

Координаты: 57.868835, 55.407466

Ориентир: устье Угорки, левый берег

Движение: север

Скорость: 3,6 км/ч

Расстояние до объекта: 1,92 км

Я как чувствовал.

Его здесь не было! Это не он!

Я повернулся и быстро вышел со двора.

Зверь.

Сначала я услышал свое сердцебиение — гулкие, равномерные удары. Потом дыхание — глубокое, ровное. И только после этого открыл глаза. Мимо проплывают деревья, голова уворачивается от летящих в лицо веток, ноги обходят ямы, перешагивают кочки.

Неведомая природная сила подняла меня и вела вперед. Это она, та, которую привык считать своей второй матерью, своей опорой и нескончаемым источником силы.

Я всегда верил в силу природы, всегда знал, что она поможет своему сыну выбраться, выжить. Поможет дойти.

Мутная пелена с глаз спадает, зрение обостряется.

Я снова иду, иду быстро, иду правильно.

И пока что за мной никого нет.

И надо пользоваться этим преимуществом.

Может, они совсем меня потеряли? Оставили, наконец, в покое?

И сам себе ответил: это же люди, они так просто не отступятся, не надо на это надеяться.

Ник.

— Эй, Ник! Ты чего! — услышал я взволнованный голос Глеба.

— Держи его под руку! — вторил ему другой голос, Лузина. — Да не сломай только, здоровяк!

— Да я аккуратно… давай, опускай… похлопай по щекам, что ли?

— Не надо меня… по щекам, — выдавил я. Голос слабый, тихий, неузнаваемый. Словно и не мой голос. И тело не мое — слабое, хлипкое, вялое.

С трудом открыл глаза, по одному.

— Ч-что случилось? — спросил большую расплывчатую рожу перед собой.

Рожа улыбнулась во все тридцать два, рот открылся не широко, но голос Глеба прозвучал слишком громко.

— Да ты в обморок свалился! Еле успели тебя подхватить!

— Ты что, Никита, голодный? — спросил Лузин.

Туман перед глазами рассеялся, звездочки растаяли, теперь увидел, что рожа — это Глеб, только очень близко. Опершись на его руку, сел на ступеньку деревянной лестницы, ведущей к берегу.

— Это что-то другое, — сказал я. — Это… я знаю, что это! Это зверь из меня энергию качает, гад!

— Что, опять!? — изумился Глеб.

— Да! — я встал. Еще покачивало, но вполне мог стоять на своих двоих. — Пошли, скорей!

— А ты уверен? — спросил Лузин. — Может, посидишь хоть пять минут.

— Давай в лодку, пока плывем — посижу. А сейчас время дорого. Давай, давай! Шевелись!

Я первым подбежал к лодке. Пока Глеб ее отвязывал, Лузин устроился у мотора. Я еще раз опустил ладони на песок. Нет. Ничегошеньки тут нет.

Может и правильно, что нет, подумал я, оглядываясь. Дома на горе вблизи уже не казались игрушечными, скорее уродливо натыканные серые коробки. Вот сейчас и проверим.

Лузин завел мотор, Глеб оттолкнул лодку, перепрыгнул через стекло и устроился у штурвала.

Лодка быстро набрала ход, полоса деревьев на той стороне реки медленно приближалась, росла, обретая яркость и контрастность. Уже проявились детали — кусты, отдельные ветки, высокая трава.

Так же росло и мое волнение.

И сомнение.

Сомнение, что он окажется там. Он ведь здесь! Все говорит об этом. Может, это Система ошибается, все таки?

— И тем не менее, ты все же решил проверить, — сказал Лузин, после того как я рассказал ему о нашем разговоре с Запольским. — Эти последние жертвы, метод преступления, отпечатки рук и ног, по которым сейчас его ищут с собаками и, возможно, вот-вот поймают. А самое главное — свидетель!

— Да, — повторил я. — Свидетель. И все равно нужно проверить.

— А знаешь, я тебе верю, — вдруг сказал Лузин.

— Да? — усмехнулся я. — С чего бы это? По-моему, никто уже не верит.

— А Глеб? — спросил он.

— А что Глеб?

— А Глеб просто друг, — ответил он сам. — Неужели я его брошу? Он же без меня пропадет, его в лесу одного даже хомяки запросто затопчут! Про гигантских обезьяно-людей я уж вообще молчу.

— Но ты тоже не веришь? — спросил его Лузин.

— Ну-у, не знаю, — ответил он уклончиво. — Что ему, упертому, от моей веры? — Глеб кивнул на меня. — А я уж так, как Санчо Панса за Дон Кихотом!

Говорил он серьезно, даже намека на иронию не было. Но глаза отвел в сторону, якобы любуясь проплывающими пейзажами.

— Ты меня прямо в краску вогнал, Санчо! — сказал я.

Он отмахнулся.

До берега еще чуть-чуть. Сердце билось все сильней.

— Ну, с Глебом понятно, — снова сказал Лузин. — Только вот я за себя хотел сказать. Я тебе верю, Никита. Я знаю, что раз ты поехал на этот берег, то ты чувствуешь его там.

— Да нет, — отмахнулся я. — Просто проверить…

— Э, нет! — замотал головой Лузин. — Не проверить. Тебя сюда гонит чутье! Вы с ним будто бы породнились что ли. Ну, как бы заочно. Через это, — он поводил над головой руками, — поля невидимые: энергетические, телепатические или еще какие.

В моих глазах появилось не скрываемое изумление.

— Да-да! — засмеялся он. — Так и есть! Я даже сейчас это вижу!

Я хотел что-то возразить, но Глеб меня перебил.

— Эй! Хорош болтать, прибыли!

— Что, уже? — опешил я.

— Да, готовься к высадке, десант!

Лодка мягко уткнулась в пологий берег. Лузин выскочил, подтянул ее дальше на узкую песчаную полоску. Глеб спрыгнул за ним. Оба внимательно всматривались в прибрежные кусты и деревья.

— Вы что думаете, что он где-то за деревом вас поджидает?! — крикнул я из лодки. — Если он здесь, то давно уже тю-тю! Только пятки сверкают! Что он, зря что ли столько энергии из меня качал…

— Ты, чем орать, — сказал Глеб, — вышел бы уже, пощупал здешний песочек, да и сказал наконец-то нам — тут он или нет!

Я улыбнулся. Старался не подавать вида, но сердце из груди вырывалось, ладони вспотели, а ноги не хотели разгибаться. Может, это снова началось? Может, опять он из меня качает? Как мне это надоело…

— Ну, ты что там, молишься что ли!? — снова крикнул Глеб, нетерпеливо топчась по берегу. — Иди уже, проверяй. Если его нет, то поплывем обратно, там будем ловить. Что я зря что ли за ним столько дней ползал по лесам, тренировки все пропустил! Я должен его первым поймать и морду за все это набить! Слышишь, Ник!

— Слышу, — пробормотал я, поднялся и, расставив в стороны руки, зашагал по шатающейся лодке.

Спрыгнул.

Замер.

— Ну!? — в голос сказали они. Глеб жестами показал, что я должен сделать. Со стороны посмотреть — умора, словно зарядку делает.

А у меня спина не сгибалась. Подумал, что зря мы сюда притащились, что точно нет его здесь, что он там. Все это знают, кроме меня, видимо. Баран упертый.

— НУ!? — заорали они. Я вздрогнул и, словно кто мне поддых вдарил, — согнулся пополам. Позвоночник стал гибким, мышцы наполнились силой и энергией, разум стал чистым и прозрачным… а по ладоням вверх заструилось тепло. И перед глазами возник четкий облик волосатого широконосого гиганта.

Глава 24

Ник.

В оба уха мне напряженно дышали. Мои ладони зарылись в песок, перед глазами пучок травы торчал из кочки. Я поднялся, тщательно стряхнул с ладоней песок.

— Ты что, издеваешься? — спросил осипшим голосом Глеб.

— Если он молчит, — произнес Лузин, — значит, одно из двух…

— Естественно, одно из двух! — обернулся к нему Глеб. — Вы что оба надо мной издеваетесь!?

— Тут он, — проговорил я спокойно. Сел на эту кочку, продолжая улыбаться, глядя на проплывающие в небе тучки.

— Что!? Тут!? Он тут!? — заголосили они.

Потом сели рядом со мной, задрали так же головы к небу.

Через минуту Глеб:

— Ты точно его почувствовал?

— Да, точно.

Еще через минуту Лузин:

— А не мог ошибиться?

— Нет, не мог. Ну, что будем делать?

И тут они оживились.

Глеб:

— Так это что получается, они его ловят там, а он здесь?

Лузин:

— Если он здесь, то кого они там ловят?

— Он же не мог там такое натворить, а потом раз — перелететь сюда! Ведь переплыть он точно не мог!

— А как же приметы? А следы?

— Может у него двойник есть!

— Или астральное тело, я про такое слышал!

— Ты чушь-то всякую не придумывай!

— А ты мозгами думай иногда, а не мозжечком!

Я поднялся, встал между ними, развел руками в стороны.

— Так, тихо!

Они, покрасневшие, сели на землю, я стоял между ними.

— Тут дело такое, — рассуждал я. — Я его почувствовал, он здесь. Но, есть одна такая фигня. Он мог меня сбить с толку. Просто через эти самые энергетические поля увести от себя подальше. Чтобы не мешался. Сейчас они гоняются за ним, но для него толпа людей, пусть и даже с собаками — пара пустяков. Мы в этом не один раз убеждались.

