Последний герой [Мира Троп] (fb2) читать онлайн

Мира Троп Последний герой

1

За лабораторным стеклом с кулак толщиной аплодировали, стучали друг друга по спинам и плечам силуэты в голубых халатах. Девятилетний Тоша не мог слышать их возгласов, но веселился вместе со всеми и хлопал в ладоши самому себе в обшитой мягкой обивкой палате. 24 апреля 3089 года — день, когда первый за пять столетий ребенок заболел раком мозга. Великий и радостный день.

Это была победа ученых Спадбурга — закрытого города с неофициальным статусом регрессоубежища, — над, казалось бы, неизбежным крахом истинно-человеческой природы, которого добивался «ЗАСЛОН»¹. Кто бы мог подумать, что компания, некогда занимавшаяся литьем чугуна², попытается уничтожить привычное мироустройство во имя своих извращенных амбиций? Однако ничего у них не получилось, и пока живым доказательством тому был гордый собой мальчик, в мозгу которого уже сейчас активно делились раковые клетки. Тоша понимал, что значила для Семьи его новоприобретенная болезнь, и был готов лопнуть от восторга при мысли, что он, именно он удостоился чести стать первым из ныне живущих представителей вида homo sapiens.

Еще в далеком 2014 году, когда «ЗАСЛОН» закрепили за собой порочное имя, которое красовалось на каждом плакате Спадбурга под красной чертой запрета, люди должны были заподозрить, что однажды неуемные инженеры перейдут от навигационных систем для кораблей и самолетов к ракетостроению и вечным двигателям, а от разработок ультразвукового медицинского оборудования к генной инженерии³ и биотехнологиям⁴. И все-таки, нельзя винить предков за то, что те не разглядели или не захотели разглядывать таящееся в научно-техническом центре зло: первые разработки заслоновцев были более, чем безобидными, и подкупили народ личиной благих намерений.

Так, под видом спасителей человечества, инженеры стали проектировать его трагический конец.

В 2025 году «ЗАСЛОН» представил миру генно-модифицированный гриб, рацион которого состоял из мусора и промышленных отходов. В тот же год члены правительства, которые наблюдали за тем, как паутинка гриба на подобие того, который «проложил» путь японскому метро⁵, пожирает смятую коробку из-под скисшего молока распорядились осыпать его спорами городские свалки. В полевых условиях выяснилось, что гриб этот не только эффективно поедал мусор с поверхности, но и проникал в почву, корневые системы деревьев и прочих растений и поглощал все вредные вещества, не задевая при том полезные, необходимые другим живым организмам элементы.

«ЗАСЛОН» выиграл грант на разработку новых генно-модифицированных борцов с экологическими проблемами, вот только никто не подозревал, что у заслоновцев уже было несколько готовых проектов в рукаве халата.

На следующий год, поразительно скоро после первой потрясшей мир разработки, «ЗАСЛОН» презентовал выведенный в лаборатории с помощью все того же ГМО сорт водорослей, который хорошо приживался как в озерах и реках, так и в морях и океанах; размножаясь с феноменальной скоростью, они фильтровали воду любого состава.

Презентация состоялась заграницей: инженеры «ЗАСЛОНа» подселили свое детище в реку Огайо⁶. В ходе эксперимента выяснилось, что чуть более, чем за три недели, водоросли не только превратили ее воды из загрязненных в питьевые, но и, поглотив все вредные вещества, преобразовывали себя в питательную подкормку для многих видов рыб. Участки же еще загрязненной к моменту завершения командировки инженеров воды американские экологи выявляли просто: если генно-модифицированные водоросли продолжали вырастать на месте своих отслуживших и поеденных товарищей — в воде еще присутствовали следы загрязнения. Но если водоросли отцветали и больше не вырастали — это значило, что «питания» для них на том или ином участке больше не было.

Еще полтора года спустя «ЗАСЛОН» вновь обрушил на очарованные их интеллектуальным могуществом массы свое новейшее изобретение — фильтрующие атмосферу кондиционеры. Они были разработаны на основе тех, которые «ЗАСЛОН» изготавливал для авиации, но были усовершенствованы до немыслимых масштабов: этими кондиционерами можно было не просто проветривать, но и очищать от вредных выбросов воздух и саму атмосферу.

Так, в 2090-ые годы проявившему себя «ЗАСЛОНу» первому за всю историю гуманного человечества дали официальное разрешение на проведение экспериментов над людьми. Заслоновцы добились того, чего хотели добиться с самого начала, и теперь могли беспрепятственно играть в богов с пробирками в руках. Но прежде, чем покорить вершину святотатства — эволюцию человеческого рода, — ученым научно-технического центра нужно было сломать следующий этический барьер — вмешательство инженерной мысли в человеческое тело.

Первым шагом к тому было чипирование⁷. По данным архива Спадбурга, очень многие homo sapiens в то время противились идее вживления устройства под кожу, ибо боялись, что могут потерять контроль над разумом, остаток конфиденциальности и саму свою человеческую суть. Они полагали, что процедура чипирования станет концом привычной жизни людей, но понятия не имели, что это лишь первая ступень принятия, подготовленная заслоновцами, перед демонстрации человечеству истинных плодов безумных экспериментов.

Чип тогда и сейчас — только замена документам, медицинским датчикам, дозаторам лекарств и, на худой конец, дань технологической моде. «ЗАСЛОНу» не было важно, будут ли люди поголовно предъявлять запястье вместо паспорта или снимать с сигнализации автомобили взмахом руки; важно было другое: сломать барьер отторжения вмешательства в тело человека науки демонстрацией того, что в этом нет ничего страшного или меняющего жизнь чересчур кардинальным образом. Если люди мирятся с чипом под кожей, то и далее не будут сопротивляться апгрейду и охотно внедрят в себя любое полезное достижение научной мысли.

Почти полвека понадобилось для того, чтобы чипировать все население Земли вплоть до менее развитых стран, но блестящая репутация «ЗАСЛОНа» и грамотно расставленные его инженерами мышеловки с генно-модифицированным сыром все же взяли верх. Заслоновцы подкупали людей функцией чипа вызывать неотложную помощь еще до того, как человек заподозрит у себя удар инсульта или сердечный приступ; предлагали с его помощью отслеживать местонахождение детей и неверных супругов; способностью раскрывать и предотвращать до 95 % преступлений — преображение человеческого общества избежать было нельзя. И после 2140-ого года, когда на Земле не осталось людей без вживленного под кожу чипа, развитие человечества и окружающих его технологий стало прогрессировать со скоростью вращения центрифуги.

Человечество прошло и через попытку роботизации⁸ цивилизации, и через создание андроидов⁹ — через все то, чего так боялась и предвкушала поп-культура целыми столетиями, — но заслоновцы опытным путем доказали, что ни у той, ни у другой затеи не было будущего.

Роботизация привела не только к безработице, но и к упадку промышленности вместо обещанного романистами расцвета: упал спрос, ибо предложение, сформированное роботами, из года в год становилось все более однообразным и скудным¹⁰. Когда же появились андроиды, чуда не произошло тоже: какими бы совершенными они ни были, продолжали уступать человечеству в самом факте приспособленности и принадлежности к окружающему миру, ибо не были его частью изначально, и было решено навсегда оставить за ними лишь вспомогательные для человека функции.

Разрушив иллюзии человечества относительно роботизации и эры андроидов, заслоновцы стали строить на их обломках то, к чему шли с самого первого дня презентации генно-модифицированного гриба, а может и гораздо раньше — с тех времен, когда отливали чугун: инженеры занялись генной модификацией человечества. Первая задача ученых заключалась в увеличении средней продолжительности жизни людей до 120–130 лет, а первым препятствием тому — раковые клетки, не прекращающие свое обновление даже тогда, когда прекращали обновляться все прочие. То был камень преткновения человечества даже в 22-ом веке.

Не иначе как обезумевши от вседозволенности, заслоновцы стали разбирать на гены святая святых — человеческий зародыш. Более двухсот плодов были потревожены инженерами на разных сроках формирования прежде, чем псевдобогам удалось подрезать сам зачаток раковой клетки в тот самый момент, когда он формировался из стволовой, и первый лишенный самой возможности болеть и испытывать судьбу человек родился 1 сентября 2148 года.

Потомки генно-модифицированной малышки, которая родила четырех детей и дожила до 97 лет, были также изучены заслоновцами у нее в утробе. Как оказалось, у сыновей и дочери женщины раковые клетки никуда не пропали; говорило это о том, что даже в случае отсутствия раковых клеток у родителя они не переставали формироваться у потомков, так как не были наследственным фактором — они были эдаким обязательным приложением к составу человеческого естества.

