Зёрна [Айгуль Абдыракматова] (fb2) читать онлайн

- Зёрна 501 Кб, 25с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Айгуль Абдыракматова

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Айгуль Абдыракматова Зёрна

Предисловие

Всё начинается в детстве. Душа ребёнка словно поле. Каждый день на это поле падают зёрна. Зёрна разные: веры в себя, любви к этому сложному миру и окружающим, понимания и сочувствия, радости и веселья, красоты и чуткости. Но есть и другие зёрна попадающие на это поле: страха и отчаяния, боли и стыда, гнева и ярости, зависти и алчности, равнодушия.

В индейской притче говорится, что станешь таким, какого волка в себе кормишь, чёрного или белого. Я хотела бы перефразировать и сказать – какие зёрна в себе ты польёшь, те и взрастут.

В своих маленьких рассказах я не смогу объять всё, что попало на моё поле за всю мою жизнь. Мы всегда пожинаем, то что сеем и не всегда получаем тот урожай, который ожидаем. Жизнь настолько многогранна и многоцветна. Бывает, что наше поле затянуто чёрными тучами и идёт кислотный дождь. А бывает, что над цветущими лугами сияет радуга.

Однажды я стала свидетелем сцены, где отец семейства за большим обеденным столом внушал своим внукам, что в этой жизни нужно быть волком, то есть быть быстрым, ловким, хладнокровным и жестоким. Он так и сказал рвать и не уступать свою добычу никому. Сейчас мне страшно подумать о том, какими могли стать его внуки.

Да, может некоторые скажут и чего же я добилась в жизни. Я простой школьный учитель, мама и бабушка. А мне и этого вполне достаточно. Быть довольным своей жизнью и своей судьбой – это тоже счастье.

Я благодарна своим родным, за посеянные когда-то зёрна: веры в мечту, благодарности за всё, смирения и принятия. Я помню и люблю вас.

Корни питающие меня

Посвящается моему отцу,

Абдыракматову Кусую Абдыракматовичу.

Небо и земля слились один бесконечный ледяной и колючий туман. Мириады снежинок кружились в каком-то своём непонятном танце, а ветер играл для них заунывный и торжественный марш.

Холод давно пробрался сквозь видавшие виды, старое, тонкое пальтишко. С трудом разлепляя застывшие ресницы, Кусуй не видел ничего кроме белесого тумана. Ему показалось что даже мысли потихоньку начали замерзать. Внезапно в голове стали появляться картинки, одна страшней другой: заплаканные лица матери и жены, хмурый отец, братишки, сестрёнки и поминальная юрта.

Холод сковывал движения, ветер не давал идти. В какой-то миг порывы усилились, и не выдержав напора он упал на колени, затем лицом в снег.

Ему очень хотелось заснуть, по телу разливалась приятная прохлада, но кто-то настойчиво звал его, просил проснуться. Это был такой знакомый голос его тайэне¹: "Жеребёнок мой, Купу, вставай, не спи! Тебе надо идти! Тебя ждёт твоя дорога! Ты должен её пройти!" Тут он почувствовал, как кто-то стал его тормошить, растирать снегом лицо.

"Вставай сынок! Нельзя здесь долго находиться. Что же ты забрёл сюда? Этот мазар² уже давно пристанище духов, а дальше пойдёшь, сорвёшься со скалы." Кусуй с трудом открыл глаза, и снова испуганно их закрыл. Словно возникшая из снежного тумана, перед ним стояла маленькая, сухонькая старушка. Ветер безжалостно раскидывал белоснежные пряди её волос, старый выцветший чапан³ сползал с плеч.

Это была Кюмюш-эне. Кусуй часто видел, как она бесцельно бродила по аилу⁴, словно искала кого-то. Люди говорили, что когда-то это была весёлая, красивая и сильная женщина. У неё было всё: большой дом, любимый муж и три красавца сына. "Вот женю их и буду как ханша, сидеть на почётном месте за столом." – шутила она. Один за другим ушли они на фронт, не успев жениться и завести детей. А потом в один день пришли ей четыре похоронки. Она не могла ни плакать, ни кричать, она просто легла на землю и начала царапать её ногтями. Потом встала, поправила одежду, села лицом к стене и запела свой поминальный кошок⁵. Пела она о том, что не увидеть ей больше своего мужа-сокола и своих сыновей-соколят, что не обнять ей их и не вдохнуть родной запах. После кошока, упала она на землю и не увидел её никто больше прежней. Безучастная ко всему, ходила она по аилу, словно разыскивая кого-то. Аильчане кормили, ухаживали и переодевали её, но она всегда уходила в свой опустевший и обветшавший дом. По утрам, с восходом солнца, начинала она свой кошок. Все привыкли к этому, и эта утренняя песнь стала как-бы традицией и обычаем.

Да, это была она. Она тянула Кусуя за руку. Шатаясь он шёл за ней. "Быстрее сынок. Не падай."

С тех пор как она спасла его от неминуемой смерти, стали они друзьями.

Кусуй приехал в этот горный аил на Алае по распределению после учёбы в университете. Так как он был студентом, подающим большие надежды, писал стихи, сатирические статьи, то ему предложили остаться в аспирантуре. Он очень хотел остаться, но с другой стороны ему надо было поскорее начать работать и помочь матери с отцом. Отца, как репрессированного, никуда на работу не брали, а мать сидела дома с младшими. Сейчас Кусуй был единственной их опорой. А ещё молодая жена-студентка. Он решил, что вернется позже и по собственному желанию уехал в далёкий горный аил. Этому была веская причина, за работу здесь платили больше.

В этой маленькой сельской школе, читая детям стихи Пушкина, басни Крылова, он забывал обо всех тяготах жизни. Смешные малыши, сидящие за партами в чапанах, шмыгающие носами от холода, напоминали ему родных братишек и сестрёнок. И дети, забыв на время о холоде, слушали сказки о Царевне-Лебеди, дядьке-Черноморе, говорящей белочке, о смешной мартышке в очках и глупой вороне.