Глеб и Лузин кивнули.

— Он знает, что его могу поймать только я. Вот для этого всю эту фигню и придумал, чтобы…

Я остановил себя на полуслове. В голове вспыхнула простая, но очевидная мысль.

— А знаете что?

— Что?

— Все верно! Он здесь! Все просто, ничего он не делал! Он спокойно переплыл, накачался у меня энергии и теперь шлепает себе присвистывая по лесу к дому, пока мы мечемся как идиоты с одного берега на другой! Так что надо просто идти за ним, вот и все! Вперед!

— Эх, — озадаченно произнес Глеб. — Если он на самом деле здесь, то мне кажется мы его голыми руками не возьмем! Он же нас порвет как грелки! Даже, стыдно признаться, но и меня… наверное…

— А это, — сказал, улыбаясь, Лузин, — вторая причина, почему я пошел с вами.

И расстегнул защитную куртку. Слева у него висел короткоствольный карабин, справа за поясом — пистолет.

— Во! — хлопнул его по плечу радостный Глеб, — совсем другое дело! Я с тобой играю!

— Патроны есть и усыпляющие, и боевые, — сказал Лузин.

— Ну, тогда вперед! — сказал я. — Забираем вещички и галопом за зверем!

— Да! — воскликнул Глеб, пошел к лодке за рюкзаком.

Лузин задумчиво, как бы ни к кому конкретно не обращаясь, произнес:

— Я вот только одного все же не пойму. Если зверь-убийца здесь, — он показал рукой себе под ноги, потом указал на другой берег, — кто же тогда там оставил следы, отпечатки и прочие улики?

* * *

Темно-зеленая «нива», с виду обычная, без каких-либо опознавательных знаков, выехала из Усть-Нытвы, кряхтя, взобралась на пригорок. Впереди у самой опушки толпились люди в форме, рядом рвались с поводков овчарки. Чуть в стороне стояли два полицейских «уазика».

— Куда подъехать, Эдуард Янович? — спросил Антон.

— Так давай прямо к ним, — указал рукой профессор. — Узнаем, что еще случилось.

Машине преграждает путь сержант полиции. Профессор махнул ему рукой, тот присмотрелся, узнал не сразу, пропустил.

— Надо же, какая бдительность, — заметил Запольский. — Они бы всегда так работали.

— Т-тогда бы у них р-работы н-не было! — сделал вывод Дима с заднего сиденья.

Антон молча покосился на него, мол, чего веселишься. Дима пожал плечами, почесал затылок и отвернулся к окну.

Профессор вышел из машины, двинулся к группе что-то оживленно обсуждающих офицеров.

— …Он что, по вашему, «тачку» что ли тут поймал? — кричал капитан.

— Ну, наверное, какое-то другое есть объяснение, — оправдывался лейтенант. — Люди работают…

— Вижу я, как они работают! Мне начальство давит сверху, понимаете? Имейте в виду, головы полетят все!

— Что случилось? — спросил Запольский осторожно у стоящего чуть в стороне знакомого с реки лейтенанта. — Отчего такой сыр-бор?

— А, профессор! — отчего-то обрадовался лейтенант, заявил громогласно. — Вы-то нам и нужны!

Все офицеры обратили на него внимание. Особенно капитан.

— Профессор Запольский? — спросил он.

— Так, э-э, точно, простите…

— Я капитан полиции Вшивков Владислав Георгиевич, — представился он, подошел и сильно пожал профессору руку. — Можете нам объяснить поведение вашего, так называемого, питомца?

— А что, собственно случилось?

— А случилось то, что вот на этом месте, — он ткнул себе толстым пальцем под ноги, — прямо у дороги следы, которые вели из дома, заканчиваются. Мы обрыскали все вокруг в радиусе пятидесяти метров, по рекомендации лейтенанта Безматерных, — палец переместился на покрасневшего офицера, — но ничего нет. Ваши предложения?

— Э-э, мои предложения? — Запольский озадаченно теребил бородку. — Э-э, знаете, я могу предположить, что он… э-э, что он, возможно…

— А побыстрее вы не можете предполагать? — перебил капитан.

— Могу! — голос Запольского окреп. — Он напал на машину, на ней и проехал, наверное, часть пути. Вот.

Капитан долго смотрел на профессора, густые брови сдвинулись так, что маленьких колючих глаз почти не стало видно. Запольский же невозмутимо смотрел ему в лицо.

Наконец капитан повернулся к офицерам, гаркнул.

— Проверить эту версию, живо. И собак не забудьте взять!

И снова перевел тяжелый взгляд на Запольского.

Через пять минут прибежал гонец, молоденький румяный младший сержант.

— Товарищ капитан! — доложил он, пытаясь восстановить дыхание. — Нашли! Машина «волга», в ней человек раненый.

— Где?! — брови капитана поползли вверх.

— Триста метров примерно, вон за тем поворотом!

Брови капитана поднялись еще выше.

— И что там!?

— Смертельное ранение, похоже на то, что зарезали. И еще машина помята, и следы такие же кровавые, как в том доме…

— Быстрее, за мной! — крикнул он, заспешил к своей машине. Офицеры тоже моментально разбежались. Профессор еще стоял один, ничего не понимая, пока его за руку не взял Антон.

— Эдуард Янович! Нам тоже надо ехать, наверное.

— Да, да, — пробормотал он, пошел следом за охранником. — Ты представляешь, оказывается так и есть! Он напал на машину! Я же так ляпнул, не подумав! И надо же! Просто мистика какая-то!

— …Характер ранений такой же, — констатировал лейтенант Безматерных Запольскому. Они стояли в сторонке. Пока Запольского не подпускали к телу, работали криминалисты. — Шею свернули, живот вспорот, печень вынута, кровь. На панели приборов, на двери — огромные лапы, вернее, руки… или все же лапы?

— Не важно, — сказал профессор возбужденно. — Я понял. Значит, он напал на машину, каким-то образом забрался в нее и загрыз водителя?

— Получается так, — пожал плечами лейтенант. — Знаете, просто кошмар какой-то. Маньяк!

— Да не маньяк он, — спокойно сказал Запольский. — А просто животное. Ему что кролик, что человек — все едино. А сейчас он жрать хочет, чувствует, видимо, что в ловушку его загоняем, вот сил и набирается.

— Кошмар, — сказал офицер. — А ведь он в Нытву идет. Что он там натворит, это животное-маньяк!

— Сплюньте, до Нытвы мы должны его поймать, — профессор поднял голову вверх. — И до темноты, желательно.

Запольский вернулся в машину. Сел и стал угрюмо смотреть перед собой.

— Ну что? — спросил Антон. Дима подался вперед.

— Да ничего. Еще один труп.

— Т-так это он? — зашептал в самое ухо Дима.

Антон цыкнул на него, но профессор продолжил.

— Он, конечно, никаких сомнений! А кто же еще?!

— Н-ну, это, — Дима не ожидал, что профессор обратит на него внимание. — Никита г-говорил, ч-что…

— Никита, Никита! — передразнил его Запольский. — Он много чего говорил, только вот все не про то! Не надо было вообще его слушать, а делать так, как я говорил. Мы бы уже давно его нашли и вернули.

— Да, — добавил Антон, — тогда бы может и жертв не было…

— Да причем тут жертвы! — прогремел профессор. — Дело даже не в них! Сейчас вот мы сидим здесь, как бараны, а эти костоломы, напичканные всем кроме мозгов, идут за ним. А нам даже подойти близко не дают! А ты думаешь они его будут аккуратно брать? Как же, жди! Первый же, кто его увидит, от страха всю обойму высадит! Устанешь потом свинец выковыривать! А мне он живой нужен, живой! Понимаешь!?

— Понимаю, — сказал Антон. Дима забрался в самый дальний угол сиденья.

— Ни хрена ты не понимаешь, — отвернулся Запольский. — Жертвы, жертвы. Для науки никаких жертв не бывает много. Да и что это за жертвы? Никчемные людишки, старухи да алкаши! О них через неделю никто не вспомнит! А кто-то даже спасибо скажет.

— А если жертвами станут дети? — тихо вставил Антон. Теперь уже Дима готов был на него цыкнуть, но не решился.

— Какие дети? — сдвинул брови профессор. — Пока никаких детей нет. Если тот, что в Заполье, так на него волкособ беглый напал. Так по крайней мере Никита сказал. Тьфу ты, забыл, что ему верить нельзя. Но все равно, на то больше похоже. Да и живой он остался. Еще неизвестно кем он вырастет. Тоже, наверняка, как и его папаша, сопьется. Или того хуже, наркоманом станет, подхватит СПИД, и выбросится в окно. Да, да, скорей всего так и будет.

Антон не знал, что еще и сказать. Да и смысл что-то доказывать? «Ты начальник — я дурак», как частенько говорил Лузин. Часто лучше промолчать. И для здоровья полезней, и с работы не выгонят по неожиданному поводу.

— Ну, так что, куда едем? — спросил он, когда профессор немного успокоился. — На базу или домой?

— И что мы будем там делать? Чай пить с баранками? Скоро нам не на что будет чай пить. И негде. Мне-то уж точно, — он тяжело вздохнул, опустил голову на подголовник. — До последнего будем стоять, по возможности спасать ситуацию. Давай, поехали за ними.

Зверь.

Кусты, деревья, ямы, кочки, ветки в лицо…

Время идет, но и я иду.

Солнце садится где-то за холмами, за деревьями. В лесу ночь наступает быстрее.

