Пруссия – наша [Александра Сергеевна Шиляева] (fb2) читать онлайн

Александра Шиляева Пруссия – наша

***

20 января вечером я поехала к Алле Васильевне, чтобы сдать ей гамму и упражнение, а также показать: этюд Черни с солирующей левой рукой, первую часть четырнадцатой сонаты Бетховена и трехголосную инвенцию Баха. Что касается сольфеджио, то тут Алла Васильевна оценивала мое искусство аккомпанировать себе в песне «Вернись в Сорренто». Еще я спела ей 5 номеров из раздела «Простейшие модуляции».

Алла Васильевна собиралась в Калининград. У нее в коридоре стояли две большие сумки с вещами для монастыря. А в моем коридоре не стояло ни одной сумки. Потому что неделя была бешеной и очень нервной. А ведь мне тоже было нужно в Калининград.

По дороге домой я взяла готовую еду во «ВкусВилл». В метро я обдумывала план действий: помыться, высушить голову, поужинать, собрать вещи, почистить куртку, доделать рабочие дела. На сон времени точно не оставалось.

Дома я сделала все четко по плану. Еще хватило времени на подмести пол и сделать запись в дневнике. В 4 часа утра я переоделась в парадное, погасила верхний свет и включила гирлянду, закуталась в плед и легла на кровать. Я не спала. Уставшие туманные мысли держали мои глаза открытыми. Ближе к 5 утра я услышала нарастающий шум машин ‒ Москва просыпалась.

Хелюля приехал в 5:30. Я уже ждала его у подъезда с чемоданом: вышла пораньше, чтобы выбросить мусор и покурить. В машине я предложила Хелюле понюхать мои волосы. Они пахли новой маской для волос. Какой-то детский был у нее запах, ностальгический. Я помню, была у меня в детстве косметика «Маленькая фея» и «Дракоша» ‒ я была влюблена в эти веселые баночки – что-то оттуда.

Мы немного разговаривали, пока ехали в Домодедово. Хелюля поведал мне, как его занесло на Большой Академической – дорога местами была как каток. А я из последних сил рассказала, как забавно Алла Васильевна оживилась, узнав, что я еду в Калининград. Она там часто бывает и даже недавно купила дом недалеко от Советска. Посоветовала мне посетить рынок с санкционными сырами, а еще попробовать печеную скумбрию.

Как обычно Хелюля решил оставить машину на стоянке недалеко от аэропорта. В этот раз его выбор пал на «Фикс Парк». Когда мы подъехали – увидели нечто отвратительное: дикая желтая фура пыталась заехать на ледяную горку, перегородив единственную дорогу на парковку. Мне стало очень не по себе. Я еще никогда не опаздывала на самолет. Пока Хелюля болтал с водителем фуры, который не мог ни заехать, ни сдать обратно, я уже представила, как он отвозит меня очень сонную и печальную домой. Я в сером рассветном солнце открываю чемодан, достаю зубную щетку, иду в ванную, иду в туалет, иду в кровать ‒ а постельное белье свежее – я поменяла его специально перед отъездом, чтобы от души поспать по возвращении.

Проехать рядом с фурой Хелюля не смог, машину тащило как сливочное масло на сковородке. Я видела один выход – заехать одним колесом на снежную обочину. В итоге нам расчистил обочину дядька с лопатой, и мы по ней заехали. Я гений!

Хелюля высадил меня с чемоданами у будки охранника, а сам поехал парковаться на катке. Очень грязно было вокруг. Снег с кучей мусора растаял, и вся чепуха стала частью ледяного холодца – пластиковые вилки и ложки, ушные палочки, коричневые бычки, обрывки газет, яичная скорлупа, сосисочная пленка – фу! Я стояла, смотрела на это все после бессонной ночи, и было мне холодно и противно, хотя я уже не волновалась по поводу самолета.

Приехал шаттл с каким-то очень нервным водителем, который помог мне закинуть чемоданы и спросил, все ли пассажиры на месте. Я говорю ‒ нет, еще мужчина паркуется. Он – чей мужчина? Я – мой.

В микроавтобусе были еще люди кроме нас. Водитель очень резко двинулся с места и поехал по гололеду как псих. Я пристегнула ремень, а Хелюля не стал. Когда мы подъехали к ледяному спуску, на котором все еще стояла дикая фура, наш водитель решил поехать в другую сторону – в горку справа от спуска. Наверное, там был объезд. И он пытался и пытался, и все закончилось тем, что в нас сбоку въехала другая фура. Она была без водителя: просто скатилась по льду и нежно уткнулась в наш бок. Я тогда не воспринимала это как аварию. Так, недоразумение. Нам пришлось выйти из шаттла и идти пешком до места, куда сможет приехать такси. Я катилась с чемоданом на двух своих ботинках мимо застрявшей фуры и постоянно оглядывалась – не катится ли на меня еще что-нибудь? Лечь в чистую кроватку дома было заманчивой мечтой, но я больше хотела свалить из Москвы.

Мы встали недалеко от шоссе и вызвали такси. Когда машина приехала, к нам подбежали два парня из нашего автобуса и спросили, могут ли они поехать с нами, потому что у них были проблемы с поиском такси. Я уже начала двигаться на заднем сиденье, когда Хелюля сказал – нет, вызовите себе сами. И водитель его поддержал. Я тихонько спросила Хелюлю, почему мы не можем их взять, а он сказал – я же плачу за это. Но вы не думайте, что он такой жадный. Он просто не понял, что эти парни из нашего шаттла. Хотя… Какая разница? Выглядели они прилично, вроде бы геи. В общем, Хелюле потом было стыдно. Мне тоже, потому что я так вот легко отреагировала на такую несправедливость. Надо было устроить скандал! Я чувствовала вину, но недолго. Знаете, в России у всех чувство вины немного притупилось в целях сохранения рассудка.

В аэропорт мы успели, и даже успели выпить кофе и купить водицу. Посадочные талоны нам дали на разные места: Хелюля сел на чудесное место около аварийного выхода, а я ‒ в бизнес-класс! Моим соседом был потрепанный, испуганный гастарбайтер. Он сидел у окна, поэтому мне пришлось спать головой в проход. Я отключилась почти сразу после взлета. Хелюля разбудил меня, когда шел в туалет, убедился, что я жива и пошел дальше. Потом я периодически просыпалась от визга уродского ребенка, который бегал из хвоста самолета в голову и обратно и так сотню раз. Я, когда обернулась на салон, чтобы увидеть какие-нибудь раздраженные лица в подтверждение беспределу ‒ увидела рыжую толстую сияющую от умиления тетку. Как же одиноко мне стало! Я сильнее заткнула наушники и снова уснула. Открыла глаза, когда разносили кофе. Мой сосед сидел, приклеившись к стеклу, и не отвлекался от небесного представления.

В следующий раз я проснулась, когда мне заложило уши на снижении. Посадка была мягкая, как на диван.

Кёнигсберг.

***

Звёздочки – тоже отдохновение для глаз и мысли читателя. Нельзя всегда прибегать к арабской цифре, расчленяющей повествование значительно резче, да и не могла я этому экскурсу придать характер полноценной главы.

«Добро пожаловать в аэропорт имени Елизаветы Петровны» ‒ сказали нам, и мы вышли в чистое белое пространство, но уже около багажной ленты увидели много рекламы казино. Кёнигсберг – это маленький Лас-Вегас, вы знали?

На улице нас мгновенно сдул балтийский ветер и унес обратно в Москву! Конец повести.

Да, сдул и выдул все тепло из моего уставшего тела. Я курила и держала чемодан, который от меня уносило, Хелюля вызывал такси.

Пока мы ехали, я смотрела в окно и составляла первое впечатление о новом городе. Немецкие дома стояли рядом со страшными хрущевками, что меня совсем не удивило, ведь я была в Карелии. Еще мы проехали два магазина с заманчивым названием «Лавка Бахуса».

Наша квартира была в самом центре – напротив Рыбной деревни в двух шагах от реки. Это путешествие было немного похоже на летнее, когда Хелюля держал наш маршрут в секрете от меня. Но тогда это была концепция, а сейчас не было никакой тайны, просто мне ни о чем не говорили названия городов, мест. Я пока глазами своими не увижу ‒ не пойму. Вот ‒ говорит он – сейчас пообедаем и на остров Канта сходим. А я вообще в душе не знаю, что такое остров Канта! Я ночь не спала.

Я ночь не спала, но держалась бодро. Мы перешли по Юбилейному мосту в Рыбную деревню, оценили глинтвейно-янтарное настроение на набережной. Ветер никак не успокаивался, хотя в городе он был слабее, чем в аэропорту. Нас привлек французский ресторанчик «Мадам Буше» в старой смотровой башне.

Мы заказали там два глинтвейна, два луковых супа. На второе я взяла скумбрию гриль с овощами, а Хелюля ‒ бифштекс с яйцом и пюре. Он сказал, что это настоящая французская кухня. Меня луковый суп не поразил вообще. Как-то я готовила его дома по рецепту Юлии Высоцкой, и получилась полная хрень. Думалось мне тогда, что это я что-то не так сделала, а нет, это была настоящая французская кухня.

После всех яств я, как испуганный гастарбайтер, прилипла к окну: мутная река плыла и поглощала крупный снег, а на берегах зеленела трава и по-осеннему облетали бронзовые деревья. Как красиво. Я все еще не сплю?

Когда мы шли по Медовому мосту на остров Канта, увидели на перилах дедушку Хомлина. И Хелюля рассказал мне, что эти маленькие бронзовые человечки – символы города и его хранители. Семь их фигурок расставлены по всему Кёнигсбергу. Это очень крутая идея. Увлекательный квест для туристов.

(Если бы слово Хомлин было смешнее слова Хелюля – я бы сменила имя своего спутника, но пока приходится пользоваться старым)

Посреди острова Канта стоял Кафедральный собор. Откуда-то из колонок доносилась токката ре минор Баха. Мы пошли вдоль стен читать старинные надписи на надгробиях. Встретили много забавных. А ведь их авторам они забавными не казались.

«Так много я сорвал цветов мудрости, и до конца я ничего не познал»

Могила Канта стояла за толстой решеткой как дикий зверь. Одна на фоне падающего снега, где-то глубоко в себе перебирающая звонкие косточки.

Еще здесь мы сделали первые селфи с помощью цифрового интерактивного экрана. Это так дико. Селфи с актером, переодетым в Канта. Но актер живет внутри экрана! И с экрана он делает ваше с ним совместное фото. Как будто все нормально у людей.

Потом Хелюля ушел за билетами в собор, а я осталась смотреть на сувенирные лавки. Очень мне хотелось тогда купить холщовую сумку-шоппер с надписью Königsberg. Но у нас было мало времени, и мы пошли внутрь.

Туристов было немного, но мне все равно было неприятно видеть их, потому что я жаждала справедливого безлюдья в несезон на территории своей бедной воюющей страны.

Мы поднялись в библиотеку. Она была такая красивая! Раньше люди много времени проводили в библиотеках, потому и обустраивали их со вкусом.

Пока мы стояли там посреди стеллажей из красного дерева, в полумраке, в свете теплой лампы и ярких витражей – мне позвонили из стоматологии и сообщили приятную новость – у меня выросла челюстная кость после синуслифтинга, а это значит, что я теперь могу ставить зубы. У меня даже деньги есть на это, можете себе представить? Я этому очень обрадовалась и даже немного взбодрилась.

На последнем этаже мы обнаружили посмертную маску Канта. Она была с открытым ртом. Еще нам запомнились кантовские правила званого обеда:

«Есть одному (solipsismus convictorii) для философствующего ученого вредно, это не восстановление сил, а истощение их (особенно если это превращается в кутеж в одиночку); это изнуряющая работа, а не оживляющая игра мысли. Человек, который ест за уединенным обеденным столом и остается со своими мыслями, постепенно лишается бодрости; приобретает он ее, когда сотрапезник своими разнообразными выдумками дает ему новый материал для оживления, который сам он не мог бы найти».

Когда мы спустились в гардеробную, там неистово орал ребенок, и мы, в стремлении убежать скорее оттуда, чуть не забыли куртки.

Ноги меня еще держали, но колени уже начинали ныть. Мы вышли в присоборный парк, встретили там внезапный памятник Максиму Горькому. Хелюля запечатлел меня с ним на свежем снегу. На набережной мы немного полюбовались старым зданием биржи, ныне ‒ художественного музея. Оно какое-то потустороннее. Я смотрела на него, на воду, абсолютно серое небо. И была это не просто другая архитектура, а другой мир, который со всех сторон вопрошал: нравится?

По грязной холодной речке Преголе плыл белый лебедь. Плыл один, плыл стремительно туда, откуда мы пришли. А мы шли к другому краю острова, откуда был виден Музей океана в форме земного шара. В этой ситуации Кёнигсберг предстает в качестве господина Открытого космоса. Мы покурили с этим чудесным видом и пошли обратно. По дороге захватили глинтвейн в бумажном стаканчике с нарисованным Кантом и надписью «Кант Wein».

В Рыбной деревне рядом с забегаловкой «Крымские чебуреки» была маленькая булочная, набитая людьми. Мне стало очень интересно, что там происходит. Я отдала Хелюле свой глинтвейн, на питье которого у меня резко закончились силы, и мы пошли смотреть булки. Купили крендель с корицей (потому что их все покупали), кусок макового рулета и круассан с лососем, сливочным сыром и листиком салата. Половину круассана я съела сразу, а половину убрала обратно в пакет Хелюле на ужин.

Потом мы перешли на нашу сторону реки снова по Юбилейному мосту и там зашли в SPAR. На полках было много иностранных продуктов. Хелюля взял бутылку красного вина и упаковку яиц, а я захватила йогурты себе на завтрак и минералку. Еще мы купили хлеб, чай, красно-зеленые помидоры и марципановую шоколадку с Моцартом на обложке.

Дома я сразу приняла душ и забралась под одеяло. Мне еще нужно было выполнить маленькую рабочую задачу – написать текст от имени Московского поэтического слэма и опубликовать его в социальных сетях. Это заняло у меня примерно полчаса. Потом я сразу уснула.

22 января

На завтрак Хелюля сварил нам кофе и пожарил себе глазунью. Я съела йогурт. Еще мы дегустировали сладости из вчерашней пекарни. Было вкусно.

Перед выходом на улицу я успела сделать утреннюю зарядку.

Ветра больше не было.

Мы шли долго, я наслаждалась сладким чувством свободы, которое укреплялось во мне. Мысли о работе и учебе постепенно улетучивались, шаг замедлялся, глаза открывались.

На середине автомобильного моста мы обнаружили, что пропустили по пути еще одного Хомлина. Но мы недалеко ушли от него, поэтому вернулись. Это был папа Лео рядом с художественным музеем. Я сфотографировала его, и мы пошли дальше. На площади, где раньше стоял королевский замок, на нас напал ветер. Хелюля рассказал мне историю сноса замка, и мы ужаснулись чуду конструктивизма, которое громоздилось теперь на пустоши.

Мы не просто гуляли. У нас было две цели – блошиный рынок и встреча со Степаном. По дороге я видела так много магазинов с итальянской одеждой! Так хотелось платье какое-нибудь красивое купить, но Хелюля меня подгонял.

Я никогда прежде не была на блошиных рынках, поэтому у меня там сразу разбежались глаза. Мне хотелось рассматривать всё! Сколько истории было в железяках и сколько бедности было в старухах, продающих сильно потрепанную одежду, загрязненные временем игрушки, полувыжатые кремы, откопанные где-то станки для бритья, уродливые сумки, пустые банки. Мне было их жаль, но я увидела, что они искали тут в первую очередь общество. Они были так увлечены разговорами, что не замечали потенциальных покупателей.

Чем дальше мы шли, тем больше видели фашистских штучек. Хелюля искал среди этих вещиц подарок сыну на юбилей. А я просто что-нибудь хотела. У делового дядьки в кожаной куртке мы взяли 5 старых черно-белых открыток по 10 рублей каждая. Только одну из них я оставила себе – с фотографией Шаляпина, Москвина и Рахманинова в Локуст-Пойнте на гастролях. Остальные – с артистами балета и статуями ‒ раздала друзьям в Москве.

Хелюля всё приценивался, а я между делом прихватила себе три янтарных камушка! Далее мы наткнулись на продавца украшений. Я заметила у него на столе старое непутевое колечко с голубым стеклом и поинтересовалась ценой. Пятьсот рублей, которые он попросил за откопанное из земли кольцо, меня просто шокировали, и я начала все подряд расспрашивать у этого дядьки в надежде найти подвох. Он обозвал нас богачами и не стал поднимать цену. Мы пошли дальше, до конца торгового ряда. В то время у Хелюли в голове уже вертелась мысль о покупке черного солдатского креста. Мы купили его на обратном пути. И колечко тоже забрали! Я не буду его носить, потому оно мне не по размеру. Но я точно буду иногда находить его дома, рассматривать и вспоминать историю про 500 рублей, про блошиный рынок, про Кёнигсберг.

