Эшелон сумрака [Анна Цой] (fb2) читать онлайн

Анна Цой Эшелон сумрака

Пролог

Каждая древняя страна нашего мира имеет свою историю. Загадочную, мрачную, яркую или совсем невозможную – все выбирают себе под стать. Иногда эти истории превращаются в сплетни, полные домыслов, или даже записываются в исторические манускрипты с грифом «достоверно». Кладутся в деревянные ящики с золочёными буквами, перевозятся с места на место – из страны в страну. Сжигаются, восстанавливаются, переписываются, становятся утерянными.

Однако, в любом случае живут на устах простого люда.

Таковой, затерянной в пыльных бумагах или сгоревшей при пожаре, а может даже выброшенной при смене власти стала и эта байка. Не знаю, можно ли назвать её полноценной историей, но я хотела бы, чтобы её узнали.

В одном королевстве с непривычным для уха названием, там, где на бескрайних землях проживало множество народов, а по рассказам знатоков в одном краю могла бушевать зима, а в другом в это же время строили гнезда перелетные птицы, там, где яростные шумные моря сменялись усталыми вековыми лесами и туманными рощами, тянулись бесконечные железные пути. Проехать по ним нельзя было ни на обычном поезде и даже ни на тех, которые конструкторы прошлого сооружали своими гением. По ним колёса состава военного назначения мерили километры земель, избегая разве что столиц и портовых городов. Он вызывал на лицах людей интерес и восхищённый ужас – огромный локомотив, извергающий пышную шапку чёрного дыма, был одним из величественных творений прошлого столетия.

Наша история основывалась именно на нём. А вернее на том, кто никогда за все сто с лишним лет не выходил из своего мрачного бронированного убежища. У него было много имён, которые впору было назвать бреднями воспаленных умов, и никто не мог ручаться о том, какое из них соответствует правде.

Деревенские сплетни твердили, что когда-то он был приближённым к королю аристократом, победившим в далёкой войне с соседней страной. Городские перечили простым сельским и излагали мысли сложнее, что сидит в поезде злой сумасшедший учёный, потерявший рассудок после своих опытов.

Но все они сходились на одной линии: мужчина был проклят богом за свои грехи, потому и не мог выходить из поезда. Провинностей, как и проклятий, которые ему приписывали, было много. Отличались они друг от друга по возрасту и полу выдумщиков и мечтателей.

Мне же нравилось только одно, в котором юный красивый аристократ был наказан за свою жестокость несчастием и одиночеством. Разрушиться проклятье должно было только после того, как в его сердце воспылает чистая любовь, не омрачённая грехом. Без обязательного условия, вроде «взаимной» или «вечной» любви. Наверное, потому, что такого в разумах сочинителей не было и подавно.

Я придумала эту часть сама – дополнила несколькими мыслями, рожденными моим ещё юношеским сознанием, и это показалось мне ещё более захватывающим.

Эшелон же продолжал проноситься мимо больших и маленьких городов, унося свои тайны вместе с длинной вереницей историй, пусть и без моей романтичной версии, но вызывая интерес людей так же искренне, как происходило это и больше сотни лет до моего рождения.

Глава 1

Он был огромный. Восхищающе мрачный и баснословно прекрасный. Эшелон сумрака стоял прямо передо мной, возвышаясь на добрые пару метров над головой и будто надсмехаясь над моей ничтожностью перед его громадой. Из трубы уже валил чёрный дым, говоря о том, что скоро он отправится в путь.

Изредка он делал остановку на несколько минут для дозаправки или же, как это происходило сейчас, для того, чтобы набрать новый персонал. Я узнала об этом совершенно случайно – сестра проговорилась, что в соседнем городе будет его остановка, а я нерешительно размышляла об этом целые две недели. И вот моему счастью не было предела, радость переполняла сердце, взволнованно стуча в груди учащённым галопом.

Мысли у меня были странные: вдохновенное счастье в них смешивалось со свободой и лёгким чувством смутной тревожности. И это казалось мне нормальным из-за слухов, прокравшихся в голову вместе с мечтами о длительном путешествии и хорошем заработке. Я шла сюда работать самой обычной служанкой, вряд ли способной подняться до уровня горничной или же официантки. Но именно это и радовало – я была вольна в своем выборе и делала то, что могло меня вдохновить. Что же касалось тревожности, то волновало меня только одно: подобный набор прислуги происходил раз в год. Уточню, прислуги разных профессий. Это могло иметь множество объяснений, которые в моём сознании преобразовывались только в одно – работники Сумрачного эшелона исчезали безвозвратно, кажется, даже не покидая его мрачных вагонов. Слухов на этот счёт было много, начиная от того, что главный лорд, ради которого всё это и происходило, ел самолично идущих в широко раскрытые двери несчастных, и заканчивая… ещё более мрачными байками: что из-за проклятья аристократ настолько уродлив или же наоборот красив, что находящимся рядом с ним женщинам зашивают глаза, чтобы они не сошли с ума, как он сам. А после никто из изувеченных несчастных не возвращается в родные места.

Мне эти истории казались слишком неправильными. Разве может кто-то быть настолько аморальным? Или существует такая возможность, что аристократу может быть прощено столь жестокое поведение? Наш император не был защитником бедных граждан, однако самоуправство не любил и подобные действия зазнавшихся лордов пресекал, на то имелись доказательства из тех же слухов.

– Низшие слуги сюда! – зазывающе крикнула худая женщина лет сорока в сером строгом платье.

Такое ассоциировалось у меня с «ничем», если можно было так назвать не пустоту в её прямом виде, а… абсолютную бесплотность. Прозрачную и ничего не значащую. Пустую?

Я улыбнулась ей, прорываясь сквозь плотную толпу людей в разных одеждах – меня даже пару раз толкнули, почти уронив в узкое пространство между перроном и поездом, тут хорошую роль сыграла моя ловкость, оставшаяся со времен… Я остановила себя на мысли, не желая её продолжать. Меня ждала новая жизнь, а значит прошлая существовала только в моей голове. Стоит сказать ей «прощай», и она исчезнет. Я хотела этого сейчас.

– Приглашение, – женщина сурово обвела меня взглядом, когда я уже стояла напротив неё, периодически подталкиваемая прущим напролом народом, – ну! Живее!

Я округлила глаза, даже не зная, что ей ответить, и пролепетала:

– Сюда нужно приглашение?

– А ты как хотела?! – грозный тон вжал мою голову в плечи, вынуждая искать глазами помощи где-нибудь вокруг, – нет бумажки, значит проваливай!

Я выдохнула оставшийся в груди воздух и поджала губы, разворачиваясь и делая шаг в непонятную сторону. И… это всё? Конец?

– Мери, – из приоткрытого окна поезда над головой женщины высунулась мохнатая макушка какого-то парня, – у нас пять отказов, а значит недобор. Тебе то не надо бегать, как ужаленной, от того что рук не хватает! – он обиженно надул губы, – а мы опять будем подыхать!

Она повернулась к нему, как и я сама, с надеждой оглядев его веснушчатое лицо, обращённое теперь ко мне. Парень подмигнул мне, залихватски улыбнулся и схлопотал подзатыльник от той, кто занималась наймом.

– Вот ты злая, Мери! – он немного скрылся в нутре вагона, – злая, – повторил он под её недобрым взглядом, – но справедливая.

Женщина предвзято меня оглядела и вынесла вердикт:

– Тощая. Не подходит.

– Это да, – повторил парень, – но видно, что крепкая. Бери давай – иначе я тоже сбегу!

Он рассмеялся, а она всплеснула руками.

– Будь моя воля, я бы тебя давно выгнала, охальник! Честное слово, сколько можно маяться дурью? А ты, ладно, иди сюда. Повезло тебе.

Я подбежала обратно, чувствуя, как в душе поднимается волна потухшей было радости, и встала рядом с ней.

– Имя напиши здесь, – она ткнула пальцем в конец списка, – плата не большая, но больше, чем везде. Золотой в год. Минимальный срок отработки – два года. Согласна?

Я кивнула, беря из её пальцев карандаш и выводя на бумаге имя «Луана», а насчет фамилии задумалась. Я же хотела скрыться от всего старого, значит и имя могла взять новое. Странно, конечно, будет выглядеть, если я зачеркну то, что написала. Его придётся оставить, а вот насчет фамилии…

– Чего ты такая медлительная? – распылялась над головой Мери, – давай живее! Честное слово, уже задумалась, стоит ли брать тебя! Проблем от такой не оберёшься!

«Шадт» – нацарапала я. Всё новое. Не только жизнь.

– Забирайся в вагон, – она поджала губы, – Джеки покажет тебе расположение наших вагонов, а я, после того как тронемся, выдам необходимое. Всё, давай, иди!

– Спасибо! – только и смогла сказать я, прежде чем в проёме двери показался тот самый парень, поманивший меня рукой и подавший её, как только я подошла.

Внутрь меня подняли – ступеней здесь не было, видимо они и не предполагались. А вот Джеки оказался выше, чем я предполагала. И симпатичнее, чем при прошлом ракурсе.

– И никаких шуры-муры, Джеки! – женщина оглядела нас двоих с предупреждением, – я набираю себе работниц, а не тебе девок!

– Каких ещё девок, Мери? Прекращай порочить меня! – мило улыбнулся он мне.

Я смущенно отвела взгляд и прошла вглубь вагона, оказавшегося намного шире, чем он казался мне с перрона. Здесь везде горел самый настоящий свет – не фонарики, как в больших городах, и не живой огонь, а именно свет. «Роскошь богатых», так он назывался для обычных людей. Я видела такой впервые.

– Это «прихожая», – объявил мне парень, – тут обычно ничего не храниться, и дверь плотно закрыта. Только во время остановок открываем. Так что тут делать нечего. Пойдём, покажу женскую комнату.

Он отворил передо мной железную кривую дверь с задвижкой, галантно показал рукой вперёд, пропуская меня, и улыбнулся в ответ на моё лёгкое стеснительное смятение.

– Проходи, – приободрил меня он, – тут пока никого нет, все разбежались по базару, но скоро станет достаточно людно, – он шёл позади меня, заставляя ощущать беспокойство, – ты, кстати, откуда?

Никто из моего дома не вёл себя так со мной: помимо того, что без ругательств, так ещё и вежливо. Это было даже приятно.

– Из Вармунта, – солгала я, – это на севере. А ты?

– Ого, – удивился он, – далековато. Я из Силари – мне повезло родиться в столице, – похвастался он.

А я порадовалась, что не назвала её, потому как первой мыслью была именно она. Как бы я тогда оправдалась, что не знаю там ни единой улицы?

– Это столовая, – он сморщил острый нос и остановился, чтобы я всё разглядела, – север – это снег. Привыкла к холоду?

Я кивнула, подумав, что как раз-таки наоборот, начинаю сильно мёрзнуть при любой смене погоды.

– Это хорошо, – он провёл взгляд по мне сверху-вниз, – мы часто меняем климатические пояса.

Мы проходили мимо узких сидений и высоких таких же узких столиков, прикреплённых плотно к стенам и полу. Выглядело это всё просто потрясающе: компактно, но при этом не тесно, просто и одновременно хорошо. Мне нравились даже бардовые тканевые стены, выглядящие немного обшарпанно.

– Это старый вагон лорда, – пояснил мне Джеки, – точнее, один из них. Поэтому всё так красиво – когда он делает себе новые, нам достаются старые, – он улыбнулся в ответ на моё изумление, – мне тоже это рассказывали. Я тут не дольше остальных, – мечтательный взгляд в окно, – третий год, вроде.

Я кивнула, посмотрела туда же, куда и он, и подметила тяжёлые створки на каждом окне. Они держались на креплениях сверху и были явно придуманы для военных поездов – толщина самой створки вызывала беспокойство.

– Климатические пояса – это… разные погодные условия? Вроде: в каждой местности свои? – решила поинтересоваться сразу, чтобы не мешать ему потом.

Кто его знает, может мы больше не встретимся– поезд-то громадный.

– А ты смышлёная, – похвалил парень, давя улыбку, – видно, что не деревенская. Тут поголовно все такие.

Я пожала плечами, не желая отвечать на его в какой-то мере пренебрежение. Я любила относиться ко всем одинаково, из какого бы места он не был. Но слышала, что столичные любят быть грубыми к приезжим, может и сейчас у него была эта самая капля зазнайства?

– Пойдём, – он вновь указал мне на путь к противоположной двери, – ты выглядишь… не очень взросло. Сколько тебе?

В этот раз он двинулся вперёд первым, будто не обнаружив у меня тех качеств, из-за которых нужно быть галантным. Я старалась не выглядеть растерянной.

– Пятнадцать, – вновь ложь от меня, – в прошлом месяце был мой день.

Он усмехнулся, открыл дверь и шагнул в неё сам, даже не подумав о том, что эта тяжесть смогла бы придавить меня, если бы я не успела прошмыгнуть за ним. Опять не попала в его желания? Значит я на правильном пути.

– Мне показалось, что ты взрослее, – сам ответил он, – жаль, конечно. Это мужской вагон для низших слуг.

Перед нами был более тёмная комната со всё той же драпировкой стен, но без особых дырок. В отличие от столовой, здесь было меньше людей, да и двухэтажных кроватей, прикрученных вдоль стен, было не больше восьми. Зато здесь было грязно и пахло не так сносно, как в прошлом вагоне.

– Что, даже не покажешь ей где твоя кровать, Джеки? – раздался насмешливый голос со второго этажа одной из кроватей.

За ним последовало несколько смешков, а после на меня воззрились несколько мужчин. Взрослых мужиков, от вида которых мне стало не по себе.

– Не волнуйся, – прошёл до следующей двери Джеки, – это Уилморт. У него шутки такие – дебильные, – он вновь повернулся ко мне и представил меня всем, – а это Луана, и ей пятнадцать.

Я была смущена таким вниманием и особенно словами всё того же мужчины с верхней полки:

– Не замужем? – будто всхрапнул он, – так это даже лучше! Найдёшь себе здесь мужика и… у нас тут много свободных!

Я почти подбежала к усмехнувшемуся парню, чтобы обойти его и нажать на ручку двери самой под их довольный хохот.

– Мери тебе… голову оторвёт, Уил, – косо взглянул на него Джеки, – знаешь же.

У нас не было принято отдавать девушку замуж рано – минимум в шестнадцать. Потому я и назвала этот возраст. Так меня никто не тронет. Слишком велико наказание.

Темноволосый веснушчатый парень помог мне отворить дверь и войти в следующий вагон. Я в этот момент отсчитывала участившиеся удары сердца, боясь показаться трусихой.

– Не пугайся, Ана, – извратил моё имя он, – никто не сможет тебе навредить. За нами следят почти всегда.

Я сглотнула и кивнула, радуясь этому факту.

– Можешь сокращать, как «Лу», – решила сказать ему я, – мне кажется «Ана» это совсем другое имя.

Он безразлично пожал плечами, бесстрашно шагнул в царящую в этом вагоне темноту и дёрнул за веревочку в самом углу. Над нами загорелся всё тот же свет для богатых, и я смогла разглядеть место, в котором мне придется существовать несколько следующих лет своей жизни.

Тут было намного больше кроватей, чем в мужском вагоне, некоторые из них были в три этажа, разделённые узкими матрасами и железными лестницами. Всё выглядело опрятно, чисто и аккуратно, однако в голове была только одна мысль – железная коробка, потому как окон здесь не было. Это удручало, пусть всё остальное и было намного приятнее, чем в предыдущем вагоне.

– Я могу пойти с тобой? – решила спросить я, когда Джеки уже планировал открывать дверь.

Он на секунду нахмурил брови, а после пожал плечами, безразлично отвернувшись и выходя из комнаты. Я рванула за ним, вспоминая, что дверь сама не открою ни при каких условиях. Проскользнула следом, едва не коснувшись его спины, и попыталась выглядеть максимально спокойно, шагая по мужскому вагону.

– Уже заскучала? – решил продолжить диалог со мной прошлый мужчина, – оставайся с нами – у нас не заскучаешь.

С нескольких кроватей послышались смешки.

Если учитывать то, что они просто лежали, то скукой страдали они сами, но никак не я.

– Нет, спасибо, – вежливо ответила ему, пробравшись вслед за Джеки в столовую.

– Будешь ему отвечать, и он вообще не отвяжется, – объяснил мне он, – не обращай внимания на его заигрывания и всё.

Я машинально кивнула, не представляя, как это, не отвечать на чьи-нибудь слова.

Тем временем мы вышли в самый первый коридор и приблизились к окну.

– Выходить сейчас уже поздно, но ты можешь побродить по перрону, – попытался, наверное, прогнать меня он, – если хочешь.

Я мотнула головой, подошла к выходу и вдохнула свежий воздух – всё же я не привыкла к закрытым комнатам.

– Как хочешь, – отвернулся от меня Джеки, заглядывая в окно и всматриваясь в кого-то напротив.

Я же осталась смотреть на пробегающих людей, спешащих поглазеть на небывалый поезд, о котором было столько слухов, или желая попасть сюда так же, как это вышло у меня. Вскоре в вагон начали подниматься девушки и парни, дружелюбно знакомясь со мной. Теперь я буду работать с ними. Их было достаточно много, и так продолжалось не больше часа, по прошествии которого раздался длительный гудок, от которого я дёрнулась. Последней зашла Мери, и как только она это сделала, народ немного расступился, а поезд резко дёрнулся. Мир поехал мимо меня, сперва медленно, но постепенно набирая скорость.

– Отойди, – вырвал меня из созерцания движения Джеки, – нужно закрыть дверь.

Я сделала шаг назад, прощаясь со своей старой жизнью и входя в новую. Мой путь пролегал ко всё ещё открытому окну под нарастающий гул и стук по рельсам. Мы уже двигались мимо улиц города вдоль обветшалых домов.

– Прощайте, – шепнула я тем, кто не смог бы услышать меня, даже если бы хотел.

Но я была рада и этому. Я слышала себя сама.

***

– Поезд устроен просто, – я с парой таких же новых девушек семенила вслед за полубегущей Мери, попутно впитывая её слова, – сперва тянущий состав, затем котельная, вагоны с запасами воды и угля, несколько для сменных водителей и их помощников.

Она упрямо и хмуро посмотрела на шкафы склада и распахнула верхние створки, отчего на неё упала целая стопка белья.

– Регинка! – поймала она ткани, – хорошо, что ушла, иначе я бы тебе! – она зашипела, зло выругалась и всунула одной из девушек всю стопку разом, начав перебирать её сама, – так, это велико, это мало… или? – она предвзято оглядела поджимающую плечи меня и ткнула мне в грудь, кажется, платьем, – ах, да! Поезд. После идут отделения для высших слуг, затем кухня, столовая и гостиная господина.

Она придирчиво разглядывала каждое серое платьице, высматривая частые дыры и грязь.

– Его спальня и кабинет находятся ровно посередине поезда, – задумчивое от женщины, – но вы туда не попадете никогда и слава богу, потому что… – она нашла какое-то странное чёрное пятно и принюхалась, – потому что сразу за ними идут вагоны с офицерским составом, а за ними солдатские – они то нам и нужны. Мы занимаемся готовкой, уборкой и стиркой для личного состава батальона лорда.

Нам всем были розданы верхние платья, настала очередь рубашек и передников.

– Таак, – упёрла руки в бока она, после скосила взгляд на всё ещё держащую стопку девушку и забрала у неё ношу, чтобы впихнуть её обратно ещё более неопрятным образом, – за своей одеждой ухаживает каждый сам! – ревностный взгляд на кивающих нас, – увижу грязь или дыры – выпорю, – мы закивали ещё быстрее, – военных не много, но они очень требовательные и сами при этом разгильдяистые. Потому вы трое пока туда не пойдете – Эшелон не попадает под действия имперских законов, а вы… – поджатые губы, – совсем ещё девочки, – она выдохнула, – отправлю вас на кухню. Нечего вам сидеть в прачечной.

Она кивнула, выудила из другого шкафа передники, чепчики и рубахи и раздала их нам.

– За сменой придёте через неделю, – очередной внимательный взгляд, – волосы лучше остричь, а обувь оставьте свою. На следующей остановке выдам вам по медяку, сможете купить новую.

Я от такой перспективы даже улыбнулась. Сама? Мне уже дадут деньги, и я смогу купить себе что-то сама? А ещё мы пойдем на самый настоящий рынок! Интересно, насколько большим он будет? Может я даже смогу увидеть перевозной цирк, как тогда рассказывала сестра!

От мыслей о ней на душе стало холодно.

– Койки выберете сами, из свободных, – Мери вновь рванула вперед, сноровисто отодвигая тяжёлые двери между вагонами, – одной я уже сказала, повторю другим – в мужском вагоне не заседаем! За ваши гуляния отвечаете вы сами, меня они не касаются! И ещё, – резкий разворот и придирчивый взгляд на каждую, – с детём вас держать не буду тем более. Как и военный состав. Все они подписывали контракты, поступая на Эшелона – женщин здесь не любят. Появляться в казармах запрещено. Как и в воинской столовой. Разносом занимаются мужчины. Поняли?

Мы даже переглянулись от такой странности, однако кивнули под её нетерпящим взглядом и вновь рванули за её несущейся походкой.

– А… а почему? – нерешительно спросила одна из девушек, когда мы добежали до очередной вагонной двери и переступили уже привычный шаткий настил над соединением вагонов.

Ответили на наше жаждущее ожидание просто:

– По кочану! Надоели вы мне со своими вопросами! Каждый раз. Одна за другой! Откуда мне знать, скажи мне, горе ты редкостное?! Мне отдали приказ, я делаю. Кому-то может быть дело до твоего интереса? Иди, вон, у девок вопросы спрашивай. Они и горазды слухи пускать! А я что?! Не спрашивай меня, оголтелая!

После такого напора никто больше и слова говорить не хотел, потому, когда мы зашли в очередной вагон, молчание шло за нами в равной нам задумчивости.

– Кухня, – объявила женщина, – здесь вы будете работать ближайший год, если не выведете меня из себя, как эти… Веста! Матерь господня, хватит дымить! Ты закоптила мне всю кухню! Чтоб тебя бог наказал!

На её крики к нам из самого обычного для поезда окна вынырнула женщина, взглядом оценила каждую из нас, потушила самокрутку о толстую створку и хрипло заявила:

– Не ори. Я тебе не твоя служанка. Привела новых помощниц? – очередной привязчивый взгляд, после которого она хмыкнула неприязненно, – самых дохлых выбирала? Как они мне кастрюли носить будут?

Мери дернула щекой, сузила глаза и очень громко выдохнула, не желая, кажется, связываться с поварихой. А это была именно она – в меру упитанная, хмурая и желтозубая до такой степени, что с них можно было бы собирать на краску. У неё были густые седые брови, но совершенно чёрная кудрявая голова без проседи. На вид я дала бы ей не больше сорока, однако лицо по какой-то причине казалось мне моложе общего внешнего вида, словно она постарела частями.

– Справятся, – поджала губы Мери, – не справятся, отправлю к прачкам, ясно?

Мы опасливо закивали, понимая, что кухня точно будет приятнее вечной стирки в ледяной воде. Мы их, к слову, видели – проходили мимо до того, как попали в вагон со шкафами. Приятного в стёртых мозолистых пальцах было мало.

– Как скажешь, – женщина аккуратно поместила окурок в пепельную тарелку и продолжила, – мне дела нет, лишь бы справлялись.

В отличие от Мери она казалась мне живой. В ней были яркие отличительные черты, а в главной не находилось даже цвета глаз – они были блеклыми и пустыми. Мне казались такими все, кто особенно яро поклонялся богу. Словно мелкий коричневый шарик на шее – знак Всезнающего мог забрать у тебя душу, а не впустить в неё свет, как было обещано.

Я была неправильной верующей: за тело я иногда боялась даже больше, чем за душу. По моим же скромным знаниям, она у меня имелась. Может не живее, чем у них всех, но я иногда чувствовала её. Особенно в моменты, когда захватывало дух от видов или же от интереса к чему-нибудь необычному. А необычного в моей жизни стало намного больше после того как… я сбежала.

– Следи за ними, Веста – вторглась в мои мысли Мери, – выбрала самых юных – эти курицы заклюют их, дай им только возможность.

– Следить? – удивленно вскинула лицо к ней повариха, – зачем же ты их взяла, раз за ними следить надо? Неужто сама будешь в чулане с ними спать, а?

Она громко и хрипло рассмеялась и похромала к большой чугунной печи посередине. Главная на её смех ещё больше обозлилась, махнула в её сторону рукой и вышла из кухни, оставив нас троих жаться к стенке в нерешительности.

– А… а чего нам то делать? – спросила та же девушка, что до этого интересовалась запретом.

– Чего-чего! Сядьте вон в угол, – Веста даже не взглянула на неё, подкидывая в находящееся с другой стороны от нас жерло печи дрова, – видели же, что остановка была?! Вояки изволили отобедать в городе. Мы теперь только на ужине – я и поварят пустила отдыхать, а вы? Чего приперлись то?

Отвечать никто ей не стал, этого и не требовалось. Мы сейчас были на попечении самих себя, всё ещё придерживая у груди новые для нас, но поношенные для других серые платьица с рубашками.

– Может переоденемся? – прошептала та самая девушка, будто думая мои мысли, – тут даже глаз меньше.

Мы вновь переглянулись и пожали плечами, а после и в самом деле начали переодеваться.

– Я Нюра, кстати, – представилась она, без смущения расстегивая подол своего платья, – тоже приехали из деревни? Я вот из Йондраш – это село такое. Самое большое во всей округе.

С моим платьем всё было несколько проще – крючков у него не было совсем, потому оно снималось напрямик через голову. Я не была маленькой для названного возраста, для своего да, из-за чего и носила детское платье по щиколотку. Мне было комфортнее в нём, чем в том, которое приходилось надевать дома. Это я вообще забрала из старого шкафа сестры – его сшила ещё мама, а я хотела чувствовать её частичку рядом, когда буду далеко от… неё.

– Ого, что это? – девушка мазнула пальцем по моему плечу, не закрытому нижней рубахой, отчего я резко дернулась и села на лавку, прикрываясь руками и старым платьем, – и тебя папка бил? Меня тоже! – она махнула рукой и продолжила как ни в чём не бывало, – за каждую дурость порол. А я всё равно сбежала! Сбежала, вон, из дома полгода назад, замуж хотела. А этот индюк дурью маялся! Вот я и ушла от него, пока меня папка не нашёл. Мы же в одном селе жили. А кому я теперь замуж нужна? Слухи то быстро летят.

Я кивнула в ответ. И даже не потому, что её можно было назвать болтушкой, скорее от того, что я была бы рада быть наказанной папкой за собственную дурость. И я не сбежала бы из дома на её месте.

– А тебя видно сильнее лупили! – вернулась к первой теме она, – у меня таких шрамов нет, как у тебя. А ты чего молчишь? – она отвернулась ко второй девушке, теряя из виду меня.

Я в это время успела сменить рубашку и надеть новое платье на крючках у груди. Говорят, что богатые на этом месте носят пуговицы. Хотела бы и я иметь пуговицы, хоть одну. Повесила бы на веревочку на шею и был бы почти как кулон Всевидящего. Такой же красивый.

– Хватит болтать, трепушки! – хрипло разразилась Веста, – выгоню к прачкам, будете много болтать!

Она ссыпала в большой чан крупу и похромала к такому же, только с водой. Я аккуратно сложила дорогую для памяти одежду и прижала к груди руками, чтобы не дай бог не потерять.

– Вы для чего сюда шли? – шёпотом продолжила Нюра, – я вот очень хочу себе молодого мужа офицера. Только представьте, как я буду рядом с ним идти и… эх!

– Офицера? – не сдержала смешка вторая, – эк ты замахнулась! Кто тебя такую замуж возьмёт? Да и сказала же госпожа, не лезть к воякам, иначе останешься брюхатая и на остановке! Ничему тебя жизнь не учит!

Они пересеклись недовольными взглядами и уставились по разные стороны, чтобы не видеть друг друга.

– А ты что думаешь? – вновь обратилась ко мне Нюра, – пошла бы замуж за какого-нибудь солдата, а?

– Значит ей солдата, а тебе офицера подавай? – рассмеялась вторая, – высоко же ты себя несёшь!

– Тебя не спросила, – буркнула девушка, отвернувшись и от меня, – дурные вы обе – что не спроси, всё плохо!

– Трещётки! – завопила повариха, – а ну быстро сюда! Скидывайте барахло на лавку и ко мне, помогать!

Говорить второй раз не требовалось. Началась моя первая работа.

Глава 2

Все оказалось сложнее, чем я предполагала. Начать, наверное, стоило с того, что поварят у Весты было аж шесть, и приходили он почему-то именно со стороны солдатской столовой. А ещё: я никогда в жизни не чистила столько картошки и других овощей. Заканчивали работу мы в девять вечера, когда батальон уходил спать, и никто не мог неожиданно забрести к нам поужинать. Руки болели от мозолей, спина ныла, а ноги гудели, но я всё равно была рада новому месту и новым знакомствам. Большую часть времени мы посмеивались от беззлобного ворчания поварихи, иногда даже обменивались историями и шутили. А ещё наблюдали за видами. Вернее, я одна.

Я ощущала свободу, находясь в закрытом железном коробе.

Наверное, в этом и был смысл жизни отдельно и одновременно вместе со всеми – ощущать себя частью чего-то большого, неизмеримо важного и нужного, словно каждый мой шаг был предопределён и значим. Словно я сама была значимой для кого-то.

Первая ночь в поезде была такой же веселой и богатой на разговоры. Выбрать место мне, конечно же, не дали, указав на срединную кровать и тонкое покрывало на ней, которое будет служить мне одеялом всё время, что я пробуду здесь.

Но я была рада и этому, мечтательно слушая приглушенные разговоры девушек, раз за разом проводя пальцами по холодной металлической пружине в углу кровати над головой и мечтая о том, что вскоре я увижу что-то несоизмеримо волшебное, прекрасное и небывалое.

Я старалась начинать с этого каждый свой день, будь он хмурым и дождливым, или же солнечным и ярким. Ведь если каждый я не буду верить в хорошее и ждать чего-то этого от грядущего дня, то всё скорее всего пойдёт насмарку!

– Нет, насчёт мужчин здесь точно всё плохо, – нараспев отвечала Нюре одна из женщин, кажется прачка, – ихние законы совсем не такие, как у всех. Что ни день, то дурость!

– Кто ж идет сюда мужа искать?! – усмехнулась вторая, – вояки здесь странные, обозлённые, все в своего главного, – она сбавила тон, – поговаривают, он совсем женщин… того.

Я даже оторвала своё внимание от излюбленной пружины, будто мой взгляд помог бы мне слушать внимательнее.

– Чего…того?! – Нюра села, подалась вперёд и вперила горящий взгляд к говорившей прачке, – чего?

На неё махнули рукой и отвернулись к стенке, она и вторая новенькая девушка переглянулись в недоумении. Они уже успели подружиться за сегодняшний день, а я… в их разговоры не втянулась – никто из них не понимал моего рвения смотреть в окно, говоря, что это скучно.

В него мне конечно же смотреть никто не позволил, хотя по большей части я хотела попасть на поезд именно для того, чтобы видеть куда мы едем и мечтать под мерный стук колёс. Путешествия и мечты в моём сознании ходили рука об руку и были связаны друг с другом, как солнце и небо. В реальности же всё оказалось несколько труднее и тяжелее, чем было в мечтах – нам объяснили про ранний подъем до зари, потому что на заре вставали солдаты, про быстрое приготовление завтрака, помощь при разносе или точнее подаче тарелок разносчикам сквозь узкое окошко между кухней и столовой, затем наш завтрак и приготовление обеда. После этого делался длинный перерыв в двадцать минут, в который мы могли пообедать сами или сбегать по поручениям поварихи, и вновь подача. Ужин повторял чаще всего завтрак, потому мы дополняли его чем-нибудь вроде выпечки и делали заготовки на следующее утро.

По большей части всё было не так утомительно, как тогда, когда я была дома, однако существовали некоторые моменты, как с той же чисткой овощей, которые всё же казались тяжёлыми. Но даже так здесь имелось множество плюсов, не сравнимых ни с чем, что я видела до этого.

Например, большой выбор еды, который мы готовили – даже вчера с обеда оставалось несколько странных блюд, которые я видела впервые. Солдат кормили очень хорошо, а что оставалось после них, было наше, а потому… столько мяса я не видела никогда в жизни! А то, что его можно есть без каких-либо добавок, вообще казалось небывалым. За половину первого дня я успела попробовать кучу всего, от чего Веста и её поварята воротили нос. Морская рыба, необычные овощи, название которых я узнавала, пробуя их на вкус и…

– Так что там с господином? – Нюра даже с кровати спустилась, чтобы нагло ткнуть женщину в плечо и привлечь к себе внимание, – чего замолчала то?

К ней повернулись и оглядели с долей злости.

– Головы решила лишиться?! – зашипела женщина, – за слухи знаешь, что бывает?!

Девушка вжала голову в плечи и опасливо отшагнула назад:

– Т…так я того… не сплетни это совсем! – встрепенулась она, словно и отказываясь от своего прежнего напора, – н…но что там с господином? – последняя её фраза была произнесена шёпотом.

Прачка выдохнула, бросила хмурый взгляд на всех нас, ожидающих её ответа, а после просипела:

– Ненавидит он женщин, потому и не хочет видеть даже служанок-девушек.

Она резко отвернулась обратно, как бы говоря, что больше её спрашивать ни о чем не стоит. Нюра в этот раз приставать не стала и лишь поджала губы и вернулась к кровати, на которую залезла с обиженным видом и заговорщицким блеском в глазах.

– А может он не женщин вовсе любит, а… – её лицо полыхало, – вот у нас в деревне был один мужик… – начала было она, но её перебил стройный хор «Ой!», который она проигнорировала и продолжила, – и у него была коза, так он…

– Хватит! – дверь распахнулась с тяжёлым грохотом, – быстро все спать! Иначе вас утром не добудишься! – Мери быстро дошагала в центр комнаты и дёрнула за шнурок, отчего во всём вагоне стало темно.

Послышались её шаги обратно к двери, и из мужского вагона к нам забрезжил свет, до того момента, пока дверь не захлопнулась, а мы не остались одни.

– Говорить можно, но только пока Мери не зашла, – пояснила та самая прачка, – она наказывает за каждую оплошность и лишнее слово, а нас потом из-за тебя выгонят!

Нюра её словам вняла, пусть и не особо сильно:

– Так этот… лорд, он… по мужикам, али как? – она почти шептала, однако все слышали её притаённое дыхание.

– Тьфу на тебя! – вновь зашуршала кровать прачка, – дура.

На минуту повисло молчание, нарушенное все той же.

– Я уснуть не могу. Шага, – обратилась она ко второй новенькой, – ты говорила, что ты из столицы. Какая там жизнь? Лучше, чем у нас?

– Везде нормально, – неохотно ответила девушка, – точно теплее, чем здесь. Но всяко плохо, если ты живешь в бедняках. Я бы и не пошла сюда, плати там столько же много. Пришлось даже на бумагу с почтой разориться!

У второй был голос намного приятнее, чем у Нюры, пусть я и успела заметить её не такой свежий внешний вид. Мне сначала показалось, что она старше всех здесь – только после того, как пригляделась, поняла, что мы одного возраста, а она была просто очень измученной.

– Почту? Откуда у тебя такие деньжищи? Я так сюда попала, без ваших дурацких приглашений. Просто шла, возьмут – и хорошо. Нет – и ещё лучше, – хвастливо ответила ей первая, – что проку от ваших бумажек? Одни только траты.

Я была с ней не согласна. Ещё в детстве узнала цену книг, на которые хотелось потратить сбережения. У меня была только одна – о целебных травах, и досталась она мне от бабушки, чудом обойдя загребущие руки сестры. Верится мне, что она смогла бы продать её за очень большие деньги. Хоть и выглядела она, как листы с записями, и не была похожа на те, что я видела в лавке этого города, однако несла в себе очень много ценности. По ней я научилась читать, писать и говорить так, как делала это сейчас.

Порой такие ценные вещи доходили в стоимости до целого состояния. Я даже слышала о тех, которые стоили больше моего старого дома. Потому я и смогла добраться настолько далеко – я продала свою единственную ценность, обменяв её на отправку меня на тот перрон. Наверное, это было глупо, но я не хотела печалиться – от мамы мне осталось платье, лежащее сейчас под моим тонким матрасом, набитым соломой. Как по мне, крайне надежный схрон, если учесть, что платье ценности материальной не имеет вовсе.

– А где ты работала там, в столице? – задумчиво спросила Нюра, – такие деньги получать можно… – она рассмеялась, – разве что в доходном доме, али в дорогущем замке какого-то господина!

Шага отвечать ей не спешила, будто бы девушка попала в самую точку со своими размышлениями. Если так, то я ей не позавидовала бы – сестра как-то говорила, что отправь она меня в доходный дом, то получила бы кучу денег, а не дыру в кармане от моего лишнего рта. Её муж тогда объяснил мне, что это такое, и что там происходит.

Ощущения от описываемых им вещей у меня были странные: будто мир пошатнулся, открыв голубое небо, как коробку и показав чёрную ночную муть. Я постаралась забыть его слова в ту же ночь, но смогла только под утро – новое вновь яркое утро без жестокости и зла вокруг.

– Уснула что ли? – не поняла ничего Нюра, – ну и хрен с тобой! А ты? Забыла, как тебя кличут… ммм Лу, кажется? А полное имя как? Даже и не запомнить! Кто тебя так назвал? Поди папка дурак был?

– Луана, – ответила я, – меня так назвала мама.

– Дурость! – с завистью хмыкнула она, – только мозги пудрить всем! Зачем такое сложное?

Я пожала плечами, но вовремя вспомнила, что мы в темноте, а потому вновь нерешительно мазнула пальцем по пружине.

– Я из Вармунта. Это на севере, – повторила я уже принятую даже сердцем ложь, – папа был обычным крестьянином, а мама дочерью самого богатого графа во всём городе. Они встретились случайно и сразу полюбили друг друга. Потом сбежали, у них родилась я. Мама хотела оставить хоть что-то из своей прошлой жизни и назвала меня необычно, потому что когда их двоих нашли, то папу отправили в тюрьму, маму забрали домой, а я… я сбежала сюда.

Палец скользнул по холодной пружине, вспотев и став немного неприятным.

– Вот это да… – прошипела девушка, – ты и в самом деле графская внучка?

– Угу, – подтвердила я.

– Ничего себе, – прошипела она, – да ты врёшь! Как такое может быть?! Чтобы такая, как ты, пошла работать сюда! И как ты сбежала?

Пружина немного нагрелась от моих резких движений.

– Моя фамилия Шадт, – убедительно заявила я, – можешь проверить и узнать, есть ли у графа с такой фамилией из Вармунта внучка. Разве стала бы я тебе лгать? В этом даже смысла нет.

Она затихла на несколько секунд, а после вновь зашуршала матрасом.

– Тут каждая вторая дочь, внучка и жена графов! – услышала я из другого конца вагона, – все вы выдумщицы и несёте глупости. Кто ж поверит в твои россказни? Ты помимо своих слов то поди ничего и не знаешь! Пришла сюда такая же, как все, в простом платье, а не в балетном, или как они там…!

Вокруг послышался смех. Я поджала губы и стиснула пружину меж пальцев.

– Бальном, – ответила ей с укором, – балет – это танец.

Смеяться они перестали, однако говорить с ними я уже не хотела, пусть Нюра и решила продолжить расспросы обо мне:

– А ты умеешь танцевать этот самый балет? Я бы хотела увидеть, как его танцуют! Может покажешь утром, а?

– Умею, но не покажу, – довольно ответила ей я, – меня мама успела научить, перед тем как… – и решила заранее сказать ей, чтобы не цеплялась, – для балета платье нужно пышное и красивое. А у меня его нет. Вот будет платье, тогда и станцую.

Она, кажется, даже села от интереса.

– А граф… твой дед, он красивый? Если богатый, значит красивый! – мелкие шаги ближе к моей кровати.

– Очень, – я встретилась с её глазами, блеснувшими в темноте, – и богатый. У него даже несколько книг было.

– Книг? – удивилась она, – да кому они нужны, эти книги! А… а у него было что-то из золота? Он, наверное, и монет золотых кучу имел!

Я открыла было рот, но тут же его захлопнула, потому как её лицо резко стало освещено, дверь распахнулась, мои глаза защипало, а злой голос Мери почти прокричал:

– Совсем сдурели, девки?!

Нюра резко отбежала от меня, вздрогнули и легли остальные, которые, оказывается, тоже слушали каждое моё слово, а я зажмурилась.

– Ещё одно слово и выброшу вас прямиком на ходу! – распылялась женщина, – живо спать все! Хоть писк… – прошипела она, захлопнула дверь и оставила нас в темноте.

Я выдохнула, пусть не громко, но легче от этого стало.

– А ты видела… – вновь прошептала девушка.

– Заткнитесь уже! – перебила её какая-то женщина, – одна выдумывает, а вторая слушать горазда! Дуры!

Отвечать ей никто не стал – все успокоились. Я чувствовала себя смутно и не так спокойно, как до этого, потому уснуть не могла долго. Шум колёс по рельсам мог бы и успокаивать, однако перебивал его громкий храп прачек, делающий эту ночь совсем не сонной. Наоборот – в моей голове роились мысли о тайнах поезда и самого его хозяина, о том, какие места я успею увидеть за всё своё путешествие, и насколько сильно хочется увидеть главного господина. Ведь если Нюра сказала, что все богатые красивы, то и он должен быть очень красивым. Мне почему-то всегда казалось по-другому, что все лорды были толстыми и неприятными, как наш районный управляющий, или живущий рядом граф. Но, может, они просто были не настолько богатыми? Что-что, а паровоз себе никто из них купить не смог бы! Тем более настолько большой.

Или… мог?

***

Следующее утро застало меня врасплох. Я даже не смогла распознать наступило оно или нет, потому что света в вагоне так и не было. До того момента, пока Мери не открыла дверь, как обычно рывком, её ноги не донесли её до середины, а рука не дернула за верёвку. Свет от ламп ослепил, я зажмурилась, попыталась вытянуться, но не смогла даже поднять руки – над головой была стена. Это мне еще повезло, я была относительно небольшого роста, в то время как остальные спали скрючившись в три погибели. Мне стало жалко их ещё вчера, но сегодня всё казалось совершенно иначе: впереди меня ждал ещё один счастливый день, через год у меня в кармане будет целый золотой, а уже через два часа я вновь попробую что-то новое и очень вкусное.

А значит пора вставать, приводить в порядок себя и одежду, а после приступать к делам.

– Живее! – закричала Мери, – чего вы каждое утро, как заново! Быстро поднялись и сделали все свои дела. У вас пять минут!

Она строго оглядела всех и добавила:

– Кто опоздает, того высажу при первой же остановке!

И вышла за дверь, как обычно хлопнув ею с диким грохотом.

Я затягивать со сборами не стала, потому сразу побежала до кухни, чувствуя нетерпение в собственной голове. Меня ждало столько нового и необычного! А ещё сегодня, наконец, увижу весь состав и даже офицеров! Интересно, они такое же шумные, как вчерашние рядовые солдаты?

– Ты? – поприветствовала меня Веста, – спала хоть, немочь? И волосы длинные! Прячь под косынку, а лучше под платье!

Противиться ей я не стала, потому сделала, как велено, и подошла к столу, за которым мы сидела вчера.

– Бери гречу и сыпь в кастрюлю, – началась у нас работа, – меру знаешь? Половину сыпь, кто ж тебя мере то научит?!

Её ворчания вызвали на моём лице улыбку, и быстро выполнила поручение. Через несколько минут пришли сонные и хмурые девушки, я помешивала длинным ковшом кашу, в которую Вестанасыпала странные порошки, которые называла приправами. Особенно мне запомнились перец и соль. И если про последнюю я слышала, то вторая показалась мне совсем странной и незнакомой – в чём вкус чёрного неприятно пахнущего порошка?

– Дурёха, – в кои то веки улыбнулась повариха, – кто ж его просто так ест? Добавляют в блюда немного! Для запаха, видишь! – она сунула мне под нос ложку со сваренной кашей, – попробуй, ну!

Стоило ей, наверное, сказать, что эту крупу я видела только у лавочников и в маленькой коробочке в кухне сестры, потому и вкуса не знала. Как с перцем, так и без него.

– Вкусно? – спросила она.

Я смогла только кивнуть, потому что и в самом деле было вкусно. Необычно, но очень приятно. Живот забурчал от вкусного запаха, и я рассмеялась – в душе было слишком много той самой радости. Меня ждало практически чудо впереди. Каждый день. Один за другим.

Хорошего настроения не сбило даже новое, но предсказуемое отношение девушек ко мне: я вмиг стала для них невидимкой, будто я не замечала их злых взглядов исподлобья в те моменты, когда им казалось, что я не вижу. Слишком яркая перемена для тех, кто ещё вчера интересовался моей историей. Но даже так – я старалась не обращать на это внимания, сперва помогая поварихе мелкими поручениями, а после, стоя у небольшого окошечка в столовую, из которого доносился такой ярый шум голосов и смеха мужчин, что даже нежелающая мириться с моим присутствием Нюра жалась рядом со мной, лишь бы разглядеть всех повнимательнее.

На самом деле это были обычные крикливые солдаты, которые сидели и ели разносимую еду, шутили и смеялись так, будто за тяжёлыми окнами не полыхал рассвет, а они не поднялись с кроватей несколько минут назад.

– Офицеры там, – Нюра указала за отдельный столик с мужчинами более старшего возраста, – старые все.

Она скуксилась и вновь обратила своё внимание к обычным солдатам.

– Нюрка, а ну брысь! – зашипела на неё Веста, – не мешай Лушке работать! Я куда тебя поставила?

Девушка нехотя выпрямилась – окошко с двумя деревянными створками было почему-то на уровне пояса, обозленно и ревниво зыркнула на меня и вернулась к мойке тарелок.

Я же уставилась на яркий алый рассвет, который лично для меня был намного интереснее, чем все эти мужчины, их звания и красота с возрастом. Я мечтала сейчас сидеть напротив окна и видеть то, что было в какой-то мере непозволительно сейчас для меня.

– Лушка, не спи! – окликнула меня Веста, – пришла первая и уснёшь первая?

Я улыбнулась ей, кивнула, даже не расслышав первые слова, сказанные мне, и продолжила подавать еду для разносчиков. С ними сегодня всё было тоже интересно, потому что одним из них был унылый Джеки, увидевший у раздаточного окошка меня, а вторым… Уил, к сожалению полного имени я вспомнить не смогла. И если первый мне только с утра кивнул, то второй заговаривал со мной каждый раз, как подходил близко.

Его вопросы не были неприятными или же необычными, потому вскоре я поняла, что показаться злым вчера он успел мне скорее из-за усталости, или еще чего-нибудь, вроде света ламп. Он в какой-то мере был приятнее Джеки – не такой хмурый, но улыбчивый и жизнерадостный. Может не такой сообразительный, но простой и смешной.

Так мы доработали до самого обеда, проведя завтрак впятером в столовой для слуг, в которой были большие окна и много свежего воздуха, разносившего запах вкусной необычной каши и веселого смеха Нюры и Уила – они, кажется, нашли общий язык быстро, в отличие от вечно хмурой Шаги и ровно настроенного Джеки. С моих же губ не сползала довольная улыбка человека, жмурящегося под ярким солнцем неизведанных им самим земель.

А вот дальше случилось что-то совсем невероятное. Нет, до обеда всё было относительно спокойно, если не считать прерывистых слов Нюры к её новой подруге о том, насколько сильно ей понравился почему-то Джеки. Я к их разговорам прислушиваться не стала, думая о том, что утренняя подготовка не была настолько трудоемкой, как та, что мы делали сейчас: блюд в «Меню», как назвала его Веста, было больше пяти, из-за чего времени присесть или наоборот – разогнуть спину, у меня не оставалось.

Обед наступил резко – в солдатской столовой зашумели мужчины, разносчики начали свой забег, а мы неустанно передавать тарелки с едой. До того момента, пока в вагоне не наступила полная тишина, нарушаемая только ровным быстрым шагом и хлопком дверей с той, недоступной для нас стороны.

– Встать! – резкий и громкий приказ от человека, по шуму вскочившего первым.

Я собиралась было опуститься и взглянуть на того, кого приветствуют таким образом, однако Веста подошла ко мне и прижала палец к губам. А после закрыла свои глаза ладонью, как бы говоря мне… не смотреть.

Я медленно кивнула, не понимая к чему такой приказ, но продолжила так же молча подавать блюда, название которых шептали мужчины.

– Ваше превосходительство, – неожиданно чёткий и ровный голос, кажется, одного из офицеров, – вы приказали направить эшелон на северо-восток. Разведчики сообщили о поломке линии у Риордальского моста. Не будет ли это опасным?

Несколько секунд над в столовой тянулась завораживающая тишина, окончания которой ждали все присутствующие. Особенно я, потому что если это… хозяин поезда, то… может я смогу его даже увидеть?

– Не будет, Освальд. Мы отправляемся на диагностику и ремонт, – он кажется сделал глоток чего-то.

Нюра дёрнулась от переизбытка интереса, в то время как я была сдержаннее и осталась на месте. Но… голос у него был молодой. Лет двадцать, если я не ошибаюсь. Может чуть больше. Бархатистый, мелодичный и низкий. Красивый, будто он был у дорогого и хорошо одетого барда, певшего во дворце самого императора. Или… нет! Как у того, кто никогда во всей своей жизни не испытывал трудностей, болезней и ран.

В моём представлении он был темноволос, красив и высок настолько, что я была бы ему по грудь. Может как вымышленный принц или же очень богатый лорд из сказки? Только он обязательно должен быть добрым, а этот голос, хоть и был несказанно приятным – нёс в себе только холод. Даже его обращение по имени звучало не так ярко, как могло было быть.

– Сколько нашему господину лет? – спросила у Весты Нюра.

Шёпотом, но с небывалым интересом даже в таком вопросе.

– Молчи, бесстыдница! – зашипела на неё повариха, – вылетишь как пушечный шар, бесовка!

Девушка поджала губы и всё ещё продолжила сверлить взглядом такое недоступное окошко. Все остальные продолжили заниматься своей работой, даже немного находящаяся в смятении и раздумьях я.

Мне казалось, что взгляд на него может решить мои мысленные проблемы. Словно, узнай я, как выглядит лорд, я сама стану принцессой. Странное чувство – возвышенное и заставляющее ярко краснеть от нетерпения.

Вскоре солдаты начали расходиться, прощались со своим главой и тихо уходили из вагона, в то время как он сам этого делать не спешил. В какой-то момент, когда Веста отвернула свою голову от меня, я успела присесть и оглядеть полупустую столовую, с несколькими пустующими столами. Найти его я смогла почти сразу – он отличался от всех, кого я когда-либо видела. Он сидел спиной к нашему вагону, а потому я увидела только длинный высокий хвост прямых белых волос, тянущийся от головы по широкой спине и свисающий заломанным кончиком на спинке кресла. В одной его руке был накрененный стеклянный бокал, с чем-то не похожим на сваренный нами сегодня компот, вторая постукивала пальцами по залитому светом столу, а весь его корпус казался мне настолько прямым, что даже сами железные стены вагона были по сравнению с ним неровными.

– Лушка, дура малолетняя! – поймала меня на подглядывании Веста.

Я резко выпрямилась, забрала с окна поданный мне поднос и с красным лицом передала его Нюре с горящими от волнения глазами.

– Красивый? – первое, что спросила она.

Я кивнула, не желая рассказывать ей о своём наблюдении, будто бы оно было теперь только моё. Девушка даже задёргалась от нетерпения, настолько ей хотелось посмотреть тоже.

– И? Расскажи уже какой он? – она схватила меня за руку, за что молниеносно огребла полотенцем от поварихи и зашипела.

Мою руку отпустили, я отшатнулась к стене с окошком и приняла ещё одну часть грязной посуды.

– Не сильно и надо было! – рыкнула ей в ответ Нюра, отчего схлопотала ещё один тумак, а Веста сказала ей:

– Тебя я точно заменю, оборванка ты дорожная! Пусть Мери хоть выбросит тебя на обочину, но не приму тебя обратно! – поворот ко мне и обещающее, – а ты… ещё одна такая выходка, и полетишь вслед за ней, ясно? Дура!

Я поспешно кивнула, хоть и не поняла почему она настолько распылялась. А Нюра побледнела, попыталась сказать что-то поварихе, но получила полотенцем по лицу и замолчала, слушая ворчания женщины так же, как и я.

– Ещё одно слово! Молчи, бесовка! Как тебя такую только сюда взяли? Нечего тебе тут делать – иди вон в огороде дома в земле ройся, курица!

Вскоре послышались удаляющиеся ровные шаги из столовой, а мы смогли говорить привычным тоном без шепота. На очередном же подносе я обнаружила тот самый стеклянный бокал с длинной фигуристой ножкой, каких никогда и нигде не видела. Он был произведением искусства, а его цена скорее всего была больше, чем я смогла бы себе позволить за все эти два года работы здесь. Красивый и прозрачный – стекло стоило очень дорого, даже солдаты ели из металлических тарелок, в то время как их господин пил из такого дорогого стакана. Пахло из него, кстати, не так приятно, как от нашего компота, чем-то спиртным и одновременно будто спелым. Может яблоками? Или лесными ягодами?

Так или иначе, это было неожиданно волшебным. Могла ли я до этого похвастаться тем, что видела самого лорда Эшелона сумрака? Даже не простого аристократа, а того, о ком ходят туманные легенды и пишутся захватывающие истории? Я сама в какой-то мере стала легендой после этого. Для самой себя.

Глава 3

Дни потянулись за днями. Они сменялись только природой, в которую мы вторгались, переносясь по тем самым поясам погоды, иногда попадая из дождливой болотистой и очень туманной местности в промозглую заиндевелую осень или в тёплые солнечные луга с зелёной высокой осокой, иногда даже с целыми полями назревающей пшеницы.

Я успела привыкнуть к тёплому жёлтому свету ламп, к полной темноте ночи и тому, что тело ломит от длительной работы, однако я каждый день неизменно радовалась восходящему солнцу, выглядывающему из-под тяжелой ставни кухонного вагона, благодаря Всезнающего за то, что попала сюда, шагая, по правде, наобум. Мне повезло в этот раз сильнее чем когда-либо, потому я и оставалась счастливой и верной тому пути, который в какой-то степени выбрал меня сам.

С Вестой мы нашли общий язык достаточно быстро – я привыкла к её влечению к жгучим дымным самокруткам, ворчанию и иногда резкой порывистой злости. Она в свою очередь больше не ругалась так сильно на мою задумчивость и восхищение очередным видом из окна. Иногда я даже видела улыбку на её лице со странными седыми бровями, когда я сама с восхищением рассказывала ей очередную историю из своей жизни. Вымышленную, конечно же. Разве я могла подарить кому-нибудь другую? Ведь именно они давали мне сил продолжать идти вперед, не теряться во власти простоты и бесконечного однообразия вперемешку со скукой, а свободно и с улыбкой на лице нестись вперёд, восторгаясь и очаровываясь настоящими и будущими днями.

На смену Нюре пришла другая девушка – рослая, худая и очень нервная. Но такой она была только поначалу, вскоре она перестала дёргаться от каждого шороха и голоса, через три дня даже произнесла первые тихие слова, а уже через неделю весело щебетала с Шагой о своём родном доме, где оставила несколько младших братьев и старушку маму.

Я старалась подмечать такие детали. Судьбы людей всегда были разными, интересными, но иногда пугали своими воспоминаниями, вызывая на лицах слушателей тень скорби или сожаления. Захватывающая череда, казалось бы, случайных событий, породившая другую, подобную себе. От этого иногда щемило сердце, а в душе появлялись тяжёлые мысли. Однако даже они прерывались, стоило мне отвлечься на что-то такое же искреннее и волнительное.

Так случилось и в этот раз.

В вагоне с выходом на платформу, через которую я попала в этот самый поезд, помимо двери и одного окна была одна странная и очень загадочная лестница. Сделана она была из металлических трубок и прикреплена к одной из стен. То, для чего и кто её использует, было для меня загадкой. До того момента, пока в один из вечеров Веста не сказала мне остаться ещё на час, потому что планировала сделать «маринад» для мяса и оставить его на всю ночь, якобы чтобы он пропитывал его. Мне хоть и показалось это странным, однако выбора у меня не было. Заняло все это у нас даже больше двух часов, а когда я шла спать одна, шагая по неосвещенным вагонам, то нечаянно наткнулась взглядом на эту самую лестницу.

Первой мыслью стало то, что её можно было сдвинуть, иначе зачем прибивать её каждый раз к стене, если она может понадобиться в другом месте. Однако потом… залезть по ней было не сложно – сложно было нащупать на потолке отверстие и ручку, с помощью которой оно открывается. Но дальше меня ждало самое незабываемое, то, что по моему скромному мнению, могло случиться со мной во время путешествия на Эшелоне.

Крыша.

Это слово никак не могло передать всего того, что несло оно в реальности. Сперва по ней прошлись глаза, отметив нечёткие зазубрины по всей поверхности, скорее всего именно для того, чтобы перемещаться по ней и не упасть при этом вниз. После руки коснулись холодного железа, ещё тёплого от яркого солнца прошедшего дня, я поднялась и села на неё, свесив ноги вниз. Это было опасно, потому что кто-то мог пройти по вагону и заметить меня, а тогда я точно получила бы наказание, однако… подниматься наверх было страшно. Будоражаще восхитительно и волшебно настолько, что захватывало дух, глаза раз за разом пробегались по мрачной красоте со всех сторон, что манила незабываемыми впечатлениями. И я решилась.

Сперва решила снять старые изношенные ботинки, доставшиеся мне от сестры, затем коснулась голыми ступнями крыши вагона и улыбнулась. Вставала я ещё с большим страхом, боясь ненароком поскользнуться и упасть вниз.

Над головой прорывалась сквозь деревья желтая луна – мы ехали по небольшому пролеску, ветер бросал волосы в лицо, не забывая трепать выданное мне серое платье, но я вдохновленно шагала вперед. Затем, правда, опомнилась, прикрыла люк, подставив под него свои ботинки, чтобы их не унесло вниз, и чтобы не закрылся мой путь обратно, а после пошагала уже с большей уверенностью.

Впереди виднелись чёрный густой паровозный дым и длинные ровные ряды вагонов. Моё сердце замирало, но не проявляло попыток сбежать. Дыхания, казалось, у меня не оставалось совсем, однако стало ещё меньше в тот момент, когда я добралась до относительной середины поезда, смотря по сторонам, когда рядом уже почти перестали проноситься деревья, а потом… резкая смена видов – скалы и земля закончились, мы будто неслись по воздуху, пролетая над большой скалистой долиной внизу. Извилистая река, деревья и огромный восхитительно отражающий небо океан справа. Я никогда не была рядом с таким большим скоплением воды, и даже, наверное, не смогла отличить его от моря, однако он казался мне настолько большим и завораживающим, что я решила для себя считать его океаном, пусть таковым он может и не был. В носу зудело от солёного и влажного воздуха, дергающего и совсем расплетающего мои спрятанные за ворот платья волосы, я была готова начать плакать от воодушевления.

Пока мою голову не посетила мысль идти в самый конец поезда и посмотреть, как же мы плыли по воздуху. Ступать пришлось недолго – последним же был тот самый женский вагон, в котором я сейчас и должна была находиться, а потому, когда я добрела до самого его края, мне открылась правда: тонкий железный мост с широкими рельсами позволял нам преодолеть всё то, что находилось внизу, не спускаясь и не мешая расти там деревьям и течь тонкой речушке. На самом деле она могла быть и большой, но с высоты множества, по моим подсчётам, метров я видела её зеркальной лентой, в которой даже не отражались мы сами, проносясь скоростной цепочкой по мосту.

Свешивать ноги вниз я не рискнула, более того – когда мы заканчивали путь над «пропастью», поезд слегка накренился вбок, поворачивая в сторону от океана, а потому я чуть не сорвалась от неожиданности вниз, но успела сесть и удержаться за длинный желобок в конце вагона. Я решила больше не подходить к краю.

Спешить мне было некуда, я в любом случае должна была прийти в спальню поздно, а потому решила остаться здесь ещё на некоторое время.

Теперь виды хоть и были самыми обычными, но с моего места казались незабываемыми. Самым же удачным обзорным «пунктом» мне показался центр поезда: оттуда не было риска сорваться, и дым не преграждал обзор. Из пары вагонов лился свет, оставляя яркие квадратики на земле напротив, потому эти вагоны я решила обойти стороной, чтобы никто не заметил моего здесь нахождения. А вот за пару до них было очень удобное место, даже с двумя «ручками» трубками по бокам, которые позволили мне лечь и опереться на них ногами и макушкой.

Теперь я видела яркие звезды, зачарованные созвездия и тёмные глубины ночного неба. Мне хотелось дотянуться до них рукой, коснуться хоть одной блестящей крошки и забрать себе. Они напоминали мне приятную дорогую ткань, которую я видела лишь единожды – на платье жены нашего местного графа, когда они с её низким пузатым мужем шли смотреть на наш недавно выстроенный мост через реку. Он им не понравился тогда, и они приказали соорудить такой же, но простой. Муж сестры назвал их скрягами и жадными настолько, насколько короток их ум. Он в тот момент показался мне не таким, как сестра – он улыбался и щурил глаза, даже смотря на меня.

На спине заныли шрамы. Какая разница каким был тогда его взгляд, если ничего доброго он мне не принёс? Как и ничего нового.

Отошла от воспоминаний я быстро, всё так же разглядывая небо и сжимаясь от усиливающегося ветра. Или он был таким изначально, а я не чувствовала ничего от переизбытка чувств?

– Сжала руки под тёмной вуалью…

«Отчего ты сегодня бледна?»

– Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот…

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Всё, что было. Уйдёшь, я умру.»

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».

(Прим.автора: стихотворение Анны Ахматовой «Сжала руки под тёмной вуалью…»)

Мне показалось забавным начать сейчас петь. Я никогда не делала так, не убедившись, что никого нет рядом. Сестра считала это блажью, так же, как практически всё, чем я увлекалась в те моменты, когда на мою голову не оставалось никаких поручений и других занятий. Она называла глупостью каждое моё слово, брошенное ненароком или сказанное с целью.

Всё было губительно сложно. Как сложно было мне осознавать, что я ушла под покровом ночи, словно вор или какой-нибудь зачарованный странник, пробегающий по своим странниковым делам. Я сбегала к свободе и выбору собственного сердца, теряя то, что никогда и не было моим, и приобретая то, что было моим всегда.

– Интересные строки, – послышалось откуда-то снизу, – только слишком короткие.

Я даже вскрикнуть не смогла, застыв на месте и, кажется, не дыша. Тем временем мужчина из вагона продолжил:

– Как ты попала на крышу? – он хмыкнул.

У него был удивительный голос мужчины двадцати пяти – тридцати лет, от которого меня ещё сильнее пробрало мурашками, а в голове стало пусто, как в подобную этой ночь. Потому что это был главный лорд Эшелона сумрака! 

Тот самый из столовой. Теперь он был ближе и не смешивался с шёпотом солдат, потому и казался для меня немного другим. Более глубоким и насыщенным. А так же пряным – я успела запомнить это слово, и оно в моей голове стояло в другой стороне пресности и обыденности.

На ноги я вскочила в мановение ока, немного поскользнувшись на влажной от росы крыше и припустив к заветному люку, пока никто меня не догнал. Сердце колотилось как сумасшедшее, ноги успели замёрзнуть от холода железной крыши, а сама я молила бога, лишь бы за мной не было погони, иначе я не просто могла остаться на ближайшем перроне, а лишиться головы, только за нахождение на вагоне господина.

У люка я совсем забыла о ботинках, из-за чего они полетели вниз, стукаясь о лестницу, но не будя никого – стук колес привычно перекрывал другие звуки. Сама я скользнула в вагон, уже понимая, что меня накажут. Разве лорд не станет говорить про меня своим солдатам, я в какой-то мере поступила бесчестно – никто не должен приближаться к господам настолько близко, а тем более мешать им своим пением или… не отвечать на прямой вопрос. Тем более, все говорили, что женщин он не любит, что было ещё печальнее.

Обуваться я не стала, только собрав ботинки и припустив дальше по вагонам в спальню. Была вероятность, что придя в женский вагон, никто не сможет понять, кто был на крыше, если я уже буду лежать и притворяться, что сплю. А потому я прокралась мимо храпящих мужчин, еле открыла последнюю дверь в спальню и аккуратно закрыла её, не желая потревожить сон остальных, после чего забралась на свою кровать, сжала пальцами заветную и спасительную пружину и зажмурила глаза.

Сердце колотилось даже в веках, закрывающих мои глаза, в висках и в пальцах, стискивающих пружину кровати.

Но за мной никто так и не пришёл – я просыпалась от каждого шороха и вновь погружалась в сон, несмотря на то, что успокоиться так и не смогла. Утро же началось с необычного.

***

Необычным это утро стало от того, что лорд пришёл в нашу столовую на завтрак. Один из самых первых – офицеров ещё не было видно, а он уже открыл дверь, как и в прошлый раз прошагал до стола, только теперь выбрав самый близкий к кухне, опустился за него и отдал приказ:

– Кофе, – тон его был будто насмешливый, какой-то немного воодушевленный и будто предвкушающий.

В этот раз я так же не смогла увидеть лица, по большей части из-за того, что Веста стояла прямо напротив меня, сверлила хмурым непонимающим взглядом дверь и словно не могла отойти от удивления.

Моё сердце в этот момент почти выпрыгивало из груди, силясь понять, что именно делать сейчас мне. Но я смогла лишь подойти к ней вплотную и спросить шёпотом, чтобы не дай бог мужчина не услышал мой голос:

– Что такое кофе? – он был хриплым от страха, и это в какой-то мере помогло ей отойти от того состояния, в котором она прибывала.

– Это не нам, Луш, – она вновь вернулась к своим делам, – у нас здесь такого и в помине не сыщешь! – она было наклонилась к большой чугунной сковороде, чтобы помешать соус, но вскинула голову к стене напротив, – никогда не приходил за все семь лет, а тут… и чего только стряслось? Дык и не вставал так рано… чего удумал? – её взгляд взметнулся к застывшей мне, – Лушка, мечтательница чёртова! Работать кто будет?!

Я впопыхах кивнула ей, приняла «заказ» от подавальщиков и отдала нужные им блюда.

Весь завтрак прошел без происшествий, только лорд задержался дольше остальных, будто ожидая чего-то. В какой-то момент в моё окошечко напахнуло чем-то горьковато-древесным, будто… запах жженых желудей? Веста пояснила всё одним непонятным словом «Кофе» и больше не заговорила со мной за всё утро. А я ходила в непонимании, пару раз чуть не опрокинув поднос с едой – повариха оба раза взглянула на меня осуждающе, но промолчала, чем вогнала в ещё больший трепет.

В обед всё повторилось, только теперь он приказал принести ему какое-то блюдо из меню и «Вино», на которое женщина тоже махнула рукой, мол «у нас такого нету». Про этот напиток я слышала от мужчин из… моего бывшего места ж-жизни. Все они говорили про то, что это очень вкусный, можно сказать, «сок», от которого пьянеешь так же, как от самогона, но только его пьют обычно аристократки, а не… лорды. Он же пил его уже второй раз, потому что на подносе после его ухода вновь остался красивый бокал с красной жидкостью на донышке.

Запах вина и кофе мне не понравился. Но очень нравился и интересовал тот, кто их пил. Я не могла понять, как могут быть у мужчины настолько длинные волосы, да ещё и такие светлые. Там, где я жила, все были темноволосыми. Когда я ехала сюда, то заметила пару людей с такими, как у меня и даже светлее, но… никогда не видела настолько светлых, будто холодных, но не седых. Может у него была какая-то краска для этого? Мы с сестрой иногда толкли листья лавсонии или индигоферы, когда хотели покрасить волосы. Но найти их было очень сложно, а краситься очень долго и трудоемко, из-за чего сестра баловаться перестала быстро, но иногда посылала меня искать их, чтобы за деньги красить других. Выходило не так красиво, как без краски, однако у лорда было совсем по-другому. Да и никакие листья не смогли бы сделать его таким. Словно настоящим.

А ещё красивым и загадочным.

Он был для меня, как принц из сказки, только живой и вместе с тем восхитительно недостижимый. Наверное, в этом и был весь смысл такой ещё пока лёгкой влюбленности – я могла придумать себе каждую его черту, часто меняя её на другую, потому что лорд в моём воображении обрастал чертами тех, кого я видела ежедневно. Новые лица и подмеченные мной милые черты делали его разным, иногда невозможным, но неизменно красивым.

Так прошёл целый день, под вечер которого я решила, что не стану рисковать и подниматься на крышу поезда, тайком видя в мыслях сказочный исход, когда уже мой прекрасный принц входит в кухню, говорит мне, что я зря убежала вчера и теперь я могу… дальше мои представления останавливались, потому что для свадьбы и любви было еще слишком рано, а для обычных разговоров слишком просто.

– Лушка, – у самого раздаточного окошка на корточках сидел Уил, – все уже разошлись – не несись ты, – сказал на мой поспешный вид, – у меня к тебе кхм… другое мм-м… это, – он замялся и будто не мог подобрать слова, которыми хотел объясниться, – не хочешь выпить после отбоя? Джеки с Нюркой уже согласились, а я припас… кое что с прошлой остановки и… пойдешь?

Я сперва опешила и с непониманием заглянула в его глаза, но смогла только выдавить:

– Я? Я не…

– Мери разрешила! – подхватил моё сомнение он и попытался его унести, – сказала не шуметь и утром работать, как всегда, иначе уши надерёт. А мы и не хотели напиваться – так, побаловаться, да поговорить!

Мне казался странным сам факт, что зовут именно меня, а не кого-то другого. И это было замечательно, потому что друзей у меня никогда не было, и… я понимала, что буду только мешать им своим задумчивым и немного опасливым видом. Я не была похожа на них всех – тогда чего добивался Уил? Стал добрым и мягким в последние дни. Мне от этого было больше непонятно, чем радостно.

– Лушка, заканчивай языком чесать! Тебя ждет посуда! – отвлекла меня Веста.

Я кивнула ей, бросила неуверенную улыбку мужчине и бросилась делать, что велено.

– Ты подумай, если что! Захочешь – придёшь! – махнул он мне вдогонку, пока я наклонялась к большому тазу с мыльной водой.

– А-ну, брысь! Охальник! – повариха ударила полотенцем по окошечку, по звуку парень упал где-то в столовой.

Джеки за стеной засмеялся.

– Даже в мысли не бери! – женщина подошла ко мне, наклонилась и прошипела, – останешься с пузом одна на платформе! Ничего доброго он тебе не сделает, дурочка. Только поиграет, да выбросит! А Мери чего? Совсем распустила их! Пойду скажу ей, что лупить их надо! Сам вымахал, а умом так и остался крохой!

Она продолжила ворчать, расхаживая своей привычной хромотой по кухне.

Говорить ей что-то, как и идти «выпивать» я не стала – бегом пронеслась по вагонам, опережая остальных, забралась на свою кровать и отвернулась к стене. Мои мысли никак не могли отпустить те слова лорда вчера ночью.

«Интересные строки, – послышалось откуда-то снизу, – только слишком короткие.»

Он не стал кричать или говорить о том, что я не должна там находиться. Не стал говорить, что я мешаю ему своим пением, или же что песня у меня вышла кривая. А сказал «слишком короткие». Может, мне стоило остаться и… смогла бы я спеть ему что-то длиннее?

Через два часа после отбоя пришла Нюра. Мне показалось, что она была пьяна и немного всхлипывала, однако это могли быть мои очередные фантазии, потому что Веста сказала, что мужчины могут сделать мне только плохое. В моей голове они стали совсем чудовищами, разве что не превратившись во что-то мохнатое и с клыками.

Я едва сомкнула глаза перед самым подъёмом, но под торопящие слова Мери поднялась и добрела до кухни. Где провела целый день ожидания его прихода. Я не знала зачем ждала. Никто не позволил бы мне заговорить с самим хозяином Эшелона, я бы никогда не решилась выйти к нему и сознаться, а он так и не пришёл. Ни утром, ни в обед. Я уже собиралась идти спать после ужина, гонимая Вестой в женский вагон, как дверь неожиданно отворилась, послышались мерные шаги, и на ближний к окошечку стол сел лорд. Столовая была уже пуста, двое помощниц, кроме меня, были отпущены, и мы с поварихой остались одни. Даже подавальщики ушли!

– М-милорд, я сейчас позову… – начала было Веста прямо через стену, но была остановлена властным:

– Не стоит, – до меня донесся стук бокала по столу, – я не задержусь.

Мы переглянулись с ней и продолжили стоять, даже позабыв о том, что у нас оставались дела.

– Вопрос, – вновь пробирающий до костей голос, – если прачки после дневной смены не способны от усталости передвигать ногами, не то что кхм… петь, уборщицы разделены посменно, и попасть на крышу не могут категорически, то остается только… кухня. Интересно, сколько работниц самого юного возраста записаны в вашем журнале на данный момент? – он усмехнулся, а я покрылась мурашками, – я отвечу: две. Вернемся к вопросу: Шага или Луана?

Я даже дышать перестала, различая в глазах поварихи осознание, что это я. Шага точно не стала бы лезть в подобное. Она не из тех, кто будет делать что-то опасное или идти против правил.

– К…крыша, милорд? – вопросила Веста, – мне стоит найти и наказать провинившуюся?

Хмурый взгляд на меня и поджатые с укором губы.

– Они здесь? – усмехнулся мужчина.

– Только одна, ваше превосходительство, – судорожно сглотнула она.

Я в этот момент не смогла бы даже сдвинуться с места.

– Пусть передаст второй, что крыша для неё открыта и безопасна, – очередной смешок и глоток вина, – если в «передаче» есть необходимость.

Он поднялся с места, оставил бокал на столе и двинулся к выходу.

– Как прикажете, милорд, – поспешно сказала ему Веста, всё так же глядя на меня в упор.

А после хлопка тяжёлой двери неожиданно кивнула мне, поджала губы и выдохнула. Её руки забегали по переднику, нещадно комкая последний, а ноги донесли её до табуретки, на которую она практически завалилась. Её седые брови съехались в одну, говоря мне о том, что ничего хорошего ждать не придётся. Так и вышло.