Силы на исходе, но впереди цель, а потому ноги сами шагают и шагают все дальше от преследователей, все ближе к дому.

Я уверен, что дойду. Чувствую. Хотя и понимаю сейчас, что до дома очень далеко.

Сейчас необходимо оторваться от охотников, потом будет легче. Потом смогу найти время на поиск пищи, на полноценный отдых.

В очередной раз я остановился и прислушался. Кто-то совсем недавно шел за ним по пятам, надеясь на легкую добычу. Не человек. Скорее всего, тот же, что и там за рекой. Только сейчас он один, а потому не решится напасть, понимая, что жертва сильна, и может дать достойный отпор.

Теперь этого одиночки нет. Это хорошо.

Но те, что охотятся за мной с самого начала, кто разлучил с семьей, кто страшнее любого животного — люди — они продолжают преследование. Только что-то и здесь изменилось.

Я опустился на землю, руки в траву. Закрыл глаза, пытаясь представить того, у кого взгляд как молния, того, кто видит меня так же.

Сильное поле я почуял сразу. Сильное поле особенного человека.

Да, это он, он все еще идет за мной. И не один. С ним еще люди, хотя уже не так их много. Я почувствовал еще два небольших по силе поля.

Открыл глаза, поднялся. Взгляд плывет между веток вверх, к небу.

Еще светло, звезд не видно.

Скоро. Я уверен, что небо разрешит сделать то, что я задумал. Но только позже. Когда станет темнее. Темнота мне поможет.

Я жду ночи.

Я жду их.

И мне нужно наполнится энергией перед этой встречей.

А иначе мне от них не уйти.

Слишком уж настойчив и опасен тот, особенный, со взглядом как молния. прия. то охотятся за ним с самого начала, кто вообще разлучил его с семьей, они еще идут следом.

дать хороший отпор.

Со склона между деревьями видно зарево города. Это самое большое поселение людей, какое мне только попадалось до этого — город. И перед тем как двигаться дальше, нужно набраться сил и, наконец, избавиться от преследователей.

Ник.

Сообщение.

Объект «Зверь» прекратил движение.

Координаты: 57.903842, 55.404748

Ориентир: река Угорка, левый берег

Движение: север

Скорость: 0 км/ч

Расстояние до объекта: 1,21 км

Сумерки, как одеяло, накрыли неожиданно быстро, потому что, одновременно с заходом солнца на небо накатили тучи. Да еще этот темный, густой и мрачный в своей тишине лес.

Только бы дождя не было. И не потому, что следы смоет, мне это не помеха — я другие следы вижу. Даже и не следы это. Начинаю задумываться над словами Лузина, который предположил, что мы с этим зверем будто бы породнились…

Породнились с монстром, дикарем, да и к тому же, возможно, людоедом. Ну, уж нет! Я не ем себе подобных. Хоть и тоже плотоядный. Может для него люди, как для меня говядина или свинина? Где-то коровы — священное животное. А мусульмане свинину не едят, потому что, наоборот, грязное животное. Да и свинья физиологически ближе к человеку даже чем обезьяна. Сердце, печень и прочее того же размера, пульс тот же, давление крови, температура тела и тому подобное. Но ведь едим ее, свинью, и не считаем, что она какой-то наш родственник? И особенно шашлык из свинины вкусный — сочный, мягкий. А молочный поросенок под яблоками? Пальчики оближешь, говорят! Я вот не ел такого ни разу.

— Ты это о чем? — спросил Глеб, направил в лицо луч фонарика.

— Да так, о житейском, — сказал я.

— Ясно, — он снова стал светить себе под ноги, обходя следом за Лузиным небольшую яму и густые колючие кусты. — Ты, кстати, давно это… как ты называешь, слушал дикаря?

— Недавно, — ответил я. — И видение было короткое.

— И что, нормально? — спросил он, остановился. — В обморок не падал?

— Как видишь, нет. Только вот одна интересная деталь появилась.

— Какая?

— По-моему, он решил остановиться.

— Это почему? — спросил он и позвал Лузина, тупо бредущего впереди. Тот оглянулся, вернулся к нам.

Мы сели на рюкзаки. Я привычно прижал ладони к земле.

— Да, — подтвердил я через несколько секунд. — Он остановился.

— Лег отдохнуть? — спросил Лузин, достал бутылку с водой.

— Или нас ждет? — добавил Глеб.

— Не знаю. Я этого не вижу. Знаю лишь, что сейчас он на одном месте.

— А сколько до него?

— В каком он месте? В яме, за кустами или может на дерево забрался?

— Да не знаю я! Не вижу я этого! До него не много, может еще километра два, а может и три. Надо идти и сами увидим.

— Не нравится мне это, — сказал Глеб, лучом фонарика скользнул по ближайшим деревьям. — Мы тут как гусеницы на пне! Сами ни хрена не видим, а для того, кто в лесу вырос сейчас как раз легкая добыча.

— Может и так, — сказал я.

— Так это не есть хорошо, — заметил Лузин. — Может, подмогу попросим? Знаем ведь примерно где он. И то, что остановился тоже.

— И кто же придет к тебе? — спросил Глеб. — Они за ним все там охотятся. Не знаю я только за кем…

— Может, у него какой-нибудь клон появился? — предположил Лузин. — Или просто раздвоение личности у него, для отвода глаз, так сказать. Там как бы тело, потому что следы, приметы, свидетели, а здесь как бы духовный двойник-призрак, которого только Никита и видит. И мы сейчас за этим призраком идем…

— Ты бы поел, что ли, — сказал Глеб.

— Что? — не понял Лузин. — При чем тут еда?

— Да у тебя галлюцинации от голода начались. Бред какой-то в голову лезет!

— Это не бред, а предположение. Я пытаюсь как-то разумом осознать то, что происходит. Ведь в нормальной жизни такого просто не может быть!

— В нормальной — да, — сказал Глеб, с удовольствием вытянул ноги, размял плечи. — Кому как не нам это знать. Да, Ник?

— Наверное, — уклончиво ответил я, снова приложил руки к земле. Что-то мне не понравилось в ее вибрации.

— А вообще, — продолжил Глеб. — Я вот тут про еду заикнулся, а потомвдруг подумал, так сказать, прислушался к запросам организма, и пришел к одному потрясающему выводу!

— Это какому же? — серьезно спросил Лузин.

— Какому? А ты не понял?

— Нет. Что-то никак не могу связи определить.

— Эх ты! — засмеялся Глеб, достал из рюкзака банку тушенки, показал ему. — Да перекусить я решил! Вот какому! Когда о еде говорят, мне сразу есть хочется!

— Стой! — сказал я, быстро поднялся. — Не сейчас!

Глеб и Лузин тоже вскочили на ноги, испуганно озирались. В руках у Лузина появился автомат.

— Что!? Что случилось!? Он где-то здесь!? — посыпались приглушенные вопросы.

— Нет, это не он, — сказал я, — кто-то другой за нами наблюдает. Очень нехорошо наблюдает. Но я не знаю откуда.

Не прекращая круговое наблюдение, я поправил на плечах рюкзак, махнул рукой.

— Пойдемте, — сказал тихо. — Пока дикий человек остановился, мы должны двигаться. Так мы быстрее с ним покончим.

Мы продолжили движение. Лес быстро темнел, становилось прохладнее.

Мы шли гуськом, друг за другом, огибая кусты, перепрыгивая поваленные деревья, уклоняясь торчащих ветвей. Лучи фонарей нервно скакали по окружающим деревьям и кустам. В их свете казалось, будто все шевелится — деревья, кусты.

— Так это он, или не он? — зашептал в спину Глеб.

— Похоже, что нет…

— Похоже?

— Нет, точно нет. Я не так его «вижу». Это тоже что-то нехорошее, но точно не он.

— Может, он тебя просто как-то обманывает? — спросил Лузин, обернувшись. — Ну, как бы гипнотизирует.

— Может быть, — ответил я. — В любом случае, надо быть настороже.

И тут за кустами слева раздался хрип, тень скользнула между деревьями чуть впереди. Лучи фонарей не поспевали за ней. Раздался вскрик, потом оглушительный выстрел. Уши заложило. Словно издалека услышал крик Глеба.

— Какого хрена ты палишь!?

И снова выстрел.

И еще один. Сразу за ним визг, потом злобное рычание.

Мы рассыпались по сторонам, тень где-то между нами. Она уже не так быстра.

Лузин закричал.

— Вот он! Сюда! Свети сюда! Быстрее!

Наши лучи пересеклись на середине. Тень пыталась уползти от нашего светового прицела, но раздался еще один выстрел, и она замерла.

— Кажись, все! — сказал Лузин, медленно придвигаясь к тени, не сводя с нее прицела. — Готовенький!

Мы осторожно подошли к тому, что совсем недавно было неуловимой тенью. Это был скорее волк или большая собака. Она лежала, раскрыв в злобном оскале пасть, откинув голову назад. Из пасти со страшными клыками пульсируя текла черная кровь. Сбоку на брюхе зияла огромная рана.

— Собака или волк? — спросил Лузин, пнув тело ботинком.

— Скорее всего и то, и другое, — ответил я, приглядевшись. — Именно его я и чувствовал недавно.

Я отвел от волкособа луч фонаря, скользнул по испуганным и блестящим от пота лицам Глеба и Лузина.

— Ну вот, а теперь остался только он — зверь, дикий человек. И он ждет нас.