Работать в школе ему нравилось, но он чувствовал, что может сделать гораздо больше.

Кюмюш-эне часто приходила к нему. Молча заходила, убирала тетрадки и книги. Сосед Кусуя по квартире, Болот, сначала пугался её прихода, но потом привык.

Она ласково смотрела на них и приговаривала: "Сыночки мои ненаглядные, когда же вы своих невест ко мне приведёте?" Молодые люди понимали, что она принимает их за своих сыновей и весело ей отвечали: "Скоро эне, скоро."

Присмотревшись к её "бесцельному" хождению по аилу, Кусуй вдруг понял. Она не просто бродит: где-то поднимет и успокоит упавшего ребёнка, где-то загонит обратно заблудившегося ягнёнка, где-то соберёт разбросанный кизяк. Очень часто она оставляла вязанки хвороста у домов. Аильчане не удивлялись и говорили, это наша Кюмюш-эне. Все относились к ней с почтением и уважением.

После холодной и снежной зимы, наконец-то пришла весна. Её неуловимое дыхание уже повеяло теплом. Всё в природе затрепетало, вдохнуло в себя этот неуловимый, благовонный запах. Запели птички, весело играли ребятишки, на солнце, греясь, сидели старики.

Кусуй всё чаще и чаще по вечерам стал задумчивее. Сердце его стремилось к родным берегам Иссык-Куля. Там ждали его жена, мать, родные. А ещё часто снилась ему тайэне. Она гладила его по щеке. "Мой жеребёночек, вот ты и вырос. Такой красивый, умный. Я так за тебя рада. Не останавливайся! Иди дальше."

Проснувшись, он вспоминал её. Хотя прошло много лет со дня её смерти, он старался не забыть, сохранить в памяти все такие знакомые и родные черты. Сама неграмотная, она всегда хотела, чтобы внуки учились. Из всех своих внуков она выделяла Кусуя. Он не умел беззаботно играть со сверстниками. Задумчивый и тихий, он наблюдал за растениями, птицами, смотрел в небо или в водную гладь речки. Он всё время задавал вопросы: почему птицы летают, почему солнце уходит за горы, как можно сосчитать звёзды? Все от него отмахивались или спешили быстро от него сбежать. На все его вопросы, не торопясь, отвечала его тайэне: "Солнце уходит домой отдыхать, а если птички не будут летать их кошки съедят, а звёзды считать не нужно, ведь каждую ночь гаснет одна звезда и загорается другая. Люди тоже уходят и на их место приходят другие. Я тоже когда-нибудь уйду." На этих словах мальчик закрывал ладошкой рот бабушке: "Нет, ты не уйдёшь, ты всегда будешь со мной."

"Эх ты, Асанкайгы⁶. И в кого же ты такой нежный уродился. Трудно тебе будет. Обо всём ты думаешь, а о себе не умеешь." – думала бабушка, гладя по голове внука.

Он очень хотел учиться и мама с бабушкой, собрав по крохам необходимые деньги, купили ему портфель, чернильницу и тетради. На одежду и обувь денег уже не было. Нелегко было в это трудное военное время. Шёл 1944 год. Отец был на фронте, мать работала в колхозе, а за детьми смотрела тайэне.

С радостью смотрела старушка на своего внука, когда с горящими глазами прибегал он из школы и рассказывал обо всём что узнал.

Становилось всё холоднее и холоднее. Босой, полураздетый Кусуй с трудом добежал по промёрзшей земле в школу. Его одноклассники с сожалением смотрели на его белые от холода ноги, у них у самих дела были не очень хороши. Кто-то приходил в школу в отцовских сапогах, кто-то в старых калошах, но босым был только Кусуй. Прибежав домой из школы, он долго отогревался возле буржуйки.

За окном начал тихо падать снег, тут мальчик не выдержал и в голос заплакал: "Как я завтра дойду до школы," – рыдал он. Его слёзы, словно ножом, резали сердце старой женщины. Она решительно встала, подошла к своему сундуку и открыла его. Быстро нашла узелок со своей праздничной одеждой, развязав достала своё плюшевое платье. Это была плотная, добротная ткань. "Сошью из них новые штаны, а ещё останется на обмотки." Быстро разрезала она своё платье на куски, всю ночь просидела с иголкой. Утром разбудила она своего внука: "Купу, вставай кулунум⁷, я тебе штаны новые сшила. А ноги обмотаем хорошенько обмотками, я хорошо тебе их привяжу." Недоверчиво надел он штаны поверх старых дырявых. Новые штаны были такие удобные, а ещё от них пахло бабушкиным земляничным мылом. Обмотав ноги внука остатками своего платья, она посадила его на спину и сказала: "Ну вот теперь я буду тебя отводить в школу и забирать тоже. Ничего, жеребёнок мой. Главное учись! Ты станешь большим человеком!" С тех пор, целую зиму, она несла своего внука в школу, а потом терпеливо ждала его в коридоре. Дочь ругала её: "Ну не поучится он в этом году, пойдёт в следующем." "Молода ты ещё, будут у тебя свои внуки, тогда я на тебя посмотрю." – смеялась над ней мать.

По щеке Кусуя скользнула непрошенная слеза: не дожила, не увидела своего Купу, ставшим учителем в школе. Вспомнил как долго она болела, но и тогда, улыбаясь, встречала его из школы, стараясь угостить чем-то вкусным…

Первые пчёлки зажужжали над яблонями и грушами. Кругом всё яркое, зелёное, ароматное. Получив зарплату, Кусуй зашёл в сельмаг и купил большую белую шаль с красными цветами и шёлковыми кистями. "Пусть Кюмюш-эне порадуется. Ведь если бы её сыновья были живы, были бы у неё такие внуки, как я."