Тогда у «ЗАСЛОНа» осталось всего два варианта достижения цели: модифицировать каждый зародыш или создать с нуля человека-основоположника вида с таким клеточным составом, который не предполагал бы болезней как таковых. И надо ли говорить, что заслоновцы с самого своего основания предпочитали инженерию любому другому надругательству над природой и естественным ходом вещей?

«ЗАСЛОНу» предстояло сломать новый этический барьер — перейти от генно-модифицированного человека к собранному с нуля из биологической синтетики, и на сей раз процесс принятия, не говоря уже о полном переходе человечества на новую ступень эволюции, обещал затянуться на целые тысячелетия. Но у заслоновцев всегда было времени в обрез, поэтому инженеры пошли чуть более кратким, грязным путем — стали давить на самый болезненный фактор людского несовершенства.

«ЗАСЛОН» запустил проект специального значения «Cynthia¹¹» для бесплодных пар, которые ради потомства были готовы позволить инженерам полностью разобрать свое ДНК — единственное, что еще осталось приватным у человека к 2200-му году. Заслоновцы переписали коды родителей в синтетическое ДНК, сформировали зародыш и дали выносить его андроиду, который и прежде выполнял роль инкубатора для недоношенных детей. Так, созданный из синтетической ткани, в 2201 году появился на свет первый ребенок подвида homo cynthia.

Мальчика назвали Артуром, и большую часть жизни он провел в лаборатории — не только потому, что был ценнейшим достижением «ЗАСЛОНа» в те годы и подлежал постоянному изучению, но и потому, что инженеры сделали его своим коллегой — настолько тот оказался хорош.

С пятилетнего возраста Артур стал проводить вечера со счастливыми родителями, посещать кружки для дошкольников и играть на улице с другими детьми — так заслоновцы проверяли способности биосинтетического ребенка вести полноценную человеческую жизнь, а также избавляли общественность от ужаса, восторга на грани помешательства и разного рода мнительности. Кто-то считал Артура вестником конца света — человеком, рожденным не от бога; кто-то думал о мальчике, напротив, как о его реинкарнации. Но, когда тем и другим доводилось лично пообщаться с Артуром или даже просто понаблюдать за ним со стороны, они не без недовольства остужали свои пылкие речи и оставляли мальчика в покое.

Несмотря на то, что Артур хорошо ладил со сверстниками, пил, ел и спал как нормальный человек, был у мальчика ряд особенностей — очевидных окружающим и неочевидных, — который делал его отличным от homo sapiens — его предыдущего эволюционного вида.

Артур не имел генетической памяти: у него отсутствовала свойственная людям подсознательная вера в высшие силы, повышенная привязанность к представителям одной с ним нации; он не понимал значений гуляющих в народе примет и совсем не ностальгировал по временам, в которых никогда не жил.

Артур не болел не только раком, но и был совершено невосприимчив к другим болезням, вплоть до простуды: вирусы природного происхождения просто не приживались в синтетических тканях, так как не могли приспособиться к питанию такой субстанцией. Для вирусов и бактерий не было места в паутине клеток биосинтетического организма, и они, едва сцепившись с какой-либо цепочкой его генов, отпадали или отмирали сами собой.

Артур имел феноменальные способности к обучению, но плохо переносил противоречивую информацию, из-за чего к образованию мальчика ученые «ЗАСЛОНа» относились с особенной избирательностью: следили, чтобы сведенья поступали ему только из проверенных источников и имели минимум вариативных возможностей. Если же происходило так, что Артуру приходилось корректировать знания, разуверить его в уже сформированных убеждениях было можно, но то давалось ученым с большим трудом и отнимало непозволительно много времени.

Артур, мальчик без предрассудков и наследственных факторов воспитания, представлял собой чистый биосинтетический лист без отпечатка на нем истории, ярлыков общества и предопределенной судьбы. И так как из него можно было вылепить кого угодно, заслоновцы воспитали из Артура генного инженера, своего коллегу и друга, который с большим энтузиазмом изучал самого себя. Он изучал свои же клетки, историю своего создания и развития, и предложил проверить, смогут ли его синтетические гены передаться по наследству.

— Благо, от желающих помочь с экспериментом отбоя нет, — добродушно шутил Артур с извиняющимися нотками, от чего коллегам становилось только смешнее.

Артур был прав: в «ЗАСЛОН» поступало множество сообщений от искренне желающих внести свою лепту в научный прогресс женщин и девушек. Но, как и в случае с бактериями, синтетические сперматозоиды не смогли состыковаться с природной яйцеклеткой, и, как ни было велико бескорыстное желание женщин помочь, у Артура так никогда и не вышло создать своих прямых биосинтетических потомков.

Была у Артура еще одна особенность, из-за которой он не мог вести на сто процентов полноценную жизнь: избыток кислорода в воздухе не позволял ему свободно дышать продолжительное время, и он был вынужден всюду ходить с маской и углеродным баллоном на спине, из-за чего к нему пристало прозвище Аквалангист. В этом, казалось бы, «производственном браке» инженеры «ЗАСЛОНА» увидели не недостаток, а возможность для нового эволюционного витка — создание мира, в котором преобладал углекислый газ и, соответственно, большие растения.

Артур и его непрямые потомки — биологические синтетики, зародыши которых были сформированы из его клеток и созданные как зачаток первой биосинтетической семьи, — с удовольствием трудились на перенасыщенных углеродом плантациях генно-модифицированной растительности. Им удалось вырастить не только усовершенствованные продукты питания, но и небольшие одноместные жилища на подобие шершневых гнезд, стены которого плодоносили внутри и снаружи и проход куда закрывался подобно цветочному бутону, с наступлением темноты¹².

Несмотря на то, что феноменальный проект мог спасти многих людей, оказавшихся по той или иной причине без жилья, от бродяжничества, сразу реализовать его не было возможности: в почве не хватало минералов для содержания такого растительного дома, а в атмосфере — углекислого газа. Тогда заслоновцы, в 2320-ом году, объявили всему миру о намеренье поднять все без исключения человечество на эволюционную ступень homo cynthia. Ученые призвали весь мир поручить создание потомства своим генным инженерам, чтобы код их ДНК навсегда увековечивался в истории как здоровый, прогрессивный и избавленный от болезней.

Переход от биологии к биосинтетике был самым длительным из всех, и вплоть до 2619 года на Земле оставались еще представители homo sapiens. Последние люди, еще боровшиеся за право жить, болеть и размножаться так, как полагалось истинным сынам и дочерям мироздания, выстроили из оставшихся обломков бетонных и железных построек, которые вытеснили растительные жилища, закрытый от homo cynthia город, где регресс был неприкосновенен и свят. У Спадбурга была своя собственная лаборатория и научный центр, производства и плантации, но главное — архив, в котором была записана вся правда о деятельности «ЗАСЛОНа», его надругательстве над естественным порядком вещей и о том, как самоотверженно противостояли им приверженцы Истинной Природы.

Когда их, упрямых homo sapiens, осталось на Земле менее пятисот, инженеры «ЗАСЛОНа» прекратили производство кислородных баллонов, оставив в запасе лишь то количество, которое помогло бы дожить протестантом свои обреченные дни. Инженеры ясно дали понять, что, родись у них биологические потомки, им будет нечем дышать — иными словами, песенка последователей Истинной Природы была спета, и они вытягивали свою последнюю, тягучую ноту.

Когда последние представители homo sapiens закрылись в Спадбурге, они создали собственных биосинтетических детей и воспитали следующее поколение протестантов, наказав им во что бы то ни стало найти способ откатиться в эволюции. Они записали свои голоса, мысли и варианты достижения цели в Искусственный Интеллект, поставили его во главе своей небольшой цивилизации и назвали Родителем — моральным и интеллектуальным компасом созданной ими Семьи.

И вот, спустя пять столетий безуспешных попыток развернуть эволюцию, их потомкам, ученым проекта «Исток», удалось вывести болезнь, с победы над которой начался долгий переход от homo sapiens к homo cynthia. Тоша аплодировал и аплодировал себе, пока не заболела голова.

2

…А голова у него болела теперь частенько. Иногда боль стреляла в затылок и отдавала в плечи, но от того, как сияли ученые, когда мальчик сообщал им о своих симптомах, Тоша забывал о дискомфорте и, преисполненный гордости, отдавал всего себя лабораторным медикам.

В день подтверждения диагноза Тоше через окошечко в палате выдали защитный костюм¹³, запечатывающий все его тело, и сопроводили из цокольного помещения «Истока», где содержали детей для опытов, на восьмой этаж — в герметичную, звукоизоляционную комнату с панорамными окнами, личным уголком приема медика и потрясающим видом на Спадбург. Едва оказавшись в новой, просторной обители с собой наедине, Тоша стащил с себя защитный костюм, бросил его на кушетку и пододвинул высокую табуретку, предназначенную для врача, к самому окну. Он вскарабкался на нее и уставился на окрестности своего родного, закрытого города, видеть которые ему доводилось редко.