Глава 25

Уже темнело, а они все никак не могли его догнать. Люди едва поспевали за собаками. Но неужели же чудовище идет еще быстрее?

Тучный капитан в изнеможении сел на поваленное дерево, вытер в очередной раз со лба пот и подозвал одного из офицеров.

— Свяжись с Угорским отрядом, узнай, где они. Сил уже никаких нет.

Офицер вызвал вторую группу, идущую им навстречу. Через несколько секунд отдал рацию капитану.

— Они на связи.

— Это капитан Вшивков! — сказал он громко. — С кем я говорю?… Вы старший группы?… Хорошо. Где вы сейчас?… Так, ясно. В общем так, объект сменил направление. Да, говорю — сменил! Он уже не в Нытву рвется, а в сторону Нижней Гаревой. Сейчас мы в квадрате шесть, идем в одиннадцатый. Как поняли?… Хорошо. Думаю, он решил скрыться в лесах, выйти этим путем… Откуда я знаю как он это делает! Видимо чует как-то, он же животное, дикое… Значит так, отправь своих ребят по трассе в том направлении, перекройте ему дорогу в квадрате десять… Да, думаю мы уже скоро его сцапаем, следы свежие уже пошли, да и выдохся он!… Ну все, до связи.

Он отдал рацию офицеру. Обратился ко всем сотрудникам, сгрудившимся поодаль. Кто-то успел закурить, по рукам торопливо бежала бутылка с водой.

— Ребята, давайте поднажмем! Пять минут покурили — и вперед! Нельзя упустить этого гада! Мы уже схватили его за хвост! Впереди ночь, а это его время, не наше! Поэтому постарайтесь уж! Ну все, с богом! Пошли, пошли!

Раздались команды офицеров. Собаки вновь натянули поводки, люди с автоматами, ворча, но заспешили за ними.

Запольский подозвал Антона.

— Дай воды. И достань карту.

Антон присел рядом с ним, протянул бутылку воды. Пока профессор с наслаждением отпивал, достал карту.

— Так, — сказал профессор, расстилая карту на коленях. — Посвети мне. Вот, смотри. Он шел сюда, теперь, как они говорят, свернул. Значит, в принципе, сделав небольшую петлю, он обойдет пруд и потом дорога на север ему свободна! Впереди ночь, а, как сказал этот у них, капитан, это его время, он уйдет от них. Мы-то это уже знаем!

— Что будем делать? — спросил Антон.

Профессор, низко склонившись, разглядывал карту, водил пальцем. Дима и Антон молча следили за ним.

— Вот, смотри! — палец провел полукруг. — Эта дорога идет к Конино, но не через Гаревую. Если мы вот так проедем, то как раз будем здесь, пересечемся с ним. Понял?

— Понял, — ответил Антон.

— Сколько времени надо нам, чтобы попасть примерно вот сюда?

— Та-а-а-ак, посчитаем. Тут три километра, здесь где-то пять и вот тут еще… Ну, на машине по такой дороге, думаю полчаса, максимум минут сорок.

— Отлично! — воскликнул Запольский, обратился сразу к обоим охранникам. — Оружие при себе?

— Так точно, — ответили они, — все на месте, в полной боевой.

— Только мне без этого — «боевой»! Стрелять только усыпляющими! Если мы его будем брать, то только живым!

— Само собой, Эдуард Янович!

— Желательно, конечно, — добавил он. — А теперь бегом к машине!

Машина резво сорвалась с места, помчалась по лесной дороге, ныряя в ямы, бросаясь из стороны в стороны. Частокол деревьев мелькал в свете фар длинным кривым забором. Запольский терпеливо сносил тряску, сосредоточенно глядя перед собой и сравнивая путь с разложенной на коленях картой.

Пока они ехали до назначенного места, солнце окончательно скрылось за деревьями, и лес погрузился в мрачный полумрак.

— Где-то здесь, — сказал, наконец, Запольский, глядя на карту. — Давай вон там прижмись.

— А здесь уже кто-то есть, — сказал Антон, сбавил скорость и показал рукой вперед. В свете фар профессор увидел другую машину — полицейский «уазик».

— Они что, как-то нас опередили? — спросил Антон.

— Как они могли узнать? — изумился Запольский.

Антон остановил машину, погасил фары. Впереди суетливо копошились люди — несколько взрослых мужчин, среди которых мелькнула и полицейская форма. Запольский узнал их. Это те «повстанцы» из Заполья. Из группы отделилась одна фигура, светя фонарем в окна, направилась к ним.

— Кто такие? — спросил подошедший к машине сержант, осветил сначала Антона, потом перевел луч на Запольского. — Ах, вот кто тут у нас! Вот так сюрприз! Доктор, собственной персоной!

Запольский тоже его узнал. Тот самый угрюмый молчун из Заполья, который вез его к реке на «уазике».

— Мужики! — крикнул он, повернувшись к людям. — Тут у нас помощники появились!

Мужики подтянулись к ним, у каждого в руках ружье, даже у того самого юноши-переростка, брата пострадавшего пацана. Среди них Запольский заметил и того отвратительного типа — Шуру Брагина.

— Ну, выходи, коли приехал, — сказал Брагин, хлопнул широкой ладонью по капоту и подошел со стороны профессора, перекошенное лицо втиснулось в окно. Поведение его было такое, словно он тут главный.

— Вы почему здесь, а не со всеми там? — спросил, улыбаясь, сержант.

Запольский не хотел отвечать, какого лешего он должен перед ними отчитываться? Но, видя озлобленные лица, вспомнил недавние события в Заполье, решил все же не искушать судьбу. Кто знает, что у них на уме? А здесь глухой лес. Шарахнут из своих ружей, закопают под деревом и никто никогда не найдет их.

— Мы знаем, что дикий человек должен выйти сюда, — профессор сразу раскрыл все карты, чтобы между ними не было недопонимания. — Я хочу перехватить его первым. У нас патроны с усыпляющими капсулами, мы его нейтрализуем и увезем…

— А кто вам сказал, что мы дадим вам его усыпить, тем более увезти? — прогремел Брагин, отодвигая сержанта. — Мы здесь не для этого.

— Но… как же…

— А вот так! — вступил в разговор другой мужик с помятой рожей и кислым перегаром изо рта. — Этот монстр, чудовище чуть не загрыз моего сына! И пока я не выпущу ему кишки — не успокоюсь! Понял ты…

Он пытался обойти Брагина, но тот вместе с сержантом сдержали его.

— Стоять! — сказал сержант твердо. — Лишней крови нам не надо! Мы не чудовища, а люди.

Он повернулся к профессору.

— Так что, доктор, не советую вам вставать против этих ребят! Они от своего не отступятся. И делают это из справедливой мести, понимаете?

— И пусть он катиться отсюда подальше! — опять встрял мужик. — Пока я дырок не наделал в его машине и в нем самом!

— Не шуми, Никола! Эй, мужики, уведите вы его отсюда.

Несколько мужиков взяли его под руки, брыкающегося и машущего кулаками, отвели к «уазику». Запольский слышал его ругань в адрес его самого, его лаборатории и всей науки. Брагин зло ощерился и тоже отошел.

— Вы видите, доктор, что люди очень злы на то, что вы натворили, — продолжал сержант спокойно. — Их можно понять. Это страх, ненависть, ну и все прочее. Что бы вы не говорили, они все равно сделают то, что задумали. А от вас зависит, чтобы не сделали больше, чем надо. Понимаете меня? Не давайте им брать грех на душу. Пусть отведут душу. Тогда и успокоятся.

— Но, что же нам делать? — спросил профессор.

— Что делать? — сержант бросил взгляд на бубнящих мужиков, скользнул лучом фонаря по темным деревьям. — А вы с нами пойдете.

— С вами? — профессор махнул в сторону пьяных охотников-любителей. — Они же всех перестреляют, и себя тоже! Да и нас загребут до кучи.

— Не переживайте, я за них отвечаю. Не смотрите, что они такие, рука у них не дрожит.

— Зачем же я вам нужен тогда?

— Затем, что вы знаете это чудище. Поможете его выследить, повадки там всякие, приметы, ну и так далее. Вы согласны?

Профессор пожал плечами. Что ему еще остается? Он должен быть здесь, так или иначе. Должен. Ради науки. И разве остановит его какое-то деревенское быдло?

— Ладно, — кивнул он.

— Не волнуйтесь, — улыбнулся сержант, кивнул в сторону мужиков. — Будьте рядом со мной, и все будет нормально.

Он бросил взгляд на часы, вслушался в лесные звуки.

— Ну все, пойдемте. Скоро он появится здесь.

Запольский окликнул его.

— Подождите, а как же мои ребята? У нас патроны с капсулами…

— Я понял, что вы хотите, — ответил сержант, стоя вполоборота. — Давайте так. Берите своих ребят с их капсулами, но я ничего не обещаю. Если получится, то заберете его. Если же мужики первыми его увидят, то не обессудьте! Они его расстреляют от души!

Он виновато пожал плечами, снова улыбнулся, пошел к мужикам.

Запольский угрюмо повернулся к охранникам. На щеках сияли красные пятна, нижняя губа подрагивала.

— Вы все слышали, — сказал он, шумно выдохнув. — Попали мы, конечно… Ну да ладно. Давайте постараемся сделать все возможное, чтобы дикого человека эти… уроды не подстрелили.

— К-как эт-то сделать? — спросил Дима.

— Не знаю я как! — крикнул профессор, вырвал у него из рук бутылку с водой. — Как хотите!