После уроков он зашёл в комнату и увидел там Кюмюш-эне. Она задумчиво сидела у окна. Увидев его, она встрепенулась и сказала: "Пойдём сынок чай пить. Я испекла хлеб." На столе лежал румяный, пышный токоч⁸. "Видишь, ведь не разучилась. Вот приведёшь невесту, а я и её научу." Кусуй вынул из портфеля свёрток с платком, развернул его и накинул старушке на плечи. Казалось, платок придаёт Кюмюш-эне какого-то сияния. Сама она, раскрасневшись от удовольствия, как-то по-особенному завязав его, ходила взад и вперёд. "Ну, сынок, похожа я на ханшу? – вдруг став серьёзной, она сказала, – Сынок, а ведь за мной отец приходил, сказал, что мне уже пора. – увидев испуганное лицо своего друга, она улыбнулась, – Не надо пугаться, заждались там мои сыночки. Я не буду одна. А ты не бойся. Я знаю про твою дорогу. Ты поедешь домой."

Уходя к себе домой, она долго смотрела на парня, ставшего ей таким дорогим и близким. "Да хранит тебя Всевышний от всех бед. Да увидишь ты в добром здравии всех своих родных и близких!" Какое-то предчувствие больно кольнуло в сердце Кусуя, но он гнал все мрачные мысли прочь.

Утром была непривычная тишина. Сначала пропели звонкоголосые петухи, потом пастухи начали выгонять стада. Но чего-то не было! Вдруг Кусуй понял, что не слышит утреннего кошока Кюмюш-эне. Это понял не только он. Встревоженные аильчане бежали к её дому.

Она лежала в новой, красивой одежде, в белом платке с красными цветами. Казалось, что она просто уснула, улыбаясь во сне…

В поминальной юрте, женщины обмыв её по обряду, завернув в саван и положив на носилки, запели песню прощания, песню плача. Пели они о матери, потерявшей своих верблюжат; пели о лебеде, оставшемся без пары; пели они о хранительнице, которая незаметно была опорой. Даже мужчины не могли сдержать слёз, а малыши плакали вместе со всеми, просто так.

С тех пор для Кусуя село опустело, словно исчезла его часть. Вот и приблизился к концу срок его отработки. Он мог ехать домой, где все его уже ждали. Потихоньку собирал он свои книги и нехитрые пожитки. Директор долго его уговаривал остаться, но он уже не мог дальше жить в разлуке с родными.

Вот и пришёл долгожданный срок, он, получив расчёт за три месяца, попрощавшись со всеми, пошёл в сторону соседнего аила. Туда приходил старенький автобус и можно было добраться до районного центра. Дорога шла через горы. Он быстро шёл, весело напевая какую-то песню. Вдруг в далеке показались три силуэта. Приблизившись он увидел троих мужчин. Они были одеты в бухарские полосатые халаты. На головах были накручены чалмы. Один из них был совсем старый, седобородый. Остальные были помоложе. У парня похолодело сердце, ведь слышал он от местных, что иногда забредают к ним остатки басмачей и контрабандистов.

Молодые мужчины нагло его осматривали, а потом сказали: "Может кончим здесь этого коммунёнка, его и искать никто не будет, выкинем в речку. С него то и взять нечего." За спиной Кусуя, в сумке, лежала его трёхмесячная зарплата, отпускные. Он молчал. Тут седобородый старик поднял глаза и посмотрел на него. "Не гневите Бога. Он ничего нам не сделал. Пусть идёт." – тихо произнёс он. Недовольно переглядываясь, они ушли по дороге к аилу.

Кусуй бежал и плакал, прощаясь с этой суровой землёй, прощаясь со своей названной бабушкой. В ушах звенел голос его тайэне: "Купу, иди, не останавливайся!"

И он бежал, ведь его ждала дорога под названием "жизнь".

Научный коммунизм

Кусуй снова не спал всю ночь. Ему нужно было во что бы то ни стало сдать экзамен по "Научному коммунизму". Замудрённые философские высказывания, которые он не понимал или не хотел понимать, никак не укладывались у него в голове.

"Ну зачем же так всё запутывать? Ведь это можно рассказать совсем по-простому." Он так и попытался рассказать экзаменатору, но тот возмущённо тряся головой воскликнул: "Э-э, так вы, батенька, пытаетесь трактовать труды великих?! Не можете пересказать, выучите наизусть!"

Вот и пытался он всё свободное время вызубрить цитаты Маркса, Энгельса, Ленина. Дошло до того, что по ночам он стал ходить во сне. Благо его соседи по комнате увидев это, послали его к врачу. Осмотрев юношу, доктор прописал таблетки, отдых и побольше сна. Получилось так, что он не смог сдать экзамен и его лишили стипендии и на целый семестр.

Для сельского паренька это была целая трагедия. Ведь никто из домашних ему помочь не мог. Им было ещё труднее. Все надеялись, что, закончив школу, он пойдет работать. Но огромная мечта юноши звала его вперёд, обещание, данное тайэне, подгоняло его. И он шёл за своей мечтой.

Сегодня он снова ночью ходил разгружать вагоны с углём. Его не пускали на физкультуру, потому что его спортивная форма настолько обтрепалась что была похожа на тряпку.

Весь покрытый угольной пылью он зашёл в магазин. Старая продавщица с жалостью посмотрела на него и помогла выбрать.

Быстро переодевшись он побежал на спортплощадку. Пустой желудок громко урчал, требуя хотя бы воды. Но времени не было, все уже построились.

Боль в желудке усиливалась, голова кружилась, и юноша машинально очутился возле студенческой столовой. Он стоял возле входа и внимательно смотрел на жующих, весело переговаривающихся студентов и степенно обедающих преподавателей.

Вот один из них, не доев свой суп и не допив чай, в спешке побежал. Кусуй не теряя времени подбежал к его столу и жадно стал доедать. В этот момент его не заботило что кто-то смотрит на него.

На следующий день его ноги снова принесли его к столовой. Он снова стоял у входа и ждал. Он не заметил, как за ним наблюдала красивая белокурая женщина средних лет. Она заказала первое, второе, компот и много хлеба.