Тоша смотрел на мутную, сверкающую линзу неба, защищенного от недругов панцирем. Рассматривал дальние стены Спадбурга, обнимающие горизонт бетонными объятиями. Глядел на паутину садов, теплиц и предприятий, на которых трудились люди, чтобы очистить пищу, одежду и саму атмосферу от ГМО. И конечно, не мог отвести глаз от натертой до блеска алюминиевой сферы, которая, подобно огромному пауку, засела в самом центе города. Там обитал ИИ, который являл собой умы, голоса и жизни их предков, основателей проекта «Исток». Тоша задавался вопросом, знает ли уже Родитель о том, что в Спадбурге, пять столетий спустя, вновь появился представитель homo sapiens? И мог ли он надеяться на то, что его отведут познакомиться с Родителем лично по такому случаю?

Линза неба пошла рябью, изменяя настройку погоды, и Тоша охнул от пронзившей его голову боли. Как не пытался, он не мог обратить взгляд к небосводу без тычка в затылок, и наконец отвернулся от окна.

Тоша вынул из кармана бежевых шорт внешний мозг — разработку ученых «Истока» последнего столетия. Этот небольшой прибор мог заменить функции вживляемого под кожу чипа и даже превосходил его по вариациям использования. Уже два поколения Спадбург был зоной свободной не только от философии homo cynthia, но и от чипов — самой первой и самой ходовой разработкой «ЗАСЛОНа».

Мальчик подумал о том, чтобы набрать своему куратору и сообщить об участившихся болях, но передумал: последний отчет о своем состоянии Тоша предоставлял «Истоку» всего полтора часа назад. Они уже осведомлены о том, что он испытывает дискомфорт, и наверняка работают над его устранением.

Тогда Тоша отыскал порядковый номер Кати — девочки, с которой по предписанию ученых «Истока» ему предстояло сформировать семейную пару по достижению совершеннолетия и отдать их общего ребенка для опытов на цокольный этаж лаборатории, откуда вышел он сам. Наверняка до Кати уже дошел слух, что ее партнер стал homo sapiens. Как же ей и их будущим детям повезло!

Тоша приложил внешний мозг к уху. Слушая треск, с каким обыкновенно налаживалась связь, он прилег на подоконник и низко опустил глаза. На небесную линзу мальчик все еще смотреть не мог.

— Тоша?

— Привет. — Он слышал шорох полотенца, которым Катя водила у самого уха. Девочка только вернулась с планового обливания холодной водой на сквозняке в рамках процедуры заражения простудой — наиболее распространенной и крайне простой в приобретении среди homo sapiens болезни. Пока «Истоку» не удалось простудить ни одного ребенка, но ученые не сдавались и пробовали достигнуть цели так и эдак, закапывая холодную воду в нос, уши и призывая полоскать ею горло. Тоша верил, что рано или поздно, как и в случае с раком, истоковцам удастся добиться своего, и даже прислушался к голосу Кати — не появилось ли характерного хрипа или заложенности дыхательных путей? Но девочка говорила, как и обычно, чисто и ясно. Что ж, все у нее еще только впереди, а если нет — Тоша прославит ее имя. — Ты же слышала новости?

— Конечно. Поздравляю! Об этом все говорят.

— Здорово, правда? — Тоша глянул на мерцающее небо и охнул от боли — чуть громче, чем того требовал тупой толчок на самом деле. — У меня так раскалывается голова — ты себе не представляешь.

— Потрясающе! Все, как и говорили Родитель с куратором. И какого тебе, Тоша? Какого быть homo sapiens?

— Сложно сказать, — протянул Тоша, и тут же спохватился: — На самом деле, немного непривычно. Боли неравномерные. Вроде болит голова, а я чувствую дискомфорт в глазах, плечах, иногда даже в зубах. Как думаешь, получится у нас передать по наследству мои гены?

Катя хихикнула, и Тоша воодушевленно продолжил:

— Мы с тобой можем возродить вид homo sapiens, только представь! Мы и наши дети положим начало…

— Твои дети положат начало, Тоша, — мягко сказала Катя. — Я к этому не имею отношения. И очень жаль.

— Мои гены — самые ценные, — согласился Тоша, но благородно добавил: — однако именно ты удостоишься чести их выносить.

— Ты это серьезно?

— Конечно.

— Разве тебе еще ничего не говорили?

Тоша нахмурился.

— Не говорили о чем?

— О том, что ты скоро умрешь.

Тоша свел брови еще ближе к переносице. Но секунду спустя все-таки улыбнулся, потому что над шутками было принято смеяться.

— Ты правда думаешь, что мне дадут умереть? Мне, первому homo sapiens?

— Разумеется, — сказала Катя. Улыбка медленно сползла с лица Тоши. — Возьмут образцы твоего ДНК, чтобы вывести биосинтетических, уязвимых к раку потомков, и продолжат работу над воссозданием истинных homo sapiens.

— Кать, — сказал Тоша с расстановкой, призывая ее одуматься, — это же просто смешно. Homo sapiens размножаются половым путем, и я должен буду тоже.

— На тебя пока надежд не возлагают, — невозмутимо заметила Катя, — ты — первый, а значит, только образец. Эдакий блин комом. Нам сказали, что скоро на уроках генного регресса мы будем изучать твои раковые клетки, а начиная со следующего месяца будем ходить на экскурсии к твоему изолятору и фиксировать внешние изменения в ходе бурно развивающейся болезни. Через четыре месяца, после твой смерти, у нас будет итоговый экзамен по усвоенному материалу.

— Катя, — произнес Тоша, сжевав половину букв в и без того коротком имени. На шортах, в ткань которых он вцепился, остался влажный отпечаток его руки. — Ты что-то путаешь. Можешь прийти сюда, ко мне? Рассказать подробнее, что наговорили…

— Извини, Тоша, никому не положено контактировать с тобой до особого распоряжения. Ты сейчас в красной зоне.

— Кать!

— Все, что я знаю — в следующий раз мы увидимся, когда придет время готовиться к экзамену, — сказала Катя. Она расчесывала волосы. — Прости, сейчас будут подавать кислород, мне будет сложно говорить и дышать одновременно. «Исток» — это…?

— …Наша дорога к Спасению, — проговорил мальчик. Язык стал тяжелым и инородным — только годы повторений одних и тех же слов помогли ему произнести фразу четко, без запинки.

Катя отключилась. Тоша положил руку на колено и в последнюю секунду удержал чуть было не выскользнувший из пальцев внешний мозг.

«Нет, — думал он, — не может этого быть. Я — homo sapiens, тот, чьего прихода ждал весь Спадбург. Да, не идеальный, не истинный, но подобных мне больше нет. Катя наверняка что-то путает, меня не могут считать расходным образцом. Я — человек!»

Тоша уставился куда-то перед собой, не замечая больше красот и величества Спадбурга. Его глаза сделались холодными и безжизненными, как две плавучие льдины.

«Четыре месяца, — подумал Тоша. — Разве может быть у человека так мало времени?»

Внешний мозг зазвонил. Тоша на сей раз не удержал его в руках и спрыгнул с табуретки, подобрав устройство с пола, куда и уселся. Он скрестил ноги, подтянув их близко-близко к себе.

— Разве я умру? — спросил Тоша куратора еще до того, как тот успел поздороваться. — Меня не вылечат?

— Антон, — мягко, как и всегда, проговорил мужчина после секундной заминки, — что ты такое говоришь?

У мальчика отлегло от сердца — назревающее беспокойство умерло в зачатке, ухнув на прощание. Уж куратор-то знает, в отличие от Катьки, что Тоша значил для «Истока», Спадбурга и всей Семьи.

— Я звоню, чтобы поздравить тебя, — сказал куратор. — Как тебе на новом месте?

— Просто чудесно, спасибо. Сколько я здесь пробуду?

— Полагаю, что до перевода в общественный изолятор.

— Обществе… что?

— В общественный изолятор, — подтвердил куратор. — Когда рак перейдет в третью, а затем и в четвертую стадию, мы просто обязаны будем дать Семье возможность понаблюдать за течением болезни настоящего homo sapiens!

Тоша стиснул внешний мозг так сильно, что побелели костяшки пальцев. Он пытался заговорить, но страх сжимал на его тонком горле свои сильные руки.

— Четвертая?.. — просвистел Тоша. Он нехватки углерода у него зашумело в ушах.

— Что-что?

— Вы сказали «четвертая»? Четвертая стадия рака?

— Именно так.

— Так я…

— Но перед этим, пока ты будешь еще в состоянии, мы должны будем взять как можно больше образцов твоих раковых клеток.

— Разве я все-таки не получу лечение?

Куратор рассмеялся. Тоша почувствовал себя мягкой игрушкой, брюшко которой набивали льдом вместо ваты.