– Видала я глупость, Лушка. Но такую! – она всплеснула руками, разглядывая мои обкусанные губы и обветренное от сквозняка лицо, – какой чёрт потянул тебя на эту крышу? А? – она облокотилась на стол и положила голову в собственные ладони, – не ходи туда. Как есть говорю, не ходи. Лорд, конечно ж, лучше всяких простых дураков, да кто ж будет потом разбираться? Аль накажет, аль… сама себя накажешь. Не глупая ты, Лушка. Должна понимать, что не пойдешь, так не поймет он кто тогда был. А копаться и совсем не станет. Неужто хочешь быть обиженной?

И столько смысла она вкладывала в это последнее слово, что оно мне показалось самым важным. А сколько мольбы я читала в её глазах? Столько сам Всезнающий не видел за всё время!

– Я не пойду, – сказала ей я.

Честно и открыто. Так же честно, как была я правдива, когда рассказывала всем свою историю. Так же честно, как солнце восходит на западе, а луна на юге.

– Шагай спать, – прошептала она мне, – и забудь про этот проклятый люк.

Я даже опешила, вмиг поняв, что не одна заметила его.

– Ты… – начала было я, но была перебита её тихим и нерешительным:

– Всего один раз, – тяжелый вздох, – заглянула и попалась на глаза старой управляющей. А после наказания повзрослела – изменилась и выросла из девичьего платья. За семь то лет.

Она опустила взгляд к полу.

– А его голос нет. Не раз слышала его в столовой, – уголки её губ дернулись вниз, – отвечала только через стену, когда спрашивали. Но он не сменился за все эти годы. Не постарел, как я. Ни на год.

Я сделала шаг к ней, но остановилась.

– Ты видела его лицо? – из горла вырвался лишь шёпот, – хоть раз?

Она помотала головой в отрицании.

– Маску со стороны, да плащ тёмный, – взгляд на меня, – как и все. Так что не лезь в печь, если не уверена, что не сгоришь, Лу. Иди спать.

Я кивнула ей и снова подошла к двери.

Голос не постарел? За семь лет? Возможно ли это? Неужели и в самом деле проклятье? Но если… она не решилась подняться, то значит и не слышал он её голоса. А мой слышал. И звал ещё. Не знаю, смогла бы я вообще говорить с ним, если я даже сейчас струсила сказать ему, что это я.

Шаги по пустому вагону и я застыла. Замерла напротив того самого люка. А вдруг меня там ждет наказание? Веста права, говоря, что лорд не знает, кто именно из нас с Шагой был на крыше. Значит я могла сделать только хуже, или наоборот – я могла поговорить с самим лордом Эшелона сумрака!

Но я боялась. Потому и прошла мимо, почти побежав в следующий вагон. Слишком страшно было решиться на что-то подобное, пусть даже впереди могло быть самое настоящее волшебство. Потому что… хоть одна низшая слуга могла похвастаться приглашением на разговор от самого лорда?

Глава 4

Спать я легла с тяжёлой головой и зажатой меж пальцев пружиной. Иногда мне казалось, что я способна вырвать её с корнем, а иногда, как сейчас, что она является моей последней ниткой с реальностью.

Реальность мне не нравилась. Каждый лучик её солнца был не таким ярким, как он представлялся в моей голове. Каждое её движение ветра не несло той свежести, что могли принести мои мысли. Но я верила в её изменения. Видела то, как меняется она уже сейчас – ступив в железное нутро поезда мир приобрёл краски, даря мне свежий воздух с невозможным ранее сменяющимся видом из окна и с новым днём, шагающим в новое будущее.

Вот только последующие три были тягучими и липкими, как мёд, добавляемый Вестой в очередной пирог, как мои мысли, остановившие свой бег только на одном слове. «Крыша» и больше ничего.

Мне казалось, что я теряю огромный шанс обрести мир в душе. Пусть он и был призрачным, словно этот самый поезд в начале моего пути, однако различимый и ясный, как полярная звезда на закате.

Меня удерживал страх, но манила неизвестность.

И я поддалась ей – на четвёртую ночь после того, как лорд пришёл в солдатскую столовую, я вновь поднялась на крышу Эшелона. Ботинки в этот раз снимать я не стала: мы быстро двигались на север, из-за чего все эти дни за окнами лил дождь, а вечером начинался легкий мороз – вода покрывалась корочкой льда, и на утро везде была изморозь. Я подумала об этом, когда накидывала на плечи собственное старое платье, потому что других вещей у меня не было, а ветер здесь ещё с прошлого раза запомнился мне своей силой.

Ботинки скользили подошвами, почти не цепляясь за зазубрины крыши, но я всё равно упрямо шагала в сторону того самого вагона, в тайне надеясь, что он будет в нём. Сколько вагонов принадлежат лорду, я не знала, как не знала на каком именно я сидела в прошлый раз. Вполне возможно это была столовая с тяжёлым дубовым столом и кривыми резными ножками или спальня с большой кроватью и кучей накидок на деревянных перилах, или даже гостиная с кучей мягких обитых бархатом кресел. Я бы хотела хоть раз побывать в такой обстановке, которую описывала бабушка на полях нашей с ней книги. Могла ли она видеть это своими глазами, или же прочитала в других своих книгах, однако я верила её словам и представляла себе всё очень красивым, обязательно красным, с золотыми вышивками и удивительной мягкостью тканей и мебели. Разве стал бы богатый аристократ жить в такой же тёмной деревянной лачуге со старой скрипучей лавкой, кажущейся обшарпанной, даже когда она только выбелена печью и земляным полом? Нет. У его жилища должны быть тканевые приятные стены, деревянный пол из досточек и может быть даже стекло на окнах, как в некоторых здешних.

Ветер трепал укутанные в ткань второго платья волосы, я шла, прикрываясь рукой от его потоков, и мерила шагами длину поезда – это помогало отвлечься от переживаний. Я умела считать до десяти: увидела номера страниц и слышала их звучание от нашего старосты, но этого было удивительно мало, чтобы пройти даже половину поезда. Этого было мало, даже чтобы пройти один вагон!

Вновь те две железные трубки, которые, как оказалось, тянулись по всем вагонам, что были в самой середине Эшелона. Я села на одну из них, подобрав под себя ноги и обняв их руками. От этого стало заметно теплее и комфортнее, словно теперь я была защищена от всего на свете. Было бы здорово, если бы на самом деле всё так и было.

Новая песня. Длинная, да? В моём арсенале таких было немало. Я любила их так же, как всевозможные истории.

Говорила мне бабка лютая,

Коромыслом от злости гнутая:

– Не дремить тебе в люльке дитятка,

Не белить тебе пряжи вытканной, —

Царевать тебе – под заборами!

Целовать тебе, внучка, – ворона.

Ровно облако побелела я:

Вынимайте рубашку белую,

Жеребка не гоните чёрного,

Не поите попа соборного,

Вы кладите меня под яблоней,

Без моления, да без ладана.

Поясной поклон, благодарствие

За совет да за милость царскую,

За карманы твои порожние

Да за песни твои острожные,

За позор пополам со смутою, —

За любовь за твою за лютую.

Как ударит соборный колокол —

Сволокут меня черти волоком,

Я за чаркой, с тобою роспитой,

Говорила, скажу и Господу, —

Что любила тебя, мальчоночка,

Пуще славы и пуще солнышка.

(Прим. автора: стихотворение Марины Цветаевой «Говорила мне бабка лютая»)

Это была простая песня. Не такая аристократичная, какой казалась мне прошлая. Её пела мне бабушка, когда я была маленькой. В моей памяти они всегда лились именно её голосом. Ему я и хотела вторить. Могла ли? Сложный вопрос.

– Твоему голосу не подходят такие песни, – раздался голос снизу, – прошлая была мелодичнее. Не думаешь?

Я дёрнулась, попытавшись подскочить на ноги, но поскользнулась и впилась обожженными льдом пальцами в крышу. Это принесло свет в мои мысли.

Безопасность. Он же обещал её мне тогда. А если я уже пришла, то и смысла бежать нет.

– Вы меня накажете? – всё, что я смогла произнести.

Достаточно тихо и неуверенно. Но именно этот вопрос существовал в моей голове сейчас.

Господин услышал, будто даже со смехом ответив:

– Накажу? Это лишнее. Поёшь ты красиво, а мне удивительным образом нечем заняться ближайшие… несколько лет.

Между нами повисла тишина. Я сидела и следила за своим колотящимся сердцем и одновременно думала обо всех слухах о нем.

– И всё же, как твое имя? – мягкий вопрос от лорда.

Не заставляющий меня отвечать, однако… именно так я себя чувствовала. Кто вообще мог дать мне право не ответить ему?

– Я…я… милорд… я не… – я практически забыла, как выдыхать, не зная куда деться от его вопроса.

Чем спровоцировала его приглушенный смех.

– Хорошо, – сдался он, кажется, с улыбкой на губах, – никаких имен.

Я выдохнула.

– Насчёт стихотворения, то однозначно первое, – он был задумчив.

Я немного подалась вперед, словно желая увидеть его или быть ближе.

– Потому что оно не подошло к моему голосу? – руки сжали второй металлический «поручень».

Пальцы вмиг заледенели, но убирать их я не стремилась.

– Потому что оно не подходит к тебе, – странный ответ.

Откуда бы он мог знать, что подходит мне, а что нет? Не скажу, что он ошибся, потому что первое мне и в самом деле было ближе, но…

– А что тогда подходит вам, господин? – поинтересовалась я.

Я рисковала. Он мог сейчас разозлиться и сказать мне, что вопросы от меня точно не требуют его ответа, однако до меня вновь донеслась усмешка.

– Стихи и песни в общем не про меня, – спокойный, но насыщенный тон, – может скрипка. В аккомпанементе фортепиано. Но что-то однозначно спокойное.

Я кивнула, будто бы для себя самой. И погрузилась в мысли. Больше всего интересовали названия. То, что это были музыкальные инструменты, было понятно, но вот что они из себя представляли…

И это восхищало. Новые красиво звучащие слова, словно из другого мира. Я бы хотела спросить, есть ли у него часто мелькающий у аристократов белоснежный носовой платок и пуговицы. Хоть одна то должна быть!

– А… а я представляю вас как что-то грозное и… впечатляющее! – я едва не захлебнулась собственным восторгом, – может барабаны или…

Даже вскочила на ноги, всплеснув руками и распахнув глаза, со счастьем рассматривая потемневший ночной мир, проносящийся мимо. Или это я проносилась мимо него?

– Барабаны?! – его удивление читалось даже в холодном воздухе, – барабаны, – повторил он уже спокойно, но с сомнением, – потому что раньше их использовали военные?

Потому что я не знала больше ни одного инструмента, кроме несчастных барабанов – вот какой должен быть мой ответ. Я даже не знала, кто и когда их использует. Только слышала, как говорил о них муж сестры, когда ещё была дома.

Я стушевалась, ощущая, как с лица сползает улыбка, а после села на всё тот же поручень.

– Да, наверное, – шепнула неуверенно.

Он почувствовал мое сомнение сразу же:

– Меня впечатлило твое воодушевление, – его слова буквально улыбались, – однако, ты более юна, чем я предполагал, – теперь тон стал суров и надменен, – это даже к лучшему.

На минуту мы оба окунулись в молчание, прежде чем его прервала я сама:

– Мне семнадцать, милорд, – вновь солгала я.

Снизу послышался его тихий смех.

– Замечательная цифра для лжи, – насмешливый тон, – ты назвала её же, когда устраивалась сюда?

Я поджала губы.

– Нет, господин, – я неожиданно вспомнила с кем разговариваю, – меня не спрашивали вовсе.

– Не спрашивали? – его голос стал суровым и немного злым, – тебе меньше пятнадцати, – «догадался» он.

Я мотнула головой.

– Мне больше, милорд, – в кои то веки не соврала я.

Он, кажется, вновь подобрел и расслабился.

– Намного? – будто ленивый вопрос с присущей ему насмешливой манерой.

– На два года, – сообщила ему я.

Почему-то мне хотелось уподобиться ему в смехе. Наверное, из-за того, что это даже близко правдой не было, однако увидь он меня, то подумал бы над этой цифрой.

– Как скажешь, – не поверил он мне ни на каплю.

Но спорить не стал.

– Ты умеешьиграть на каком-нибудь инструменте? – задумчивый вопрос от мужчины.

Вновь мотнула головой и опомнилась.

– Нет, господин, – процедила я.

Я хотела сейчас увидеть его выражение лица, чтобы узнать, хмурится ли он или вновь надсмехается. Смотреть на милую, широкую, кривую, растянутую, весёлую, живую, лучистую улыбку. Любую. Даже злую или надменную, принижающую. Но я могла лишь смотреть на тёмное беззвездное небо, прижимать к себе тощие колени и кутаться в ткань платья, спасаясь от пробирающего тело холода.

– Умеешь петь такие песни, но никогда даже не садилась за фортепиано? – удивился он, – ты дворянка? – интересующееся, а после поспешное, – постой. Какая ты дворянка, если тебе не больше пятнадцати, и ты… сбежала из дома? – прямой вопрос.

Но ответить на него мне было тяжело.

– Да, господин, – я выдохнула густой пар изо рта.

– Это чувствуется, – прохладное, – мы уже отъехали далеко от поместья твоего отца. Вернуть тебя возможно только на почтовой карете. До первой остановки могу выделить тебе офицерскую комнату – но не более.

Я дождалась нескольких секунд, чтобы не дай бог не перебить его, а после почти с мольбой сказала:

– Не надо, пожалуйста! Я не дворянка, господин! Устроилась работать сюда, а не…

– Знаешь в чём основное отличие между крестьянами и такими, как ты? – спросил он, только ответа не требовал совсем, – речь. Ни одна девушка низшего сословия не способна выразиться так, как делаешь это ты.

Бабушка. Так всегда говорила она. А она была травницей. Потому и научилась разговаривать с дворянами, часто приезжающими к ней за новыми настойками. Мама с отцом погибли, когда я ещё была младенцем, а старшая сестра входила в юношеский возраст. Она не поддавалась бабушкиному обучению, потому и выскочила замуж по-деревенски в четырнадцать, почти попав под заключение со своим мужем. Их спас ребёнок. Первый.

Когда я уезжала, а точнее убегала – их было уже четверо, и она была вновь на сносях. Я же радовалась, что бабушка не увидела этого кошмара, в который они превратили её дом, а после и тот, который не достроили сами.

– Меня никто не станет искать, – просипела я, – и у меня нет права занимать офицерскую комнату. Как и отнимать ваше время, господин. Простите.

Я поднялась на ноги, шагнула в сторону люка и остановилась от его последующих слов:

– Ты можешь остаться здесь ещё, – будто бы поспешное.

Что никак не вязалось с его статусом и манерой. Это удивило меня, потому я села обратно.

– Как пожелаете, господин, – я растерла ладони, немного подув на них как оказалось холодным воздухом.

Мне показалось, что он кивнул. Даже представила это. Почему-то в темном плаще и с маской на лице, как говорила тогда Веста.

– Если ты не дворянка, то кто тогда? Аристократка? Маловероятно – представления у тебя забавные, но не надменные, – он задумался, – если только из какой-нибудь далекой провинции.

Его точно интересовало моё происхождение, и это было странным. Может, только для меня?

– Вы поднимаете меня, а нужно низвергать, – рассмеялась я, – я даже не жила в городе никогда.

Тут он совсем замолчал, скорее всего обдумывая мои слова.

– Хочешь назваться деревенской крестьянкой? – насмешливые слова, – ты определенно лгунья. Зачем, правда…

Я поджала губы и задрала голову к небу, отчего с макушки слетела ткань и мне пришлось возвращать её обратно.

– Вы первый, кому я не лгала, – сообщила лорду.

– Ни разу? – усмешка.

Я улыбнулась.

– Только про возраст, милорд, – не выдержала я.

Он рассмеялся вслед за мной.

– Ты ещё слишком юна, чтобы понимать смысл подобных вещей, – обыденным тоном почти без эмоций.

Мне хотелось сказать ему, насколько сильно он ошибается. Но он был прав в какой-то степени – я была достаточно взрослой, чтобы понимать смысл сокрытия возраста.

– Стараешься выглядеть взрослее, как делают дети, – будто самому себе произнес он, а после поинтересовался, – тебя не обижают здесь?

Говорил он именно так, как говорил бы с ребенком. Такой «юной» меня ещё никто не считал.

– Нет, милорд. Все замечательно.

– Ты когда-нибудь была на Зимней ярмарке? – решил уйти от темы он.

– А сколько лет вам, господин? – позволила себе дерзость я.

Всё потому, что он относился ко мне снисходительно, будто нашёл себе маленькую девочку-куклу, над которой можно было только мило надменничать.

Тишина отрезвила, и я вновь поежилась, понимая, что сейчас мне уж точно влетит. И не только за слова, но и за то, что посмела находиться здесь так долго.

– В десять раз больше, чем тебе, – холодные слова.

Я расцепила пальцы и попыталась разглядеть на них его возраст. Это… ещё десять, кроме тех, что были у меня?

– Это… немного, – решила сказать ему, – голос у вас очень молодой, – а после палец в небо, – вам двадцать пять?

Кажется, я не попала, потому что он промолчал.

– Немного? Ты не умеешь считать? – задумчивое, – или для тебя это большая цифра?

Я замешкалась.

– Тридцать, господин? – мне казалось, что старше он точно не мог быть.

Иначе, как бы он имел такие прекрасные волосы и такой красивый голос?

До меня донесся его тяжелый вздох.

– Вероятно, про мой возраст ты узнаешь в тот момент, когда я узнаю твой, – вновь насмешливое.

Я нахмурилась, не понимая смысла его слов.

– Можем обменяться сейчас, – какой-то теплый смех от лорда.

Мое лицо тоже посетила улыбка.

– Если вы мне прикажете, то я…

– Нет, – остановил мои торопливые слова он, – в таком случае это должно остаться тайной.

Я довольно кивнула.

– Тебя пропустят в спальню? Уже поздно, – поинтересовался он.

Я замешкалась.

– Да, конечно! Но… мне стоит пойти спать сейчас, – я поджала губы, не зная, как спросить его.

– Иди, – отпустил меня лорд, – я буду ждать тебя завтра ночью.

Я почти подпрыгнула от той радости, которую дали мне его слова. Потому поднялась быстро и с целой кучей счастья в сердце.

– В…вы придете на завтрак в… столовую? – неуверенно спросила у него.

Волнение при этом завладело всем моим существом.

– А ты будешь там? – насмешливый вопрос.

Но не давящий на меня.

– Да, милорд, – поспешно сказала я.

– Тогда тебе следует ждать, – милое настолько, что я зажмурила глаза и едва ли не полетела вниз – в последнюю секунду удержалась за один из поручней.

Тем самым заглянув вниз и увидев толстую ставню, подобную тем, что были во всех вагонах. Я даже не могла сказать – стоял лорд у окна или сидел рядом, для этого мне нужно было бы упасть на землю или заглянуть под ставню, стоя на ней.

– Я буду ждать, – шепнула я.

А после побежала озябшими ногами в старых ботинках не по размеру к концу поезда. Там меня ждала постель с уже полюбившейся пружиной, теплота вагона и мои собственные мысли, впервые за долгое время наполненные счастьем. А ещё воодушевление, потому что завтра меня вновь ждало чудо. Ещё волшебнее того, что случилось сейчас.

***

Новый день был подобен первому, что я пробыла здесь. Я вскочила на ноги самая первая, улыбнулась кивнувшей мне Мери и галопом пронеслась по вагонам. Волосы я прибирала уже на кухне, где за мной сурово наблюдала Веста, начавшая сверлить мое лицо взглядом, стоило мне открыть уже привычно тяжёлую дверь кухни.

– Господин в столовой, – сузила глаза она, – пришёл и приказал выделить ему «девушку с кухни». Вот передник, разнос и вперед, – меня ткнули белоснежной тканью в грудь, заставив отшагнуть, а в руку всучили пустой поднос, – чего застыла? Неужто он звал кого-то другого?

Я мотнула головой. Затем вперила глаза в рюшечный фартук, впилась побелевшими пальцами в металлическую поверхность и опустила глаза к полу.

Вмиг вся моя решительность улетучилась под ещё неосветлённые солнцем облака, чтобы исчезнуть где-то там, где верит в мою душу Всезнающий, и наблюдают за сомнениями мама и бабушка. Губы задрожали. Сердце в этот раз не колотилось, как бешеное, но и не замирало, трепыхаясь где-то в груди.

Кухонная дверь громыхнула – в вагон вошла Шага. Я почти прокусила губу.

– Милорд приказал накрыть ему на стол, – я протянула ей всё, что было выдано мне, а после того, как она кивнула и забрала, добавила, – расскажешь мне, как он выглядит?

Она неуверенно кивнула, забегала глазами и была отвлечена шипением поварихи:

– Ох и достанется тебе, Лушка, – женщина уместила кастрюлю на печи, – знаешь же, что тебя ему надо, так чего трусишь? Сама полезла – сама и выбирайся! Ум то в напёрсток поместится!

Я вжала голову в плечи. Но промолчала, пойдя набирать крупу в мерную чашу.

– Чего сама не пошла, раз интересно? – не удержалась Шага, завязывая за спиной шнурки передника.

Манки требовалось намного меньше, чем воды, потому я и начала высчитывать в голове сколько её нужно на эту кастрюлю. Мысли постоянно сбивались, но я упорно продолжала думать о каше, а не о лорде, который ждёт именно меня. Там – прямо за стеной.

В ответ ей я только пожала плечами – всё остальное было выше моих сил. Она закатила глаза, махнула на меня рукой и буркнула:

– Твоё дело, – после чего бухнула подносом по мешку с рисом у самого входа и пошла к дырявой двери напротив.

Через неё всегда проходили мужчины, направляясь в столовую. Теперь это делала Шага. Вероятно, она была самой первой девушкой, которую допустили в ту половину вагона. Интересно, а следующий тоже был занят столовой для солдат, или им хватало одного этого? Иногда подавальщики скрывались за той дверью, видимо там тоже было кого кормить.

Но главная мысль всё же была о лорде, которого сейчас сможет увидеть Шага, суетливо проскользнувшая за дверь и давшая сигнал мне – я даже бросила мерную чашу в мешке, припустив к выемке для подачи блюд. Колени бухнулись о край двери, немного проскользив по полу. Глаза уперлись в пустую комнату, меж столов которой – ровно посередине, шла новая подавальщица. Бантик на её спине болтался кривыми хвостиками, но не путался в складках платья – в отличие от тощей меня, Шага была приятной внешности и имела хорошую фигуру, потому платье на ней разгладилось и выглядело не как серый мешок.

– А кто будет работать? – Веста добавила в свои слова совсем каплю ворчливости, – твоя дурость до добра не доведёт, Лушка. Помяни моё слово. Что за девка? Как на крышу лазать, так она тута, а как по-человечески выйти, так она улизнула, да подглядывает!

Я направила взгляд к столу неподалёку от входа и замерла. Светлого хвостика волос теперь не было и в помине: только высокий чёрный воротник плаща, ограждающий мой любопытный взор и тот, что прилип к полу от Шаги. Она не смотрела на него и секунды, прежде чем встать рядом, поклониться и опустить голову вниз.

– Как твое имя? – почему-то спросил лорд.

Но дело было совсем не в этом – его голос был другим. Приглушенным, тяжёлым и более тусклым, будто… имел какую-то преграду.

– Шага, господин, – она вмиг вскинула взгляд и на пару секунд замерла в нерешительности и, кажется, непонимании.

В это время я заметила, как даже под плащом напрягается спина лорда, как медленно поворачивается его голова к ней и как бледнеет находящаяся в ужасе девушка.

– Мне нужна вторая… девушка, – он заставил отшатнуться её взмахом полов собственного плаща и поворотом всего тела сюда, – где она?

Донеслось до меня это уже тогда, когда я, не успевающая улизнуть от окошка в сторону, упала на спину, почти задыхаясь от переживаний.

– Г…господин… я… – не знала куда себя деть Шага.

– Луана, – то ли позвал меня, то ли назвал моё имя для подавальщицы он, – пусть подойдет она.

Я слышала шуршание, которое сообщило мне, что мужчина отвернулся, а я сама вновь села и усердно замахала головой, чтобы она сказала ему, что меня нет. Что угодно, только не идти к нему!

– Она… – правильно поняла меня девушка, но найти нужных слов не смогла.

Потому ей помогла Веста, нагнувшаяся к окошку, у которого замерла я:

– Лушка хворает сегодня, господин. Её нет на кухне. Мне поднять её с постели, ваше превосходительство? – её ложь таковой не казалась.

Словно бы она и не выгораживала сейчас мою трусость и глупость.

Тишина насторожила нас обеих, глядящих друг другу в глаза и словно разговаривающих без слов. Я слышала её молчаливое ворчание, а она мое тихое оправдание. И я готова была броситься к ней с благодарностью, чего не делала и не желала никогда до этого момента.

– Не стоит, – насмешливое, – ей нужно выздороветь до вечера. Иначе мне придётся узнать о её благополучии самостоятельно.

Тон был странным. Будто и с тем самым смехом, которым он сопровождал весь наш вчерашний разговор, но и с жесткими нотками приказа. Будто хотел напугать меня сильнее.

– Я расскажу ей ваш приказ, господин, – выдохнула спокойнее Шага, – я эмм… что мне вам… принести, ваше пре… ходи…

Под конец она запуталась окончательно и вжала голову в плечи, думая о своей провальной попытке повторить слова Весты.

– Накажет же, дура! – прошипела мне повариха, – без руки аль без жизни хочешь остаться?!

Я замотала головой.

– Ничего, – услышала я от мужчины, – я дождусь выздоровления моей официантки.

Шуршание плаща – он сперва откинул его в сторону, а затем поднялся на ноги, посрамив в росте задравшую голову Шагу. Несколько шагов от него она пятилась в нашу сторону, чем немного пугала, а после, когда лорд направился к выходу, замерла, крепко сжимая пальцами спинку стула.

– Завтра вечером нас ждёт остановка для дозаправки, – когда мужчина уже коснулся ручки, он неожиданно развернулся, вновь распугав нас с Вестой, – наймите новую девушку – Луана больше не входит в кухонный штат.

Я застыла. Даже сердце остановилось.

– Г-господин! Вы меня увольняете?! – воскликнула я, находясь в полнейшем ужасе.

Я даже дернулась к окошку, чтобы увидеть его, но уперлась взглядом в ту же закутанную в плащ спину.

– Мгновенное выздоровление, – донеслось до меня насмешливое.

Однако, он не обернулся. Легко отворил дверь, шагнул в межвагонье и исчез за толстой тяжелой створкой.

– Точно сдурела! – сразу же завопила повариха, – кто ж с тобой так долго возиться будет, пустоголовая?! Ишь чего выдумала – с самим господином пререкаться! Того и гляди без головы останешься!

Поднималась с пола она тяжело, в какой-то момент я даже протянула ей руку, по которой она с размаху шлепнула, и сама же зашипела от боли.

– Где ж ты такая отыскалась?! Дурища дурищей! Да ещё и наглая, когда не надо! Все дни со мной молчала, а тут – на тебе!

Я вжала голову в плечи, чувствуя собирающиеся на глазах слёзы.

– Чего ревёшь? – повариха дохромала к кастрюле с исходящим от закипевшей в ней воды паром, – не выгнал он тебя и ладно! Так бы Мери сказал, али мне. А так… в личные слуги переведёт, иль сразу в любовницы!

Она даже не стала смотреть, какое впечатление произвела на меня своими словами. А я была в таком ужасе, что в глазах едва не темнело. Тело всё казалось холодным, как при ознобе, и мягким, как разваренное в воде дерево.

– Я н-не… не хочу, – прошептала я, оседая на пол.

Дверь хлопнула, в кухню вошла Шага.

– Эй! Ты чего?! – воскликнула она в тот момент, когда Веста уже плеснула мне в лицо холодную воду.

– Зачем лезла, если не хотела в любовницы идти?! – заворчала женщина, – до чего дура, а!

Я поднялась с пола, боясь получить очередной ковш воды в лицо и стряхнула её с кожи. А после направилась продолжить свои дела, пытаясь успокоиться.

– Это ты правильно – пока не найду тебе замену, сиди тут! – всучила ложку мне она, – а где ещё одна?! Где её черти носят, уже скоро приходить начнут, а её все нет! Шага, а-ну марш за этой бесовкой!

Девушка вылетела из кухни, припустив до спальни. Мы же остались вдвоем.

– Мешай сильнее – так всё пригорит! Будешь сама всю кастрюлю есть!

Я последовала её словам.

– А насчёт господина, то кто ж его знал, что он с тобой говорить даже станет! Досель девушек не любил, а тут… чем только приманила его?

Я пожала плечами.

– Он не видел меня ещё, – шёпот, – а если бы увидел, то не стал делать… этой… – я замялась и покраснела.

– Ясно дело, – буркнула она, – не стал бы! На тебя без слёз то и не взглянешь совсем!

Я кивнула, подтверждая её слова.

– Ну, – она вновь увидела мои слёзы, – да не реви ты! Если не видел, то и трогать не будет, – поразмыслила она, – а коли будет, то не какой-то мелкий служачок, а сам лорд! Поняла?

Вновь кивнула ей, не понимая разницу. Всё равно мне будет плохо – какая разница кто.

– Эх, ты… – пробурчала она.

Вскоре пришли и остальные девушки, за ними неохотно тащились поварята. Теперь моя помощь стала не нужна, и я отошла к окошку для подавальщиков. Мысли в моей голове роились, как пчелы. Невзирая на весь тот страх, что был со мной всё это время, глубоко в душе я хотела чего-то подобного. Не стать любовницей лорда, но… другое? До высот жены мне, конечно, было невозможно дотянуться, но… разговаривать с ним я тоже раньше не могла, ведь так? Может и сейчас случится что-то такое же волшебное? Может быть получится обойтись без всех этих глупостей и боли? Может… всё вновь станет лучше?

Глава 5

День я отработала с тяжёлой головой. Лорд так и не появился сегодня. Даже на ужин. Даже ненадолго. И это вселяло в душу непонятные чувства – хотела я или не хотела, но в следующий раз мне придется выйти к нему. Веста права, я была виновата сама, пусть и не понимала, что может произойти. Это было глупо, но могла ли я считать себя умной?

Шага не ждала моего вопроса о лорде. Стоило нам приняться за завтрак, и мне поведали всё в красках, хоть и достаточно простым языком. Лорд был в маске, как и догадывалась я сама – даже край лица не виднелся сквозь неё. От сокрытого плащом с воротником подбородка, до стянутого капюшоном лба, маска была сплошной преградой. Глаза мужчины она не разглядела, оправдываясь тем, что испугалась всей этой конструкции. Да и кроме страха она ничего и не поняла.

Это слегка разочаровало меня, ведь если немного поразмыслить, то так он подготовился именно ко встрече со мной. Зачем вообще прятать лицо? Неужели все эти слухи были правдивы? Странно, что они были совершенно противоположны. Божественно красив он или же наоборот – баснословно уродлив, я не знала. Загадочным оставалось то, что в те дни, когда он приходил до этого, его голос был обычным, таким, какой я слышала на крыше. Значит при солдатах и офицерах маски он не носит. С другой стороны были слова Весты о том, что видела она его только в маске, как и все. Значит, он выходит из своего поезда или из комнат. Но почему тогда скрывает лицо? Ведь если бы он был так страшен, то наверное солдаты пугались бы его. Или нет?

Так или иначе у меня уже не было, и сразу после того, как повариха отпустила нас всех спать, я проскользнула на крышу.

Сегодня было заметно теплее, что несказанно радовало и грело во всех смыслах. Однако, снять ботинки я не решилась – уже успела опуститься ночь, а в обед немного капал дождь, и из-за чего крыша все ещё была сырой.

Шла я медленно и оттягивая момент.

Страх, вызывающий воодушевление – мне казалось это самым небывалым чувством из всех возможных.

Села и вытянула ноги я с приятным ощущением внутри. Он считает меня ребенком, ведь так? Я вмиг вспомнила его прошлые слова, потому и поняла, что любовницей никто меня не сделает. Я ребенок, а значит мне следует оставаться таковым достаточно долго, хотя бы для того, чтобы не попасть в неприятности.

А если я ещё не выросла, значит у меня могут быть глупые вопросы? Он разрешал мне задавать их вчера, и это многое значит.

– Милорд? – позвала я.

– Я здесь, Луана.

Мне от его обращения стало как-то некомфортно, будто моя безопасность закончилась в момент произнесения моего имени.

– Я могу называть тебя Лу, как остальные? – он дождался моего тихого согласия, – замечательно. Я жду свою песню.

Это вызвало на моём лице улыбку.

– Похожую на первую, господин? – поинтересовалась я.

А всё потому, что он даже не упомянул ситуацию в столовой. Это очень радовало.

– Какую пожелаешь, – как-то беспристрастно ответил он.

Я напрягла ум и закусила губу. Наверное, это был мой шанс.

– Только она короткая, – предупредила его.

Руки сжали подол платья от волнения.

– Я буду рад любой, – совсем холодное.

Но я не обратила на это внимания, вспоминая строки и плавный мотив:

Восемнадцать веков тишины,

Покрывающей шрамами страха.

Я играла с судьбою в ноли,

Остановкою стала мне плаха.

Я хотела бы видеть те сны,

Что позволили мне вмиг растаять.

Говорят, все они так дурны,

Что не стоит и мне о них чаять.

Анаграммою стал мне батистовый мед,

А презрением капелька злата.

Я желала увидеть однажды восход.

С эшафота увидела. Клята.

– Это намного лучше, – немного улыбчивое от него, – но… батистовый мед – это метафора?

Я застыла в непонимании.

– Д-да, милорд, – попыталась выглядеть умнее я.

– Забавно, – усмехнулся он, – могу лишь сказать, что автор – крайне тяжёлая личность.

Мои брови сошлись на лбу.

– Почему? – я подалась вперед и впилась пальцами в поручень напротив.

– Уныние – едкая черта характера, – до меня донеслись шаги.

Кажется, лорд подошёл вплотную к окну. Я не выдержала:

– А если он был вынужден унывать? – я взметнула глаза к небу, – что если вся его жизнь была настолько уныла и тяжела, что другие – яркие мысли он старался отдавать другим?

Он задумался.

– А сейчас? – неожиданный вопрос, – сейчас автор не унывает?

Глаза переместились к проносящемуся мимо полю, а улыбка посетила лицо сама.

– Думаю, нет, – я вгляделась во мрак ночи, – сейчас он находится на распутье.

Мимолетная тишина и прозорливый вопрос от лорда:

– Распутье эмоциональное?

Я пожала плечами.

– По большей части да, но… ему страшно, – закушенная губа, – и сложно. И радостно, и одновременно непонятно, как поступить дальше.

Минутное промедление, пока до моих ушей доносился только мерный стук колес, а после спокойные слова:

– Ему стоит быть беспечнее – тянущие эмоции призывают лишь подобные им.

Его совет был хорошим. Правильным и мудрым. Не знаю, ощущал ли он сейчас разницу между нами, но для меня она практически исчезла. Он казался мне самым честным и открытым во всём многообразном мире, будто другие люди даже до носков его сапог не могли дотянуться.

– Полная беспечность тоже не… – начала было я.

– Никто не говорил о полной беспечности, Лу, – донеслись до меня прохладные, не терпящие возражения слова, – тот, кто не осознает меру, не может называться человеком вовсе.

Он был строг. Настолько строг, что это восхитило меня, а не отпугнуло, как должно было.

– М-мне кажется, что такого человека можно попросту назвать глупцом, а не…

В ответ мне раздалась усмешка.

– Глупцом? Не имение меры ведет за собой бесконтрольность. Бесконтрольность всегда связана со слабостью. Слабость – удел того, кто сдался и не смог обратить своё бессилие в стремление.

С этим я была не согласна. Но возражать не стала бы в любом случае. А лгать я умела достаточно хорошо.

– Думаю, вы правы, господин, – палец прошёлся по влажной поверхности крыши, чертя на ней короткую кривую полосу.

– Оушен, – произнес он, – если ты дала мне разрешение называть тебя по имени, то и ты вправе так поступать. С титулом всё сложнее, потому даже по-дружески тебе следует обращаться на «вы» – большего я позволить тебе не в силах, – несколько секунд между нами стояла тишина, – я уточнил на тот случай, если ты кхм… упустила этот момент из своего образования.

Не упустила – я о таком даже не задумывалась. Более того, в моей голове никак не укладывалась мысль о том, что лорда можно было называть по имени, а не привычно для таких, как я, с трепетом и…

– Я могу считать вас своим… другом? – не поверила ушам я.

Снизу раздался тихий смех.

– П-правда? Но только я никак не смогу вас… по имени… – я почти задохнулась от трепещущего в груди сердца.

– Ты – сама непосредственность, Луана, – довольно сообщил он, – к слову, кто наградил тебя этим именем? Если ты утверждаешь, что жила в деревне и носила статус крестьянки, то очевидно ты лжешь.

Палец застыл рядом с поручнем, я замерла равно ему.

– Бабушка, милорд, – ответила я, – она услышала его от одного замкового слуги, который приехал к ней за настойкой для своей госпожи.

Мужчина внизу будто исчез – от него не доносилось ни звука. До момента через половину минуты, когда снизу послышалось немного злое:

– Я сообщил тебе о том, как ты должна обращаться ко мне.

– Простите, м… простите, – поспешно выдавила я.

Но так и не смогла назвать его имя. Слишком силен был страх, вколачиваемый в меня с самого детства. Наш местный граф обожал прилюдно наказывать тех, кто посмел оскорбить его чем-то. А таковым для него считалось очень многое.

Сейчас же мне предлагали поступиться тем, что вдалбливали мне под угрозой смерти.

– Я не отстану, пока ты этого не сделаешь, – попытался мягко потребовать он.

Но я поняла, что это было лишь попыткой.

– Господин Оушен, – выдавила я.

Из вагона до меня донесся хмык.

– Без «господин».

Я кивнула самой себе.

– Как скажете, эм… Оушен, – вышло у меня тихо.

И особенно вымученно.

– Прелестно, – он, кажется, скрывал свой смех, – твоя «болезнь» сегодня в столовой была спровоцирована тем же смущением, что и сейчас?

Я нахмурилась.

– Смущением, гос… ми… кхм? – я даже закашляла лишь бы не вынуждать себя говорить снова.

Мой хитрый план был встречен его тяжелым вздохом, а после словами:

– Хочешь сказать, что дело не в нём?

Я кивнула. Лорд это понял.

– В чём же? – он показался в моём воображении «с горящими глазами», когда произносил этот вопрос.

У него был воодушевленный тон. Не хотелось портить его своим ответом.

– Простите, Оушен, – каким-то чудом я смогла назвать его по имени, – но это страх.

С минуту мы пробыли в тишине, пока её не прервал лорд:

– В мои планы не входило пугать тебя.

– Нет! Вы не поняли! – попыталась оправдаться я, – я как бы боюсь не вас, а ммм… само осознание, что разговариваю с вами!

Вышло с каким-то сомнением, но достаточно громко и воодушевленно.

– Само осознание, – повторил он задумчиво, – это… странно. Мило, но странно.

Я могла списать его слова на то, что мы с ним, как ни посмотри, но были из разных слоёв общества, потому я, например, тоже часто не понимала его слов и действий.

– И никак не умоляет твоего поступка, – добавил он с легким укором, – полагаю, в следующий раз тебя не сломит эта или иная «болезнь».

Я не смогла удержаться от смущенной улыбки.

– Не сломит, – сказала утвердительно.

– Я рад, – подобный мне тон.

Мой взгляд стремился в темноту ночи, подмечая пробегающие мимо редкие деревья. Я насчитала пять, прежде чем решилась задать вопрос:

– Сегодня вы… я… мне стоит идти в другое место утром? Не на кухню? – прошептала я.

Затем выдохнула, как после плача, и сжала плечи руками – воздух будто стал прохладнее.

– Я пришлю за тобой слугу, – безразличным тоном ответил он.

Это показалось мне знаком, ведь если ему нет дела до такого, то и есть вероятность, что мне можно будет ничего не менять.

– Я могу попросить вас оставить меня на кухне? – смело задала вопрос я, а после спохватилась, – Оушен.

После первых слов лорд промолчал, но стоило мне добавить его имя, как он рассмеялся, находясь при этом практически у самого окна – я слышала всё отчетливо.

– Это из-за страха или ещё по какой-то причине?

Я пожала плечами.

– Мне очень понравилось работать на кухне, – честно поведала ему я.

– Здесь будет лучше, – произнес он.

Но так, будто сомневался в собственных словах. От него я слышала такое впервые.

– Как прикажете, милорд, – расстроилась я.

Мужчина постучал пальцами по стене. Или столу. До меня донесся едва слышимый перестук.

– Оставайся, – милостиво дал дозволение он, – полагаю, тебе удобнее разговаривать со мной подобным образом, – намекнул он на крышу и меня на ней.

– Да, гос… Оушен, – вновь сбилась я, – а вас… вам нет?

Он хмыкнул.

– Мне нет разницы, – сообщил он.

И мы промолчали. Мне казалось, что он так же, как и я, желает многое сказать, но или не решается, или не хочет показаться в невыгодном свете.

– Могу ли я спросить? – вышло очень неуверенно.

– Да, Лу, – ответил он.

Я поджала губы и собралась с силами.

– Какого цвета у вас глаза?

Про маску я спрашивать не решилась, потому как это было бы совсем нагло, а так… не откажет же он мне в простом вопросе?

– Тебе пора спать, – холодные слова.

Я бы сказала леденящие. Я вздрогнула, нахмурилась сильнее чем прежде, а после поднялась на ноги.

– Простите, господин, – шепнула я, – спокойной ночи.

И рванула по крыше к люку, гонимая не столько ветром, сколько гнетущим непониманием. А что, если бы я спросила про маску? Он бы тогда поднялся и убил бы меня?! Шутка, конечно, но наказал бы точно.

Спускалась я в замешательстве, потому чуть не упала с лестницы, прежде чем спрыгнула на пол и застыла, держась за одно из креплений – в вагоне горел свет.

Оборачивалась я быстро, боясь, что мне влетит, а я даже не узнаю от кого. Ко всему прочему, самым страшным местом для наказаний была для меня именно спина. Потому что по ней обычно и били.

– Ты не должна была туда забираться, – с укором сказала мне Мери.

Она стояла со скрещенными у груди руками и сверлила меня взглядом так, будто я что-то украла.

– Веста рассказала мне про господина, – вышло у неё строже, чем обычно, – он велел проводить тебя до его личных вагонов утром.

– Уже, не… – начала было я, но никто слушать меня не стал:

– Можешь идти спать, – она сузила глаза, – завтра не убегай, а сразу подходи ко мне. Поняла?

Спорить с ней я не стала. Может господин ещё просто не отдал приказ? А после моего вопроса…

Я вмиг испугалась и кивнула женщине. После чего развернулась и пустилась бежать до самого последнего вагона, где нырнула в темноту и прокралась к своей пружине. Слёзы догнали меня уже там.

***

Утро началось вяло – я сомкнула глаза не раньше, чем за час до побудки. Но давило на меня не это, а то, что я его прогневала. Мне казалось странным, что в этот раз я не испытывала страха, но одновременно чувствовала дискомфорт, будто… вину.

Так или иначе, но с этого момента я зареклась больше не задавать глупые вопросы. Если я, конечно, теперь смогу вести с ним разговоры.

Лорды мне казались крайне обидчивыми и ранимыми. Все известные мне, кроме него. Оушен и в самом деле был другим: прекрасным, как полярная звезда. И холодным, равно ей же. Недоступным, загадочным и волшебным. Словно вышедший из сказки принц, которому хотелось отдать сердце, зная, что он поступит благородно даже если не найдет ответа в своем.

Я жалела только о том, что сама не была принцессой. Он хотел видеть во мне кого-то пусть и не равного себе (до него всем было далеко), однако хоть чуточку подобного. Я же была простой. Не такой хорошей и ладной, как Золушка, и совсем далёкой от принцессы.

Я могла лишь слушать его необычайно завораживающий голос, произносящий правильные и мудрые мысли, и радоваться открывшейся возможности – мне несказанно повезло быть рядом.

Ноги свесились с кровати медленнее, чем обычно. Я всё ещё помнила слова Мери, раздающей сейчас приказы уборщицам, в свою очередь принимающим смену у других. Раньше я не видела этого, убегала сразу на кухню, боясь остаться здесь на подольше.

– А ты чего сидишь? – спросила подошедшая к моей кровати Нюра, – тоже уволили, да? Так я не сомневалась! Куда пойд…

– Госпожа Луана? – в вагон вплыл мальчик лет десяти, приблизился к управляющей и оглядел всех замерших присутствующих.

Он принадлежал к высшим слугам – это было видно по вышитым серебряным вихрям на сюртуке и штанишкам до середины голени. А так же по белоснежным гольфам и аккуратным туфелькам на небольшом каблучке.

– Э-это я, – слазила с кровати я быстро, не желая воровать у мальчика время.

– Милорд дозволяет вам остаться на кухне, – деловито произнес он, отчего я застыла на половине пути, – как вы и просили. С этого дня вы повышены до второго повара и вам разрешено передвигаться по средней части поезда.

Воздух из лёгких выбило.

– При необходимости вы можете обращаться ко мне, госпожа, – он говорил немного с трепетом, – и ещё: милорд передал вам свои извинения и сообщение о том, что он прибудет только к позднему ужину.

Он поклонился находящейся в странном чувстве и спросил:

– Я могу идти?

Я, собрав силы, кивнула ему и услышала в ответ:

– Доброго дня вам, госпожа.

После чего он удалился, оставив меня и остальных в смятении, и даже не знаю кого больше – меня или Мери, с которой мы теперь были на одной ступени власти.

– Я п-пойду, – решила отчитаться я, а после склизнула по вагонам до кухни, будто бы мой новый статус побежал за мной, разнося эту весть всем вокруг.

В нужном вагоне я стояла и пыталась отдышаться, пока Веста смотрела на меня с укором. Мне он показался заслуженным.

– Проспала ты что ль? – она заглянула в кастрюлю на плите и начала ругаться уже на её содержимое, – бесовщина, честное слово! Почто ты пригораешь сегодня, матерь господня?!

Отвечать на её вопрос я не стала, тем более никого из остальных ещё не было, и мы с поварихой были одни. А она, кажется, вообще ничего не знала. И это было замечательно!

Потому я прошла к ней и принялась за привычные дела, которыми занималась каждое утро каждого прошлого дня.

– На! – она сунула мне в руку черпак, – теперь твоя забота – следить за ней! Иначе я её… чего так глазищи раскрыла?

Женщина даже шаг назад сделала, будто испугалась. С её хромотой это выглядело забавно, а с извечно нахмуренным лицом вызвало у меня улыбку.

– У тебя хоть мордаха округлилась, а то была… – она прошла дальше по своим делам, в то время как я подошла к манке и долила туда ещё молока из бидона рядом, – тростинка с глазищами! – она показала ладонями размер моих глаз и схватила вторую кастрюлю для варки яиц, – недокормленый ребенок. Слыхала, кстати?

Я отняла глаза от своего варева и качнула головой, напряженно всматриваясь в её прерывистые резкие движения. Мне казалось, что сейчас она обвинит меня в том, что я поступила нечестно.

– Нюрку то выперли! – она усмехнулась, – как я и говорила. Мери не верила, а… погодь! А ты… должна была же… а лорд то… – она уставилась на меня пронзительно, – я же видела мальчишку из высших сегодня. Отказалась?

Теперь она действительно смотрела с осуждением. Я поджала губы и кивнула, отдавая своё внимание чему угодно, только не ей.

– Ну и дура, – буркнула Веста.

Чем вызвала у меня в душе недоумение. Не она ли сама говорила мне, что я лезу куда не следует? А теперь…

– Почему уволили Нюру? – поинтересовалась я.

– А ты как думаешь? – вскинула глаза ко мне она, – шлялась по мужикам. Мери её даже в вагоне ихнем поймала пару раз ночью! – она махнула рукой на моё беспокойство, отразившееся на лице, – да не бери ты в голову! Ничего ей не будет, даже деньги за все дни заплатят! Да и не одна она идёт.

Последняя фраза была произнесена со смешком.

Я внимательно и с нетерпением ждала продолжения.

– Говорила я тебе с тем подавальщиком не шушукаться, так он другую дуру себе нашел! – огорошила она меня.

– Уил? – переспросила я.

– Откуда мне знать? – она отвлеклась на открывшую вагонную дверь Шагу, – ой, копуша! Шевелись резче, да ноги передвигай! Иначе мы ничего не успеем! И так сегодня повезло нам – день остановки. Солдаты обедают в городе. Иначе бы точно отправила тебя следом за Нюркой!

Я стояла хмурой глыбой льда, пытаясь отделить одну новость от другой.

– Мы будем останавливаться? – радостно переспросила девушка, – и сможем пойти в город?

Тут мои мысли остановились на подобном ей волнении и воодушевлении.

– Ишь чего захотела! Город! – ворчливо заметила Веста, – кто тебя отпустит то в него?! Да и банный день сегодня! Точно дурная голова покоя тебе не дает!

Мы с Шагой переглянулись и затихли, думая, кажется, об одном: что за банный день? Я всё это время даже не задумывалась о том, как мы будем мыться – в Эшелоне был только вагон с туалетом, даже таза для умываний предусмотрено не было. Что говорить, никто из всего женского вагона на ночь не снимал платья, в то время как я дома обычно оставалась в рубашке чтобы не портить одежду. Это показалось мне неприятным сначала, однако потом я нашла в этом некоторое удобство. И смирилась. Хотя без умываний каждое утро было непривычно.

Завтрак прошел в спокойствии – никто ничего мне так и не сказал, хотя, когда пришли поварята, то все они косились на меня, не понимая, что делать. Они слышали наш утренний разговор с тем слугой, потому и вели себя молчаливо, боясь сказать что-то лишнее. Мне повезло с тем, что этого не слышали Шага и Веста – это стало спасением от неудобных разговоров.

Стоило закончиться завтраку и уборке на кухне, как повариха объявила сборы. Нас подвели к тому самому большому шкафу с одеждой в отдельном вагоне, где Мери выдавала чистые комплекты. Толпа здесь была не такой большой, как я думала, потому что те, кто получили своё платье или костюм, выходили в служебную столовую, где и рассаживались по местам. Всё было достаточно просто, до того момента, пока к управляющей не подошла я.

– Тебе уже принесли новый, – она сунула в мои протянутые ладони сверток и хмыкнула, оставив в моей душе неприятное ощущение, – жаль, что ты не ушла к высшим – там бы тебя уже порвали.

Меня даже передернуло от её слов, настолько они были неожиданными и неприятными. Я опустила голову и отошла, пропуская недоумевающую Весту.

– Туфли, – бросила мне вдогонку Мери.

А после сделала шаг и практически толкнула ещё одним свертком в грудь. Я отшатнулась, холодея внутри.

– Сдурела, Мери?! – закричала Веста, – как с дуба рухнула! Чего на тебя нашло?!

Я уже шагала, сжавшись к двери, когда мне в спину прилетело:

– На меня нашло?! – управляющая почти вопила, – знаешь же, как ненавижу… девок! А эта…! – она что-то тихо прошипела, что я не услышала сквозь неприятный гул голосов вокруг, – моли господа чтобы тебя не уволили из-за неё!

Вагонную дверь я открыла со струящимися по щекам слезами. Сквозь них я не видела практически ничего, потому и очнулась только в тот момент, когда врезалась в кого-то и резко отпрянула, пробормотав короткое «Извините, пожалуйста».

– Лу, ты в порядке? – придержал меня за локоть Джеки, – сядешь со мной? Пошли.

Он потянул меня к двум пустым местам напротив хмурых Нюры и Уила. Села я, вытирая набежавшую влагу и пытаясь смотреть в стол перед собой.

– Мери – гадина, – произнесла девушка, – гадюка! Вечно ядом брызжет на всех!

Отвечать ей я не стала – не в моих правилах было кого-то обзывать. К тому же, я не хотела считать управляющую плохой. В какой-то степени она была права.

– Ты это… – решил тоже высказаться Уил, – не реви что ли.

Тут я кивнула, пусть глаза и не подняла. Было стыдно осознавать себя самой собой. Даже появлялась мысль сбежать на этой остановке.

– М-может оставишь меня, а? – неожиданно спросил мужчина, – я ж к тебе, как это… по-хорошему…

Его рука потянулась к моему лицу, отчего я даже опешила.

– Возьмешь на кухню и всё, – заставил вскочить меня он, – ты чего?!

Я не знала, что ему сказать – только пятилась, смотря на него расширенными глазами.

– Лушка! – схватила меня за руку Веста, – чего ты рядом с этим окаянным забыла? Пойдем-ка, разговор есть.

Она развернула меня, прилагая немного силы, а после подвела к столику, где уже сидела Мери. Мне пришлось очнуться и протиснуться к окну.

– Ну, давай! – скомандовала повариха.

Как оказалось, не мне:

– Прости, – выдавила управляющая, – мне показалось, что ты специально.

Я качнула головой и вжала голову в плечи.

– Пойдёт, – похвалила её Веста, – у Лушки с совестью проблем нету, в отличие от этих бесстыдников. И нашёл же время, дурень!

– А чего он… – начала было Мери, но её голос потонул в длинном гудке паровоза, от которого стало как то… странно на душе.

Я вскинула глаза к окну – мы уже проезжали мимо кривых деревянных домов в два этажа, из открытых ставень которых высовывались преимущественно дети. Пару раз я даже заметила, как их оттаскивают взрослые, будто боясь, что их кто-то сглазит, если увидит.

– Я надеюсь, ты отказала ему? – вернула меня в реальность ставшая строгой собой Мери.

Я кивнула.

– Она и слова промолвить не смогла, пока этот прохиндей к ней лапу тащил! Если б не я, то задавил бы, честное слово! – проворчала Веста.

– Какой это город? – тихо спросила я, наблюдая за тем, как закончились кривые домики и началась сперва большая каменная площадь, а затем высокий деревянный настил и длинная вереница строений в нескольких метрах.

Вот они уже были красивыми – каменными и ровными, будто даже не отсюда.

– Ширис, – ответила управляющая, – небольшой городок. Я даже рада, что здесь есть баня.

Я не могла оторвать взгляда от протекающих мимо видов самого настоящего города – поезд замедлял свой ход.

– Ходи рядом со мной, – вытянула руки вперед повариха, – поймать хоть успею, – усмехнулась она.

Ещё один короткий гудок, и остановка. Моё дыхание замерло так же резко, как и весь состав. Меня дёрнуло вперед, отчего живот впился в стол.

Впереди стояло двухэтажное здание, в котором распахнулась дверь, и на платформу высыпались несколько толстеньких мужчин в цилиндрах и фраках.

– Сидим ещё десять минут! – громко объявила Мери.

Я взглянула в недоумении – впервые за всё это время.

– Сперва высаживается батальон во главе с лордом, и только после мы, – пояснила она милостиво.

Я кивнула, опасаясь даже разговаривать с ней. Она хмыкнула.

Не прошло и секунды, как мои мысли заняло совсем другое: господа в цилиндрах враз рванули в сторону начала поезда, придерживая свои шляпки. Это показалось мне смешным. Но именно так реагировали мы, когда в деревню приезжал граф – с благоговением и расторопностью.

Сердце пропустило удар.

А вскоре моя мечта сбылась – мерно, ровно и четко шагая вперед, невзирая на двух мельтешащих практически под ногами мужчин, к зданию напротив шёл лорд Эшелона сумрака. Он был затянут в чёрный непроницаемый плащ до самой земли. Голову скрывал то ли капюшон, то ли длинный отрезок ткани, такой же тёмный, как и всё остальное. Но главное – всё лицо ото лба до подбородка закрывала металлическая, будто сделанная из гладкого железа маска. Я не видела даже кончика его светлых волос, выбившейся пряди или даже волоска у маски – он будто был погребен под всем этим одеянием. Такой же возвышающийся, отстранённый и несгибаемый, как и его голос при разговоре иногда.

Через мгновение он исчез в дверном проёме, а я закусила губу. В голове поселилась уверенность в том, что я выйду к нему во время ужина. Даже не знаю от чего больше: сжигающего интереса или осознанной влюблённости в его образ, действия и в него самого.

Вскоре на платформу высыпались солдаты – их было не так много, как я предполагала, однако достаточное количество для длинного военного поезда, на котором мы и передвигались.

– Можем идти, – тихо сказалаМери, когда никого на улице видно не было, – так! – это уже для всех, – собираемся на перроне! Становимся парами по очереди и дожидаемся меня! Кто отойдет, того обратно не впущу! А вы двое – уходите сразу!

Стоило ей скомандовать, как все рванули на выход, толпясь, толкаясь и ругаясь друг на друга. Выглядело это кошмарно.

Мы трое остались сидеть, дожидаясь, видимо, когда все выйдут и освободят проход.

Так и вышло – мы пошли последние. Самым странным было сходить на высокий деревянный настил, на который не нужно было спрыгивать с высокого пола поезда. Однако, это не помешало мне помочь вечно хромающей Весте, у которой, кажется, было что-то с ногой.

Её рука была тёплой и сухой, будто у самой древней бабули, в то время как благодарственная улыбка на вечно сварливом, но достаточно молодом лице была для меня утешением.

– Ты… – запыхалась она, но была перебита стуком копыт по дереву.

Я мельком подняла глаза и вздрогнула, ощущая, как залило лицо краснотой – в паре метров от нас за узду придерживал коня сам лорд, смотреть на которого никто не решился. Мы стояли с опущенными головами и колотящимися сердцами, пока господин, видимо, рассматривал нас троих.

– Зелёные, – приглушенное через маску от него.

Мы услышали стук копыт до дощатого грузового спуска и галоп по улице вдаль, и ругань пытающихся догнать его офицеров. Это я увидела уже своими глазами – неосознанно выпрямила голову и расправила плечи.

«Зелёные» – повторилось в моей голове. На губах заиграла улыбка.

– Чего он сказал? – хмуро спросила Веста.

Я качнула головой.

– Не поняла, – вторила ей Мери.

Зато поняла я. Однако совершенно никаким образом и никогда не собиралась говорить им.

Потому что у хозяина Эшелона сумрака были зелёные глаза.

Глава 6

Город оказался захватывающим: большим, что бы не говорила Мери, полным деревянных и каменных строений с разноцветными стеклышками в окнах и с красивыми фруктовыми садами, а также мощёными камнем улочками, высокими фонарями всё с тем же светом для богатых и множеством резных вывесок. Мне нравилось идти вслед за хромающей поварихой, прислушиваться к её тихому ворчанию и разглядывать все вокруг. Единственным, что вызывало неприятные ощущения, было внимание толпы людей к нашему строю – каждый местный житель хотел поглазеть в равной степени тому, как этого жаждала я.

Поезд остановился где-то в бедном районе, как пояснила мне Веста. Мы же шли в центр, потому все чаще нам попадались разодетые дамы в платьях с турнюром (я не раз видела подобное приспособление и не могла не восхищаться тем, насколько интересно это выглядит) и с зонтиками в закрытых перчатками ладонях, джентльмены с тростями и даже одна пыхтящая и шипящая конструкция, от которой захотела сбежать только я одна – машина, как пояснила мне смеющаяся Мери. Двое мужчин ехали на ней прямиком по центру дороги, из-за чего нам пришлось отбежать к краю и остановиться, чтобы подождать, пока они проедут.

Это вызвало у меня новую волну интереса и мыслей, потому всю оставшуюся дорогу до бани я задумчиво прижимала к груди свои свёртки, теребила рукав платья и почти не смотрела по сторонам.

Дома здесь были уже богаче, несравненно приятнее и больше тех, возле которых на нас пару раз чуть не выплеснули что-то прямиком из окна. Да и людей здесь было намного меньше – будто яркое солнце полудня заставило их сбежать домой.

Сама баня мне понравилась. Но только сперва. После того, как мы поднялись по ступеням, вошли в каменное здание с колоннами и преодолели длинный коридор, Веста утянула меня и остальных к одной из стен, чтобы мы не мешали ходить работницам. Мери же в это время подошла к столу с пожилой женщиной за ним, и сообщила ей достаточно строгим тоном:

– Пятьдесят четыре человека – тридцать две женщины, двадцать два мужчины. Залог, – она вынула из кармана платья кошелек и достала оттуда золотую монету, – остальное после того, как нам выдадут принадлежности.

Женщина с оторопью кивнула и махнула рукой девушке в углу. Та в свою очередь подбежала к нам и поклонилась.

– Прошу за мной, – она выпрямилась и бросилась вперёд так, что мы с Вестой еле поспевали.

Дальше всё было быстро и не в меру отработанно – нам выдали небольшой брусочек мыла и чистое полотенце каждому (за него очевидно Мери и заплатила), после ею был внесен второй платеж, в то время как мы были разделены и отправлены в раздевалки. Тут то я и окунулась в замешательство.

Да, в доме сестры всё происходило похожим образом, и чтобы не тратить тепло бани зимой мы обычно ходили с ней и детьми вместе, однако сейчас… одна большая раздевалка с нескромно раздевающимися женщинами сперва ввела меня в ступор… Мою неуверенность Веста списала на характер, потому и махнула рукой, уходя во второе помещение. Я же раздевалась медленно, в конце решив остаться в нижней рубашке, кто бы что не подумал. Однако это было не самым страшным, потому что в общей помывочной были не только женщины с поезда, но и те, кто пришёл сюда из горожан. Очень большое количество тех, кто вводил меня в ужас одними только взглядами.

Помылась я быстро – настолько быстро я этого не делала даже в холодном пруду осенью, когда у нас не было дров на затопку бани. Волосы просушивала полотенцем уже в полупустой раздевалке, одевалась впопыхах, даже не в силах восхищаться платью с мягкой новой тканью и туфелькам на небольшом каблучке. Просто спихнула старые вещи в свёртки, заплела волосы в сырую косу и вылетела обратно в коридор, желая поскорее убраться из этого места.

Остальные начали подтягиваться через полчаса, если не позже, когда уже мнущуюся меня сверлила недобрым взглядом женщина за столом. Мери пересчитала нас, чем вызвала мое восхищение и желание попросить научить и меня тоже, а после мы удалились на улицу, где я, наконец, смогла выдохнуть спокойно. Легче мне, правда, не стало, но свежий воздух помог настроить мысли на другой лад.

– …странная… графская внучка… – донёсся до меня шёпот одной из девушек с уже построенного ряда, – …из новенькой сразу в главные…

Я даже оборачиваться не стала, понимая, что про кого-то другого говорить не стали бы. Шага, подкравшаяся рядом, подтвердила мои слова:

– Всё о тебе говорят, – наклонилась она ко мне, закрыв ладонью рот и давя странную улыбку, – ты… по слухам… – она собралась с силами и выдохнула, чтобы выпалить, – правда, что ты с самим лордом м-мм… того?

Я ускорила шаг, словно желая от неё сбежать. Однако Веста на такой разбег была не способна, из-за чего мне вновь пришлось затормозить.

– Ты язык то побереги! – зашипела на девушку всё слышавшая повариха, – да уши бесстыжие! Кто ж тебя до такого надоумил?! – она вырвала свою руку из моей хватки и обернулась, – а вы чего?! Ещё раз услышу такое, сразу выгоню! Повадились они… глупость за глупостью.

Я выдавила для неё благодарственную улыбку – вышло плохо, даже как-то криво.

– А ты чего мнёшься? – зыркнула она на меня и продолжила путь, – раз залезла в эту топь, то и выбирайся с прямой спиной! Иначе придётся и их за собой тянуть! А оно тебе надо?!

Я покачала головой, чувствуя, как щёки заалели.

– Да не бойся себя показать – иначе затопчут, – она прокашлялась и обернулась к подошедшей Мери, – ты теперь высока для них, як звезда. Вот они и будут шуметь долго. Они ж всю жизнь с тряпками в воде трястись будут, а ты… – она махнула на меня рукой и пробурчала, – и угораздило же тебя, дурная!

Мне от её слов хоть немного, но стало легче. Удручало больше всего то, что её и Мери в нашем вагоне не бывает – меня этой ночью могли практически порвать. И если они не поверили моей байке о графе в самом начале пути, то сейчас, скорее всего, никто смеяться не будет. От этой мысли на душе было одновременно тяжело и очень тепло. Льстиво горячо и как-то по злому язвительно.

Моя душа не была чистой, как наказывал Всезнающий. Она не была опрятна и нежна, как хотела я сама. Это печалило меня в минуты раздумий, какие выдались и сейчас. Однако я никак не смогла бы сделать себя не восхищающейся чем-то действительно восхищающим, не могла перестать желать для себя хорошего и не стала бы жертвовать собой, как было высечено на каменном постаменте в каждом верующем доме.

Не знаю существовал ли такой на Эшелоне, но я планировала купить свой, когда получу свои первые деньги. Я даже смогу поставить его в своем доме, когда сойду с поезда в последний раз. Ведь если отработать десять лет, то можно получить десять золотых, а этого хватит на небольшой домик в какой-нибудь деревне, где никто не буде меня знать.

Почему-то от этой мысли на душе стало тоскливо. Я мечтала о собственном доме давно. С того самого момента, как умерла бабушка. Однако сейчас мои мысли встрепенулись и унеслись в сторону господина Оушена, с нашими разговорами и моими песнями.

В моих мечтах мы прожили так целую жизнь: я – сидя на крыше его поезда, а он – храня свои тайны в собственной голове и игнорируя мой интерес. В этом, кажется, и состояло всё – я интересовалась, убегала и сердила его, но узнавала по крупицам.

Вот только кто будет терпеть меня всё это время? Когда-нибудь одинокий лорд Эшелона захочет завести жену, детей и остановиться в каком-нибудь замке, в котором у него будет целая стая собак, слуг и обязательно ковёр у печки в комнате. Кажется, она называется совсем по-другому.

Стоило нам остановиться у входа в вагон, чтобы подождать, когда поднимутся остальные, как к Мери подлетел мальчик-слуга, чтобы сказать:

– Остановка продляется до самой ночи, госпожа, – обратился он к ней, а после повернулся ко мне, – ваше место подготовлено, госпожа Луана. Мне проводить вас?

Я вновь застыла на месте от такого обращения и собиралась было кивнуть, как за меня ответила Веста:

– Сами справимся. Иди давай – не мешайся!

Он кивнул сперва мне, а после ей, а затем рванул к передним вагонам поезда, где уже через пару минут запрыгнул в ещё один вход, кажется, солдатский.

– Какой прыткий, – пробормотала повариха, потянув меня внутрь вагона.

Я вновь помогла ей забраться на ступень выше.

– Меня переселили к вам в вагон? – догадалась я.

Женщина кивнула.

– Сходи собери вещи, пока не началась готовка, – отправила она меня, – да не чеши языком с этими квакушками! Чего скажут – молчи! А я… тут постою.

Я кивнула и впопыхах побежала к последнему вагону. Там на меня смотрели все без исключений – теперь я была для них самым интересным человеком во всём поезде. Если не считать его лорда.

Вещи я собрала быстро – сграбастала платье из-под подушки и вылетела обратно. До Весты идти было недолго, как и до нужного нам вагона. Раньше я считала, что эта дверь ведёт в какой-нибудь склад или кладовку, потому что коридор здесь был узким и неприметным, однако нет – с одной и другой стороны узкого пространства «комнатки» за вагон до лестницы на крышу стояли кровати. И если с одной стороны всё было хорошо и понятно, то вторая и третья были втиснуты вплотную. Особенным было то, что пустой была именно «хорошая» одинарная кровать.

– Ну! Чего застыла?! Лушка! – попыталась подтолкнуть меня Веста.

Но она промазала мимо спины. Я успела увернуться и припустить обратно по вагонам к последнему.

Мне не было места там. И я могла бы радоваться своей удаче, но это было бы подло и неприятно для меня самой. Потому я и решила остаться на своём прошлом месте – я не заслужила таких благ. Как Мери с Вестой не заслужили стеснения в своих.

Вновь косые взгляды. Только теперь в них сквозило или удивление, или усмешка.

– Быстро же тебя прогнали, нахлебница! – раздалось шипение из угла.

Отвечать я не стала. Только положила все свои вещи обратно, собрала грязное и пошла к вагону прачечных, чтобы отнести всё, что успела замарать за эти дни.

Так и в самом деле будет лучше. Правильно и хорошо. От этих мыслей мне стало легче, потому на кухню я вошла уже с улыбкой.

***

– Не выживешь ты с этими змеищами, Лушка! – шипела в это время Веста, – и кто тебя такую совестливую родил?! Сиди, сказала, с нами в спокойствии! И не трепи всем голову, бесстыжая! Лушка, дурная!

Я подняла на неё глаза и улыбнулась.

Сегодня опять была картошка. Пальцы уже ныли от того количества, которое я почистила. Но Шага не успевала и не смогла бы успеть, а что толку повариха я или нет, если не могу ей помочь? Веста на мои оправдания плюнула ещё в самом начале приготовлений.

– Ой, несмышлёная, – вновь взмах рукой в мою сторону, – мелкая, да глупая, как дитё! Честное слово, шею тебе перегрызут! – суровый взгляд на меня, – а она лыбится! Как-никак ветер в голове твоей дурной!

Так и было. И женщина уже успела об этом догадаться. Потому что в моей голове был ветер, солнце и грибной дождик, под которым мне хотелось танцевать от счастья. А ещё океан – большой и очень глубокий, как тот, мимо которого мы проезжали в первый день моего похода на крышу. Такой же загадочный и бескрайний.

– Сегодня Джеки на подаче, – выдохнула с тяжестью Шага, – жаль, что Уила прогнали, – она косо на меня взглянула, – он был смешной.

Нож в моей руке на секунду дрогнул. Будто я была виновата в том, что он теперь не работает. Я даже не знаю почему его уволили.

– Могла бы и оставить их, – она зарделась и дёрнула губами, – они были твоими друзьями тоже.

Стыдиться мне было не за что. Но стыдно всё равно почему-то было.

– Я точно не могу такого делать, – пробурчала ей в ответ.

И была сбита тяжёлым басом Весты:

– Проветрушку и великовозрастного охальника оставить?! Никак о потолок кровати бахнулась, когда ото сна отходила?! Лушка сама чуть от него не… попала!

Странно было понимать, что женщина выбирает про меня слова. Словно я для неё была даже не дочерью, а внучкой, которую стоит уберегать от пошлостей и зла. Вот только я была достаточно взрослой для подобных разговоров. Наверное, об этом знать никому не стоит.

– Ага! – рассмеялась девушка, – да кому она нужна такая? Никто в неё «попасть» то и не захочет!

У неё был громкий, но мелодичный смех, от которого я вспыхнула, повариха нахмурилась, а сама девушка практически завалилась на стоящий рядом мешок с картошкой. После, однако, действительно завалилась, получив мокрым полотенцем по лицу от Весты. В этот момент на кухню вошёл недовольный Джеки, а за ним неожиданно девушка, из-за чего мы все застыли, ожидая пояснения.

– Мери сказала, что у нас недобор из мужчин, – сообщил нам парень, – и ещё она просит Лу побыть сегодня подавальщицей.

Я вытянула шею, не понимая по какой причине этим должна заниматься именно я.

– У тебя единственной есть допуск в мужскую половину поезда, – добавил он.

Я выдохнула и кивнула, поняв насколько всё было очевидно.

– Ох и достанется вам с Мери за это, – протянула Веста.

– Почему? – непонимающе оглядела её я.

Женщина села на лавку, вытянула ноги с кряхтением и ответила:

– Ты теперь повар, Лушка. Тебе и так за то, что дурью маешься, достанется, узнай лорд об этом! Точно получишь оплеуху!

Я закусила губу и уставилась в пол. А после пожала плечами и вернула своё внимание к картошке.

– Он придёт поздно, а тогда уже никого не будет, и Джеки справится один, – быстрый взгляд на каждого присутствующего, – господин просто не узнает.

Веста вновь нахмурилась. Остальные безразлично отвернулись.

– Попадёшься! Как есть говорю, попадёшься, – начала ворчать повариха, – аль придёт рано, аль сама проговоришься.

Я улыбнулась ей и прошептала:

– Он добрый, не станет наказывать.

На этой фразе на меня взглянули с интересом все трое. Я же замолчала, чувствуя себя так, будто раскрыла чужую тайну.

– Как знаешь, – буркнула Веста.

И отвернулась от меня к печке.

– Передник, – протянула мне свой вторая девушка и смущённо добавила, – будет нехорошо, если ты замараешь платье.

Я улыбнулась ей, чувствуя себя благодарной.

– Правильно, – усмехнулся Джеки, – она же тебе почти жизнь спасает! Того и гляди коленки от страха подкосятся!

Он рассмеялся и отправился к двери столовой. Я в этот момент подвязывала передник сзади, рассматривая его на фоне прекрасного нового платья. Он казался мне даже не из другого времени – из другого мира.

– Поднос не забудь, – напомнил парень, и я кивнула и бросилась к стене, на которой они висели, – не беги пока, никого ж нет ещё.

Я кивнула ему, но всё же успела схватиться пальцами за дверь. Это было странно – до этого момента я ни разу не была за ней, хоть и могла наблюдать за столовой со стороны. Сейчас я ощущала себя той, кто нарушает сразу сотню немыслимых правил, одновременно чувствуя свою исключительность. Наверное, это было плохим знаком.

Здесь было всё так, как я могла наблюдать из окошечка, в котором теперь виднелась голова Шаги. М-да, было бы странно, сделай я шаг и произойди здесь резкая перестановка или появись здесь господин Оушен без маски и с очень недовольным выражением лица.

– Странно так, – сел за один из столов Джеки, – почему именно ты? В Эшелоне столько девушек более… открытых, а лорд выбрал именно тебя.

Я поджала губы.

Никто меня не выбирал – я сама полезла куда не следует. А потому пожала плечами и подошла к стене, чтобы опереться на неё и уставиться в противоположное окно.

– Чем ты отличаешься от других? – продолжили сыпаться ненужные вопросы от него, – чем ты такая особенная?

– Ничем, – посмотрела на него прямо.

Он хмыкнул. И отвернулся от меня. Сделал он это как раз вовремя, потому что через секунду дверь открылась, и в столовую вошли первые солдаты. Взгляды их останавливались на мне и задерживались в удивлении, пока они шли к столам.