Когда он встретился с ней взглядом, она молча жестом указала ему на еду и на стул рядом с собой. С трудом, преодолевая робость, он подошёл и сел за стол. Его благодетельница, улыбнувшись ему, также молча вышла.

Юноша уже не смотрел на неё, а быстро и жадно ел. Наконец, последний кусок хлеба доеден. Паренёк собрал крошки со стола и весело улыбаясь пошёл в общежитие. Сегодня он с лёгкостью выполнил все задания и подготовился к лекциям.

На следующий день он снова стоял у дверей столовой. Увидев свою вчерашнюю знакомую, он смущённо отвернулся, но она замахала рукой приглашая его за стол. Кусуй еле передвигая ноги подошёл. Она строго посмотрела на него и сказала: "Не думай о том, что тебе совестно. Просто садись и ешь. Когда-нибудь и ты кого-нибудь накормишь".

Он ходил не всегда. Иногда, когда выпадало свободное время, он разгружал вагоны. После такой работы он еле-еле вникал в суть лекций. Когда бывало совсем невмоготу, он вновь шёл к столовой. Увидев его у дверей, она снова все заказывала и молча уходила.

Это была негласная договорённость.

Вот наконец-то он сдал все экзамены и получил свою первую повышенную стипендию. Паренёк, держа в руках маленький букетик подошёл к своей знакомой. Она улыбнулась и спросила: "Ну что, сдал экзамены?”

Он смущённо закивал головой. Она серьёзно посмотрела на него и сказала:

"Не думай, что ты мне что-то должен. Просто если увидишь такого же человека, помоги. Это будет твоя благодарность".

Отец, ты не уставал нам рассказывать свои истории очень эмоционально и горячо. Выражение твоего лица менялось, становясь то грустным, то ироничным и весёлым. Уже повзрослев мы уже начинали уставать от них и говорили, что уже слышали эту историю. А ты говорил, что, когда тебя не станет, мы все вспомним. И вот теперь я рассказываю эту историю твоим внукам и правнукам.

Колесо жизни вертится, жизнь продолжается.

Рассказ моей мамы

Этот рассказ я написала по просьбе своей матери, Дюшеевой Шамсии Дюшеевны.

Время неумолимо забирает у человека силы, здоровье, молодость. Так и я с каждым своим приездом замечаю, как моя мама становится всё меньше, тоньше, суше. Старается приласкать, обогреть и подбодрить свою уже немолодую дочь.

Она часто рассказывает о своём детстве, о трудной послевоенной жизни. Рассказывает она очень эмоционально, вспоминая подробности и как бы возвращаясь мыслями назад в прошлое.

Дальше рассказ пойдёт от имени той маленькой девочки Шамшы.

«Эта история случилась в 50-е годы. Время было трудное, послевоенное. Отец, Байгожоев Дүйшө, вернулся с войны инвалидом. Несмотря на это работал чабаном в колхозе. За утерю трёх баранов был осуждён и отсидел три года в лагере.

По возвращении из лагеря его вызвали в правление колхоза и приказали с семьёй ехать на высокогорные пастбища – сырты. Отец возмущённо спросил, как с таким здоровьем и маленькими детьми он выживет там. Председатель злобно усмехнувшись сказал, что, если и подохнете, потеря будет невелика, вы же вредители и враги народа. А если не поедешь, быть тебе снова в лагере, вряд ли снова вернёшься.

С трудом переставляя покалеченные ноги, отец вернулся домой. Долго сидел молча, глядя в одну точку. Мы с братом и мамой не решались к нему подойти. Тут заскрипела наша низенькая дверь и вошли дядя Дүйшөмбү – брат отца и несколько стариков, наших родственников. Они долго, вполголоса совещались. Самый старший из них сказал, что нам надо бежать ночью и побыстрее, иначе не миновать беды. В те годы клеймо „враг народа” позволяло всем чинушам издеваться над людьми, как заблагорассудится, как взбредёт в голову.

Тут отец, решительно тряхнув головой, сказал, что и сам думал об этом. Есть у него в Кара-Коле фронтовой друг Петро. Вместе прошли они через все страшные тяготы войны, он не откажет в помощи.

Собирали нехитрые пожитки быстро, ничего кроме узелков с одеждой и немного еды. Ночью домой пришли проводить родственники. Женщины, всплакнув, попрощавшись, остались в аиле, а старики пошли провожать до соседнего села Ырдык. Они провожали потому что хотели хотя бы количеством отпугнуть волков, которые нападали в той местности на запоздавших путников.

Помню, как с братом бежали по холодной земле, стараясь не отстать от отца с матерью. Сначала мне было как-то смешно и весело, но потом, когда мы остались одни, страх начал рисовать в воображении различные картины. Чудилось мне, что совсем рядом бежит по нашим следам стая волков. Ещё страшнее была картина погони за нами, во главе с председателем, которого я представила, как человека-медведя.

Видимо действительно стая была где-то недалеко, потому что отец останавливался, приказывая бежать нам вперёд, а сам шумел, стучал палкой и кричал. Помню, как крепко сжимал мою руку брат Шарат и подбадривал взглядом. Этот взгляд прогонял прочь страшные картины.

Сколько лет живу, но до сих пор ясно помню шум речки, заунывный вой волков и яркие звёзды на ночном небе.

К рассвету, продрогшие до костей, уставшие и голодные мы дошли до дома Петро. Отец пошёл поговорить, а затем вышел с человеком, русоволосым и голубоглазым. Он сел передо мной на корточки и улыбнувшись сказал: „Ну заходи, кызым, будешь и моей дочкой тоже”.

Мы прожили в баньке у Петро достаточно долго. Прошла весна, пришло лето, затем осень. Мы делили каждый кусок хлеба с семьёй моего названного отца Петро. Он помогал нам всем, чем мог. Устроил отца на работу, затем помог приобрести маленький домик. И потом часто приходил к нам, посидеть, поговорить.

Жизнь, как мельничные жернова, всё перемалывает. Иногда закружит так, как тебе и не приснилось бы.