— Ты уже исцелен, — сказал куратор взывающим к благоразумию тоном, — в отличие от всех нас. Но благодаря твоему ДНК «Исток» сможет со временем излечить всех в Спадбурге от плодов непрошенного вмешательства в эволюцию «ЗАСЛОНа». Представители homo sapiens непременно вновь заселят Землю, как и было завещано Родителем. «Исток» — это…?

В этот раз Тоша не смог продолжить: подали кислород, и ему перехватило дыхание. Мальчик не помнил, чтобы хоть раз до этого дня уровень углерода падал так низко — возможно, ему дали сразу столько, сколько было необходимо истинным homo sapiens.

Тоша почувствовал, как потухает сознание. Он распластался на полу, и перед тем, как отключиться, почувствовал, как затылок вновь простреливает боль.

3

Тоша никогда не видел снов, но, едва ощутив в голове присутствие какой-то инородной, почти фантастической мысли, сразу решил, что видит именно его.

Перед внутренним взором Тоши мелькали золотые и серебряные сети. Они мерцали, перекручивались друг с другом и тянулись в необъятные пространства, которые в разы превосходили возможности его воображения. Тоше казалось, что вдоль всех этих хитросплетений стоят сцепленные между собой человеческие силуэты, которые беспрестанно дергают друг дружку за непропорционально длинные руки. Все они выглядели одинаково, но шептали на ухо другому каждый что-то свое.

Если бы только Тоша мог вслушаться… Разобрать хоть слово…

— Горячая линия помощи при АО «ЗАСЛОН», что у вас произошло?

Тоша выскочил из сна и с гулко бьющимся сердцем вжался в толстое стекло панорамного окна. Мушки еще не успели рассеяться перед глазами и Тоша не видел всех очертаний комнаты, однако точно знал, что уровень углерода снова был в норме, а кислород не превышал критической отметки. Изолятор все еще был озарен ярким светом; он был без сознания минут двадцать от силы.

«Безумие какое-то?»

Тоша читал о том, что homo sapiens на фоне различных заболеваний испытывали так называемы галлюцинации, но не подозревал о том, что они будут настолько походить на реальность. Внешний мозг лежал на полу, в пяти шагах от Тоши, но он явственно слышал в ухе шорохи и гул чьего-то молчания.

Тоша повозил пальцем в ушной раковине. И зашипел от укола боли, отозвавшегося на попытку заглушить инородный звук.

— Здравствуйте?

Тоша вздрогнул, вновь услышав ясный женский голос. Он смотрел на брошенный им внешний мозг у своих ног, хлопая широко распахнутыми глазами.

«Ничего не могу понять…»

— Что у вас произошло? — повторила женщина настойчивее.

— Я… — робко шепнул Тоша. — Кто вы?

— Оператор горячей линии, — терпеливо пояснила женщина. — Сколько тебе лет, мальчик? Что болит?

— Голова… А вы что, мне кажетесь?

— Насколько могу судить, я вполне реальна, — мягко усмехнулся голос. — Твои родители рядом?

— Н-нет, я плохо с ними знаком…

Оператор помолчала.

— Откуда ты звонишь? — спросила она тогда. — Я могу отправить к тебе на дом генного медика, он удалит нарушение тканной сетки в твоей голове.

— Вы можете меня вылечить?!

— Конечно, — сказала женщина, ни то насторожившись, ни то умилившись его наивности. — Чего же не может «ЗАСЛОН»?

Тоша ухнул в пучину студеного ужаса. Он весь так и затрясся, завопил как безумный и стал неистово бить себя по ушам. Женщина-оператор переполошилась, стала говорить ему что-то ровным, но туго натянутым от напряжения голосом. Тоша не слушал: он молотил себя по ушам и голове.

— ПРОЧЬ! — верещал мальчик, заметавшись по комнате. Он отбил себе плечи о стены, глаза лезли из орбит. — ПРОЧЬ! ПР-РОЧЬ! Я СКАЗАЛ: ПР-Р-РОЧЬ!

Что-то щелкнуло, оборвалось за ушами, и воцарилась тишина. Однако ей на смену сей же час пришел гул такой силы, что перепонки грозили вот-вот выскочить из ушей как пробки из винных горлышек. Никогда еще Тоша не испытывал такой лютой боли, и подумал даже, что умрет от нее прямо сейчас.

Но нет, ему еще только предстояло умереть — за регресс, Родителя и весь Спадбург.

Он должен будет умереть.

«Ну и пускай, — думал Тоша, крепко сжимая обожженные воплем губы. — «Исток» — моя Семья, я — homo sapiens, и таков мой удел. «ЗАСЛОН» не победит. «Исток» — наша дорога к Спасению… «Исток» — наша дорога к Спасению… И я спасусь тоже, обязательно спа…»

Тоша споткнулся об обрывок собственной мысли, вспомнив разговор с куратором.

«Ты уже исцелен», — сказал он мальчику.

«Ученым «Истока» виднее», — решительно сказал себе Тоша, проигнорировав мурашки, пробежавшие по его рукам.

Тоша соскреб с пола внешний мозг и поспешил набрать куратору, чтобы рассказать о случившимся, но тот не выходил на связь. Что ж, значит, расскажет позже. А заодно уточнит, когда он сможет получить обезболивающее.

Мальчик не смог связаться с куратором ни через час, ни через два, и только незадолго до отбоя к нему пожаловал посетитель — облаченный в защитный костюм медик «Истока».

Тоша подпрыгнул от радости и бросился к мужчине, который, спешно закрыв за собой герметичную дверь без ручки, сразу направился к отведенному под медосмотры уголку. Тоша сгорал от нетерпения рассказать кому-то про звонок «ЗАСЛОНа» и вновь стать героем для своей Семьи.

— Здравствуйте, — быстро сказал Тоша. Медик жестом попросил его сесть на кушетку, но мальчик продолжал скакать вокруг него в крайнем волнении. — Я должен сообщить вам… Это в моей голове было… Надо немедленно…

— Сядь, Антон, и веди себя хорошо. О том, что у тебя в голове, изложишь в письменной форме.

Он развернул столик, поставил на него чемодан, раскрыл его и обнаружил целый арсенал инструментов, которых хватило бы для проведения операции. Тоша нетерпеливо закатал оба рукава и привычным жестом подал исколотые, синие локти. Тоша покорно держал язык за зубами, пока медик наполнял пробирки одну за другой.

— Вот и умница, — похвалил он, — твои раковые клетки — наше Спасение.

— Вы хотите тоже заболеть?

— Конечно. — Мужчина выдернул из головы Тоши несколько волосков и убрал их в маленькие контейнеры. — Болезни — привилегия homo sapiens.

— Если хотите заразиться, то почему работаете в защитном костюме? — спросил Тоша, воодушевившись идеей помочь члену Семьи здесь и сейчас.

Но, когда Тоша потянулся к его перчатке, медик в ту же секунду ударил его по руке.

Тоша дрогнул и уставился на медика, прямо ему в глаза, что испуганно вращались за плотным стеклом его защитной маски.

Пауза затягивалась. Мгновение спустя мужчина перед ним уже вновь натянул бесцветную дежурную улыбку, но мальчик не мог поверить, что не было той секунды, когда медик остолбенел от борющихся в нем чувств. Мужчина пытался что-то сказать, но вскоре бросил попытки и стал перекладывать склянки в своем чемодане с места на место.

— Пока не время, — сказал наконец медик, собираясь уходить. — Нам еще предстоит как следует изучить твои раковые клетки и вирусы, которые могут спровоцировать заражение.

— Ну а когда все выяснится, вы придете болеть вместе со мной?

— Возможно, Спасение мы начнем с твоих ровесников, — сказал медик, и добавил: — Ведь дети — самое главное для Родителя.

Тоша проводил мужчину хмурым взглядом. Он послушно отошел в самый дальний угол изолятора, когда медик распахнул герметичную дверь. Мальчик задумчиво отогнул рукав и осмотрел свежие проколы от игл.

***

Тоша провел в изоляторе неделю, и от прежнего восторга не осталось и следа.

Он больше не мог видеться со сверстниками; лишь иногда Тоша созванивался с Катей, но та холодела к нему от звонка к звонку: ее зачислили в группу ребят, которых планировали попробовать заразить раком путем присоединения зараженных клеток, и почему-то былая радость при мысли о настоящем раке мозга у нее поутихла.

Ученые вели наблюдение за течением болезни Тоши и выдали ему шкалу для измерения интенсивности болевых ощущений, а также табели для фиксации иных симптомов, таких как тошнота, шум в ушах и нарушение сна. Для максимально продуктивной, медленной и мучительной смерти его вооружили всем, кроме обезболивающего, которое мальчик просил все настырнее с каждым днем. Он забыл о звонке заслоновцев, забыл о том, сколько пользы несла его болезнь для Семьи. Тоша вспомнил, что прежде всего он — маленький мальчик, которому отказываются помочь.