– Смотри внимательно, – Джеки остановил меня жестом и приблизился к мужчинам, всё ещё сверлящим меня взглядами.

Он подкинул поднос в воздухе, сделал уверенный шаг к ним и вопросил:

– Чего желают господа?

Пятеро мужчин даже откинулись по спинкам кресел, чтобы Джеки не загораживал им обзор на меня.

– Плохи дела, – донеслось до меня от Весты, стоящей у двери с той стороны.

– Мы желаем девушку, – с похабной улыбкой сообщил парню солдат, – пусть обслужит она.

Джеки если и растерялся, то виду не подал.

– Ей нужно посмотреть и научиться…

– Сами научим, – перебил его ещё один, переглянувшись с первым.

– Но…

– Не услышал? – исподлобья уставился на него второй.

По коже пробежались мурашки.

– Лу, заходи! Живо! – рыкнула на меня повариха, уже открывая дверь.

Однако я неожиданно даже для самой себя практически побежала вперед, попутно удивляясь собственной смелости.

– Ч-чего желают господа? – с заминкой и очень тихо повторила я то, что изначально сказал Джеки.

Последний остался стоять рядом, будто меня сейчас могли убить, а он бросится защищать. Мне кажется, что причина том, что он боится получить от Весты, если этого не сделает. Это вызвало нервный смешок. Хорошо, что едва заметный.

– Присядешь? – похлопал по свободному стулу один из солдат.

Хлопнула входная дверь – прибыли ещё мужчины. Меня это покоробило сильнее.

– Нет, господин, – поджала губы я, – мне стоит п-пойти к другому столику.

После чего развернулась и встретилась глазами с толпой похожих мужчин.

– Девушка? – ещё один удивленный вопль, – ну иди, раз ты сегодня с нами!

Шла я на совсем не гнущихся ногах, страх был подкреплён ещё одним хлопком двери. Народ прибывал, а у меня всё внутри было напряжено от страха.

– Марк, ты сегодня у девчонок был, оставь мне хоть кусочек! – раздалось от столика Джеки.

– Обойдёшься! – сквозь хохот тех, к кому шла я.

Я остановилась ровно напротив самого крикливого и гогочущего.

– Чего желают господа? – обречённое от меня.

В ответ мне раздались едкие смешки.

– Юной госпоже следует удалиться в свою часть поезда, – прохладный голос от двери.

Это был офицер, безразлично прошедший мимо меня и севший напротив окна.

– Я не могу, господин, – более спокойным тоном выдавила я, – на кухне больше нет замен. Тем более мужчин.

Он сурово взглянул на меня и нахмурил тёмные брови.

– Женщинам запрещено находится в этом вагоне, – ледяное в мой адрес, – Марк! Забери у госпожи поднос!

От такого опешили и я, и тот солдат, которым заменили меня. Дверь хлопнула.

То, с какой скоростью все склонили головы, заставило меня нахмуриться и зависнуть, однако вскоре мои глаза поднялись сами, а голова машинально повернулась. И я вновь замерла, смотря на то, как мерно и величественно вышагивает по вагону лорд Эшелона, на то, как развивается его плащ от шагов и на то, как непроницаемо ловит отблески маска на лице.

В вагоне стояла тишина.

– Следуй за мной, – не дойдя до меня пару метров, сказал Оушен, смотреть на которого сейчас было немного жутко, но как обычно волнительно.

Стоило нам поравняться, как я задрала голову, пытаясь поймать взглядом хоть один выбившийся волосок из-под груды ткани. Мужчина был высок. Даже чересчур. А ещё широкоплеч, что было заметно даже через плащ, пусть для его роста это казалось не таким масштабным.

– Да, господин, – шепнула я.

И двинулась к столику у окна следом за ним.

– Ты забылась, Лу, – прохладное от лорда.

Я вгляделась в его спину, едва передвигая ногами.

– Простите, Оушен, – прошептала я, надеясь, что он услышит и не услышит одновременно.

В ответ мне раздался знакомый, но гулкий хмык.

Господин откинул плащ назад, явив всем такой же плотный чёрный костюм, отстегнул серебряную брошь под горлом и сел на стул, закинув ногу на ногу. На его руках я заметила кожаные перчатки, а воротник был достаточно высоким, чтобы полностью перекрывать шею – ни щёлки голой кожи.

– Пятнадцать? – первое, что он спросил, когда я ещё подходила к столу.

Я кивнула, представляя, как выгляжу сейчас для него.

– Больше, – решила сказать правду.

Говорила я это с натянутой улыбкой, и он даже повернул голову в мою сторону. Не знаю, видел ли он сейчас что-нибудь – прорезей для глаз на его маске не было – сплошная металлическая конструкция, изображающая постное безразличное лицо. Такое же неживое, как, кажется, моё сердце сейчас.

– Что ж, об этом мы уже говорили. И, помнится, сошлись на обоюдной лжи.

Я кивнула, встав у стола подальше от господина.

– Мне стоит… – начала было я, но потом вспомнила уже выученную фразу и перебила себя сама, – вы чего-нибудь…

– Ничего, – прохладное, – ты находилась здесь до моего прихода. В чём причина?

На этом вопросе я стушевалась. Подставлять Мери не хотелось совсем.

– Я вызвалась помочь в качестве подавальщицы, гос… Оушен, – смотреть в металлические глаза было практически невозможно.

Но даже так я не могла бы это сделать – он был значительно выше меня по статусу, потому никто подобного мне просто не мог позволить.

– Господин Вьиверт, вы прибыли сюда, чтобы наблюдать за мной? – повернул голову к тому офицеру лорд, отчего последний сразу же перевел глаза на Джеки, который так и не обслужил тот столик, ведь, как и все вылупился на хозяина Эшелона и на меня, – продолжай, – это уже мне.

Вокруг стало слышно голоса. Вернее шёпот, однако даже он мешал отскакивать от стен моему голосу:

– Э-это всё, что я хотела сказать, – просипела я в испуге.

– Замечательно, – безразлично процедил он, – реши эту проблему. Можешь переложить её на управляющую. Но ты не должна выходить сюда без моего здесь присутствия.

Я поспешно кивнула и опустила голову ниже.

– Да, гос…

– За исключением личных указаний от меня, – я практически наяву увидела его улыбку и представила направленный на меня взгляд.

А после кивнула и попыталась сдержать потянувшиеся вверх уголки губ.

– Сядь, Лу. У меня есть подарок для тебя, – огорошил он.

Я даже глаза вскинула, чтобы заметить его неспешные движения в сторону кармана плаща. Через секунду передо мной лежала коробочка, а мужчина скрестил руки на груди, кажется, раздражаясь от того, что я так и не смогла сесть рядом.

– М-мне?! – прошептала я, – и я… могу его взять?

Лорд хмыкнул. Руки с его груди легли на стол, а после он рассмеялся, чем заставил меня смутиться ещё сильнее.

– Присядь, Луана. Мне не нравится, что ты стоишь надо мной, – он облокотился на спинку стула и прошёлся пальцами по столу.

Из-за перчаток стука не было слышно. Я приблизилась к коробочке, аккуратно взяла её в ладони и села так, чтобы не находиться напротив мужчины, а быть как бы сбоку.

– Это конфеты, – пояснили мне, когда я начала открывать деревянную, можно сказать, шкатулку.

Даже сама она была нескончаемо прекрасной. А то, что что-то было внутри, вообще сводило с ума.

– Не слышала о таком, – вновь шёпот от меня, а ещё внимательный, но хмурый взгляд на содержимое: несколько рядов небольших коричневых шариков, посыпанных чем-то белым на подложке.

Я быстро перевела потрясенный взгляд на лорда и опомнилась:

– Спас-сибо, – запнулась и закрыла коробочку, прикусив губу.

Желание испариться или хотя бы соскользнуть под стол было огромным.

– Попробуй. Они сладкие, – пообещал лорд мне.

И это в кои-то веки не было приказом, превратившись лишь в вялую насмешку.

– Так боишься? – уже с полноценным смешком, – мне казалось, девушка, пробравшаяся на крышу, не испугается конфет.

Я поджала губы. Затем выдохнула и вновь аккуратно раскрыла коробку. Даже брать эту «конфету» было откровенно страшно, потому я стиснула её пальцами, зажмурилась и отправила в рот, чтобы скваситься от яркой сладости и от того, как защипало зубы.

– Неужели всё так плохо? – донёсся до меня его приятный смех.

Я замотала головой и начала жевать, пытаясь перестать выглядеть глупо.

– Не понравились? – уже просто спокойный вопрос с улыбкой.

Я проглотила и закрыла коробочку. Мне казалось, что меня сейчас вывернет от той сладости, которая всё ещё блуждала во рту. Конфеты мне не понравились совершенно.

– Забавно, – прочитал он мой молчаливый ответ, – ты не любишь сладкое, – вынес вердикт.

Я слегка отодвинула от себя его подарок.

– Люблю, – тихо сказала я и обратила глаза к столу, – мёд или варенье.

– Варенье? – хмыкнул он, – вы привыкли делать его без сахара – оно кислое.

Спорить с ним я не стала, пусть он и был в корне неправ. Моего ответа никто и не ждал:

– Тебе понравилась новая комната? – продолжил разговаривать он.

Я поспешно кивнула, почему-то боясь сказать ему, что осталась в старой. На душе от этого было неприятно.

– Вы очень добры, милорд, – губы поджались сами собой.

Мужчина усмехнулся.

– Да, ощущаю в себе новые черты характера, – странные слова.

Я подняла глаза и непонимающе уставилась в глаза маски.

– Неважно, – холодный ответ, от которого захотелось отвести взгляд к окну.

– Мы скоро будем м-мм… отъезжать? – попыталась сгладить углы я.

Лорд обратил своё внимание к городу за окном.

– Да, через пару минут, – безразличное, – совсем забыл – не рассказывай больше никому о крыше. Это может повлечь за собой некоторые последствия.

Я кивнула и нахмурилась, вспоминая тех, кто про это знает. Веста и Мери. Только они.

– Вы сказали об этом потому что…

– Потому что не говорил об этом ранее, – стук пальцев по столу, – заводить ещё друзей я не хочу.

– Как скажете, господин, – буркнула, туша в душе радость.

После чего вскинула взгляд на поднявшегося со своего стула лорда. Его темная фигура заграждала даже свет ламп, создавая неясный ареол вокруг.

– Отправляйся спать, Лу. Сегодня ночью будет холодно, не трать своё время на присутствие на крыше.

Мне от его слов стало намного печальнее, словно он сейчас бросал меня навсегда.

– Да, Оушен, – прошептала ему вслед.

А когда дверь за ним закрылась, и все выдохнули, я встала, взяла в руки свой невкусный подарок и прошла до кухни, где меня уже заждались.

Глава 7

Первой, кого я увидела, когда вошла, была Мери. Её глаза пылали интересом, в то время как губы были сжаты плотно, а руки сминали подол платья. Она даже вскочила на ноги, стоило мне войти, однако сразу же села, как заметила на себе осуждающий взгляд Весты.

– Я… – потерялась я как со словами, так и с действиями.

– Мы все слышали, – подняла голову от посуды Шага, – лорд к тебе добр, – она усмехнулась, – а ты как блеющая овечка!

– Ну всё! – шагнула к ней повариха, занеся полотенце для удара, – несносная! Не хлебай уж свою зависть сегодня – на завтра оставь!

Девушка ловко увернулась, поджала губы и склонилась к тазу, что-то бурча себе под нос.

– Ты хоть представляешь, сколько стоит эта коробочка в твоих руках? – обратила моё внимание к себе Мери, – ты бы и за год не расплатилась!

Я взглянула на неё, перевела глаза на конфеты и протянула ей, с улыбкой и словами:

– Хотите?

Над головой загудело, и поезд дёрнулся, медленно начиная свой ход. Управляющая покачала головой и поднялась на ноги.

– Нет, Лу. Тебе стоит съесть их самой – это подарок тебе, – она кивнула со всё ещё поджатыми губами и бледным лицом, а после вышла из вагона, введя меня в непонимание.

Получилось как-то несуразно.

– Я сказала что-то не так? – я придержалась за стену, чтобы не упасть, – их ещё много, а мне они все равно не понравились, – решила оправдаться.

Мой путь с угощением в руке пролегал мимо Весты, которая не отказалась от того, чтобы попробовать, и Шаги, взявшей сразу три конфеты. Я же встала напротив кухонного окна, так чтобы видеть тянущиеся деревянные домики, притаившиеся на вымощенной камнем улице.

Я прощалась с этим городом, в котором было столько невероятных для меня чудес, что улыбка загорелась на губах сама собой. Я буду скучать. Даже несмотря на то, что была здесь считанные мгновения. По сравнению с тем, сколько существует он сам.

Я хотела бы прожить равную ему жизнь. Видеть и запоминать столько людей, сколько видел он. Воплощать в себе новинки и изобретения тех, кто способен на великое. Радоваться и горевать, смеяться и грустить. Любить, верить и даже обманывать – со мной же оставалась печаль, проносящаяся по мыслям как знамя. Печаль той жизни, которая смогла бы получиться у меня здесь.

Но я проезжала мимо, проносясь мимо прелой древесины домов, позднелетней свежести садов и мягкой теплоты камня. И осознавая, что мой путь будет долгим, таким же долгим, как железный путь Эшелона.

– Ты и впрямь графская внучка, раз воротишь нос от такого! – задумчиво протянула Шага.

– Шагай в спальню, – послала её Веста, – а ты останься, – тяжёлый взгляд на меня, – есть у меня разговор к тебе.

Мы обе кивнули, девушка вышла боком из-за своего столика, слила грязную воду из таза в высокий чан и потащилась в сторону спальни, не сказав и слова.

– Неблагодарная, – бросила ей в спину повариха, – какая девка вредная! – она искоса меня оглядела, – сядь, Лушка, сядь. Непростой разговор нам предстоит.

Я вся поджалась, чувствуя неприятности, и действительно опустилась на место Шаги.

– Тяжёлый, – задумчиво выдала она и похромала к окну, где начала привычные манипуляции с курительной смесью, – зря ты схватила этот подарок, Лу.

Я замерла, ожидая её пояснения.

– Зря ты вообще все эти глупости начала, – её тон был серьезным настолько, что седые брови сошлись в одну от напряжения.

Мне оставалось только молчать.

– Мать рассказывала о детях? – неожиданный вопрос.

Я даже кивнула – настолько опешила.

– Не лупай на меня так! – почти шипение, – за дорогие подарки отдают ещё дороже! – она в первый раз затянула дым ртом, – в разум не возьму, что он от тебя брать будет, да кто его разберёт…

Я осознала, к чему она ведет, только сейчас.

– Господин не такой, – решила оправдать его, – он не… он правильный, – я выдохнула, – и благородный.

Она уставилась на меня с долей снисхождения.

– Правильный лорд то и возьмет своё, – она закашлялась, – рано или поздно – всё одно, молвит, а ты не денешься никуда.

Она развела руками и отвернулась к окну.

– Ко мне ступай сразу, – резкий разворот и руки в бока, – поняла?

Я вынужденно кивнула.

– А лучше сразу скажи, как поймешь! А ты поймешь – он скрытничать не станет.

Её глаза были полны чего-то мудрого и одновременно пугающего, словно меня ждало потрясение. Но к чему волнение, если через это проходили все?

– Хорошо, – ответила я.

Мне кивнули.

– Тогда шагай отсюда, – заставила вскочить меня она, – да сразу в наш вагон! Приду и не увижу тебя – силком утащу!

Я выдавила улыбку, кивнула и побрела в сторону спальни. Но мой путь не доходил до последнего вагона – он вновь застревал в том самом, с лестницей на крышу.

Если лорд сегодня не ждёт меня, то я просто посижу наверху, не мешая и не разговаривая ни с кем.

Я хотела, чтобы все в спальне уснули, и никто ничего бы не спрашивал у меня. А я уверена, что слухи обо мне разлетелись ещё сильнее.

Туфли были скользкими по сравнению с моими старыми ботинками, потому их пришлось снять. Однако, сделала я это ненадолго – на улице и в самом деле было холодно для того, чтобы быть разутой.

Вновь мой излюбленный вагон и поручень, на который я оперлась спиной.

Вокруг была тишина. Мы уже выехали из города, пусть его огоньки ещё виднелись вдали. А впереди были поля. Бескрайние голые поля, с одной только линией рельс.

Каблук стукнул по крыше, я виновато огляделась и поджала под себя ноги, чтобы таких громких звуков больше не издавать.

– Нарушаешь мои приказы? – донеслось до меня.

Но не совсем снизу, а будто сбоку. Из соседнего вагона.

Я не ответила, посчитав, что он может принять меня за ветер или что-то другое.

– Ещё и молчишь, – он усмехнулся.

Я выдохнула пар изо рта и поднялась, чтобы дойти до соседнего вагона.

– Простите, – извинилась за всё разом.

– Я услышал тебя в тот момент, когда ты только шла, Лу, – укоризненно.

Я почему-то улыбнулась.

– Не хочу делиться вашим подарком со всеми, господин, – прыснула я.

Мне показалось это забавным. Как и ему – снизу раздался смех.

– Правильное решение, – сказал он.

Я сжала всё ещё находящуюся в моих ладонях коробочку. Что если Веста права? Что если Оушен попросит меня об «ответном» подарке? Мне казалось это странным и глупым, однако в горле всё же сидел ком страха.

Нет. Он благородный, хороший и правильный. Он так не поступит.

– Ты приготовила для меня песню? – спокойно спросил лорд.

Я качнула головой.

– Нет, Оушен. Но… я могу задавать вам вопросы? – выдохнула с последним словом.

Мужчина хмыкнул.

– Да, Лу. Предупреждаю, что некоторые могут мне не понравиться.

Я вспомнила тот, что был про глаза. Мне его злость тоже не понравилась.

– Вы можете просто сказать мне, что вам не нравится, или не говорить ничего, – предложила я.

– Договорились, – улыбчивое.

Я кивнула самой себе.

– Вы в другом вагоне, – задумчиво начала я, – можете сказать, это комната или…

– Кабинет, – произнёс он поспешно.

– А тот, что был в прошлые разы? – я подалась вперед.

– Гостиная, – заставил меня сесть обратно он.

– А тот, что…

– Ты можешь прийти и посмотреть сама, Лу, – перебил меня Оушен, – я не против твоего здесь нахождения.

Я стушевалась. Уголки губ сами собой поплыли вниз.

– Я буду там одной… женщиной? – я сглотнула.

Лорд, кажется, нахмурился.

– Это имеет значение?

Закушенная губа отозвалась отрезвляющей болью. Неужели Веста права?

– Мне всё ещё нравится на кухне, – заставила его усмехнуться я.

– Боишься, – понял он.

Я промолчала.

– Ещё вопросы? – напомнили мне.

– Да, – протянула я, вспоминая то, что меня интересовало, – вы… как вы поняли, что это я? Сегодня утром. На перроне.

Оушен выдохнул.

– Ты весьма проницательна, Лу, – довольно заметил он, – ты стояла рядом с двумя «старшими» служанками. Нетрудно было догадаться, что если я повышу тебя, то они далеко отпускать не станут.

Я вновь закусила губу.

– В-вы сделали меня поваром, чтобы… найти в тот раз? – по какой-то причине мне стало обидно.

– Не только поэтому, – прохладный ответ.

Допытывать я не стала. Но немного осмелела:

– Вы не ждете от меня ответного… п-подарка?! – выпалила практически на одном дыхании.

Вышло немного громче, чем всегда. Мужчина понял это сразу, оттого и рассмеялся.

– Что ты можешь дать мне, Лу? – он, казалось, действительно не понимал, – спеть мне две песни, а не одну, как до этого? – усмешка, – так ты мне в любом случае задолжала, Луана. Сегодня я не услышал и строчки.

Его слова были ироничны. Он надсмехался надо мной с той только задачей, которую преследуют отцы или же старшие братья, говоря маленькой девочке, что её никогда не возьмут в жены, потому что она съела мало каши.

– Я… могу заменить песню историей? – пошла на попятную я, – и… хотите к-конфету?

Секундная заминка.

– Насчет первого вопроса: да, – уверенное, – насчет второго, то – нет. Ты права, Лу. Они и в самом деле слишком приторные.

Я откинула голову к небу и зажмурила глаза. Что было бы, окажись я сейчас не здесь, а в вагоне рядом с ним? Что произошло бы, не разделяй нас крыша поезда?

– Это очень печальная история, – предупредила его, – с плохим концом.

– Этого не стоило рассказывать до повествования, – усмехнулся он, – однако, плохой конец не означает плохой истории.

Я кивнула. И собралась с силами.

– В одной из далеких стран, о которых никто никогда не слышал, а может даже одном из небывалых миров, о которых поют барды в королевских гостиных, люди настолько восхищались красотой луны на небосводе, что истолковали её нежность и свет как божий промысел. Через века неслась эта молва, перерождаясь из легенд в сказания, из сказаний в истории, а из историй… в веру.

В вере этой у луны появились и благоговеющие, и ненавистники, да и само светило превратилось искаженными словами в Богиню. Так проходили годы, пока учение крепло, росло и поднималось до самых высот страны. Знамением для всех стало рождение дочери короля, появившейся на свет во время полного исчезновения солнца. Сребровласую принцессу прозвали Луной, позабыв имя, данное ей отцом.

Красивее неё нельзя было сыскать ни в одной стране, ни в одном городе и ни в одной долине, в которой бы не знали её саму. Добрее и лучезарнее неё могли бы считаться только звёзды, однако и они меркли, стоило ей выйти на балкон своего дворца.

Любовь народа к ней росла с каждым днем, но её сердце всё ещё оставалось холодно ко всем далеким и прекрасным принцам, которых сватал ей отец. Однако оно пылало ярким нескончаемым пламенем, когда она входила в главный храм в её честь и только подмечала светлую голову мужчины – строгого и доброго монаха в рясе, позволяющего себе разве что благоговейную улыбку, никогда не коснувшуюся её лица.

Годы не пожалели никого – ни её отца, ни её саму, ни того священника, что стал для неё сердцем. А потому пронесшая сквозь время свою вдохновенную и чистую любовь Богиня Луна ступила на порог той самой церкви уже в наряде невесты. Теряя по пути слёзы, идя позади того, кого могла назвать мужем и почти королём, но никогда любимым.

Она прожила половину жизни, не зная счастья, и смогла найти в себе силы для признания совсем не в то время.

На следующий день она смотрела на то, как в адском костре её ненавистного мужа горит её любовь. Обезумев от горя, она поклялась подарить миру самую страшную кару, на которую была способна её душа.

В королевство пришла война, омраченная неверностью. Луна предала свою страну, мужа и душу во имя любви, погибшей из-за злобы.

Пала её страна. Пал народ, восхищавшийся ею. Пал её нелюбимый муж. Пала и она сама, предательски сгинув от немилости тех, кому доверила свою обречённую голову.

Но даже умирая и предрекая наказание настоящего Господа, Богиня Луна была прощена им и вознесена на небо, где сияла великим напоминанием о том, что в целом мире ничего не может служить большей силой и светом, чем любовь.

С тех пор на их небе светят две луны, одна из которых видна даже днём. Люди чтят свою Богиню, показавшую им правильный путь.

– Правильный путь? – с сомнением переспросил Оушен, дождавшись момента, когда я закончу, – глупость. Правильный путь не может заключаться в предательстве. Как и любовь не может стать знаменем к войне. Это лицемерие.

Он хмыкнул. А я задумалась.

– Я… не думала об этом в такой… так, – прошептала я.

– Из-за её любви погибли люди, Лу. Как бы мы не отрицали, но принцесса обладала удивительным эгоизмом. Чувства не должны превалировать над разумом, если ты обладаешь властью.

Я не сдержалась:

– Неужели вы не любили никого так, что вам не было дела до власти? Неужели вы сами не отдали бы её другому, лишь бы он…она были бы с вами?!

Тишина.

Забавно было слышать её. И я не могла понять, что именно стало причиной моего скачущего сердца: то, что я посмела повысить голос на лорда, или то, что он так и не ответил мне через минуту.

– Нет, – наконец, донеслось до меня, – не отдал.

Я выдохнула.

– Вы или лжете, или не любили так сильно, – поняла я.

– Сказала та, кто сама не смогла бы решить, – парировал мужчина.

Я застыла. Долго молчала, а после прошептала:

– Я бы выбрала в…

– Власть? – усмехнулся лорд, – не удивительно.

Вас.

Но я бы никогда не сказала это. Даже если бы мне пригрозили смертью или судьбой, подобной Богине Луне.

– Я бы выбрала любовь, – сказала и покраснела до кончиков ушей.

– Хотел бы я повторить этот вопрос для тебя лет через десять, – усмехнулся Оушен.

Хоть сто. Всё равно ответила бы ему так же.

Мне даже казалось, что в глубокой старости, в том самом доме, о котором мечтала всё это время, я буду жалеть только о том, что не рассказала ему сейчас. А может даже плакать ночами, давя в себе тоску.

– Ты ещё слишком молода и наивна, Лу, – ровно произнес он, – обещаю, что через названный срок спрошу тебя заново.

В груди что-то защемило.

– Через целых десять лет? – я выпустила пар изо рта.

– Планируешь сойти с Эшелона раньше? – насмешливое.

Я даже помотала головой, не веря своим ушам.

– Нет, господин, – ответила с придыханием.

– Мы уже договорились, Луана, – напомнил он, – ты бываешь непоследовательна. Искореняй эту черту – она излишня.

– Как скажете, Оушен, – я не сдержала улыбку.

Наверное, потому, что вновь не понимала половины адресованных мне слов. Пусть и привыкла к этому.

– Знаете, вы первый аристократ, который был добр ко мне, – не сдержалась я, – и третий человек в общем.

Снизу донёсся его краткий хмык.

– Упустим слова про аристократов и углубимся в те, которые про людей. Всего двое до меня? И кто же они? – он, кажется, впервые был настолько заинтересован беседой со мной.

Я обратила глаза к горизонту.

– Мери, Веста и вы, – прошептала с улыбкой печали.

Про это почему-то было тяжело говорить.

– Все с поезда, – подвёл черту он, – однако, я не могу разделить твою печаль лишь потому, что сам вхожу в этот список.

Я с непониманием вперила взгляд в крышу.

– А разве вы не могли в него входить? – вопрос, не требующий ответа, – вы – удивительный. Добрый, умный, а ещё очень… – я с шумом выдохнула и прикусила язык.

Из вагона не доносилось ни звука.

– Простите, – шепнула я, прежде чем вскочить на ноги.

– Лу, – спокойно остановил меня лорд.

Я застыла, но возвратиться не смогла. Однако, этого и не требовалось – до меня долетелчеканный звук шагов и приближающийся внизу голос:

– Твой паспорт всё ещё с тобой? – требовательное.

Он встал у окна прямиком подо мной. Я выдохнула.

– У меня его не было, господин, – решительно ответила я.

– Это ложь, – вымораживающий тон, которого я вообще не ожидала, – среди твоих вещей его нет. Фамилию ты указала выдуманную. Как и имя, очевидно. Я запросил архивы, Лу. И не нашел ни одной девочки с именем «Луана» ни среди столичных леди, ни среди тех, что проживали в Вармунте.

Я поёжилась, понимая, что он успел спросить у кого-то из слуг откуда я. А ещё проверить мои вещи. От этого стало не по себе.

– Вы смотрите сквозь пальцы, господин, – обиженно ответила ему я.

Он неожиданно подобрел:

– Хочешь сказать, что я выдаю желаемое за действительное? – усмехнулся лорд, – что ж, деревенская крестьянка, Луана. Ты умеешь читать?

Мне впервые захотелось уйти. Но взамен этого я выдавила:

– Да, – тихо и нерешительно.

– Замечательно! – тон у него был рассерженный, – все же крестьянки у нас читают! Позволь спросить, что именно ты читала?

– Я могу идти, господин? Я очень хочу…

– Нет! – резкое, – ты расскажешь мне, Лу. Сейчас!

Я кивнула самой себе, развернулась и села на крышу, готовясь к рассказу.

– Как скажете, господин, – вышло очень услужливо, – я не стану называть вам свою фамилию, потому что вы сразу отправите меня к деду.

Мужчина внизу успокоился. Он добился чего хотел, а потому с интересом внимал. От этого в груди было странное чувство.

– Продолжай, – поторопил меня он.

– Папа был обычным крестьянином, а мама дочерью самого богатого графа во всём городе. Они встретились случайно и сразу полюбили друг друга. Потом сбежали, у них родилась я. Меня действительно зовут Луана. Мама хотела оставить хоть что-то из своей прошлой жизни и назвала меня необычно, потому что, когда их двоих нашли, то папу отправили в тюрьму, маму забрали домой, а я… я сбежала сюда.

Между нами повисла тишина.

– Паспорт? – не требующий задержки вопрос.

– Его не было, – поспешно ответила я, – не успели изготовить.

Мужчина выдохнул.

– Графиня, – протянул он, – намного лучше, чем крестьянка без титула. С твоим отцом проблему я решу. Уверена, что работа на кухне не затрудняет тебя?

– Нет, господин, – отчеканила я.

– Оушен, – повторил он, – Вармунт был назван как ближайший город?

Я прикусила губу.

– Нет, – выдавила.

– Замечательно, – хмыкнул он, – так даже интереснее. Старшие служанки приняли тебя как подобает?

Я кивнула.

– Даже лучше, Оушен, – я откинулась на крышу спиной и направила взгляд к ночному небу.

Сегодня было хмуро – даже звезды не проглядывались сквозь толстый слой туч. На душе было так же неясно.

– Восхитительно, – противоположно этому произнёс он, – позволь спросить, ты спокойна потому что не веришь в мой успех, или по другой причине?

Тут я замешкалась.

– Вы обещали, что разберётесь со всем, – я потянулась рукой к небу, желая проткнуть его пальцем, – я вам верю.

Лорд несколько минут молчал. Глаза уже начали слипаться, когда он прервал тишину:

– Твоя вера не исчезнет, Лу, – твёрдое и уверенное, – ступай в свой вагон.

Я поднялась на ноги, ёжась на ветру.

– Завтра утром будет ещё одна остановка, – сообщил он мне, – если я позову тебя в свои вагоны, ты не откажешь мне?

Мне показалось это странным, но я пролепетала:

– Я не могу отказать вам, господин.

Он хмыкнул.

– Как пожелаешь, Лу. Столовая, значит столовая. Иди.

Я сделала шаг и вновь замерла. Почему-то сейчас эти слова показались для меня важными:

– Спокойной ночи, Оушен.

– О, это вряд ли, Лу. Но я желаю тебе того же.

Я поджала губы и направилась к концу поезда.

Он был странным. В меру требовательным, интересным, загадочным и невероятно будоражащим. Я желала бежать к нему каждую ночь, пускай холодную, промозглую и ветреную, но всё такую же впечатляющую и эмоциональную. Он казался мне таким же, как я сама.

Не злым и вечно агрессивным, неприятным мужчиной, от которого хотелось быстрее сбежать, а тем, кто интересовался моими историями, разговорами и даже песнями, когда все остальные вокруг… были не такими.

«Кому понравятся твои глупости?» – кричала на меня сестра. Я отвечала ей в мыслях, что они нравятся мне, но никогда не говорила это вслух. А потому, подойдя к вагону с люком, я достаточно чётко сказала себе и миру вокруг:

– Мои глупости нравятся хозяину Эшелона Сумрака! – мой голос не дрогнул, пусть я и осознавала, что никто меня не услышит.

А после выдохнула прохладный воздух и скрылась в тёплом нутре вагона.

Теперь я была далеко от них всех. В уюте. Безопасности. И с яркой первой любовью в груди.

***

Утро. Солнечное утро впервые за несколько дней. Началось оно позже обычного, потому что весь состав уже позавтракал – остались только мы сами и медленно тянущиеся низшие слуги, которым осталось не так уж и много еды.

Я могла расслабленно сидеть у окна и радоваться тёплым лучам солнышка и ветру, продувающему жаркий в такой день вагон кухни. На душе было так же приятно, отчего я жмурила глаза и никак не могла скрыть довольной улыбки.

– Вид у тебя совсем дурацкий, – буркнула Шага так, чтобы повариха не услышала, – сиди, да ешь спокойно. И чего ты вечно какая-то… не от мира сего!

Я открыла один глаз, улыбнулась ей шире и закрыла его вновь, делая счастливый и глубокий вдох.

Бабушка рассказывала, что тело, в которое Всезнающий помещает душу – сосуд с тем, чем наполняет его каждый человек. Это зависит от еды, вкушаемой каждый день, мыслей, чувств, того, что ты отдаешь другим и, конечно же, от силы твоей любви к миру и отдельным людям. Мое тело было полно любви, разной и возможно ярче неё я больше никогда не найду, но это больше радовало, чем печалило – я была частью жизни именно сейчас, а не потом. Время может и убежать, если слишком сильно думать о нём.

С остальными всё было немного не так: Шага, Мери и даже Веста были другими. Я видела в них злость, тяжесть и ненависть, которые выбрасывала из себя, но никогда не дарила людям. Они же преумножали их и сеяли россыпью ядовитых семян.

От этого было горько только им – я впускать в себя злость не хотела.

– Из-за тебя Нюра… – тем временем продолжила она.

Но была перебита Вестой, буквально возникшей рядом с ней из ниоткуда:

– Нюрка твоя – дура бессовестная! Сама нагулялась, а остальным за неё плакать надо! Пускай сама свои кошкины слёзы вытирает теперь!

Девушка надулась, отвернулась от неё ко мне и отправила ложку в рот. Мне есть не хотелось совершенно, тем более я, наконец, решилась спросить о Нюре:

– Почему её уволили? – мои глаза замерли на хмуром лице поварихи.

Женщина выругалась, произнеся слова одними сухими губами, и отвернулась.

– Это ты должна была быть на её месте! – зашипела Шага.

Я закусила щеку изнутри.

– Не рычи, сиротливая! – обернулась на её слова Веста, – а ты не лезь куда не просят! Не достаточно я тебе слов сказала, а?

– Уилу ты по вкусу пришлась, а не Нюра, – рассмеялась Шага, – и чего только в тебе нашёл? Тощая и страшная!

Я непонимающе оглядела её искажённое ненавистью лицо.

– Что значит «пришлась по вкусу»? – спросила я у неё.

– Поминай день, когда «выпить» он тебя позвал, – не обратила внимания на открывшийся рот девушки повариха, – помнишь?

Я кивнула.

– Дык в ту ночь то охламон тот и сделал чего хотел, – она сжала губы до такой степени, что они побелели, – ток не с тобой, а с Нюркой-дурой. А эта дурища, – она махнула полотенцем на Шагу, – считает, что ты виновная! Молчи – коли ума нет, ни у тебя, ни у Нюрки твоей! Если у Лушки нашёлся, то сама она не пошла, а вы!

Она бросила в неё тряпкой, почти попав по лицу.

– Ей просто повезло, а так она…

В этот момент Веста напряглась и застыла, смотря на раздаточное окно.

– Дверь столовой хлопнула, – резко подняла голову на меня она, – сходи проверь, Шага!

– Почему я? – всё же вскочила на ноги девушка.

– Потому что… – начала было повариха.

Но умолкла, стоило нам троим услышать голос лорда:

– Луана, я жду.

Тут уже настала моя очередь вскакивать на ноги и отвечать:

– Да, господин! – я подхватила юбку и рванула к двери, чтобы практически впечататься в неё, когда она отворилась сама.

– У меня не так много времени, Лу! – нетерпеливо пояснил мужчина, встав так, чтобы пропустить меня, но не прикоснуться и кончиком своего чёрного плаща, – не стоит задерживать… всех.

Я проскользнула мимо него по стеночке, краем глаза отметив, что Веста согнулась пополам, а Шага практически посерела лицом.

– Доброе утро, Оушен, – опомнилась я, даже не выдавливая улыбку, – как прошла ваша ночь?

– Замечательно, – гулкое недовольство сквозь маску, – но об этом позже.

Подстраиваться под мой семенящий шаг он не стал – по-военному быстро и ровно отмерил расстояние до стола и опустился на стул, всё это время держа спину, как что-то неизменно прямое. Я бы сказала, беспристрастное.

Мой взгляд проследил за ним уже без страха, но с достаточным волнением. Вновь литая маска. Вновь ни единого просвета под плащом.

Я спокойно села за столик, пододвинулась на самый край прикрученного стула и вздохнула.

– Итак, графиня Леманн, сколько вам, вы говорите, лет? – с ухмылкой произнес лорд.

Я даже застыть не успела, прежде чем по ушам ударил гудок поезда, а сам Эшелон начал останавливаться.

В этот момент моя голова судорожно искала ответ на этот вопрос. Знает он или ещё нет? А что будет, когда узнает правду? Останусь ли я с этой самой головой?

– Молчишь, – он потянулся к карману своего плаща, откуда достал свёрток бумаги, – я запросил некоторые сведения о тебе в императорской канцелярии. Мне уже пришел ответ, однако он меня не удовлетворил. Потому я отправил письмо твоему деду, Луана. И вот вопрос: по какой причине он написал мне, что его дочь всё ещё находится в его поместье? – бумаги, которые на самом деле были письмами, упали на стол передо мной, – попытка скрыть твой побег? К чему тогда лгать тому, кто тебя отыскал?

Я даже дотрагиваться до испещренных чернилами бумажек не стала, настолько было страшно читать то, о чём уже знает лорд.

Поезд дёрнулся, делая полную остановку, и я смогла отвлечься на окно рядом. Мы не были в городе, а будто стояли посередине поля. К чему тогда была эта остановка?

– Луана, я всё ещё жду. Хоть слово, – напомнили мне.

– Я не та Луана, – честно ответила ему.

Мужчина откинулся на спинку стула.

– Ты замерла, когда я произнёс фамилию.

Я кивнула. И промолчала, опустив голову. Не хотелось начинать этот разговор сначала. Мне хотелось, чтобы он считал меня не такой плохой и хоть немного дворянкой.

– Тебе чуть больше тринадцати, у тебя двое младших братьев, и ты обещана лорду Лэндж, – он слегка подался вперед, – но мы это исправим. Как и некоторые аспекты твоего воспитания, Лу. Целых три года до совершеннолетия – это даже лучше, чем я предполагал.

Я его посыла не понимала уже давно. Потому и молчала, боясь сказать что-то не так. Но это был совсем другой случай и выдержать его я не могла:

– Просто… прошу вас! Запомните, что я вам не лгала! – я вгляделась в ледяную маску, в которой не было и тени эмоции.

А как же хотелось увидеть хоть одну!

– Прекращай, Лу, – недовольно произнес он, а после добавил, однако уже поверх моей головы, – слишком долго, Арзт.

Я обернулась, вгляделась в образ суховатого старичка в цилиндре и с тростью, которому только открыли дверь столовой, и поджалась сильнее, чем обычно. В присутствии двух мужчин мне было уже не так спокойно.

– Ох, милорд, я бежал… честное слово…

– Не важно, – прохладно сообщил ему Оушен, – присоединяйся. Где твой чемодан?

Мужчина с тяжёлым дыханием подошёл к нашему столику, протянул мне руку раскрытой ладонью и желтозубо улыбнулся:

– Госпожа эм… не ожидал увидеть вас… тут, – он так и застыл с протянутой мне рукой.

Я же не знала, что с ней делать, как и протягивать свою в ответ не желала – даже спрятала их за спину.

– Это неприлично, Лу, – наставительно и серьёзно сказал мне Оушен.

Не знаю, что именно было с моим лицом сейчас, но руку я протянула, а сам лорд сразу же усмехнулся. Второй мужчина остался смотреть на меня с непониманием.

Поезд резко дернулся, начиная свой привычный бег по рельсам. Мы трое остались в таком же положении, как и до этого.

– Л-леди Луана? – неверующе протянул он.

– Графиня, – поправил его Оушен.

– Госпожа, – пролепетала я, но меня никто не услышал.

Даже я сама.

– Ты отнимаешь моё время, Арзт, – прохладно сказал лорд Эшелона. Мужчина закивал, открыл было рот и был остановлен громогласным, – принесите господину его чемодан!

– С-сейчас, милорд?! – удивленный тон на суховатом лице с морщинками.

Он медленно потянулся рукой к собственной шляпе, чтобы прикоснуться к её полам. Никогда не видела этот предмет так близко, потому и не могла оторвать взгляда. Интересно, что именно обтянуто тканью и что держит такую немного глупую форму?

– Не вынуждай меня разочаровываться, Арзт, – вообще ледяное, пробирающее до самого сердца.

Я сжала ладонь в ладони.

– Как прикажете, милорд, – пролепетал мужчина, – мне нужна вода, чтобы помыть руки, мыло и чистое полотенце. А ещё, да, мой рабочий чемодан.

Во время произнесения он смотрел на дверь бегающими из стороны в сторону глазами и, кажется, никак не мог успокоиться.

– Замечательно, – привычно бесстрастно произнес Оушен, – ты добрался без осложнений?

– Да, милорд, – кивнул ему господин в шляпе.

А после опомнился и снял её с головы, уместив на соседнем столике.

Через пару минут в молчании ему принесли всё, что он попросил, однако, прежде чем помыть свои руки, он велел сделать это мне, от чего я потерялась совсем и прошептала, глядя в глаза безразличной маски:

– Я могу уйти, господин?

Второй мужчина пару раз перевел хмурый взгляд с меня на лорда. Мне же досталось одно прохладное и строгое:

– Нет.

Вода была тёплой. Но руки всё равно оставались ледяными от страха и непонимания.

– Не переживайте, юная госпожа, – подбодрил меня мужчина, – я вам не наврежу.

Он подождал, когда я вытру руки, вымыл свои всё в той же воде и махнул рукой тому, кто всё это унес, а после… начал доставать что-то из своего чемоданчика. Сперва это был прямой кусок мутного стекла, затем спаянные в один два ножа и набор тряпочек, которые были смочены чем-то остро пахнущим из прозрачного бутылька.

– Вы отрежете мне палец? – я сидела с широко раскрытыми глазами.

Мужчина улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– Нет, юная госпожа, – его голос был мягким, – только сделаю надрез и соберу немного вашей крови. Можно мне вашу ладонь?

Я ещё раз оглядела молчаливого Оушена, который в моих мыслях должен был защищать от такого, а не… делать сам. А после неуверенно протянула ему трясущуюся руку.

Господин достал небольшой ножик из кожаного свертка, обвалял его в промоченной ткани и поднес к моей руке. Я зажмурилась.

А через секунду открыла глаза, потому как к порезам я привыкла, но к тому, что на них давят, пытаясь выдавить кровь – нет. Мужчина справился за мгновения, затем отдал мне тот самый неприятнопахнущий платок, а алые капли поместил на мутное стекло. Туда же было отправлено что-то из другого флакона.

– Первая, милорд, – что-то совсем непонятное сообщил ему господин.

Я услышала, как выдохнул Оушен через маску, запрокинув голову к потолку.

– Резус? – ещё сильнее сбил меня он.

– Я н-не…

– Так определи! – нетерпеливое.

– Как скажете, милорд, – дернулся мужчина, – мне нужен ваш палец ещё раз, госпожа.

Я уже с интересом подала её, тая в сердце надежду, что смогу обо всём расспросить после.

Надрез.

– Ты веришь в судьбу, Арзт? – странный вопрос от лорда.

– Только в божий промысел, милорд, – сосредоточенно буркнул второй, делая что-то на этой же стекляшке, – положительная!

– Божий промысел, – хмыкнул Оушен, – это вряд ли.

– М-мне подготовить в-вагон, милорд? – с горящими глазами спросил мужчина.

Секундная заминка и тяжелый ответ, сквозь металл маски:

– Нет.

– Но госпожа… – прошептал мужчина.

– Я сказал тебе, – ледяное, – можешь идти.

Они оба поднялись, только если второй это сделал с неудовольствием и немного тяжело, то лорду всё удалось легко и по высокородному плавно. Его плащ мазнул по уголку стола, я же осталась сидеть за ним, понимая, что никто ничего мне не объяснит.

– Вы забыли, господин! – я повернулась к мужчине, забирающему свою шляпу и протянула испачканный кровью платок.

– Держите еще пару минут, графиня, – поджал губы он.

Лорд же застыл в тот момент, когда я позвала не его и, кажется, смотрел на меня – сквозь маску я могла лишь чувствовать это, но не видеть.

– Я не приду вечером, Лу, – холодно произнес он.

Я опустила глаза к полу.

– Но ты можешь подняться на крышу, – добавил он, – третий вагон от кабинета.

Я вскинула взгляд.

– А что там, в этом вагоне? – не удержалась я.

Он молча отвернулся и зашагал к двери.

– Там нет окон, милорд, – рванул за ним мужчина.

– Но есть люк, – ответил ему Оушен.

И они двое вышли, оставив меня одну с неразгаданными вопросами и копной мыслей в голове.

Глава 8

Тёплая ночь.

Босые ступни ступают по нагретому за день металлу. Это так же приятно, как идти по вязкому илу деревенского озера или по мелкому гравию насыпной дороги. Так, словно возвращаешься в детство под мягкое заботливое крыло бабушки-травницы, с беззаботными днями и спокойными ночами.

Это были одни из самых приятных воспоминаний за всю жизнь. Вот только все они уже покрылись толстым слоем из неприятия, страхов и мрака, появившихся сразу после её смерти.

Но я не любила оглядываться назад, потому держала на лице возбуждённую эмоциями улыбку, способную, кажется, дарить мне свет впереди. Я сама себе казалась светом в такие моменты, словно моя душа хотела воспарить и совсем не желала держаться в теле. Возможно это было печально, но поистине захватывающе – жить и не знать того, что будет впереди.

Вагон кабинета. И три вагона после него – вперед, потому что тот, что я прошла, того самого люка не имел. Что вообще за комната без окон?

– …которые полгода, милорд? – голос того странного старика со шляпой.

– Я не считаю, – безразличный ответ.

Но без маски, а главное чёткий. Потому я и села возле того люка, из которого доносились голоса.

– Доброй ночи, господа, – решила обозначиться я.

– Маленькая госпожа, – поприветствовал меня мужчина, – вам не страшно находиться на крыше? Это должно быть очень высоко.

Я вгляделась в маленькую щёлочку люка, но не смогла разобрать и очертаний. Ткань ли была мне преградой, или же что-то похожее, но от этого было ещё интереснее.

– Нет, господин, – отстраненно ответила я, – только на поворотах опасно – а обычно очень даже спокойно.

Я легла рядом с люком, чтобы лучше их слышать и вспомнила о туфлях, в которых всё же было не так прохладно. Но их пришлось оставить у люка – придерживать его от закрывания. Сами узорчатые носочки мне было жалко, из-за чего пришлось их перевернуть к верху и зажать только каблучок – он был твердый и не должен был расколоться.

– Опасно на поворотах? – повторил лорд, – ты не говорила мне об этом.

– Вы и не спрашивали, милорд, – повторила вечное обращение второго я.

– Справедливо, – хмыкнул Оушен, – но в корне неправильно с твоей стороны. В следующий раз говори мне о подобном. Я установлю поручни.

Я не сдержала счастливой улыбки. Можно ли эти его слова считать, как заботу, но я именно так и думала. А это многого стоило.

– Хорошо, – вышло у меня с придыханием.

– Интересный способ общения, – ни к кому не обращаясь, сказал старичок, – и главное – не вредящий.

Оушен рассмеялся.

– Ты прав, Арзт. Я и не осознавал, что «враги» подберутся ко мне настолько изощрённо.

Я нахмурилась.

– Я вам не враг, господин, – решила сообщить ему.

Он рассмеялся ещё громче.

– Это ты так считаешь, Лу.

Я ничего не поняла. Но прошептала:

– Вы ошибаетесь.

– Я практически никогда не ошибаюсь, Луана, – услышал меня он.

Я повернулась набок и ковырнула ногтём краску с крышки люка. И как только ему удается так хорошо различать мой голос?

– Вы сегодня добрый, – не выдержала я, – точнее, сейчас.

– Обезболивающее действует, милорд? – спросил второй.

– Арзт, добрый я для неё, – заставил меня совсем вспыхнуть Оушен, – для тебя и морфий не поможет.

Я выдохнула тёплый воздух из груди и закусила щёку изнутри. Это будет плохим вопросом, но разве он сам не сказал, что…

– Вы болеете? – я вся сжалась, ожидая его ярости, – поэтому смотрели мою кровь сегодня?

– Ты специально сказал без названия? Чтобы она поняла? – рассержено вопросил Оушен.

– Прошу прощения, милорд, – трясущимся голосом пролепетал мужчина, – госпожа догадливая, вот и…

Мне стало неприятно от того, что я подставила его, но больше я и слова произнести не могла.

– Всё не так просто, юная госпожа, – ответил мне почему-то старик, – я врач и пытаюсь лечить. Но… можно ли назвать это болезнью…

– Нельзя, – прохладно заметил лорд.

Я задумалась.

– Вы поэтому скрываете лицо под маской? Потому что… вашу болезнь… видно? – неуверенные слова от меня.

– Я делаю это, чтобы не навредить тебе, Лу. Плевать я хотел на то, как это выглядит, – резкое и непривычное для него, – и заканчивай со своими вопросами. Ты в любой перспективе узнала достаточно.

Под ноготь впился кусочек краски, отчего я едва слышно зашипела и села, разглядывая новую рану.

– В-вы можете мне навредить из-за моей крови? – спросила я, наверное, сходя с ума от наглости.

Лорд зло выдохнул.

– Нет, – холодное.

И я передумала спрашивать дальше.

– Я могу…? – попытался задать вопрос врач.

– Не можешь, – перебил его Оушен.

Повисла гнетущая тишина. Которую прервала неожиданно я:

– А я для вас песню вспомнила, господин, – я выдавила улыбку.

– Когда же ты начнёшь делать так, как я говорю? – усталый вопрос, – но я и в самом деле рад твоей песне, Лу. Только пока не начинай.

Послышался скрип, какое-то шуршание и выкрик врача:

– М-милорд! Вам нельзя пока вставать! Я-я… могу!

– Арзт, покинь меня. Давай, следующий вагон, – это почему-то заставило меня улыбнуться, – Лу, приоткрой люк. Но только не сильно и зажмурь глаза. А еще вытяни руку. Я жду.

Это было очень странно, и сердце колотилось так, будто в нём появился церковный колокол, однако я сперва зажмурилась, а после подцепила крышку.

– Не опускай руку, – голос без маски очень близко, – я рад, что ты послушная, Луана. Иначе мы с тобой не были бы «друзьями», – немного обидное.

В раскрытую ладонь ткнулась какая-то твердая и неровная коробка. Хотелось открыть глаза и посмотреть, но было страшно даже думать об этом.

– Справа ручка, возьмись за неё, – указания мне, – справа, Лу, – усмешка, – право – с другой стороны. Удивительно.

Я ухватила пальцами за кожаный ремешок и потянула.

– Закрывай люк, – он дождался момента, когда я вытащу коробку на крышу, – глаза открывай только после.

Небольшой удар крышки, от которой я напугалась даже больше, чем от того, что не смогла удержать её, а после мой взгляд сперва на закрытый люк, а затем на коробку.

– Ты должна была учиться хоть на чём-то, – прокомментировал он моё восторженное общупывание кожаной поверхности кривой коробки, – это мандолина. Не такая сложная в игре, как лютня, на что я опирался при выборе. Пара лет учёбы, и ты сможешь аккомпанировать своим песням.

Три защёлки, с которыми я разбиралась, пока он говорил. Я почти ничего не слышала – в ушах будто море било о скалы. Глаза слезились, я не дышала, и в душе раскрывалось что-то такое же огромное, как весь этот поезд со всеми людьми.

Крышку я открывала долго, как и долго смотрела под неё, не решаясь коснуться гладкого блестящего дерева.

– С фортепиано всё вышло бы проще, согласись ты находиться в одном из моих вагонов, однако…

Первое прикосновение. Лёгкое, неосязаемое и нерешительное.

– …единственным минусом будет то, что пальцы огрубеют от струн. Каюсь – я не взял это в расчёт.

Струны были тоже блестящими, ровными и длинными. А ещё металлическими и тонкими.

– Я уже сделал заказ на специальные перчатки. С размером определённо будет промах, потому я написал о нескольких парах. Лу?

Я выдохнула.

– Я вас люблю, – не сдержала порыва.

Тишина в течении секунды, и его смех.

– Луана, я и предположить не мог, что тебя так легко подкупить, – он вновь усмехнулся, только уже не так громко. А после был перебит старичком, снова вошедшим в этот вагон.

– Вам только что доставили почту, милорд, – тихо произнес врач, – мальчик-слуга принёс целую стопку писем.

– Замечательно, – ответил ему Оушен, – неси сюда. Сегодня без музыки, Лу. Но песню ты мне обещала.

Лицо, казалось, стянуло вниз от его реакции. В груди было холодно и зябко, будто никто в целом мире не смог бы согреть меня сейчас. Кроме него. Его слов. Любых. Но только не смеха над моим признанием.

– Луана? – не дождался он.

– Вы не подкупали меня, Оушен, – плечи опустились сами собой.

А грудь в этот момент наоборот – вздымалась.

– Чем, в таком случае, я смог бы тебя подкупить? – насмешливый вопрос.

Я же зашла в тупик.

– Песня, господин, – нашла выход я.

И зажмурила глаза, стирая рукавом платья слёзы радости и одновременного горя. А потом выдох. И спокойствие.

Любовь и страх бьют больнее кнута и палки.

– Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,

А я знала – их только три!

Между клёнов шёпот осенний

Попросил: «Со мною умри!

Я обманут моей унылой,

Переменчивой, злой судьбой».

Я ответила: «Милый, милый!

И я тоже. Умру с тобой…»

Это песня последней встречи.

Я взглянула на тёмный дом.

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-жёлтым огнём

(прим. автора: стихотворение Анна Ахматова «Песня последней встречи»)

– Ты романтизируешь все песни и рассказы, которые знаешь, – задумчиво произнёс милорд, – это, я так полагаю, должно пройти с возрастом.

Я поджала губы и нахмурила лоб.

– Почему именно я, господин? – вопросила я, – неужели ни одна девушка не забиралась сюда… как я?

Он хмыкнул.

– Ни одна, Лу. Ты была первая и единственная не струсившая и сбежавшая только после моего вопроса о песне.

Пальцы вновь прошлись по деревянной поверхности инструмента.

– Но вы меня не прогнали, – продолжила я.

– Не прогнал, – неожиданно прохладное, – я только сейчас заметил один прискорбный факт: ты называла себя внучкой графа, а я уверял себя, что обманулся, и ты говорила мне «дочка».

Тишина. Я застыла и, кажется, поблекла.

– Так кто ты, Луана? Дочка или внучка графа?

До меня доносился шелест бумаг, будто бы ими трясли, крайне резко рассекая воздух. Со злостью.

Он прочитал что-то в письмах, которые принёс ему врач?

– Ни та, ни другая, господин, – дрожащим голосом ответила я.

И зажмурилась, одновременно ведя пальцами по инструменту, всё ещё находящемуся в коробке.

– Луана, честное слово! – устало прошипел лорд, – я не хотел этого, однако ты вынуждаешь меня применять давление в твоём отношении!

Я широко раскрыла глаза, усмиряя слёзы, вызванные ветром, и стёрла пальцами несколько капель из уголков.

– Вы так сильно желаете добиться правды, – шепнула я, – к чему она вам? Чтобы стать вашим другом нужно все обо мне знать? Вы и в самом деле давите на меня. И… я могу идти?

Не знаю, смутился он или же рассердился сильнее, но между нами повисла тишина. Я не могла и не хотела уходить, а лорд… был самим собой: властным, но не грубым, как другие мужчины, молчаливым, но не грустным, ясным, как солнце с утра, но холодным и таинственным, как луна.

– Я не стану больше докучать тебе своими вопросами, Лу, – неожиданно мягко отступил он.

Я сперва не поверила своим ушам.

– Мне стоит и в самом деле быть терпимее к тебе, – совсем сбивающее с толку.

Мне казалось, что сейчас последует удар. Так всегда вели себя сестра и её муж, когда задумали наказать меня посильнее. От этих мыслей было страшно.

– В-вы меня накажете? – не выдержала я того густого и напряженного воздуха, что был вокруг.

– С чего ты решила? Мои слова были противоположны тому, о чём ты меня спросила, – задумчиво-прохладное.

Я не хотела говорить. Мне казалось, что мои мысли будут тем самым камнем, который он кинет в меня в следующий раз. Но разве такое было с его стороны? Хоть раз?

– Простите, – прошептала и уткнулась взглядом в инструмент, – мне принести вам е…ё? Она должна храниться у вас, потому что… это же ваша…она. Я столько не заплачу.

– Мандолина? – он дождался моего согласия, – Лу, прекращай. Разве кто-то забирает подарки? Даже для сохранности? Она – твоя, а значит и ответственность за неё ты несёшь самостоятельно.

– Вы были бы прекрасным отцом, милорд, – услышала я голос врача.

За ним последовала тишина, прерванная злыми словами господина:

– Арзт, будь любезен, исчезни с моих глаз! Я не нуждаюсь в твоей хвальбе!

Я улыбнулась, понимая, что вышло всё совсем не так.

– Вам необходимо сменить…

– Меняй и выходи! – не терпящее возражений.

Шаги, какое-то шуршание и… капли. Лёгкая трель по полу или может столу… но точно чему-то деревянному.

– Прошу прощения, милорд, – слова врача.

– Несущественно, – прохладный ответ.

Я затаилась, не желая пропустить и единого шороха.

– Расскажи о своей семье, Лу, – огорошил меня Оушен, – можешь выдумать, если нет желания говорить правду.

Я вытянула губы в трубочку от задумчивости. Сложно было больше найти что-то и вспомнить, а не придумать. Но я хотела именно правду.

– Мы с бабушкой часто ходили в лес зимой. Это нужно было для того, чтобы найти под снегом или на веточках некоторые растения. Бадан, Барвинок, Заячий корень – мы искали их для того, чтобы делать чай господам или заваривать для себя. Это было… весело и интересно, – я опустила голову, – когда не было снегопадов или мороза. А ещё в холодные зимы… Там, где мы жили, есть очень много озёр и болото. Они замерзают, но… всё равно можно провалиться.

Я закончила мысль, не зная куда деть всё, что было на душе.

– Это счастливое воспоминание хм… или рассказ? – поинтересовался лорд.

Я качнула головой.

– Не знаю, Оушен. Оно оставляет сложные чувства.

– Проверить не так затруднительно: ты хотела бы вернуться в то мгновение?

Я нахмурила брови и прошлась по коже короба до петель с замками.

– Если только того, что было после, не будет, – я положила крышку и застегнула крепления, – вы сказали мне про ответственность, господин.

Он остался дожидаться продолжения моих слов, потому и молчал.

– А что если… я боюсь её? – мои слова становились тише с каждым звуком, – что если я не справлюсь и всё испорчу?

Лорд хмыкнул и, кажется, подошёл к люку. Я слышала его неспешные приближающиеся шаги.

– Мой отец был достаточно принципиальным и твёрдым человеком, – начал он издалека, – и моё мнение в большей степени зарождалось от его мыслей. Это было давно, однако я запомнил эти слова на всю жизнь: на тебе всегда остаётся ответственность. Убегаешь от неё – значит признаёшь собственную слабость.

Я опустила голову на уже закрытый короб. Его слова вгоняли меня в тяжёлые раздумья.

– Я переосмыслил это, Лу. Меня, можно сказать, подтолкнули на это некоторые события. Ответственность найдёт тебя в любом случае. Она не исчезнет, а может только остаться мёртвым грузом. Однако, в нашем обществе часто используют такую практику, как «перекладывание собственной ответственности на другого». Весьма забавная вещь.

Он усмехнулся и продолжил:

– Её используют женщины, вступая в брак или находясь под покровительством отца.

По какой-то причине я догадывалась об этом ещё с начала его слов. И не к чему было лукавить, но все семьи так строились: жена ничего не решала. Интересней было слышать байки, приносимые нашим старостой, о тех леди, которые «враждовали» с традициями. Мужчины, которые слышали об этом, смеялись.

– Значит, ответственность нужна только мужчинам? – спросила я.

– Ты подводишь меня к такому термину, как «равноправие»? – хмыкнул лорд, – я не стал бы возлагать на него надежды…

Я устало оглядела несколько деревьев, притаившихся в небольшом овраге.

– …ещё лет двадцать назад. У меня было время, чтобы осмыслить прошлые ошибки. Эта – одна из тех, о которых мне следует вспоминать чаще.

– Мне кажется, вы не способны на ошибки, – я выпрямила затёкшую спину и потёрла уставшие глаза.

– Раньше – был, – короткий ответ.

Зевок я не сдержала.

– На плохое вы точно не способны, – утвердительно заметила я.

– Фантастические допущения твоего сознания меня удивляют, Лу. Тебе стоит осознать, что каждый человек способен на зло. Важно лишь учитывать посыл.

Я не поняла и слова из первой фразы, да и глаза уже начинали слипаться.

– Тебе пора, Луана, – непреклонное, – завтра будет новый день. Тебе не понравились конфеты. Что тебе нравится?

Я стушевалась, не зная, что ответить.

– Вы иногда задаете очень сложные вопросы, господин, – рассмеялась я.

Это показалось мне очень забавным. Ему, кажется, тоже.

– Ты непосредственна, Лу. Но в совсем необязательные мгновения, – выдохнул лорд, – ступай.

Я поднялась на ноги и сжала пальцами ручку. И сказала то, что хотела уже несколько минут:

– Я очень хотела переложить свою ответственность на вас, господин.

Мужчина замолчал, не издавая никаких звуков.

– Это невозможно до твоего шестнадцатилетия, Лу, – наконец, произнес он.

Я нахмурилась, не понимая почему он так ответил.

– Вы сможете забрать у меня м-мандолину только тогда? – переспросила его.

До меня донёсся его шумный выдох.

– Ты имела ввиду инструмент, – произнес он, – замечательно. И, как я уже сообщал, непосредственно, – усмешка, – иди спать, Луана. Уже поздно.

– Спокойной ночи, Оушен, – шепнула, крепче ухватила ручку, вздохнула и, немного накреняясь, пошла в сторону своего люка.

А когда аккуратно спустилась по лестнице, сошла на пол и добралась до последнего вагона, то положила свой подарок к стене рядом с собой. Пружина была позабыта – теперь её место заняла приятная кожаная поверхность короба.

***

Взять с собой на кухню инструмент я не решилась. Всё утро переживала о том, что кто-то может сломать дорогой подарок лорда, за который я должна была нести ответственность.

Я не желала его расстраивать. Не хотела, чтобы он подумал, что я совсем ни на что не гожусь, раз умудрилась не уследить за дорогой вещью. Не думала, что будет ругаться, а именно переживала о том, что он подумает обо мне.

Снова посмеётся.

– Сядь, Лушка, – даже подвела меня к скамейке Веста, – не иначе, что случилось? Бледная, да нерасторопная.

Я качнула головой, приняла помощь и осталась держаться за её руку.

– Как… как показаться интересной гм… мужчине? – я с мольбой уставилась в её удивленные глаза, – чтобы он… я… чтобы я ему… – я зажмурилась и прошептала, – чтобы он меня тоже полюбил.

Повариха молчала, не забирая из моих вспотевших и дрожащих ладоней свою и не шевелясь при этом сама.

– Ох, Лушка, Лушка! – она сделала тяжёлый шаг ко мне, чем заставила подвинуться, и с трудом опустилась рядом, оставив меня на самом краю, – и чего тебе неймётся? Сама же сигаешь в горящую полынью! – она вздохнула, – да кто ж тебя уже остановит, дурную. Раз сама решила, то и не оклемаешься.

Я поджала губы.

Это и в самом деле было глупо – надеяться на чувства со стороны самого лорда. Но я как раз была той, кто большую часть своей жизни прожила в мечтах. Той, кто всей душой желала видеть волшебство и сказочность в каждом мгновении своей жизни. Той, кто умела верить и ждать.

– Я скажу тебе слова, что должна была сказать тебе твоя мать, Лушка, – женщина внимательно меня оглядела, – не станет он тебя любить. Никто из мужиков не станет, – она поймала мой удивленный взгляд, – не лупкай, а слушай! Не любят они так, как мы! Другая любовь им нужна. Это ты только и видишь, как он тебя за руку держит, да подарки дарит, а он… сам-то… не надо тебе этого, послушай ты меня. Не надо, Лу. Ой, не надо.

Её лицо вытянулось. Щёки будто сползли вниз, сделав её лицо еще строже и сварливее. Однако, теперь оно было ещё и печальным.

– Я понимаю, что ты имеешь ввиду, – я проследила за тем, как она встала и похромала обратно к очагу, – и я не так юна, как все вы думаете. Но… он и в самом деле невероятный. Добрый, не такой… липкий и неприятный, как остальные. Он не станет «любить» меня так, как говоришь ты. Он хороший и совсем не злой. А еще очень умный и спокойный. Никогда не ругается и не кричит.

– Да разве ж кто-то из них до того самого кричит?! – всплеснула руками она, – разве они ругаются? Подумай, Лушка. Подумай только! Погубит он тебя, как есть погубит.

Я отвернулась к окну, пряча в послеобеденном пейзаже… улыбку. Глупую влюбленную улыбку девушки, которая хотела быть обманутой. Могло ли быть хуже мне от этого? Разве что душе, на которой появится грязное несмываемое пятно, что никак нельзя будет забыть. Но я готова была нести эту ношу. И я решила это уже давно.

– Луана, – вывел меня из мыслей его голос, отчего я буквально подскочила на ноги и метнулась к двери.

Он уже сидел за столом, привычно прямо держа спину и закинув ногу на ногу. Однако кое-что в нём изменилось: той накидки на голове теперь не было, по плечам струились светлые волосы, выбирающиеся из высокого хвоста почти на макушке, а прикрывающий тёмный плащ был заменен бардовым камзолом с золотыми вставками, будто армейским.

От радости я даже запнулась, прежде чем пройти и сесть напротив него.

– Здравствуй, Лу, – улыбнулся мужчина.

Я смогла увидеть эту улыбку. Ясную, милую, немного кривую и сдержанную, но одновременно тёплую.

Мое дыхание сбилось.

– Вы… сегодня… – пролепетала я, схватившись за край стола.

Сегодня была другая маска. Похожая на прошлую, и в ней снова не было прорезей для глаз, однако… она доходила до середины лица лорда и открывала острый кончик носа, изогнутые в насмешливости губы, светлые скуластые щёки и острый подбородок. Красивый. Даже сейчас, когда я не могла видеть второй половины его лица с такими, казалось бы, важными чертами, как глаза.

– Арзт прибыл, – пояснил лорд, – он сделал свою работу, а значит мы можем находиться на расстоянии друг от друга без той степени защиты.

Я кивнула и закусила губу.

– Я забыла вчера вас поблагодарить за подарок, – смущённо опустила взгляд я.

– В таком случае благодари, – милостиво вогнал меня в краску он.

– Спасибо, – прошептала я под его усмешкой.

– Мне импонирует твоя радость, Лу, – вновь непонятно произнес Оушен, – как и твоя извечная скромность. Это… умиляет.

Брови сошлись в одну линию от непонимания.

– Кофе, – лорд слегка приподнял голову, чтобы, кажется, взглянуть поверх моей головы, – для госпожи тоже.

Я было махнула головой, не желая пить ту дурно пахнущую гадость, однако меня опередили его слова:

– Тебе стоит попробовать, Лу. Уверяю тебя, это не так приторно, как конфеты, – его губы стали строже и прямее.

Ответа от меня никто не требовал, потому я ничего изменять не стала.

– Я… могу задать вопрос? – наконец, осмелела я.

А после его легкого кивка продолжила:

– Вы подарили мне инструмент, – заставила его кивнуть второй раз я, – но я не смогу научиться играть на нем сама, а потому…

– С учителем всё вышло сложнее, Луана, – опередил меня он, – в том городе, где мы останавливались, мне не получилось найти тебе достойного преподавателя. Единственным выходом оставалось только выписать его по почте. Впрочем, тебе стоит быть терпеливее, ведь уже к следующей остановке твоё обучение обязательно начнется.

Он дернул уголком губ, я повторила его жест.

– Я полагала, что учить меня будете вы, – решила сказать ему.

Он удивился. Замер на пару секунд, а после отвлёкся на мальчика-слугу, принёсшего широкое серебряное блюдо. Передо мной и лордом было поставлено по чашке на маленьком блюдце, посередине стола оказался стеклянный чайник с таким же рисунком, а сам юноша отошел на несколько шагов к стене, чтобы опустить голову в услужливом жесте.

Мне от этого стало не по себе.

– Насколько я знаю, в твоей семье не было мужчины младше условных сорока, а значит ты могла упустить этот момент из своего образования – мальчиков не обучают игре на музыкальных инструментах. Это считается исконно женской… женским пристрастием, – говорил он это мне, но повернув при этом голову к мальчику, что было немного странно.

– Мне стоит… – я поднялась на ноги, желая разлить по чашкам напиток.

– Сядь! – холодное и резко снисходительное следом, – ты больше не работаешь слугой, Луана. И тебе не стоит подходить ко мне ближе.

Я вновь присела, сжавшись от его непонятных приказов, и подтянула голову к плечам. Лорд тяжело выдохнул.

Слуга быстро метнулся в нашу сторону, налил сперва лорду, а затем и мне, за что получил моё тихое:

– Спасибо.

– Ты могла пострадать, Лу, – неожиданно мягко добавил лорд.

Я взглянула на него. Точнее в глаза маски.

– Я бы даже не коснулась вас, господин, – вышло немного обиженно, отчего мужчина не удержался от улыбки, – к тому же, он тоже мог «пострадать».

– Не мог, – ответили мне, – пострадать можешь только ты.

Я задумалась.

– Из присутствующих, – добавил он, а после сделал глоток из свей чашки, – можешь пробовать, кофе даже не горячий.

Я взяла в руки чашку, повторив его жест, а после поднесла к губам край.

– Следует взять блюдце во вторую руку, – его пальцы коснулись моей тарелочки в тот же момент, что и мои, однако сразу же отпрянули, подтверждая его опасения.

Тонкие аристократичные пальцы, не скрытые в этот раз перчатками, добрались до его части сервиза и взяли его под донышко.

– Вот так, – дернул уголками он в какой-то нервной улыбке, – тебе стоит вспоминать этикет чаще.

Вспоминать? Сперва необходимо его выучить!

– Однако, ты всё же можешь его проигнорировать, – расслабился лорд, – к чему он тебе на военном поезде.

Его блюдце с негромким звоном оказалось на столе, куда было практически брошено.

Я такой резкой смены настроения не поняла. Но попыталась не вздрагивать и начала пить так, как он показывал изначально.

Кофе было горьким, с мелкими частичками, оседающими на зубах и языке, и чёрным, не мутным, но и не прозрачным. Чашка вернулась на стол, а запах и вкус остались во рту. Мне захотелось воды.

– Ты могла бы сходить за конфетами – они сравняют горечь и сладость, – спокойно произнес Оушен.

Я напряглась. До последнего вагона точно дольше идти, чем до того, где лорд поселил меня с Вестой. Даже если я буду бежать, то он узнает, что я не стала выполнять его приказ.

– Мне не понравился кофе, – почти с мольбой посмотрела на него я.

– Совсем? – на его губах повисла насмешливость, от которой я тоже не сдержала улыбки, только со совсем другим значением.

– Да, Оушен, –подтвердила для него.

Он деланно кивнул, важно приподнял подбородок и продолжил тем же тоном:

– Знаешь, Лу, ты вводишь меня в некоторое недоумение. Тебе не нравится сладкое, горькое… на очереди солёное, однако я в какой-то мере теряю надежду, опасаясь предлагать тебе что-то неординарное!

– Мне нравится гречка с солью, – решила помочь ему я.

И впервые услышала его смех так близко и открыто. И это не было привычным хохотом мужчин, скорее мягким мелодичным смехом того, кто не желает унизить тебя этим жестом. Из-за него хотелось смеяться самой, а не скрыться где-нибудь подальше отсюда.

– Слишком… просто, – с его лица медленно сползла улыбка, – просто? – вопрос к самому себе, – просто. Над этим стоит поразмыслить.

Я кивнула.

– Мне чужды эм-м… перепады! – я вспомнила слово, – мне нравится всё среднее, – я стушевалась, – я имею ввиду именно вкус.

Он усмехнулся.

– Я понял, Луана. С остальным твои «вкусы» достаточно часто выходят за грань.

Чего он хотел донести до меня этим, я не поняла, пусть слова и были простыми.

На Эшелон уже опустились сумерки, потому, когда в темнеющем вагоне зажглась цепочка света для богатых, я вздрогнула. Но не наблюдающий за мной лорд.

– Возобновили подачу газа, – сказал он, практически замерев.

Я с интересом прищурилась, ожидая дальнейших его пояснений.

– Вы использовали дома керосин? – обратно моим ожидания вопросил он.

Я мотнула головой, жаждая узнать, о чём он говорит.

– Да, конечно, – выдохнул Оушен, – ты и не должна была таким интересоваться. Это было бы странно для графини.

– Мне очень интересно, – подалась вперед я, чем заставила его недовольно поджать губы.

Потом отсела обратно, покорно опустив голову, ощущая его злость. Но я ошиблась, а лорд начал объяснение:

– Керосин – это устаревшее топливо для ламп, для так называемых «керосиновых ламп». Само вещество в них горит и даёт свет. Не так практично, как газ. Сейчас почти везде используют газовые лампы – принцип работы схожий, но немного отличается, – он усмехнулся, видя мой горящий взгляд, – я могу дать тебе почитать книги об этом.

Мои глаза стали шире.

– У вас есть книги?! – я практически задохнулась от восторга.

Лорд моего восхищения не понял, и поджимал губы уже как-то задумчиво.

– Да, Лу. Есть, – спокойный тон, – ко всему прочему, мое предложение переместиться с беседой в мои вагоны все еще в силе.

Я была на грани того, чтобы не отправиться туда сейчас. Однако в душе всё ещё сидели сомнения и слова Весты. Я никогда не была трусихой, а значит…

– Х-хорошо, – выдохнула и сжала пальцы в кулак под столом, не желая показывать волнение.

– Замечательно, – лорд опёрся на стол, затем встал и произнёс, – в таком случае я пошлю за тобой слугу завтра. Сегодня уже совсем поздно.