Мы еще немного прошлись по Каштановому парку вдоль пруда у башни Врангеля. Мне очень нравились лысеющие деревья и грязь под ногами. Приятно было ненадолго вернуться в осень. Там мы купили последнее – кассету с подборкой Бетховена.

Теперь надо было где-то согреться и перекусить. До этого момента нас уже заинтересовала вывеска: «Королевские трдельники». Пока Хелюля курил на улице, я узнавала у девушки-кассира-повара-официанта, что скрывается за этим странным названием. Это чешский фастфуд – мучные конусы, наполненные чем-то сладким или чем-то сытным, обваленные в кунжуте и щедро запеченные. Мы взяли два трдельника. Я – большой с сосиской и сыром, Хелюля – маленький с охотничьей колбаской. Я пила безалкогольный глинтвейн, а Хелюля – американо. Мы неожиданно уютно посидели на барных стульях рядом с холодильником. Напоследок девушка сказала, что по нам сразу видно, что мы не местные, потому что мы «более открытые».

Встреча со Степаном неминуемо приближалась, но на огромный продуктовый рынок мы все же заскочили. Поглазели на рыбу и санкционные сыры, оценили масштабы и ничего не купили в надежде зайти сюда позже. Там же я нашла аптеку, где купила ацикловир для своих обветренных губ. А Хелюля сходил в туалет, пока я была уже в табачной лавке. Не в этом суть!

Мы снова бежали к Степану. По пути встретили старого трубача. Хелюля отгадал мелодию из мультфильма «Аленький цветочек» и поймал респект от исполнителя.

На Площадь Победы Степан пришел ровно в 13:00. Мы издалека уже почувствовали, что это он. Наш Степан. Хелюля не уставал шутить про то, что выбрал нам самого симпатичного экскурсовода. Степан и правда оказался очаровательным! Ему было около 30 лет, светлые волосы под черной шапкой, подтянутое тело под черной курткой, длинные стройные ноги под голубыми джинсами, черные беговые кроссовки, черные кожаные перчатки, рюкзак для ноутбука, голубые глаза… Я представила, будто бы случилась еще одна сюжетная линия со Степаном. Смог бы из-под моего пера выйти хороший эротический рассказ?

Это была вторая в моей жизни индивидуальная экскурсия. Первую организовал тоже Хелюля. Четыре года назад в Египте мы ездили в монастырь Святой Екатерины на микроавтобусе с Магомедом, который даже экскурсии не умел водить. Просто показывал места, болтал всякую фигню на ломаном русском и подкатывал ко мне. Но Степан не такой.

На Площади Победы он рассказал нам историю загадочного исчезновения памятника Сталину. Есть версия, что его ночью увезли и сразу переплавили в детали для трамваев, чтобы никто не нашел. Так и ездит он теперь по городу.

Потом мы смотрели на здания. Степан рассказывал нам про сохранившиеся немецкие островки Калининграда. Мы узнали, что такое клинкерный кирпич и как он делается, почему верхние этажи узкие, а нижние высокие. Кровля зданий закруглена, чтобы вода с нее летела подальше от стен. А еще немецкая система стоков до сих пор работает в городе. Трубы с крыш уходят прямо под землю, толщина уличной канализационной решетки – 10 сантиметров. Мне всегда нравились немцы!

По Проспекту Мира мы дошли до скульптуры «Борющиеся зубры» во дворе Технического университета. Степан рассказал смешную историю: каждый год на Пасху кто-то красит быкам их большие яйца красной краской. Полиция, приставленная к скульптуре, не спасает. Все равно художники находят временную лазейку. Автор скульптуры – Август Гауль, но ему чуть-чуть помог Анри Матисс – подсказал, что для «оживления» быков неплохо было бы сильно наклонить их головы вниз, отставить подальше назад копыта и поднять хвосты вверх.

Затем мы подошли к памятнику Шиллеру. Это немногий немецкий памятник в Кёнигсберге, который не эвакуировали. А еще во время боев Шиллеру прострелили плечо, но сейчас все его раны затянулись черной металлической плотью.

Степан очень хороший экскурсовод. Смотрите, сколько я запомнила из его рассказа! А все потому, что он сам влюблен в этот город. Кстати, Степан из Сибири, кажется, из Кузбасса. А Хелюля из Новокузнецка, поэтому Степан ему нравился особенно.

Возле зоопарка я сфотографировала еще одного хомлина – Улю. На ней был вязаный шарф – это творчество неравнодушных местных жителей. Степан погладил Улю и сказал, что он уже пару лет просит хомлинов исполнить его желание, но ничего не выходит. Я тогда тоже подошла ее погладить и загадала желание, которое не сбудется.

Степан рассказал, как в зоопарке водкой лечили бегемота, уцелевшего во время войны. Потом он показал на лысые деревья с темными сплетениями в ветках и спросил, знаем ли мы, что это. Я думала, что это гнезда, хотя это не было похоже не гнезда. А теперь я знаю, что это омелы – растения-паразиты. Они пускают корни прямо в дерево и растут, питаясь его соками. Если влюбленные друг в друга и в жизнь мальчик и девочка оказываются под сплетением омел – они обязаны поцеловаться – это английская традиция.

Мы перешли дорогу к темному зданию бывшего страхового общества Nordstern с сохранившимся кирпичным немецким медведем. Степан сказал, что можно сфотографироваться с этим кусочком истории и обмануть всех, что мы в Германии. Но мы как-то не были расположены к таким авантюрам.

Возле кинотеатра «Заря» Степан показал нам фото Джеймса Кэмерона, приехавшего сюда на премьеру «Титаника». Дело в том, что в съемках фильма были задействованы батискафы Балтийского флота. Как здорово было жить на земле всем миром.

Когда мы подошли к парку Луизенфаль, Степан отправил нас на перекус, а сам остался отдыхать в холоде меж дерев. Я подумала, что может его надо было позвать с нами, но быстро поняла, что это немного безумная идея. Напротив парка было популярное кафе «ВДНХ» (вы достойны настоящего хлеба), но там нас встретила огромная очередь. Тогда мы перешли дорогу к пиццерии «Пеперончино», где для нас нашли маленький столик в глубинах залов. Хелюля заказал глинтвейн, а я ‒ фруктовый чай. Не знаю, какой еще город кроме Кёнигсберга может так располагать к питью горячего вина. Хелюля проникся этим настроением.

Степан ждал нас напротив кирхи королевы Луизы. Вместе с ним мы обошли и рассмотрели это здание. Затем у памятника Барону Мюнхгаузену Степан предложил нам забраться на ядро, но мы отказались. Мы даже не стали фотографировать эту фигню, чем снова удивили Степана. Тогда он повел нас к памятному знаку в честь участников развития и восстановления Калининграда. «ПОДНЯЛИ ИЗ РУИН ЯНТАРНЫЙ НАШ КРАЙ» ‒ сколько боли в этом. Я из тех, кто, глядя на результат, думает о трудном пути до него.

А вы знаете, что немцев, которые не покинули Кёнигсберг, тут просто заставили умереть? Им не давали еду, им не давали работу, они строили плоты и пробовали уплыть на них в Германию по Балтийскому морю, и гибли, гибли без конца, забыв о людской милости. Хотя каким-то единицам повезло, и они нашли лазейку в русский мир.

Затем мы прошли немного обратно и направо, мимо деревянного дома и бомбоубежища, и вышли к перголе королевы Луизы. Там осталась лавочка и дерево. Вазоны и профиль Луизы вывезли. Итак. Главная река Калининграда – это Преголя, а лавочка с растительным навесом – это Пергола. Запоминаем и не путаем!

Название следующего нашего пункта я тоже запоминаю – Амалиенау – элитный район города, где до сих пор живут свой век немецкие виллы. Свободных домов немного, и все они стоят сумасшедших денег даже по московским меркам. Здесь так уютно, никаких высоток, все как будто нарисовано для нарисованных человечков.

Но в Амалиенау есть несколько маленьких советских построек. Они бесят глаз, но не сильно. У одного подъезда Степан показал нам деревце с пушистым стволом. Я сказала, что это похоже на рога марала ‒ алтайского оленя ‒ и попала в точку, ведь это был сумах оленерогий. Хелюля спросил, что за маралы, о которых я говорю. Боже! А ведь мы с ним ездили на Алтай. Хелюля там пробовал котлеты из этого самого марала. Вот так ‒ вожу его, вожу, а он все забывает!

Мы рассмотрели много домов, увидели много деталей, прошлись по белорусскому скверу, по Kastanienalle. Да, я бы точно хотела тут пожить. Мне очень нравится Кёнигсберг. Нет, я уже влюблена в него.

Хелюля перевел Степану деньги за экскурсию. Я сказала, что наша прогулка получилась очень нескучной. Потом Хелюля меня начал засыпать неловкостями, типа я со Степаном молчала всю дорогу, а обычно болтаю, еще и сказал, что я стихи пишу. Матерь божья! Как же меня бесит Хелюля. Я вся смутилась, Степан показал нам еще один домик, чтобы развеять это безбожие. Потом мы попрощались и разошлись.

Мы с Хелюлей пошли в сторону нашего дома пешком, чему Степан тоже удивился, ведь мы полдня с ним ходили. Да, такие у нас ноги.

Вдоль дороги стояли и желтели пластиковые коробы с песком. Сумерки быстро спускались на нас. Мы шли на ужин.

По пути забежали в лавку ремесленных сыров, где взяли пармезан с трюфелем и набор мягкого сыра в шариках.

Хелюля предложил мне на выбор 2 ресторана: рыбный «Шпрот» и немецкий «Тетка Фишер». «Шпрот» был ближе, а есть хотелось уже очень сильно, поэтому мы пошли туда.

Я заказала уху, шашлык из балтийского угря и фирменное пиво. Хелюля взял такое же пиво, а еще строганину из пеламиды, судака в кисло-сладком соусе и жареную кильку. Все было очень вкусное! Уха была настоящая. Угря я пробовала первый раз в этой жизни, и мне понравилось. Он был нежный и сочный. Хелюля ахал и охал, когда ел своего судака и приговаривал, что никогда такого вкусного судака не ел. Пиво было как из Германии – с благородной пеной, с ударной горчинкой! Строганина из пеламиды сначала показалась нам странной, но потом мы поняли, что она необыкновенная. Хорошо, что официантка рассказала, как правильно подготовить ее к поглощению: нужно полить рыбную стружку лимоном, посыпать маринованным луком, покромсать все это в кашу, обильно намазать на теплый черный хлеб и съесть!

Кильку Хелюля взял зря. Он так объелся, что кое-как протиснулся на улицу через узкую дверь ресторана.

Нам нужно было попасть на другую сторону торгового центра, и мы пошли туда через торговые ряды. Я забежала в «Рив Гош», спросила, нет ли у них случайно моего любимого бальзама для губ. Его не было. А еще мы с Хелюлей одним глазом посмотрели платья в магазине Naf Naf. Очень там было красивое одно, темно-зеленое. Но мы его не купили.

***

Хелюле было тяжело идти с полным животом, но он все же привел меня к Музею океана. В парке на темной набережной не было вообще никого, кроме маленького хомлина-морячка Вити, который сидел на перилах над черной водой в своей бронзовой лодочке.

Обратно мы пошли другим путем, вдоль воды. Встретили скучающего охранника и его белую кошечку. Они нас пропустили через ворота, и мы вышли на простор, на обочине которого светился марципановый магазинчик. Там мы набрали разного шоколада ‒ белого, темного, молочного. Еще я взяла двух немецких дедов морозов с марципаном, на них была большая скидка.

Когда я вышла оттуда на улицу, мне пришлось сразу вернуться обратно, потому что я увидела в витрине кота. Мы с ним поласкались, помурлыкали, и я его положила обратно спать. Продавщица сказала, что Кеша кочует по местным магазинам, его везде хорошо принимают и вкусно кормят.

Ке-е-еш, Ке-е-еш (буква Е проваливается в кошачий позвоночник и выезжает вверх на тяжелой ласковой руке к хвосту, взлетает в воздух к букве Ш, а буква А звучит так коротко, что почти не звучит). Ке-е-еш.

Дома мы смотрели по телевизору фильм «Ворошиловский стрелок». Хелюля мне заранее весь сюжет рассказал и еще один спойлер кинул.

Я не люблю смотреть фильмы с Хелюлей, потому что я люблю смотреть их молча.

23 января

Пока Хелюля завтракал, я сделала зарядку и пришла к нему на кухню уже к кофе. Где мы будем бродить сегодня ‒ я не знала. Хелюля сказал только про музей Altes Haus, все остальное предчувствовалось мною как туман.

Мы вышли на набережную Преголи, перешли в Рыбную деревню по Юбилейному мосту, но пошли не в сторону острова Канта, а в сторону Высокого моста. Было приятно просто идти вдоль воды по пустынной мощеной дорожке. Нам встретился памятник кёнигсбергскому сому. Я этих рыб вообще боюсь, мне в детстве рассказывали, что они едят трупы людей.

На фоне пасмурного неба краснел сказочный домик смотрителя Высокого моста. Хелюля рассказал, что там однажды ночевал пьяный Барон Мюнхгаузен. Он был таким высоким, что целиком не поместился на кровати и высунул ноги в окно. Ночью один его сапог унесли волны реки. На экскурсию в этот домик мы не пошли, нам нужно было скорее попасть в другие места.

Очень скоро мы оказались возле бастиона Прегель, где нас встретил старый хриплый пес, он долго лаял, а потом успокоился и проводил нас до ворот. И сам зашел с нами во внутренний круг крепости. Там было грязно. Из древних стен торчали черные буквы: «НОЧНЫЕ ВОЛКИ», видимо это какой-то бар или байкерский клуб. Вместе с нашим пушистым экскурсоводом мы поднялись на стены бастиона и немного там погуляли. Я сфотографировала Хелюлю на фоне российского флага на высокой трубе, торчащей из насыпа. Пёс весь извалялся в сухой траве с комьями твердого снега. С высоты стен открывался вид на размеренную жизнь воскресной промзоны.

Недалеко от бастиона были Фридландские ворота. Туда мы и пошли, поблагодарив нашего пушистого экскурсовода за чудесные 15 минут прогулки.

Светофоров мы не увидели, поэтому перебежали дорогу и оказались у цели. Я еще успела рассмотреть железного оленя у входа, пока курила. А Хелюля в это время уже изучал стенды с информацией о Фридландских воротах.

Было так уютно, была такая осень. Тихая вода в канале отражала бесцветное небо и кирпичную стену. Гордый рыцарь на воротах смотрел, как мы топчем модными ботинками древнюю брусчатку.

Мы шли по тропе вдоль канала, а с другой стороны был огороженный парк. Я увидела, что там стоит маленькая модель собора Василия Блаженного, и мы пошли узнавать, что это за место. Оно называлось «Парк миниатюр». Помимо микроцерквей там были вольеры с кроликами, белками, морскими свинками, птицами, козами – со всеми этими уроженцами мы познакомились. Хелюля радостный стоял, просунув палец в кроличий дом, и звал меня – я его трогаю, смотри! Я тоже тронула кролика пальцем. Он был очень теплый.

Меня еще привлекали птицы, но от их клетки неприятно пахло.

Удивительно, что в парке были в основном модели церквей XX, а то и XXI века. Из древностей разве что Блаженный и Покрова на Нерли. Но больше всего нас заинтересовала модель королевского замка, здесь можно было его хорошо рассмотреть со всех сторон. Как глупы люди! Зачем они его взорвали, такого красивого? Откуда такая страсть к разрушению? А почему тогда все немецкое не уничтожили? Как жаль, как мне жаль. Одна часть человечества создает, другая – разрушает. Человек человеку волк. Замок человеку враг. В реке течет не вода, а время.

В парке был еще один вольер с собакой породы бернский зенненхунд. Над будкой висела табличка «Маруся». Собака была очень активная. Кто ее посадил в тесный вольер – полный идиот. Мне еще долго не давали покоя мысли о ней. Кто дал право людям так распоряжаться жизнями животных? Неужели можно вот так взять и усадить доброе непоседливое существо в тюрьму на радость глупым детям и таким же их родителям? Мне вообще не нравятся люди.

Мы пошли дальше. Нам встретился дед, который не мог прочитать сообщение в WhatsApp и сетовал нам на это своим старым ртом, похожим на гнилую лестницу со сломанными ступенями. Еще он сказал, что побывал недавно на выставке современных художников, куда и нам посоветовал сходить и купить там картину.

– Вы же можете купить картину за 100 тысяч рублей? Я вижу, что можете.

Хелюлю это так впечатлило. Он шел и гордился, что какой-то безумный дед разглядел в нас богачей.