Тоша не мог понять, чем он заслужил эти мучения. Он был послушным, хорошим мальчиком, верным Родителю, «Истоку» и Спадбургу с первой своей осознанной мысли. Сколько себя помнил, Тоша считал себя членом большой, дружной, живущей ради единой цели Семьи. Почему же сейчас, когда они как никогда приблизились к ее осуществлению, с Тошей стали обращаться так плохо?

Тоша просил обезболивающее каждые несколько часов, но ни одна его просьба услышана не была. Он звонил куратору и медикам по внешнему мозгу, пока те не перестали отвечать на звонки; писал записки на салфетках, когда отдавал поднос с едой. Но мальчик начал догадываться, что ученые собирались фиксировать течение болезни в его первозданном виде, без лечения и какого-либо вмешательства.

Тоша не играл, учителя его не навещали — мальчик был предоставлен себе и своим переживаниям мучительной боли. Как с дойной коровы с него день за днем выкачивали образцы, делали снимки, и все не могли дождаться, когда же на них появится четко различимая опухоль.

Код его ДНК транслировался на всех улицах Спадбурга. Люди рисовали его на плакатах, на зданиях предприятий и собственных телах, радуясь грядущему возрождению homo sapiens. Тоша часами сидел у окна и смотрел на праздничные шествия вокруг сферы-обители ИИ.

Все реже Тоша заражался царящим в городе весельем. Он думал о Кате, кураторе, ударившем его по руке медике и страхе, который обнимал мальчика за плечи в часы сна и бодрствования. Повеяло ощущением бренности собственной жизни — как сквозняком из-под двери. Нехорошее это было чувство, и не должны были его знать девятилетние мальчики.

…А иногда, когда Тоша жевал угол подушки, чтобы заглушить собственный полный жалости к себе стон, между вспышками тупой, отдающей в плечи боли, он вспоминал сеть из серебра и золота, мягко потрескивающую каждым своим нейроном — цепочку из двухмерных моделек людей с непропорционально длинными руками и их тихие, перешептывающиеся голоса.

Тоша знал, что поступает плохо. Он не должен был думать о «ЗАСЛОНе», не должен был думать об инженерах иначе, как о тиранах природы, не должен был даже сомневаться в том, что голоса в его голове — лишь плод воспаленного болезнью воображения. Ведь не могут заслоновцы говорить… как они, вот так просто, по-человечески. И им не мог быть важен Тоша со своими проблемами.

Ни куратор, ни медики — никто из членов Семьи не протянул мальчику руку помощи, а та женщина предложила помощь сразу, как что-то совершенно естественное.

«Разве может так быть? — вопрошал у самого себя Тоша. — Ничего не понимаю…»

Он сел в угол комнаты. Подтянул к себе колени, спрятал в них лицо и накрыл голову руками. Стараясь не думать о последствиях, Тоша сосредоточился на мерцающих золотом и серебром нейронах.

— Здесь кто-нибудь есть? — спросил мальчик шепотом.

Ничего не случилось, только вновь заболела голова. В уголках глаз Тоши заблестели слезы. Он больше не мог это терпеть. День ото дня, день ото дня, эта ноющая, грызущая и глодающая его боль…

«Мне нужна помощь, — простонал он про себя, — кто-нибудь…»

4

— Горячая линия помощи при АО «ЗАСЛОН», что у вас произошло?

Другой голос! Это была не та женщина, с которой общался Тоша неделю назад, но теперь мальчик точно знал, что оператор первой помощи — не плод его воображения или болезненного помешательства, а реальный человек, тоже знающий, как ему помочь.

Шорох в ушах до того походил на тот, что издавал внешний мозг, что Тоша для верности проверил, не держит ли его в руке.

— Алло?

— З-здравствуйте, — сказал Тоша — сам не понял, вслух или про себя. — Мне… простите, мне нужно обезболивающее.

— Что-что нужно?

— Обезболивающее какое-нибудь. Ну, знаете, чтобы… сильно не болело.

— «ЗАСЛОН» предоставляет обезболивающее только при комплексном лечении и устранении проблемы. Разве родители тебе не говорили?

Ком подкатил к его горлу.

— Мне сказали только, что я уже исцелен…

Оператор на мгновение замолчала, но Тоша буквально чувствовал клокочущее в женщине возмущение своей собственной нервной системой. На ум ему снова пришла цепочка из перешептывающихся людей вдоль нейронов. Может ли быть такое, что эта паутина…

— Дорогой, как я могу к тебе обращаться?

— Тош… Антон.

— Антон, послушай меня внимательно. Ты связался с нами по экстренной связи. Это значит, что в теле есть патология — иначе сигнал не поступил бы на нашу линию. Если родители говорят тебе, что ты не болеешь, мы должны узнать их имена и должности в подразделениях «ЗАСЛОНа», чтобы провести с ними беседу. Если это первый подобный случай, они не будут наказаны, но… Их поведение может быть причиной угрозы твоей жизни, ты это понимаешь? Мы должны как можно скорее узнать где ты и что с тобой приключилось, чтобы оказать помощь. Тем более, если у тебя уже сейчас что-то сильно болит, Тошенька.

Мальчик набрал воздух в легкие, чтобы ответить, но углерод разом вытолкнуло из его груди, и Тоша залился слезами. Никогда до этого он не рыдал так горько; даже куратор ни разу в жизни не говорил с ним так.

«Женщина по ту сторону связи тоже считает, что боль — это плохо! Она тоже знает, что так быть недолжно!»

— Помогите мне, — простонал Тоша, рассеянно дергая себя за волосы. — Мне нужны обезболивающие. Пожалуйста, придумайте что-нибудь. Мне нельзя лечиться. Я готов умереть ради Семьи, но только не терпеть боль каждый день…

— Мальчик, ты что такое говоришь?! Какая семья? Где ты живешь?

— В Спадбурге, — всхлипнул Тоша. Все его тело окоченело, но он уже сказал то, что сказал, и давать заднюю было поздно. — Закрытый город Спадбург, восьмой уровень лаборатории «Исток», изолятор с большими стеклянными окнами. У меня рак мозга.

Секунда ошеломленного молчания — и женщина охнула, что-то быстро фиксируя себе. Тошу схватила за плечи и встряхнула паника. Что он наделал?!

— Соединяйте с инженером, кто сейчас на месте, срочно! — крикнула оператор кому-то. Тоша бешено вращал глазами, не зная, в какой угол комнаты забиться. — Мальчик. Тоша. Не отключался, это очень важно.

— Что случилось? Я предатель? ПРЕДАТЕЛЬ?!

— Н-нет, Тоша, ты должен оставаться на связи, мы…

— Спасибо, Оля. Дай я поговорю с ним.

От голоса, бесшумно влившегося в их разговор, у Тоши по всему телу побежали мурашки. Ровный и глубокий, он принадлежал мужчине лет сорока или сорока пяти — чуть старше куратора. Никогда прежде ему не доводилось слышать такой живой интонации ни от кого из членов Семьи. Это был голос обычного, чрезвычайно умного и участливого человека, а не дежурного исполнителя своих рабочих обязанностей.

— Привет, Антон.

— Добрый день!

— Ты сейчас в Спадбурге?

— Верно.

— И ты влип в передрягу?

— А… То есть, да, похоже на то. — Мальчик не заметил, как на его лице появилась улыбка. Он вытер лицо рукавом замызганной рубахи, которую не менял уже третий день. — Ага, наверное, влип по уши!

— Как случилось, что ты заболел раком мозга? Тебе известно, что эта и другие болезни были полностью истреблены «ЗАСЛОНом» еще несколько столетийназад?

— Да, нам куратор рассказывал. Знаете, я хорошо учусь.

— Славный малый.

Тоша зарделся от гордости.

— Хорошо, Антон, тогда расскажи, как так вышло.

— Заразили. Они…

— Кто — они? Давай по порядку, чтобы я смог тебе помочь.

— Х-хорошо… М-м… Жители Спадбурга — потомки сопротивленцев тираническому режиму засло… Простите… ваших людей.

— Знаю. Так?

— Вот. Они — то есть ученые нашей научной организации «Исток», — занимаются воскрешением вида homo sapiens, как было завещано основателями Спадбурга. И считают, что кратчайший путь к этому — болезни, свойственные нашим предкам.

— Ну ё-о-олы-палы… — протянул мужчина, тяжело вздохнув. Тоша слышал, как он между тем записывает что-то, клацая по клавишам какого-то устройства. — Мы предполагали, что за стенами что-то «эдакое» происходит, но чтобы такое… Болезни, это ж надо! Чего они добиваются? Хотят выкосить вас всех изощренным способом?

— Не знаю, — заволновался Тоша, ужаснувшись тому, что не смог сходу сказать твердое «нет». — Они говорили, что попробуют заразить моими клетками других… детей.