Я закивала с радостью и встала вслед за ним.

– Но при одном условии, Лу, – добавил он, отчего я замерла, – сегодня ты не пойдешь на крышу. Тебе стоит выспаться, а крыша и в самом деле не место для девушки. Не забирайся туда больше.

Я поджала губы. От его слов стало как-то сиротливо, словно он меня прогнал и больше никогда не встретит и не скажет и слова.

Я всё же кивнула. После потёрла нос и вновь обратила внимание на него.

– Договорились, Лу, – он специально отошёл от стола так, чтобы никак не наткнуться на меня, жестом позвал мальчика-слугу, поклонившегося мне напоследок, и добавил, – не ранее обеда.

– Как скажете господин, – улыбнулась я, – доброй ночи вам.

– И тебе, Лу, – сказала мне уже его спина.

Его волосы висели ниже спины и необычно светлыми прядями колыхались от его шагов.

Я хотела бы коснуться его. Хоть раз в жизни. Хоть однажды, в мимолётном жесте или даже случайно.

Дверь за ним хлопнула. Я медленно развернулась к своему выходу и, лишь почти дойдя до него, заметила застывшую хмурую Весту на своем пути.

– Только не реви! – произнесла она, – сама же напросилась!

Я удивленно взглянула в её глаза.

– Я и не хочу плакать, – сообщила ей, – он обещал дать мне книги о этих фонариках, представляешь!

Мою радость можно было выплёскивать из окна – настолько её было много.

– Книги! – рассмеялась вернувшаяся от Мери Шага, – радоваться будешь, что ноги утащить сможешь до вагона!

Её смех был едким и неприятным. Не таким, как у Оушена. Он вообще был не таким, как все. Да разве кто-нибудь из них смог бы понять его или меня? Только мы друг друга.

– Ты неправа, – впервые ответила ей я.

После чего села рядом, втайне радуясь, что приготовиться к ужину успели до моего прихода, и я могла спокойно наблюдать за темнеющем небом через окно.

Глава 9

Тёплая ночь.

Босые ступни ступают по нагретому за день металлу. Это так же приятно, как идти по вязкому илу деревенского озера или по мелкому гравию насыпной дороги. Так, словно возвращаешься в детство под мягкое заботливое крыло бабушки-травницы, с беззаботными днями и спокойными ночами.

Это были одни из самых приятных воспоминаний за всю жизнь. Вот только все они уже покрылись толстым слоем из неприятия, страхов и мрака, появившихся сразу после её смерти.

Но я не любила оглядываться назад, потому держала на лице возбуждённую эмоциями улыбку, способную, кажется, дарить мне свет впереди. Я сама себе казалась светом в такие моменты, словно моя душа хотела воспарить и совсем не желала держаться в теле. Возможно это было печально, но поистине захватывающе – жить и не знать того, что будет впереди.

Вагон кабинета. И три вагона после него – вперед, потому что тот, что я прошла, того самого люка не имел. Что вообще за комната без окон?

– …которые полгода, милорд? – голос того странного старика со шляпой.

– Я не считаю, – безразличный ответ.

Но без маски, а главное чёткий. Потому я и села возле того люка, из которого доносились голоса.

– Доброй ночи, господа, – решила обозначиться я.

– Маленькая госпожа, – поприветствовал меня мужчина, – вам не страшно находиться на крыше? Это должно быть очень высоко.

Я вгляделась в маленькую щёлочку люка, но не смогла разобрать и очертаний. Ткань ли была мне преградой, или же что-то похожее, но от этого было ещё интереснее.

– Нет, господин, – отстраненно ответила я, – только на поворотах опасно – а обычно очень даже спокойно.

Я легла рядом с люком, чтобы лучше их слышать и вспомнила о туфлях, в которых всё же было не так прохладно. Но их пришлось оставить у люка – придерживать его от закрывания. Сами узорчатые носочки мне было жалко, из-за чего пришлось их перевернуть к верху и зажать только каблучок – он был твердый и не должен был расколоться.

– Опасно на поворотах? – повторил лорд, – ты не говорила мне об этом.

– Вы и не спрашивали, милорд, – повторила вечное обращение второго я.

– Справедливо, – хмыкнул Оушен, – но в корне неправильно с твоей стороны. В следующий раз говори мне о подобном. Я установлю поручни.

Я не сдержала счастливой улыбки. Можно ли эти его слова считать, как заботу, но я именно так и думала. А это многого стоило.

– Хорошо, – вышло у меня с придыханием.

– Интересный способ общения, – ни к кому не обращаясь, сказал старичок, – и главное – не вредящий.

Оушен рассмеялся.

– Ты прав, Арзт. Я и не осознавал, что «враги» подберутся ко мне настолько изощрённо.

Я нахмурилась.

– Я вам не враг, господин, – решила сообщить ему.

Он рассмеялся ещё громче.

– Это ты так считаешь, Лу.

Я ничего не поняла. Но прошептала:

– Вы ошибаетесь.

– Я практически никогда не ошибаюсь, Луана, – услышал меня он.

Я повернулась набок и ковырнула ногтём краску с крышки люка. И как только ему удается так хорошо различать мой голос?

– Вы сегодня добрый, – не выдержала я, – точнее, сейчас.

– Обезболивающее действует, милорд? – спросил второй.

– Арзт, добрый я для неё, – заставил меня совсем вспыхнуть Оушен, – для тебя и морфий не поможет.

Я выдохнула тёплый воздух из груди и закусила щёку изнутри. Это будет плохим вопросом, но разве он сам не сказал, что…

– Вы болеете? – я вся сжалась, ожидая его ярости, – поэтому смотрели мою кровь сегодня?

– Ты специально сказал без названия? Чтобы она поняла? – рассержено вопросил Оушен.

– Прошу прощения, милорд, – трясущимся голосом пролепетал мужчина, – госпожа догадливая, вот и…

Мне стало неприятно от того, что я подставила его, но больше я и слова произнести не могла.

– Всё не так просто, юная госпожа, – ответил мне почему-то старик, – я врач и пытаюсь лечить. Но… можно ли назвать это болезнью…

– Нельзя, – прохладно заметил лорд.

Я задумалась.

– Вы поэтому скрываете лицо под маской? Потому что… вашу болезнь… видно? – неуверенные слова от меня.

– Я делаю это, чтобы не навредить тебе, Лу. Плевать я хотел на то, как это выглядит, – резкое и непривычное для него, – и заканчивай со своими вопросами. Ты в любой перспективе узнала достаточно.

Под ноготь впился кусочек краски, отчего я едва слышно зашипела и села, разглядывая новую рану.

– В-вы можете мне навредить из-за моей крови? – спросила я, наверное, сходя с ума от наглости.

Лорд зло выдохнул.

– Нет, – холодное.

И я передумала спрашивать дальше.

– Я могу…? – попытался задать вопрос врач.

– Не можешь, – перебил его Оушен.

Повисла гнетущая тишина. Которую прервала неожиданно я:

– А я для вас песню вспомнила, господин, – я выдавила улыбку.

– Когда же ты начнёшь делать так, как я говорю? – усталый вопрос, – но я и в самом деле рад твоей песне, Лу. Только пока не начинай.

Послышался скрип, какое-то шуршание и выкрик врача:

– М-милорд! Вам нельзя пока вставать! Я-я… могу!

– Арзт, покинь меня. Давай, следующий вагон, – это почему-то заставило меня улыбнуться, – Лу, приоткрой люк. Но только не сильно и зажмурь глаза. А еще вытяни руку. Я жду.

Это было очень странно, и сердце колотилось так, будто в нём появился церковный колокол, однако я сперва зажмурилась, а после подцепила крышку.

– Не опускай руку, – голос без маски очень близко, – я рад, что ты послушная, Луана. Иначе мы с тобой не были бы «друзьями», – немного обидное.

В раскрытую ладонь ткнулась какая-то твердая и неровная коробка. Хотелось открыть глаза и посмотреть, но было страшно даже думать об этом.

– Справа ручка, возьмись за неё, – указания мне, – справа, Лу, – усмешка, – право – с другой стороны. Удивительно.

Я ухватила пальцами за кожаный ремешок и потянула.

– Закрывай люк, – он дождался момента, когда я вытащу коробку на крышу, – глаза открывай только после.

Небольшой удар крышки, от которой я напугалась даже больше, чем от того, что не смогла удержать её, а после мой взгляд сперва на закрытый люк, а затем на коробку.

– Ты должна была учиться хоть на чём-то, – прокомментировал он моё восторженное общупывание кожаной поверхности кривой коробки, – это мандолина. Не такая сложная в игре, как лютня, на что я опирался при выборе. Пара лет учёбы, и ты сможешь аккомпанировать своим песням.

Три защёлки, с которыми я разбиралась, пока он говорил. Я почти ничего не слышала – в ушах будто море било о скалы. Глаза слезились, я не дышала, и в душе раскрывалось что-то такое же огромное, как весь этот поезд со всеми людьми.

Крышку я открывала долго, как и долго смотрела под неё, не решаясь коснуться гладкого блестящего дерева.

– С фортепиано всё вышло бы проще, согласись ты находиться в одном из моих вагонов, однако…

Первое прикосновение. Лёгкое, неосязаемое и нерешительное.

– …единственным минусом будет то, что пальцы огрубеют от струн. Каюсь – я не взял это в расчёт.

Струны были тоже блестящими, ровными и длинными. А ещё металлическими и тонкими.

– Я уже сделал заказ на специальные перчатки. С размером определённо будет промах, потому я написал о нескольких парах. Лу?

Я выдохнула.

– Я вас люблю, – не сдержала порыва.

Тишина в течении секунды, и его смех.

– Луана, я и предположить не мог, что тебя так легко подкупить, – он вновь усмехнулся, только уже не так громко. А после был перебит старичком, снова вошедшим в этот вагон.

– Вам только что доставили почту, милорд, – тихо произнес врач, – мальчик-слуга принёс целую стопку писем.

– Замечательно, – ответил ему Оушен, – неси сюда. Сегодня без музыки, Лу. Но песню ты мне обещала.

Лицо, казалось, стянуло вниз от его реакции. В груди было холодно и зябко, будто никто в целом мире не смог бы согреть меня сейчас. Кроме него. Его слов. Любых. Но только не смеха над моим признанием.

– Луана? – не дождался он.

– Вы не подкупали меня, Оушен, – плечи опустились сами собой.

А грудь в этот момент наоборот – вздымалась.

– Чем, в таком случае, я смог бы тебя подкупить? – насмешливый вопрос.

Я же зашла в тупик.

– Песня, господин, – нашла выход я.

И зажмурила глаза, стирая рукавом платья слёзы радости и одновременного горя. А потом выдох. И спокойствие.

Любовь и страх бьют больнее кнута и палки.

– Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,

А я знала – их только три!

Между клёнов шёпот осенний

Попросил: «Со мною умри!

Я обманут моей унылой,

Переменчивой, злой судьбой».

Я ответила: «Милый, милый!

И я тоже. Умру с тобой…»

Это песня последней встречи.

Я взглянула на тёмный дом.

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-жёлтым огнём

(прим. автора: стихотворение Анна Ахматова «Песня последней встречи»)

– Ты романтизируешь все песни и рассказы, которые знаешь, – задумчиво произнёс милорд, – это, я так полагаю, должно пройти с возрастом.

Я поджала губы и нахмурила лоб.

– Почему именно я, господин? – вопросила я, – неужели ни одна девушка не забиралась сюда… как я?

Он хмыкнул.

– Ни одна, Лу. Ты была первая и единственная не струсившая и сбежавшая только после моего вопроса о песне.

Пальцы вновь прошлись по деревянной поверхности инструмента.

– Но вы меня не прогнали, – продолжила я.

– Не прогнал, – неожиданно прохладное, – я только сейчас заметил один прискорбный факт: ты называла себя внучкой графа, а я уверял себя, что обманулся, и ты говорила мне «дочка».

Тишина. Я застыла и, кажется, поблекла.

– Так кто ты, Луана? Дочка или внучка графа?

До меня доносился шелест бумаг, будто бы ими трясли, крайне резко рассекая воздух. Со злостью.

Он прочитал что-то в письмах, которые принёс ему врач?

– Ни та, ни другая, господин, – дрожащим голосом ответила я.

И зажмурилась, одновременно ведя пальцами по инструменту, всё ещё находящемуся в коробке.

– Луана, честное слово! – устало прошипел лорд, – я не хотел этого, однако ты вынуждаешь меня применять давление в твоём отношении!

Я широко раскрыла глаза, усмиряя слёзы, вызванные ветром, и стёрла пальцами несколько капель из уголков.

– Вы так сильно желаете добиться правды, – шепнула я, – к чему она вам? Чтобы стать вашим другом нужно все обо мне знать? Вы и в самом деле давите на меня. И… я могу идти?

Не знаю, смутился он или же рассердился сильнее, но между нами повисла тишина. Я не могла и не хотела уходить, а лорд… был самим собой: властным, но не грубым, как другие мужчины, молчаливым, но не грустным, ясным, как солнце с утра, но холодным и таинственным, как луна.

– Я не стану больше докучать тебе своими вопросами, Лу, – неожиданно мягко отступил он.

Я сперва не поверила своим ушам.

– Мне стоит и в самом деле быть терпимее к тебе, – совсем сбивающее с толку.

Мне казалось, что сейчас последует удар. Так всегда вели себя сестра и её муж, когда задумали наказать меня посильнее. От этих мыслей было страшно.

– В-вы меня накажете? – не выдержала я того густого и напряженного воздуха, что был вокруг.

– С чего ты решила? Мои слова были противоположны тому, о чём ты меня спросила, – задумчиво-прохладное.

Я не хотела говорить. Мне казалось, что мои мысли будут тем самым камнем, который он кинет в меня в следующий раз. Но разве такое было с его стороны? Хоть раз?

– Простите, – прошептала и уткнулась взглядом в инструмент, – мне принести вам е…ё? Она должна храниться у вас, потому что… это же ваша…она. Я столько не заплачу.

– Мандолина? – он дождался моего согласия, – Лу, прекращай. Разве кто-то забирает подарки? Даже для сохранности? Она – твоя, а значит и ответственность за неё ты несёшь самостоятельно.

– Вы были бы прекрасным отцом, милорд, – услышала я голос врача.

За ним последовала тишина, прерванная злыми словами господина:

– Арзт, будь любезен, исчезни с моих глаз! Я не нуждаюсь в твоей хвальбе!

Я улыбнулась, понимая, что вышло всё совсем не так.

– Вам необходимо сменить…

– Меняй и выходи! – не терпящее возражений.

Шаги, какое-то шуршание и… капли. Лёгкая трель по полу или может столу… но точно чему-то деревянному.

– Прошу прощения, милорд, – слова врача.

– Несущественно, – прохладный ответ.

Я затаилась, не желая пропустить и единого шороха.

– Расскажи о своей семье, Лу, – огорошил меня Оушен, – можешь выдумать, если нет желания говорить правду.

Я вытянула губы в трубочку от задумчивости. Сложно было больше найти что-то и вспомнить, а не придумать. Но я хотела именно правду.

– Мы с бабушкой часто ходили в лес зимой. Это нужно было для того, чтобы найти под снегом или на веточках некоторые растения. Бадан, Барвинок, Заячий корень – мы искали их для того, чтобы делать чай господам или заваривать для себя. Это было… весело и интересно, – я опустила голову, – когда не было снегопадов или мороза. А ещё в холодные зимы… Там, где мы жили, есть очень много озёр и болото. Они замерзают, но… всё равно можно провалиться.

Я закончила мысль, не зная куда деть всё, что было на душе.

– Это счастливое воспоминание хм… или рассказ? – поинтересовался лорд.

Я качнула головой.

– Не знаю, Оушен. Оно оставляет сложные чувства.

– Проверить не так затруднительно: ты хотела бы вернуться в то мгновение?

Я нахмурила брови и прошлась по коже короба до петель с замками.

– Если только того, что было после, не будет, – я положила крышку и застегнула крепления, – вы сказали мне про ответственность, господин.

Он остался дожидаться продолжения моих слов, потому и молчал.

– А что если… я боюсь её? – мои слова становились тише с каждым звуком, – что если я не справлюсь и всё испорчу?

Лорд хмыкнул и, кажется, подошёл к люку. Я слышала его неспешные приближающиеся шаги.

– Мой отец был достаточно принципиальным и твёрдым человеком, – начал он издалека, – и моё мнение в большей степени зарождалось от его мыслей. Это было давно, однако я запомнил эти слова на всю жизнь: на тебе всегда остаётся ответственность. Убегаешь от неё – значит признаёшь собственную слабость.

Я опустила голову на уже закрытый короб. Его слова вгоняли меня в тяжёлые раздумья.

– Я переосмыслил это, Лу. Меня, можно сказать, подтолкнули на это некоторые события. Ответственность найдёт тебя в любом случае. Она не исчезнет, а может только остаться мёртвым грузом. Однако, в нашем обществе часто используют такую практику, как «перекладывание собственной ответственности на другого». Весьма забавная вещь.

Он усмехнулся и продолжил:

– Её используют женщины, вступая в брак или находясь под покровительством отца.

По какой-то причине я догадывалась об этом ещё с начала его слов. И не к чему было лукавить, но все семьи так строились: жена ничего не решала. Интересней было слышать байки, приносимые нашим старостой, о тех леди, которые «враждовали» с традициями. Мужчины, которые слышали об этом, смеялись.

– Значит, ответственность нужна только мужчинам? – спросила я.

– Ты подводишь меня к такому термину, как «равноправие»? – хмыкнул лорд, – я не стал бы возлагать на него надежды…

Я устало оглядела несколько деревьев, притаившихся в небольшом овраге.

– …ещё лет двадцать назад. У меня было время, чтобы осмыслить прошлые ошибки. Эта – одна из тех, о которых мне следует вспоминать чаще.

– Мне кажется, вы не способны на ошибки, – я выпрямила затёкшую спину и потёрла уставшие глаза.

– Раньше – был, – короткий ответ.

Зевок я не сдержала.

– На плохое вы точно не способны, – утвердительно заметила я.

– Фантастические допущения твоего сознания меня удивляют, Лу. Тебе стоит осознать, что каждый человек способен на зло. Важно лишь учитывать посыл.

Я не поняла и слова из первой фразы, да и глаза уже начинали слипаться.

– Тебе пора, Луана, – непреклонное, – завтра будет новый день. Тебе не понравились конфеты. Что тебе нравится?

Я стушевалась, не зная, что ответить.

– Вы иногда задаете очень сложные вопросы, господин, – рассмеялась я.

Это показалось мне очень забавным. Ему, кажется, тоже.

– Ты непосредственна, Лу. Но в совсем необязательные мгновения, – выдохнул лорд, – ступай.

Я поднялась на ноги и сжала пальцами ручку. И сказала то, что хотела уже несколько минут:

– Я очень хотела переложить свою ответственность на вас, господин.

Мужчина замолчал, не издавая никаких звуков.

– Это невозможно до твоего шестнадцатилетия, Лу, – наконец, произнес он.

Я нахмурилась, не понимая почему он так ответил.

– Вы сможете забрать у меня м-мандолину только тогда? – переспросила его.

До меня донёсся его шумный выдох.

– Ты имела ввиду инструмент, – произнес он, – замечательно. И, как я уже сообщал, непосредственно, – усмешка, – иди спать, Луана. Уже поздно.

– Спокойной ночи, Оушен, – шепнула, крепче ухватила ручку, вздохнула и, немного накреняясь, пошла в сторону своего люка.

А когда аккуратно спустилась по лестнице, сошла на пол и добралась до последнего вагона, то положила свой подарок к стене рядом с собой. Пружина была позабыта – теперь её место заняла приятная кожаная поверхность короба.

***

Взять с собой на кухню инструмент я не решилась. Всё утро переживала о том, что кто-то может сломать дорогой подарок лорда, за который я должна была нести ответственность.

Я не желала его расстраивать. Не хотела, чтобы он подумал, что я совсем ни на что не гожусь, раз умудрилась не уследить за дорогой вещью. Не думала, что будет ругаться, а именно переживала о том, что он подумает обо мне.

Снова посмеётся.

– Сядь, Лушка, – даже подвела меня к скамейке Веста, – не иначе, что случилось? Бледная, да нерасторопная.

Я качнула головой, приняла помощь и осталась держаться за её руку.

– Как… как показаться интересной гм… мужчине? – я с мольбой уставилась в её удивленные глаза, – чтобы он… я… чтобы я ему… – я зажмурилась и прошептала, – чтобы он меня тоже полюбил.

Повариха молчала, не забирая из моих вспотевших и дрожащих ладоней свою и не шевелясь при этом сама.

– Ох, Лушка, Лушка! – она сделала тяжёлый шаг ко мне, чем заставила подвинуться, и с трудом опустилась рядом, оставив меня на самом краю, – и чего тебе неймётся? Сама же сигаешь в горящую полынью! – она вздохнула, – да кто ж тебя уже остановит, дурную. Раз сама решила, то и не оклемаешься.

Я поджала губы.

Это и в самом деле было глупо – надеяться на чувства со стороны самого лорда. Но я как раз была той, кто большую часть своей жизни прожила в мечтах. Той, кто всей душой желала видеть волшебство и сказочность в каждом мгновении своей жизни. Той, кто умела верить и ждать.

– Я скажу тебе слова, что должна была сказать тебе твоя мать, Лушка, – женщина внимательно меня оглядела, – не станет он тебя любить. Никто из мужиков не станет, – она поймала мой удивленный взгляд, – не лупкай, а слушай! Не любят они так, как мы! Другая любовь им нужна. Это ты только и видишь, как он тебя за руку держит, да подарки дарит, а он… сам-то… не надо тебе этого, послушай ты меня. Не надо, Лу. Ой, не надо.

Её лицо вытянулось. Щёки будто сползли вниз, сделав её лицо еще строже и сварливее. Однако, теперь оно было ещё и печальным.

– Я понимаю, что ты имеешь ввиду, – я проследила за тем, как она встала и похромала обратно к очагу, – и я не так юна, как все вы думаете. Но… он и в самом деле невероятный. Добрый, не такой… липкий и неприятный, как остальные. Он не станет «любить» меня так, как говоришь ты. Он хороший и совсем не злой. А еще очень умный и спокойный. Никогда не ругается и не кричит.

– Да разве ж кто-то из них до того самого кричит?! – всплеснула руками она, – разве они ругаются? Подумай, Лушка. Подумай только! Погубит он тебя, как есть погубит.

Я отвернулась к окну, пряча в послеобеденном пейзаже… улыбку. Глупую влюбленную улыбку девушки, которая хотела быть обманутой. Могло ли быть хуже мне от этого? Разве что душе, на которой появится грязное несмываемое пятно, что никак нельзя будет забыть. Но я готова была нести эту ношу. И я решила это уже давно.

– Луана, – вывел меня из мыслей его голос, отчего я буквально подскочила на ноги и метнулась к двери.

Он уже сидел за столом, привычно прямо держа спину и закинув ногу на ногу. Однако кое-что в нём изменилось: той накидки на голове теперь не было, по плечам струились светлые волосы, выбирающиеся из высокого хвоста почти на макушке, а прикрывающий тёмный плащ был заменен бардовым камзолом с золотыми вставками, будто армейским.

От радости я даже запнулась, прежде чем пройти и сесть напротив него.

– Здравствуй, Лу, – улыбнулся мужчина.

Я смогла увидеть эту улыбку. Ясную, милую, немного кривую и сдержанную, но одновременно тёплую.

Мое дыхание сбилось.

– Вы… сегодня… – пролепетала я, схватившись за край стола.

Сегодня была другая маска. Похожая на прошлую, и в ней снова не было прорезей для глаз, однако… она доходила до середины лица лорда и открывала острый кончик носа, изогнутые в насмешливости губы, светлые скуластые щёки и острый подбородок. Красивый. Даже сейчас, когда я не могла видеть второй половины его лица с такими, казалось бы, важными чертами, как глаза.

– Арзт прибыл, – пояснил лорд, – он сделал свою работу, а значит мы можем находиться на расстоянии друг от друга без той степени защиты.

Я кивнула и закусила губу.

– Я забыла вчера вас поблагодарить за подарок, – смущённо опустила взгляд я.

– В таком случае благодари, – милостиво вогнал меня в краску он.

– Спасибо, – прошептала я под его усмешкой.

– Мне импонирует твоя радость, Лу, – вновь непонятно произнес Оушен, – как и твоя извечная скромность. Это… умиляет.

Брови сошлись в одну линию от непонимания.

– Кофе, – лорд слегка приподнял голову, чтобы, кажется, взглянуть поверх моей головы, – для госпожи тоже.

Я было махнула головой, не желая пить ту дурно пахнущую гадость, однако меня опередили его слова:

– Тебе стоит попробовать, Лу. Уверяю тебя, это не так приторно, как конфеты, – его губы стали строже и прямее.

Ответа от меня никто не требовал, потому я ничего изменять не стала.

– Я… могу задать вопрос? – наконец, осмелела я.

А после его легкого кивка продолжила:

– Вы подарили мне инструмент, – заставила его кивнуть второй раз я, – но я не смогу научиться играть на нем сама, а потому…

– С учителем всё вышло сложнее, Луана, – опередил меня он, – в том городе, где мы останавливались, мне не получилось найти тебе достойного преподавателя. Единственным выходом оставалось только выписать его по почте. Впрочем, тебе стоит быть терпеливее, ведь уже к следующей остановке твоё обучение обязательно начнется.

Он дернул уголком губ, я повторила его жест.

– Я полагала, что учить меня будете вы, – решила сказать ему.

Он удивился. Замер на пару секунд, а после отвлёкся на мальчика-слугу, принёсшего широкое серебряное блюдо. Передо мной и лордом было поставлено по чашке на маленьком блюдце, посередине стола оказался стеклянный чайник с таким же рисунком, а сам юноша отошел на несколько шагов к стене, чтобы опустить голову в услужливом жесте.

Мне от этого стало не по себе.

– Насколько я знаю, в твоей семье не было мужчины младше условных сорока, а значит ты могла упустить этот момент из своего образования – мальчиков не обучают игре на музыкальных инструментах. Это считается исконно женской… женским пристрастием, – говорил он это мне, но повернув при этом голову к мальчику, что было немного странно.

– Мне стоит… – я поднялась на ноги, желая разлить по чашкам напиток.

– Сядь! – холодное и резко снисходительное следом, – ты больше не работаешь слугой, Луана. И тебе не стоит подходить ко мне ближе.

Я вновь присела, сжавшись от его непонятных приказов, и подтянула голову к плечам. Лорд тяжело выдохнул.

Слуга быстро метнулся в нашу сторону, налил сперва лорду, а затем и мне, за что получил моё тихое:

– Спасибо.

– Ты могла пострадать, Лу, – неожиданно мягко добавил лорд.

Я взглянула на него. Точнее в глаза маски.

– Я бы даже не коснулась вас, господин, – вышло немного обиженно, отчего мужчина не удержался от улыбки, – к тому же, он тоже мог «пострадать».

– Не мог, – ответили мне, – пострадать можешь только ты.

Я задумалась.

– Из присутствующих, – добавил он, а после сделал глоток из свей чашки, – можешь пробовать, кофе даже не горячий.

Я взяла в руки чашку, повторив его жест, а после поднесла к губам край.

– Следует взять блюдце во вторую руку, – его пальцы коснулись моей тарелочки в тот же момент, что и мои, однако сразу же отпрянули, подтверждая его опасения.

Тонкие аристократичные пальцы, не скрытые в этот раз перчатками, добрались до его части сервиза и взяли его под донышко.

– Вот так, – дернул уголками он в какой-то нервной улыбке, – тебе стоит вспоминать этикет чаще.

Вспоминать? Сперва необходимо его выучить!

– Однако, ты всё же можешь его проигнорировать, – расслабился лорд, – к чему он тебе на военном поезде.

Его блюдце с негромким звоном оказалось на столе, куда было практически брошено.

Я такой резкой смены настроения не поняла. Но попыталась не вздрагивать и начала пить так, как он показывал изначально.

Кофе было горьким, с мелкими частичками, оседающими на зубах и языке, и чёрным, не мутным, но и не прозрачным. Чашка вернулась на стол, а запах и вкус остались во рту. Мне захотелось воды.

– Ты могла бы сходить за конфетами – они сравняют горечь и сладость, – спокойно произнес Оушен.

Я напряглась. До последнего вагона точно дольше идти, чем до того, где лорд поселил меня с Вестой. Даже если я буду бежать, то он узнает, что я не стала выполнять его приказ.

– Мне не понравился кофе, – почти с мольбой посмотрела на него я.

– Совсем? – на его губах повисла насмешливость, от которой я тоже не сдержала улыбки, только со совсем другим значением.

– Да, Оушен, – подтвердила для него.

Он деланно кивнул, важно приподнял подбородок и продолжил тем же тоном:

– Знаешь, Лу, ты вводишь меня в некоторое недоумение. Тебе не нравится сладкое, горькое… на очереди солёное, однако я в какой-то мере теряю надежду, опасаясь предлагать тебе что-то неординарное!

– Мне нравится гречка с солью, – решила помочь ему я.

И впервые услышала его смех так близко и открыто. И это не было привычным хохотом мужчин, скорее мягким мелодичным смехом того, кто не желает унизить тебя этим жестом. Из-за него хотелось смеяться самой, а не скрыться где-нибудь подальше отсюда.

– Слишком… просто, – с его лица медленно сползла улыбка, – просто? – вопрос к самому себе, – просто. Над этим стоит поразмыслить.

Я кивнула.

– Мне чужды эм-м… перепады! – я вспомнила слово, – мне нравится всё среднее, – я стушевалась, – я имею ввиду именно вкус.

Он усмехнулся.

– Я понял, Луана. С остальным твои «вкусы» достаточно часто выходят за грань.

Чего он хотел донести до меня этим, я не поняла, пусть слова и были простыми.

На Эшелон уже опустились сумерки, потому, когда в темнеющем вагоне зажглась цепочка света для богатых, я вздрогнула. Но не наблюдающий за мной лорд.

– Возобновили подачу газа, – сказал он, практически замерев.

Я с интересом прищурилась, ожидая дальнейших его пояснений.

– Вы использовали дома керосин? – обратно моим ожидания вопросил он.

Я мотнула головой, жаждая узнать, о чём он говорит.

– Да, конечно, – выдохнул Оушен, – ты и не должна была таким интересоваться. Это было бы странно для графини.

– Мне очень интересно, – подалась вперед я, чем заставила его недовольно поджать губы.

Потом отсела обратно, покорно опустив голову, ощущая его злость. Но я ошиблась, а лорд начал объяснение:

– Керосин – это устаревшее топливо для ламп, для так называемых «керосиновых ламп». Само вещество в них горит и даёт свет. Не так практично, как газ. Сейчас почти везде используют газовые лампы – принцип работы схожий, но немного отличается, – он усмехнулся, видя мой горящий взгляд, – я могу дать тебе почитать книги об этом.

Мои глаза стали шире.

– У вас есть книги?! – я практически задохнулась от восторга.

Лорд моего восхищения не понял, и поджимал губы уже как-то задумчиво.

– Да, Лу. Есть, – спокойный тон, – ко всему прочему, мое предложение переместиться с беседой в мои вагоны все еще в силе.

Я была на грани того, чтобы не отправиться туда сейчас. Однако в душе всё ещё сидели сомнения и слова Весты. Я никогда не была трусихой, а значит…

– Х-хорошо, – выдохнула и сжала пальцы в кулак под столом, не желая показывать волнение.

– Замечательно, – лорд опёрся на стол, затем встал и произнёс, – в таком случае я пошлю за тобой слугу завтра. Сегодня уже совсем поздно.

Я закивала с радостью и встала вслед за ним.

– Но при одном условии, Лу, – добавил он, отчего я замерла, – сегодня ты не пойдешь на крышу. Тебе стоит выспаться, а крыша и в самом деле не место для девушки. Не забирайся туда больше.

Я поджала губы. От его слов стало как-то сиротливо, словно он меня прогнал и больше никогда не встретит и не скажет и слова.

Я всё же кивнула. После потёрла нос и вновь обратила внимание на него.

– Договорились, Лу, – он специально отошёл от стола так, чтобы никак не наткнуться на меня, жестом позвал мальчика-слугу, поклонившегося мне напоследок, и добавил, – не ранее обеда.

– Как скажете господин, – улыбнулась я, – доброй ночи вам.

– И тебе, Лу, – сказала мне уже его спина.

Его волосы висели ниже спины и необычно светлыми прядями колыхались от его шагов.

Я хотела бы коснуться его. Хоть раз в жизни. Хоть однажды, в мимолётном жесте или даже случайно.

Дверь за ним хлопнула. Я медленно развернулась к своему выходу и, лишь почти дойдя до него, заметила застывшую хмурую Весту на своем пути.

– Только не реви! – произнесла она, – сама же напросилась!

Я удивленно взглянула в её глаза.

– Я и не хочу плакать, – сообщила ей, – он обещал дать мне книги о этих фонариках, представляешь!

Мою радость можно было выплёскивать из окна – настолько её было много.

– Книги! – рассмеялась вернувшаяся от Мери Шага, – радоваться будешь, что ноги утащить сможешь до вагона!

Её смех был едким и неприятным. Не таким, как у Оушена. Он вообще был не таким, как все. Да разве кто-нибудь из них смог бы понять его или меня? Только мы друг друга.

– Ты неправа, – впервые ответила ей я.

После чего села рядом, втайне радуясь, что приготовиться к ужину успели до моего прихода, и я могла спокойно наблюдать за темнеющем небом через окно.

Глава 10

Новой комнатой, как я и думала, был кабинет. Ещё на крыше запомнила, как он говорит о нём. А вот про то, что идёт следом, он промолчал, потому я заворожённо прошмыгнула мимо трёх высоких стеллажей с книгами в тех самых коробочках, одного стола с кучей таких, как та, что была у меня, только более аккуратными, и отворила дверь в соседнюю половину вагона.

Это была спальная комната. Красивая и богатая. Задрапированная в тёмную мягкую ткань, с большой кроватью с резными столбиками и цветастыми одеялами, двумя раскрытыми окнами, ковром на полу и огромным железным тазом посередине – ванной, подсказала я самой себе. Из неё как раз исходил пар, а две девушки, стоящие рядом, с непониманием оглядели меня.

– Я закрою дверь с той стороны, госпожа, – поклонился мне слуга у двери, – если пожелаете, сможете закрыть её и со своей.

Я кивнула, а после подумала вслух:

– Я м-могу на время… оставить девушек с вами? – с мольбой уставилась на него.

Мальчик кивнул, указал им на дверь и дождался момента, когда они выйдут.

– Вы можете позвать в любой момент, госпожа. Я услышу и отправлю к вам одну из… служанок, – он поджал губы и удалился вслед за ними.

Я же застыла. Всё ещё держа прижатое к груди платье, и не могла найти себе место. Помыться хотелось – раньше мы делали это как минимум раз в неделю. А то, как привыкли жить на поезде, было для меня чуждо. К тому же, я помнила тот самый «банный день», когда пришлось мыться с толпой женщин. Потому сперва положила своё новое платье на кровать, заодно пощупав приятную ткань одеяла, затем закрылась сперва с одной стороны вагона, а затем с другой, и только после этого сняла с себя наряд старшей служанки.

С ним всё было сложнее, чем тогда с серым – я была для него слишком худой, из-за чего пришлось намотать на живот и грудь несколько слоев ткани, взятой с моего старого платья. Иначе всё болталось бы, как колокол вокруг собственного языка.

Мысли всё время останавливались вокруг слов господина. Жениться? На мне? Я даже мечтать о таком боялась, не то, чтобы так открыто… ещё и сказала ему, когда выходила.

Вода была немного горячей. Сперва я потрогала её пальцами, и только после того, как умылась и нашла мыло на её ободе, догадалась, что можно залезть в неё целиком. Так было удобнее мыть волосы и даже можно было нырнуть.

Однако, долго сидеть я не стала – выжала волосы, собрала с тела всю влагу и оделась, даже немного полюбовавшись собственным отражением в воде.

Туфли надевать не стала, стоило на них взглянуть, как вспомнила те, что были в коробке под платьем. Их я взять не подумала.

После всего этого сложила старый наряд, заплела волосы в косу и заглянула в следующий вагон, где должен был быть мальчик. Там оказалась странная комната без окон, в которой ничего не было, кроме двух кресел со странной спинкой и одного деревянного стула, а ещё шкафчика с закрытыми дверцами. Пришлось пройти дальше и заглянуть уже в простой коридор, чем-то напоминающий тот вагон, в котором была комната Весты и Мери.

В нём нашелся слуга и те две девушки, которые мне не понадобились.

– Я к-хм… закончила, – сообщила ему и вернулась в спальню, пройдя по странной комнате.

Интересно, для чего она нужна? И не та ли это комната с люком на крыше? Я даже вернулась, чтобы посмотреть.

Она. Люк сейчас был немного приоткрыт, из-за чего в вагоне не было темно.

Долго заставлять себя ждать было нехорошо, потому я собрала своё старое платье, ткань и туфли и пошла обратно к лорду, неся с собой просто огромную благодарность и… смущение, потому как сказала ему… когда выходила.

Но если он хочет на мне жениться, то… такое вообще возможно?

– …обречена! Практически потеряет всё, милорд! Как же вы это не понимаете! – возмущался врач.

– Меня крайне раздражает твоя бессовестно-подслушивающая натура, Арзт, однако тебе стоит пойти к чёрту при любом раскладе, – холодный тон лорда, – я способен понять те доводы, о которых ты мне толкуешь уже который день. И мой ответ неизменен.

– Вы не даёте ей и шанса! – на этих словах я шагнула в тот вагон, в котором находились они вдвоём.

И интересовал меня даже не их диалог, а то, о чём я и спросила:

– Как вы оказались в этом вагоне, господин Арзт? Вы уходили через эту дверь, – я указала взглядом на ту, что сейчас была позади меня.

– Приближенные к милорду господа и слуги иногда передвигаются по крыше, госпожа, – ответил он, – не вы одна настолько храбрая.

Его лицо посетила улыбка. Усы смешно дёрнулись от этого. Я не смогла сдержаться в ответ, после чего, так же улыбаясь, подошла к прошлому своему дивану, держа у груди вещи.

– Почему ты босиком? – удивлённо спросил молчавший до этого Оушен.

Я смутилась, заглянула в коробку и вынула оттуда новые туфли уже на более высоком каблучке. Прошлые мои вещи попали в короб, взамен им.

– Я забыла туфли, милорд, – сказала ему, не в силах посмотреть на маску.

Стоило мне убрать от груди вещи, как оба мужчины сперва застыли, а после резко отвернулись, буквально через секунду. Лорд даже выдохнул с шумом.

– Госпоже уже стоит носить… корсет, – первым выпал из смущения краснощёкий врач, – вы достаточно рано сформировались для своего возраста.

Я прикусила щеку изнутри.

– Это платье выше щиколотки, – усмехнулся, кажется, над собой Оушен, – оно детское. Я предполагал, что должно подойти по возрасту и комплекции.

– Если бы вы дали мне провести осмотр, милорд, – начал было врач, но замолчал, стоило господину Эшелона начать поворачивать к нему голову.

Я в этот момент обувалась.

– Тебе стоит переодеться, Луана, – прохладно произнёс лорд.

Я поджала губы, но решила спросить:

– Я… у меня есть ткань, которая будет… которая всё прикроет. Я могу?..

После некоторых раздумий он кивнул, пусть поворачиваться для этого не стал.

– Мы выйдем на необходимое время в кабинет, – поднялся он на ноги, обращая маску к окну, – позвать слугу?

Я мотнула головой и добавила:

– Нет, господин. Спасибо.

Он промолчал, двинувшись к двери и подав знак врачу, который успокаиваться не стал, а потому продолжил:

– Меня смущают некоторые аспекты, госпожа Луана. Первый – ваша кровь уже пошла?

– Арзт! – почти зарычал лорд.

После чего вытолкнул мужчину за дверь и закрыл её, продолжив говорить ему что-то очень злое.

Я же ответила самой себе в мыслях, начав переодеваться: не пошли. И не пойдут. Сестра из-за этого называла меня больной. Но я была внучкой травницы и могла понять, что моя худоба влияет на многое. Так и на кровь, которая потом поможет сделать во мне ребёнка.

Стоило постучать в дверь, как Оушен позвал меня, а не вернулся в гостиную сам:

– Заходи, Лу.

– Вы позволяете мне лечить вас, но так несгибаемы до простой диагностики для госпожи, – сидел на диване напротив стола врач.

Лорд откинулся головой на спинку своего кресла за столом и скрестил руки на груди.

– Ты уже опостылел мне, Арзт, – устало ответил он, – не хочу, чтобы это произошло и с ней.

Господин поджал губы.

– Позвольте один вопрос, и клянусь, больше не произнесу ни одного слова в отношении госпожи, – взмолил мужчина.

Лорд только дёрнул щекой и кивнул, так и не меняя позы.

– Сколько вам полных лет, госпожа Луана? Надеюсь, со мной вы будете честны, – внимательный взгляд врача на меня.

Я робко села на диван подальше от него, положила руки на колени и взглянула в упор на Оушена. Мне нужно было узнать то, как поведёт себя именно он.

– Двадцать один, – выдавила я.

Лорд усмехнулся. Врач удивленно раскрыл глаза.

– Вы обещали, милорд, – напомнила ему я.

– О чём же? – не поднимая головы.

– О том, что если я скажу вам свой настоящий возраст, то и вы скажете свой, – я затаила дыхание.

Он молчал, плотно сжимая губы.

– Девяносто четыре, – холодный ответ, – но я, в отличие от тебя, не солгал и не прибавил себе десяток лет.

Я нахмурилась.

– Я не знаю таких цифр, но мне кажется, что вы должны выглядеть… старше, милорд, –уставилась на него я.

– Вам следует срочно сменить рацион питания, госпожа! У вас чистой воды анорексия! – заголосил господин.

Я не знала, что ему ответить.

– Успокойся, Арзт, – прохладно сказал Оушен, – я работаю над её «рационом». И ты обещал отстать.

Я благодарно ему кивнула и вновь нахмурилась.

– Это из-за вашей болезни, господин? – догадалась я.

Он даже поднял голову, чтобы взглянуть на меня через маску и прошипеть с долей злости:

– Мне следует оставить вас вдвоем, чтобы вы мучали вопросами друг друга, не создавая неудобств мне! Да. Это из-за болезни, Лу, – он повернул голову к мужчине, – она наврала тебе, Арзт! Как и мне несколько раз до этого. А теперь вон отсюда! Оба!

Я вскочила на ноги первая. Почему-то поклонилась, чего не делала ни разу до этого, видимо потому, что так сделали те две девушки. После чего практически добежала до двери в нужную мне сторону и скрылась за ней, отрезав:

– Простите, господин. Доброго дня.

Вдогонку мне понеслись слова врача, обращённые к господину:

– Вы её обидели, милорд.

– С чего ты решил? – задумчивый ответ.

Хотелось вернуться и сказать, что это неправда, однако меня уже выгнали, а дверь захлопнулась. Пришлось идти сперва забирать коробку, а затем на кухню. Нужно было сказать Весте, что всё в порядке. Да и мою работу никто не отменял.

В этот раз солдаты меня даже не оглядели – продолжили заниматься своими делами, не поднимая голов. Путь был прямой, пусть с коробом бежать было достаточно трудно. Ещё и более высокие каблучки мешали это делать, как и коса, непривычно хлещущая по спине. Я успела отвыкнуть от неё за то время, пока прятала её за платьем на спине.

Был уже обед, потому я притормозила и пошла по столовым, полным солдат, уже без спешки. Тем дольше и неприятнее пришлось терпеть взгляды мужчин со всех сторон, иногда сопровождающиеся ухмылками.

Мне, как бы странно это не было, становилось от этого не так плохо, стоило в голове мелькнуть мысли о том, что Оушен не такой. На его лице никогда не было грязной или издевательской улыбки, рот никогда не говорил что-то плохое, а в мыслях точно не было святотатства. Он был чист душой, уверен и непоколебим настолько, насколько крепло в моей груди восхищение им.

Однако, самым удивительным было то, что он сказал мне о возможности нашего брака. Брака – самой настоящей связи душ, способной породить искреннюю любовь и в его сердце.

Дежурным сегодня был Джеки и ещё один мужчина, которого я видела несколько раз, но не смогла запомнить имени. Я улыбнулась им двоим и шагнула к двери, подметив поджатые губы и нахмуренные брови.

– Иное платье! – первое, что воскликнула Веста, приметив меня в дверях, – как-никак то…

– Оно в коробке, – махнула ею перед собой я, – а ещё лорд подарил мне туфли и позволил искупаться в своей ванной и… у платья есть пуговица! – я подбежала к столу и опустила на него коробку, после чего повернулась к ней спиной и задрала косу вверх, – вот! А ещё… – тут я запнулась, не решаясь рассказать ей про его слова, – а ещё он не такой, как вы говорили, – я улыбнулась Шаге, – он хороший, разговаривает со мной и… ещё дал почитать книгу!

Её я показывать не стала. Но мысль, что мне её негде и некогда читать в голове промелькнула.

Все, кто был в этот момент на кухне, застыли, разглядывая меня.

– Как он выглядит? – дёрнулась в мою сторону девушка, перестав мыть посуду в тазу, – он снял эту свою… маску?

Я кивнула ей, по какой-то причине решив молчать про болезнь господина, и подошла к подтирающей слёзы Весте.

– Что-то случилось? – мягко спросила я у неё.

И получила только метнувшуюся из стороны в сторону голову.

– А вагоны его? Дорогие? – не унималась Шага.

Я снова кивнула.

– Ты плачешь из-за меня? – шагнула я к поварихе.

Она вновь помотала головой и плюхнулась на скрипучий табурет, чтобы вытирать слёзы краем фартука.

– Последние расходятся, – зашёл в кухню Джеки.

Я в этот момент садилась коленями на пол перед Вестой, чувствуя огромный комок вины за её переживания.

– Так начинай собирать, – резко вскинула голову Шага, смерив его злыми глазами, – чего застыл?

– Ты бы заткнулась от греха подальше, – прошипел он на неё, при этом всё ещё стоя у входа.

– Я ему интересна, – шепнула я так, чтобы никто больше не услышал, – и он никогда меня не обидит. Я хотела бы познакомить вас, чтобы ты не переживала, но только…

– Но только что? – рассмеялся Джеки, – мы рожей не вышли для такой, как ты? А, графская внучка?

Я испуганно опустила глаза к полу, не понимая, что происходит, пока над головой не прогремел смех Шаги, заставивший меня вздрогнуть.

– Так ты сам-то куда полез? – не переставая гогот начала она, – обижают у нас не мелкую тихую Лушку, а она всех! Поди и господина так обидит! Ха-ха! Только и разговоров, что о ней! Невинная, хорошая, работящая, да и самому лорду по вкусу пришлась! Что, Джеки, на простых уже не тянет?

Я положила руку на колено поварихи, которая начала упрямо сверлить их двоих взглядом, уже почти не плача.

– На тебя точно нет! – рыкнул он ей и рывком открыл дверь, чтобы почти с размаху врезаться в личного слугу Оушена, – простите, – оправился Джеки и уступил дорогу тому, кто был выше по положению.

– По твою душу, – пробормотала Веста.

Я быстро поднялась на ноги, встречая посланца с очередным приказом.

– Лорд приносит свои извинения, госпожа, – поклонился мне мальчик, – и просит вас о прощении.

Я застыла, держась за руку поварихи и не зная, что мне на это отвечать.

– Эмм… я его и не винила… ни за что, – промямлила я, вспомнив последние слова врача, которые я услышала, – передайте ему, что он ни в чём не виноват. И я не смею обижаться на него.

Слуга кивнул. Но остался стоять на месте.

– Милорд приглашает вас отобедать в его личной столовой, госпожа, – вновь поклонился он, – мне отнести ваши вещи в вашу комнату? – он заметил стоящую рядом с ним коробку.

Мне оставалось только кивнуть. Но очень хотелось спросить:

– Это приказ господина, или я могу… я хотела бы остаться на кухне… сейчас, – выдохнула я.

Мальчик замер, поднял коробку с пола и выпрямился, оглядев меня почему-то просящим видом. Его глаза забегали, ища помощи у всех, кто был на кухне.

– Вы можете остаться, госпожа, – обрадовал меня он, – но… прошу вас идите… иначе… он уже сейчас разозлился на господина Арзта когда… он сказал, что вы обиделись… а если вы не пойдёте, то… будет злиться и на меня…

Я тяжело вздохнула, понимая, что выбора у меня теперь точно нет. А после повернулась к Весте:

– Не волнуйся. Мы просто разговариваем. И… он никогда меня не коснётся, – заверила её, кивая на каждом слове, – клянусь. И… прости, что опять не помогаю тебе.

Я выдавила улыбку и кивнула мальчику на вопрос с коробкой, которую он всё ещё держал в руках.

– Спасибо, – прошла мимо него я, – положите, пожалуйста, на кровать.

Он встрепенулся, дёрнулся в сторону двери и остановился, вернув взгляд на меня.

– Все высшие слуги будут счастливы, если вы… останетесь с господином, – он снова рванул к противоположной двери, ловко отворил её и исчез, быстро шагая по соседнему вагону.

Я же не смогла сдержать улыбки, после которой направилась обратно в комнаты господина, крутя в голове слова о том, что мы с ним были похожи и непохожи сразу – в нём не было того страха, всегда присутствующего во мне, а во мне не было такой мудрости, какая была у него.

– Я сойду с Эшелона, – окликнула меня Веста дрожащим голосом, – мы вдвоём схоронимся даже от дьявола, Лушка. Только скажи мне, когда поплохеет.

От её слов было горько на душе, но я нашла в себе силы выйти в пустую столовую, в которой медленно слонялись двое мужчин, собирающих посуду и даже не поднявших глаз на проскользнувшую дальше меня.

В этот раз я решила постучаться в первую дверь возле которой не было ни души. Неуверенный стук заставил меня беспокойно дождаться чёткого звука шагов, выдохнуть и улыбнуться открывшему мне лорду.

– Арзт сказал, что ты долго будешь меня прощать, – держать мне дверь он не стал, быстро преодолев первый вагон и дойдя сразу до кабинета, – престарелый лжец.

Я посеменила за ним.

– Я совсем не обижалась на вас, милорд! – заверила его, – и… мне казалось, что вы назвали свой возраст и… вы не настолько младше господина врача!

Оушен разместился за своим столом, указав мне на пустой диван напротив.

– Полагаю, эта колкость с твоей стороны была ненамеренной, – лениво усмехнулся мужчина, – впрочем, ты ошиблась – я старше Арзта ровно вдвое.

Я заинтересованно подалась вперед.

– Вдвое это… ещё два года к его мм-м…годам? – руки впились в мягкую вышитую ткань сиденья.

– Арифметика – не твоя сильная черта, Лу, – вновь лёгкий смешок от него, – нужно не прибавлять, а умножать.

Я нахмурила брови и решила промолчать, не задавая больше вопросов.

– Однако, вернёмся к прошлой нашей теме: доводы Арзта при нашем личном разговоре показались мне более дельными, потому через некоторое время, необходимое для подготовки, господин-врач проведёт для тебя обследование, – напугал меня он, но после успокоил, – и я позволил себе заказать для тебя платье к-хм… более женственного кроя, – он, кажется, был немного смущен, – хоть это и противоречит всем правилам и нормам.

Он сложил руки на груди.

– В поместье деда у тебя была гувернантка? – продолжил лорд.

Мне казалось, он смотрит на меня с интересом и настолько внимательно, что почти сверлит глазами. От этого было некомфортно.

– Нет, господин, – шепнула я, не зная, о чём он говорит.

– Это показалось мне странным жестом в условиях военного поезда, однако, может стоит нанять тебе учительницу? Как думаешь?

Он первый раз спрашивал моего мнения, из-за чего я растерялась. Но ответила так, как считала нужным:

– Я хотела бы работать на кухне и дальше, а учитель…ница будет ходить за мной? Или только тогда, когда я буду с вами?

Оушен откинулся на спинку кресла и постучал пальцами по столу.

– Я понял твой негатив по поводу гувернантки. Но насчёт кухни – однозначное нет, – строго произнес он, – это изначально было дурной затеей, сейчас же приобрело оттенок произвола.

Внутри все похолодело.

– Д-даже сидеть нельзя? – шепнула я.

Лорд повернул голову в сторону шкафа с книгами.

– Сидеть? Для какой цели? – он показался мне немного рассерженным.

Потому я замялась при ответе:

– Веста переживает за меня, милорд, – ещё тише, чем обычно.

– Веста, – повторил мужчина, – повариха?

Я коротко кивнула.

– Это… озадачивает, – поджатые губы, – впрочем, как пожелаешь. Но без «помощи» – вид твоих рук вводит меня в ступор даже сейчас.

Я оглядела ладони, ища на них что-нибудь. Если он их упомянул, то что-то с ними должно быть связано. Однако они были обычными – даже не такими мозолистыми, как обычно. Или не такими грязными, как тогда, когда жила с сестрой. Веста следила за чистотой наших рук и ругала, если мы не мыли их в большом тазу в углу кухни.

– Я поняла, господин, – сказала уже обычным тоном, – я… хотела бы спросить…

Он кивнул, повернувшись ко мне лицом.

– Это платье неправильное или… сшито ошибочно, потому что, – я завела руку за спину и нащупала мелкую пуговку и петельку напротив неё, – потому что украшение пришито сзади… и вы сказали мне так его надеть…

С полминуты он сидел и, кажется, думал, после чего опёрся локтями на стол и уместил на сцепленных руках подбородок.

– Украшение. Что ты имеешь ввиду? – задал вопрос он.

– Пуговицу, милорд, – радостно кивнула ему я.

Он застыл вновь.

– Ты хочешь, чтобы её разместили спереди на новом платье? – не так понял меня он.

Но это было даже лучше, потому я и закивала быстро-быстро, давя на лице улыбку.

– Ты периодически вводишь меня в замешательство, Луана, – задумчиво заметил лорд, – это… наводит на некоторые мысли.

– Обед подан, ваше высокопревосходительство, – выговорил знакомый мне мальчик-слуга, вошедший в распахнутую дверь кабинета.

– Что ж, Лу, – поднялся на ноги мужчина, – пойдем опровергать мою теорию.

Мне оставалось только кивнуть с глупой улыбкой на губах и засеменить за его спиной, не подходя близко, но и не отставая.

***

– Я смог учесть то, что ты никогда в жизни не видела крабов и не смогла сообразить о приборах для их поедания, однако… вилка, Лу. Как в таком случае ты держишь ложку? – он растянулся в улыбке и с интересом начал разглядывать моё дикое смущение, – восхитительно.

Ложку я держала так, как делали это все. Кроме него – я даже пальцы не смогла так сложить.

– Я ровным счётом идиот! – рассмеялся он, – Арзт, чертов ты пророк! И почему я тебе сразу не поверил?!

Врач почти сразу вошёл в столовую, где сидели красная и почти в ужасе я и смеющийся, но не злой лорд напротив. Мужчина оглядел нас двоих, особенно меня с полными слёз глазами и подбежал к моему стулу. Он с размаху ухватился за стакан, достал из кармана пиджака бутылёк и капнул несколько капель в воду.

– Выпейте, госпожа, – поставил его обратно мужчина, – это успокоительное, – он поджал губы, – я отрекаюсь от своего предположения, милорд. Есть множество фактов, которые указывают на высокое происхождение госпожи. Многие она уже явила нам при личном общении. Что же касается приборов, то… некоторые провинции имеют свои традиции. Это может быть одной из них.

– Жаль, – принял спокойный вид лорд, – будь ты крестьянкой, то всё упростилось бы.

Врач выдохнул с тяжестью.

– Позвольте совет, милорд, – он дождался высокородного кивка, – будьте мягче в отношении госпожи – вы почти ввели её в истерию. За все годы вашего… путешествия, вы отвыкли от общения со слабыми ментальным здоровьем дамами.

Оушен дёрнул уголком губ вниз.

– Столичные леди ещё тогда были твёрже характером, – лорд отпил воды из своего бокала, – очередная провинциальная странность?

– Скольким столичным леди вы разбили сердце в своё время, имея такие же выводы, милорд? – ответил врач.

Оушен замер. Назревающая ухмылка на его лице сползла в ту же секунду.

– Это тактически не имеет значения, Арзт, – приосанился он, – я прошу прощения за своё нелепое поведение, Луана. Вы примете мои извинения?

По какой-то причине в такие моменты он всегда называл меня «вы», чем немного смущал.

Я кивнула, делая очередной глоток с привкусом горечи.

– Восхитительно, – кивнул он, – можешь идти, Арзт, – краб тоже тебя не впечатлил? – поинтересовался он.

Я оглядела красное чудовище с непонятными ногами и отростками и покачала головой.

– Вы хорошо себя чувствуете, госпожа? – остался рядом врач.

– Я уже осознал себя глупцом – твоя миссия завершена, – прошипел Оушен, – теперь исчезни.

Я кивнула, потупив взгляд к столу и ощущая себя легче, кажется от запаха и вкуса валерьяны, которая была в настойке в моём стакане.

– Вы сможете позвать меня в любую секунду, госпожа, – скрылся за дверью врач.

Мы остались вдвоем снова.

– Ты можешь говорить мне, если тебе неприятно или что-то не нравится, Лу, – откинулся на спинку лорд, – я не стану отрицать того, что практически всегда страдаю самодурством, поэтому… – он прочистил горло, – сообщай мне о подобном, договорились?

Я подняла на него взгляд.

– Вы хороший, Оушен, – прошептала, глядя на глаза маски, – и вы меня не обижаете.

Он хмыкнул и повернул голову к окну.

– Я был женат больше семидесяти лет назад, – холодно произнес он.

Я выпучила глаза, смотря на него с очень сильным удивлением.

– Мне было тридцать. Я был единственным ненавистным сыном своего мёртвого отца, а корона требовала от меня наследника – иначе моей службе суждено было завершиться.

Он сделал ещё один глоток воды, поднёс бокал на уровень маски и скривил губы, после чего поставил его с громким стуком на стол.

– Помимо неплохой родословной и милой улыбки она отличалась тем, что не смотрела на меня с открытым ртом, – заставил меня резко отвести глаза от него он, – не стоит, Лу – твой взгляд полон интереса, а не преклонения.

Я поджала губы, всё ещё не поднимая глаз.

– И я сделал так, как хотел на тот момент сам, и как желала видеть меня моя империя – я и в самом деле чудовище, Лу. Я делал очень плохие вещи, когда был на войне.

– Сейчас вы это понимаете, а значит… – начала было я, но была перебита:

– А значит это ничего не меняет. Я оставил свою беременную жену на целых два года, и вернулся к их общей могиле – она успела уговорить видящего из храма положить их в одну усыпальницу в склепе.

Я вздрогнула, слыша сталь в его голосе.

– Эпидемия брюшного тифа, – спокойно продолжил он, – забавно, что принес её тот, кого я самолично отпустил на отлучку. Её брат.

Мы застыли в тишине.

– Меня не затронуло лишь потому, что я уже хм… был болен той гадостью, что «лечит» Арзт, – он усмехнулся, – и которой я проклял себя сам.

Он был задумчив.

– И ты похожа на неё, Лу, – неожиданное, – не внешне, но характером. Ты – мой второй шанс. И с тобой я прежних ошибок не совершу. Я клянусь тебе.

Я закусила щеку и порозовела.

– Вы не виноваты в том, что их забрал Всезнающий, – я сжала пальцами платье на коленях.

– Всезнающий? – повторил лорд, – не засоряй голову верой, Лу, – рассмеялся мужчина, – существуй бы бог на самом деле, он никогда бы не позволил случиться тому, что случилось со мной.

Я качнула головой.

– Всезнающий посылает человеку то, что он способен выдержать, иначе…

– Иначе он не попадет в рай? – продолжил насмешливо господин, – мифическое вечное счастье. Я имел ввиду совсем не свои «муки» – мне нет до них дела. Как-нибудь я покажу тебе то, чем наделила меня моя болезнь. Обязательно скажи мне при этом, кем ты видишь меня после увиденного.

Он немного подался вперёд и улыбнулся в ответ на мой горящий от интереса взгляд.

– Знаешь, я последнее время нахожусь в некоем… замешательстве, – продолжил он, только с задумчивой улыбкой, – я, можно сказать, впечатлен – мне никогда не доводилось видеть таких непосредственных эмоций от одного человека. Разве что от ребёнка, – он немного грустно усмехнулся, – тебе повезло родиться в семье, где подобное не порицали?

Я кивнула и обратила взгляд к дереву стола.

– Бабушка была такой же, – произнесла тихо, – остальные её не понимали. Только я.

Он повёл головой в сторону окна.

– Человек редко принимает тех, кто не похож на него, – задумчивое.

Вновь кивнула ему и провела пальцами по острому краю стола, ощущая подушечками мелкий ровный уголок.

– Меня тоже не приняли, Оушен, – выдохнула то, что никогда никому не говорила.

После чего подняла на него взгляд и добавила:

– Господин Леманн не будет радоваться, если вы привезете ему меня, – тяжёлые слова.

На губах лорда очертилась улыбка.

– Уже осознал и принял это, Лу, – немного насмешливое, – имя действительно настоящее?

Я кивнула ему.

– Фамилию придумала, – палец в десятый раз проскользил по столику.

– Замечательно, – продолжил спрашивать мужчина, – а возраст убавила умышленно?

Моя щека дернулась от испуга и нежелания отвечать.

– Мне двадцать один, и я ещё не вышла замуж, господин, – щеки порозовели, – это было бы…

– Проблемой, – додумал за меня он, – ты упоминала сестру и её мужа, – вспомнил он, – тебя хотели выдать замуж? Поэтому сбежала?

Мне этот разговор очень не нравился, но, отвечать или нет, выбора у меня не было.

– Сестра хотела, её муж был против, – тут я вздрогнула вся, – я сильно помогала им с детьми, – решила пояснить, чтобы не показаться… той, кем я не была, – они ругались, а я сделала всё просто. Перестала мешать им.

Он кратко улыбнулся.

– Хитро было пойти на Эшелон – он не подпадает под законы империи. И если бы тебя обвинили в чём-нибудь, то разбираться бы стали лично со мной. А на это никто не рискнет, – довольно произнёс он, всё так же глядя в окно, а не на меня.

Я же резко замахала головой.

– Нет-нет! Господин, я не сделала ничего плохого! Просто убежала, даже вещи оставила в их доме! – я почти вскочила на ноги, но остановила себя, понимая, как это будет выглядеть.

Только ноги на носки поставила, упершись ими в пол. Руки же легли ладонями на стол, растопырив пальцы.

– Я не имел ввиду подобного, Лу, – заверил меня мужчина, – не волнуйся.

Над головой разнёсся протяжный гудок поезда. Я даже не испугалась, кажется, привыкнув к этому звуку.

– Остановка, – вышел из-за стола лорд, – как я и обещал. Посмотрим на то, как устанавливают поручни?

Его губы хитро изогнулись, отчего недавно успокоившаяся я вновь вспыхнула и кивнула в ответ, радуясь, что скоро смогу ступить на землю.

Эшелон медленно терял скорость, пока я подходила к окну, ожидая услышать приказ господина.

– Мне следует сменить маску, – холодные слова, – я позову Арзта, чтобы ты не заскучала.

Ответить ему, что это совсем необязательно, я не успела – он вышел в кабинет, и в глубине раздался его голос:

– Арзт, займи госпожу на пару минут.

– Вы планируете выйти, милорд? – отозвался врач.

– Только на время, пока меняют поручни, – недовольные слова, – поторопись.

Врач шагнул в столовую, наградил меня поджатыми губами и странным выражением лица и сел на свободный стул, не упуская меня из виду.

– Вам стало лучше, госпожа? – поинтересовался он.

Я осталась стоять у окна, медленно и заворожённо кивая каждый раз, когда мимо меня проскакивало дерево. Они не были частыми, потому как в этот раз перрон находился далеко от города – я видела только большую крепостную стену вдалеке, замшелую и старую. Возможно ей было очень много лет, может больше сотни или даже больше того, сколько я могла посчитать.

– Мне нужно будет снова взять у вас кровь, госпожа, – продолжил отвлекать меня врач, – ваша группа совпадает с той, что у милорда, потому мы могли бы продолжить некоторые эксперименты, которые проводили ранее. Как вы к этому относитесь?

Я нахмурила брови и отвлеклась от кирпичного здания в два этажа, повторяющего то, которое было в прошлом городе.

– Вы говорите о лечении господина? – наши глаза встретились.

Он неуверенно пошамкал одними губами.

– Эм… да, вот только… я не уверен в его действенности, – промямлил он.

Я не поняла, что он имеет ввиду.

– Зачем это делать, если вы не уверены? Это же глупо, – в этот момент до меня добежала мысль, – вы… пробуете! Лекарства от болезни лорда нет, и вы пытаетесь его придумать?

Мужчина быстро закивал, озаревая меня светом своих глаз, и продолжил:

– Да, маленькая госпожа, – назвал по-старому меня он, – и вы сможете помочь мне в этом.

Я пожала плечами.

– Если господин не будет против, то и я согласна, – ответила так, что он скривился.

– В этом то и проблема, госпожа… – начал, но замолк в тот момент, когда в проёме показался хозяин Эшелона, затянутый в свой непроницаемый костюм.

Я улыбнулась маске, которая не давала даже просвета на открытую кожу, и шагнула к лорду, вспоминая один вопрос:

– Я… а что… я могу касаться вас через ткань? – смущённо пробормотала я, – если у вас на руках будут перчатки, то ваша болезнь не переберётся на меня?

Оба мужчины посмотрели на меня. Я смутилась сильнее.

– Здесь больше вопрос этикета, госпо… – раскраснелся врач, но замер, как и я, глядя на протянутую мне руку, – вы не состоите в родственной связи и не… соединены браком!

– Это ненадолго, – заставил меня закусить губу Оушен.

Я потянулась к нему в ответ, нерешительно и медленно вложив свою ладонь в его. Прикосновение к чёрной коже и… ничего.

Лорд развернулся, дожидаясь, пока подойду я, затем положил мою руку к себе на сгиб локтя и двинулся вперёд, не спеша и не торопя меня. Задирать голову и смотреть на маску в этот раз я не стала – помимо того, что это было очень высоко, так ещё и некрасиво. Он был высоким, я понимала это даже не подходя так близко, но сейчас чувствовала себя ребёнком, слабым и уязвимым.

– Мы ненадолго, Арзт, – гулкий голос лорда сквозь маску, – не лишайся рассудка от одного жеста не по этикету.

Я впилась пальцами в тёплую плотную ткань на его руке, пытаясь держать себя в руках и не удавиться собственной радостью, прыгая на месте от неё же.

Мы прошли три вагона, в которых мне уже довелось быть, преодолели тот, что принадлежал слугам, и вышли в подобный тому, который был в конце поезда – с выходом на остановку. Здесь, в отличие от нашего, к спуску прилегали специальные ступени, очевидно раскладывающиеся и собирающиеся хитрым приспособлением, потому как я заметила два колышка, сдерживающие их от складывания у земли. По обе стороны стояли по двое слуг-мальчиков, даже не пошевелившихся при нашем спуске.

– Ваше… превосходительство! – воскликнул низкий господин с перрона, вытирающий ладони о белую рубашку на собственном пузе, – а-аа… эм… м-миледи?!

– Быстро, – приказал Оушен ледяным тоном, не став поправлять мужчину.

Лорд шагнул на землю, подал руку мне, помогая спуститься, и прошёл мимо господина, потерявшего всю свою уверенность, подстраиваясь под мой шаг.

– Добрый день, господин, – решила быть вежливой я.

Улыбка на моём лице ему однозначно понравилась, потому как он вновь добежал до нас, засеменил рядом с Оушеном и продолжил:

– Ваш управляющий дал нам добро на установку, ваше… милорд, – он запнулся, опустил взгляд к земле и перестал задирать её так высоко, – позвольте предложить вам чай или… может кофе?..

– Лу? – короткий вопрос для меня.

– Благодарю, не хочется, – я раз за разом оглядывала тянущийся вперед поезд.

– Может тогда… – не унимался господин.

– Исчезни, – холодное от лорда.

Я напряженно вернула внимание ему. Мужчина побледнел и остался стоять на месте, в то время как мы пошли дальше.

– Вы злитесь из-за меня? – решилась я на вопрос.

– Я не злюсь вовсе, – ответил он.

Спрашивать дальше я не стала.

Тем временем мы прошли почти до самого начала Эшелона, по железной лесенке которого взбирались мужчины в военной форме, в то время как им подавали трубки и крепления люди того господина. Происходила работа быстро и слаженно только у эшелонцев, которые терпели зевающих и совсем неторопливых городских, нередко косящихся на нас.

– Почему ты посчитала, что я злюсь? – не выдержал Оушен.

Я пожала плечами, щурясь от забегающего за вагон солнца. Ему оставались считанные мгновения, прежде чем лучики исчезнут из виду. Но только для меня.

– Вы зло ответили тому господину, – честно сказала я.

Лорд, кажется, задумался. По крайней мере именно так я его представляла в этот момент – с хмурыми светлыми бровями, упрямым взглядом и сведёнными в линию губами.

– Он нам мешал, – решил пояснить мужчина.

Я дёрнула уголками губ и промолчала.

– Хочешь, чтобы я был добрее к… таким, как он? – неожиданно спросил он.

Я зарделась, ловя себя на мысли о том, что мне нравится, когда он со мной говорит так. Но у меня было и осознание того, что я должна ответить.

– Это совсем необязательно, господин. Если вы думаете об этом, то меня это не пугает и не обижает никаким образом!

Он не стал ничего говорить. Зато вспомнила я:

– Ваша маска… вы хорошо через неё видите? У неё нет прорезей под глаза.

Он повернул ко мне голову, обратив эту самую маску в мою сторону.

– Специальная ткань, пропускающая свет и тени для меня, но не делающая этого для тебя, Лу, – произнес он, – ты сказала, что можешь «заразиться», когда мы выходили. Это не так – ты никак не сможешь получить на себя мою болезнь. Но ты умрешь, если я взгляну на тебя в упор, так же, как и ты в мои глаза. И от прикосновения.

Я задумалась.

– Но ваши солдаты и… господин Арзт вас касаются… – мне показалось это странным.

– Только женщины, Лу. Любого возраста, – прохладное.

Брови хмуро сошлись в одну.

– Всё готово, милорд! – отчитался один из офицеров, подошедший к нам, – вагон с инструментами и материалами прицеплен.

– Можешь идти, Клаус, – строго отправил его Оушен, – хочешь поехать на крыше? – обратился он ко мне.

Я радостно закивала, смотря, как отходят к средним вагонам солдаты, и как разглядывают нас мужчины с города. А после поддалась его движению к той самой лестнице и забралась наверх первая, чтобы пройти ко четвёртому вагону, ощущая жар, исходящий от первых двух, и вцепиться в новый, покрытый краской поручень.

Мужчина замер позади.

– Пара минут, – произнёс он.

А я не могла поверить своему счастью: я казалась себе самой свободной девушкой во всём мире. Той, о ком впервые в жизни заботились и думали. И это был мужчина! Не такой, к каким привыкла я – неприятный, громкий, кричащий и бьющий, что есть сил, а спокойный, милый, добрый и очень приятный. Не только внешне, но и внутренне. Хороший не только на первый взгляд.

Громкий и неожиданный гудок, от которого я закрыла руками уши, толчок поезда и придерживающий меня за талию лорд, в ткань на груди которого я втемяшилась. Он пах так, как пахло в его комнатах, лишь немного отличаясь ароматом того мыла, которое дали и мне к ванне.

Интересно, если его одежда пахнет так, то… как пахнет он сам? Н-например волосы?

Точно вкусно, и не так, как воняли все наши мужчины в деревне, но… я бы очень хотела узнать. Спрашивать же было неловко.

– Спасибо, – отпрянула я только через время, понимая, от этого ничего хорошего не будет.

Не были же это объятья? Для меня может и да, а для него скорее как простая помощь.

Поезд уже набрал скорость, и мелкие волоски на моей голове раздувало в разные стороны ветром, а кончик косы болтался из стороны в сторону.

– Я никогда не был на крыше, – произнёс мужчина, – где-то здесь есть третий люк. Однако, предлагаю спуститься по моему. Я помогу тебе, не беспокойся из-за высоты.

Я кивнула, ловя на лице лучик солнца. Ещё только конец лета, но здесь уже быстро заходило солнце. От этого на душе становилось немного тоскливо.

– Вы бы хотели, чтобы лето было всегда? – прошептала я так, чтобы он услышал.

Он обошёл меня, едва коснувшись краем плаща, и продолжил путь меж поручней.

– Я предпочитаю зиму, – донеслись до меня слова.

И я отправилась вслед за ним, ловя себя на мысли, что он – совершенно не романтичная натура. В отличие от меня.

Глава 11

Я проснулась от резкого толчка, впечатавшись в острый угол короба со своим инструментом. Бок сразу же полыхнул острой болью, но сама я не издала и звука, боясь разбудить остальных. Правда в этом уже не было смысла: остальные женщины повскакивали со своих мест, испуганно вскрикивая и сбивая с ног друг друга, пока освещенный лишь светом из распахнутой двери со слетевшей пружиной вагон кренился вбок, издавая страшный скрежет.

– Лу! Всемогущий господь, вставай сейчас же! – дёрнула меня за руку Мери, – быстрее! Проснись же ты!

Она заставила меня спрыгнуть на пол. Я добежала до мужского вагона и замерла, глядя на то, как мужчины отцепляют наш вагон, уже без нашей испуганно братией, но с нашими пожитками.

Пожитки! Моя мандолина!

– Женщины, на колени! Глаза к полу! – приказ поверх головы.

Но я почти ничего не слышала – в ушах было только бьющееся галопом сердце, и его было не становить.

Я вырвала руку из захвата начавшей опускаться на пол управляющей, прежде чем она успела это понять. Разбег, прыжок! И из груди выбило весь воздух, когда она напоролась на жёсткие руки, прижавшие меня к такому же твёрдому телу спиной.

– Ты должна была быть в другом месте, Луана! – злой голос Оушена над моим ухом, – какого чёрта я вижу тебя здесь?!