Он жадно отпил теплой воды, поморщился, сжал кулаки.

— Ладно, пойдем. Попробуем как-нибудь.

Недовольных криков в сторону профессора больше не было. Видимо, сержант что-то им объяснил. Выстроившись в цепочку, они через пару минут выдвинулись в лес. В центре сержант, справа от него Запольский, охранники, слева деревенские охотники. Разномастные лучи фонариков заскакали между деревьями.

Сержант постоянно переговаривался с кем-то по рации, сверялся с картой, окриками менял направление движения отряда. Запольский обратил внимание, что многие охотники потягивали из бутылок, переговаривались все громче пьяными голосами, посмеивались.

Профессор и охранники шли молча. Напряжение росло с каждой минутой. Прошло не больше получаса, как сержант, после очередной связи по рации и сверки по карте, окриком остановил отряд.

— Давайте все сюда, — крикнул он, погасил свой фонарь. — Мне передали, что он уже где-то рядом.

Все собираются вокруг него, погасили фонари. Без лишних слов укрылись кто за деревьями, кто за кустами. Разговоры стихли.

— Вон там хорошее место для засады, — объявил сержант, показал в сторону холма. — Он должен идти с той стороны.

Бесшумно и быстро все взобрались на указанный холм, рассыпались в цепочку, устраивая места для удобства наблюдения и стрельбы. Сержант подошел и шепотом обратился к Запольскому:

— Это ваш шанс. Если, конечно, ваши ребята первыми его заметят и подстрелят. Но за реакцию моих товарищей я не отвечаю. Так что, думайте.

Профессор благодарно улыбнулся, шепнул Антону.

— Давайте тихо отползем чуть в сторону.

— Зачем? — спросил Антон, но сделал так, как просил профессор.

— У нас ружья почти бесшумные, — продолжил Запольский, когда они отползли на безопасное от остальной группы расстояние, — да и оптика с ночным видением, поэтому нам нужно просто раньше его заметить и нейтрализовать. Тогда есть шанс взять его живым, пока эти пьяные деревенские дебилы не устроили массовый расстрел. Понял, к чему я клоню?

— Конечно, — кивнул Антон. — Давайте вон к тем кустам. Отличное место.

Он толкнул Диму в бок, шепнул ему на ухо план, и они втроем незаметно переползли к новой засаде.

Прошло еще несколько томительных минут.

И вдруг в гнетущей тишине послышались шаги, хруст веток, тяжелое дыхание.

— Вот он! — чуть не закричал профессор. — Приготовьтесь! Смотрите в оба!

Они повернули ружья на звуки приближающихся шагов, задержали дыхание.

Антон и Дима осторожно, стараясь не шуметь, загнали патроны в патронники, приложились к оптическим прицелам, через которые видно все почти как днем.

Антон первым заметил качание веток в десятке метрах от себя.

Сердце в груди бешено стучало, отдаваясь в висках.

Палец плавно обхватил курок.

Наконец, из-за кустов появилась сутулая фигура. Приблизилась. Он явственно разглядел страшную морду, волосатые плечи и… вдруг его ослепила яркая вспышка.

— Что за черт! — пробормотал он, закрыл ослепленный глаз, оторвался от прицела. — Чудовище идет с фонариком? Или мне показалось?

И тут раздался похожий на удар хлыста хлопок — Дима, ослепленный, в панике нажал на курок.

Лохматая испуганная тень метнулась в сторону, спряталась за толстым деревом, фонарик погас.

Запольский в оптику не смотрел, поэтому не был ослеплен светом фонарика, а потому сейчас отчетливо видел дикого человека.

Несколько секунд чудовище пряталось за деревом, а потом, хрустя ветками, побежало наискосок от них — как раз к засаде деревенских охотников. Луч его фонарика снова заскакал перед ним по траве, по кустам, по деревьям. Он уходил от них!

То, что в руках у дикого человека появился фонарик, его не столько удивило, сколько восхитило: это означало, что его подопечный все же больше человек, чем животное.

А потом по всему лесу раздались крики и, словно взрывы, выстрелы.

— Вон он! Давай, пали! Вали его, гада!

Охотники стали выскакивать из своих укрытий, побежали следом за ускользающим среди деревьев лучом.

Первым оказался молодой парень, Руслан. Остальные были слишком неуклюжи и медлительны. А он же, наоборот, словно взорванный изнутри адреналином, летел над землей, кустами, ловко перемахивает кочки и ямы.

Чтобы не зацепить случайно его, сзади никто больше не стрелял.

Руслан слышал отдаленные команды сержанта, треск веток, пьяные крики, но видел только скачущий впереди луч фонарика.

И он все ближе.

Еще два прыжка и… страшная морда оказалась прямо перед ним. Не помня ничего от неожиданности и страха, он сходу нажал на курок. Оглушающий выстрел эхом разлетелся по лесу. Огромная лохматая туша, как скошенная завалилась на спину.

— Я убил его! — крикнул Руслан, отошел на шаг, ноги предательски подогнулись, и он осел на землю в нескольких метрах от дергающегося в предсмертных конвульсиях и хрипящего монстра. — Это я убил его! Отомстил за брата! Конец чудовищу!

Лохматое тело, хрипя, крутилось несколько секунд, изгибалось и, наконец, замерло, зарывшись мордой в грязь.

Словно в тумане Руслан слышал голоса вокруг себя, взволнованные, ошеломленные, восторженные.

И тут в небе прогремел гром, первые тяжелые капли дождя упали с деревьев. Начиналась гроза.

б охотниках.

день. была вырвана, но он ее оставил, видимо потому что мужик был алкоголиком, а у них с печенкой сами знаете.

Ник.

— Как ты думаешь, — спросил Лузин, — этот волкособ сам напал, или он действовал во взаимодействии со зверем?

— О такой версии я даже не думал, — ответил я не сразу. — Думаю, что вряд ли. Даже скорее наоборот.

Волкособ лишь на несколько минут отвлек меня. Все мое внимание сейчас было на диком человеке. Он открывался передо мной все больше. Теперь мне не надо наклоняться к земле, чтобы почувствовать его. Я снова видел его энергетический след тусклой фиолетово-желтой линией, петляющей между деревьями. Меня это приятно удивило, но и насторожило. Что-то здесь не так. Зачем он это делает? И специально ли? Может, готовит какой-то сюрприз? Или ловушку?

С каждым шагом линии были четче, значит, он ближе.

Он не бежал от нас, не торопился, он будто подпускал нас ближе, поджидал.

Надо быть предельно внимательным и осторожным.

Очередное сообщение подтвердило это. Он оставался в прежних координатах.

Я замедлил шаг, прислушался, втянул носом воздух. Для надежности опустился на землю, приложил ладони к мягкой пушистой земле.

Лузин и Глеб встали рядом. Молчали, лица напряженные.

— До него осталось четыреста метров, — сказал я.

Лузин поправил на плече ремень ружья. Глеб подошел к нему.

— Ты, может, одну пушку мне дашь?

— Зачем? — спросил Лузин.

— Зачем! — передразнил Глеб. — Чтобы было! Тебе два зачем, ты же не Рэмбо с двух рук стрелять!

— Я и не собираюсь с двух рук стрелять, — ответил Лузин и отошел в сторону. — Сначала нейтрализующими патронами. Мы же не хотим его убивать! — он обратился ко мне. — Я правильно понял?

— Правильно, — сказал я. — Нужно взять его живым. Постараться хотя бы. А, кстати, Виктор, рация твоя молчит? Как у них там дела идут, интересно?

— Я ее отключил.

— А чего вы еще ждете от них?! — усмехнулся Глеб. — Настоящий зверь здесь, а там они вообще не понятно кого ловят! — он перевел на меня сомневающийся взгляд. — Или я не так вас всех понял?

— Ты правильно понял, — сказал я. — Зверь здесь, совсем рядом. Вон там, за тем холмом.

— Жалко, — почесал затылок Глеб.

— Это почему? — спросил Лузин.

— Да, я надеялся с ним не встречаться. Пусть уж лучше толпа ментов его поймает… поймала бы. Нас-то всего трое!

— Зато мы в тельняшках, — сказал Лузин, хлопнул его по широкому плечу.

— Да уж, утешил, супермен!

— Ну ладно, — сказал я, — пойдемте. С нами правда, значит, мы победим.

Мы продолжили подниматься по холму. Чем выше поднимались, тем ярче становилось зарево на той стороне.

Небо потемнело еще больше, черные тучи проплывали над нами так низко, что, кажется, скребли верхушки деревьев. Скоро будет дождь, а это плохо. Успеть бы до дождя…

— Это что, Угорск? — спросил Глеб, показывая вперед.

— Судя по карте — да, — ответил Лузин.

— Значит, он решил драться с нами здесь, — сказал я. — Чтобы, покончив с нами, спокойно идти дальше.

— Ты считаешь, — Глеб не мог спрятать волнение в голосе, — что он это… ну, может с нами…

— Нет, конечно! — сказал Лузин. — У нас хорошая защита!

Сообщение.

Внимание.

Возможно столкновение с объектом «Зверь».

Степень агрессии высокая.

— Стойте, — сказал я шепотом. — Он уже рядом.

Сердце в груди остановилось. Я четко видел его силуэт. В полный рост. Впереди, метров тридцать всего. Не его самого, а цветной, как аура контур. Словно он отделил от своей энергетической оболочки тело, убрал его куда-то.