Дальше мы свернули в кирпичные дебри и наткнулись на похоронное бюро. Хелюля сразу отказался от идеи найти здесь достопримечательности, мы развернулись, перешли дорогу и попали в кёнигсбергские советские дворы. Там было много голубей и мусора. Среди унылых советских домов торчала как каланча готическая филармония. Вот туда я бы сходила, но у нас не было этого в планах.

Уже хотелось есть, мы присматривались к забегаловкам, которые встречали на пути, но ничего не привлекало. Сплошной фастфуд.

Мы шли и шли по дорогам и дворам. Возле двухэтажного кирпичного дома нам встретилась очаровательная пушистая кошка. Она сидела в своем собственном жилище из фанеры. Внутри ей кто-то добрый обустроил лежанку и организовал полную миску сухого корма.

Дальше на нашем пути появилась еще одна промзона на Портовой улице. Мы шли к Фридрихсбургским воротам, которые стояли необыкновенно гордо посреди сомнительных постсоветских построек. Мы обошли здание вокруг и выяснили, что музей закрыт.

Контрасты Кёнигсберга могут свести с ума. Из XVII века мы снова попали в XXI век вечного дорожного ремонта. Мы шли по автомобильному мосту, который был частично перекрыт и перекопан. Хелюлю это место напугало, и он убежал вперед. А я шла медленно, осознавала контраст, снимала течение грязной воды Преголи и торчащие из воды сухие кустики травы. За Хелюлей пришлось бежать. Я застала его в стадии принятия решения снова перебегать дорогу.

Скорее прочь из этого неуютного места!

Мы прошли метров 100 и оказались в Парке Победы. Он был большой и пустой. На воде плавали утки и чайки. Мы наблюдали за ними с каменного моста. В этом парке я заметила, что у меня наконец-то получается идти прогулочным шагом. Все вокруг располагало к неспешной европейской жизни.

Хелюля вел меня в «Мастерскую хомлинов». Мы поднялись из парка, прошли мимо памятника героям Первой мировой войны, у подножия которого копошилась стая воронов, и оказались у стен еще одного бастиона – Астрономического. Все было открыто, людей опять нигде не наблюдалось. Мы зашли внутрь. Напротив мастерской хомлинов был магазин свечей König’s Candle. Там очень добрый юноша предложил нам что-нибудь выбрать. Мы все посмотрели, мне понравилась свеча с ароматом черной смородины и перца. Хелюля купил мне ее.

Потом мы зашли в мастерскую. Там нас встретила красивая, добрая и немного сумасшедшая женщина. Она включила аудиоприветствие ‒ сказку о хомлинах. На полках было много янтаря и фигурок хомлинов. Мы купили маленькую статуэтку Вити в кораблике. Продавщица еще немного пофлиртовала с Хелюлей, когда отпускала нам покупку. Хелюля сияючи похихикал ей в ответ.

Есть хотелось уже очень сильно. От Астрономического бастиона мы пошли в сторону парка королевы Луизы. Там мы, конечно, вспомнили вчерашнюю нашу замечательную экскурсию со Степаном. Пока я нежилась с белой кошкой под деревом, Хелюля стоял у памятника Мюнхгаузену и думал, сможет ли он забраться на ядро – так и не решился.

Возле кирхи была стеклянная коробка «Ростерхит». Это местный фастфуд. Сил уже не было, поэтому мы зашли сюда и заказали тортильи с разными начинками и чай. Все было свежее и горячее. Приятный перекус, не резиновый. Потом Хелюля ушел в парк искать туалет. Вернулся очень возбужденный и сказал, что, кажется, видел в парке Степана. Мы быстро оделись и почти побежали! Да, это был Степан. Он стоял в той же самой одежде возле кирхи, ждал своих других гостей с обеда. Мы подошли поздороваться. Хелюля рассказал ему, что мы идем в Altes Haus.

Altes Haus – это музей-квартира, в которой собраны предметы немецкого быта начала XX столетия. Она принадлежала купцу Густаву Гроссману.

Рядом с подъездом стоит кофейня, бывшая торговая лавка. Там мы купили два билета. До начала экскурсии было еще 20 минут, и мы немного прогулялись по уютной улочке нашего уже знакомого и даже любимого района Амалиенау. Нашли еще одного хомлина ‒ Антошку.

В 15:59 мы позвонили в домофон и зашли в музей – в квартиру номер один на первом этаже. Вместе с нами зашел еще скромный юноша. Я сначала подумала – как жаль, что мы не одни, но потом поняла, что я, наверное, слишком избалована одиночеством.

Милая девушка Светлана показывала нам разные вещицы и просила угадать, для чего они использовались. Было весело! В доме все можно было трогать руками. Я очень скоро села за фортепиано, попробовала сыграть первый такт четырнадцатой сонаты Бетховена, но инструмент был расстроен в хлам. Может они специально его не настраивают, чтобы какой-нибудь музыкантишка случайно не прервал экскурсию своей игрой?

Очень интересно и живо было в женской спальне. Там я отгадала, что сумочка на поясе предназначалась для конфет.

Хелюля задавал Светлане очень много вопросов, и часа в музее нам не хватило. Она бегло показала нам кухню и ванную комнату. На кухне нас поразила длинная узкая лопаточка для выскребания костного мозга. В ванной не было ничего особенного. Мы откланялись и ушли.

За нами в музей заплыла большая группа шумных туристов. Хорошо, что нашим соучастником был только один мальчик.

Мы снова шли из Амалиенау в центр города. Шли неспешно, болтали. Хелюля не уставал проверять, не спутались ли у меня в мозгу Преголя и Пергола, запомнила ли я название района Амалиенау и прочее.

Целью нашего пути был немецкий ресторан «Тетка Фишер», где мы собирались отведать клопсы – традиционные прусские фрикадельки.

По дороге мы зашли в косметический магазин, где я купила бальзам для губ, потому что не хотела каждый раз просить Хелюлю выдавливать мне остатки из старого тюбика. Вообще в Кёнигсберге все так устроено, что не покупать тут ничего – невозможно. Это город магазинов. Прелестный город.

В «Тетке Фишер» мы заказали две порции клопсов и два бокала немецкого пива. Нам принесли две чугунные тарелки, в каждой из которых было три больших фрикадельки, политых белым соусом, ломтики вареной картошки, горка салата из свёклы и дольки соленого огурца. Но этого мне было мало. Я заказала еще брускеты с разными намазками. Хелюля тоже ими угостился. Мы налетели на рыбные. Брускету с икрой из маслин никто есть не хотел, но я съела.

От ресторана до нашего дома было совсем немного. Мы спустились на остров Канта, попрощались с собором и по берегу Рыбной деревни расслабленно дошли до квартиры.

24 января

Мы встали рано, чтобы успеть позавтракать, собрать чемоданы и прибраться. Я успела и зарядку сделать.

В 11 часов пришла хозяйка квартиры, Хелюля ее забалтывал до тех пор, пока ему не позвонили из проката машин и не сказали, что наша лошадка ждет нас внизу. Черная сияющая KIA Sportage.

Пока Хелюля подписывал документы, я сняла машину со всех сторон. Потом мы осторожно поехали. Эта машина была явно больше той, которую мы оставили на ледяной стоянке в Домодедово, но Хелюля быстро привык к новым габаритам.

Мы ехали знакомиться с Пруссией изнутри.

Первой остановкой стал замок Вальдау. Я-то думала, что мы будем по руинам ползать, а тут – все стоит, все живое. Мы посмотрели на здание спереди, потом вышли в низкую каменную арку и посмотрели на здание сзади. Это все было нерусским и древнего цвета.

Еще около замка мы заметили аккуратное собрание старых красных кирпичей. Они были покрыты снегом.

Смотреть больше было не на что. Мы прочли информационный стенд и сели в машину. Спустя минуту езды Хелюля объявил, что перед нами комплекс зданий учительской семинарии. Длинное бледно-розовое здание, окруженное низкими жилыми домами, стояло в мертвом сне. Перед ним была советская облезлая детская площадка, засыпанная листьями и снегом. Там я на остатках механического тренажера несколько раз подняла штангу, и мы пошли к машине. Внутри запотевшего окна жилого дома мелькало что-то белое. Это была кошка. Она пыталась разглядеть нас.

Дорога была приятная. Во-первых, машин было мало. Во-вторых, нас наконец-то окружили «последние солдаты Германии» ‒ дубы, липы, клёны, ясени, которые были высажены вдоль дорог еще немцами, а теперь эти деревья – последний приют лихачей. Об этом мы узнали от Степана.

Скоро мы заехали в небольшой город Гвардейск, бывший Тапиау. Сейчас здесь только замок-отец называется Тапиау. Мы оставили машину во внутреннем дворе высокого краснокирпичного готического здания. Хелюля поднялся в кассу и купил нам экскурсию. Она получилась индивидуальной, потому что кроме нас желающих не было. И вообще я смотрела на весь этот унылый пейзаж, на строительный бардак вокруг – не верилось, что летом тут много людей.

Экскурсовод Елена ‒ простая провинциальная русская женщина с отсутствующим четвертым зубом сверху слева, с подгоревшими обесцвеченными волосами, в пуховике, мечтающем о химчистке ‒ кометой понеслась куда-то за забор и позвала нас с собой. И мы пошли. Она спросила, хотим ли мы увидеть тюремные камеры? Мы хотели.

С конца XIX века до июня 2021 года замок Тапиау был тюрьмой, а сейчас все перестраивается в большой музейный комплекс. Елена завела нас в камеры, которые опустели совсем недавно. Там было грязно, но не воняло. Больше всего меня впечатлил коридор для прогулок. Там было слишком мало места. Я подумала, как много тяжелых человеческих мыслей пронеслось под этой колючей проволокой, прикрывающей небо. Я представила, как гражданин Навальный гуляет сейчас в таких условиях.

Хелюля не хотел фотографироваться в камере, но я его принудила. Получилось жутко.

Елена бежала дальше и тараторила свою давно выученную речь про историю всего этого безобразия. Она привела нас к главному входу замка, рассказала что-то про устройство здания. Я ничего не запомнила. Потом мы поднялись на второй этаж и встали возле макета замка, чтобы прослушать еще один выученный параграф учебника. Тут я кое-что запомнила – что туалет был в отдельной башне надо рвом с водой.

Потом Елена показала нам барельефы с музыкантами и зверушками на потолке. Чудом они сохранились до наших дней.

Я увидела, как еще одна маленькая женщина прошмыгнула в замок вслед за нами и скрылась за белой дверью в белой стене. Чуть позже и мы туда зашли. Это был теплый оружейный музей. Елена провела нас вдоль стендов и по пути рассказала выученный параграф про вооружение скифов. Мне физически стало плохо от такого количества острых предметов.

Маленькая женщина сидела за витриной с сувенирами. Там были маленькие мечи, кинжалы, булавы и прочий ужас. Мы ничего не купили.

По развороченной дороге, по сторонам которой лежали груды досок и кирпичей от разобранных тюремных зданий – мы вышли к стоянке. Елена, маленькая женщина и охранник попрощались с нами и сказали – приезжайте снова, когда все отремонтируют.

На обед мы заехали в кафе с манящим названием «Пруссия». Внутри было подозрительно просторно и безлюдно. Я заказала уху с судаком и семгой и блинчики с ветчиной и сыром, а Хелюля – картофельный крем-суп с баварскими колбасками и свинину по-прусски. Еще мы взяли чайник черного чаю на двоих. Все было потрясающе вкусное! Хелюля очень сильно объелся: свинину ему принесли с кучей картошки и сыра. А я правильно рассчитала силы своего желудка.

После обеда мыпрогулялись по центру города Тапиау. Вокруг мощеной центральной площади стояли старые немецкие дома. По атмосферной узкой улице мы спустились до библиотеки имени Твардовского. Возле нее был памятник Василию Теркину. Потом мы вернулись в машину, совсем немного проехали и вышли возле аккуратного желтого домика. Здесь Александр Твардовский встретил конец войны. Эта информация, которую мне щедро преподнес Хелюля, сразу сделала дом каким-то теплым, что ли. Конец войны. Миру – мир. И казалось всему человечеству тогда, что с планеты исчезло все зло. Навсегда.

На этом наше знакомство с Тапиау было окончено. Мы сели в машину и снова очутились в компании деревянных солдат. Совсем скоро Хелюля остановился в поселке Знаменск и сказал, что мы идем в психушку.

Вы вышли в грязь и снег, пошли вдоль дороги. Справа от нас виден был готический верх психушечной кирхи, но мы не понимали, как к нему подойти. У деловой старушки в зеленом пальто Хелюля спросил, где тропинка к больнице. Она показала в поле, и мы свернули туда.

Больницу Алленберг возвели немцы в середине XIX века. Это было образцовое явление среди подобных: большая просторная зеленая территория, несколько корпусов, своя молильня. Все пошло наперекосяк при Гитлере: фюрер не считал душевнобольных людей людьми, поэтому всех пациентов Алленберга фашисты просто убили и сделали там военную часть, которую потом прибрали себе Советы.

Сейчас территория больницы никак не окультурена, охраны нет. Потому там очень печально: разбитые окна, груды мусора, граффити. Нас встретил низкий серый дом без окон ‒ череп с давно опустевшими глазницами. Потом мы вышли к корпусам. Дверей у них не было и внутри все одно и то же – разгром.

В кирху мы зашли через главный вход. Над аркой центрального коридора висел советский разноцветный плакат «Приятного аппетита!». Дальше впереди виднелось граффити с Джеком Николсоном в полстены. В огромных разбитых окнах стояли тихие заснеженные ёлки. Мне не было страшно здесь. Мне было уютно.

Когда мы вышли из церкви ‒ заметили чьи-то свежие следы на свежем снегу. Вот тогда мне стало не по себе. Но потом мы увидели в той стороне, куда уходили следы, приличных мужчину и женщину. Они тоже увидели нас и крикнули издалека – здравствуйте!

Так хорошо прогуляться по заброшенной психушке в то время, когда в Москве разгар рабочего дня. Прелестно. Но этим наши планы на сегодня не ограничились. Пора было двигаться дальше, и мы пошли искать выход с территории. По пути нам попалось еще одно большое граффити – солдат, из-за спины которого вылетали ракеты.

Мы вылезли в окно пропускного пункта, потому что не захотели возвращаться к дырке в заборе, через которую залезли сюда. Хелюля еще завел меня напоследок в водонапорную башню Алленберга. Лестница внутри была сломана.

Начинало смеркаться. На трассе мы увидели белую сову. Она взлетела с обочины и спряталась за дерево. Уже ощущался сладкий запах Наполеона, потому что мы подъезжали к Правдинску, бывшему Фридланду. Здесь в 1807 году было большое русско-французское сражение.

В городе Хелюля хотел посмотреть на домик Наполеона, но он был на реконструкции. Мы пошли вперед по улице Кутузова. На одном доме с фахверком нам встретился странный старый герб: на желтом фоне птичья нога с большими когтями держала толстую рыбу, которая отчасти напоминала черепаху.

Дальше перед зданием бывшей тюрьмы мы нашли бюст Кутузову. Хелюлю восхитило это соседство. Потом мы перебежали дорогу и оказались у братской могилы русским солдатам. Она была возле стены детского сада – аккуратного белого здания с часами на готической башенке.

Сумрак подступил к нам уже очень близко. В городе зажглись редкие фонари. Мы пошли в сторону машины и свернули к кирхе. Она была уже закрыта, мы немного не успели. Там сейчас православный Георгиевский собор. А в сквере перед церковью стоит диско-инсталляция со Святым Георгием.

Перед тем как покинуть Фридланд, Хелюле нужно было срочно зайти в «Лавку Бахуса». Там он взял себе бутылку вина и три бутылки пива. А я купила ягодные конфетки в металлической коробке и две бутылки неизвестного мне ранее пива на дегустацию.

Мы загрузили покупки в машину, выпили кружечку чаю из термоса, покурили и поехали дальше. Хелюля меня засыпал немецкими названиями, я уже опять не понимала, куда мы едем. Дорога стала совсем темная и зловещая, без фонарей. Только желтые светоотражающие пояса последних солдат Германии служили нам дополнительным источником освещения. Внезапно на дорогу выпрыгнул белый заяц. Хелюля успел притормозить. Я была так рада, что мы его увидели! Пусть и не разглядели толком.

Хелюля заехал в поселок Железнодорожный, бывший Гердауэн. Там было очень темно и как-то мертво. Внезапно мой водитель поехал в гору – к каким-то развалинам. Это был замок Гердауэн. Или – то, что от него осталось. Территория не облагорожена, стены не восстановлены и, самое крутое – ни одного фонаря. Но Хелюля не растерялся, включил фонарик на телефоне и пошел вперед. Я вообще не хотела выходить из машины. Но мне было страшно оставаться одной. Мы там ходили, ходили. Хелюля смотрел на развалины, нашел конюшни и позвал меня посмотреть на них тоже. А у меня перед глазами было одно кино – как на нас прямо здесь со всех сторон нападают грабители или медведи. Мне хотелось поскорее уехать оттуда, чему Хелюля искренне удивлялся. У него просто детство было полегче, чем у меня.