Сбоку по воздуху мазнула светлая длинная прядь его волос. Я выдохнула, удерживая им на весу всё это время. Мои глаза были круглыми, потому как я слышала его живой голос. Через маску он был приглушённее и не таким живым, а сейчас… я хотела обернуться, чтобы взглянуть на мужчину, находящегося так близко ко мне.

– Закрой глаза, – строгий приказ.

Я с сожалением зажмурила их, борясь с желанием приоткрыть хоть один. Хоть на секундочку.

– И не шевелись, – более мягкое, – прекращай ходить босиком, Луана. Это выводит меня из себя. Как и твое непослушание.

Он ловко перекинул меня в воздухе, развернув и прижав к своей груди руками, почти заставляя меня бесстыдно обвить его ногами, чтобы не упасть. Как в детстве.

– Голову на плечо, – подсказал он.

Я послушалась, пробравшись пальцами по его боку к спине. Он был тёплым, не таким мягким, как я представляла, но очень приятным, а ещё защищающим – мне хотелось доверять ему. Даже так, с зажмуренными глазами и в ужасно нехорошей позе.

Мы уже шли куда-то, развернувшись на том месте. У лорда были размеренные чёткие шаги, которые он подкреплял такими же приказами:

– Съехать с моста и разобраться. Вагон уже под водой – вытаскивать его долго и не к чему.

– Моя мандолина! – вспомнила я, – и… ответственность!

На последнем слове я дёрнулась, резко подняв голову и заставив мужчину замереть. Глаза распахнулись сами собой, а нос мазнул по тёплой щеке, дернувшейся будто от удара.

– Милорд… о боже! – увидел нас подлетевший в вагон со шкафами врач.

Мои глаза расширились от страха, но я всё же вспомнила, что мне нельзя смотреть на лорда, потому я зажмурила их что есть силы и бахнула головой о его плечо, стараясь сделать всё так, будто бы ничего не случилось.

Мужчина стоял почти минуту, не поворачиваясь и не шевелясь.

– Пронесло…? – прошептал врач, – вы не задели, маленькая госпожа?

Я стянула пальцами ткань мундира на его спине.

– Я больше не буду, – пробурчала извиняющимся тоном, – простите.

Оба мужчины выдохнули так, словно освободились от чего-то очень тяжелого.

– Это было безрассудно даже для вас, милорд, – пожурил вновь шагающего вперёд Оушена врач, – если бы она вас коснулась…

– Она коснулась, – ледяным тоном произнёс лорд.

Я нащупала пальцами прядь его волос, которую стиснула, стараясь не показать это самому мужчине.

– Это невозможно, – удивлённый тон господина, – госпожа бы уже…

– Потом, – все тот же тон, – у нас проблема серьёзнее, Арзт. Избавь меня от своего извечного желания докопаться до всего и исчезни.

Я уткнулась носом в его плечо – он пах так, как никто никогда не пах. Первыми лучами солнца после нескольких дней грозы, морозным утром, тёмным весенним вечером в яблоневом саду, грибным дождём и утренней росой на яркой траве. Он пах любовью. Моей первой любовью.

– Клаус! – вернул меня в реальность его голос над ухом.

– Милорд, – ответил мужчина где-то рядом.

Я вновь открыла глаза, разглядывая офицера, который вчера был на платформе. Растрёпанный, сонный, но в форме и даже в сапогах, а главное – чётко воспринимающий приказы.

– Я жду отчёт о количестве пострадавших, потерях среди состава и слуг. Материальные убытки переложи на управляющую и её подсчеты. Свободен.

Мужчина строго и безэмоционально кивнул, после чего исчез за той дверью, из которой мы только что вышли – комната для Весты и Мери.

Я напряжённо закусила губу, понимая, что лорд может наказать не только за то, что меня не было в их комнате, но и за то, что солгала ему об этом. Точнее, умолчала.

– Лу…шка! – дернулась ко мне Веста, открыв дверь, но была сбита с ног стоящим рядом солдатом.

– Т-так нельзя! – дернулась я, – ей же больно! П-пожалуйста, отпустите!

Лорд усилил объятья, которыми меня удерживал и ответил с долей злости:

– Сиди спокойно, Лу! Он спас её от смерти. Она не выполнила приказ, – пробирающий до костей тон, от которого я вздрогнула и затихла, – помоги ей подняться, когда мы выйдем, – сказал он тому солдату.

И шагнул в следующий вагон.

– Я могла бы… – начала было я, смотря на то, как закрывается за нами дверь.

– Не могла, – рыкнул он, – молчи и не мешай мне думать!

Я поджала губы, думая о том, что сейчас обо мне очень сильно переживает Веста. А я о ней.

– Повреждений путей впереди не выявлено, милорд, – отчитался ещё один офицер, только подошедший к нам спереди, потому и не видимый мной, – мне отдать приказ продолжать путь?

– Сообщи об остановке через десять метров от начала моста, – чёткие слова мужчины, – мы добирались сюда, чтобы починить его. Так пусть исправляют.

– Понял, милорд, – офицер припустил к началу поезда, докладывать о решении господина.

Мы продолжили идти, кажется, до его комнат.

– Как вы себя чувствуете, госпожа? – напомнил о себе врач, не поспевающий за нами, но бегущий с той стороны от плеча Оушена.

Я хотела бы пожать плечами, но почувствовала себя ещё более сонной и зевнула.

– Хорошо, господин Арзт, – пробурчала для него.

– Головокружение? Может тошнота? – не унимался он.

– Ничего, – выдохнула и уставилась на заправленные за ухо пряди светлых волос.

На лордовой челюсти играли желваки.

– Это невозможно! – возмутился врач, – вы просто уникальны, госпожа Луана! Я точно должен вас исследовать! Возможно… – с придыханием, – вы можете быть ключом к выздоровлению милорда!

– Ты меня нервируешь, Арзт, – не хотел никого слушать Оушен, – займёмся этим не сегодня.

Его слова подвели меня к мыслям:

– Я тоже сильно испугалась, господин, – тихо произнесла только для него.

Он не ответил. Так и шёл вперёд, не обращая внимания ни на кого, словно непримиримая и несдвигаемая сила, жестокая и холодная, но невероятная по своей природе.

Мы зашли в прихожую, где меня одним движением поставили на пол, заставив выдохнуть весь воздух и застыть. Я не решалась повернуться

– Ещё одно игнорирование моего приказа, и я разозлюсь, – бросил он мне, идя дальше – я ткнулась взглядом в его спину.

Губы надулись сами собой.

– Милорд, не стоит ругать её сейчас – девушка пережила такой стресс, что… – заступился за меня врач.

Я опустилась на диван в этом вагоне, боясь идти в другой. Даже ноги подрагивали и не хотели держать меня.

– Заткнулся и исчез в свою комнату, – как обычно не кричал, но зло рычал лорд.

Я поджала ноги под себя, спрятав подолом платья. А через секунду уже лежала на диване полностью, радуясь тонкой подушке без колкости, которую давал матрас с соломой. Лоб ткнулся в такую же мягкую стенку, а глаза закрылись спокойно и плавно.

– Лу, ты… – мужчина застыл в проеме, не идя дальше и не делая никаких движений – я слышала это, но обернуться не решалась.

– Можно я останусь здесь? – выдавила я.

Короткая заминка.

– Секунду, – более мягкие и терпимые слова.

И он шагнул обратно, потонув для меня в звуках поезда.

Громкий гудок! Мы начали останавливаться. Затихали и стуки колес, становясь более длинными.

– Не открывай глаза, Лу, – на этот раз попросил лорд, – тебе придется поспать сегодня на моей кровати.

На меня легло покрывало, укутавшее даже голову, но только на мгновение – вскоре руки подняли меня под спиной и коленями, а плечо уперлось в его грудь через плотную ткань.

– Если бы вы сказали мне идти, то я бы пошла, – устало прижалась к нему лбом.

Не знаю куда. Теперь нас разделяло несколько слоев, как в том тёмном непроницаемом плаще.

– Я знаю, – заверил меня он, – а сейчас? – неожиданный вопрос, – сейчас тебе не страшно?

Приоткрыла веки, надеясь увидеть хоть что-то, но на моём лице предусмотрительно лежал угол покрывала.

– Если я смогла коснуться вас, и ваша болезнь… – начала было я.

– Нам могло показаться, – опередил меня мужчина, – не стоит рисковать, Лу.

Я поджала губы. И сжала пальцами воротник на его мундире.

– Это потому что я вас люблю, – прошептала.

Он даже не изменил шаг – не сбился и не дрогнул, как мечтала я.

– Болезни не лечатся и не проходят от любви, Лу, – заметил он.

Не насмешливо, но и не серьезно. Будто говоря маленькому глупому ребенку.

– Вы сами сказали, что у вас… проклятье, а не болезнь, – щёки горели, а сердце вновь билось как сумасшедшее, – а проклятья исчезают именно от такого. Точнее…

Про поцелуй истинной любви я сказать не решилась. Только сильнее покраснела и ткнулась носом в покрывало.

– Маленькая бедная Лу, – вот тут прозвучала усмешка, – как же ты выжила в этом мире с такой верой?

Я нахмурилась, не понимая, про что он говорит.

– Давай решим всё утром, – предложил он, – я тебя не потревожу. Спи.

Он аккуратно опустил меня, кажется, на кровать и отпрянул, оставляя меня в темноте с одним только светом из-под полураскрытой ставни.

– В-вы… останьтесь пожалуйста со мной! – почти закричала я, сев и поджав под себя ноги, – пожалуйста… – повторила с мольбой.

Он остановился – я видела его, как широкую и высокую тень, стоящую в нескольких метрах от меня.

– Мне нужно написать письмо, – повернулся он к окну.

Я упала спиной на кровать и накрыла лицо тем самым покрывалом, оставаясь так в безопасности.

– Вы вернётесь? – сжала ткань меж пальцев.

Шаги и шуршание подушки на кресле. Он сел у окна в самом углу – оно было только там.

– Я не уйду, – понял мою просьбу он, – дождусь, пока ты уснёшь.

Разве возможно его не любить? Не восхищаться им и не сходить с ума от тоски о нём? Даже находясь очень близко.

– Вы очень хороший, – я повернулась лицом к нему и положила щёку на свёрнутое у головы покрывало.

Он потёр лоб рукой, тяжело вздохнул и ответил:

– Я буду молить твоего несуществующего бога, прося не забирать у тебя твои розовые облака над головой.

Я улыбнулась, сощурив глаза.

– Я продолжу молить его исцелить вас, – ответила ему с теплотой.

Он хмыкнул.

– Разрешите доложить, – вошёл в комнату офицер.

– Давай, – напугал его Оушен своим ленивым тоном с мрачного кресла, – и не смей больше заходить сюда без разрешения. Теперь здесь живет леди.

Я нахмурилась. Леди?

– Прошу прощения, милорд, – так же громко отчеканил мужчина, – погибших нет. Пострадавших трое. Женщины. И только по причине истерии – господин Арзт уже там и оказывает пострадавшим помощь. Отчёт о материальных потерях госпожа управляющая просит отсрочить до завтрашнего утра.

Оушен кивнул.

– Можешь идти, – задумчивое, – управляющей передай, что срок – максимум до завтрашнего вечера.

Мужчина поклонился, развернулся и вышел в кабинет, закрыв за собой дверь.

– Мне не страшно, Оушен, – резко села я.

Я, наконец, смогла ответить на его вопрос. И поняла для себя всё, что нужно.

– И я не боюсь посмотреть на вас без маски! – уверенный голос, – и даже коснуться!

Мужчина покачал головой. Я же чувствовала его улыбку. И дарила такую же в ответ.

– Мне бы твоё бесстрашие, Лу, – усмехнулся он, – я был бы, наверное, тем, кто вообще ничего не боится.

Однако решительно встал. Его шаги были для меня гулкими и попадающими в стук моего сердца. Но только через раз.

Остановился он, стоя у изножья кровати и протягивая мне руку. Оставалось сделать это мне, и единственное, о чём я сейчас жалела – это тень, падающая на всё ещё невидимое для меня лицо мужчины.

Пальцы дрожали. Как и вся рука, которую я тянула навстречу спокойной и недвижимой его.

Он говорил мне о моём бесстрашии, но был бесстрашным сам. Я же была трусихой, как и всегда.

Прикосновение. Тёплое и короткое. Нерешительное.

– Милорд, я… – открылась дверь и на пороге застыл опешивший врач с круглыми глазами, смотрящими в упор на наши встретившиеся пальцы.

Я же смотрела на узкую полоску света, озарившую изрешечённое кривыми шрамами лицоОушена. Они были рассыпаны мелкими белыми полосками вокруг глаз и даже на веках, напоминая разросшиеся ветви деревьев или… трещин прямо на коже, которые тоже были там – короткие, кровоточащие и с загибающимися в стороны краями. Жуткие и красные, как и сами глаза, испещрённые множеством кровяных полосок на своей белой и цветной поверхности. С припухшими валиками под ними, наполненными подсыхающими каплями густой крови.

– Закрой, – отпрянул от меня мужчина.

Он шагнул в тень первым, даже не посмотрев на меня и не желая показывать своё лицо. Может, он даже не понял, что я успела увидеть. Я же не могла отвести взгляда, всё ещё видя перед собой его лицо.

Его глаза и в самом деле были зелёными. Не яркими, а скорее, как насыщаются цветом кленовые листочки в жаркое лето, или темнеющие вдали поля, подёрнутые утренним туманом.

– Вы поступили очень безответственно, милорд, – сузил глаза врач.

– Не тебе меня упрекать, – холодно произнёс лорд.

Я опустила руку, всё ещё сверля взглядом темноту.

– Вы очень красивый, милорд, – шепнула ему.

Оба мужчины замерли, не говоря ничего и не убирая внимания от меня.

– Вы пересеклись взглядами? – неуверенно просипел господин через какое-то время.

Я отрицательно помотала головой. Оушен молчал. И я даже не знала то, как он кривит свои губы, не то, что как смотрит на меня.

– Мы пробовали одинаковую группу! – всплеснул руками врач, – и разную! И резус-фактор! И…

– Это не зависит от медицины! – воскликнула я, – и от ваших экс…при…ли…тов!

Он удивлённо застыл. Лорд, севший уже на кресло, тяжело вздохнул.

– Такого ты даже не подозревал, Арзт, – немного насмешливо произнес он.

А я решила не сдаваться, потому и добавила с придыханием:

– Проклятье лечится любовью!

Оушен, кажется, хихикнул – я не разобрала. Я просто была поглощена желанием убедить врача.

Он повернулся к забавляющемуся мужчине в кресле, оценил моё воодушевление и спросил:

– Что же в таком случае должно вылечить его полностью?

Я не могла понять, с каким тоном он это говорит, но кивнула и вновь выдохнула. Теперь по-настоящему храбро.

– П-поцелуй, – вспыхнула я и прошептала, – истинной любви.

Никакого смеха в ответ на мои слова не было. Лорд даже приосанился немного, после чего подался вперёд, то есть ко мне.

– Получается, – начал он, – поцелуй я тебя сейчас, то проклятье… падёт? – улыбка.

Я замахала головой. И поджала губы.

– Для этого вы тоже должны любить меня.

Он откинулся на спинку кресла и уронил голову на её сгиб.

– Вина! – повысил он голос так, чтобы появившийся через мгновение мальчик-слуга с подносом его услышал.

В руке мужчины оказался знакомый мне бокал, из которого был сделан первый глоток. А за ним ещё несколько поспешных до самого дна.

– Оставь бутылку, – махнул он слуге, – и иди.

Он налил себе ещё. До моего носа добрался ядрёный запах алкоголя.

– Вы должны знать, госпожа, – наставительно сказал врач, – что ни одна болезнь не лечится так просто. Тем более сказочными методами. Ваша юность и крайняя неопытность могла сыграть с вами злую шутку.

Мои плечи опустились. Голова вжалась в них.

– Но вы же видели… – прошептала я, – никто до этого не мог, а я… у меня получилось!

– Это может быть совпадением! – покачал головой мужчина, – мы не проверяли всех девушек в стране. Подбирали по параметрам! О Всевидящий, это… пока мы не можем это обосновать, но вскоре… я уверяю вас, милорд, но мы найдем этому объяснение.

Глоток вина от лорда.

– Замечательно, – безразлично процедил он, – а теперь пошёл вон, Арзт. Тебя никто не звал сюда ни сейчас, ни ранее.

Мужчина в ответ нахмурился.

– Я пришёл сказать, что объяснил вашей к-хм… госпоже Весте, что с вами всё в порядке, и ничего вам не угрожает. Я дал ей успокоительное со снотворным эффектом – она проспит до самого утра.

Я кивнула ему и благодарно улыбнулась, обрадовавшись хоть одной новости за эту ночь. Он поклонился мне, оглядел Оушена и особенно его бокал, и добавил:

– Прошу не пренебрегать моими советами, милорд. Доброй ночи.

После чего вышел через другую дверь в ту странную комнату. Мы остались одни.

– Ложись спать, Лу, – устало произнес лорд, – я останусь здесь.

Я откинулась на невероятно мягкий матрас и закуталась в покрывало по подбородок.

– Вы не верите мне? – вырвалось немного наглое.

Он ответил только через полминуты, погрузившись в свои мысли:

– Я верю в то, что вижу. И в то, что имеет неоспоримые доказательства.

Я поджала губы. Брови сошлись в одну.

– И я верю в то, что вижу, господин. И в то, что чувствую, – я повернулась набок и уткнулась носом в пахнущую им кровать.

До меня донеслась его усмешка.

– Хочешь узнать, почему появилось это «проклятье»? – задал вопрос он.

Я села и закивала, надеясь, что меня видно лучше, чем его.

– Как я уже говорил, мне было тридцать. Военная карьера к этому времени подходила к концу – то, чего ты добился за все годы службы к этому сроку, было не опередить.

Он сделал глоток.

– Я был никчёмен, – неожиданное, – настолько тщеславен и самовлюблен, что ничего другого попросту не умел и не желал уметь. Забавно вспоминать то, как император отправляет меня в запас ещё в начале этой проклятой войны – я хотел на стену лезть, лишь бы не сидеть в поместье, доставшемся мне от отца, – он хмыкнул, – даже женился от скуки.

Повисла тишина.

– Не помогло, – прервал её он сам, – я сдался в тот же день, когда узнал о беременности Бель. Покинул поместье и отправился на поклон к императору – он только посмеялся, прежде чем отправил меня на западный фронт.

Тяжёлый выдох.

– Мы продержались полгода, прежде чем поняли, что постоянно отступаем. И не только мы – война должна была закончиться полной оккупацией нашей Империи, однако… на моём пути появился… лорд. Обещал вечную молодость, силу и победу, – усмешка, – последний козырь был решающим.

– А взамен? – прошептала я.

Он помахал головой.

– Ничего, – холодный тон, – ровным счетом ничего. Отдал мне тетрадь с ритуалом, рунами и даже горсть свечей предложил. Я посмеялся. А через две бутылки выпитого вина решил, что победа стоит чего-то более глупости с ритуалом при свечах.

Я завороженно выдохнула.

– А уже утром я проснулся в луже кровавых слёз и с силой, которую невозможно было контролировать. Ещё полгода мне потребовалась чтобы кое-как обуздать её. А спустя всего четыре месяца и всего две битвы мы заняли территории Северной пустоши.

Он снова отпил из бокала.

– В народе его прозвали «Огнём дьявола». А меня…

– Духом тьмы, – прошептала я.

Это была ещё одна байка, и именно она казалась мне придуманной: разве может существовать человек, который сжег целую армию людей своей магией? Убийца тысяч! Всех воинов вражеского государства. А так же невинных женщин, детей и стариков – тех, кто жил по другую сторону Замерзшего моря.

– Верно, – с шумом выдохнул он.

– Я не знала, что эти две байки связаны, – вновь шёпот от меня, – но…

Он усмехнулся.

– Всё ещё хороший? – перебил меня мужчина.

Я плюхнулась головой на матрас и оставила взгляд на потолке.

– Вы и в самом деле чудовище, – голос был хриплым и неуверенным, – и бог наказал вас за ужасные грехи.

Я зажмурила глаза, услышав его смешок и то, с каким стуком он отставил бокал на пол рядом с креслом.

– Но Всезнающий дал вам шанс на исправление, – эти слова были уверенными, – вы сами сказали мне, что не сделаете мне плохо. Не станете делать так, как было с вашей женой. М-мне кажется, что вы уже исправляетесь!

Он не шевелился. И я всем сердцем хотела сейчас знать, о чём он думает.

– Было бы прекрасно… – начал было он, но рассмеялся, – если бы это было хоть на каплю так, Лу, – он подался вперёд, – ты единственная женщина, которую я могу коснуться за пятьдесят лет. Даже сейчас мне стоит усилий не думать об этом, – усмешка, – в удивительно нехорошем ключе.

Я нахмурилась.

– Вы не такой, – сообщила ему, не поднимая головы.

– Тебе двадцать один, ты сбежавшая из дома крестьянка, Эшелон не подчиняется имперским законам, а ещё ты лежишь в моей кровати, – голос с улыбкой.

Я сжала пальцами покрывало.

– Вы просто хотите меня напугать, – сказала ему, а после добавила, – и после такого ваше проклятье только усилится.

Он рассмеялся, откинувшись на спинку кресла. Я отпустила покрывало и расслабилась.

– Любовь, так любовь, Лу, – выдохнул мужчина, – спи спокойно – я даже дышать на тебя боюсь, не то, что подходить.

Я не сдержала улыбки.

– Вы можете лечь рядом, – позвала я, – я буду на другой половине.

Очередная усмешка.

– Я буду на твоей половине, Лу. Спи.

Глава 12

Я села на огромной лордовской кровати, не понимая, как смогла проспать до самого рассвета. Я же… Веста меня ждёт на кухне, а я!

Мы ехали по какому-то полю с будто подмёрзшим заиндевелым болотом.

Босые ноги коснулись деревянного пола, но я осталась сидеть на кровати. Туфель теперь у меня не было. Они остались в том самом вагоне, который, по словам одного из вчерашних офицеров, утонул.

Мы ехали по мосту? А мост был над морем? Жаль, что я не видела всего этого с крыши. Хотя, вчера ночью там, наверное, было опасно.

– Ложись спать дальше, Лу, – сонно произнёс Оушен, сидя всё в том же кресле в углу, положив при этом голову на верх его спинки.

На его лице не было маски. Как и вчера. Вот только сегодня было сумрачно и туманно, поэтому даже восходящее солнце не позволяло мне разглядеть его так же, как я смогла это вчера при свете ламп из кабинета.

Однако он всё равно казался мне красивым. Со светлой кожей, почему-то тёмными ресницами и бровями, строгим лицом и острым прямым носом. Моё восхищение не портили тонкие рубцы у глаз, оставленные его жестокой болезнью.

– Эти… шрамы… – прошептала я, – некоторые из них выглядят только открывшимися.

Он нахмурился – свёл брови в одну, поджал губы и почти незаметно дёрнул крыльями носа. Я была счастлива видеть его чувства, наконец не сокрытые под масками.

– Обратная ситуация – те, что открыты и кровоточат сейчас, Арзт зашьёт. И они станут шрамами, – мало желанные для него слова, – я ответил. Теперь ложись обратно.

Я подняла ноги на кровать и сунула их под покрывало, после чего легла. Но спать не спешила, рассматривая его и стараясь запомнить как можно лучше. Жаль только, что глаз он так и не открыл.

– Я могу пойти на кухню, господин? – решила не раздражать его сильнее, – тогда вы сможете лечь сами.

Усмешка – уголок губ двинулся вверх, растягивая их только в одну сторону, у глаз появились кривые складочки.

– Возьми в привычку спать на пару часов больше, – только и сказал он, – никаких кухонь.

Я поджала ноги к груди и обвила их руками. Вчера я очень хотела спать, потому и выключилась быстро. Сейчас же эта большая кровать казалась мне неуютной и совсем неподходящей для меня.

– Теперь я не смогу помогать Весте? Никогда? – шепнула, не зная куда себя деть.

Мужчина показался мне ещё недовольнее, даже на фоне сумрака за приоткрытой ставней. И как ему не холодно сидеть на такой пронизывающей прохладе? Мне было зябко даже под слоем ткани.

– Луана, – строгое, – твое положение изменилось, прими его, – он скривился и выдохнул с тяжестью.

А из-под закрытого века по рубцеватой щеке покатилась красная капля. Она проскользила по одной из недавно открытых трещин и упала на темную рубашку на груди.

– Я… могу помочь вам? – вновь шёпот.

Только его я могла себе позволить – настолько мне было страшно за него.

– Нет, – безразличные слова.

Я закрыла нос краем покрывала, оставив только глаза.

– Ты не дашь мне спать дальше, ведь так? – вопрос с усмешкой.

И он приоткрыл глаза. Посмотрел куда-то в стену с дверью, но не на меня, будто боялся, что мы встретимся взглядами и со мной произойдет то, что не случилось вчера при прикосновении.

– Простите, милорд, – мне хотелось подойти к нему.

Наверное, это было странно для той, кто должна бояться его власти надо мной или же смерти, которую встречали остальные женщины. Но я не была остальными – это сводило с ума.

– Черты твоего характера открываются медленнее, чем я предполагал, – мягкая улыбка и резкий взгляд на меня, – предполагаю, что через условную пару лет меня ждёт что-то грандиозное.

Я не поняла его слов. И не смогла бы понять – мы смотрели друг на друга. Без маски, ткани, плаща и целого вагона, как было сначала. Если считать то, что он при этом видел только мои глаза, торчащие из-под покрывала, то моё дикое смущение должно было оставаться для него тайной.

– Милорд! – ворвался в вагон врач, – я нашёл ответ! Нашёл!

Оушен закатил глаза, мне же было интересно, потому я и села, желая услышать, что он скажет дальше.

– Причина того, что госпожа может вас касаться и… смотреть… в том, что она девственна! – почти закричал он.

Я упала спиной обратно и накрылась покрывалом с головой. Лорд хмыкнул.

– Ты мог бы привести себя в порядок, прежде чем нестись сюда, Арзт, – холодно заметил он.

Я успела увидеть полосатую ночную пижаму мужчины. Он выглядел в ней забавно, особенно если смотреть на топорщащиеся усы.

– И обдумать свои домыслы, – продолжил Оушен, – ты проводил мне проверку с пятилетней девочкой. Есть предположения, почему на нее мое «проклятье» отреагировало?

Я не видела выражений их лиц, но в комнате повисла тишина.

– Как ваше самочувствие, госпожа Луана? – через некоторое время поинтересовался врач.

Сколько раз он будет меня это спрашивать?

– Как обычно, господин Арзт, – промямлила, тыкнув пальцем в вышитый просвет ткани, – только проспала сегодня на час больше.

– Сбитый режим сна? Странно… – бормотание, которое перебил лорд:

– Она возместила его взамен того, что потеряла ночью при аварии, – недовольное, – приведи себя в порядок, Арзт. И передай, что завтрак лучше подать через пятнадцать минут. На двоих.

Я закусила губу и выдохнула, чтобы уверенно откинуть покрывало, высунуть нос на свежий воздух и совсем неуверенно спросить:

– Я могу позавтракать на кухне? Или хотя бы в солдатской столовой?

Хлопнула вагонная дверь – врач вышел.

– Ты… выводишь меня, Лу, – злой тон.

Я обрадовалась тому, что не села в этот раз, и смотреть, понятное дело, на него не стала. Просто поджала губы, чувствуя себя не так свободно, как обычно. Мужчина ощутил это. Он поднялся на ноги и сказал, подойдя к двери кабинета:

– Обещаю, что когда у тебя появятся туфли, отпущу тебя. А теперь поднимайся, на сегодня есть планы. Через пару часов мы будем в городе – я отдал приказ прибавить ходу.

***

– Двадцать трёхъярусных кроватей, шестьдесят матрасов, тридцать две пары… туфель? – на последнем слове Оушен поднял бровь и взгляд на жующую огурец меня, – целый вагон босоногих женщин. Какая досада.

На его губах повисла улыбка, повторяющая мою. Он даже повеселел и подобрел, стоило нам сесть за уже накрытый стол и начать завтрак. Но мне всё же казалось, что его весёлость началась в тот момент, когда ему подали кофе – может он тоже был каким-нибудь спиртным?

– Тот мост, который вчера сломался, уже починили? – я взглянула в окно и подцепила на зубья второй кусочек огурца.

Помимо вилки, с которой обращаться было сложно и неудобно, в моей голове зрел вопрос: зачем резать овощ так мелко? Намного легче и приятнее было откусывать и держать в руках целый!

– Да, Лу. Под утро – ты ещё спала, – его глаза проследили за тем, куда я смотрю.

Вновь поле, только уже с самым настоящим подтаявшим болотом.

– А вы не спали? – удивилась я, в который раз вперив взгляд в его шрамы.

Белёсые и ещё красноватые – они все были разными, но всегда прямыми – редко имели изгиб.

– В этот момент – нет, – простой ответ, – овсянка тоже не пришлась тебе по вкусу?

Я опустила глаза к своей тарелке, в которой была вполне съедобная каша. Точнее половина того, что мне положили.

– Нет, милорд, очень вкусно. Я наелась.

После чего улыбнулась ему, радуясь простоте той еды, которую он ел в этот раз. Мужчина нахмурился и смерил непонимающим взором меня, мою тарелку, а затем свою.

– Ещё четверть порции, Лу, – непримиримое.

И ещё внимательное со скрещенными руками на груди. Я опешила.

– Но я не… – начала было.

Молчание, которое переросло в его злость. Договаривать я не стала, взяла лежащую рядом ложку и продолжила есть, ощущая себя той самой девочкой из детства, которую ругала за это бабушка. От этого было приятно только на душе – в остальном мне казалось, что меня сейчас вырвет, пусть я и держала тошноту в себе. Что такое «четверть» я не знала, потому пришлось есть, пока он не остановит меня. После трех ложек он сжалился:

– Достаточно.

Просить два раза меня не надо было. Ложка и даже тарелка были отодвинуты в сторону.

– С завтрашнего дня Арзт начнет свои исследования, – предупредил меня он, пока я вытирала губы салфеткой, как делал это он ранее, – заодно будет лечить… тебя. У нас будет всего две недели, прежде чем мы сделаем крюк и вернёмся к центральной части империи. До этого момента твоей комнатой становится моя спальня – я больше не доверяю тебе, Лу. Я простил и принял твою обманчивую натуру относительно прежних условий. Сейчас я себе подобного позволить не могу.

Я скомкала подол платья на коленях под столом.

– Место под ещё одну кровать я найду, – успокоил меня он, – относительно прочего – я учёл твое рвение к «ответственности», – он усмехнулся, – ты можешь воплощать её в учебе. В этом городе, к сожалению, необходимой литературы я не найду, однако в северной столице ей пристало быть. В остальном, полагаю, ты можешь быть вольна. Кроме, уточню, работы на кухне.

Я радостно кивнула, борясь с желанием подскочить на ноги и подбежать к нему, чтобы обнять.

– Тебе повезло только потому, что мы на поезде, Лу, – добавил он, – как и мне, в действительности.

Он оказался задумчив, стоило мне направить на него свой взгляд.

– Значит… – я повторила его выражение лица, – когда я сойду с Эшелона… я ничего не заработаю?

Мне показалось это интересным. Что забавно – интересным, но не важным.

На меня были направлены глаза мужчины. Зелёные и чистые, как вода в реке по весне.

– Ты не сойдёшь с Эшелона, Лу, – утверждающие уверенные слова.

Я растерялась. С очень странной радостной улыбкой на губах. Он уловил мой неясный настрой сразу же:

– Я рад, что тебе это нравится. Что ж, как я уже сказал, тебе следует одеться согласно возрасту. Полагаю, прогулка по городу тебя не затруднит.

Я восхищенно, а потому медленно кивнула ему и выдохнула – всё оказалось даже лучше, чем я могла себе представить. Меня не просто ждало счастье. Я уже была счастлива.

– Замечательно, – отчеканил он, – однако сперва мы дождёмся посыльного.

Его глаза вернулись к окну.

– Что насчет личной служанки? – задумчивые слова, – это, к сожалению, мало возможно, – его рука коснулась подбородка и осталась там, – по понятным причинам. По ним же я взял на себя ответственность, заказать тебе платья более простого кроя – помощь в одевании тебя от мужчин я… не приемлю.

Я сделала глоток воды из своего бокала, пытаясь справиться с тяжестью в животе. Всё же я переела.

– Мне не нужна помощь в переодевании, господин, – попыталась мило улыбнуться я.

– Оушен, – тяжело выдохнул он, – и мы вполне можем перейти к более близкому обращению, – огорошил меня он, – но только в присутствии друг друга. И, разве что, Арзта.

Я его не поняла. Совсем. Потому и сидела, хлопая ресницами и не решаясь спросить, о чем он.

– Ты можешь обращаться ко мне на «ты», – понял моё смущение он.

Глаза расширились от удивления сами собой. На этот раз я не моргала вовсе.

– Не стоит этому удивляться, – будто пустой взгляд зелёных глаз, – я уже высказывал свои намерения, Лу.

Я опустила глаза к столу, понимая, что так и было. Вот только я до сих пор не могла в это поверить!

Меня отвлёк гудок паровоза, слышимый из этого вагона лучше, чем из кухни. Я молчаливо попросилась к окну, желая рассмотреть и этот город. Мужчина кивнул, давая своё дозволение, и вернулся к тем бумагам, которые успел положить рядом с собой на стол.

– Нан-ши, – прокомментировал он, – портовый город с населением в пару тысяч человек, – его глаза пробежались по строчкам в том «отчёте» от Мери, как он назвал его вчера, – откуда бы здесь взяться новому вагону? – задумчивое бормотание, кажется, даже не для меня.

Я в это время уже стояла у одного из центральных окон, у которого был небольшой диван, как в прихожей. На него я поставила колено и уместила руки на узком подоконнике.

– Будь внимательней – городские порой имеют к-хм… странную реакцию на Эшелон, – донеслось до меня сзади, – возвращаясь к вагону… может тот, что занят припасами? В нём достаточно места для… – взгляд в бумаги, – тридцати двух женщин.

Я вперила взгляд в косые одноэтажные домики, больше похожие на те, что были в моей родной деревне – редко когда попадались не тёмные и не полусгнившие. Здесь таким был весь город.

– Тот вагон очень холодный, – решила высказаться я.

Мы пересеклись взглядами.

– Продолжай, – потребовал он.

Я поджала губы и опустилась на диванчик уже прямо – смотреть на этот город было не так интересно, как на прошлые.

– В нём много щелей и ветра, – неуверенно пролепетала я, – а мы едем на север… вы сами это говорили. Значит женщинам будет очень холодно ночью. Это… нехорошо.

Он приподнял бровь, затем опустил и кивнул мне, после чего зачеркнул написанное на первом листе.

– До того момента, как услышал это из твоих уст, мне казалось это не такой существенной проблемой, – хмуро признался он, – ты определённо умеешь делать слезливый и жалобный вид.

Отвечать я не стала, лишь опустив глаза к полу.

– Да-да, – усмешка, – именно такой.

Он мило улыбнулся, немного приподняв брови, и вернул внимание бумажкам.

Мы же, точнее весь Эшелон сумрака и я в одном из его окон посередине полностью замедлили свой ход, поравнявшись с одним из домов, и остановились, издав характерный сигнал. Платформы здесь не было, как и домика напротив – только неровная утоптанная насыпь и запылённая дорога с двумя колеями немного подальше.

– Такое себе зрелище, – подошёл ко мне сзади лорд, – в прошлый раз мы останавливались здесь лет сорок назад, – прядь его волос упала на мой лоб, а край форменного пиджака коснулся спины, – есть предположение, что Нан-ши потерял статус города, каковым никогда и не являлся.

Я аккуратно убрала с лица щекочущую белую прядь и закусила губу. Он касался меня только краем одежды, но казалось, что прижимается вплотную. Тепло. И приятно, как вчера.

– У него непохожее на другие название, – прошептала я, задрав голову и разглядывая тёмные ресницы, кажущиеся совсем длинными с такого ракурса.

Мужчина дёрнул уголком губ и свысока взглянул на меня. Мы были в таком положении не столько фактически, сколько в плане положения, возраста и разумности.

– Первый город Северных территорий, – холодное, – дальше только Вармунт и пустошь.

Я кивнула, вспомнив, как он говорил о войне. Благодаря колдовству, которому его наделило проклятье, они смогли захватить Северную пустошь. Мы почти добрались до того места, где всё началось.

– После северной столицы нас ждет поворот обратно и всего пара дней пути по вечной мерзлоте, – его пальцы коснулись моего плеча, даже не давя на него, – нужно приобрести для тебя шубку – ты же захочешь прогуляться по заснеженному городу?

Я нахмурилась.

– «Заснеженному» это… какому? – стало интересно мне, – и что такое «шуб-ка»?

Он хмыкнул, убирая руку с моего плеча и отходя обратно к столу.

– Заснеженному от слова «снег», то есть с большим его количеством. «Шубка» – это «шуба», только в уменьшительно-ласкательной форме. Следуй за мной в кабинет.

Он забрал со стола бумаги и вышел с ними в следующий вагон.

– Зачем вы уменьшили это слово? Или… – я побежала за ним, почти влетев в его спину, но удержавшись в дверном проеме.

Вот только у двери были другие планы и меня отправило дальше её ударом – я всё же угодила носом в его спину.

– Удивительная грация, Лу, – поймал падающую меня за запястье мужчина, – присядь на диван.

Усадил туда меня он сам, краем глаза наблюдая за тем, как я потираю ушибленный нос. А после того, как убедился в моей целости, занял своё место за столом и с сомнением окинул меня взглядом.

– Мне позвать Арзта? – насмешливое.

Я качнула головой.

– Как пожелаешь, – обычный тон, – я не «уменьшал» то слово. Я произнес его несколько… – он отметил моё недоумение и пояснил, – благосклонно.

Ясности это не внесло. Но продолжать его спрашивать я не стала.

– Я осознал уязвимость твоего образования, Лу, – он хмыкнул, – точнее самообразования. Потому впредь буду более четко выражать свои мысли. Прошу за это прощения.

Я даже нахмурилась, ощущая на себе его извиняющийся взгляд. От этого было просто невероятно неприятно на душе.

– Вы очень добры, господин, – шепнула я, борясь с краской на лице.

– Вовсе нет, Лу, – насмешливое, – мне это попросту выгодно.

Между нами повисла тишина.

– Как и всё, что я для тебя делаю, – продолжил он, – в какой-то мере это вклад в моё будущее – я радую тебя, ты в свою очередь не проклянешь меня в один из наших брачных дней.

От его слов было не так волшебно, как если бы он был менее холоден и рассудителен.

– Твоя любовь играет немаловажную роль – спорить с этим сложно. Однако, удачные союзы строятся не столько на этом, сколько на осознанной взаимной выгоде. Я, очевидно, полезен тебе не менее, чем ты мне.

Руки немного подрагивали.

– Вы говорите, что… никогда меня не полюбите? – я не поднимала глаз, сверля пустым взглядом платье на коленях.

Было как-то тяжело в груди.

– Я… этого не упоминал, – заставил прикрыть глаза меня он, – как и…

– Разрешите войти, ваше превосходительство! – перебил лорда офицер, не решающийся сделать шаг в кабинет.

Оушен дернул щекой, но ответил как обычно:

– Разрешаю.

– Ваше письмо передано в отделение почты. Сроки служащий там назвал… приемлемые, но невозможные для изготовления необходимого к-хм… инвентаря.

Лорд сжал челюсть, недовольно вперив взгляд в окно за моей спиной.

– Продолжай, – его голос был холодным.

– Заказы из швейной и обувной мастерских переданы в распоряжение вашего слуги, – сказал мужчина, – автомобиля в этом городе не нашлось, милорд. Я взял на себя смелось распорядиться о карете.

Оушен тяжело выдохнул, недовольно ответив:

– Замечательно, – будто это было совсем не так, – можешь идти, – и обратив внимание на меня, – как бы ты отнеслась к ширме?

Офицер исчез за легко прикрытой дверью. Я открыла было рот, но была перебита словами мужчины напротив:

– Тканевому заграждению на каркасе, которое позволит тебе переодеваться в спальне в моем присутствии.

Глаза почти выпали от слов «переодеваться» и «в моём присутствии» рядом.

Лорд хмыкнул, туша на лице смех, и пробормотал:

– Догадываюсь, что нет. Что ж, это было логично, – его хмык, – и совершенно странно относительно вчерашнего осознанного приглашения лечь с тобой в одну кровать.

Я вспыхнула! Молниеносно! А ещё зажмурила глаза и опустила голову, стиснув зубы до боли.

– Неосознанного приглашения? – вопрос где-то совсем далеко, – тебе двадцать один, и ты росла в деревне, Лу. К чему такое бурное смущение от прямого вопроса без капли пошлости или непристойности?

Перед глазами встал момент, выбитый в моей памяти ударами плетёного пастушьего бича на спине. Хоровод вымещения злости. Падение того, кто никак не смог бы умерить свой порок, кроме как новой болью для меня.

– Я никогда не… – мой голос был сиплым, а глаза уже раскрытыми, – вы говорили, что вам докучало проявление любви от высокородных леди в столице, – я подняла взгляд и встретилась с его, желая убежать на крышу и сесть, вжавшись спиной в поручень, – а вы когда-нибудь думали о том, как проявляют её мужчины?

Он дёрнулся. Поднял подбородок, пристально глядя на меня. Между нами повисло молчание.

– Он не… – не смогла произнести я, – там всё было по-иному.

Лорд нахмурился, пытаясь меня понять. Я же говорить не хотела.

– Арзт… – его голос был хриплым.

– Я бы рассказала вам, если бы всё было плохо, – бессовестно перебила его я.

Он откинулся на спинку своего кресла, закинув голову на неё же. Его глаза устремились к потолку.

– Значит, планы всё же стоит изменить, – заставил похолодеть меня он.

В душе что-то взорвалось, а после застыло, не позволяя дышать.

– Жаль, – задумчивый тон, – столичный храм Всезнающего меня вполне устраивал.

Это позволило мне выдохнуть и прошептать:

– Вы меня не прогоните? – голос сорвался.

Он приподнял бровь и добил меня:

– Переосмысление приоритетов, Лу. Поразмысли об этом на досуге, – странные слова, – твоё предположение сделало бы меня самым малоразумным болваном, которого носила земля.

Я немного подалась вперёд, чувствуя растущую на губах улыбку:

– Почему?

Он постучал пальцами по столу.

– Несколько причин. Начнем с самой «нехорошей» по твоему субъективному мнению – ты единственная, кто мне подходит на данный момент. Не берём в расчет то, что Арзт при должном стремлении быстро найдет тебе к-хм… замену по схожему параметру, – он вновь хмыкнул, – это определённо ни к чему – я уже относительно привык к тебе.

Я поджала губы. Он был прав – мне эта причина не понравилась.

– Вторая, как я уже назвал секундой ранее – я привык. Ко всему прочему ты меня не раздражаешь, в тебе есть неплохой ум, некое изящество поведения и смазливое, вполне милое лицо, – он кивнул, – а ещё умение слушать и слушаться. Наверное, стоило начать именно с этого.

Я сжала пальцами ткань на коленях.

– Третья причина – интерес. Мне станет невыносимо от того, что я упущу возможность наблюдать твоё взросление и становление личности. И четвёртое – личные предпочтения. Ты в какой-то мере вызываешь в моём сознании хм… симпатию, – он улыбнулся и тут же нахмурился, – помимо вожделения – его учитывать тоже стоит, но не в той степени, как первые причины.

Я радостно кивнула ему, переспросив:

– Вожделение – это…?

Его губы дрогнули в улыбке.

– Тебе уже должны были принести всё необходимое для прогулки, – не стал отвечать он, – полагаю, принадлежности в спальне. Я дождусь твоего приготовления.

Я благодарно закивала, поднялась с места и поправила складки на платье.

– Я правда не разочарую вас, Оушен, – улыбнулась ему и направилась к двери.

Уже в спину мне прилетело его уверенное и без капли усмешки:

– Вне какого-либо сомнения.

Глава 13

Ступив на первую дощечку пола спальни лорда, я застала слугу, ставящего на кровать коробки.

– Ваш заказ доставлен, госпожа, – поклонился он мне.

Второй мальчик в это время заносил сложенную гармошкой конструкцию из непрозрачной плотной ткани и деревянных плашечек. «Ширма» – подсказала я сама себе, когда мальчик её расправил во всю длину и поставил у одной из стен. Ткань натянулась, а я осталась стоять на месте и смотреть на неё.

– Ещё что-то, госпожа? – улыбнулся мне слуга, растянув губы в почтительной улыбке.

Я качнула головой, поблагодарила его и дождалась пока они оба выйдут, чтобы, наконец, почувствовать себя лучше. А ещё – закрыться с двух сторон и сесть на кровать.

Чувствовала я себя грузно, будто само небо упало на мои плечи. Былое восхищение подарками, необычностями и предстоящими радостями вспыхивало в душе, но никак не могло совладать с разумом.

Платье. Небесно-синее, но какого-то тусклого цвета – не такое, как прошлое. А ещё длинное, до самого пола и с непонятными приспособлениями: крючковатой выстеганной тканью и вязанными тёплыми штанами, только почему-то больше похожими на длинные носки – ещё одна вещь для богатых, о которой я только слышала.

Всё это я оставила в коробке, опять обмотавшись в слой ткани и обув тёплые новые ботинки на каблучке, как у туфель. Сверху пока накинула на плечи меховую «шуб-ку», как назвал её Оушен.

Вышла к нему в кабинет я, заталкивая непослушные волосы под ворот платья, чтобы они не мешались при ходьбе.

– Выглядишь… старше, – улыбнулся мужчина, – цвет определенно тебя старит. И это бесспорно хороший момент.

Я кивнула, после чего села на диванчик и уставилась на него, ожидая, что он скажет делать дальше.

– Успела рассмотреть ширму? – он встал и, дождавшись моего кивка, продолжил, – всё ещё против подобного аксессуара?

Моё молчаливое согласие.

– Прискорбно, – он хмыкнул и отправился в спальню сам, – что ж, придется оставить всё на тех условиях, что имеются сейчас. Арзт уже…

– Милорд, – шагнул в кабинет врач.

– …прибыл, – продолжил лорд, после чего вышел за дверь, оставив нас с врачом наедине.

– Прошу прощения, но я не удержался, госпожа, – мужчина сел рядом со мной, будто бы и не обращая внимание на то, как быстро отсела от него я, – и захватил с собой всё для сбора крови и биологических материалов.

На его коленях появился жестяной поднос с разными ножиками, железными прищепками и тканевыми мокрыми тряпочками. Господин протянул мне свою ладонь, пытаясь приободрить улыбкой на тонких губах под усами.

Вновь действия с моим пальцем.

– Слюна и волос, – пробормотал он, – сперва слюна.

Он поднес к моему рту длинную стеклянную баночку. Я опешила.

– Просто плюньте, – почти ткнул в мой подбородок мужчина.

Я взяла предмет сама, не понимая зачем мне нужно делать то, за что даже в моей родной деревне женщин осуждали. Но я с самой первой встречи с врачом поняла, что он совсем не простой и не обычный человек, а значит и то, что он делает, должно быть таким. Немного странным.

– Благодарю… – пропел он, – а вот сюда завтра утром нужно…

– Я отдал приказ заняться этим завтра, Арзт, – вернулся в кабинет лорд, – Лу, руку.

Он протянул мне свою в перчатке. Я коснулась тёплой кожи. Не его, а подготовленной человеком. Не такой приятной.

Сейчас на его лице не было маски – она была поднята туда, где только начинались его волосы, из-за чего он смотрел на меня немного приподнимая голову и смотря вниз. Это выглядело забавно, особенно с его ростом.

Оушен помог мне подняться, внимательно оглядел платье и шубу, а после забрал из рук дурнопахнущую алкоголем тряпочку, вручил такие же как у него перчатки и уместил на моей голове летящий цветной платок, на который лег металлический венок. Я сперва общупала его руками, не понимая зачем он нужен, но потом всё равно кивнула, вспоминая, что нужно ещё спросить про пояс на шубе, однако… это было лишним, потому что на ней были пуговицы! Большие, разноцветные где-то в своей глубине и удивительно красивые. Спереди – как я и просила его.

– Вы не забыли… – восхищенно шепнула ему я, когда он уже вёл меня к вагону с выходом.

– Госпожа, – окликнул меня врач, – не забудьте про анализы – завтра утром сюда необходимо справить малую надобность.

Я застыла, пытаясь понять, что именно от меня нужно. В голову приходило только очень странное.

– Арзт! – заметил мою нерасторопность лорд, – озвучивай свои неблагопристойные врачебные просьбы наедине.

И мы пошли дальше, закрыв за собой дверь.

– А что сделать то надо? – неуверенно спросила я.

Оушен не ответил. Он не произнес и слова за всё время, пока мы шли до расправленной лестницы, недалеко от которой стояла большая обтянутая чёрной кожей карета, в которой мы должны будем куда-то ехать. Не такая высокая как поезд, но большая по сравнению со мной.

– Посетим пару нужных мне лавок, а после – несколько развлекательных для тебя. Что думаешь? – помог спуститься мне мужчина, сперва опустив маску на лицо.

Я улыбнулась, считая, что даже без последних мне будет очень интересно. Вот только мысли всё оставались в другом месте, потому я и чувствовала себя не так, как обычно. Наконец, когда мы подошли к карете, я собралась с силами:

– Я могу быстро сбегать до кухонного окна? Веста… она…

Несколько секунд лорд думал и, кажется, злился.

– Хорошо, – выдал он с недовольством, – раз я обещал тебя отпустить, как появятся туфли, – и поторопил, – я жду.

Я поборола яркую радость и благодарность и рванула в сторону конца поезда, где, оказывается, неспешно и боязливо толпились женщины из слуг, так же, как я сама ещё недавно.

Пришлось поддерживать венок, стягивающий платок на голове, чтобы он не улетел. И сжать в кулаке неудобный и очень длинный подол нового платья, пачкать которое даже о промёрзшую землю не хотелось.

А дальше стремительно бежать, ощущая колкий холодный ветер на щеках и шее, не закрытой ни мехом, ни платком с головы. Венок из металлических прутиков только холодил, и я чувствовала себя странно – будто только сейчас смогла вдохнуть воздух ясно и свежо, как делала это тогда на крыше.

Повариху я почти сбила с ног, врезавшись в неё с размаху и обняв что есть сил.

– Неужто уже…? – она бегло, но с волнением оглядела моё лицо, прижав горячие сухие ладони к моим щекам, – нарядил тебя, как куклёнка.

Её голос немного подрагивал, кажется, от холода, но я была счастлива только от того, что не видела в её глазах слёз.

– Всё хорошо! – заверила её, – Оушен сейчас повезет меня на к-карете! Представляешь?

– Больно дается тебе твоё бахвальство, Лушка? – не так громко, как обычно, но и так, чтобы услышали девушки за её спиной, рассмеялась Шага.

Все они прыснули и отвернулись, стоило донестись звуку шуршащих по мерзлой земле колёс.

– Мне не больно, Шага, – решила ответить ей, – и не будет больно.

Она опустила глаза, как и все остальные, когда дверца кареты отворилась, а из её нутра раздался голос лорда:

– Луана, нам пора.

Я сжала вмиг опустившиеся руки Весты, взяла её лицо в свои, повторяя её прошлые движения, и, глядя в обеспокоенные глаза, прошептала:

– Я смогу прийти вечером на кухню, хорошо? И мы сможем поговорить… и я тебе всё-всё расскажу!

– Лу, не задерживай меня, – уже строгое.

Веста отпускать меня не хотела, старалась удержать за руку, отчего мне пришлось забрать её лёгким рывком.

На козлах сидел с интересом разглядывающий меня мужчина. Он было спрыгнул, чтобы помочь взобраться по ступеням, однако был отправлен обратно властным взмахом руки лорда, а мне пришлось опереться на его руку вновь. Как какой-то высокородной госпоже. Это вызвало улыбку ровно до того момента, пока я не села на ледяное сидение и не вздохнула сырой и тяжёлый воздух кареты, в то время как передо мной явилась знакомая, но совершенно чужая маска. Мне хотелось видеть его лицо, а не тот холод, к которому я успела привыкнуть ранее, но отвыкла за считанные мгновения.

– Строительная мастерская, – отдал приказ Оушен.

И мы двинулись мимо застывшей толпы женщин, покачиваясь на ухабах и подпрыгивая при каждом выезде из колеи.

– Могу открыть окно? – спросила и потёрла нос от уже надоевшего запаха.

– Скоро начнется снегопад, – безразлично ответил мужчина.

Я поджала губы и отвела глаза к мутному стеклу. Как же я радовалась тому, что в Эшелоне нет маленьких окон, обтянутых паюсом, к каким привыкли у нас в деревне, и не было стекла, какое использовали богатые. Из-за этого я всегда чувствовала свежесть и солнечные лучи – сейчас казалось, что я вновь вернулась в дом сестры, где всегда было мрачно и холодно даже в жаркую летнюю погоду.

– Но он ведь ещё не начался, – едва слышно прошептала я, вспоминая, что когда бежала и стояла рядом с Вестой, не было даже пролетающей снежинки с неба.

Лорд молча протянул руку к находящейся с другой стороны от дверцы ручке, дёрнул, и стекло опало вниз, исчезнув где-то внутри. Я с восхищением выдохнула и подняла нос к новому воздуху с улицы.

– Спасибо! – радостно подсела к окну я.

– Тебя невероятно просто радовать, Лу, – усмехнулся сквозь маску лорд, – я не успел сделать тебе ни единого подарка, а ты уже благодарна.

Я улыбнулась ему, мечтательно вглядываясь в скачущие мимо заиндевелые кустики и деревья на пустыре.

– Это плохо, господин? – спросила у него.

– Убирай это слово из употребления, – он приподнял маску, словно она успела надоесть и ему, – в отношении меня – точно. И твоё радостное отношение ко всему не может быть плохим – оно мне выгодно.

Я вернула взгляд ему. При таком ясном свете его лицо казалось светлее, шрамы розовее и чётче, а кровяные трещины ярче.

– Я могу…? – я нащупала в кармане тот самый влажный платочек, который забрала у врача, когда он брал мою кровь, и достала его, чтобы потянуться к одной из собравшихся кровяных капель.

Отвечать он не стал, только подался вперед, прислонившись лицом к моей ткани, уже немного запачканной красными каплями.

Я смущенно улыбнулась, аккуратно промокнула несколько мест под его глазами и отсела обратно, чувствуя себя так же странно, как тогда на его руках. Тепло и приятно, но совершенно невозможно.

– Вы всё… вы говорите почти про всё, что я делаю… что оно вам выгодно, – неуверенное от меня, пока он выпрямлялся и откидывался на спинку своего диванчика, – можете… пообещать мне, что скажете, когда я стану для вас… не выгодной, а… если полюбите меня.

На его лице растеклась довольная, но смешливая улыбка.

– Ты непосредственна, Лу. Это прекрасно, – он приподнял голову, – и я обещаю тебе, что признаюсь в этом, как только смогу осознать сам.

Щёки не смогли покраснеть только потому, что становилось было холодно, а жара из нутра тела во мне оставалось мало.

– В ином случае можешь потребовать с меня всё, что угодно, и я, в свою очередь, обязан буду это исполнить, – усмехнулся мужчина.

Я отвела глаза к закончившемуся полю и успела заметить появившиеся кривые деревянные домики, как будто выбравшиеся из моей головы – так выглядела вся наша деревня, отчего мне стало немного страшно. Я сжала руки в замок, поскрипев замёрзшей кожей.

– Центр этого городка должен быть не таким… кошмарным, – пробормотал Оушен, – я предполагаю, что у них есть по крайней мере одно место подобающего вида.

– Вы просто привыкли к роскоши, гос… Оушен, – поправила себя под его немного осуждающим взглядом я.

А после поймала усмешку.

– Я самый неприхотливый лорд столицы, если ты имеешь ввиду именно это, – мягкий взгляд на снова смутившуюся меня, – обращение «ты», Лу. Ты удивительно нерадивая воспитанница.

Я опустила глаза и выдохнула:

– Вы воспитываете меня, как свою будущую жену? – прямой, но очень тяжело давшийся мне вопрос.

– Правда, – короткий ответ.

Я кивнула и подняла взгляд.

– Насколько честной и… прямой в разговоре с вами я могу быть? – я выдохнула и немного поёрзала на сидении.

Его глаза загорелись от интереса и будто… азарта? Как у кота во время охоты за мышью.

– Предельно, – он был воодушевлён.

Я же вновь кивнула.

– Мне кажется, что вы не правы, – очень плохие слова, за которые меня могли бы забить камнями, повесить или избить палкой где-нибудь в центре этого самого города.

– И в чём же? – подался вперёд мужчина, даже не скрывая того, что ему это нравится.

Я замешкалась, не понимая, отчего он так отвечает.

– Вы говорите, чтовоспитываете меня сейчас, – я закусила губу, – но до этого говорили, что будете меняться сами, чтобы не поступить так, как… – я осеклась.

Он выпрямился и закинул ногу на ногу.

– Хочешь сказать, что это ты меня воспитываешь? – его глаза сощурились от улыбки.

Неуверенный кивок, а следом резкое мотание головой.

– Не так грубо и… не я, а вы сами, – поправила я.

– Строительная мастерская, милорд! – заставил вздрогнуть меня кучер.

Оушен хмыкнул, поднялся на ноги и вышел из кареты, придержав после себя дверцу и подав руку мне.

– Маска, гос… – напомнила я.

Он одним движением дернул её вниз и наклонился к моему уху:

– Ещё одно такое обращение, и кухонные походы закончатся, даже не начавшись.

Говорил он не зло и без холода, но я всё поняла сразу, потому и кивнула.

– Как скаже…шь, – буркнула себе под нос.

– Знала бы ты, как я рад! – мою руку сжали, и меня сами повели в открытую дверь напротив, у которой стоял и ждал мужчина-лавочник, оглядывающий Оушена и меня с благоговением.

Дорога здесь была вся в рытвинах, потому приходилось почти перепрыгивать их, чтобы нормально идти за лордом.

– Чистой воды ретроградство, – недовольно процедил мужчина, – весь ваш город такой? – спросил он у торговца, не успевшего раскрыть рот, – либо именно вы принципиально предпочитаете окраину?

– Э-это центральная площадь, милорд! – возразил лавочник.

– Прискорбно, – сообщил ему лорд, – к сожалению никаких рестораций, Лу. Полагаю, аппетита они у меня не вызовут.

Я отвечать не стала, поняв, что моего отношения к этому никто услышать не ждал.

– Мне необходимы все самые дорогостоящие и качественные материалы для утепления вагона, которые у вас представлены. Ремонтные и отделочные работы должны произвестись в течении четырёх часов. Объект для исполнения покажет вам прибывший следом офицер. Оплату и заключение договора осуществляю я. Подготовьте всё в течение десяти минут.

Оушен в этот момент показался мне таким строгим и возвышенным, что я попыталась отпустить его руку и отшатнуться подальше, не понимая, как мне разрешили так близко к нему подойти.

Мужчина из мастерской бегом рванул к своему столу, наклонился к нижним ящикам и начал шуршать бумагами.

– Хочешь выйти на улицу? – почти прижал меня к своей руке Оушен.

– Там очень холодно, – сделала вынужденный шаг к нему я, – можно остаться здесь?

Я встретилась взглядом с маской.

– Меня всегда впечатляло твоё умение подобрать слова так, чтобы не нарушить выставленных мною правил, – смешливое, – как скажешь – мы останемся здесь. Но потренируем твоё ко мне обращение. Так сказать, ускоренное освоение, Лу. Пять предложений со словом «ты».

Я склонила голову.

– Помните то разрешение говорить с вами свободно? – нагло выдохнула я.

В маску это говорить было намного легче.

– Давай, Лу, – хмыкнул он, – мы уже оба поняли, что слепо следовать моим указам ты не планируешь.

– Вы не правы, – пробурчала я.

– Надо же! Уже во второй раз! Ускоренно деградируем, – ехидное.

Я поджала губы.

– Я хотела сказать, что вы меня мучаете тем, что заставляете говорить так, как я не смогла бы, – я почувствовала, как сжались его пальцы на моих.

Он развернулся, заставив сделать это и меня, а после подошёл к небольшой деревянной лавочке в углу комнаты, на которую и опустился настолько властно и по-лордовски, что она даже скрипнула, не в силах выдержать его повелительность.

– Мучаю? – повторил он для меня, – что ж, бабушка воспитала тебя достаточно упрямой.

Я не выдержала:

– Это вы разрешили мне быть такой, Оушен, – я села на край лавочки рядом.

– Восхитительно, – рассмеялся он, – получается, это я воспитал себе домашнего самодура?

Я даже дернулась от того, как он меня назвал.

– Разве… разве я врежу вам как-то? Оскорбляю вас или… – дышать было тяжело от возмущения.

Лорд ещё больше рассмеялся.

– Ты до крайности мило пыхтишь, Лу, – повернул голову ко мне он, – а я лишь забавляюсь. Не воспринимай мои слова в обиду.

Я подавила улыбку.

– Вы тоже очень милый, – я отвела глаза к столу лавочника.

– Давай пойдём на уступки, – мужчина сжал мою руку, лежащую до того на коленях, – два «ты», и я разрешаю тебе посидеть с твоей поварихой допоздна.

Я быстро закивала и вновь повернула лицо к нему.

– Как скажешь, – вышло почти просто, – тебе не будет от этого скучно?

Я прямо почувствовала его улыбку сквозь маску.

– Я найду, чем себя развлечь, Лу, – довольные слова.

– Договор, ваше превосходительство, – подбежал к Оушену мужчина, – я внёс минимальное количество…

– Измените при необходимости с Клаусом, – он быстро и размашисто написал что-то на листе, а после добавил, – печать поставит тот же офицер. Всего доброго.

Меня подняли, одновременно отдав торговцу бумагу, затем повели в сторону двери.

Я приготовилась к холоду.

Следующей остановкой стала лавка мебельщика. Точнее говоря, мы возле неё не останавливались, а дошли пешком, потому что находилась она на другой стороне этой улицы, из-за чего лорд решил немного прогуляться, о чём пожалел почти сразу – дорога была ужасной и состояла из застывших грязевых холмов. Поэтому приветливому, но испуганному замёрзшему у двери собственной лавки мебельщику было сказано уже злое и по-грубому возвышенное:

– Двадцать трёхъярусных кроватей, перины к ним, а также одну… двуспальную? – последнее слово он произнёс с сомнением и повернулся ко мне, видимо, оглядев, – полутораспальную.

Продавец расширил глаза, не понимая куда себя деть. Он вообще, кажется, хотел сбежать. Я в этот момент пыталась выглядеть той, кто может держать лорда за руку, потому и улыбалась.

– Доставить в течении часа, сборкой займутся уже мои люди, – Оушен шагнул в пустую лавку, где кроме расставленных вдоль стены деревянных плашечек не было ничего.

– М-милорд, но… двадцать одну кровать? В течении часа?! – попятился назад мужчина, – простите… но это невозможно!

Я отпустила руку лорда и направилась к привлекшей моё внимание доске с вырезанными на ней узорами.

– Какое время необходимо для изготовления всего, названного мной? – очень холодно произнёс Оушен где-то позади.

Я же села на корточки, подобрав подол своего платья и замерев так напротив узорчатой доски. Цветы с широкими листьями – странный рисунок для северных земель. А может и нет: бабушка говорила, что есть такие города, где солнышко не выглядывает из-за облаков, и почти всегда идёт снег. Значит и деревья стоят голые всегда. И травы, и цветов не бывает.

Может быть такой город будет дальше? На самом севере? В той самой Пустоши. Или она так названа потому, что в ней «пусто» и нет ни деревень, ни городов?

– О-от двух недель, милорд, – совсем испуганно промямлил господин из мастерской.

– Возмутительно, – безразлично ответил ему Оушен, – полагаю, за четыре часа вы способны будете соорудить и доставить полутораспальную? Лу, всё в порядке?

Я повернула голову в его сторону и кивнула.

– Можно мне с таким рисунком? – я ткнула пальцем в доску, после чего поднялась и развернулась полностью.

– Конечно, милорд! – радостно побежал к своему столу лавочник, – прекрасный выбор, миледи! У вас есть предпочтения в выборе изножья? Может балдахин? Или столбики? Их можно сделать даже резными, под этот стиль!

Я нахмурилась, почувствовав на себе усмешку лорда, и качнула головой, не зная, что ответить мужчине.

– Может… – продолжил он.

– Не переусердствуй, – прохладно остановил его Оушен, – классический стиль. Ничего, кроме росписи. Она уже несколько… излишня.

Я почувствовала себя странно.

– Если вы не хотите… – голос у меня стал ещё тише, чем обычно.

– Ты дала обещание, – лорд же был опять рассержен.

Дальше слова в моём горле потухли – не рождалось ни одно, закрывшись плотным комом где-то внутри.

– Договор! – потребовал мужчина у мебельщика.

Через пару минут мы уже садились в холодную карету, прошагав под летящими с лёгкостью снежинками – сегодня и в самом деле должен был начаться буран. Стоило мне занять своё прошлое место, как опустившийся на диване напротив мужчина заставил стекло подняться, покрутив несколько раз всё ту же ручку.

Я тяжело вздохнула.

– Почта, – скомандовал лорд громко и добавил для меня, – последняя лавка, а потом сюрприз.

Но я уже ничего не хотела. Особенно подарков – все они были невкусными и очень часто странными. Оушен был прав: мне нравилось, что он разрешает мне простые вещи и действия. Открытое окно было бы самым лучшим, чем он смог бы меня порадовать. А так получалось, что радовал он только себя. Наверное, это и было правильным, потому что я в сравнении с ним была никем.

– Устала? – снова приподнял маску он.

Я качнула головой.

– Вовсе нет, – глаза уставились куда-то в сырую стенку кареты.

Он сощурил глаза.

– Твоё выражение лица говорит об обратном, – не отпускал меня он.

– Я привыкла к работе на кухне, г… – я осеклась и опустила голову, ожидая его злости.

Но в ответ мне была только тишина.

– Однажды ты сказала мне, что я чудовище, – задумчиво заметил он, – мне показалось это несправедливым тогда, но я никак не смог забыть твоих слов. Не воображай меня чудовищем, Лу. Все мои действия оправданы некой заботой о тебе, а слова никогда не несли в себе отрицательного или критического значения. Твоя юность плетёт против меня интриги.

Я кивнула, не зная, куда себя деть.

– Прости… – хотелось добавить «те», но меня за него могли лишить очень важного.

– Почтовое отделение, милорд! – прокричал кучер.

– Тебе не за что просить прощения, Лу, – он поднялся, открыл дверь и шагнул на улицу, – ты можешь остаться в экипаже, если желаешь.

Мне была протянута рука, которую я с сомнением приняла.

– А можно на улице? – шепнула я, – и в… ты забыл про маску.

Его рука скользнула с моих озябших пальцев в перчатке вверх по плечу и ниже к талии, соединившись со второй и оставив меня в кольце. Лицо оказалось так близко к моему, что мои глаза вмиг расширились, а дыхание сбилось, обдав пышным слоем пара его губы и щёки, растянувшиеся в улыбке.

Мы так и замерли: я – стоя на верхней ступеньке кареты с ужасно красным лицом, и он – немного склонившись ко мне.

– Я не забывал, – смеющиеся слова, – а ты не должна отходить от экипажа дальше, чем на два метра. Поняла?

Кивать я боялась, как и касаться его такого близкого лица. Грудь при это почти разрывалась от ударов внутри.

– Пара минут. Я не задержусь, – он улыбнулся шире, сделал шаг назад, сверкая глазами, и потянул меня за руку, сразу же начав опускать маску на лицо.

Со ступеней я сошла только с его помощью. А стоило ему повернуться, как села прямо на пол кареты и выдохнула. Второй раз за всё это время.

Он скрылся за дверью здания напротив.

– Вам плохо, миледи? – испуганно сделал шаг ко мне кучер, – мне позвать господина?

Я лишь качнула головой и поднялась, придерживаясь за проём дверцы.

Он… хотел меня поцеловать?! Или… но напугал он точно больше, чем… или это был не испуг?! Смутилась я всё равно ужасно! И… он меня точно обнял. Так тепло и приятно, что я не просто согрелась, а взмокла.

Но взять себя в руки пришлось быстро – Оушен должен был скоро вернуться, а мне разрешили лишь немного погулять вокруг кареты. На поезде такого я себе позволить не могла. А когда мы поедем дальше на север, вовсе не смогу из-за холода.

Я обошла карету, проведя пальцами по бело-синей заиндевелой коже, и встала напротив широкой подставки под чемоданы над крупными тонкими колёсами, после чего снова выпустила прозрачный пар изо рта и задрала голову к небу. Пришлось даже придержать венок на голове, чтобы он не свалился оттуда вместе с платком.

– Какая красивая… – донёсся до меня тихий шепот.

Я опустила взгляд к тому месту, откуда это послышалось и на секунду встретилась глазами с самой обычной деревенской девочкой, вмиг схватившей за руку подружку и припустившей в ворота дома, стоящего рядом. Хорошие и явно дорогие ворота – у сестры были намного старее и страшнее.

– Это она тебя услышала! – зашипела на неё другая девочка, – зачем так громко… идёт! – из-за ворот высунулись круглые глаза.

Странно было слышать про себя восхищение от тех, кто был точно богаче меня самой.

– Лу? – совсем рядом спросил Оушен.

Я даже вздрогнула, хотя и смогла понять, что он подошёл раньше.

– Отправляемся дальше? Я обещал тебе подарок, – произнёс он сквозь холодную маску.

Я кивнула, немного поджав губы, и позволила увести себя обратно в карету, чтобы уткнуться в совсем непрозрачное подмёрзшее стекло.

– Ювелир, – опять сказал неизвестное мне слово мужчина.

И карета тронулась, споткнувшись на ухабе. Лорд поднял маску и растянулся в довольной улыбке. Будто предвкушающей.

– На почте что-то… случилось? – не удержалась от вопроса я.

Он поднял бровь.

– Почему такие выводы? – заинтересованно спросил он.

Я ответила честно:

– Вы вышли очень радостный, – закусила губу.

– Вовсе не из-за отправленного письма, – мужчина немного подался вперед и загадочно добавил, – доберёмся, и узнаешь.

Спрашивать дальше я не стала, хоть и видела в его глазах желание слышать от меня интерес. Однако меня этому никогда не учили – а даже наоборот, говорили так никогда не делать, грозя наказанием.

– Полагаю, нужно было значительнее сократить время проведения работ в вагоне – снегопад усиливается, – немного мрачно заметил он, – путеочиститель уже должны были установить.

– Вы очень тёплый, – не сдержалась я, отчего уголки его губ поползли вверх.

– Интересный комплимент, – смешок, – но достаточно приятный относительно ситуации.

Я позволила краям платка ударить по щекам, когда склонила голову к сжатым друг с другом пальцам.

– Ювелирная лавка! – громко закричал мужчина на козлах, отчего я сжалась сильнее.

– Мне нужно идти с ва… – начала было я.

– В обязательном порядке, – вышло у него строго, пусть рука и держала мою мягко, и помогал спускаться со ступеней мне он без злости.

Эта лавка выглядела намного богаче тех, в которых мы были. А ещё у её входа никто не стоял, расшаркиваясь в благоговении.

Оушен открыл передо мной дверь, указав рукой на пахнувшее теплом нутро помещения. Я почувствовала себя совсем неуютно. Лорд же маску спускать не стал, словно не боясь того, что в этой лавке может быть женщина.

– Лорд Вондельштарт, – низко поклонился ему приятно выглядящий господин, улыбающийся то мне, то Оушену попеременно, – миледи. Ваш заказ изготовлен. Мне необходимо только узнать размер и подбить под него м-мм… ваше украшение. В случае особой секретности… – взглянул он в глаза лорду.

– Никакой секретности, – поправил его мужчина.

– В таком случае, – лавочник повернулся ко мне и протянул свою руку, – разрешите вашу правую ручку.

Пришлось снять перчатку, хмуро следя за действиями господина. Несколько движений с размеченной лентой и моим безымянным пальцем, и меня отпустили, произнеся доброе:

– Благодарю, леди Вондельштарт.

Я успела лишь потрясти головой, прежде чем он скрылся за плотной завесой.

– Здесь атмосфера однозначно благопристойнее, чем в прошлых заведениях, – усмехнулся Оушен.

Я с интересом заглянула за чистое и прозрачное стекло, которым были огорожены длинные полки по всей длине этой лавки. На красивых тканевых подложках россыпью сверкающих странностей лежали… колечки. Только странные – с прозрачными камушками разных размеров, а ещё с разным цветом самого железа. Интересно, как им удалось покрасить железо? Этим занимается этот лавочник? Красит и вставляет камушки? С таким же неудобно будет ходить!

– Если понравится что-то ещё, то ты можешь просто мне сказать, – лорд отошёл к широкому диванчику у дальней стены, на который сел, закинув ногу на ногу, – однако, не думаю, что тебя что-то впечатлит. Столичный ювелир… ах, да, – прямой взгляд на меня.

Будто с сочувствием. Или сожалением.

Я вернула глаза к смешным и глупым колечкам. Разве кто-то купит такое?

– Милорд, – вернулся из второй комнаты мужчина, – ваши украшения. Сто…

– Я способен посчитать, – холодно оборвал его подошедший Оушен.

Его рука положила на стеклянный стол кошелек с брякнувшими монетками. По виду их было очень много.

– Я хотел предложить вам… – начал было лавочник.

– Что-то ещё, Лу? – повернулся ко мне лорд, обрывая слова мужчины снова.

Я качнула головой, говоря, что мне ничего не нужно и даже не понравилось.

– Правильно, – усмехнулся господин Эшелона, – это же не пуговицы.

Я быстро закивала, не понимая, почему он засмеялся, а только после взял свёрток, протянутый лавочником.

– У нас возможно заказать инкрустированные камнями пуговицы! – обрадовался мужчина.

Оушен перестал поворачиваться и взглянул на меня. Я затрясла головой, отчего он закатил глаза и взял меня за руку, поведя при этом на выход.

– Зачем засовывать во всё эти стеклянные камни? – спросила я, когда мы уже подходили к карете.

Лорд вновь засмеялся.

