Шаровая молния 2 [Александр Гор] (fb2) читать онлайн

Шаровая молния — 2

1

А голубоватый, шевелящийся и потрескивающий электрическими разрядами, словно «волосами» головы Медузы Горгоны, «футбольный мяч» шаровой молнии продолжал наплывать, подвластный лёгким потокам воздуха. Качнулся в сторону окаменевшего Николая, поднявшись до уровня его головы, но тут какое-то неощутимое дуновение «изменило его планы», и он, «перепрыгнув» через «путешественника во времени», по дуге спланировал ему за левое плечо.

Ужасающий грохот, разряда, произошедшего всего в полутора шагах, оглушил Николая, а от вспышки перед глазами поплыли белые пятна. Если не считать встряски от электротока, полученной через «пятую точку».

— Васька! — заорал Удовенко, вскакивая на ноги.

Демьянов резко повернул голову, и сквозь скачущие перед глазами «зайчики» разглядел тело мальчика, распластавшееся на песке. Превозмогая боль в мышцах после воздействия «электрошокера-переростка», он поднялся на колени и переполз к руке Васи. Пульса не было.

— Сашка, делай искусственное дыхание, — нависнув над телом пацана, Демьянов наложил ему ладони на грудь для непрямого массажа сердца. — Быстро!

— Я… не умею, — донеслось как сквозь вату.

— Я умею, — вскочила на ноги Алёна.

— Быстрее!

Доверять мужикам такое ответственное дело, как попытка запустить сердце, Николай не мог. Просто хорошо помнил рассказ преподавателя о том, как здоровенные работяги в карьере умудрились убить товарища, сломав ему во время массажа сердца рёбра, обломки которых пробили тому лёгкие. А сам уже ритмично давил на грудь Васьки.

Алёна действовала грамотно: зажала пальцами нос мальчика и «вдула» ему воздух в лёгкие. Три толчка ладонями в области сердца. Снова воздух в лёгкие. Теперь опять толчки. И вдруг Вася судорожно выдохнул. Сам! Неужели получилось? Николай схватил кисть лежащего. Есть пульс! И тут его самого начало колотить от хлынувшего в кровь адреналина.

— Делайте что-нибудь! — выкрикнул Удовенко.

— Саша, успокойся. Он уже дышит, — кое-как сполз с мальчишки Демьянов. — И сердце бьётся. Дай лучше закурить.

— Ты же бросил, — удивился Румянцев.

— Бросил. Но если сейчас не выкурю папиросу, то вам и меня придётся откачивать.

— Его нужно срочно доставить в больницу!

А это уже Алёна, которую тоже потряхивает от пережитого нервного потрясения.

— Алёна, если после такого у него заработало сердце, значит, он уже будет жить. Лучше помоги Александру подложить ребёнку что-нибудь мягкое под голову. А ещё лучше было бы перенести его в тень.

Ну, да. Солнце уже выглянуло из-за плотного кучевого облака, сопровождающего прошедшую стороной грозовую тучу, и сияло, как ни в чём не бывало.

Вдавив в песок окурок предоставленной Анатолием папиросы, Демьянов подошёл к Удовенко, оберегающему лежащего в беспамятстве племянника. Пульс ровный. Значит, действительно будет жить. И тут мальчик застонал и приоткрыл глаза.

— Мужики, что со мной?

— Заговорил!

— Подожди, Саша, — остановил лейтенанта Николай и обратился к пострадавшему. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто меня через мясорубку прокрутили… Где я.

— Потом, всё потом. Скажи лучше, что ты последнее запомнил.

— Переходил Невский. Мокрый асфальт. От прошедшего троллейбуса оторвался контактный провод…

— Девушки, быстро одевайтесь! Нам надо срочно уезжать. Анатолий, подойди к нам. Быстрее!

— Ты думаешь?.. — широко открыл глаза Удовенко.

Николай сделал знак рукой: помолчи!

— Это хорошо, что ты запомнил, как всё произошло. Помнишь, какой сегодня день, как тебя зовут, сколько тебе лет?

— Помню. Четвёртое сентября 1968 года, зовут меня Павел Валентинович Воронцов, сорока пяти лет от роду.

— Кузнецов, позаботься, чтобы женщины сюда не подходили, пока мы разговариваем, — быстро сориентировался глава ОПБ-100. — По крайней мере те, у кого подписки нет.

— Ребята, какая подписка? — кажется, начало возвращаться зрение к очередному «попаданцу». — И почему вы в трусах посреди города?

— Ты только не волнуйся, Павел Валентинович, но ты сейчас не в Ленинграде, а на берегу Истринского водохранилища.

— Но как я туда попал? Я же был на Невском. В кои-то веки решил подняться на Исакий, а тут такое…

— И это ещё не всё. Во-первых, сейчас не сентябрь 1968 года, а июль 1940. А во-вторых, тебе не сорок пять лет, а пятнадцать.

— Да что ты несёшь?!

Значит, и впрямь начал приходить в себя.

— На руки свои посмотри, Павел Валентинович. Кира, принеси зеркальце! — крикнул выглядывающей из-за машины жене Демьянов.

Воронцов поднял руки к глазам, а потом и вовсе приподнялся на локтях, чтобы осмотреть остальные части тела. А тут и Кира подоспела со своим зеркальцем из ридикюля. Поймав в зеркале собственную физиономию, «попаданец» со стоном рухнул назад.

— Что с ним? — всполошилась Кира.

— Всё нормально. Я также отреагировал, когда увидел своё новое тело.

— Николай! — одёрнул подчинённого Румянцев.

— Всё нормально, Толя. Ты же знаешь: соответствующий допуск у неё есть. А то, что это не совсем прежний Васька, остальные быстро поймут. Но им это хотя бы можно будет объяснить последствиями удара молнии. Всё, иди, любимая. Дальше действительно начинаются «игры больших мальчиков».

— Какие игры? Какой Вася? Какое новое тело? Какой 1940-й год? Кто вы такие? И вообще: что происходит?

— Я всё объясню, Павел Валентинович. Главное — не нервничай. Ты действительно самым невероятным образом перенёсся из 1968 в 1940 год. Но не твоё тело, а твоё сознание. Это не единичный случай. Нам известно ещё несколько подобных. Почему и как это произошло, мы не знаем, но связываем с воздействием шаровой молнии, которой за двадцать минут до того, как ты очнулся, убило племянника Саши Удовенко, Васю.

Сашкино лицо вытянулось от удивления, а в глазах мелькнула паника.

— Да, Саша. Это так и есть. Твой племянник действительно погиб. Ты же видишь, что это больше не он. Но об этом будем знать только мы. Для твоей сестры он только потерял память. Поэтому почти для всех ты, Павел Валентинович, теперь Василий…

— Черкасов, — машинально выдавил из себя лейтенант госбезопасности.

— Василий Черкасов пятнадцати лет от роду. Позднее Удовенко тебе поведает другие ключевые факты твоей новой биографии. Мы — сотрудники Госбезопасности, которые уже сталкивались с подобным. А поскольку тема «переселения душ» засекречена до невозможности, рассказывать о том, кто ты есть на самом деле, ты никому не имеешь права. Кстати, расскажи о себе. Пока кратко: где служил, где работал, где жил. Подробности потом.

Воронцов, похоже, ещё не до конца поверил Демьянову, но противиться не стал.

— В сорок втором призвали после окончания второго курса авиационного института, присвоили звание техника-лейтенанта и назначили командиром ремонтного взвода «двигателистов» в батальоне аэродромного обслуживания авиаполка. До конца войны дослужился до командира роты.

— Какие самолёты?

— Разные. Яки, «Лавочкины». После войны заочно закончил институт, возглавил БАО полка, осваивавшего реактивную технику. Да вы, наверное, ещё не слышали про такую, если не врёте.

— Знаем про них, — кивнул Николай и повернулся к начальнику ОПБ. — Это называется — не было ни гроша, а тут целый алтын! Продолжай, Павел Валентинович.

Румянцев молча кивнул, соглашаясь с эмоциональным выводом Николая.

— К началу шестидесятых дослужился до майора, но тут… Пришлось уволиться из армии.

— Хрущёвский отказ от самолётов и танков в пользу ракетного оружия?

— Он самый. Так вы и про это знаете?

— Знаем. Я же говорил — вы не первый попаданец в пошлое, с которым нам приходится иметь дело.

— Работу нашёл в ленинградском аэропорту. То же самое: обслуживание двигательных установок, но гражданских самолётов. Уже в должности мастера участка.

— Какие машины знаешь? Туполев? Антонов? Ильюшин?

— Да почитай все. От поршневиков до реактивных и турбовинтовых.

— Отлично! Как себя чувствуешь? Сам идти сможешь?

— Надеюсь…

— Тогда пробуй встать. Вон, для тебя лежит одежда. Если что — «дядя Саша» поможет. Нам просто сверхсрочно нужно в Москву. И запомни: для всех ты Вася Черкасов.

— А можно ещё раз мне дать зеркало?

Демьянов молча протянул круглое зеркальце без ободка.

2

— Может, всё-таки хоть чуть-чуть ухи́ поедим? — взмолилась жена Румянцева. — Обидно выбрасывать…

Воронцова ещё покачивало от слабости, и одеваться ему помогал потерянный Удовенко, у которого в голове творилось чёрт знает что. Ну, да. Его можно понять: вот у него был племянник, и вдруг его уже нет. При этом он всё же как бы есть, но на самом деле — это совсем не он.

— Давайте. Двадцать минут всё равно ничего не решат, а Василий за это время хоть чуть-чуть в себя придёт. Да и ожог надо обработать, чтобы заразу не занести.

Разряд пришёлся в плечо, и на этом месте обожжённая кожа бугрилась водянистым пузырём, лопнувшим при неосторожном движении, и «попаданец» кривился от боли от липнущей рубахи. Благо, у Алёны (судя по многим мелочам, скорее всего, студентки-старшекурсницы мединститута) нашлась небольшая аптечка, в которой обнаружился стрептоцидовый порошок. Ожог она обмотала бинтом, а сгоревшие ресницы (счастье, что Васька в момент удара сидел с зажмуренными от страха глазами!) и подпалённые брови со временем и сами отрастут. Ещё покраснения обнаружились на, пардон, ягодицах и пятках. Но только покраснения, а не серьёзные ожоги. Видимо, из-за того, что разряд пронизал всё тело, у парня и остановилось сердце.

Ушицы, оказавшейся весьма неплохой, он тоже похлебал, морщась при каждом движении правой рукой.

— Остатки заберёшь себе на квартиру. Я сомневаюсь, что Василия сегодня отпустят, а тебе хоть пожрать дома что-то будет, — распорядился Демьянов, приматывая крышку от ведра с шашлыками к такому же с остатками ухи.

Всю дорогу Александр по приказу Румянцева рассказывал «племяннику» о его жизни. Так он хоть как-то сможет адаптироваться в своей новой жизни. Пусть «перестанет узнавать» школьных товарищей и дворовых приятелей, но хоть будет знать об их существовании, о некоторых подробностях семейных взаимоотношений, привычках и особенностях характера «родителей». Не полный ноль, как это было в такой же ситуации у Демьянова. Правда, Кольке было легче в том плане, что в огромном городе его фактически никто не знал.

По дороге остановились у ближайшего сельсовета, и Румянцев, выдернув из дома председателя, всё-таки переговорил с Москвой.

— На окраине нас встретит сопровождение, — предупредил он Николая. –А женщин высадим у станции метро на площади Дзержинского.

— Про врачей не забыл? — спохватился тот.

— Не забыл.

— Как шеф отреагировал на открытие Проекта 19/68?

— А как ты догадался, что я именно этими словами и объяснил ему ситуацию? — засмеялся Анатолий. — Линия-то незащищённая, вот и пришлось пользоваться этим… как его?.. Изжоповым языком. Охренел шеф. И переспросил, уверены ли мы в этом. В общем, к нашему приезду и какая-то легенда будет готова.

Павел, похоже, окончательно поверил в историю с попаданием в 1940 год, только когда они въехали в Москву. Даже на встречавшиеся по пути «полуторки», Зис-5 и даже АМО смотрел не так, как на городские улицы без многочисленных новостроек. В его время, кажется, уже построили Новый Арбат, тогда называвшийся проспектом Калинина, а здесь этих высоток-«книжек» ещё не существовало. Как и высотного здания Министерства иностранных дел.

— Значит, хоть в этот раз смогу нормально повоевать, а не самолётные моторы, как очкарик, ремонтировать, — сделал он вывод.

— И не надейся! — обломал его в лучших чувствах Демьянов. — Нам всем, здесь присутствующим, фронт не светит. Как секретоносителям высочайшей категории.

Как и договаривались, остановились возле метро.

— Скорее всего, домой меня сегодня не жди, — предупредил Николай супругу.

— Я догадываюсь, — грустно вздохнула она и повернулась к Удовенко. — А уху, Саша, я тебе занесу. Думаю, тебе тоже пока не до неё будет.

Пришлось доставать и треклятое ведро…

А дальше всё понеслось! Проводить Воронцова в наркоматский медпункт. И пока эскулапы терзали «пацана» своими консилиумами, анализами и обследованиями, строчить доклад о произошедшем. И только часа через три в сопровождении охраны Берии и вместе с Румянцевым топать в кабинет Лаврентия Павловича.

— Здравия желаю, товарищ Берия, — вдруг тонким мальчишеским голосом отрапортовал Павел Валентинович.

— Мы с вами встречались… э… в вашей прошлой жизни?

— Никак нет. Но под вашим началом я служил во время обороны Кавказа.

— Надеюсь, с вашей помощью немцы больше до Кавказа не дойдут, — улыбнулся нарком, получивший очередное подтверждение того, что и он в Войну внёс свой вклад в Победу. — А товарищ Демьянов мне так и не докладывал об этом эпизоде моей… гм…вероятной деятельности.

— Извините, товарищ комиссар госбезопасности, — смутился Демьянов. — Объём информации о той войне настолько велик, что я об этом забыл рассказать.

— Так он тоже? — поразился «Васька».

— Да, Демьянов — ваш товарищ по несчастью. Или, наоборот, по счастью прожить вторую жизнь в новом, молодом теле. Только он из более поздних времён, чем вы. Поэтому, как я успел прочитать, так грамотно и действовал при выявлении… вашего феномена.

— А из какого года?

— Из две тысячи двадцать третьего, — задумавшись на секунду, решился ответить Лаврентий Павлович.

— И как? Построили у вас к 1980 году коммунизм?

— А это ещё что такое?

— Это было политическое заявление Хрущёва, товарищ нарком, — пояснил Демьянов. — Кажется, в 1960 году он пообещал, что через двадцать лет советские люди будут жить при коммунизме. Нет, Павел Валентинович. «Кукурузник», как обычно, соврал.

— Я так и предполагал, что брешет, — кивнул Воронцов.

— Тоже, как и Демьянов, его не любите?

— А за что мне его любить? — смешно нахмурил обгоревшие брови «мальчишка». Меня, советского офицера, фронтовика, взяли и вышвырнули из армии! Как надоевшую игрушку.

— Постарайтесь в следующий раз более ответственно подходить к употреблению слова «офицеры». В СССР ещё не в ходу это обозначение красных командиров.

— Извините, товарищ народный комиссар. Настолько привык к нему за прошедшие с момента его введения двадцать пять лет…

Ещё одно подтверждение того, что Демьянов говорил правду. И особо ценное тем, что вырвалось непроизвольно.

— Я вас понимаю. Но давайте перейдём к делу. Вы присаживайтесь, разговор у нас будет долгий. С общими анкетными данными, которые вы изложили капитанам госбезопасности Демьянову и Румянцеву, я уже ознакомился. Более подробно вы изложите свою автобиографию позже. А сейчас я хотел бы услышать от вас то, какой вы увидели Великую Отечественную войну. Не в изложении книжек, как о ней знает товарищ Демьянов, а, так сказать, глазами очевидца и непосредственного участника.

А вот и самая большая проверка!

3

Ох, уж эти тёщи!

Если вы думаете, что наутро, пока едва успевший поспать пару часов перед службой Демьянов вяло брился в ванной (попаданец давно уже выяснил, что в это время всё-таки есть безопасные бритвы-станки! Качеством намного хуже одноразовых «Бик» и «Жилетт», но есть!), она не успела в очередной раз высказать Кире своё предположение, что Николай пропадал почти всю ночь любовницы, то глубоко ошибаетесь.

— Мама, прекрати немедленно! — взвилась та. — Почему ты ему не веришь?

— Потому что у меня перед глазами предостаточно примеров, когда вот такие, как ты, чересчур доверчивые, очень быстро становились брошенными жёнами с ребёнком.

— Ты ничего не знаешь.

— А тебе много известно?

— Намного больше, чем тебе.

Наметившуюся ссору между матерью и дочерью прервала трель телефонного звонка, заставившая едва успевшего побриться Демьянова ломануться их ванной.

Звонили из приёмной Берии и по его душу.

— Товарищ капитан госбезопасности, приказано передать вам, чтобы вы явились с утра не в ОПБ, а в наркомат.

Ясно. Значит, им с Румянцевым до упора трещать на пишущих машинках, распечатывая записи ночного разговора Берии с Воронцовым, который они попеременке стенографировали. Увы, такое секретаршам не поручишь.

Но с тёщиной шизой всё равно надо что-то делать. Иначе она и впрямь либо рассорит их с Кирой, либо сама сорвётся в Ленинград, значительно осложнив довольно неплохо сложившийся в последнее время быт. Одна вчерашняя инициатива посидеть с ребёнком чего стоит.

— Анастасия Кирилловна, какое слово вас больше устроит? Честное пионерское, слово коммуниста или красного командира? Я готов дать вам любое. Но поверьте: у меня нет никакой любовницы, а все мои ночные отсутствия дома связаны исключительно со служебными делами. Большего, простите, ни я, ни Кира, вам сообщить не можем. Поэтому очень прошу вас: не изводите мою жену вашими подозрениями. Ни к чему хорошему они не приведут.

Обиделась. А очень поздно вечером, когда вконец измотанный Николай наконец-то вернулся домой, Кира пожаловалась, что мать была зарёванной, когда она днём на минутку заскочила в квартиру после того, как сбегала в детский сад покормить малышку.

— Может, нужно было с ней как-то помягче?

— Как? Объяснить, что Берия вцепился в очередного «попаданца» из будущего, и нам с Толиком пришлось всю ночь записывать то, что тот рассказывал? А после того, как эти записи отнесут в Кремль, нам ещё и нужно будет свести его с Самим, который тоже работает по ночам? Знаешь, что с нами будет, если информация об этом просочится? Может, уговоришь её, чтобы она нашла себе работу? У неё хоть времени станет поменьше, чтобы забивать голову подобными глупостями.

Кира задумалась, кивнула, а потом задала вопрос, убивший Николая наповал.

— А у тебя правда никого, кроме меня, нет?

Приплыли!

Смягчить ситуацию помог… Устинов. Буквально спустя пару дней после описанных событий он вернулся из очередной инспекционной поездки на строящийся завод полупроводниковых приборов и, уже не застав на службе заместителя начальника ОПБ, попытался дозвониться к нему на квартиру.

— Дмитрий Фёдорович? — переспросила тёща.

— Да. А откуда вы меня знаете?

— Я преподавала вам иностранный язык, — представилась Анастасия Кирилловна. — И потом с удивлением узнала, что вы руководите таким крупным предприятием. Так вам мой зять нужен?

— Прекрасно вас помню. А Николай Николаевич, выходит, ваш зять? А я теперь его подчинённый. И вынужден попросить, чтобы вы сообщили ему, что он очень нужен на службе. Лосева я уже вызвал в ОПБ.

Значит, заочной очной ставки с сыном «матеньки» не избежать, ведь алиби зятя «домашний прокурор» будет проверять со всей тщательностью.

Тем не менее, Демьянов за этими обыденными делами отдыхал после той нервной ночи в кабинете Берии. Ещё бы! Воронцову даже лучше него было известно, за что на самом деле сняли и расстреляли Лаврентия Павловича. А касаться этой темы он пока не хотел. Зная жёсткий характер «главного сталинского палача», вполне реально было нарваться на его немилость, чтобы информация о навороченных Берией делах в области национальной политики не дошла до «Хозяина». Да, ошибся, как выяснилось в итоге. Но ценой этих ошибок стало ускорение развала СССР, и вряд ли Сталин простит такое своему соратнику.

Той встречей Павла Валентиновича с наркомом пока дело ограничилось. Парня, у которого полностью поменялась память, надо было легализовать, и этим делом сейчас занимался Удовенко, признавшийся, что не может спать, не «приняв на грудь» стакана водки.

Что ж, Сашку вполне можно понять. Ведь только он из всех родственников знает, что Васи, всего, что связано с личностью его племянника, уже не существует, а ему приходится честно смотреть в глаза сестры и врать: всё будет хорошо, и её сын когда-нибудь снова обретёт память. Нужно только потерпеть. Всего лишь до конца жизни, блин, потерпеть.

Но на этом «фронте», вроде, всё развивается благополучно. Убитым горем родителям жертву несчастного случая предъявили, друг друга они благополучно (Павел — не без помощи «дяди») в госпитале НКВД опознали. А поскольку встреча была «в порядке исключения» (ведомственная принадлежность медучреждения такая), на ближайшие две недели об охах-вздохах несчастных родителей можно не беспокоиться. Самочувствие попаданца нормальное. Главное — никаких признаков некроза тканей, через которые прошёл мощный электрический разряд.

Парня оставили отлёживаться в охраняемом боксе. А чтобы жизнь мёдом не казалась, снабдили бумагой и велели вспоминать всё, что связано с модернизацией и увеличением моторесурса авиадвигателей, существовавших на начало войны.

— Была бы возможность пощупать их руками, увидеть в разобранном виде в том состоянии, что они сейчас производятся, я бы лучше с этим справился, — пожаловался Воронцов.

— Появится, — заверил его Демьянов. — Ты просто сам представь, как отреагируют Швецов или Климов, если к ним в КБ явится пятнадцатилетний пацан и начнёт пальцем тыкать, что нужно сделать, чтобы двигатели, которые они выстрадали, заработали лучше.

— Представляю, — засмеялся Павел.

— Пиши и рисуй пока по памяти. И не забывай писать обоснования тех или иных технических решений. Это пока пойдёт по линии рекомендаций от авиационного отдела ОПБ-100, которые они просто обязаны проверить. Нам позарез нужно добиться, чтобы эти движки к началу войны стали долговечнее и мощнее.

— Нашёл кого агитировать, — фыркнул Павел Валентинович. — Для тебя это всё — чистая теория, а я столько их перебрал на фронте, что тебе и не снилось. Как считаешь, если я с АШ-62 начну, нормально будет?

— Более чем. Если моторы «Ишаков» догнать по ресурсу до моторов Ан-2, то столько жизней спасём! Сам же помнишь: самый массовый самолёт на начало войны. Только не забывай, что по нынешней спецификации он ещё зовётся не АШ, а М-62. А потом займись М-82. Он, насколько помню, в твоё время ставился на Ил-14. Надо подтолкнуть Лавочкина, чтобы тот поскорее сделал Ла-5. К 22 июня, конечно, уже не успеем, но даже если он взлетит хотя бы в середине 41-го…

— Описание «шестьдесят второго» двигателя принеси. Легче работать будет.

— Ворожейкин принесёт.

— Кто??? — обалдел Павел.

— Тот самый, тот самый. Которого ты знаешь как Дважды Героя. Еле удалось урвать себе, да и то — лишь из-за его травмы позвоночника, полученной на Халхин-Голе. Своих «звёздочек» он теперь уже не получит, но зато куда больше сделает для того, чтобы советские самолёты поскорее сравнялись с немецкими и превзошли их. И это… Ни слова ни о моём, ни о твоём иновременном происхождении. Об этом знают единицы людей.

— Знаю. Саша уже инструктировал.

— Ты для Арсения Васильевича — гениальный конструктор-самоучка, найденный НКВД и находящийся под жёсткой опекой «конторы». Не больше.

Самое удивительное — уже через день Арсений положил на стол Николая опечатанный пакет с двумя десятками листов, исписанных мелким почерком и разрисованных эскизами изменений в конструкции двигателя М-62. И приложенной короткой запиской: «Всё, что наскрёб в памяти, касательно изменений. Остальное — после того, как пощупаю руками». Значит, пойдёт дело! И хорошо пойдёт.

4

— Удивительно, — покачал головой Сталин. — А внешне — совсем ещё мальчик. Присаживайтесь, товарищи.

Павел, которого их госпиталя забирал Демьянов, всю дорогу нервничал. Всё-таки иное поколение, успевшее повоевать с именем Вождя на устах. А потом пережившее низвержение своей иконы с пьедестала на ХХ съезде. Ну, и прочие побочные явления того времени: переименования, снос памятников. Помните, как у «Любе́»: гипсовую статую сняли втихаря. Но для Николая это — теоретические знания исторических фактов, а Воронцов видел это всё вживую. А теперь ему — впервые в жизни встречаться с самим Иосифом Виссарионовичем лично.

— Майор, значит.

— Так точно, — вскочил попаданец.

— Сидите, сидите, товарищ Воронцов. Мы с вами не на плацу, а у меня в гостях. Поэтому ведите себя свободно. Я ознакомился с тем, что вы рассказали товарищу Берия. Очень интересны были именно личные впечатления. Ведь товарищ Демьянов знаком со всем этим лишь из книг. Но вопросы остались. Скажите, что, на ваш взгляд, всё-таки стало причиной катастрофы лета 1941 года?

— Меня этот вопрос тоже всегда интересовал. Но, как я понял из общения с теми, кто пережил ту трагедию, из воспоминаний военачальников, из исторических исследований, выделить какую-то одну причину невозможно. Речь идёт о целом комплексе причин. Во-первых, неготовность наших советских людей к войне. В первую очередь — моральная неготовность. Искренне верили в то, что, как нас заверяли газеты и политработники, войны не будет, а Германия наш друг. До последнего мгновения верили. И лишь во вторую — неготовность, обусловленная слабой боевой подготовкой красноармейцев и красных командиров.

За такие слова по окончании Финской кампании Николай получил по шапке. Здо́рово получил! На этот же раз Генеральный секретарь слушает спокойно. Осознал, или сработал эффект проверки из независимого источника?

— Учились воевать мы уже позже, у тех, кто выжил в той мясорубке. После того, как был обобщён их опыт и выработаны новые боевые уставы.

— А во-вторых?

— Во-вторых, ошибки, допущенные в предвоенный период. Вынесенные практически на границу склады с боеприпасами, которые в первые же дни войны достались немцам, стоящая на открытых позициях и в артпарках артиллерия, небоеготовые танковые войска. Самолёты, выстроенные на аэродромах так, словно специально подставленные под дар вражеской авиации. Когда я попал на фронт, у нас за демаскировку аэродрома людей отдавали под суд, а в июне сорок первого командиры авиаполков получали выговоры, если техника не выстроена по линеечке и не сверкает на солнце.

В-третьих, практически полное отсутствие радиосвязи. Везде и всюду. Телефонные линии перереза́лись диверсантами, они же убивали посыльных, и в результате начался полный хаос. Когда у нас в авиачастях появились радиостанции на самолётах, появилась возможность управлять воздушным боем и сразу же резко снизились потери. То же самое, насколько мне известно, случилось и у танкистов.

— Товарищ Демьянов рассказывал об очень высоких потерях в боевой технике. Это верно?

— Да. Технику приходилось бросать из-за частых поломок, отсутствия возможности эвакуировать и даже из-за нехватки горючего. Причина — расположение складов, бо́льшую часть из которых немцы захватили сразу же. Да и, как рассказывали танкисты, катастрофически не хватало машин-заправщиков. Да что там танкисты? Самолёты зачастую бросали на аэродромах из-за этого. Очень много было неисправных самолётов. Лётчики есть, а летать не на чем. И вообще по авиации, товарищ Сталин. Ошибочной была организационная структура звена из трёх самолётов. На параде это выглядит красиво, а в бою, на виражах, кто-то из ведомых обязательно отрывался от ведущего и подставлялся под огонь противника. Надо срочно переходить на звено-четвёрку из двух пар, чтобы к началу войны лётчики уже умели летать парами. Надо срочно перевооружать самолёты с пулемётов винтовочного калибра на крупнокалиберные или, ещё лучше, на авиационные пушки.

— Мы ещё поговорим об авиации, товарищ Воронцов. А ещё лучше — вы подготовите аналитическую записку о боевом опыте, полученном авиацией в ходе войны. Это будет очень ценный документ. Сейчас же меня интересует начальный период войны и роль в случившемся командующего Западным фронтом генерала Павлова.

— К сожалению, могу рассказать вам, товарищ Сталин, лишь то, о чём читал либо слышал. Сам я был призван только в 1942 году, почти через год после произошедшего. Его действия характеризуются как преступная халатность, приведшая к потере управления войсками и катастрофическому военному поражению. В частности — пренебрежение многочисленными свидетельствами о подготовке к нападению гитлеровцев и промедление в передаче приказа о переводе войск в состояние боевой готовности. В результате, к примеру, зенитная артиллерия военного округа накануне нападения оказалась без прицелов, а в Брестской крепости попала в окружение и погибла целая дивизия. Не говоря уже об окружении и гибели в Белостокском котле сразу двух армий, не сумевших отступить на восток.

— Отступить? А почему не сражаться?

— Из-за уничтожения или захвата складов у войск не хватало боеприпасов, топлива, оружия, снаряжения. И это — при прекрасно поставленном у противника взаимодействии авиаразведки с сухопутными войсками: стоило немецким лётчикам заметить с воздуха более или менее крупную группу наших войск, как на неё обрушивались и наземные силы противника, и авиация. Наша-то была очень сильно выбита буквально в первые дни войны.

— Из-за чего?

— Я уже упоминал про полное отсутствие маскировки на аэродромах, слабое зенитное прикрытие и отсутствие радиосвязи. К концу войны мы начали получать радиолокационные станции, с которыми получалось с земли наводить наши самолёты на цель, но в первые дни войны их ещё не было.

— Это не так, — вмешался Демьянов. — Станции РУС-1 и РУС-2 имеются, но их крайне мало, буквально единицы.

— Возможно. Но в войсках — я имею в виду обычные строевые авиаполки — о них тогда даже не слышали. Разрешите продолжить? — взглянул он на хозяина дачи. — Расположение наших аэродромов было прекрасно известно немцам: хорошо поработали в предвоенные дни их авиаразведчики, которых нашим лётчикам было запрещено сбивать, «чтобы не спровоцировать Германию на войну». Эх, если бы удалось рассредоточить наши самолёты накануне войны по запасным аэродромам!

Сталин что-то пометил у себя в альбоме.

— Вы продолжайте, товарищ Воронцов.

— Слабоватой оказалась и наша техника. И-16 вообще не тянул против Ме-109. Немцы хорошо знают главное достоинство «ишака» — великолепную горизонтальную манёвренность, поэтому, вплоть до появления самолётов Лавочкина Ла-5ФН и Ла-7, навязывали нашим лётчикам бои на вертикали, где они сильнее. Як-1… Хороший самолёт, почти дотягивал до «Мессера», но слабоват по вооружению. Миг-3 хорош на высоте, но из-за больших потерь «ишачков», Яков и Лаггов их посылали драться с немцами на малые и средние высоты, где они становились неуклюжими. ЛаГГ-3 считали отличной машиной по вооружению, но из-за массы ему не хватало мощности двигателя, чтобы воевать с «Мессершмитом» на равных.

— Простите, товарищ Воронцов, но я не знаю марок самолётов, которые вы упомянули.

— Это более поздние названия самолётов, которые сейчас запускаются в производство, — пояснил Николай и дал расшифровку в соответствии с действующими наименованиями. — Но в начале 1941 года эти обозначения уже были приняты, и Павел Валентинович мог не знать их прежних названий.

— И ещё мне неизвестно о том, чтобы Лавочкин единолично разрабатывал бы какой-либо самолёт. Как вы сказали? Ла-5ФН? А почему ФН?

— Насколько я помню, из-за того, что немцы взяли Таганрог, Лавочкина перевели то ли в Горький, то ли в Тбилиси, и он разработал самолёт на двигателе воздушного охлаждения АШ… Простите, сначала он будет называться М-82, а уж потом ему присвоят инициалы Швецова. Самолёт получит наименование Ла-5. Потом мотор форсируют, и к пятёрке добавится литера Ф, а уже в сорок третьем, после новой модификации с непосредственным впрыском топлива в цилиндры, самолёт получит и вторую букву в марке. Именно на самолётах Ла-5ФН и Ла-7 летал наш лучший ас, Трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб, сбивший шестьдесят три немецких самолёта.

— Трижды Герой?

— Да, и не единственный. На два самолёта отстал от него Александр Покрышкин. Но он одержал основную часть побед на американской «Аэрокобре». И воевал с первых дней войны, а не с сорок третьего, как Кожедуб.

— Вы говорите, двигатель М-82?

— Да, Швецов начнёт его инициативную разработку через год. Двойная звезда с мощностью 1650 лошадиных сил, которая используется... Будет использоваться до момента, пока я не попал под этот чёртов провод троллейбусной линии. Но уже в гражданской авиации, на самолётах местных линий Ил-14. Очень хороший и надёжный мотор! Даже при отказе одного самолёт способен долететь на оставшемся. Я нарисую и опишу.

И снова пометки в блокноте.

— Мы немного отвлеклись от причин потери большого числа самолётов в первые дни войны. Что ещё можно изменить, чтобы избежать их?

— О звене-четвёрке и полётах парой я уже сказал, — снова заволновался Павел. — Нужен ряд переделок двигателя М-62 для И-16, которые повысят его долговечность. На самолётах Ан-2 они летают… Будут летать без ремонта по тысяче часов. Некоторые из доработок можно сделать даже в полках. Этим удастся снизить число неисправных самолётов на момент начала войны. Срочно заменить на самолётах пулемёты винтовочного калибра крупнокалиберными. И начинать переход с 20-мм авиапушек на 23-мм. Сосредоточить Миг-3 в авиаполках ПВО крупных городов и предприятий. На фронте им делать нечего. Не использовать штурмовики и бомбардировщики без истребительного прикрытия, и задачей истребителей прикрытия должна стать защита штурмовиков и бомбардировщиков, а не личный счёт. Использовать многоуровневое построение истребителей в бою, чтобы перехватывать «мессеры» на их излюбленном приёме: удар сверху и немедленный уход на набор высоты.

Воронцов отвечал на вопросы Генерального секретаря сбивчиво, волнуясь, время от времени повторяясь, но Сталин терпел, лишь периодически подправляя ход рассказов попаданца в нужное ему русло.

Во время перерыва (и королям они бывают нужны), когда Павел отлучился, Демьянов обратился к Иосифу Виссарионовичу.

— Товарищ Сталин, я не уверен, что все предложения Воронцова удастся внедрить. В основном — из-за отсутствия нужных нам каучуков для изготовления прокладок.

— Ему и вам будут любые каучуки, — усмехнулся тот и показал обложку вынутой из ящика стола папки с надписью «Проект Б-19/76».

Если связанное с Демьяновым носило шифр А-20/23, а с Воронцовым В-19/68, то выходит, Павел не второй, а уже третий?

— Кто? — непроизвольно вырвалось у Николая.

— Товарищ Берия должен был упомянуть о девушке, отправленной до революции в сумасшедший дом. Она оказалась химиком-технологом как раз по каучукам. Ей сейчас почти шестьдесят, и она не блещет здоровьем. Поэтому в ОТБ-100 появится лишь после того, как вернётся из санатория. Но учтите в общении с ней то, что десять лет, проведённые в психиатрической лечебнице, не прошли даром. И не забудьте помолиться за эту женщину: если бы она не вышла на меня два месяца назад — между прочим, благодаря началу публикаций фантастики о космосе — и не подтвердила ваши выводы по Финской кампании, то не сносить бы вам головы.

Разговаривали до самого утра. Видимо, Сталин решил устроить себе действительно воскресный отдых. Пару раз подкреплялись, запивая сдобу крепчайшим кофе (кроме хозяина дачи, так и не изменившего чаю). Тем не менее, едва машина отъехала от ворот, и Павел, и Николай вырубились на заднем сиденье «эмки». А разбудили Демьянова, когда автомобиль уже остановился на Маросейке возле его дома. Тут же продрал сонные глаза и Воронцов.

— Может, я его к себе заберу? — уже выйдя на тротуар, спросил охранника капитан госбезопасности. — Парень хоть поест человеческой пищи и поспит на нормальной кровати.

— Товарищ Сталин приказал доставить Василия в его палату в госпитале, — отрезал охранник.

— Жаль, — козырнул Николай на прощанье и захлопнул дверцу.

А развернувшись, столкнулся взглядом с тёщей, вывезшей на прогулку в коляске его дочь. По вытянувшемуся лицу молодой бабушки он понял, что та слышала слова охранника.

— Доброе утро, Анастасия Кирилловна. То, что вы услышали, не должен узнать никто. Даже мать Олега Лосева.

5

Сказать, что попаданец из 2023 года запустил кампанию народного творчества в области космической фантастики и сбежал в кусты — значит, погрешить против истины. Конечно, разбираться в десятках и сотнях повестей и рассказов, которыми завалили редакции газет и журнала «Огонёк» советские граждане, преимущественно пионеры и комсомольцы, ему было некогда. Но время от времени почитывал то, что прошло контроль редколлегий изданий и публиковалось. Иногда посмеиваясь над наивными рассуждениями авторов, иногда оценивая написанное как довольно качественные произведения. Но факт остаётся фактом: тираж СМИ, подключившихся к кампании, значительно вырос, а газеты и без того популярный журнал стали выметать из киосков. На улицах же, особенно среди ребятни, нередко удавалось услышать очень живое обсуждение напечатанных космических приключений.

Не остались в стороне и маститые авторы, «уловившие тренд», как бы выразились лет восемьдесят спустя. Не Шолохов, конечно, и не Алексей Толстой, который уже отметился в этой сфере своей «Аэлитой». Но через Сашу Удовенко, продолжающего поддерживать отношения с бывшей любовницей Николая, долетела весточка, что темой заинтересовался Пётр Павленко, уже имевший опыт написания фантастического романа о победе Красной Армии над Японией, а Евгений Петров, заведующий отделом пропаганды в «НИИ ЧаВо», даже опубликовал сатирический рассказ, разоблачающий сущность капитализма в планах освоения Марса при помощи «ракетного поезда, разгоняющегося при помощи частиц света». Этакого прообраза фотонных звездолётов из более поздней мировой фантастики.

Идею звездолёта, конечно же, подсказал Николай, решивший подтолкнуть абсолютно бесперспективное на тот момент направление использования для ракет ещё неоткрытого антивещества, реализующего знаменитую формулу Эйнштейна «е равно эм цэ в квадрате».

Судя по тому, что заключённые из «туполевской шарашки», выделенные в «бригаду 100/2», активно обсуждали этот «вид топлива», газета с рассказом дошла и до них. Поэтому Николаю пришлось съездить на улицу Радио, чтобы объяснить «королёвцам», чем следует заниматься вместо того, чтобы «клевать» на его же собственные вбросы.

— Как вы представляете себе хранение антивещества в окружении вещества?

— Значит, оно всё-таки возможно? — горячо отреагировал на этот вопрос Глушко.

— Теоретически да. По крайней мере, у меня есть сведения о возможности существования антиподов электронов, протонов и других элементарных частиц. И даже возможности соединения их в точно такие же атомы, как в обычном веществе. Но любое касание этих атомов с веществом приведёт к мгновенной аннигиляции. Так что в бак антивещество без мгновенного взрыва не зальёшь и в короб не загрузишь. Забудьте и не забивайте себе голову проблемой, которая в течение ближайшей сотни лет точно не будет решена. Не вами, а физиками-ядерщиками. И до этого момента ракетное топливо — исключительно химическое. Лучше доложите, удалось ли вам просчитать эффективность управления баллистической ракеты решётчатыми аэродинамическими рулями?

В качестве отправной точки в проектировании баллистической ракеты Демьянов видел схему тактической ракеты «Точка-У». За исключением того, что сама ракета будет не твердотопливной, а жидкостной, на основе па́ры керосин — азотная кислота. Конечно, точности оригинала без бортового вычислительного комплекса не достичь, ведь управлять ею придётся лишь на активном участке полёта до момента отсечки тяги по псевдоскорости. И круговое вероятностное отклонение на дальности полёта в 100-120 километров вряд ли составит меньше 400-500 метров, но для самой первой советской тактической баллистической ракеты это будет просто великолепно. Ведь «Фау-2» отклонялись от расчётной точки падения на 4-5 километров.

У ракетных конструкторов отобрали понравившуюся им игрушку с названием фотонный двигатель, и возвращались они к «прозе жизни» вроде каких-то там решетчатых рулей очень неохотно.

— При достижении скорости в 400 километров в час рули будут вполне эффективными. А до этого…

Что будет до этого, на самом ответственном участке полёта, Демьянову объяснять не надо. Значит, всё-таки придётся использовать ещё и газодинамические рулевые двигатели.

— В таком случае, Валентин Петрович, приступайте к проектированию «качающегося» маломощного рулевого двигателя, также использующего в качестве топлива керосин, а в качестве окислителя — азотную кислоту.

— А почему в качестве рабочих компонентов вы выбрали именно эти вещества?

— Исходя из ряда причин. Во-первых, прекрасная эффективность. Во-вторых, технологичность. Это вам не жидкий кислород с водородом, которые необходимо заправлять в ракету лишь непосредственно перед стартом. В-третьих, жидкое топливо позволяет гибко управлять тягой двигателей, в отличие от твердотопливных двигателей. А в-четвёртых, не потребуется дополнительных баков для иных топлива и окислителя.

— Вы хотите сказать, что маршевый двигатель тоже будет на керосине и азотной кислоте?

-Почему будет? Он уже практически есть, Сергей Павлович. Отрабатывается

— Как есть? Кто сделал?

— Двигатель Алексея Исаева уже показал работоспособность в течение сорока пяти секунд, а нам большего пока и не требуется. Правда, пока с тягой не более двух тонн, но есть надежда довести её до десяти тонн.

Немая сцена.

— За основу возьмёте конструкцию Исаева: она позволяет делать двигатели с очень широким диапазоном тяги, от двухсот килограммов до двух тонн. Вам потребуется подобрать необходимый параметр, «научить» двигатель качаться в двух плоскостях, изменяя вектор тяги, и обеспечить надёжное регулирование подачи топлива для обеспечения корректировки отклоняющих возмущений.

Пожалуй, пока лишь Демьянов понимал, насколько сложной будет дальнейшая задача. Даже у Исаева, которому, помимо доводки «двухтонника», на более мощном двигателе придётся столкнуться с высокочастотным резонансом, способным одним махом уничтожить ракету. Но, благодаря хорошей памяти попаданца, как раз накануне своего посещения аппарата МРТ прочитавшего воспоминания Алексея Михайловича, удалось сэкономить лет пять напряжённого труда сотрудников его ОКБ.

Да, можно сделать пакет из четырёх или пяти исаевских «двухтонников», но синхронизация их тяги — тоже серьёзнейшая проблема. Конечно, куда меньшая, чем у Глушко при разработке «лунной» ракеты Н-1 с её тридцатью двигателями, но в распоряжении Валентина Петровича уже имелась какая-никакая бортовая ЭВМ, способная это сделать относительно оперативно. А у Исаева, Королёва и Демьянова на сегодня нет даже её самого первого, самого примитивного прообраза.

Потом, когда вчерашние ЗК втянутся в работу, начнётся проектирование инерциальной системы наведения, основанной на гироскопах. Не на тех, что сейчасиспользуются в гирокомпасах некоторых самолётов, а более скоростных, способных раскручиваться до 60 тысяч оборотов в минуту. Какой из современных подшипников в состоянии выдержать такую скорость вращения? Значит, придётся изобретать. А датчики угла, которые будут регистрировать отклонение оси вращения гироскопа? А акселерометры, определяющие ускорение? А вся эта запорная аппаратура, способная выдержать агрессивную среду азотной кислоты и меланжа, являющегося ничеминым как «царской водкой», растворяющей даже золото?

Да уж! А в фантастических рассказах и повестях, которые сейчас строчат увлечённые идеей межпланетных странствий пионеры и комсомольцы, всё так легко и просто. Построили эскадру бронированных звездолётов с мощной артиллерией, и отправились совершать пролетарскую революцию на Сатурн… Или натаскали мальчишки и девчонки металлолома, отобрали из него нужные детали и прямо за домом, в сарае, соорудили ракету, чтоб облететь Луну и снять на примитивный фотоаппарат её обратную сторону. Когда вернулись, их за это приняли почётными членами общества астрономов, а сам товарищ Сталин наградил хорошим фотоаппаратом вместо старенького, отправленного в музей Революции.

Наивно до смешного. Но, если учесть то, что ребятня зачитывалась этим наивом и начинала грезить космосом, то полезный наив. Не сейчас, а когда эти мальчишки и девчонки подрастут и встанут перед выбором профессии.

Что же касается самой обещанной книги «авторского коллектива», состоящего из возможных будущих правителей СССР и Российской Федерации, то и она пишется. Студентами впускного курса Литературного института, которым Демьянов пересказал содержание фильма «Армагеддон» с участием Брюса Уиллиса. Естественно, заменив США на СССР, ядерную бомбу, которой Уиллис взрывал астероид, десятком тонн сверхмощной взрывчатки. Ну, и по возвращении члены экспедиции должны были стать Героями не Америки, а Советского Союза. Для этого времени книга должна стать настоящей бомбой.

6

— Что ты помнишь о боевых действиях в Арктике? — совершенно неожиданно прозвучал вопрос Румянцева, вызвавшего Николая к себе в кабинет.

— Сложный вопрос. Если о сухопутных, то на самом севере был единственный участок границы, с которого немцы так и не смогли сдвинуть наших пограничников ни на шаг. Было несколько попыток захватить Мурманск и лишить нас единственного незамерзающего порта. Но безуспешных, хотя сам город разнесли бомбардировками с воздуха в щепки, а порт так и не прекратил работы. Атаковали город финны совместно с немецкой дивизией горных стрелков. Не помню, то ли «Норвегия», то ли «Нордланд». Пока их наши в сорок четвёртом не вышвырнули и не заняли север Финляндии вместе с Киркенесом и основную часть Норвегии.

Подумал немного.

— Были попытки высадить десанты где-то в тундре. Кажется, на востоке Архангельской области. Успешные. Задача — организовать полевые аэродромы для авианалётов на Архангельск. Только не помню, успели туда перебросить самолёты или нет.

— А на море?

— На море основные боевые действия развернулись при защите американо-британских конвоев, везущих нам оружие и материал по ленд-лизу. Помнишь, что это такое?

Анатолий кивнул.

— В сорок втором немцы практически полностью уничтожили конвой под номером PQ-17, и англичане отказались гонять пароходы по северному маршруту в Мурманск и Архангельск. Причём, этот конвой бросили именно английские корабли охранения. В результате основная помощь стала поступать нам только после коренного перелома в войне, после сражения на Курской дуге, когда мы уже сами погнали немцев на запад.

Начальник ОТБ-100 ругнулся одними губами.

— Ещё действовали немецкие подводные лодки, был чисто символический жест по высадке и установке немецкого флага на Шпицбергене. А в августе 1942 — рейд крейсера «Адмирал Шеер» по Северному Морскому пути аж до Диксона. Не очень удачный: крейсер потопил пару вооружённых пароходов, несколько штук повредил и обстрелял порт Диксон из орудий главного калибра. Кстати, это стало возможно из-за того, что мы до войны тайно провели Северным Морским путём немецкий вооружённый пароход, который потом рейдерствовал в Тихом и Атлантическом океане. Не помню названия этого «вспомогательного крейсера», но именно информация о ледовой обстановке по пути следования помогла организовать рейд «Шеера» и заслать в наши северные воды немецкие подводные лодки.

— То есть, мы сами помогли им собрать необходимую информацию для ведения боевых действий против нас?

— Входит, так, — пожал плечами Николай. — А что случилось?

— Не имею ни малейшего представления. Нарком приказал расспросить тебя и… Павла. А для чего это ему, извини, в известность не поставил. А эта информация по немецкому пароходу точная? Воронцов ничего об этом не вспомнил.

— Эту информацию рассекретили только во времена «гласности». И тут же использовали для того, чтобы обвинить советское руководство в сотрудничестве с Гитлером. Так что он может и не знать о данном факте. Сам понимаешь, признаваться в таком серьёзном проколе в СССР его времени никто не станет. Ну, а дальше по ходу войны у флотских началась рутина: эсминцы охотились за подводными лодками, подводные лодки за боевыми кораблями и транспортами. Да, был ещё эпизод с попыткой торпедировать немецкий линкор «Тирпиц», базировавшийся в одном из норвежских фьордов, но попытка оказалась неудачной. Его потом англичане авиацией раздолбали. Выдающихся событий, кажется, больше не случилось.

— И на этом спасибо.

— И тебе спасибо.

— За что? — удивился Анатолий.

— А помнишь, я высказывал идею о том, чтобы устаревшие пулемётные Т-26 и старые модификации однобашенных машин этой марки переделывать в зенитные самоходные установки? Ты своим вопросом подсказал мне, как это сделать, не перегружая мощностей танковых заводов, и очень дёшево.

— Рассказывай.

— Нет уж, подожди. Мне всего пару часов надо, чтобы добить докладную записку по этому вопросу.

— Опять на имя Самого будешь писать?

— Опять. Это, Толя, надо было сделать ещё несколько месяцев назад. Дело упиралось только в производственные мощности, которых на танковых заводах просто нет.

— А где есть?

— На судостроительных! — подмигнул Николай, загоревшись идеей.

В два часа он не уложился, провозился с эскизами. Но теперь идея модульной модернизации устаревшей бронетехники действительно обрела законченный вид.

— Хорошая идея, — оценил Румянцев. — Но ведь так никто не делает.

— А мы сделаем. И ты представь, насколько всё упростится. Вместо постройки новой машины — её переделка. Причём, силами специалистов достаточно низкой квалификации. Надо лишь демонтировать башню или башни, вырезать дыру в верхнем бронелисте, установить готовый модуль сверху, просверлить в остатках бронелиста отверстия по месту отверстий в модуле и всё стянуть болтами. При нормальной организации труда демонтаж ненужного оборудования и монтаж готового модуля займёт одну-две рабочие смены. И всё! Готовая зенитная самоходка может передаваться в войска. Причём, унифицированный модуль можно поставить хоть на Т-26 любого года выпуска, хоть на БТ-2 или БТ-5. А если подумать, то и на Т-37 и Т-38.

— Да кто же это позволит пушечный БТ-5 переделывать в установку, вооружённую лишь ДШК?

— Зато сразу двумя ДШК. Против штурмовиков, работающих на малых высотах, самое то. Нужно всего лишь разработать эрзац-башню, открытую сверху, из листов стали, защищающей от пуль ружейного калибра и осколков. Плавающие танки, конечно, после этого потеряют возможность плавать, но куда важнее защитить колонны от авиации, чем наличие плавающей пулемётной установки винтовочного калибра.

— Но почему ты решил задействовать в изготовлении… э… модулей именно судостроительные предприятия? Они же нас и так поругивают за совершенно бесполезное занятие по клёпке и сварке этих… раскоряк. А тут — новое задание не по их профилю.

«Раскоряками» Румянцев называл противотанковые ежи, конструкцию которых Николай «сплагиатил» у киевского инженера, фамилию которого забыл. Простейшая конструкция из трёх перекрещённых кусков рельсов или прочных балок иного профиля надёжно останавливала наехавший на неё танк, в чём начальник ОПБ, вначале воспринявший идею как завиральный прожект, убедился не только по протоколам испытаний на полигоне, но и лично наблюдая за этими испытаниями. При поддержке главы ГАБТУ Павлова это примитивное, но действенное заграждение, теперь тысячами клепали не только упомянутые уже судостроительные предприятия, но и вообще любые механические мастерские с недозагруженными мощностями.

— Причин несколько. Во-первых, наличие свободных производственных мощностей, оборудования. Во-вторых, опыт работы с металлическими конструкциями, собираемыми из листовой стали. В-третьих, опыт работы с башенными установками, монтируемыми на погон. Конструкция модуля настолько проста, что самая сложная операция — именно расточка погона. То есть, для изготовления модуля в основном можно будет задействовать персонал с низкой квалификацией. Ну, монтаж спаренных пулемётов и сборка привода к ним. Но для судостроителей это всё равно ерунда. И танковые заводы задействовать не нужно.

— Сколько примерно потребуется этих пулемётов на твои самоходные зенитки?

— Много. Несколько тысяч.

— Вот именно! Тот же самый ДШК выпускается довольно вяло. Произвели что-то около трёх тысяч штук. Кто позволит все их пускать только на это?

— Выходы тоже есть. Во-первых, наращивать производство этих пулемётов. Они очень потребуются с началом боевых действий. В огромных количествах. Если мне не изменяет память, за всё время производства этих пулемётов Дегтярёва-Шпагина было выпущено около миллиона: очень грозное и надёжное оружие. Во-вторых, на часть модулей можно поставить складские остатки предыдущей версии, ДК. В-третьих, задействовать авиационные пулемёты. К примеру, УБ, который сейчас заканчивает разрабатывать Березин. К тому моменту, когда пулемёт пройдёт госиспытания, как раз будет запущено производство модулей. В-третьих, вместо пулемётной спарки вполне подойдут 20-мм и 23-мм скорострельные авиационные пушки. Например, ШВАК, березинская Б-20, которую он вот-вот начнёт разрабатывать, 23-мм пушка Волкова-Ярцева, разработанная для ильюшинского штурмовика. Авиапушка МП-6 Таубина калибром 23 мм. На истребители и штурмовики она не пойдёт из-за слишком большой отдачи, а в ЗСУ этот параметр не критичен.

— Да слышал я уже это от тебя. Ты не учитываешь одного: Таубин вхож к товарищу Сталину, и Сам ему очень благоволит.

— Я в курсе. Но это не помешало ему отправить Таубина на расстрел, когда вышло так, что авиапушка, на которую очень надеялись, оказалась не нужна авиаторам. А так мы и применение пушке найдём, и неплохого конструктора для страны сохраним. Когда в начале сорок первого вылезли проблемы с его пушкой, уже изготовили 400 экземпляров, которые некуда было применить. Так почему бы не на зенитные самоходные установки?

— Какой же он хороший конструктор, если не смог сделать пушку, отвечающую заказанным требованиям?

— А вот такой, — усмехнулся Демьянов. — Эта пушка, переделанная под патрон с укороченной гильзой, будет летать на массе самолётов и вертолётов несколько десятилетий. Только уже под именем других конструкторов, его учеников. И автоматический гранатомёт, который Таубин так и не успел довести до ума, станет грозным оружием только в 1970-е лишь потому, что все работы по нему прекратятся из-за того, что Таубина репрессировали. Представь себе установку, которая очередями забрасывает наступательные гранаты на полтора километра. Очень нас выручала в Афганистане.

— Хорошо. Пиши докладную на Самого по поводу пушки Таубина. В рамках проекта 20/23.

А причина интереса к боевым действиям на Севере выяснилась через пару недель. Оказалось, немцы давили на нас с требованием пропустить через Северный Морской путь в Тихий океан целую стаю рейдеров. Только, в отличие от иной реальности, у них случился полный облом. Даже на проход одного парохода не согласились.

7

Срок пребывания Воронцова в госпитале НКВД определили в три недели. А потом — месяц в «санатории на Чёрном море». Мать Василия переполошилась тем, что «мальчик пропустит школьные занятия», и Саше Удовенко пришлось ей доказывать, что здоровье ребёнка куда важнее пропущенных им уроков. Наверстает! Но проблему требовалось решать. Попадёт Павел в семейную обстановку, и плакали все планы по использованию его знаний на пользу стране, что уже выстроили и в ОПБ-100, и выше.

Но пока этого не случилось, Демьянову «подвернулась» повторная командировка в Белоруссию. Задача — проверить по линии НКВД, как ведётся подготовка старой линии Укрепрайонов к длительной обороне на их рубеже. Опять под прикрытием «корочек» инспекторов при первом заместителе наркома. Кузнецову и Демьянову предстояло проконтролировать ситуацию в Минско-Слуцком укреплённом районе № 63.

Насколько помнил Николай, в его реальности данный УР сумел задержать наступление пяти немецких танковых дивизий всего дня на три. При этом, помимо пулемётно-артиллерийских батальонов, укрепрайон прикрывали всего три стрелковых дивизии с протяжённостью фронтов 40-50 километров на каждую. А тактику уничтожения ДОТов немцы использовали следующую: разведка боем выявляла замаскированные долговременные огневые точки, противотанковыми 37-мм пушками с близкого расстояния разбивались бронезаслонки амбразур, а завершали уничтожение 20-мм зенитные автоматы. Широко использовались и 105-мм гаубицы, навесной огонь которых сносил слой земли поверх бетонных перекрытий и проламывал сами перекрытия. Уцелевшие ДОТы выжигались и взрывались специальными штурмовыми сапёрными группами.

Ещё год назад удалось убедить Сталина в том, что нельзя разоружать старые укрепрайоны. Теперь, имея показания уже трёх попаданцев, он, похоже, полностью осознал вредность затеи забросить «линию Сталина», и её восстанавливали полным ходом.

Да, восстанавливали. Ведь с момента постройки укреплений кое-где пришла в негодность вентиляция, наметилось просачивание воды, отказывало электроснабжение, местами подпортилась маскировка. Производились работы и по углублению обороны, местами доходившей всего до одного километра: рылись новые траншеи, строились ДЗОТы, оборудовались артпозиции для противотанковых пушек и миномётов, размечались будущие минные поля.

Из Отдельных пулемётно-артиллерийских батальонов, составлявших гарнизоны укрепрайонов, ни один не был отправлен на запад, где ни шатко, ни валко шли работы по постройке «линии Молотова». Точнее, сплошной полосы обороны дивизий прикрытия границы. Наоборот, ОПАБам поступало новое вооружение, постоянно велись учения по отражению пехотных и танковых атак. А в тылу готовились основные и запасные позиции артбатарей, которые прибудут в Укрепрайон следующей весной.

— Как вы считаете, много ли западнее мест, с которых вражеская гаубичная артиллерия могла бы обстреливать ваши ДОТы? — поинтересовался Николай у командира 101-го ОПАБа.

— Не очень. Здесь достаточно лесистая местность, и позиции для гаубиц без предварительной подготовки выбрать сложно. Гаубица — орудие тяжёлое, и без дороги его сложно подвезти.

— А раз так, то не следует ли заранее пристрелять дальнобойными орудиями такие места? А потом уже вести огонь по пристрелянным целям.

— Конечно, это было бы рационально. Только, во-первых, у нас ещё нет приданной артиллерии. Во-вторых, даже если она будет, то она нам не будет подчиняться. А в-третьих, речи ни о какой войне пока не идёт.

— А к чему тогда вы готовитесь, укрепляя оборонительные рубежи? Сегодня речи нет. А завтра? Но если прибудет артиллерия, то попытайтесь убедить командиров прикрывающих вас артбатарей и артполков в том, чтобы они поступили так, как я предложил. Чисто по-соседски. И даже подскажите им такие возможные районы.

Объезд всех двух сотен вёрст линии, прикрываемой УР-63, занял неделю. В целом Николай оценил бы работы по его усилению на удовлетворительно. Недоработок предостаточно, и они с Кузнецовым добросовестно их зафиксировали на бумаге, описав словами и пометив на карте. Ещё август, и даже после того, как их отчёт пройдёт все инстанции в Москве, до снега останется время что-то исправить. А что не успеют исправить осенью, будут доделывать весной.

По пути инспектора Главного управления Госбезопасности посетили и близлежащие аэродромы, чтобы проконтролировать грозное распоряжение из штаба ВВС немедленно обеспечить маскировку самолётов на них.

А вот здесь бардака оказалось куда больше. «Сталинские соколы» всегда ощущали себя «белой костью», и с прохладцей относились к подобной рутине. Потому кое-где распоряжение было выполнено «на отвяжись», а один из командиров бомбардировочных авиаполков и вовсе «хотел, но пока не успел». И очень удивился тому, что приезжий капитан госбезопасности прямо с его КП позвонил в штаб авиации округа и потребовал снять имярек с должности.

— Ну, зачем же, товарищ инспектор, так радикально? — попытались оправдаться на другом конце линии. — У полка прекрасные показатели боевой и политической подготовки, низкая аварийность.