Мы сели в машину и поехали. Я услышала, как щелкнули замки дверей, выдохнула и съела сразу несколько ягодных конфеток. Хелюля привез нас в центр поселка и снова собрался на прогулку. Там было освещение, но я не хотела выходить. А куда деваться мне?

Хелюля ходил по немецким улочкам, среди игрушечных немецких домиков и без конца восхищался. Я шла следом и нашла кошку на подоконнике. Мы с ней немного пообщались.

Надо было уже срочно искать ночлег. На этот вечер у нас не было забронированной квартиры.

Когда Хелюля курил на улице и осматривал машину, я его напугала клаксоном. Он так смешно подпрыгнул!

Пока мы ехали, я смотрела гостиницы в Черняховске, бывшем Инстербурге. Мне приглянулись две: «У медведя» и «Кочар». Сначала мы зашли к медведю. Юный ключник предложил нам номер на четвертом этаже. Лифта не было, мы кое-как забрались туда по старой крутой лестнице. Номер нам совсем не понравился. Еще мы не представляли, как туда затащим чемоданы. Тогда я предложила Хелюле поехать в «Кочар». Юный ключник, услышав о таком намерении, сразу проговорился о существовании люкса на втором этаже.

В коридоре недалеко от люкса висели две фотографии в стеклянных рамках: Петросян со Степаненко в радости и любви и Юлия Чичерина в пшеничном поле. В просторном номере стояла большая кровать необычной формы без углов. Она считалась бы ультрамодной лет 10 назад. За ней на стене были цветочные фотообои. Также у нас был диван, письменный стол, журнальный столик, плазменный телевизор, большой зеркальный шкаф-купе, холодильник и очень холодный санузел с душевой кабиной. Потолки в номере были выше неба. Это абсолютно точно было немецкое здание, хотя ключник сказал, что оно советское. Конечно! Да что он понимает…

Мы занесли чемоданы, я сразу записала румтур, потом сходила в душ, легла под одеяло, открыла чешское пиво «Ежик» и включила телевизор. На канале TV1000 шел фильм «Изгой». Под него я и уснула.

А Хелюля еще какое-то время восполнял отсутствие ужина марципановым шоколадом и бутербродами с сыром.

25 января

Утро началось плохо. Хелюля был очень злой. Он резко меня разбудил и сказал, что идет на завтрак один, раз я так долго сплю. Я не люблю, когда так. Я что ли виновата в том, что ему хреново после того количества алкоголя, которое он в себя вчера впихнул? Мне не хотелось спускаться одной, поэтому я вскочила, быстро почистила зубы, умылась, оделась и мы пошли в столовую на первом этаже.

Там был небольшой шведский стол. Все вокруг говорило о Германии. Даже надпись на входе была: Frühstück. Старинный сервант, старинные часы, тумбы, люстры – это все вообще не русское!

Мы взяли две миски пшенной каши на молоке. Я еще положила себе в плоскую тарелку глазунью, сыр, огурцы и хлеб. Хелюля взял яйца и ветчину. Также мы выпили по кружке не самого лучшего черного кофе. Но атмосфера сгладила эту неприятность.

После завтрака я вышла покурить на задний двор гостиницы и убедилась в том, что здание немецкое. Во-первых, оно было из клинкерного кирпича. Во-вторых, в стены были врезаны художественные элементы, чуждые русской архитектуре. Особенное очарование двору придавали молодые пушистые сосны.

Я поднялась наверх и собрала все свои вещи и наши продукты. Хотела уже спускать в машину, но измученный Хелюля, покинувший наконец санузел, сказал, что сначала мы погуляем по Инстербургу, а потом вернемся и сдадим номер. Времени у нас было достаточно для проведения этой спецоперации.

Окна нашего номера выходили на как будто брошенную промзону. В перспективе вздымались две высоченные трубы из красного кирпича. Чуть ближе располагались грязные серые дома с треугольными крышами. На первом плане было старое одноэтажное здание, арочные окна которого заняли сепия плакаты: Автомойка, Парковка. На углу крыши этого здания стояла скульптура девушки с вазой. Такая одинокая! И бегали в этом межвременном пространстве веселые собаки. Они играли.

К этому пейзажу мы вышли из отеля. По приятной брусчатке дошли до кирхи конца XIX века, в которой сейчас ютится собор Архангела Михаила. Внутри шла служба, Хелюля зашел туда ненадолго, а я не пошла, и осталась знакомиться с котиком, который нежно спал на кучке сена в предбаннике церкви. Такой он был сонный, я ему позавидовала.

Хелюля оторвал меня от зверя и повел в Храм Святого Бруно Кверфуртского. По дороге я нашла себе друзей – двух ласковых псов с желтыми чипами в ушах. Мы так классно проводили с ними время и не могли оторваться друг от друга, что я даже не разглядела толком сам храм. Он был закрыт. На черных воротах блестела черным выкованная надпись: PAX ET BONUM (мира и добра) ‒ девиз францисканцев.

Следующей нашей целью был дом, в котором Наполеон останавливался накануне войны 1812 года. Мы дошли туда быстро по приятным улицам. Мои собаки убежали за строем зеленых солдат. Я не ревновала!

Домик Наполеона грязно-желтого цвета с лепниной под окнами третьего этажа стоял сам по себе и держал у двери памятную доску о том, что здесь был император всея Франции – дикий Наполеон Бонапарт.

Перед домом в сквере был памятник Барклаю-де-Толли. Мы немного постояли у него, потом перебежали площадь Ленина, прошли по краю парка, в котором велись земляные работы и вышли к красной стене замка Инстербург. Перед ней стоял каменный столб с фигуркой всадника наверху. На памятнике была длинная надпись на немецком. Мы ее не поняли.

На входе в замок было объявление о том, что это собственность русской православной церкви. Ну и что с того? Было бы чем гордиться. Не могут историческую территорию в порядок привести, зато она их, это, конечно, важно.

Во внутренний двор вела низкая арка, в которой поместился секонд-хенд – старые вещи на перекладине и потрепанные женские туфли на полках. Еще буккроссинг. Полно там уместилось развлечений. А! Еще были буклеты для туристов и дверь, в проеме которой виднелась бетонная лестница наверх. Мы поднялись по ней и увидели в коридоре интересный беспорядок: плакаты и декорации. Потом нашли вход в загадочную комнату, полную книг, картин, бутафории и старинной мебели. Когда я фотографировала цветные бумажные маски зверей, перед нами открылась еще одна дверь: худой дядька с хвостиком выглянул оттуда и сказал, чтобы мы заходили к нему быстрее, что у него тепло вылетает. Мы зашли.

Это была мастерская художника. Дядька представился Андреем Смирновым и с порога начал нам читать до скрипа выученную лекцию про замок. Потом, не выдержав паузу, он начал втюхивать нам свою книгу про Инстербург и рассказывать о том, какой он гениальный прусс. Хелюля по привычке своей пытался его перебить, но художник этого не допустил – просто трындел дальше, что Хелюлю очень сильно выбесило. Мне было все равно. Ну, скучает он по вниманию туристов, пусть выговорится, если ему так хочется.

Гобелены на стенах в мастерской были красивые – цветастые с рыцарями и лошадками. Еще там валялись старые мечи и доспехи. Я попросила Хелюлю меня сфотографировать на фоне настенного хаоса и дала ему камеру, но мсье художник выхватил у него телефон и сам начал меня щелкать, приговаривая, что он композицию видит лучше.

Когда мы вышли, Хелюля был очень злой. Долго рассказывал, как ненавидит нарциссов, что этот художник – типичный неформал, который считает себя выше всех.

Мы обогнули внутренний двор замка. Хелюля покачался на качелях напротив конюшен. Посреди двора было кострище, в котором лежала свежая веточка омелы. Я потрогала ее белые ягоды и показала Хелюле. Он трогать не стал, сказал, что ему жутко от знания того, что это растение-паразит.

На выходе у стены мы встретили симпатичную рыжую собаку. Она разрешила себя погладить, а потом убежала в замок по делам.

Возвращались обратно мы умеренным шагом. Меня влекли все магазины, которые я видела, но Хелюля не хотел останавливаться, зато у кофейни он притормозил без проблем. Мы взяли два неплохих черных кофе, и я попросила девушку за прилавком разогреть для меня блинчик с мясом. Пока ела, поймала на себе задумчивый взгляд Хелюли. Он тоже хотел блинчик, но молчал. Я ему отдала половину.

В отеле мы быстро спустили вещи из номера, и я вернулась в столовую набрать кипяток в термос, пока Хелюля готовил машину к пути. Не знаю, сколько грелся старый пластиковый электрический чайник. Как будто минут десять. Хелюля успел меня потерять и зашел в столовую, где обнаружил мой силуэт в полутьме плотных штор. Он забрал у меня ключи от номера и сам отдал их дневному старому ключнику. Мне вручил на память квитанцию на светло-зеленой бумаге с надписью Zum Baren. Наш люкс стоил три тысячи пятьсот рублей.

Инстербург быстро исчез с дороги. Хелюля заехал в деревню Веселовка и остановился около одноэтажного кирпичного домика. Это был музей «Дом пастора». Здесь 4 года жил и учил пасторских детей Иммануил Кант.

У входа я сделала еще одно селфи с Кантом с помощью чудо-экрана, и мы зашли в музей. Пока Хелюля покупал билеты, я приглядела себе тряпичную косметичку с Кантом и выпросила ее у моего богатого спутника.

Музей внутри был обустроен соответственно XXI веку – белые стены, редкие полки с книгами и вещами, редкие витрины. Немало экранов и проекторов. Минималистично, со вкусом. Мы спустились в подвал и там нам стало не по себе из-за низкого потолка, тогда мы поднялись на чердак, где была выставка работ местной художницы. На мольберте был прикреплен ватман с незамысловатым Кантом, сидящим на табуретке и играющим на гармошке. А на плече его был изображен прусский ворон с открытым клювом. Не зловещий – дружелюбный.

На этом мы попрощались с молчаливыми хранительницами музея и вышли к машине.

Дорога шла через малые населенные пункты. Я опять не знала, куда мы едем, но незнание мое длилось недолго. Перед нами раскинулся очевидный город: Гумбиннен, нынешний Гусев.

Хелюля припарковал машину. На противоположной стороне улицы я увидела котика, и мы перешли на ту сторону, но стремился Хелюля не к котику, а в кафе «Красная шапочка», где были цеппелины.

Цеппелины – это традиционное литовское блюдо: картофельные бомбочки с мясной начинкой.

Интерьер кафе был неуютным. Слишком тесно, из телевизора орали что-то про танки «Леопард». На стенах были глиняные поделки. За барной стойкой мы сделали заказ и сели за стол прямо под телевизором. Скоро худенькая женщина сказала, что наши цеппелины готовы. И чай тоже.

Хорошо, что мы заказали по одной штуке, потому что они были очень большие. А еще нам не пожалели белого соуса и зеленого чесночного масла. Свой цеппелин я ела осторожно, пытаясь не упустить вкус Литвы, но все это напомнило мне детство: галки – картофельные шарики с мясом, которые бабушка варила на каждый праздник. Я их просто обожала.

Из кафе Хелюля повел меня в сторону площади, мимо скульптуры Ангела-хранителя мира и мимо кафе «Хайпожоры». Кто такие хайпожоры – Хелюля сам понять не смог, но я ему помогла. С проспекта Ленина мы свернули на улицу Толстого и встали перед зданием народного банка. Оно было внушительных размеров и абсолютно не русское. Хелюля сказал, что надо наслаждаться, пока у нас не отобрали эти земли.

По дороге к машине я зашла в аптеку, чтобы восполнить потерю: в последнем кафе Инстербурга я забыла антисептик для рук. Купила новый, с ароматом клубничного шампанского. Еще захватила зубную нить тоже с ароматом клубники.

Хелюля проехал по низкому Королевскому мосту над рекой Писсой, затем подвез меня не то к старой гимназии, не то к кирхе… К какой-то достопримечательности. Я не помню. Да и он в тот миг выглядел уже как сильно привыкший к немецкой архитектуре человек.

Мы ехали искать дачу Германа Гёринга. Дорога была красивая и пустая. Только вороны занимались своими делами на посевных полях.

Я переписывалась с коллегами, мы выбирали подарок нашему руководителю на день рождения. Связи с каждым километром становилось все меньше: мы приближались к Польше.

Виштынецкий лес начался резко и красиво. Там была мелко мощеная дорога, покрытая тонким слоем снега. Машина ехала беззвучно и легко. Мы плыли по этому лесу. Один раз встретили красный трактор, Хелюля остановил его и спросил у водителя, где тут дача Гёринга. Он что-то знал.

Каждая веточка всех деревьев этого леса была одета в снег, все было в снегу – сказочно красивое! Мы остановились покурить и послушать тишину. Я сфотографировала делового Хелюлю рядом с машиной на фоне зимнего пейзажа. Он меня тоже запечатлел – очарованную.

Хелюля не понимал, куда нам ехать. Он следовал рассказу тракториста, и даже было у нас на пути то, что должно было быть, но до дачи мы никак не доезжали. Когда перед нами встал высокий старинный каменный мост без перил над маленькой рекой, Хелюля вышел посмотреть на это со стороны, а я осталась в машине. Потом мы поехали. Мне не было страшно, потому что я очень доверяю Хелюлиному водительскому мастерству. Зато он себе не доверяет. Ехал, вжавшись в кресло, с широко-закрытыми глазами.

Последнее предложение я придумала. Я не видела, с каким лицом он ехал, потому что любовалась нереальным видом: черной медленной речкой, в теле которой среди камней лежали ветки, стволы деревьев. И склонялись над ней тонкие стволы, и осторожно провожали воду в путь пушистые ёлки. У деревьев свое сообщество, огромное. Но ведь существуют деревья-отшельники? Которые проживают свой век в полном одиночестве. Бывает так? Я не знаю, интересуюсь.

Потом Хелюле пришлось проехать по экстремальной грязи, которая просила каждого застрять в ней. Но у нас тачка крутая, поэтому мы сильнее уговоров бездушной лужи.

Мы остановились у развалин из красного кирпича. Хелюля сказал, что это либо фундамент замка, либо охотничьего двора. Там смотреть было совсем нечего. Я стояла на одном месте и прислушивалась к лесу – не хрустят ли ветки, не подкрадывается ли к нам зверь.

В общем – поехали дальше, но так ничего и не нашли. Лишь еще один раз по пути обратно вышли из машины возле придорожной беседки – освежиться и покурить.

Меня кстати фигура Гёринга сильно отпугивает. Злодею очарования придает изящество, а у Гёринга в глазах на фото столько звериного, что не до романтизации тут вовсе. Первобытный ужас. Так что может и хорошо, что мы не нашли место, где живет его дух. Мало что ли на Земле дьявола?

Мы поехали в обратную сторону по той же дороге. В машине я выключила радио, открыла айпад и стала писать аккомпанемент для песенки, которую придумала для нашего руководителя. На телефон запоздало пришла СМС: «Добро пожаловать в Польшу».

Уже в полной темноте Хелюля заехал в тесный жилой двор. Хотел показать мне какую-то старую башню, но ничего не нашел и еще застрял меж поленниц и хозяйственной утвари. После долгих манипуляций наконец развернулся, и мы поехали на ужин в город Неман, бывший Рагнит.

Мы поставили машину недалеко от пугающе высокой стены замка и вышли на улицу. Замок был закрыт, но и снаружи он произвел на нас впечатление. Там хорошая прожекторная подсветка.

Оттуда мы не пошли на ужин. Решили еще немного нагулять аппетит и заодно посмотреть город. На улице Октябрьской Хелюля показал мне католическую церковь, от которой остался только атриум, а нему пристроили жилой дом. Выглядит это дико.

Гуляли мы недолго, но с наслаждением. Мы знали, что скоро очень вкусно поедим, а пока можно пить без конца немецкие виды. Хелюля по пути пытался вспомнить все немецкие названия замков и городов, которые уже позади. Возникла сложность с запоминанием Гердауэна. Я предложила ему ассоциацию: Herr + Даун ‒ мужчина с синдромом Дауна. Хелюлю мое предложение явно напрягло, поэтому я предложила другую ассоциацию: Herr Down – мужчина вниз!

Вернулись в сердце Рагнита мы по Советской улице мимо Городского озера. И сразу оттуда бодрым голодным шагом пошли в Deutsches Haus – старый немецкий ресторан. На входе был магазин сыра. Хелюля спросил у продавщицы, вкусно ли кормят в ресторане, а она сказала, что там больше не кормят – ресторан закрыт! Конечно, было обидно. Мы купили в этой лавке кусочек «Тильзитера». Женщина предложила нам проехать 12 км в обратную сторону до села, где было что-то типа филиала этого ресторана, но эта идея не вписывалась в наш график.