Раздался хрипловатый голос из моей рации, от которого мы все вздрогнули, Глеб негромко выругался, Лузин взял оружие на изготовку, лучи наших фонарей порхали между деревьями. Они не видели того, что видел я, поэтому без команды держались рядом, встали полукругом, ждали моих команд.

Не отводя взгляда от мерцающего контура, я дрожащим пальцем нажал на кнопку «прием», ответил.

— Никита? — услышал задыхающийся голос профессора. — Мы его подстрелили! Сейчас подходим! Жалко, конечно, но что делать! Так что всё… В общем, вам отбой, подробности потом, до связи.

— Как это подстрелили? — спросил Глеб, луч фонаря ударил мне в глаза.

— А мы тогда какого лешего тут делаем? Мы кого ловим? — возмутился Лузин, его дрожащий луч продолжал бегать по лесу.

— Не слушайте его, он здесь, — сказал я, сделал несколько шагов вперед, замер. — А кого они там подстрелили, узнаем позже. Но это точно не дикий человек. Потому что он здесь. Вон там.

Я медленно поднял руку, показывая в темноту.

И только я это сказал, как по коже пробежала горячая волна, в нос ударил резкий запах, вспышка мощной энергии как взрыв ослепила и отбросила меня назад, я даже крикнуть не успел, плашмя упал на прелую мягкую землю…

Глава 26

Громче всех кричал отец Руслана.

— Это мой сын сделал! Молодец! Настоящий мужик! С одного выстрела, вы видели!?

— Да видели, видели, — отвечали ему другие.

Все стояли полукругом, закрывшись капюшонами от проливного дождя. Никто не решался первым подойти ближе. Отец Руслана хлопал того по плечу, обнимал. Предложил всем выпить за его сына-героя. Руслан бледнел и краснел, говорил, что случайно, но горд тем, что сделал, что отомстил…

Тело перед ними не шевелилось, шерсть от сырости слиплась.

Запольский и охранники стояли чуть в стороне, ожидая удачного момента, чтобы подойти.

Профессор обреченно молчал, не замечая текущих по лицу струй холодного дождя. Он до сих пор не верил в то, что произошло. Все сорвалось. Теперь уже ничего не вернуть. Все насмарку, все старания, кучи денег потрачены на экспедицию, на оборудование, на эксперимент. Все одним выстрелом полетело в тартарары. Иван его утешал, бормотал какую-то чушь, но Запольский его не слышал.

Он тяжело вздыхал, дождь скрывал неожиданно выступившие слезы.

Наконец, к телу подошел сержант.

— Ну, посмотрим, что за чудовище не давало покоя нам эти дни, сколько шума наделало.

Он несколько раз ткнул тело стволом автомата, чтобы убедиться, что он вдруг не оживет и не накинется на него. Потом присел, подсвечивая одной рукой фонариком, сбросил с ног монстра упавшие ветки. Что-то непонятное бросилось ему в глаза.

Он приподнял одну ногу чудовища и брови поползли на лоб.

— Что это такое? — задал он вопрос окружающим его охотникам. Радостные разговоры стихли, лучи всех фонариков сошлись на том, что показывал сержант.

На ногах у чудовища были надеты сапоги. Обычные резиновые сапоги примерно сорок второго размера.

Кто-то выругался, кто-то хмыкнул.

— Профессор! — позвал сержант. — Где вы там? Ну-ка, подойдите!

— Я здесь! — хрипло отозвался Запольский. — Разрешите пройти!

Охотники расступились, и профессор в сопровождении охранников приблизился к сержанту.

— Что такое? — спрашивает он.

— Ваш питомец что, умеет носить обувь? — задал вопрос сержант, голос не то ироничный, не то удивленный.

— Обувь? — переспросил Запольский. — О чем это вы?

Сержант не без труда стянул один сапог, поднял над собой. Профессор округлил глаза, ноги подкосились. Его поддержал стоящий позади Иван. Между людьми застыло недоумение, когда взору предстала обычная человеческая нога. Только Шура Брагин вскрикнул:

— Это еще что за херня!? Кто это? Это ваше чудище? — обратился он к Запольскому. Тот нервно мотал головой.

— Да что… — Брагин нагнулся, схватил чудовище за плечо и рывком перевернул лицом кверху.

Антон ошеломленно зашептал.

— Это не он!

Запольский взял себя в руки, подошел, расталкивая обалдевших пьяных охотников, присмотрелся к телу, пробегая глазами от головы до пят. Как же он сразу не разглядел? Даже по размеру — это был не он. И шерсть какая-то не такая, хотя сразу в сырости и темноте не обратил на это внимания.

Брагин не стал дожидаться, пока ученый люд проведет в своих больших головах анализ происходящего, схватил мозолистой рукой за морду чудовища и под общий выдох содрал маску. Под маской оказалось отвратительное, большелобое, но все же человеческое лицо.

— Вот тебе и чудовище! — воскликнул сержант и бросил сапог. — Оборотень какой-то!

Запольский подался вперед. На руках оборотня большие перчатки, маска обезьяны из магазина игрушек, так же, как и весь этот маскарадный костюм из искусственного меха с молнией на боку. Спереди на костюме засохшая кровь, лицо в кровавых подтеках.

Руслан стоял онемевший. А Запольский после осмотра поднялся, распрямил плечи, тряхнул головой, сбрасывая воду и провозгласил:

— Это он и был, тот самый кровавый убийца! И в Усть-Угорске это он всех убил! И девочка видела со спины именно его. Возможно, я могу ошибаться, но все больше склоняюсь к тому, что и до этого все убийства совершил не наш питомец, а именно этот… оборотень!

Гнетущую тишину нарушил вызов по рации.

Сержант ответил, в тишине все слышали разговор.

— Это капитан Вшивков! У нас тут новости для вас!

— У нас тоже, — ответил сержант.

— Не перебивайте! — крикнул капитан. — Мы тут нашли закопанные останки — ногу, печенку. Собаки разрыли, когда шли по следам! Как поняли, прием!

— Вас понял, товарищ капитан! — ответил сержант. — У нас для вас новость еще интереснее! Мы поймали чудовище, подстрелили. Это оказался человек одетый в обезьяний костюм! Как поняли, прием!

— Костюм!? Какой костюм! Да что там у вас происходит?! Где вы, сержант, координаты свои сообщите!

Сержант сверился с картой, сообщил координаты.

— Ну вот, все сходится, — сказал Запольский, тяжело вздохнул.

Руслан подошел к онемевшему отцу, произнес сквозь слезы.

— Отец! Отец! Это что же я, получается, убил… человека!? Да?!

Отец обнял его за плечи, произнес глухо, коротко, зло.

— Нет, сынок. Ты убил чудовище. После того, что он сделал, он не человек. Он хуже животного.

И брезгливо пнул остывающее тело, развернулся и ушел, продолжая обнимать сына.

Дождь продолжал лить, люди молча стояли, смотрели на дикого человека, на чудовище, на убийцу.

К Запольскому подошел Антон, прошептал в самое ухо.

— А где же тогда наш настоящий питомец, Эдуард Янович?

Ник.

Зверь появился перед нами во весь гигантский рост, распластав в стороны огромные лохматые руки. Пасть хищно раскрыта, лес вздрогнул от оглушающего злобного рева. Перед глазами вспыхнуло и погасло красное предупреждение.

Внимание!

Опасность!

Задействованы все возможные навыки для защиты!

Сколько мы за ним шли, а вот так нос к носу столкнулись впервые. И это зрелище парализовало нас всех. Широкий, мощный, огромный, покрытый темно-рыжей шерстью он давил психологически своей животной агрессией, размерами, силой и ненавистью. А запах… настолько резкий и отвратительный, что если бы не это его неожиданное появление, то вывернуло бы до самой желчи. На короткой шее сидела несоразмерно маленькая, плоская голова, из-под кустистых валунов бровей горели желтые глаза. Плечи покатые, руки длинные, мускулистые. Он словно сошедший с картинок неандерталец, только в два раза больше как в высоту, так и в ширину.

Оказавшийся перед ним Глеб со своим ростом под два метра запросто мог бы уместиться дикому человеку подмышкой. В плечах же мускулистый Глеб в сравнение с ним — вообще выглядел ребенком.

Глеб несколько секунд тупо светил прямо в грозную морду дикого человека, но в следующий миг огромная как бревно лохматая рука описала полукруг, раздался глухой удар, и Глеб отлетел метра на три в сторону, оставив на месте блеснувший лучом фонарик.

Я судорожно перебирал в уме возможные способы защиты.

Следующей жертвой должен стать онемевший то ли от страха, то ли от гипноза Лузин. Карабин в его руке безвольно повис, он слепо смотрел перед собой, открыв рот, пока гигант тяжело ступая шел к нему. Лохматые руки-бревна болтались вдоль тела, громовое рычание заставляло кровь застывать в жилах. Ноги Лузина подогнулись как раз в тот момент, когда рука-бревно пролетела над ним. Это спасло его от чудовищного удара, а мне дало еще несколько мгновений, чтобы помочь ему.

Правда, я не знал в этот миг, что же я могу сделать, но все равно ринулся в бой. Я был полон злости, гнева, подстегнутого адреналином, руки не дрожали, а горели от сконцентрированной энергии, глаза пылали изнутри.

И дикий человек это почувствовал, обернулся, изумленный, и в самый последний миг до нашего столкновения… исчез.