— Затем, что достаточно двух истребителей, и полк с прекрасными показателями через пять минут будет уничтожен, не успев сделать ни одного вылета. И всё это — из-за разгильдяйства всего одного майора, игнорирующего приказы командующего ВВС страны. Даю вам десять дней срока, чтобы выполнить все мероприятия по маскировке. По их истечении этим вопросом займётся ГУ ГБ, которое своими силами произведёт облёт и фотографирование сверху аэродромов округа. И за выявленные недоработки будете отвечать уже лично вы.

Третье и последнее задание командировки требовало присутствие в штабе округа, командующим которого только-только был назначен герой Халхин-Гола генерал Жуков.

— Это ты, что ли, тот самый инспектор, кто моих лётчиков за каждую мелочь пугает арестом? — в своей обычной грубоватой форме встретил Демьянова Георгий Константинович.

— Я, товарищ генерал армии. Только то, что я выявил — далеко не мелочи. Пошлите какой-нибудь самолёт сфотографировать с десяток аэродромов округа, а потом покажите эти фотографии опытному лётчику-штурмовику. И он вам расскажет, сколько ему потребуется времени, чтобы звеном или даже в одиночку уничтожить размещённый на каждом аэродроме авиаполк. Эти «мелочи» могут очень дорого нам обойтись в случае неожиданного нападения на СССР.

— Своих людей я в обиду не дам! — отрезал Жуков.

— А мне, товарищ командующий, их скальпы и не нужны. Мне нужно, чтобы авиаразведка нашего будущего противника не могла точно установить количество самолётов на наших аэродромах. Чтобы их бомбардировщики и штурмовики не видели с воздуха никаких реальных целей, кроме небрежно замаскированных ложных аэродромов, танковых, артиллерийских и автомобильных парков, на которых стоят макеты техники, собранные, простите, из дерьма и палок.

— Из дерьма и палок, говоришь? — усмехнулся «хозяин округа».

— Именно, товарищ командующий. И в идеале — не менее одного ложного объекта на каждый настоящий. Чтобы немецкие разведчики не могли с высоты определить, что именно им бомбить.

— Ты так уверен в том, что они это непременно снимут с воздуха?

— Не снимут, а уже снимают. По данным, полученным по моей линии, у них создана целая эскадрилья высотных разведчиков под командованием некоего Ровеля, которая этим занимается с самой весны. Мало того, съёмка ведётся и экипажами гражданских рейсов. Так что, если не принять соответствующих мер, к июню сорок первого они будут знать расположение наших войск даже лучше нас.

При словах «к июню сорок первого» генерал бросил быстрый взгляд на Демьянова. Похоже, при назначении на должность Сталин тоже ориентировал его на эту дату.

— Хотя, как вы знаете, я у вас не только по этому поводу.

— Знаю, — коротко кивнул Жуков и махнул рукой «главному особисту» округа.

— На данный момент со складов округа для организации партизанского движения выделено пятьдесят тысяч винтовок, две тысячи пулемётов, два миллиона патронов, двести тысяч гранат, двести тонн взрывчатки, сто восемьдесят миномётов калибром 50 и 82 мм с боеприпасами к ним, сорок противотанковых пушек калибром 45 мм, восемьдесят тысяч комплектов обмундирования, включая зимнее.

— Оружие советского образца?

— А какое же ещё?

— Трофейное польское. Желательно — чтобы с боеприпасами под германские стандарты. После польской кампании его должно быть достаточно на складах трофеев. Его практически всё можно отдать партизанам. И им проще будет добывать боезапас на оккупированных территориях.

Коллега поморщился.

— Вы, товарищ капитан госбезопасности, так рассуждаете, будто возможная оккупация продлится несколько лет. А я вообще считаю, что это совершенно бесполезное занятие: Красная Армия достаточно сильна, чтобы отразить любую агрессию.

— Всякое может случиться, товарищ старший майор госбезопасности. По сведениям разведки, соотношение сил на направлениях главных ударов здесь, в Белоруссии, может достигать 3-4 к одному. Не в нашу пользу. Так что, как минимум, первые два-три месяца нам придётся отступать, и на каком рубеже удастся остановить вражеское наступление, предсказать невозможно. И, как вы понимаете, остановить — это одно, а вернуть назад утраченные территории — несколько другое.

Ну, всё. Теперь не только авиаторы Белорусского Особого военного округа будут считать Демьянова своим врагом. Теперь ещё и Особый отдел округа примется строчить донесения о пораженческих настроениях инспектора при Начальнике ГУ ГБ.

— Как идут дела с эвакуацией населения и промышленных мощностей?

— Ведётся активная вербовка молодёжи на стройки народного хозяйства. Из западных областей высылаются за Урал неблагонадёжные элементы. Чаще всего — под предлогом производственной необходимости. То же самое — по эвакуации дефицитного промышленного оборудования.

— Что с обучением противодиверсионных групп? Кадры из ОМСБОН прибыли?

— Прибыли. Занимаются обучением формируемых в округе отдельных рот особого назначения из числа чекистов и спортсменов. Согласно указаниям Центра, взводы этих рот с началом оккупации соединятся с оставляемым подпольем и составят костяки будущих партизанских отрядов. Занимаются организацией партизанских баз, формируют тайные склады оружия и боеприпасов.

Указаниям Центра… А кто эти самые указания составлял? Он, Демьянов, и составлял. Не один, конечно, но свою лепту внёс.

Спросите, не слишком ли рано? Ведь до войны ещё целых десять месяцев. Кому-то целых десять месяцев, а попаданцу — всего десять месяцев. Время утекает, как песок сквозь пальцы. Столько всего ещё нужно сделать! И столького уже не успеть сделать.

8

В командировке Демьянов из газет узнал, что просьбы Латвии, Литвы и Эстонии об их приёме в состав СССР была удовлетворены. Не совсем так, как они хотели, но удовлетворены. Советское руководство не стало гнаться за количеством союзных республик, а создало одну, Прибалтийскую ССР со столицей в Риге, но в составе трёх автономий.

Николай в своей аналитической записке предлагал нечто другое: Прибалтийскую АССР в составе РСФСР, но, похоже, партийное руководство не очень верило в предательскую сущность прибалтийских коммунистов в далёком будущем. Ведь двое других попаданцев не могли подтвердить его слов о том, что эти республики первыми бросятся из состава Советского Союза и со временем превратятся в самых гавкучих антироссийских шавок Америки. Правда, пока речи о передаче Литве территорий Белорусской ССР не шло. Но кто его знает, не протащат ли это решение «добренькие» партократы?

Были в той аналитической записке и данные о поведении прибалтов во время оккупации республик Германией. И о том, как они дезертировали из Красной Армии в первые дни войны, как стреляли в спину красноармейцам, убивали евреев. Про «легионеров», участвовавших в карательных операциях против белорусских и украинских партизан, тоже писал. Но как распорядятся этими данными чекисты и партийные деятелями, пока неясно.

Вторая большая новость из начавшегося процесса перекройки европейских границ — вступление в состав Союза Советских Социалистических Республик Молдавской ССР. Против этой союзной республики Демьянов ничего не имел. Особых гадостей с обретением незалёжности молдаване наделать не успели, так что относился он к факту их присоединения пофигистски: хрен с ними, пусть будут.

В прошлой истории к «освобождению Бессарабии» имел непосредственное отношение Георгий Константинович Жуков, но в этой её версии его «задвинули» в БелОВО, и операцией командовал «взявший отпуск» на время её проведения Клим Ворошилов. А поскольку боёв с румынами не было, его отпуск надолго не затянулся.

Приятнее было то, что в ней принял участие Константин Константинович Рокоссовский, по итогам ввода войск на оккупированную (зачем лукавить перед самим собой?) территорию получивший звание генерал-лейтенанта. И уже в середине августа прибывший в Москву для получения нового назначения.

О своём прибытии в столицу он известил полковника Филиппова, а тот упомянул об этом в разговоре с Николаем. В том контексте, что Константин Константинович намечает появиться и в ОПБ-100, чтобы обменяться опытом «с главным специалистом по новым уставам». Разумеется, под этими словами подразумевался не Демьяном, а полковник. А вот брошенная вскользь за ужином фраза о том, что и попаданцу нужно будет заглянуть на эту встречу, вызвала непредвиденную реакцию. Со стороны тёщи, немедленно выставившей ультиматум. Одно из двух: либо красавец-генерал ужинает у них дома, либо одно из двух. И никакие намёки на семейный статус Рокоссовского не помогли. Наоборот, стали поводом для семейного скандала: мать Киры посчитала, что её таким образом попытались назвать распутной женщиной. Беда с этими тёщами! Тем более, с такой активной и самолюбивой, как Анастасия Кирилловна.

Пришлось поднять лапки вверх и пообещать, что Николай позвонит домой, когда свежеиспечённый генерал-лейтенант объявится в «НИИ ЧаВо», чтобы она сама могла зазвать гостя на ужин. Который, разумеется, пройдёт в присутствии дочери и зятя, который такого низкого мнения о добродетелях тёщи.

Теперь она недовольна тем, что понравившегося ей мужчину должна зазывать сама. Значит, зятёк драгоценный и впрямь её считает настолько распущенной, что она на такое способна! Ну, вот что тут поделаешь?

— Да поймите вы, Анастасия Кирилловна: мне просто по статусу не положено столь запросто зазывать в гости целого генерал-лейтенанта. Кто я в его глазах? Какой-то чекист-капитан, подполковник в переводе на армейские чины.

— Но этот капитан уже приглашал целого генерала, да ещё и ночевать у себя оставил.

В общем, как Николай ни отбрыкивался, а пришлось появиться в кабинете Филиппова буквально на минутку и попросить Рокоссовского принять приглашение. Но «сдать» при этом тёщу: мол, не корысти ради, а токмо волею пославшей меня матери горячо любимой супруги… Константин Константинович посмеялся, но приглашение принял.

Нужно ли рассказывать, что к визиту гостя, всё-таки уехавшего после ужина в гостиницу, Анастасия Кирилловна и принарядилась, и замысловатую причёску соорудила?

Но всё равно поговорили с генералом неплохо. Не о дополнениях в Уставы, которые Рокоссовский уже передал на ознакомление полковнику. О будущей войне. И поводом послужила информация о назначении, которое прочат будущему маршалу: всё тот же 9-й механизированный корпус в составе Киевского Особого военного округа.

— Значит, бои в треугольнике Луцк — Дубно — Броды…

Пришлось объяснять удивлённому генерал-лейтенанту такое «пророчество».

— Немецкая концепция «Блицкрига», «молниеносной войны», подразумевает удар танкового кулака вдоль так называемых «панцерштрассе», шоссейных дорог, по которым их танки могут продвигаться с большой скоростью, чтобы охватить менее подвижные пехотные части противника. Порой, даже в значительном отрыве от собственной пехоты. Охват, за которым следует разгром тылов и линий снабжения. По данным нашей разведки, по этим самым «панцерштрассе» имеют право двигаться только подразделения дивизий и корпусов, входящих в состав Танковых групп, а также их службы обеспечения. Всем прочим передвижение по этим шоссе категорически запрещено, чтобы не мешать «ударному кулаку» реализовать преимущества от своей подвижности. А как раз на Луцк и выводит одна из таких «панцерштрассе». Вот и придётся 9-му корпусу держать это шоссе.

— Но ведь ещё толком неясно, нападёт ли на нас Германия. Газеты полны статей про нашу дружбу с немцами, про полное взаимопонимание…

— Нападёт, куда она денется. Это вытекает из программной книги Гитлера «Майн Кампф», в которой он прямо заявил, что жизненное пространство Германии лежит на востоке, в России. И именно туда он устремится в ближайшее время.

— Но ведь сейчас германские войска готовятся к высадке на Британские острова.

— Пока готовятся. Но анализ ситуации позволяет судить о том, что у Гитлера недостаточно сил для этой высадки. Не солдат, танков, артиллерии, а кораблей и судов для перевозки всего этого. Да, британцев сильно подкосил Дюнкерк, и на островах у них почти не осталось танков. Но в настоящее время они разворачивают их массовое производство. И, следует признать, очень неплохих танков в сравнении с немецкими.

В то же время, Вермахт понёс серьёзные потери во Франции, и Гитлеру нужно время, чтобы пополнить поредевшие части, восстановить «поголовье» выбитых панцеров. На это потребуется ещё месяца три-четыре, а на тот момент погода в Проливе испортится, и десантную операцию придётся отложить до окончания зимних штормов. И за полгода британцам удастся произвести и закупить значительное количество оружия, а также подтянуть войска из колоний, что вообще превратит десант через Ла-Манш в авантюру.

Нет, Константин Константинович, Гитлер не идиот, чтобы вестись на неё. Он прекрасно понимает, что удара со стороны англичан ему опасаться не нужно, поскольку сил для десанта на континент у них недостаёт даже сильнее, чем у немцев. Поэтому можно заняться Советским Союзом, который он считает колоссом на глиняных ногах. Мол, стоит его только толкнуть, и он рухнет, рассыпавшись в пыль. Так что я к концу 1940 — началу 1941 года жду начала переброски немецких войск к нашим границам. Чтобы в начале лета ударить по нам.

— Но почему вы считаете, что это произойдёт непременно в начале лета?

— Тоже логика. Весна в наших условиях — это распутица. А ещё — посевная кампания: обречённому противнику нужно дать возможность посеять хлеб, чтобы потом, когда он вырастет, урожай достался победителю. Позже тоже нельзя: иначе можно не успеть до холодов захватить Москву, в которой Гитлер хочет закончить войну. Как случилось с Францией и оккупацией Парижа. А уж потом, когда с СССР будет покончено, можно вернуться и к «британскому вопросу». Если англичане так и не согласятся на мир.

— Интересные размышления, — подумав, огласился со сказанным генерал. — Значит, говорите, танковый кулак?

— Именно. Танковые кулаки, глубокие охваты с целью окружения целых армий или даже групп армий. И всё это — в превосходном взаимодействии с другими родами войск. В первую очередь — с авиацией, которая, как показал опыт Франции, уже превратилась в злейшего врага танков. Не вся, разумеется, а такая её разновидность, как фронтовая бомбардировочная и штурмовая авиация. Тем более, у немцев имеется прекрасный инструмент для борьбы с нашими танками: пикирующие бомбардировщики Ю-87, способные, как говорят, положить бомбу «в печную трубу».

— Но ведь и у нас есть авиация. И числом — её даже больше, чем у немцев.

— Понимаете, Константин Константинович, числом больше, но не качеством. Будем прямо говорить: наши основные истребители, И-16, значительно уступают немецким основным истребителям Ме-109. По всем параметрам, кроме горизонтального манёвра. Я уже не говорю про И-15 и И-153. Да, сейчас у нас запускаются в производство новые модели, которые значительно лучше «детищ Поликарпова», но и они не дотягивают до «мессера». Поэтому надежда у нас только на их количество. При удачном стечении обстоятельств, может быть, удастся размен: два-три наших истребителя на один немецкий. Но и только.

Кроме того, я только-только вернулся из командировки в Белоруссию, где, помимо прочего, контролировал и авиационные полки. Их командование ещё несколько месяцев назад получило приказы о рассредоточении и маскировке самолётов на аэродромах, чтобы избежать больших потерь в случае неожиданного нападения противника. Но мне пришлось на многих давить «авторитетом» НКВД, чтобы они эти приказы наконец-то выполнили. А авиационное начальство округа било мне по рукам: «своих в обиду не дадим». Даже если эти «свои» гонятся «за красотой» в ущерб защите аэродрома от неожиданного нападения с воздуха. Боюсь, как бы не пришлось нам горько плакать по самолётам, уничтоженным прямо на аэродромах. Это в Белоруссии, но я не думаю, что на Украине ситуация лучше.

Думаете, это не касается других родов войск? Вы просто, как вступите в командование корпусом, пролетите на штабном самолёте над расположением вверенных вам войск: в парках танки, машины и пушки стоят по линеечке, совершенно открытые авиаразведчикам, «отбитые» камешками и краской дорожки и стоянки так сами и подсказывают вражеским бомбардировщикам, куда сбрасывать груз, чтобы лишить часть боеспособности. Красота, конечно, требует жертв. Но, как мне кажется, совсем не таких.

— Да что же вы всё о делах, да о делах! — не выдержала Анастасия Кирилловна. — Константин Константинович, вы бы лучше о семье рассказали. О супруге, о детках…

Кто про что…

9

Вопрос генерального секретаря ЦК ВКП(б) был очень необычен:

— Товарищ Швецов, вы мне верите?

Аркадий Дмитриевич от неожиданности принялся усиленно моргать.

— Конечно, товарищ Сталин!

— В таком случае, вы должны поверить мне и в том, что вот этот юноша окажет вам огромную помощь в доработке вашего двигателя М-62 и создании нового, более мощного авиамотора на его основе.

Конструктор с недоверием посмотрел на парнишку, которому, на вид, сложно дать больше пятнадцати лет.

— Но…

— Значит, всё-таки не во всём верите, — усмехнулся в усы хозяин кремлёвского кабинета.

Швецов принялся невнятно оправдываться, но Сталин махнул рукой, призывая его остановиться.

— Оставьте. Я и сам, не зная некоторых фактов, ни за что бы в подобное не поверил. Но в данном случае я говорю вам истину. Этот с виду совсем юный человек обладает такими знаниями, что вам будет чему у него поучиться. Я за это ручаюсь, я за него ручаюсь, — дважды выделил «я» Вождь. — Поэтому вы, после того, как вы подпишите подписку о неразглашении сведений особой государственной важности, доставите товарища Воронцова на свой завод и предоставите ему доступ к любой технической и технологической документации к двигателю М-62. А также к процессу изготовления отдельных частей и его полной сборки. Технические рекомендации товарища Воронцова вы должны слушать также ответственно, как если бы с вами говорил я.

— Я никогда не слышал такого грифа как «особой государственной важности».

— Теперь услышали. Товарищ Демьянов, передайте, пожалуйста, товарищу Швецову бланк подписки. При работе на вашем заводе товарища Воронцова будет сопровождать…

— Лейтенант госбезопасности Удовенко, — подсказал Николай.

— Будет сопровождать товарищ Удовенко. Он сейчас ждёт вас в приёмной. Максимальный срок, на который мы можем предоставить вам товарища Воронцова — три недели. Запомните: он нужен не только вам, но и другим конструкторам. Постарайтесь использовать это время рационально. И, когда решите всё, что возможно по двигателю М-62, немедленно приступайте к практической работе над новым мотором. Той самой «двойной звезде», о которой вы уже говорили раньше. Пусть он называется М-82.

Спустя два дня после отлёта Павла в Молотов, как в это время называется Пермь, в ОПБ-100 появилась и третья попаданка, невысокая худощавая женщина раннего пенсионного возраста с нервными пальцами и «диковатым» выражением глаз. На Румянцева и Демьянова она поглядела как на пустое место, зато очень трепетно отнеслась к известию о том, что будет находиться в подчинении Дмитрия Фёдоровича Устинова.

— Первым заданием вам, Наталья Геннадиевна, будет вспомнить состав и технологию получения прокладок, используемых при производстве агрегатов для автотехники, танков и самолётов. Всё, что помните. Маслостойкие, бензостойкие, термостойкие, морозостойкие резины.

— Я считаю, что куда больший экономический эффект даст внедрение износостойкой резины для производства автомобильных шин.

— Наталья Геннадиевна, я полностью согласен с вами в том, что автомобильные шины хотя бы на уровне 1970-х нам понадобятся. Но не сейчас, а немного погодя.

— Вы против экономии государственных средств? — вспыхнула старушка.

— Скажите, что дороже стоит: тысяча автомобильных шин или один авиационный двигатель? — обречённо вздохнул Демьянов.

— Мне кажется, они примерно равны по стоимости, — прикинув, ответила Юрьева.

— А на что больше идёт резины? На тысячу шин или на один авиадвигатель?

— Да причём тут двигатель?

— Притом, что сегодня ресурс авиационных и танковых двигателей едва-едва дотягивает до пятидесяти часов. А ресурс автомобильного мотора — всего пара тысяч часов или около тридцати тысяч километров пробега. В том числе — из-за некачественных резиновых прокладок и сальников, используемых в них. Представляете? Пятьдесят часов, тридцать тысяч пробега, и двигатель нужно менять на новый. Почти такая же ситуация с другими агрегатами. Авиадвигателей и танковых двигателей тысячи, автомоторов — сотни тысяч. Представляете, какой будет экономический эффект, если нам удастся хотя бы удвоить ресурс агрегатов, используемых в армии? И всего лишь за счёт копеечных резиновых прокладок и сальников. А какой экономии удастся добиться в промышленности лишь за счёт снижения простоев на ремонт станков? А износостойкие резины… Они тоже позарез нужны. Но пока не на шины, а на приводные ремни различных агрегатов двигателей и станков. Запустим это — дойдёт дело и до шин. Обязательно дойдёт!

— Я не смогу работать без наличия экспериментальной базы.

— Выбирайте любую, какая вам понравится. Товарищ Устинов обеспечит вам доступ к ней. Только постарайтесь, пожалуйста, работать как можно быстрее: до Войны осталось всего десять месяцев.

— Что вы меня понукаете? — взвизгнула «химичка». — Вы хоть представляете, сколько лет прошло с того времени, когда я этим занималась?

— Представляю. И понимаю, что за эти годы вы могли очень многое забыть. Но память человеческая настолько странно устроена, что в ней может храниться масса информации, не относящейся к тому, над чем работает этот человек. Поэтому очень вас прошу: если что-то будет всплывать совершенно «не нужного», фиксируйте, пожалуйста, и это. Что угодно! От технологии изготовления кожзаменителей до формулы ракетного топлива, от тонкостей производства капролактана до состава медицинских препаратов. Нам всё нужно и важно.

Быстрый взгляд чёрных глаз при слове «капролактан».

— Так вы…

— И я тоже. Но это тоже сверхсекретная информация, которой владеют единицы людей.

— Я многое записывала поначалу, — как-то сразу «сдулась» она. — Чтобы не свихнуться в психушке, куда меня поместили. Целые разделы учебников, по которым когда-то училась. И не только их. По памяти восстановила несколько техпроцессов, которые разработал наш институт. Ну, тех, к которым я имела отношение. Почему-то память стала работать намного лучше, чем в прежней жизни. Знала, что когда-нибудь это может пригодиться. Вы поможете мне вернуть те мои записи?

— Они сохранились? — загорелся Николай.

— Да, я смогла вынести их из лечебницы, когда её пациентов распустили во время голода двадцать первого года. Потом, когда поняла, что могу погибнуть, спрятала в надёжном месте. В церкви, священник которой меня приютил. Я узнавала: она, после того, как отца Иоанна репрессировали, несколько лет стояла заброшенной, а потом превратили в колхозный склад. Естественно, меня внутрь не пустили. Но я спрашивала: ту стену, в которую я замуровала тетради с моими записями, не ломали.

Женщина нервными движениями выхватила из сумочки папиросу и закурила так, что мгновенно окуталась сизым облаком табачного дыма. Настолько густого, что Николаю пришлось разгонять его, маша рукой.

— Не курите?

— Бросил.

— Извините.

— Ничего, я переживу. У вас кто-то близкий есть?

— Да какие могут быть близкие? После того, что со мной в Гражданскую войну вытворяли. Ну, и во время голода приходилось поступать, чтобы хоть чуть-чуть еды добыть.

— Белые?

— Все. И белые, и красные, и серо-буро-малиновые с продрисью. Я же тогда ещё не старая была… Когда забеременела после очередной смены власти в городке, очень боялась за будущего ребёнка. Но повезло: от тяжёлой работы выкидыш случился. А потом уже ничего не прилипало…

Кошмар! Женщина, потеряв нерождённого ребёнка, считает это везением.

— Наталья Геннадиевна, напишите, как эту церковь найти, и нарисуйте, к каком месте ваши тетради искать. Если церковь цела, то найдём мы их. Непременно найдём.

10

Два прилично одетых мужчины, сидящие за столиком, выставленным прямо на тротуар, явно давно не виделись. Если судить по тому, как долго они трясли друг другу руки при рукопожатии. Роднили их не только костюмы того покроя, которые предпочитают чиновники, и любовь к крепкому кофе, но и осанка, выдающая принадлежность к касте военных. Пусть они и одеты в гражданскую одежду, но военная форма наверняка «роднее», чем та, что на них сейчас.

— Вы, Курт, просто священнодействуете, отхлёбывая из своей чашечки, — подметил тот, что постарше.

«Молодой» тоже не выглядел юношей. На вид — между тридцатью пятью и сорока. Но второй явно постарше и держится как человек, привыкший, чтобы ему повиновались.

— Вы не представляете, герр… Простите. Вы не представляете, Вилли, насколько сложно в Москве найти кофе. Даже не хороший кофе, как его умеют делать в Вене, а просто кофе. Так что я не упускаю ни единой возможности насладиться этим напитком, когда приезжаю в Берлин. Но, как я понимаю, вы пригласили меня отнюдь не радитого, чтобы я мог это сделать.

— Это верно. И то, что пригласил, а не приказал явиться, тоже верно. Хотя мы, по большому счёту, и делаем одно и то же — защищаем интересы Фатерлянда — но формально относимся к разным ведомствам. Так что я могу вас только попросить. И вам очень нежелательно открыто появляться в… гм… нашем учреждении.

Курт согласно кивнул и развёл руками.

— Да, я понимаю это.

— Дело в том, что я сейчас курирую работы по урановой проблеме. Как вы знаете, ради здоровой конкуренции руководство Рейха разделило лиц, занимающихся этими исследованиями, на три независимых группы. Дело многообещающее, но нескорое. К тому же, лимонники сумели нам подгадить, взорвав норвежский завод по производству тяжёлой воды и успев вывезти основную часть его готовой продукции.

— Вы считаете, что они тоже занялись этим вопросом? Но я никогда не работал в Англии, и не имею ни малейшего представления о том, куда англичане могли её вывезти, — решил опередить коллегу «молодой».

— Возможно. Очень возможно, что занялись. И то, что для них понадобилась тяжёлая вода, говорит, что наши учёные на верном пути. И не только это. Нашему… гм… учреждению удалось перехватить также запрос агентам Коминтерна с требованием добывать любые данные, касающиеся технологии производства тяжёлой воды. Мало того, был замечен интерес русских к местности, где находился тот самый взорванный завод. И это очень настораживает.

— Русские и урановая проблема? — удивился Курт. — Хотя… Если учесть переезд в Россию Ферми и Пантекорво, то их интерес может быть не столь уж необычным.

— Вот и мы считаем так же.

— Хорошо, Вилли. Я попытаюсь отыскать информацию, касающуюся деятельности этих итальянцев. Хотя это будет очень непросто: Ферми настолько напуган историей с попыткой его похищения, что придётся действовать через местную агентуру.

— Попытка похищения, — недовольно проворчал «старый». — Не было никакой попытки похищения. Похоже, это была чья-то инсценировка. Либо лимонников, либо большевиков. Тем более, в то же время, когда в Швеции находился Ферми, там отмечено пребывание русского диверсанта Эйтингона. По крайней мере, никто в Рейхе не отдавал приказа похищать этого итальянского еврея. У нас и без него достаточно своих евреев.

Собеседник несколько раз понимающе кивнул. Логика подсказывала, что это действительно, скорее всего, русские. Если судить о том, где в результате всей этой истории оказался итальянский физик.

— К сожалению, русские, как и мы, полностью прекратили публикации в научной прессе всего, что может относиться к исследованиям урана и других радиоактивных материалов.

— Да, наши аналитики тоже обратили на это внимание. Поэтому нам нужна любая. Слышите? Любая информация, касающаяся данного вопроса.

— Но почему нельзя было эту задачу поставить передо мной в официальном порядке?

— Увы, Курт. Как мне кажется, адмирал недооценивает значимость данного вопроса.

— Ну, да. Его больше интересует количество русских танков и самолётов.

— Нас это очень интересует. Особенно в свете того, что у группы Ровеля начались проблемы с полётами над Россией. Восточнее Москвы пропало уже три высотных разведчика. Подать запрос об их судьбе, как вы понимаете, мы не можем, а сами русские молчат, словно ничего не произошло.

— Может быть, отказ техники?

— Возможно. Но тогда большевики всё равно нашли бы обломки, по которым легко определить принадлежность бывшего самолёта. И отреагировали на них нотой протеста.

— Тем более — если пилотам удалось посадить машину…

— Исключено. Даже если посадка произошла без происшествий, то в каждом самолёте имеется заряд взрывчатки, предназначенный для его уничтожения. Да и, судя по вашим же докладам, у России нет высотных перехватчиков, способных подняться на высоту, на которой летают «Юнкерсы» и «Дорнье» Ровеля.

Мимо протарахтел выхлопной трубой мотоцикл, и дипломат молча проводил взглядом едущего на нём фельд-жандарма. Непривычная для столицы картина, но мало ли что понадобилось в городе грозе армейских водителей.

О том, что только-только закончилась сухопутная операция против франко-британских войск, а в небе над Каналом идут ожесточённые воздушные бои, почти ничего не напоминает. Обычный мирный город со своими повседневными радостями и заботами. Разве что, время от времени мелькнёт в городской толпе мундир отпускника или повязка выздоравливающего раненого. Ну, и по радио, включённому какой-то домохозяйкой в квартире с распахнутыми окнами, чаще, чем год назад, звучат бравурные армейские марши.

Несмотря на блокаду, объявленную лаймиз, нехватки в продуктах не ощущается. Топлива навалом (спасибо американским нефтяным компаниям, поставляющим нефтепродукты Рейху через Испанию), гражданские машины ездят. Школьники старших классов в шортах усердно крутят педали велосипедов, отправляясь на последний перед началом учебного года пикник. Заливисто хохочут возле балагура-мороженщика девушки. Милая сердцу Германия живёт обычной жизнью.

— Я писал о серийных машинах. Но в последнее время большевики испытывают несколько типов экспериментальных, которые, возможно, дотягиваются и до них. И вообще у них ведётся серьёзная работа по разработке нового оружия. Не смотрите на меня так, Вилли. Пока ничего определённого сообщить не могу. Только разрозненные сведения. В частности, по информации от одной болтливой секретарши из Сталинграда, там запускается в производство новый русский танк. И для контроля над этим процессом из Москвы приезжал его конструктор, некий Кошкин, ранее возглавлявший танковый завод в Харькове.

— Если танк оказался настолько успешный, что его запускают уже на втором заводе, значит, этот Кошкин переведён в наркомат?

— Если бы! Его отправило в командировку некое «номерное» учреждение. Есть, знаете ли, у русских такое правило — всему, что связано с вооружениями, присваивать номер. Завод, конструкторские и технические бюро… Доннер веттер! А ведь этого самого Кошкина отправило в Сталинград не конструкторское и не техническое бюро, а проектное. Это что-то новенькое у русских. И значился он, согласно командировочному удостоверению, начальником отдела бронетехники. А это значит…

— Это значит, что данное бюро является головным для целого ряда направлений разработки и внедрения русских вооружений. И бронетехника — всего лишь одно из этих направлений. Неплохо было бы внедрить своего человека в эту структуру.

Курт грустно покачал головой.

— Я прекрасно это понимаю, но вы… Вилли, не вполне понимаете русские реалии. Большинство этих «номерных» учреждений находятся под очень плотным контролем НКВД. Зачастую невозможно даже установить их местонахождение, а не то, что направление деятельности. Ходят слухи, что некоторые из данных заведений работают на территории тюрем.

— Своеобразный подход к обеспечению секретности, — покачал головой Вильгельм. — Но нельзя не согласиться с тем, что очень надёжный. К сожалению, у нас такое применить невозможно. Хотя… Кстати, вы не можете узнать от своей болтливой секретарши из Сталинграда, кто именно подписал командировочное удостоверение этому русскому конструктору танков?

— Пожалуй, пока я нахожусь в Берлине, мне следует прикупить дюжину пар шёлковых чулок, — подмигнул собеседник Курт, почувствовавший, как охотничья собака, надёжный след добычи.

— Она хоть хороша собой, эта секретарша?

— Помилуйте, Вилли. Откуда я могу это знать? Она в Сталинграде, я в Москве. С ней контактирует наш агент, но никак не я. Даже если она и страшилище, то это его проблемы, а не мои. Но какой бы ни была эта женщина, после такого подарка она станет намного словоохотливей. Особенно — в России, где носить шёлковые чулки могут позволить себе лишь жёны и любовницы очень немногих счастливчиков, выезжающих за границу.

— Рад был помочь вам, коллега. Но и вы не забудьте о моей просьбе: всё, что касается интереса русских к тяжёлой воде и урановой проблеме, а также деятельности их физиков в области радиоактивности.

— По рукам! — кивнул дипломат и махнул рукой, подзывая официанта со счётом.

11

Тяжеловато будет. Хотя, конечно, в Коврове и предупреждали об этом.

— Железяка хренова, — выругался Николай, взваливая на плечо плотно укутанную в тряпку поклажу.

Не злобно выругался. Скорее, с удовлетворение. Ведь ему предстояло перенести из служебной «эмки» в кабинет командира Отдельной мотострелковой бригады особого назначения подарки, которыми намеревался порадовать осназовцев. Решил разыграть этакий сентябрьский вариант новогоднего представления, описываемого в его «родном» мире хулиганским стишком: «Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты. Ну, и что ты нам принёс, чародей лохматый?».

— Помочь, товарищ капитан госбезопасности? — тут же предложил дневальный на КПП.

— Сам справлюсь, — отмахнулся Демьянов. — Тут весу-то — меньше четверти центнера.

Эйтингона предупредили о визите московского гостя по телефону, и он уже улыбался в распахнутых дверях кабинета.

— Неужели собранный «клин Демьянова» решил приволочь?

— Какого такого Демьянова? Старинова! Я же предупреждал: мне лишняя слава не нужна.

— Нужна, не нужна, а у нас его именно так прозвали, — засуетился майор госбезопасности, освобождая стол, чтобы Николай мог опустить поклажу.

— Нет, не клин. Намного интереснее.

Размотал тряпку, скрепляющую оба тюка, и начал распаковывать меньший.

Эйтингон с любопытством взирал на явившееся перед ним оружие. Необычный приклад из двух трубок, облитых резиной, и планки плечевого упора. Короткий узкий магазин. Пожалуй, патронов на пятнадцать, не больше. Рычаг скользящего, без поворота, затвора. Короткое деревянное ложе, в которое почти упирается массивный набалдашник ствола без мушки.

Из привязанной между трубками приклада коробочки Демьянов вынул оптический прицел, аккуратно вставил в «ласточкин хвост» сверху винтовки и протянул майору.

— Держите.

Оружие оказалось неожиданно лёгким. Учитывая толщину набалдашника на стволе. Пожалуй, килограмма четыре или даже меньше.

— Что это?

— «Ласка-Б». Лёгкий автоматический снайперский карабин бесшумный.

— Значит, это не ствол, а что-то вроде прибора братьев Митиных? — догадался диверсант. — Потому-то винтовка и легче, чем кажется.

— Вроде этого прибора. Только намного эффективнее. А самое главное — интегрированный. То есть, встроенный в саму конструкцию, хотя и может сниматься для обслуживания.

Эйтингон отстегнул магазин.

— А что за патроны?

— Вот такие, — высыпал гость из кармана на стол пригоршню.

— Это от ТТ. А это что за хрень?

«Хрень» представляла собой гильзу от того же самого ТТ, но снаряженную пулей от «трёхлинейки».

Николай улыбнулся.

— Самопал. Но приспособление для переснаряжения патронов имеется.

Из кармана на свет появляется нечто, ёмко называемое в народе хреновиной.

— И те, и другие? Но короткие будут болтаться в магазине, и это приведёт к утыканию патрона при стрельбе.

— Не приведёт.

Николай ловко отщёлкнул от пустого магазина металлическую пластинку и вставил её внутрь коротюсенького рожка.

— Оригинально! Да только с такой пороховой навеской дальность стрельбы будет совсем небольшой.

— На заводе проверили. 200-300 метров, в зависимости от типа пули. Хотя, как вам известно, убойная сила у этого патрона сохраняется до восьмисот. Остроконечная — дальше, «родная» — ближе. Но лучше, конечно, использовать переснаряженные патроны. С ними и звук от выстрела будет тише.

— А в чём секрет?

— В массе пули. Винтовочная тяжелее, и её скорость вылета из ствола чуть меньше скорости звука. И в полёте она более устойчива, чем пистолетная. Да и сам ствол всего сорок сантиметров. А стрельба «чистыми» пистолетными патронами задумана на случай, если не будет времени на переснаряжение.

— Опробовать надо… Но и без того вижу, что для моей специальности вещь не просто нужная, а назревшая. Мне бы такое оружие лет несколько назад…

Основной специальностью Эйтингон считал не командование ОМСБОН, а именно диверсии. И немалого достиг на этом поприще.

— Для чего я вам эту «Ласку» и привёз. А теперь смотрите сюда.

Лежащее во втором тюке весьма отличалось от лёгкой снайперки. Укороченный до длины ДШК ствол противотанкового ружья Симонова первой разработки, под калибр 12,6 мм. С тем же самым, что и у пулемёта, дульным тормозом. Тоже «скелетный» приклад, но с подпружиненным плечевым упором, и снайперский прицел. Сохранились и складывающиеся сошки. Не мудрствуя лукаво, Демьянов обозвал конструкцию АСВТ — «Антиснайперская винтовка тяжёлая».

— Почему анти-снайперская?

— Потому что основная её задача — уничтожение вражеских снайперов с расстояния, недоступного для них. Полтора-два километра. Ну, и по бронетехнике, конечно, можно лупить, и по дзотам, и по самолётам. Патрон обычный или бронебойный от ДШК. Так что расписывайтесь за то, что приняли на испытания опытные образцы, испытывайте, пишите замечания. В общем, всё как положено…

Разговор прервал телефонный звонок.

— Да, здесь… Передаю…

Звонил Румянцев.

— В восемнадцать ноль-ноль тебя ждут в Кремле. Успеешь? Пропуск будет готов.

— По какому вопросу?

— Информация не для телефонного разговора. Могу только намекнуть, что твоя последняя докладная записка дошла.

Кроме Сталина в кабинете присутствовали двое «гражданской наружности». Лица незнакомые.

— Товарищ Демьянов, товарищи Таубин и Бабурин не согласны с вашим мнением о том, что их пушка МП-6 не годится для установки на самолёты. Вы можете обосновать свой вывод?

— Так точно, — встав, одёрнул гимнастёрку Николай. — Главный и решающий недостаток пушки МП-6 заключается в её непомерно высокой отдаче, которую не выдерживает конструкция крепления. Более 5500 килограммом при заявленных 2400. Это значит, при стрельбе из неё самолёты будут просто разваливаться.

— Это так, товарищ Таубин?

— Я не знаю, откуда этот молодой человек взял такие данные. Наша мотор-пушка готова к запуску в производство, и никаких нареканий у авиаторов не вызывает.

— Не вызывает исключительно потому, что её ещё не опробовали ни на одном нашем самолётов. Но уже первые попытки это сделать приведут к серьёзным последствиям для самолётов-носителей. Причина — чрезвычайно завышенная сила отдачи. Ведь их рассчитывали на одну отдачу, а получилось совсем другая.

— Чёрт знает что, — буркнул под нос себе оружейник.

— Вы так и не ответили на вопрос, действительно ли ваша пушка имеет столь высокую отдачу, что это может быть опасно для самолёта, на котором она установлена?

— Товарищ Сталин, точных замеров силы отдачи ещё не производилось, и я не знаю, откуда у товарища… Демьянова такие данные. Но мы с Михаилом Никитичем считаем, что мотор-пушка МП-6 может быть установлена на самолёты. И мы не можем отвечать за то, что авиаконструкторам не хочется усиливать крепёжные элементы своих машин.

Боже, что он несёт? Николай прекрасно знал, насколько не любит генсек, когда человек, которому он доверял, начинает выкручиваться, пытаясь переложить свои недоработки на плечи других. А ведь Сталин, насколько он помнил, Таубину доверял. Тот «был вхож в Кремль». Потому и протолкнули МП-6 в производство, не дожидаясь окончания испытаний. Испытаний с действительно плачевными результатами. Вплоть до разрушения картера двигателя Ме-109, на который её установили в самом их начале. И образования трещин в силовых элементах крыла на других самолётах. Видимо, и в другой истории Яков Григорьевич выбрал такую же позицию — спихивание недоработок на других — раз для него всё закончилось так трагически.

Вождь помрачнел на глазах, и, похоже, история оружейников Таубина и Бабурина в этом варианте истории могла закончиться с тем же результатом, но на несколько месяцев раньше.

— Мы настаиваем на том, чтобы точные замеры силы отдачи вашей пушки были произведены немедленно. И если их результаты будут именно таковы, как сказал товарищ Демьянов…

— Разрешите, товарищ Сталин?

— Вы что-то хотите добавить?

Не успевший остыть взгляд хозяина кабинета, обжёг и попаданца.

— Никак нет. Я хотел бы сделать предложение. Я уверен в том, что пушка товарищей Таубина и Бабурина хороша. Но её критический недостаток на месте авиационного орудия не помешает использованию её в другом… амплуа. Нам позарез нужны наземные самоходные зенитные установки, для которых у нас не хватает скорострельных пушек. Для них не столь критична сила отдачи, как при установке на самолёте. У товарищей Таубина и Бабурина, помимо мотор-пушки, разработаны ещё два её варианта, предназначенные для установки в крыльях. Соответственно — с боепитанием справа и слева. Поэтому подобный комплект при минимуме переделок может быть использован для создания модернизационного модуля спаренной зенитной установки. А мотор-пушка — в качестве одиночной зенитной установки. Единственное — следует вернуться к изначальному темпу стрельбы, предложенному товарищами Таубиным и Бабуриным — 500 выстрелов в секунду, а не 600.

— Почему вы предлагаете ухудшить этот показатель?

— В полёте набегающий поток воздуха хорошо охлаждает стволы пушек даже при столь высокой скорострельности. В наземном же варианте она приведёт к слишком быстрому перегреву стволов. Поэтому темп стрельбы требуется снизить. Прошу вас, товарищ Сталин, дайте товарищам ещё один шанс доказать полезность стране.

Вождь ненадолго задумался, прошёлся по кабинету.

— В одной из своих докладных записок вы также писали ещё о какой-то полезной разработке этих двоих.

Ох, и зол товарищ Сталин! Даже по фамилиям не назвал. «Этих двоих»…

— Так точно. Автоматический гранатомёт. Очень перспективное оружие, опережающее своё время. Жаль, так и не доведённое до конца. Но, думаю, с участием ОПБ-100 удастся довести этот проект до ума.

— Хорошо. Если ваши слова о том, что пушка МП-6 не годится для установки в самолёты, подтвердятся — а они подтвердятся, я уже выяснял — но им удастся её адаптировать для ваших целей, то будем считать, что хоть какую-то пользу они принесли.

Значит, Воронцова достали и в Перми, и он сообщил, что никакой пушки Таубина на самолётах не стояло. Возможно, что-то вспомнил и о причинах этого решения.

— Только ради этого, как вы выразились, оружия, опережающего своё время. И под вашу личную ответственность, товарищ Демьянов.

12

Какой именно разговор состоялся у начальника Главного управления государственной безопасности товарища Меркулова с «родителями» экс-Васи Черкасова, замначальника «НИИ ЧаВо» не знал. Только после него Павел уселся за школьные учебники, чтобы сдать экстерном экзамены за десятилетку. В собственном кабинете ОПБ-100. И для жизни ему выделили отдельную небольшую квартирку на той же Солянке, неподалёку от комнаты Удовенко. В документах Проектного бюро он значился невнятным словосочетанием «эксперт авиационного отдела», но лишь потому, что скрыть возраст тела, послужившего «вместилищем» для сознания попаданца, было просто невозможно. Иначе бы он уже давно щеголял в форме с петлицами техника-майора. Но как объяснить людям, как получилось, что малолетка, которому ещё и в армии служить рано, сумел дослужиться до столь высокого звания? В то, что двадцатисемилетний Демьянов имеет звание, соответствующее армейскому подполковнику, поверить ещё можно. Но чтобы пятнадцатилетний ребёнок с майорскими петлицами…

Подробности командировки в Молотов читал в отчёте только Румянцев. Но, по словам Удовенко, юный технический гений произвёл на Швецова ошеломляющее впечатление. Хотя, конечно, если бы не Сталин, Павла и близко не подпустили бы к двигателям.

— Особенно — работа над той самой «двойной звездой» для истребителей. Васька… То есть, Павел Валентинович всё настолько подробно расписал и нарисовал, что мотор обещали опробовать уже в ноябре. И у М-62 ресурс сразу впятеро увеличат. И это не предел. Мало того, запускают в производство модернизационный комплект деталей, которые, пусть не в пять раз, но втрое моторесурс точно увеличат. Просто в авиаремонтных мастерских при очередной переборке двигателя.

Значит, есть надежда на то, что к началу войны уже не 20% «ишаков» и «чаек» будет стоять на приколе из-за неисправностей, а намного меньше. А там, глядишь, и Наталья Геннадиевна подберёт резину для сальников гидросистем самолётных шасси. Успехи у неё есть и немалые. Особенно — после того, как Кузнецов привёз из Саратовской области её тетрадки. К счастью, уцелевшие и даже фактически не подпорченные плесенью: за состоянием помещения колхозный кладовщик всё-таки следил.

Очень кстати оказались и её некоторые записи, не относящиеся к её специальности — каучукам. В частности — касательно нитропорохов, здесь ещё неизвестных. С этим придётся обращаться к приснопамятному товарищу Гинзбургу, таки отработавшему технологию изготовления дешёвого гексогена и сейчас запускающему её в производство. А значит, и «морской смеси» для торпед будет в достатке, и уже выпускаемые мины МОН-50 значительно уменьшатся в размерах, и пластид для Старинова и Эйтингона появится. В широком понимании слов «для Старинова и Эйтингона». Для наших диверсантов и армии в целом. Да и заряды к «Катюшам» можно усилить.

Но всё это — после. Сейчас Демьянова заботил очередной показ новых образцов техники, назначенный на первую половину сентября. Поэтому весь конец августа он «просидел на телефоне», согласовывая с заводами те перспективные (с его точки зрения) образцы, которые нужно будет предъявить высшему руководству страны.

Получилось изготовить в металле далеко не всё, что ему хотелось бы. К примеру, опытный образец авиадвигателя М-82 только-только собирался, но Швецов побожился, что его макет доставит в Москву, чтобы члены Политбюро и правительства имели возможность ознакомиться с его будущими техническими характеристиками и запланировали производство на следующий год. Конечно, конструктор очень не хотел «продавать воздух», но Николаю удалось убедить его в том, что иначе фонды на производство столь нужного стране мотора выделят ещё не скоро.

В общем, вопросов по двигателю и сомнений в том, что он нужен, действительно оказалось много. Но Сталин, выслушав их все, задал всего два вопроса.

— Товарищ Швецов, вы гарантируете такие показатели, которые вы озвучили?

— Да. Я намеренно занизил расчётные показатели, чтобы не оказаться болтуном.

— Когда вы планируете приступить к испытаниям этого мотора?

— Не позже 1 октября, — подумав, сообщил Александр Дмитриевич. — Если всё пойдёт нормально, то к 7 ноября я могу рапортовать о том, что двигатель готов.

— Не надо стараться отрапортовать к празднику. Пусть это будет даже чуть позже, но сделайте надёжный мотор. И поскорее передайте его основные габаритные размеры товарищу Лавочкину. Пусть поскорее начнёт проектировать под него машину. Вы поняли меня, товарищ Лавочкин?

Семён Алексеевич, что называется, обалдел, но «взял под козырёк».

— А почему только Лавочкину? — возмутился очень хорошо умеющий «держать нос по ветру» замнаркома авиапрома Яковлев.

— Хорошо. Раз товарищ Яковлев так настаивает, то отправьте и ему, усмехнулся в усы Генеральный секретарь, которому заранее была известна эпопея с попыткой установки швецовской «двойной звезды» на Яки.

САУ СУ-152, выставленная рядом с серийным образцом громадного КВ-2 (её пока официально называют не так, а «КВ с большой башней») что называется, выглядела бедной родственницей, значительно проигрывая ему по высоте.

— Зато удалось снизить массу почти на пять тонн при сохранении огневой мощи. Мало того, модернизационный потенциал самохода позволяет, при необходимости, поставить на машину даже пушку-гаубицу МЛ-20.

Пошумели, поспорили, но, в целом, одобрили подход «кировцев». А вот у двух КВ задержались надолго. Ломали копья, есть ли смысл в применении дифференцированной брони, или оставить всё так, как было. Решающим аргументом стал экономический: Духов сообщил, сколько экономится средств при производстве модели, условно называемой Николаем КВ-1С.

Следующим был серийный образец «тридцатьчетвёрки», выпущенной Сталинградским заводом. Собственно, если не считать катков с внутренней амортизацией, то ничего принципиально нового. В отличие от двух самоходок, изготовленных на её базе. Одна с танковой версией 122-мм гаубицы М-30, а вторая — с 85-мм пушкой. Самоходные установки представлял Михаил Ильич Кошкин, ради разработки которых он ездил в командировку в Сталинград.

Спорили о целесообразности такой техники горячо. В основном, Кулик и Павлов. Первый ворчал про напрасные траты народных денег на образцы, у которых имеются буксируемые аналоги. Второй настаивал на том, что мобильным танковым соединениям никак не подходят медлительные орудия на конной и уязвимые на тракторной тяге. В отличие от самоходов, защищённых даже от малокалиберной противотанковой артиллерии, не говоря уже о пулях и осколках снарядов.

Ворчал Григорий Иванович и по поводу первых советских РСЗО, не нравящихся ему тем, что у них «никакая» точность стрельбы. И лишь то, что постановление о принятии на вооружение пусковых установок для наземных пусков реактивных снарядов произошло в этой истории не 21 июня 1941 года, а уже́, и под давлением Сталина, не позволило ему разойтись «на полную катушку».

Кстати, про «Катюши». Их производство на заводе «Компрессор» уже запущено на всю мощь. Едва хватает шасси грузовиков Зис-6 и артиллерийских тягачей СТЗ. Для М-8 используют переоборудованные танки Т-30 и Т-40. Благо, удалось не задействовать эти установки в «Зимней войне», так что для немцев будет сюрприз, когда они нападут. А учёные-боеприпасники мозгуют над повышением дальности и массы заряда для эрэсов.

Там же, в НИИ-6, завершается разработка кумулятивных снарядов для «полковушек». Теперь и у них появится возможности пробивать броню немецких танков. Вместе с противотанковыми ружьями, «сорокопятками» с удлинённым стволом, пушками УСВ и Зис-2, пехота получит очень мощное противотанковое вооружение. А уж когда доберутся в войска ручные противотанковые гранатомёты, боевая часть которых разрабатывается тем же НИИ-6, а пороховой двигатель у бывших подопечных Аборенкова, то и вовсе можно будет поставить крест на пресловутых танковых клиньях.

Заканчивая тему эрэсов, хочется вспомнить и их авиационный вариант. Научились, научились вставлять в их головную часть генератор, создающий вихревые токи в металле вражеских самолётов, и приёмник, их улавливающий. И даже испытали образцы на немецких высотных разведчиках, обнаглевших до такой степени, что вздумали летать к Перми. Пусть пока у цели взрывается только одна из четырёх выпущенных в бомбардировщик ракет, но лиха беда — начало. До самонаводящихся зенитных ракет ещё очень и очень далеко, но хотя бы дистанционные взрыватели РС-132 же доказали свою работоспособность даже по одиночным самолётам, не говоря уже про плотные формации, вроде девяток «Юнкерсов» и «Хейнкелей». А появится хотя бы установочная партия первых полевых транзисторов, можно будет добиться и лучших результатов.

Помогают найти врага в бескрайнем небе радиолокаторы. Их производится немного, примерно одна наземная передвижная установка в неделю, но это на порядок больше, чем в известной Демьянову реальности. А помогло закупленное за границей оборудование для изготовления радиоламп. Да и молодой нарком связи Пересыпкин не зевает. Не только РУСы (радиоуловители самолётов, как их сейчас называют), но и малогабаритные радиостанции в производство запустил. Да и вообще радиофикация Красной армии идёт полным ходом.

В этой связи нельзя не отметить работы Лосева и его лаборатории. Олег продвигался вперёд в разработке полупроводниковых приборов семимильными шагами. А его ребята, молодые выпускники институтов и даже просто талантливые радиолюбители-самоучки, сочиняют уже достаточно сложные схемы. Сейчас «тренируются на котиках», а когда придёт время, начнут работать на значительно более серьёзные темы. Скажем, для того же Королёва. Ещё по самому первому году работы на заводе, пришедшемуся на период перехода с аналоговых систем управления ракетами на цифровые, Николай помнил «гробики», наполненные наборами плат, распознающих сигналы всех этих акселерометров, гироскопов и датчиков ракетных двигателей.

Но это — в будущем. Сейчас же важна техника, которую нужно передать в войска как можно скорее. Например, модули для ЗСУ, один из которых удалось собрать до демонстрации. И Демьянов не отказал себе в удовольствии устроить шоу с монтажом такого модуля прямо в присутствии высоких гостей. Пять минут — и прикручена последняя гайка, крепящая его к шасси Т-26. А влезший в эрзац-башню красноармеец, бешено крутя маховички, проверяет возможность её вращения вокруг собственной оси и изменения угла наклона стволов пулемётной спарки.

13

На Урал Демьянова всё-таки выгнали. Причём, распоряжением самого Меркулова, а не приказом Румянцева, как было со всеми предыдущими командировками.

Сам факт длительной — на две недели — командировки и категоричность распоряжения Всеволода Николаевича вызвали недоумение: никакой особой нужды в непосредственном присутствии заместителя руководителя «сотки» на предприятиях, которые предстояло посетить, не было. А место под планируемую постройку будущего комбината по производству плутония Николай чуть ли не с закрытыми глазами мог бы указать на карте Челябинской области. Но приказ есть приказ: встретиться с Курчатовым в Челябинске и вместе посетить это место. А до того…

Саранск, столица Мордовии. Невеликий городок, выбранный местом, где строится закупленный в Германии завод по производству радиоламп. Ленинградский завод «Светлана» уже прислал специалистов, которые обучают местную молодёжь специальностям, которые потребуются в ближайшем будущем. Стройплощадка выделена с запасом, и кому как не Николаю знать, что следующей очередью будущего завода «Лисма» станет производство бытовых ламп накаливания. Но пока — важнее производство радиокомпонентов для военных радиостанций. И более чем вероятно то, что уже в июне 1941 года сюда будет вывозиться оборудование из Ленинграда. Так что, скорее всего, ленинградцы и «местные кадры» будут вести выпуск так необходимых фронту радиоламп совместными усилиями.

Куйбышев. Завод — одно название. Единственное четырёхэтажное, хоть и большое, здание, на этажи которого постоянно затаскиваются какие-то установки, более похожие на химическое оборудование, чем на станки. Оно и понятно: производство полупроводников во многом зависит от «химии», при помощи которой легируют кремниевые слои заготовок транзисторов и диодов. Уже работает филиал лосевской лаборатории, в котором отрабатывают технологии серийного производства диодов и транзисторов. Пока не массового, пока только серийного.

Среди сотрудников, как и в Москве, много молодёжи, совсем ещё «зелёной». А потому живой и… дерзкой. Из лабораторного брака паяют что-то «для себя». И это надо использовать для продвижения радиолюбительского дела. В кабинете, где сидят эти юные дарования, постоянно хрипит самодельный радиоприёмник.

— Схему покажите, — пристал к ребятне Николай.

Показали. Тут же набросал правки, которые позволят избавиться от хрипов нелинейных искажений в низкочастотном тракте. Ну, или значительно сократить эти искажения: до разработки мощных комплиментарных пар транзисторов двухтактный выходной каскад класса «Б» рулит! До конца рабочего дня успели перепаять, после чего всей лабораторией помчались прощаться с отъезжающим на вокзал Демьяновым и агитировать его «бросить нафиг службу в ЧеКа и перевестись к нам». Вместо собственного немедленного трудоустройства в Куйбышеве предложил им заняться экспериментированием с использованием той самой некондиции в переключающих схемах.

— Для чего? — не понял молодняк.

— Эти схемы — мультивибраторы, триггеры, сдвиговые регистры и так далее — можно использовать для создания управляющих и исполнительных вычислительных схем.

Тут же на принесённом листочке набросал несколько логических элементов цифровой техники: «не», «и», «или», «и-не», «или-не», триггер, сдвиговое реле.

— А что внутри этих квадратиков? — заинтересовались ребята.

— А что вы придумаете, чтобы оно работало именно по нужной логике, то и будет. И уже на основе типовой схемы модулей стройте, как из кубиков, всё, что вам заблагорассудится.

Молодые, разберутся. И, глядишь, уже к концу года выдумают какой-нибудь примитивный «электронный арифмометр». Размером с письменный стол, но умеющий выполнять все четыре арифметических действия. Лиха́ беда — начало.

Миасс. Точнее, то, что на памяти Демьянова называлось «Старый Город». Крошечный станционный посёлок в четырёх километрах от него. А ещё дальше от станции на север — «Новостройка». А именно — растущие корпуса сборочного завода, который через год «с хвостиком» должен начать производство «Студебекеров». Бараки, бараки, бараки. Зато к стройплощадке уже прокинута железнодорожная колея. Значит, зимой сорок первого людям не придётся вручную тащить несколько километров на железных листах станки эвакуируемого завода «ЗиС».

Программой командировки на Миасс выделено аж три дня. Намёк ясен: руководство НКВД хочет, чтобы он повидался с родственниками. Бабушку Демьянов помнит лишь по её похоронам, а дед умер задолго до его рождения. Наверняка очередная проверка. Значит, надо ехать.

Местные чекисты машины для поездки не выделили. Договорились, что Николая подбросит «полуторка», что приедет из Урал-Дачи с грузом телег на станцию Сыростан, а обратно повезёт очередную партию «спецпереселенцев». Навязали попутчика «для проверки состояния дел у поселкового особиста». Тоже неясно: то ли и впрямь решили продемонстрировать рвение перед визитёром из Москвы, то ли проследить за тем, как себя поведёт этот визитёр.

«Спецпереселенцы», две семьи высланных, очень насторожились из-за того, что с ними в машине едут аж трое чекистов. Но никто, кроме поселкового «опера» даже не пытался «наводить порядок». Да и вообще Демьянов, несмотря на «заоблачные» для местных коллег звание и статус, наотрез отказался ехать в кабине. Просто уселся на съёмной лавке в кузове, поплотнее укутался в шинель и всю дорогу глядел по сторонам.

От станции Сыростан до пункта назначения — меньше двадцати километров, но ехать пришлось два часа. Правда четверть часа заняла остановка у Тёплого Ключика, водой которого водитель пополнил радиатор. Чуть ли не кощунство, если учесть, насколько вкусная в нём вода. Водитель аж в улыбке расплылся, когда Демьянов черпал ледяную водицу ладошкой, пил и нахваливал. Больно уж ему похвала «московского гостя» по душе пришлась. Знал бы ты, парень, сколько Николай воды из этого родника за свою жизнь выпил!

Как ни крепился, а к горлу подкатывал комок, когда увидел знакомые с детства пейзажи. Пусть и оба Атляна очень уж меньше того, что он помнил. Зато Урал-Дача… Это в бытность Демьянова школьником здесь жило человек семьдесят-восемьдесят. А по рассказам отца в конце сороковых — около восьмисот. В основном — за счёт множества бараков, последние из которых Колька ещё застал в полуразрушенном виде, когда в начальных классах приезжал сюда в гости к родственникам.

Контингент на обозостроительном заводе (таково официальное название предприятия, выпускающего телеги и сани) специфический. Если в Атляне на «мебельной фабрике» трудятся преимущественно малолетние уголовники, то здесь — «политические». Не заключённые, ссыльные. Либо приговорённые к ссылке без отбывания заключения (меньшинство), либо ограниченные в правах после заключения по тем самым политическим статьям. Дед — раскулаченный. Ну, и часть народа — «вольные». Впрочем, если не считать надзора, то жизнь ссыльных и «вольных» ничем не отличается: одинаково работают на производстве или во вспомогательных службах, одинаково выращивают картошку на огороде, одинаково косят сено для домашнего скота или лошадей из заводской конюшни. Тоже достаточно большой и недавно срубленной, а не пустого заброшенного здания с просевшей крышей, как в начале 1970-х.