Мы пошли обратно к машине. По дороге закупились в «Лавке Бахуса». Хелюля взял бутылку вина, а я набрала на дегустацию местного пива и марципановых батончиков.

Ночевку Хелюля запланировал в Советске. Мы решили поужинать там после того, как заселимся. По дороге я подбирала нам варианты заведений.

В камерном отеле «Геркулес» не было ни одного свободного номера, пришлось ехать в типовую советскую гостиницу «Россия», где нам дали душный номер с жуткой планировкой. Там вообще не было кислорода. В стены, в ковер и в мебель въелся на века табачный запах. Мы открыли окна и пошли добывать себе еду.

На площади перед гостиницей стоит памятник Ленину. Прожектор подсвечивает его только с одной стороны, из-за чего на стене соседнего старого немецкого здания живет еще и тень Ильича.

По пешеходной улице Победы мы отправились в ресторан «Чиполлоне» с рейтингом 5 звезд. Я была в таком нетерпении, что предложила Хелюле зайти в «Трактир», который сверкал у нас на пути. Но там было много людей. Знаете, название «Трактир» очень манящее, многообещающее…

И вот – «Чиполлоне». Большой семейный ресторан. Нас посадили за стол напротив барной стойки, мы заказали местное пиво и пиццу «Маргариту» для разогрева. Из основного меню Хелюля взял теплый салат с кальмаром и судака в сливочном соусе. А я – суп-пюре из брокколи и судака с цуккини. Хелюля объелся. Я тоже. Пицца была потрясная. Остальная еда тоже была хороша, но не удивительна.

Тяжело мы доковыляли обратно. Я сразу сходила в душ, обнаружила, что в кабинке очень плохо уходит вода, и легла под одеяло дописывать и записывать поздравительную песню. Хелюля шумел, а я просила его не шуметь, но он вредничал и говорил, что будет делать, что ему вздумается. Представляете? Вот в этих полевых условиях я кое-как записала вокал и еще долго сводила. Хелюля уже уснул. А мне было так душно, я не могла вырубиться. Открыла окно рядом с кроватью ‒ думала, что немного подышу, а потом закрою.

В 6 утра я проснулась из-за дикого холода и закрыла.

26 января

Очнулись мы в здравии, слава богам! Хелюле я не стала рассказывать, что мы всю ночь дышали ледяным воздухом Советска, бывшего Тильзита.

Где-то внизу нас ожидал завтрак. Мы привели себя в порядок и пошли искать ресторан. Среди мрамора, стекол в темном коридоре возле респешена был обнаружен вход в просторный зал с высокими лепными потолками. Когда мы вошли, не хватало только клавесина. Лишь одна живая душа стояла возле небольшого стола с вариантами завтрака. У меня было необычное настроение, поэтому я взяла макароны с сосиской и кукурузные хлопья с йогуртом. Смотрительница стола испугалась, когда увидела, что я засыпаю хлопья в йогурт. Такая – это же йогурт! А говорю – а мне именно он и нужен!

Пока Хелюля жевал кашу, я быстро смела свое углеводное счастье и убежала курить, а потом так же быстро наверх в номер – собирать себя и вещи. Потом пришел Хелюля и ушел в душ, откуда вышел очень недовольный. Вода в кабинке вообще перестала уходить. А ведь я даже голову там не мыла! С чего это она засорилась? Ну, мы здесь больше не будем жить, и теперь это не наша проблема.

Чемоданы мы оставили в номере и пошли осматривать Тильзит. В запасе было 2 часа.

Площадь Ленина при дневном свете была абсолютно серой и похожей на промзону. Возле центра документов стояли три пожарные машины. Хелюля показал в ту сторону и сказал, что там в кустах стоит большая скульптура лося, но мы к ней не пошли. Хотелось еще успеть где-нибудь выпить хорошего кофе. Утро все-таки.

По улице Победы мимо памятника тильзитскому трамваю, мимо театра королевы Луизы (с которого осыпались камни), мимо здания с рыцарем на балконе ‒ мы уверенно шли вперед. Город был немного сонный, магазины и заведения только начинали свою работу. Я увидела, как продавщица с рыжей собачкой на поводке открывала дверь магазина одежды и представила себе их размеренные зимние нетуристические будни – как они приходят, весь день женщина читает и переписывается с кем-нибудь, а собака спит у ее ног. И так тихо течет их жизнь. По-скандинавски.

Затем мы прошли ресторан «Чиполлоне». Я похвасталась Хелюле, что вчера там ужинала, а он мне похвастался этим же. Мы часто так играем.

Очень скоро перед нами оказался обособленный кусок гранита – памятник подписанию Тильзитского мира. А перед ним была река Неман и мост королевы Луизы, ведущий в Литву.

Мы стояли на набережной, я смотрела вперед и не могла поверить, что там другая страна. Еще никогда я не была так близко к Европе. Должна еще рассказать, что литовцы, когда смотрят на наш берег, видят огромную букву Z в цветах георгиевской ленты на стене немецкого дома с фахверком. И страшные советские дома вокруг этой инсталляции.

Алла Васильевна говорила мне, что нужно обязательно увидеть красивый мост в Тильзите, по которому литовцы ходят к нам на шопинг, а нам к ним ходить нельзя. Это она имела в виду мост королевы Луизы. По нему и правда шли какие-то отдельные люди. Мост большой ‒ с двумя каменными башнями и окислившимся в зеленое барельефом монархини – сделанный на долгие века (если они впереди). В контексте современных российских будней мост королевы Луизы и набережная Немана – препечальное место.

Она кстати где-то здесь сейчас, в пригороде Советска, Алла Васильевна.

По улице Герцена мы вышли с набережной. Хелюля хотел мне показать дом, в котором останавливался Александр I, но мы не нашли никаких табличек. В предполагаемом здании разместилась «Лавка Бахуса». Затем мы свернули на улицу Гагарина и увидели любимый российский плакат – бабка с советским флагом и надпись «Zа победу!». Вы уже думаете – да хватит, хватит, все об этом знают. А я отвечу вам: там, напротив здания с плакатом ‒ музей военной техники под открытым небом: танки, вертолетики, машины. И все это для нас и наших европейских гостей.

По выставленным танкам бегали кошки. Я пыталась поймать хотя бы одну, но все они быстро спрятались.

Рядом с парком было бистро «Дружба». Мы зашли туда выпить кофе. Я еще взяла клубничный пончик. Хелюля с подозрением посмотрел на него, а потом в его волчьем взгляде мелькнула голодная искра – я отдала ему половину. Никого больше не было в этом уютном кафе. Только равнодушная сонная официантка.

Оттуда мы долго шли и шли, пока не пришли к зданию классической гимназии Тильзита. Когда я стояла перед ним – у меня было ощущение, что я в старой Англии. А может я вообще в сказочной книжке и это филиал Хогвардса?

Дальше – хуже. Концентрация старых зданий начала зашкаливать. Это было очень красиво и, если честно, немного страшно. Некоторые дома, казалось, вот-вот рухнут. В этом городе много работы для реставраторов.

И все это мешалось… да, с промзоной, но и с бытовой совковостью тоже.

Особенно мне понравились живые и жилые малоэтажные дома. С одного крыльца меня облаял микроскопический пёс.

Далее мы остановились у дома, в котором родился Армин Мюллер-Шталь. Вы спросите меня – кто это? А я отвечу вам – не знаю. Но дом великолепный, хоть и в жутком состоянии. Хелюля попросил меня забраться на крыльцо и прочесть, что написано на двери. Мне было страшно, потому что вокруг здания валялись упавшие кирпичи. Я давно подозревала, что Хелюля меня ненавидит.

На двери была цифра 1995. Видимо это окончание срока годности здания.

По улице Матросова мы пришли к городскому парку. Это был английский парк: красивый беспорядок. А еще: осень и утки. Из двух сезонов осень мне нравится больше чем весна. Весной мне всегда безумно одиноко, потому что всё вокруг оживает, все вокруг веселятся – я себя чувствую изгоем, особенно когда вылупляется ослепительное солнце.

В начальной школе нам однажды Надежда Викторовна дала задание – написать стихотворение про свое любимое время года. Я написала про осень, и моя подруга Надиля спросила: ты пишешь про осень, потому что хочешь быть похожей на Пушкина? Я не помню, что тогда ответила. Но тогда, в детстве, я четко ощущала родство с Александром Сергеевичем, не только потому, что стихи из меня лились ручьем, а еще и из-за того, что я тоже Александра Сергеевна.

Пушкинское стихотворение «К морю» абсолютно перевернуло мое детское сознание.

В парке мы немного погуляли, я потрогала пушистый мох, который почему-то облеплял деревья со всех сторон. Стало страшно. А если я в лесу заблужусь? Там такой же бардак будет?

Хелюля привел меня к белоснежному памятнику величественной Луизы и сказал, что для немцев она примерно такая же, как для нас Екатерина Великая – любимая монархиня. А я ему пересказала историю, которую он мне рассказал ранее – про удачные четырехчасовые переговоры Луизы с Наполеоном за закрытой дверью. Я часто так играю – перенимаю манеру людей и дословно передаю содержимое их речи. Хелюля сначала смеялся над этой игрой, потом его это бесило, а сейчас он равнодушно улыбается и говорит: да-да.

Памятник был такой империалистски-трогательный! Пухлая рука Луизы на пышном платье выглядела по-матерински тяжело и в то же время изящно.

Из парка мы дошли до автовокзала, где я сфотографировала Хелюлю с памятником переселенцам. Бронзовый мужчина в орденах с тяжёлым взглядом, а за его спиной – хмурая женщина и веселый бодрый мальчик в папиной фуражке. И благостный Хелюля где-то сбоку.

Оттуда мы прошли мимо казарм Литовского драгунского полка (где приметили множество людей в военной форме) и вышли к нашей гостинице.

Ключ от номера не сработал. Хелюля подумал, что это из-за размагничивания (у нас было еще 5 минут до расчетного часа), и спустился на ресепшен за новым. Новый ключ тоже не сработал. Я села на ковер в коридоре и просто сидела в тишине, пока не подошла горничная и не начала донимать меня, что мы слишком поздно выезжаем. Потом пришел Хелюля со стопроцентно намагниченным ключом и спас меня.

Мы зашли и снова вдохнули тяжелый сухой горячий воздух с табачным прошлым – Хелюля воскликнул: и как мы тут спали! А я ему сказала – только не ругайся! И рассказала про 6 утра и открытое окно. Он не ругался.

Напоследок Хелюля высказал администратору все претензии по поводу стоячих вод в душевой кабинке. Мы загрузили чемоданы в машину и поехали.

Когда мы снова оказались на красивой дороге, я вспомнила, как люблю путешествовать, люблю забывать о своей рутине, люблю, когда мне никто не пишет.

В поселке Маршальское мы встали на детской площадке и пошли пешком до замка Лаукен. Там была школа, и как раз прозвенел звонок – все шумные дети быстро скрылись. Мы прочли стенд о Людвиге Биберштайне, бывшем хозяине замка. Он помогал узникам концлагерей, а еще отказался вешать свастику на свой дом. За все это его казнили в 1940 году.

Замок стоял весь такой нерусский, бледно-желтый с красной черепицей. Два российских флага развевались у входа. И еще один – красно-желто-синий. Из толстой кирпичной трубы поднимался полупрозрачный черный дым.

Мы обошли здание. Встретили одинокого кочегара, который разгребал кучу угля. Потом заметили стоянку со школьными автобусами для детей из соседних сел.

На этом наше знакомство с замком Лаукен было окончено, и мы поехали дальше под веселое кёнигсбергское радио: «И я кричу: мама! мама! Ты же говорила мне, что будет драма».

Следующей остановкой стал замок Лабиау в нынешнем городе Полесске. Хелюле припарковал машину неподалеку от достопримечательности, и мы решили выпить чаю, прежде чем идти гулять, но наш термос выдохся со времен Инстербурга. Рядом стоял кисок Coffee-Labiau, где продавали горячие напитки и булочки. Я купила там два безалкогольных глинтвейна и мне стало радостно в душе от того, что я стою в незнакомом городе, покупаю что-то вкусное, и скоро мы поедем еще дальше. Куда-то к морю.

Еще я взяла две очень свежие слойки с ветчиной и сыром.

Хелюля не обрадовался безалкогольному глинтвейну. Я так и думала, что ему нужно было взять обычный черный чай! Но решила ненадолго забыть про то, что вкусы у Хелюли законсервированные. Он все в жизни уже перепробовал и всю любимую пищу для себя определил… Тем не менее мы замечательно согрелись! Из окна машины видели сумасшедшего дядьку, слишком резкими движениями разбрасывающего соль на тротуар.

Замок Лабиау стоял посреди… да, промзоны. И в самом замке теперь была промзона. Очень незаметная. Во внутреннем дворе мы нашли бетонную фигуру рыцаря без головы. Я сфотографировала Хелюлю с ней.

Далее мы прошли вдоль внешней стены мимо реки Деймы. Замок снаружи был очень страшный. Стоит такой брошенный, облезлый. Все это так уныло выглядело в соседстве с мутной водой и сухой травой. На выходе нас облаял небольшой белый с черными пятнами пёс. Он отчаянно завывал и кричал: уходите, уходите! Потом прямо из стены замка вышла его хозяйка и начала его успокаивать. А он от ее присутствия только сильнее возбудился и вообще рванулся в нашу сторону. Мы удалялись от замка, и провожающий нас лай постепенно стих. Снова встретили сумасшедшего дядьку с солью.

Auf Wiedersehen, Лабиау! Мы снова выехали на трассу и скоро приехали в посёлок Тургенево. Хелюля поставил машину под наклоном на узкой дороге напротив кладбища. Это было кладбище при Орденской церкви Гросс-Легиттен. Здание церкви хорошо отреставрировано, вокруг порядок, все древние надгробные плиты на своих местах (наверное). В общем, там было приятно. Хелюля искал могилу племянницы Наполеона, но не нашел. Мы даже не знали, как она выглядит.

Еще там на стене была фигура рыцаря без головы со шлемом в руках. И тут мы заподозрили – может отсутствие головы – это символ?

Сама церковь была закрыта, поэтому мы быстро уехали. Погода стояла пасмурная, но без дождя и снега. У Хелюли в голове сплелись Лабиау и Лаукен. У меня, если честно, тоже. Еще он не мог вспомнить Инстербург. А Гердауэн таки запомнил – мужчина вниз!

Дальше мы заехали в какой-то форт, занятый промзоной. Там нас на входе встретила злая собака на цепи. Мне было страшно, и я ничего не запомнила про это место.

Наконец Хелюля объявил, что мы едем в город кошек – Зеленоградск, бывший Кранц. А еще он пообещал, что я буду в восторге от нашей квартиры.

К городу мы подъехали по обычной трассе, без последних солдат Германии. Я внимательно смотрела в окно в надежде увидеть там хотя бы одну кошку, но никого не было.

Чем глубже мы заезжали в Зеленоградск, тем сильнее в нем проявлялось немецкое – кранцевское.

Хелюля остановился возле многоэтажного дома с нарисованным фахверком, позвонил хозяйке квартиры, и она вышла открыть нам ворота во двор.

Мы заселились в просторную светлую квартиру-студию. Первое, что бросилось мне в глаза – столешница с мойкой посреди комнаты. Хозяйка сказала, что вода из всех кранов течет мягкая, питьевая и посоветовала нам сильно не намыливаться в душе. Когда она ушла – я сразу попробовала воду. Она была самую микроскопическую малость солоноватая, как будто минеральная.

Еще в нашем номере был красивый санузел с удобным душем: таким, где вода утекает в пол; система потолочных ламп; большая напольная лампа, похожая на осиное гнездо; большой телевизор; диван с золотыми подушками; двуспальная кровать за перегородкой, а рядом с кроватью располагалась просторная лоджия: там можно было открыть высокое окно и спуститься по лестнице в зеленый двор. Оттуда слышалось море, но его не было видно, потому что тот, кто жил на обочине променада, загородился от глаз туристов высоким забором. Хелюля немного расстроился из-за этого. Он думал, что будет утром курить с видом на море.

В квартире была хорошая стиральная машина, поэтому я сразу решила постирать свою белую пуховую куртку, в которой прилетела из Москвы. Я ее перед выездом протирала мокрой тряпкой и оставила разводы. Потом я пошла раскладывать наши продукты и нашла в холодильнике контейнер с бутербродами. Хелюля позвонил хозяйке и узнал, что это ее богатство и утилизировать его не надо. Не думаю, что она потом это съела. Наверное, просто не хотела нас грузить выкидыванием еды и мытьем посуды. Ведь мы приехали отдыхать.

Я порезала «Тильзитер» из Немана и открыла кокосовое пиво, купленное там же в «Лавке Бахуса». Хелюля откупорил бутылку кьянти и начал бодро ее опустошать. Мне же с каждым глотком алкоголя становилось только хуже: глаза жгло от усталости. Еще я хотела принять душ, но Хелюля уже очень хотел ужинать. Скоро машинка закончила стирку, я повесила куртку сушиться, и мы пошли искать еду.