— Дай угадаю, — произнес мужчина, — ваши ученые называют это «спасением»? Или вроде того?

Забыв, что в руке у него нет внешнего мозга, Тоша рассеянно сжал мочку уха. Его накрыл ступор.

— Как вы можете меня слышать? — спросил Тоша вдруг после долгого молчания. — В Спадбурге мы общаемся по внешнему мозгу. А что происходит сейчас?

— Внешний мо… Это что-то вроде прототипа чипа, только не под кожей, а в кармане?

— Да! — воскликнул Тоша. Он был поражен сообразительностью своего собеседника.

— Ясно. Несколько веков назад люди пользовались чем-то подобным. Но то, что общаетесь вы по этим кирпичам — лишь иллюзия, — сказал инженер. — Не осталось спутников, которые могли бы обеспечить доисторическую связь — это нам известно точно. Скорее всего, общаетесь вы точно так же, как мы сейчас — по тканно-мозговой связи. Она есть у всех homo cynthia, но мы не могли связаться по ней ни с кем из Спадбурга, потому что глава или главы вашего города отражают сигнал за пределами стен.

— Не может быть! — сказал Тоша. — Но ведь я всегда звонил…

— А ты пробовал при этом не прикладывать внешний мозг к уху?

Тоша молчал с разинутым ртом.

— Во-во, — покивал мужчина.

— Но если сигнал отражают от стен, как я могу общаться с вами — человек за их пределами?

— Есть лазейка. По аналогу со связью, которой пользовались наши предки, экстренные вызовы доходят до службы спасения из любого места, вне зависимости от внешних факторов. Инженеры «ЗАСЛОНа» позаботились о том, чтобы ни один человек не остался без помощи, что бы ни случилось. В Спадбурге могли об этом даже не подозревать, потому что экстренный вызов исходит только от человека с крайне тяжелой патологией.

Разгоряченный, пораженный раковыми клетками мозг мальчика работал на полную катушку. И точно, никто в городе прежде не болел, а значит, не мог связаться с «ЗАСЛОНом»…

Страшная мысль поразила его, и Тоша воскликнул:

— Никто из ныне живущих не общался ни с кем из заслоновцев!

— Именно, — подтвердил инженер.

— Откуда же они тогда столько знают о вас и о том, что вы за люди?

— Полагаю, у вас есть некто… лидер? Глава «Семьи», который вещает голосом основателей Спадбурга?

— О, да, — сказал Тоша с придыханием. Ему было не по себе от того, как просто читал их мироустройство мужчина, который никогда не бывал в стенах закрытого города. — Это Родитель — ИИ, в который записаны умы создателей «Истока».

Вместо восхищенного вдоха инженер издал усталый выдох. Мальчик вновь потерял очертания реальности. Ему снова стало страшно.

— Антон. Мы давно уже используем ИИ как бесплатную рабочую силу — не более. Не знаю, как он справляется у вас с управлением целого города, но мне он вчера пересолил макароны.

Тоша остолбенел. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как надежно пристегнутый ремнем безопасности человек, чей автомобиль сорвался в пропасть с километрового обрыва.

— Антон, — обратился к нему мужчина, — мы должны тебе помочь. И быстро.

— Пока не настала четвертая стадия…

— Мои ребята смогут вылечить тебя и тогда, но боль, мой мальчик. Ты не захочешь испытать ее на этом этапе болезни. Боль и смерть — то, против чего боролись и борются заслоновцы уже более тысячи лет.

— Мне говорили, что боритесь вы с естественным мироустройством, — выкрикнул Тоша. Бедная, бедная его голова! — Вы боролись сначала с несовершенствами homo sapiens, а потом и с ними самими, как видом. Вы сражались с самой человеческой сутью.

— Суть человека не в том, чтобы страдать и деградировать, а в том, чтобы развиваться, и прежде всего — жить.

Тоша сглотнул. Прежде куратор и ученые говорили о важности жизни только вида homo sapiens, и никогда — о его собственной. Тоша знал, что был продуктом искусственного эволюционного скачка. Но разве он не был жизнью тоже? Разве не имела значения его боль и его желание быть здоровым?

— Но теперь я — homo sapiens, — сказал Тоша инженеру. — Разве сейчас, когда я откатился в эволюции, вы можете мне помочь?

— Эволюцию нельзя повернуть вспять, — сказал мужчина, — и я не удивлен тому, что ты слышишь об этом в первый раз. «Семья» не могла открыть тебе на это глаза, ведь тогда порушилась бы вся красиво спетая ими песня. Знаешь, Антон, у меня есть мысли на этот счет. Вряд ли ты доверяешь суждениям такого как я после всего, через что ты прошел, но…

— Говорите, пожалуйста.

— Хорошо. Видишь ли, я кое-что понимаю в генной инженерии и биосинтетике — думаю, уж об этой области «увлечения» заслоновцев ты в курсе. Итак, учитывая, что эволюцию нельзя обратить вспять, я подозреваю, что ученые вашего «Истока» создали свою версию биосинтетического вируса. Тебя поедает не свойственный homo sapiens рак, Антон, а искусственно выведенная копия тех клеток, записи о которых оставили ваши предки.

— Но как же! — воскликнул Тоша. Он вскочил с пола и уставился на сферу-обитель ИИ, будто хотел взглянуть Родителю в лицо и понять, правда ли это. — Они ненавидят ГМО и биосинтетику! Они борются против них целыми столетиями!

— И успешно применяют в достижении собственных целей, — безжалостно заметил инженер, — причем именно технологии «ЗАСЛОНа». В архиве есть сведения о том, что перед тем, как закрыться в Спадбурге от прогресса, ваши основатели, истоковцы, забрали в его стены множество наших разработок…

— Н-нет…

— …например, вечный двигатель. Несколько фильтров-кондиционеров. Комплекс радиоаппаратуры. А также все необходимые инструменты для производства биосинтетических организмов.

Тоша молчал.

— А теперь их отчаявшиеся потомки вывели копию болезни homo sapiens, чтобы создать иллюзию того, что воля Родителя наконец исполнена, — продолжил инженер, — вот только это не более, чем очередной продукт биосинтетики, который ничем не приблизил их к предыдущей ступени эволюции. Только и способен, что причинить его носителю много ненужной, бесполезной боли.

Мальчик так и не смог вымолвить ни слова. Его душу рвали на части, взгляд бросался сразу в обе стороны. Кому верить? На чьей стороне была правда?

— Можешь относиться ко мне и «ЗАСЛОНу» в целом как считаешь нужным, — сказал инженер, словно прочитав его мысли, — но сейчас ты — единственный, кто может с нашей помощью помочь и себе, и своей «Семье» тоже.

— Вы собираетесь спасти их? — охнул Тоша. — Их, которые всегда были против вас?!

— Истоковцы не виноваты в этом, — сказал инженер. — Жители Спадбурга выросли на информации, которую загрузили в ИИ ваши безумные предки. Ты ведь знаешь, что homo cynthia, — то есть мы, ты и я, — как чистый лист? Твоя «Семья» не могла выбирать, какими идеями наполниться, сидя взаперти — и это все, чем заслоновцы и истоковцы отличаются друг от друга. Незнание — не повод убивать себе подобных.

— Хватит! — крикнул Тоша. Его голова была готова лопнуть от столкновения противоречий. На глазах его выступили слезы. — Я не верю вам.

— Антон…

— Докажите, что не желаете погибели Семье.

Тоша знал, что этого сделать инженер не сможет, и уже приготовился упокоиться мыслью, что на том они завершат разговор.

…Но мужчине не понадобилось даже мгновения, чтобы собраться с мыслями. И он сказал:

— Хорошо, Антон, я это сделаю. Известно ли тебе, что стены Спадбурга — всего лишь бетон, металл и вся та дрянь, что осталась от каменных джунглей, в которых обитали homo sapiens?

— Д-да, ну и?

— А известно ли, — продолжил он с расстановкой, — что у «ЗАСЛОНа» есть первоклассное оружие, которое может не то, что стереть весь ваш закрытый город в порошок, но и менять вращение Земли, если необходимо продлить жаркий или холодный сезоны?

Тоша промолчал, но молчание, как известно, было знаком согласия.

— Теперь вопрос: как думаешь, почему при всем желании пробраться к вам и навести порядок заслоновцы до сих пор не ударили по Спадбургу?

Инженер снова не дождался ответа.

— Потому что, — ответил себе мужчина, — мы догадывались, что его стены — это жилые комплексы, эдакое живое кольцо. А мы не можем рисковать чьей-либо жизнью для достижения своих интересов, ибо это все-таки жизнь, а не лабораторное достижение.

Тоша почувствовал, как дрожит его губа. Он не мог разобрать своих же собственных эмоций.