Под «визит товарища из центрального аппарата наркомата» в клубе (Николай помнил только его руины) созвали собрание ссыльных, на котором особист долго что-то рассказывал о том, как должны себя вести его поднадзорные. На что немолодой бородатый мужчина в середине зала время от времени что-то негромко недовольно бухтел. И лишь когда чекист его одёрнул, назвав по фамилии, попаданец понял, что это его дед. Да, вспоминал отец, как тот любил поддеть «надсмотрщика», буркнув на собрании «бреши, бреши».

Только дед… Как бы это выразиться? Не впечатлил. Обыкновенный невысокий мужик, хотя и довольно крепко сложенный. Кажется, даже ниже ростом, чем был отец, едва дотягивавший до среднего роста.

Едва дождался, когда подойдёт к концу это занудство, и особист поинтересуется, не осталось ли вопросов у «гостя из Москвы» после изучения документов и встречи с «контингентом».

— В общем-то, всё понятно. Но хотелось бы посмотреть на быт ссыльных. Вот вы, гражданин… Кажется, Демьянов? Не пригласите своего однофамильца и… его коллег выпить чая в вашем жилище?

— Тесновато у меня для такого количества гостей, — буркнул дед.

— Да не прибедняйся, — рявкнул особист. — Две комнаты, найдёшь место!

— Надолго мы вас не стесним, — подтвердил «московский гость».

Что сказать? Действительно тесновато для супружеской пары и троих мальчишек, старшему из которых семнадцать, а младшему, отцу Николая, только два года. Женат дед повторно, старшие дети его и бабушки, дочери от первых браков, уже вышли замуж и разъехались. И две комнаты — это очень условно, поскольку одна из них совмещена с кухней, немалую часть которой занимает печь.

В другой реальности старший сын, рябой и щуплый паренёк, уйдёт на фронт в сорок третьем, вернётся в сорок шестом с медалями, вступив в партию и послужив в Союзническом центре связи в Потсдаме, обеспечивая связь советской делегации на Потсдамской конференции. Средний вырастет красавцем, уже после войны закончит военное училище и будет командовать сторожевым катером на Дальнем Востоке. Тоже вступит в партию. Внук от самого младшего, регулярно норовящего стянуть очередной кусок колотого сахара, выуженного Николаем Николаевичем из вещмешка, закончит два института, будет строить ракеты, воевать за Советскую Власть, а потом писать для центральной прессы статьи про оружие. А в своей второй жизни — служить в Главном управлении Госбезопасности и «заведовать» такими секретами, что не все члены правительства о них знают. Вот такая семья репрессированных…

14

Заночевать пришлось, естественно, у особиста: с какой бы вдруг стати капитан ГБ остался у ссыльного? Тем более, у того и собственная семья не роскошествует. А наутро, под дождичек, впихнулись вдвоём с миасским «проверяющим» в тот же самый Газ-АА, везущий готовые телеги на станцию.

Челябинск. Директора ЧТЗ Илью Давыдовича Соломоновича капитаном госбезопасности не проймёшь. Полноватый, с крупным типично еврейским лицом, он столько больших чинов из «родного» Демьянову ведомства повидал, что одним больше, одним меньше… Не надо человека трогать: работает он, добросовестно работает. В этом году завод освоил массовый выпуск газогенераторных тракторов, весной с главного конвейера сошёл стотысячный «Сталинец». Запущено производство запасных частей, началось серийное производство гусеничных арттягачей С-2, осваивается выпуск танка КВ. Да и сам завод продолжает расти: сдан в эксплуатацию корпус по производству мощных тракторов. Как раз в нём и будут делать «Климов Ворошиловых». Но, как распорядились в Москве, в версии «С», «скоростные», с дифференцированным бронированием. А ещё — СУ-152-1. Те, что пока с гаубицей вместо пушки. Позже и пушку МЛ-20 поставят, но машина уже будет носить обозначение СУ-152-2.

А вот в заводское конструкторское бюро Демьянов нос сунул. Ну, неравнодушен он к танкам. Особенно — к тем, которые он лично «продвигал» перед руководством страны. Всё нормально у конструкторов: идёт рабочий процесс. Соломоновича скоро переведут на другую работу, так что допекать его требованиями лучше заботиться о быте и питании рабочих (было такое, что во время войны из-за недоедания и недосыпания людей снизилось качество выпускаемых заводом танков) бесполезно. А вот председателю заводского профкома следует намекнуть, что Москва очень болезненно относится к условиям труда и отдыха тракторостроителей и танкостроителей. Вы, мол, ребята, не проколитесь, если что…

Пора бы уже привыкнуть к тому, что Игорь Васильевич Курчатов ещё не отпустил бороды (он её отпустит после сильнейшей простуды, уже во время войны), но в памяти Демьянова он отложился именно в образе бородача. Поэтому и нет у него ещё клички «Борода». А вот то, что он сообщил, очень насторожила заместителя руководителя ОПБ-100.

— Не пойму, для чего нужно было выпроваживать меня из Москвы на такой длительный срок. У меня же работы невпроворот.

— А вы разве не прямиком сюда? — удивился Николай.

— Как бы ни так! Сначала пришлось неделю лазить по лесам вокруг городка Саров, которые я и без того прекрасно знаю. Мол, удостоверьтесь, товарищ Курчатов, что место под свой закрытый исследовательский центр выбрали верно. А теперь ещё и в Кыштым ехать, который, как я и без того знаю, мне подходит отлично. В общем, складывается впечатление, что всё это выдумано ради того, чтобы сплавить меня на какое-то время из Москвы.

А ведь у Демьянов та же самая история! Нигде на тех объектах, которые он посетил, его присутствие абсолютно не нужно. Всё, что можно проконтролировать, спокойно сделали бы исполнители, рангом значительно ниже. Ну, за исключением посещения родственников. И если всё организовано только ради этой встречи, то на командировку можно было бы затратить вдвое меньше времени.

— Машину нам завтра в областном управлении НКВД предоставят, — «доложил» он физику. — Так что едем. А дальше уже будем запрашивать Москву, нет ли у руководства ещё каких заданий.

— Думаете, найдут? — нервно дёрнул подбородком Игорь Васильевич, и капитану госбезопасности осталось лишь с сомнением пожать плечами.

Это в конце первой четверти XXI века начало октября на Южном Урале — ещё пора золотой осени. В 1940-е — самая унылая пора, в которой уже не сыщешь никакого очарования очей. Голые деревья, серое небо,постоянно брызжущее мелким дождём. И грязь на дорогах, которые ещё очень нескоро закатают асфальтом. Особенно здесь, в лесостепной зоне Челябинской области. И лишь на конечном участке путешествия, между городками Касли и Кыштым, на горизонте появились горы. Серые, с шапками туч, цепляющихся за их вершины.

— Ничего нового, — объявил Курчатов. — Всё, как я и знал без этого: труднодоступная лесистая местность, очень удобный для охраны полуостров, огромное количество воды в нескольких озёрах и речке.

В нескольких озёрах, одно из которых просто гигантское по местным меркам, два десятка километров в длину и примерно вдвое меньше в ширину. Недалеко, через Кыштым, проходит железная дорога. Геологи говорят, что никаких подземных пустот на месте будущего ядерного центра не имеется, реакторы под землю не провалятся. Да откуда взяться этим пустотам в заполненной осадочными породами впадине, образовавшейся сотни миллионов лет назад после того, как европейская тектоническая плита наползла на азиатскую, образовав Уральские горы? Вон они, в паре десятков километров отсюда заканчиваются. А вдоль их восточного подножья на сотню километров с севера на юг тянется цепь озёр и болот, обозначая некогда гигантскую впадину.

Название речки, текущей неподалёку от будущей стройплощадки, напомнило Демьянову не очень приятную историю.

— Игорь Васильевич, в моём прошлом тут, на комбинате, произошла серьёзная авария, связанная с радиоактивным заражением. Надо будет учесть случившееся.

— Техника подвела?

— И да, и нет. Понимаете, сейчас ещё очень мало сведений о влиянии радиации на природу и человека. Поэтому первые годы существования ядерной отрасли к радиоактивным отходам относились… э-э-э… очень легкомысленно. Жидкие слаборадиоактивные отходы сливали непосредственно в это озеро, называемое Карачай. Соединённое протокой с рекой Теча. Протоку, вроде бы, перекрыли. Но не учли того, что в результате испарения воды концентрация отходов сильно повысилась, а через грунтовые воды радиоактивные вещества стали попадать в реку.

Хуже было другое: сильнорадиоактивные отходы сливали в герметичные ёмкости-отстойники, объёмом в несколько десятков кубометров. Концентрация радиоактивных веществ в них была такая, что происходил саморазогрев отстойников. И вот в один далеко не прекрасный день отказала система охлаждения одной из ёмкостей. Как у нас водится, ремонтом сразу никто не занялся, и произошёл паровой взрыв. Только из-за того, что накануне сменилось направление ветра, радиоактивные осадки пронесло мимо Челябинска. Именно при исследовании образовавшегося загрязнения и выяснилось, что река Теча из-за просачивания грунтовых вод тоже опасна для людей, живущих на её берегах.

В общем, последствия оказались серьёзными: пришлось отселять несколько десятков тысяч человек, у многих из которых со временем проявились последствия облучения, выводить из сельхозоборота значительные площади земель. И, к сожалению, только после этого у нас серьёзно занялись исследованием влияния радиации на живые организмы и растения.

Курчатов внимательно выслушал рассказ и кивнул.

— Я понял вас, Николай Николаевич. Вы, случайно, не помните, кто занимался изучением этого влияния?

— К сожалению, помню только Николая Тимофеева-Ресовского. Но он сейчас живёт в Германии и, как я запомнил, то ли уже отказался, то ли вскоре откажется от требования советских властей вернуться в СССР. Так и проживёт там до нашей Победы.

— Да, я знаю об его отказе возвращаться. И гитлеровцы его не тронут?

— Нет. Хотя он и его дети не просто не воспринимают нацизм, но и много сделают для спасения наших военнопленных. Один из его сыновей, насколько я помню, будет даже участником подпольной антифашистской организации и погибнет от рук гестапо.

— Извините, но я не верю в то, что ему сойдёт с рук его невозвращение.

— Не сошло, конечно, — вздохнул Демьянов. — Приговорили к десяти годам за измену Родине. Но через год, в сорок шестом, перевели из лагеря сюда, в Челябинскую область, в связи с необходимостью проведения исследований по радиобиологии. А уже в после создания ядерной бомбы освободили.

— Сюда, на комбинат?

— Нет, на соседний ядерный объект, — махнул рукой Николай куда-то на северо-восток. — Тридцать с чем-то километров отсюда, на озере Сунгуль. Здесь будут нарабатывать плутоний, а там — собирать из него бомбы.

— Значит, ещё один объект недалеко отсюда…

— Их вообще придётся несколько создавать. Три в Челябинской области, два или три — не помню уже — в соседней Свердловской, кажется, два под Красноярском. Не говоря уже о вашем любимом Сарове. Ах, да. Ещё в Обнинске. И возле каждого — целый город. Представляете? Мы стоим на месте, где уже через несколько лет возникнет новый, современный город. Который ещё долго-долго невозможно будет найти ни на одной карте.

В общем, Курчатову было о чём подумать во время обратного пути в Челябинск. А потом и в Москву, куда им разрешили выехать только два дня спустя.

15

Снова Казанский вокзал, снова тот же поезд, в котором в июле 1938 года в Москву въезжал Степан Шеин. Только вместо предгрозовой духоты — промозглая октябрьская сырость. И тело Шеина с разумом Николая Демьянова одето не в потрёпанный наряд «искателя пролетарского счастья», а в форму со знаками различия капитана Госбезопасности. Новая форменная тужурка и на проводнике, теперь обслуживающем не плацкартный вагон, а купейный. На пассажира поглядывает с опаской: на лицо, вроде, то же самый, а вот всё остальное, от одежды до манеры поведения, совершенно иное. Говорит красиво, правильно, очень вежлив, вонючий самосад не курит. Да и вообще не курит. И попутчик, с которым они сели в вагон ещё в Челябинске, очень культурный молодой мужчина.

Подозрительно как-то… Вот потому проводник и озирался, уже сойдя на перрон и помогая пассажирам (по большей части, конечно, пассажиркам) на выходе из вагона. И не зря озирался! К тому, кого два года назад чуть не убило молнией (не убило, раз его карета скорой помощи увезла), уже в голове состава подошли чекисты и, немного поговорив, увели с собой. Да ещё и его попутчика прихватили. Значит, опять его, обыкновенного проводника, будут на допросы таскать. О-хо-хонюшки! Как это не вовремя: опять отдохнуть после рейса не дадут… 

16

— Приказано взять вас и товарища Курчатова под охрану, — доложился лейтенант ГБ, встречавший приехавших на Казанском вокзале.

— Что-то случилось? — насторожился Николай.

— Не могу знать, товарищ капитан. Мне приказано сопроводить вас обоих в наркомат по прибытии поезда.

Эмка, «стандартная» чиновничья машина этого времени, тесновата в сравнении не только с «Волгой», но даже с «жигулёнком». Но, за неимением «Паккарда» или «Зис-101» (не доросли ещё чинами-с), придётся ехать на ней. Хорошо — не в кузове «воронка».

Чёрные мысли чёрными мыслями, а откровенных косяков за собой Демьянов не помнил. Да, порой, ходил по лезвию бритвы, как в памятной истории с аналитической запиской по результатам Финской кампании. Но ведь, помимо его личной оценки своей деятельности, многие на неё смотрели со стороны. И кому-то она активно не нравилась. А значит, могли быть и доносы, и допущенные исполнителями ошибки, приведшие к негативным последствиям. Опять же, дамокловым мечом висела недоговорённость в вопросе причины расстрела Берии в 1953 году…

В приёмной Меркулова тоже ничего не прояснили. Просто отправили обоих писать отчёты о командировке. А ещё напрягло то, что Демьянову не позволили позвонить ни домой, ни в ОПБ. Хотя положительным сигналом было то, что чекист, присутствовавший при этом, отказал со словами «товарищ Демьянов», а не «гражданин Демьянов». Значит, пока ещё не арест.

Лишь приняв отчёт и убрав его в сейф, старший лейтенант ГБ сообщил:

— Мне поручено доставить вас в дом отдыха, где сейчас отдыхает ваша семья.

— С чего это вдруг она там оказалась? — удивился Николай. — Я не помню, чтобы подавал заявление о выделении путёвки. Да ещё и на всю семью.

— Так было нужно.

Что, блин, за тайны мадридского двора?

Объяснилось всё по дороге в Подмосковье.

— Незадолго до вашего отъезда вокруг здания ОПБ-100 была замечена подозрительная активность сотрудников германского посольства. Причём, им зачем-то нужно было снять синагогу с таких ракурсов, чтобы с кадр непременно попало здание вашего Бюро. А ещё завёлся любопытный фотограф, делающий памятные снимки её посетителей так, чтобы в кадре оказался кто-то из тех, кто вышел из ОПБ. У нас уже тогда возникло подозрение, что германскую разведку интересуют ваши сотрудники. Проверка показала, что это так, и мы решили убрать из её поля зрения некоторые ключевые фигуры учреждения. А пока вы находились в командировке, был выявлен интерес немцев к вашей личности. Поэтому вашу семью на всякий случай спрятали в доме отдыха.

— Всю жизнь прятаться невозможно, — буркнул Николай.

— Да мы понимаем. Но некоторое время вам и вашим близким всё равно придётся побыть за городом.

Кира и её мать ничего об этом не знали, только удивлялись тому счастью, что им вдруг привалило счастье провести три недели на природе. Пусть погода стояла и не особо удачная для загородного отдыха, да и глава семьи где-то колесил по необъятным просторам Родины, но женщины радовались тому, что хотя бы на время избавились от части ежедневных забот. А Анастасия Кирилловна смогла ещё и поправить здоровье бесплатными медицинскими процедурами.

— Жаль, что ты умчался в свою командировку, а то мы могли бы не с мамой, а с тобой отдохнуть, — попеняла ему супруга, на что пришлось разводить руками. — И вообще, ты пропустил такое важное событие: у нас Валечка научилась ходить!

Как бы то ни было, а три дня он всё-таки провёл с семьёй. Издёргался от мыслей, как там работа, но приказ начальства был однозначным: до поступления соответствующей команды с территории дома отдыха в город — ни ногой.

А потом завертелось: нужно вникать в состояние дел, отслеживать изменения, произошедшие с момента его отъезда, подпинывать тех, кто поступил по принципу «кот из дома, мыши в пляс».

Больше всего порадовал Швецов: его мотор М-82 уже собрали и опробовали. Честные 1600 лошадиных сил он выдал уверенно. Там же, в Молотове-Перми, пропадали и Удовенко с Воронцовым. Значит, «сердцу» истребителя Ла-5 быть. Ведь Семён Алексеевич Лавочкин занимается перепроектированием машины под этот мотор и постройкой опытной машины под «временный» мотор М-62. Пока же 10 октября было принято правительственное постановление о начале серийного производства модели ЛаГГ-3. А вариант с тысячесильной «звездой», строящейся ради отработки конструкции (постановки на вооружение этому самолёту точно не видать: слишком слаб двигатель при возросшем аэродинамическом сопротивлении), будет называться ЛаГГ-3-2.

Постановление о производстве КВ-СУ-152-1 в Ленинграде и Челябинске тоже уже вышло. А ХПЗ наконец-то выпустил первую партию Т-34, по шасси конструктивно более близкую к Т-44.

Киевский завод «Кузница Ильича» произвёл первые модернизационные модули для переделки двухбашенных Т-26 в зенитные самоходные установки. Катастрофическая нехватка пулемётов ДШК вынудила поставить на них пару пулемётов ДК-32 с магазинным питанием. Модули сразу же передали на соседний Киевский танкоремонтный завод № 7. С подсказки Демьянова ЗСУ забрал себе в корпус Рокоссовский.

Отличилась Наталья Геннадиевна, вспомнившая, что причиной нехватки сырья для производства тротила страна обязана переходом коксохимического производства на высокотемпературные коксовые батареи. Это резко снизило выход толуола, являющегося сырьём для данного вида взрывчатки. Пришлось писать соответствующую записку Сталину о необходимости снижения производительности кокса на новых коксохимических мощностях ради увеличения выхода толуола. По этому поводу ещё предстоит пободаться, доказывая, что необходимо как можно скорее нарастить выпуск тротила, чтобы не закупать его в Америке.

Совет имплантировать в затворную цепь полевого транзистора предохранительный диод помог Лосеву создать менее чувствительный к статическому электричеству прибор. На основе их опытной партии его молодые электронщики уже ковыряются со схемой дистанционного взрывателя авиационных эрэсов, лучше улавливающего вихревые токи, наводимые в обшивке вражеских самолётов. Как говорит сам Олег, предварительные результаты довольно обнадёживающие. Есть все шансы снизить расход ракет на сбитие одного самолёта до полутора штук вместо прежних четырёх.

Тульский оружейный завод наладил массовый выпуск автоматов ППС-39, которыми вооружают красноармейцев технических подразделений. Для рот автоматчиков началось изготовление варианта с деревянным, а не откидным металлическим прикладом. Кажется, в мире Демьянова такие изготавливали поляки. На деревянном прикладе настояли пехотинцы, быстро убедившиеся в том, что хлипкий складной приклад ни на что не годен в рукопашной схватке. Модификацию назвали ППС-40.

Таубин и Бабурин… Их мотор-пушка при инструментальных замерах ожидаемо показала бешеную отдачу, и это сразу же поставило крест на её использовании в авиации. Теперь путь их детищу только в ЗСУ. Опытный образец спарки из левосторонней и правосторонней (по направлению подачи боеприпасов) пушек проходит испытания, и по их результатам будет принято решение о применении их в таком амплуа. Возможно, шанс появится при переходе на патрон иной размерности, 23х115, принятый на вооружение в 1944 г. Как его изготовить, приняв за основу патрон к противотанковым ружья и ещё не разработанному пулемёту Владимирова, Николай уже описал в записке, направленной в наркомат вооружений.

Швейные фабрики наращивали выпуск «лифчиков», как прозвали в войсках разгрузки, а в Кирове и на других обувных фабриках — кирзачей с развитым антискользящим рисунком подошвы. В ОМСБОН НКВД поступили первые бронежилеты, легко выдерживающие попадание автоматной пули и гранатных осколков. А уж сколько было восторгов у Старинова, когда Демьянов привёз ему первые пять килограммов пластида, произведённых в опытном порядке в НИИ-6!

Положительных эмоций достаточно, но на психику давит внимание, которое на «НИИ ЧаВо» обратили немцы.

17

Молотовские машиностроители всё-таки выполнили обещание, данное конструктором Швецовым Сталину! Телеграмму на его имя накануне 23-й годовщины Октября они прислали, но ещё 2 ноября вернулись Удовенко с «племянником», поведавшие, что мотор М-82 уже отработал на стенде 150 часов и пока не думает ломаться. По итогам заводского испытания, как выяснилось позже, этот образец до выхода из строя проработал 247 часов. Притом, что для других моторов более 50 часов уже были неплохим показателем.

— Догонят и до тысячи, — уверенно кивнул Воронцов. — Технологическую культуру подтянут и догонят.

— Тоже обратил внимание на бардак на производстве? — спросил Демьянов.

Павел только тяжко вздохнул.

— А не обратил внимания на то, как работает новое законодательство о трудовой дисциплине?

— Да как не обратить? Работяги стонут из-за того, что им вольности зажали. Дураки! У меня так и чесался язык рассказать про уголовные наказания за прогулы, которые в моей прошлой жизни ввели за это. Только что им эти сроки? Всё равно ведь с оборонных заводов «выдачи нет». А вот когда рублём по карману шарахнет, плакаться начинают. Не ты к этому руку приложил?

Пришлось сознаваться.

— Правильно сделал, — одобрил «племянник Удовенко». — Через зарплату доходчивее получается, чем через «уголовку». По послевоенному опыту помню: на приговор суда люди только озлоблялись, а когда «домашняя пила» пилит за то, что денег меньше обычного принёс, тут уже остерегаться начинают. И винить приходится не «несправедливого судью», а себя, дурака.

Эх, знал бы ты, Павел Валентинович, сколько километров нервов пришлось потратить Демьянову, чтобы убедить Сталина попробовать бороться за трудовую дисциплину именно так, как он предлагал. Мол, если не сработает, всегда можно будет ужесточить кару. И то не на всём удалось настоять. Например, автоматические наказания рецидивистам «скостили» вдвое, а исполнение «блатняка» и вовсе посчитали административным правонарушением, а не уголовным преступлением. Даже пример гипер-популярно Утёсова привели: мол, что он плохого делает, распевая на концертах «С одесского кичмана бежали два уркана»? Деньги же для Советской Власти зарабатывает.

А после выходного (этим летом наконец-то отменили идиотскую «шестидневку») Сашка Удовенко пришёл психованный настолько, что Демьянов не смог на это не обратить внимания.

— Пока ездил в Молотов, Лизка замуж собралась. И ладно бы за кого-то из наших, так за иностранца, немецкого корреспондента. Мол, он пообещал на ней жениться и увезти с собой в Берлин, где ради ней разведётся с женой.

— Ага, знакомая история, на которую дурные бабы не перестают вестись десятилетиями. А когда он такую «самую умную» бросит, начинаю рыдать: «Ты же обещал на мне жениться». И обижаются, когда такой жених отвечает: «Мало ли, что я на тебе обещал?»

Саня только фыркнул, сдерживая смех.

— Ты бы доложил по инстанции, что завербованная тобой агентесса собралась за границу свинтить.

— Понимаешь, Николай Николаич, она вроде как теперь не моя агентесса. И вообще после истории с тобой на контакт с нашими людьми идти не хочет.

— «Спрыгнула», значит…

— Вроде этого. Да и мне очень не рекомендовали продолжать с ней встречаться.

— В этом деле могу только посоветовать пойти с повинной. Лучше уж схлопотать выговор, чем нарваться на служебное расследование, когда она подаст заявление на выезд из СССР. Или вообще выедет и не вернётся.

— Тут ещё другое, Николаич, — вздохнул Александр. — Зачем-то ты ей понадобился.

— Я? — обалдел Демьянов. — Ей же хорошо известно, что я женат на Кире.

— Знает. Но больно уж интересовалась, как у тебя дела, по-прежнему ли Кира у нас служит. Мол, её любовничек очень хочет с тобой познакомиться, и ради этого готов добыть тебе с супругой приглашение на приём в честь очередной годовщины «национальной революции» в немецком посольстве.

— Это пивного путча, что ли? — не сразу сообразил Николай. — Знаешь что, Саша. Пошли-ка к Румянцеву. Расскажешь всё, как есть, и вместе решать будем, что с этой идиоткой делать.

Румянцевым дело не ограничилось. Он немедленно подключил к нему «безопасника», который вышел на центральный аппарат наркомата. Оттуда потребовали явиться к ним Удовенко, а руководителям ОПБ — не делать резких движений.

Резких движений они с Анатолием не делали. Но неприятных минут, давая показания «контре», пережили немало. У «контриков» же профессиональная деформация, выражаемая фразой: паранойя в наших рядах не приветствуется, но нельзя забывать, что кругом одни враги. В общем, день коту под хвост. А если учесть, что немцы начали копаться и под людей Курчатова, то Николая ещё будут долбить и по этой теме. Слава богу, «Элиза» Сашке про физика ни слова не пискнула, а этот интерес установили по совершенно другим событиям. И ещё до их с Игорем Васильевичем командировки на Урал.

Демьянов ждал всего, что угодно. От отстранения от работы лишь его одного, вплоть до расформирования ОПБ или перевода «НИИ ЧаВо» «на казарменное положение». По сути — отправки сотрудников в тюрьму. Из-за этого Николай толком не спал всю ночь, потихоньку перебравшись из супружеской постели в кабинет, где на всякий случай наводил порядок в черновиках, хранящихся в сейфе.

Первыми же словами Румянцева, обращёнными к нему утром, был приказ:

— Возьми машину и забери нашего Отелло с Петровки.

— Какого Отелло? — не понял Николай.

— Удовенко, — усмехнулся начальник.

— Что он ещё утворил?

— Всё нормально, — злорадно усмехнулся Анатолий. — Отрабатывал влепленный «строгач». Точнее, создавал основание для его получения.

Поскольку Демьянов так ничего и не понял, пояснил доходчивее.

— Поскольку просто так любовничка Могилевской не взять без дипломатического скандала, на площади Дзержинского решили разыграть комедию. Подвыпивший Удовенко явился к своей бывшей зазнобе, когда к той явился немец, и устроил дебош с лёгким мордобитием. На драку прибыл наряд милиции и увёз всех на Петровку. Так что все трое провели ночь на допросах. Кроме немца: за тем через часа три явился консул и забрал. Сашка уже должен протрезветь, и его надо забрать. Ну, а с Могилевской ещё чуть-чуть поработают. Вот так ребята сработали: и «журналиста» не спугнули, и у Удовенко строгий выговор будет, как и положено, и информацию получили о том, кто именно свой длинный нос в наши дела суёт.

— Так Лизкин любовничек, выходит, не журналист?

Румянцев покачал головой.

— Помощник военного атташе. Но что-то в немецкую прессу пописывает под псевдонимом, и под этим прикрытием встречается с советскими гражданами.

— Вышлют?

— К сожалению, не за что: он не инициатор драки, а пострадавший. Скорее, немцы на НКИД пришлют ноту протеста. Но у «топтунов» будет железное алиби: не за сотрудником посольства следим, а оберегаем вашего любвеобильного сотрудника от гнева рогоносцев, — засмеялся Анатолий.

Несмотря на фингал под глазом, Сашка выглядел довольным. На его месте Демьянов тоже бы радовался: ну, получил строгий выговор, ну, по комсомольской линии пропесочат. Зато сумел избежать куда более серьёзных неприятностей по службе. Да и, похоже, некоторое моральное удовлетворение получил от драки с соперником.

— Домой? — спросил он, плюхнувшись на переднее сиденье «эмки».

— Обойдёшься, — фыркнул Демьянов. — В отличие от нас с Румянцевым, ты в камере выспался. Заскочим к тебе только на пять минут, чтобы ты в форму переоделся и пропуск забрал.

Уже на обратном пути от бывшей квартиры Демьянова задал вопрос:

— Что дальше по плану у Павла?

— Микулин, завод № 24. Александр Александрович бьётся за повышение ресурса двигателя АМ-38 до 100 часов. Паша с ним сталкивался на фронте. Говорит, хорошо помнит конструкцию.

«Паша»… Неужели Санька начал привыкать к тому, что в теле его племянника теперь живёт совсем другой человек?

Что же касается планов Воронцова… Вот и ладненько. Может, более надёжный мотор удастся запустить в серию не в июне 1941 года, а чуток пораньше…

18

Праздник отметили в семейном кругу. Разумеется, уже после дежурства на телефоне во время демонстрации трудящихся, на время которой всех сотрудников центрального аппарата НКВД переводят в режим «повышенной боеготовности».

Репортаж с парада Демьянов слушал по радио. Судя по всему, особой разницы между тем, что было в его прошлом, и этой реальностью, не наблюдалось. Знал, что у генералов очень чесались руки прогнать по Красной площади новенькие КВ и «тридцатьчетвёрки», но то ли Сталин мудро решил, что не стоит ими прежде времени пугать немцев, то ли просто «не срослось» их показать берлинским «друзьям». Нельзя сказать, что такое положение дел не порадовало: как уже было известно от разведки, про эти танки немцам известно. Но совершенно неизвестно об их технических характеристиках, которые не сложно было бы определить по фотографиям, появись они на параде.

Так что настроение вечером, когда Кира и Анастасия Кирилловна накрыли ужин, было приподнятым. Тем более, пока женщины носили на стол тарелки и бокалы, Николай занимался дочкой, недавно научившейся ходить. Валечку вскоре, конечно, отправили спать, но и она успела внести свой вклад в праздничную атмосферу. Лишь от того, что следующие Октябрьские праздники пройдут в военной обстановке, сжималось сердце. Но пока об этом знают только он и Кира. Да и вообще в огромной стране ведают чуть больше десятка людей. Готовятся миллионы, но пока даже не догадываясь об этом. Просто выполняя указания начальства производить ту или иную продукцию, которая всего через семь месяцев понадобится Фронту.

Готовятся… Кто-то выполняет указания, а кто-то всеми силами пытается их саботировать, настаивая на своём.

В субботу, 9 ноября, у Демьянова состоялась очередная встреча с Таубиным и Бабуриным в их КБ. Оба очень недовольны тем, что Николай верно оценил силу отдачи их авиапушки, не лезущую ни в какие рамки технического задания на это оружие. В общем-то, оно понятно: по действующему законодательству конструктор получает отчисления за каждый экземпляр продукции, разработанной им. А тут вышел облом с постановкой их МП-6 на вооружение. Да ещё и на вздрючку от Сталина нарвались. Так что смотрят на замначальника ОПБ, если не как на врага всего трудового народа, то как на лично своего — точно.

«Переживу как-нибудь», — мысленно махнул на это Николай.

— Удалось изменить кассетное питание на ленточное? — первым делом спросил он.

— Мы не считаем это решение правильным, — объявил Яков Григорьевич.

— Товарищ Таубин, если у вас не получается это сделать, то я могу вам подсказать, кто займётся такой переделкой.

— Что значит «не получается»? Вариант с ленточным питанием почти закончен. Но я не согласен с принципиальным решением о таком боепитании.

— Спасибо за откровенность. Но когда вы наконец-то изготовите два заказанных вам образца, мы можем взять оба варианта вашей пушки, разместить их в тесной рубке зенитной самоходной установки, и вы лично займётесь сравнением удобства заряжание как одного варианта, так и другого.

— Речь не об удобстве красноармейцев, а о простоте конструкции.

— Ошибаетесь, — хмыкнул Демьянов. — Речь о надёжной защите войск от авиации противника. А она складывается, в том числе, и из скорости перезарядки пушек. И если ради того, чтобы вы упростили конструкцию, бойцу придётся каждый раз корячиться, втискивая короб с кассетами между стенкой рубки и телом пушки, тратить на это дополнительные секунды, то грош цена такому упрощению. Как раз получится тот случай, когда простота хуже воровства. Тем более, насколько мне известно, для изготовления короба питания требуется значительно бо́льший объём работ, чем для штамповки звеньев ленты.

И кому, бляха, на ум пришло делать такой убойный патрон, длиной 152 мм? Мало того, что конструкция самолёта его отдачу едва-едва держит (правда, уже в пушке Волкова и Ярцева, а не в таубинской), так и эрзац-башня ЗСУ едва-едва справляется с ней. Может, всё-таки внести предложение об ускорении принятия на вооружение патрона 23х115, как это будет в 1944 году у Нудельмана?

— Если вам не хватает времени на доработку пушки МП-6, то могу лишь посоветовать сосредоточиться на одной теме, а не разбрасываться на прожекты, вроде 37-мм авиапушки, противотанково-зенитной и АП-12,7.

— Что значит, «прожекты»? — возмутился Бабурин.

— А то, Михаил Никитич, что вы с Яковом Григорьевичем пытаетесь делать столько, что у вас ни на что не хватает времени. И ничего за последние несколько лет так и не довели до ума. И не доведёте, забросите, как предложенный вами год назад зенитный вариант МП-3. Поэтому я и называю всё перечисленное прожектами. Я настоятельно прошу: сделайте поскорее МП-6 с ленточным питанием, поскорее избавьте её от массы конструкторских ошибок. Поверьте, для меня не секрет, что она не может конкурировать с пушкой Волкова-Ярцева не только из-за бешеной отдачи, но и из-за низкой надёжности. Включая ту недоработку, из-за которой возникают случаи выстрелов при незакрытом затворе. Вы хоть понимаете, что очередную неудачу вам из-за этой массы обещанных, но так и незаконченных работ, просто не простят?

— Вы нам грозить вздумали? — побагровел Таубин.

— Я вам жизни хочу спасти, — фыркнул Демьянов. — Более, извините, не имею права говорить. Я и так уже лишнее сказал.

Переход на крик сдержал Бабурин, успевший дёрнуть коллегу и товарища за рукав. Чтобы дать успокоиться конструкторам, над которыми действительно уже кружилась старуха с косой, и привести в порядок собственные нервы, пришлось отойти в курилку и стрельнуть там папиросу. Табачный дым с непривычки «ударил по шарам», и Николай, закашлявшись, даже не выкурил половины набитого в неё табака.

За пятнадцать минут, пока он отсутствовал, напряжение немного спало. Но разговаривать замначальника ОТБ-100 начал с Бабуриным.

— Михаил Никитич, насколько я помню, проблема с зенитной установкой на базе МП-3 возникла из-за лафета. Вы не возражаете, если я подключу к его разработке стороннюю организацию?

— Мы не единожды это пытались сделать в прошлом году…

— Я знаю. Но у меня чуть больше возможностей для этого, чем у вас. От вас требуется лишь чертежи с указанием соединительных размеров тела пушки. Только очень уж прошу: постарайтесь не затягивать с разработкой ленточного питания до нового года. Я не шутил, говоря о том, что вы уже находитесь под пристальным вниманием контролирующих органов. Вам просто позарез нужен хоть какой-то успех, чтобы оправдаться перед ними. Отложите все проекты, находящиеся на начальной стадии разработки, сосредоточьтесь на тех, которые уже «на выходе». Конкретно — зенитка на базе вашей мотор-пушки и гранатомёт.

— Но гранатомёт «зарубили» сами военные, предпочтя ему ротный миномёт.

— Тем не менее, отзывы об его использовании в ходе Финской кампании достаточно неплохие. И я лично считаю, что за «машинкой» большое будущее. Если, конечно, избавиться от выявленных недостатков.

— Каких именно? — недовольно буркнул Таубин.

— Многочисленные задержки и поломки, вызванные низким качеством пружин экстрактора и выбрасывателя. Всё та же система питания от кассет, которую необходимо заменить ленточным питанием. Конечно, для увеличения надёжности неплохо было бы уменьшить калибр, но разработка нового боеприпаса — это слишком уж длительный процесс. А время не ждёт.

— Ну, и когда вам нужны эти гранатомёты?

Глаза Якова Григорьевича смотрели с насмешкой.

-Вчера. А ещё лучше — год назад, чтобы их нужному времени успели наделать хотя бы несколько тысяч штук.

— Да вы хоть малейшее представление имеете о том, что такое конструирование оружия? — снова начал заводиться Таубин.

— Некоторое имею, — постучал Николай пальцем по ордену Ленина на груди. — Я, конечно, не настолько «продвинутый» конструктор, как вы с Михаилом Никитичем, но кое-какой вклад в это дело внёс. Поэтому предлагаю не меряться письками, а подумать о том, как выйти из ситуации с вашими незаконченными разработками.

Бабурин, услышав о письках, только хрюкнул, сдерживая смех. Но шутка, пожалуй, подействовала и на Таубина. Это не значит, что в процессе обсуждения графика работ над мотор-пушкой и автоматическим гранатомётом им не пришлось больше повышать друг на друга голос, но накал страстей всё же чуть ослаб.

19

Конец ноября — далеко не лучшее время для посещения Сталинграда. Пусть зима здесь намного теплее московской, но тоже зима. Серость, мрачное небо, снег. И ветер, хлещущий в лицо.

Прямой трамвайной линии до тракторного завода ещё нет, конечная станция — завод «Красный Октябрь», от которой до проходной СТЗ ещё пять вёрст. Но за Демьяновым и Кошкиным прислали с завода старенькую Газ-А, и не пришлось топать пешком.

Михаил Ильич на заводе не впервые, его тут прекрасно знают как конструктора «тридцатьчетвёрки», производство которой на Сталинградском тракторном уже запущено в серию. Но качество сборки пока… прихрамывает. Если мягко выражаться. Военпреды с ног сбиваются но недобрую традицию сталинградцев гнать брак, которую заложили ещё в первые годы выпуска тракторов, изжить пока не удалось. Когда-то доходило до того, что процент брака при производстве деталей тракторов доходил до 250. То есть, на 10 годных выпускалось 25 бракованных. К военной продукции, конечно, отношение более ответственное, но и тут не без греха.

Да и что считать за военную продукцию? Часть тракторов СТЗ-3 поступает в армию в качестве артиллерийских тягачей. На базе него завод производит уже «чистые» арттягачи-«головастики» СТЗ-5-НАТИ, у которых и керосиновый двигатель, и рама, вызывающая много претензий, те же самые, что и у «трёшки». А ведь шасси «пятёрок» уже используется для сборки «Катюш». Теперь же Николай с Михаилом Ильичём хотят предложить заводским конструкторам подумать над ещё одним проектом.

Речь о гусеничном тягаче-бронетранспортёре, способном и красноармейцев до поля боя довезти, и поддержать их пулемётным огнём, и какую-нибудь пушчёнку по бездорожью тянуть, и боеприпасы к ней под ружейно-пулемётным обстрелом доставить. Разумеется, шасси СТЗ-5 годится и для установки зенитной спарки пулемётов или авиапушек.

Но первым делом после получения пропуска — в кадры, чтобы отметить командировочные удостоверения. Кошкин и тут «свой». По крайней мере, секретарша, ставящая печать на документе, расцвела при его виде.

— Опять к нам, товарищ конструктор? Ой, как бы я хотела такую работу, как у вас: жить в Москве, а кататься в командировки по всему Советскому Союзу!

— Ну, особо хорошего в этом ничего нет, — улыбнулся он, но не так лучезарно, как девушка. — Один раз съездить ещё можно, а вот постоянно… Ни жену не видишь, ни дочек.

— Так вы женаты, — скользнула в голосе секретарши тень разочарования. — А ваш товарищ? Он у нас, кажется, э-э-э, товарищ капитан госбезопасности. Надо же! Такой молодой, а уже в таком высоком звании!

— Товарищ капитан госбезопасности тоже женат, — скривился Николай.

Как там говорил Жванецкий? Женщины делятся на две категорию: «прелесть, какие глупенькие», и «ужас, какие дуры». Эта, похоже, относится к первой. Умом откровенно не блещет, но компенсирует его отсутствие смазливой мордашкой и приветливостью. Или вбила в свою головку мечту перебраться в столицу, и теперь клеится к каждому командированному москвичу?

— Ой! — засмеялась она, постреливая глазками. — Знаю я вас всех. Через неделю командировки все, как один, становитесь неженатыми. Как тут один товарищ, приезжавший с Кавказа за техникой, выражался, «если мужчина, уезжая из дома, переехал три моста, он автоматически уже холостой». А вы по пути из дома явно не три моста переехали, а намного больше.

Шлёп, шлёп, и два фиолетовых оттиска красуются на командировочных удостоверениях.

— В общем, товарищ Демьянов, не забудьте, что у нас тут в клубе и танцы случаются, — чуть потянула девица с тем, чтобы отдать ему командировочное.

Ох, не проста дамочка! Как бы невзначай из-под юбки выглянула тугая икра, обтянутая шёлковым чулком. Офигеть! Да по нынешним временам они — даже не дефицит, а необыкновенная роскошь! С кем же она спит, если тот способен сделать ей такой подарок?

— Бестыжая ты, Женька! — фыркнула на неё грузная дама, казалось, с головой ушедшая в разложенные по столу бумаги с таблицами. — Неймётся тебе…

— Ну, а что, Полина Игнатьевна? Уж и помечтать о хорошем муже в Москве нельзя?

В заводском КБ идею москвичей забронировать артиллерийский тягач восприняли без особого энтузиазма. В том смысле, что попробовать сделать «на коленке» прототип из обычного, неброневого листа, не возражали, а вот о серийном производстве пока речи идти не могло: завод и так едва-едва справляется с военными заказами. Да и то — не всегда. А ведь ещё и гражданскую продукцию выпускать надо. Машинно-тракторные станции готовы «проглотить» столько техники, сколько будет выгнано из заводских ворот. Выпуск транспортёров на базе СТЗ-5-НАТИ возможен лишь за счёт сокращения производства тракторов или арттягачей, а на это без правительственного постановления никто не пойдёт.

Но прототип — задача Демьянова. Кошкин сражается с повышением надёжности главного фрикциона Т-34, стальные диски которого коробит при эксплуатации. Из-за чего на танке становится невозможно полностью разомкнуть сцепление. Возможностей исправить ситуацию две: либо прореза́ть в дисках бороздки, которые предотвратят коробление, либо применять схему не «сталь по стали», а феродо по стали. Перемудрили товарищи конструктора, пытаясь удешевить машину! Вот и рубятся теперь, обсуждая и просчитывая варианты.

Вообще работы по внесению изменений в конструкцию танка очень много. Что называется, делать — не переделать. Ведь даже в памяти попаданца отложился такой факт, что к концу выпуска модели Т-34-76 её себестоимость снизилась вдвое и, кажется, на столько же уменьшились затраты машиночасов оборудования. Но нынешняя «тридцатьчетвёрка» — не чета той. По конструкции она ближе к Т-44, хотя вооружение прежнее — пулемёты ДТ и пушка Ф-34. Его должно хватить на первый год войны, а когда появятся немецкие танки с более толстой бронёй, можно будет подумать и о 85-мм орудии.

Секретарша Евгения в следующий раз попалась на глаза Николаю дня через два. Точнее, это он ей попался в заводской столовой. И напрочь сразил прикрученным к гимнастёрке орденом Ленина.

— Здравствуйте, товарищ Демьянов. Так вы, оказывается, ещё и орденоносец? А за что вы своё орден получили? Наверное, за подвиг? Может, вы к нам в общежитие придёте и расскажете о нём? Девочкам очень интересно будет. Тут же от общежития, в котором вас поселили, до нашего, женского, всего ничего бежать.

— Товарищ… Простите, не знаю вашу фамилию…

— Да чего уж так официально? Можно просто Женечка.

— Хорошо, пусть будет Женечка, — усмехнулся Николай. — Женечка, а вас не смущает то, что я из структуры Госбезопасности?

— Ну и что? Там тоже живые люди работают, а не каменные истуканы. И тоже нуждаются в женском обществе. В общем, будем ждать вас завтра вечером. Договорили?

Она, не обращая внимания на недовольный вид командированного, торопливо рассказала, как найти её комнату в общежитии.

— А ваш любовник не будет против такого визита?

— Какой ещё любовник?! — возмутилась девица. — Я честная девушка!

— Ну, тот, что вам дарит такие дорогие подарки, как например, заграничные чулки.

— Ой, прямо уж любовник, — отмахнулась секретарша. — Набивается тут один в женихи, вот и пытается меня задобрить подарками. А я что, дура, чтобы отказываться от них?

И снова из-под юбки выглядывает икра, затянутая в шёлк.

— Да только нужен-то мне этот скучный горторговский снабженец. Он же старый, ему уже целых тридцать два года. А потом мы танцы устроим. Клавка на аккордеоне будет играть, а мы танцевать. Я так люблю танцевать!

— Глянь, Вовка, Зотова опять командировочного пытается охмурить, — послышалось за соседним столиком. — Её Штольц, видите ли, для неё старый.

— Ага. А товарищ капитан — новый.

Вовку, похоже, совсем не заботило, что Николай может услышать его реплику.

— Дураки, — подскочила со стула Евгения. — Да Генрих был ни капельки не против того, чтобы я с товарищем Демьяновым познакомила, когда я сказала, из какой организации Николай Николаевич к нам приехал.

Нет, не прелесть, какая глупенькая, а ужас, какая дура!

— Танцы под аккордеон, говорите? Ну, если только ради танцев… Кстати, а какой у вас любимый танец?

— Вальс, конечно! Но я и танго умею танцевать.

— Надо же! Тоже обожаю танго. А кубинское болеро умеете танцевать?

Девушка, уже опустившаяся на стул, растерянно мотнула головой.

— Ничего страшного, я научу.

— А что это такое вообще?

— Болеро — это испанский народный танец, но также очень популярный и на Кубе. А совсем недавно одна мексиканская девочка написала просто потрясающую песню в этом стиле. Только послушайте:

Николай тихонько напел первый куплет, который только и знал.

— Знаете, как это переводится?

— Как красиво, — под ухмылки ребят за соседним столиком пискнула кадровичка.

Демьянов бросил на них недовольный взгляд и поднялся на ноги.

— Вы извините, Женечка, но давайте продолжим наш разговор не здесь. Вы не против, если я для этого подойду к вам в отдел кадров через… часик? — взглянув на часы, обнадёживающе улыбнулся чекист.

20

Сооружение, высотой почти восемь метров, напоминало главное мусульманское святилище: кубическая форма, чёрный цвет стен. Только вместо обломков метеорита, некогда упавшего в Аравии и являющегося предметом поклонения кочевников уже многие столетия, вполне земные материалы. Хотя и не совсем обычные. Необычные невидимой опасностью, исходящей от них. И эти материалы отнюдь не встроены в одну из стен куба, а спрятаны глубоко внутри.

— У Малевича был чёрный квадрат, а у нас теперь — чёрный куб, — усмехнулся нарком, сверкнув стёклами пенсне. — Коммунистическая Кааба.

— Мне тоже приходила в голову подобная ассоциация, — улыбнулся Курчатов. — Только мы, в отличие от религиозных фанатиков, не собираемся делать из нашего уранового котла объект поклонения. После его демонтажа использованные материалы будут задействованы повторно, но уже в более мощной установке.

— Какую мощность развила эта «кааба»?

— Пока ещё мизерную, всего около трёхсот ватт. Но мы строили её исключительно для доказательства на практике возможности осуществления управляемой ядерной реакции.

— А плутоний?

— Химики работают над выявлением его следов в топливе, облучённом нейтронами. Расчёты показывают, что этот элемент должен был образоваться во время эксперимента. Но вы же понимаете, товарищ Берия, что это опытная, лабораторная, а не промышленная установка. И лишь следующая, к расчётам которой уже приступили Ферми и Оппенгеймер, в некоторой степени станет прообразом промышленных.

— Как, кстати, иностранцы отнеслись к тому, что вы сумели сделать этот… котёл?

— Ферми поразился: в его представлении в Советском Союзе такого не могло случиться. И очень увлёкся работой, когда я выложил ему принципы действия котла. Предлагал, правда, сначала проверить возможность увеличения потока нейтронов на более мелких установках, но у нас же были данные по его «Чикагской поленнице», подсказанные товарищем Демьяновым. Так что мы, по сути, повторили эксперимент самого Ферми, проведённый им в другой истории двумя годами позже.

— То есть, Демьянов вам помог?

— Да, товарищ Берия. Не могу сказать, что сделал всё за нас: всё-таки математические расчёты нам пришлось производить самостоятельно. Но подсказал идею, а её проверка математикой показала, что Николай Николаевич ничего не перепутал. Да и его подсказка, где взять уран для работы, многократно сократила время подготовки к эксперименту.

Курчатов сделал паузу в несколько секунд, о чём-то задумавшись,а потом продолжил.

— Ферми — человек науки. И хотя он нам не вполне доверяет, но мы предоставили ему возможность творить то, о чём он раньше лишь мечтал. Поэтому очень увлёкся. С Оппенгеймером и того проще: он в значительной степени разделяет коммунистическую идеологию. И тоже очень увлекающийся человек. Порой, его приходится насильно отправлять отдохнуть и даже пообедать. Есть проблемы с Лео Сциллардом. Он не приемлет коммунистических идеалов и является убеждённым пацифистом. В то же время ненавидит нацистов, от которых пострадал. Ну, и несколько обижен на то, что его похитили из Соединённых Штатов.

— Отказывается работать?

— Нет, товарищ Берия. Я поделился с ним наработками своего харьковского знакомого Льва Финберга в области влияния радиации на биологические объекты, и Сцилларда они очень заинтересовали. Но время от времени, как выражается Демьянов, Лео начинает «капать на мозги».

— Финберг? — наморщил лоб нарком. — Я не помню такую фамилию среди ваших сотрудников.

— К сожалению, он уже умер. Но перед смертью переслал мне результаты своих исследований, которые проводил в Харькове. Благодаря наработкам Лёвы, нам удалось защитить исследователей от облучения во время работы вот этот котла, — махнул рукой Курчатов в сторону «коммунистической Каабы».

— Но вы утверждали, что десятки тонн графита, которые использованы при его постройке, тормозят поток образующихся в нём нейтронов.

— Совершенно верно, товарищ Берия. Тормозят. Но этого недостаточно для того, чтобы их полностью нейтрализовать. При постройке прототипа промышленной установки нам придётся всю его конструкцию прятать в своеобразное укрытие из стали, бетона, свинца, воды и пластмасс. Именно эти вещества наиболее активно поглощают нейтроны. А ещё — выдумывать систему охлаждения котла, если хотим получить от него хоть сколь-нибудь значимую мощность.

— То есть, в ближайшие месяцы мы не дождёмся возможности получения электроэнергии из атомного ядра?

Курчатов захотелось захохотать во весь голос, но он сдержался.

— Товарищ Берия, в ближайшие два года нам не удастся даже изготовить урановый котёл для наработки плутония в количествах, достаточных для производства хотя бы одной бомбы. А электростанция на принципах расщепления ядер урана — это очень отдалённая перспектива, не ранее 1950 года. Для неё нам необходимо не только рассчитать котёл, пригодный для выработки большого количества пара, но и создать целую отрасль по добыче и переработке урана. И, как я понимаю, после начала войны финансирование наших исследований значительно сократится.

— Что вы знаете о войне? — резко повернул голову к физику нарком.

— Товарищ Демьянов упоминал, что Советский Союз не останется в стороне от мировой бойни. И что ждать начала этой войны следует уже будущим летом.

— Демьянов слишком много языком болтает, — недовольно пробурчал Лаврентий Павлович. — Кому, кроме вас он об этом рассказывал?

— Николай Николаевич, насколько мне известно, ни с кем из моих коллег-физиков не контактирует. Но мы ведь и сами умеем анализировать, а всё говорит о том, что следующей целью Гитлера будет Советская страна. Следующей крупной целью.

— Поэтому мы и торопим вас. Хоть и понимаем, что оружие на принципах деления атомного ядра к началу войны вы сделать не успеете. Но у вас будет хороший задел для того, чтобы оно появилось либо в ходе неё, либо сразу после окончания.

Игоря Васильевича ознакомили с материалами «Проекта 20/23» лишь в части, касающейся его дел, поэтому представления о том, насколько затянется грядущая война с Германией, он не знал. И если Берия, хорошо понимающий всю сложность создания оружия на принципах деления ядра, говорит о том, оно может появиться в ходе этой войны… Да на сколько же лет затянутся боевые действия?

— Товарищ Курчатов, подскажите, насколько правдоподобной выглядит легенда о вашей поездке на Урал, если мы подкинем немцам версию о том, что вы ездили туда в поисках места для завода по добыче тяжёлой воды?

— Вполне правдоподобно. Не следует лишь забывать о том, что данный процесс очень энергоёмкий, необходимо иметь поблизости мощные электростанции.

— Ну, с этим проблем нет, — удовлетворённо кивнул нарком.

— Значит, немцы всё-таки интересуются нашей работой?

— А чего вы хотите? Такая фигура, как Ферми, просто не может не привлечь их внимания. Но вы уверены в том, что котёл на тяжёлой воде — тупиковый путь?

Курчатов нахмурился.

— Не вполне. Расчёты показывают, что теоретически его создать можно. Но использование в качестве замедлителя нейтронов графита значительно проще и дешевле, чем применение для этой цели тяжёлой воды. Кроме того, нам необходима наработка плутония, а необходимых нам реакций легче добиться, если мы пойдём по подсказанному Демьяновым пути. Возможно, позже, когда у нас появится опыт, мы попытаемся сделать и тяжеловодный котёл. Понимаете, в этом деле масса нюансов…

— Как и в любом деле, — сверкнули стёкла пенсне. — Но вы гарантируете, что очередное «подтверждение» нашего интереса к котлам на тяжёлой воде замедлит немецкую урановую программу?

— Гарантирую, — кивнул ядерщик. — Четыре-пять лет у нас точно будут, чтобы не беспокоиться о германской бомбе. Тем более, немцы не сконцентрировали специалистов в одном исследовательском центре, как это сделали мы, а распылили их усилия по трём конкурирующим группам.

21

Прокол Штольца заключался в том, что он не придумал ничего лучше классической «медовой ловушки»: подложить под Николая глупенькую, но смазливую девицу. Чтобы не «светиться» самому, нашёл кому шепнуть, чтобы дошло до одного из воздыхателей Евгении, который должен «в разгар процесса» ворваться в её комнату и закатить дебош, чтобы вызвали милицию и зафиксировали «грехопадение» командированного. А потом «те, кому надо», шантажнут любвеобильного московского гостя угрозой «настучать» о случившемся его супруге. Может, для уровня выходца из Республики немцев Поволжья (очень уж сомнительно, что он успел согласовать свои действия с куратором из германского посольства) это и верх хитроумности, но Демьянов-то, в отличие от Генриха, немало шпионских детективов читал. Просто не получил ещё этот литературный жанр такого распространения, как в разгар «Холодной войны».

Похоже, Женьку он использовал «втёмную». Разве что, в очередной раз напел в уши, как красиво живут в Москве орденоносцы в званиях, соответствующих армейскому подполковнику. В общем, к субботнему вечеру, как они договорились, Евгения была во всеоружии: нарядное ситцевое платьишко, едва прикрывающее коленки, белые босоножки (благо, в общежитии тепло, и никуда по улице бегать не надо), шёлковые чулочки, слегка подведённые помадой губы, завитые локоны волос… Правда, общага несколько не подходила для занятий сексом: тонюсенькие дощатые перегородки между каморками на четыре человека не достигают потолка, а «удобства» только во дворе. Ну, не считая одной умывальной комнаты на весь этаж барака. И грозная вахтёрша при входе, известившая, что до десяти вечера все посетители мужеского полу должны покинуть общежитие. Иначе она вызовет милицию, которая с нарушителями распорядка дня церемониться не станет. Невзирая на лица и количество геометрических фигур в петлицах.

«Беспроволочный телеграф» разнёс новость о танцах под аккордеон, на которые приглашён аж цельный капитан НКВД, сработал ничуть не хуже какого-нибудь «залипательного видео» в соцсетях. Ну, и Демьянов к этому руку приложил, рассказав нескольким молодым командированным. Так что аншлаг в тупичке коридора женского общежития имелся.

Подружка Евгении действительно недурно владела инструментом. Хулиганить — так хулиганить, и Николай во время одного из перекуров, устроенных для партнёров, к жуткому неудовольствию организаторши танцулек, уговорил Клавдию на некоторое время уединиться в комнатке на втором этаже барака. Десять минут репетиции, и в этом мире почти на тридцать лет раньше появилось танго «Помоги мне» из «Бриллиантовой руки». В исполнение которого Демьянов вложил всю тщательно скрываемую шестидесятилетним разумом хулиганскую сущность. Ну, помните исполнение этой песни Наташей Королёвой? С характерным малоросским «г» в припеве.

В общем, публика была в экстазе, а Женька с восторженным визгом повисла у него на шее. Однако! У неё не только ноги, периодически приоткрываемые развевающейся нижней частью платья, недурственные, но и грудь вполне достойная внимания… Но попытку Евгении утащить его в комнату, где она живёт, обломали её же подруги, потребовавшие записать слова. А пока он царапал карандашом на бумажке «шедевр», недовольную секретаршу пригласил на танец кто-то из командированных, оценивший стати секретарши.

Пока он по окончании танца вешал лапшу на уши провокаторше, Клавдия передала инструмент одной из подруг и, объявив «Белый танец!» решительно подошла к Николаю. Женьке лишь осталось ревниво грызть губы и довольствоваться прежним партнёром.

— У вас с Женей серьёзно? — неожиданно спросила Демьянова Клава.

— Да бог с вами! — удивился он вопросу. — Какие могут быть серьёзные отношения с девушкой, которую я до этого вечера видел раза четыре? К тому же, я женат, а сюда приехал очень ненадолго. Скучно же вечером сидеть в гостинице, вот я и пришёл, когда она сказала, что тут будут танцы.

— Я почему-то так и подумала, что она врёт про то, что вы собираетесь на ней жениться и увезти с собой в Москву.

— Без меня меня женили, — засмеялся Николай.

— Вот и я, пообщавшись с вами, подумала, что она вам не пара. Вы для неё слишком умный. Хотя для некоторых мужчин главное — не ум, а что-то другое, — вздохнула девушка.

Вздыхать было от чего: красавицей Клавдию назвать сложно. Глазки небольшие, невыразительные. Нос картошкой, скулы выпирают. Да и фигура так себе: грудь крошечная, талии практически нет. Зато аккордеоном владеет просто шикарно. Напетую мелодию танго ухватила моментально и исполнила превосходно.

— Для некоторых — да. И я даже знаю, что именно, но не буду говорить эти пошлости. Вы лучше скажите: вы где-то обучались играть или самоучка?

— Самоучка.

— А нотную грамоту знаете? Смогли бы записать нотами хотя бы то танго, что мы с вами исполнили?

А драка в тот вечер всё-таки случилась. И не одна. Первая началась, когда по завершении вальса Зотова подскочила к Николаю и Клавдии, которую Демьянов решил сманить в Москву, чтобы сделать автором песен из будущего, которые хотел бы «запустить в обращение». Услышав, что в столицу едет не она, а неказистая Клавка, Евгения вцепилась ей в космы.

Женскую драку удалось растащить довольно быстро, но ни о каком уединении с секретаршей в пустующей на время танцулек комнатке уже речи не шло. Рыдающую Женьку увели, а вахтёрша, плотная женщина лет тридцати пяти, приняла волевое решение прекратить мероприятие. Да и до «естественного» окончания танцев оставалось уже минут сорок.

Её продолжение состоялось уже после того, как капитан, успокоив Клавдию (кстати, трудившуюся нормировщицей в цехе сборки тракторов) и окончательно договорившись, как поддерживать с ней связь, отправился в «отдельно стоящее здание, обозначенное на плане буквами мэ и жо». Его на улице ждали двое крепких парней, один из который заходил в общежитие после окончания женской драки. Третий стоял чуть в стороне, как бы не имея отношения к остальным. В общем, как в своём «хулиганском» альбоме пел Юрий Лоза, «вот встреча двух цивилизаций — от них один, от нашей три». Только закурить не спрашивали, а просто молча двинулись навстречу.

— Ребята, у вас какие-то проблемы? — улыбнулся Демьянов, хоть в темноте улыбки и не было видно.

— Чего? Слышь, приезжий, ты чё к нашим бабам пристаёшь?

Оба значительно крупнее Николая, а третий примерно одинаковой с ним комплекции, но пока держится позади.

— Конкретнее можешь сказать, к кому именно?

— Вон, к Женьке все танцы лип, а потом и вовсе её обидел.

— А ты ей кто?