– Среди леди это считается отличительным вкусом и верхом элегантности, – помог подняться в карету он.

Я опустилась на сидение с хмурым лицом.

– Вы тоже так думаете? – я потянулась к забытой перчатке во второй руке.

– Замечательный вопрос, Лу, – остановил меня мужчина, – мне нужна твоя рука, – он заставил меня остановиться и положить перчатку на колени подрагивающей рукой, – это первое, – он надел такое же странное кольцо, как было на витрине, на мой палец, вызвав на моём лице ещё большую хмурость и бледность, – второе будет позже. Не нравится?

Я застыла, глядя на ровный кусочек стекла, вставленный в выкрашенный рыжим металл. Камень был даже больше, чем те, которые я видела в лавке, а значит, точно будет сильно мешаться. Но главное было не это:

– В деревне колечки дарят друг другу молодожены, – опустила к полу взгляд я, – м-мы сейчас пойдем в церковь Всезнающего?

Оушен усмехнулся.

– Чуть попозже, Лу, – насмешливые слова, – через пару недель. Это венчальное кольцо. Обручальное, как я сказал, будет спустя время.

Я расслабленно кивнула, желая снять его с пальца.

– Спасибо, – едва удержалась от поджатых губ и дёрнула губами, пытаясь улыбаться, – я должна не снимать его?

Оушен откинулся на спинку дивана, скрестив руки на груди.

– Эшелон, – бросил он кучеру, и продолжил со мной, – подложи я тебе змею в постель, твоё лицо не было бы таким вымученным и кислым, как сейчас.

Я подняла взгляд к его глазам.

– Я не боюсь змей, – ответила, – пусть это и было бы странно для вас – так делать.

Он закусил губу и покачал головой с тяжёлым выдохом. А после неожиданно быстро подался в мою сторону, наклонившись близко.

– Мне тоже не нравится вся эта бутафория, Лу, – он хмыкнул, – так что прикажу переплавить в ближайшей ювелирной лавке в пуговицу, повешу на цепочку и будет у тебя венчальный кулон. Так нравится?

Я не сдержала улыбки, кивнула и добавила:

– Только можно без камня?

– Что-нибудь придумаю, – он выпрямился, а затем вообще откинулся на спинку, – но обручальное тебе придется носить.

Я выдохнула и кивнула, отвернувшись к окну и разглядывая подтёки воды на стекле – изморозь быстро растаяла. На улице теплело.

– А вы? Будете носить? – поинтересовалась у всё ещё не отводящего от меня взгляда лорда.

– Конечно, – улыбнулся он.

– Может тогда сделать его обычным? Можно даже не выкрашенным, – я сняла кольцо с пальца и протянула ему.

Он нахмурился и принял его с непониманием.

– Выкрашенное? Ты имеешь ввиду другой цвет металла? – он дождался моего кивка, – это золото. Тебе нужно железо? – вновь подождал согласия, – серебро слишком дёшево. Платина?

Отвечать я не стала, так как перестала что-либо понимать.

– Полагаю, ты не отличишь. Забавно, – он хмыкнул, – крайне иронично.

Между нами повисло молчание, которое он нарушил задумчивым:

– Я бы сказал, более чем, – смотря на то, как я укрываю озябшую руку в хоть немного согревающей перчатке.

Глава 14

Нам нужно было проехать мимо толпы мужчин, таскающих с большой запряженной телеги какие-то доски, прежде чем мы подъехали к заднему входу для слуг, где и приказал остановиться Оушен. После мне, как и прежде, подали руку, помогая выбраться из кареты, проводили до нужного вагона под заинтересованными, но скрывающимися взглядами из окон, и в конце концов подхватили на руки, заставив задержать дыхание. Ноги опустились на высокий для подъёма пол вагона, я ухватилась за поручень и выпрямилась, чтобы обернуться и улыбнуться господину, бросившему мне на последок:

– До ужина, Лу. И никакой работы!

Я не успела даже кивнуть ему, прежде чем он повернулся ко мне спиной, махнул рукой кучеру, отправляя того, а после быстро и резко двинулся в сторону разгружающих телегу мужчин.

Долго смотреть ему в спину я не стала – бегом рванула в сторону кухни, не обратив внимания на тех, кто сидел в столовой, и остановилась, только увидев поднявшуюся при виде меня Весту.

– Женился?! – воскликнула Мери, разглядывая запыхавшуюся меня.

Я даже опешила под столькими прямыми ожидающими взглядами.

– Н-нет, – тихо ответила ей, затем подошла к поварихе и села на табуретку рядом с ней, выглянув в окно.

Из него дуло холодом, но с горящей печи исходил жар, потому я всё же решила расстегнуть пуговицы на шубе и снять с головы платок с венком, которые сразу положила на столик.

– Ха! Да хватит уже верить небылицам! – захохотала Шага, – вы её видели?! Кто на такой женится? Ещё и выдумщица! Поматросит, да бросит!

Веста тяжело плюхнулась на стул рядом.

– Как же так, Лушка? – прошептала она, схватив пальцами передник, – знахарь-то… этот… врач! Сказал, что… жениться господин собирается…

В её глазах промелькнула надежда.

– Он подарил колечко, – поджала губы я.

Все нахмурились, разглядывая мои перчатки на руках.

– Но сказал, что не такое, с которым женятся, а которое на помолвку дарят, – решила хоть как-то успокоить я женщину, – обещал свадебное потом.

Все трое уставились на меня с интересом, выжидая того, что я еще что-нибудь скажу.

– Ещё кровать заказал, – смущенно добавила я, – с цветами. Потому что не хорошо спать в его. Точнее… ему, наверное, неудобно спать на кресле. И ширму поставил.

– На кресле? – удивилась Мери, – т-ты…

Она замолчала, смотря на меня с ещё большим ожиданием.

– Не в маске же он… её… – вставила своё Шага.

– Он снял маску, – пожала плечами я.

Мери почти упала на стену позади. У остальных лица вытянулись.

– К-красивый? – прошептала девушка, которой больше всего хотелось узнать об этом и раньше.

Я кивнула и не сдержала смущенной улыбки.

– Очень, – поджала ступни к ножкам табурета, стукнув каблуком по ним.

– Да разве ж ты бы призналась, что страшный? – всплеснула руками Шага, – поди аки черт собачий, а ты краше и не видела!

Я замотала головой, словно она не его, а меня обзывает.

– Завидуешь, так молчи! – резко шикнула на неё молчавшая до этого Веста, – уж я вчера напереживалась! Утащил в своё логово, поди и… чего ругательного… его и не прознаешь!

Я вновь мотнула головой и улыбнулась ей.

– Он даже лечить меня скоро будет! – заявила гордо, – с завтрашнего дня. А сегодня… опять какой-то гадостью кормил.

Я нахмурилась, вспоминая те несколько неприятных ложек овсянки.

– Уж и не откормит он тебя со своими этими… господскими красивостями! Да этими… – повариха замялась, – новшествами! Того и гляди, ещё тоще станешь!

Вот тут я прям сильно головой замахала, думая всё о той же каше.

– Может тогда сейчас? – растянула сухие губы Веста, – а? Хочешь кушать? Али компот? С булочками?

Я ускоренно кивнула ей, чувствуя, как в животе было пусто.

– А чем ты болеешь то? – не унималась Шага.

Передо мной было поставлено блюдце с пышной ещё тёплой булочкой, стакан с компотом и… я вдруг подумала об Оушене. Из-за чего поднялась, поставила руки на узкий подоконник и высунулась наружу, чтобы увидеть его, застывшего прямой скалой напротив резво перетаскивающих доски мужчин.

– Можно мне ещё мм-м… две булочки? – вернулась в нормальную позу я, – а лучше три.

Если вспомнить то, сколько лорд ест, то впору было бы и ещё две к этим положить, но я почему-то постеснялась просить больше.

– Ты и одной не осилишь! Куда тебе столько? – не поняла меня Веста.

Однако положила ещё столько, сколько я попросила, за что была обнята вмиг вспыхнувшей мной, затем проследила глазами, как я криво заматываюсь в платок, запахиваю шубу обратно и машу ей рукой, чтобы выбежать из кухни со словами:

– Я быстро!

Бег по вагонам, оббегая всех встреченных мною, прыжок вниз, чуть не растеряв всё с тарелки, переход на шаг с тихим смехом, вырывающимся впопыхах, пока не донеслась до уже давно повернувшего ко мне маску лорда.

– Я… а я… я проголодалась, и значит… подумала, что в…ты тоже! Вот! – я сунула ему в руку тарелку и попыталась успокоить запыхавшееся дыхание.

Он неожиданно промолчал, подняв руку высоко вверх и загнув все пальцы, кроме мизинца, отчего сзади раздался очень громкий голос:

– Закрыть ставни! Отойти от окна! – по всей длине вагонов с конца прошёлся офицер, отдавая приказы для тех, кто не услышал их в первый раз.

Вскоре вся половина Эшелона с женщинами была закрыта. Лорд же снял маску, откинул капюшон, распустив волосы, после чего всучил мне тарелку обратно.

– Мне вина, для госпожи горячий чай и тёплый плед. А лучше два, – он склонился к опешившей мне, сноровисто застегнул все пуговицы на моей шуб-ке и усмехнулся, разглядывая кривой платок, который сразу же поправил сам.

– Да, милорд, – сказали сзади.

Оушен хмыкнул.

– Я разрешил бы тебе сесть, – он указал на скамью позади себя, – но вспоминая твои оставленные в некоем недоразумении чулки, попрошу дождаться пледа. В следующий раз я не потерплю подобного своеволия, даже обоснованного неосознанностью.

Я кивнула ему, думая о том, что такое «чулки».

– Раскаяния в твоих глазах я, конечно, не заметил, но и осознанное желание отслеживать аналогичные действия относительно тебя уже осознал, – он махнул рукой на лавочку, чтобы принесший покрывало слуга постелил его на неё, – второй мне.

Он забрал ещё одно покрывало, указал мне на тёплое теперь место, на которое молчаливая я села, поджав ноги. Их Оушен накрыл вторым покрывалом, сам опустившись на голое дерево.

Чай мне принесли спустя пару минут моего восхищенного и не в меру обожающего взора на господина. Даже слов не осталось в голове от его заботы.

– Чай, Лу, – напомнил мне о еде мужчина, сделав глоток из своего стеклянного стакана, – если замёрзла, то мы можем вернуться в вагон.

Я помахала головой и не выдержала:

– Вы очень… внимательный. И заботливый.

Уголки его губ слегка дёрнулись вниз.

– Я попросту желаю здоровья тебе, и, следовательно, своим детям, – заставившее меня поперхнуться чаем.

Лорд внимательно меня оглядел. Я же быстро кашлять перехотела, запив всё чаем, от которого шел густой пар, позволяющий мне спрятаться.

– И ты снова забыла про наш уговор, – холоднее, чем на улице, произнес он, – уже насиделась на кухне? – в его глазах сверкнула усмешка.

Я укусила булочку и покачала головой, уткнув взгляд в землю напротив высунутых носков моих ботинок.

– Я… слишком стара для рождения здорового ребенка, – решила сказать ему.

А в ответ услышала негромкое посмеивание.

– Это деревенские байки, Лу, – он внимательно проследил за шагами одного из мужчин напротив, – и нужны они для того, чтобы маленькие несмышленые девочки, вроде тебя, рожали много детей в первые годы вступления в брак.

Я была с ним не согласна:

– Я видела многих, таких как я… и некоторые из них умирали! И ребёнок тоже!

Он повернулся ко мне и уставился в упор.

– Настолько страшно? – вопрос, от которого в груди что-то закололо.

Я зарделась. Но выдохнула и прошептала, почти зажмурившись:

– Все говорят, что вы сделаете мне больно.

Он хмыкнул.

– Мы рождаемся, живём и умираем с болью, – прямые слова, – ты же понимаешь, что её не избежать.

Внутри стало невыносимо тоскливо и немного горько от его слов, но я понимала, что он прав.

– Тогда… вам будет больно, как и мне? – я выдохнула пар изо рта.

Он замер на мгновенье, а потом дёрнул бровью, хмыкнув и едва покачав головой.

– Нет, Лу. Мне больно не будет.

Я нахмурилась.

– Тогда это неправильно, – сказала прямо, – значит вы будете делать мне больно, понимая, что это так, но всё равно делая? Зачем тогда делать, если…

Договорить я не успела – он резко развернул меня за вмиг схваченный подбородок, дёрнул ближе к себе и наклонился, впиваясь губами в мои. Я захлебнулась от непонимания и странных чувств, подступивших со всех сторон, пока его губы сминали мои в поцелуе. Но не таком, о котором я мечтала – робком, нежном и трепетном, а в таком, от которого залились краской щёки, дыхание спёрло и сердце колотилось где-то в животе.

Я дёрнулась от него, чувствуя полившийся по коленям чай, выплеснувшийся из чашки, а после вскочила на ноги, ловя себя на мысли, что хочу сбежать от него на крышу Эшелона.

– Вот и повод вернуться в вагон, – как будто ничего не произошло, сказал лорд, – давай мне свой плед, – он протянул руку ко мне, отчего я замерла, ожидая его прикосновения с содроганием, – Луана?

Его пальцы опять нащупали мой подбородок, подняв голову вверх. Я зажмурила глаза.

– Слезы? – странный тон, – ты напугалась того, что я сделал или сказал?

Я сглотнула обиду и промолчала.

– Оба варианта, – догадался он, – что ж, я прошу прощения за свою несдержанность. Впредь этого не повторится. Что касается слов, то…

– В-вы не должны не повторять! – я распахнула мокрые глаза и всхлипнула, отчего он замолчал, – вы… не такой, как… все мужчины! Вы добрый и мягкий! А ещё правильный! А я хотела… в-вы же неправильно…

Его глаза округлились, но моё лицо он так и не отпустил.

– Мягкий? – брови взлетели на лоб, – правильный. Поразительно, – он усмехнулся, – что именно неправильно, Лу?

Я попыталась дёрнуться, однако он отбросил плед прямо на землю, забрал у меня чашку и отправил её туда же, склонившись к моему лицу сильнее.

– Поцеловали, – одними губами прошептала я.

И замерла ещё сильнее, получив то, чего хотела: едва заметное, лёгкое касание куда-то в самый краешек губ. Трепетный и нежный поцелуй, от которого вмиг затрепетало любящее сердце, сами собой закрылись глаза и подкосились ноги.

– Честное слово, Луана! – со смехом подхватил меня на руки мужчина, – я надеюсь, это не обморок, иначе я тактически воспользуюсь ситуацией и буду целовать тебя так, как делал это в первый раз!

Я сжала пальцами край его капюшона у шеи и буркнула:

– Это не обморок.

Он весело зашагал в сторону своего входа в поезд.

– Да? Это только потому, что мои угрозы возымели действие! – громогласное.

Я едва сдержала улыбку.

– Это потому, что вы меня поняли и… – договорить я не смогла.

– И что? – не понял меня лорд.

Я ткнулась носом в его плащ, прячась от всего на свете.

– И я… мне… и вы сделали так, как я хотела, – почти пропищала.

Он хмыкнул.

– Это, наверное, потому что я мягкий, – он засмеялся и почти взлетел по складывающейся лестнице, – что это вообще за слово? Только ты могла адресовать его мне.

Мы прошли вдоль комнат слуг, по вагону с люком и вошли в спальню, где меня положили на кровать, не ложась рядом, но нависнув сверху.

– Только ты видишь меня хорошим, Лу, – почти касаясь моей щеки губами, – однако я дам тебе привыкнуть к себе сильнее.

Он отстранился и выпрямился.

– В конце концов, твоя невинность на брачном ложе будет выглядеть весьма… – хмык, – мило.

Он отошёл к двери и обернулся, оглядев меня ещё раз:

– Планируешь лить слёзы? – немного ехидное.

Я села, свесив с кровати ноги и помотала головой.

– Замечательно. Твои вещи доставили и расположили в шкафу у ширмы. Не ходи в мокром.

И он вышел в кабинет, оставив меня в непонятных чувствах.

***

В гостиную я вышла в очень романтичном расположении духа. Он меня поцеловал! Дважды! А я… а я была рада только второму поцелую, испугавшись первого, но… но если подумать об этом с другой стороны, то Оушен солгал.

– Вы обещали, что скажете мне! – я уставилась на стоящего у окна мужчину с ожиданием.

Все его плащи и маска были сняты и лежали на кресле сбоку, в то время как сам лорд застыл у окна.

– О чём же? – он сделал глоток из своего бокала и повернулся ко мне лицом.

Я нахмурилась и указала ему на красное вино, сквозь которое проскальзывали лучи света из окна.

– Господин врач сказал вам не пить много, – решила напомнить я.

Оушен поднял бровь, встал ко мне полубоком и допил всё то, что было в бокале, залпом.

– Какой прок беречь то, чего нет? Арзт втолковывает мне о здоровье, однако именно его я хотел избежать, – прищуренный взгляд на меня, – если ты явилась в мою жизнь упрекать так же, как он, то ты совсем бестолковая. После моей смерти Эшелон будет твоим.

Я открыла рот, чтобы сказать ему, что никогда бы не смогла его упрекать, но захлопнула его, не понимая его слов.

– Зачем мне Эшелон? – спросила прямо.

Он усмехнулся, покачал головой и внимательно оглядел меня.

– Я велел тебе переодеться, – немного хмурый взгляд мне в глаза.

Я кивнула и ответила:

– Вы сказали не ходить в мокром платье, – я замялась, – я почти его высушила, – указала на едва видимое пятно, – оно сухое. Можете даже потрогать.

Мужчина ехидно улыбнулся.

– Уверена, что я могу «потрогать»?

Я сперва кивнула, потом поняла и начала мотать головой.

– Это лишь провокация, Лу, – рассмеялся он, – не бледней.

Осталась стоять на месте, несмотря на то, что он двинулся ко мне. Но сердце забилось очень сильно, не переставая свой забег даже после того, как он взял меня под локоть. Уже привычно коснулся.

– Что там насчёт «обещал и не сказал»? – повел меня к выходу из его вагонов лорд, – предлагаю поужинать в офицерской столовой, раз ты планировала покинуть меня снова.

Он открыл передо мной вагонную дверь и пропустил вперёд, не торопя и спокойно ожидая моего ответа. Я же смутилась.

– Вы обещали, что скажете, когда полюбите меня, – напомнила ему.

– Так, – он шагнул вслед за мной, только в этот раз поймав мою руку и приятно сжав ладонь и пальцы.

Мне пришлось задрать её и держать, чтобы было удобно ему. С его ростом по-другому не вышло бы.

– И вы не сказали, – неуверенно пробурчала я, смотря себе под ноги.

Мужчина хмыкнул.

– С чем связаны такие выводы? – задумчиво спросил он.

Я смутилась сильнее, желая скрыться под воротником платья с головой.

– Вы меня поцеловали, – выдохнула и отвернулась к тянущимся сбоку окнам, чтобы не видеть его глаза.

В ответ мне была лишь тишина.

– Как связаны два эти понятия? – не выдержал он вскоре.

Я оглядела его с сомнением и поджала губы. Он действительно не понимает? Такой умный, но не знает известных всем вещей?

– Целуют только тех, кого любят, – выдавила я.

Его губы медленно растянулись в ухмылке, будто надсмехаясь надо мной.

– Интересный… факт, – смеясь, произнёс он и открыл мне уже которую дверь, – боюсь спросить тебя, как появляются дети.

Щёки опалило стыдом.

– Простите, но такого я вам не смогу рассказать, – тут я вспомнила, – но вы можете спросить у господина Арзта!

Я закивала под его очередным смешком.

– Но… – я нахмурилась, – вы же сами рассказывали, что у вас с вашей женой должен был появиться ребенок…

Его щека дернулась, а глаза стали будто прозрачными. Какими-то пустыми.

– Ты права, Лу, – кивнул он мрачно, – ты как всегда права.

Его слова были холодными и странными, из-за чего я решила промолчать, как это делал он всю дорогу до столовой. Туда мы вошли по-разному: я с радостью, что буду есть вкусную и простую еду, а Оушен… с холодом и злостью в глазах. Столик он занял тот, за которым сидел, когда приходил раньше, потому садиться я не стала, придумав, как мне казалось, хорошее решение:

– Я могу принести…

– Сядь, – совсем не мягко произнёс он, поймав на себе только мой насупленный взгляд и тот хмурый, что скосил на него Джеки.

Я попыталась улыбнуться подошедшему к нам парню, отчего лорд сперва поднял бровь в мою сторону, а потом, не дав сказать никому и слова, ледяным тоном произнёс:

– Позови второго, – очень тяжелый и страшный взгляд на отшатнувшегося Джеки, – и не смотри сюда больше.

Он вернул более спокойное внимание мне.

– Визит сюда был грубой ошибкой, – колючие зелёные глаза застыли на мне.

– Чем он вас прогневал? – неуверенно спросила я.

Оушен молчал. Только смотрел на меня в упор и не говорил ни слова.

– Существует некоторая аксиома, Лу. Закономерность, если можно её так назвать, – он откинулся на спинку стула и смахнул с плеча прядь волос, – тот, кто производит впечатление лгуна – лгун. Тот, кто кажется слабым, на самом деле слаб. А тот, кто представляется обиженным – будет обижен.

Он усмехнулся.

– А есть определенная категория людей, которых просто невозможно не обидеть, Лу. Глядя на такого человека, – он прошёлся взглядом по моему лицу, – удивительным образом появляются не просто плохие мысли. Кошмарные. Кощунственные и баснословно безнравственные.

Усмешка стала довольной.

– И возникает только один вопрос: как ты выжила в подобных условиях? – он повёл бровью и сжал пальцами край стола, чтобы податься вперёд – ближе ко мне, – как так вышло, что ты смогла добраться до меня в виде юной сказочницы и мечтательницы, способной взобраться на крышу едущего поезда?

Я смогла лишь пожать плечами.

– Знаешь, по какой причине я это сказал? – усмехнулся мужчина, – не я один так считаю, – взгляд на меня исподлобья, – и я, в отличие от тебя, способен различить подобное… расположение.

Из всего этого я поняла только одно:

– Вы хотите меня обидеть? – вскинула брови и немного поджала губы.

Он расплылся в улыбке.

– В данный момент или вообще? – его приглушенный смех.

Я собрала платье на коленях в кулак.

– Не впадай в уныние, Луана, – лорд повернул голову в поисках мечущегося между вагонами второго официанта, – у тебя есть ещё чуть больше двух месяцев привыкнуть к моему нахождению рядом. Желательно до уровня свободной нравственности.

К нам наконец приблизился второй парень, имени которого я не знала.

– Милорд, – поприветствовал он Оушена.

– Второе. Мне и госпоже.

Парень кивнул и умчал выполнять заказ.

– Что значит «свободная нравственность»? – решила спросить я.

Уже зная, что мне это не понравится.

– В твоём случае – отсутствие смущения при близком контакте. Если я скажу тебе…

– Ваш заказ, милорд, – поклонился ему официант, – что-нибудь ещё?

Оушен зло его оглядел и махнул пальцами, не желая даже говорить ему что-то. А после оглядел меня и кивнул.

– Я понял твое состояние, Лу. Говорить тебе об этом сейчас – сверх глупо.

Я слегка мотнула головой.

– В-вы можете сказать мне мягко, – попросила, – пожалуйста.

Он пожал плечами.

– В идеале, нам не потребуется вторая кровать, – заставивший меня похолодеть ответ.

И он начал есть. По моему телу в этот момент ходили волны холода.

– Э-это обязательно? – почти шёпот, – разве лорд ночует в одной комнате со своей женой? Вы говорили про отдельный вагон…

Он мягко улыбнулся.

– Приоритеты поменялись. Как и условия к ним, – хмык, – не владею информацией насчёт того, как спят крестьяне в деревнях, однако мы с тобой определенно особый случай. Я бы не хотел терять настолько… славной возможности.

Я нахмурилась.

– Моя сестра всегда спала в детской, – сказала ему, – отдельно от своего мужа.

Он дернул щекой.

– Есть предположение, что спустя несколько месяцев после свадьбы ты сможешь переехать в свой личный вагон. Однако я не берусь утверждать. Подобных… увлеченностей у меня не было даже в юности.

Я снова ничего не поняла. Кроме одного:

– Увлеченности м-мм… мной? – смущённое.

– Тобой, – добил меня мужчина.

Я подумала о том, что подавиться пюре с каким-то приятно-пахнущим соусом будет приятнее, чем краснеть под его взглядом, потому отвлеклась на еду.

– Только те, кто друг друга… любят, – выдох, – могут спать в одной кровати?

– Можно сказать и так, – выражения его лица я не увидела, потому что не поднимала головы.

Но спросить дальше смогла:

– Значит, через несколько месяцев вы меня разлюбите? Если скажете переехать в другой вагон?

Он отложил вилку, скрестив руки на груди.

– Если ты не захочешь от меня к-хм… скрыться, то я буду счастлив, если ты останешься.

Я медленно кивнула.

– А вы будете делать мне больно? – я тоже положила вилку на стол.

Он покачал головой, будто устав от моих вопросов.

– Если твоя ассимиляция пройдет успешно и быстро, то, возможно, её не будет вовсе, – он увидел в моих глазах непонимание, – если желание падать в обморок при любом моём проявлении… интереса к тебе пройдёт, то всё будет благополучно.

Я положила руки на колени.

– Я не падала в обморок, – поправила его.

Он кивнул.

– Дойдём до вагона и проверим, – сузил глаза он.

Я помахала головой, боясь того, как он захотел проверять.

– Я согласен молить Всезнающего, лишь бы они не успели привезти кровать, – вкрадчиво произнёс он.

Меня пробрало мурашками.

– Я смогу спать в кресле, – пятки ботинок прижались к ножкам стула.

– Я же не настолько… жесток, чтобы позволить тебе это сделать, – очень странным тоном ответил он, – чай принесут уже в гостиную. Можешь сходить на минуту к своим… кухонным друзьям.

Я кивнула и подскочила на ноги.

– Но взамен поцелуй, – остановил меня он, чем заставил замереть в ужасе, – в щёку. Мы ведь уже приняли тот факт, что я тебя люблю.

Я вспыхнула. Затем улыбнулась, пытаясь это сдержать. Но всё равно кивнула ему и выдохнула, чтобы сделать неспешный шаг, немного наклониться, обязательно зажмурившись, и легко коснуться тёплой и приятной на ощупь щеки.

Мужчина хмыкнул.

– Поцелуешь в губы, и я разрешу тебе посидеть там ещё немного, – заставил замотать головой меня он, – как пожелаешь. Я жду.

Дослушав его, я рванула к двери с окошечком и распахнула её, заставив отскочить сидящую на полу Шагу. Пришлось даже перепрыгнуть её, чтобы подбежать к Весте и обнять её со всей силы, что у меня была.

– Неужто… – начала было повариха.

– Как есть облобызала! – поднялась на ноги девушка, – для чего ж ещё наклоняться?

Я покраснела и кивнула, понимая, что она видела только его спину – он сидел так, чтобы никто из женщин кухни не видел его лица.

– Вымоли остаться со мной на ночь! – встрепенулась Веста, – ей-богу поругает он тебя!

Я ещё больше замялась и прошептала ей:

– Он сказал, что после свадьбы обидит, – а после залилась краской даже на ушах.

Женщина покачала головой.

– Не волнуйся, – отошла от неё недалеко, – мне пора, иначе…

Придётся целовать его опять.

Затем, так и не договорив, рванула в столовую, где уже поднимался на ноги господин Эшелона.

***

Спать лорд ложился очень поздно. Даже позднее того времени, когда я уходила скрыши после разговоров с ним. И вставал, когда уже рассвело, засыпая за книгой в кресле у окна, или, как это было в этот раз – в кабинете, чтобы не мешать засыпающей на ходу мне.

К ночи мы успели выбраться из того городка и продолжить путь по занесённым снегом путям. Ставни пришлось закрыть из-за задувающего в окна бурана, от которого не помогали даже поднятые стекла, пропускающие ветер. Потому в вагоне была кромешная темнота, и я смогла упросить Оушена оставить мне открытую дверь в освещенный кабинет, чтобы не было страшно. Но даже так иногда становилось невыносимо жутко от завываний ветра за стенами вагона.

Грел комнаты только тот самый камин в гостиной, у которого мы успели почти в тишине попить горячий чай, пока мне готовили кровать – шире и намного красивее той, что была в общем вагоне. Она была деревянной, с несколькими матрасами и даже с тяжеленой пуховой периной сверху, отчего кровать была даже чересчур мягкой. Но очень холодной и большой для меня.

– Хватит стучать зубами, Лу. Я перечитываю эту страницу уже…– он встал в проёме, престранно меня оглядел и тяжело вздохнул, – замёрзла? Кровать можно перенести на центр, тогда будет теплее. Или сразу к камину.

Я помотала головой, больше кутаясь в одеяло. Мужчина сделал несколько шагов к креслу, сел в него и скрестил руки на груди.

– Я менее восприимчив к холоду. Потому не смогу понять, когда холодно тебе. Значит, ты должна говорить мне об этом, поняла?

Я кивнула и потёрла холодный нос одеялом.

– Ты ужасная лгунья, Лу, – закатил глаза он.

А после поднялся, взял со своей кровати несколько слоев одеял и покрывал и накрыл ими меня, придавив к кровати.

– А в-ты? – пропищала я из-под всей этой груды.

– А в-я, – передразнил он меня, пройдя сперва в кабинет, где отключил свет, а после обратно к своей кровати, – не замерзну и так.

Я видела лишь его тень, спокойно и плавно опустившуюся на вторую кровать в двух метрах от меня.

Мне стало совестно.

– Ещё не замерзли? – решила спросить я, чувствуя, что мне и в самом деле становится легче, теплее, и начинает нападать сон.

Лорд хмыкнул:

– Нет, мой юный провокатор.

Из этого я поняла только «мой» и «нет», улыбнулась и высунула нос наружу.

– А сейчас? – ещё один вопрос, почти сквозь сон.

– А что если «да»? – поинтересовался лорд.

Сперва я высунулась, чтобы увидеть его приподнятую от интереса голову, затем, копошась, выбралась из-под тяжести, но только наполовину, выпустив на холод ноги, а после быстренько добежала до него, плюхнула несколько одеял и попыталась убежать со своим одним, когда выдохнувшую меня схватили почти как в капкан, развернули из тонкого утепления, уложили рядом с собой, прижав с силой и замуровав в тёплые объятья во все те слои, что я сбросила на него секундой ранее.

– Знала бы ты, насколько мне холодно, Лу, – проникновенные, но почему-то усталые слова над моей макушкой, в то время как я утыкалась в его горячую шею носом, – однако, ты меня согреешь. Да, Лу?

Сердце колотилось как бешеное. Дыхание же было будто надломленным, хотя воздух был тёплым рядом с ним.

– Когда вы говорили про кровать, тогда в столовой, вы хотели сказать, что я буду спать с вами рядом? – недоумевала я.

– Ты предполагала что-то другое? – он едва заметно пододвинулся ближе, положив подбородок мне на голову.

Я слегка покачала головой.

– Я… я звала вас ещё тогда… в первый день, но вы остались в кресле, – я замялась сильнее, – я хотела, чтобы мы спали на разных половинах и… но так… вы очень тёплый и приятный.

Он усмехнулся.

– Мне казалось, это будет сложнее, – насмешливые слова.

В груди что-то защемило, будто стало грустно и счастливо одновременно. Будто я не могла понять, что из этого больше.

Я не сдержалась:

– Я так сильно вас люблю, что мне иногда больно дышать рядом с вами, – шёпотом и с придыханием.

С полминуты лорд молчал.

– Сообщу завтра утром Арзту, что следует проверить твое дыхание. Что-то мне подсказывает, что с любовью это мало связано.

Я улыбнулась на его простоту и прямоту.

– Вы совсем не романтичный, – довольно произнесла для него.

– Какое упущение, – пробормотал он так, будто это было ровно наоборот.

Я же нащупала на его плече тонкую прядь волос, которой тайно обмотала палец и потянула для удобства ближе к себе.

– Ты делаешь так уже не в первый раз, – заставил замереть меня он, – это достаточно мило. Можешь продолжать.

Отвечать ему я побоялась, только легла удобнее, гоня из головы крики о том, что даже для невесты я веду себя как очень нехорошая девушка. Таких в нашей деревне не любили – вечно смеялись, делали гадости, а иногда даже били.

Но я была далека от дома и от тех, кто смог бы узнать об этом. Была далека от своих же слов о нехорошем поведении. И была далека от того, кто смог бы предать моё доверие. Я верила Оушену. Как верила тому, что все его слова о том, что он плохой, только выдумки его самого. Он был тёплым и добрым, а ещё мягким. Кто бы что не говорил.

– Спи, Лу. Я сделаю всё, чтобы ты не замерзла.

Глава 15

– Холод плохо влияет на организм госпожи, – услышала я приглушенный голос врача у двери кабинета.

– На ней семь слоев одеял, Арзт, – безразлично ответил ему Оушен, – половину из них она скинула на меня ночью.

Он был, кажется, в кресле у окна. Открытого сейчас, потому что я чувствовала потоки ветра на кончике высунутого из-под покрывал носа и слышала нередкие его порывы и завывания.

– Я могу сегодня начать изучение, милорд? – просящим тоном задал вопрос врач.

Шуршание бумаг, опущенных с тяжёлым вздохом на колени лорда, и его немного холодные вымученные слова:

– Как я и обещал.

Быстрые шаги в мою сторону.

– Но только, когда проснётся, – остановил мужчину Оушен.

Я же не хотела вылезать из-под одеяла. Тут было тепло, уютно и очень мягко. Тут никто не хочет брать у меня кровь или ещё чего пострашнее.

– Как скажете, милорд, – немного недовольно пробурчал врач, после чего побрёл к выходу в вагон с люком, – я нашёл причину – иммунитет, господин. Скорее всего у юной госпожи иммунитет на антитела, которые вырабатывает ваш организм. Он мог выработаться в то время, как вы разговаривали через крышу.

Я прочертила пальцем по яркому рисунку на ткани.

– Я больше склоняюсь к выводам Лу, чем к твоим, – удивил меня лорд, – антитела могут передаваться при прикосновении. Что насчёт взгляда? Ты так и не смог найти ответа на это, – кресло скрипнуло, – а он прост, Арзт: это не болезнь. И вылечить её нельзя.

– Н-но, милорд! – возмутился второй, – я нашёл в вашей крови этот… вирус! Он есть! А у госпожи…

– У неё тоже что-то в крови? – перебил его с усмешкой Оушен

Несколько секунд тяжёлой тишины.

– Нет, господин, – тихие слова.

Словно невыносимые для него.

– Проклятье, – подтвердил сам себя лорд, – а я не идиот, Арзт. Иммунитет с расстояния выработать нельзя.

– Это должно обосновываться наукой! Если не медициной, то… – он осел на стул у входа, заставив меня резко и обеспокоенно сесть на кровати.

Но всё было в порядке. Кроме выражения лица, которое было у врача.

– Доброе утро, Лу, – на мгновение оторвался от чтения газеты Оушен, – тебя ждёт тёплая одежда за ширмой, – прямой взгляд на меня, – и в обязательном порядке чулки.

Я перевела глаза на совершенно печального господина Арзта и решила его утешить:

– Это же хорошо, что не нужно использовать никакое лечение! Вам не нужно лечить господина, потому что его вылечит любовь!

Я улыбнулась ему, почему-то не найдя в его глазах понимания и радости.

– Вы безумны, милорд! – вскочил на ноги врач, – и ваше безумие сыграет с вами злую шутку!

Оушен хмыкнул.

– Не переводи стрелки на меня, Арзт, – немного наставительно сказал ему он, – веди споры с той, кто как раз продвигает свои традиционные взгляды, взамен твоим революционным. Мне истинно нет никакой разницы – я согласен «болеть» дальше.

Врач опешил от такого, добитый тем, что лорд ещё и в газету опять уткнулся.

– К-как это… с ней? – прошептал он, – она же… госпожа. Женщина.

Мужчина в кресле хмыкнул, отнял глаза от чтения и указал мне на ширму. Я помотала головой.

– Арзт, будь добр, – он указал ему на дверь.

– Сперва несколько замеров, милорд! – спохватился мужчина, после чего подбежал к медленно встающей мне и потянул за руку, заставляя делать это быстрее, – вы… могли бы вы выйти?

Оушен сурово заглянул в глаза мужчине, отложил газету и скрестил руки на груди.

– При мне, Арзт, – заставил его захлопнуть рот.

После чего начал разглядывать напуганную меня, у которой успели попросить:

– Могу я помочь вам освободиться от платья?

Я с ужасом села обратно на кровать, подтянула под себя ноги и очень быстро затрясла головой.

– Арзт! – зарычал Оушен.

– Милорд, я врач! Мне нужно осмотреть кожные покровы, измерить длину и объём всех конечностей, живот в конце концов! – поднял ладони вверх под злым взглядом лорда он.

Они оба перевели внимание на меня. Я снова помотала головой с опаской.

– Я дам вам ленту, а вы будете проводить измерения, – сдался врач, – но сперва… я заметил рубцы в основании шеи. Могу я осмотреть хотя бы начало спины до лопаток?

Я неуверенно взяла из его рук ленту и вновь помотала головой.

– Что за рубцы, Луана? – зацепился за это лорд, – можешь только расстегнуть сзади.

Ему я противиться не могла. Потому подошла к его креслу и тихо спросила:

– Можно вы?

Недолгая тишина и его ответ:

– Как пожелаешь.

Я сразу же повернулась спиной, слыша, как он поднимается со своего кресла, а после почувствовала лёгкое теплое касание на волосах и шее. На этом платье было несколько пуговиц сзади, потому расстегивал их он медленно и почему-то скрипя зубами.

– Кто это сделал? – мягкие пальцы прошлись до начала обмотанной на груди ткани.

– Меня наказали, – ответила я.

Ещё один скрип зубами.

– Господин… – начал было врач.

Но его перебил сам Оушен:

– Я спросил другое.

Я сделала шаг от него, но опомнилась.

– Застегните, пожалуйста, – я дернулась, однако на плече оказалась его рука, остановившая меня, – так всех наказывают, господин!

Он быстро застегнул пуговки, но меня отпускать не стал, развернув к себе лицом и немного наклонившись.

– Кого ещё, кроме тебя наказывали? – вопрос со злостью.

Я поджала губы. И промолчала.

– Впрочем, мне не важно имя, Лу, – как-то быстро сдался он, – оно мне попросту не пригодиться.

Я его слов не поняла, как и врач, напомнивший нам об осмотре:

– Насколько сильны раны, милорд? – он сидел на том самом стуле у входа и держал в руках книгу с карандашом.

– Они получались не единовременно, Арзт, – раздражённо сел в своё кресло лорд, – несколько только покрылись корочкой. Им не больше двух месяцев. Синяков нет – они успели сойти. Похоже на кнут, но более широкий.

Я медленно прошла до кровати и села, всё ещё тиская в руках ленту для измерений.

– Бич, – поправила его я, – и иногда жердь.

Оба они сквасились, видя мою кислую улыбку.

– За что вас так, госпожа? – подошёл врач.

Я пожала плечами.

– По-разному: поздно проснулась, не успела что-то сделать, не уследила за кем-то из детей сестры или… – тут я все вспомнила и помрачнела сильнее.

Что не укрылось от Оушена.

– Продолжай, – холодно приказал он.

– Или у него просто было плохой день, – взгляд сам собой приковался к полу.

Лорд усмехнулся.

– У кого, госпожа? – взмахнул руками, чтобы я поднялась, господин Арзт.

Я протянула ему ленту, но он не принял.

– У мужа сестры, – просипела я.

Он кивнул. На Оушена я смотреть боялась, думая о том, что он всё понял. Я говорила ему об этом. А он был очень умным и догадливым.

– Оберните её вокруг плеч, – мужчина с куцыми усами под носом помог мне поправить ленту и кивнул, увидев замер, – грудная клетка.

Дальше он измерил вообще всё моё тело: как рост, так и отдельные части, чем немного отвлёк меня от грустных переживаний прошлого.

Остальные «анализы» заняли ещё час до того, как нам подали завтрак. К счастью, кровь у меня больше никто не брал, потому я радовалась маленьким оладушкам на тарелке и малиновому варенью, от которого хотелось радоваться ещё сильнее, потому что Оушен запомнил про мою к нему любовь и заказал его на завтрак!

– Всю порцию, Лу, – указал на мою тарелку лорд, – за два месяца тебе нужно набрать как минимум десять килограмм.

Я взглянула на задумчивого врача, перебирающего листы в своей книге и одновременно жующего какую-то кашу. Тот даже не взглянул на меня, желающую найти сторону для побега от огромной кучи оладушек.

– Не отвлекайся, – отследил мои метания лорд.

Я тяжело вздохнула, хоть и улыбнулась почти сразу.

Слуги-мальчики успели открыть ставни, оставив только небольшие щелки над стеклами, буран немного поутих, а мы пробивались сквозь густые сугробы, отчего даже до среднего вагона долетала мелкая снежная пурга.

Я успела переодеться в тёплое многослойное платье и те самые чулки, о названии которых мне пришлось догадаться самой, и это не считая тёплой длинной и вязаной из шерсти кофты поверх всех тех юбок и рубах!

Пусть я и чувствовала себя очень грузно, я видела заботу в глазах того, кого любила с каждым днем всё сильнее.

– Через пару часов будем в северной столице, – напомнил мне Оушен, – так что или ты ешь, или сидишь и рассматриваешь её из окна поезда.

Я быстро закивала. А после благоразумно продолжила жевать.

– Города расположены так близко? – удивился врач, подняв голову в первый раз за весь наш завтрак.

– Дороги здесь постоянно занесены снегом, – глядя в окно ответил господин Эшелона, – не логично отрываться хоть от какой-то цивилизации, – усмешка, – полагаю, почтовое сообщение здесь претерпело изменения с прошлого раза. Иначе…

Договаривать он не стал.

– Вы обещали мне книги, – довольно вспомнила я.

– Ты, – устало напомнил он, – и я злюсь из-за твоего пренебрежения к моим словам.

Я смущённо проглотила оладушек.

– Боюсь спросить, имеются ли в городе медицинские учреждения? – отвлёк его врач.

– Понятия не имею, – резко ответил Оушен, – в прошлую поездку мне не было дела до… этого.

Мужчина кивнул, принимая то, что ему придётся узнавать всё самостоятельно.

– Что же касается книг, то съездим и выберем вместе, Лу, – лорд вернул внимание мне, – всё равно на нужно пополнить запасы на весь тот крюк, что нас ждёт.

Улыбнулась ему восхищённо и скрылась за стаканом с компотом.

– Госпоже нельзя переохлаждаться, – продолжил нудеть врач, – тем более в холодной карете!

– В Вармунте не пользуются каретами, Арзт. Здесь в почёте сани, – ухмыльнулся Оушен.

У господина глаза на лоб вылезли от такого:

– Ещё ужаснее! Милорд, открытые сани это…

– Как скажешь, – перебил его и закатил глаза лорд, – когда-нибудь ездила верхом, Лу?

Я кивнула, вспоминая двух кобыл и жеребца, за которыми, как и за всем остальным хозяйством, ухаживала я.

– Замечательно, – заставил закрыть открывшего было рот врача он, – заодно посмотрим город.

Он сделал глоток из своей чашки с кофе. Я же поболтала ногами под столом, радуясь тому, что он не послушал господина Арзта.

– Могу ли я написать вам список нужной мне литературы, милорд? – как-то подобрел мужчина, – он будет минимальный, но необходимый. Я в это время подготовлю всё необходимое для лечения госпожи и вас.

– Жду до остановки, – поднялся на ноги лорд, – тебе нужно будет надеть шубу и плащ, Лу.

Я икнула, вновь чувствуя себя ужасно переевшей, но втолкала последний оладушек, запила компотом и побежала за ним, едва передвигая ногами под столькими юбками.

***

– Ратуша, – шепнул мне на ухо Оушен, – главное здание города. Нравится?

Он прижал меня сильнее к своей груди, заставив болтнуть ногами и выдохнуть колкий мороз изо рта.

Сегодня был солнечный и холодный день, из-за чего с неба не сыпал снег, не мела вьюга и совсем не было ветра, однако это не мешало морозу плясать на моих щеках, вгрызаясь в непривычную к такому кожу.

Я утянула шапку «за уши» вниз и улыбнулась солнышку, греясь лишь от того, что лорд находится так близко. Конь под нами всхрапывал, лениво перебирая ногами по хрустящему снегу на занесённой дороге, а я разглядывала каменные дома, со всех сторон поблёскивающие радостью и мелкими искорками снега, застывшего на стенах и крышах.

– Очень, – прошептала я, щурясь от тех не греющих лучей, что отражались от большого купола крыши.

Как у нашей деревенской церкви в такую же или обратную погоду: в жаркий летний день, когда от палящего марева перед глазами невозможно скрыться.

– Когда-нибудь, мы окажемся в столице, Лу, – я слышала его улыбку даже сквозь маску, – там зимы не такие холодные, почти нет снега, и строения превышают эти по великолепию в сотни раз.

Я кивнула ему, боясь сказать то, что мне и здесь было слишком красиво, но холодно больше не от зимнего дня, а от той громоздкости, пестроты и необычности, которой было полно всё здесь. Широкие улицы с редкими прохожими, толстые ставни и стёкла в дорогих домах, много светлых, но не ярких цветов, а ещё снег – везде, куда не взгляни.

Восхищающим здесь были только синие тени гор над крышами домов, с белыми шапочками снега и кучкой серых облаков у своих вершинок, будто согнанных туда специально. Или зацепившихся за острые кончики!

– Тебе тоже пришла посылка, Лу, – остановил коня у обитой тканью двери мужчина.

На ней большими синими буквами было выкрашено незамысловатое «Почта», потому я поняла, что за посылка.

– Мне? – решила спросить, пока господин спешивался и помогал это делать мне.

Точнее, подхватил, когда я хотела соскользнуть на землю. Меня аккуратно поставили, поправили сбившиеся юбки и взяли за руку в варежке своей в перчатке.

И как ему не холодно в такой? Кожа задубела и стала твёрдой от мороза!

– Несвоевременная и совершенно бесполезная сейчас вещь, но я понял, что нам правильнее добраться до более крупного города, чтобы заказать тебе фортепиано, а не… – он отворил передо мной дверь, пропуская в пропахшее дымом от печи нутро комнаты, – не что-то, что не подобает леди.

Здесь была небольшая деревянная лестница, запылённая грязью и подтаявшим снегом, несколько старых кривых лавок с зазубринами и большой длинный стол с двумя очень удивлёнными женщинами. У одной из них был странный предмет со стёклышками на носу, но перед глазами. Выглядела с ним она смешно, даже если не обращать внимание на большие круглые глаза.

– Лорд Вондельштарт! – вскочила на ноги она, – как вы добрались? М-может чаю?

– Хочешь отогреться, Лу? – спросил он у меня, и не дожидаясь ответа, – горячего для леди. Мне же посылку и только.

Вторая женщина тут же подскочила к незаметной двери позади себя и скрылась за ней, спеша так, что до нас доносился стук её шагов.

– Ох, леди! – встрепенулась оставшаяся госпожа, – сию секунду! Вы, наверное, и не привыкли к нашему морозу. Конечно! Такая нежная кожа! Присаживайтесь, – она подставила для меня своё кресло, вытянув его из-за стола.

Оушен хмыкнул, отойдя к стопке газет в углу стола и взяв одну.

– Может, хотите перекусить? – она дождалась моего мотания головой и наклонилась, чтобы спросить по-заговорщицки, – вы к нам надолго?

– Мы проездом, – спас меня лорд, – три шага назад. Луана слишком мягкая, чтобы сказать вам, что вы ей неприятны.

Женщина почти отбежала от меня, испуганно глядя на Оушена. Я же смутилась.

– Ваша посылка, милорд! – поставила её на стол перед мужчиной вторая женщина, – ваш чай, миледи.

Я сняла варежки, приняла с её рук чашку, из которой тянулся пар, и сделала неспешный глоток, не забыв обжечь язык.

– Две минуты, Лу, – поторопил меня лорд, я кивнула и с интересом уставилась на то, как он сноровисто открывает короб, – говорил же, – он протянул мне свёрток, – бесполезно.

А после начал доставать оттуда книги, внимательно вчитываясь в коробочку с названием на каждой. Я поставила чашку на стол и трясущимися руками вскрыла сверток, где на бумажке лежали тонкие тканевые перчатки, сделанные почти сетчатыми.

– Это для мандолины, – вспомнила я.

Как и про ответственность, которую потеряла.

– Ты допила? – спросил Оушен, – здесь рано темнеет, а мы выехали поздно.

Вновь кивок ему, после которого я поднялась на ноги, протянула ему свою посылку и надела варежки, боясь замерзнуть.

– Где нужно оставить свою подпись? – повернул маску к той женщине со стеклышками он.

Она скоро сбегала за бумагой, указала место, перевесившись через стол, и забрала её обратно, будто боясь лорда и потому к нему не подходя.

– До свидания, – махнула женщинам рукой я.

– Боже упаси, – смеясь добавил господин.

Вновь мороз, сковавший лицо.

– Вам не нравится этот город? – спросила я, понимая, что он сказал это неспроста.

Мужчина положил книги и мои перчатки в седельную сумку, повернулся ко мне и закинул меня в седло, подняв за подмышки.

– Ненавижу север, – он ловко уселся рядом.

Я задумчиво поджала обветренные губы.

– Это из-за войны? – спросила прямо, понимая, почему так может быть.

Он тяжело выдохнул, будто бесясь от моих слов, но сдерживая себя. Что казалось мне странным для него.

– Это из-за людей, Лу, – холодно пояснил мне он так, что дальше спрашивать я не стала.

Тем временем мы свернули за угол, почти галопом проскакали до самого конца улицы и остановились напротив большой надписи с золочёными буквами. Книги покупали только самые обеспеченные люди, потому сама лавка выглядела очень богато – из-за стоимости книги. А их там должно было быть много.

Нас встретил высокий мужчина, цепко оглядевший как лорда, так и меня, и только после этого поздоровавшийся:

– Лорд Вондельштарт, – он медленно кивнул головой.

– Откуда вы узнали имя? – я приблизилась к его высокому по грудь столу и внимательно заглянула ему за спину – полки с такими же как у Оушена книгами в коробочках находились именно там.

Мужчина поджал губы сильнее и ответил с неохотой:

– Слухи разносятся быстро, леди, – он дёрнул щекой, – а вы с милордом вызвали настоящий фурор в нашем городке. Все только о вас и говорят, – он кивнул, – о вас и об Эшелоне.

Улыбаться ему мне почему-то не хотелось, хоть я это и сделала. Однако, лорд решил, что нам не стоит задерживаться даже здесь:

– Книги из этого списка. Авторство важно только для тех, для которых оно указано.

Ему мужчина улыбнулся, только как-то странно, будто заискивающе, ища в нём какую-то пользу для себя. Во мне же её не было.

Рассматривать здесь было нечего, потому я лишь добрела до ближайшего окна под внимательным взором маски господина и осталась разглядывать едва торчащие вершинки белых шапочек гор.

– Жалеешь, что поехала со мной? – спросил Оушен, отчего я обернулась к нему и помотала головой с улыбкой.

– Совсем нет, господин, – ответила, – почему я должна жалеть?

Он приблизился и замер справа от меня, так же смотря в окно.

– Ты замёрзла и ничего интересного так и не увидела.

Я пожала плечами, что было трудно со всеми слоями тканей на них.

– Я увидела горы. Бабушка говорила о них часто, – вспомнила её рассказы я.

Оушен повернулся к моему лицу.

– Твоя бабушка была переселенкой с этих земель? Других гор во всей стране не сыскать, – я услышала задумчивость в его словах.

И пожала плечами снова.

– Она рассказывала, что их увезли насильно. Её и маму. Из-за войны. Точнее из-за того, что несколько лет здесь нельзя было жить – всё горело. Даже земля под ногами, – я опустила голову, – из-за Огня дьявола.

Он дёрнул головой, услышав то, о чём говорил мне тогда сам. Потому что это было его проклятье. Потому что из-за него моя бабушка покинула эти земли. Может, не случись этих пожаров, всё было бы по-другому? Не умерла бы от чахотки мама, едва родив меня. Не стала бы бабушка травницей, испытывая горе от потери дочери. Не нужно было бы забирать меня. И не нужно было бы мне плакать от новых ударов обозлённого мужа сестры, делающего этот только потому, что никак не может утешить свою прогнившую, грязную и пропахшую насилием и похотью душу?

– Забавно, – только и произнёс мужчина, отойдя от меня обратно к столу и облокотившись на него всем своим весом.

– Да, наверное, – прошептала я, думая о том, что бы сказала бабушка, узнав за кого я скоро выйду замуж.

Наверное, попыталась бы отговорить – она не любила кричать, сделав это лишь раз, по словам сестры: когда та рассказала ей о своей ранней беременности от того, кто давно сватался ко мне. Мне было семь. Бабушка отказала. Как отказывала каждый год, вплоть до самой их с сестрой свадьбы.

Он объяснял это любовью. Хотел забрать меня в таком маленьком возрасте. Много ссорился с бабушкой. И лишь смотрел на меня. Мог делать это часами, пока я играла во дворе или помогала с хозяйством.

На сестре он женился, когда ему было уже больше тридцати. Ей не было шестнадцати. А я… я стала виноватой во всём, стоило мне ступить на их порог после смерти бабушки.

Россыпь шрамов на спине – самое малое, что он мог мне сделать. Он сдерживался.

– Лу, нам пора, – вытянул меня из колодца собственных воспоминаний Оушен, – уже начинает темнеть, – он хмыкнул, – я выбрал тебе несколько интересных изданий – сможешь приступить уже вечером. Устала?

Я покачала головой, радуясь заходящему солнцу, переставшему слепить глаза.

– Арзт составил целый каталог медицинских трактатов, – рассмеялся лорд, садясь рядом со мной.

– Вы согласились с тем, что любите меня, – тихо произнесла, едва перекрикивая скрипящий под копытами коня снег, – на что похожа ваша любовь? На палящее солнце лета или дождливое небо весной?

Между нами повисла тишина. Только хруст снега.

– Солнце, – ответил лорд, а я кивнула и поджала губы.

– Обещай, что не сожжёшь меня под своим светом, Оушен, – выдохнула для него.

Лучи скрылись за крышами домов. На наши головы медленно оседал мрак.

– Обещаю, Лу, – он поднял маску и поставил мне на макушку свой подбородок, отчего каждый шаг лошади мы чувствовали вдвоём.

– Я вам верю, – улыбнулась я.

И прикрыла глаза, чувствуя тепло, исходящее от мужчины.

***

Больно.

В голове какой-то странный шум, будто там журчит вода. Перетекает из стороны в сторону. Только зачем?

Голова не поднимается с подушки. Тяжелая. Словно залитая чем-то.

Но главное… темно. И никак не открыть глаза. Закрытые, завязанные! Плотной тканью в несколько слоев.

– Пока нельзя, госпожа, – поспешно ухватил меня за ладони врач.

Я не видела его, но слышала и понимала, что это он.

– Что… что случилось? – тяжело прохрипела я.

Губы засохли и слиплись от жажды.

– Попейте, госпожа, – он прислонил к моим губам стакан, – вам пока нельзя открывать глаза. Слишком мало времени прошло.

Я сделала тяжёлый глоток. Вода упала холодной каплей вниз, почти раздирая горло.

– Лу, – хриплый голос Оушена.

– М-милорд? – откликнулась я, повернув голову на его голос.

Разницы, правда, от этого не было никакой. Я лишь подняла руки до уровня глаз и потрогала влажную и дурно пахнущую ткань.

– Вам нельзя… пока что снимать… милорд! – сквозь шум и звук шагов закричал врач, – это опасно!

– Плевать мне! – тёплые пальцы коснулись моей щеки, – я уже пожалел, что согласился, Арзт. Пошёл вон! – пальцы сменились ладонью, – тебе плохо, Лу?

Качать головой я не смогла, как делала это всегда. Но лорд ждал ответа, потому я и прохрипела:

– Нет, господин.

– У меня получилось, милорд! – рассмеялся где-то вдалеке врач, – получилось!

Скрип на зубах Оушена, и его злые пробирающие до костей слова:

– Я сожгу тебя заживо, если она не будет видеть.

Мужчина сразу же перестал топать, видимо, танцевать от радости и начал убеждать:

– Я провёл операцию по всем правилам, милорд! Такое может случиться, только если ткань не приживется. Но у вас всё идеально. Можно мне провести… обследование?

– Можно мне снять ткань? – прошептала я, – мне от неё щиплет.

– Ни в коем случае, госпожа! – подбежал ближе врач, – ваш организм не так силен, как у милорда, вы можете занести инфекцию!

Мне было страшно. Опять они говорили непонятные слова, заставляли меня делать что-то, что мне казалось странным.

– И вам лучше надеть после осмотра, господин, – продолжил говорить мужчина, – так. На свет реакция хорошая. Сейчас покажу вам таблицу и…

– Я превосходно вижу, Арзт! – почти зарычал Оушен, – скажи мне, как дела обстоят с ней!

Они оба замолчали.

– Хорошая реакция на наркоз, – будто испуганно пробормотал врач, – отсутствуют нарушения каких-либо функций, и в целом организм на операцию отреагировал положительно. Нужно будет проколоть курс антибиотиков и…

– Что с… основной проблемой? – выдохнул Оушен.

Господин Арзт дернулся.

– Сейчас ещё рано говорить, но следы болезни исчезли… у вас. Белок глаз чист и здоров. Кровь остановилась – как я и предполагал, источником отравления организма были именно глаза.

Я всхлипнула, боясь что-нибудь сказать. Страх никуда не уходил, несмотря на то, что лорд держал меня за руку.

– Что вы со мной сделали? – я не смогла сдержать слёз и плача.

От этого глаза защипало сильнее. Появилась боль.

– Пересадили глаза, госпожа, – ответил мне врач, – поменяли местами.

Оушен в этот момент молчал. Только его рука дрогнула.

– Чтобы отдать болезнь вам, госпожа Луана, – продолжил господин, – вы не так ценны, как милорд…

– Заткнись, Арзт! – рыкнул Оушен.

Послышался звук удара и врач, кажется, упал, захрипев и вскрикнув.

– Я… не брошу тебя, Лу, – странным тоном произнес лорд, – всё будет как и прежде, только… теперь нам будет свободнее.

Я хотела выдернуть свою руку из его. Хотела сорвать со своего лица ткань и сбежать с поезда. Остаться всё той же Лушкой, которую дразнила Шага и предупреждала Веста.

А он сделал больно. Не так, как твердила повариха, а ещё больнее. Он отдал свою болезнь мне, посчитав, что я не такая ценная и нужная, как он.

Он обещал меня не предавать. Но только обещал.

Я не могла бы выдернуть из его руки свою. Потому я попросту расслабила её, забрав всю ту силу, что когда-то в ней была. Забыла про её чувствительность, выбросив так, как выбрасывают в окно нечистоты в одном из городов, мимо которых мы проезжали. Как он сделал с моей любовью, которую подарила ему я.

– Тебе будет свободнее, – прошептала я.

Он едва заметно вздрогнул.

– Я приду позже, – он сам отпустил мою руку, – можешь пока поспать.

Он был очень холоден, и даже его прошлые слова не смогли бы остановить мою душу от разрыва.

– Следи за ней, Арзт, – ещё более ледяное.

И хлопок двери.

– Вам просто не повезло полюбить его, маленькая госпожа, – прошептал врач, – но вы все равно смогли подарить своё здоровье самому лорду! Разве это не прекрасно?

Я молчала.

– Мы поняли, что яд в глазах, относительно недавно, – продолжил задумчиво господин, – попытки пересадить их удавались всегда. Точнее, новые всегда приживались, но в течении нескольких часов… претерпевали изменения. Приходилось менять обратно.

Ком в горле никак не хотел уходить.

– Пациентов было и в самом деле много. Некоторые шли добровольно. За деньги или просто зная, кому помогают. Но всё было бесполезно – все они не могли помочь лорду. В отличие от вас, Луана, – он закашлялся, – через несколько первых операций я понял, что исключительно женские глаза остаются и приживаются на более длительный срок. Проблемой было то, что ни одна женщина посмотреть на господина не могла. Умирала каждая. Но вы… что же в вас такого, чего не было в других? Ранее я находил даже с идентичным… хотя, может ли он быть таким же? – он посмеялся, – но господин уже прошёл все проверки! У меня получилось! Он здоров! Ещё несколько дней и…

– Оставьте меня… – с мольбой попросила у него, – пожалуйста…

Он замолчал, сделал несколько шагов в мою сторону и опустился на скрипнувший рядом стул.

– Я не могу, маленькая госпожа. Лорд отдал мне приказ, – уверяющие слова, – вам стоит поспать. Завтра уже можно будет снять повязку. Вам не будет больно, обещаю. Только когда будут появляться разломы на коже. Но их мы будем быстро зашивать. Не переживайте!

Я сжала рукой большую трубку – бортик кровати. Мне не хватало сейчас моей пружины. Но она уже давно ушла на дно. Как и всё, что у меня было.

Доверие. Вера в его доброту. Любовь. Привязанность.

Душу сдавил спазм боли и ужаса.

Больно будет в любом случае. И виновата в этом я сама.

Глава 16

Боль ослабилась только через два часа. Врач за это время несколько раз снимал с моих глаз повязку, заставляя щуриться от света большой наклоненной к моему лицу лампы, промывал их знакомым платком, смоченным водой, а после завязывал обратно. Вернувшийся в этот вагон Оушен в эти моменты отворачивался и выходил в спальню, и я могла видеть лишь смазанные очертания его спины.

– Зрение восстановится к утру, госпожа, – шептал мне господин Арзт, будто и не замечая того, насколько мне нет дела до его слов.

Спать я не могла и не хотела, потому приходилось молчаливо лежать, иногда прислушиваясь к разговорам мужчин, и думать. Думать о многом – теперь я могла увидеть и вспомнить несколько моментов, когда моя безумная глупая влюблённость не давала мне продохнуть и заметить его холод. Лорд сам говорил мне, что я вижу в нём только мягкость и доброту. Да и разве мог тот, кто во время жестокой войны выжег целый город неповинных людей вместе с вражеской армией, стать хорошим, живя в праздности с остатками своего неотёсанного ленивого войска?

– Кровь проступила. Смени повязку, – холодно приказал лорд.

Врач безмолвно приблизился и занялся делом, пока Оушен продолжил говорить мне:

– По прибытии необходимо будет нанять для тебя личную служанку – теперь её найм стал возможным. Пока придётся потерпеть девушку из последнего вагона.

Я не ответила. Он решил всё сам. От того, что я что-то скажу, его болезнь к нему не вернётся, и легче мне не станет.

Вновь яркий свет лампы. Я сдержала шипение, только слёзы потекли по вискам вниз.

– У вас, милорд, была только кровь, – врач положил окрасившуюся в красный ткань на столик рядом, – только кровавые слёзы, без примеси обычных.

Оушен хмыкнул.

– Лу очень любит реветь, – слова, заставившие мои губы задрожать, – чаще всего, не имея весомого повода.

От жалости ли? Мне даже на секунду показалось, что это была злость.

– Вы же повод для своей подлости нашли, – вырвалось у меня.

Я вмиг поняла, что мне совершенно нечего бояться. Его власть уже была на моих плечах – он мог ею воспользоваться в любой момент.

– Подлости? – ледяная усмешка, – винишь меня? Так откровенно?

Я сжала губы и почувствовала ещё одну каплю, застывшую в уголке глаза.

– Впрочем, будь по-твоему, Лу. Ты всё равно останешься со мной навсегда, – мужчина подобрел резко, словно не было его злости секундой ранее, – я и ранее отслеживал в тебе грубые замашки, но сейчас… можешь хоть вечность кричать на меня и выплёскивать злость, – его одежды зашуршали – он подался вперёд, – ты всё видела намного лучше меня, Луана. Каково было осознавать мою к тебе любовь тогда, когда я пытался иронично отшутиться у себя в голове?

Резкая боль в груди. Такая, которая не только давит, но и вонзается тупым ножом куда-то очень глубоко, раня и оставляя после себя огромную кровоточащую дыру.

Было ли мне сейчас хорошо от его любви? Да я променяла бы её на утро в последнем вагоне. Да даже на промозглый холодный вечер под палкой в тёмном сарае за домом, под громкими словами того, кто даже избивая в кровь, бил не так сильно, как хозяин Эшелона Сумрака одними словами сейчас.

– А я смеялся над твоей глупостью, Лу. Холодно и язвительно, – продолжил он, – готова смеяться в ответ?

Дрожащие руки уместили на моём лице холодную мокрую ткань.

– Ты сказал мне, что я вечно буду подле тебя, – выдохнула я, – к чему мне смеяться над собой же? Я могу это сделать лишь раз – сейчас. Когда ты понял, что ненавидишь себя сильнее кого бы то ни было.

Секунда. Разрывающая тишина. Мне казалось, что сейчас он подойдёт ко мне ровными злыми шагами, замахнётся и вонзит лежащий на столике нож, остановив то, чему только следовало начаться.

Однако он резко встал, почти отшвырнув от себя кресло, на котором сидел, шумно и с яростью выдохнул, словно желая что-то сказать, а после вышел в спальню, громыхнув тяжёлой дверью.

– Вы начали слишком много говорить, госпожа, – осуждающе произнёс врач, – вспомните с кем вы имеете дело. Даже ваша жертва не убережёт вас от его гнева.

Ничто не убережёт меня от его гнева – молча поняла я.

– Он мог бы оставить вас на ближайшей остановке, госпожа. Но лорд благороден – он женится на вас, как и обещал. Хотя, теперь он вновь может выбрать себе в жёны благородную и прекрасную леди из самой столицы! – он немного наклонился ко мне и добавил тише, – не глупите, госпожа. Лорд редко бывает в таком хорошем расположении духа, в каком он был рядом с вами эти несколько последних дней. Не делайте хуже себе, – он отдалился, – и мне.

Затем он прошёл вслед за Оушеном и исчез за дверью, оставив меня одну. А через минуту в этот вагон вернулся лорд, молча подошёл к вздрогнувшей мне, аккуратно подхватил под колени и спину и поднял на руки, чтобы пронести в спальню и положить на кровать, нависнув над лицом так, как делал это ещё позавчера.

– Плевать я хотел на свою ненависть, Лу. Я с ней смирился уже давно. Давай не будем развивать твою? – лёгкое касание к уголку губ тёплыми пальцами, – я постараюсь быть мягким, каким ты меня видела.

Пальцы прошлись по челюсти вниз к шее и остановились только у воротника платья.

– Мне странно даже осознавать себя тем, кто способен… – он отстранился и просто остался сидеть на кровати рядом, – может это ещё какое-то проклятье? Их здесь столько нашлось, что я… уже сам себя не… понимаю.

Он усмехнулся и просидел так ещё несколько мгновений.

– Тебе удобно, Лу? – неожиданно спросил лорд, – хочешь чего-нибудь? До завтрака осталось недолго, но я способен ускорить.

Молчание.

– Высказала мне какой я плохой и молчишь. Восхитительно.

Он поднялся на ноги и застыл рядом. Я даже почувствовала его взгляд. Вот только какой?

– Твоя служанка прибыла, – он прошёл до двери в кабинет, – я позову. Может с ней ты перестанешь… Арзт!

– Я могу сойти с поезда на следующей остановке? – я села, придерживая ткань на глазах.

От этого закружилась голова и пришлось лечь обратно. Почти упасть.

– Смеёшься надо мной? – прошипел он, – обещала, что не станешь.

Я была не согласна с ним. А ещё с врачом, который сказал, что мне повезло остаться на Эшелоне. Болезнь нельзя вылечить. Я останусь обузой на все ближайшие годы.

– Нет, – ответил он мне, – ты не покинешь поезд без моего сопровождения. Никогда. И не разговаривай со мной об этом.

Шаги ко мне.

– М-милорд? – тихий знакомый голос у двери.

Шага. Даже немного жестоко, что пришла именно она.

– Леди Луана заболела, – по звуку Оушен повернулся к ней.

Без маски. И никто не упал и даже не закричал, как обещал врач.

– Ты должна делать всё, что она скажет. Обращение только «миледи» или госпожа. И не надоедай. Она у нас сегодня… не в настроении.

Он размеренно направился на выход, чеканя каждый шаг. А после закрыл за собой дверь, оставив нас двоих.

– А здесь и в самом деле богато и красиво, – медленно прошлась по вагону Шага, – и лорд красивый. Светленький такой. И чего скрывался? Из-за шрамов что ль? Так он даже мужественнее с ними выглядит. Не так, как все эти ваши аристократики, а как мужик.

Она обходила всё и щупала так, как почему-то не делала я, когда в первый раз оказалась здесь. Наверное, потому что бабушка приучила никогда не трогать чужое и особенно дорогое по виду, можно же было сломать или испортить по незнанию.

– Что это за гадость? – буркнула она, – а чем ты… к-хм… то есть вы, миледи, болеете? Делать то мне что?

Несколько шагов ко мне вплотную.

– Не трогай, – забрала я у неё свою руку.

Она хмыкнула и махнула на меня своей:

– Да больно и надо было! – она села прямиком на пол у кровати, – подумаешь. Стала леди и уже это… зазналась! Миледи! Да кому ты…

Она замялась и бухнулась макушкой о матрас.

– Как тебя увидела, так сразу поняла, что ты странная, – она хмыкнула, – дурочка такая. Придумываешь всякую всячину. Бывает стоишь посреди кухни, да на небо смотришь, – она рассмеялась, – улыбаешься, как ненормальная. Мы с девками сперва подумали, что тебя выперли из твоей деревни. Ха! Такие дурёхи и у нас были в городе. Но… то, что ты рассказала про своего деда… того графа, даже лорд Эшелона в это поверил.

Молчание. И резкое:

– Может все богатые такие, как ты? Любят смотреть за облачками, щуриться на солнышке и… радоваться глупостям.

По щеке потекла холодная слезинка, которую я боялась даже рукой трогать. Вдруг у меня там что-то неприятное? Или я сделаю себе невыносимо больно.

– Я так сильно тебе завидую, Лушка, – прошептала она, – только поэтому ненавижу. Все такие простые, а ты… даже Нюра тебя невзлюбила. Только Веста думает, что ты несчастная. Бедная маленькая Лу! Да кто сможет сделать тебе плохо? В такой то комнате?!

Она стукнула рукой о матрас, и продолжила:

– А я?! И Нюра? И все девушки. Так, будто нас никто не обижал! Будто… ты вообще знаешь, как это, жить в бедном квартала в городе? Особенно в столице?! В пять лет меня продала мать. В доходный дом. Как увидел проходящий мимо пьянчуга, что я хорошенькая и на меня будет спрос, так… а после приходила каждый день, пока не померла. Просила денег. Я же, дура, давала, хотя могла скопить быстрее.

Её голос осел. Она закашляла, туша в голосе слёзы.

– Сбежала сюда потом. Еле как пролезла, думала Мери меня вышвырнет! А она… всё с самого начала поняла. Сказала, что если воровать буду, то точно выкинет, а так… оставила. Но бедная всё равно ты! Да ты хоть знаешь, как это… когда не один и больно, а когда… разные. Что тебе этот лорд? Он то и ласково, наверное! Ты же… нежная, да хрупкая! Вон, сразу заболела! Тьфу, кто ж вас таких нежных… только и плачь над тобой сиди.

Я сглотнула вязкую слюну. И выдохнула:

– Моя мать умерла, когда мне было пять. Или ещё меньше – никто этого даже не запомнил. Сказали только, что она была такой, как пришлось быть тебе – порченой. А мы с сестрой нагуляные. Отца я не знала. Только бабушку, которую всю жизнь изводили жители деревни, в которой мы жили, – я сжала губы, – они считали, что она сумасшедшая ведьма, живущая у самого леса. Несколько раз пытались поджечь нашу избу, пока местный граф, для жены которого бабушка делала настойки, не пригрозил старосте, что отправит любого вредящего нам в тюрьму.

Я качнула головой.

– Сестра сбежала со своим мужем, – выдох, – даже ещё не мужем, который был её очень старше и сватался ко мне. Бабушка слегла с болезнью в тот же год. А после умерла, так и не дождавшись весны.

Я сжала покрывало в кулак.

– Я осталась с сестрой и её странным жестоким мужем, который хотел, чтобы я перестала быть ведьмой, как бабушка. Много бил, пока не признался, что так бережёт меня от насилия, – кулакрасцепился, – от себя же. Я бежала сюда от боли, но прибежала…

Челюсть сжалась сама собой.

Девушка рядом молчала.

– Так что ты права – я деревенская сумасшедшая. Меня из-за этого даже замуж выдать не смогли – никому не была нужна такая проклятая, как я. Ещё и странная. С придурью в голове.

Теперь замолчали мы обе. Только я её лица не видела, да мне этого и не нужно было. Мне теперь вообще всё казалось ненужным.

– Ты поэтому… лорда то? – она даже встала на колени, чтобы склониться ко мне, – приворожила? – шёпот на мое ухо.

Голова заболела. Резко и сильно. Глаза защипало так, что я не сдержала вскрика.

Открылась дверь и в комнату вошёл лорд, быстро оказавшись рядом

– Пошла! – откинул он Шагу от меня, – Лу, ты…

Пальцы медленно размотали повязку и сняли ткань с моих глаз. В них ударил свет, и я смогла разглядеть большие голубые глаза, испуганно разглядывающие меня.

Мои глаза.

– Первый разлом, – нагнулся он ближе ко мне, – боль скоро пройдёт. Арзт!

– Мой господин? – медленно двинулся к нам врач.

– Вколи ей обезболивающее, – приказ, даже не смотря на него.

Он всё ещё не отрывался от меня.

– Вы чудовище, – прошептала лорду, отчего его губы дрогнули в грустной улыбке.

Он кивнул и отвёл взгляд к окровавленным тряпочкам, снятым с меня.

– Я знаю, Лу, – вновь стал холодным он.

И теперь его глаза ему подходили – такие же ледяные и холодные, как он сам.

– Вам… – застыл рядом врач, – я э-ээ… поставлю в бедро.

– Плечо, – зло на него взглянул Оушен.

Врач побледнел, медленно кивнул и нахмурился.