— Мы должны положить этому безумию конец, Антон, — сказал инженер. — Ты согласен?

5

Тоша пребывал в необычайном волнении. Вошедший в изолятор медик подумал было, что застал новоиспеченного homo sapiens в разгар очередного приступа боли, но секунду спустя понял, что дело было в чем-то другом: глаза мальчика были широко распахнуты, а не зажмурены, взгляд метался по комнате, а шорты в районе паха приобрели подозрительно темный оттенок. Медик понял, что Тоша обмочился, и поспешил к нему.

Как только мужчина приблизился вплотную к кровати, в угол которой забился мальчик, Тоша будто лишь теперь заметил его присутствие в комнате. Он подскочил, встал на колени и ухватил медика за ткань защитного костюма. Мужчина до того удивился необычному поведению больного, что даже не попытался вырваться из его хватки.

— Мне нужно поговорить с куратором, немедленно, — прошептал Тоша. — Это насчет «ЗАСЛОНа».

— «ЗАСЛОНа»? — переспросил медик. — Антон, что…

— Они связались со мной, прямо так, без внешнего мозга. Заслоновцы хотят до меня добраться.

Глаза медика расширились от изумления. Назревающая было мысль о ранних галлюцинациях увяла в зачатке, и он тут же понял, что Тоша говорит правду. Только ученые и персонал «Истока» знал правду о тканно-мозговой связи, существующей между всеми homo cynthia.

«Но ведь стены Спадбурга неприступны, связи здесь нет. Как им удалось?..»

— Они сказали, что… Я не совсем понял… Что из-за болезни им поступил экстренный вызов, или вроде того…

«Точно! — осенило мужчину. — «ЗАСЛОН» вполне был способен на такую подлость — исключить возможность того, что кто-то будет болеть незамеченным… На что же готовы пойти эти одержимые, чтобы лишить нас Спасения? Тем более теперь, когда знают о том, что Антон на пути к эволюционному регрессу?»

Горькая пилюля страха легла ему под язык. «ЗАСЛОН» все знает. До этого стены Спадбурга стояли, но теперь, когда заслоновцы имели представление о том, чем занимается «Исток», остановят ли они их? Разве не пожертвуют генные инженеры несколькими сотнями жизней ради того, чтобы достичь своего вожделенного прогресса?

«А если под удар попадет моя семья?»

— Что они сказали? — спросил медик белого как мел Тошу. Мужчине было плевать на анализы, на дожидающиеся его плановые опыты и на обмоченные шорты мальчика. Он думал о своей жене Марте, о старшем сыне Олеге, которого уже переселили из лаборатории «Истока» в жилой комплекс стены, и о том, что тот собирался отучиться на помощника медика в следующем году. — Что они собираются предпринять?

— Они… п-простите, я должен говорить об этом с куратором…

— Они проникнут в Спадбург?! Заслоновцы?!

— Им нужен я! — воскликнул Тоша. — Они хотят… не знаю… Им нужен я. Заслоновцы хотят лишить меня Спасения.

«Только мальчик. Может, еще не все потеряно. Если куратор решит…»

Медик вынул из кармана внешний мозг и набрал куратору. Позабыв о том, что прикладывать устройство к уху в присутствии Тоши больше было необязательно.

— Куратор, — сказал медик, с трудом владея голосом, — дело срочное. С Антоном сумел связаться «ЗАСЛОН». Да… По экстренной связи. Мы этого не предусмотрели.

Тоша напряженно вслушивался, но не сумел разобрать, что ответил ему куратор. И вдруг до мальчика дошло, что тот ничего и не говорил: куратор молчал, потрясенный новостью.

— Подойди в мой кабинет, — сказал наконец мужчина на ухо медику, — а Антону… нужно поспать.

— Слушаюсь, — сказал медик и повернулся к мальчику.

Он ожидал сопротивления, но Тоша, даже не переодев шорты, с готовностью лег в постель. Он дышал тяжело из-за гулкого биения сердца, но искренне пытался успокоиться, чтобы облегчить медику работу.

— Я все понял, — сказал Тоша. Он закатал рукав, открыв сгиб локтя — сплошную гематому от беспрерывных инъекций, — и зажмурился. — Вам нельзя оставлять меня наедине с собой, пока существует вероятность, что «ЗАСЛОН» позвонит снова. Усыпите, сделайте милость. Я и сам боюсь, что это повторится. Мы слишком далеко зашли, чтобы так просто потерять шанс на Спасение… Усыпите.

Медик помедлил мгновение, но затем, словно очнувшись, подобрал с пола отложенный чемодан. Он уколол Тошу в то место, где когда-то четко была видна вена, и топтался в изоляторе до тех пор, пока глаза мальчика не стали закрываться.

Когда мужчине показалось, что дыхание Тоши перетекает в сопение, он подхватил чемодан и поспешил к выходу.

— Медик.

Он встал у двери как вкопанный и оглянулся на слабо позвавший его голос.

— Я не позволю заслоновцам тронуть Семью. Если это необходимо… я выйду из Спадбурга и сам отдамся им в руки. Так и передайте куратору.

Медик не знал, что сказать. Он видел страдания мальчика. Видел, как выражение агонии в его глазах сменяется благородным принятием смерти во имя интересов «Истока». Тоша смирился со своим медленным и мучительным концом. Но выйти из Спадбурга? Выйти в мир господства врага и дать ему растерзать себя на опытах?

— Ты смелый мальчик, — сказал медик. В горле у него встал ком. — Смелый и безумный, настоящий homo sapiens. Для меня было честью работать с тобой. Хочу, чтобы ты это знал.

Тоша ничего не ответил. Его уже затягивал в трясину тяжелый, навеянный транквилизатором сон.

Он открыл глаза и увидел над собой лицо чего-то бормочущего куратора. Он был облачен в защитный костюм и окружен целой группой ученых. Тоша узнал среди них тех, кто приложил руку к его заражению раком.

— Здравствуй, Антон. — Куратор протянул ему плохо гнущуюся в толстой перчатке руку и помог сесть в кровати. — Как ты себя чувствуешь?

— Сложно сказать, — честно признался Тоша. Живот крутило от волнения, маленькое сердечко билось с чихом и кашлем, а голова, пораженная болезнью, казалась тяжелой и онемевшей после искусственного, непродолжительного сна.

— Ты можешь в точности рассказать нам что случилось, или тебе нужно время, чтобы как следует проснуться?

По нетерпеливому тону за напускной спокойной улыбкой Тоша понял, что куратор не слишком обрадуется, если мальчик попросит его зайти в изолятор попозже.

— Могу, — сказал Тоша, — только сначала мне нужно переодеть шорты.

Куратор снисходительно кивнул. Зайдя за ширму у кушетки для медосмотра, Тоша зашуршал одеждой. Он услышал, как переговариваются ученые, и как куратор шикнул на них, едва истоковцы заговорили на тон выше шепота. Однако мальчик успел уловить суть их обсуждения: они спрашивали себя, как много Тоша успел разузнать о «ЗАСЛОНе» и что теперь известно инженерам по ту сторону стены об «Истоке»?

Переодетый в сухое, мальчик вернулся к кровати и присел на нее с той стороны, до которой не дотянулась лужа. Он робко вскидывал глаза на уставившихся на него гостей.

«Что ты знаешь? — вопрошали их глаза. — Что теперь знают они?»

— Как это случилось? — спросил куратор.

И Тоша, сбиваясь от волнения, начал свой рассказ. Он сообщил ученым, как до него дозвонилась оператор службы экстренной помощи. Как инженер попытался втереться к нему в доверие и настроить против Семьи. Как хотел заставить мальчика поверить, что ему нужно любой ценой избежать Спасения.

— И когда инженер предложил помочь «ЗАСЛОНу» пробраться в Спадбург… я отказался. — Тоша поддерживал тяжелую голову руками. Ученые и куратор смотрели на него, не отрывая взгляд. — Я… Мне известно, что значит моя болезнь для «Истока», и я ни за что не предам Семью. Заслоновцы — безумцы. Иногда я думал, что, может, если наши ученые объяснили бы им, что единственно разумный путь — путь homo sapiens, то они бы одумались и стали нашими единомышленниками. Но нет. Все как вы и говорили. Они совершенно помешались на борьбе с естественным, и мне страшно представить, какого им живется в собственном мире фальшивости.

— Ты большой молодец, что не поддался, Тоша, — похвалил куратор с плохо прикрытым облегчением. — Разумеется, они безумцы. И им нельзя проникнуть в Спадбург ни при каких обстоятельствах.

— Но им нужен я! — воскликнул Тоша в отчаянии. По его впалым щекам покатились слезы. Он закрыл лицо руками, не в силах прямо взглянуть ни на кого из присутствующих. — Я накликал беду. Они придут, и все из-за меня.

— Ты уверен? Инженер сказал, что «ЗАСЛОН» уронит стены?