— Жених! — вызывающе вздёрнул голову один из здоровяков.

— Так ты Генрих, что ли? Она вроде говорила что её жених Генрих Штольц постарше будет.

Упоминание снабженца откровенно взбесило парня.

— Ах ты, сука!

Уход с траектории полёта увесистого кулака, короткий ответный тычок в область солнечного сплетения, а следом каблук сапога прилетает в грудь второму, чуть запоздавшему с нападением. Первый, согнувшись пополам, пытается поймать воздух, а второй, шлёпнувшись на слегка припорошённую снегом мёрзлую землю, приходит в себя. Зря, что ли, Демьянов практически каждую неделю тренируется на базе ОМСБОН, передавая будущим диверсантам навыки рукопашки, полученные ещё в учебке ДШБ?

А вот и третий прорезался сверкнув ножом.

— Стоять, — лязгнул капитан металлом, передёргивая затвор ТТ. — Брось нож, пока пулю не схопотал.

Всё-таки он правильно поступил, поменяв новенькую кобуру на потёртую, с хорошо разработанной защёлкой: так бы секунд пять провозился, пытаясь её открыть.

— Ты чё, мужик? — замер на месте парень, но нож не выпустил.

— Брось нож, я сказал, — взводя курок, повторил Демьянов.

Под ноги нападающего упала финка, и Николай отступил на шаг назад, чтобы контролировать и восстанавливающего дыхание «жениха».

— Слушай, может, мирно разойдёмся, а?

— Может, и разойдёмся. Всё зависит от того, насколько охотно будете рассказывать, чего вам от меня надо было.

Кажется, «жених» смог отдышаться, но не разгибается, пытаясь подловить противника, когда тот чуть отвлечётся.

— Встань рядом с ним, — повёл стволом в его сторону чекист. — Дёрнешься — без разговоров пулю всажу.

— Да мне пох*ю, — начал разгибаться тот. — Ты мою девчонку обидел.

— Товарищ капитан госбезопасности, что у вас там происходит?

Сзади за спиной торопливые шаги.

— Всё в порядке, сам справлюсь.

Буквально на мгновение Демьянов отвлёкся на подходящего военинженера из таких же, как и он, командированных, но этого хватило, чтобы разъярённый ревнивец бросился вперёд, нанеся скользящий удар в ухо. В голове сразу зашумело, но тренировки, в ходе которых не раз доводилось пропускать и более серьёзные удары, помогли устоять на ногах. Главное, что двое остальных, услышав слова «капитан госбезопасности», рванулись не на Николая, а в разные стороны. А дальше… Дальше был довольно недолгий обмен ударами.

22

— Ну, докладывай, бабник и дебошир, как дела в Сталинграде?

Судя по началу разговора, у Румянцева неплохое настроение.

— Что, же настучали? — криво усмехнулся замначальника ОТБ-100.

— Должен понимать, что за тобой следят всегда, везде и всюду. — Тем более — сейчас, когда наши «друзья и союзники» заинтересовались деятельностью нашего учреждения.

— Ага. «Наши зарубежные партнёры», как говорил о таких «друзьях» и «союзниках» президент России, при котором я сюда загремел.

— Что, не понимал исходящей от них угрозы?

— Наоборот, очень хорошо понимал, но напрямую не мог их назвать потенциальными противниками: у нас же там, сука, любое его кривое слово старались истолковать как доказательство извечной агрессивности России и ускорить военную истерию. Так что народ моментально не только понял, что значат слова «зарубежные партнёры», «заокеанские партнёры», но и стал их широко применять в саркастическом, издевательском контексте. Так тот военинженер, что в драку влез, тоже от конторы был?

— Какой военинженер? — не понял Анатолий.

Пришлось рассказывать, кому Николай обязан до сих пор побаливающим ухом и ссадиной на брови.

— Вряд ли, — мотнул головой тот. — Нам оперативно переслали только анонимку, в которой тебя обвиняют в недостойном чекиста аморальном поведении и нападении на жениха девушки, которую ты оскорбил своими приставаниями. Ну, и показания того парня, которому ты вломил.

— Блин, ну нафига было привлекать его к ответственности? Нож он, в отличие от товарища, не доставал. Да и отобрал я у него нож, пока тот «отдыхал».

— А его никто и не привлекал. «Капнули» про ваше «сражении у сортира», вот местные и провели профилактическую работу. Заявления-то ты не писал. А ножи, значит, всё-так были?

— Были. У этого, как я говорил, в кармане лежал, а его дружок успел финку вынуть, да только выбросил её, как только я ТТ пригрозил.

— Ох, неймётся тебе! Мало того, что другой «жених», твоей соседки по коммуналке, тебя чуть не прирезал, так ты снова на конфликт нарвался.

— Ты лучше другое скажи, — постарался «съехать» с темы Демьянов. — Наблюдение за Штольцем установили?

— Установили. Хоть он к вашей драке никаким боком. Даже «жениху» не сам нашёптывал, что ты к Зотовой неравнодушен.

— Уже, значит, неравнодушен?

— Ну, так ему рассказали, — развёл руками Анатолий. — Местные чекисты очень удивились такому приказу: Штольц у них на неплохом счету. Сын сотрудника ОГПУ, погибшего от рук белогвардейских недобитков. Его отец — один из создателей симферопольской школы младшего комсостава для о́рганов, плотно работал в 20-е с Землячкой, активно участвовал в расстрелах бывших врангелевцев. У них там возле этой школы все рвы телами расстрелянных были завалены. Но не уберёгся: отомстили. Да и сам Штольц регулярно на митингах выступает, правильные слова говорит.

— Как, блин, у вас тут всё просто! Говорит правильные слова на митингах, значит, человек на хорошем счету. Поступила анонимка на аморальное поведение в командировке, значит, надо поставить под подозрение.

— Да не злись ты так, — отмахнулся Румянцев. — Это же сразу выяснили, что никакого аморального поведения не было, все девчата за тебя горой встали, доказывая, что это не ты к Зотовой приставал, а она на тебя вешалась. Интересно только узнать, чем это ты их так подкупил?

— Песенкой, — засмеялся Николай. — Мы с аккордеонисткой быстренько разучили песенку, от которой те были в восторге.

— Это с той самой, которую ты тоже соблазнял, предлагая увезти её в качестве любовницы в Москву?

Демьянов матюкнулся одними губами.

— Уже, значит, в качестве любовницы? Это она сама говорит или в анонимке написано?

— В анонимке.

— А вот по поводу её приезда в Москву я хотел бы с тобой поговорить. Не как любовницы, а как человека, через которого можно будет запускать в народ хорошие песни из недалёкого будущего. Мы же с тобой уже говорили об этом, а тут попалась талантливая никому не известная девушка, на которую можно «списать» авторство этих песен. То самое танго, так тебе понравившаяся песня про Аксинью с юбкой синей. Они из сегодняшних музыкальных жанров очень сильно выпадают, и это можно списать на то, что это провинциальная самоучка, пишет музыку так, как ей нравится, а не подстраивается под модные течения. Это же можно ещё и в пропагандистских целях использовать: в Советском Союзе талантливая молодёжь от заводского станка может пробиться в звёзды эстрады.

— Ну, насколько я знаю, она не совсем от станка, — поправил подчинённого начальник «НИИ ЧаВо», выдав то, что сталинградские коллеги и по Клавдии прислали материалы.

— Сейчас — не от станка. Но начинала трудовой путь обычной сверловщицей. Я узнавал.

— Ну, раз так, то пиши докладную «наверх».

Поговорили они и по главной теме, ради которой Демьянов почти две недели проторчал в городе на Волге.

Макет бронетранспортёра за это время успели собрать на скорую руку, но за счёт узкой колеи и поднявшегося из-за навешенных бронеплит центра тяжести получился он неустойчивый, склонный к опрокидыванию при движении по наклонной местности. Расчёты, сделанные сталинградскими инженерами, показали, что СТЗ-5-НАТИ будет «на своём месте», если понизить высоту бронированного борта до полуметра и использовать машину в качестве транспортёра боеприпасов переднего края. Докладная о необходимости наращивания выпуска этой машины (даже в ущерб сельскохозяйственному СХТЗ-НАТИ) тоже уйдёт к наркому.

Кошкин потрудился с заводскими конструкторами более плодотворно. Ещё бы! Он всё-таки стоял у истоков создания «тридцатьчетвёрки». Да и предложения от армейцев по улучшению узлов и агрегатов читал внимательно. Поэтому в качестве переходного варианта главные фрикционы танка некоторое время будет делаться стальными, но с радиальными проточками, чтобы их не корёжило от нагрева, а после согласования со смежниками и стальные диски и вовсе заменят на детали с накладками из феродо. Это — что касается главной «болячки» революционной для данного времени машины. Именно сожжённые главные фрикционы, как помнил Демьянов, стали главной причиной потерь Т-34 на маршах. Ну, и прочих мелких доработок, вроде предложенных заводчанами опорных катков с внутренней амортизацией, хватало. Плюс сборка бронеплит корпуса «в шип», увеличивающая прочность сварных соединений, а также новый рисунок траков, улучшающий сцепление с грунтом при движении по склонам холмов.

И снова завертелось колесо контроля за решениями, над которыми работали уже сотни (если не тысячи) конструкторов в самых разнообразных отраслях. И снова «отличилась» «сладкая парочка» Таубина с Бабуриным, пытавшаяся жаловаться Берии на «произвол непрофессионала» Демьянова, «во вредительских целях пытающегося погубить хорошую авиационную пушку». Николаю даже захотелось плюнуть на всё и пустить дело на самотёк: хрен с ними, пусть всё заканчивается именно так, как это случилось в известной ему истории. На крайний случай, задержать реализацию в металле модернизационного модуля пушечного ЗСУ до начала выпуска авиапушек Волкова и Ярцева. Ну, или подключить к делу Нудельмана с более слабым патроном, который станут выпускать в 1943 году. Удерживало от такого шага только одно: очень не хотелось выглядеть в глазах Сталина очередным болтуном. Как там, в приписываемой Иосифу Виссарионовичу фразе? «Критикуешь — предлагай. Предлагаешь — делай. Не сделал — отвечай».

Именно эта фраза и прозвучала во время очередной встречи с Яковом Григорьевичем.

— И если вы не сделаете хотя бы то, что от вас нужно мне, отвечать вам придётся буквально за всё, что вы так и не довели до ума. Но затратили на все свои прожекты сотни тысяч народных рублей. Я вообще удивляюсь, как вы до сих пор не под следствием за растрату этих средств. Если в течение недели образцы для установки в зенитный модуль не будут готовы, то я умываю руки и больше не сдерживаю интерес к вашей деятельности моих коллег из других подразделений наркомата.

И ведь подействовало! Уже к 10 декабря с завода «Красное Сормово» пришла телеграмма об успешном испытании в составе модуля как одиночной, так и спаренной пушки ТБ-23. Всё! Полная линейка модулей для производства зенитных самоходных установок на базе устаревших танков готова. Можно запускать её в производство.

Главное — есть из чего. В голове Николая прочно засели цифры танков, имевшихся в западных военных округах на 1 июня 1941 года. Больше тысячи «отрыжки Тухачевского», слабосильных танкеток Т-27, которые годятся только в качестве легкобронированной пулемётной точки. Полторы тысячи лёгких плавающих Т-37 и Т-38, из которых почти половина требует среднего или капитального ремонта. Меньше двух сотен способных с трудом передвигаться, но сейчас в спешном порядке передаваемых в укрепрайоны в качестве бронированных огневых точек древних Т-18. Положа руку на сердце, они и там будут — не пришей… кобыле хвост.

Хрен с ним, чуть больше сотни плавающих Т-40 с крупнокалиберными пулемётами ещё побегают в качестве бронетехники разведподразделений. Но вот почти 600 двухбашенных Т-26 — однозначно только в качестве носителей модернизационных модулей. Заодно и те без малого 200 машин, требующих среднего и капитального ремонта, пройдут его в армейских ремонтных мастерских, которые и будут заниматься монтажом модулей. Туда же — четыре сотни БТ-2, 20% которых нуждается в среднем и капитальном ремонте. Если удастся переоборудовать модулями перечисленные бронированные машины, в чём Демьянов очень и очень сомневается (всё-таки это две с половиной тысячи единиц, и за полгода «наклепать» такое количество модулей практически невозможно), то дальше можно будет взяться за уцелевшие в пограничных сражениях Т-26 и БТ-5. Или написать докладную о том, что «неходячие» машины этих типов отправили в тыл, не дожидаясь, пока их захватят немцев? Это ведь, ни много, ни мало, а ещё больше тысячи танков, которые можно хотя бы каннибализировать на запчасти для ещё работоспособных. Ну, кроме тех, что тоже будут использованы как БОТы в обороне укрепрайонов.

23

Кому — подготовка к новогодним праздникам, а заместителю начальника ОПБ-100 капитану госбезопасности Демьянову — работы невпроворот. Причём, такой, которую не свалишь на плечи подчинённых. Просто потому, что больше никто не имеет представления о том, какие силы противника и в какой конфигурации будут сосредоточены вдоль советско-германской границы к 22 июня следующего, 1941 года. И в какие стороны будут направлены удары немецких группировок с начала войны. Это всё — персональное задание Сталина, решившего, как и известной Николаю истории, провести штабные учения в канун Нового Года и сразу после его празднования.

Главное отличие от тех самых учений — никакой игр в поддавки со стороны немцев, выражающихся в паузе на мобилизацию и, как было в тех штабных играх на карте, «пробуксовки» в ходе наступления. Всё в полном соответствии с планом «Барбаросса»: три группы армий, четыре танковых группы, в каждой примерно по тысяче танков (не забыть, что у Клейста их всё-таки имелось больше, чем у каждого из остальных командующих!), три главных направления удара, тактика глубоких охватов танковыми и моторизованными дивизиями вдоль «панцерштрассе».

Итак, что имеем?

Группа Армий «Север», которой придана Четвёртая танковая группа Гёпнера. Численность — около 800 тысяч «штыков», 30 дивизии, примерно 650 танков, 850 боевых самолётов, 1200 орудий. Бьёт с территории Восточной Пруссии. Главное направление удара — через Прибалтику на Ленинград. На начальном этапе в полосе ответственности действует ещё и Третья танковая группа Гота в составе 900 «панцеров», которая после захвата Вильнюса повернёт на Минск.

Группа Армий «Центр», в составе которой аж две танковые группы, Гота и Гудериана. Около одного миллиона 450 тысяч солдат и офицеров. Примерно 50 дивизий, 1700 танков, 900 самолётов, более 12 000 орудий. Гот молниеносным ударом бьёт в стык Северо-Западного и Западного фронтов, где почти нет войск, захватывает Вильнюс и от него поворачивает на юго-восток вдоль шоссе Вильнюс-Минск, где ему нет сопротивления из-за отсутствия в полосе наступления советских войск. В то же время «Быстроногий Гейнц» наступает вдоль шоссе Брест — Минск, а пехотные дивизии и корпуса Группы армий загоняют сосредоточенные в Белостокском выступе советские дивизии в огромный «котёл».

Группа Армий «Юг», усиленная Первой танковой группой Клейста. Более 900 тысяч человек, 16 000 орудий, почти 1200 танков, почти 1800 самолётов. Наносит удар южнее Припяти с польской и чехословацкой территории в направлении Киева. В полосе Южного фронта (Одесский военный округ) действуют румынские 3-я и 4-я армия в составе 14 дивизий и 8 бригад. Общая численность — более 320 тысяч солдат. Позже, когда уже завершатся приграничные сражения, к этой Группе Армий присоединятся венгерские, хорватские и словацкие части.

Насколько помнит Демьянов, советский Генеральный Штаб накануне войны считал, что главным направлением удара Гитлер изберёт Украину. Именно поэтому Киевский особый военный округ насыщался боевой техникой активнее других. Именно это позволило успешно продержаться по линии Днепра до начала августа. А вот удар в обход Белостокской группировки войск был полной неожиданностью, приведшей к огромным потерям в технике и живой силе.

Добавим к этому треклятый ремонт аэродромов, начатый в Белоруссии с наступлением тёплого сезона. Именно из-за него оказалось практически невозможно рассредоточить авиацию округа, что повлекло огромные потери в самолётах. Плюс неготовность укреплённых районов, заброшенных после продвижения границы на запад. Сейчас, конечно, укрепрайоны не просто не брошены, но и продолжают усиливаться, но, как показала практика, их роль в сдерживании бронированных кулаков не является определяющей.

— Вы, товарищ Демьянов, уверены в том, что расстановка сил «синих» и направление их ударов будут именно такими? — ознакомившись с картой, на которую Николай нанёс то, что он помнил, и пояснительной запиской к ней, задал вопрос Генеральный секретарь.

— Товарищ Сталин, небольшие детали, разумеется, отличаются от того, что у меня отложилось в памяти. Как, например, я не помню номеров конкретных корпусов и дивизий вермахта. Что же касается направлений ударов, то я в этом уверен.

Недоверие Вождя он сам объяснил всего одной фразой.

— Тяжело будет отразить такой удар, неимоверно тяжело. Но посмотрим, что предложат наши генералы и маршалы.

Закурив трубку и несколько минут постояв, склонившись над картой, Сталин поднял голову и пронзительно посмотрел в глаза попаданца.

— А как бы вы сам действовали в такой ситуации?

— Товарищ Сталин, у меня даже нет военного образования, чтобы судить об этом.

— У меня его тоже нет, но жизнь заставила вникать и в такие вопросы, — отрезал тот. — Я не надеюсь на то, что вы предоставите нам панацею, но какие-то ваши предложения могут оказаться дельными.

Задумавшись на пару секунд, Николай кивнул.

— Я уже рассказывал и писал, что причиной катастрофы лета 1941 года стала неготовность наших войск к такому удару. И Красная Армия встретила войну разделённой на три эшелона. При этом второй эшелон находился в движении, и войскам, входящим в его состав, приходилось вступать в бой «с колёс», на неподготовленных позициях, подчас, даже в неполном составе, потому что отдельные подразделения не успевали прибыть в пункт сосредоточения. А третий даже не закончил формирования, и его едва сформированными частями попросту затыкали дыры. Поэтому, как мне кажется, это движение войск к местам обороны следует начать намного раньше. Так, чтобы линия, которую наши военачальники выберут основной линией обороны, была занята уже к 22 июня. А формирование третьего эшелона завершилось не позже недели с начала войны.

— А не ускорим ли мы подобными шагами начало войны?

— Не думаю. Если второй эшелон сосредоточится в глубине нашей территории и прекратит движение на запад, это будет невозможно трактовать как подготовку к нападению.

— Хорошо. Я понял вашу мысль.

— Второе — заранее, хотя бы за сутки до нападения, вывести и рассредоточить части прикрытия границы на заранее подготовленных позициях. Немцам прекрасно известны пункты постоянной и временной дислокации наших войск, и в истории моего мира первые удары они нанесли именно по ним. Из-за этого многие подразделения встретили войну безоружными и, даже в буквальном смысле этого слова, без штанов. Поэтому, зачастую, даже не смогли оказать оккупантам никакого сопротивления. Им даже отстреливаться было нечем.

Сталин удовлетворённо кивнул.

— Третье — я бы обратил самое пристальное внимание на стык Прибалтийского и Белорусского округов. У нас здесь оперативная пустота, а в Сувалкинском выступе яблоку негде упасть от немецких дивизий. Именно поэтому танки Гота практически беспрепятственно прорвались на восток сначала до Вильнюса, а потом и к Минску. Лучше часть войск, сосредоточенных в районе Белостока, перебросить на север, на стык округов. А ещё лучше — в зону ответственности Прибалтийского округа.

— Но этим мы ослабим Западный фронт.

— Товарищ Сталин, насколько я помню, немцы давили на Белосток с запада лишь пехотными подразделениями. Просто потому, что там болотистая местность, по которой очень сложно передвигаться не только танкам, но даже автомобилям. В то же время, «панцерштрассе» на Вильнюс, а от Вильнюса на юг использовали для переброски Третьей танковой группы, находящейся в подчинении Группы Армий «Центр», а не «Север». Почему бы и нам, зная об их планах, не перебросить мехкорпуса, сосредоточенные под Белостоком и Гродно туда, где пойдут танки Гота? Оставив их в подчинении Западного фронта. Насколько я помню, в Западной Белоруссии их было сосредоточено четыре, и в известной мне истории только один из них, кажется, 14-й, сумел доставить некоторые неприятности Гудериану. А контрудар Конно-механизированной группы в районе Белостока, организованный 24 июня, закончился плачевно из-за высокой насыщенности немецких пехотных дивизий противотанковой артиллерией. Мы только потеряли огромное количество танков, не добившись заметного успеха. А остатки «брони» пришлось бросить из-за отсутствия топлива и поломок. Так что два корпуса на «панцерштрассе», выбранную для Гота, два — на панцерштрассе для Гудериана…

Иосиф Виссарионович склонился над картой, рассматривая сначала дорогу из Кёнигсберга на Вильнюс, а потом от Бреста на Минск.

— И, конечно же, особое внимание надо обратить на стратегические мосты на этих «панцерштрассе», которые немцы будут стараться любой ценой захватить неповреждёнными. В Литве это два моста в Алитусе и один в Меркине, а в полосе наступления Танковой группы Гудериана — три моста в районе Бреста. Любой ценой, но чаще всего — при помощи диверсантов, засланных нам в тыл. Их нужно взрывать в любом случае, чтобы хотя бы на пару дней, пока немцам не удастся навести переправы для танков, задержать их ударные бронированные кулаки.

Четвёртое — нанести ответный артиллерийский и бомбовый удары по местам сосредоточения немецких войск, как только начнётся обстрел нашей территории. Их места дислокации выяснить достаточно просто с самолётов, даже не пересекая германской границы. Ну, и пятое, если мы коснулись авиации, попытаться отразить первую волну бомбардировщиков, которая, насколько я помню, шла без истребительного прикрытия. Но, как вы верно заметили, это вовсе не панацея, а меры, призванные лишь в какой-то мере ослабить первый удар противника.

— Хорошо, — кивнул Сталин. — Остаётся выслушать, как из данной ситуации будут вкручиваться наши военачальники. И ещё я бы хотел, чтобы вы присутствовали на этих штабных учениях.

Заметив растерянность во взгляде Демьянова, Вождь спросил:

— Вас что-то не устраивает в моём предложении?

— Никак нет, товарищ Сталин. Только… мне кажется, что я буду выглядеть среди генералов с множеством звёзд и маршалов белой вороной.

— Ничего, потерпят…

24

Реальная картина расположения немецких войск накануне нападения нацистской Германии на СССР, выложенная им в качестве исходных условий, вызвала волну негодования у советского генералитета.

— Откуда взялись такие фантазии? — возмущался Жуков, прочитав их. — Где это видано, чтобы к началу войны уже была отмобилизована и готова к боям вся армия?

— Мне бы тоже хотелось, товарищ Жуков, чтобы наш возможный противник думал не о том, как разгромить Красную Армию, а о том, чтобы дать нам возможность подготовиться к обороне. К сожалению, такого не будет, поэтому давайте исходить из самых худших для нас условий, — насмешливо глянул на потенциального Маршала Победы Сталин. — А для вас эти условия худшие вдвойне, поскольку фронт, которым вы будете командовать с началом боевых действий, окажется на направлении главного удара.

«За немцев» должен был «играть» Семён Михайлович Будённый при поддержке генштабистов Василевского и Ватутина. Командование советскими фронтами представляли те, кто реально станет ими командовать с началом войны: только-только назначенный руководить Прибалтийским округом Фёдор Исидорович Кузнецов, «хозяин» Белорусского Жуков, командующий Киевским Михаил Николаевич Кирпонос и ныне командующий Московским округом генерал армии Иван Владимирович Тюленев, которого назначат на Южный фронт уже через полгода. Общее командование — за маршалом Тимошенко, а Шапошников выступал в роли арбитра.

Если ознакомление с исходными данными вызвало недовольство, то первые же вводные — ночной массированный авианалёт вкупе с артударами по расположениям погранзастав и пунктов дислокации, а также дезорганизация линий связи и захват стратегических мостов диверсантами — вообще вызвали бурю протестов. Но деваться было некуда, если Сталин и члены Политбюро настаивали именно на таком сценарии. В общем, всё именно так, как началась реальная война.

Никаких отличий от развития реальной ситуации в Прибалтике не произошло. Кузнецов «отступал» на северо-восток, Гот молниеносно захватил Вильнюс и повернул к Минску, оставив фон Лееба самостоятельно двигаться к Риге и Таллину.

Кирпонос тоже, как и было в Реальности, «поплыл». Предпринятые им меры и помощь Ворошилова, возглавляющего парторганизацию Украинской СССР и присутствующего на учениях, позволили немного, в сравнении с известными Демьянову сроками, затянуть Приграничные сражения. Но итог их отличался от истории весьма незначительно.

Тюленев оказался на высоте, сумев решительными ударами сковать румын и не только захватить плацдарм за Дунаем, но и расширить его сверх того, о котором помнил Николай. Тем не менее, Южному фронту со временем пришлось попятиться к Одессе.

Жуков проявил себя более решительным и «подкованным», чем в «другой» истории оказался Павлов. В контрударе против танковой группы Гудериана он применил не только 14-й, но и 13-й механизированный корпус, чем задержал прорыв Второй танковой группы немцев к Минску на целую неделю. А действиями 11-го и 6-го механизированных корпусов сковал немцев в районе практически сходу захваченного немцами Гродно. Чем предотвратил быстрый прорыв к Скиделю, Лунне и Мостам, а также обеспечил отход основных сил 10-й армии к Волковыску.

А вот на севере фронта всё было плачевно. Танки Гота, действуя в оперативной пустоте всё также сходу разгромили лёгкие заслоны под Ошмянами и Молодечно, прорвались восточнее Минска к Борисову. Правда, не к 28, а к 30 июня: своё влияние оказала переброска на север дивизий из-под Минска. Готу даже пришлось на время оставить Борисов, чтобы отразить контрудар 3-й армии вырывающейся из ещё не замкнутого «котла». Но ровно до тех пор, пока не подошли отставшие от него пехотные корпуса немцев.

Частями 10-й армии Жуков ударил во фланг Гудериану в районе Барановичей, сумев перерезать линии снабжения Второй танковой группы и вынудив её временно остановиться. В итоге «Быстроногий Гейнц» вышел к Борисову лишь 5 июля, когда пехотные части северного ударного кулака Группы Армий «Центр» уже вели уличные бои в Минске. Белостокско-Минский «котёл» захлопнулся на неделю позже, а войск, попавших в него, оказалось вдвое меньше, чем о том знал Демьянов.

За это время резервы, присланные Тимошенко, сумели организовать линию обороны по линии Витебск — Орша — Могилёв — Рогачев, в основном, используя в качестве естественного оборонительного рубежа Березину.

На удивление, честно вёл себя «адвокат дьявола», которым выступал Семён Михайлович. Нервничал, матерился вполголоса, но принимал именно оптимальные, с точки зрения противника, решения, время от времени подсказываемые Василевским и Ватутиным.

Игру остановили на дате 15 июля, когда стало ясно, что Приграничное сражение проиграно Красной Армией. Минск захвачен 6 июля, оставлены Рига, Псков, Полоцк, Житомир, немцы ведут бои на подступах к главной базе Балтийского флота Таллину, рвутся к Киеву, Виннице и Кишенёву.

— Плохо мы подготовились к будущей войне, товарищи генералы и маршалы, — сделал вывод посеревший от напряжения Сталин. — Поэтому предлагаю вам собраться снова здесь же 4 января. За это время каждый из вас должен подумать, как сделать так, чтобы в реальной войне, когда она начнётся на схожих условиях, мы не потерпели столь сокрушительного поражения.

— Данные условия излишне жёсткие, — попытался возразить Георгий Константинович.

— Данные условия практически полностью соответствуют тому, что нам готовит Гитлер, уже подписавший план нападения на СССР, — оборвал его Иосиф Виссарионович, и ошарашенные увиденным члены Политбюро следом за ним потянулись на выход.

— Пройдите, пожалуйста, к машине, которую за вами прислали, — негромко сообщил подошедший к Николаю, тоже собравшемуся уходить, один из охранников Сталина.

«Паккард» Генерального секретаря уже умчался, а «эмка», в которой ехали Демьянов и сопровождающий, неторопливо колыхалась по зимним московским улицам, освещённым где фонарями, а где — светом, падающим из окон домов. И только в машине Николай ощутил, насколько он устал, заново переживая ещё не случившиеся в этом мире трагические события. Сейчас бы не на дачу Сталина, а домой. Выпить граммов двести водки и завалиться спать…

Впрочем, вряд ли получится, даже если генсек передумает, и попаданца отвезут домой. Дочка, не так давно научившаяся ходить, наверняка заберётся на руки и не позволит любимому папочке так бесцельно транжирить время. Для неё не существует ни Вождя, которому снова понадобился Демьянов, ни грядущей войны, к коей необходимо подготовить страну, ни каких других взрослых забот. Соображает ли она своей светло-русой головкой что-либо ещё, кроме того, что в кои-то веки отец вернулся со службы ещё до того, как её уложили спать, и к нему можно влезть на руки?

Как ни тянул время водитель «эмки», неторопливо двигаясь к даче, а несколько минут подождать в «приёмной» Николаю пришлось. Судя по гражданскому пальто радом с шинелью генсека, у него кто-то был. Как оказалось, Молотов с раскрасневшимся от эмоций лицом.

— Присаживайтесь, товарищ Демьянов, — указал Вождь на стул, стоящий через стол от председателя Совнаркома. — Сегодняшние штабные игры так впечатлили товарища Молотова, что после того, как я ему поведал о том, кто именно составлял исходные данные для них, он посчитал вас очередным проходимцем, пытающимся оказать влияние на руководителя коммунистической партии. И я не хочу, чтобы вы оставались в долгу. Поэтому расскажите главе нашего правительства, что его ждёт в будущем.

Уловив в глазах гостя неуверенность, Иосиф Виссарионович, принявшийся набивать трубку, кивнул.

— Рассказывайте, рассказывайте. В общих чертах я познакомил товарища Молотова с сутью «Проекта 20/23».

— Председателем Совнаркома товарищ Молотов в известной мне истории был до мая 1941 года, когда этот пост возглавил товарищ Сталин. При этом Вячеслав Михайлович остался руководить Наркоминделом. После окончания войны и введение министерских должностей стал первым министром иностранных дел СССР. Был им до 1949 года, после чего руководил внешней разведкой и сохранил должность в Полибюро а затем в Президиуме ЦККПСС. После смерти товарища Сталина в марте 1953 года снова вернулся на должность министра иностранных дел, а через три года возглавил министерство Государственного контроля. В 1957 году за участие в «антипартийной группе» смещён с министерской должности и направлен послом в Монголию.

— Докатился, товарищ Молотов! В какой-то «антипартийной группе» состоял! — пыхнув клубом табачного дыма, усмехнулся Сталин. — Продолжайте, продолжайте, товарищ Демьянов.

— После Монголии некоторое время возглавлял представительства Советского Союза при международных организациях, а в 1961 году, после ХХII съезда партии, на котором было углублено «разоблачение культа Сталина», был исключён из партии и отправлен на пенсию.

— Ай-ай-ай, как нехорошо! Насколько же надо было потерять доверие коммунистов, чтобы они вас, Вячеслав Михайлович, исключили из партии?! — продолжал Вождь троллить партийного товарища.

— Не-не-неувязочка в вашем рассказе. По Уставу партийные съезды про-оводятся не реже п-п-пяти лет, а в прошлом году прошёл уже во-во-восемнадцатый съезд. Так что в 1961 году если и мог произойти съезд, то-то-то, как минимум, два-адцать третий.

— Это не неувязка. Из-за войны и последовавшего за ней тяжелейшего восстановления народного хозяйства следующий, XIX съезд партии состоялся только в 1952 году. Потом был внеочередной съезд 1956 года. Но я всё-таки продолжу. В партии товарищ Молотов сумел восстановиться только за два года до смерти, в 1986 году. При этом всю жизнь оставаясь в душе коммунистом и верным сталинцем. Даже когда это жестоко порицалось.

— В общем-то, похвальная биография, если не считать такого пятна, как участие в «антипартийной группе», — продолжая улыбаться, резюмировал Иосиф Виссарионович. — А если серьёзно, то я уже давно убедился в том, что ты, Вече, один из самых преданных мне и партии людей. Поэтому я прошу тебя: верь тому, что я делаю. И сегодняшние штабные игры я проводил не только для того, чтобы напугать благодушных членов Политбюро и наших генералов, но и заставить вас и их осознать страшную ситуацию, в которой мы могли бы оказаться всего-то через полгода. И ещё раз проверить достоверность рассказов товарища Демьянова о том, что нас ждёт в недалёком будущем.

— П-п-п-проверил?

— Конечно. По его словам, ситуация на Западном фронте развивалась по ещё более худшему сценарию, а на остальных — именно так, как ты видел. Но развивалось хуже из-за того, что фронтом командовал не Жуков, а Павлов. И если уж Жуков не смог ничего поделать, то дело не в личности командующего, а в наших просчётах.

Начало разговора даже натолкнуло Николая на мысль, что его роль в этот приезд на дачу Сталина сводится к роли «учёной обезьянки», которой хозяин решил похвастаться перед другом. К счастью, он ошибся, хоть и затянулись эти предновогодние «посиделки» часа на четыре. А обсуждалась самая болезненная, с точки зрения попаданца, тема: какие ошибки допустила Партия, доведя себя до того, что её возглавил выразитель воли почувствовавшей себя кастой неприкасаемых партноменклатуры среднего звена Хрущёв, а потом и вовсе Горбачёв, превративший КПСС из мозга класса в презираемую населением и никому не нужную структуру.

25

Насколько бы трудным и жёстким ни был разговор о перерождении партии в будущем, Сталин при прощании не забыл «нагрузить» Демьянова новогодними подарками для членов семьи: фрукты, сладости, бутылка красного вина с «этикеткой» в виде белой бумажки с карандашной надписью грузинскими буквами.

— А мой подарок лично вам я вручу немного позже, — пообещал он, так и не раскрыв, каким будет этот подарок.

Дочурке в этот вечер так и не удалось посидеть у любимого папочки на руках: к его возвращению Валю уже уложили спать.

Вино выпили на следующую ночь, вместе с Новым Годом отпраздновав и вторую годовщину их с Кирой знакомства. Судя по количеству и порядку следования грузинских букв, это была знаменитая Хванчкара, по слухам, являющаяся любимым вином Сталина. И хотя как жена, так и тёща по бутылке догадались, откуда именно взялись подарки, ни за столом, ни вне его вслух этого так и не произнесли.

Нужно сказать, что авторитет Николая после того, как Анастасия Кирилловна случайно узнала о встречах зятя с Вождём, резко поднялся. А самое главное — она прекратила подозревать его в походах к посторонним женщинам, что сразу же улучшило семейную атмосферу. Правда, до той поры, когда узнала от Киры, что зять хлопочет о переезде в Москву из Сталинграда Клавдии Рыжовой, той самой аккордеонистки. Но это было позже, поэтому не станем забегать вперёд.

На «вторую серию» штабных игр Демьянова не пригласили. Может быть, потому, что это был пока даже не «розыгрыш» иного сценария начального этапа войны, а заслушивание предложений по предотвращению её катастрофического начала. Сам же второй этап штабных учений провели 8 января, дав Генеральному Штабу возможность обобщить высказанные предложения и выработать предварительные рекомендации по начальному размещению советских войск.

— Ну, и всколыхнул же ты армейское болото! — высказал заместителю Румянцев, вернувшийся из наркомата. — Да и не только армейское. По слухам, готовится целый ряд решений Политбюро и постановлений Совнаркома, касающиеся военных дел и производства вооружений и боеприпасов.

Анатолий в силу положения читал всю корреспонденцию, исходящую от Николая вышестоящему начальству, поэтому был знаком с тем, что тот готовил для штабных учений. Да и об итогах учений, прошедших 30 декабря в Наркомате обороны, до него дошли слухи.

— Новый Боевой устав, кажется, тоже будут утверждать.

А это — вообще прекрасная новость. Не понадобились реки крови, пролитые, чтобы добиться его разработки, как это было в другой истории.

— И ещё. Зафиксирована встреча «твоего» Штольца с тем самым сотрудником германского посольства, которого побил Удовенко. Так что предчувствия тебя не обманули.

— Этот посольский по-прежнему встречается с Лизкой?

— Какой там! Твою бывшую пассию за аморальное поведение выслали в Омск, куда иностранцам въезда нет.

— Ну вот, ещё одну «будущую ячейку общества» разрушили, — вздохнул Николай, вспомнив печальные события 1938 года.

— Как будто он собирался ради этой свиристёлки семью бросать, — фыркнул Румянцев. — Пусть радуется, что не посадили за связь с иностранным шпионом. И что ничего натворить не успела, идя у него на поводу.

— А эту… Зотову пока не трогали?

— Нет. Как мне сказали, не хотят спугнуть Штольца. Но человека, присматривающего за ней, подсадили.

Следующей хорошей новостью стала посылка из Куйбышева: тамошняя молодёжь сумела реализовать «в железе» нарисованные Николаем «на коленке» логические элементы и прислала ему образцы сборок, размером от 2х2х2 до 4х4х2 сантиметра, в зависимости от вида логического элемента. Классические такие модули с радиоэлементами, расположенными между двумя миниатюрными печатными платами, верхней и нижней.

Демьянову не понравилось то, что слеплены те были по принципу «кто во что горазд». Пришлось писать ребятам письмо с благодарностью за проделанную работу, но настаивать на необходимости стандартизации этих самоделок. Пока касающейся только шага между контактами да напряжения питания. Поскольку собирались модули из бракованных транзисторов, не все из которых способны выдержать высокое напряжение питания, предложил в качестве стандарта половинку от напряжения автомобильного аккумулятора.

Заодно набросал структурную схему электронных часов и рисунок семисегментного индикатора из лампочек, на который будут работать «часики». Если сумеют такое реализовать, то подобное устройство произведёт фурор. Главное — посоветовал запатентовать сам индикатор и схемы логических элементов. Заодно — подарил схему составного или, как его именовали в ином мире, транзистора Дарлингтона, позволяющего резко увеличить усиление по току.

Для Демьянова всё это забава, а молодёжь приобретёт вкус к изобретательству, благодаря которому Советский Союз так скакнул в развитии электроники в 1960-70-е годы. Только, когда соберётесь возражать, не путайте выпускавшуюся промышленностью бытовую радиоаппарату (кстати, не настолько уж и плохую в сравнении с зарубежным ширпотребом соответствующей ценовой категории) и самодельные конструкции, собранные любителями и, порой, превосходящие лучшие зарубежные образцы по доступности повторения и качеству. А ещё — «набьёт руку» в решении сложных задач, которые уже скоро потребуют от них «серьёзные дяденьки», разрабатывающие серьёзное оружие.

Кстати, про «серьёзных дяденек». В отличие от Таубина, Сергея Королёва с прочими обитателями «ракетной шаражки» пинками гнать не приходилось. У них и без волшебных пенделей энтузиазма — хоть отбавляй. По крайней мере, рулевые двигатели на основе малосильного варианта двигателя Алексея Исаева уже делаются «в железе» и скоро пойдут на испытания. Их тягу будут регулировать насосами изменяемой производительности, которые пока только разрабатываются. Параллельно идёт работа над адаптацией авиационных рулевых машинок к использованию для изменения вектора тяги поворотных сопел. Ну, и все эти пресловутые гироскопы, акселерометры и сельсины конструируют. Отдельные успехи налицо, а вот до готового изделия — всё ещё как до Пекина раком. Даже несмотря на то, что маршевый двухтонный двигатель Исаева сумел в неуправляемом режиме забросить болванку ракеты, запущенной с наклонной направляющей, на полсотни вёрст. С километровым отклонением, практически по принципу «на кого бог пошлёт», но для первого блина — просто великолепно.

Жаль, не может быть хорошо абсолютно всё. Где-то простудилась и слегла с жёсткой пневмонией Юрьева. В данное время в её возрасте, при её состоянии здоровья и стаже курильщицы это — почти что смертный приговор. Врачи госпиталя НКВД, куда её перевели из районной больницы, так и объявили. Спасение — только в лечении пенициллином, ампулы с которым пока ещё распределяют едва ли не поштучно. Румянцеву пришлось «брать ноги в руки» и прорываться на приём к Берии, который после памятных штабных игр 30 декабря 1940 года тоже чуть ли не сутками пропадал на всевозможных совещаниях, посвящённых подготовкой к событиям июня 1941 года.

Пенициллин на курс лечения нашли, но состояние «попаданки» признали очень серьёзным из-за того, что пневмония оказалась не только крупозной, но и поразила оба лёгких. К тому же, лекарство всё ещё не смогли избавить от массы побочных эффектов. В общем, Наталья Геннадиевна выпадет из рабочего процесса минимум на месяц. Если вообще выживет…

26

Очень не вовремя он занялся вопросом «раскрутки» Клавы Рыжовой. К прямому профилю деятельности ОПБ-100 дело «какой-то там провинциальной гармонистки» (ну, умеют москвичи припечатать!) не относилось, хотя в разговоре со Сталиным и Молотовым, когда речь зашла о воспитания культуры советского народа, Демьянов упомянул и свои песни, и её как возможную кандидатку в «звёзды из народа». Всё встало именно после переполоха с «проигранной вдрызг войной».

Если вы представляете себе процесс «покорения столицы» звёздами и звездульками примерно таким, какой он России XXI века, то вы глубоко ошибаетесь. Начнём с того, что никаких конкурсов типа «мы ищем таланты» для начинающих музыкантов в начале 1940-х просто ещё не существовало. Не было и института продюсеров, раздвинув ноги перед коими симпатичная, но безголосая певичка получала шанс попасть на телевидение. Да и само телевидение было достоянием очень немногих. Буквально считанных сотен владельцев огромного деревянного ящика с крошечным экранчиком, изображение на котором увеличивала здоровенная двояковыпуклая линза, заполняемая водой.

Не существовало десятка FM-радиостанций, львиную долю времени вещания выделявших трансляции песен. Ультракоротковолновые диапазоны были девственно-чистыми из-за того, что уровень развития техники тех лет не позволял строить бытовые приёмники, способные принимать сигналы в данном диапазоне. Да что там говорить о музыкальных радиостанциях, дудящих каждая в свою дуду и вещавших в каждом более или менее крупном городишке? На весь Советский Союз вешало всего несколько радиостанций, трансляция музыки на которых занимала, в лучшем случае, 10-15% эфирного времени. И попасть в него было ничуть не проще, чем на «Голубой огонёк» Первого канала. Только не из-за того, что в эту передачу попадают «только свои» для её организаторов, а потому, что безголосых певцов и «криворуких лабухов» к эфиру не подпускают на пушечный выстрел.

Но даже если ты обладаешь голосом Карузо или Монсерат Кабалье, владеешь инструментом виртуознее Никколо Паганини, то путь к микрофону тебе может преградить цензура. Она будет рассматривать твоё произведение под микроскопом, пытаясь увидеть в нём даже мельчайшие намёки на недовольство существующим строем, восхваление капитализма, декаданс или «аморалку». Ни о каких «мальчик-гей, будь со мной посмелей» или «забирай меня скорей, увози за сто морей и целуй меня везде — 18 мне уже» речи не может идти просто по определению.

То, что «москвичей испортил квартирный вопрос», описано ещё у Булгакова. Но это — полбеды. Главное даже не в этом, а в том, что каждый советский человек должен либо трудиться, либо учиться. А вот куда трудоустроить Клавдию? Да так, чтобы у неё оставалось время заниматься творческими вопросами, вот это — проблема. Образование — сельская семилетка, которая в столице совершенно не котируется.

Подсказку, как решить вопрос с трудоустройством, дал Аборенков. С ним Демьянов обсуждал ход выпуска установок залпового огня. И не только в «сухопутном» исполнении. Несколько собранных на заводе «Компрессор» установок для пуска реактивных снарядов М-13 и М-8 было направлено в распоряжение РККФ, чтобы попытаться установить их на строящиеся бронекатера проектов 1124 и 1125 и другие корабли. Помимо этого, разработка «малокалиберных» авиационных реактивных снарядов для штурмовиков породила творческий порыв создать лёгкие пусковые установки, которые можно разместить на танковой башне. Нечто подобное производили в конце войны американцы, назвавшие установку «Т-34 Каллиопа».

Заводу требуются люди для расширения производства. И место в общежитии для иногородних холостяков, владеющих нужной заводу специальностью, можно получить. Осталось, как говорится в анекдоте, лишь уговорить дочь Рокфеллера.

А пока письмо с предложением для Клавдии очень неторопливо путешествовало в Сталинград, Демьянов завёл пару отдельных школьных тетрадок, в которую строчил тексты песен, которые, подчас, с огромным напряжением выдирал из памяти. Две тетрадки из-за того, что категорий этих песен из будущего две: первая — те, что можно «запускать в оборот» хоть сегодня, а вторая — на будущее. Например, военные, исполнение которых в ближайшие полгода-год не поймут ни друзья, ни недруги. А то и вовсе до окончания войны.

Разумеется на песню «Священна война» он не претендовал: её и так напишут Лебедев-Кумач и Александров. Хотя, конечно же, очень хотелось, чтобы радиообращение Молотова 22 июня о нападении гитлеровской Германии предварялось или завершалось этим потрясающим, берущим за душу музыкально-поэтическим шедевром. А может, подстраховаться и всё-таки направить её текст Сталину? Поэтическое вдохновение — материя тонкая, непредсказуемая. А вдруг у Василия Ивановича Лебедева-Кумача что-то не сложится, и не появятся стихи в печати 24 июня?

Рано, очень рано «выдавать на гора» ещё один шедевр, про десятый десантный батальон, исполненный в фильме «Белорусский вокзал». Из-за слов «от Курска и Орла война нас довела до самых вражеских ворот» она станет актуальна лишь к тому моменту, когда Красная Армия изгонит нацистов с советской земли. Но станет мощным вдохновляющим призывом добить фашистскую гадину.

А вот «Случайный вальс» на стихи Долматовского вполне может «пойти» уже году в сорок втором, когда появятся первые успехи на фронте. Помните?

Как и немного изменённая песенка фронтового шофёра:

Необходимо лишь заменить упоминание о том, что путь к Берлину был нелёгок и не скор. Например, так:

Избитый попаданческий сюжет про военные песни Высоцкого? Да почему, собственно, нет? И Высоцкого, и «Любэ», и некоторые «афганские» можно будет запустить после некоторой переделки. Главное, чтобы бойцов эти ворованные у потомков строки вдохновляли.

«Песни мирного времени» из советских кинофильмов 1960-х можно «внедрять» без всякой оглядки. Скажем, «Старый клён», как кажется Демьянову, подхватят с не меньшим энтузиазмом, чем это было после выхода на экраны фильма «Девчата». Он как-то читал у Пахмутовой, что очень быстро песню стали считать народной. Вот и пусть она в исполнения Клавдии Рыжовой значится как народная. А к бесхитростной «музыкальной автобиографии» про улицу Заречную ни одна цензура не докопается: есть в ней слова и про заводскую проходную, и про мартеновские печи, и про дверь комсомольского райкома. То же самое, только «в женской версии», и с песней «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке»: фабричная девчонка, не из последних работниц, не заметила, как годы прошли. И мелодия не такая занудная, как у «Заречной улицы», женщины будут голосить «на ура».

Из любовной лирики — уже опробованное «на кошечках» из сталинградского общежития танго «Помоги мне». В первом письме, присланном Клавдией, она хвасталась тем, что без его исполнения не обходятся ни одни танцульки, теперь проводимые уже в клубе, а не в коридоре общаги. Да и по вечерам девчонки нет-нет, да поют в своих каморках. Можно попробовать озвучить интеллектуальную «песню дипломатов» про компас земной-надежду, а можно незамысловатую «А снег идёт». Конечно, такое феерическое исполнения, как у Жанны Агузаровой, не получится, но и чей-нибудь мягких лирический женский голос зачарует очень и очень многих.

Жаль, замначальника «НИИ ЧаВо» способен мелодии этих песен записать лишь гитарными аккордами, а не полноценными нотами.

27

А ведь не ошибся Николай, когда предсказывал, что первым действительно серьёзным цифровым прибором куйбышевской молодёжи станет калькулятор. Правда, названный более привычным для неё словом «арифмометр». Ввод данных для вычислений производится последовательным поразрядным нажатием «оцифрованной» кнопки с контролем по огромному полю из лампочек от карманного фонарика: по десять лампочек на каждый разряд. Отображение результата десятиразрядного «арифмометра» выводится на то же самое поле, а позицию запятой при операциях с дробными числами приходилось вычислять «вручную».

Лиха беда — начало. После подсказки попаданцем конструкции семисегментного индикатора ребята собираются модернизировать агрегат, заменив индикаторное поле этим «изобретением». Пусть даже «арифмометр» ещё вырастет в и без того немаленьких размерах. Вот только оптимизируют схему дешифратора, и сразу займутся модернизацией.

Кстати, заявку на патент индикатора они подали. К неудовольствию Демьянова, включив в число изобретателей и его фамилию. Помнится, в истории с заменой воздухоочистителей на Т-34 ему удалось откараскаться от такой чести, хотя одно это позволило поднять моторесурс устанавливаемого в танк двигателя минимум вдвое.

Ох, сколько крови ему ещё попьют всевозможные «рационализаторы», что будут пытаться упростить конструкцию воздушного фильтра, когда начнётся массовый выпуск танков «военного времени». Да и не только танков: автомобильные моторы тоже не любят, когда их заставляют «дышать» пылью. Правда, работают они не в столь напряжённых условиях, как танковые, поэтому и ресурс у них побольше.

От «электронных» дел отвлёк звонок Румянцева.

— Заходи! Ну, что, допрыгался? Предупреждал ведь: не суйся в политическую кухню.

— Что стряслось? Рассказывай, потом будешь нравоучения читать.

— Стряслось… Беспорядки в Латвии. Там недовольны тем, что их призывников отправляют служить в РСФСР и Закавказье.

— Правильно делают, что отправляют. Меньше через полгода будет дезертиров. В моей истории тогда половина национального корпуса сбежало, оголив фронт. Да ещё и красноармейцам в спину стреляли. А когда немцы пришли, дружно принялись резать евреев и записываться в каратели, которые потом давили белорусских партизан.

— А латышские стрелки, защищавшие Ленина? Уж более преданных делу революции бойцов национальных подразделений сложно отыскать.

— Я не говорю, что все побежали. Часть действительно неплохо воевала. Но только часть. И литовцы неплохо воевали, пока бои шли на территории Литвы. А как пошла речь об отходе с территории их республики, так прыснули в разные стороны. Кажется, это в одной из их дивизий командир просто собрал всех не литовцев и объявил: вы делайте, что хотите, а мы решили, что из Литвы никуда не уйдём. Нам нужно повторение этой ерунды, когда войска разбегаются при подходе противника?

— Не нужно, — пожевав нижнюю губу, согласился Анатолий. — Но я тебя предупредил: когда будут искать виновных в возникновении беспорядков, докопаются и до того, кто предложил сократить число латышей в их национальных дивизиях.

— Для этого надо сначала разобраться с бузотёрами. Я совсем не исключаю, что у них были подстрекатели из числа немецких или британских агентов.

Румянцев что-то записал в блокнот.

— Но я тебя не по этому поводу звал. Не знаю, поверишь или нет, но оттуда, — ткнул он пальцем в потолок. — Оттуда пришёл запрос на то, что мы могли бы получить из Англии за поставки им оружия.

Охренеть! В истории мира Демьянова англичане поставляли СССР оружие, а тут — такой оборот.

Впрочем, всё вполне объяснимо. После разгрома под Дюнкерком у британцев, побросавших там массу вооружений, полная задница с формированием частей, которыми они собираются защищать свой остров от предполагаемой высадки десанта. Кто-то из британских генералов в мемуарах писал, что в конце лета танков было только на одну дивизию. А они ещё и в Африке с итальянцами воюют. Даже винтовки приходится закупать в САСШ и Канаде.

— Танковые смотровые приборы и радиолокаторы, — тут же выпалил Николай. — Ну, и акустические локаторы для флота. Я, правда, сомневаюсь, что они согласятся на радиолокаторы и «асдики», но чем чёрт не шутит. Слушай, а не знаешь, что именно бритиши закупают?

— Да не закупают ещё ничего. Как я понял, «там», — снова тычок пальцем в потолок. — Прощупывают возможность такой сделки. А почему именно танковые приборы?

— Ты только не обижайся, но наши в сравнении с их оптикой — полное дерьмо. И если хотя бы на часть танков пойдут их смотровые приборы, то танкисты нам только спасибо скажут. И ещё пометь себе, чем именно англичане могут заинтересоваться: нашими миномётами. Их «самовары» по дальности стрельбы намного хуже и наших, и немецких. А с калибром ствола БМ-38 они смогут использовать и наши, и свои собственные, и трофейные мины.

— У нас и самих миномётов не хватает, — недовольно буркнул начальник ОПБ.

— Не хватает. Только ещё больше не хватает мин для них. Если мне не изменяет память, на начало войны их запасы не доходили даже до 40% от плановой потребности. А сколько было потеряно на складах боеприпасов в Западной Белоруссии и на Украине, — сокрушённо покачал головой Николай. — Я же не предлагаю поставлять им 203-мм гаубицы, которые произвести — огромная проблема. Да и не захотят они наши пушки использовать: у них совсем другая линейка артиллерийских калибров.

Вообще Николай заметил такую особенность: его попадание сюда и рассказы о Великой Отечественной войне повлияли на пропаганду советско-германской «дружбы». Конечно, статьи о расширяющейся торговли между странами регулярно печатались в советской прессе, но той истерии «русский с нацистом — братья навек», как в известном ему варианте истории, не наблюдалось. Да и, после капитуляции Франции и разгрома англичан под Дюнкерком, исчезли серьёзные «наезды» на Великобританию.

Последнее, вероятно, не только из-за рассказов попаданцев. «Двуспальному британскому лёве», как выражался Маяковский, стало не до Советской России. Похоже, здраво оценив ситуацию, Англию в Кремле списали со счетов наиболее вероятных (в ближайшие несколько лет) противников. Даже без его информации о грядущем союзничестве, а по совершенно объективным параметрам военной мощи и степени «ввязанности» в войну с Германией. «Наглам» бы защититься от воздушных налётов Люфтваффе и атак немецких подводных лодок, а не думать о том, ка ослабить СССР.

Налёты «экспертов Геринга» на Альбион действительно создавали англичанам серьёзные проблемы. Ноябрьский налёт четырёх сотен немецких бомбардировщиков на Ковентри лишил Англию 20% выпуска самолётов, а фотографию руин города напечатали советские газеты. В одном выпуске с информационным сообщением о телеграмме соболезнования, отправленной председателем Совнаркома товарищем Молотовым британскому коллеге Черчиллю. Пожалуй, именно эта телеграмма была первой демонстрацией желания установить более адекватные отношения между СССР и Британией. И вот теперь — попытка помочь оружием. Наверняка тайная, поскольку иначе бы немцы просто «на уши встали».

Впрочем, даже если сделка состоится, никакого решающего значения в обороне Острова она не окажет. Ведь что реально может поставить СССР? Авиация отпадает сразу. Нынешний основной советский истребитель И-16 англичан не заинтересует из-за того, что он безнадёжно устарел в сравнении с их самолётами, а бомбардировщиков нам и самим маловато будет. О кораблях для «владычицы морей» даже заикаться смешно: флот Британии даже крупнее германского. Танки? Насколько помнил Демьянов, англичане сейчас ударными темпами наращивают производство довольно неплохих для этого времени «Валлентайнов» и тяжёлых «Матильд». А те же самые Т-26 (между прочим, в СССР сняты с конвейера), прототипом которых стал британский «Виккерс 6 тонн», у них считаются устаревшими. Как и советские БТ. А «тридцатьчетвёрки» и КВ пока относятся к категории секретного оружия, только-только ставшего поступать в войска. Про артиллерию Николай уже сказал Румянцеву. Стрелковое вооружение? Не те калибры. Разве что, залежавшиеся в арсеналах трофеи времён Гражданской войны — винтовки «Ли-Энфилд» и пулемёты «Льюис»? Ну, и польские трофеи…

Кстати, о поляках. После выхода «поднятого на щит» всеми ненавистниками СССР постановления о суде над польскими пленными в «Правде» появилась заметка о вынесенных приговорах полякам, замешанным в уничтожении советских военнопленных в начале 1920-х, а также тем, кто совершил преступления уже находясь в плену. С указанием общей численностью приговорённых — немногим более 3000 человек. Причём, лишь менее 400 были приговорены к «высшей мере социальной защиты». Ведь, как помнил Николай из «своей» истории, в тексте постановления значилось не требование всех расстрелять, а давалось разрешение выносить подобный приговор. А ещё указывалось общее число находящихся в плену польских военнопленных на середину 1940 года. Значит, эту просьбу Демьянова Сталин и Берия выполнили, и никаких плясок на костях в Катыни не предвидится.

По здравому размышлению, ещё одной темой переговоров с Великобританией вполне могла стать и переправка этих самых пленных в Англию. Таким образом, убивались сразу несколько зайцев: во-первых, Советский Союз избавлялся от необходимости охранять пленных. Во-вторых, в будущем не потребуется содержать «армию Андерса» и тратить значительные суммы «компенсаций» освобождаемым из лагерей полякам, изъявившим желание служить в ней. В-третьих, не будет постоянной угрозы мятежа со стороны гонористых панов, не желающих воевать вместе с Красной Армией.

— И ещё один товар могу предложить, — решил Демьянов «ковать железо, не отходя от кассы». — Польские военнопленные.

Анатолия аж передёрнуло.

— Ты что, нас в работорговцев собрался превратить?

— Ну, насколько мне известно, в Советском Союзе рабов нет. Как и в Англии. А вот с выгодой избавиться от чемодана без ручки, коим являются эти паны, было бы неплохо.

— Тебе мало потенциальных неприятностей от возникших с твоей подачи внутренних проблем, так ты ещё и международные хочешь спровоцировать?

— Ты, главное, в докладной это предложение отметь. А уж «наверху» оценят, проблемы это вызовет, или мы какие-то плюсы получим, — улыбнулся Николай и принялся растолковывать резоны предложенной «работорговли».

Причины такого жеста советского руководства в адрес англичан стали понятны уже вечером, когда в газетах сообщили о состоявшейся пару дней назад высадке германских войск в Триполи. Значит, Эрвин Роммель тоже уже в Африке, и для «лимонников» вот-вот начнутся «весёлые» деньки. В одной из аналитических записок, что Николай передавал «наверх», в общих чертах рассказывал о «Лисе пустыне» и том, какого жара он задал англичанам. Так что, скорее всего, предложение о продаже оружия поступит не прямо сейчас, а когда Роммель проявит себя в первых сражениях. Ведь сейчас Лондон в эйфории от изгнания итальянской армии из Египта и молниеносного и малокровного захвата Тобрука.

28

Вначале Демьянов как-то и не заметил озадачившее его событие. Может, потому, что он не помнил его точной даты. Знал только приблизительно, что где-то в начале февраля должно было произойти отделение от НКВД нового наркомата: в Народный комиссариат государственной безопасности должны были выделись ГУ ГБ во главе с Меркуловым. А тут — уже День рождения РККА на носу, а никакого разделения нет.

В известной ему истории НКГБ просуществовал только до начала войны, после чего всё вернули «взад». Похоже, теперь зная о грядущем начале страшной войны, в Кремле решили не устраивать перетасовок в учреждении, от которого требовалась не делёжка кабинетов и сотрудников, а напряжённая работа. Да и ситуация в Прибалтике вряд ли позволяла отвлечься на подобную суету.

Волнения в Латвии буквально за три дня перекинулись на соседние Литву и Эстонию. Чекисты быстро выявили, что за «стихийными» митингами и собраниями действительно стояла германская агентура, оставшаяся со времён независимости этих республик. Так что высылка неблагонадёжных элементов и ПрибССР началась на целых четыре месяца раньше, чем в «прошлой» истории Демьянова. Занимался этим НКВД, сотрудников которого, включая «гэбэшников», срочно перебрасывали в Вильнюс, Ригу и Таллин. А «под шумок» начали ротацию командного состава всех уровней в национальных корпусах. От полковников до сержантов.