– Госпожа слишком худая. В плече почти нет мышц, – промямлил он.

– Ты найдёшь, – лорд твердо поднял меня, заставив сесть, и хмуро смотря в свои глаза, после беззастенчиво расстегнул несколько верхних пуговиц на платье, дёрнув его и оголив плечо, шею и немного грудь.

– Вас сейчас укусит… – приблизился врач.

– Она не ребёнок, – перебил его лорд, – давай быстрее, – он хмыкнул, – я не выдержу ещё секунды этого злого взгляда, да, Лу?

В плечо вошла длинная спица, я зашипела и привалилась к груди мужчины, убегая от ещё большей боли. Его рука прошлась по моим волосам.

– Всё, милорд, – объявил врач, – махните рукой, госпожа. Нет дискомфорта?

Я дёрнула платье обратно и упала на кровать головой, чувствуя подкравшуюся к горлу тошноту.

– Сделай новую повязку, – опять приказал Оушен.

– Госпоже уже лучше и её можно сн…

– Ты не услышал меня? – ледяным тоном спросил у него лорд, – сделай.

Я закрыла веки, готовясь к боли опять.

– Завтрак подадут тебе в постель, – вернул мне внимание мужчина, – твоя служанка поможет тебе с ним справиться. Однако… я останусь здесь. И прослежу, чтобы ты всё съела. Ты же не подумала, что теперь останешься на попечении себя? – он хмыкнул, – более того, я теперь буду с тобой постоянно, Лу, – он наклонился ещё ближе, – а кровать переместим в гостиную. На ней теперь будет спать служанка.

Он выпрямился и забрал у врача ткань. Чтобы самому положить её на мои глаза.

***

На следующий день появился второй разлом. Правый глаз, который я смогла увидеть во время промывания был совсем красным – хуже, чем был ещё в теле Оушена. Он полностью окрасился в цвет крови, опух и кровоточил сильнее, чем до этого.

Из-за этого врач колол мне что-то в плечо. Очень часто – теперь повязка только вредила, и могла даже вызвать загноение, однако я впервые за эти два дня была согласна с лордом и не желала её снимать. Не хотела видеть свои глаза на его лице, как и не хотела разговаривать с ним. А он был рядом всегда: он, врач и Шага, обычно мнущаяся в углу спальни, чтобы не мешать злому и рычащему Оушену. А он делал это часто, не в мой адрес, но я всё равно вздрагивала на каждый его всплеск, будто бы он сам тогда выковырял мне глаза и поменял со своими местами.

Я вспоминала то время, когда осмелилась спросить его про их цвет. Зелёные. Теперь они были у меня. Но один из них всё же был больше красным, чем зелёным. Врач сказал, что это пройдет через несколько дней – моё тело привыкает к болезни.

Вечером второго дня господин Арзт усыпил меня новым уколом и зашил две трещины, побоявшись делать это на живую, как делал с лордом. В ответ на это у меня началась лихорадка. Тело горело всю ночь, я не могла спать, не в силах даже пошевелить пальцами. Ломило всё переходя из озноба до пожара – казалось, что я почти сгорела и от меня остались только дышащие угли.

К утру всё прошло. Так резко, что никто не смог ничего понять – мне стало легко и свободно, даже холод, пробирающийся под одеяло, стал мягким. Болезнь заняла тело, как пояснил лорду врач. Теперь я не чувствовала боль так, как было до этого. Она стала мягкой, привычной и не прекращающейся. Она не покидала меня ни на секунду. Даже ночью забираясь куда-то за глаза, в виски и на кожу лица, словно та самая маска на нём, которую носил Оушен на улице и со мной до затопления последнего вагона.

Был и хороший момент – теперь ко мне относились, как к самой настоящей леди: постоянно беспокоились, на моё слово реагировали как на приказ, и даже сам лорд выполнил своё обещание – был мягок, добр и часто разговаривал со мной так, как делал это в те моменты, когда я ещё сидела на крыше Эшелона. Но только со мной: даже его взгляд менялся, когда он смотрел на Шагу или врача.

А я хотела вернуться туда, на крышу, не только воспоминаниями. Хотела подняться и сбежать от него в первый раз, испугавшись и позабыв, что могла бы находиться в том виде, в котором была сейчас. Не раненая в первый черёд сердцем, кровившим больше поменянных глаз.

Моя мечта сбылась – я могла сидеть у окна поезда в тёплом мягком кресле, держать исходящий паром стакан и красивую печатную книгу, о которой успел рассказать мне находящийся рядом лорд, и отвлекаться от неё на ясное зимнее небо Северной пустоши. Мы ворвались в её высокие сугробы, заранее вычищенные от завалов рельсы и бесконечные белые поля, веющие только пустотой в моём сердце, пускай и не меняя там ничего, но и не возвращая меня к прежней жизни – я сама казалась себе выпотрошенной – без наполнения внутри. Холодной и пустой.

Через четыре дня после пересадки, когда солнце только коснулось горизонта, то есть сразу после ежедневного укола, господин Арзт слёг со странной болезнью. Его грудь сотрясалась кашлём несколько часов, пока пришедшая его проведать я не встретилась с ним глазами.

Он умер так же – глядя на меня потухающей синевой, полной слёз и понимания. Того же понимания, которое несла с собой я в кабинет лорда Эшелона, осознавая, что он как обычно сидит там. Холодно и всё осмыслив.

– Г-господин! – вылетела из-за моей спины Шага, опережая меня, – господ Арзт… он… – она была испугана не меньше меня, – м-мёртв!

Она непонимающе перевела взгляд с Оушена на меня и обратно, пока я смотрела в его глаза, не отрываясь, и видела то, как на его лице расплывается улыбка. Насмешливая и жестокая, как мой поступок секундой ранее.

– Уже? – только и спросил он, – я предполагал, что проклятье не распространится так быстро, – он подался вперёд, – ты победила меня в этом, Лу, – ехидный взгляд и обращение к Шаге, – сообщи об этом слугам, пусть унесут его подальше от наших с леди вагонов.

Она кивнула ему, подтёрла одинокую слезу со щеки и направилась на выход.

– И напомни о запрете на вход всем мужчинам, – он хмыкнул, – не желающим погибнуть так же. Можешь идти.

Она едва заметно вздрогнула и скрылась за дверью, оставив нас одних.

– Удивлена, по какой причине остался жив я? – он не стал ждать моего кивка, а я бы и не смогла его сделать, – любовь, Лу. Ты же говорила мне сама, – он склонил голову набок, – помнишь? Я же не настолько идиот, чтобы не понимать очевидного. Арзт, вот – идиот, – усмешка, – был. А я успел понять то, что не верить в твои слова – глупость. Ты могла видеть то, о чём не подозревали мы.

Я качнула головой.

– Вы меня не любите. Способен ли тот, кто любит, так поступить?

Он тихо посмеялся.

– Способность мыслить здраво от любви не теряется, Лу, – он откинулся на спинку кресла, – а в нашей ситуации здраво было поступить так, как поступил я.

Я впервые в жизни жалела о том, что не смогла поступить по-злому. Но было бы мне от этого легче?

– Я ни разу за всё время наших разговоров не обещал тебе ничего, что не стал бы совершать. Я остался верен своим словам. А ты видела во мне того, кем я никогда не являлся.

Я собиралась встать, но он продолжил, и я замерла, держась руками за подлокотники.

– Я снова укажу тебе на факты, Лу: я не умер при взгляде на тебя. Это ли не доказательство моей любви? – его глаза сверкнули, – что ещё тебе нужно? Я не могу понять твоей хмурости и апатии! Я жив и я остаюсь рядом с тобой, Луана. Это ведь самое главное, разве не так?

Я опустила глаза к полу. Тяжело было слышать и понимать его слова. Он сам был тяжёлым.

– Почему нельзя было оставить всё, как раньше? – опустила плечи я, – вы говорили мне об ответственности… но сами переложили её на меня.

Он покачал головой.

– Ты и есть моя ответственность, Лу. И я не оспариваю того, что несу её. Я попросту сделал так, чтобы нести её возможно было более… разумным способом.

Я была с ним не согласна:

– Вы жили так уже много лет, а я… меня даже лечить некому!

Он улыбнулся мне.

– Я был под наблюдением Арзта всего десять лет. До этого встретил его в одной из столичных госпиталей, откуда периодически забирал нужные мне медикаменты, – он сощурился, – до Арзта было ещё три таких врача, которые искали причину и пытались меня лечить. Но смысла в этом было не больше, чем в моей возне с солдатами и Эшелоном, на что опять же указала мне ты, – его пальцы постучали по коробочке книги.

По обложке – напомнила я самой себе. Оушен рассказал мне о ней.

– Но вернемся к твоему вопросу, – он дёрнул щекой, – проклятье не лечится. Кровавые слёзы будут всегда. Колоть обезболивающее и подшивать разломы способен я сам. Мне попросту было лень делать это самостоятельно. Сейчас – совсем другое дело. Ты – не я, Лу. И забота о тебе вызывает у меня намного больше желания, чем возможность делать это с собой.

Я ужаснулась:

– Вы заимели меня, как куклу. Чтобы играть, пока не наскучу!

Он уместил голову на руке, подперев её кулаком.

– Не наскучишь. Я способен придумывать новые… игры, – он встрепенулся, – пара лет, и наймём тебе такого же врача! Прогресс, знаешь ли, не стоит на месте. Уже должны были появиться, как минимум, самоучки, пусть и не настоящие женщины-врачи. Контролировать такую будет даже интереснее! – он поднялся на ноги, подошёл ко мне и сел рядом, подвинув к краю дивана, – только представь, Лу: мы всегда будем вместе, – его рука сжала мою ладонь, – будем жить очень долго. Сможем увидеть то, что никогда не смогут обычные люди за одну жизнь. У тебя будет всё, что ты только пожелаешь.

Я покачала головой и забрала у него свою ладонь.

– У меня будет то, что пожелаешь ты, – я поднялась и обернулась к нему плечом и лицом, – я хочу, чтобы вы всё вернули.

Он хмыкнул, потянул меня за платье вниз и заставил сесть рядом с ним снова.

– Ты удивительным образом переходишь на личное общение со мной только тогда, когда злишься, – он схватил меня за подбородок и наклонился к лицу, – даже не знаю, что мне нравится больше: твоё холодно-отстраненное «вы» или твоё панибратское «ты», – уголка губ коснулись его тёплые губы, – оставайся такой разной всегда. В этом весь смысл.

Ещё одно касание.

– И не забывай того, что я теперь мягкий и добрый. И я могу очень многое – тебе стоит лишь попросить. Сказать мне об этом, – нос прочертил по щеке вниз, – однако, не стоит провоцировать меня. Во всём есть исключения.

Я повернула лицо к нему, почти коснувшись носом.

– Даже в вашей любви? – спросила прямо.

Отчего меня сразу же отпустили, недовольно откинулись на спинку дивана и скрестили руки на груди.

– Понятия не имею, – выдохнул он мне вслед, когда я уже застыла у двери кабинета, чтобы вернуться в спальню, – что в ней есть, а чего нет. Я воспринимаю всё только при непосредственном контакте.

Он хмыкнул и поднял на меня пристальный голубой взгляд.

– К примеру, за эти дни я осознал, что крайне ревнив, – уголки его губ дёрнулись вверх, – поэтому, если у тебя возникает желание завести с кем-нибудь разговор, сделай это со мной. Пока у тебя ещё остались варианты выбора собеседника.

Я нахмурилась и кивнула, чтобы выйти в спальню, закрыть за собой дверь и выдохнуть.

Это он про разговоры с Шагой. Она иногда вынуждала меня своей болтовней отвлекаться от книги. Но разве я говорила с ней часто?

К последней я и вернулась – вновь села у окна и застыла, глядя на пляшущие от слёз строчки. Красивые: ровные, чёрные и одинаковые. Вот бы и мне сейчас стать написанной – не живой и не чувствующей ничего в целом мире.

– Унесли! – хлопнула дверью служанка, – и чего так вышло скоро? Только задохался, а тут… может ты своей болячкой его того… – она дёрнула головой, – заразу ему какую передала?! – она подбежала ко мне и плюхнулась на пол у самых ног, – али это твоё колдовство опять? Да не сердись ты, я никому! – она завязала перед губами мешочек, – Всезнающим клянусь!

Я покачала головой и вернулась к книге.

– Ну и шут с тобой! Миледи! Только и делаешь, что… в окно опять! Чего ж ты там выглядываешь?! Снег, как снег! Сугробы, как сугробы! Тьфу!

– Сделай мне чай, – отвлекла её от разговоров.

Я теперь только и должна, что молчать. Потому что от его слов мне становилось удушающе горько. Вся его любовь была такой, от которой хотелось задыхаться. Даже если он делал что-то хорошее.

Глава 17

Еще через три дня мы достигли Пустоши, за которой должен был быть тот самый разворот. Оушен за эти дни неприятных тем не начинал, словно и в самом деле не солгал тогда про свою новую мягкость. Я продолжала спать на второй половине его воистину громадной кровати, прячась от попыток притронуться ко мне. А сам лорд вёл себя так, будто ничего не произошло – шутил, вёл беседы обо всём на свете, пытался разговорить меня. А ещё позволял то, от чего раньше злился или на что отвечал холодно.

Так, в один из мрачных вечеров я первый раз ступила на крышу, где, держась за установленные поручни и растирая озябшие щёки мехом шуб-ки, я могла смотреть за небом и полями снега не через мутное оконное стекло, а вот так – близко, морозно и не так тяжело, как в богатом неприятном вагоне-спальне. В этом появилось ещё большее значение тогда, когда и без того высокие сугробы переросли в такие, что с крыши я могла коснуться их рукой, если присесть на корточки и вытянуть её, держась за поручень – кто-то успел проехать до нас и очистить пути.

Это добавляло мне одиночества. Я казалась себе одной единственной, застрявшей даже не в снегах, а в льдах, которые по словам Оушена не таяли никогда. Солнца здесь почти не было видно из-за плотных серых туч, не светлеющих даже днём. Мы будто ехали по вечной ночи, погружаясь в неё сильнее – так, что выбраться из этого плена будет тяжело.

На то время, пока я выходила на вагон с люком, иногда немного уходя на те, на которых сидела в первые дни на Эшелоне, его господин разрешал слугам ходить внутри вагонов, отдавая приказ не подниматься сюда, чтобы, не дай бог, мне не повстречался мужчина.

Со всем этим было сложно. Я никогда не считала себя злой или жестокой – Всезнающий велел быть людям добрыми и готовыми к покаянию, однако… я никак не могла заставить себя принять на себя тот грех, что совершила. По какой-то причине смерть господина Арзта терзала только мою голову, но совсем не затрагивала сердце. Оно было будто мертво во время того, как я хотела мучиться и страшить себя адом и геенной огненной.

И это было по-грешному забавно, проезжать мимо одного места, думая эти мысли. Его невозможно было бы назвать обычным и нормальным, потому что… посреди привычного поля снега, разрывая и выгрызая землю, шипящую и кипящую воду и плавя темнеющий снег, зияла огромная дыра. Прямо посередине, огромная и дышащая дымом, она горела самым настоящим чёрным огнем высоко к небу, останавливаясь далеко от нас, но не разрастаясь, как могло бы показаться на первый взгляд. Оно пылало и горело на одном месте – огромном выжженном месте, от которого хотелось сбежать и забыть его навсегда.

Огненная геенна. Именно так я представляла её себе сейчас, проезжая мимо горячего жерла больше двух часов. И если это и в самом деле была она, то её создатель сидел в одном из вагонов внизу. И его имя было страшнее того, которое дали ему в народе. Дух тьмы звучал намного романтичнее и мечтательней, чем Дьявол. И я назвала бы его так, если бы могла сама создавать байки.

– Выглядит ужасно, – испугал меня отнесённый ветром мужской голос.

Я было обернулась, широко раскрыв глаза, но вмиг зажмурила их, слыша неуверенные шаги Джеки за своей спиной.

– Не подходи! – крикнула ему, отчего парень остановился, так и не добредя до меня.

Где-то в двух или трех метрах.

Он хмыкнул с такой горечью и насмешкой, что они передались и мне.

– Шага не соврала, сказав, что ты не станешь терпеть меня… даже с простым разговором, – он тихо рассмеялся, – могла бы и не скрывать свою гниль, пока была с нами на кухне.

Он выплёвывал слова, вынуждая меня открыть глаза и уставиться вперёд, на чёрный опаляющий щёки огонь.

– Тебе следует уйти, – угрюмо сказала ему.

Подойди он ближе, коснись меня или заставь обернуться, и его жизнь оборвется, как оборвалась у хитрого и плохо поступившего врача, в самом деле прикидывающегося добрым. Снова плохие мысли о плохом.

– Никто тебя не побеспокоит, леди, – сквозь зубы прошипел он, – я только хотел сказать, что Веста просила тебя прийти.

Я проглотила огромный ком тяжести в горле.

– Но это было для неё глупостью, да? Ты теперь только с лордами общаешься! Только с ними беседы ведешь! А до нас тебе нет дела.

Я не могла послать Шагу к Весте, как бы не просила Оушена – он запретил ей выходить из наших вагонов. Только забирать еду из рук мальчиков-слуг. Объяснял это он желанием сберечь меня и себя от слухов и болезней, которые она могла передать всё ещё слабой мне.

– Она переживает о тебе, Ана… леди, – сделал шаг ко мне он.

– Я сказала тебе не подходить! – закричала на него я, отбегая от него сама и пряча лицо в мех сильнее.

Мне было страшно, а он был тем, кто точно не был достоин смерти.

– Я… – он отступил, – я понял, госпожа, – добавил уже без зла.

Я сцепила пальцы на поручне, скрипя перчатками по заиндевелому ледяному железу.

– Вы знаете, что это сделал ваш муж? – через долгую минуту спросил парень, – говорят, что на этом месте был целый город. Тогда он был намного больше и был столицей северных земель, а в самом центре была Церковь Всезнающего, – он хмыкнул, – именно с неё он всё начал – сжигал своим чёрным пламенем не только прячущихся солдат, но и всех, кто здесь был. Женщин, детей, стариков и раненых. А знаете почему? Чем они провинились перед ним? Они посмели спрятать своих же мужчин, которых отправили воевать с ним.

По щеке прокатилась солёная обжигающая капля, кажется, не просто слеза – она вновь смешалась с кровью проклятья.

– Ты побежала в его окровавленные руки из-за денег, а он на самом деле жестокий ур… – он осёкся, боясь говорить так о том, кто был его лордом, – даже если он ещё не сделал тебе ничего – это не значит, что не сделает. Он страшный человек, Ана. Он самое настоящее чудовище, а ты всё ещё видишь в нем принца, – он тяжело вздохнул, – Веста была права, сказав, что ты наивная и не видишь ничего дальше собственного носа.

Вторая дорожка слёз. И сразу же боль, открывающая следующий разлом. Я зажмурилась, туша крик.

– Что толку от твоих слов? – прошептала я, – чем мне помогут твои слова? Я-я… я прошу тебя уйти, – добавила громче, – и передай Весте, что у меня всё хорошо. Я немного заболела и скоро… потом, когда выздоровею, – я запнулась, – тогда приду и навещу её. Обязательно навещу.

Он снова хмыкнул и сказал:

– Ты врёшь. Как врала и до этого, – опять выплюнул, – постоянно всем врала. Несла чепуху, придумывала что-то. Ты думала, что никто этого не понимал? – тишина в половину минуты, – только Веста верила твоим байкам. А ты… дура! Могла бы и меня… а к черту тебя! Плевать! Даже если он и тебя сожжёт, плевать! Вот надоешь ты ему и…

Он резко замолчал непонятно почему, и между нами повисла тишина.

– Я рассказал тебе только слухи, – странным тоном произнёс он, – я и сам их услышал от его же солдат. Мы здесь уже проезжали как-то раз. В самый первый год, когда я начал здесь работать, – он хмыкнул, – смотрел на это всё и никак не мог понять несколько вещей. То, что женщинам нельзя в столовую. То, что сидящий без маски лорд всегда надевает её, выходя с поезда и… то, что из его глаз иногда течёт кровь, а те, кто его видел, не должны говорить про это никому. Даже между собой переговариваться.

Снова молчание и резкое от него:

– Почему он сразу разрешил всё тебе? Что ты такого сделала? Чем всё это заслужила? Маленькая же и… глупая и…

Джеки осёкся и снова выдохнул с тяжестью.

– Я схожу в следующем городе, – кажется, ему тяжело давались эти слова, – и… и у меня тоже есть деньги. Не столько, конечно, но! Я успел скопить, а… т-ты…

– Госпожа! – высунулась из люка голова Шаги, – м-милорд зовёт вас… чтобы не простудились.

Она остановила взгляд на парне позади меня и открыла рот, не зная, что сказать дальше. Я нахмурилась.

– Я мог бы… – быстрее начал Джеки, – я идиот! Господи, Ана, я… я зову тебя с собой. Ты могла бы пойти к-хм… мы вместе…

Мы с Шагой удивлённо уставились друг на друга.

– М-милорд! – неуверенно проблеяла она.

Я же шагнула вперёд, уже не держась за поручни.

– Не надо, – одними губами шепнула я, роняя дорожки из слёз на пахнущий дымом мех, – я уже спускаюсь.

Несколько торопливых шагов к люку, от которого успела отбежать служанка – внизу показались ожидающие голубые глаза Оушена, подающего мне руку. Я ступила на первую ступеньку поставленной здесь для меня деревянной лестницы и ухватилась за его пальцы, всем сердцем желая, чтобы он не решил посмотреть на крышу.

– Что-то случилось, Лу? – оглядел моё лицо он, после чего коснулся пальцами щеки.

Сперва одной, а потом другой.

– Т-там… – начала было Шага, но я её перебила:

– Еще одна трещина появилась, – сглотнула я, ощущая, как его пальцы скользят по коже под моим глазом, – больно немного.

Он внимательно её осмотрел и кивнул.

– Вколю тебе обезболивающее, – он потянулся к пуговицам на шубе, расстегнул их быстро и снял с моих плеч, отшвырнув её девушке.

Сам же направился к полкам у стены. Я успела лишь мотнуть головой служанке и закрыть за собой люк, ступив на нижнюю перекладину и дёрнув его вниз. Шага нахмурила брови, поджала губы и прошептала:

– Это неправильно… – а после вскинула взгляд и добавила громко, – милорд, там на крыше…

– Можешь идти, – холодно выпроводил её Оушен, – я и сам слышал достаточно.

По телу прошлась крупная дрожь. Я вмиг испугалась тонкой, как шило, иглы в его руках, прохладного взгляда с усмешкой, направленного на меня, и приближающихся шагов.

– Хочешь сбежать, Лу? – он протер моё плечо влажной и дурно пахнущей тряпочкой, затем медленно ввел иголку и надавил, – он же так сильно тебя звал.

На его лице появилась усмешка, он вытащил иглу из моей руки.

– Нет, господин, – прошептала я.

– Нет? – он хмыкнул, – я прощу тебе эту ложь. Однако… я доверяю тебе, Луана. Пока что.

Он отошёл обратно к полкам и положил инструмент на железный поднос.

– Я не лгала, – поджала губы я.

Он повернулся ко мне и спросил с удивлением:

– Разве?

Я медленно кивнула, глядя ему в глаза.

– В-вы сказали мне, что ревнивы. Вы злитесь сейчас? – выдохнула я, боясь того, что он может ответить.

Он повёл головой с задумчивым видом.

– Твой вопрос задан не просто так, верно? – он подождал, пока я кивну, – боишься меня?

Я резко мотнула головой, видя на его лице смех – он мне не поверил.

– Я в бешенстве, Лу, – совершенно спокойно произнес он, – но мой гнев никогда не будет направлен на тебя. Даже если его вызвала именно ты.

Я побледнела.

– Ты его накажешь? – прошептала.

Он указал мне на дверь рукой.

– Уверена, что хочешь это знать? – вопрос с улыбкой и льдом в глазах.

Я шагнула в спальню и остановилась напротив него, развернувшись на половине пути.

– Я могу что-то… – даже встала ближе, чем раньше.

Почему только я никак не могу его возненавидеть?

Все это время в душе была только обида, злость и… я даже не знаю что. Но никак не ненависть. Её я вызвать в себе не могла. Даже тогда – идя смотреть на него, можно даже сказать… убивать, я не чувствовала ненависти. Только желание сделать так же больно, как он сделал мне.

А когда говорил Джеки, я вновь ощущала ту же пустоту.

– Ты можешь очень многое, Лу, – шагнул ко мне лорд, – я говорил тебе об этом.

Он провёл по моему подбородку пальцами – едва касаясь, а после вышел из комнаты, даже не скрывая предвкушающей улыбки.

– Если я прощу вас, то вы отпустите его? – спросила у его спины.

Но он всё же обернулся, задумчиво пройдясь взглядом по моему лицу.

– Простишь? – его бровь немного приподнялась, – можешь называть это так, если тебе угодно. Но, да – всё возвращается на прежние места, а этот… мальчик уйдет хм… спокойно.

Я кивнула и закусила щеку с внутренней стороны.

– Хорошо, Оушен. Можно мне чаю? – я прошла мимо него к следующей двери.

– Выпью с тобой, – направился он следом.

И на его лице я видела не просто улыбку – смесь собственной гордыни, радости и облегчения. То, что стало итогом моей новой лжи. Или нет?

***

– Бабушка всегда говорила, что злой человек – злой во всём, – прошептала я, протянув руку вперёд – к бескрайнему и почти пустому тёмному небу над головой.

Голова и спина прижимались к тёплой груди лорда, не чувствуя холода вокруг. Даже без шапки, платка и ткани вообще. Только сам Оушен был замурован во всё тот же плотный плащ, от которого медленно исходило тепло в замерзающий воздух зимней ночи. Я же поджимала ноги к собственной груди, кутала щёки в мех шубы и любовалась подрагивающими звёздами где-то на небосклоне.

– Заблуждение, – мягко произнёс мужчина, – что в твоём понимании значит «злой»? Способный на вред другим людям? Тогда каждый человек такой. Тот, кто убивает? Таких подавляющее большинство. Тогда возникает вопрос: злой тот, кто обороняется? Попытка защитить себя – это злость? – он медленно, будто боясь напугать меня, прошёлся рукой у талии, чтобы прижать меня в объятии, – ты имела ввиду меня и мои действия?

Палец прошёлся по линии висящего в небе зеленоватого тумана. Красивое пятно, будто растягивающееся над головой в большое цветастое покрывало.

– Не только, – поджала губы я, – наверное, больше себя.

Он хмыкнул.

– Я могу нескончаемо зло поступать в отношении кого-то, но быть самым добрым и любящим с тобой, – давящие на меня слова, – можно быть злым в чем-то. Но это никогда не будет говорить о том, что я зол во всём. Это попросту невозможно.

Моя рука почти упала на колено, устав от долгого удерживания наверху.

– Тебя в свою очередь невозможно назвать злой, – на его губах растянулась улыбка, – попытка навредить мне – типичная женская обида. Скорее желание напугать. Ты и сама понимала, что я не умру. Даже если это было в глубине к-хм… сознания.

Его нос коснулся моего виска. Лорд наклонился ближе, на моём лице оказалась непослушная белая прядь, которую я сразу же схватила пальцами. Мужчина в ответ на это немного отстранился, дёрнув щекой и повернув голову в сторону.

– М-может само проклятье несёт в себе злость? – меж подушечек пальцев чувствовались мелкие волоски, которые я немного сжала, – а вы передали мне её… через глаза?

На меня упал мягкий господский взгляд.

– Если бы это было правдой, то ты бы ещё в первый день всеми силами постаралась вонзить в мою грудь нож, Лу, – усмехнулся, чем испугал меня он, – всё не работает так прямо. Я уже сказал тебе, что…

– Вы сказали, что у вас нет злости ко мне! – перебила его, – тогда и у меня к вам не должно быть.

Он на секунду замер, а после спросил:

– А она есть?

Я застыла подобно ему.

– Я не смогла бы вонзить в вас нож, но…

– Вопрос, Лу, – направил меня мужчина.

Я стушевалась и пробурчала:

– Сейчас уже не так много.

Новый смешок.

– И что же стало этому причиной? Я имею ввиду, исчезновению твоей злости ко мне.

Я сжала прядь сильнее, поднеся её к глазам, чтобы рассмотреть.

– Вы стали добрее, – выдохнула правду, – ничего не запрещаете, – я вспомнила сегодняшний разговор с Вестой, которую привела Шага, – хорошо ко мне относитесь, разговариваете и улыбаетесь, а не хмуритесь, – на губах у меня тоже появилась улыбка, – а ещё… сидите сейчас со мной.

Я снова оглядела прекрасное тёмное небо с зелёной лентой посередине.

– Ты и в самом деле уникальна, Лу, – тихо посмеялся он, – чем проще мои действия, тем сильнее им радуешься ты. Это… в какой-то мере замечательно. И я рад этому, как и тому, что ты не обижаешься на меня, как это было изначально.

Я медленно кивнула ему.

– Мне теперь нужно будет ходить в плаще? – я нахмурила брови.

– Только когда мы сходим с поезда, – пояснил он, – и я, если быть честным, много думал об этом, Лу, – он усмехнулся, – мне в какой-то мере нужна твоя помощь в принятии этого решения.

Он хитро оглядел моё заинтересованное лицо. Я даже голову задрала, чтобы видеть его глаза.

– Сразу после свадьбы, когда все наши дела будут закончены, – продолжил он, – мы можем остановиться. Вернуться домой – сойти с Эшелона навсегда, оставшись в столичном поместье на всё оставшееся… время, – он мечтательно оглядел небо, – вернуться к той жизни, что была у меня до войны. Обещаю, что тебе понравится там, – он улыбнулся, а после сразу же нахмурился, словно что-то поняв, – по крайней мере ты сможешь познакомиться с высшим светом, а крупный город даст тебе больше возможностей для развития, пусть… и не откроет их все, – он вернул внимание моему лицу и провёл взглядом под глазами.

Я же почувствовала, как стягивает лицо вниз от того, насколько мне это не нравится.

– Вы хотите вернуться в своё веселое и яркое прошлое, а… а я должна буду сидеть в вашем доме и… пока вы будете… – я откинула его прядь и сжала руку в руке, будто желая её согреть.

Он едва слышно скрипнул зубами, но промолчал. Мои плечи опустились от понимания.

– Зачем вам тогда я? – прошептала, – вы вылечились. На вас больше нет проклятья, а я прошусь вон сама. Вы можете просто…

– Ты права, – отмер он, – никаких столиц, – он кивнул и вгляделся в мои глаза, – но я и в самом деле спросил твоего мнения из-за этого, – недовольная лживая улыбка, – я попросту не вижу того, на что указываешь мне ты. И… ты не права, Лу, – теперь честно и открыто, – ты мне нужна. А вся эта бутафория… вовсе нет.

Это заставило меня заулыбаться.

– Вы правда откажетесь от этого ради меня? – не поверила я.

Он кивнул, поднял мою руку, всучил мне прядь своих волос обратно и выдохнул.

– Конечно! Разве теперь я не должен интересоваться твоим мнением? Всего пара недель, и ты станешь моей женой, – вышло у него с хмыком и очень заметным удовольствием в тоне.

Я в этот момент желала верить своим ушам, но не могла.

– М-моим мнением? – даже переспросила.

Он кивнул, показался мне ещё более насмешливым и провёл пальцем по моей щеке вниз.

– Да, Лу. В этом смысл современного брака.

– А ответственность? – вспомнила я.

– А в этом отношении я остаюсь консервативен – принятие решений в любом случае остаётся за мной, однако ты вполне способна воспротивиться и привести мне веские аргументы, чтобы я пересмотрел свою точку зрения, – распылялся в непонятных словах он.

Я только и могла, что смотреть на него и… удерживать рвущееся из-за высокого забора восхищение. Лорд же, казалось, светился, глядя на меня и видя мои глаза. Разве можно было противиться ему?

– Я ждал возвращения такого твоего взгляда, – усмехнулся он, – очевидно, стоит нижайше признать, что я его и добивался.

Я смущённо отвела глаза к небу и намотала прядь на палец.

– Значит, я могу противиться вам во всём на свете? – спросила.

Оушен рассмеялся и кивнул мне:

– За исключением особых случаев, – скосил взгляд он, – то же относится и к просьбам. Условно – твоё желание и слова про то, что ты желаешь сойти с Эшелона без меня… меня удручают. И злят.

Я понимающе кивнула.

– Вы хотели сделать это с самого начала? – вопросительно уставилась на него я.

Он немного нахмурился.

– Что именно?

– С глазами… – я указала пальцами на него и на себя.

Его щека дернулась, а вид стал очень злым. Но только на секунду – я не успела даже напугаться, как он шумно выдохнул.

– Изначально – да, – он казался мне холодным, – после общения с тобой – нет. Я отказывал в операции Арзту некоторое время. Он… настаивал, – его рука прижала меня к нему сильнее, – я уже пожалел о содеянном, Лу. Полагаю, ты именно этого ждала – не моих извинений, а именно осознания, что я в какой-то мере идиот. Признаю.

Прямой взгляд на опешившую меня и кислая улыбка.

– Ты не сделаешь мне так же… ты не будешь больше меня… – я не смогла произнести слово «предавать».

Но он понял всё сам:

– Нет.

Я поднялась с того полулежащего положения на нём, повернулась к нему и, схватив сперва за плечи, обняла со всей силы. Лорд даже замер, чтобы мне не мешать. Мой подбородок замер на его плече, а нос уткнулся в копну волос.

Вновь этот запах. Странно, но я не чувствовала его так сильно все эти дни, словно моя обида переставала делать его тем, кого я люблю.

По спине под шубой прошлись тёплые руки, прижимая меня сильнее. А когда немного ослабли, я сама отдёрнулась от него назад, прочертив по щеке носом, отчего он рассмеялся, а после прижалась губами к губам в улыбке, не забывая жмурить глаза от тепла в душе. Не такого сильного, как раньше, но совсем не слабого. Всё ещё яркого и трепетного.

– Спустимся в вагон или ещё посмотрим Северное сияние? – спросил он, когда я отстранилась.

В этот раз он не стал даже отвечать, не то чтобы целовать самому.

– Почему его так назвали? «Сияние»? – поинтересовалась, всё ещё глядя на него, а не на зелёный «платочек» на небе.

Он хмыкнул и кивнул сам себе.

– Если говорить просто, то солнечные частицы встречаются с магнитным полем. А «Сияние» – это название тех, кто увидел это впервые, – пояснил он, – это невозможно объяснить проще. Но мы можем купить книги и по физике, – он смешливо сощурил глаза, – это будет даже интересно.

Я закивала и добавила:

– Мы можем пойти в тепло, – улыбнулась ему, а после расширила глаза, потому что лорд подхватил меня под коленки и спину, заставив почти запищать, поднял и поднялся сам, любуясь моим испугом.

– Не переживай, Лу, – направился к люку он, – я держу. Очень крепко.

Проносясь мимо высоких сугробов, это казалось ещё более опасным, потому я ухватилась за его плечи и прижалась к нему всем телом.

– И обещаю, что не отпущу. Не смотря ни на что, – с улыбкой, – будешь чай? Он быстрее согреет.

Я помотала головой, боясь сказать и слово, а после того, как мы спустились по лестнице вниз, выдохнула, пусть и не совсем спокойно.

– Я теперь не мерзну, – шепнула ему, – а вы же теперь не…

Прокляты.

– Чай, – отдал приказ Шаге мужчина, – я не мерзну, если ты про это, Лу. Я к-хм… не просто так говорил тебе про долгие годы вместе – моя, скажем так, «сила» осталась со мной. Она не перешла тебе, а значит, скорее всего, теперь мы оба «прокляты», только каждый по-разному, – он хмыкнул, – так что я не мерзну, как и ты. Хотя есть возможность, что вскоре это передастся.

Он добрёл до диванчика в кабинете и посадил меня на него, сев рядом и распахнув плащ.

– «Сила» – это? – потянулась к пуговицам на шуб-ке я.

– Это то самое, что ты видела во время разговора с кухонным мальчишкой, – скосил взгляд на меня лорд, – следует, к слову, показать тебе его уход на ближайшей северной остановке, – он подался ближе ко мне и замер, касаясь носом носа, – в целости и невредимости. Как и обещал.

Шага прошла мимо нас с трясущимися чашками на блюдцах – она была смущена.

Оушен будто и не обратил на это внимание, как и на мои расширенные глаза, а потому склонился ближе, коснулся губ в лёгком поцелуе и отступил, чтобы сказать:

– Это мне за доброту по отношению к никчёмному глупцу, которого пощадила ты.

Он откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу, взяв в руку чашку с чаем. Шага замерла в непонимании у дверей – ждала, когда её отпустят.

– Можно мне чего-нибудь сладкого? – попросила её с улыбкой.

Девушка кивнула и убежала в сторону господской кухни. А я собралась с силами и взглянула на пьющего чай мужчину:

– Я хотела бы… попросить тебя, – поймала на себе его внимательный взгляд, – можно мне Весту в… служанки?

Он хмыкнул.

– Это нецелесообразно, – произнёс он, – но если поставить её на место твоей к-хм… помощницы, а эту девушку оставить в прежнем статусе, то… – хитрый взгляд, – однако, что от этого получу я?

Я пожала плечами и поняла:

– Хотите, чтобы я вас поцеловала?

Он качнул головой.

– Хочу сделать это сам, – он хмыкнул, – как тогда, в первый раз.

Он с вниманием ждал моего ответа. А я покраснела, вспоминая то, что было тогда. И кивнула.

– Тогда оставим это на ночь, – обрадовался он, – что же касается госпожи, то я отдам приказ завтра. Или хочешь потревожить её сейчас?

Я помотала головой и улыбнулась его заботе.

– Ты прав, – решила сказать ему, – ты был злой только тогда, когда сделал плохое с людьми, – кивнула, – сейчас ты не такой.

Он усмехнулся.

– Я рад, что ты это поняла.

В комнату вошла Шага, неся на подносе варенье и блюдо с твёрдым печеньем. Я благодарно ей улыбнулась и протянул одно Оушену, отчего он дернул губами и забрал его с улыбкой.

Через минуту мы остались вдвоём – смотря в окно напротив и говоря друг с другом о чем-то, что забудется уже к утру.

Глава 18

Через несколько дней после разворота мы добрались до более – менее тёплого города, проехав мимо отдалённой северной столицы. Сейчас, по словам Оушена, мы двигались южнее, поэтому и города должны были попадаться новые – более «приятные», как он выразился, а ещё более интересные для меня.

За эти дни успело случиться из необычного только то, что я смогла найти рисунок в одной из книг его библиотеки. Красивым его можно было назвать, но по большей части он был правильный и жизненный, потому что передавал лицо лорда так похоже, что я смогла узнать его сразу же. Даже с иссиня-чёрными волосами, с которыми он был изображен. Он как-то упоминал это – говорил, что светлыми они стали после проклятья. Но чтобы настолько сильно! Я была немного удивлена, пусть самой главной деталью стало совсем не это. Перед глазами стояла светлая и солнечная улыбка девушки с тёмно-русыми волосами, замершей по правое плечо от господина Эшелона. Красивая – видно, что леди. С тонкой почти белой шеей и лицом, большими раскосыми глазами и истинно аристократическим взглядом.

Я по сравнению с ней была серой мышью, со своими простыми немного светлыми волосами, простым лицом и чаще всего глупым видом, о котором не раз говорила сестра.

И зачем только он смог полюбить такую, как я, если в столице были такие, как она? Будь я на его месте, то точно бы не обратила на себя внимание. Мне попросту повезло, начиная от того, что я смогла залезть на крышу, заканчивая тем, что меня за это не наказали.

Оушен заметил мой интерес и найденный рисунок почти сразу – теперь он всегда находился рядом, иногда разрешая мне читать его книги вслух, что мне очень нравилось. Однако, стоило мне сказать о том, что его жена была очень красивой, как бумагу с рисунком у меня забрали и, даже не скрывая своей злости, сожгли на собственной руке – листок вспыхнул в мгновение, затрещав чёрным пламенем, которое не задело кожу господина. Я напугалась, а Оушен спокойно вернул моё внимание к книге и не сказал больше ни слова.

За эти дни он успел научить меня спокойно говорить ему, если мне что-то не нравилось или было нужно, не спрашивать разрешения по пустякам, отдавать приказы, как делал это он (хотя я всё ещё смущалась), держать правильно столовые приборы, брать его за руку, когда хочу (однако я старалась этого не делать), а ещё спокойно стоять тогда, когда он меня целует. Последнее было тяжелее всего, и я смогла привыкнуть только под самый конец, когда мы добрались до первого города. Каждую ночь мужчина пробовал заново, а я сбегала от него на вторую половину кровати, все равно просыпаясь от жара его объятий.

Оушен повторял, что мой «побег» бесполезен. Я смогла принять это только перед прибытием в Лор-тон, где должен был произойти набор новых людей, а завершившие свою работу сходили вместе с Джеки, которого не отпускали до момента, пока мне не привезли специально заказанную маску, платье и длинный платок-фату на голову с новым железным венком.

– Я же обещал, – помог мне спуститься со складной лестницы лорд, – можем подойти ближе, если тебе принципиально.

Я мотнула головой и замерла на каменном перроне, стоя на подтаявшем снегу. Через тканевые отверстия маски было видно не так хорошо, как без неё, но я могла различить даже цвета и лица людей. Я ждала, держа Оушена за руку, пока косящийся в нашу сторону Джеки и ещё несколько мужчин спрыгнут вниз, заберут узелки со своими вещами и поспешно скроются в ровных рядах домов.

– Тут организована переездная ярмарка, – потянул меня за руку лорд, – а у нас с тобой есть несколько неотложных дел. Если устанешь – скажи мне.

Я кивнула и хмуро оглядела такое же хмурое небо над головой.

– Что с ним будет дальше? – спросила, понимая, что мужчина разозлится.

Но… я будто поняла, что те его слова про то, что его злость никогда не будет повернута в мою сторону, были чистой правдой. После смены глаз всё стало по-другому – я почувствовала себя той, кто может очень многое.

– Лу, – сурово скрипнул зубами Оушен, – зачем тебе это знать? Это принципиальное желание вызвать мою ревность или ты просто хочешь поиздеваться? – он повернул голову, – месть?

Я мотнула головой, заставив потрепыхаться платок на голове, и не сдержала улыбки.

– Я сделал так, как и обещал, – продолжил он, поджимая губы.

На этот раз я кивнула.

– Это был просто интерес, ваше превосходительство, – вышло у меня самодовольно, отчего он насупился сильнее и свёл брови в одну.

Дальше мы двинулись молча – я разглядывала грязные от снега улицы, соединяющиеся с той, по которой шли мы, а лорд нервно думал: даже по его лицу было видно, насколько сильно он мрачен.

Здесь не было ничего отличного от того маленького городка, в котором мне заказали кровать, только, наверное, сама дорога была не такой грязевой и колеистой, хоть сапоги и хлюпали по ставшему водой снегу.

– Останется здесь, найдёт другую работу, заведёт семью и будет жить своей крестьянской жизнью, – скрипнул зубами Оушен, – нам сюда, – он свернул к первой же лавке, на которой я успела прочестьуже знакомую надпись «Ювелир», только нарисованную краской на большом окне. Забавно, но с другой стороны окна она тоже была видна, потому я могла прочитать её наоборот. Я улыбнулась и продолжила глядеть сквозь окно на улицу, пока лорд доставал из кармана коробочку и отдавал её мужчине за столиком со стеклянными стенками.

– Необходимо переплавить кольцо в пуговицу, – напомнил мне о своём обещании лорд, – доплата за срочность. Время – до заката солнца.

Старенький дядечка, принявший коробочку и доставший из неё колечко, сперва опешил, потом оглядел Оушена с сомнением, а после кивнул, чтобы произнести:

– Всё будет исполнено, милорд, – ещё один кивок, – полагаю, необходима определённая форма?

– Лу, – подозвал меня лорд и продолжил обращаться к старичку, – каталог?

Вышло у него как обычно немного зло, будто по-другому он говорить не мог, только возвышенно и снисходительно.

Я заняла место рядом с ним и улыбнулась мужчине за столом, благо маска у меня была на половину лица, волосы спрятаны за шиворот платья, а руки замурованы в перчатки.

– К-каталог подобных товаров был бы… – начал было мужчина, но умолк под взглядом Оушена.

Всех решила успокоить я.

– Обычная, – я вытянула руку немного вперед и показала на пуговицу на рукаве собственного платья, – как здесь!

Мужчина протянул было руку, но я отдернула свою и даже отошла на шаг назад, боясь того, что могу ему навредить.

– Я п-понял, миледи, – ещё сильнее склонил голову господин, – камень должен быть впаян в изделие или…

Я замотала головой, но меня опередил Оушен:

– Сверху, чтобы напоминать медальон. Можно добавить камни поменьше – это не принципиально. Первоочередная задача – гармоничность при достаточно хм… специфичном виде.

– Я понял, милорд, – качнул головой мужчина, – доставка?

Я тяжело выдохнула, понимая, что меня никто не спросит на счёт того, что камни я бы убрала вообще, потому вернулась к окну и опёрлась руками на покрашенные доски подоконника.

– В обязательном порядке, – лорд что-то написал на протянутой ему бумаге, – срок до заката не условный – опоздание вас даже на две минуты будет критичным.

Мужчина за столом немного побледнел и закивал с удвоенной силой, забирая бумаги и коробочку с кольцом на помолвку.

– Начну сию минуту, милорд! – рванул он за плотную тканевую шторку, где пропал и затих.

Оушен усмехнулся, приблизился ко мне и взял за руку, чтобы вывести из дома и направиться куда-то дальше по улице.

– Насколько я помню, здесь есть неплохая чайная, – пояснил он мне, – следующие несколько недель мы будем ехать без остановки – нам просто необходима прогулка.

Он был доволен, спокоен и даже улыбчив, оттого и на моей душе были похожие чувства.

Следующий час мы успели посидеть на тёплом балконе второго этажа кирпичного домика на самой центральной площади. Здесь было уютно, хоть я и чувствовала себя странно – «заказ» озвучил сам лорд, потому что при виде девушки в переднике я стушевалась сильнее обычного, а когда нужно было читать непонятные названия блюд в небольшой книжке, совсем обеспокоилась. Позже Оушен, посмеиваясь, пил кофе из маленькой чашечки, не забывая придерживать блюдце второй рукой, и наблюдал за мной, пока я ковыряла из странного слоёного пирога сладкие, но вкусные ягоды.

Это заставляло меня улыбаться даже тогда, когда вызванная мужчиной карета забрала нас из чайной. Тогда, когда мы вернулись в теплое нутро Эшелона, зайдя с опускающегося на город сумрака. И даже тогда, когда Шага принесла мне переданную из ювелирной лавки пуговицу на длинной выкрашенной цепочке. Золотой – как сказал тогда Оушен. И с множеством мелких камешков по ободку, не считая главного и большого в центре.

Исчезла моя улыбка только под вечер, когда успокоившаяся без боли под глазами я легла в постель от рези в животе. А через несколько минут сидела в той самой ванной под внимательным взглядом хмурой ворчащей Весты – у меня настали первые дни крови.

***

Четыре недели.

Двадцать семь дней.

Шестьсот пятьдесят три часа.

Оушен решил научить меня счёту и повесил календарь на стену в кабинете. Через две недели я сделала его лучше и начала высчитывать часы до… нашей свадьбы. Именно так он назвал то место, в которое мы ехали. И чем ближе мы были к нему, тем веселее и добрее становился лорд. Он любил сидеть рядом со мной за книгой и объяснять непонятные слова, отвлекаясь от своей и вчитываясь в мою, расспрашивать меня о чём угодно, говорить то, как было бы правильно и учить. Многому и очень часто.

Я начала понимать его сильнее, часто смеялась, улыбалась и была рада. Мне было хорошо и спокойно рядом с ним и приходящей Вестой, которая осталась работать на кухне для солдат, но не могла оставить меня, не показывающуюся никому из мужчин.

Мне нравилась такая жизнь. Лёгкая, совсем без забот, страха и боли. Я радовалась каждому часу и каждой минуте. Это, кажется, почувствовала и моя болезнь, потому как сперва расколы на лице перестали появляться, а после и начали заживать – медленно, безбожно чешась и иногда кровя, но в моём сердце теплилось яркое солнышко, горящее ярче с каждым пролетающим мимо городом и селом, с каждым произнесённым словом и выученным действием.

На двадцать восьмой день мы сошли с поезда, и я поняла всё. Мы окунулись в тёплое лето ещё несколько дней назад, но здесь сейчас была уже осень – на том самом перроне, на котором я впервые ступила на Эшелон Сумрака.

– Ты везёшь меня домой? – я, будто испугавшись, попыталась стянуть маску к носу, но она даже не сдвинулась.

Оушен окинул суровым взглядом небольшой городок перед нами и взял меня на руку, чтобы потянуть к карете.

– Нет, – хмуро процедил он, – твой дом замер у тебя за спиной. Мы же направляемся в гости, – он усмехнулся и прищурил глаза, – не прельщает идея сочетаться браком в местной церкви?

Я помотала головой, как бы сказав, что мне нет разницы до церкви и города, точнее села, однако…

– Я не хотела возвращаться, – прошептала.

Мужчина помог мне подняться по ступеням кареты, бросив последний зоркий взгляд на столпившихся за защитной стеной из солдат людей. Интересно, сколько баек успели сочинить те, кто видел меня и лорда, выходящих из Эшелона? Мне было бы интересно узнать, кем каждый из них считает меня саму.

– Мы ненадолго, Лу, – заметил моё выражение лица он, – обещаю тебе. И обещаю сделать так, чтобы тебе было легко, спокойно и… радостно.

В его глазах блеснул огонек, я кивнула и расправила платье на коленях.

Оно было белым – с настоящими серебряными нитями по подолу, поясу и рукавам, с вышитыми мелкими камешками узором и белой фатой, взамен той, что я надевала до этого. А еще пышным, громоздким и красивым. Свадебным. Это казалось странным, потому что я никак не могла поверить в это. Он и в самом деле женится на мне?! Даже приезд в мою родную деревню не мог отогнать от меня волнение и страх из-за этого.

– Ты обещала вести подсчёт часов, – напомнил он мне, придержавшись рукой за открытое окно кареты.

Я закатала рукав платья, задумчиво вгляделась в маленький квадратный циферблат, нашла стрелки и посчитала:

– Десять часов двадцать минут, – объявила, – м-мм… если прибавить те часы, когда была ночь, и мы спали, а ещё эти утренние, то… шестьсот шестьдесят три!

Мужчина довольно кивнул и отвернулся от меня к окну, где уже проносились небольшие домики с вытянутыми от удивления лицами горожан. Нам нужно было ехать два часа, прежде чем мы доберёмся до… того места, куда я совсем не хотела. Наверное, лучше и в самом деле будет называть его «Свадьба».

– Знаешь, я много думал об этом на досуге, и в моей голове никак не мог пропасть очевидный вопрос, – он подался вперед и дёрнул уголками губ в улыбке, – если тот самый бог существует, – усмешка, – это основополагающая точка рассуждений – не удивляйся. Так вот, если Всезнающий на самом деле существует, то при всём его антураже, который вы ему приписываете, почему твоя «перерождённая» из жизни в жизнь душа родилась в таком отвратительном месте? – вопрос, не требующий от меня ответа, – ты прилежна, умна и старательна. Быстро разбираешься во многом, умеешь найти логику и компромисс, – он поджал губы и опустил взгляд к моим губам, – излишне добра и наивна, – глаза в глаза, – чем ты прогневала «Всевышнего» в своих якобы прошлых жизнях, если он наградил тебя твоим положением до встречи со мной?

Я улыбнулась на его похвалу и воодушевленно заметила:

– А может я как раз и получила свою награду в виде… тебя?

Он качнул головой и усмехнулся, глядя во всё то же окно.

– Меня? – переспросил, – если бы. А детство провела в грязи потому, что по его замыслу должна ценить полученные блага? – смешок, – это единственное, что вызывает у меня снисхождение. Эта искренняя вера в момент, когда это превращается в банальное безумие и глупую осознанную слепоту на очевидные догмы.

Мы немного подпрыгнули и вошли в вытоптанную телегами колею на дороге. Город исчез из виду последним кривым домиком с открытыми сейчас ставнями.

– Всезнающий даёт нам как блага, так и горечь, которая закаляет…

– Душу? – рассмеялся Оушен, – мы с тобой оба понимаем, что тогда должно произойти с моей, когда я умру. Не опасаешься опятнать моим грехом свою, Лу?

Я потрясла головой и вмиг замерла, догадавшись.

– Ты так говоришь, потому что боишься, что это правда, – я подняла маску с лица на лоб и попыталась не видеть в его глазах смятения, – но я не боюсь, потому что ты сможешь очиститься от той кары, что тебя ждет, а я… точнее моя душа не сможет загрязниться, потому что я не стану совершать зла. И хочу помочь не делать его тебе.

Мою улыбку он расценил, как что-то нехорошее, дёрнул щекой и отвернулся.

– Перерождения и небезызвестный Рай, – скривился он, – полагаю, я навечно останусь атеистом, – и уверенное, но устрашающее для меня, – я и есть бог, Лу. Я умею созидать и разрушать. Я способен явить «чудо», убивать без сожаления и делать так, чтобы множество людей возносили мне хвалебные речи. Разве не это все признаки божественности? – с огромной долей грусти, – я не могу умереть, – тяжелое, – до того момента, пока не услышал твой голос на той проклятой крыше, я не хотел жить – у меня попросту не было смысла для этого. Вся эта бутафория с врачами и лечением длилась только потому, что изначально я шёл найти своего палача в форме спасающего жизнь, – безумная усмешка, – ты дала мне огромный смысл, Лу. И я его не потеряю. Даже наоборот – приумножу и сохраню. Мы сейчас как раз едем увеличивать и накапливать твое «счастье». Тебе понравится.

Я нахмурено молчала, пытаясь найти в его словах реальную намеренность. Сами действия, что он совершит.

– Я хочу сместить в твоём сознании ложного бога, – честно признался Оушен, – и занять его место самостоятельно. Уверяю тебя, что под моим покровительством намного лучше, – смешок, – как минимум – нет запретов на удовольствия.

Я резко помотала головой, боясь одновременно обидеть мужчину и сказать что-то не то про Всезнающего в собственной голове.

– Это неправильно, – выдохнула.

Мужчина приподнял бровь.

– Неправильно выбирать того, кто проигрывает по всем параметрам, – усмешка, – я по крайней мере реальный, – важное, – ко всему прочему способный на многое ради тебя, – он подался ко мне с довольной улыбкой, – даже на те самые «грехи».

Мотать головой я всё ещё не перестала. Только начала делать это медленнее, словно отмахиваясь от его слов. Он же становился всё веселее и веселее.

– Возможно ты права, говоря, что я выгораживаю себя отрицанием, однако я указываю тебе на очевидное: ты никогда не была в моём положении, и ты совсем не знаешь, от чего в твоей эфемерной душе станет просторнее.

Я замерла и насупилась, желая найти выход из его слов в моей голове.

– А…а что будет потом? – неуверенно промямлила себе под нос, – что будет, если ты станешь для меня богом?

Хотя такого никогда не случится!

– Ты примешься за более страшную цель? – не дала ему ответить я, – меня пугают такие твои слова.

Он зло сощурил глаза и дёрнулся от того, что я его перебила.

– Это не праздная блажь в моём исполнении, если ты имела ввиду именно это, – прошипел, но сразу успокоился он, – я редко впадаю в безумие, если ты помнишь. А, значит, и сейчас в моих планах ему нет места. Я буквально желаю упростить твоё существование. Очистить его от истинной наивности и ограниченности. Ты и в самом деле умна, Лу. Чего тебе стоит найти правду и в этот раз?

Я поджала губы и сжала платье на коленях. Ткань была мягкой, гладкой и очень приятной. На ней мои руки виделись мне совсем чужими и всё равно неправильными.

– Не стану наседать на тебя – при всём моём желании я лишь заложил в твоё сознание зерно, – улыбка, – оно взойдет. Рано или поздно.

Я кивнула, думая о том, что прав он только наполовину.

– Я приобрёл кольца, которые ты хотела, – он достал из кармана чёрного военного мундира коробочку, – не упущу возможности напомнить тебе, что делаю это во вред собственной прихоти и тому, как вижу всё сам.

Коробочка опустилась на мои колени, а мои пальцы уже успели впиться в неё. Щелчок открытия, и два обычных колечка передо мной. Без камней, золота и всего того, что мне не нравилось в пуговице, висящей на моей шее.

– Это… – начала было я.

– Платина, – усмехнулся он, – придётся тебе носить колечко потяжелее того, что предлагал я.

Я кивнула, не поняв его и закрыла коробочку. Кольцами же нужно обмениваться возле храма.

– Уже придумала свой первый приказ, как леди Вондельштарт? – продолжил насмешливым тоном мужчина, – раздашь детям конфеты, а взрослым деньги?

Я вскинула на него свой взгляд.

– А я могу? – но вспомнила, что лавок даже с простыми сладостями на пути не будет.

Мы же далеко от города. Да и были ли они там вообще?

– Конечно можешь, – его губы дрогнули, – но будет ли в этом смысл?

Он подпёр голову кулаком и скучающе уставился в окно.

– Когда я только начала работать на Эшелоне, – решила объяснить ему я, – к-кажется Мери сказала мне, что за год мне заплатят один золотой. Я даже не поверила, что так много, – поймала на себе его внимание, – я была такой же, как они. И для них даже одна монетка будет очень важна!

Он сдержанно улыбнулся и кивнул мне, ответив так, будто я была для него чем-то очень трогательным, можно сказать, ласковым и смешным одновременно:

– Я понимаю это, Лу. Я имел ввиду совсем другое.

Я оправила скомканное недавно платье на коленях.

– Объяснишь? – попросила так, как делала это не раз у окна кабинета в поезде.

Он кивнул.

– Я не стану учитывать свои планы, потому отвечу тебе крайне корректно: никто из них не сможет улучшить свою жизнь, отдай я им всё имеющееся при мне, – второй кивок, – скудоумие этих людей позволяет им только терять. Развитие для них недоступно. Ограниченность и бессмысленность. Если ты смогла понять факт того, что ты прозябать как они не планируешь, то для них это было сродни крушению небес.

Отвечать ему я не стала только потому, что мне было стыдно, ведь бежала отсюда я совсем не из-за того, что назвал он. Совсем другой страх, с другими причинами.

– Как минимум смелость и решительность в тебе делают тебя на уровень выше тех, к кому мы приближаемся, – он был уверен.

Смелость? Обратная её сторона.

– Ты хочешь, чтобы я… чванливо похвасталась м-мм тобой? – не сдержалась я.

Он рассмеялся. И продолжил через минуту:

– В какой-то степени. Неужели ты этого не хочешь?

Я помотала головой.

– Я не хотела ехать.

– Кто из нас боится, Лу, – усмешка, – помни, что ты теперь не такая, как они. «Деревенской сумасшедшей» не существует. Её место заняла леди Луана Вондельштарт.

Я вздрогнула и опустила глаза к своим же ногам. А всё потому, что про такое я говорила только Шаге, а мужчины рядом не было и… он же сказал мне тогда говорить только с ним!

– В-ты всё слышал, – прошептала я, всё ещё боясь на него посмотреть, – когда я говорила с Шагой.

– Я слышал тебя, даже стоя у окна в вагоне, в то время как ты была на крыше, – насмешливое, – не заметила эту «особенность»? Стоит отметить, что твой голос я смог к-хм… «настроить» на… опознавание.

Я свела брови в одну.

– Зачем? – буркнула.

– Мне ты многое не рассказываешь, – пояснил он.

Мне от этого стало только неприятнее.

– Не осуждай меня, Лу, – нахмурился он, – это было необходимо, как минимум, для полного понимания мною ситуации, – хмык, – и принятия решения.

Я молчала.

Позже подняла глаза к окну и стала кивать на его отрывистые фразы. И, конечно же, считала часы, как привыкла за всё это время. Когда перед моим глазами мелькнул первый дом, они показывали наступление нового часа.

Шестьсот шестьдесят пятого.

Глава 19

Центральная улица. Бегущие со всех сторон мальчишки, опасающиеся походить близко, но знающие, что холёная рука лорда может бросить им подаяние. Озирающиеся взрослые, большую часть которых я видела множество раз и хорошо знала. И испуганные старики, во взглядах которых чудилось «добром это не закончится».

– Остановимся только у храма, – улыбнулся мне Оушен, – нет желания ехать в гости к будущим «родственникам».

Я опомнилась, стянула на глаза маску и попыталась успокоить стук в груди. Было немного больно от волнения.

– Однако, я пригласил их на церемонию, – усмешка, – всех.

В его глазах казалось сверкнул огонёк, перед тем как исчез, будучи спрятанным.

– Ты решил его наказать? – неуверенно спросила я.

От этого становилось ещё страшнее, потому что сестре могло стать хуже, если с её мужем что-то… сделают.

– В какой-то степени, – отвернулся к окну он, – я вижу и понимаю намного больше тебя, Лу. Ко всему прочему, тебе следует привыкнуть, что последнее слово остаётся за мной, – прямой взгляд на меня, – мне стоит спросить твою точку зрения?

Я кивнула.

– Не нужно ничего делать, пожалуйста, – попросила его.

Он медленно кивнул, приосанился и ответил:

– Как я уже говорил – ты совсем ничего не поняла. Смысл в обеспечении твоей безопасности. Не только физической, но и, – усмешка, – душевной.

Я поджала губы.

– Поправь фату, Лу, – стал серьёзным он, – мы прибыли.

Карета остановилась. Я с ужасом сделала так, как он сказал, и прошептала дрожащими губами:

– М-можно мне твою руку?

Мужчина довольно кивнул, открыл дверь, чтобы ступить на засохшую грязь, после чего повернулся и протянул мне ладонь. На его лице я увидела злую насмешку, но только не для меня, а для тех, кто уже успел сбежаться на площадь.

– Полное оцепление территории, ваше превосходительство, – отчеканил офицер, вставший с другой стороны от лорда.

– Замечательно, – выдохнул с насмешкой Оушен, – возвращайся на позицию.

Если бы на моём лице не было маски, то весь столпившийся народ увидел бы мои круглые от страха глаза, когда я сжимала мокрыми пальцами руку мужчины и сходила со ступени.

По людям прошёлся тихий ропот, отразившийся на моей спине волной холода.

– Восхитительная погода, – повёл меня мимо заслоняющих нас от толпы солдат, стоящих линейкой.

– Прохладно, – пробурчала я, подумав, что если промолчу, то мне станет хуже.

Он хмыкнул.

– Мы это исправим, – усмешка.

И меня утянули на деревянное крыльцо маленькой деревенской церквушки, где меня показали Всезнающему в младенчестве, одарили знаком-кулоном бога в детстве, где отпели и сожгли бабушку, где состоялся брак сестры и первые шаги к Всевышнему уже её детей, и где должно было пройти моё венчание.

Ещё в детстве я представляла его – по-другому, не так как это будет сейчас. Мне казалось, что странный кривой потолок церкви будет держаться совсем не над высокородным лордом и мной в прекрасном платье с вышивкой, а… над поджимающей ноги в своих старых ботинках мной, в любимом, но старом платье, заношенном платке на плечах и голове, который пришлось оставить в доме сестры, и с тем человеком, которого я никогда не полюблю.

Может быть, именно сейчас в истории моей жизни должен наступить счастливый конец? Может быть именно сейчас я смогу свободно выдохнуть тяжёлый скисший от промокшего дерева воздух и понять своё счастье? Может быть… моё счастье не станет обрываться дважды за одну сильную и искреннюю первую любовь?

– М-милорд! – дрожащим голосом просипел священник, – ваш приезд…

Он никогда таким не был. Даже с нашим графом вёл себя не так. Сейчас же будто лебезил – именно это слово было правильным.

– Без излишнего пресмыкания и лести, – холодно оборвал его лорд, – нужные мне господа прибыли?

Он тяжело осмотрел мужчину в балахоне. Мы дошагали до небольшого постамента.

– Д-да, милорд! – быстро закивал он, – в-вон в том углу! – он указал куда-то за спину нам двоим, – л-леди Луана… вы же помните… – резко перешёл с обращением он, но был перебит ледяным:

– Приступайте к церемонии, – немного жуткое.

Я даже шаг подальше от него сделала, но руку из его убрать не смогла бы.

– Луана?! – послышалось сзади, – да как же это…

Сестра.

Щеки стянуло вниз от её вскрика удивления. Но обернуться я смогла только тогда, когда священник зыркнул на неё с яростью, и она умолкла.

У неё были как обычно заплетённые в тугую косу волосы, стянутые на затылке в один пучок, непривычно расширенные глаза, разглядывающие меня, и приоткрытый рот – она хотела сказать что-то ещё. Она даже стояла позади него. И если взглянуть на неё я смогла, то его взгляда не выдержала бы и секунды.

– Всезнающий даровал мужчине власть: над миром, страной, домом и женой, – всегда немного пугающие меня слова от священника, – и мужчина может познать эту власть.

Оушен усмехнулся, свысока разглядывая вздувшееся от важности лицо мужчины напротив.

– Всезнающий даровал женщине умение следовать: за отцом, мужем и сыном. И женщина должна принять этот дар.

Пальцы моего жениха сжали мои. Он скосил на меня глаза и улыбнулся, заставив сделать это и меня, пусть такое и было запрещено сейчас – я должна показать покладистость.

– Всезнающий даровал мужчине силу, а женщине слабость. И они принимают это. Всезнающий даровал мужчине семя, а женщине чрево. И они обязались продолжать род людской.

– Как возмутительно высокопарно и вульгарно, – на мгновение прикрыл глаза лорд, – я откровенно заявляю, что ты должна мне целых два до безобразия кощунственных поцелуя за то, что в этот раз я был трезв и мне довелось услышать этот богоугодный абсурд.

Он, несмотря на то, что священник умолк, а я попыталась провалиться под землю, повернул голову ко мне и дёрнул уголками губ, кажется, сдерживая смех.

– Ты должен слушать, а н-не… перебивать! – прошептала ему я.

– Должен? – усмехнулся он.

По-доброму. Не так, как смотрел на других.

Я насупилась.

– Продолжай, – лорд вернул внимание к мужчине напротив, – мне сказали молчать.

Щёки опалило стыдом. Теперь я была смущена.

– Всезнающий даровал мужчине…

– Я не хотела упрекнуть тебя, – вновь мой шёпот, пока Оушен не отрывает глаз от моих, – и говорить такого…

– Это богохульство! – выкрикнул священник, топнув ногой по полу, отчего по церкви пронесся грохот, – госпожа…

Лорд вмиг повернулся к нему, по злому вперил свой взгляд и приказал:

– Заткнулся и продолжил нести свой бред дальше! – и обещающее, – пока жив.

Я вздрогнула. Он полностью повернулся ко мне, нагнувшись и едва касаясь уха, произнёс:

– Ты можешь так же, Лу, – с ухмылкой, – только представь – ты можешь сделать всё, что угодно, сейчас. Я даю тебе разрешение даже на то, в чём будет упрекать Всезнающий.

Я мотнула головой и отступила от него на шаг в бок.

– Всезнающий забрал у женщины выбор и даровал его мужчине – это закон, – трясущимся голосом сказал мужчина на постаменте, – Всезнающий даровал мужчине нож, а женщине очаг – это закон…

– Ты можешь выбрать пресловутый «нож», Лу, – даже громче священника продолжил Оушен, – мы говорили с тобой об этом. Как и о том, что стеснять твой выбор я не стану. Нож?

Я нахмурилась и снова сказала своё нет головой.

– Нет? – рассмеялся он, – может только сейчас? Если бы я верил в бога, то попросил бы его сделать тебя свободной, осознавшей свою власть и похожей на меня. Лишь каплю моей ярости тебе.

Он шагнул ко мне в плотную и застыл.

– Только каплю – ты смогла бы в ней утонуть, – он склонился к моему лицу, сковал пальцами подбородок и прорычал в мои губы, – я никогда во всей своей жизни не чувствовал такой ярости, как та, что начала бушевать во мне с началом твоих слов в кабинете тогда. Если любовь рождает её настолько сильной, почему тогда этот мир ещё уцелел?

Его губы коснулись моих. Так же трепетно и нежно, как делал он это последние ночи. Так же щемяще в груди, но очень неприятно в голове.

Это и в самом деле было богохульством – так вести себя в храме не мог никто. От этого сжались зубы, и я попыталась отступить.

– Делай запись в журнале, – не стал удерживать меня лорд, – а мы с леди Вондельштарт начнем «открывать» свадебный подарок.

Он дождался действий священника, оставил свою роспись на бумаге и проследил за тем, как криво это сделала я.

– Кольца, – достал коробочку он, – не торопись, Лу.

Он достал их оба, ловко и быстро надел на мой безымянный палец, а после протянул мне. Сделала я всё совсем неуверенно и чувствовала себя странно.

Но дальше было ещё непонятнее:

– Журнал! – лорд протянул руку к забравшему книгу мужчине, – быстрее.

Священник опешил, его взгляд забегал, а руки прижали к груди то, что выносить из церкви было запрещено. Как и отдавать кому-то.

– Э-это нельзя и… не по закону… милорд! – он взвизгнул, когда Оушен сделал несколько быстрых шагов к нему, вырвал из его рук бумаги и аккуратно отдал их мне со словами:

– Береги его, миледи, – он развернулся спиной ко мне и оглядел мою сестру с её мужем, пока я растерянно прижимала к груди что-то священное, чего даже касаться должна была только чернильной пастой, когда ставила подпись.

Однако лорд отходить от меня не спешил – не поворачивая головы, он произнёс для меня:

– Напоминаю, что ты хотела дать всем денег, – он хитро улыбнулся и выпрямил мою ладонь, чтобы вложить в неё мешочек со звякнувшими монетами, – госпожа Хасс, вашего проклятого мужа я не подпущу. Только вас.

Он её не отпустил. Даже не позволил выйти из-за своей спины, пусть она и пыталась это сделать.

– Я отдал приказ, – строго поторопил их господин Эшелона.

У него просто не было выбора. Оушен расплылся в дьявольской улыбке – почему-то именно такой я её сейчас видела.

И он пропустил её – дрожащую, испуганную и с молящими глазами, направленными на меня. Мне было страшно так же, как и ей, но я надеялась на то, что все мои переживания сейчас беспочвенны. Пусть что-то внутри и зудело, но лорду я верила. Он не сделает ничего плохого. Ей точно.

– Л-лушка, ч-что… что с тобой сталось? – она обошла мужчину и встала с другой стороны от меня, – как же ты…

Я положила на её руку злополучный мешочек и сжала второй рукой рукав ухмыляющегося господина Эшелона, всё ещё прижимая к себе бумаги. Я боялась её саму, а не того, что может сделать с ней мой… муж. Я боялась, что она сможет забрать меня в свой дом обратно, что я вновь стану той, кем никогда не хотела быть. Оушен смог меня защитить, однако я всё равно боялась волшебного удара судьбы.

– Закончила? – отметил он моё молчание.

Я коротко кивнула, прижалась к нему сильнее и очень сильно удивилась, когда он рывком развернул меня лицом к себе, открывая спину для сестры. Я выдохнула весь воздух из груди и уставилась в его глаза с опаской.

– Ты не оценишь это сейчас – я осознавал это в тот момент, когда задумывался в первый раз, и когда задавал тебе вопросы, – строгие слова, – однако, я уверен, что через несколько лет, когда с твоего сознания падут оковы юности, ты меня отблагодаришь, – он поднял взгляд ко входу и позвал кого-то оттуда, – Клаус!

– Полная готовность, милорд! – ответил офицер.

Мою грудь сдавил ужас.

– Начинаем! – довольное и радостное от Оушена, – все на выход!

И он потянул меня туда, пропустив мою сестру, убежавшую к мужу. Оба они спустились на землю и встали спереди от толпы, пока мы выходили из церкви. Солдат здесь уже не было, а мы двое были единственными, кто выглядел необычно, не как остальные.

– Я напишу жалобу на имя императора! – вновь стал самим собой священник.

Лорд даже не повернул к нему глаз, смотря на меня:

– Не шагу от меня, ясно? – он был суров, – поймаю и не выпущу из Эшелона весь следующий круг.

Я кивнула, не поняв про что он, и почему я должна от него отходить. Я даже шагу без его руки не сделаю!

– Восхитительно, – он аккуратно стянул с моей головы фату, рывком закинул её на своё плечо и потянулся к моей маске.

Я отступила на шаг, удерживая её на своем лице.

– П-проклятье ещё не ушло, и я могу… – тихо напомнила ему.

– Я на это и рассчитывал, Лу, – мягкий тон.

Но не терпящие возражений действия: снимал заслон на моих глазах он не так бережно, как до этого – стянул и, кажется, отбросил на землю, потому что я услышала лёгкий стук в отдалении. Глаза были зажмурены заранее, я не хотела никого убивать.

– Многие философы говорят, что любовь делает человека добрее, – начал Оушен.

Говорил он для меня или для них, было неясно, но смысл его слов понимала, наверное, только я.

Через секунду по толпе прошёлся ропот и крики ужаса – люди начали убегать. Я смогла лишь сильнее зажмуриться и впиться пальцами в руку сошедшего с деревянного настила мужа.

– Это ложь, Лу, – я слышала в его голосе усмешку, – по какой причине тогда моя любовь к тебе сделала меня злым, ревнивым, жестоким и мстительным?

Я расслышала раньше скрывающийся за криками треск, уловила на ветру запах огня и гари. Запах горящего дерева.

«Вы знаете, что это сделал ваш муж? – через долгую минуту спросил парень, – говорят, что на этом месте был целый город. Тогда он был намного больше и был столицей северных земель, а в самом центре была Церковь Всезнающего, – он хмыкнул, – именно с неё он всё начал – сжигал своим чёрным пламенем не только прячущихся солдат, но и всех, кто здесь был. Женщин, детей, стариков и раненых. А знаете почему? Чем они провинились перед ним? Они посмели спрятать своих же мужчин, которых отправили воевать с ним.»

Он хочет сжечь всю деревню?!

Я широко раскрыла глаза, повернув голову назад и выдохнула – чёрный огонь разросся уже до крыши и занял одну из стен. Ту самую, у которой ещё мгновение назад стоял лорд.