Рядом с домом был небольшой парк. Мы прошли через него голодные 100 метров и вышли прямо к Балтийскому морю. Горизонт был уже в темноте, и морскую природу выдавал только звук и забегающие на песок белые языки волн. Это моя первая встреча с Балтикой.

Мы спустились на песок и оттуда увидели два больших аппетитных заведения, соседствующих друг с другом. Меня больше привлекал ресторан с названием «Дача», а Хелюлю манил «Ам!Бар». Тогда мы встали на лестницу между ними, прекратили размышлять и бросили пальцы – выпало четное число, поэтому мы пошли в «Ам!Бар».

Я попросила салат «Буржуйский» с сёмгой, огурцом, перепелиным яйцом, картошкой и красной икрой. Что-то типа оливье. А еще ‒ котлетки из куршского окуня с пюре и сливочным соусом. Я вообще обожаю котлетки! Когда не видно волокон плоти.

Хелюля заказал рубанину из слабосоленой скумбрии с лимонно-оливковой заправкой и литовским черным хлебом и филе куршского окуня с диким рисом и соусом бешамель.

Я пила белый глинтвейн, а Хелюля – местное пиво. После еды мне стало не по-хорошему жарко, яркий свет резал мне глаза. Я вышла покурить и поняла, что не могу продолжать банкет с Хелюлей. Попросила его отвести меня домой.

Мы рассчитались и выгребли на чай всю мелочь очаровательному внимательному официанту, который принес нам великолепную еду. Хелюля предупредил его, что там куча железяк, извинился и попрощался. Я тоже очень тихо попрощалась и скорее вышла на свежий воздух.

Хелюля завел меня в квартиру, закрыл нашим единственным ключом и ушел в ночь.

Я сходила в душ, помылась минералкой. Потом, стоя посреди комнаты, налила себе минералки в бокал, приземлилась на диван и включила телевизор. Мне стало лучше.

В Зеленоградске плохо работали все мои VPN, видео в запрещенную в России социальную сеть загружались долго. Я успела высушить и уложить волосы, почистить зубы и вернуться на диван. На телеканале TV1000 шел фильм «Дивергент». Один раз я уже натыкалась на него, когда была в гостях у Хелюли. Тогда я уснула примерно через полчаса, когда «бесстрашные» прыгали между домов.

Скоро я заметила, что мои видео с Лабиау наконец выгрузились. Это заставило меня переместиться на кровать. Оттуда я одним глазом видела экран телевизора. Когда «бесстрашные» начали прыгать между домов – я уснула. Кажется, тогда. По крайней мере, я не знаю, как там дальше развивается сюжет.

27 января

Хелюля проснулся и сразу начал ворчать из-за того, что ночью запнулся о мой чемодан, который я спрятала за шторой. Но потом он вспомнил, что вчера провел без меня чудесный вечер и рассказал о волшебной селедке с кучей печеной картошки, которую ему подала прелестная официантка в чудесном гриль-баре. И как они мило поболтали с этой официанткой. И как ночью на море пошел крупный снег. А я спала, да. Мне тоже было неплохо.

Я чувствовала себя бодро и впервые за три дня сделала утреннюю зарядку, пока Хелюля варил кофе и жарил себе глазунью. Я съела на завтрак бутерброд с мягким сыром из Кёнигсберга и закусила все это марципановым шоколадом. Потом я набрала в термос кипяченой минералки, и мы поехали на Куршскую косу.

Я посмотрела, как коса выглядит на карте, и подумала, что мы будем ехать с видом на море, но по двум сторонам дороги стоял лес.

Скоро Хелюля припарковал машину возле автобусной остановки и по свежему высокому деревянному тротуару, поднятому над травой, мы пробрались к воде. Я оценила размах Балтийского моря, его цвет и характер, его предназначение – быть покоренным.

Там не было спуска на пляж, и мы поехали дальше. Я призналась Хелюле, что забыла взять чайные пакетики. Тогда он остановился в поселке Лесном и зашел в супермаркет, а я осталась играть с собакой и с кошкой на крыльце. Они были такие ласковые! Одной рукой я гладила собаку, а другой – кошку. А потом собака огрызнулась на кошку. Я испугалась и убежала.

В следующий раз мы остановились на небольшой парковке с тремя мусорными баками. В машине я заварила чай и угостила Хелюлю половинкой марципанового деда-мороза из Кёнигсберга.

Здесь был еще один выход к морю, но со спуском на песок. Как прекрасно, что сейчас зима: мы были совсем одни на широком чистом пляже возле беспокойной серо-зелено-голубой воды. Хелюля начал меня фотографировать на свой крутой аппарат, а я сбросила с себя рюкзак и пуховик и начала ему позировать, а он щелкал и щелкал! За 5 минут балтийский ветер меня продул до костей, и после спонтанной фотосессии мы поспешили уйти оттуда.

Посидеть в машине и вдоволь насладиться лесной дорожкой не вышло, потому что на косе каждый километр – достопримечательность. Хелюля остановился возле киосков с едой и билетами. Там бродили кошки. Целых три! И жили они в собственном деревянном домике. Мне они не очень обрадовались и вообще изобразили неприязнь. Это было популярное туристическое место: маршрут «Лента времени», парк со всяким интересным, кафе и Музей русских суеверий.

На входе в парк мы по запаху обнаружили клетку с лисой. Она пряталась за своей будкой. Когда мы отошли метров на сто, я оглянулась и увидела, как она стоит на крыше своего дома исмотрит нам вслед.

Потом возле домика Бабы Яги мы встретили пушистого полосатого кота. Он был странный: то ласкался, то убегал.

Если с одной стороны косы уже очевидно, что Балтийское море, тогда что с другой? Пресные стоячие воды Куршского залива. Это стало для меня большим удивлением. Там трава росла меж дробленого льда. И не было горизонта у этой воды. Солнце раскрывало небо. Это был конец маршрута «Лента времени». Мы пошли обратно.

Пока нас не было, странного котика приласкали уже другие люди.

Честно прочтя стенд возле Музея русских суеверий, мы приняли решение не иди туда и направились к машине.

Хелюля ехал по лесу не спеша, но ему пришлось поехать сильно медленно, когда я показала вперед на дорогу и крикнула – там лиса! На четырех колесах мы подкрались к ней и сильно удивились, что она не сбежала. Просто встала на обочине и смотрела на нас, а мы на нее. Потом за нами встала еще одна машина. Люди тоже смотрели на лису и фотографировали ее. Я была в шоке. Это что-то будоражаще первобытное. Такая встреча со зверем в естественной среде. Мы насмотрелись и поехали дальше.

Всю пятиминутную дорогу я разными словами переживала эмоциональное потрясение. А Хелюля тем временем привез нас к подъему на высоту Мюллера. Это еще одна достопримечательность косы.

Маленькая стоянка была забита машинами. Часть туристов покупала глинтвейн и булочки в автокиоске, а другая часть поднималась в лесистую гору. Мы последовали примеру вторых.

Мы последовали примеру вторых и очутились на сказочной рыжей тропе среди аккуратных ветвистых хвойных деревьев. Сквозь тихий плотный воздух по лесу бродили голоса разных птиц. Впереди нас шли люди, мы максимально замедлили шаг, чтобы отстать от них и почувствовать себя йети.

Рыжая тропа вела к деревянной вышке, на которой стояли птицеподобные туристы. На земле был памятный камень о деле Людвига Мюллера – кёнигсбергского лесничего, который придумал, как можно высадить деревья, чтобы остановить движущиеся пески Куршской косы. Мы поднялись по обледеневшей свежей деревянной лестнице и увидели с двух сторон воду. С пресной стороны сияло длинное озеро Чайка, куда мы решили не идти. Кажется, воды нам пока было достаточно.

Мы поехали дальше, в сторону Литвы. Снова встретили лису, но в этот раз в двух экземплярах. У одной была сильно повреждена задняя лапа: на месте раны розовели залысины. Думаю, ее когда-то покалечила машина, ведь они так смело бегают по асфальту. Хелюле стало неприятно, потому что ему показалось, что он видит на лисьей лапе голое мясо.

Следующей остановкой стало популярное место – «Танцующий лес». Там все было обустроено для туристов: большая стоянка, сувенирные лавки, торговая аллея, кафе, туалеты, мусорные баки и автобусная остановка. Равнодушно пройдя через всю эту мишуру, мы очутились в лесу с изогнутыми соснами. И вышло солнце. Впервые за все путешествие мы увидели прусское солнце. И все деревья в переливах света начали двигаться по-настоящему. Мне стало так хорошо. Мне так нравилось быть там и дышать чистым воздухом.

Потом мы зашли на обед в местное кафе. Хелюля заказал пельмени, а я – суп-лапшу. Мой заказ принесли быстро, и я с ним мгновенно расправилась и так хорошо согрелась, что мне срочно захотелось переполнить чашу тепла еще и чаем с марципаном, но марципана у нас не было больше. Я пошла его искать в сувенирных лавочках, но не нашла. Когда вернулась в кафе – Хелюля уже вовсю поглощал пельмени. Я у него выпросила одну штучку на пробу.

Пить чай мы пошли в машину. Чай с сигаретами. Тогда мы случайно узнали, что у нашего термоса объем не 1 литр, как я думала, а 700 мл. Хелюля нашел эту цифру на дне термоса, пока я ходила выбрасывать чайный пакетик, и гордо показал ее мне – Смотри! Вот, я же сказал семьсот!

К этому времени мы начали ощущать что-то похожее на усталость, но поехали дальше. На дороге встретили лису. И снова не одну. Двух здоровых пушистых лис. Они так вопросительно смело на нас смотрели, что, когда рядом остановилась машина и оттуда в животных полетели куски хлеба, мы начали понимать, что тут вообще творится. Это лисы-попрошайки! Люди их приучили к кормежке.

Вечер наступал. Машины совсем исчезли. Хелюля свернул с основной дороги на глухую, чтобы что-то мне показать и самому посмотреть, но нас встретил шлагбаум. Я сфотографировала тихую лесную дорогу с солнечными бликами. Этот пейзаж напомнил мне о сериале «Твин Пикс».

Оттуда мы вернулись на основную дорогу и встали на обочине возле еще одного шлагбаума, который Хелюля настойчиво предложил мне обойти. По мягкой земле мы снова вышли к морю. И это было уже не то море, которое мы видели утром. Тут был настоящий закат с солнцем и рельефом облаков, а не просто стремительно темнеющая муть.

Как истинные марсиане, мы с высокого берега оглядели широкий пляж без единого человеческого следа. Небо упивалось закатом только с одной стороны, с другой летали синие тучи. Мы спустились на песок по кучам сухих веток и бревен. Там нашли отпечатки лисьих лап. Они тоже любят смотреть на закат, напитываться цветом.

Хелюля провел мне еще одну фотосессию с красивым небом и подсвеченным морем. Второй раз я позировала уже менее активно.

Это была чудесная точка в нашем Куршском маршруте. Мы поехали обратно. Хелюля грезил о копченом балтийском угре и начал искать торговые точки. Пока он был в одиноком магазине «Продукты», я пообщалась с кошачьей семьей на крыльце. Хелюля вышел с пустыми руками, и мы поехали дальше. В дороге я смотрела, какие фото получились на берегу, и уронила фотоаппарат себе на коленку. Боль была очень сильная, я взвыла. Но Хелюля больше переживал за целостность объектива, здоровьем моей коленной чашечки он не поинтересовался.

Потом мы остановились у торговых рядов и Хелюля купил там длинную рыбину в вакууме. Это он повезет в Москву. А на пробу ему завернули небольшой кусочек в отдельный пакет.

Когда мы снова проехали мимо «Тропы времен», я вспомнила запуганную лису в клетке. Зачем же они ее туда посадили, если тут вокруг такой лисий рай! Думаю, ей там очень обидно. Люди ‒ идиоты.

Хелюля насмотрелся на мои фотосессии и захотел свою. Но замысел у него был дикий: он собирался заехать на дюну, чтобы я его сняла на высоте с машиной на фоне моря. И он свернул на непроторенную дорогу для пожарных машин, втиснулся во все канавы и начал заезжать в песчаную гору. Но разгона не хватало. После третьей попытки Хелюля сдался. Я выдохнула, потому что уже представила, как мы грохнемся оттуда на пляж.

Нам встретилась еще одна лиса. Она стояла на дороге и вообще не торопилась оттуда уходить. Просто стояла и вопросительно смотрела на машины. Даже образовалась из-за нее небольшая пробка. Бывай, лиса! Бывай, Куршская коса! Мы возвращаемся в Зеленоградск.

Дома мне не хотелось находиться ни минуты. Я выложила из рюкзака все ненужное и объявила Хелюле, что мне нужно срочно на набережную проводить закат с колеса обозрения. Он испугался, но побежал со мной. Солнце стремительно уходило.

Мы ожидали, что с колеса море будет выглядеть эффектнее, но оно представилось нам совсем детским и безопасным. С другой стороны стоял краснокирпичный город Кранц. Хелюля весь вжался в сиденье и трясся, глядя на мои бодрые блуждания по кабинке. Здесь мы не успели поймать закат, но не сильно расстроились.

Мне нужно было куда-то девать привезенную с Куршской косы бодрость, и мы зашли в тир. Мужчина с изувеченным лицом зарядил для меня винтовку, и я очень хорошо начала выбивать мелкие мишени. Хелюля, как тренер, стоял рядом и радовался каждому попаданию. Потом у меня устали глаза, и я начала мазать. Тренер советовал проморгаться, но меня было уже не остановить. Я выиграла только магнит.

Оттуда мы отправились на поиски кошек. Прошли мимо гриль-бара «Монополь», где Хелюля вкусно ел прошлой ночью. Потом вышли к памятнику зеленоградским кошкам и оттуда попали на Курортный проспект. В кондитерской лавке взяли два глинтвейна и пару марципановых батончиков. Я еще уговорила Хелюлю зайти в магазин одежды. Там был какой-то уродливый трикотаж, мне ничего не понравилось.

В начале проспекта стоял памятник курортнице: бронзовая девушка, везущая чемодан, на котором спит котик, и на ходу делающая селфи. Хелюля сказал, что это я.

Первые котики встретились нам очень скоро. Это были настоящие курортные коты. Очень расслабленные, сытые и избалованные лаской. Мы нашли их домики, спрятанные ото всех во дворе жилого дома за стеклянной стеной. Видно было, что там происходит великий мягкий сон прекрасных существ. Умилил еще вечнозеленый кошачий светофор.

Мое внимание привлекла большая сувенирная лавка, в которую я пыталась затащить Хелюлю, но он сопротивлялся. Я зашла туда одна и купила марципановый чай и холщовый шоппер с тевтонским рыцарем и надписью Königsberg. На улице Хелюля вместе с другими туристами фотографировал кота на лавочке и звал меня скорее присоединиться к этому безобидному действу.

В следующий магазин с пьянящим названием «Барахолка» мне тоже очень захотелось зайти. Хелюля снова остался на улице. А там было столько всего интересного! И открытки, и поделки, и марципан, и косметика, и одежда – все с местных производств. Когда я рассматривала дивный кусок янтарного мыла, Хелюля зашел в магазин и спросил, долго ли я собираюсь тут еще пропадать. А я ему в ответ предложила купить открытки с фотографиями еще немецких городов области. Он выбрал 10 штук в подарок своей дочери.

Мы вышли, и за углом Хелюля случайно заметил пушистый комочек на электрическом щитке. Я его гладила, а он не просыпался. Пришлось потормошить. Только тогда он показал нам свою очаровательную сонную мордочку.

Приближалось время ужина. Мы уже решили, что пойдем в ресторан «Дача», которому вчера не выпал жребий. Брусчатыми переулками мы вернулись на набережную, потоптались рядом с закрытым бюветом и вышли на пирс. Мутное море волновалось. Рыбаки смиренно стояли возле своих удочек, совершенно не одаряя вниманием поток туристов. В моей голове бесконечно играла песня Михаила Щербакова «Балтийский вальс». Мы немного постояли у воды и пошли в ресторан.

Хелюля заказал уху, треску, запеченную с овощами под сыром, и пиво. А я впервые в жизни попробовала форшмак. А еще взяла большую рыбную котлету с пюре и глинтвейн. Все было дорого и вкусно тоже было.

После еды я попросила официантку повторить мне глинтвейн. Она подала второй бокал с розочкой безе, которую Хелюля начал у меня выпрашивать. А я тоже хотела сладкого! И мы начали спорить, кому достанется десерт. Спектакль прервала официантка. Она нагло подслушала наш скандал и принесла целое блюдечко сладостей! Это нас вогнало в краску, но было смешно.

Дома Хелюля достал кусок копченого угря, съел его и запил вином. Я отказалась от дегустации и скоро легла спать.