Насколько знал от коллег Николай, с участниками волнений особо не зверствовали. Задержанных по решению суда высылали куда-нибудь за Волгу на два-три года без права возвращения в республику до окончания данного срока. То есть, до конца войны — точно. Зачастую — даже без ограничения в праве занимать какие-то должности. Хотя, конечно, находились и такие, в действиях которых усматривался состав преступлений, или они являлись представителями «враждебных классов». Этим путь был один: в лагеря. Но тоже где-нибудь за Волгой или Камой.

Совершенно неожиданным для Демьянова стало известие об убийстве в Риме 15 февраля, в день открытия XVIII партийной конференции ВКП(б), главы Организации украинских националистов Андрея Мельника. Зарубежная пресса винила в произошедшем «революционное» крыло ОУН, главу которого Степана Бандеру в январе по инициативе Мельника исключили из организации, а его сторонников объявили предателями и раскольниками. Несмотря на то, что убийство было «оформлено» под бытовое, сопровождавшееся банальным ограблением. Естественно, сопровождалось это призывами к мести, что наводило на мысль о том, что междоусобная война между «бандеровцами» и «мельниковцами» началась месяцев на восемь раньше того, о чём ему было известно из «его» истории. В которой Западная Украина и Киев превратились в настоящее поле боя между сторонниками обеих группировок. Причём, вопреки утверждениями необандеровцев, «посадка» Бандеры в элитный блок лагеря Заксенхаузен случилась именно из-за отказа подчиниться требованиям немцев прекратить отстрел «мельниковцев».

В понедельник 17 февраля в Москву наконец-то приехала Клава Рыжова, о приёме которой на работу на завод «Компрессор» договорился Демьянов. Кира, узнав о роли супруга в переезде незнакомой женщины с предприятия, на которое тот ездил в командировку… В общем, несколько напряглась. Особенно после того, как Николай лично отправился заниматься обустройством девушки на «Компрессоре», а потом объявил, что в ближайшие среду и пятницу он по полдня будет заниматься с ней. И 19 числа действительно после обеда укатил куда-то, прихватив с собой гитару.

Вернувшись вечером около 9 вечера, Демьянов встретил дома стену молчания. Даже Анастасия Кирилловна удивлялась тому, насколько её дочь холодна к мужу. А тот, вдохновлённый тем, что очередной его проект (между прочим, одобренный «агит-проп отделом НИИ ЧаВо») наконец-то начнёт работать, был весел и оживлён.

Тихая гроза разразилась уже в постели и стала для Николая полнейшей неожиданностью.

— Да объясни ты, что случилось? — взорвался он в ответ на тихие рыдания жены, запретившей ему прикасаться к себе.

— Зачем ты вернулся? Лучше бы у неё и остался! Валечку я и без тебя воспитаю!

Что называется, и смех, и грех. Всего-то полночи уговоров, и Кира перестала рыдать в подушку. Но окончательно поверила муже лишь после того, как он взял её с собой к Клавдии на репетицию тех четырёх песен, которые они решили исполнить перед коллективом ОПБ-100 во время предпраздничного собрания коллектива. Вполне возможно, что ещё и из-за того, что нескладная, неказистая Клава совершенно не смотрелась на фоне Киры, очень похорошевшей после родов и кормления дочери.

— Ты правда любишь только меня? — уже в полутёмном подъезде их дома прижалась к Николаю жена.

— Правда, — улыбнулся он, как мальчишка, прижимая к себе любимую.

— Только меня?

— Только тебя! И прости меня за то, что я сделал глупость, не предупредив тебя о том, для чего мне была нужна Клавдия.

Всё-таки за шесть с хвостиком десятков лет, прожитых в двух жизнях, Демьянов превосходно усвоил, что если хочешь помириться с женщиной, нужно перед ней извиниться. Даже если ни в чём не виноват. И уж тем более — если виновата она.

Эти семейные проблемы никоим образом не снимали с Демьянова обязанностей заниматься оружейными проектами, начатыми ранее. Поэтому во вторник, пока «горячи» были впечатления о «ночном концерте», устроенном ему Кирой, он отправился в ОКБ-16. Пожалуй, посчитав, что его настроение, как нельзя лучше, подходит для общения с очень сложными для него людьми.

Пушка ТБ-23 со сниженной до 500 выстрелов в минуту скорострельностью в составе модернизационного модуля для зенитных самоходных установок показала себя неплохо. Отказ от предельных режимов работы благотворно сказался на автоматике, и таубинская пушка резко снизила число задержек и отказов. Так что Демьянов с удовольствием завизировал рекомендацию о принятии на вооружение образцов вооружения с марками ПЗМ-23-1 и ПЗМ-23-2. То бишь, пушечный зенитный модуль 23-мм с одной и с двумя пушками. Наконец-то у небесталанного конструктора, коим является Яков Таубин, появилось полностью доведённое изделие!

Впрочем, это совершенно не означало прекращения «бодания» заместителя начальника ОПБ-100 с ним и его напарником Бабуриным. Но уже по поводу автоматического гранатомёта.

Проблем, как оказалось, немало и с ним. И касались они не только недоработанной конструкции. Самым слабым местом, не позволившим принять гранатомёт на вооружение, стала граната. Её малый вышибной заряд затруднял работу автоматики, а контактный взрыватель отказывал при падении в глубокий снег. Ну, и плюс масса мелких «детских болезней», вроде слабых пружин и ненадёжной работы экстрактора.

Проще всего оказалось избавиться от этих «болячек». Тем более, у Якова Григорьевича и Михаила Никитича имелись варианты более надёжных деталей. А вот со взрывателем гранаты пришлось повозиться. Решение проблемы Николай знал: введение в конструкцию самоликвидатора. В ВОГах, с которыми ему удалось «пообщаться» в прежней жизни, он был настроен на 14 секунд. Учитывая начальную скорость гранаты 120-130 метров в секунду и максимальную дальность стрельбы 1200 метров этого должно было хватить. На крайний случай, 40,8 мм гранаты будут рваться с воздухе над целью, что очень даже неплохо. Вот только решить этот вопрос нужно с «боеприпасниками» из того же ОКБ-16, где трудились Таубин и Бабурин. А заодно можно и попытаться усилить осколочное действие, сделав на корпусе скрещивающиеся спиральные насечки. То есть, заготовки для будущих поражающих элементов.

Но Таубин не был бы сам собой, если бы не попытался и в этих вопросах гнуть свою линию. Главный тезис его возражений — лучшее враг хорошего. Зачем увеличивать на миллиметр длину гильзы унитарного выстрела, если от этого дальность стрельбы и скорость вылета гранаты возрастёт на мизерную величину, но при этом увеличится и без того неслабая отдача? Зачем усложнять техпроцесс изготовления гранат, если осколки стали или чугуна и без того неплохо формируются при взрыве боеприпаса? Зачем повышать стоимость взрывателя введением самоликвидатора, если при падении гранаты в глубокий снег отказы случаются далеко не каждый раз?

Однако подчинённое положение ОКБ-16 по отношению к ОПБ-100 сыграло свою роль и в этот раз. Будущее Конструкторское бюро точного машиностроения, хоть и со скрипом, с проволочками, но изготовило новую партию усовершенствованных гранат. А потом сами Таубин и Бабурин усовершенствовали колёсный лафет АГ-ТБ. И испытания, проведённые на артиллерийском полигоне в Софрино, показали, что с новыми гранатами и чуть-чуть увеличенным пороховым зарядом выстрела «машинка» стала лучше.

Конечно, ломовая отдача (пресловутые «эм вэ в квадрате пополам» никак не обойти) не позволяла «лепить» длинными очередями, подбрасывая гранатомёт, словно взбесившийся. Но осколочное воздействие боеприпаса и надёжность срабатывания взрывателя при попадании в рыхлый снег повысились.

— Осталось только переломить сопротивление миномётчиков, — со вздохом произнёс Бабурин, когда ознакомился с результатами испытаний.

— Переломим, — оптимистично объявил Николай. — Вашей ошибкой было то, что вы неверно позиционировали своё изделие, из-за чего вам навязали цикл испытаний, применяемый для миномётов. Гранатомёт — не миномёт, а, скорее, автоматическая пушка непосредственной поддержки пехоты. И пусть его можно было сделать намного лучше, чем то, что получилось у вас, но переделывать его будем позже.

— Как будто вы знаете, как это можно сделать, — недовольно фыркнул Таубин.

— Знаю, Яков Григорьевич. Знаю. И если бы не знал вашего характера, хоть сейчас нарисовал бы, как это должно выглядеть: вы же немедленно увлечётесь новой идеей, и прощай работа по доработке, хотя бы, усовершенствованного станка для вашего гранатомёта. Добьёмся запуска АГ-ТБ в производство, тогда и займёмся новой конструкцией.

29

Одни таланты воспитываются многолетним напряжённым трудом, а другие родятся как бы сами по себе. Именно ко второму типу относилась Клава Рыжова, лет в пятнадцать научившаяся играть на аккордеоне, а теперь, без малого двадцати лет от роду, прекрасно владеющая инструментом и способная на слух «схватить» любую мелодию. Николаю достаточно было разок напеть ей куплет и припев песни, как она подхватывала мелодию, а пару раз её наиграв, уже уверенно исполняла.

Как солнце не бывает без пятен, так и в её таланте не обошлось без них. Во-первых, как уже отмечалось выше, внешностью она вышла отнюдь не для обложек глянцевых журналов рубежа XX-XXI веков. Лицо обыкновенное, простенькое. Может, попав в руки визажистов, которые «накидают» на него «тонну» косметики, и стала бы выглядеть очаровашкой, да вот не имелось в СССР 1941 года таковых. Да и всё применение косметики обычно ограничивалось лёгкой подкраской губ, подводкой угольком бровей да, если очень уж повезёт, капелькой румян на щёки. Во-вторых, фигура. Девушка явно окончательно ещё не сформировалась, при относительно высоком росте (около 170 сантиметров) выглядела, скорее, подростком, чем взрослой женщиной, как её ровесницы, зачастую, уже «по второму кругу» ждущие ребёнка. Ну, а третье — голос. Обыкновенный, «бытовой», совершенно не подходящий для концертных выступлений. Поэтому на мини-концерте, затеянном Демьяновым (об истинной цели приглашения Рыжовой, кроме него, знали лишь Румянцев, Кира и «отдел агитпропа»), все партии, как мужские, так и женскую, исполнял организатор.

В честь 23 февраля спел он уже исполнявшуюся на памятной «маёвке», закончившейся обретением нового попаданца, «Аксинью» Олега Митяева. Следующей была песня лётчиков о том, что первым делом для них самолёты, а девушек можно оставить на потом. А чтобы девушки не обиделись на столь эгоистичных военных, «ответкой» прозвучал хит города Сталинграда, по словам Клавы, распеваемый всюду, всеми и на разные лады. То самое шуточное танго «Помоги мне». В завершение же Николай и Клавдия полностью выложились, исполняя сложнейший розенбаумановский «Вальс-бостон».

Результатом этого показательного выступления стало предложение коллектива организовать в ОПБ кружок художественной самодеятельности. И требование парткома центрального аппаратанаркомата в следующий раз согласовывать репертуар подобных концертов: кто-то там всё-таки усмотрел в танго признаки декаданса. Что ж, иные времена, иные нравы…

Увы, но день рождения Красной Армии в этом году обошёлся для сотрудников «НИИ ЧаВо» без правительственных наград. Немного обидно, поскольку за 1940-й был проделан просто колоссальный объём работ. И не одним Демьяновым. Дмитрий Фёдорович Устинов, например, по сути, создал новую отрасль промышленности — полупроводниковую электронику. Да и его усилия по обеспечению строительства новых автомобильных заводов в Ульяновске и Миассе многого стоят. Как и усилия Алексея Судаева в «проталкивании» в производство модернизационных модулей ЗСУ (чаще всего — не без помощи того же Устинова). Вертелся, как белка в колесе, и Арсений Ворожейкин, занимаясь согласованием вопросов по новой авиатехники.

Впрочем, как раз Ворожейкин без поощрения не остался: его повысили в звании, и теперь он носил в петлицах «шпалу». Тоже мизер, если учесть, что ему постоянно приходилось иметь дело с генерал-лейтенантом авиации Смушкевичем.

Именно Ворожейкин принёс в конце февраля радостное известие: взлетел и в первых же полётах показал прекрасные характеристики будущий Ла-5. Помня о том, в какую почти безвыходную ситуацию попал Лавочкин, столкнувшись с перегревом мотора М-82 в этом самолёте, Николай заранее подсказал путь решения проблемы: установкой более производительного масляного радиатора от яковлевской машины. И всё прошло великолепно.

— Я сам её опробовал, — похвастался капитан. — Зверь, а не самолёт! Были бы у нас такие на Халхин-Голе, мы бы самураев щёлкали, как семечки.

Как будто Демьянов не знал, насколько удачным он получится. Осталось дождаться, пока Швецов с Воронцовым установят на М-82 впрысковую систему питания, и тогда «мессерам» на начальном этапе войны точно придётся туго при встрече с «лавочкиными»! Жаль, до начала войны удастся выпустить всего лишь несколько десятков этих прекрасных машин. Больше — просто не успеть. Даже если сразу после окончания государственных испытаний перевести на выпуск Ла-5 три завода: Горьковский, Таганрогский и Тбилисский.

Не сидел, сложа руки, и Аборенков. И не только в вопросе производства «Катюш». По настоянию Демьянова он просто насел на директора завода № 8 Наума Носовского и главного конструктора Льва Локтева (ставшего им после смерти Михаила Логинова), в результате завод в подмосковном Калининграде всё же изготовил вариант «сорокопятки» с удлинённым до 68 калибров стволом. То есть, вариант пушки, что стал известен позже (в истории другого мира) под наименованием М-42. Только прекращение выпуска орудий 53-К, произошедшее в декабре 1940 года, использовали для перехода на новую модель, способную пробивать на дистанции в километр уже 51 миллиметр брони, а не 28, как предыдущая.

Неизвестно, как и о чём он разговаривал с начальником ГАУ маршалом Куликом, но тот всё-таки подписал документы, необходимые для выхода правительственного решения о выпуске данного орудия. А теперь завод в Калининграде, самое мощное в СССР предприятие по выпуску пушек, уже «клепал» «удлинённые сорокопятки», создавая запас орудий, которые понадобятся уже к осени этого года. Понадобятся, как бы ни развивались события в летние месяцы.

Держал на контроле Василий Васильевич и процесс создания кумулятивных боеприпасов для «полковушек». По его словам, 76-мм «бронепрожигающие» снаряды получились вполне себе удачными. Несмотря на то, что пушка образца 1931 года была нарезной, попадание из неё таким снарядом обеспечивало пробитие листа броневой стали толщиной 130-140 миллиметров или 120-мм бетонной плиты. На начало марта уже начаты испытания боеприпаса наркоматом обороны. Опять же, на фронт кумулятивные боеприпасы попадут в очень незначительных объёмах. Но даже если в июне-июле при их помощи удастся вывести из строя хотя бы пару сотен «панцеров», это будет хорошо.

Как оказалось, слова о новогоднем подарке Сталина забыл только Демьянов: во второй половине марта почтальон принёс ему на дом письмо, отправителем которого значился «Комитет по Сталинским премиям». Расписавшись о вручении, Николай вскрыл конверт, в котором обнаружил приглашение на торжественное собрание, посвящённое вручению премии. «В качестве лауреата».

Честно говоря, он был потрясён. Стать лауреатом самой первой (наверняка не по порядковому номеру, поскольку практически всё, связанное с его деятельностью, проходит под грифами секретности, а по году выдачи) Сталинской премии… Вот это подарок так подарок! Пусть даже с опозданием на два с половиной месяца, но ведь награда — именно по итогам прошлого, 1940 года. Значит, с некоторой натяжкой её можно и новогодним подарком посчитать.

Как оказалось, приглашён на церемонию был не только Демьянов: среди сотрудников ОПБ-100 подобные письма получили Василий Васильевич Аборенков и Михаил Ильич Кошкин. Если учитывать, что оба они стали лауреатами Сталинской премии в иной истории, то не удивительно. Другой разговор, что в ней и для того, и для другого, произошло это на год позже. А для Михаила Ильича — и вовсе посмертно.

Что ж, и к разработке «Катюши», и к работе над танком Т-34, существенно отличавшемся от привычного в его изначальном мире, Николай имел непосредственное отношение. Потому ему и пришлось гадать: с кем из этих двоих он разделит лауреатство. Но вручение дипломов предстояло лишь в следующем месяце, поэтому, чтобы не ломать голову над подобными мелочами, окунулся в работу. А её, как оказалось, хоть всю жизнь потрать, но никогда не переделаешь.

Больше всего раздражало то, что самым затратным по времени оказалась возня вокруг Клавы Рыжовой. Николай никогда не сталкивался с богемной тусовкой, поэтому у него волосы на голове вставали дыбом из-за того, насколько капризной и завистливой оказалась эта среда. Ни о какой работе с «какой-то недоучкой» «маститые» композиторы, очень необходимые для того, чтобы создать нормальную, грамотную аранжировку напетых или сыгранных под гитару песен, даже слышать не хотели. А без них невозможно было привлечь более или менее известных эстрадных певиц.

Тогда Демьянов пошёл другим путём — отправился в оперетту, надеясь хоть там отыскать молодую, амбициозную, но не бесталанную исполнительницу эстрадных песен. Может быть, ради неё композиторы согласятся аранжировать парочку песен. Несколько раз они с Кирой посетили разные театры, на сцене которых ставились музыкальные комедии. Но первый же разговор с дамочкой, обладавшей неплохим голосом, вверг его в шок. Объяснив суть дела — мол, требуется исполнительница песен для неизвестной, но талантливой сочинительницы песен, только-только приехавшей из провинции — нарвался на вопрос.

— Это она, что ли?

И кивок в сторону Киры.

— Нет, это моя жена. Но если вы согласитесь, то я познакомлю и с Клавдией.

— А кто она вам, если вы за неё так хлопочете? Сестра? Родственница? Или может быть… любовница?

— Любовница, — фыркнул Николай.

— Жаль, — вздохнула актрисулька, поправляя ткань платья, как бы невзначай подчеркнувшую грудь.

Выход подсказала всё-таки Кира:

— Коля, а может быть, попытаться поговорить со студентами консерватории? Старшекурсники — это же практически готовые музыканты. И многие из них очень талантливы.

Результат превзошёл все ожидания. Переговорив с местным начальством, Николай явился в студенческое общежитие с гитарой, и после нескольких спетых песен из будущего, заручился обещанием кудрявого черноглазого живчика по имени Аркадий Шварц записать эти песни нормальными нотами. Парень, судя по отзывам преподавателей, был действительно талантлив. А то, что его имени среди послевоенных композиторов Демьянов не помнил, вполне могло случиться из-за того, что значительная часть не только выпускников, но и студентов консерватории, в первые же дни войны записались в Дивизии народного ополчения. И полегли в битве за Москву.

Аркадий не просто записал ноты, но и в течение недели отрепетировал с ребятами эти песни. Особенно потрясло попаданца исполнение розенбаумовской «Вальс-бостон» с соло на саксофоне. Хотя, конечно, в силу возраста ребята больше тяготели к исполнению бодрых, жизнерадостных номеров.

Сложнее всего оказалось «вписать» в стихийно возникший коллектив Рыжову. Клава жутко стеснялась того, что, нежданно-негаданно, оказалась среди ребят, со столь высоким интеллектуальным уровнем, да ещё и, в её представлении, относящихся к музыкальной элите. Ноты она немного знала, но совершенно не представляла себе «работу» в составе коллектива.

— Ничего, подтянем! — объявил Шварц, после разговора с капитаном госбезопасности уже знавший, что присутствие Клавдии в «джаз-банде» при исполнении новых песен обязательно. Да и, в общем-то, аккордеонистку курчавый черноволосый живчик среди студентов подобрать в коллектив ещё не успел.

Первый концерт решено было дать на Первомай, на Тверском бульваре у пересечения с улицей Горького. А уж за разрешением на этот концерт пришлось бегать Демьянову.

30

Война в Европе и Африке, тем временем, шла своим чередом. 1 марта Болгария присоединилась к «оси», чем предопределила свой статус противника будущей Антигитлеровской коалиции. 11 марта Северо-американские Соединённые Штаты после двухмесячных парламентских дебатов приняли закон о ленд-лизе. 24 марта Роммель отобрал у англичан Эль-Аламейн, начав своё первое наступление на африканском континенте. На следующий день Югославия стала союзницей Германии, но ещё через два дня в стране произошёл государственный переворот, и во главе её мятежники поставили юного короля Петра III. 5 апреля правительство Советского Союза подписало с югославами договор о дружбе и ненападении, вызвав тем самым ярость Гитлера, обвинившего СССР в организации переворота. Так ли это на самом деле, Николай не знал, но не исключал возможности помощи заговорщикам, поскольку ещё в одной из своих первых записок, касающихся начала войны, подчеркнул, что первоначально нападение было намечено немцами на 15 мая, но его перенесли как раз из-за необходимости «разобраться» с югославским мятежом.

Уже 6 апреля войска Германии, Италии и Болгарии начали боевые действия против Югославии и Греции. На помощь последней британцы направили 60-тысячную армию. 13 апреля Сталин подписал с Японией Пакт о нейтралитете. 17 апреля Югославия капитулировала. Греция продержалась немногим дольше: уже 21 апреля её войска прекратили сопротивление, а 27 апреля немцы вошли в Афины. 20 апреля Роммель подошёл к Тобруку, а уже 25 апреля передовые немецкие части вышли к границе с Египтом.

Происходили серьёзные события и в СССР. Пусть волнения в Прибалтике «потухли» ещё к середине февраля, но население республик продолжали сокращать. И не только высылкой неблагонадёжных, но и «вербовкой на стройки народного хозяйства». То же самое (в смысле — постепенная переправка части населения далеко на восток), впрочем, происходило и на территориях Западной Украины, Западной Белоруссии и Молдавии. На Западной Украине к этому добавилась ещё и ударная работа органов НКВД по выявлении и ликвидации националистического подполья. При этом за любую связь с ОУН любого члена семьи высылали в Северный Казахстан и Западную Сибирь всё семейство.

Ошеломляющей для Демьянова стала новость о том, что II Большой Сбор украинских националистов, собранный сторонниками Бандеры в Кракове, закончился уже 2 апреля 1941 года и совершенно непредсказуемо. Подрывом под окном дома, где он происходил, грузовика, начинённого огромным количеством взрывчатки. Таким, что не только разрушился сам этот дом, но и серьёзно пострадали соседние. Так и не успел Штефан Сопля (в последние годы жизни Бандера жил по паспорту с фамилией Попель — Сопля) стать новым вождём ОУН вместо убитого в Риме и объявленного «диверсантом и вредителем» Андрея Мельника. Заодно под развалинами нашли свою смерть такие головорезы (настоящие и будущие) как Роман Шухевич, руководитель Службы безпеки ОУН Мыкола Лебедь, Ярослав Стецько, Иван Гриньох, Дмытро Мирон и прочие.

Естественно, первыми, на кого пало подозрение, были «мельниковцы», вождь которых пал в Риме от рук якобы «бандеровцев» (вполне вероятно, но Демьянов не исключал и иных вариантов). По крайней мере, по сообщениям от советской разведки, немцы разрабатывали данную версию как основную.

Ещё в первых числах апреля, почти на полтора месяца раньше известного по другой истории, начались так называемые «Большие учебные сборы»: Советский Союз призывал на три месяца почти миллион резервистов. Преимущественно в западных и центральных военных округах. При этом, по словам Рокоссовского, в конце апреля опять побывавшего в Москве и заглянувшего к полковнику Филиппову в ОПБ-100, резервистами пополнялись дивизии и корпуса, базировавшиеся по старой государственной границе. Мехкопус Константина Константиновича, как только подсохла грязь, приступил к учениям по организации активной обороны в районе города Броды.

Воспользовавшись случаем, Николай поинтересовался оценкой генерала танков Т-34 и начавших поступать в войска ЗСУ.

— Отличная техника! — поделился тот. — С первыми Т-34, поступившими в корпус, ещё были проблемы: неопытные механики-водители умудрялись перегреть муфту главного фрикциона. Но недавно поступили ремонтные комплекты на основе феродо, и от этой неисправности избавились силами ремонтных мастерских. А новые, сталинградские, танки приходят уже со штатно установленными дисками из этого материала. Того же, кто придумал эти модули для переоборудования Т-26 в зенитные самоходы, я бы, не задумываясь, наградил орденом. День возни в мастерских, и у батальона есть своя противовоздушная оборона, способная в любой момент открыть огонь по вражеским самолётам. Без подготовки позиции, без развёртывания зенитных пушек или пулемётов. Механик-водитель остановил машину, чтобы не мешать наводчику, и можно стрелять. Жаль, пока мало этих комплектов поступает. Особенно со спаренными пушками.

Ну, извините, товарищ генерал-лейтенант! С учётом того, что пушку Таубина и Бабурина ещё пришлось «доводить» на заводе, хорошо, что даже эти крохи поступают в войска.

Кстати, про «сладкую парочку» конструкторов. Выставили они на испытания пару собранных «на коленке» (то есть, в мастерских ОКБ-16) гранатомётов. С новой гранатой. И снова напоролись на те же самые грабли, что и несколько лет назад: их «машинку» снова попытались втиснуть в прокрустово ложе «миномётной тематики». То есть, попытались сравнивать с ротными миномётами, производимыми в СССР массово. Если бы удалось продавить такой подход, АГ-ТБ ничего бы «не светило». Причина — значительно более высокая стоимость гранатомёта и гранаты в сравнении с 50-мм миномётом и боеприпасами к нему. Этим нивелировались даже более высокая скорострельность и дальность огня данного революционного оружия.

Сравнить попытались. Да только Демьянов, влезший в процесс представления ГАУ, в пояснительной документации сразу же позиционировал разработку Таубина и Бабурина не как разновидность миномёта, а как самостоятельный вид противопехотного оружия, дополняющий линейку миномётов в батальонно-ротном звене. И, пользуясь служебным положением, потребовал рассматривать новый образец вооружений именно в этом ключе.

На крайний случай, если не удастся преодолеть косность «миномётного лобби», у него имелся и запасной вариант — добиться принятия автоматического гранатомёта на вооружение войск НКВД, как это уже было с противотанковыми ружьями калибром 12,7 мм. Которые, кстати, уже сняли с производства, и теперь Ковров производил их только в калибре 14,5 мм. И очень активно производил. А «малый калибр» передавался на Дальний Восток.

Николай знал, что году в сорок третьем, ротные миномёты не только прекратят выпускать, но и вообще снимут с вооружения, но сейчас об этом говорить рано. Очень рано, поскольку быстро изготовить хотя бы пару десятков тысяч АГ-ТБ не получится никаким образом. А оставлять пехотные роты без собственной, пусть даже и недостаточно действенной, артиллерии было бы даже не ошибкой, а самым настоящим предательством.

Награждение Сталинской премией происходило в два этапа. Первыми, как и предполагал капитан госбезопасности, награждали тех, кто происходил по «открытым» спискам: деятели искусства, учёные, производственники. И лишь после (и даже в другой день, чтобы не «светить» тех, чья работа была связана с секретами) — лауреатов по «закрытым» темам.

Наш герой не помнил, как происходило первое награждение Премией в его истории (Хрущёв очень постарался вытравить всё хорошее, что было связано с памятью о сталинских временах). Но тут Сталин присутствовал и даже сам вручал дипломы. А Николай, проникшийся моментом, очень сожалел о том, что медаль лауреата будет разработана лишь несколько лет спустя. Он и награждаемые сегодня, конечно, её тоже получат, но носить на груди знак награды, даже более редкой, чем звезда Героя Советского Союза…

На чём он и поймал себя, усмехнувшись в мыслях: «Вот уж не знал, что ты, Николай Николаевич, столь падок на ордена да медали».

Ильюшин. Яковлев. Грабин…

Кошкин и Морозов как разработчики нового среднего танка Т-34.

Аборенков и коллектив разработчиков «Катюши». Но фамилии Демьянова не прозвучало ни в составе первого коллектива лауреатов, ни в составе второго. Что это? Ошибка при рассылке приглашений?

Сталин жмёт руку каждому награждённому, о чём-то негромко переговаривается с людьми. По нему видно, что настроение у «спонсора награды» приподнятое.

И, наконец, последней среди списка лауреатов первой степени Премии звучит фамилия «Демьянов». Только его фамилия. И формулировка: «за самоотверженный труд по разработке ряда новых систем и видов вооружений, а также неоценимый вклад в развитие оборонной промышленности». По совокупности заслуг, значит.

— Я обещал вам, товарищ Демьянов, подарок. Примите, — улыбается Иосиф Виссарионович, протягивая диплом и пожимая руку.

— Спасибо, товарищ Сталин! — прочувственно жмёт руку Вождю свежеиспечённый лауреат, а потом, дождавшись окончания аплодисментов и развернувшись к залу, громко произносит. — Служу Советскому Союзу!

Новый шквал аплодисментов и новая одобрительная улыбка Генерального секретаря.

— Задержитесь на минуточку, товарищ Демьянов, — обращается он к Николаю. — Товарищи, на этом награждение закончилось, но я хотел бы обратиться к вам с несколько необычными для текущего момента словами. Словами, которые предназначены только вам, и которые мы не можем, не имеем пока права сказать каждому советскому человеку.

Вы наверняка привыкли читать в наших газетах и слышать по радио слова о той дружбе, которая связывает нас с Германией. Но при этом руководство партии и советское правительство не строит иллюзий относительно того, насколько крепка эта дружба. Поэтому мы с помощью всех здесь присутствующих стараемся держать порох сухим. Не так давно нам стало достоверно известно о том, что германское руководство намеревается в ближайшее время отказаться от деклараций дружбы между Германией и Советским Союзом. Нам стало достоверно известно, что в германских военных штабах уже разработан план нападения на Союз Советских Социалистических Республик, план военного разгрома Рабоче-Крестьянской Красной Армии и порабощения советского народа.

По залу пролетел лёгкий шепоток, а лица присутствующих приобрели у кого удивлённое, у кого растерянное, а у кого и удовлетворённое выражение. А Сталин продолжал.

— Нам стало достоверно известно, что вероломное нападение на Советский Союз запланировано на начало нынешнего лета. И мы готовимся к отражению этой агрессии. Но нам нельзя говорить об этом во всеуслышание, иначе враг изменит свои планы, а наша подготовка пойдёт насмарку. Об этом мы, советское руководство и руководство партии делимся только с самыми доверенными людьми, в число которых теперь входите и вы, на деле доказавшие верность первому в мире государству рабочих и крестьян.

К сожалению, вынужден отметить, что по расчётам нашего Генерального штаба быстрого и сокрушительного разгрома врага, как вы это привыкли слышать в наших песнях, не получится. Потому что на нас пойдёт не одна Германия, а вся Европа. Как почти сто тридцать лет назад, когда вся Европа шла на нашу страну под знамёнами Наполеона, так и теперь она пойдёт на нас под знамёнами со свастикой. Наши военные считают, что война будет тяжёлой и затяжной, несмотря на то, что вы, присутствующие в этом зале, сделали всё возможное для того, чтобы вооружить Красную Армию лучшим оружием.

Война будет тяжёлой и затяжной, но мы победим. Я в этом уверен. Красная Армия разобьёт врага и уничтожит в его собственном логове. Сколько лет для этого понадобится, я не могу предсказать: может быть два года, может быть, три. Но её длительность и число жертв, которые понесёт советский народ в этой воистину священной войне, будут зависеть и от вас. От того, насколько самоотверженно вы будете трудиться, разрабатывая и производя новые образцы вооружений для нашей, Рабоче-Крестьянской Армии. От того, насколько разрабатываемое вами оружие будет современным, эффективным и доступным. Помните об этом каждую минуту, начиная с сегодняшнего дня. Помните о том, что грядущую войну, которой мы не хотим, но вынуждены будем вести, начнём не мы, но нам её заканчивать. Заканчивать при помощи того оружия, которое вы придумали и, надеюсь, ещё придумаете.

Сталин не был бы сам собой, если бы решил на этом прерваться и не добиться максимального воодушевления людей, которых он только что наградил.

— Товарищ Демьянов, нам известно, что вы немного музицируете в кругу друзей и соратников. А ещё в вашем репертуаре есть песня, нужная нам именно в этот момент. Исполните её, пожалуйста, для присутствующих здесь. Ведь все мы здесь — соратники, точно так же, как и вы, служащие Советскому Союзу.

Вождь обернулся, и к нему подошёл какой-то человек, несущий в руках лист бумаги и… демьяновскую гитару. Прочитав первую строку на листе, Николай поражённо взглянул на Иосифа Виссарионовича, а том лишь молча кивнул. Текст напечатан на машинке, и в нём выделено заглавными буквами одно слово, заменившее то, которое он помнил по оригиналу.

Последний раз припев все слушали стоя, а некоторые даже подпевали.

31

— С наступающим праздником вас, Генрих!

— Спасибо, Курт. Надеюсь, вы не обидитесь на ответное поздравление?

— Что вы?! 1 мая тоже является государственным праздником Третьего Рейха. У нас же у власти национал-социалистическая партия, — сделал дипломат ударение на слово «социалистическая». — Какие у вас новости?

— Разные, — качнул головой Штольц. — В том числе — и не очень хорошие для вашей страны.

— Что вы имеете в виду?

— Перевод цехов, выпускающих военную продукцию, на предприятиях города на трёхсменную работу. Производство броневой стали, артиллерийских систем, танков. Тракторный завод наконец-то сумел отладить технологии, и теперь наращивает выпуск танков. Как я уже сказал, в три смены. Пока не хватает персонала для полноценной работы третьей смены, но вопрос решается.

— Откуда большевики смогли взять для этого людей? Я имею в виду не вас. Насколько помню, вы ведь тоже член партии?

— Да, — кивнул гость из Сталинграда. — Хотя, как вы прекрасно знаете, в партию я вступил по вашему указанию и вопреки своему желанию.

— Странно. Ваш отец был партийным деятелем, считается чуть ли не героем Гражданской войны, много сделал для упрочения власти большевиков в Крыму, создал в Симферополе школу красных командиров.

— Вот именно! Я хорошо помню то, как курсанты этой школы «упрочняли» эту власть. Нам, мальчишкам, запрещали ходить на её территорию. Но разве же нас удержишь? Вот и насмотрелся на трупы расстрелянных офицеров и неблагонадёжных обывателей, которыми были завалены рвы вокруг неё. Отца в этом я не виню, поскольку он всего лишь исполнял приказы этой еврейки, Розалии «Землячки». Но большевиков с тех пор не люблю.

— Вы уже рассказывали об этом, герр Штольц. Но давайте вернёмся к вопросу о том, откуда взялись свободные руки для увеличения производства военной продукции.

— Давайте, — кивнул Штольц. — В город прибыло и продолжает прибывать много «завербованных» с недавно присоединённых к Советскому Союзу западных территорий. Прибалтика, Западная Украина, Западная Белоруссия. Низкоквалифицированные строят жильё для этих переселенцев, а те, кто имеет хоть какой-то опыт работы с механизмами, направляются на производство. Ими преимущественно замещают опытных рабочих, которых переводят в цеха с военной продукцией. Так что качество именно военной техники не страдает от снижения квалификации персонала.

Агент уточнил это, заметив снисходительную усмешку дипломата, явно мгновенно просчитавшего, что неопытные рабочие резко увеличат процент брака, которым с самого момента создания «славился» Сталинградский тракторный.

— Вам удалось добыть чертежи или хотя бы технические характеристики этих самых Т-34?

— К сожалению, ещё нет. Мою агентессу после известного вам конфликта перевели на другую работу, на которой она больше не имеет возможности контактировать с теми, кто работает на военном производстве или прибывает на него в командировки.

— Плохо. Очень плохо. В ближайшее время доблестным солдатам вермахта придётся столкнуться с этим танком на поле боя, но мы до сих пор не знаем, насколько он может быть опасен.

— Значит, всё-таки скоро начнётся! — мелькнула улыбка на лице Штольца. — Когда?

— Увы, дорогой Генрих, но я — слишком малозначительный чиновник, чтобы меня ставили в известность о планах фюрера на этот счёт. Как нам сказали, скоро. Вы уверены в том, что тот самый конфликт вокруг вашей невесты остался для вас без последствий?

Штольц небрежно отмахнулся.

— О чём вы, Курт? Я сумел так обстряпать дело, что претендент на руку и сердце этой глупышки узнал об её интересе к Демьянову не от меня лично, а через третьи или четвёртые руки. Жаль, что обстоятельства сложились так, что он не застал её и Демьянова в постели. Но фамилия интересующего вас чекиста всё равно попала в протоколы показаний под нужным нам углом зрения: Зотова наговорила, что он склонял её к интимным отношениям. Пусть все остальные и утверждают, что именно она «вешалась» на капитана, но в документах, фотокопии которых я вам привёз, как раз имеются нужные показания.

— А это уже прекрасно! С помощью этих документов у нас появится реальный шанс шантажировать Демьянова. Он женат, а развод из-за адюльтера серьёзно ударит по его карьере. Ещё что-нибудь?

— Я не знаю, насколько это вас заинтересует, но в поезде я случайно услышал разговор двух попутчиков, инженеров химического завода, расположенного в нашем городе.

— Какие-то новости о производстве химического оружия? — тут же отреагировал дипломат.

— Не знаю. Я не настолько хорошо разбираюсь в современной химии. Они говорили о какой-то тяжёлой воде, на постройку комбината по производству которой их направили. Куда-то на Урал. Я запомнил название города, близ которого собираются строить этот комбинат — Кыштым.

Курт едва сдержал радостный вопль, настолько серьёзной была новость.

— Как вы сказали? Кыштым?

— Да. Они говорили о каком-то огромном озере, на берегу которого близ этого города началось строительство комбината.

— Вы правы, Генрих. Это очень важная информаций. Они упоминали какие-нибудь фамилии в своём разговоре?

— Я слышал только фамилию Курчатов. Да и вообще ничего не понял из их разговора: они явно что-то скрывали, и общались больше намёками, понятными только им.

Курт принялся нервно стучать кончиками пальцев правой руки по столешнице ресторанного столика, пребывая в задумчивости. И лишь минуту спустя задал следующий вопрос.

— Как долго вы ещё пробудете в Москве?

— Мой поезд отходит послезавтра, 30 апреля вечером.

Это уже было легче. Визит в столицу СССР начальника отдела Е IV управления РСХА Вальтера Шелленберга под видом члена торговой делегации вызвал нездоровый ажиотаж в посольстве. Хотя и было известно, что главным делом руководителя контрразведки Рейха является посещение первомайского парада на Красной площади (руководство Германии накануне войны желало окончательно оценить состояние вооружений Красной Армии), но от контрразведчика такого уровня по привычке ждали больших неприятностей.

С другой стороны, столь сногсшибательная новость как начало строительства большевиками комбината по производству необходимой для работы по урановой теме тяжёлой воды вполне могла благоприятно отразиться на карьере разведчика, работающего под дипломатическим прикрытием, каковым был Курт. Оставалось только решить, следует ли передать данную информацию Шелленбергу или отправить шифровку Вилли, в ведомство Канариса.

Муки выбора объяснялись тем, что приезжающие из Берлина люди рассказывали о том, что у любителя американских сигарет не заладились отношения с главой гестапо Мюллером. Но фюрер ценил молодого (всего-то 31 год) интеллектуала, и поговаривали, что в ближайшее время он перейдёт на другую работу. Возможно, в руководство VI управлением, занимающимся внешней разведкой. То есть, станет прямым начальником Курта. И не исключено, что эта поездка в Москву является своеобразным экзаменом для Шелленберга перед назначением на новую должность.

Впрочем, одно другому — не помеха. И шифровка для Вилли ушла в Берлин, и информацию Шелленбергу Курт удачно слил. А через день снова встретился в ресторане со Штольцем.

— Генрих, у вас случаются командировки в Челябинск или Свердловск?

— Да что вы, Курт?! Если бы я работал в снабжении тракторного завода, то, может быть, и случались бы. Но я работаю в торговой организации, а моё положение в ней позволило мне «оторвать» такое ценное направление, как Москва.

— Тогда вам придётся уволиться из этой организации.

Сталинградец от неожиданности даже перестал жевать.

— Но…

— И вообще уехать из Сталинграда. Не смотрите на меня так. Сталинград будет взят нашими войсками уже к нынешней зиме. И хотя русские к тому времени уже не смогут сопротивляться, в городе возможны бои с отдельными отрядами фанатиков. Боюсь, в этой ситуации они могут не посмотреть на ваше плоскостопие, и отправить вас в окопы. Рейху же очень нужна любая информация по тяжёлой воде, поэтому вам придётся срочно уехать за Урал. Наша разведка предполагает, что новой столицей России, после того, как она капитулирует, станет либо Свердловск, либо Омск. Скорее даже Омск. И нам потребуются люди, которые находятся там. Вы когда-нибудь бывали в Омске?

Шокированный агент некоторое время молчала, переваривая не только пищу, но и столь неожиданное задание.

— Помимо награды за весьма ценную информацию, вам будет предоставлена крупная сумма денег, так что в материальном плане ваш переезд в Сибирь вам будет даже выгоден. Поэтому по возвращении на Волгу срочно продавайте дом, увольняйтесь из городского торга и выезжайте в Омск. Но по дороге вы должны будете побывать в окрестностях этого самого Кыштыма. Поживёте там неделю-другую, заведёте знакомства. Может быть, среди местных охотников и рыбаков, чтобы оправдать поход к строящемуся комбинату. А когда сможете подтвердить факт его строительства, уволитесь и отправитесь в Омск.

— Но… Понимаете, Курт, в СССР недавно было ужесточено трудовое законодательство, и теперь нельзя просто так выйти на работу, а потом уйти с неё. Всё, связанное с трудоустройством, фиксируется в документе с названием «Трудовая книжка».

— Вы считаете, что германские специалисты не способны подделать подобный документ? — усмехнулся «дипломат». — Вы получите дубликат этой книжки, которую и предъявите в Кыштыме, и потом его просто выбросите. А оригинал предъявите при поступлении на работу в Омске.

Сотрудник посольства заметил на лице агента новые признаки сомнений.

— Что-то ещё? Я повторяю: в материальном плане вы не просто не пострадаете, но и останетесь в прибыли. В очень значительной прибыли.

— Простите, Курт, я задумался не о деньгах. Я задумался о том, как забрать в Омск свою невесту.

— Вы о той прелестной секретарше, которую балуете берлинскими шёлковыми чулками?

Штольц даже расхохотался.

— Что вы?! Евгения, конечно, девушка приятная во многих отношениях, но связывать с ней жизнь... Нет уж, увольте! Я говорю о нормальной немке из патриархальной семьи. Как я смогу передать информацию, полученную в Кыштыме?

— Об этом мы поговорим, когда вы будете ехать на Урал.

32

Вот так и рождаются легенды. Николай даже не сомневался в том, что эта песня будет звучать по радио 22 июня. И в лепёшку расшибётся, чтобы её официальными авторами остались Александров и Лебедев-Кумач. Но наверняка, как и в 1980-е бытовала байка про то, что «Священную войну» написал какой-то царский офицер в 1914 году, теперь пойдут шепотки о некоем красном командире, у которого Василий Иванович и Александр Васильевич «слямзили» текст и музыку.

Кстати, про музыку.

Первомайский концерт «Эстрадной группы Аркадия Шварца» на Тверском бульваре произвёл впечатление на москвичей. И не только новизной песен, исполняемых студентами консерватории, но и технической новинкой: Николай «подсуетился», и в лаборатории Лосева собрали транзисторный усилитель, мощностью 10 ватт, а также «батарею» громкоговорителей, для микрофона, в который пел солист. Или солистка. Аппаратура питалась от автомобильного аккумулятора, заряда которого едва-едва хватило до конца концерта.

Довольны остались все. И публика, которую «захватили» многие незамысловатые мелодии и тексты песен 1950-60-х годов, и студенты во главе с Аркадием, впервые выступавшие с самостоятельной программой, и Клава Рыжова, сольный номер которой (сопровождение, конечно, а не вокал), песню «Старый клён», приняли очень тепло. И чета Демьяновых, разумеется, примчавшаяся в назначенный час «поболеть» за молодёжь. И руководство консерватории, буквально через пару дней после праздника получившее благодарность от Моссовета.

Сообщение в прессе о том, что Вячеслав Михайлович Молотов снят с поста председателя Совнаркома, а эту должность теперь занял Сталин, вызвало массу кривотолков. Мол, опять грядёт очередная «чистка» в верхах партийного руководства, а Молотов станет её главной жертвой. Не смущало «аналитиков», шушукающихся вполголоса, даже то, что то он сохранил важнейший государственный пост. Ему даже сочувствовали, поскольку Молотов, как и Калинин, пользовались уважением «в широких слоях населения». Но то, что пост главы правительства занял сам Сталин, преимущественно поддерживали. За исключением тех, кто уже привык, что после смерти Ленина должность председателя Совета народных комиссаров и главы партии никогда не совмещалась.

Но Демьянов-то знал, что никакая это не немилость в отношении Вячеслава Михайловича, а время настаёт такое, что требуется максимальная концентрация власти в стране в одних руках. Понимали и многие другие, от кого не осталась незамеченной напряжённая подготовка к войне. Может быть, не знали, что к войне, но чувствовали нарастающее напряжение. Ведь ещё в марте без широкой огласки началось возвращение в армию некоторых уволенных ранее во время «чистки» красных командиров.

Разумеется, далеко не всех, поскольку среди «стопицотмиллионов репрессированных военачальников», о которых лили крокодиловы слёзы современные Николаю либералы, было немало и тех, кого уволили вовсе не по политическим мотивам. Были среди уволенных неспособные исполнять командирские обязанности из-за болезни и возраста. Немало в памятной чистке конца 1930-х оказалось откровенных алкоголиков, бездарей и совершивших уголовные преступления. Но попадались и пострадавшие от интриг и доносов. Хорошо, если просто отправленные в отставку, а не осуждённые. Но и осуждённых стали выпускать после начавшейся тогда же, в марте, кампании по пересмотру дел. Выпускать, возвращать звания и награды и, после непродолжительного отдыха, отправлять на должности в резко возросшую по численности армию, которой катастрофически не хватало командиров среднего звена.

Чувствовалось напряжение и потому, что предприятия, выпускающие оружие и боеприпасы, работали в две, а то и в три смены. А из западных областей Белоруссии и Украины, из Молдавии и Прибалтики на восток, на «стройки народного хозяйства» шли эшелоны с промышленным оборудованием и «строителями социализма», якобы завербованными на эти стройки. Даже «Пионерская правда» с первых чисел мая начала публиковать репортажи о массовом открытии летних пионерских лагерях на Волге для ребят из Белоруссии и Прибалтики, а на восточном берегу Азовского моря — для их сверстников из Центральной и Западной Украины. Да настолько смачно писала о потрясающей рыбалке, конных походах и прочих развлечениях в местах, выбранных для этих лагерей, что Николай, будь он сам пионером, непременно принялся бы канючить, чтобы родители отпустили его в такой «трёхнедельный» лагерь, начинающий работу в период с 5 по 10 июня.

На этом фоне раскатом отдалённой грозы прозвучала грозная нота протеста (о ней Демьянов узнал, слушая американское радио) Германии в адрес Советского Союза, вышедшая после публикации очередной сводки НКВД о количестве польских военнопленных в советских лагерях. Около 80 тысяч их… просто исчезли. Местонахождение этих несостоявшихся «жертв тоталитаризма» раскрыли немцы, истрактовавшие переброску части поляков из советских лагерей военнопленных в Британию как недружественный Германии шаг. На что Молотов выступил с заявлением, что советское правительство руководствовалось гуманитарными соображениями, освобождая военнопленных. Ну, а то, что они сами выбрали страной их выдворения с территории СССР Англию, так это не наша вина. Тем более, после подписания Советским Союзом Конвенции об обращении с военнопленными. Пусть пока и не ратифицированной Верховным Советом.

Никаких решительных шагов немцы предпринять в ответ на это не могли: часть их войск, предназначенных для нападения на Советский Союз, всё ещё находилась в Югославии и Греции, и до их переброски на север гитлеровцы были просто не готовы к удару.

Чекисты из центрального аппарата, возвращающиеся из командировок в западные военные округа, рассказывали о практически полном прекращении крупных провокационных нарушений советского воздушного пространства.

— Истребители часто перелетают границу буквально на 5-7 минут, а на большее время боятся: служба ВНОС очень быстро направляет на перехват наши «ястребки». А те с нарушителями не церемонятся.

Картина, ну, просто разительно отличающаяся от того, что было в «другом 41-м». И никакой реконструкции аэродромов по всей территории Белоруссии.

Информации к размышлениям подбросил недавно вернувшийся из командировки командир Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД Эйтингон. Зная специфику службы Наума Исааковича, Демьянов не стал задавать вопросов, где он пропадал почти полгода: всё равно не расскажет. А если когда-нибудь результаты этой командировки и станут известны советским гражданам, то лишь спустя несколько десятилетий.

— Это твоя последняя тренировка с моими ребятами, — объявил майор госбезопасности.

— На фронт? — спросил Николай.

Задумавшись на секунду, Эйтингон кивнул.

— Для нас это уже будет фронт. Слушай, ты ничего больше вспомнишь, как быстро отличить этих чёртовых «бранденбуржцев»?

Николай лишь покачал головой.

— Про скрепку, не оставляющую ржавых следов в красноармейских книжках, вы уже знаете. Про подошвы от немецких сапог и трусы́ вместо кальсонов тоже. Может быть, внимательнее прислушиваться к акценту. В полк они нагребли много выходцев с Западной Украины, поляков, знающих русский язык, прибалтов. Так что «перебор» с количеством говорящих с акцентом тоже может быть поводом для подозрения.

— Ладно, разберёмся, — махнул рукой «Наумов». — Ничего новенького не привёз?

— Избаловал я вас с Ильёй Григорьевичем, — засмеялся Николай. — Как ни приеду, вы что-нибудь новенькое сразу же требуете. Не сегодня. Будет вам новенькое, но позже: техника сложная, надо сначала убедиться в том, что не сработает от случайной радиопомехи и, в то же время, не пропустит нужного сигнала.

— Дай-ка угадаю, — оживился диверсант. — Радиовзрыватель, о котором ты мечтал?

— Он самый, Леонид Александрович.

Раз уж Этингон «выступает» под псевдонимом «Наумов», значит, и обращаться к нему приходится по «залегендированному» имени и отчеству.

— Дальность действия пока небольшая, около километра. Но я посчитал, что для взрыва моста больше и не надо.

— Вес? Размер?

— У приёмника — размер двух пачек папирос, если не считать батарейки. Если удастся соорудить и миниатюрную батарею, то и её в этот объём сумеем впихнуть. Вес — около ста граммов. С батареей, ясное дело, будет больше. Передатчик раза в три больше, но весит всего двести-двести пятьдесят граммов. Понятное дело, тоже без батареи. Надеюсь, примерно за неделю до того, как начнётся, сумею передать четыре-пять комплектов в вашу бригаду.

— Значит, и ты знаешь, когда начнётся?

Николай коротко кивнул.

— А что в комплект входит?

— Один передатчик и пять взрывателей, настраиваемых на разные частоты команды на взрыв. Чтобы можно было выбирать, на какой именно взрыватель подавать команду.

— Ну, ты даёшь, капитан! Даже это предусмотрел. Вот только сложно будет получить эту посылку: раскидывают бригаду по всему фронту от Риги до Проскурова. Хотя моё местонахождение и местонахождение Старинова в Наркомате будут знать. Так что шли в Белоруссию,Илье: задача не допустить захвата мостов будет лежать на нём.

33

Неожиданно свалившаяся на семью Демьяновых огромная для 1941 года сумма денег, помимо радости, вызвала ещё и массу споров, куда их потратить. Правда, не всю сумму, а только половину, поскольку 50 тысяч рублей свежеиспечённый лауреат сразу же положил на сберкнижку и объявил, что тратить их не будет.

Женщины, естественно принялись обсуждать вопрос обновок себе, единственному в семье мужчине и Валечке. Против всего этого Николай не возражал. Особенно настаивал на том, чтобы дочке накупили вещей на вырост, года на три вперёд, чем вызвал недоумение и возмущение тёщи. Но Кира, знавшая о грядущей войне, быстро сообразила, о чём заботится муж, и тоже отвергла все претензии матери о том, что за два-три года заранее купленные детские вещи выйдут из моды.

Идею купить мебель вместо «казённой» Николай тоже отверг, ограничившись лишь согласием приобрести новую кровать для дочки. Как и идею купить хороший радиоприёмник.

— С началом войны все приёмники потребуют сдать в милицию. Зачем тратить деньги на то, чем мы так и не успеем попользоваться?

Кира расстроилась, но согласилась, чем на следующий день огорчила Анастасию Кирилловну, с которой они в этом вопросе ещё накануне выступали «единым фронтом». А вот идею главы семьи приобрести холодильник они не поняли.

— А разве у нас их производят? — спросила тёща, когда Демьянов наконец-то доказал, что хранить приготовленную еду и купленные продукты в холодильнике лучше, чем готовить и покупать мизерными порциями. Особенно летом.

Производят. В предыдущем 1940 году Харьковский тракторный завод изготовил аж три с половиной тысячи холодильников, объёмом 120 литров. Совсем крошечных, если сравнивать с теми, шкафами, к которым привык попаданец в двадцать первом веке, но он ещё помнил подобные по детским годам в доме у бабушки. И ничего, как-то пользовались даже такими. И не просто пользовались, но и радовались, что они есть. Так что к концу мая на кухне появилась белая «тумбочка» со скруглёнными краями.

Наотрез была отвергнута идея покупки деревенского домика в качестве летней дачи.

— Мама, мы же с Колей вечно на службе, а его зачастую даже в выходной день вызывают. Да и как туда добираться?

— Я там буду летом жить вместе с Валечкой! — настаивала Анастасия Кирилловна. — А доехать можно пригородным поездом.

— Нет, нет и нет! Я же изведусь за неделю от беспокойства, как вы с ней там. Нет, мама!

— Ну, раз так, раз вас совсем не заботит здоровье вашей дочери, то я вообще могу уехать в Ленинград!

Похоже, тёща в мечтах выстроила серьёзные планы на дачное времяпрепровождение, если прибегла к шантажу. Ушла на кухню переживать отказ «неблагодарной дочери».

Судя по тому, что на следующий вечер разговор про отъезд в Ленинград (но уже не насовсем, а только на три-четыре недели) продолжился, планы были обширные.

— И вы от меня отдохнёте, и я от вас.

— Мама, ну, что ты говоришь?! С чего ты взяла, что мы от тебя устали? Если тебе тяжело с нами, то давай купим тебе путёвку в дом отдыха. Тебе же понравилось там осенью. Но только, пожалуйста, не в Ленинград!

— Это ещё почему?

— Анастасия Кирилловна, вас устроят мои слова о том, что нас с Кирой по службе известно чуть больше, чем обычным гражданам? Простите, не могу рассказать всего, но мы не хотели бы, чтобы вы этим летом оказались в Ленинграде.

Оказывается, сложнее всего хранить тайну не от врагов, а от близких людей…

Эту сентенцию, но немого другими словами, озвучил и Сашка Удовенко. Павел Воронцов вечно пропадал на авиамоторных и авиаремонтных заводах. В силу физического возраста, страшно уставал, и «родному дяде» приходилось брать на себя основную нагрузку в общении с семьёй «донора» авиамеханика-попаданца.

— Не успеваем. Катастрофически не успеваем, — жаловался Павел Валентинович, вернувшись Горьковского авиазавода. — Меньше половины месяца до войны, а завод так и не вышел на проектную мощность по выпуску Ла-5. В Таганроге выпущена лишь установочная партия, а Тбилиси и вовсе всё ещё копаются с первой машиной. Форсированный мотор для «яков» только-только проходит испытания. Работы по форсированию микулинского «тридцать восьмого» двигателя только-только начались.

— Миг-3 с АМ-38 уже испытали?

— Испытали. А что толку? Если и улучшились его пилотажные качества, то совсем немного. Машина как была «тупой» на низких высотах, так и осталась. Пусть и здо́рово прибавила в скорости на высотах до четырёх километров. И до начала поступления в строевые части «лавочкиных» её заменить просто нечем. Значит, опять будут большие потери в воздушных боях.

— Паша, что можем, то и делаем. Благодаря вам с Натальей Геннадиевной и так много чего хорошего успели из того, чего у Красной Армии без вас появилось бы только через пару лет. Ты же сам видишь, что главные тормоза в нашем деле — недостаток квалификации рабочих и неотработанность технологий.

И эти слова про колоссальный вклад товарищей по попаданческой доле Демьянов говорил не просто так. Рецепт производства присадки для этилирования авиационного бензина, предоставленный Юрьевой, позволил не только сэкономить крупные валютные средства, но и значительно увеличить производства авиатоплива. Он уже подготовил и подписал у Румянцева представление её и Павла Валентиновича к государственным наградам.

— Вижу, Николай Николаевич. Но… Обидно. Большего хотелось бы. А ну, как опять за месяц боёв пролюбят половину авиапарка?

— Половину — уже вряд ли. Всё-таки тебе и мне, кажется, удалось донести до руководства страны, как нельзя встречать войну. А вот не меньше трети — точно. И по совершенно объективным причинам: И-16 и И-153 просто уже не годятся для равного боя с «мессерами» и «фоккерами». Фрицы будут их ссаживать на землю пачками, но эти «старички» позволят выиграть время на постройку «яков» и «лавочкиных», на которых уцелевшие лётчики потом отомстят за погибших товарищей.

— Ну, да. Я тоже обратил внимание: те пилоты, что выжили в «том» сорок первом, жаловались на то, что их гоняли за не по линеечке выровненный на лётном поле машины. А теперешних — за нарушение маскировки. И летают они немного чаще, чем раньше. Ремонтные службы лучше стали работать, ночным полётам стараются учить, радиосвязь активно внедряют. Ещё бы РЛС поскорее внедрять начали…

Тебе, Павел, как мёд, так сразу ложкой! И так производство станций РУС-1 и РУС-2 увеличили в несколько раз. Войну не с двумя десятками РЛС встречать будем, а с доброй сотней. Глядишь, в сорок втором удастся каждый истребительный авиаполк локатором оснастить.

Из англичан готовые локаторы «выжать» не удалось, им самим не хватает, а вот технической документацией «лимонники» поделились. Ну, и по сонарам «Асдик» тоже. Так что теперь наши учёные пытаются адаптировать английские разработки под отечественную техническую базу. Правда, это не столько радиолокаторы, сколько станции орудийной наводки зенитной артиллерии, но самолёты-то они всё равно обнаруживают. Их установки, названные у нас СОН-2, появились у нас «в металле» только после нападения Германии на СССР, так что, возможно, и в этом варианте истории британцы на них расщедрятся.

Пожалуй, расщедрятся. Ещё 10 мая Рудольф Гесс улетел к ним на переговоры с предложением заключить мир и объединить усилия в борьбе против Советского Союза. И, судя по неизменной риторике британских политиков, в этой истории у него или Гитлера, его пославшего, для этого не нашлось более убедительных аргументов, чем «в прошлый раз». А тут ещё и руководство СССР сделало первый шаг к будущим союзническим отношениям.

Выступления Сталина перед выпускниками военных училищ Николай не слышал. И текст этого выступления, как и в другой истории, не публиковался. Возможно, где-то у кого-то имеется стенограмма, но Демьянова никто с ней не знакомил. Но нет никаких оснований считать, что Иосиф Виссарионович нёс какой-нибудь миролюбивый бред про «русский с нацистом — браться навек». А если вспомнить его обращение к лауреатам «закрытой части» Сталинской премии, то можно предположить, что ещё и постарался настроить юных красных командиров на упорное сопротивление «возможной агрессии со стороны империалистов и их прислужников».

Впрочем, упомянутый бред про «нерушимую дружбу с Германией» и «наезды» на англичан перестали публиковаться и в советских газетах. Основная линия, которую они проводят в публикациях, сводится к формуле: ситуация в Европе и мире очень напряжённая, Советский Союз придерживается нейтральной позиции в развязавшейся мировой бойне, но Рабоче-Крестьянская Красная Армия и РККФ, в случае нападения на первое в мире государство рабочих и крестьян, должны готовиться дать отпор любому агрессору. А весь советский народ — встать на защиту Социалистического Отечества.

34

Попытка вербовки выглядела смешно. Может быть, ещё и потому, что о её возможности Демьянова предупредили заранее.

Капитан госбезопасности, находящийся в кабинете Румянцева, начал издалека.

— Товарищ Демьянов, не замечали ли вы во время своей командировки в Сталинград интереса к вам со стороны лиц, не связанных с выполнением задач, решаемых в ней?