Я провалился в пустоту перед собой, запнувшись за Лузина, кувыркнулся, полетел под уклон. Остановил меня колючий куст в низине. Я вскочил, закричал не своим голосом. Вловаились ускулистый Гром вообще как ребенок. вышкой. человеку до плечаые руки. т маскарадный костюм из искуственного орду чуд

— Лузин!!! Вставай!!! Ружье!!!

Виктор вскочил на ноги. Ружье наизготовку, фонарик в другой руке.

Поднялся ветер, закачались деревья, зашевелились кусты, в лицо полетели листья, колючки, ветки.

В этом вихре появился гигант, по широкой дуге как смерч он летел прямо на Лузина. Раздались два выстрела, Лузин отскочил в сторону, черная лохматая глыба пронеслась мимо, сминая небольшое деревце, исчезла в темноте.

Я выбрался из ямы, подбежал к Лузину.

— Ты в порядке?

— Д-да, — пробормотал он, потом взорвался истерическим криком. — Да какой «в порядке»!!! Это кошмар какой-то! Это же ужас!!!

— Спокойно! — крикнул я, затряс его за грудки. — Вставай! Стреляй в него! Стреляй! Ты попал?

— Не знаю!!! Я не знаю!!! Во-о-о-от он!!!

Огромная лохматая тень снова неслась на нас из темноты. Закладывающий уши рев летел из его пасти, похожий на громыхающие в бочке камни. Тоненький лучик фонарика Лузина метался из стороны в сторону, не мог поймать гигантскую тень в фокус.

Снова раздались два оглушительных выстрела, Лузин отскочил в сторону, а я выставил перед собой полыхающие ладони. Мощный пучок энергии шаровой молнией вылетел навстречу чудовищу, целя в грудь. Злобные глазки монстра на долю секунды по-человечески удивленно округлились, морда стала испуганной, рев прервался. Он в последнее мгновение пытался увернулся от мерцающего шара, но тот все же зацепил его плечо. Гигантское как дерево тело развернуло в воздухе и швырнуло в темноту за моей спиной. Огромная туша пролетела мимо меня в нескольких сантиметрах. Я спешно развернулся и приготовился к новому удару, между ладоней снова собиралась энергия. Глаза сами собой переключились на ночное видение, похожее на слегка розоватые сумерки.

— Посмотри, как там Глеб! — крикнул я Лузину, выискивая в темноте фигуру зверя.

— Я в порядке, — слышу сбоку, в глаза ударил луч фонарика.

— Отлично! — ответил я.

— А где… этот? — спросил Глеб, в руках грозно покачивалась тяжелая дубина с сучками. Он шел, шатаясь, озирался по сторонам, луч беспорядочно скакал в темноте.

— Где-то здесь! — сказал я. — Давайте ко мне ближе! Лузин! Глеб!

— Да здесь мы, здесь.

Почувствовал плечами их плечи — стали в кольцо, спинами внутрь. Глеб и Лузин светили в темноту фонариками, мой взгляд тоже непрерывно рыскал в темноте, просвечивая деревья, кусты, землю. Но я не видел его!

— Ты попал? — спросил Лузина.

— Вроде да, — сказал он. — Но кто знает? В него пули, как в пустоту! Последний усыпляющий патрон остался!

— А ему этих не хватит? — спросил Глеб. — Сколько ему надо?

— Откуда я знаю! Для человека хватит одного, чтобы усыпить часов на шесть. А этому… хрен его знает! Сколько я в него всадил…

— Вон он! — крикнул Глеб, направил на несущуюся в темноте по дуге молчаливую тень.

Лузин направил на него карабин, быстро прицелился, нажал курок. Грохнул выстрел.

Тень исчезла, будто испарилась.

— Вот он, здесь! — крикнул я, указал рукой на отчетливый оранжевый контур, присевший с другой стороны. Лузин развернулся, посветил фонарем.

— Не вижу! Где!?

Я смотрел на контур, изображение на глазах расплывается, растворяется среди контуров куста. Я опять потерял его, стал искать взглядом. Нашел — у другого куста его фигура проявилась, словно изображение на фотобумаге. Он стоял в позе низкого старта, вот-вот рванет очередную вихреподобную стометровку. Но он не торопился. Что же он делает?

И тут я понял, когда мышцы стали слабеть, изображение перед глазами расплывалось, тускнело, а к горлу подкатила тошнота. Он качал у меня энергию!

Перед глазами мелькали какие-то кроваво-красные сообщения и предупреждения, но я ничего не видел, изображение расплывалось, буквы скакали.

Нет! Нет! — хотелось закричать, но слова остались внутри, воздуха не хватало для них. Различил тоненькие ниточки от меня к нему, текущие по воздуху, ползущие по земле, и по ним бежала моя сила.

Все, подумал в этот миг, если сейчас сдамся, то все пропало. Он убьет меня, Глеба, Лузина и преспокойненько уйдет. Никто и знать не знает, кроме нас, что он здесь.

А как же Ольга? Мама? Неужели я вот так…

Все перед глазами вдруг почернело, точки звезд полетели навстречу, Земля далеко позади, в бездне Галактик, а я летел, приближаясь к сердцу Вселенной, туда, где Начало, где Сила, где Колыбель всего и вся. Летел, расставив в стороны руки с раскрытыми ладонями, и собирал необходимую сейчас энергию Света и Тепла, Любви и Созидания. Она собиралась в ручейки на ладонях и текла к сердцу. И когда наполнение произошло, я прижал руки к груди и резко выдохнул. Энергия, как зимний воздух, обволакивает меня вокруг ярким облаком…

И в этом облаке теперь стояли я, Глеб, Лузин.

— Он здесь! — крикнул Глеб, словно из другого измерения.

— Где!? — Лузин повернулся медленно, будто в воде.

Гигантская, как бульдозер волосатая стена, рассекая густой воздух, летела прямо на нас, громыхая как локомотив, земля дрожала под ним. Глеб занес для удара дубину, слева оглушил выстрел, разрывающий перепонки. Пучок энергии, выпущенный из ладоней, на этот раз ударил ему в живот. Он на ходу согнулся и ударился в энергетическое облако, как в бетонную стену, отлетел в сторону. Облако качнулось, и мы тоже упали вместе с ним, внутри шара-облака.

Туша пролетела несколько метров, ударилась головой в дерево, сползла по стволу и завалилась на спину, распластав руки. Прогремел затихающий рев, и тело замерло.

Мы медленно поднялись, потирая бока, руки и ноги. Нам повезло, что полтонны пролетело над нашими головами. На троих этой массы хватило бы, чтобы раздавить нас, как котят.

Энергетическое облако само рассеялось, растворилось туманом по деревьям, траве, взлетело струйками к небу.

До сих пор трясло от выплеснутой энергии. Шокированные и измотанные этим невероятным боем, мы все же осторожно подошли к лохматому телу.

— Ну что, издох? — спросил Глеб.

Я первым склонился над гигантом, взял за запястье, почувствовал мощный равномерный пульс.

— Живой, — сказал я.

— Все-таки попал, значит, — простонал Лузин, потирая плечо.

— Да, добить бы его, сволочь такую, — сказал Глеб, держась за бок.

Продолжая держать волосатую руку, кроме пульса я почувствовал еще что-то. То ли это из-за возникшей между нами энергетической связи, но перед глазами появились фрагменты его памяти, словно запись. Я понял, что он никого не убивал, что он сам стал жертвой. Что он лишь хотел вернуться домой, где его ждали.

Я одернул руку. Слишком много на первый раз. Слишком неожиданно. Даже голова закружилась.

Глаза зверя открыты, смотрят невидяще в черное небо, морда вблизи не страшная, просто лохматая и большая. И даже не морда уже, через шерсть проглядывало человеческое лицо, пусть и не такое, к каким привыкли мы, но лицо, а не звериная морда. И выражало оно сейчас вполне человеческие эмоции — умиротворение и покой. Гигант словно был уже там, на небесах, куда был направлен его взор.

Я проследил за его взглядом, между туч заметил три звезды. Две большие и яркие, а между ними одна маленькая.

Осмотрев тело, мы с большим трудом обнаружили три попадания усыпляющими капсулами и одно ранение пулевое. Это был последний выстрел Лузина. Пуля прошла вскользь, задев плечо. Крови почти не было, так, царапина.

— Как же его теперь отсюда вытаскивать будем? — спросил Глеб, приподнял ногу бесчувственного дикого человека. Видно было, что даже такому здоровяку держать волосатое бревно не очень-то легко.

— Его в легковушке не увезти будет, — глядя на его натужные старания заявил Лузин. — Если только в прицепе.

— Ага, — возразил Глеб, — представь, как мы его в прицепе повезем!

— Ну, — развел руки Лузин, — накроем чем-нибудь, будто картошку…

— Нет, — сказал я и попросил у Глеба мобильник, — надо машину нормальную, помощнее, вездеход.

Я набрал номер двоюродного брата Леньки, у которого был свой «уазик-буханка».

— Ты кому звонишь? — спросил настороженно Глеб. — Надо чтобы он не знал ничего, как мы договорились, и лишнего не сболтнул.

— Ему можно верить, — сказал я, прикладываю трубку к уху. — И потом мы сделаем так, чтобы не он ехал за рулем, а ты. А ты встретишь его вон там, под горой.

* *о-то выто нечеловеческий гогот. ающие вниз шаги. т, так же достает сердце.

Через час мы кое-как втроем затащили гиганта в машину. Нам повезло, что лесная дорога была всего-то в двадцати метрах от нас, тащили волоком, наверное, полчаса.