28 января

Хелюля с утра меня опять всю обругал за то, что я уснула с открытым балконом. Он задремал на диване без одеяла и проснулся ночью от холода. Второй раз в поездке я подвергла нас риску простуды.

На завтрак я доедала мягкий сыр из Кёнигсберга, и еще Хелюля оставил мне маленький кусочек угря. Не могу сказать, что мне однозначно понравился этот деликатес. Возможно, завтракать им была не лучшая идея.

Я сделала зарядку. Хелюля сходил в душ и последний раз покурил на нашей зеленой террасе. Мы покидаем Зеленоградск. Впереди – Светлогорск, бывший Раушен.

Ехали мы туда по современной трассе. Машин было мало. Жизнь ощущалась по-осеннему. Я увидела хищную птицу, восседающую на проводах, и спросила Хелюлю, что он думает о разуме пернатых. Как они могут так сидеть, ни о чем не думать, ничего не чувствовать и ничего не вспоминать? Представить голову без мыслей для меня равно представить бесконечность космоса. Неподвластное визуализации.

Хелюля остановил машину возле высокого оранжевого дома немецкого типа. Хозяйка квартиры прислала нам инструкцию по прохождению квеста «Ключ»: найти садового ежа среди клумб, поднять его, забрать трофей. Сначала мне попался толстый еж в соломенной шляпе. Под ним не было даже червей. Потом я заметила ежа поменьше на пне. Этот еж выглядел реалистичнее первого, но шаблонные сказочные яблоки, надетые на иголки, не позволяли воспринимать его как дикое животное. Ключ был под ним.

Мы поднялись в нашу квартиру и осмотрелись. Она была не такая просторная как предыдущая. Тесная спальня, в которую кроме огромной кровати впихнули еще диван, журнальный стол и вытянутую тумбу для телевизора. Кухня была узкая, балкон был крохотный, туалет был белый. Я выставила Хелюлю за дверь и записала румтур. Потом мы сходили за чемоданами, разложили вещи, заправили кровать в зеленое постельное с божьими коровками и сели выпить чаю, перевести дыхание. Я нашла книжку «1001 ночь» и почти уснула с ней на диване.

Но Хелюля дремать не собирался и потащил меня гулять. В умиротворении мы прошли по Садовой улице и прибились к церкви Серафима Саровского, которая расположилась в кирхе начала XX века. Внутри ее попытались сделать русской, но православные иконы выглядели здесь как гости.

Потом мы шли по улице Маяковского. Там встретили красивый особнячок с пышной лепниной. Хелюля сфотографировал его. А целью нашего пути был частный камерный органный зал. Возле гостиницы «Старый доктор» мы повернули на улицу Гагарина и пришли в парк, где стоял дом с фахверком и часовой башенкой. На афише мы увидели, что через час здесь будет концерт. Нам повезло. Хелюля купил два билета, и мы пошли искать обед.

В переулке напротив Лиственничного парка наше внимание привлекло кафе с дурацким названием «Вика». От него веяло советчиной, но мы зашли. Хелюля заказал блинчики с курицей и грибами (самые вкусные в его жизни), а я – пельмени (помня свой вчерашний аппетит в кафе у Танцующего леса). Еще мы попросили два глинтвейна.

За 10 минут до начала концерта мы закончили трапезничать и вернулись к органному залу. Туда уже заходили люди.

Программа называлась «Шедевры мировой органной музыки». Сегодня Артем Хачатуров сыграет для нас произведения Баха, Вивальди, Райнбергера и Пьерне.

В зале было прохладно, и многие люди сидели в куртках, что меня уже раздражало, потому что они шуршали. Мы с Хелюлей оставили все в гардеробе – мы старой школы.

Пока концерт не начался, я рассказала Хелюле о своей мечте – хочу послушать клавирный концерт совсем одна в большом зале. Он посоветовал мне заработать кучу денег и выкупить все билеты. Я если сделаю это – сообщу. А то достали кашляюще-шурщащие люди со своими вечно горящими экранами телефонов. Мне вообще кажется, что некоторые старухи приходят на концерты, чтобы самовыразиться при помощи кашля. Очень меня это все отвлекает от музыкального потока.

Концерт был хороший. Органист перед каждым исполнением рассказывал историю создания произведения.

Оттуда мы вышли до мозга костей немцами и отправились на променад.

Сначала со всех сторон оглядели красивую водонапорную башню со стенами из плюща. На этом нужно было сделать паузу в нашем променаде, и мы зашли в кафе «Блинная» выпить глинтвейну и согреться. Там был банкет большой семьи (по всем признакам – питерской). Мы в этом же зале робко пристроились за столиком у стены и, потягивая горячее вино, рассуждали о характерах и судьбах каждого участника праздника. После вина Хелюля подошел к длинному аквариуму с цветными рыбками. Потом он сказал, что не знает, где его кепка. Я восстановила траекторию хелюлиного пути в блинной и нашла кепку на стуле у барной стойки. Что бы он без меня делал!

Дальше Хелюля повел меня к курхаусу. Курхаус (нем. Kurhaus) – курортный дом. По дороге мы зашли в «Лавку Бахуса». Хелюля взял себе вино на вечер, а я захватила воду. Еще мы приметили киоск с аппетитными курицами-гриль. Я предложила завтра купить такую и поужинать дома. Хелюлю моя идея удивила. А я просто поймала приступ ностальгии. Вспомнила, что это была моя любимая еда в 10-12 лет.

Когда мы подошли к курхаусу – ничего не увидели: не было фонарей. Памятную табличку о приезде сюда Томаса Манна рассматривали с телефонным фонариком. Хелюля еще пытался рассмотреть стены здания. Ситуация была издевательская, поэтому мы не стали там задерживаться и по темной лестнице спустились на набережную, где радости особой тоже не нашли: все было в состоянии ремонта. Хелюля надеялся вернуться обратно по канатной дороге, но она была закрыта.

Не спеша, безболезненно, своими ножками мы поднялись с набережной на улицу Ленина. Настроение там было курортное. Разной величины группы туристов нагуливали себе свежие сны в атмосфере вечного отпуска. Даже автовокзал здесь выглядит курортно. Нет в нем тоски.

Было уже поздно. Продавцы сувениров сворачивались, терпеливо складывали в коробки свои янтарные штучки. А мы взяли курс на ресторан «Лисья нора». К нему Хелюля повел меня через макет средневекового Кёнигсберга. Там тоже не было фонарей. Девушка в капюшоне ходила вокруг макета с телефоном. Мы тоже так пошли. И было в этом нечто таинственное. Мы как пришельцы-великаны исследовали заброшенный город лилипутов.

Оттуда мы дошли до отеля «Дом сказочника». Но это был не просто отель. Вокруг него раскинулся рикарий с каменными персонажами сказок Гофмана. На них мы тоже смотрели с фонариками. В какой-то момент мне стало жутко: я боялась, что лица внезапно оживут в ярком свете. Там же в саду мы нашли стенд, где была написана история создания этого места. А Гофман в ней назван «наш великий земляк».

Дальше мы шли глухими переулками. Видели, как женщина кормила сосисками стаю кошек.

Наконец ‒ «Лисья нора». Аппетит наш нагулян основательно. Меню было очень похоже на меню кёнигсбергского ресторана «Шпрот», а еще в нем тоже было фирменное пиво «Шпрот», которое мы немедленно заказали. На первое Хелюля взял строганину из пеламиды, а я захотела уху. Еще мы попросили одинаковое горячее – треску в темпуре с картошкой фри. Мы очень объелись: не ожидали, что трески будет так много.

В целом наш ужин прошел немного скучно. Нам уже были знакомы все эти вкусы.

Перед тем как пойти домой, нужно было зайти в магазин и взять что-то на завтрак. Мы вернулись на улицу Ленина, где был супермаркет SPAR под землей. Хелюля купил себе замороженную еду, а я йогурт и три бутылки разного литовского пива на дегустацию.

Дома перед сном мы посмотрели старую комедию по служанку, которая сводила с ума всех мужчин.

29 января

Хелюля тяжело будил меня. На улице шел дождь, и я чувствовала это всем своим телом.

После ленивой утренней зарядки я пошла лениво завтракать йогуртом, сыром и марципаном. Хелюля к тому времени уже все свое съел. Турки в этой квартире не было, поэтому под уютные звуки телевизора мы наслаждались растворимым кофе. Окна были покрыты капельками, крыши домов преобразовывали бесцветное солнце в блеск.

Мы собрались с силами и вышли на улицу. Сегодня нам придется ненадолго покинуть Светлогорск. Но cначала Хелюля остановил машину возле вчерашнего отеля «Дом сказочника», и мы пошли при дневном свете разглядывать статуи. Теперь все это было похоже на кладбище: позеленевшие камни, дождь и грязь. Нерусское кладбище.

Потом мы посмотрели еще раз на макет старого Кёнигсберга. Ничего особенного. Побрякушка для туристов.

И наконец-то можно было снова сесть в теплую сухую машину и поехать… на дегустацию в сыроварню! Только мысль об этом меня вывела сегодня из квартиры. Хелюля никуда не спешил, дорога была очень приятная, осенняя. Скоро впереди показались стены замка Шаакен. Рядом, в здании бывшей конюшни, была сыроварня Шаакен Дорф.

Из дождя мы вышли в просторный торговый зал. Там стоял аромат хорошего кофе. За стеклами в стене были видны полки с головами сыров. Мы увидели экскурсионную группу у лестницы, скорее купили билеты и присоединились к ней. Экскурсовод Анастасия рассказывала про этапы создания сыра. Потом она призналась, что может говорить о сыре часами и пригласила нас наверх – на дегустацию.

На длинном столе были круглые деревянные подносы с кубиками разных сыров, а еще тарелки с шоколадом, бокалы с красным вином и свечи. Хелюля как псих сразу начал есть сыр до начала дегустации, и я его пристыдила. Но он не устыдился, а только разозлился, что я его при всех отчитываю. Наш разговор хорошо слышал только мальчик рядом со мной. Он оглядывался на нас и хихикал.

Анастасия рассказала нам про все виды сыра. Хелюле пришлись по душе два сорта: Лиска и Хабарти – терпкие. А мне понравился легкий сыр Зоке. Потом мы еще пробовали белый и темный шоколад. Я сразу съела весь белый, а Хелюля познал прелесть 99% какао и весь сморщился от горечи. Я тоже попробовала ради интереса ‒ это слишком.

Еще мне достались два бокала замечательного молодого красного вина, потому что мой водитель пил воду.

После дегустации в холле на втором этаже Анастасия показала нам, как темперируется белый шоколад, и ушла. А мы остались фотографироваться с сырными декорациями. Вид за окном был неприятный: поляна, обрамленная редкими лысыми деревьями, борозды вспаханной земли со снегом, уродливые сараи, желтый экскаватор и дождь, дождь.

Мы спустились в торговый зал, где набрали всякого марципана в красивых коробках. Хелюля купил дочери сыры. Потом мы взяли по стаканчику ароматного черного кофе. Я хотела курить, и ушла на улицу, где встретила мокрого черного кота. Он был упитанный и в целом выглядел прилично, но погладить его у меня не получилось, ибо он дерзил.

От сыроварни до замка Шаакен была минута езды. Хелюля приобрел два билета, и мы вошли в глубокое молчание старых стен.

В небольшом выставочном зале не было ни одной живой души – груды доспехов, карты и в хлам расстроенное фортепиано. Там нельзя было ничего трогать, но мы трогали. У входа я сфотографировала Хелюлю в рыцарских ботинках.

Потом мы гуляли по внутреннему двору меж телег, деревянных клеток, гильотин и прочих неприятных штук. Рядом с виселицей я встретила интересного кота ‒ белого с полосатыми пятнами. Сначала он испугался, потом дал себя погладить, потом убежал и разлегся у входа в таверну.

А мы подошли к подземелью. Перед лестницей висели фотографии участников «Битвы экстрасенсов». Внизу был колодец и алтарь дьявола. Хелюле это все не понравилось, и он убежал наверх. Я потом прочла, что в этом колодце жила неупокоенная душа ребенка. Сотрудники музея слышали оттуда вопли, а экстрасенсы эту душу уговорили не вопить.

Во внутреннем дворе помимо кота обитали еще некоторые животные. Курицы клевали землю под дождем. Черный пес спал в своей будке и сквозь сон подсматривал за прохожими.

Мы увидели, что группа людей вышла из Музея пыток и поспешили туда. Табличка: «Подвал пыток. Ваша боль – наше удовольствие». От экспонатов волосы вставали дыбом. Возле каждого была табличка с инструкцией пытки. Особенно жутко мне стало от «Крысиного стула» и от устройства «Кобыла». Люди – извращенцы. Это в их природе. Хелюля очень смешно позировал мне для фотографии возле позорного столба.

На выходе я заметила еще одного пса – белого, старого. Он глубоко спал в своей будке в узком пространстве между стеной замка и кассой и виновато поглядывал на нас. Дождь усиливался.

Обратно Хелюля поехал по старой дороге, чтобы увидеть кирху Шаакен. Она была неотреставрированная и под дождем, поэтому я решила вообще не выходить на улицу и отправила Хелюлю гулять там одного. Серость и два бокала вина все отчетливей манили меня в сон. И я бы уснула, если бы не вернулся промокший Хелюля и не вывез нас обратно на старую дорогу. Там было красиво. Последние немецкие солдаты в декорациях непогоды выглядели особенно эффектно. Я еще поймала местную радиоволну с приятной музыкой разных времен, и наша машина под нее поплыла. Хелюля был капитаном судна, а я – его сонная мартышка.

Дома сонная мартышка сразу устроилась на диване и предложила капитану Хелюле выпить чаю, прежде чем идти гулять по Светлогорску. Капитан согласился.

В процессе чаепития я почти уснула, но Хелюля горел желанием увидеть светлогорский берег Балтики в дневном свете. И мы пошли. Заскочили по дороге в магазин янтаря, на котором висело объявление о том, что у них есть камни с насекомыми внутри. Это же такой образ янтаря из детских энциклопедий – с застывшим комаром. Я хотела на это посмотреть вживую. Хелюля сказал, что купит мне «комара», если я хочу, но я не была уверена в своем желании иметь это.

Потом Хелюля еще забежал в рыбную лавку – узнать, почём продают копченого угря в Светлогорске, сравнить цены.

Мы спустились на променад по широкой красивой лестнице, с которой было хорошо видно барашки штормовых волн. Море великолепно плескалось, очень непринужденно, в меру и немного наплевательски по отношению к людям: оно не хотело никого пугать, но и подпускать к себе тоже не хотело. Оно было занято собой, погружено в себя.

Это была отремонтированная часть променада – просторная и красивая. Мы прошлись по ней с постоянными остановками у ограды и спусками к воде. Я пугала чаек и уже не обращала внимания на свой насквозь промокший пуховик. Хелюля тоже весь был мокрый. В красном вагончике, до которого мы условились идти, не оказалось глинтвейна. Нужно было возвращаться. Закат стремительно изживал себя. Ветер дул в лицо ‒ Хелюля закрывал нас зонтиком.

Обратно мы собирались подняться на лифте. Лифт от уровня моря до уровня земли располагался в здании двух едален, стоящих друг на друге. Внизу была кофейня, а наверху ресторан. Мы решили чего-нибудь съесть с видом на море.

В ресторане было мало мест. Для нас нашли диванчик, не у окна, но с видом на столик у окна, за которым женщина с мужчиной поглощали хинкали. Я тоже заказала хинкали и глинтвейн, а Хелюля – селедку с картошкой и пиво. Цены были здесь московские и порции маленькие. Мы не стали там засиживаться.

Я курила на лестнице и смотрела на море в сумерках, потом вышел Хелюля, и мы наконец-то пошли на лифт. Он оказывается платный: целых 80 рублей. Но видимо поэтому там все очень чисто. С нами хотел подняться какой-то дядька, но Хелюля не захотел с ним ехать и вызвал другой лифт. Уплочено!

Наверху была застекленная смотровая площадка и картины современных художников. Мы вышли на улицу и взяли курс в сердце курорта. Хелюля хотел выпить пива в «Бочка Пабе». Я его туда отправила, а сама пробежалась по магазинам одежды ради интереса. Мне было любопытно посмотреть на польский трикотаж, никогда не видела его раньше. Это очень уродливая одежда.

Разочарованная, но с легкой душой я пошла в «Бочка Паб», где Хелюля сидел в тесноте и ждал меня с особым нетерпением, потому что пиво его было плохое, и ему надо было кому-то на это посетовать. Еще он заказал тарелку охотничьих колбасок с картошкой фри. Я попросила официанта принести и мне бокал плохого пива и стала соучастником курортного неистовства.

Потом мы пошли искать другое пиво. Зашли в первый попавшийся бар с названием «Для друзей». Хелюля обрадовался наличию в меню крафтового пива, чем меня удивил. Я не знала, что его интересуют авторские напитки. Я думала, он пьет исключительно классику. Мы попросили два одинаковых пива, а еще тарелку селедки с картошкой и фокаччу. Когда нам все принесли – Хелюля болтал с сестрой по телефону, рассказывал ей про все наши приключения. Я съела много за это время, и Хелюля уже начинал волноваться – оставлю ли я ему хоть что-то.