— Товарищ Сафронов, позвольте задач встречный вопрос: вы знакомились с моим отчётом о той командировке? В нём я подробно описал всё, что вас интересует. Что-то новое к этому добавить не могу.

— Хорошо, я вас понял. А каких-либо новых контактов с людьми, с которыми вы общались в Сталинграде, у вас не было? Ну, или попыток вступить с вами в контакт, ссылаясь на ваших сталинградских знакомых?

— Вам и это должно быть знакомо: в моих отчётах я подробно писал о делах, связанных с Клавдией Рыжовой. Могу ответственно заявить, что никого больше из людей, с которыми виделся в Сталинграде, я не встречал. И, соответственно, дел с ними не имел. Вас интересует Рыжова?

— Не совсем, — мотнул головой капитан. — Вам знакома фамилия Штольц?

— А, вон оно что! Фамилия знакома, и об обстоятельствах, при которых я узнал о существовании этого человека, я тоже написал в отчёте. Но лично с ним никогда не встречался и дел не имел.

— Это очень хорошо. Дело в том, что у нас появились новые сведения о контактах Штольца здесь, в Москве, — наконец-то перешёл к конкретике «гэбист». — По нашим сведениям, Штольц завербован германской разведкой, и в своё последний приезд в Москву встречался с… одним из немецких разведчиков, действующих под прикрытием дипломатического статуса. Во время этой встречи Штольц передал этому дипломату некоторые документы, компрометирующие вас.

— Интересно, — засмеялся Николай. — Что же такое я мог совершить, о чём не знаю я, но знает Штольц?

— А вы подумайте…

Грехов, совершённых во время той командировки, за Николаем точно не числилось. «Медовой ловушки» он благополучно избежал, лишнего не болтал, пьяных дебошей не устраивал. На танцульки сходил? Так там всё происходило совершенно невинно, даже никого по попке во время танца не погладил…

— Извините, товарищ Сафронов, но ничего в голову не приходит. Может, подскажете, о чём речь?

— К сожалению, не могу. Поэтому и обратился к вам, чтобы узнать, чем бы вас могли шантажировать.

— А могут?

— Думаем, попытаются. Поэтому и предупреждаем, чтобы вы не пороли горячку, а немедленно сообщили о такой попытке.

Аркадий Шварц, вдохновлённый первомайским успехом, жаждал повторения триумфа студенческого коллектива. Поэтому в его курчавой головушке родилась идея повторить выступление при большом скоплении народа.

— Я уже всё придумал, — объявил он, созвонившись с Демьяновым. — Мы будем выступать в парке имени Горького в ночь на 22 июня.

У Николая от этой новости ёкнуло сердце, и он лишь силой воли подавил зародившийся в груди стон.

— Накануне в московских школах проходят выпускные балы, и бывшие школьники всю ночь гуляют по городу. Многие отправляются именно в Парк Горького. Представляете? Они туда приходят, а там на площадке неподалёку от входа — мы! С вашими песнями.

— Аркадий, я уже вам говорил: нет никаких моих песен. Есть песни Аркадия Шварца, Клавдии Рыжовой, Никиты Слободчикова. Да хоть у каждого из вас будет авторство музыки или стихов, но моё имя упоминать не следует.

Встретились 25 мая, наметили, какие именно песни будут звучать для вчерашних школьников. Николай наиграл мелодии, которые молодые гении тут же записали нотами, передал листочки с текстами. Заодно согласовали, какие «хиты» прозвучат, помимо новых песен. И назначили первую репетицию ровно через неделю.

Кроме Демьянова, 1 июня в небольшом зале, выбранном для репетиции, присутствовали и другие слушатели. Как он понял, от администрации консерватории и, возможно, из друзей и знакомых оркестрантов.

В общем-то Шварц своё дело знал, и Николаю пришлось вмешиваться, чтобы направить ребят «на путь истинный» лишь пару раз. И вот когда он отлучился, чтобы «помыть руки», его и перехватил в пустом коридоре одетый в безупречно сидящий на нём костюм мужчина.

— Я не ожидал, что капитан госбезопасности может разбираться не только в конструкции танков, но и в современной музыке. И даже подсказывать что-то почти профессиональным музыкантам.

— Простите, не имею чести вас знать? — остановился Николай напротив человека, говорящего с заметным иностранным акцентом.

— Не удивительно: я никогда раньше не замечал у вас интереса к культуре. Хотя, как мне рассказывали, как-то вас видели при просмотре одной оперетты. Меня зовут Курт, и по долгу службы мне приходится следить за культурной жизнью советской столицы. И, поверьте, я был очень удивлён, когда выяснил, что с молодёжным эстрадным коллективом, о котором после 1 мая, в определённых кругах пошли разговоры, сотрудничает сотрудник ВЧК.

— Вы немного ошибаетесь, ВЧК упразднена более пятнадцати лет назад.

— Да какая разница, Николай Николаевич, как сейчас называется организация, в которой вы служите? Преемственность сохранилась.

— Что тут удивительного? Государство рабочих и крестьян способствует проявлению самых разнообразных талантов у своих граждан. А музам покорны не только чекисты. Мне, например, известно, что сам маршал Будённый прекрасно играет на баяне. Да и ваш фюрер, насколько я помню, пишет акварели.

— Я только приветствую любое стремление к прекрасному у любых людей, — развёл руками немец. — Если только это стремление не приводит к неприятным для них последствиям.

— О чём вы? — удивился Николай.

— Я о том, неприятном происшествии, случившемся с вами во время вашей командировки в Сталинград.

— Вы о тех обормотах, что решили «проучить чужака», осмелившегося прийти на танцы в местное общежитие? Вы, однако, неплохо для дипломата осведомлены обо мне.

— Что делать? Иногда даже такими мелкими происшествиями приходится заниматься. Но вы, говоря о той истории, умолчали о том, что драка с вами разгорелась вовсе не на пустом месте.

Курт достал из кармана фотографию документа.

— Вот, взгляните на показания, данные некоей Евгенией Зотовой по данному происшествию.

Ну, наконец-то шпион перешёл к делу! Так. «Приставал с неприличными предложениями интимного характера». Даже подчёркнуто прямо по фотографии.

— Не получилось с Зотовой, так вы вызвали в Москву её подругу, которая, видимо, оказалась более покладистой, чем она. Насколько я помню, около двух с половиной лет назад вы ведь уже попадали в подобный скандал с соседкой, обвинившей вас в изнасиловании. Только тогда вы ещё не были женаты, а теперь — да. И у вас растёт дочь. Думаю, вам будет больно потерять семью и ребёнка из-за допущенной в командировке слабости…

— Ну, вы и мерзавец! — скривился Демьянов, разрывая фотокопию допроса Женьки.

— С вашей точки зрения — возможно. Но ведь вы должны понимать, что нам всем по долгу службы приходится руководствоваться не только принципами порядочности, но и интересами своей страны. В интересах моей страны — предложить вам поменяться с нами некоторой конфиденциальной информацией в обмен на ваше семейное благополучие.

— Да пошёл ты! — презрительно бросил Демьянов.

— И всё-таки подумайте над моим предложением. Меня вы найдёте через два дня в семь вечера на лавочке у памятника Героям Плевны.

35

Сафронов и Румянцев примчались в здание ОПБ сразу же, и Николай выложил перед ними порванные и смятые клочки фотографии фрагмента показаний Зотовой. А пока оба рассматривали их, передал разговор с немцем.

— Что будем делать?

— Надо встречаться, — пожал плечами контрразведчик. — Санкция будет уже завтра. Следует лишь придумать, что будет отвечать на вопросы немца «испуганный» Николай Николаевич.

— Ещё бы знать, о чём меня будут спрашивать, — буркнул Демьянов.

— Давайте попробуем спрогнозировать…

— Ну, во-первых, если учесть уже зафиксированный интерес немцев к самому ОПБ, наверняка попытаются выяснить профиль работы Бюро. Если они следили за тем, кто входит и выходит, то даже по знакам различия сотрудников можно установить, что у нас служат и танкисты, и лётчики, и артиллеристы. Но если через Демьянова и Кошкина работу с «танковой темой» они установили достоверно, то остальное — писано по воде вилами.

— Разрабатывает летающие артиллерийские танки, — хрюкнул от смеха Николай, вспомнив байку из своего времени про броне-копытных бурятских водолазов.

Глянув на недовольное лицо Анатолия, не воспринявшего хаханьки подчинённого при обсуждении более чем серьёзной проблемы, пояснил.

— Идея не так уж глупа. Мне известно об успешных проектах переброски танков Т-37 и Т-38 в тыл врага при помощи прикрепляемых к ним планерных крыльев. Буксировали эти «бронепланёры» бомбардировщиком ТБ-3. И пушки на подвеске «тэбэшек» доставляли. Так что в качестве дезинформации вполне можно забросит и этот вариант.

Сафронов что-то пометил в своём блокноте.

— Но немцы знают, что вы и Кошкин занимались не Т-37 и Т-38, а Т-34.

— Так почему нельзя сказать, что работаем и над ними? Нас кто-то накажет за этот бред?

— Но немцы могут знать основные тактико-технические характеристики этих танков.

— Это вряд ли. В известной мне истории столкновение с «тридцатьчетвёрками» стало для них огромным сюрпризом. Кроме того, есть просто отличная отговорка: танки, выпускаемые в Харькове, и те, что производятся в Сталинграде, сильно отличаются друг от друга конструкционно. Так и назовём сталинградские — авиадесантируемая модификация. Создаются специально для десантных частей.

— А тебе не кажется, что немцы, наслушавшись твоих баек, попытаются и сами создать нечто подобное? — «вставил пять копеек» Румянцев.

— Не смогут. Во-первых, управление подобным планёром из кабины танка — просто гигантская проблема. Во-вторых, чтобы поднять в воздух танк, массой хотя бы в полтора десятка тонн, нужно сначала разогнать его по лётному полю до скорости под сотню километров в час. И посадить примерно при такой же скорости. Какое гусеничное шасси выдержит что-то подобное. А в-третьих, для буксировки такого планёра требуется тихоходный мощный бомбардировщик. Наш ТБ-3 подходит, а вот у немцев ничего подобного уже нет. Их бомбёры летают намного быстрее, чем требуется, чтобы подобный планёр не отбросил крылья.

— Но ведь эту дезинформацию они могут проверить, — не унимался Анатолий.

— Не успеют. До войны осталось ровно три недели. Но даже если они выяснят, что я им соврал, предпринять они уже ничего не смогут.

— Войны? — даже подскочил на своём стуле Сафронов. — Шлоссер назвал вам дату начала войны? Почему вы сразу об этом не сообщили, а несли… какую-то второстепенную ерунду?!

— Успокойтесь, товарищ капитан. Ничего мне этот… дипломат не говорил о войне. А дату её начала мы с капитаном Румянцевым знаем уже больше двух лет. И советское руководство знает.

Даже подтверждающий кивок начальника ОПБ-100 не привёл «безопасника» к душевному равновесию, и он принялся прикуривать дрожащими руками папиросу.

— Надеюсь, товарищ капитан, вы понимаете, что информация о дате начала войны и, тем более, о том, что эта дата нам известна, относится к категории «Совершенно секретно»? — добил его Анатолий. — Можете написать об этом рапорт, но не ниже, чем на товарища Меркулова. Или даже непосредственно на наркома.

Курт Шлоссер откровенно получал удовольствие от молодой листвы на деревьях, растущих в Ильинском сквере. И лёгкая улыбка на его губах стала намного шире, когда со стороны Малого Спасоглинищевского переулка появился Демьянов.

— Вы не хотите даже здороваться со мной? — усмехнулся немец, глядя на вставшего перед ним заместителя начальника ОПБ-100.

— Вы не вызываете у меня симпатии, чтобы я желал вам здоровья.

— Напрасно. Я хотел бы, чтобы наше сотрудничество строилось на взаимном интересе. Присаживайтесь, не привлекайте излишнего внимания.

Пришлось сесть.

— Сотрудничество? А с чего вы решили, что я согласен с вами сотрудничать?

— Но вы же пришли. Значит, желаете продолжения начатого в консерватории разговора.

— А вдруг я пришёл, чтобы просто застрелить вас?

— Тогда бы вы не садились рядом со мной и не вступали в перепалку, а просто выстрелили бы в меня. То есть, шли с намерением поговорить. Да и иначе не могло быть. Вы же умный человек, и понимаете, что таким шагом вы только усугубили свою ситуацию: мало того, что остались бы без семьи, так ещё и провели бы несколько лет в тюрьме за убийство при отягчающих обстоятельствах. А сотрудничая с нами, вы получаете шанс жить, как и прежде.

— И каждый день бояться, что либо меня свои поймают на этом «сотрудничестве» и попросту расстреляют, либо вам что-то не понравится, и вы пустите в дело добытые вами документы.

— А что делать? В каждом варианте имеются свои риски. Нужно было раньше думать. Там, в Сталинграде.

— Короче! Что вы хотите?

— Я уже говорил: нам нужна некоторая информация, которой вы владеете.

— Только не говорите, что вы, получив её, уничтожите компрометирующие меня копии допроса Зотовой.

— А вы действительно умный человек! Конечно, не уничтожим. Но я обещаю, что не буду слишком назойливым в своих просьбах.

— Хорошо, я согласен, — после минутной паузы кивнул Николай. — Но и «за спасибо» я не собираюсь на вас работать.

— А что вы хотели от нас?

— Деньги. Чему вы удивляетесь? Если я попадусь, то пусть уж у моей семьи будет хоть какой-то запас средств на некоторое время. Ну, или после того, как они тоже выйдут на свободу: советское законодательство, как вы знаете, сурово к семьям предателей, но для них, в отличие от меня, смертная казнь не предусмотрена. Какая информация вам нужна?

Николаю показалось, что в глазах «дипломата» мелькнуло презрение. Ну, да. Предателей не любят не только те, кого предают, но и сторона, на которую работает изменник.

— Во-первых, нам очень интересно, чем занимается учреждение, в котором вы служите. Направление деятельности, структура, штатное расписание. Во вторых, если мы уже знаем, что непосредственно вы имеете отношение к танку Т-34, выпускаемому в Сталинграде, то нам хотелось бы получить его технические характеристики. Подробные характеристики. Ну, а дальше всё будет зависеть от анализа сведений, которые вы передадите. Если вы расскажете мне это прямо сейчас, будет просто прекрасно.

— Смеётесь? — захохотал Демьянов. — Я вам рассказываю, а вы разводите руками и заявляете, что у вас нет с собой нужной суммы. И вы мне её выплатите потом. Когда-нибудь, когда у кого-нибудь в карты выиграете. Как писали замечательные советские писатели Илья Ильф и Евгений Петров — утром деньги, вечером стулья. Я не настаиваю на том, чтобы вы давали деньги авансом. Пусть будет из рук в руки: я вам пакет с информацией, вы мне пакет с деньгами.

Сначала торговались из-за суммы, которую Николай «зарядил» реально огромную для обычного советского труженика: десять тысяч рублей. Немец же настаивал на одной тысяче, но, в конце концов, сошлись на пяти. Потом из-за времени. У «дипломата» явно «горели» сроки, и он готов был произвести обмен хоть завтра. Демьянов же настаивал на следующем воскресенье, когда он придёт на репетицию к Шварцу. И тут тоже обоим пришлось идти на компромисс: вечером в четверг. Но не здесь, в непосредственной близости и от Наркомата, и от здания ОПБ, а на Тверском бульваре.

Около шести вечера 5 июня 1941 года на лавочку рядом с Пушкинским дубом на Тверском бульваре опустился прилично одетый мужчина среднего возраста, державший в руках портфель, с какими любят ходить преподаватели высших учебных заведений. Но не простецкий, производства какой-нибудь подмосковной артели, а явно заграничный: из качественно выделенной кожи, с позолоченными латунными застёжками. Минут через десять со стороны Никитского бульвара на тропинке показался молодой человек в форме капитана ГУ ГБ. Среднего роста, судя по крепкой фигуре, явно не брезгующий спортом. Кивнув «профессору», мужчина опустился рядом с ним, и, обменявшись несколькими фразами, раскрыл планшетку, из которой вынул коричневый плотный конверт. Приоткрыл клапан конверта и чуть вытянул стопку листов бумаги.

«Профессор» кивнул, расстегнул портфель и тоже достал из него конверт, но уже из более качественной бумаги. Мужчины обменялись конвертами, спрятав полученное в свои сумки, после чего чекист поднялся и уже собрался шагать туда, откуда пришёл. И тут произошло что-то, чего оба встречающихся не ожидали. Трудно сказать, откуда взялись четверо молодых людей, бросившихся к лавочке. Двое мгновенно скрутили сотрудника ГУ ГБ, пытавшегося выхватить из кобуры пистолет, а двое — «профессора».

— Что это значит? — заорал человек с портфелем. — Вы не имеете права! Я иностранный дипломат!

Чекист ничего не кричал, получив кулаком по рёбрам, а потом ещё и свалившись вместе с нападающими на пешеходную тропинку. Он пытался вырваться, но его противники хорошо знали своё дело: несколько секунд, и руки капитана ГБ схвачены наручниками за спиной, пистолет отброшен в сторону, а планшетку рассматривает перепрыгнувший ограду красный командир в таком же звании, но лет на десять старше по возрасту. Вскрыв конверт из планшетки, старший группы захвата кивнул и передал одному из подчинённых.

— Это ваш портфель? — обернулся он к «профессору».

— Да. Но я дипломат, я обладаю дипломатической неприкосновенностью, и вы не имеете права меня обыскивать. Я требую вызвать германского консула!

— Вот и отлично. Вы подождёте его в ближайшем отделении милиции.

36

Как и в «прошлой» истории, наркома боеприпасов Ванникова сняли с должности 9 июня, а на его место назначили Дмитрия Фёдоровича Устинова. Только, кажется, Бориса Львовича на этот раз не арестовали, а просто отправили в отпуск. Для него это, скорее всего, лучше, а вот промышленный отдел ОТБ-100 остался без руководителя. Точнее, и.о. начальника отдела стал Михаил Ильич Кошкин. Учитывая то, что он работал на заводах и в Ленинграде, и в Харькове, вполне себе достойная замена. А Дмитрия Фёдоровича ждёт большое плавание: в голове Демьянова просто не находилось кандидатуры человека, который руководил бы советской «оборонкой» в 50-70-е годы лучше Устинова.

Кстати, про голову. Задание группе захвата при операции по нейтрализации германского «дипломата» Шлоссера было действовать как можно более правдоподобно. Вот и приложился он башкой, когда его «брали». Сотрясение, не сотрясение, но болела она после этого пару дней. А вот ссадины на лице от «тесного контакта» с твёрдой поверхностью пешеходной дорожки Тверского бульвара заживали намного дольше. Так хотелось произнести, глядя в зеркало, «ну, и рожа у тебя, Шарапов». Да ведь не поймут, причём тут какой-то никому не известный Шарапов, о котором не только фильм ещё не снят, но даже книга «Эра милосердия» не скоро будет написана.

Его, как «предателя» тоже доставили в отделение милиции, где пришлось ждать германского консула. И в присутствии этого господина извлекать из портфеля Курта тот самый пакет с синим штампиком ОПБ-100 в поле отправителя, передачу которого зафиксировали на фото. И отправился Курт Шлоссер в фатерлянд в течении сорока восьми часов после вручения германскому послу Шуленбургу ноты НКИД о деятельности Шлоссера, не соответствующей статусу дипломата. Без столь интересующей немецкую разведку информации.

— Тебя за это наградить должны, — обрадовалась Кира, до которой дошли некоторые обстоятельства получения мужем царапин на лице.

— Ага, — фыркнул Николай. — Орденом Сутулого с закруткой на спине.

А что? Громкое ведь дело: помог разоблачить иностранного шпиона, при этом пострадал. Из-за угрозы мести со стороны немцев Сафронову пришлось посвятить её в содержание возможного «подкидыша» и успокоить: не вязался её благоверный к ветреным девицам, а вполне честно держал «руссо чекисто облико морале». Но это — если немецкой разведке за оставшиеся до войны дни станет известно, что против Шлосера разыграли многоходовую «подставу», а не на самом деле арестовали завербованного им агента.

Оставшиеся до войны дни… С одной стороны, они летели, как стрела, а с другой — тянулись каплями густой смолы. Летели, потому что Николай лез из кожи вон, чтобы закончить к 22 июня как можно больше начатых дел, понимая, что многие из них после начала войны будут отложены на неопределённый срок. Может, на несколько месяцев, а может — и на несколько лет. А тянулись из-за того, что приходилось ждать знаковых событий, чтобы сравнить их с тем, что он о них знал.

Например, заявление ТАСС от 14 июня, очень расхолодившего многих своим содержанием: войны не будет, все слухи о них — полный бред и происки врагов. Именно поэтому Демьянов просто мчался, чтобы купить субботний номер «Правды». И обнаружил искомое на первой странице:

«Ещё до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией». По этим слухам: 1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границ последней.

Несмотря на то, что советское правительство обычно не считает слухи поводом для реагирования на них, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи призваны спровоцировать дальнейшее расширении войны. ТАСС заявляет, что:

1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место;

2) по мнению советских кругов, происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии может быть связана, в том числе, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям. Подробные пояснения в данном вопросе могли бы дать германские круги, которые, как мы надеемся, намерены и в будущем придерживаться условий советско-германского пакта о ненападении;

3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к агрессивной войне с Германией, являются лживыми и провокационными;

4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии, ведущиеся и предстоящие манёвры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год. Все эти манёвры запасных Красной Армии проводятся на удалении нескольких сотен километров от советско-германской границы, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебное Германии сосредоточение войск, по меньшей мере, нелепо».

А ведь действительно очень сильно отличается! Во-первых, нет этого чёртова успокоения: не суетитесь, войны не будет. Вместо этого — мы соблюдаем Пакт, войны не хотим, и надеемся, что немцы тоже воевать не намерены. Только вы, господа в Берлине, всё-таки объясните, какого чёрта делают ваши войска у наших границ. Во-вторых, есть намёк на то, что наши войска действительно собраны в кучу, но не прямо у границы, а на удалении от неё. В третьих, мы нападать не собираемся. НАПАДАТЬ не собираемся. А вот про то, готовимся ли мы обороняться, не сказано.

Толик Румянцев, когда Николая вошёл в его кабинет, тоже сидел над заявлением ТАСС, барабаня пальцами по столу.

— Прочитал уже? — поинтересовался Николай, и, дождавшись кивка, спросил. — И какие мысли по этому поводу?

— Не самые благостные. Немцы войска на границе всё-таки концентрируют. И если в течение двух-трёх дней не объяснят, зачем, значит, собрались нападать.

— А ты всё ещё мне не веришь?

— Верить-то верю. Да только оставалась надежда на то, что до войны не дойдёт.

— Ну, ты — как тот будущий папаша, провожающий жену в роддом и надеющийся, что всё ещё рассосётся. Логика событий такова, что ничего не могло «рассосаться» с декабря прошлого года, когда Гитлер подписал план нападения на СССР, и немецкие штабисты принялись готовиться к его исполнению. Если такая гигантская машина пришла в движение, то остановиться на приказ «Поезд, стой! Раз, два!» она уже не может. С декабря прошлого года обратного пути у Гитлера просто не было. Сейчас невозможно даже отложить начало войны.

— Это почему?

— Да потому, что план «Барбаросса» рассчитан на разгром Красной Армии до начала осенней распутицы и холодов. По их расчётам, они и так едва-едва укладываются в этот срок, и любая новая отсрочка, как случилось с первоначальной датой 15 мая из-за событий на Балканах, делает войну бесперспективной. Всё, Анатолий. Ждём теперь кодового сигнала «Дортмунд» по радио!

— Когда? Напомни: я это очень давно читал в твоих докладных, забыл уже точную дату.

— Слишком поздно для того, чтобы что-то предпринять: 21 июня в середине дня.

Удивил и Аркаша Шварц, отозвавший Николая в сторонку, пока музыканты его эстрадного оркестра готовили инструменты для репетиции.

— Николай Николаевич, вы работаете в о́рганах, поэтому лучше нас в таких делах разбираетесь. Я заявление ТАСС прочитал. Действительно война будет?

— А отчего ты так решил?

— Ну, как? Немцы войска у наших границ сосредоточили, у нас сборы запасников в западных военных округах идут… Ну, и слухи, на которые ТАСС ссылается.

— Понимаешь, Аркадий, я не настолько высоко сижу, чтобы мне всё докладывали. Но логика подсказывает, что всё к этому идёт.

— Как некстати-то! Я всё-таки надеялся, что за год, который мне остался до выпуска, успею действительно крепкий коллектив сколотить, с которым не стыдно будет перед людьми выступать. Клава опять же…

Эх, Аркадий! А когда это войны случались вовремя? Особенно — в русской истории. На Рыжову, значит, виды имеешь?

— Ну, — неопределённо покрутил пальцами в воздухе чуть смутившийся парень. — Должен же кто-то помочь ей в Москве освоиться…

Но неожиданнее всего было явление в понедельник из санатория Анастасии Кирилловны. С тем же самым вопросом:

— Кира, Николай! Вы должны мне честно ответить: это правда, что скоро война?

37

В известной нам истории в период с 15 по 18 июня Генеральный Штаб Красной Армии разослал по западным военным округам Директиву о приведении войск в полную боевую готовность. Пусть текст её и не опубликован, но в свободном доступе имеется реакция на неё командования округов — соответствующие указания, как это осуществить. К примеру, в памяти Демьянова отложилось, что командующий Прибалтийским округом генерал-полковник Кузнецов предписывал организацию полевых складов боеприпасов, подготовку к созданию минных полей, заготовку материалов и плавсредств для форсирования рек, выдвижение войск в районы сосредоточения. Причём, скорее, раньше, чем позже, поскольку свидетельства маршала Баграмяна говорят о том, что некоторые части Киевского особого военного округа получили указания выдвигаться ещё 15 числа.

Рассылалась ли такая директива в эти дни, Демьянову, естественно, никто не докладывал. Судя по логике подготовки к войне, скорее всего, была рассылка шифровок «в такое-то время такого-то числа вскрыть красный пакет». Ну, или жёлтый, зелёный, синий или вовсе с каким-либо номером. Хрен его знает, как маркируются подобные «послания» в этом времени: Демьянов их в глаза не видел и вряд ли когда-нибудь увидит. Но очень хотелось надеяться на то, что Тимошенко и Шапошников, излечившийся от своего туберкулёза при помощи пенициллина, сделали всё возможное для того, чтобы немцы не застали РККА врасплох. Тем более, после показательной порки во время штабных игр в конце декабря прошлого года.

Не знал Николай и о том, когда состоялся знаменитый облёт границы генерал-майором Захаровым в Западном военном округе. Но был уверен в том, что наверняка состоялся. А может быть, и не один, и не только в ЗОВО, и не одним Захаровым. По крайней мере, вызов в Кремль 17 июня воспринял именно как один из важных шагов в подготовке к отражению агрессии. Не военных шагов, а психологических.

В кабинет Сталина их впустили втроём: замначальника ОПБ-100, седоватый мужчина с усиками, даже меньшими, чем у Гитлера, в возрасте далеко за пятьдесят, и явно знакомый с ним второй гражданский, переваливший за «сороковник». С Вождём они поздоровались как старые знакомые, лишь недоверчиво покосившись на «юного» в сравнении с ними чекиста, вошедшего в кабинет вслед за ними.

Иосиф Виссарионович, не любивший пространных разговоров ни о чём, сразу же взял быка за рога.

— Товарищ Лебедев-Кумач, мы решили, что вы будете автором стихов очень нужной в политическом плане песни, которая понадобится нам буквально через несколько дней.

— Я готов, товарищ Сталин, — радостно улыбнулся Василий Иванович. — Мне только нужно знать, о чём должна быть песня, и я готов немедленно приступить к сочинению стихов.

— Песня будет о войне. О священной войне советского народа против захватчиков, напавших на нашу Советскую Родину. А вы, товарищ Александров, будете автором её музыки. Вам же не привыкать вместе создавать настоящие шедевры. Достаточно вспомнить «Гимн партии большевиков». Вот и будете авторами нового шедевра, который должен прозвучать по радио уже менее чем через пять дней.

— Но… Но сначала должны появиться стихи, которые нужно будет положить на музыку. Потом раздать ноты музыкантам, отрепетировать, — посерьёзнел тот посетитель, что постарше. — И ещё неизвестно, когда Василий Иванович их сочинит.

— Вы меня неправильно поняли, товарищ Александров. Ни вам, ни товарищу Лебедеву-Кумачу не следует ничего сочинять. Вот текст песни, автором стихов для которой мы решили назначить именно его, — выложил перед обоими по листу бумаги с распечатанным на машинке стихотвореньем лидер партии большевиков. — А мелодию песни, автором которой мы решили назначить вас, вам напоёт товарищ Демьянов. Вам останется только записать её нотами и проделать остальное, чтобы в полдень 22 июня она прозвучала по радио.

— Но…

— Вы вначале прочите текст, товарищ Александров, а потом я выслушаю ваши возражения, — чуть улыбнулся Николаю Иосиф Виссарионович, и оба гениальных песенника (гениальных — без малейшей иронии!) уткнулись в бумажки.

— Ведь это, — первым опомнился Василий Иванович. — Ведь это война, товарищ Сталин!

— А разве я вам не то же самое говорил всего несколько минут назад? Вы согласны выполнить приказ партии и стать автором этих стихов?

— Но у них ведь есть настоящий автор…

— Партия решила, что им являетесь вы. Или вы отказываетесь подчиниться решению партии? Нет? Тогда, товарищ, Демьянов, напойте товарищу Александрову, который, я надеюсь, тоже подчинится решению партии стать автором музыки к этим стихам.

— Прошу прощения, товарищ Сталин, но я боюсь, что исполняя её а капелла, могу «дать петуха». Разрешите, я её насвищу для того, чтобы всё получилось без искажений?

У вождя даже брови приподнялись от удивления, но он согласно кивнул. Правда, Демьянов не выдержал, и при повторении припева спел его, вложив эмоции по максимуму.

— Вы запомнили мелодию, товарищ Александров? Тогда я попрошу ненадолго задержаться только товарища Демьянова. И настаиваю на том, чтобы всё, что вам стало известно о грядущей войне осталось в тайне. Хотя бы до утра 22 июня.

Но разговор зашёл вовсе не о музыке, как предполагал Николай. Хотя кое-какая идея из общения с Александровым и Лебедевым-Кумачом у него в голове родилась.

— Вам не кажется, товарищ Демьянов, Особое проектное бюро номер сто в свете последних событий уже изжило себя?

— Вы имеете в виду то, что война всё-таки начнётся в ближайшее воскресенье, товарищ Сталин?

— Судя по всему, всё-таки начнётся, — молча пройдя от одного края кабинета до другого, невесело подтвердил Вождь. — Надеюсь, не так катастрофически, как предсказывали вы, и как это продемонстрировали памятные штабные игры, но всё равно нам придётся драться с максимально возможным напряжением сил. И в ближайшие полгода нам будет точно не до перспективных образцов вооружений.

— Пожалуй, это так, товарищ Сталин. Тем более, 90% работы Бюро составляли идеи, высказанные мной, исходя из моих послезнаний. Я реально чувствую, что такого вала прорывных изделий и технологий, которые генерировало ОПБ в течение более двух лет, уже не получится. Далее — только поступательное развитие наиболее перспективных из них. И лишь после того, как удастся накопить опыта, можно переходить к следующим этапам. Но и полностью отказываться от о́ргана, который бы подсказывал перспективные направления и предостерегал разработчиков от тупиковых путей развития, на мой взгляд, было бы нецелесообразно.

— Мы тоже обратили внимание на то, что работа ОПБ несколько забуксовала. А наша промышленность с трудом переваривает то, чем вы её уже озадачили. Как вы смотрите на то, чтобы реорганизовать работу Бюро? Скажем так, предоставить руководителям и ключевым сотрудникам не только инспекционные, но и некоторые распорядительные функции. К примеру, у нас есть три человека, обладающие знаниями из будущего. Двое из них — в узком направлении: авиация и химия, а третий — более или менее универсальными знаниями, но оченьповерхностными. Вас не обижает такая оценка ваших знаний?

— Никак нет, товарищ Сталин. Она полностью соответствует и моей самооценке. Единственное направление, где я могу без дураков чему-то научить нынешних специалистов — это полупроводниковая электроника. Ну, и некоторые элементы информационных войн.

Выражение «без дураков» явно понравилось Вождю.

— Вот и займитесь в ближайшее время обучением молодых кадров, которые будут развивать данные направления. А заодно — возьмите на себя указанные функции в вопросах перспективных разработок. Мы предлагаем вам возглавить одну из групп уполномоченных Государственного Комитета Обороны, который будет создан уже 22 июня. Ту группу, которая, как вы выразились, будет подсказывать перспективные направления разработок, предостерегать разработчиков от тупиковых ветвей развития и, пользуясь особыми полномочиями, способствовать скорейшему внедрению этих разработок.

Вот так дела! Умеет товарищ Сталин озадачить.

— Как нам кажется, товарищ Воронцов даже лучше вас знает тему авиации, поэтому способен взять на себя данное направление. На товарище Юрьевой — производство химических веществ, взрывчатых смесей и лекарственных препаратов, химические технологии. Насколько нам известно, товарищу Кошкину вы обрисовали все грядущие потребности войск в бронированной боевой технике и транспортных средствах. Товарищ Аборенков и до службы в ОПБ-100 прекрасно разбирался в артиллерии и боеприпасах к ней. С полковником Филипповым вы прекрасно сработались в вопросах оснащения красноармейцев, включая стрелковое вооружение и инженерное оснащение. На вас, помимо полупроводниковой электроники и, как вы выразились, информационных войн, ляжет развитие ракетных систем и урановый проект. Кроме вас, с этими двумя вопросами никто не справится.

— Товарищ Сталин, — воспользовался паузой Николай. — Нельзя забывать такие важнейшие направления, как связь и радиолокация.

— Да, я помню, какое огромное внимание вы им уделяли. Мы предполагаем в ближайшие дни создать при Государственном комитете обороны Совет по радиолокации. Товарищу Пересыпкину уже поставлена задача выделить специалиста для вхождения в группу уполномоченных, который будет курировать разработку систем связи. Теперь что касается информационных войн. Уже принято решение о создании Совинформбюро, о котором рассказывали и вы, и Юрьева и Воронцов. Официально об этом будет объявлено 21 июня, а первый выпуск новостей выйдет вечером 22 июня. Именно в его штате мы видим вашего нынешнего сотрудника Петрова. Его, как нам известно, вы кое-чему уже научили. Но он и вы должны будете подготовить курс лекций о приёмах информационно-психологического воздействия для обучения других журналистов Бюро. С таким расчётом, чтобы учёба прошла примерно с середины июля по середину августа.

— Есть, товарищ Сталин! Но всё-таки разрешите вопрос? Сделали ли выводы наши генералы и маршалы из результатов декабрьских штабных игр? Я не прошу раскрывать подробности, просто хочу знать: не наступят ли они повторно на те же самые грабли, о которых их предупредили?

38

Генрих Штольц ехал в Москву со смешанными чувствами.

Во-первых, его радовало то, что глубоко презираемой им власти большевиков скоро придёт конец. Именно так: презираемой, а не ненавидимой. Ненависть — слишком сильное чувство к этим полуграмотным выскочкам, взявшимся наставлять всех остальных жителей огромной страны, как им нужно жить. Удивительно, что его отец, на тот момент механик на паровой мельнице, выбрал именно их сторону в Гражданской войне. Впрочем, обстоятельства этого выбора могли быть такие, что у него и выбора-то, как такового, не существовало. Как у самого Генриха, когда ему пришлось вступать в партию.

Упомянутый им Курту Шлоссеру эпизод из детства, когда они с дружками, забравшись на территорию школы младшего комсостава, созданной и руководимой отцом, обнаружили трупы расстрелянных, полностью соответствовал действительности. Такое действительно было: Землячка, по факту возглавившая Крым, развязала жесточайший террор против оставшихся на полуострове бывших офицеров царской и белых армий. Их расстреливали пачками. В том числе — и слушатели школы комсостава. Может быть, и его отец, но об этом думать не хотелось, потому что в семье Штольцев детей всегда воспитывали, в убеждении, что глава семьи всегда прав. И он будет так своих детей воспитывать, и его дети и внуки будут придерживаться такого правила.

Незыблемые правила и жёсткий порядок — вот то, что помогло семье небогатых переселенцев из Германии выжить и занять достойное место в этой дикой стране, где большинство населения руководствуются ровно тремя принципами: авось, да небось, да как-нибудь. Именно стремлением к жёсткому порядку, даже ценой рек пролитой крови, его привлекла идеология национал-социалистов Гитлера. И ради порядка, орднунга, Штольц готов был помогать нацистам в завоевании России.

Во-вторых, где-то в глубине души немного скребли кошки. Как говорит Курт, война начнётся очень скоро. Жестокая война на уничтожение не только большевиков, но и вообще русских, среди которых он живёт с самого рождения. И, может быть, при этом погибнут многие его знакомые. Некоторых из них жаль, но он убеждён, что это оправданные жертвы, которые следует принести ради установления порядка. Жаль и те здания и даже города, которые непременно будут разрушены во время сражений. Но трудолюбивый, стремящийся к порядку немецкий народ обязательно восстановит то, что не будет противно его духу.

В-третьих, немного расстраивало то, что его личное присоединение к Великой Германской Нации откладывается на неопределённый срок. Оно могло бы состояться уже этой осенью, когда доблестный Вермахт дойдёт до Волги, но Великой Германии потребовалось, чтобы он Генрих выяснил некоторые секреты большевиков. А значит, какое-то время придётся пожить в Сибири. Недолго. Пока уцелевшие в войне русские, поставленные Германией на колени, не создадут там, за Уралом, марионеточное государство, зажатое с двух сторон величайшими в мире империями — Германской и Японской. И уж тогда он найдёт способ приехать на оккупированные территории или вообще вернуться на коренные земли Дойчланда.

Возвращаться он будет не один, а уже с семьёй. Хватит тянуть с завершением холостяцкой жизни! Пусть даже имеющей свои прелести, вроде возможности, хе-хе, разнообразить свою половую жизнь приглашениями в гости таких прелестниц, как глупенькая, но хорошо сложенная Женечка Зотова. Как завещал Гитлер и национал-социалисты, следует блюсти чистоту германской расы, и его женой станет такая же, как он сам, чистокровная немка. Основательная, сдержанная, склонная и привычная к германскому порядку. Они поженятся уже в Омске, куда она отправится вслед за ним примерно через месяц. А встретятся они в доме бывших односельчан-немцев, уехавших работать на один из сибирских заводов. Их адрес Генрих не поленился взять у родителей этих людей.

В-четвёртых, Штольца немного страшила Сибирь с воспетыми во множестве книг холодами, бескрайними лесистыми просторами и ещё более бардачным, чем на Волге, населением. Но, как он выяснил у стариков Мюллеров, их дети живут и там, неплохо устроились и не жалуются на жизнь. Значит, и они с Мартой смогут жить.

Но оказалось, что бояться нужно было не этого. На встречу, о которой он условленным образом сообщил Шлоссеру, явился совсем другой человек.

— К сожалению, у Курта возникли серьёзные неприятности, и он был вынужден покинуть Россию, — объявил тот. — Но всё, необходимое вам для выполнение его… м… просьбы, передам вам я.

Пришлось отдавать оригинал трудовой книжки, чтобы, как обещал Курт, изготовить её дубликат. На удивление, изготовили его всего за сутки. Отчего такая спешка, Отто так и не объяснил, но Генрих и сам не дурак, чтобы сложить два и два: время подпирает, вторжение вот-вот начнётся. И тогда германским разведчикам под дипломатическим прикрытием точно станет не до встреч с агентами. Их, в лучшем случае, вышлют из страны, а в худшем — отправят в лагеря как военнопленных.

Остановился он у знакомой. Нет, их отношения с ней не из того разряда, о котором вы подумали. Это была женщина пенсионного возраста, которая однажды выручила его, когда Штольц, приехавший в командировку, не смог найти место в гостинице. Сотрудница треста, тогда ещё работавшая, предложила ему пустующую комнату в своей квартире, и пару лет он, столкнувшись с подобной ситуацией, направлялся к Василисе Михайловне, зная, что за небольшую оплату она не просто предоставит крышу над головой, но и покормит дважды в день — завтраком и ужином. Теперь же он путешествовал не как командированный, что существенно облегчало поиск места в гостинице, а как «частное лицо», так что даже не пытался бегать по гостиницам. И это к лучшему: никаких посторонних глаз, вечно бдящих за тем, когда он ушёл из номера, когда вернулся, какие у него с собой вещи.

— Как вы думаете, Генрих Альбертович, эти разговоры о войне с Германией — это серьёзно? — удивила его хозяйка вечером, уже накануне отъезда.

— Какие разговоры? — не понял он.

— Ну, это заявление ТАСС от 14 июня о том, что Германия собрала войска у нашей границы и не объясняет, зачем. Люди это поняли именно так, что вот-вот начнётся война.

— К сожалению, 14 июня мне было не до газет, — помолчав с минуту, объявил Штольц. — А потом, в дороге, я их уже не покупал: книжку читал. Так что ваши слова о каком-то заявлении — для меня большая новость.

Старушка встала из-за стола и принесла ему нужный номер.

— Я думаю, всё обойдётся, — пришлось врать Генриху, когда он прочёл довольно короткое информационное сообщение.

Но ему не понравилось даже не то, что большевики, оказывается, осведомлены о готовящемся нападении, а то, что даже обывателям стало ясно: никаким миролюбивым заявлениям германского руководства они не верят и готовятся, готовятся к войне. В успехе Германии он был уверен: вон, англичане с французами не просто к ней готовились, а имели полностью отмобилизованные, занявшие боевые позиции армии. И доблестные германские воины, когда стало нужно, разгромили их в считанные недели. То же самое будет и с Красной Армией. А вся эта подготовка лишь на несколько дней продлит агонию большевистского государства.

— Гитлер просто не посмеет напасть на нас.

— Ну, и слава богу, — перекрестилась хозяйка. — Ведь с моей крошечной пенсией и без того тяжело сводить концы с концами, а война — это всегда рост цен на продукты. И ещё я о вас беспокоюсь: вы же немец. Как к вам отнесутся, если Германия всё-таки решится начать войну?

— Василиса Михайловна, в первую очередь — я советский человек и коммунист! — для порядка возмутился Штольц. — И сын командира Красной Армии. Если бы не состояние здоровье, не позволившее мне отслужить в её рядах, то непременно встал бы на защиту Советской Родины. Но, повторяю, я надеюсь, что всё обойдётся: империалисты точат зуб на государство рабочих и крестьян ещё с момента Революции, но так и не решились на него напасть. И вряд ли решатся это сделать сейчас, когда Красная Армия сильна, как никогда.

Хозяйка тут же принялась извиняться за допущенную бестактность, а Штольц впервые задумался: действительно, как теперь будут относится к его национальности те, среди кого ему предстоит жить в тылу до окончания этой недолгой, но жестокой войны? Ведь в том, что она будет жестокой, он не сомневался, прочитав главный литературный труд фюрера, книгу «Майн кампф».

Вывод, как избежать недоверия и враждебности, напрашивался сам собой: надо проявить себя даже бо́льшим патриотом, чем окружающие. Может быть, даже в первые дни войны подать заявление об отправке на фронт. Это совершенно безопасно, поскольку его сильное плоскостопие подтверждено не одной медицинской комиссией. Или устроиться в какую-нибудь тыловую военную структуру. Пожалуй, это даже лучше, поскольку позволит быть полезным Германии той информацией, что станет проходить через его руки. Или иногда «совершать ошибки», способные помочь немецким войскам в борьбе с большевиками.

В общем, подумать под перестук вагонных колёс поезда, медленно ползущего в сторону Челябинска, было о чём. Смущало лишь количество военных эшелонов, идущих с востока к Москве или стоящих на запасных путях станций, где меняли или заправляли водой локомотив пассажирского поезда. Эшелонов с красноармейцами, зачехлёнными танками, артиллерийскими орудиями и ещё чёрт знает чем, спрятанным под брезентом.

39

С Аркашей Демьянов всё-таки в тот день встретился. Невелика фигура, но если Сталин решил «дать ход» песне «Священная война» буквально в первый день немецкой агрессии, то грех не прибегнуть к пиару на ней музыкального коллектива, на который попаданец очень надеялся как на главный инструмент популяризации многих военных и послевоенных песен. Наберутся популярности, исполнением того, что поразит советских людей до глубины души. Только «в прошлый раз» она поразила их лишь через несколько дней, то теперь «по свежим впечатлениям» всё будет ещё более остро, злободневно.

Найти парня в студенческом общежитии оказалось просто: как «источник» новых песен, понравившихся будущим музыкантам, он стремительно набирал популярной среди консерваторской молодёжи.

— Что-то случилось? Концерт в Парке Горького отменили? — обеспокоился Шварц внеурочным визитом капитана госбезопасности.

— Никто ничего не отменял, — успокоил руководителя оркестра Николай. — Всё идёт по плану. Кроме одной новой вводной. Где мы можем уединиться? И возьми с собой нотную бумагу.

— Фух! -облегчённо выдохнул Аркадий. — А то у нас двадцать первого генеральная репетиция перед концертом, все уже настроились…

— Вот и слушай новую вводную, которую надо будет разучить именно к вашей генеральной репетиции, — объявил Демьянов, когда они оказались в комнатке Аркаши, откуда он выгнал двоих товарищей. — Ты должен записать нотами песню, разложить её по партиям инструментов и выучить до 21 июня.

— Будем петь на концерте? А слова?

Демьянов покачал головой.

— На концерте вы её петь не будете. Вы будете исполнять её на площади перед Белорусским вокзалом после пяти вечера 22 июня. Несколько раз подряд. Вместе с другими песнями, которые ты подберёшь по своему усмотрению, сообразно моменту.

— А разрешение уже получил?

— Никакого разрешения никто не потребует, это я тебе гарантирую.

Шварц с сомнением посмотрел на «наставника», но промолчал.

Николай выбрал тот же самый способ исполнения мелодии, что и в кабинете Сталина. Насвистывал несколько раз, чтобы музыкант как можно более точно записал все нюансы исполнения.

— Аркадий, я не шучу! Выучить и отрепетировать нужно до 21 июня.

— Сильная мелодия! А как со словами?

— Слова получишь перед концертом. И не морщься: петь будете с листа, но так надо. И ещё: авторы песни — не ваши ребята, а очень даже именитые люди. Поэтому объявлять их имена придётся обязательно, чтобы большие дяденьки не обиделись.

Вот и решили проблему так, что песня «пойдёт в народ», а её настоящие авторы не предъявят претензий о плагиате. И первое широкое исполнение останется за хором Александрова.

Уже двигаясь к метро, Демьянов случайно бросил взгляд на витрину магазина электротоваров и сбился с шага. За толстым стеклом сиял белой краской знакомый с детства круглый корпус, по верху которого была прикреплена рамка с плотно прижатыми друг к другу резиновыми валиками. Табличка под бочкообразным аппаратом гласила, что сие есмь электрическая прачка «Белизна». Продавец, к которому он обратился, сообщил, что всего за 450 рублей стиральную машину, изготовленную куйбышевской артелью «Электрик», не просто продадут товарищу капитану, но и доставят по указанному адресу в Москве.

Вот тебе и практическая реализация запущенной Демьяновым кампании по краже патентов и технологических секретов за границей! Жаль, уже в ближайшие дни производство этого бытового чуда (в глазах современников) придётся остановить. Поэтому, выпросив разрешения позвонить по телефону, срочно набрал домашний номер и потребовал, чтобы Кира бросала всё и мчалась с требуемой суммой в магазин. Судя по часам, до закрытия она не успевала, но, услышав, что перед ними не просто орденоносец, а ещё и лауреат Сталинской премии, пошли навстречу и в просьбе немного задержаться на работе.

Супруга, которой Николай по телефону не рассказал, для какой крупной покупки мужу нужны деньги, проявила нездоровый консерватизм, и лишь совместными усилиями попаданца и продавца удалось сломать её недоверие к технике. Оценила же покупку, только что привезённую доставщиками, только на следующий вечер, когда под руководством его, более осведомлённого в технических агрегатах, запустила в стирку вещи Валечки. И через пять минут лишь полоскала в ванне дочкины платьица и трусики, вместо того, чтобы сбивать костяшки пальцев о стиральную доску.

— Да ради того, чтобы ты вот так улыбалась, я готов хоть все остатки премии потратить на то, что тебе жизнь облегчит, — чмокнул её в нос Николай в ответ на восхищение покупкой.

Эта маленькая бытовая радость стала хотя бы незначительной компенсацией Кире за то беспокойство, что они испытала после объявления мужа о том, что ОПБ-100 в ближайшее время будет расформировано. Если с её мужем и всеми «ключевыми» фигурами «НИИ ЧаВо» (даже для не упомянутого в этой связи Сталиным Ворожейкина, направляемого в группу инспекторов при командующем ВВС) всё было более или менее ясно, то она, технический работник, «подвисала в воздухе».

— Из «органов» точно не уволят, — пытался успокоить её Демьянов. — Людей, допущенных к тайне о переселении сознания из будущего, не так уж и много, поэтому, скорее всего, будут использовать именно в этом направлении.

— То есть, имеется шанс и дальше работать вместе с тобой?

— Не знаю, — честно признался он. — Ты в последнее время работала больше с Павлом и Михаилом Ильичём, чем со мной. Поэтому, не исключаю, что наверху посчитают, что ты, как чертёжница, будешь более полезна именно им. Я ещё ничего не знаю, как это всё будет выглядеть.

— А чем будешь заниматься ты, знаешь?

— Только очень приблизительно, — пожал плечами Николай. — Но пока не проси рассказывать. Всего несколько дней надо подождать.

— Это всё из-за войны?

— Из-за неё, окаянной! — вздохнул он. — Как бы это жутко ни звучало, но скорее бы уж она началась: так устал нервничать из-за неё.

— Да что ты такое говоришь?! — вспылила Кира.

— Я же предупредил, что это звучит жутко. Но мы оба прекрасно знаем, что она всё равно будет. Что всё для её начала готово, осталось только получить, как в моём иновремённом прошлом говорили молодёжь, «зелёный свисток». И когда этот свисток прозвучит, он расставит всё по местам: по ту сторону прицела враги, рядом с тобой друзья, а там, за спиной, те, к кому врага нельзя пропустить.

— Ты мечтаешь попасть на фронт? — округлила глаза супруга.

— Мечтаю, — кивнул Николай. — Да только кто же меня туда отпустит? Ни тебе, ни мне, ни любому, кто допущен к нашей тайне, ближе сотни километров от линии фронта не попасть. Ведь, как сообщил товарищ Берия, были у немцев случаи, подобными моему. И раньше, в начале века, были, и уже в тридцать девятом. Сведения о старых случаях отрывочные, поскольку этих людей посчитали сумасшедшими. А последним донором тела для попаданца оказался еврей, заговоривший по-гэлльски. С вполне понятным для него концом. И если до нацистов донесётся хотя бы краешек слуха о том, что СССР смог почерпнуть пользу из подобных «переселений душ» из будущего, будет очень плохо. Война и вообще мировая история из-за моего вмешательства уже пойдут по другому руслу. И я боюсь, что сделал только ещё хуже, чем было раньше, в моём прошлом.

— Но разве может быть хуже, чем то, что ты мне описывал?

— Может, счастье моё. Ещё как может. Я тебе не рассказывал, но в конце декабря, в тот день, когда я привёз домой фрукты, состоялась штабная игра на картах по данным, которые были подготовлены мной. Исходя из расположения немецких войск, что было на 22 июня в моей прошлой истории. Как и ожидалось, пограничное сражение оказалось проиграно нашими генералами. Но какой новый план обороны они составили на основании своего умозрительного проигрыша, я не знаю. Каким образом расположили обороняющие силы, тоже. А если про их план стало известно немцам, и они нанесут удары совсем по другим направлениям? Окружат и уничтожат уже не триста тысяч советских солдат, а полмиллиона. И этим откроют себе путь на Москву, а у нас уже не будет сил, чтобы преградить им путь. Для этого ведь многого не требуется. Просто чуть-чуть ослабить группировки, нацеленные на Ленинград и Киев, и усилить ту, что будет двигаться к Москве. А под Москвой не остановятся на границе городской черты, а захватят город. Вот потому я и жду, когда всё начнётся.

40

Боже, где Аркаша взял эту прелесть? Демьянов никогда в жизни не встречал более удачного совпадения образа исполнительницы этой песни с текстом, который она поёт. Юная семитская красавица с низким, но довольно сильным женским голосом поёт так, будто повествует о событиях собственной страстной любви. У ног девушки к завтрашнему утру будут все ночные посетители Парка Горького.

Два поднятые вверх большие пальца, и Шварц счастливо улыбается.

— Только Роза говорит, что вы, Николай Николаевич, ошиблись: на юге не бывает длинных сумерек. У них в Одессе, например, после захода солнца очень быстро наступает темнота.

Одесса, значит?

— Я знаю, Аркадий. Мне доводилось бывать в южных городах. Но эту песню не я написал. И, согласись, петь про длинные сумерки куда романтичнее, чем про мгновенно наступающую ночь. Вы ту, «особую» песню разучили?

Кивок головой.

— Только мне кажется, её надо исполнять более живо, более оптимистично. А то получается, будто усталые солдаты по дороге идут! Хотите, мы живее сыграем?

— Отставить! — чуть не подскочил Николай. — Никакой живости, никакого оптимизма! Всё должно звучать именно величаво и торжественно. Как ты сказал, как будто усталые солдаты идут. Показывай!

Сносно… Хотя ребята и девчата явно не понимают, для чего нужно разучивать это занудство (в их юном понимании). Ничего, получат завтра на руки слова, сами будут стараться «выложиться» при исполнении.

— Аркадий, а нельзя перед первым куплетом пустить четыре удара большого барабана и литавр, чтобы задать ритм? Бум-бум-бум-бум…

Уже лучше…

— Вообще получилось, будто какие-то ландскнехты топают и латами звенят, — недовольно проворчал руководитель оркестра.

Ничего, парень, завтра поймёшь, что так и надо!

Завтра… Господи, дожить бы ещё до этого завтра, не заработать бы какой-нибудь сердечный приступ, пока ждёшь.

Сигнал «Дортмунд» в эфир прошёл, и сейчас по обе стороны границы началось движение таких масс солдат, каких мир ещё не видывал. Ведь Сталин подтвердил, что советские генералы сделали выводы и разработали новый план противодействия немцам. Естественно, никаких подробностей не рассказывал. Просто на крик души Демьянова очень внимательно посмотрел ему в глаза, кивнул и произнёс:

— Сделали. И постараются именно на те самые грабли не наступать.

Ясно. Значит, даже сам Вождь не до конца уверен в том, что не найдётся каких-нибудь новых граблей, по которым те захотят пройтись.

Может быть, в тревожную и для Демьянова, и для немногих других, посвящённых в тайну, ночь кто-то и пил пряные коктейли, но вчерашние школьники гуляли и веселились даже без коктейлей. Именно им была посвящена песня, над восстановлением в памяти которой попаданец потратил столько сил (хотя, как заметил Николай, перемещение в другое время и благотворно сказалось на его памяти). Видимо, даже живее заработавшим клеткам серого вещества не всё доступно, и он сумел восстановит только три её куплета. А хрупкая красавица Роза из Одессы с развевающимся в поднятой вверх руке алым платком стала живой иллюстрацией содержания песни:

Они с Кирой, оставив дочку на попечение Анастасии Кирилловны, отказавшейся продолжать отдых в санатории после сообщения ТАСС от 14 июня, всё-таки вырвались на концерт «своих» ребят. И стали свидетелями того, как, загрузив инструменты в полуторку и проводив остальных членов музыкального коллектива, Аркаша Шварц и Клава Рыжова, держась за руки, пошли вдвоём в сторону Крымского моста.

— Может, не будешь им портить это утро? — сжалилась над счастьем ребят супруга. — Коля, оставь ему текст песни в общежитии.

Так и сделали, с трудом поймав такси и заехав по дороге домой в общагу, где обитал Шварц. А приехав к себе на Маросейку, уселись напротив друг друга на кухне, хлебая чай. Причём, Демьянов, руки которого подрагивали от волнения, пил его из огромной глиняной кружки, купленной специально для него.

— Может, всё-таки обошлось? — с последней надеждой в глазах робко прервала молчание Кира.

Николай мотнул головой.

— Румянцев вчера подтвердил прохождение сигнала о начале войны. После этого, даже если бы кому-то очень захотелось, остановить её уже невозможно.

— А вы чего не спите? Солнце уже встало! — увидев «по уличному» одетых дочь и зятя на кухне, удивилась «ранняя пташка» Анастасия Кирилловна.

Николай уже собрался с силами, чтобы вымученно улыбнуться и произнести «что-то не хочется», но его опередила жена.

— Мама, война началась.

— Какая война? Когда? — опешила тёща.

— Большая. Тяжёлая. Два часа назад.

— Коля, она это серьёзно? — бессильно опустилась на первую попавшуюся табуретку мать Киры.

Демьянову осталось только кивнуть. Испуганное «ах» тёщи заглушила трель телефонного звонка.

— Наверное, из наркомат, — дёрнулась Кира, но попаданец остановил её движением руки.

Нет, не из наркомата.

— Николай Николаевич, что это значит? Мы с Клавой… То есть, я прочитал текст песни, который вы оставили на вахте. Нас же… нас же арестуют, если мы такое исполним!

— Не арестуют, Аркадий. Уже не арестуют. Слушай в двенадцать часов дня по радио заявление советского правительства. Обязательно слушай! И запоминай, как должна звучать эта песня.

— Но это значит…

— Это значит, что около двух часов назад, когда вы с Клавой гуляли по утренней Москве, на Советский Союз совершено нападение нацистской Германии. И песня, которую вы должны будете сегодня вечером исполнять на Белорусском вокзале для красноармейцев, уезжающих на фронт, призвана поднять их боевой дух и решимость дать отпор агрессору.

— Но если вы дали нам указание выучить её ещё четыре… Нет, уже пять дней назад, то это значит… Значит вы знали заранее?

— Знал. Все, кому нужно было это знать, знали. Аркадий, иди спать! Тебе сегодня ещё выступать, и у вас с Клавой совсем мало времени.

— Ты не поторопился, рассказав ему обо всём? — засомневалась Кира.

Николай только отрицающей мотнул головой. И тут же телефон зазвонил снова.

— Румянцев, — послышалось в трубке. — Звонили из наркомата, подтвердили, что началось.

— Подробности какие-нибудь есть?

— Коля, какие подробности? Слава богу, вообще информация прошла по каналам! Бойцы ОМСБОН в последние три дня с ног сбились, предотвращая диверсии на линиях связи. В общем, к восьми утра будь на рабочем месте.

41

В слабом свете фонаря серые фигурки немецких солдат, бегущих короткими перебежками по железнодорожному мосту, заметны не очень хорошо. Даже если ждёшь их появления.

— Давай! — шепчет старший лейтенант Васильев, и старшина Возничий плавно нажимает на спуск.

Негромкий хлопок, металлический лязг затвора, и один из немцев, всплеснув руками, валится на шпалы. Секундой спустя — ещё один: это из окопчика по другую сторону от моста вступает в бой сержант Усов. Снова хлопок, и следующий немец ничком валится вперёд. Хорошая штука — эта «Ласка-Б», лёгкий автоматический снайперский карабин бесшумный, полсотни которых поступили в ОМСБОН буквально за неделю до отъезда в командировку в Западный особый военный округ. Звука выстрела неслышно, пламени от него не заметно. Идеальное оружие для диверсанта! Правда, пуля летит медленнее, чем пистолетная, и стрелять надо с упреждением.

Немцы потери заметили, залегли, но им запрещено открывать огонь пока они не окажутся на советской стороне Буга. Да и куда стрелять, если бесшумное оружие не позволяет им сориентироваться и вычислить место засады таинственных стрелков. Пока они переползали, готовясь к следующему броску, Возничий успел подстрелить ещё одного. Но, судя по раздавшемуся воплю, всего лишь подранил.

Всё, закончилась тишина. Из дзота, прикрывающего мост, гулко протарахтел ДП, и на мосту стали вспыхивать огоньки ответных выстрелов. «Дегтярёв» татахнул и оборвал очередь, а немцы, поняв, что кто-то из удачливых камрадов попал в пулемётчика, поднялись во весь рост. Только успевай наводить на цель и нажимать на спуск!