Прошло совсем немного времени, как после новоселья умерла моя мать. И пришлось мне быстро повзрослеть, принять на свои плечи удел сироты. И в это тяжёлое время мой названный отец не бросал нас. Он приходил с подарками, едой, подбадривал нас.

До сих пор корю себя, что не узнала его фамилию, не запомнила адрес.

Потом уехала я учиться во Фрунзе, вышла замуж, родила детей и как-то выпустила из виду дорогого нам человека. Умер отец и наша тонкая ниточка оборвалась.

Теперь, когда я сама стала бабушкой, прабабушкой, почему-то часто вспоминаю прошлое: пройденные дороги, прожитые годы, дорогих мне людей. Вспоминаю всё: хорошее и плохое. Но хочу сказать, что хорошего всё-таки больше, а плохое нужно простить и отпустить.

Отец мой названный, Петро!

Нет тебя, наверное, уже на этом свете! Всё равно низкий поклон тебе за всё, что ты для нас сделал. Хорошее не забывается, а моя благодарность, пусть и с опозданием придёт к твоим потомкам.

Вот мы говорим кыргызы, русские, дунгане, казахи. Говорим, вот они плохие, а они хорошие. На самом деле люди не делятся по национальностям. Есть люди добрые, а есть злые, есть глупые, а есть умные, есть хитрые, а есть простые. Нужно просто помнить, что ты человек.»

Заканчивая рассказ моей мамы, тоже хочу сказать спасибо от всех детей, внуков, правнуков той маленькой девочки Шамшы.

Спасибо тебе, наш названный дедушка Петро!

Нити жизни спутываются, скрещиваются, отрываются.

Жизнь продолжается.

Полёт

Начались летние каникулы. Мы, я и мои сёстры, за неимением других развлечений, читали книги, по вечерам собирались с соседскими ребятами и играли в разные игры. Я всегда была заводилой в этих играх и всё время придумывала новые. Мы играли в мушкетёров, в благородных разбойников из Шервудского леса, в рыцарей, а так как этих героев лучше всего знала я, то и правила игр устанавливала я.

Лето шло и тут к нам приехал дедушка. Он как всегда был в своих галифе, хромовых сапогах, пиджаке, как всегда подтянутый и бравый. Именно это выражение «бравый» подходило ему больше других. Маленького роста, сухощавый и седой, он был очень подвижным и живым. Его седые усы и жиденькая бородка всегда были тщательно причёсаны. Дед заразительно хохотал, подшучивал над нами и для каждого из нас у него находилось особенное словцо. Глаза его смотрели весело и лукаво. В общем это был наш лихой и бравый дед Абдыракмат. Все его внуки не чаяли в нём души, а все его слова разбирались нами на цитаты.

Как всегда, раз в неделю, он приезжал в городскую баню. Вечером за ужином он предложил отцу забрать кого-то из нас на джайлоо к дяде. Тут меня словно прорвало, я стала просить отца отпустить меня с дедом, хотя мама пыталась возразить, ссылаясь на моё слабое здоровье. Дед сказал, что как раз на свежем воздухе и кумысе можно поправиться. Так на следующее утро, я весело бежала с дедушкой на автобусную станцию. Сначала мы приехали в аил, домой к нему и стали собираться. Я слабо представляла себе, что такое джайлоо, но ожидание чего-то необыкновенного не покидало меня. Рано утром навьючив лошадь, дед посадил меня впереди, и мы поехали.

Мерно качалось седло, пахло полынью и чем-то хвойным. Седая старческая бородёнка тоже покачивалась в такт поступи лошади. Дорога вела всё выше и выше. Иногда от крутизны захватывало дух и было очень страшно. Я крепче ухватывалась за дедов рукав. Он успокаивающе целовал меня в макушку. В какой-то момент он остановил лошадь и отпустил её попастись. Мы сидели на маленькой лужайке, а перед нами простирались горы. Они шли как бы рядами, сначала те что поменьше, потом повыше, затем самые высокие со снежными шапками и завершали эту картину суровые и неприступные ледники.

Дед показал мне неприметную гору, за которой высились ледники и сказал, что за этой горой находится Китай.

Добрались до стоянки дяди мы уже вечером. Уставшая и голодная я буквально свалилась с седла и уже за ужином заснула крепким здоровым сном.

Утром сквозь сон я слышала мычание коров, блеяние баранов и лай собак. Кто-то теребил меня за плечо. Открыв глаза, я увидела свою двоюродную сестру Чолпон. Она звала меня завтракать. Мои двоюродные братишки и сестрёнки гурьбой окружили меня и весело стянули с меня одеяло. Они были такие загорелые и крепкие, что мне стало как-то неудобно.

Позавтракав, мы побежали играть возле быстрой горной речушки. Она весело грохотала по камням и её брызги долетали до нас. Разноцветная радуга сверкала над ней. Мы быстро натаскали воды и собрали сухих веток для растопки.

После обеда мы пошли собирать смолу с деревьев. Для этого нужно было пойти в ближайший лесок. Я с удовольствием выковыривала смолу с елей и набрала огромный ком.

Затем мы залезли на гладкий склон холма. Сидя на вершине я завороженно смотрела вокруг. Огромные мохнатые облака плыли по небу. Они превращались то в одну, то в другую фигуру.

Вдруг на небе появились несколько чёрных точек. Они медленно приближались к нам. Это были орлы. Огромные птицы лавировали в воздухе, плавно меняя направление полёта. После нескольких кругов орлы полетели прочь. Мои братья и сёстры расправили руки наподобие крыльев и повторяя за орлами, побежали по склону вниз. Я тоже расправила руки и побежала вслед за ними. Я смотрела в небо, дух захватывало и казалось вот ещё чуть-чуть, и я взлечу. Неизведанное чувство полёта и свободы захватило меня. Но вот мои слабые ноги не справились со скоростью и крутизной склона, и я упала. Остальную часть склона я прокатилась на животе.