Времени у нас по проведенным подсчетам было часов пять-шесть. Если считать, что гигант был здоровее обычного среднего человека раз в шесть-восемь, то мы успеем отвезти его достаточно далеко на север. Не хотелось бы, чтобы этот монстр очнулся в машине.

Перед самым отъездом по рации связался Запольский и сообщил нам о пойманном ими монстре. Им оказался Мухин Егор, тот самый головастый уродец.

Глеб, узнав об этом, облегченно вздохнул.

— Наконец-то этого ублюдка подстрелили! Вот уж кто на самом деле был монстром.

Профессор был убежден, что все убийства совершил именно он, а не сбежавший из лаборатории дикий человек.

А я и без него об этом знал. В конце разговора он спросил о наших успехах в поимке дикого человека. Разговор слышали все, поэтому я несколько секунд молчал, посмотрел на Глеба, на Лузина, понял наше общее мнение.

— Мы его не смогли выследить, — сообщил я профессору. — Он ушел от нас. Как поняли?

Запольский тоже помолчал несколько секунд.

— Да, слышу вас, в смысле понял… Ну, может оно и к лучшему… До связи, э-э, в смысле, всего хорошего вам, Никита. И… уж это, не слишком меня, в общем, спасибо вам за все.

То ли он понял все, то ли поверил, не знаю. Лузин пожал плечами на мой немой вопрос, а Глеб просто отмахнулся.

— Забудь, — сказал он. — И вообще, пошли они все куда подальше, экспериментаторы хреновы. Я бы, будь моя воля, таких ученых тоже отправил бы на север. По этапу.

Под покровом ночи мы объехали Угорск по горе, на въезде в город высадили Лузина. Он все это время сидел на откидном стульчике в салоне, поджав ноги, с ужасом наблюдая за шевелящимся на кочках гигантом. И когда остановились, облегченно выдохнул и заспешил из машины.

— И куда ты теперь? — спросил Глеб в открытое окно.

— Домой, — ответил Лузин, — куда же еще? Пожрать, помыться и выспаться, наконец.

— Это понятно. А дальше-то что?

— Да я так думаю, — он покосился на дверь в салон, — что всем нам придется новую работу искать. Мне эта лаборатория вот здесь уже стоит. Да и закроют ее, наверное, все равно после того, что… ну, в общем, ты понял.

— Да понял конечно. Ну, удачи тебе! В зал приходи, как оклемаешься!

— Обязательно! Новую жизнь начинаем! И вам удачи с… ценным грузом!

Он улыбнулся, махнул нам рукой и, накинув капюшон, двинулся вдоль улицы.

По дороге никаких происшествий не было. По оживленной федеральной трассе проехали несколько километров всего, а потом свернули на Менделеево, на север, как и хотел дикий человек, в сторону Коми-Пермяцкого округа.

Дорога предстояла долгая, а «уазик» довольно прожорлив был, поэтому несколько раз на заправках останавливались. Заодно и заправили свои желудки, и гиганту кое-что прикупили. Жевали на ходу, чтобы не терять времени. Глеб постоянно оглядывался через окошко в салон, не проснулся ли наш пассажир.

— Глеб! — сказал наконец я. — Если он проснется, то ты сразу это поймешь! Так что смотри за дорогой.

Глеб промолчал. Даже шуточку никакую не отпустил. Но смотреть назад стал реже, а машину гнал на максимальной для нее скорости.

Через пять часов бешеной гонки, когда Кудымкар остался позади километрах в ста, дикий человек начал приходить в себя. Я видел, как он двинул лапищей, сдавленно загудел.

Мы с Глебом решили не искушать судьбу, а свернуть с дороги к лесу и вытащить его из машины. В ближайшем повороте в лес, мы свернули, проехали еще вглубь пару сотен метров, развернули машину на небольшой полянке.

Глеб заглушил машину. В небе светало, но в лесу еще царил полумрак.

— Ну, что, конечная остановка! — сказал я как можно бодрее, видя, как Глеб вцепился в руль. — Давай уже поможем пассажиру выйти.

— Давай, — сказал Глеб, продолжая держаться за руль и глядя прямо перед собой.

Я хлопнул его по плечу. Он вздрогнул, посмотрел на меня.

— Или ты хочешь, чтобы гигант сам вышел? Я не уверен, что он знает, что такое дверная ручка. Помнишь, как в лаборатории? А мне машину надо вернуть в целости.

Из салона послышалось гудение, машина качнулась.

Глеб сорвался, вылетел из-за руля, обежал машину. Распахнул задние дверки, схватил гиганта за шевелящуюся ногу и, что есть силы, потянул. Тело сдвинулось. Глеб кряхтел от натуги. Я взялся за другую ногу, и мы на раз-два, рывками стали тянуть. Дело пошло быстрее. Когда гигантская мохнатая задница съехала из салона, зверь замотал головой, замычал, огромные руки стали шарить по салону.

Мы отшатнулись от гиганта. Глеб закричал:

— Ну все! Садись! Поехали!

— Как «поехали»? — спросил я, вывалил из пакета лакомствадля гиганта, побежал за Глебом.

— Да так! Садись, увидишь!

Мы запрыгнули в машину, хлопнули дверями. Я обернулся и стал наблюдать в окошко за гигантом. Глеб завел машину, включил передачу и медленно тронулся с места. Ноги гиганта волочились по траве, руки в салоне все больше оживали, голова болталась, мычание становилось все громче.

— Ну и что? — спросил я. — В чем твой план?

Глеб продолжал медленно ехать, кидая взгляд на гиганта, сказал.

— Сейчас, сейчас. Вот, смотри!

Тело гиганта под тяжестью стало медленно сползать из салона. Глеб стал дергать газом, делая раскачку. Тело стало двигаться быстрее.

— Сейчас, сейчас, — повторял Глеб. — Ну, давай, вываливайся!

Еще пару рывков и тело полностью выехало из салона. Мы оба счастливо заулыбались.

— Молодец! — воскликнул я. — А теперь поддай газу и скорей отсюда!

— Да! — радостно возопил Глеб, а потом обреченно еще громче. — Нет! Нет!

— Что? — не понял я, кинул взгляд назад в салон. Цепкие пальцы гиганта в последний момент зацепились за край дверного проема, и теперь тело волочилось за нами по дороге.

Машина ревела, Глеб переключил скорость, а тело продолжало тащиться за нами, крепко держась за машину. Дверки болтались и хлопали. Думаю, что и гиганту попало, потому что раздался злобный рев, из проема появилась болтающаяся голова, зыркнула на нас желтыми глазами.

— Да отцепляйся же ты, урод! — кричал в ужасе Глеб.

— Ну, пожалуйста, отцепись! — прошептал я, умоляюще глядя прямо в глаза гиганту. — Мы не хотим тебе зла.

И он отцепился. Может, меня услышал, а, может, просто пальцы сорвались.

Машина сразу пошла резвее, Глеб включил третью передачу, машину трясло на лесной ухабистой дороге. Дверки болтались туда-сюда, то открывая вид, то пряча.

— Ну, что? — кричал Глеб. — Он не бежит за нами? А?

— Нет, не бежит! — успокоил я.

Гигант медленно поднялся во весь свой гигантский рост, продолжал смотреть нам вслед. Потом оглянулся по сторонам, глянул вверх, повернулся и исчез за деревьями.

Мы выскочили на трассу, проехали еще километра два, прежде чем остановиться, перевести дыхание и, чтобы закрыть, наконец, задние дверки в салон. Из салона до сих пор несло стойким запахом зверя. Надо будет отмыть машину, прежде чем отдавать Леньке. С шампунем.

Лакомство, которое я выкинул для гиганта — это несколько кило говяжьей печени. Это была идея Глеба. Чтобы, мол, не захотелось кого-нибудь съесть по дороге, сказал он. Хотя сам прекрасно знал, что он дитя природы, нашел бы чего съесть, тем более что в этой глуши людей почти нет, зато животных полно. Но я не стал его переубеждать…

— Вот, вроде бы и все, — закончил я свой рассказ, допил остывший чай, посмотрел за окно, утро было солнечное, теплое не по сезону. — А сейчас я бы принял горячую ванну… кстати, ты уже набрала мне горячую ванну?

Ольга захлопала глазами, подошла ко мне, обняла.

— Ты же не любишь ванну!

— За неимением, как говориться, — сказал я. — Пока бы отмыться и выспаться. Ну а в баню мы к Леньке завтра пойдем!

— Ну, хорошо, — сказала она, потом вскрикнула. — Ой, смотри! — показала она в небо.

Я посмотрел за окно.

— Что там?

— Вроде уже светает, а вон те звездочки еще горят!

Я пригляделся.

— Где? Не вижу.

— Да вон же! Две яркие звездочки и одна между ними поменьше. На одной линии, словно кто-то расставил их там специально. Ну, видишь?

Я с замиранием смотрел на эту группу звезд, где-то я их уже видел…

— Как здорово! — сказала Ольга. — Словно это родители, а между ними ребеночек! Прямо как у нас, правда?

Она заглянула мне в глаза.

— Давай, это будут наши звездочки?

— Нет, — я вспомнил, где их видел. — Это не наши звезды.

— Как? Уже кто-то занял?

— Да, — на душе стало отчего-то грустно. — Но мы с тобой себе другие найдем, обязательно.

— Правда? Ты обещаешь?

— Конечно, — ответил я, всматриваясь в исчезающие точки светлеющего неба.

Оглавление

Часть 1. Начало. Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Часть 2. Нелюдь. Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26