Они уже добежали до середины моста, как ожил пулемёт в дзоте. И сразу же четыре или пять серых фигурок повалились на мостовой настил, попав под длинную очередь. Похоже, кто-то из убитых или раненых, падая, рванул обрывной датчик, и на высоте человеческого роста полыхнуло пламя: сработала установленная в сумерках «путевыми рабочими» мина направленного действия, прикрученная проволокой к ферме моста.

А это — более чем серьёзно. Несколько сотен стальных шариков и роликов сыпанули по залёгшим пехотинцам метров на пятьдесят в сторону германского берега. Крики, стоны, проклятия. По дзоту с дальнего берега Буга ударил немецкий ручной пулемёт, с жуткой скоростью сеющий пули из ленты, ёмкостью всего в пятьдесят патронов. Огненный цветок на его дульном срезе заметен отлично, но «снять» пулемётчиков — дело непростое, они залегли на предельной для «Ласки» дальности стрельбы. С четвёртого выстрела старшине это удалось, да толку от этого немного: на правый берег Буга по железнодорожному мосту ломится никак не меньше роты немцев.

По ним палят не только из дзота (видимо, кто-то заменил погибший расчёт пулемёта), но уже и из траншей, примыкающих к мосту. Палить-то палят, да только эти самые траншеи расположены ниже уровня моста, и в тех, что, пригнувшись, бегут подальше от его края, попасть сложно.

— Спрячься, — командует старшине Васильев.

В его руках коробочка, на которой «клювик» съёмного переключателя канала нацелен на цифру «2». Щелчок тумблера зажёг зелёную лампочку, а потом следует нажатие на утопленную в корпус красную кнопку.

Пролёт железнодорожного моста, примыкающий к советскому берегу пограничного Буга, подпрыгнул, а затем со скрежетом рухнул в воду.

Васильев, отряхнувшись от упавших сверху крошек щебня и осыпавшегося сверху песка, покрутил ручку полевого телефона.

— Отходим в точку сбора номер один, — прокричал он в трубку, выдернул из зажима оголённые концы провода и повернулся к Возничему. — Пошли! Сейчас тут артиллерийская карусель начнётся.

И впрямь: они успели перебежками отойти от берега в направлении Бреста всего с полкилометра, как за рекой загрохотало, а на позициях полка, в Крепости и на окраине города начали рваться снаряды.

Вдруг где-то впереди и слева, на опушке небольшой рощицы полыхнуло пламя. Не просто полыхнуло, а стало часто-часто пульсировать длинными огненными хвостами, уносящимися на немецкую территорию. А потом долетел выматывающий душу громкий скрежещущий звук: вжиу-вжиу-вжиу-вжиу…

— Что это? — перепугано спросил командира старшина, получивший это звание в боях в Финляндии.

— Понятия не имею, — крикнул Васильев. — Но летит в сторону немцев, и это хорошо.

Спустя несколько секунд это «что-то» стало рваться в германском тылу частыми-частыми взрывами, перемежаемыми более мощным грохотом.

— Похоже, немецкую батарею накрыло, сложенные у орудий снаряды взрываются, — предположил Возничий.

И действительно артобстрел окраины Бреста прекратился. И тогда загрохотала советская артиллерия, целясь куда-то за Тереспольское укрепление.

Гремело по обоим берегам реки, как вверх, так и вниз по течению. Артиллерийские выстрелы и разрывы, стрёкот пулемётов, хлёсткие выстрелы винтовок слились в один непрерывный гул.

Начло светать, и в предрассветных сумерках встретились и опознались со второй, резервной группой, задачей которой было подстраховать группу Васильева, если не сработает его передатчик сигнала на взрыв радиоуправляемой мины. Техника новая, поступившая в ОМСБОН всего неделю назад, поэтому командование решило подстраховаться. И, как объяснили при выдаче передатчиков командирам групп, оборудованная зарядом для самоуничтожения, если коробку передатчика попытаться вскрыть.

Шли сторожко: ещё вечером немецкие самолёты пытались высадить южнее города десант. Нарушителей сбили, но часть диверсантов-парашютистов могли успеть выброситься. А какие у них задачи, куда они пойдут, только германскому командованию ведомо.

Стоило вспомнить про немецкие самолёты, и они тут как тут! Девятка пикирующих бомбардировщиков. Идёт из-за Буга к городу на высоте около четырёх километров. Им навстречу — четвёрка «ишачков», звено по новой организационной структуре истребительной авиации. Ещё с дистанции метров восемьсот выпустили подвешенный под крыльями эрэсы. Из восьми реактивных снарядов один ушёл в сторону и взорвался в воздухе, не причинив никакого вреда нацистским стервятникам. Зато семь оставшихся принялись рваться, даже пролетая чуть в стороне от пикировщиков, неубираемые шасси которых напоминали ноги, обутые в лапти. Четыре из девяти сразу же пошли к земле, а остальными «занялись» сталинские соколы. Немцы, неприцельно сбросив бомбы, попытались выстроиться в оборонительный круг, но «ястребки» быстро справились с ними, потеряв лишь один свой самолёт.

— Стой! Кто идёт? Пароль!

— Шестьдесят три. Отзыв!

— Двадцать семь.

До чего же удобная эта «цифровая» система паролей! Запоминается только «контрольная сумма» цифр, задаваемая на данные сутки. А дальше — говори любые цифры, лишь бы их сумма соответствовала заданной. Васильев бы, будь его воля, орден дал бы тому, кто это придумал.

Свои, караулящие подступы к станции Брест-Северный на линии Брест-Белосток. Теперь доложиться командиру роты, направленной в данный район, и ждать нового приказа. А сидеть сиднями им точно не позволят: война началась!

42

Двенадцать часов дня, все, вышедшие на службу, собрались у радиоприёмника в кабинете у Румянцева. И в 12:05 (а не в 12:15, как в «прошлый раз») из динамика послышался голос Вячеслава Михайловича Молотова:

Граждане и гра́жданки Советского Союза!

По поручению Советского правительства и лично товарища Сталина, я уполномочен сделать следующее заявление.

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковав нашу границу во многих местах и подвергнув бомбёжке со своих самолётов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие. Налёты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской стороны и со стороны Финляндии.

Это неслыханное нападение на нашу страну, несмотря на наличие договора о ненападении между СССР и Германией, является беспримерным в истории цивилизованных народов. Вся ответственность за это нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германское фашистское правительство.

Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал заявление мне, как народному комиссару иностранных дел, от имени своего правительства, что Германское правительство якобы было вынуждено принять военные контрмеры в связи с концентрацией вооружённых сил Красной Армии у восточной германской границы.

В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты Германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству и что Германией совершено нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.

По поручению Правительства Советского Союза я должен заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы, и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией.

Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, Советским правительством дан приказ нашим войскам отбить нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.

Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наша доблестная армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар по врагу.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!

А потом зазвучала ОНА!!! Великая песня Александрова и Лебедева-Кумача, от которой не только у Николая побежали по спине мурашки. Настолько призывно и вдохновляюще, что прочие лауреаты Сталинской премии, уже слышавшие её, не задали ни единого вопроса о том, почему авторами объявили не его.

Следом прозвучали сообщения о постановлениях Политбюро и Совета народных комиссаров, наркомата обороны о создании Государственного Комитета Обороны, назначении его председателем Сталина, переходе всей власти в стране в руки ГКО, о всеобщей мобилизации, о создании Советского информационного бюро, о преобразовании военных округов в фронты, об образовании Ставки верховного главнокомандования… В общем всё, что в иной истории либо вообще не озвучивалось, либо было сделано, организовано, создано спустя несколько дней, звучало как свершившееся уже сейчас, в полдень 22 июня 1941 года. Значит, есть надежда на то, что он, бывший журналист из двадцать первого века Николай Демьянов, не зря потратил три последние года.

Текли слёзы из глаз ещё сильнее постаревшей после болезни Натальи Геннадиевны, сжимал и разжимал кулаки Воронцов, играли желваки на округлом лице Арсения Ворожейкина, дрожали руки у Евгения Петрова, нервно крутил в руках коробок спичек Румянцев. А когда Левитан закончил читать, говоря словами из будущего, новостной блок, Анатолий взял ключи и достал из сейфа пакет из плотной бумаги. Вскрыв его и пробежав глазами по вынутым из него бумагам, он зачитал приказ по комиссариату:

— С 23.06.1941 откомандировать товарищей Демьянова, Воронцова, Юрьеву, Аборенкова, Кошкина, Демьянову, Удовенко, Филиппова в распоряжение вновь создаваемой группы постоянных уполномоченных Государственного комитета обороны. Откомандировать товарища Ворожейкина в распоряжение Инспекторской группы при командующем ВВС СССР. Откомандировать товарища Петрова в распоряжение руководства вновь созданного Совинформбюро. Перевести товарища Судаева в распоряжение Центрального конструкторского бюро № 14. Товарищей Кузнецова и Румянцева (после завершения действий по ликвидации Особого проектного бюро № 100) перевести в группу инспекторов при Первом заместителе народного комиссара внутренних дел.

Судя по реакции остальных, подобные перемещения не были новостью лишь для одного Демьянова.

— Что за группа постоянных уполномоченных ГКО? Где она находится?

— Почему меня в инспекторскую группу, а не на фронт! Я — боевой лётчик!

— Почему нас расформировывают?

— Где искать это Совинформбюро?

— Я думаю, завтра утром у меня уже будут все интересующие вас сведения, — постарался удержать ситуацию под контролем Анатолий. — Пакет с приказом мне вручили ещё вчера, значит, в понедельник утром будут и разъяснения к нему.

Вечером, в 20:00 по радио вышла первая сводка Совинформбюро:

«В последний час.

Как уже сообщалось в заявлении Советского правительства, сегодня, 22 июня 1941 года около 4 часов утра по Московскому времени без объявления войны и без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу нацистская Германия напала на нашу Родину, нанеся удар на протяжении практически всей советско-германской границы. В течение сегодняшнего дня войну Советскому союзу объявили союзники Германии — Италия и Румыния, а румынско-германские войска пытались форсировать реки Прут и Дунай, чтобы захватить плацдармы на советском берегу. Бомбёжкам подвергся ряд советских городов и главная база Черноморского флота в Севастополе.

Артиллерийским обстрелам со стороны германских и румынских агрессоров подверглись приграничные города и населённые пункты Советского Союза, расположения частей Красной Армии, дислоцированных вблизи границы. Однако советские войска, предупреждённые антифашистами, действующими в германских штабах, заблаговременно покинули пункты постоянной и временной дислокации и встретили агрессоров с оружием в руках на боевых позициях. Советская артиллерия и Военно-воздушные силы вступили в противоборство с противником уже в первые минуты войны. В результате их успешных действий на Западном фронте уничтожено до тридцати артиллерийских батарей противника, включая двесверхмощные самоходные мортиры калибром 600 миллиметров.

Сталинские соколы дали решительный отпор германским и румынским стервятникам. По неполным данным, в ходе воздушных боёв, а также в результате действий зенитной артиллерии уничтожено более 480 немецких и румынских самолётов. Из них около 70 самолётов на вражеских аэродромах. Наши потери составили 126 самолётов.

Германские пехотные и танковые войска на ряде направлений продвинулись вглубь советской территории на 15-20 километров. Войскам буржуазной Румынии удалось захватить несколько плацдармов на левом берегу реки Прут. Два из них уже ликвидировано, ликвидация оставшихся успешно продолжается.

Тяжёлые, кровопролитные бои идут на Либавском, Гродненском, Белостокском, Владимир-Волынском и Львовском направлениях, а также в районе городов Алитус, Брест, Рава Русская. Практически на всех направлениях главного удара германских войск соотношения сил превышает три к одному в пользу противника, но даже в таких условиях рядовые красноармейцы и красные командиры оказывают успешное сопротивление агрессору.

Бойцам сапёрного батальона под командованием капитана С. постановкой противотанковых и противопехотных мин удалось заблокировать продвижение нескольких моторизованных и танковой дивизии противника в районе населённого пункта Лейпалингис, пытавшихся прорваться к стратегическому мосту в населённом пункте Меркине. В результате бомбового удара по остановившимся колоннам уничтожен танковый полк противника, большое количество автомобилей, несколько батарей полевой артиллерии и до четырёх тысяч человек живой силы.

Совместными усилиями пограничников и гарнизона Брестской крепости отбито несколько атак на Тереспольское укрепление. В ходе боёв уничтожено до полка вражеской пехоты.

В районе города Владимир Волынский артиллеристы батареи старшего лейтенанта Д. трижды метким огнём разрушали вражеские переправы, которые пытались навести через Западный Буг немецкие войска.

В результате успешных действий частей Красной Армии и подразделений НКВД удалось сорвать захват мостов в районе города Брест и тем самым сорвать переправу целой германской танковой армии.

В ответ на вероломное нападение Германии на Советский Союз премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль выступил по радио с предложением помощи СССР в борьбе с агрессором.

Бои за нашу Советскую Родину продолжаются».

Из всего этого сообщения, по большому счёту, дающего понять, что нет никакой ошибки, и это действительно война, а не крупномасштабная провокация, Демьянову очень понравился ровно один момент. Отсылка к деятельности мифических антифашистов в германских штабах. Теперь молодчики «папаши Мюллера» будут «стоять на ушах» в поисках предателей. А от этих поисков и до дезорганизации деятельности тех самых штабов недалеко.

43

Что происходит на фронте, стало проясняться только 25 июня. Николай хорошо помнил афоризм про то, что никогда так много не врут, как перед выборами, после рыбалки и во время войны, поэтому пропускал мимо ушей цифры вражеских и советских потерь, сообщаемые Совинформбюро. Но информация о продолжающихся боях за Алитус, Брест и Гродно говорила сама за себя: танковые группы Гота и Гудериана встретили на «панцерштрассе», и им приходится со значительными потерями продавливать советскую оборону.

Чисто как человека, имевшего отношение к запуску в производство и постановке на вооружение ПТР, обрадовали строки из ежедневной сводки о том, что взвод противотанкистов, вооружённых ружьями, за день сумел сжечь более двух десятков германских «панцеров». Ведь в рекомендациях по применению данного оружия он особо заострил внимание на необходимости концентрации по одной цели огня нескольких расчётов. И если применяют не только отдельными расчётами, но и целыми взводами, значит, к рекомендациям прислушались.

Правда, надеяться на то, что удастся остановить вторжение недалеко от наших западных рубежей, не приходилось. Всё-таки на данном этапе боевых действий преимущество немцев в живой силе и технике подавляющее. Сколько способна продержаться в том же Алитусе танковая дивизия Фёдорова против немецкого моторизованного корпуса? Два-три дня, не больше. А потом её остаткам придётся отступать. Правда, как надеялся Демьянов, не под Вильнюс, где её в одиночку просто добьют, а значительно ближе, туда, где находится следующий рубеж войск, оседлавших «панцерштрассе», выделенную Третьей танковой группе.

Не исключено, что уже отошли. Как и наши войска из-под Бреста, где, несмотря на взорванные мосты через Буг, немцы уже наверняка навели переправы, по которым катятся «ролики» Гудериана. Увы, но сводки Совинформбюро запаздывают с подачей актуальной информации. Но всё равно отличия от той истории, которую знал попаданец, имеются! Пусть даже Брест сдали вчера, но не двадцать второго же июня! Возможно (но не гарантировано), вчера сдали или сдадут сегодня Гродно, но тоже с задержкой в два-три дня. День здесь, два дня в другом месте, а это — отставание темпов наступления, возможность лучше укрепиться нашим войскам, подбросить пополнение и боеприпасы.

Ничего не ясно с начавшимся танковым сражением в районе Дубно-Броды. Ошибки, допущенные во время него, Демьянов описал подробно: ввод танковых подразделений по частям, без согласования действий с пехотой и артиллерией, сразу после продолжительного марша, в ходе которого пришлось бросить очень много техники. Как в этой истории распорядились временем на подготовку к отражению удара танкового кулака Клейста командиры советских механизированных корпусов? Успели ли развернуть на их пути противотанковую артиллерийскую бригаду Москаленко, или она опять вступала в бой, не успев толком оборудовать позиции для орудий?

Румынские плацдармы на левом берегу Прута и Дуная, как и в «прошлой» истории, кажется, ликвидировали. И даже высадили Киликийский десант. Но тогда захваченный на румынской территории плацдарм примерно через месяц пришлось эвакуировать из-за нехватки живой силы и боеприпасов. Как будет в этот раз? Скорее всего, тоже придётся, но в какие сроки?

Успели или не успели «разбавить» территориальные корпуса с литовцами и латышами настолько, что их дезертирство не слишком повлияет на боеспособность входящих в них дивизий? Сделали или нет вывод из предупреждения о том, что красноармейцы, призванные из Западной Белоруссии, окажутся не более стойкими в бою, чем «прибалтийские братья»? А ведь от этого очень и очень зависит, «состоится» ли Белостокский котёл. Пусть и менее грандиозный из-за того, что уже сейчас ясно, что туда не запихивали войск побольше, побольше, как «в прошлый раз». И тяжёлые корпусные артполки не засовывали на приграничный полигон, где их матчасть досталась немцам из-за отсутствия тягачей: хотя Жуков — мужик и своенравный, но далеко не дурак, уроки из «разгрома» на штабных играх 31 декабря должен был вынести. Слишком он самолюбив, чтобы второй раз те же самые ошибки повторять.

Скорее всего, наиболее полная информация о том, что на самом деле происходит на фронте, есть лишь у Сталина да в Генштабе, но ведь ни Иосифа Виссарионовича, ни Бориса Михайловича Шапошникова, наконец-то избавившегося от застарелого туберкулёза при помощи пенициллина, не попросишь поделиться с каким-то майором госбезопасности. Пусть даже этот майор — начальник Особой группы уполномоченных Государственного комитета обороны.

Да, уже майор. Звание присвоили одновременно с назначением на должность, 23 июня. А 24 июня вручили мандат, согласно которому на Николая Николаевича Демьянова «возлагается обязанность немедля обеспечить скорейший выпуск и максимальное развитие производства необходимых для фронта образцов боевой техники». При этом ему «предоставляется право размещать заказы на необходимые для этого комплектующие на всех предприятиях Советского Союза, независимо от их подчинения, мобилизовать необходимые материальные ресурсы», и «привлекать к работе Особой группы уполномоченных ГКО любых специалистов». А «все партийные, хозяйственные и советские организации обязаны оказывать всяческую помощь т. Демьянову в выполнении им обязанностей уполномоченного ГКО». И всё это за личной подписью Сталина.

Подобные мандаты получил каждый из подчинённых Николая, но по своему направлению деятельности: Кошкин — по танкостроению и производству промышленного оборудования для этого. Юрьева — по химической промышленности и производству взрывчатки. Воронцов — в области производства самолётов и авиационного моторостроения. Аборенков — в производстве артиллерийских систем и реактивных снарядов. Филиппов — обмундирования, снаряжения, стрелкового вооружения. Без мандатов остались Кира, как технический специалист зачисленная в штат помощников Кошкина, и Удовенко, так и оставшийся помощником и охранником Воронцова.

Рабочие места сотрудникам Особой группы менять не пришлось. Как и предполагал Румянцев, уже в понедельник подоспели разъясняющие документы, в которых местом «базирования» Особой группы значился адрес ОПБ-100. А самым первым заданием для уполномоченных стала подготовка предложений в ГКО по первоочередным мерам, которые следует предпринять для ускорения выпуска продукции для фронта, а также о том, на какой перспективной продукции следует сосредоточиться оборонной промышленности, чтобы усилить войска.

— Надеюсь, из кабинета меня выгонять не будешь? — хмуро глянул на Николая Румянцев, узнав о решении, принятом «наверху».

— Ты что, считаешь меня подлецом, действующим по принципу «я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак»? — даже рассердился его вчерашний подчинённый. — Думаешь, если меня вывели из твоего подчинения, так наши с тобой дорожки уже разбежались? Вот помяни мои слова: нам с тобой работать и работать бок о бок! Только тебе — чисто по линии ГУ ГБ.

Первый же серьёзный разговор в новой должности Демьянов провёл с убывающим в Тулу Судаевым.

— Алексей Иванович, по прибытии на завод постарайтесь найти там молодого человека по имени Михаил Тимофеевич Калашников. А лучше всего, затребуйте его в свою конструкторскую группу. И, пожалуйста, проследите, чтобы этого танкиста не отправили на фронт. В случае чего — немедленно телеграфируйте мне.

— Он такой ценный специалист?

— Честно говоря, ещё почти ничего из себя не представляющий. Талантливый самородок, который ещё предстоит многому обучить и отшлифовать его дар. И со временем он всех удивит. Надеюсь, в содружестве с вами.

— Почему вы так решили?

— Будем считать это гениальным предвидением, — засмеялся Демьянов.

— Предвидением того же порядка, что и схема «моего» пистолета пулемёта?

— Вот именно. Только не иронизируйте: пистолет-пулемёт действительно ваш. Я… м-м-м… Как бы это получше сказать? Я просто предвосхитил ход вашей конструкторской мысли.

— Как и многие другие технические решения, — улыбнулся конструктор. — Извините, Николай Николаевич, но я не слепой, я прекрасно вижу, что вы словно заглядываете в будущее.

— А вот об этом, товарищ Судаев, вам лучше помолчать. Даже при разговоре со мной, не говоря уже о том, чтобы делиться думами на эту тему с другими людьми. Ну, а когда начнёте думать о перспективных образцах оружия, то обратите внимание на автоматическое оружие, автоматика которого действует на принципе отвода газов из ствола. Исходите из того, что Красной Армии очень скоро понадобится многозарядное скорострельное личное оружие, способное как вести одиночный огонь, так и стрелять очередями. Что-то среднее между вашим пистолетом-пулемётом и автоматической винтовкой Токарева. И по дальности стрельбы, и по силе отдачи. Вы же понимаете, что вести огонь очередями из АВТ-40 с её «лошадиной» отдачей просто невыносимо. А надо сделать так, чтобы у бойцов подобная возможность появилась. Так что, когда дело дойдёт до решения этой проблемы, пишите на моё имя, предлагайте варианты. Если они будут сто́ящие, обещаю дать ход вашим предложениям. И… обратите внимание на здоровье.

Не отпустил Николая и его «гражданский» проект. Вечером 24 июня на домашний телефон позвонил Шварц.

— Николай Николаевич, мне в военкомате отказали в призыве! Сказали, что я не годен к строевой службе. Это чёрт знает что! Я хочу на фронт, а мне отказывают! Николай Николаевич, может быть, вы по своим каналам повлияете на этих… армейских бюрократов?

— Ты, Аркадий, молодец, что пошёл в военкомат. Но вот, как ты выразился, «влиять» на сотрудников военкомата я не собираюсь. Я придерживаюсь мнения, что беда, если сапоги начнёт тачать пирожник, а пироги печь сапожник. Ты музыкант, а не стрелок или танкист. Поэтому мой ответ тебе следующий: если военкомат отказал тебе, то придумай, как принести пользу Родину тем, что ты умеешь лучше всего.

— Вы имеете в виду музыку? Но как она может помочь победить врага?

— Очень даже поможет! Твой оркестр был 22 июня на Белорусском вокзале?

— Да мы каждый день там исполняем «Священную войну» и другие песни!

— И как уезжающие на фронт на это реагируют?

— Ну… хвалят. Просят исполнить ещё что-нибудь вдохновляющее…

— Вот именно! Вдохновляющее! Вот и вдохновляй на бой и на подвиг других, если самому не дано участвовать в боях. Ясно? Аркадий, сила Красной Армии не только в оружии, но и в высоком моральном духе её бойцов. И ты со своим оркестром уже делаешь огромное дело, поднимая этот моральный дух. Я знаю, что у тебя есть связи с журналистами из «Комсомольской правды». Вот и свяжись с ними, пусть газета станет инициатором создания фронтовых концертных бригад на основе различных музыкальных коллективов.

— Здо́рово! — после паузы в пару секунд обрадовался Аркаша.

В общем-то, до этого додумаются уже через несколько дней и без него. Но почему бы не подсказать идею уже сейчас?

44

— Вот подлец такой! — постарался как можно более искренне возмутиться Штольц. — И что я теперь должен написать его матери? Она же там совершенно изнервничалась из-за того, что от этого обалдуя уже два года нет никаких весточек.

Сам же в глубине души в очередной раз восхитился безупречной работой германской разведки, составившей ему легенду для посещения этого занюханного уральского городишки: якобы знакомая Генриха попросила его по пути в Омск заскочить в Кыштым, куда уехал её непутёвый сын, не желающий писать матери письма.

— Так и напишите: полгода назад уехал из города в неизвестном направлении.

Лейтенант госбезопасности со вздохом протянул Генриху документы.

— Извините за действия моих подчинённых. Сами понимаете: время военное, рядом с городом строится очень важный объект, а тут незнакомец с немецкой фамилией. Решили проявить бдительность, но перестарались.

— Ничего, я понимаю, — поморщился Штольц, трогая уже начавшую заживать за время, проведённое в КПЗ, разбитую губу.

— Так может быть, товарищ Штольц, всё-таки не в Омск, а к нам на стройку? Анкета у вас подходящая, а хорошие снабженцы и на ней нужны. Пусть персонал с неё и имеет бронь, но ведь всё может измениться, и людей с неё тоже могут начать призывать.

— Я бы с удовольствием, товарищ Волков, но у меня специфика работы совсем другая. Я всё-таки занимался снабжением торговли, а не строительных организаций. Да и в Омске меня ждут. Неудобно будет перед людьми, которым я обещал. Ну, и невеста моя туда же будет добираться.

— Да, невеста — это святое! — согласно кивнул лейтенант. — Только зря вы считаете, что нам нужны снабженцы только для строителей. При этом химическом заводе целый городок будет построен. К тому времени, когда установки запустят, не только линию электропередач из Челябинска протянут, но и собственную теплоэлектростанцию построят. И сотрудников в этом городке будет много жить, а их всех придётся снабжать даже лучше, чем тут у нас, в Кыштыме.

— А зачем так много электроэнергии?

— Да, говорят, эти установки её очень много потребляют.

На лице Волково отразилось, что он поймал себя на том, что ляпнул что-то лишнее.

— В общем, больше не задерживаю вас, товарищ Штольц, — козырнул он, поднимаясь из-за стола.

— Разрешите ещё вопрос, товарищ Волков? Как там на фронте? Я, пока в камере сидел, очень переживал: я же всё-таки сын красного командира…

— Тяжело на фронте, — нахмурился чекист. — Сдали Вильнюс, Белосток, Брест, Львов. Немцы… Простите, фашисты очень сильно давят. Рвутся к Минску. И ведь что удумали, гады? Не напрямую, а в обход стараются пройти, окружить наши войска в Западной Белоруссии. Тяжёлые бои под Ошмянами, Лидой, Барановичами, Ровно и Тернополем. Финнам, конечно, крепко дали по зубам, но Выборг пришлось оставить. Зато теперь вся дельта Дуная наша! Бьём румынских буржуев на их территории. Кстати, сегодня в полдень по радио должен товарищ Сталин выступать, не пропустите.

— Так ведь, я слышал, приказано было все радиоприёмники сдать.

— Гражданским лицам — да. Но уличные репродукторы работают.

Городок очень зелёный, и тень от деревьев, заодно с водой многочисленных прудов, делают июльский зной вполне себе переносимым. В Сталинграде в это время года Штольц давно бы сомлел от зноя, а здесь солнце не испепеляет, а просто греет. Зато никаких трамваев, везде приходится ходить пешком. А с чемоданом это не очень удобно. Поэтому наплевал на конспирацию, требующую от него изображать сверх-лояльного Советской Власти гражданина, и остался ждать поезд на Челябинск на вокзале. Всё равно выступление Сталина опубликуют во всех центральных газетах: можно будет и позже почитать.

С публикацией речи советского вождя он угадал. Правда, купить газету с ней он смог не в Челябинске, а только в Кургане, на самом востоке Челябинской области.

С чем вышел к народу русский диктатор? С пустыми заявлениями. Буквально с первых строк: «героическое сопротивление Красной Армии», «лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения»… Те самые дивизии, которые молниеносно покорили Францию и разгромили англичан на французской земле? Та авиация, от которой не способна спрятаться даже на своём острове Британия, обладающая куда более современными самолётами, чем русские «этажерки»? В это Генрих никак не мог поверить.

Зато совершенно охотно верил в захват Литвы, Западной Белоруссии

и Западной Украины. Не части, как врал этот усатый грузин, а всех западных земель. Слова кыштымского чекиста? Да что он может знать, находясь за многие тысячи километров от фронта? 170 немецких дивизий — это огромная сила, остановить которую Советам просто не по силам. Пусть хоть сколько Сталин иронизирует по поводу непобедимости германских войск и ссылается на разгром Наполеона и кайзера Вильгельма. Да, и Наполеон, и Вильгельм II были великими людьми, но их армии не идут ни в какое сравнение по техническому оснащению и боевому опыту с армией, созданной Гитлером и обученной во время захвата всей Европы.

Пусть он хоть сколько сваливает с себя и русских военных вину на неотмобилизованность Красной Армии, на то, что она находилась слишком далеко от границы. Ценно в этих словах только признание в том, что доблестные германские воины бьют большевиков в хвост и гриву. А значит, победа Германии близка.

Зная русских, Штольц, конечно, вполне мог поверить в то, что они отреагируют на призыв Сталина и станут, как он требует, жечь хлеб, угонять скот, разрушать мосты и производственные мощности. Даже во вред себе. Могут сбиваться в бандитские шайки и убивать немецких воинов, стреляя им в спины. Но даже это не поможет большевикам: с бандитами будут поступать именно так, как они того заслуживают: отстреливать, как бешеных собак. Германии нужны не люди на русских территориях, а земля, жизненное пространство, как писал фюрер в своей книге «Моя борьба». Советы не смогут поднять на борьбу с цивилизованными немцами дикий народ, живущий, по большей части, в таких условиях, что преодолены в Германии ещё сто лет назад.

Четыре пятых советской промышленности сосредоточено там, на западе страны. И стоит разбить русские дивизии, которые всё ещё сопротивляются Вермахту, как всё посыплется. Большевикам день ото дня станет всё труднее и труднее сопротивляться «натиску на восток». И настанет момент, когда сам же народ распнёт не успевших сбежать советских руководителей, встречая германских освободителей от большевизма хлебом и солью.

Да, пока он ждал в Челябинске поезда в Омск, он видел военные эшелоны с танками, спрятанными под брезентом. Но по Сталинграду он знал, насколько они ненадёжны. И вряд ли здесь, за Уралом, качество военной продукции лучше, чем у той, которую выпускают в городе на Волге. Видел он и составы, в которых солдатики в необмятых гимнастёрках с радостными лицами ехали в «теплушках» куда-то на запад. И с тайным злорадством осознавал, что недели через две их прожжённые, оборванные гимнастёрки будут прикрывать тела пленных, лишённые воли к сопротивлению немецкой военной машине. Как всегда, работающей с чёткостью хорошо отлаженного механизма. Конечно, те, кто останутся живы после первого же столкновения с непобедимой армией Великой Германии. Что взять с них, необученных, толком не вооружённых?

Дорогу к дому односельчан Генрих нашёл без особых проблем. Просто спросил, как найти такой адрес у дежурного милиционера. Тот отреагировал на широкую благожелательную улыбку приезжего из Сталинграда (Штольц специально об этом упомянул) и рассказал, куда идти. Ну, а дальше была встреча, обмен новостями и осторожный зондаж, не имеют ли хозяева небольшого домика отношения к военному производству. Ответ удивил:

— Как это не имеем? У нас уже 23 июня объявили, что теперь будем точить миномётные мины. И документация готова была, и оснастка. Словно руководство мастерской заранее знало обо всём.

А вот это уже тревожная новость. Неужели всё-таки большевикам было известно о тайных планах фюрера, и они смогли подготовить отпор? Не хотелось бы, чтобы это оказалось правдой!

45

12 июля. Вчера пришло известие о сдаче Риги. Фронт в Белоруссии выгнулся дугой: бои идут в районе Полоцкого укрепрайона, близ Лепеля, Логойска. Уличные бои в Минске. Пожалуй, день-два, и столицу Белорусской ССР мы потеряем. Жуков сделал всё возможное, чтобы Западный фронт держался как можно дольше, но и бойцы фронта — не боги, способные молниеносно остановить разогнавшуюся махину целой Группы армий, поддержанную бронированными кулаками Танковых групп Гота и Гудериана.

Гот, потерявший уже практически половину своих танков, на этот раз не сумел оторваться от пехоты, и теперь даже не проламывает, а пытается продавить оборону под Полоцком. Потери Гудериана ничуть не меньше, но и он застрял на правом берегу Днепра в районе Бобруйска. На Украине бои идут под Шепетовкой, Проскуровым (впоследствии — Хмельницкий) и Станиславом (Ивано-Франковск). Гигантское танковое сражение под Дубно и Бродами обескровило Танковую группу Клейста. Правда, и мехкорпуса Юго-Западного фронта понесли огромные потери, но в Первой Танковой группе панцеров осталось на неполную дивизию. По данным разведки, едва ли не четыре пятых новой техники с заводов Германии и Чехословакии направляются на её пополнение.

Но движутся, движутся немцы по Украине. За счёт прекрасно обученной пехоты и великолепно взаимодействия с другими родами войск: артиллерией и авиацией. А ещё — что ни говори, а противотанковая оборона у фрицев реально неплохая. По крайней мере, отлично справляющаяся с наиболее массовыми танками серии БТ и Т-26.

Вся Четвёртая румынская армия брошена на борьбу со стрелковым корпусом, полностью перекрывшим румынам судоходство в низовьях Дуная. Не готовы оказались «мамалыжники» к такому обороту: «слабая» РККА вдруг оттяпала у них огромную территорию. Сил у корпуса на то, чтобы продвигаться дальше на румынскую территорию, конечно, не хватает, но и все румынские попытки выбить красноармейцев из дунайской дельты пока не привели ни к какому результату. Пожалуй, Килийская десантная операция в этой версии истории будет называться Дунайской.

Как и в «прошлой» истории, совершенно опростоволосился маршал Кулик, направленный «организовать оборону Западного фронта». В окружение на этот раз не попал, но под Гродно драпал от наступающих немцев так, что остановился лишь под Минском, всё не веря, что прорвавшийся немецкий полк не преследует его по пятам. А когда его разыскал порученец Жукова и доставил в штаб, потребовал по ВЧ немедленно снять Георгия Константиновича с должности за «недостатки в организации обороны», а фронту, не мешкая, отдать приказ о переходе в наступление. По слухам разговор шёл на таких повышенных тонах и в таких выражениях, что и генерал, и маршал за пистолеты схватились. А Сталину пришлось срочно отзывать Кулика в Москву. Пожалуй, за то, что он осадил эту клиническую бездарь, Демьянов добавил бы Жукову жирный плюс в карму.

Слухи, слухи… К счастью, это не сплетни бабулек на завалинке, а не подтверждённые официально рассказы красных командиров, оказавшихся по делам или по ранению в Москве. Даже с новым статусом уполномоченного ГКО невозможно получить точную картину положения войск на фронтах. Сообщения Совинформбюро расплывчаты и зачастую на два-три дня отстают от реальности. Но тут уж ничего не поделаешь: каждая воюющая сторона собственные неуспехи пытается маскировать. Вон, те же англичане в июне тоже далеко не сразу признались в провале деблокады Тобрука. До конца первой недели июля актуальной информацией ещё делился Смушкевич, но потом его сняли с должности, и теперь этот канал получения информации закрылся.

Нет, в его случае история не повторилась. С началом войны Яков Владимирович сбежал из госпиталя, где лечил раздробленный в авиакатастрофе бедренный сустав. Но нагрузка, которую он сразу же взвалил на себя, оказалась чрезмерной. Нарком обороны товарищ Сталин, после того как Смушкевич на одном из совещаний потерял сознание от боли, отправил героя испанского неба долечиваться, запретив ему появляться на службе раньше, чем через три месяца.

Кстати, ситуация с авиацией у РККА сейчас значительно лучше, чем была в прежнем мире Демьянова. Сказалось то, что Западный фронт избежал её катастрофических потерь в первые дни войны. Конечно, полки, вооружённые И-16 и особенно И-153, в ходе воздушных боёв «стачивались» молниеносно, но тотального преимущества в воздухе немцам добиться так и не удалось. Сказались и меры по интенсификации обучения лётчиков, и переданные Воронцовым наработки по тактике ведения воздушных боёв, и повышение моторесурса авиадвигателей, и то, что до войны всё-таки удалось произвести на этих истребителях частичную замену пулемётов винтовочного калибра крупнокалиберными. Ну, и жёсткого дефицита авиабензина удалось избежать за счёт начала выпуска в Советском Союзе собственных антидетонационных присадок в топливо.

В общем-то, именно вопросам авиации и были посвящены первые недели работы Демьянова в новой должности. Ну, если не считать тех дней, которые он, как и другие инспектора Особой группы, потратили на составление предложений по планам своей работы.

Сталин очень симпатизировал авиаторам, и уже осознал, что массовый И-16 безнадёжно устарел. Чем его заменить, в общем-то, более или менее определились: Як-1, Ла-5 и… поликарповский И-185, испытания которого всё затягивались и затягивались из-за проблем с доводкой предназначенного ему двигателя М-71. Увы, но в этом вопросе Воронцов ничем помочь не мог: в его реальности этот двигатель так и остался малосерийным, и Павел с ним не сталкивался. Ставить на него М-82? Тогда он терял все преимущества в скорости перед «лавочкиным», хотя всё равно выигрывал в манёвренности (сказывалась хорошая механизация крыла) и, самое главное, в массе секундного залпа: в трёхпушечной конфигурации она составляла 3,7 кг против 2,56 у Ла-5. Не говоря уже о «яковлеве» с единственной пушкой и двумя ШКАСами винтовочного калибра. Ждать окончания доводки М-71? Но самолёты нужны «ещё вчера». Хорошие, манёвренные, скоростные, с мощным вооружением.

К первым же числам июля подоспели отчёты о том, как проявили себя в воздушных боях новые самолёты, запущенные в серию в конце 1940 и начале 1941 годов. Ожидаемо (для Николая) хвалили Як-1 и пока ещё редкий Ла-5. Не без указания на недостатки, как, например, более сложное (чем у Яка) пилотирование и повышенную температуру в кабине у «лавочкина», слабоватое вооружение у «яковлева». Ругали Миг-1 и Миг-3 за сложность управления и вялость на средних и особенно низких высотах, а также безнадёжную перетяжелённость ЛаГГ-3. Все, кроме Ла-5, немного уступали массовым (значит, не самым новым) версиям «мессеров» в скорости и значительно — в вертикальном манёвре.

Хотели лётчики более мощного вооружения. Ну, это как всегда! Дай им волю, они потребуют установки на истребитель трёхдюймовки с баллистикой зенитного орудия.

— Товарищ Яковлев, возьмёте для своей машины 23-мм пушку? — задал в перерыве совещания вопрос Николай.

Конструктор тут же скривился:

— Волковскую и Таубина? Категорически нет! Они же самолёт развалят отдачей.

Да, заместитель наркома авиации уже пытался ставить на Як-1 пушку МП-6 и… отказался в пользу более слабой ШВАК.

— И не ту, и не другую.

Александр Сергеевич с ухмылкой глянул на доселе неизвестного ему майора госбезопасности, а Демьянов не позволил ему открыть рот для возражений, что нет готовых авиапушек, кроме уже названных.

— Мне прекрасно известны недостатки пушки Таубина и Бабурина, которую, кстати, удалось довести до ума в наземном варианте. А вот теперь смотрите, — открыл блокнот уполномоченный ГКО. — Мы берём снаряд от патрона 23х152, переобжимаем его в гильзе от патрона противотанкового ружья 14,5х114. И за счёт этого снижаем не только дульную скорость снаряда, но и отдачу. Плюс незначительно снижается масса и повышается надёжность таубинской пушки. Как вы думаете, конструкция вашего истребителя такое выдержит?

На лице авиаконструктора проявилась задумчивая заинтересованность.

— Отдачу можно снизить и ещё одним способом. Вот, смотрите: два ствола с объединённой казённой частью, в которой стволы стреляют попеременно, а отдача одного используется для заряжания другого. Тут не только снижение импульса отдачи, но и двукратное повышение скорострельности. А прирост массы такой пушки будет не в два раза, а только примерно в полтора.

— Интересно. Кто такие пушки конструирует?

— Первые прикидки сделаны в КБ Таубина молодыми инженерами, — соврал Демьянов, только ещё собиравшийся привлечь к этому делу Нудельмана и Рихтера, «выдернутого» с аспирантуры «Бауманки». — В инициативном порядке. Но вы же понимаете, что в такое время, как сейчас, все силы брошены на производство уже имеющихся образцов. А если помочь молодёжи реализовать подобную смелую идею, то в выигрыше останутся и оружейники, и вы, чей самолёт получит более мощное вооружение.

— Когда ваша молодёжь сумеет подготовить хотя бы опытные образцы, чтобы можно было оценить справедливость ваших слов про их достоинства?

— Если вы, как заместитель наркома, завизируете докладную записку с их инициативой, то, как мне кажется, образец пушки под укороченный 23-мм патрон может быть предоставлен «в железе» уже через неделю. Переделки в сравнении с МП-6 там незначительные. Главная загвоздка — в изготовлении достаточного для испытаний количества патронов новой размерности. А «двустволка»… Недели три уйдёт: конструкция абсолютно новая.

— Хорошо. Готовьте пока одноствольную пушку, а когда будут результаты заводских испытаний по ней, то посмотрим и, как вы выразились, «двустволку». А докладную я завизирую.

И началась работа. Стартовавшая с ора друг на друга в кабинете Таубина и потрясания мандатом уполномоченного Председателя ГКО: Яков Григорьевич сходу взревновал подчинённых к новой разработке. И урезонить его удалось лишь требованием устранения недостатков гранатомёта, выявленных бойцами войск НКВД, на вооружение которых и поступили первые серийные образцы СГТБ-41. А Нудельман и Рихтер… Молодость есть молодость: не просто мгновенно оценили конструкцию, украденную Демьяновым у Грязева и Шипунова, на данный момент ещё школьников средних классов, а просто загорелись желанием воплотить её в металле.

46

18 июля было принято решение о введении продуктовых карточек. К удивлению Николая, тёща восприняла эту новость даже с радостью. Именно на неё легла основная задача по добыванию продуктов для всей семьи: и Николай, и Кира бо́льшую часть суток пропадали на службе, и стоять в очередях у них попросту не было времени. Не так уж и много его было и у Анастасии Кирилловны, наконец-то устроившейся преподавателем немецкого языка в одно из военных училищ, немедленно возобновивших учебный процесс с началом войны.

Свою радость она объяснила предельно доступно:

— Хоть какая-то гарантия будет, что удастся какие-нибудь продукты купить.

Втридорога еду — и очень хорошую еду — можно было купить на рынке. Кира с матерью даже пару раз порывались начать тратить на это дело остатки той половины Сталинской премии, которую Демьянов изначально определил в качестве «потребительского фонда». Но глава семьи (после ряда событий этой весны и начала лета тёща таки признала этот его статус) наложил вето на подобные траты.

— Будут ещё худшие времена, и тогда эти деньги станут нужнее.

— Вы считаете, Николай, что будет ещё хуже? — не поверила Анастасия Кирилловна.

— А вы посмотрите, как развиваются события. Бывшая Латвия уже оккупирована полностью. Минск сдали. Немцев пока удаётся удерживать восточнее белорусской столицы по рубежу Днепра. На Украине немцы, хоть и медленно, но движутся к Житомиру и Виннице. Ну, да. Контрудар в районе Шепетовки и Проскурова их немного задержал. Но, как мне кажется, все эти сообщения Совинформбюро о тяжёлых кровопролитных боях на этих направлениях говорят о том, что фашисты ещё не выдохлись, ещё способны возобновить наступление. А значит, к середине августа следует ожидать того, что линия фронта будет проходить на Украине по линии Коростень — Житомир — Винница — Могилёв-Подольский. Если не восточнее. А Украина — это хлеб, часть которого мы уже потеряли, не успев собрать. Надеюсь, удастся его собрать и эвакуировать, перегнать скот за Днепр хотя бы на юге Правобережной Украины, но всё равно с продуктами будет хуже.

— Вы просто… пораженец какой-то! — возмутилась тёща.

— Не пораженец, Анастасия Кирилловна, а реалист. В той мере, в какой бы я хотел, — поймал Николай взгляд супруги. — К войне мы подготовиться не сумели. Просто не успели. И противник нам достался очень сильный и опытный. Поэтому, как мне кажется, отступать Красной Армии придётся ещё месяца два. Пока она не перемелет самые боеспособные части вермахта. И лишь после этого можно будет говорить о некоторой стабилизации фронта. Не об изгнании фашистов с нашей территории, а только о стабилизации. Да и то — если не произойдёт каких-либо непредвиденных прорывов. Нет, Анастасия Кирилловна! Приберегите пока эти деньги.

А что со второй половиной премии? Да всё произошло именно так, как и планировал Николай: он сдал её в Фонд Обороны. И испытал от этого не только облегчение, но даже радость, что он и таким способом помог стране.

И не один он был таким «щедрым». Люди действительно делали в Сберкассах переводы в Фонд, сдавали золотые украшения, продавали ради этого излишки мебели, несли одежду беженцам, появившимся в столице. Не все, конечно. Далеко не все, но многие.

Другие же, наоборот, пытались «заработать», задёшево скупая ценности у тех, кого война сорвала с места, спекулируя вдруг ставшими предметами повышенного спроса: мукой, крупами, солью, керосином и даже… спичками. Ведь из-за резкого скачка объёмов военных перевозок начались сбои в поставках товаров. В Москве это чувствовалось не очень сильно, а вот в Куйбышеве, куда Николаю довелось съездить в командировку, чтобы «расшить» трудности с расширением производства полупроводников и приборов на их основе, проявилось в значительно большей степени.

Но самой трудной задачей для него в этом городе стало не обеспечение необходимым совершенно нового не только в СССР, но и в мире, производства, а удержать патриотический порыв тех молодых ребят, которые работали на заводе полупроводниковых приборов. Учитывая важность данной продукции для обороны, одним из первых решений, проведённых Демьяновым в статусе особого уполномоченного, стало «бронирование» сотрудников данного предприятия. К величайшему неудовольствию парней, делавших просто гигантские шаги в разработке электронных схем: они все рвались на фронт.

— А кто вместо вас будет работать над созданием тех же самых эрэсов, способных реагировать на металл вражеских самолётов? Кто будет заниматься радиостанциями с низким потреблением заряда аккумуляторов? Кто будет придумывать схемы «безмоторных умформеров»? Я ехал сюда, чтобы сформировать группу электронщиков для ещё одного направления, чрезвычайно нужного и важного. И из кого я её буду набирать, если вы все уйдёте на фронт? Вы поймите: специалистов вашего профиля в стране и мире, кроме вас, больше не существует. И здесь, в ваших лабораториях, вы принесёте пользы фронту в десятки раз больше, чем если станете бегать с винтовкой наперевес. У меня боевого опыта куда больше, чем у каждого из вас, но я не обижаюсь, как вы из-за того, что мне не выдали скатку, сапоги и ружьё и не бросили останавливать немецкие танки. Потому что понимаю: у каждого — свой фронт. Проходящий там, где он наиболее полезен. Ваш фронт — здесь.

Обиделись, конечно: все ведь молодые, задорные, жаждущие действия, а тут их заставляют сидеть на по́пе ровно и не дёргаться.

— Думайте о замене, — слукавил Николай, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию. — Производство будет расширяться, будет проводиться набор новых сотрудников, а из-за мобилизации скоро сложно станет набирать взрослых молодых мужчин. Присматривайте толковых ребят лет 16-17, передавайте им свои знания. Они очень быстро всё схватывают. И если каждый сумеет за полгода-год «натаскать» хотя бы двух-трёх таких «стажёров», вот тогда и можно будет вести разговор об отправке этого человека на фронт.

Конечно, слукавил! Да он лично костьми ляжет, чтобы такой специалист остался на предприятии! Не просто мастер своего дела, а ещё и наставник молодёжи. Стараниями Демьянова и других попаданцев, кажется, уже удалось убедить Сталина в том, что будущее — за электронным управлением оружия и системами связи. Электронщиков, способных творить приборы на основе транзисторов, скоро понадобится не пара десятков, как сейчас, а десятки тысяч. И вот эти ребята должны стать той песчинкой, вокруг которой будет вырастать жемчужина советской полупроводниковой электроники.

— Да к тому времени уже война закончится! — в сердцах бросил кто-то из парней.

— Ты уверен? — хмыкнул майор госбезопасности. — Ты не забыл, что против нас воюет не только Германия, сама по себе являющаяся мощнейшей европейской промышленной державой, а вся Европа? Ресурсы всех стран, захваченных Гитлером, плюс Италии, Испании, Румынии, Венгрии, Финляндии, используются против нас. Ты знаешь, что чуть ли не половина танков, с которыми немцы вступили в войну, чешского производства? Что половина грузовиков в вермахте — европейские трофеи немцев? И не просто трофеи, но ещё и производящиеся сейчас в Чехословакии и Франции. Что среди пушек и гаубиц, из которых стреляют в наших бойцов немецкие солдаты, полно французских и чешских, а среди зениток — голландских? Что немецкие самолёты-разведчики Фокке-Вульф-189 собираются во Франции? И перемалывать всё это нам придётся очень и очень долго.

И снова те же слова, что произнесла в его адрес тёща, но уже высказанные парнем с комсомольским значком на лацкане синего рабочего халата:

— Вы пораженец! Вы не верите в силу Красной Армии!

— Я реалист, — нахмурился Николай. — И я реально оцениваю противника, а не занимаюсь шапкозакидательством, как некоторые. Потому что недооценка противника — одна из фатальных ошибок в военном деле, чреватая просто катастрофическими последствиями для недооценивающего его. Поэтому дискуссию о том, что вас необходимо отпустить на фронт, я объявляю закрытой!

Майор хлопнул ладонью по столу.

— Фронт ждёт не вас, толком не умеющих обращаться с оружием, а того самого оружия, которое поможет красноармейцам эффективно перемалывать гитлеровцев. Прямо отсюда я направляюсь в горком партии с требованием поднять списки старших школьников, занимавшихся в радиокружках, и провести среди них комсомольский набор в вашу лабораторию. А вы обязаны… Я повторяю: обязаны! Обязаны в кратчайшие сроки превратить их в специалистов, равных по уровню знаний вам сегодняшним. А тебе лично, — ткнул он пальцем в комсорга. — Партийное поручение от уполномоченного Государственного комитета обороны: организовать интенсивное обучение этих ребят всему, что уже знаете вы.

Нужно ли говорить, что это поручение было продублировано ещё и решением горкома комсомола, или достаточно будет вспомнить о правах, прописанных в мандате уполномоченного ГКО Демьянова?

47

Как говорится, накаркал!

Как позже удалось выяснить Демьянову, 20 июля командующий Западным направлением, воспользовавшись вызовом Жукова в Ставку, отдал приказ командующим 7-м и 5-м механизированными корпусами генерал-майорам Виноградову и Алексеенко нанести удар из района Богушевска и Орши в направлении Бешенковичи, Сенно, Толочин. Как когда-то цитировал Сталину Николай, раскрытой пятернёй, по расходящимся направлениям.

Цель контрудара была благая: ослабить натиск немцев на Витебск. Вот только исполнение этой задумки…

Начнём с того, что контрудар, хоть и прорабатывался штабом фронта, но был ещё абсолютно «сырым», не обеспеченным соответствующими ресурсами. В результате четырём танковым и двум стрелковым дивизиям (причём, танковые отдельно, каждая из стрелковых отдельно) пришлось расшибать лбы об оборону, пусть и серьёзно потрёпанных, четырёх танковых и одной моторизованной немецких дивизий. Без должной разведки, без серьёзной артиллерийской и авиационной поддержки, без связи между дивизиями.

В результате к концу 21 июля, когда вернувшемуся из Москвы Жукову удалось получить разрешение на прекращение операции, от почти 1400 советских танков, участвовавших в контрударе, на ходу осталась едва треть. А в вырвавшейся спустя несколько дней из окружения 13-й танковой дивизии — и вовсе менее четверти.

Вместоослабления давления на Витебск получилось ослабление его обороны. И уже 23 июля под ударами 7-й и 9-й танковых и 20-й моторизованной дивизий вермахта город пал. Ещё три дня понадобилось немцам, чтобы сформировать ударный кулак и с его помощью перерезать Минское шоссе в 15-20 километрах к западу и северо-западу от Смоленска. По сути, зайдя в тыл нашим войскам, держащим оборону под Оршей.

Но и этим дело не закончилось. Чтобы избежать окружения и полного уничтожения войск, всё ещё сражающимся в районе Полоцкого укрепрайона (хотя, конечно, ему и без этого оставалось «жить» всего два-три дня), пришлось оставить и УР. Скольким красноармейцам после этого удалось благополучно добраться до Невеля, сказать не мог никто.

Все эти подробности Николаю удалось узнать от Эйтингона, вернувшегося в Москву с остатками ОМСБОН в конце июля. Тот, не зная о новом назначении Демьянова, позвонил ему на прежний телефонный номер. Очень удачно позвонил, поскольку Демьянов уже собирался выезжать к оружейникам. А так, как реальное положение дел на фронте волновало попаданца сильнее, чем достаточно успешное продвижение работ по сборке опытного образца авиационной «двустволки», он перенёс визит в ОКБ Таубина.

— О, ты уже ромб в петлицу нацепил! — отметил командир ОМСБОН. — Быстро растёшь, мне даже завидно. Глядишь, через пару лет комиссаром госбезопасности станешь…

— Да что вы, Леонид Александрович. Какой из меня комиссар госбезопасности? А вот вы… Дайте-ка мне правую руку.

Николай секунд пятнадцать с серьёзным видом под насмешливым взглядом разведчика водил пальцам по линиям на его ладони, а потом объявил:

— А вот вам точно быть генералом! И не позже сорок пятого года!

— Не комиссаром ГБ? Ты уверен?

— Ничего не знаю про комиссара, а вот генеральские погоны на ваших плечах отчётливо увидел.

— Оскорбить меня хочешь? Какие такие погоны?

— Я же сказал: генеральские. Но погоны советского генерала. А в ближайшее время ждёт вас путь-дорога в заморские южные края, откуда вернётесь вы с молодой красавицей-женой, которая родит вам двоих детей.

— А головой чего качаешь? — дрогнул голос Эйтингона, видимо, уже получившего приказ о подготовке новой операции в Турции.

— Неясное что-то в будущем… Что именно, сказать точно не могу, но поберечься каких-то нежелательных друзей и знакомых в пятьдесят первом вам точно следует!

— Всё, хватит голову морочить! — выдернул свою ладонь из рук Демьянова диверсант. — Или ты по совместительству гадалкой устроился?

— Ага! — засмеялся Николай. — Хотите, угадаю, зачем я вам понадобился? Каких-нибудь новых диверсантских штучек для ОМСБОН получить хотите. И их у меня для вас есть! Но сначала я вас попытаю. Как дела на фронте? Как себя зарекомендовало то, что я вам раньше передавал? Где Старинов?

Заданы вопросы были уже совершенно серьёзным тоном, и Эйтингон, вздохнув, принялся отвечать.

— Илья Григорьевич в госпитале. Тут, в Москве. Зацепило его серьёзно под Полоцком. Специально упросил эскулапов в столицу отправить, чтобы при выздоровлении мог новому составу бригады передавать знание. Бригады ведь, по сути, почти не осталось. Так, жалкие полтора батальона в тыл вывели. Он и тебя просил привлечь в качестве преподавателя рукопашного боя. Да только ты теперь не в тех званиях, чтобы руками-ногами махать.

— Ну, да. Как в том анекдоте: почему генералы не бегают? Потому что в военное время это вызывает панику, а в мирное — смех. Не в званиях дело, Леонид Александрович. Времени нет даже для того, чтобы самому форму поддерживать. Я ведь теперь старший в Особой группе уполномоченных ГКО. Вникать не только в свои направления требуется, но и в то, что другие делаю. А что, потери такие большие? — вернулся попаданец к прежней теме.

— Немалые. Так и действовали мы разрозненными группами и на самых ответственных участках. Но основная убыль личного состава не из-за потерь.

— Партизанить остались? Да не глядите вы на меня так! Я же сам контролировал ход закладки тайников для будущих партизанских отрядов в Белоруссии. И докладную записку наркому писал о том, что для их создания надо использовать именно личный состав вашей бригады.

А вот на эту фразу последовал уже уважительный взгляд.

— Расскажите, всё-таки, как себя проявило оружие, о котором я хлопотал.

— Отлично себя проявило, Николай Николаевич. «Ласке» ребята не нарадуются. АСВТ, как ей и положено быть, тяжёлая ноша, но лёгкая смерть для фашистских офицеров и даже генералов. Все эти бронированные штабные машины прошивает за милую душу. И если уж куда-то в тело врагу пуля попала, то убивает гарантированно. Мины из пистолетного патрона уже немало одноногих немцев добавили. А сколько ещё добавят — одном сатане известно. И «клин Демьянова», я слышал, уже западнее Минска применяли.

Да уж! Всё-таки прицепилось фамилия Николая к изобретению грузинского путейца…

— За радиомины тебе особое спасибо. Некоторые стратегические мосты не достались немцам только благодаря им. Не всех немецких диверсантов мы в последние дни перед войной выловили, вот и были случаи, когда те с тылу уничтожали охрану или резали провода от взрывных машинок к зарядам. Да и позже они нам хорошо помогали. Жаль, быстро кончились.

— Ничего, их производство уже наладили, так что ваши подчинённые их скоро снова получат.

— Уже не мои, — махнул рукой Эйтингон. — Приказано сдать бригаду. Я просто хотел попросить тебя, чтобы ты и впредь не забывал их интересными устройствами баловать.А ты, вон, тоже теперь на другом поприще служишь.

— Ничего, вернётесь из Ста… В общем, из тёплых краёв, и снова станут вашими. А поприще моё, хоть и по другому называется, но суть работы осталась прежней. И я не зря говорил вам, что у меня есть чем вас порадовать. Вы лучше другое скажите: много радиовзрывателей и «машинок» к ним немцам досталось? Это очень важно, Леонид Александрович.

— Радиомин ни одной. А вот управляющий передатчик, каюсь, один потеряли. Ребята до конца отстреливались. По инструкции они должны были его взорвать, но успели или нет, я не знаю.

Николай поймал себя на мысли, что прав был предатель, описывавший голос Эйтингона. Наум Исаакович действительно обладал очень красивым, проникновенным таким баритоном.

— Будем надеяться, что успели, — нахмурился он.

Впрочем, особо расстраиваться было не из-за чего. Мало того, что каждый такой передатчик, собранный на совершенно секретных транзисторах, был снабжён устройством самоуничтожения, так ещё и восстановить технологию производства полупроводников, не зная теоретических основ, крайне сложно.

— Вы не на машине? Тогда пойдёмте в мою, и свожу я вас полюбоваться новым подарком для советских диверсантов. Именно им это опытное устройство испытывать в бою.

— Далеко ехать? — глянул на часы диверсант.

— В НИИ-6. Если куда-то потом надо успеть, то я вас на обратном пути подброшу. А по дороге расскажете про общую ситуацию на фронте.

48

— Поздравляю с присвоением очередного звания, герр Шлоссер! — с улыбкой пожал руку новому сотруднику заместитель начальника VI управления РСХА. — И с поступлением в нашу организацию.

Честно говоря, переход в управление Службы Безопасности, занимающееся внешней разведкой, радовало Курта куда меньше, чем присвоение звания гауптштурмфюрера СС. Всё-таки он уже привык заниматься тем же самым под дипломатическим прикрытием. Но… С началом войны специалисты по России в министерстве иностранных дел остались не у дел. Да и его провал с этим чёртовым Демьяновым в ведомстве расценили негативно. Хотя и знали, что он работает не столько на внешнеполитическое ведомство, сколько на Абвер.

В Отделе I провалившегося агента тоже встретили, мягко говоря, без аплодисментов. Да что там говорить? Попросту намекнули на его непрофессионализм, забыв про годы безупречной работы и центнеры переданных документов с ценнейшей информацией. И предложили не живую работу, а должность клерка, занимающегося финансовой отчётностью.