Когда мы пришли домой, увидев мои разодранные коленки, живот и руки дед сильно отругал всех нас. Он сокрушённо смотрел на меня и спросил зачем я побежала. «Дедушка, мне показалось, я смогу взлететь.» Он усмехнулся и сказал, что в нашем роду Икаров не было, и для полёта непременно нужны крылья.

На следующий день я заболела. Видимо пережитое напряжение сильно сказалось на мне. Я лежала в юрте и через отверстие – тюндюк, видела, как летали орлы.

Когда мне стало лучше дед отвёз меня домой. По дороге мы ехали молча и снова видели, как гордо и одиноко летали они – мои знакомые. Я снова с восхищением смотрела и смотрела. Дедушка грустно смотрел на меня и вздыхал, потом он сказал, что душа человека всегда стремится ввысь, но его тело не даёт ему взлететь.

После этого случая меня ещё долго в шутку называли орлом. Я не обижалась, ведь ощущение полёта на огромной высоте, среди облаков, остались внутри меня навсегда.

Первое знакомство с “Первым учителем”

Бурная река, клокочет, шумит, заглушая всё вокруг. Мужчина в гимнастерке, выцветшей и старой, босиком переносит через этот поток одного, затем другого малыша.

От сознания того, что вода ледяная, по коже бегали мурашки и возникал вопрос «Зачем ему это делать? Может это какие-то его родственники, или его дети?»

Это было моё первое знакомство с фильмом «Первый учитель», по повести Ч. Айтматова. в то время я училась в классе четвёртом. Весь фильм я просмотрела на одном дыхании. Сердце моё сжималось иногда от жалости, иногда от негодования. С каким-то удивлением я думала, неужели раньше не было школ с партами и учебниками, библиотеками. Конечно, самой близкой героиней в фильме для меня стала Алтынай. Она была близка мне по духу. Полуголодная, полураздетая девочка тянулась к свету, добру и знаниям.

Ведь точно также и я каждый день хотела узнать всё больше и больше, читала книжки запоем и отправлялась путешествовать по неизведанным и удивительным мирам. Это сейчас я поняла, что жажда знаний свойственна человеческой натуре, а тогда я не могла понять, чем эта девочка близка мне. В каждом из нас есть эта частица от Алтынай. Каждый из нас в детстве, юности и зрелости жаждет понимания, осознания окружающего мира.

Первым человеком, давшим повод для таких раздумий в жизни Алтынай, был её первый учитель – Дюйшен. Я очень хорошо запомнила его глаза. Они светились пониманием, теплом и участием

Так в первый раз я познакомилась с Дюйшеном и Алтынай. В последующие годы я много раз, все время по-новому, знакомилась с ними.

При каждом прочтении или просмотре фильма, великий мастер по-новому открывал следующую грань своего произведения, как бриллиант, который долго рассматриваешь.

Однажды я принесла домой увесистый том. Это был сборник произведений Ч. Айтматова. открыв первую страницу и забыв обо всём на свете, я полностью погрузилась в этот незнакомый мне мир. Дюйшен, Толгонай, Нургазы… Не умом, а где-то в глубине души я почувствовала, что каждый человек – это огромный мир.

Мир Дюйшена состоял из борьбы. Он боролся с темнотой, мракобесием, предрассудками, суеверием. Как паутина, они оплетали его каждый день, испытывая его на прочность. Его односельчане относились к нему снисходительно, с оттенком превосходства. Вот мол чудак, надумал детей в конюшне учить. Молча снося все насмешки, каждый день он ведет своих детей в мир света, добра и знаний. Он верит в светлое будущее, каждого из своих детей. Эта вера помогает ему выстоять в этом болоте мракобесия и предрассудков. Сам, будучи малограмотным, он подталкивает, пробивает и тянет своих детей к знаниям. Еще не сознавая сам, он стремится заронить в детские души искорку и веру в светлое будущее каждого. И дети пошли за ним. Они поверили, что всё в жизни может быть по-другому. Они поверили в то, что можно жить по справедливости и что человек живёт не только для того чтобы досыта поесть, одеться в красивую одежду. Они потянулись к нему, как тянутся мотыльки к свету. Он обогрел их удивительным теплом своей души. Дети полюбили своего учителя за его добрые помыслы, за веру в светлое будущее.

А ведь всё о чём он мечтал, сбылось. И огромная, светлая школа с партами и учебниками, и возможность каждому определять, чем он хочет заняться, увидеть огромный внешний мир.

Сам он не осознал, но он совершил подвиг. Ему не нужны признание его заслуг и какие-то регалии.

Конец повести тогда в детстве я не поняла. Как можно было забыть то, что сделал этот человек для своих односельчан. Ему не поставили памятник, не назвали его именем школу. Было очень обидно за него.

Слово «учитель» очень близко мне. Мой отец тоже был учителем в маленьком горном селе. Тогда я была маленькой. Я помню только то, что приходил с работы он всегда с разным настроением. Иногда веселый, иногда грустный, а иногда молчаливый и опустошенный. Нас в семье было пять девочек. Конечно, отец очень хотел сына, но такова его судьба.

Он очень любил нас. И видимо, поэтому от сытой, устроенной жизни в селе мы переехали в город Кара-Кол. Нам он сказал, что скоро мы пойдём в школу, и нам надо учится в большой, городской школе с хорошими учителями. Продав свой дом и всех овец, мы купили небольшую времянку в Кара-Коле. Тогда он назывался Пржевальск. Отец устроился работать корреспондентом в газету.

В этом его поступке, сейчас через много лет я усматриваю аналогию с поступками Дюйшена. Пусть не для учеников, а для своих девочек, он начал свою жизнь с нуля.

Он шутя говорил, что мы будем путешествовать по Германии и Англии, увидим Францию. Сейчас, одна из моих сестёр, действительно по роду своей работы, каждый год ездит в Германию Швейцарию, Австрию. Отчасти его мечты сбылись.

Он не хотел, чтобы мы выбирали профессию учителя, говорил, что учитель живёт для своих учеников.

По иронии судьбы двое из нас стали учителями.