– З-зачем? – прошептала я, – зачем ты это делаешь?!

На мне остановились мои же голубые глаза, с сожалением и снисхождением взглянули, а после отвернулись, будто не выдержав моего взора.

– Из-за любви, Лу, – рассмеялся он, а после направил руку в сторону первых домов, отправляя туда столб черного огня и продолжая, – из мести, – сквозь сжатые зубы, – потому что могу.

Вокруг мелькали испуганные люди, которые ещё недавно стояли недалеко от нас. Я видела на их лицах такой ужас, которого не видела никогда до этого. Здесь были и женщины, прижимающие детей к груди, и едва бегущие старики, и мужчины, кричащие от ожогов. Все они были теми, кто погибнет из-за меня.

Из-за того, что сотворила я своими словами и действиями. Из-за того, что разбудила в его душе совсем не то, что должна была.

– Остановитесь! – мой крик не заглушил то, что творилось на фоне, – пожалуйста!

Я бесстрашно схватила его за мундир на груди и дёрнула со всей силы, отвлекая от новой волны огня, отпускаемой в пляс по домам. Вокруг всё горело.

– Не забывайся, Луана! – злое на меня, хоть я даже с места его сдвинуть не смогла, – не мешай мне!

Он схватил меня за запястье, немного дёрнул и отпустил, отчего я едва удержалась на ногах.

Глаза уже давно резало от дыма и копоти – я не могла понять, от чего у меня слёзы, от происходящего или от бессилия и ужаса.

Вокруг было огромное шкворчаще-пылающее зарево Огня дьявола, сам он стоял рядом со мной с улыбкой и смотрел чётко вперед. Он был уверен, что сделает лучше, после того как сожжет целую деревню, полную безвинных людей.

– Пойдём, – схватил меня за руку он, – огонь не причинит тебе вред, Лу, – его щёка дернулась, а мне досталось его злое, – что же насчёт твоего поведения, то мы поговорим об этом на Эшелоне – сейчас отклонение от плана непростительно.

Меня потянули вперёд, прямо в огонь, пока я пыталась вытащить свою руку из его и держаться каблуками за землю. Но он был сильнее и яростнее настолько, что, казалось, упади я, он поволочёт меня за руку дальше, может и заметив, но не подумав об этом, как о чём-то важном.

– Насчёт любви, – он даже не стал перешагивать горящую в некоторых местах землю или обвалившееся дерево и шёл прямо по нему, – и того, что она всегда несёт за собой зло. Я могу доказать тебе это прямо сейчас.

Я сперва поджимала своё уже потемневшее платье к ногам, но вскоре поняла, что по какой-то причине оно не горит, и огонь проходит сквозь. Эти мысли были странными, потому что мой плач и слёзы лорда не отвлекали, в то время как я сама почти падала от бессилия. На середине центральной дороги, точнее того, что от неё осталось, я попросту сдалась – упала, зачерпнув свободной рукой землю и всё же заставила его остановиться. Оушен безразлично подкинул меня, как куклу, закинул на плечо и продолжил:

– Не впадай в уныние, жена. Каждая тварь, жившая в этом месте, так или иначе сделала тебе больно, – он усмехнулся, – я это почти исправил. Пара минут и… – хмык, – ты можешь покричать на меня, обидеться, или что ты там опять задумала. Однако тебе придётся принять те мысли, которые сегодня я вложу в твоё сознание: добро – эфемерное понятие. И только незначительные слабые люди отрицают главенство зла. Ты перешла под мою власть и ответственность. И ты обязана понимать это, если не считать так же.

У меня не было сил на всхлипы. Я вдруг поняла насколько сильно устала от его «ответственности», которую он принял за меня. Сама бы я никогда не приняла таких решений, которые позволил себе он, но… что я могла сейчас сделать? Только плакать, осознавая, что мне придется жить, в отличие от всех этих сгоревших заживо людей.

– Пришли, – его рука спустила меня на землю ногами, немного уткнула носом в его же грудь, пройдясь по волосам в поглаживании, и непреклонно развернула, – тебе придётся посмотреть, Лу.

Я встретилась глазами с толпой плачущих от кошмара и смертей вокруг людей. Здесь были не только женщины, я успела заметить несколько мужчин, прежде чем зажмурилась и попыталась осесть на землю – мне этого не позволили. Люди жались к высокому частоколу, пытаясь перелезть и сбежать из деревни, пока не поздно, однако стоило чьей-то руке ухватиться за верх, как в воздухе раздавался хлопок и от места оставалась дыра. С той стороны стреляли из ружей солдаты.

– Что и требовалось доказать, – с ухмылкой произнес Оушен, – ты всё ещё опасна для мужчин. Однако… – он сжал пальцами мой подбородок, повернул его в сторону и склонился к моему уху, – открой глаза.

Я даже вздохнуть боялась, не то что послушать его

– Посмотришь, и я отпущу оставшихся доживать свои жалкие жизни, – хмык, – почти всех.

Мне было страшно. Но я могла понять, что он убьёт их, стоит мне воспротивиться, а значит… я кого-то убью?

Я всхлипнула и взглянула вперед. Зажмурила глаза я даже не потому, что могла кого-то убить. Передо мной стоял он.

– Открывай, Луана, – нетерпеливое, – я жду. А вот люди – нет.

Из груди вырвались рыдания. Они ещё там остались?

Но я сделала так, как он сказал. И осталась стоять смотря в глаза тому, кому не смотрела никогда за всю мою жизнь в его доме. Ни единого раза. Никогда.

– Интересный факт. Укажу тебе на него – он остался жив, – почти выплюнул Оушен, – напомнить причину?

Подбородок отпустили, и я смогла мотнуть головой. В ней вдруг стало пусто и гулко. Но не так, как было после обмена глазами – сейчас там что-то заскрежетало, хлопнуло и будто встало на свои места. В душе появилась сила и то, чего там не было никогда: осознание этой самой силы.

– Можно мне револьвер? – я даже не узнала свой голос.

Но вспомнила то, что видела его под мундиром.

Лорд сперва удивленно вскинул бровь, затем невероятно довольно растянулся в улыбке и ответил:

– Я в некотором замешательстве от того, – он подал мне тяжёлую рукоять и продолжил, – что ты так легко…

Договорить он не успел – я выпрямила дрожащую руку и нажала. Крючок не поддался. Оушен поднял бровь, убрав от своего живота оружие.

– …перешла на мою сторону, – продолжил он, – сперва взводят курок, – выдохнул он, – потом нажимают на…

Выстрел!

В голове остался только противный писк. Мою руку вывернуло с такой силой, что я упала и прокатилась по земле, прежде чем оставшийся стоять, но пошатнувшийся лорд провёл рукой по собственному бедру с залитой кровью штаниной, хромая подлетел ко мне и прорычал, дёрнув меня глубоко в сторону:

– Стреляй!

Пули пронзили дерево частокола, пока я пыталась освободиться из его мертвой хватки и кричала, махая руками – ни один мой удар не пришёлся по нему, теперь он держал меня подальше от себя, а оружие осталось лежать позади.

– Полагаю, разлюбить тебя после этого я не смогу, – прошипел он в моё ухо, тяжело дыша и останавливаясь, – однако твоё сопротивление выводит меня из себя. Я уж было подумал, что придётся отпускать всех живыми, – усмешка.

– Ты… – попробовала сбежать я, – отпусти меня!

Меня тряхнули за платье на груди, заставив замолчать, а после швырнули на землю у самых ног, выбив весь воздух из груди. Сил вновь не осталось, и единственное, что я смогла – это вытянуть вперед синюю от боли руку, которой я держала револьвер. Двигала я ей с трудом, она уже успела опухнуть и выглядела немного странной, будто кривой.

Но это не было самым страшным, потому что над нами бушевало чёрное кольцо пламени, не оставляющее на своем пути ничего, кроме нас двоих.

В этот момент я всей своей душой желала исчезнуть вслед за теми, кто умер или в огне, или от выстрелов солдат Эшелона Сумрака. Однако, мне было дано совсем не это: перед опущенными мною глазами, боящимися видеть проклятый огонь, застыл нетронутый циферблат часов на той самой руке. Стрелки в нем остановились и не двигались. Сейчас это было или раньше, я не знала. Я видела только время: час и пятнадцать минут.

Шестьсот шестьдесят шесть.

Счёт окончен.

Глава 20

Карета подскочила на ухабе, подкинув меня вверх. Я не сдержала всхлипа от боли в руке – она была совсем нестерпимой. Колющей, протяжной и сильной.

– Секунду, – голос над головой, – даже твой Всезнающий тебя наказал за желание навредить мне, – беззлобный хмык, – ты прострелила мне ногу! У меня уже возникают предположения, что ты мне снова лгала, когда говорила про свою любовь. По какой причине я не могу злится на тебя?!

Его руки бережно заматывали мою совсем опухшую руку в синюю ткань, приматывая её к тонкой деревянной палке.

– Вы – чудовище! – дернулась подальше от него я.

Попыталась встать, но была непреклонно усажена обратно между его ног и прижата спиной к груди.

– Сидеть! – рыкнул он, а потом сразу сменил тон на мягкий, – доделаю, и встанешь. А что касается твоих ругательств в мою сторону, то можешь продолжать. Мы оба уже поняли твою бессовестную натуру.

Слёз не осталось совсем. Как и сил: я чувствовала себя настолько уставшей, что сопротивляться ему себя заставляла.

– Осталось не более получаса до Эшелона, – как ни в чём не бывало продолжил он, – там введу тебе обезболивающее и наложу более крепкую повязку, – он хмыкнул, – что насчёт твоей совести?

Щёки стянуло вниз. Меня охватило понимание того, что происходит.

– Если бы у меня была возможность, я выстрелила бы выше, – зло, но честно произнесла для него.

Он рассмеялся! Не язвительно и без той ярости, которая должна была появиться.

– Как я уже говорил: пара лет, и ты поймешь, – он завязал узелок и кивнул.

А после отпустил рывком вскочившую меня.

– Остановите! – закричала я тому, кто сидел на козлах.

Оушен смотрел на меня с поднятой бровью и ждал, пока я выскочу из кареты, не дав ей остановиться. Туфли не позволили мне бежать по потрескавшейся пыльной дороге – ещё и руку пришлось поджимать к животу.

Но я не могла больше сидеть там: с человеком, который даже не понимал, какой ужас он совершил.

– Ничего подобного, – мужчина подкинул меня на руки, заставив зашипеть от боли и попытаться отбиться от него второй рукой, – леди Вондельштарт, будьте благоразумны, – его мои действия забавляли, – мы с вами теперь в одной лодке. Муж и жена, пусть ты и сожгла тот журнал. Отправлю письмо императору по прибытию.

– Я тебя ненавижу! – последний раз дёрнулась в его руках я, – ты… ты самый жестокий и…

Грудь сдавило так, что дышать стало сложно.

– Никогда не отрицал, – он занёс меня в карету и посадил так, чтобы сидеть напротив и смотреть на меня.

Затем сел сам и закрыл дверцу, щёлкнув внутренним замочком. Я почувствовала звенящую в голове ярость.

– Езжай! – для кучера.

Я сжала зубы. А он продолжил с улыбкой и умилением во взгляде для меня:

– Попытаешься убежать ещё раз, я сломаю тебе ещё и ножку.

В душе что-то упало и разбилось. И если бы это была это та самая проклятая богом любовь! Нет! Она сидела сейчас в самой груди и пыталась оправдать его, заползая в мою голову!

– Зачем вы убили всех? – я сощурила глаза, ощущая собравшиеся в них слёзы.

Он скрестил руки на груди.

– Предлагаю начать семейную жизнь без вопросов, ответы на которые ты отрицаешь, – он смотрел прямо без тени сожаления, – у тебя нет выбора, Лу. Я изначально не давал его тебе, – он подался вперёд, – однако, вот незадача: у меня нет ни малейшего желания делать тебе больно или плохо. Потому, призываю тебя к взаимному прощению – я прощаю твой коварный выстрел, а ты мне то, что я к-хм… совершил, а тебе не понравилось.

Я выдохнула. И попыталась найти в его глазах хоть каплю сострадания. Сожаления. Хоть что-нибудь!

– Горите в аду, – прошептала я, увидев на его лице смешок.

– Мне нет разницы, здесь или в аду, – усмехнулся он, – основополагающий фактор – это ты.

Я поджала уже мокрые от слёз губы и направила взгляд в открытое окно, из которого было видно огромное тёмное облако дыма, идущее от чёрного огня до самых небес. Единственным, что отличало его от прошлого, было то, что здесь не было тающих снегов, как в Пустоши. Но были такие же безвинно сожжённые люди, которых никто не пожалел.

– С другой стороны, – он стал задумчивым, – твоя храбрость меня поражает, – добавил довольную улыбку, – помнится, некоторое время назад я высказывался, что твой характер даст о себе знать, – кивок, – я был прав. И знаешь, это восхищает!

Я удержала громкий всхлип.

– Полагаю, что необходимо будет убрать с виду все колющие и режущие предметы. Хотя… меня вполне греет эта боль в ноге! Отрезвляет и… – он дернул щёкой и кивнул сам себе, – да, лучше тебе этого не знать.

Я мотнула головой.

– Ты лишился рассудка, – сказала ему.

Он кивнул, убрал с лица всёсвоё веселье и вновь стал строгим собой.

– Скорее, ты меня его лишила, – обдуманные уверенные слова, – готова понести наказание за этот грех?

Уголки его губ дрогнули в улыбке. А я промолчала, давясь тем горем, которое он принёс мне и тем людям. Но так я не могла себя заставить убрать из сердца мерзкое щемящее чувство влюбленной обречённости. Своими действиями он вдруг показал мне то, что я пыталась запихать глубже – я не хотела его любить. Он был ужасен. Он поступал так, что мне хотелось сгореть вместе с теми людьми, но не чувствовать того, что я чувствовала к нему.

– Главное, что я смог донести до тебя правду, – он потёр ладонью промокшее от крови бедро, – любовь несёт за собой только зло.

Я со злостью его оглядела и выпалила:

– Только твоя любовь несёт зло! Только ты пытаешься оправдать себя ею! И только…

Договорить я не успела. Он сперва сжал челюсти, затем пробормотал одно единственное «Невозможно», и подался вперед, чтобы с размаху впиться в мои губы и откинуться на спинку своего дивана, забрав туда же и меня. Через несколько секунд я смогла от него отбиться, замахнуться и несильно, но ощутимо ударить его по щеке не больной рукой.

Глаза мужчины полыхнули таким огнем, что я думала, он ударит меня в ответ, однако он склонился ко мне вновь и поцеловал с таким же рвением, но я уже не сопротивлялась – только сидела и заставляла себя не делать того же в ответ. Казнила себя за то, что не могла противиться и бить сильнее. Казнила его за то, что он всё продолжал, прижимая меня к себе и держа крепко под коленом.

В животе появилась тянущая боль.

– Отпустите меня, – прошептала я, увернувшись и упав на его плечо лбом, – как же я вас ненавижу, – я всхлипнула, – почему вы такой злой? Почему не могли оставить всё как есть и не… даже после того, как забрали у меня мои глаза! Даже после того, как я почти простила вас! Даже…

Он проверил мою руку взглядом, прошёлся ладонью по моей спине в ужасно грязном белом ранее платье и ткнулся носом в моё плечо.

– Я был очень зол, Лу, – строгое.

Мой всхлип.

– Вы и сейчас не добрый, но всё равно…

Я вас люблю. И ненавижу себя за это.

Потому что любить можно только того, кто похож на тебя. Потому что любить можно только того, кто не сделает тебе больно. Потому что… я должна была полюбить того лорда Эшелона, каким он казался мне в самом начале, а не того, кто держал меня сейчас у своей груди.

– По какой причине такая странная реакция? При пересадке ты обижалась, а не злилась, – он был задумчив.

Я тяжело выдохнула:

– Тогда вы сделали больно и плохо только мне, а не всем остальным.

Мужчина кивнул.

– Допустим. Как и допустим подобное поведение ещё пару дней. Не более.

Его голос казался тяжёлым и обещающим.

– Господин Арзт говорил, что вы сломаете мне жизнь, – вспомнила я, – но он был неправ: вы сломали мою душу и меня саму.

Он хмыкнул.

– Ничего подобного, – качнул головой лорд, – я в какой-то мере сделал то, чего добивался – ты показала характер и начала мне отвечать. Я желал спора с твоей стороны. Твоего несогласия. И твоей злости.

Мне вновь захотелось сбежать. Однако он держал крепко, пусть и бережно.

– Ты сделал это, чтобы разозлить меня? – прошептала от ужаса.

– Возможно, – ему будто не было разницы, – много причин. Месть, твоё становление, скука, желание получить твоё одобрение. Может что-то ещё.

Дышать стало тяжелее.

– Это ужасно, – ответила ему, – я верила в ваше благородство и… то, что вы не такой, как другие мужчины. А в-ты…

Он усмехнулся:

– Никто не отрицает моей высокой нравственности, Лу. Однако, понимание её у нас с тобой разное – в моём я остаюсь честен, справедлив и рассудителен. А ещё бережен, учтив и ласков, – он уточнил, – с тобой. Остальные этого не заслуживают.

Я мотнула головой.

– Отпусти меня, – вновь попыталась вырваться из его объятий.

– Не стоит тревожить твою руку настолько часто, – он прижал меня сильнее, – это опасно.

Сейчас мы видели глаза друг друга, потому, наверное, мне стало труднее.

– Я стала твоей женой, – поджала губы я, – ты обещал, что сделаешь мне больно.

Он дёрнулся.

– Не стоит брать в расчет моё поведение до того, как… произошло моё осознание, – кивок, – я не стану «ломать тебя», как ты выразилась ранее.

– Я тебя боюсь, – сквозь зубы сказала ему, спустив сперва одну ногу, а потом и вторую на пол.

Он отпустил меня, сперва хмыкнув, а после нахмурившись.

– Слова были произнесены со злостью, а не страхом, – кивок, будто самому себе, – ко всему прочему, ты успела высказать мне, какой я ужасный, а после даже дать пощечину, – он сузил глаза, – боишься?

Я сжала зубы сильнее.

– Я боюсь не за себя, а за тех людей, которых ты… – голова заболела где-то в висках, однако я на это лишь сильнее нахмурилась – руке всё ещё было больнее, – которых ты убьёшь ещё. Ни за что.

Он немного склонил голову и покачал ею, выпустив с шумом воздух из груди.

– Ты совсем ничего не понимаешь, Лу, – он обратил улыбку ко мне, – люди умирают постоянно. Нет никакой гарантии того, что они остались бы живы без моего вмешательства, – он повёл бровью, – как и не существует даже мнимой ценности их жизней.

Я прикрыла глаза, не зная, что сказать этому чудовищу.

– Всезнающий вас покарает, – только и прошептала.

И положила голову на стену у окна. Я больше не могла её держать. Не могла и думать – в голове было очень неприятно и мутно, как в деревенском озере в начале весны.

– Он уже начал свою кару, – не унимался лорд, – с твоей помощью и твоей же хитростью он сделает из меня безвольную марионетку. Однако… – он свёл брови в одну, – предлагаю перемирие. Я сообщаю тебе обо всех своих низменных планах, а ты в свою очередь не вонзаешь мне нож в сердце ближайшей тёмной ночью.

Я поджала губы.

– Верить вашим словам я тоже не буду, – на душе стало ещё поганей от всех этих мыслей, – вы уже обманули меня, когда сказали о том, что будете прислушиваться к моему мнению!

Ему мои слова не понравились. Выглядел теперь он злым.

– Допускаю, что косвенно я своё обещание нарушил, – взгляд из-под бровей, – однако это совсем не так. Но разве тебе это важно сейчас? Потому, – сквозь зубы, – пересмотрим условия перемирия на более лояльные: я клянусь застрелиться, если не сообщу тебе о своих низменных планах, а ты… по меньшей мере сообщишь мне заранее о том, что планируешь вонзить «мне нож в сердце ближайшей тёмной ночью», – повторил он.

Я покачала головой.

– Ты лишь хочешь сказать, что сожжёшь новую деревню или город! – возмутилась я, – я не смогу простить тебя и за это, а ты говоришь мне такое?!

Он пожал плечами. А после откинулся на спинку дивана и задумчиво меня оглядел.

– Как я вообще допустил такое? Ты выдвигаешь мне условия, оттого что я сделал так, как хотел и планировал, а тебе это не понравилось!

Я открыла было рот, но он не дал мне сказать:

– Возмутительно. С какого момента я позволил тебе запустить в себя столько власти? Ты деспотична и не идёшь на уступки!

Я положила руку на колени, склонившись над ней и вытащив из-под неё вторую.

– Мои уступки будут стоить кому-то жизни, – прошипела для него.

– Весомо, – неуверенно кивнул он, – однако совсем несуразно относительно нашей ситуации. Я готов пойти тебе на уступки, но на такие, где мы соблюдём компромисс – не более. Как я уже говорил тебе: твоё мнение изменится в течении нескольких лет. А значит и мои действия должны быть направлены в сторону твоего быстрейшего осознания.

Я мотнула головой снова. И схватила руку, не в силах терпеть боль.

– К этому я и веду – на данный момент ты готова на вечность в огненной геенне за моё жесточайшее убийство, потому у меня остаётся только два выбора: холодное расчётливое насилие в отношении тебя, за которое я уверяю тебя, ты простишь меня в течение пары десятков лет, или… компромисс. Принятие твоей настоящей точки зрения и подготовка к той, на которую нацелен я сам.

Он кивнул. Меня пробрало мурашками.

– Вот теперь страх, вижу, – дёрнул щекой он, – но ты и сама должна понимать, Лу, я не идиот и способен мыслить рационально. И я буду поступать так, чтобы моё собственное сознание не склевало себя само от одного твоего ненавистного взгляда в мою сторону, – он хмыкнул, – твоё поведение после пересадки наводило на меня крайне поганые мысли.

Я промолчала. Но дышать стало немного свободнее.

– К слову пришлись те фразы свадебного ритуала, – он немного посмеялся, – ты же понимаешь то, что все браки строятся на насилии? – он кивнул, – это забавно в какой-то мере, пусть моё, – хмык, – увлечение тобой в корне не позволяет мне поступать подобным образом. И это не считая того, что ты в мою сторону насилие используешь крайне часто, – странная улыбка, – потому я злюсь, – довольное и насмешливое, – но по какой-то причине не на тебя, – это уже хмурое.

С улицы послышались крики людей, шум и прочие звуки города. Полчаса прошли быстро, но мне казалось, что они давили мёртвым грузом.

– Мы почти дома, – зашторил окно Оушен, – полагаю, что мои слова и моё предложение ты обдумать ещё не успела, потому буду ждать от тебя решения к-хм… или встречного предложения в течении нескольких дней. Чем скорее, тем спокойнее я буду спать.

Я в этот момент поняла, что спать не буду вообще, потому что боюсь остаться наедине со своими мыслями.

– Есть планы и предложения на ближайшее направление? Может всё же столица? – он выглядел так, будто ничего и не произошло.

Я сквасилась.

А в голове мелькали его же слова: «Если ты явилась в мою жизнь упрекать так же, как он, то ты совсем бестолковая. После моей смерти Эшелон будет твоим.»

– Пора выходить, Лу, – отвлёк меня от себя самой лорд, – мы прибыли.

Однако помогать мне подниматься он не стал – попросту подхватил зашипевшую меня на руки и аккуратно вынес из кареты мимо стройного ряда солдат Эшелона, ограждающих нас от толпы. Что люди, что военные выглядели очень напуганными, это заметила даже я. Но только эшелонцы, с опущенными к земле глазами и грязными лицами, не могли сейчас бежать – остальные не хотели.

Смотреть на них долго я не смогла. Точнее, на обычный народ и не смотрела – я была без маски, а мужчины не чурались рассматривать меня, потому я закрыла глаза и прижала руку к груди сильнее.

– Ещё минута, – поднялся по складным ступеням в вагон мужчина, – сейчас введу обезболивающее, потом займусь перевязкой, и тебе станет легче.

Операционная. Я запомнила её название. Самая ужасная комната во всем поезде.

Укол в плечо и громкий приказ лорда:

– Лёд и два крепких деревянных стержня.

В проёме мелькнула юбка Шаги, а следом, опустив голову, там показалась Веста.

– В-ваше превосходительство… – прошептала она.

– Останься в приёмной, – перебил её он, – Луане сейчас нужен покой. Тебя пригласят.

Женщина испуганно меня оглядела, сведя седые брови вместе, и просипела:

– Благодарю, милорд.

После чего скрылась за дверью.

– Раболепие твоих близких «знакомых» меня настораживает, – усмехнулся он.

Я почувствовала, как медленно начинает отползать боль.

– Они всё ещё верят в то, что ты хороший, – прошептала я.

Он кивнул.

– Я хороший, – неожиданно ответил он и добавил, – для тебя.

Я помотала головой.

– Вы плохой, – я потерла щеку с засохшими слезами не больной рукой, – и не только для меня.

Он нахмурился.

– Ты многое прочитала за эти месяцы, – он не спрашивал, – я чувствую, ты начала меня лучше понимать. Мои слова.

Говорить с ним на простые темы, когда он сделал то, что сделал мне, казалось неправильным. Поэтому я промолчала.

– Я восхищен скоростью твоего обучения, – продолжил он, – по какой-то причине ранее это воспринималось как должное.

Шага внесла ведро, полное льда, две деревянные палки и пилу.

– Предусмотрительно, – похвалил её лорд.

– Это… так сказала госпожа из вагона «сеней», – начала разглядывать меня она.

Это она так первый вагон обозвала?

– Госпожа? – удивился Оушен, – спроси её специализацию, – он посмотрел на застывшее в непонимании лицо девушки, сквасился и передумал, – приведи её.

Шага рывком поклонилась, что-то пискнула и унеслась выполнять приказ.

– Ты нашёл мне женщину-врача? – догадалась я, – это она прибыла?

– Очевидно, что да. Других предположений я лишён.

От его слов перед глазами появилось видение: господин Арзт в своей странной пижаме с неубранными усами и попытками измерить меня для своих… нехороших дел. Мне стало его жалко. Но лишь на секунду – в следующую раздался уверенный стук в дверь, и в операционную шагнула женщина.

– Лорд Вондельштарт, меня зовут… – начала было она, разглядывая с моим же прежним неверием его волосы.

– Госпожа Неус, – даже не повернулся к ней мужчина, – отмерьте на заготовках для шины двадцать пять сантиметров, отрежьте так, чтобы не было острых граней и зашлифуйте, – улыбка мне, – леди Луана крайне к-хм… верткая, травмоопасная и имеет нежную тонкую кожу.

Я смутилась. Ещё бы. Такой взгляд не смогла выдержать и сама госпожа-врач, потому молча принялась всё делать, искоса поглядывая на то, как медленно разматывает мою руку лорд.

Через пятнадцать минут мою руку сковывала новая повязка, на месте перелома почти ничего не болело, а я сама была перенесена на кровать после ушедшим разбираться с новой госпожой Оушеном. Со мной рядом села взволнованная Веста, лорд Эшелона не стал закрывать дверь кабинета, а Шага убежала за обедом.

– Колечко, – шёпотом кивнула на него женщина, – приняли дар Всезнающего, да только отчего ты нос повесила опять? – она поджала губы, – неужто прям по дороге он… али там?

Её глаза расширились от догадки. Я покачала головой.

– Он совсем не такой, каким я его видела, – решила сказать ей правду.

Точнее спросить совет.

– А ты как думала? Я же тебе говорила, что другая у них любовь! – всплеснула руками она, – а ты? Да и кто ж мог тебя на правильный путь то наставить, коли ты видела то, что хотела?

Я кивнула ей.

– А теперь поздно! – она подбоченилась, – коли залезла в этот… брак, то и сиди в нем, пока Всезнающий тебя не призовёт.

Я сжала губы.

– Да и если б не сделал он тебе… не взял, как… то и дальше будет так же! Так что считай повезло, – она кивнула и улыбнулась, – рада я за тебя, а ты нос воротишь. Иной бы давно уже опоганил, а ты б жалела. Да сейчас то что пенять?

Она была права. Это понимала не только я – все знали это. Но было ли мне легче от того, что так было у всех? Разочаровывались все и каждая, пускай по-разному, но всё равно с пониманием того, что правильно это. Что так и должно быть. Вновь дал обещание, но не нарушит ли?

– Ты сказала мне, что мы сможем сойти вместе, – шепнула ей на ухо я, подобравшись совсем близко, – если я…

– Лушка, дурища! – не выдержала она и отсела от меня, – да как же ж ты… сама ты в это шагнула! Сама – никто не заставлял! А как нужно стало исполнять, то и струсила?! – она замотала головой, – не отступит он. Если и дождётся тебя, то славно, а коли сбежишь, то уж не Лушку искать будут, а целую леди! – она сжала губы в одну полоску, – и не смей пробовать – сама потом поймешь, что хороший выбор сделала! Другой бы уже и руку бы приложил…

В этот момент я поняла, что ничего не смогла бы сделать вообще никогда. Оушен принял решение жениться на мне ещё давно, а я была счастлива от осознания этого. Сейчас бежать было поздно. Я стала женой. Но значило ли это, что я должна быть такой женой, которой никогда не хотела быть? Тем более, если сам лорд даёт мне разрешение?

– Госпожа Неус нам подходит, – замер в проёме мужчина, – однако, я оставлю выбор за тобой, – он ехидно улыбнулся, – могу я принять участие в вашей беседе?

В его глазах что-то сверкнуло, и я поняла, что он опять всё слышал. Только почему-то стыдно за свои слова о побеге мне не было. Душа успела почернеть так быстро? Это из-за выстрела. Наверное.

– М-мне уйти, милорд? – прихрамывая вскочила повариха.

– Это лишнее, – дошагал к креслу мужчина, – рука не болит, Лу?

Он выглядел спокойным, улыбчивым и собранным, каким и был всегда. Но я видела лёгкую злую искру в глазах.

– Ты вызываешь у меня страх, – повторила для него я.

Он хмыкнул. Веста в испуге вскрикнула.

– Мы уже обсуждали это, Лу, – он не изменил тона, – твоя попытка сбежать не уместна только по той причине, что это не страх, а желание бороться, – он подался в мою сторону, – так борись. Ты крайне скрупулёзно скрываешь свою страстную натуру, – усмешка, – так сопротивляйся. Я даю тебе такую возможность, будучи уверенным, что ты найдёшь свои порядок и равновесие только в случае осознанной победы или принятого поражения.

Я скрипнула зубами.

– Вы меня используете для своих развлечений! – почти закричала.

Он кивнул и дёрнул уголками губ.

– Опять «вы»? – закатил глаза, – впрочем, ты же понимаешь, что я это осознаю. К чему негодование? Я использую всех, однако смысл не в этом. Конечная цель ведёт к тому, чтобы так же поступала и ты, – хмык, – жена. Возможно, даже в моём отношении.

Веста ничего не понимала. А я успокоилась. Немного и только сейчас, но он смог это сделать.

– Я хочу каменный постамент Всезнающего, – я вернулась к спинке кровати и полулегла на неё, – на Эшелоне такого нет?

Оушен приподнял бровь.

– Отправить посыльного, или ты планируешь выбрать сама? – не отводил глаз от моих он, – предположила, что я буду против? – усмешка, – развлекайся, Лу. У тебя теперь столько полномочий для этого, что они практически сравнялись с моими. К слову об этом – я послал Императору запись о нашем браке. Ты рада? – он казался самым довольным, – я совершенно счастлив, даже услышав твои планы на побег. И я против.

Веста вздрогнула от того, что он сказал. Побледнела лицом и почти не дышала. Ответила ему я только для того, чтобы успокоить её.

– Значит ты не выпустишь меня? – я нахмурилась.

Он пожал плечами.

– Отправлюсь просвещаться в местную церковь с тобой, – ответил честно.

Меня пробрало ужасом от одной мысли, что он подойдёт к ней близко.

– Пусть купит кто-то из офицеров, – я отвернулась к окну.

– Восхитителен факт того, что ты способна предвидеть моё нежелание приобщаться к религиозной бутафории, – похвалили меня он.

Я лишь поджала губы. В комнате повисла тишина.

– Совсем уж нехорошо себя ведёшь, Лушка, – пробурчала повариха, – ох и накажет… милорд то.

Она сильно опустила голову, вжав её в плечи.

– Не накажу, госпожа… – он, кажется, и не знал её фамилии, – Веста. Луана в этом плане даже не невеста.

Я непонимающе на него взглянула.

– Но если учитывать ваше происхождение, то поясню: в аристократических семьях при вступлении в брак девушка получает привилегии, а не… теряет их. Лу, в свою очередь, ещё более любопытный случай – леди Вондельштарт крайне вольная… особа.

На этом моменте Веста не сдержала взгляда осуждения на меня. А я шипения:

– Он врёт! Сейчас сказал так, но потом скажет что-то вроде «я нечаянно не выполнил»!

С кресла раздался смех.

– Милорд, обед подан, – незримо вошла Шага.

Он кивнул ей, отпуская, а после блеснул глазами на меня.

– Хочешь, я унесу тебя, Лу? – подошёл ко мне он, нависнув и склонившись, – привыкай к этому, раз строишь планы побега.

Он сказал туманно, однако я поняла. Всё то же указание на «Попытаешься убежать ещё раз, я сломаю тебе ещё и ножку». Взглянула на него со злостью и ускользнула из рук, прижимая к груди руку, висящую на ткани через шею. Так она почти не тревожилась.

– Долго мы будем стоять в этом городе? – я оправила платье и оглядела не знающую куда себя деть повариху.

– Можете идти, госпожа, – направил её лорд, – что же касается твоего вопроса, то нам стоит решить ещё пару дел – отправимся ночью.

Он, как и я, остановился подождать, пока поднимется Веста, только я при этом держала её за руку, а он застыл рядом.

– Какие дела? – нахмурилась для него я.

Теперь мне было боязно спрашивать о таком. Я опасалась ответа.

– Помимо госпожи врача у тебя будет своя учительница, – важный кивок, – а так же рояль. К вечеру всё будет на месте.

Я повела женщину в сторону выхода, не успевая за ней.

– Т-ты обещал мне отдельный вагон, – я запнулась.

– Я же лгун, Лу, – усмехнулся он, – зачем ты мне верила?

Взгляд остановился на его глазах. Он их закатил.

– Ещё минимум месяц изготовления, Луана, – строгое, – с кем ты меня ассоциируешь?

– С дьяволом, – честно ответила я, мягко опустившись на стул, и продолжила наблюдать за прихрамывающей Вестой, – вы он и есть.

Мужчина хмыкнул.

– Тогда я плохой дьявол, Лу, – кивнул он, – очень плохое общечеловеческое зло. Я даже не принадлежу «человечеству». Моя целенаправленность адресована тебе.

Отвечать я не стала. Однако теперь перестала бояться его. Все его действия и слова заставляли меня очень сильно думать. Но не о нём и людях. Не о том, что он мог мне сделать. И не о том, как мне будет тяжело. С ним или без него.

Я слышала его правду и искала в ней свою. Я понимала, что сидеть как прежде будет ошибкой. Я видела иной путь. Сложный и, скорее всего, длинный и опасный. Но точно такой, на который поставил меня Всезнающий. Именно он давал мне сил на этот выбор. Потому что… он в меня верил. Как и я верила в него. И верила в себя.

Я встала на тропу борьбы.

Глава 21

Мы преодолели путь до следующего города менее чем за ночь. Потому, когда я открыла слипшиеся от ночных слёз глаза, за окном было светло и шумно – сегодня был очередной набор слуг, а ещё – по-другому: мы двигались в противоположную сторону от той, куда ехали в первые дни моей работы на поезде. Спать с Шагой на узкой кровати он мне запретил, однако я смогла соорудить на кровати стену из одеял и покрывал между нами, делая это под его рокочущий смех. Страннее было проснуться на его половине, при том что «ограда» была цела. Не пришла же я к нему сама?

В комнате я была одна – из полуприкрытой двери в кабинет слышался заливистый женский смех, прерываемый голосом Оушена. Я вскочила на ноги, зло дошагала до двери и с грохотом захлопнула её. После вернулась в кровать и закуталась в тонкое одеяло – в душе клокотала странная обида и гнев.

– Вы уже встали, миледи? – к кровати подступила та самая госпожа-врач, – я могла бы…

– Луана? – прервал её вошедший в спальню лорд, – поднимайся, твоя учительница прибыла ещё вечером. Необходимо составить план обучения, какое-никакое расписание и…

И он замолчал, разглядывая недовольное лицо севшей на постели меня. Я в это время делала то же самое с ним.

– У вас волосы стали чёрными, – я не нашла на его голове ни одной седой пряди.

Он выглядел как на том портрете, который я находила в книге. Только теперь рядом с ним была другая жена, а его глаза сменились на голубые.

– В-вы поседели, госпожа… – прошептала отшатнувшись к стене врач, – за ночь…

Я схватила кончик своей косички и застыла: серебристый, как был у господина Эшелона. Но мне же казалось, что проклятье уходит? Выходит, нет. По какой-то очень нечестной причине я всё ещё была «больна», в то время как жестокий лорд полностью выздоровел!

– Цвет волос никакой роли не играет, – широко шагая, приблизился ко мне мужчина, – новых разломов нет и не предвидится, глаза не кровоточат и болей нет. Остальное не важно, – он нагнулся ко мне, – как твоя рука? – мне, – обезболивающее, – госпоже врачу.

Я качнула головой. Ноющая боль не проходила в ней никогда.

– Это незначительно, Лу, – он сел рядом со мной на кровать, – хочешь, я закажу тебе краску?

Я помотала головой.

– Ты сам сказал, что это не важно, – я выпутала ноги из одеяла и свесила их с кровати.

Меня расстраивал совсем не цвет волос. Не то, как я выгляжу, и как выглядит лорд. Нет. Я не могла понять, почему справедливый и честный Всезнающий так неправильно распределил наказание? Да, я тоже совершила ужасное. И я совсем не могла казнить себя за тот выстрел, однако… почему тот, кто совершил ещё большее злодеяние, исцелился от проклятья?!

– Укол, милорд, – протянула ему шприц врач, – разрешите поставить мне?

– Нет, иди, – нахмурился Оушен, – если бы я не держал в уме возможные последствия от обратной пересадки, то я бы сделал её, – он сжал челюсти и опустил голову, – твой «божественный» постамент установлен в гостиной. Можешь переставить его в любое место. По твоему желанию.

Игла вонзилась в руку, он ввёл лекарство и прижал к месту укола промоченную ткань.

– Мне не нравится эта учительница, – не сдержала прежней злости я.

Оушен поднял бровь.

– Ты даже не успела увидеть её, Лу, – вышло у него недоуменно, пусть и без осуждения.

– Она громко смеётся, – я была на него обижена.

Будто то, что он сказал мне, заставляло меня злится ещё сильнее. Неужели я успела стать такой же как он за эти дни?

Мужчина медленно кивнул, поднялся на ноги и подошёл к двери, чтобы открыть её, а затем произнёс без каких-либо чувств и эмоций:

– Вы уволены, госпожа Вэссен, – и неожиданный смешок, глядя на меня, – и не смейтесь больше – леди Луана не одобрила ваш смех.

Я потеряла дар речи. Но только я, госпожа из кабинета спокойно и собранно ответила:

– Я поняла, милорд, – зашуршало её платье, – мне необходимо…

– Стойте! – выпалила я, вскочив и добежав до двери, – я… останьтесь… господи, прости! Я не то хотела…

Я вообще не знаю, чего я хотела! В этом то и проблема! Я совсем перестала себя понимать. Мне казалось, что во всём виноват Оушен, стоящий сейчас с совершенно ехидной улыбкой и держащий для меня дверь. Но это было не так – я сама во всём виновата. Чувства были мои, а не его, пусть сам он и был виноват во многом. Но не в том, что совершила я.

– Останьтесь, – выученным недавно тоном «госпожи» произнесла я, – только…

На всё ту же глупость про смех сил у меня не хватило. Чем он только меня прогневал?

Потому я вернулась в комнату, подошла к ширме с уже приготовленной для меня одеждой и зашла за неё с желчью в душе.

– Что тебя отпугнуло, Лу? – опустился в кресло неподалеку лорд, – смех – достаточно своеобразная причина для неприятия.

Я поправила нижнюю рубашку, в которой спала (что было стеснительно при мужчине, но он запрещал ночевать в платьях), натянула поверх неё лёгкий сетчатый корсет, почти не стягивающий, однако прикрывающий грудь и живот, затянула ленты спереди и накинула сверху платье. Чулки постоянно сползали и в них было жарко, а солнце за окном светило ужасно, так что я откинула их подальше.

– Луана, – напомнил о себе лорд, – если не хочешь мне рассказывать, то… – тут, кажется, он выхода не нашёл, из-за чего умолк.

– Я подумала над тем, что ты мне говорил, – я вспомнила то, с чем смогла заснуть вчера, – про «перемирие».

Он, кажется, замер, пусть я этого и не видела.

– Продолжай, – потребовал мужчина напряжённо.

Я кивнула самой себе и произнесла на выдохе и со всей своей возможной храбростью:

– Я прощу вас полностью, если вы… – я вспомнила и продолжила, – если ты согласишься на получение моего согласия на каждое твоё действие.

Я боялась выйти из-за ширмы. Сердце колотилось галопом, а рука сжали ткань платья.

– По твоему условию я обязан буду сообщать тебе о своей воле, прежде чем отдавать приказ кому-то из офицеров? – холодно спросил он.

Я покачала головой, пусть он этого не увидел.

– Ты скажешь им, чтобы подтверждали они, – выпалила я.

И осталась стоять за ширмой, будто она смогла бы меня спасти от его гнева.

– Ты буквально восприняла мои слова о равном положении? – ровно произнес он.

А я и в самом деле загорелась – выскочила к нему, встала напротив и возмущенно воскликнула:

– Ты опять солгал! Ты… ты обещал мне, что больше не будешь, а сам!

– Приди в себя, Луана, – строго поднял на меня глаза он, – и побереги свой пыл и угрожающий вид.

Он кивнул в сторону моей руки, сжатой в кулак и источающей чёрный огонь, напугавший меня даже больше хмурого взора лорда. Я взвизгнула и помахала ладонью в воздухе, боясь поднести её близко к лицу.

– Спокойно подойди ко мне, протяни руку и дай всё исправить, – он остался сидеть на месте, пока я почти бежала к нему.

Огонь его не затронул – не стал жечься или вредить, однако и тушиться в его кулаке не стал, едва ли не заставляя меня пугаться снова.

– Восхитительно, – недовольно процедил он и добавил, – это ни что иное, как злость. Заглуши её.

Я всё-таки всхлипнула и отошла от него на два шага. Теперь не злиться стало легче. Как и дышать и успокаиваться. Через минуту огонь уменьшился, пока совсем не исчез, а я не перестала разглядывать свою руку. Как и лорд свою, на которой ничего не происходило – я видела его бешенство и сосредоточенность и совершенно счастливо улыбалась тому, что у него ничего не получалось.

– Однозначное «нет», – перевёл взгляд на меня мужчина, – на твоё весьма нескромное и уничижающее предложение «мира». Я ни в коем случае не стану попрекать тебя твоим прошлым положением, однако тебе стоит учитывать, что ты моя жена, Лу. Не первая леди империи. Не та, кто будет стоять выше и иметь право приказывать.

Я поджала губы.

– Будь я императрицей, то казнила бы вас ещё в день первой катастрофы! – я развернулась под его тихий смех и гордо направилась в кабинет, прижимая теперь обе руки к груди.

– Я бы любил тебя и восхищался тобой, даже будь ты пророком Всезнающего, если не им самим, – продолжил смеяться он, – однако мне повезло. И мне досталась удивительно хитрая и грозная леди Вондельштарт, – он усмехнулся, – сменившая доброту и милость на гнев из-за одной никчемной деревушки.

Я даже обернулась к нему, чтобы ответить:

– Ты сам дал мне такое право! Сам сделал меня такой. И сам говорил, что хотел этого. А я попросту хочу показать тебе, что твои игры не могут довести до добра!

Я пробежала мимо поднявшейся на ноги подслушивающей учительницы, схватила маску в прихожей и натянула её на уже мокрые глаза в следующем вагоне. Я не затронула никого, пока бежала к кухне, не взглянула и не проронила и слезы, однако, стоило мне забежать на кухню, как по щекам потекли ручьи, а сидящая у окна Веста поднялась.

– Сделал-таки… – шагнула ко мне она.

А я вспомнила её вчерашние слова и помотала головой, выставив руку вперед и не подпустив к себе.

– Всё хорошо, – шепнула я, поймав губами солёные капли, и побежала дальше.

В тот самый вагон с лестницей, где не струсила тогда, но хотела этого сейчас. Со сломанной рукой забираться было трудно, но сделала это я быстро, захлопнула люк за собой и сбросила туфли с ног – крыша успела нагреться, покалывая ступни жаром. Уже на втором вагоне меня догнала истерия, потому я пожалела, что мы стоим на пусть и шумном, но перроне, легла на крышу, желая стать её частью, и свернулась калачиком. Сейчас со мной не было пружины, короба мандолины или покрывала с узорами, и это делало меня совсем беззащитной. Особенно в тот момент, когда до ушей долетел чёткий приказ, народ внизу начал утихать, а меня приподняли, чтобы взять на руки.

Он остался сидеть, прижимая меня к своей груди, и молчать, глядя, как и я сама, на столб дыма вдали. Огонь всё ещё был различим, однако я видела только его язычки. Чёрные и теперь принадлежащие мне. Ведь я стала той, ради кого он это сделал. Значит и я в этом виновата.

– Лу, ты…

– Замолчите! – выкрикнула я и села, чтобы стянуть с глаз маску, откинуть её назад и заглянуть в его злые глаза, – вы сделали ужасные вещи! Как вы этого не понимаете! Вы убийца и злодей! И я ненавижу вас за это! – я схватилась пальцами за его пиджак на груди, – но я не могу перестать вас любить! Вы чудовище! Мерзкое и гадкое! А я… просто хочу, чтобы вы так больше не делали! Чтобы вы поняли, что совершили или… хотя бы… чтобы больше не убивали.

Я ткнулась лбом в его грудь и всхлипнула. Он даже не шевелился.

– Я тоже многого хочу, Луана, – холодно произнёс он, – однако, ты изменяться не планируешь. Более того – я дал тебе блага и вольности, а ты исказила их до безобразия. Я хоть единожды повышал на тебя голос? Ты пользуешься этим регулярно.

Я вскинула на него взгляд.

– Ты это заслужил, – прошипела.

– Правда? – усмехнулся он, – по каким критериям ты измеряла мои «заслуги»? По собственным? Огорчу тебя, они не входят в перечень…

Отпускать ткань на его груди я не успела, потому поднялась с её помощью выше и закрыла его рот поцелуем. Точно таким же, какие любил дарить мне он. Злой поцелуй. С горечью, жадностью и дерзостью. Однако, отстраниться от его ответа смогла только через минуту, когда он это позволил. Его глаза горели, а грудь вздымалась, пока я произносила:

– Ты очень часто говоришь огромные злые глупости красивым и возвышенным языком, Оушен, – я расслабилась в его руках, – а я не верю тебе больше. Но буду бороться, как ты и говорил.

Я потянула руку к огню и дыму от него и успокоилась. Умерила злость, которую хранила в душе. Утянула и уничтожила её так, будто её и не было. А полыхающая языки пламени вдали сперва потянулись вниз, а спустя время совсем скрылись, оставив после себя только дым, который никогда не сможет возгореться вновь.

Не знаю, какова будет моя расплата за то, что я совершила, но я согласна принять её. И согласна была с Оушеном, сказавшим мне, что он будет гореть вместе со мной.

***

– Уже выстроила свой брандмауэр? – лорд со смехом лёг на свою половину кровати, хитро на меня взглянул и скрестил руки на груди, косясь на меня из-за одеяльной перегородки, – весьма серьёзное сооружение – мне через него со всем батальоном не пробиться.

Я прикрыла нос тонким покрывалом, оставив только глаза и… улыбнулась. Точнее, спрятала то, чего ему точно видеть не нужно. Не хотела показать ему, что мне смешно от его слов. Словно я и не могла теперь улыбаться вовсе.

– Молчишь? – он повернул голову прямо и едва заметно дёрнул уголком губ, – а я приготовил для тебя подарок. Уверена, что хочешь оставить его без внимания?

Кивнула ему и оттянула покрывало до живота – мы двигались глубоко на юг и под вечер здесь становилось невыносимо душно, пусть все окна были полностью открыты, и в них немного задувал влажный вечерний ветер.

– Крайняя степень неподкупности, Лу, – усмехнулся мужчина, – тебе понравился первый урок с учительницей? – смешок, – она не смеялась?

Я сузила глаза и зыркнула на него с гневом.

– Рояль красивый, – я поджала губы и отвернулась, – а смех у госпожи хороший, – и не сдержалась, – если она смеётся не с тобой.

Его бровь на мгновение взметнулась вверх, но тут же опустилась на своё место.

– Занимательно, – хмыкнул он задумчиво, – ты вспыльчива, ревнива и принципиальна, – улыбка, – ты и в самом деле похожа на меня.

Я была с ним не согласна. Мы были разными настолько, что я смогла бы назвать все не похожие черты хоть сию секунду и набрать целый вагон!

– Подарок, – он подал мне над «ограждением» коробочку.

Пришлось сесть, забрать её и поставить на кровать, накинув на плечи покрывало.

Я всё ещё смущалась от того, что спала в одной рубашке. Кто вообще спит со своей женой в одной постели?

– Калейдоскоп, – сказал причудливое название лорд, – у меня в детстве был похожий.

Я открыла коробочку и уставилась на широкую короткую трубку со стеклышками с двух её краев.

– Смотреть в то отверстие, что уже, – пояснил господин.

Я даже кивать не стала, только сделала так, как он сказал и…

– Стёклышки, – сообщила ему, разных цветов. Как узор.

Он сел ближе, почти вплотную к стене из одеял, протянул руку к моему подарку и с хрустом повернул одну половину, отчего я испуганно и неверующе его оглядела.

– Посмотри теперь, – пронзительный взгляд на меня и улыбка, – узор сменился.

Я восхищённо кивнула, убрала от глаза и повернула сама.

– Он напоминает мне северное сияние, – он смотрел на хрустящую игрушкой меня, – и я понял принцип, по которому ты относишь подарки по категориям «хороший-плохой». У тебя нет зависимости от пищевого восхищения. Причины обоснованы и ясны, однако я так же смог осознать, что ты зависима от деталей, наружности, представления и зрительных впечатлений. Это… – он хмыкнул, – любопытно.

Я отложила на бархатную подложку его подарок и выдохнула, ожидая продолжения. А он никогда не оставлял мысль незаконченной.

– У меня запланировано ещё одно к-хм… «развлечение», – он лёг на спину, оставив меня напряженно сидеть, – сжечь я теперь никого не могу, поэтому волноваться не стоит. Ко всему прочему, ещё врагов ты себе приобрести не успела.

Хитрый взгляд из-под ресниц на меня.

– Минута, – он расслабился, но будто что-то вспомнил и поднялся на ноги, добавив, – хотя… лучше будет начать уже сейчас.

Он двинулся ко мне. Я схватила увесистую коробочку, поджала ноги и, когда он дошагал ко мне, сидела с круглыми от испуга глазами. «Защиту» у меня отобрали, закатив глаза и усмехнувшись, а с ног скинули покрывало, после подняв меня на руки.

– Минимальная степень опасности, Лу, – мужчина вошёл в операционную, дёрнул за лестницу, заставив ту разложиться, а потом поднялся по ней на крышу, – тебе понравится.

На этом моменте я помотала головой и внимательно оглядела его лицо.

– Ты и в прошлый раз так говорил! – заметила.

– Смотри, – прикоснулся носом к моему виску он.

И я застыла. Потому что вокруг была вода. Очень много сине-зелёной чистой воды, через которую было видно светлое песчаное дно, камешки и даже рыбок! В последних лучиках заходящего солнца это казалось волшебным. Словно я успела шагнуть в восхищающую сказку, пусть и не с принцем за руку, а у злодея на руках, но захватившийся дух мало чем можно было вернуть в тело.

– Мы едем по воде? – прошептала я, пытаясь соскользнуть на крышу.

Лорд этого не позволил. Ещё и прижал сильнее.

– Да, сейчас прилив, а значит вода успела подняться и затопить пути на несколько сантиметров, – он обвёл глазами небольшие волны внизу, – это не критично и совсем не мешает нам двигаться, однако…

Гудок паровоза!

Я не вздрогнула, но руку к уху прижала, хмурясь от громкости. Мужчина лишь поморщился, но даже не пошатнулся, когда поезд начал останавливаться.

– Это всего за два города от твоего места рождения, но ты никогда здесь не была. Мне показалось это забавным. Хоть и странным. Однако, – он подарил мне улыбку, – у меня есть предположение, что прежде ты такого не делала.

Он обошёл ближний к нам поручень, вышел на узкую полоску незащищённой части крыши и остановился, чтобы довольно произнести:

– Вода тёплая, а я не позволю тебе утонуть.

И прыгнуть вниз, заставив меня только пискнуть и уйти под воду. Над головой сомкнулась водная гладь.

Как в далёком счастливом детстве. Словно и не было вокруг меня того испытанного ужаса и переживаний. Словно яркие лучи, смешавшиеся с водой унесли с собой всю горечь и страх, что хранила моя душа.

– Плавать, а не тонуть, Лу, – ткнулся в моё ухо губами он, – я не дам тебе пострадать.

Я могла вечно смотреть на его смешливую улыбку на светлом лице, на кучу морщинок, спутавшихся с мелкими и длинными шрамами вокруг светящихся голубых глаз, на тёмные волосы с ярким солнечным отливом и на то, как просто он выглядит в обычной рубахе с завязками у шеи, с мокрым и растрёпанным видом и с весельем, которым хочет заразить и меня.

Сейчас я хотела забыть и отпустить всю нашу страшную сказку, начав её заново. Однако…

Однако. Над моей головой возникла большая и очень серьёзная ответственность. Оушен сам научил меня понимать её и нести. Вот я и держала её, пока что в уме, но я уже подбиралась к ней.

– Впечатления? – он внимательно оглядел мою руку в промоченной стягивающей тканью.

Я улыбнулась и положила руку на его плечо.

– Весело, – ответила искренне, но потом добавила, – если только забыть, что ты дьявол.

Он было показался довольным от первого, но тяжело вздохнул и осуждающе поглядел на меня от второго.

– Луана Вондельштарт, – недовольное, – побереги своё негодование и ненависть для других, – он был насмешлив, – я прибыл в твою жизнь для любви и развлечения. Прими это и не возлагай на меня свою язвительную враждебность, – хмык, – а ещё богоугодный фанатизм, – хочешь обплыть Эшелон?

Я помотала головой и призналась:

– Рука болит.

Он кивнул и направился к открытому входу в вагон. Ступени были спущены вниз, потому мы быстро и ловко поднялись на ощутимый теперь ветерок, пройдя до гостиной, оставляя мокрые следы после себя. Здесь уже была зажжена печь, от которой исходил жар, однако даже она не пылала сейчас настолько сильно, как щёки прикрывающей мокрую ткань на груди меня. Шага, находящаяся рядом, попыталась улизнуть, но была остановлена Лордом, который не выпускал меня из объятий:

– Полотенце, – приказал он, – и сообщи госпоже врачу, пусть подготовит всё для новой перевязки и обезболивания.

Девушка что-то прошептала в ответ и унеслась прочь, в то время как я сама боялась даже подумать, что сейчас осталось в её голове.

– Тепло? – он провёл пальцами по моему мокрому плечу и сильнее прижал мою спину к своей груди.

Я смущённо кивнула и приняла у подкравшейся Шаги мягкое покрывало, которое успел забрать лорд, чтобы накрыть мои плечи и промокшие волосы.

– Ты и в самом деле бываешь очень хорошим, Оушен, – прошептала ему, когда девушка вышла.

– Не продолжай, – понял, что я сейчас скажу «но», – ты требуешь от меня крайне неправильных вещей. Пересмотреть свои жизненные приоритеты и догмы… для чего? Я ещё не успел вычислить, на каком месте в моей системе ценностей ты стоишь, а ты уже повышаешь свой ранг. Это наталкивает меня на крайне печальные мысли.

Я сглотнула и ухватилась за рукав его немного подсохшей рубахи.

– Ты меня убьёшь? – выдавила.

Над головой раздался смех. Даже не так – хохот.

– Ты не шутила? – удивленно замер он, – я похож на того, кто станет примерять роль законченного глупца? Столько действий, чтобы ты в одночасье спросила меня такое? Это возмущает.

– Прости, – буркнула я.

Но не выдержала:

– Я сказала так потому… – тяжёлый вздох, – ты сам сказал мне предупредить тебя, и я решилась… и… я планирую тебя убить.

Вошедшая в вагон госпожа врач застыла, занеся ногу перед шагом. Оушен, на которого я смотрела, задрав голову, расплылся в снисходительной улыбке и важно кивнул.

– Не переживайте, госпожа Неус, – усмехнулся он, – леди Луана – человек чести и совести, – хмык, – в отличие от меня. Я о своих коварных и злых планах её не предупреждаю. Однако, – он оторвал взгляд от меня и продолжил громче, – Шага, отыщите и принесите для леди нож! – он хитро мне улыбнулся, – или револьвер?

Я насупилась, чувствуя его смех надо мной.

– Нож, – решила я.

Он кивнул с ухмылкой.

– Бинт, – приказ госпоже с серьёзным и сосредоточенным видом, – опоры для шины вышли идеальные, – он аккуратно развязал мою калеченую руку, – их менять не буду, – уверенное, – насчет кости, то всё вышло крайне удачно – смещений нет.

– Ты не веришь мне? – спросила у него.

Он немного дёрнул уголками губ.

– Верю, Лу. Ты в меня выстрелила, если ты не помнишь.

– Ты даже не хромаешь, – вспомнила я.

Он кивнул и хмыкнул:

– Какая досада, не правда ли?

Я поджала губы.

– Я ужерешила, – выдохнула тяжело.

Он пожал плечами и продолжил заматывать мою руку.

– Кто-то препятствует? – спокойный вопрос.

Брови сошлись в одну. Я не знала, что говорить.

– Ты должен был потерять свою хм… неубиваемость, потому что огонь тебе больше не подчиняется, и ты здоров. Без проклятья.

– Замечательно, – ровным голосом заметил он.

На душе стало неприятно.

– Это нужно для жизней людей! – не выдержала.

– Так и есть, – согласился он.

Смущена я была или возмущена, не знаю, но повернулась в его объятьях я легко, как и положила руку на плечо, пока он продолжал заматывать вторую.

– Ты не будешь сопротивляться? – мой взгляд был прям и совершенно хмур.

Его же глаза будто улыбались из-под ресниц.

– Мне это ни к чему, – ровные слова.

Насмешливые, но без издевки. Мне это не нравилось.

– Почему? – не могла понять его.

Он пожал плечами и сделал узелок на ткани.

– Потому что, если я буду сопротивляться, ты можешь пострадать, – уже без смеха, – или испытать ещё бо́льшую ненависть, а я даже настоящей не желаю.

Я расслабилась и сгорбила спину, чувствуя невероятную тяжесть на плечах. В вагон вошла обеспокоенная Шага, переглянулась с госпожой врачом и нахмурилась от этого сильнее. В её руках был нож, который она пронесла до меня и застыла, протягивая.

– Положи на стол в спальне, – через пару секунд Оушен понял, что я кошусь на прибор с опаской, – все свободны. Хотя… принеси вина.

Он дождался, пока обе девушки выйдут и оставят нас одних.

– Я боюсь, – прошептала я, не дав ему даже раскрыть рта.

Мужчина медленно склонился, припал губами к моему виску и спустился к уху, чтобы произнести:

– Тогда не делай, – лёгкие для него, но очень тяжелые для меня слова.

Я мотнула головой, отчего он немного отстранился.

– Ты не согласился, – напомнила о своём предложении я, – и можешь совершать зло дальше. А это плохо. Значит я должна тебя остановить.

Он хмыкнул и упал на спину, утянув с собой и меня.

– Расслабься, Лу, – провёл по моему плечу он, – без твоей воли я не сделаю ровным счётом ничего, а ты обнимаешь меня каждую ночь. Ничего нового, помимо исчезновения кровати под нами.

Сделать как он сказал не получилось – я сползла с него, села рядом и упёрлась рукой в колючий шерстяной ковер. Шага принесла похожую на прежние бутылку.

– За твою бескомпромиссность, – он всучил мне полный бокал и сделал глоток прямо из бутылки.

Я в непонимании оглядела его и протянула обратно.

– Тебе станет легче, Лу, – не принял его обратно лорд, – убивать кого-то нетрезвым не так страшно, как с холодной головой.

В его глазах мелькали огоньки от печи, делая его лицо хитрым и опасным.

– Мне хочется спать, – я поднялась на ноги и, прикрываясь, прошла к двери, унося с собой и бокал.

Оушен всё ещё оставался на полу, отличаясь от того себя только насмешливой улыбкой, выдающей весь его прошлый настрой, а ещё хитрым взглядом, с которым я встретилась.

– Смени рубашку на сухую, – произнёс он, пройдясь по мне взглядом, – я останусь здесь, чтобы не смущать тебя сильнее.

Я кивнула, задумчиво оглядела бокал в своей руке и сделала один глоток, подаривший одновременную горечь и сладость во рту. И только после двинулась в спальню, не забыв прошептать себе под нос:

– Я не смущалась.

Глава 22

Он пришёл через полчаса, когда я уже лежала за своей стеной из одеял и никак не могла сомкнуть глаза. Они оставались на пустом бокале на столе неподалеку и на ноже, лежащем рядом с ним.

Лорд был прав – после нехорошего вина мне стало легче. Вот только он не сказал, что убивать его я после этого не захочу.

– Если я лягу рядом, ты сбежишь? – спросил он, в самом деле двигая меня с края.

Я отодвинулась, пропуская его, перелезла через заборчик и упала на его сторону кровати, чувствуя едкий запах алкоголя. Мужчина был если не пьян, то точно не трезв.

С того края до меня донесся хмык и насмешливое:

– Liebe, Geduld, Qual, – непонятное, а после ясное и без смеха, будто усталое, – я люблю тебя, Лу.

Нож на столе блеснул отчетливее. Только вот почему именно столовый? Даже не кухонный, а тупой с зазубринами для еды.

Я продолжила лежать молча. Лорд ко мне не приближался, тоже ничего не говорил и, кажется, успел уснуть за тот час, пока я не находила правильного выхода. А был ли он здесь вообще? Я должна была запятнать душу и совесть в любом случае: от ужасного убийства или же сдавшись на милость злодею. Но даже не это было ужасным, а то, что я сейчас мечтала о втором варианте. Кощунственно и греховно.

Всезнающий даёт нам испытания. Было это моим или нет – я не знаю, однако оно было ужасно тяжёлым. Дать мне такой выбор было жестоко.

Но я сделала его.

Поднялась и подбежала к столу – сделай я это медленно, то точно не решилась бы. А потом рванула к кровати, перебралась со своей стороны через одеяла и села рядом, едва касаясь острыми коленями его бока. Тяжело сглотнула, едва найдя, чем это сделать в полностью сухом рту. И занесла руку.

Замерла, чувствуя слёзы на глазах. Да разве я убийца?!

– Левее, – произнес мужчина, – и выше, – смешок, – ткнешь в живот – только помучаешь, а так доберешься сразу до сердца, – второй смешок, – что с твоим размахом и силой удара маловероятно, но всё же…

Он посмотрел в мою сторону, оглядел мои круглые от страха глаза и протянул руку к моей, чтобы сжать поверх мои пальцы, удерживая едва не выпавший нож, и медленно опустить к своей груди, прицеливаясь.

– Можно было бы бить сюда. Если бы твоя служанка не присекла любые попытки, принеся тебе самое ужасное орудие убийства, – хмык, – ты меня им разве что распилить сможешь, – его указательный палец прошёлся по закругленному кончику ножа, – видишь, он совсем не острый.

Я отбросила зазвеневший по полу нож, наклонилась к нему и, схватив за вырез всё ещё влажной рубахи, прижалась губами к губам.

– Лу, я пьян, а ты… – отстранился он.

Но я не дала договорить. Мне вмиг стало так спокойно и правильно на душе, что я прижалась к нему сильнее и выдохнула, чувствуя, как его ладони скользят вверх по моим ногам:

– Сделайте то, что намеревались сделать в гостиной.

Руки замерли на бедрах прямо под моей рубашкой. А после двинулись к внутренней стороне.

Через мгновение я оказалась на спине, прижатая им к кровати, пока его губы касались моей шеи, борясь с огромной тянущей болью в животе.

***

– Как это не больно?! – совсем недоумевала Шага, – не бывает такого!

Веста сидела молча, хмурясь и вглядываясь в ищущую пятна крови на простыне служанку. Не найдя, обе уставились на меня с осуждением. Я же отобрала у поварихи полотенце, укуталась им прямо в воде, а после шагнула из ванны, уже выглядывая второе и обдумывая путь до ширмы.

Однако выжать полотенце мне не дали – Оушен без зазрения совести распахнул дверь, схватил меня и сел вместе со мной в кресло, довольно произнеся:

– Брысь отсюда! Обе! – опешившим женщинам, и целуя меня в плечо, – нужно поспать, Лу. Четыре утра. Только представь!

Мне представлять не нужно было – я без его слов всё понимала.

– А в-ванна, господин… – не понимала как ей поступить Шага.

– Завтра, – махнул на неё рукой лорд, – у меня для тебя новость, Лу, – вышло у него, как у кота, будто мурча, – я созвал батальон и сообщил им, что мы теперь принимаем все решения вместе.

Я подняла неверующий взгляд к его лицу. Шага на половине пути к выходу запнулась и выскользнула из комнаты уже бегом. Веста в этот момент даже до середины дохромать не успела, потому и обернулась от потрясения.

– Так легко? – не сдержалась я.

Он на секунду опешил, потом растёкся в улыбке и воскликнул:

– Легко?! Я был на грани четыре проклятых богом месяца! Да я…

На этих словах он замер. Радость его пропала, как и громкость голоса, а на лице появилась задумчивость.

– И в самом деле легко, – спокойно и собранно сказал он, а после мягко улыбнулся и добавил, – пойдём спать.

Мужчина поднялся, поставил меня на ноги, стянул с меня мокрое полотенце и отправился к шкафу за новыми рубашками для нас двоих.

***

Жизнь на Эшелоне вновь стала прежней. Хотя. Таковой она вряд ли была хоть когда-то.

Однако случилось несколько изменений.

Во-первых, без моего согласия Оушен не мог теперь сделать и шага, отправить и письма, отдать и приказа. Даже мелкого и не очень важного.

Это вызывало на его лице улыбку в первые дни. В последующие, когда он считал, что мой контроль спадает, это выводило его из себя. Через полторы недели он окончательно взбесился, мне пришлось закрыться в вагоне Весты, и я впервые за многие месяцы поговорила с ней нормально. На следующее утро лорд, светящий тёмными кругами под глазами и ужасным запахом скисшего алкоголя, спокойно и прилюдно попытался отобрать у меня власть. Мы с офицерами были против (они – только потому, что я обещала им разрешить жениться на совершеннолетних и согласившихся на это женщинах с поезда). Новый приказ вступил в силу, а Оушен разводил скандалы ещё две недели и нередко бранился мной.

Во-вторых, моё проклятье спало. Узнала я это буквально на следующий день после… да. Попросту забыла, что нельзя смотреть на вошедшего в вагон офицера и… он не умер. Поняли мы с лордом это, только когда он ушёл.

Оушену это снова не понравилось.

В-третьих, помимо уроков я начала интересоваться делами Эшелона, потому доставала всё ещё не сдающегося мужчину вопросами, иногда радуясь его хмурости от моих успехов.

В-четвертых, я поняла, что Всезнающий никогда не делает чего-то просто так. В судьбе Оушена я появилась так же неспроста: я не должна была его убивать и стараться поставить на истинный путь. Я была рождена и выучена, чтобы нести ответственность за него.

Ему я, конечно же, ничего не сказала, однако следующие события сделали всё сами. Они подтвердили моё осознание.

Я шла в кабинет господина, неся с собой весть, способную найти отклик даже в самом холодном сердце.

– Госпожа врач сказала, что… – я застыла у входа в кабинет, глядя на лежащую навзничь на полу учительницу, – она…

Я перевела глаза на лорда, сидящего со скрещенными пальцами у подбородка. Взор его был направлен в стену напротив.

– Мне казалось, что проклятье тебя покинуло, – я обошла госпожу по стеночке и пробралась к мужчине, – ты приказал её убрать? Она и в самом деле была хорошей.

Теперь моя новость была не такой радостной. Для него. Но может она перебьёт плохую?

– Я ожидаю Клауса, – тяжело выдохнул он.

Я кивнула и… опустила голову. Радоваться чему-то в такой момент? Я стала совсем холодной. Или виной тому…

– Госпожа врач сказала…

– Милорд, – вошёл в кабинет офицер.

И упал замертво, заставив меня отшатнуться к Оушену, который даже не шелохнулся. И это при том, что я на мужчину и взглянуть не успела.

– Восхитительно, – произнёс лорд, хмыкнув, – я проклят вдвойне?

Я не могла ничего сказать. Всё произошло слишком быстро, и чего-то понять я даже не успела.

– Миледи… – Шага попыталась войти в комнату, но была остановлена моим громким:

– Стой! – я даже протянула руку вперед, чтобы её придержать, – сообщи о запрете на вход в центральные вагоны. Для всех. И… – я замялась, – пригласи господина Освальда. Но прикажи ему остаться в гостиной на диване.

Девушка кивнула и побежала выполнять поручение. Я же осталась с лордом наедине.

– Всезнающий наказал тебя сильнее, – мы пересеклись взглядами, – наказал и вознаградил одновременно.

Я улыбнулась и подошла ближе к окну. Лорд заинтересованно повернулся ко мне.

– Вознаградил? – взгляд у него был отрешённый.

Будто спрашивал вовсе не он.

Я кивнула. Но сказала совсем не то, что хотела сначала:

– Я снова укажу тебе на факты, Оушен: я не умерла при взгляде на тебя. Это ли не доказательство моей любви? Что ещё тебе нужно? Я не могу понять твоей хмурости и апатии! Я жива, и я остаюсь рядом с тобой, Оушен. Это ведь самое главное, разве не так?

Даже слова передала те же. Он это услышал и понял:

– Ты процитировала меня самого, – скрестил руки на груди, – хитро, Лу. Очень умно и поучительно, – он казался мне злым, – однако…

Я не сдержала улыбки.

– Однако, что, ваше превосходительство? – я была язвительна, – я – единственный человек на всем белом свете, кто может находиться подле тебя. Хочешь продолжить свои слова?

Он сжал губы в одну линию и стал выглядеть спокойнее.

– Нет, Лу, – его челюсти были сжаты с силой.

Я довольно кивнула и добавила:

– Надеюсь, ты не потеряешь ещё и меня с малышом, – я кивнула на его невысказанный вопрос в глазах.

Оушен выглядел крайне запутавшимся в новостях. Мне это было на руку.

– Милорд, – замер в гостиной, как и приказывали, офицер.

– Сообщи о запрете нахождения в наших с леди вагонах, – лорд тяжело выдохнул, – для всех, кроме нас двоих, – он кивнул, – передай управлению и офицерам, что… леди Вондельштарт становится полновластной госпожой Эшелона Сумрака, – ему это не нравилось, – я буду передавать свои приказы через неё. На этом всё.

– Понял, милорд, – мы так и не увидели господина, как за ним хлопнула дверь.

Оушен смотрел только на меня.

– Ребёнок это… прекрасно, – он искренне улыбнулся и встал, чтобы приблизиться ко мне, – даже чёртово проклятье не… – он замер, чувствуя первый раскол у самого глаза, – не затмит моей радости.

Я достала из кармана платья платок, коснулась его щеки, медленно ступая вверх и стирая первую кровавую каплю.

– Да, – согласилась, – сегодня удивительно прекрасный день. Куда мы едем?

– Юг, – шагнул обратно к своему креслу он, – не хочу в холод.

Я кивнула и вложила платок в его руку.

– Как скажешь, – я вновь обошла госпожу по стенке, – не мог бы ты выйти в гостиную и запереть двери? Женщину… её нужно эм… убрать. А то как-то нехорошо.

Он лишь повёл бровью и встал. Я же двинулась к началу поезда, туша в груди небезосновательную радость.

Меня вёл бог. Он делал так, чтобы я стала той, кем стала сейчас. А значит…

Я впервые вышла в горячий тягловой вагон поезда, прошла мимо двух кочегаров с улыбкой и вошла в более прохладный отсек с управлением с двумя рулевыми, почти упавшими мне в ноги.

– Встаньте, господа, – кивнула им я, – кланяться можно только богу. Я же смертна, как и вы, – я встала напротив широкого окна, сквозь которое было видно рельсы и всю дорогу впереди, – направляемся на север.

Я легко выдохнула.

– Необходимо, наконец, решить то, что не стал решать мой муж.

Эпилог

Легенды и байки сильны, если в них верить. Люди порождают их сами, начиная с ошеломляющей задумки и заканчивая счастливым или горьким финалом. Какой был здесь, спросите вы. Разный. Для каждого.

Кому-то в голову пришло, что леди Вондельштарт останется несчастной в оковах злого и деспотичного лорда Эшелона. Кому-то, что она смогла победить зло и воцариться добром с праведным сердцем.

Как было на самом деле? Вопрос только к вам самим.

Главным рассказчиком была не я – им всегда был народ, пересказывающий и нередко приукрашающий правду. Каждый человек внёс в эту историю свою лепту, играя с истиной и внося каплю своего видения.

Так, в некоторых городах появилась добрая и могущественная госпожа, способная одарить тебя целой горой золотых монет. В других – она была страшной ведьмой, ворующей детей на проклятый Эшелон сумрака. А иногда и той, кто смогла не единожды возразить самому императору.

Или это уже другая байка?

Но неизменен был один слух, который год за годом по всей стране подкрепляла и разносила она сама: проклятый лорд с поезда был спасён любовью той, кто смог пробраться даже в скованное льдами Пустоши сердце. Не взирая на то, что он, как неизменная тень, закутанная в плащ, следует за её спиной долгие годы.