Вот тут-то и пригодилась услуга, оказанная Шелленбергу во время его первомайского визита в Москву. Хотя, как было известно Шлоссеру, на того тоже посыпались шишки из-за того, что его доклад о состоянии Красной Армии содержал уничижительные характеристики, а на деле Вермахт и Люфтваффе столкнулись с первоклассной русской техникой. Но молодому заместителю начальника управления разведки СД удалось выкрутиться: Сталин оказался хитрецом и не показал всей этой новейшей техники, уже доставившей столько неприятностей солдатам Рейха. Зато привезённую оберштурмфюрером информацию о признаках того, что «Иваны» тоже занялись урановой проблемой, оценили очень высоко. А Шелленберг, пару недель назад получивший за это звание оберштурмбаннфюрера, не забыл, благодаря кому он прикрепил четырёхконечную звезду на витой погон.

Первое же обращение за помощью к Шелленбергу закончилось предложением перейти под его начало. Тем более, Шлоссер до начала разведывательно-дипломатической деятельности уже состоял в СС.

— Вам удалось подтвердить информацию об этом русском заводе по производству тяжёлой воды?

— Увы, господин оберштурмбаннфюрер, в результате известного вам происшествия я оказался лишён связи с моим агентом, направленным на её уточнение. К сожалению, мои коллеги, которые уже должны были получить отчёт моего агента Штольца, отказались поделиться информацией.

— Ничего, мы это выясним, — задумавшись на секунду, кивнул новый начальник. — К моему глубочайшему сожалению, агентура Абвера в России нам пока недоступна, но работы для вас найдётся немало. Поэтому я и решил подчинить вас оберштурмбаннфюреру СС доктору Хайнцу Грефе.

Курта несколько покоробило это имя: доктор Грефе был причастен к расстрелам евреев в Польше, командуя айзацкомандой 1 айнзацгруппы V. И служба под началом откровенного палача его не прельщала. Но деваться было некуда.

— Он является начальником отдела VI C, и территория России входит в сферу деятельности данного отдела. Насколько помню, вы ведь занимались там вопросами оружия и боевой техники?

— Да, господин оберштурмбаннфюрер. Но только этой темой не ограничивался.

— Вот и отлично. Значит, вы и будете заниматься исправлением недочётов, допущенных ведомством уважаемого нами обоими адмирала.

Улыбчивое лицо заместителя начальника управления, уже фактически возглавившего его, не давало понять, иронизирует ли оберштурмбаннфюрер или его уважение к главе конкурирующего ведомства совершенно искреннее.

— Нет, нет! Не подумайте, что я, говоря о недочётах, имею в виду именно вас. Мне прекрасно известно, насколько самоотверженно вы трудились на благо Рейха. Я говорю об Абвере в целом. Имея широчайшую разведывательную сеть в России, ваши бывшие коллеги умудрились упустить из виду массу русских новинок, ставших для нас очень неприятными сюрпризами. Начиная с танков Т-34, о выпуске которых в Сталинграде стало известно именно из ваших докладов, и кончая загадочными «сталинскими орга́нами», едва не сорвавшими нам первый удар в ночь на 22 июня.

— Простите, оберштурмбаннфюрер, но я ничего об этом не слышал.

— Ну, да. Ну, да. И не могли слышать, поскольку эта информация была засекречена. Видите ли, Шлоссер, буквально в первые минуты артобстрела нами советской территории русские нанесли по позициям нашей артиллерии и войскам, изготовившимся к атаке, массированные удары каким-то неизвестным оружием, издающим пронзительный вой и скрежет. Удары оказались настолько мощными и концентрированными, что мы буквально в первые минуты войны потеряли несколько десятков артиллерийских батарей и почти сотню танков. А несколько десятков тысяч солдат Рейха оказались в могилах, госпиталях и, представьте себе, в психиатрических лечебницах: настолько подействовало на их психику это оружие. Вот за этот вой его и прозвали «сталинскими орга́нами». Что именно это было, мы не знаем, несмотря на то, что объявили о наградах, включая крупные денежные премии, за захват данного оружия.

— Но ведь должны оставаться осколки снарядов, неразорвавшиеся снаряды, наконец…

— Действительно. Имеются и осколки, и неразорвавшиеся снаряды. И германские инженеры установили, что это — ничто иное, как хорошо нам известные русские реактивные снаряды, применяемые ими ещё с 38 года в авиации. Может быть, слегка доработанные. Но что представляют собой установки, при помощи которых они добиваются столь массированного огня, нам до сих пор неизвестно. И вообще Россия — вне всякого сомнения, дикая и отсталая страна — сумела удивить германских воинов и инженеров совершенно неожиданными техническими решениями. Вы слышали когда-нибудь о русском танке «Клим Ворошилов»?

— К сожалению, нет.

— Так вот, этот танк, как показали пленные, выпускаемый и в Ленинграде, и в Челябинске, можно подбить только 8,8 см зенитными пушками или дивизионной артиллерией крупного калибра, выставленной на прямую наводку. Можете представить себе, какие при этом потери у германских артиллеристов? Спасает лишь то, что таких танков ещё очень мало, и их узлы и агрегаты быстро выходят из строя. А как вам такой монстр?

Шелленберг протянул Курту вынутые из папки фотографии. На нём доблестные солдаты вермахта лазили по огромной амбарообразной боевой машине с торчащим из рубки стволом, калибром никак не менее 12 см. У машины была разрушена передняя часть шасси, на наклонной броневой плите имелись глубокие борозды, оставленные снарядами, а моторный отсек носил следы взрыва.

— Что-то похожее на наш «Штуг-III». Только гораздо большего размера.

— Гораздо! На калибр орудия обратили внимание? И русские применяют эту установку не только для разрушения наших полевых укреплений, но и против наших танков. Представляете, во что они превращаются даже от близкого разрыва выпущенного из неё «чемодана»? Но это всё — и чудовищных размеров бронетехника, и «сталинские орга́ны», и даже их новые самолёты «яковлев» и «лавочкин» (последний, кстати, лишь немного уступает новейшей модели, «Фридрих», нашего Ме-109, но превосходит её по вооружению) — всего лишь внешние проявления куда более серьёзной угрозы. Ведомство уважаемого нами обоими адмирала проморгало настоящий технологический прорыв, который способен вывести большевиков на совершенно новый, пока ещё недоступный нам уровень боевой техники.

Оберштурмбаннфюрер поманил рукой нового сотрудника к столику, прикрытому куском ткани. Жестом фокусника он сдёрнул это покрывало.

— Как вы думаете, что это?

Курт увидел какие-то обломки, местами обгоревшие, местами сильно покорёженные. Роднило их то, что на этих пластинах тонкого (около пары миллиметров) коричневого материала были укреплены детали, которые он видел внутри радиоприёмников.

— Впрочем, не напрягайтесь. Я вам подскажу: вот это содержалось внутри невзорвавшегося реактивного снаряда, выпущенного русским истребителем по нашим самолётам. Вот это изъято их разбитой рации русского танка «Клим Ворошилов». Это — из сбитого самолёта «лавочкин». Это найдено близ моста, взорванного русскими диверсантами явно при помощи радиосигнала. А вот это — остатки какого-то прибора, захваченного при ликвидации их диверсионной группы. Почти целого прибора, взорвавшегося и сгоревшего при попытке его вскрыть. Наши эксперты, уже ознакомившиеся со всем этим, не представляют, какие функции выполняли данные электрические схемы, на каких принципах они работали. Ну не считая тех, что собраны на радиолампах. Но их потрясло то, что русские додумались не соединять радиодетали проводами, а формировать эти провода из медного слоя пластины-основы. По их расчётам, это многократно снижает трудовые затраты на изготовление электронных приборов.

Оберштурмбаннфюрер улыбался так, будто говорил не о технических достижениях врага, а о победах конструкторов Рейха.

— И вашей задачей станет выяснение не только что это такое, но и где производится, кто это придумывает, и как нам можно уничтожить производственные мощности по производству всего этого и людей, выдумывающих это. Ну, или выкрасть их.

49

Эйтингон, которого Николай вёз знакомиться с опытными образцами ручного противотанкового гранатомёта, рассказывал, насколько трудно красноармейцам отражать германский натиск, о том, сколько боевой техники гибнет из-за поломок и недостаточной подготовки экипажей, как сильно не хватает автотехники и тягачей для артиллерийских орудий, про отсутствие у «сталинских соколов» превосходства в воздухе. А Демьянов радовался: получилось! Получилось добиться того, к чему он стремился. Не вышло у немцев блицкрига, который в известной ему истории едва не закончился взятием Москвы. Порядком выкрошены «стальные зубы вермахта» — Танковые группы. Так и не уничтоженные в первые часы войны на аэродромах советские самолёты не позволяют им добиться тотального господства в небе. Не погибли в Белостокско-Минском «котле» сотни тысяч красноармейцев. Командирская дурь, конечно, никуда не делась, как это показал контрудар под Оршей и Витебском, но не наблюдается никакого «драпа нах Ост»: войска пятятся назад, но отступают организованно, постепенно перемалывая лучшие немецкие части на заранее намеченных рубежах.

— Ты так улыбаешься, Николай Николаевич, словно радуешься немецким успехам! — даже обиделся диверсант.

— Не немецким, Леонид Александрович, а нашим.

На немой вопрос уже почти экс-командира ОМСБОН он продолжил:

— Открою вам небольшой секрет. Накануне Нового Года наши военачальники провели штабные игры по отражению германской агрессии. Нашей разведке удалось практически точно установить численность вражеских войск и направление ударов вермахта. Так вот, игру пришлось остановить на двадцать второй день «войны». При пересчёте на реальное время нападения это у нас будет, — сделал вид, что считает в уме, Николай. — Это будет 15 июля. Пришлось остановить из-за того, что «синие» заняли Псков, Полоцк, Житомир, «шли бои» на подступах к главной базе Балтийского флота Таллину, Киеву, Виннице и Кишинёву. А у «красных» не оставалось резервов, чтобы защитить Смоленск. Сегодня какое число? Двадцать четвёртое июля. Псков, Житомир, Смоленск всё ещё наши, к Таллину, Виннице и Кишинёву они так и не подошли. По моим прикидочным оценкам, отставание немецкого наступления от того, что могло бы быть, не измени Генеральный Штаб конфигурацию наших войск в сравнении с прошлыми планами, составляет от двух до трёх недель. И это отставание увеличивается.

Идея ручного противотанкового гранатомёта (естественно, демонстрации возможностей в здании НИИ никто не проводил) Эйтингону очень понравилась. Как он выразился, «персональное противотанковое орудие красноармейца». И, естественно, задал вопрос, когда РПГ-1 поступят в «его» бригаду.

— В первую же очередь, как только появятся серийные образцы. Ваша бригада и будет их испытывать в боевых условиях.

А визит к «таубинцам» состоялся на следующий день.

Одноствольная пушка НР-23, созданная в кратчайшие сроки путём переточки казённика таубинской, на наземных заводских испытаниях продемонстрировала отменную надёжность. Ещё бы! Её детали испытывали куда меньшие нагрузки, чем при стрельбе «ломовым» боеприпасом 23х152. И Яковлев, специально приезжавший в ОКБ, чтобы посмотреть на неё «в железе», уже строил планы замены на неё ШВАК на своих истребителях.

А вот с НР-23-2 всё шло не совсем гладко. Всё-таки схема принципиально новая, но Нудельман и Рихтер горели молодым задором, уверяя Демьянова в том, что решат вылезающие проблемы в кратчайшие сроки.

Естественно, Александр Сергеевич не оставил «двустволку» без внимания. И главным его вопросом была возможность создания её синхронизированной версии, чтобы можно было вести огонь сквозь диск пропеллера.

— Конечно! — порадовал его Нудельман. — И синхронизированная пушка будет, и несинхронизированная для установки в крыле.

— Плохо то, что из-за снижения объёма пороха в гильзе упадёт скорость вылета снаряда из ствола.

— Александр Сергеевич, вы же знаете, что стрелять с больших дистанций по самолётам противника — это переводить боеприпасы. Насколько мне известно, опытные пилоты стараются начинать огонь, приблизившись к вражеской машине практически в упор. И на таких дистанциях потеря пятнадцати процентов первоначальной скорости снаряда не особо критична. Зато скорострельность!

— Скорострельность — да, замечательная! В общем, Николай Николаевич, готовьте докладную записку о необходимости решения Совнарком на разработку обеих пушек Нудельмана и Рихтера. Ну, и о производстве боеприпасов к ним. Я поддержу.

На илюшинском штурмовике менять пушку смысла нет: прироста в огневой мощи новое оружие не принесёт. Особенно — если учесть снижение начальной скорости при том же самом снаряде. «Миги» уже сняли с производства, а новых истребителей от Микояна и Гуревича следует ждать только с появлением реактивных двигателей, над которыми ныне бьётся Архип Люлька. Лавочки и Поликарпов? Да, их Николай тоже поставил в известность об «инициативной» разработке молодых конструкторов таубинского ОКБ. Петляков? Высотный истребитель Пе-3 делается, ни шатко, ни валко. Но возможно, возможно. Особенно — если учесть, что он имеет дело с крупными самолётами противника. Ему и высокие показатели секундного залпа на пользу пойдут, и два мощных двигателя справятся с возросшей массой огневых установок.

Если Яковлев, пользуясь должностью заместителя наркома авиационной промышленности, более свободен в вопросах выбора оружия для самолётов собственной разработки, то остальные не могут влево-вправо отступить от решений правительство, Политбюро и ГКО. Поэтому интересуются, но на перспективу, когда соответствующие решения будут приняты. Да и, собственно, сам Демьянов имеет право заниматься внедрением в производство лишь тех образцов, по которым приняты соответствующие решения.

Николай прекрасно помнил историю Шахурина, снятого в 1946 году с должности и арестованного за несогласованное с партийными и советскими органами решение об изменении конструкции авиадвигателей. И нарываться на подобное у него никакого желания не было, поэтому, даже имея теперь почти неограниченные полномочия, подстраховывался «бумажками». В частности — стребовал с Воронцова аналитическую записку о пути развития в послевоенном СССР авиапушек под патрон 23х115. Ну, и, заодно, боеприпаса 23х152.

Возвращаясь в бывшее здание «НИИ ЧаВо», Николай едва не попал в ДТП: еле успел затормозить перед неосторожной женщиной, перебегающей улицу и споткнувшейся на булыжной мостовой.

— Да что же вы творите? — выскочил он из машины к поднимающейся на ноги дамочке, и замер. — Галя?

Мать его сына, единственного в этой реальности сына, со слезами на глазах (чулки вдрызг, коленки ободраны) удивлённо смотрела на водителя машины, капот которой замер всего в метре от неё.

От ближайшего перекрёстка уже рысил постовой милиционер, чтобы наказать нарушительницу правил дорожного движения.

— Галя, ты ничего не сломала? — подхватил Николай под руку плачущую женщину. — Может, тебя в больницу отвезти?

— Господи, Коля, какая больница?

Малоросский акцент в её речи никуда не делся. А сама она, уже уткнулась в его грудь и рыдала.

— Как я испугалась!..

С постовым было проще всего: майор ГБ предъявил документы и пообещал, что сам во всём разберётся. А потом усадил бывшую харьковчанку в «эмку» и прижался к тротуару, чтобы не мешать проезду.

— Тебя куда-то отвезти?

— Нет, нет! Я живу неподалёку. И работаю тоже. Бегала на обеденный перерыв, а тут… такое получилось.

— Как устроилась? Как сын?

— Ты и о нём знаешь? И о Лёвушке?

— Знаю. Даже вашу общую фотографию видел.

— Откуда? Ах, да! Лёвушка был так счастлив, что разослал её всем своим старым друзьям. Это было буквально за две недели до того, как он… Прости, Коля, не могу про это спокойно вспоминать. А ты как? У тебя красивая жена…

— А когда ты её видела? — удивился Демьянов.

— Мы с Коленькой гуляли на майские праздники по Тверскому бульвару, там ещё выступали студенты. И вы стояли в обнимку неподалёку от сцены. Только звание у тебя тогда было немного ниже…

— Галя, как у тебя с деньгами.

— Оставь, Коля! — отмахнулась Галина. — Нам, как и обещал Лёвушка, очень сильно помогли его родственники. Очень хотели, чтобы мы перебрались к ним в Днепропетровск, но я настояла на том, чтобы уехать в Москву. Ты имел в виду… войну, когда говорил, что я должна уехать на восток?

Николай молча кивнул.

— Но как ты мог знать об этом ещё тогда?.. Ах, да, понимаю! — бросила она взгляд на демьяновские петлицы. — Нет, мне помощь не нужна: я устроилась в главк на хорошую должность, мы неплохо обеспечены.

— Я хотел бы увидеть сына…

Женщина покачала головой.

— Нет, Коля. Не надо. У тебя жена, дети, наверное…

— Да, дочка…

— Нет!

50

«Литерный» поезд идёт на юг вдоль Волги. Конец августа, неимоверный зной. Но пассажирам двух «классных» вагонов разрешили открыть окна только сантиметров на десять. Им не доверяют: многие из них два года назад ещё носили позорный «титул» ЗК, а судимости с них не сняты и по сей день. Снять пообещали лишь тогда, когда «изделие» научится летать и начнёт поражать врага.

«Изделие»… Оно покоится в огромном фанерном ящике на платформе, охраняемой день и ночь двумя часовыми. Точнее, их в этом ящике два. Две алюминиевых сигары, представляющих собой, по сути, чехол топливных баков, в которые перед стартом зальют азотную кислоту и керосин. Ещё в одном ящике — шасси танка КВ с ложементом из стальных труб, повторяющим размеры ракеты, на «спине». Предыдущие пуски «изделий» производились со стационарного пускового стола, а теперь пришла пора опробовать их запуск с мобильного. А как иначе, если любое строительство столь капитального сооружения, как стартовый стол, непременно вызовет интерес противника, да и времени для этого потребуется месяца полтора. Тем более, фронт не стабилизировался: немцы всё ещё очень сильны, продолжают теснить Красную Армию по всем направлениям. Не так рьяно, как два месяца назад, но теснят.

Плохо подготовленный контрудар маршала Тимошенко привёл не только к потере Витебска и выходу немцев к окраинам Смоленска. Оставив пехотные подразделения штурмовать город, войска Гудериана навели переправу через Днепр в районе Красного и ударили в тыл 20-й и 13-й армиям, обороняющимся по его левому берегу на участке от Орши до Быхова. Левый фланг Западного фронта и правый Центрального не просто «посыпались», а попали в окружение. Правда, Вторая танковая группа уже была совсем не та, что в июле «другого» 1941-го, и создать сплошное кольцо окружения у неё не получилось. Через неделю боёв обе армии, понеся серьёзные потери, вырвались из окружения, но фронт удалось стабилизировать лишь на линии Гомель — Унеча — Рославль — Смоленск, лишившись такого мощного оборонительного рубежа, как Днепр.

Танковая группа Гота, передав полосу вдоль северного берега Днепра войскам Гудериана, продолжила натиск севернее Смоленска в общем направлении на Ржев, но дела у неё шли не лучшим образом: всё-таки сказались последствия контрудара, проведённого Тимошенко. А оборона Смоленска затянулась до последних дней августа.

За август фронт отполз восточнее и севернее: шли ожесточённые бои в районе Великих Лук. Группа Армий «Север» к 20 августу продавила нашу оборону в Эстонии и вышла к главной базе Балтийского флота городу Таллин, укрепления вокруг которого начали строиться ещё в начале июня под видом учебных. Теперь все эти «учебные» траншеи и дзоты служат реальным боевым задачам.

На Украине трудно. Ожесточённые бои под Житомиром и Винницей. Житомир уже сдан, но прорваться к Киеву гитлеровцы пока не могут. Под Винницей отмечены венгры и словаки: фюрер выкрутил руки союзникам, и те выгребли все оружейные закрома, чтобы вооружить направляемые на Украину дивизии: слишком уж велики были потери немцев во время боёв под Дубно, где лоб в лоб сошлись советские механизированные корпуса и Танковая группа Клейста. 18-й армии Смирнова пришлось отойти на рубеж Днестра, чтобы избежать удара во фланг со стороны 17-й полевой армии немцев, давящей в направлении Винницы и Умани.

Устье Дуная ещё наше. Но часы плацдарма на румынской территории уже сочтены: 11-я полевая Шоберта сумела форсировать Прут и теперь пробивается к Кишинёву. Если не отвести войска с плацдарма, связь с ними останется лишь по морю. Да и Четвёртая румынская армия не считается с потерями, постоянно атакуя советские войска в дельте.

Тем не менее, если бы едущие в «литерном» поезде бывшие заключённые спросили бы, что думает об обстановке на фронтах майор госбезопасности Демьянов, засевший в одном из купе с молодыми ребятами, подсевшими в Сызрани, он бы сказал, что всё относительно неплохо.

Там же, в этом купе, набитом молодёжью, как бочка с сельдью, пропадает и главный конструктор «изделия», Сергей Королёв. Ведь майор ГБ, имеющий при себе очень грозный мандат уполномоченного председателя Государственного комитета обороны, не водку пьёт и не в картишки играет, а проводит, как он выразился, «выездной семинар на колёсах на тему повышения точности ракетного оружия». А молодёжь в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет, вернётся «с югов» (тоже выражение майора) не в Куйбышев, а в Москву, где под руководством Королёва займётся проектированием электронных устройств, способных корректировать полёт «изделий», если они станут отклоняться от курса.

Да, ракеты Р-1, едущие в фанерном ящике на железнодорожной платформе, если испытания пройдут успешно, будут иметь статус неуправляемых оперативно-тактических ракет, летающих совсем недалеко — до 60 километров — но уже годных к использованию. Но они — фактически полуфабрикат для более серьёзной ракеты Р-2, самостоятельно корректирующей отклонения и способной поразить цель на втрое большей дальности. И здесь уже без всех этих акселерометров, интеграторов, преобразователей угла не обойтись. Задача сложнейшая: при повышении дальности полёта в три раза добиться снижения кругового вероятного отклонения вдвое.

Сталинград проезжали ночью, но даже в это время было видно, что заводы, сосредоточенные в северной части города, растянувшегося вдоль Волги, работают в полную силу. Да и танки, укрытые чехлами, на перегонах мелькали очень часто. Но ведь Сталинград — это не только танки. Это ещё и артиллерийские орудия большой мощности, броневая и оружейная сталь, а с недавних пор — ещё «начинка» для боеприпасов объёмного взрыва. Которые, возможно, будут использоваться как боевая часть тех самых Р-1 и Р-2. А что? очень даже достойная замена тротила в качестве взрывчатого вещества!

Потом была загрузка на специально зафрахтованный для спецгруза паром «Иосиф Сталин», пригнанный ради этого из Саратова, и плавание на нём до Ахтубинска. Вернее, до станции Владимировка, поскольку такое название городу дадут лишь спустя почти два десятка лет. Ну, и маета с переброской техники на полсотни вёрст к полигону. Поскольку решение о том, что это будет главный ракетный испытательный центр, уже принято, начаты и работы по строительству одноколейной ветки к Сталинграду по левому берегу Волги, но это дело не быстрое. Не говоря уже о мосте через реку. Так что паром где-нибудь через год-полтора явно поменяет порт приписки на Сталинград.

На полигоне Капустин Яр Демьянову до переноса в 1938 год побывать не удалось, поэтому выгоревшая под палящим южным солнцем заволжская полупустыня была в новинку. Зрелище, честно говоря, безрадостное. Тем более, полигон только-только начал обустраиваться: для испытателей установлены лишь палатки, закладывается первый барак, роются землянки.

Очень не хочется верить в то, что немцам и в этой истории удастся прорваться к Сталинграду, и работу полигона придётся свернуть. По крайней мере, пока имеются надежды на то, что война пойдёт по иному сценарию, ведь отстают, отстают фрицы не только от начального графика плана «Барбаросса», но и даже от известных Николаю по предыдущей жизни темпов наступления. Выше у них потери в живой силе и технике, лучше вооружена и обучена Красная Армия, куда меньше провал промышленного производства из-за эвакуации оборудования и людей на восток.

Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов могущества Германии: сумела же она в «другом» 1942 году прорваться от Харькова и Донбасса к Волге и Кавказу, несмотря на разгром под Москвой. Она же не в одиночку с Советским Союзом воюет, на неё вся Европа работает. И она вполне в состоянии устроить Красной Армии серьёзные неприятности. Долго ещё будет в состоянии их устроить. Особенно — если самим под них подставляться, как получилось с «благими намерениями» Семёна Константиновича Тимошенко под Витебском.

Помимо участия в испытаниях двух образцов Р-1, задачей Демьянова был и контроль за созданием инфраструктуры полигона. Поэтому, пока инженеры занимались проверкой систем ракеты перед пуском, он мотался по будущей трассе железной дороги, на которой работали не только эвакуированные из Белоруссии и УССР, но и, как водится в это время, заключённые. И писал в блокнот замечания и потребности строителей. Так что в обратный путь литерный поезд отправится без него. Ему же предстоит «активная половая жизнь» с руководством Астраханской и Сталинградской областей ради того, чтобы подстегнуть строительство железнодорожной ветки.

Первым был пуск Р-1 с «массово-габаритным макетом боевой части». Проще говоря, металлической болванкой, заполненной разным мусором, чтобы она соответствовала весу боеголовки. Семисоткилограммовый стальной бак ожидаемо не выдержал встречи с землёй, но оставленную им воронку и разлетевшиеся обломки отыскали быстро, определив, что ракетный снаряд отклонился от точки прицеливания на четыреста метров. Прекрасный результат, если учитывать, что ракета неуправляемая, а ракетостроители делают лишь первые шаги. Правда, пришлось повозиться с заменой катков у шасси пусковой установки: резина на них обгорела от жара вырывающегося из сопла пламени. Так что в записной книжке уполномоченного ГКО появилась запись: «добавить в конструкцию пусковой установки щитки, опускаемые перед стартом».

А со второй ракетой, уже несущей реальный фугасный заряд, получилось не вполне удачно. Двигатель отключился раньше времени, и воронка, глубиной в двенадцать метров, «украсила» осеннюю степь всего в сорока пяти километрах от старта. Анализ обломков двигателя показал, что не выдержал подшипник насоса подачи окислителя.

— Глупый вопрос, «что будем делать»! — фыркнул Демьянов на расстроенного Глушко, отвечавшего за адаптацию двигателя конструкции Исаева к данному изделию. — Продолжать испытания будем! До тех пор, пока все эти мелкие блохи не исправим.

Но, честно говоря, расстроился из-за неудачи даже он, морально готовый к тому, что абсолютно новая техника ещё подкинет немало подобных сюрпризов.

51

Командировка на Нижнюю Волгу растянулась на целых три недели. Зато удалось подстегнуть очень многие начинания. И касающиеся не только инфраструктуры ракетного полигона. Как и в Куйбышеве, Астраханский и Сталинградский обкомы ВЛКСМ объявили «комсомольские наборы» подростков-радиолюбителей на завод полупроводниковых приборов. И Демьянову пришлось из Сталинграда отправлять официальное письмо в адрес руководства Куйбышевской области с предписанием приготовиться к приёму и размещению этих ребят, а также организации для завершения ими школьного образования в вечерней школе: чрезвычайные условия требуют применения чрезвычайных мер.

Но долгое отсутствие в Москве создало иллюзию ряда прорывов в ежедневных заботах, беспокоящих Николая. Во-первых, были подписаны постановления Совнаркома и ГКО о производстве авиапушки НР-23 и боеприпасов к ней. Испытания образца этого оружия на самолёте Як-1 показали отличные результаты, и Яковлев теперь нажимал «на все педали», чтобы добиться начала поставок творения Таубина, Бабурина, Нудельмана и Рихтера. С ним его очень неплохой самолёт становился ещё лучше, разил противника ещё увереннее. И, глядя на заместителя наркома авиационной промышленности образцы НР-23 запросили для испытаний Лавочкин и Петляков (для только что построенного истребителя Пе-3).

Во-вторых, наконец-то удалось добиться приемлемой надёжности от нудельмановской «двустволки». И её то ли второй, то ли третий опытный образец тоже запросил себе Яковлев, но уже для следующей модификации, Як-7.

В-третьих, Таубин и Бабурин наконец-то «вылизали» свой гранатомёт, теперь получивший возможность установки не только на станок-треногу, но и на лёгкое бронированное шасси. Таким могли стать лёгкие тягачи «Комсомолец», «транспортные» Т-26 и даже «полуторки» с усиленной трубчатым каркасом кабиной.

В-четвёртых, прошёл полигонные испытания и был рекомендован к производству первый советский ручной противотанковый гранатомёт. Решение очень своевременное, поскольку на фронте были замечены немецкие «тройки» и «четвёрки» с дополнительной бронёй, установленной кустарными методами: так гитлеровцы пытались защитить свою технику от противотанковых ружей, вовсю выпускаемых в Коврове.

В-шестых, выпущена первая серийная партия кумулятивных снарядов к «полковушке». То есть, самое массовое артиллерийское орудие, до этого совершенно бесполезное против фашистских танков, получило возможность хотя бы защитить себя в случае выхода к его позициям немецких «роликов».

В-седьмых, Аборенков доложил о том, что коллектив НИИ-3 завершил испытания 132-мм реактивных снарядов со складывающимся оперением. Что позволит создать реактивную установку с более компактной и более «ёмкой» пусковой. То есть, «Катюша» сможет производить более мощный единовременный залп.

Снова отличился Олег Лосев, сумевший довести рабочее напряжение p-n переходов транзисторов и полупроводниковых диодов до 50 вольт, а рабочую частоту полупроводниковых элементов до 5 мегагерц. Скажете, пустяк? И очень ошибётесь! Это значит, что коротковолновые радиоприёмники для самолётов и танков уже можно делать полностью транзисторными. В радиопередатчиках пока без ламп не обойтись, но и резко уменьшить массу приёмной части авиационной радиостанции — это просто огромное дело. Ведь, как было известно Николаю из истории, на начальном этапе Войны многие лётчики демонтировали её не только из-за ненадёжности связи, но и ради того, чтобы снизить вес самолёта.

Были и плохие новости. Немцам удалось перерезать коридор, связывающий Таллин с «большой землёй». Теперь дни его обороны были сочтены. Их продвижением к Ленинграду удалось остановить на рубеже реки Нарва, Чудского и Псковского озёр, а также реки Великая. Контрударом 22-й армии удалось отбить Великие Луки, но после переброски фон Леебом танков Гёпнера фронт снова отодвинулся назад, и линия обороны города проходит по его окраине.

Южнее танки Гота сумели продвинуться почти до Белого и Ярцево, так что над Смоленском, где, говорят, уже не осталось ни одного целого дома, с севера нависла угроза охвата. Ещё южнее линия фронта проходит через Рославль, Клетню и Стародуб, приблизившись к Брянску всего на семьдесят километров. Но сил для прорыва к городу или, как было в другом 1941-м, на юг, отрезая Юго-Западный фронт, у Гудериана нет. Да и двигаться навстречу его «роликам» некому.

6-я армия Паулюса вышла к Киевскому укреплённому району. Его старые оборонительные сооружения принялись восстанавливать и повышать глубину обороны ещё с мая, так что есть надежда задержать гитлеровцев под стенами украинской столицы надолго. Тревожило Николая лишь то, что остатки танковых дивизий Клейста, усиленные взятыми во Франции трофеями, также, как и в известной ему истории, пытаются отрезать советские 6-ю и 12-ю армии от Днепра. Уже оттеснили от сданной с боями Винницы в район Умани. Одна надежда на то, что 19-й механизированный корпус Рокоссовского, выводившийся на пополнение, и теперь переброшенный в район Черкасс, сможет дать Клейсту достойный отпор. Ведь Константин Константинович, заезжавший в Москву, рассказывал полковнику Филиппову, что теперь у него основную массу бронетехники составляют сталинградские Т-34 и челябинские КВ-1С, «скоростные», более надёжные, чем машины 1940 года выпуска.

Дунайский плацдарм пришлось оставить. Как и Молдавию в целом. Так что на самом юге фронт проходит по Днестру, и на нём затишье: румынская 4-я армия понесла за два с половиной месяца боёв такие потери, что пока не помышляет о наступлении на Одессу. Зато 3-я совместно с немецкой 11-й переправилась на левый берег в верховьях этой реки и уже вышла к Южному Бугу. Армии Черевиченко и Смирнова пока сдерживают их натиск, но силы явно не равны, и отступать им ещё придётся, если часть войск Шоберта не развернут в сторону Умани.

Отужинал Константин Константинович и с домочадцами Николая. Не один, вместе с женой Галиной и дочерью-школьницей Юлией, чем сделал очень толстый намёк Анастасии Кирилловне на то, что в семейной жизни генерала всё в порядке. Это, конечно, впоследствии не помешает Рокоссовскому закрутить роман с военврачом полевого госпиталя, но случится сие уже под конец войны. Так что придётся матери Киры оставаться лишь почитательницей военного таланта будущего маршала…

Кстати, об адюльтерах. Вернувшись в Москву, Николай разыскал место работы и место жительства Галины Финберг. Про главк она соврала. На самом деле, работала инженером-конструктором в артели, освоившей выпуск аппаратов переливания крови (ещё один «привет» от сети запущенных с подачи Демьянова патентных бюро на Западе). Но поскольку с началом боевых действий спрос на продукцию артели возрос, действительно не бедствовала. Но крупный денежный перевод на её имя Николай отправил: по дочке Валечке и предыдущим детям знает, насколько быстро на детях «горят» одежда и обувь.

Сказалось приближение фронта и на жизни москвичей. После первых авианалётов на столицу, начавшихся сразу после его отъезда на ракетный полигон, была введена обязательная светомаскировка, и теперь ночная Москва освещалась только фарами редких автомобилей. Да и вообще город разительно изменился за счёт того, что многие здания обросли фальшивыми надстройками, сделанными из фанерами. А булыжники Красной площади разрисовали так, что с воздуха она выглядела кварталом с жилой застройкой. Получили фанерную «обшивку» и многие памятники, другие просто обложили мешками с песком для защиты от осколков бомб. В городе стало ещё больше военных, на крышах домов появились зенитные точки ипрожекторные установки, в небо по ночам поднимались аэростаты заграждения. А иногда и бухали взрывы бомб, сброшенных с единичных прорывающихся к городу немецких бомбардировщиков: первые два массированных налёта на Москву, как и «в прошлый раз», привели к огромным потерям авиакорпуса Рихтгоффена, и теперь бомбить советскую столицу посылали не сотни самолётов, а один-два штаффеля.

В один из таких вечеров, когда по небу рыскали лучи прожекторов, на домашний телефон квартиры Демьяновых позвонил Аркадий Шварц. Его фронтовая концертная бригада вернулась в город, и он решил связаться с «идейным вдохновителем» создания их оркестра.

Встретиться с ребятами удалось лишь через два дня, и Николая поразило, насколько изменился Аркаша. И он, и Клава были в «полувоенной» форме. То есть, в гимнастёрках, галифе и сапогах, но без знаков различия.

— Сгорели наши концертные костюмы, — пояснила Клавдия. — Грузовик, в котором ехали, поджёг «мессер». Так всё и сгорело: и костюмы, и часть инструментов. Мой аккордеон тоже. Вот и пришлось возвращаться в Москву.

— Ребята хоть не погибли?

— Фёдор и Леонид. Помнишь Розу, что у нас появилась перед концертом в Парке Горького? Осколком бомбы перебило руку, пришлось ампутировать, — стало ещё более жёстким лицо Аркадия.

Кошмар! Николай вспомнил эту хрупкую девчушку с проникновенным голосом, певшую про Ассоль, подняв над головой алую косынку. Не сломает ли её это, ведь такие травмы женщины воспринимают куда более болезненно, чем мужчины?

Он вынул из планшетки листок бумаги и принялся строчить на нём огрызком карандаша:

Не обеднеет сынок-барчук тагильского «хозяина» из-за того, что его песню будут петь другие ребята, реально видевшие, что такое война!

— Музыку напишешь сам, — распорядился Николай. — И я очень тебя прошу: сделай так, чтобы её исполняла именно Роза, когда выйдет из госпиталя. Ты ведь не передумал выступать в составе фронтовой концертной бригады?

Даже намёк на такое явно оскорбил Шварца.

— Не передумал! А вот Клава останется дома. И не возражай! Я не хочу, чтобы моя беременная жена снова попала под бомбёжку или артобстрел!

— Так вас можно поздравить?

Аккордеонистка-самоучка покраснела.

— Нас командир полка, в котором мы выступали, расписал…

52

Октябрь, последние дни перед началом распутицы, которая остановит махину вермахта на целых две недели. «В прошлый раз» она застала немцев уже почти перед самой Москвой. Ведь, насколько помнил Николай, 15 октября, когда полили проливные дожди, был отдан приказ об эвакуации столицы, вызвавший панику в городе. А сейчас, наконец-то захватив Смоленск, Группа Армий «Центр» вынуждена сделать оперативную паузу, чтобы подтянуть резервы перед решающим (как считают в германском штабе) броском на восток.

Ситуация в целом намного лучше, чем была тогда. Ленинград всё ещё не блокирован. Но и плацдарм, захваченный войсками фон Лееба на правом берегу Нарвы, не получается ликвидировать. И одной стороне, и другой мешает болотистая местность. Но ленинградские рабочие и служащие за четыре месяца успели создать полосу оборону, глубиной тридцать километров от низовий реки Луга до Копорья. А теперь строят ещё одну, на рубеже Ораниенбаум — Кипень — Гатчина.

При поддержке остатков танковых дивизий Гёпнера фон Леебу удалось взять Псков и занять восточный берег Чудского и Псковского озёр. И даже прорваться почти к озеру Ильмень. Но на этот раз контрудар под Сольцами провели более удачно, и фронт удалось отодвинуть на линию Струги Красные — станция Дно. Сказалось то, что из-за отсутствия потерь в Белостокско-Минском котле не пришлось экономить на пополнении резервами Северо-Западного фронта. А в тылу данного участка фронта — Лужский рубеж, который сейчас тоже укрепляют.

В боях под Великими Луками удалось избежать разгрома 22-й армии. Просто за счёт того, что у немцев не нашлось достаточного количества танков для взлома фронта южнее города. Его продавливали, в основном, пехотными дивизиями при поддержке двух сводных танковых полков, в которые превратились 19-я и 20-я танковые дивизии. Их танковым клиньям смогла противостоять даже обескровленная 48-я советская танковая дивизия. Линию обороны, конечно, пришлось отодвинуть почти к Торопцу, но это стоило моторизованному корпусу генерала Кунтцена того, что в нём осталось всего шесть десятков «панцеров».

Не было в этой истории Ельненской операции, но зато была Ярцевская. В ходе неё почти удалось дойти до самого Ярцево и создать угрозу флангового удара немецкий войскам под Белым. В результате немцам пришлось выравнивать фронт по линии Озёрный — Духовщина — Ярцево. Громкого освобождения советского города не получилось, но операция показала, что немцы на этом участке фронта выдохлись, резервов для наступления на Москву у них почти нет. А перебрасывать силы из-под Брянска, на который они наступали со стороны Рославля, они не стали.

Вообще в полосе обороны Брянского фронта создалась довольно интересная ситуация. Пока 50-я армия Петрова, 13-я Голубева и 40-я Пуласа сдерживали натиск немецкой 2-й армии Вейхса, а также остатков Танковой группы Гудериана на Брянск, 21-я армия Кузнецова, входящая в состав Юго-Западного фронта, нанесла контрудар в районе Гомеля, отбросив немцев на пятьдесят километров на север. Это стало возможно после того, как 5-ю армию Потапова отвели из-под Коростеня за Днепр, частично заместив на позициях войска армии Кузнецова.

37-я и 26-я армии продолжали оборонять Киев, хотя линию укрепрайона на северо-западе от города Паулюс продавил, используя опыт прорыва Линии Мажино. И бои уже шли на окраинах столицы Советской Украины. Причём, немцы намеренно избегали авиаударов по киевским мостам, намереваясь сохранить их для себя.

Удар механизированного корпуса Рокоссовского от Черкасс окончательно добил танковую группу Клейста, как и «в прошлый раз» намеревавшуюся захлопнуть в «Уманский котёл» армии Музыченко и Понеделина. Серьёзно досталось от Константина Константиновича и венграм со словаками. Но и сам «сточившийся» 19-й корпус пришлось отводить за Днепр для пополнения.

На самом юге 11-я немецкая армия вышла к Чёрному морю в районе Коблево, зажав 9-ю армию Черевиченко на плацдарме от Очакова до Николаева. Одесса же лишилась сухопутного коридора с «Большой Землёй», но натиск на её дальние рубежи был слабый. Установилось этакое равновесие, когда переброшенная к городу 3-я румынская армия была неспособна прорвать оборону Приморской армии Софронова, а войска, обороняющие «Жемчужину у моря», отогнать её подальше. По крайней мере, до тех пор, пока 4-я румынская армия не восстановится после боёв в дельте Дуная.

Избежавшие окружения под Уманью 6-я, 12-я и 18-я армия перегруппировались и пока удерживали фронт по линии Черкассы — Кировоград — Николаев, но все понимали, что это всего лишь пауза, необходимая немецким 17-й и 11-й армиям для перегруппировки перед новым натиском, целью которого является выдавливание советских войск за Днепр. Если они успеют это сделать до осенней распутицы, наступающей на Украине на месяц позже, чем в Средней полосе России. Тем не менее, катастрофы Юго-Западного фронта пока удалось избежать, и РККА ещё не потеряла 700 тысяч бойцов под Борисполем и Броварами. И, учитывая обломанные зубы Танковых групп Клейста и Гудериана, уже вряд ли потеряет. А значит, основную часть резервов можно сконцентрировать на Московском и Ленинградском направлениях.

Весь этот расклад предоставил Николаю Толик Румянцев, задачей которого, как и предполагал начальник Особой группы уполномоченных председателя ГКО, стало обеспечение безопасности обитателей особняка близ московской синагоги.

— Не думай, мне не просто так дали всю эту информацию, — предупредил Демьянова Анатолий. — Нарком просит тебя по старой памяти проанализировать различия в ситуации в твоём прошлом и нынешней действительности. Может быть, припомнишь какие-то совпадения и подскажешь, чем это закончилось.

О, как! «Нарком просил». Не приказал, а именно просил.

— Могу сказать только то, что ситуация отличается коренным образом. Единственное совпадение — блокада Одессы, но и она осуществляется намного меньшими силами, поэтому город может продержаться намного дольше. Наши потери на данный момент только за счёт людей, не попавших в окружение и плен, на целый миллион человек меньше. А у немцев нет танков для прорыва к Москве.

— Ну, это дело поправимое, — «обрадовал» Румянцев. — С оккупированных территорий передают, что немцы ударными темпами восстанавливают брошенную нами при отступлении неисправную бронетехнику и подбитые ими же советские танки. Не брезгуют не только «тридцатьчетвёрками» и КВ, но и «бэтэшками» и даже Т-26. А ещё тащат со всей Европы трофейную рухлядь.

Может быть, она и рухлядь, но в составе танковых дивизий способна причинить Красной Армии немало неприятностей.

— В моей истории Гитлер свёл на Московском направлении Танковые группы Гудериана, Гота и Гёпнера. Но к тому времени Ленинград был уже заблокирован, и от его штурма немцы оказались, намереваясь уморить ленинградцев голодом. Да и местность в тех краях совершенно не подходит для танковых клиньев. Поэтому, если и ждать серьёзного удара, то тоже на Москву. Ситуация, в общем-то, близкая к тому, что была в сентябре сорок первого в моём прошлом времени. Тогда Гудериан тоже ударил из-под Брянска восточнее Тулы и вышел, в конце концов, к Коломне. Гот наступал на Калинин и Волоколамск, а Гёпнер — на Вязьму, Можайск и Наро-Фоминск. Как будет в этот раз — не знаю: нету у меня прямой линии с Кейтелем, чтобы он мне свои планы докладывал.

Судя по тому, как хмыкнул Румянцев, шутка про Кейтеля ему понравилась.

— А ещё мне неизвестно, как быстро немцы сумеют пополнить танковые дивизии отремонтированными и трофейными танками. Тем более, у них будет минимум двухнедельная пауза, чтобы сделать это.

— Какая ещё пауза? — удивился бывший начальник ОПБ-100.

— Послезавтра начнутся проливные дожди, и подавляющее большинство наших дорог станет непроходимым для немецкой техники. Вплоть до того, что у них возникнет снарядный и патронный голод из-за отсутствия возможности подвезти боеприпасы. Ситуация наладится лишь с наступлением холодов.

— Это уже интересно, — сделал Анатолий пометку в записной книжке. — А точных сроков не помнишь?

— В разных местах по-разному, всё зависит от местных особенностей климата. Но речь про холода идёт определённо о начале ноября. И эта задержка помогла сконцентрировать под Москвой свежие дивизии из Сибири и с Дальнего Востока. Которые, дождавшись того, что немцы выдохнутся, почти войдя в Москву, нанести им сокрушительное поражение. И гнать их с нашей земли с середины декабря почти до весны.

— Приятно слышать! — хмыкнул Румянцев.

53

Штольц почувствовал слежку после встречи со связником. Трудно сказать, каким именно чувством — шестым, седьмым, двенадцатым — но он почувствовал, что после того, как два мужчины, посидевшие вдвоём на лавочке в заснеженном скверике, разошлись, за Генрихом начали следить.

Казалось бы, беспокоиться не о чем: они ничем не обменивались. Даже одинаково сложенные позавчерашние газеты каждый унёс свою. Газеты — всего лишь сигнал: у меня всё в порядке, к приёму информации готов. А информацией они обменялись устно: служащий Горпромторга известил, в каком именно тайнике лежит добытая им информация, а связной — чего ждёт Абвер от агента в следующий раз. Поэтому, даже если Генриха арестуют, предъявит ему будет нечего: в Советском Союзе ещё не запрещено разговаривать со случайными встречными о том, что наладилась погода.

Газетка? Прекрасная газетка с прекрасной публикацией! С текстом выступления товарища Сталина на параде, прошедшем 7 ноября на Красной площади в Москве. Вы только вчитайтесь в эти исторические слова:

«Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентского труда, братья и сёстры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников, наши славные партизаны и партизанки, разрушающие тылы немецких захватчиков!

От имени Советского правительства и нашей большевистской партии приветствую вас и поздравляю с 24-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции.

Товарищи! В тяжёлых условиях приходится праздновать сегодня 24-ю годовщину Октябрьской революции. Вероломное нападение немецких разбойников и навязанная нам война создали угрозу для нашей страны. Мы потеряли временно ряд областей, враг очутился у ворот Ленинграда, Москвы и Киева. Враг рассчитывал на то, что после первого же удара наша армия будет рассеяна, наша страна будет поставлена на колени. Но враг жестоко просчитался. Несмотря на временные неуспехи, наша армия и наш флот геройски отбивают атаки врага на протяжении всего фронта, нанося ему тяжёлый урон, а наша страна — вся наша страна — организовалась в единый боевой лагерь, чтобы вместе с нашей армией и нашим флотом осуществить разгром немецких захватчиков.

Бывали дни, когда наша страна находилась в ещё более тяжёлом положении. Вспомните 1918 год, когда мы праздновали первую годовщину Октябрьской революции. Три четверти нашей страны находилось тогда в руках иностранных интервентов. Украина, Кавказ, Средняя Азия, Урал, Сибирь, Дальний Восток были временно потеряны нами. У нас не было союзников, у нас не было Красной Армии, — мы её только начали создавать, — не хватало хлеба, не хватало вооружения, не хватало обмундирования. 14 государств наседали тогда на нашу землю. Но мы не унывали, не падали духом. В огне войны организовали тогда мы Красную Армию и превратили нашу страну в военный лагерь. Дух великого Ленина вдохновлял нас тогда на войну против интервентов. И что же? Мы разбили интервентов, вернули все потерянные территории и добились победы.

Теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад. Наша страна во много раз богаче теперь и промышленностью, и продовольствием, и сырьём, чем 23 года назад. У нас есть теперь союзники, держащие вместе с нами единый фронт против немецких захватчиков. Мы имеем теперь сочувствие и поддержку всех народов Европы, попавших под иго гитлеровской тирании. Мы имеем теперь замечательную армию и замечательный флот, грудью отстаивающие свободу и независимость нашей Родины. У нас нет серьёзной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании. Вся наша страна, все народы нашей страны подпирают нашу армию, наш флот, помогая им разбить захватнические орды немецких фашистов. Наши людские резервы неисчерпаемы. Дух великого Ленина и его победоносное знамя вдохновляют нас теперь на Отечественную войну так же, как 23 года назад.

Разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков?

Враг не так силён, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики. Не так страшен чёрт, как его малюют. Кто может отрицать, что наша Красная Армия не раз обращала в паническое бегство хвалёные немецкие войска? Если судить не по хвастливым заявлениям немецких пропагандистов, а по действительному положению Германии, нетрудно будет понять, что немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой. В Германии теперь царят голод и обнищание, за 4 месяца войны Германия потеряла 4 с половиной миллиона солдат, Германия истекает кровью, её людские резервы иссякают, дух возмущения овладевает не только народами Европы, подпавшими под иго немецких захватчиков, но и самим германским народом, который не видит конца войны. Немецкие захватчики напрягают последние силы. Нет сомнения, что Германия не может выдержать долго такого напряжения. Ещё несколько месяцев, ещё полгода, может быть, годик — и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений.

Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить разбойничьи орды немецких захватчиков. На вас смотрят порабощённые народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас непобедимое знамя великого Ленина!

За полный разгром немецких захватчиков!

Смерть немецким оккупантам!

Да здравствует наша славная Родина, её свобода, её независимость!

Под знаменем Ленина — вперёд, к победе!»

Штольца, как коммуниста, эти слова, это мужество Вождя, не побоявшегося угрозы налёта германской авиации на советскую столицу в день проведения парада, не просто восхищают, но и вдохновляют на новые трудовые свершения.

Он шёл со службы прямиком домой, изобразил из себя уставшего человека, не обращающего внимания ни на что. Впрочем, в этом деле ему и особо прикидываться не пришлось. А поскольку ощущение слежки его не оставляло, почти половину ночи успокаивал и наставлял супругу, с которой расписался буквально в тот день, когда она приехала в Омск.

— Обо мне не беспокойся. Наоборот, сделай вид, будто возмущена тем, что я жил двойной жизнью. Плачь, строй из себя обманутую коварным мужем. У большевиков нет никаких доказательств того, что я работаю на Великий Тысячелетний Рейх, поэтому, скорее всего, мне скоро удастся выйти на свободу. Но если вдруг случится, что меня осудят, это вряд ли будет длительный срок заключения. Тогда дождись меня. Если не сможешь дождаться, я не прощу тебе только одного: если ты откажешься блюсти расовую чистоту.

— Я не смогу без тебя жить!

— Сможешь! Ради великой цели, которой я служу, ты просто обязана жить. Тебе нужно сберечь себя и нашего с тобой ребёнка. Помни про великую миссию арийской расы. Если я не смогу дожить до тех времён, когда восторжествуют идеалы национал-социализма, пусть доживёт мой сын или дочь. Или, на крайний случай, мои внуки. Воспитывай их именно на тех принципах, которых придерживался я: чистота белой расы превыше всего! Пусть они помнят об арийской крови, текущей в их жилах, пусть передают своим детям этот принцип, знание того, что они принадлежат к высшей расе, что германская кровь была, есть и навсегда останется лучшей из тех, которые, возможно, они почерпнут от других арийцев, с которыми свяжут жизнь.

Ты можешь даже отречься от меня, взять какую-нибудь русскую фамилию. Пусть ты и наш с тобой ребёнок станете какими-нибудь Гришиными, Субботиными или Носовыми, но я хочу, чтобы когда-нибудь мои потомки воссоединились с Великой Германской Нацией. Как только это станет возможно.

Несколько дней ничего не происходило, хотя слабая тревога продолжала терзать Штольца. Он даже начал думать, что ему всё померещилось. Но он ошибся: не померещилось. Ошибся и в том, что у чекистов на него ничего нет: им был известен каждый его шаг после того, как Генрих навёл на этого чёртового командировочного Демьянова свою подружку из отдела кадров СТЗ. Буквально на первом же допросе его стали расспрашивать о том, как его завербовал сотрудник германского посольства Шлоссер. А в ответ на возражения о том, что он не знает никакого Шлоссера, предъявили груду фотографий их встреч в Москве, включая моменты передачи данных о делах на Сталинградском танковом заводе. И показания этой идиотки Евгении о том, что именно Генрих просил у неё узнать.

54

В телефонной трубке послышался возбуждённый голос:

— Товарищ народный комиссар, он заговорил!

— Кто именно заговорил? — не понял Берия.

— Демьянов. Вы просили сообщить, если он заговорит.

Ещё примерно секунду Лаврентий Павлович соображал, кто такой Демьянов: забот у него было столько, что он с головой ушёл в них. Забот самых разнообразных, касающихся обстановки на фронте, в Москве, вокруг неё.

«Предсказание» человека из будущего, сознание которого почти три с половиной года назад неведомым образом переселилось в тело обычного советского рабочего, малограмотного, косноязычного, хамоватого, о том, что в середине октября разверзнутся хляби небесные, и немцы будут не в состоянии проводить никаких серьёзных наступательных операций на Московском направлении, подтвердились. Из-за невиданной германцами распутицы встала не только колёсная техника, но и конные упряжки оказались не в состоянии доставлять боеприпасы: лошади проваливались в грязь по брюхо, и их самих приходилось вызволять из грязевого плена. Да что там автомобили, гужевые повозки и артиллерия на конной тяге? Застревали даже танки, основная ударная сила Вермахта.

Конечно, от распутицы страдали и красноармейцы, но они были хотя бы морально готовы к такому обороту. Да и проходимость советских танков оказалась намного выше хвалёных германских «панцеров». Вот Красная Армия и воспользовалась вынужденной паузой в ходе боевых действий, чтобы укрепить оборону. Так что три немецких танковых кулака, сконцентрированных для удара по столице Советского Союза, встретили достойный отпор: минные поля, противотанковые ежи, замаскированные позиции противотанковых средств. Причём, впервые с начала войны в качестве таковых стали использоваться даже устаревшие полковые орудия образца 1927 года.

Позволили «полковушкам» поражать не только германские и чешские, но и «толстокожие» трофейные английские, французские и советские танки снаряды, разработанные по подсказкам всё того же Демьянова. И в борьбе с Т-34 и КВ, перекрашенными в серый цвет, с намалёванными чёрными крестами, эти снаряды к короткоствольным 76-мм пушечкам оказались даже эффективнее, чем чугунные болванки «длинных» «сорокопяток» (и здесь след Демьянова!).

Тем не менее, немцы скопили на направлении главного удара более миллиона солдат, и они дошли до Волоколамска, Можайска, Серпухова и Венёва. И стали жаловаться на то, что гитлеровцев больше гибнет от действий «генерала Мороза», чем от пуль красноармейцев. И не мудрено: хвалёный немецкий «орднунг» дал сбой в столь неявном вопросе как обеспечение солдат тёплым обмундированием. А в лёгких летних шинельках, сапогах и пилотках они действительно вымерзают взводами и ротами. В самые сильные морозы отказываются заводиться их танки и грузовики, из-за загустевшей смазки перестают стрелять винтовки и пулемёты.

Уже даже самым «неверующим» понятно, что немцам не удастся прорваться даже на ближние подступы к Москве. Особенно ясно это стало после парада на Красной площади, проведённого 7 ноября. Тогда Демьянов тоже подсказал, что в этот день пойдёт сильный снег, и налётов немецкой авиации можно не ожидать. Но советское руководство всё равно опасалось, что он ошибся, и готовило парад втайне. Тем более, накануне случилась попытка прорыва к центру города крупной группы немецких бомбардировщиков. Поэтому в боевую готовность были приведены все истребители, базирующиеся под Москвой, все зенитные батареи.

Но с самого утра пошёл густой липкий снег, и ни о какой авиации, хоть нашей, хоть германской, речи идти не могло. А репортаж о параде, транслируемый московским радио на весь мир, и речь товарища Сталина с трибуны Мавзолея Ленина произвели ошеломляющее впечатление на друзей и недругов Советского Союза. Ведь Гитлер ещё сразу после нападения на СССР пообещал, что в этот день на Красной площади состоится парад германских войск в честь разгрома Страны Советов.

Для всех стало ясно, что немецкий план разгрома Красной Армии сорван, руководство страны вовсе не думает бежать из Москвы, как врал Геббельс, а уверено в своей победе. Мало того, из столицы эвакуированы только иностранные посольства и часть сотрудников Наркомата иностранных дел. А возможность эвакуации советских учреждений, заводов, учебных заведений, хоть и обсуждалась на Политбюро и заседании Государственного комитета обороны, но было отвергнуто.

Но мало кто знает, что в самый разгар оборонительных боёв происходила концентрация свежих войск, которые перейдут в наступление, как только Генеральный Штаб решит, что немцы выдохлись и не способны больше к наступательным действиям. И задача по сокрытию этой подготовки к сокрушительному контрудару стала главным делом народного комиссара внутренних дел товарища Берии в эти дни.

Именно таким был сценарий разгрома гитлеровцев под Москвой в той исторической реальности, из которой переместился в этот мир Демьянов. Но для этого не надо было даже его подсказок: такой ход предложили генералы. Отличием являлось только то, что «там», германские офицеры рассматривали в бинокль кремлёвские башни, а «тут» для этого им предстояло проломить не меньше 90 километров сплошных укреплений.

Всё произошло совершенно неожиданно. В тот вечер, закончив дела, начальник Особой группы уполномоченных при председателе Государственного комитета обороны майор безопасности Демьянов и его жена, занимающая должность помощника такого же уполномоченного военинженера Кошкина, собирались ехать домой на машине ГАЗ М-1, закреплённой за Демьяновым. Женщина села в машину, а майор задержался на минуту, разговаривая с охранником учреждения.

В тот вечер, как обычно, зенитчики и ночные истребители отражали налёт мелких групп немецких бомбардировщиков, прорывавшихся к городу на низкой высоте. По небу бегали лучи мощных прожекторов, вела огонь зенитная артиллерия, поэтому никто и не услышал свист бомбы, сброшенной с уже «подраненного» Хейнкеля-111, буквально развалившегося в воздухе минуту спустя.

Взрыв почти сотни килограммов тротила превратил «эмку» в кучу рваного железа. Погиб и охранник, с которым разговаривал Демьянов, получили лёгкие ранения от вынесенных взрывом стёкол сотрудники, ещё остававшиеся в особняке на Большом Спасоглинищевском переулке и жильцы близлежащих домов.

«Осколочно-взрывное ранение, тяжелейшая контузия, большая потеря крови». Так было записано в диагнозе, когда майор поступил в госпиталь НКВД. Десять дней без сознания, а когда он очнулся, выяснилось что Демьянов не может ни сказать что-либо, ни написать: кисти рук ходили ходуном, будучи не в состоянии держать карандаш.

— Ки… Ки… Ки…, — только и мог произнести майор.

— Кира? — догадался посетивший его Румянцев. — Крепись, брат, нет больше Киры…

Как писал в очередной докладной записке бывший начальник ОПБ-100, после этого Демьянов только мычал, предпринимая попытки что-то произнести. Но врачи обещали, что со временем речевой аппарат должен восстановиться, дрожь в руках и судороги лицевых мышц пройти. Но когда это произойдёт, они ответить не могли.

А Демьянов нужен был, как воздух! Сотрудники КБ Королёва наконец-то добились того, что их ракета Р-1 «научилась летать», и начали работу над электронной системой управления более мощной, более точной Р-2. У Курчатова ждали «электронный табулятор» для расчётов боеприпаса на принципе расщепления ядер урана и наконец-то полученного (пока ещё в объёмах граммов) плутония. Но коллектив разработчиков электронных приборов столкнулся с какими-то сложностями, которые не мог решить самостоятельно.

— Что он сказал? — задал вопрос Берия.

— Назвал имя сына, с которым пришла к нему женщина, занимавшаяся переливанием крови. Его сына.

— А у него есть сын?

— Так точно, товарищ комиссар госбезопасности. Демьянов буквально пару месяцев назад нашёл эту женщину, с которой у него была связь во время командировки в Харьков. И она заявила, что будет ухаживать за майором также, как ухаживала бы за собственным мужем, а его дочь готова считать своей.

— Она замужем?

— Никак нет, товарищ народный комиссар. Вдова.

— Хм… Подготовьте по ней справку, возможно ли её допустить к материалам проекта А-20/23, — произнёс Лаврентий Павлович.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54