Сейчас, работая в школе, я снова открываю для себя Дюйшена.

Да, у нас разные обстоятельства жизни. Мы не работаем в конюшне. Нас окружают книги. Но есть и похожие стороны. Сейчас своих учеников мы стараемся вытащить из паутины сетевых игр: огромного потока информации, подчас ненужной: телевизионных передач ни о чём. Наши дети сидят, заткнув уши наушниками, уткнувшись в свои гаджеты, отгородившись от нас в своём придуманном мире. Они отгораживаются от жестокости и холодности этого мира, непонимания и равнодушия взрослых. Очень трудно пробиться через эту стену. Очень трудно заронить искру интереса к чему – либо.

И теперь я снова вспоминаю Дюйшена. Каждому из нас стоит снова прочесть и пережить то, что пережил герой Айтматова.

Технологии, интернет, оборудование в классах, образование, регалии не помогут нам, если мы не поймем, что только любовь, понимание и сочувствие к своим ученикам даст нам право называться гордо «Первый учитель»

Подвиг Дюйшена актуален и сейчас и будет актуален всегда. Каждое поколение борется за свои ценности, но есть ценности на все времена. Доброта, скромность, вера в людей и в лучшее будущее. У первого учителя очень важная миссия. Он должен заронить зерна познания в детские души. «Что посеешь, то и пожнешь». Подумаем о том, что же мы сеем и как это отзовется в будущем нашего общества.

И наше общество тоже должно понять, насколько важна роль учителя для всех. Должно оценить вклад каждого учителя в этой борьбе за умы и сердца наших детей.

«Уважать учителя – это наука почему-то даётся труднее всяких других».

Б. Панкин.

Ну вот, звонок. Мне опять нужно спешить на урок.

Стараюсь настроиться и захожу.

Снова взгляд чистых, пытливых, радостных глаз. Я улыбаюсь в ответ. Урок должен начинаться с улыбки.

Раз, замирая, перед дверью класса, я стараюсь войти в него, оставив позади извечные людские проблемы. Да, туфли прохудились и стали промокать, а наши сельские дороги, конечно же лучше всего обозревать сверху, из салона самолёта. Каждый раз, пройдя в слякоть по дороге в школу, я прихожу по щиколотку в грязи. Снова перед глазами встаёт переправа через речку, мужчина с ребенком за спиной. Смеясь над собой, я думаю, какие же странные сравнения приходят на ум. Но через много десятилетий, а может и в ближайшем будущем и у нас в селе будут гладкие асфальтированные дорожки, дом культуры, кинотеатр, больница. Мне хочется верить в это.

Мимо меня проезжают на машинах родители наших учеников. Иногда бывает, что кто-то из них останавливается и предлагает довезти.

Нет, все-таки время меняется, и люди меняются тоже.

Вчера я снова перечитывала повесть «Первый учитель». Для себя я открываю новую грань. Это терпение. Малограмотный парень, сам с трудом читавший по слогам, с удивительным упорством и терпением, склоняется над каждым учеником. Он учит всему, что знает сам. А можем ли мы утверждать, что учим всему, что знаем сами? Можем ли мы сказать себе, что сделали больше чем Дюйшен? Терпение и еще раз терпение. Без него нам не достучатся до детских душ. Порой бывает очень трудно удержатся и не сказать что-то неприятное и резкое, но сдержатся нужно, ведь наградой будет доверчивая, детская улыбка. Снова вчитываюсь и ищу что-то потаённое и сокровенное между строк, то что я должна понять сама, то что поможет мне. И снова новая грань.

Неприметность и скромность. Наверно этими качествами должен обладать настоящий учитель – первый учитель.

Ведь идем мы работать в школу не за признанием, уважением и богатством. Нет, в школе всего этого нет. Идём мы сеять разумное, доброе, вечное. Точно также шли в школу великие Учителя: Макаренко, Амонашвили и Дюйшен.

Понимание великого замысла автора приходит видимо с годами.

Сейчас я понимаю, что буду перечитывать снова и снова. Я буду искать ответы на свои бесконечные вопросы.

Самоотверженный труд учителя может понять и оценить такой же учитель. Сегодня я хочу склонить голову перед всеми учителями: своими коллегами, своим первым учителем и многими другими. Спасибо Вам за вашу каждодневную рутинную работу.

Наше общество должно понять и оценить подвиг учителя.

Ч. Айтматов говорит о том, что признание и уважение человеческих заслуг Дюйшена сделали бы атмосферу общества чище и здоровее.

Человеческая мысль может в мгновение ока охватить столько всего. Ну вот, заходят мои ученики. Они очень разные, но все они дети, наши дети. Бесконечный круг жизни продолжается.

Каждое зерно, упавшее в землю, прорастает и становится колоском, каждое слово, порождает цепь бесконечных мыслей и размышлений. Человек разумный, он думает. Вот чем мы отличаемся от всех остальных творений.

Сегодня, я так думаю, главной задачей учителя является то, что он должен научить детей думать, анализировать, размышлять и отделять добро от зла, зёрна от плевел.

Великий мыслитель Айтматов через своего героя дал мне возможность осознать своё место в этом бесконечном круге жизни. Я снова вернусь, и снова буду читать. Ведь вопросы возникают каждый день…

Письмо, которое ты никогда не прочтёшь.

Вот, наконец-то решилась написать тебе письмо.

Наверное, пришло время, когда я смогла наконец-то собрать свои мысли и чувства в одно целое и осознать, что тебя нет в этом мире. Прошло целых четыре года, но даже сейчас мысли начинают путаться, и боль, словно пружина, выскочившая из пазла, выпрямляется.

Весной того года я с приступом попала на операционный стол. Мне вырезали два огромных блестящих камня. Ты позвонила мне, а я из-за сильных болей не взяла телефон. Позже я узнала, что ты звонила мужу и долго рыдала в трубку, а он решил, что кто-то умер.

У тебя были хлопоты, связанные с новосельем, и ты с радостью приглашала нас всех. Ты говорила, что наконец-то можно всех вместе позвать.