Домой мы возвращались сытые и распитые. Хелюля хотел взять еще пива на вечер, и мы зашли в «Кант маркет» возле нашего дома. Вместе с нами туда зашел очень вонючий бомж. Я заметила на полке большой пакет зерен Lavazza всего за тысячу с копейками, и сказала Хелюле, что надо это срочно брать. В Москве сейчас этот кофе найти тяжело, а если и найдете, то стоить он будет сильно дороже. Когда бомж ушел, оставив после себя неприятные молекулы, я взяла две бутылки чешского пива, а Хелюля набрал себе и немецкого, и литовского, и чешского, а еще взял вяленую корюшку.

Дома я сразу легла читала «Лекции о педагогике» Канта и дегустировать свои напитки, а Хелюля устроил на кухне с телевизором пивной фестиваль имени себя.

30 января

И снова дождь. И снова нужно менять место обитания. Это будет наш последний приют. Мы едем в Балтийск, бывший Пиллау, самый западный город России.

Хелюля уже много ругался на себя самого из-за того, что забронировал там квартиру. Балтийск близко от Светлогорска, и мы могли туда просто съездить погулять без лишних движений с чемоданами. Но все было решено. Мы позавтракали, все собрали. Хелюля с большим трудом упаковал килограмм кофе с свою сумку. До свидания, Светлогорск!

Я уснула в дороге. Пасмурная погода свалила меня. Проснулась, когда Хелюля припарковался у подъезда советской пятиэтажки и начал меня гнать – скорее, скорее! Мы зашли в очень страшный подъезд. На втором этаже нас встретила хозяйка квартиры Галина. Она очень подробно обо всем рассказала и ушла. Лучше бы не уходила. Хелюля как бешеный побежал за вещами в машину, а мне приказал срочно убрать наши продукты в холодильник. Он спешил на паром, до отплытия которого оставалось 10 минут.

Мы приехали в порт, Хелюля пошел на пропускной пункт все узнавать, а я пока знакомилась с пёсиком, похожим на медведя. Мы не попали на паром, не попали на Балтийскую косу, потому что на море был слишком сильный ветер. Я выдохнула. Ну и зачем мы так спешили?

Мой новый лохматый друг был солидного возраста. Он тяжело ходил, у него была бурая с рыжими участками шерсть. Я позвала его к себе, и он пришел. Не знаю, как его тут зовут местные, но я буду называть его Мишка.

С Хелюлей и с Мишкой мы осмотрели порт. Рядом с гостиницей «Золотой якорь» на бетонном спуске к воде паслись лебеди и утки. Я никогда раньше не видела так много лебедей в одном месте. И еще они не боялись людей, не шипели. Мишка стоял в сторонке и смотрел на меня, крадущуюся к птицам, как на дикарку. Хелюля где-то рядом ходил, сверялся, действительно ли это та гостиница, где останавливался Иосиф Бродский в 1963 году. Это была она. После некоторых блужданий мы зашли туда в кафе «Жемчужина» на первом этаже.

Возле барной стойки сидела женщина в синем халате. Она болтала с мужиком бандитского вида. Хелюля сказал, что нам нужно перекусить. Кафе выглядело провинциально, мы были его единственными посетителями. Нам принесли провинциальное меню (такое, где каждая страница упакована в отдельный файл, и все это собрано в папку из искусственной кожи). Я хотела взять на перекус бутерброд с колбасой, но и бутерброд с красной икрой мне тоже хотелось, поэтому я решила взять два. Еще попросила какао. А Хелюля видимо специально мне сказал про перекус, чтобы я много не заказывала. Себе-то он взял полноценный обед – судака с овощами и кофе.

Где-то здесь родились строки Бродского:

«…В ганзейской гостинице "Якорь",

где мухи садятся на сахар,

где боком в канале глубоком

эсминцы плывут мимо окон…»

Хелюля посмотрел, сколько стоит адмиральский номер в этой гостинице и пожалел, что не забронировал его. Вместо него мы будем ночевать в своей обыкновенной квартире в ничем не примечательном доме.

Я вышла из кафе раньше Хелюли. Пока курила – нашла в кустах спящего Мишку. Он очень крепко спал, даже не откликнулся на мой голос. Тогда я его осторожно разбудила поглаживаниями и позвала гулять с нами.

Мне было совестно, что мы поели перед прогулкой, а Мишка идет голодный. Я зашла в магазин и купила ему пачку сарделек. Мишка ел их медленно, без остервенения. На другой стороне дороги стоял еще один пёс и явно завидовал Мишке. Хелюля отнес ему одну сардельку. Потом мы пошли вперед. Мишка не стал лаять на пса, но они как-то так переглянулись, что второй пес остался стоять на месте, не пошел за нами. Я подумала, что для Мишки мы, наверное, как клиенты. Он с нами ходит, дает себя гладить, фотографировать, а мы его вот покормили за покладистость.

Сначала Хелюля повел меня в крепость Пиллау по старой части города мимо нерусских фасадов. Меня заворожили струйки пара, поднимавшиеся из-под брусчатки. Возле Музея Балтийского флота мы встретили парочку. Девушка увидела Мишку и спряталась за своего парня. Я немного обиделась на нее – как можно бояться этого ангела?

Нас не пустили в крепость, потому что там сейчас что-то типа военной части. Мы вернулись к водам Балтийского пролива и пошли по набережной к Северному молу. Никого не было на нашем пути.

Чем ближе мы подходили к открытому морю, тем сильнее были брызги от волнорезов. Когда на нашем пути осталась одна мокрая галерея – Хелюля открыл зонт. А мы с Мишкой попятились за ним. На конечную точку мола Мишка подниматься не стал. Он остановился в пяти метрах от лестницы и просто стал нас ждать. Он что-то знал. Точно знал.

А мы ничего не знали. На ледяном ветру я голыми руками снимала шторм на Балтике. То же самое делал Хелюля. Это было такое завораживающее зрелище! А потом я увидела недалеко от берега – круглое, черное, блестящее – ныряющее и вздымающееся на волнах – это был тюлень! Хелюля пытался поймать его на видео, а я просто жадно за ним наблюдала. В этом волнительном состоянии мы не заметили, как к берегу подкралась огромная волна. Она ударилась о волнорезы и окатила нас с ног до головы холодной солью. Но после этого мы не ушли оттуда, потому что хотелось успеть впитать как можно больше красоты воды. Нам завтра уже домой возвращаться.

Потом я увидела новую большую волну, которая бежала к нам и хотела облить. Я крикнула Хелюле – бежим, там волна! Он поднял над собой зонтик, но не двинулся с места. С Мишкой мы потом посмеялись над мокрым Хелюлей. Зонтик его не спас. Эта волна оказалась еще выше первой.

Мокрые, замерзшие и одухотворенные мы прошли по галерее обратно – к памятнику Елизавете Петровне, и спустились оттуда на пляж. К тому времени неожиданно вышло солнце. Ветер сделал одно полезное дело – расчистил небо.

Мишка сразу побежал к солнечной воде и немного покусал волны. Надо было купить ему воду…

На пляже было очень красиво и ярко. Руки немели от холода. Я нашла в песке камешек, похожий на янтарь. Хелюля взглянул и подтвердил, что это янтарь. А когда я привезла этот «янтарь» домой, в Москву, он отогрелся и начал источать фруктовый аромат – это была жвачка.

Мне совсем не хотелось уходить с пляжа. Я надеялась еще раз увидеть тюленя, на суше. Но было очень холодно. Мы поднялись на высокий травянистый берег, скрылись в ёлках и устроили там экстренное чаепитие. Мишка лёг на иголки в пяти метрах от нас и задремал. Я освободила от перчаток свои покрасневшие руки и мне стало страшно – вдруг они такими и останутся?

Рядом с местом нашего привала было немецкое военное кладбище. Мы зашли туда через калитку. Мишка тоже зашел с нами, хотя там был знак с перечеркнутой Hund.

«Здесь покоятся немецкие солдаты. Помните о них и о жертвах всех войн. Имена многих погибших остались неизвестными».

Кладбище оказалось очень ухоженным. Немецкий порядок поддерживался даже на территории другой страны. Подстриженная трава, чистые памятники и ни намека на мусор.

Мы ходили меж мраморных плит над братскими могилами и смотрели на возраст мальчиков, которые здесь лежали. Юнцы – 20-30 лет. Большинство погибло в 1945 году.

Хорошо, что мы были там совсем одни. Мишку никто не выгнал, он слонялся вместе с нами и не понимал, к чему все эти камни. Или понимал? Практика уже показала, что Мишка очень мудрый пёс.

Три высоких черных креста, врытые в холм, стояли над всеми сегодняшними и завтрашними мертвецами. С высоты было слышно море.

Мы прошли все кладбище и вышли через калитку с другой стороны. Ох, это снова была Россия. Такой контраст – выходишь с чистого немецкого кладбища и попадаешь на разбитую дорогу! Хелюля показал на стены из красного кирпича посреди болота и сказал, что это форт Восточный. Мы дернули дверь, но она была закрыта.

Дальше путь пролег через парк имени Головко. Там мы видели дядьку с металлоискателем. Это точно был черный копатель. Из парка мы вышли на жилые улицы и сразу ослепли от количества мусора возле домов и по краям дороги. Наверное, местные жители ждут, что кто-то уберет эту помойку за них.

Потом мы встретили компанию людей с собакой на поводке. И собака рванулась к Мишке, но наш мудрый пес даже не гавкнул на нее. Только бросил в ту сторону скучающий взгляд. Интересно, он вообще умеет лаять?

Через советские кварталы мы вновь попали в немецкие кварталы. Сейчас, в закатном солнце, они были более приветливыми.

Возле забора с баннерами «Z и V – своих не бросаем» Мишка остановился и оглянулся на нас, посмотрел, где мы идем.

Мы вернулись к маяку, к пропускному пункту на паром, к нашей машине. Я последний раз потрепала Мишку за ухом. Он не стал подходить к машине. Издалека посмотрел, как мы сели, и ушел в ту сторону, где мы встретились с ним впервые.

Когда мы поехали, я увидела, что с ним уже играют двое детей.

Дома мы наконец сбросили просоленную одежду. Я легла на диван, завернулась в плед и долго пыталась согреться. Меня трясло от холода. Потом я провалилась в сон. Хелюля пришел с кухни, посмотрел на меня и тоже задремал на соседнем диване.

Мы очнулись в темноте и в тишине. Хелюля сказал, что нашел нам ужин в единственном ресторане Балтийска, который не закрывается в 8 вечера. И мы пошли туда.

Ресторан «Граф Монте Кристо» снаружи выглядел подозрительно. Внутри все было нормально: гардероб, портрет Дюма на стене, просторные туалетные комнаты. Мы поднялись на второй этаж и сели возле глухого окна. Кроме нас в ресторане сидели еще двое мужчин, которые пьянствовали в рамках приличия. Еще были две девушки с бутылкой игристого на столе и роллами.

Меню нас обрадовало обилием морских позиций. На разогрев Хелюля заказал салат с кальмаром, а я – с судаком и сёмгой. Все было свежее и очень вкусное.

На второе Хелюля выбрал чудо-блюдо с названием «Улов рыбака». Ему принесли гигантскую тарелку жареной салаки с картошкой и солёными огурцами. А я снова заказала котлеты. И тоже из сёмги и судака. С нежным пюре. Я знаю, что такое «жизнь прекрасна».

В этот вечер мне особенно хотелось тепла и уюта, поэтому я взяла глинтвейн с добавлением вермута. А Хелюля снова устроил себе пивной марафон.

Когда еда закончилась, я почувствовала, что в моем желудке осталось пустое пространство. С благословения Хелюли я попросила у официантки тарелку селёдки. Тарелка оказалась немаленькая. А там еще была печеная картошка, грибочки и маринованный лук. Очень скоро я заполнила свой желудок донельзя. А Хелюля в это время все еще расправлялся с салакой. Я объявила, что добрая часть селёдки переходит в его распоряжение, попросила заказать мне еще один глинтвейн и ушла курить на улицу.

Когда я вернулась, Хелюля доедал селёдку, будучи уже на грани гибели. Он страшно объелся. Мы выпили еще по одному напитку и покинули ресторан, в котором к тому моменту уже было занято много столов.

Хелюля торопился в магазин «Бутыль» за пивом. Он набрал себе несколько банок из разных стран. Я взяла только бутылку воды.

Дома мы сразу подготовили ко сну один из диванов. Я сходила в душ, включила телевизор на минимальной громкости и приятно уснула в электрическом свете.

Слышно было, как Хелюля веселится на кухне.

***

Ну вот и всё. Нам пора прощаться с Пруссией.

Утро было очень солнечным. Мы позавтракали пельменями, которые Хелюля нашел в холодильнике, и тронулись в путь.

Ехали не спеша по пустым свежим дорогам. И улетали куда-то назад последние немецкие домики. До свидания! До свидания!

На заправке я позавтракала второй раз – бургером. Еще мы с Хелюлей взяли по стаканчику кофе. Он быстро проглотил свой и убежал в туалет в торговый центр. А я осталась в зале одна, и изо всех сил наслаждалась этим последним солнцем сквозь широкое чистое окно.

На стоянке возле аэропорта мы сдали машину. Дяденька из каршеринга подбросил нас ко входу в Храброво и уехал. До свидания, машинка!

Мы покурили и зашли в тепло. Я зачехлила свой чемодан, потом мы зарегистрировались на рейс и сдали багаж. Немного побродили по холлу, посмотрели, что продают – марципан, янтарь – все в порядке.

После коротких переговоров мы решили больше не слоняться, а пойти перекусить в зоне вылета. Но и там нас ждали сувенирные магазины. Я купила себе янтарную маску для лица. Дома я узнала, что с янтарной кислотой нужно очень осторожно обращаться. Она может просто сжечь кожу.

Еще мы зависли в книжном – смотрели очень интересные и очень дорогие книжки про Кёнигсберг и область.

Хелюля уже сильно беспокоился за наш перекус. Мы нашли относительно дешевую пиццу в самой дальней лавочке торгового ряда. К ней я попросила черный чай с сахаром.

Возле выхода на посадку Хелюля наблюдал в окно, как грузят чемоданы. Он хотел увидеть свою сумку.

В самолете мы опять сидели на разных местах. В этот раз они были неудобные, посередине. У меня на пятом ряду, у Хелюли на восьмом. Больше мне не нравятся «Уральские авиалинии». Потом еще пришла женщина, которая должна была занять место у окна рядом со мной. У нее был в руках черный пакет, в котором, по ее словам, были шпроты. И она этими шпротами пыталась утрамбовать на полке хелюлин дорогой рюкзак с фотоаппаратом и другими хрупкими вещами. Хелюля подскочил, когда увидел этот беспредел, и начал отгонять тётку. Сказал ей, что она уничтожает мой рюкзак. Почему он не сказал ей, что это его рюкзак – не знаю. Почему он вообще его положил на полку над моим сиденьем – я не поинтересовалась.

Потом мы взлетели. Я сразу открыла кантовские лекции по педагогике и задалась целью дочитать их до конца. Но скоро мой покой нарушила шпротная королева. Как только мы набрали высоту – она заставила меня и женщину в коллекторской форме выпустить ее, чтобы она поперемещала снова свои шпроты на полке. Хелюля раздраженно следил за тем, что она делает.

Когда самолет начал снижаться – я дочитывала сноски.

Домодедово. Очень сильно хотелось курить, и я подгоняла Хелюлю скорее выйти на улицу. А он звонил на парковку, вызывал нам шаттл. Потом мы находились в ожидании машины. Я за это время посчитала, сколько километров в сумме мы прошли за все путешествие – 107,2.

Кажется, мы привезли с собой балтийский ветер. А он подхватил нас и унес обратно в Пруссию!

Ах, если бы.

Водитель за нами приехал неприятный. У него было такое выражение лица, будто он ест что-то горькое. Я пристегнулась. Пока нас не было, Москва очистилась от льда. На парковку мы заехали без проблем. В моей голове всплыли картинки наших мучений и волнений. Жутко было снова увидеть ту горку, на которой стояла фура. Я вспомнила, как мне было нехорошо от отсутствия сна.

Наконец мы снова сели в нашу родную маленькую машинку и полетели. По дороге забрали хелюлину дочь с работы. Она рассказала нам про свои рабочие дела, а мы рассказали ей про Пруссию. В Москве был финал час-пика.

Сначала Хелюля завёз домой дочь. Он вручил ей сыр, марципан и открытки. Сказал, что позже еще угостит ее копченым угрём.

Потом Хелюля привез домой меня. Достал мой чемодан, помахал ручкой и уехал к себе.

Das Ende!