Пограничные были [Борис Степанович Рожнев] (fb2) читать постранично

Б. Рожнев Пограничные были

Снежные призраки

Сержант Гапонин тяжело поднялся с кровати, застегнул ворот гимнастерки, расправил ее под ремнем. Третий день он чувствовал себя отвратительно. И все же к моменту, когда нужно было отдавать приказ выходящему на границу наряду, он с трудом, но преодолел недомогание.

— Приказываю... выступить на охрану государственной границы... — Голос его твердел.

Солдаты четко повернулись и вышли из помещения. Сразу же за порогом ветер бросил им навстречу охапку колючего, как песок, снега и пробрался под полушубки.

Проводив наряд, Гапонин оглянулся на спящего Гапурова и решил пока не будить его. Тому предстояло дежурить всю ночь — и за часового, и за дневального. На себя он уже не надеялся.

Гапонин подошел к аптечке, висящей на стене, достал таблетку аспирина и бросил в рот. Нагнувшись к печке, он открыл дверцу и подбросил полено. Оно сразу вспыхнуло и осветило его усталое и обросшее лицо. Посмотрев на играющие языки пламени, он захлопнул дверцу. От ее стука проснулся Гапуров, потянулся и весело сказал:

— Такой сон видел, товарищ сержант. Иду по городу, а на каждом перекрестке шашлычная. Шашлычник зазывает покупателей: «Ай, свежий шашлык! Ай, румяный шашлык! Подходи, пожалуйста!» У меня страсть как разгорелся аппетит. Подхожу, и вдруг... Стук! Открываю глаза, а я здесь.

Прищелкивая языком, он поднялся с койки, налил в кружку чая. Выпил, оделся и, взяв оружие, доложил:

— Рядовой Гапуров к службе готов!

— Добро, Чары! Поглядывай во дворе и слушай телефон. Вернутся Росляков и Паландин — разбуди.

— Хорошо, сержант, хорошо. Не беспокойся. Все будет сделано... — Последние слова Гапуров произнес с явным акцентом.

О телефоне Гапонин сказал на всякий случай. Но был твердо уверен, что на заставе предпринимают сейчас все возможное, чтобы восстановить связь с постом.

Три дня назад они ранним утром сменили пограничный наряд на этом самом отдаленном и самом высоком посту. А ночью поднялась метель. Связь с заставой прервалась. Занесло все тропы и ущелья. В горах начались обвалы. О смене нечего было и думать. Вот тогда-то Гапонин и приказал Гапурову собрать все продукты и ограничить их выдачу. Сержант понимал, что метель может продлиться неделю и даже больше. И все это время им, четверым пограничникам, оторванным от заставы, придется быть на посту.

Из продуктов у них оставались буханка хлеба, пшенная крупа, которую солдаты недолюбливали, три банки рыбных консервов, пачка сахара и чай.

На четвертый день Гапонин заболел.

Вначале он старался скрыть это от подчиненных. Но Гапуров, проснувшись однажды, услышал, что сержант с кем-то разговаривает. Он приподнялся на локте, прислушался и вдруг понял, что командир бредит.

Утром он заставил сержанта принять несколько таблеток. Но они не помогли. Температура не спадала. Гапонин метался на койке в бреду.

Тогда солдаты решили поочередно дежурить около командира. Он часто впадал в забытье, но приходя в себя, неизменно спрашивал:

— Связь есть?

И слышал один и тот же ответ:

— Никак нет, товарищ сержант...

Ночь. Рядовой Росляков шел впереди, прокладывая тропу в глубоком снегу. Идущему сзади Паландину было легче. До поворота, куда обычно наряды доходили за двадцать минут, Росляков потратил тридцать пять. Под козырьком скалы присели отдохнуть.

— Да, погодка, — заговорил Паландин. Он тяжело дышал. — Интересно, сколько еще дней продлится метель?

— Неделю, как минимум, — отозвался Росляков. Он знал это по опыту прошлых зим.

В горах такие метели обычно вызывали снежные обвалы, которые огромными лавинами обрушивались на дороги и тропы. На очистку их посылались большие группы людей с бульдозерами и тракторами.

Паландина очень беспокоило отсутствие связи с заставой. Будь дорога, им давно бы уже прислали смену. Сидели бы они сейчас в кругу друзей на заставе и слушали нескончаемые байки Ивана Коржика. Нередко героями их был кто-нибудь из присутствующих.

Не обошел Коржик вниманием и самого Паландина. Все знали, что он сочиняет стихи. Иван изобразил его в роли мечтателя-поэта, написавшего лирические стихи о девушке, которую он ни разу не видел. Поэт встречается с девушкой и разочаровывается: то, что он создал в своем воображении, не соответствовало действительности. Смеялись долго и от души.

На Коржика нельзя было обидеться. Ведь он делал все без злобы. Ребятам это нравилось, и часто они сами просили его рассказать что-нибудь повеселей. Коржик охотно откликался на просьбы. Сейчас, вспомнив об этом, Паландин улыбнулся. На него, горожанина, попавшего впервые на заставу в горах, непривычно давила тишина. Он раньше не представлял себе, что могут быть такие безлюдные и отдаленные места.

Своей девушке он писал: «Поверь, Наташа, застава наша расположена в таком безлюдном месте, что тут можно скорее встретиться с