Ничего не предвещало беды. Я была жива и относительно здорова, а ты переезжала в новую квартиру.

Вот только мои сны! Каждый вечер я с опаской ждала ночь. Мне снились странные сны. Каждую ночь снились все наши ушедшие родные: муж, отец, сестра, свёкор, свекровь. Твой папа стоял у дороги, отвернувшись от меня, и куда-то уезжал на автобусе. Я заходила в дом, а там были они. Они что-то мне говорили, но я не могла их понять. Твой дедушка показывал на магнитной доске какую-то диаграмму и что-то мне объяснял. И так продолжалось целый месяц. Сны иногда менялись, но главными их участниками оставались они. Я даже подумала, что видимо пришло моё время уходить. Теперь я знаю, они хотели предупредить меня о тебе.

Ты позвонила и сказала, что приедешь. В этот день я встала пораньше и никак не могла успокоить своё сердце. Оно как бешенное колотилось. Я списала это на волнение. Вдруг телефонный звонок и мы узнали, что ты не смогла перейти через границу, потому что забыла паспорт дома. Муж и дети прошли, а ты не смогла.

Сердце сжалось, и что-то холодное, как камень, вошло в душу. Я ушла подальше от домашних и долго рыдала.

Мы часто созванивались, говорили обо всём, но моё предчувствие чего-то тревожного не отпускало меня.

Нам позвонили и сказали, что ты впала в кому. Я никак не могла принять и понять это. Не помню, как дожила до утра. Я молилась и просила. Потом помню, как ехала, и эта дорога была бесконечной.

Вот я у дверей реанимации, с надеждой смотрю на врача, пытаясь понять что-то по выражению лица. Прогноз был страшным. Была одна маленькая надежда. Твоё сердце билось и не желало сдаваться.

Я стояла у твоей кровати. Солнышко моё, как я упустила, пропустила и не доглядела. Ведь сердце матери никогда не обманывает. Я обнимала твои руки и ноги и молила тебя: не сдавайся, борись, живи!

Это была долгая и страшная неделя… Каждый день с утра мы ехали в больницу и с надеждой смотрели на железную дверь реанимации.

Твои детки ничего не понимали, ведь тогда они были совсем маленькие. Стараясь не показывать свои слёзы, мы как-то пытались их отвлечь. Но они оба всю неделю болели. День проходил в хлопотах, а вечером я без задних ног засыпала.

Это произошло в первую ночь в вашей новой квартире. Было два часа. Я проснулась от лёгкого прикосновения. Рядом никого не было. Мирно спали внуки, но я чувствовала твоё присутствие. Это продолжалось каждую ночь. Я просила тебя не бросать своих детей и мужа, жить счастливо и долго.

Меня не пускали снова увидеть тебя. Каждый раз я с надеждой и просьбой в глазах ждала…

Врачи делали всё, что в их силах. Все: родные, муж, знакомые, все надеялись, что ты выкарабкаешься.

Эту ночь я не просыпалась. Первый раз за всю неделю я выспалась. Утром, когда мы ехали в больницу, я сказала зятю, что я спокойно проспала ночь, и как-то на душе стало легко. Он с надеждой переспросил меня и сказал, что тебе, наверное, станет лучше.

Даже врачи сегодня нас ободрили и даже пообещали мне вечером пустить в палату. Я с нетерпением ждала. Зять уехал в больницу, его зачем-то вызвали. Его долго не было. Когда его завели под руки, я всё поняла.

Я не смогла плакать, глаза были сухие. Душа стала словно каменной. Холод, только холод, а ещё пустота. От меня оторвали часть меня самой.

В морге я попросилась самой обмыть тебя. Я гладила твоё лицо, руки и не верила, что тебя уже нет.

Первый месяц без тебя. Я не помню, как ходила на работу, как спала, как ела. Боль была настолько сильной, что от сердца она отдавала в руки, и мне было трудно что-либо делать. Я не хотела,чтобы меня жалели, не хотела говорить о тебе с кем-то. Эта боль была только моей. Она никуда не уходила, она жила со мной или я с ней. Ночью я засыпала с плачем и просыпалась тоже. Ведь это было очередное утро без тебя.

В одну из таких ночей я увидела тебя во сне. Ты стояла по колено в воде и укоризненно на меня смотрела. На мои просьбы выйти из воды ты ответила, что стираешь.

В этот день мне снова попалась на глаза вещь, которую ты подарила. Казалось, горечь утраты, немного смягчившаяся, с новой силой ударила меня в сердце.

Ты стояла как будто бы за стеклом, такая красивая, вся в чём-то белом и воздушном. Улыбаясь, ты смотрела на меня, а я слышала у себя в голове: «Мама! Живи. Надо жить. Мама, отпусти меня.»

Я плакала, но понимала, что должна отпустить тебя. Это был сон. Подушка была мокра от слёз, но твои слова всё ещё звучали в моей голове. Я шептала тебе в след: Солнышко моё, доченька моя, прости меня за все слова, которое я не успела сказать тебе, за всё, что я не успела сделать для тебя, за то, что я не смогла уберечь тебя. Прости меня, девочка моя!

С тех пор столько всего произошло в мире. Внезапно закрылись все границы из-за пандемии. Сколько родных и знакомых ушли, подхватив эту заразу. Школы, детские сады закрылись, опустели улицы, торговые центры. Человечество остановило свой непрерывный бег за призрачными целями.

Счастье, оказывается, не в том, что ты один сидишь в своей огромной квартире или обедаешь в супермодном ресторане. Все живы, здоровы, вместе радуются солнечному деньку, хорошей погоде, пению птиц.

За эти годы без тебя я, кажется, повзрослела. Твой уход поделил моё время на до и после.

Боль матери, потерявшей взрослую дочь, никуда не уходит. Просто ты должен научиться жить с ней дальше.

Моя девочка, когда-то настанет время уйти и мне. Но пока постараюсь жить. Ведь ты сказала: «Живи мама!».