— Он не говорил много, — протянул Тоша, припоминая. — Наверное, не хотел, чтобы я много знал. Сказал только, что нужно любой ценой получить образец вашей работы. Думаю, речь шла обо мне.

— Скорее всего, — согласился куратор. Его голос был спокоен, но, если бы Тоша открыл глаза, наверняка увидел бы его обеспокоенные переглядки с учеными.

— Н-но если они проникнут в город… всему конец. Все ваши наработки… Весь «Исток»…

— Нельзя этого допустить, — робко высказался ученый, который ставил Тоше диагноз.

— Точно! — горячо согласился мальчик и отнял руки от лица — красного, опухшего от слез, но решительного не по годам. — Поэтому я подумал… Нужно, чтобы вы отдали меня «ЗАСЛОНу».

Куратор поднял на мальчика пристальные глаза. Ученые хмурили брови, смотрели под ноги и едва заметно кивали себе под нос, как бы желая высказаться «за» так, чтобы того не заметила совесть.

— Это единственный выход, — сказал Тоша, еще более разгорячившись. — Они набросятся на меня с опытами, и, пока разбирают по частям, «Исток» с моими образцами на руках успеет найти раковым клеткам новых носителей. У вас получится, я знаю, только нужно немного времени, и я его вам выиграю.

— Но что будет с тобой? — спросил куратор, хотя мысли его и были заняты иными вопросами — скорее всего, подсказанными Тошей.

— Я умру, — ответил мальчик, заставив и куратора, и ученых разом опомниться. — Умру, как и должен был. Может, не успею от рака, но все-таки умирать буду с мыслью, что помог своей Семье достигнуть завещанной предками цели.

В изоляторе повисло молчание. И мало-помалу оно заполнилось аплодисментами. Сначала, тихо и неуверенно, захлопал один. Затем подтянулись еще двое, а после — весь ряд ученых хлопал мальчику. Никто из них не улыбался, не восклицал и не поздравлял друг друга; не аплодировал на сей раз себе и сам Тоша. Его провожали на смерть, и он полностью отдавал себе в этом отчет.

— «Исток» — это… — прошептал Тоша.

— …Наша дорога к Спасению, — завершил фразу куратор. Кажется, впервые в жизни ему стало не по себе от этих слов. — Ты должен увидеться с Родителем — гласом наших предков, — сегодня же. Антон… Семья этого не забудет.

6

Антон думал, что до Родителя его проводят как героя, в машине с откинутой крышей, откуда он будет прощаться с жителями Спадбурга под причитания и плачь, но ожидания в который раз не совпали с реальностью: произошедшее с мальчиком держали в строжайшем секрете, и доставить его к обители ИИ было решено в тонированной капсуле для служебного персонала производств. Напоминающая по форме патрон, она мягко и без остановок катила по тонкой рельсе, которая опутывала паутиной весь центр Спадбурга туда, куда был закрыт путь всем, кроме обеспечивающего бесперебойную работу Родителя техника.

Компанию Тоше составляли трое: куратор, ученый лаборатории «Исток» и тот самый техник, у которого был доступ к самому Сердцу Предков. Они ехали в молчании, мрачно глядя на то, как просидевший более недели взаперти мальчик следит за мчащимися мимо улицами и людьми. Теплицы, предприятия и скверы для увеселительного времяпровождения — все было увешано лентами и плакатами, восхваляющими «Исток» и его последнее достижение — больного раком девятилетнего подопытного. Увидел он и очищенный пятачок земли в центре парка, который активно готовили к постройке общественного изолятора — прозрачного со всех сторон герметичного куба, из которого Тоша не должен был выйти живым. До «открытия» было чуть более трех недель, но люди уже с интересом поглядывали на готовящуюся стройку и намечали себе наиболее удобные места наблюдения за его агонией.

— Все жаждут Спасения, — сказал куратор.

Тоша повернулся к нему и спросил:

— Вы тоже?

Мужчина мягко кивнул и улыбнулся. Но тут понял, что мальчик не видит его улыбку из-за защитной маски и, смешавшись, закашлялся. Тоша вновь отвернулся к окну и уставился на окрестности Спадбурга, которые, возможно, видел в последний раз.

— Есть ли у меня желание? — спросил Тоша, когда они уже подъезжали к конечной остановке — к станции «Родитель: только техперсонал!»

— Желание? — потерялся куратор.

— Да. Последнее желание перед тем, как отдамся в руки «ЗАСЛОНу».

— А… конечно. Чего ты хочешь?

— Я всегда мечтал увидеть Родителя, пообщаться с нашими великими предками, — проговорил Тоша, задумчиво глядя на силуэт приближающейся тонированной капсулы в отражении алюминиевой сферы-обители. — Могу я поговорить с Ним наедине?

Мужчины переглянулись.

— Хотя бы недолго, — вздохнул Тоша, — а потом вы зайдете. Знаю, что так нельзя, но… Прошу вас. Другого шанса у меня не будет.

— Что ж, — пожал плечом техник, который принял на себя удар всех вопрошающих взглядов, — думаю, это можно устроить. Только ничего не трогай. Родитель унаследовал от homo sapiens много устаревших технологий, вся система тонко отлажена и работает до тех пор, пока ее касаются только умелые руки. Усек?

— Усек.

— Мы подождем снаружи, — согласился куратор. — Пяти минут тебе хватит?

— Если это все, на что я могу рассчитывать — хватит, — сказал Тоша, глядя себе под ноги.

Повисла неловкая пауза. И куратор, и ученый, и техник чувствовали, что должны сделать для отважного мальчика нечто большее, но никто их них так и не решился пожертвовать расписанием ради прихотей самого ценного проекта.

— Пять минут, — напомнил техник и отворил перед Тошей герметичную дверь.

Мальчик, едва справляясь с дыханием, шагнул во тьму алюминиевой сферы. Дверь закрылась за ним, отрезав от звуков внешнего мира, и воцарилась оглушительная тишина. Тоше казалось только, что где-то тихо и ровно бьется чье-то бессмертное сердце да стучит в чьих-то пластмассовых венах кровь. А может, все это было только у него в голове.

— Эй, — шепнул Тоша. Его голос ухнул в тишину как камень в воду. Мальчик покрылся испариной, и защитный костюм разом потяжелел килограмм на пять. — Родитель. Это я.

Еще секунду ничего не происходило, но после — все помещение, от пола до самого потолка, ожило. Мониторы, обтекающие стены, загорелись, а рычажки около доисторической сенсорной клавиатуры сдвинулись в комбинации, которую Тоше не удалось бы запомнить при всем желании. ИИ просыпался — безмятежный, всезнающий и всемогущий.

По изогнутым экранам, каждый из которых представлял собой продолжение другого, заскользила стайка тесно сбившихся между собой черных пикселей — косяк маленьких, буравящих гостя зрачков, дрейфующих по нежно-голубой глади мониторов. Мальчик пренебрег оставленной в обители Родителя одиноко прислоненной к стойке управления табуреткой; он не мог пошевелиться. Его поглотил трепет и, казалось бы, утраченный homo cynthia суеверный страх. Может Тоша и впрямь стал homo sapiens? Иначе как он мог чувствовать себя, окруженным призраками?

— Здравствуй, Антон, — прогремел сразу отовсюду бесполый голос эхом сотен голосов основателей Спадбурга, истинных homo sapiens. — Как хорошо, что ты пришел.

— Р-Родитель…

— Дитя мое, — сказал ИИ ласково, и обнял его пикселями со всех сторон. Несмотря на то, что экраны были расположены от него в радиусе двух метров, Тоша в самом деле ощутил прикосновение. Не объятия, но душная давка радиоволн заточила его в свой тесный капкан. — Ты — homo sapiens. И с тебя начнется род истинных людей.

— Но слышали ли Вы про «ЗАСЛОН»? — спросил Тоша. — Про то, что они сумели связаться со мной?

— Конечно, — ответил Родитель, — в Спадбурге ничего не происходит без моего ведома.

— Они хотят заполучить меня, — сказал Тоша. — Заслоновцы пойдут на все, чтобы завладеть живым образцом Вашего достижения. Думаю, единственный способ уберечь стены города и всех его обитателей — мне самому отдаться им в руки.

— Ты так полагаешь?

— Да, Родитель, — вздохнул Тоша, — куратор и ученые точно того же мнения. Вы знаете, что я готов был умереть здесь ради блага Семьи, но, если останусь, инженеры «ЗАСЛОНа» прорвутся и разберут на опыты не только меня, но все оставленные мною образцы.

ИИ молчал — только пиксельный косяк полз по стенам чуть медленнее, чем в первые минуты их встречи.

— Я при любом раскладе обречен, — сказал Тоша со стоическим смирением, — так зачем же подвергать опасности весь Спадбург? Если принесу себя в жертву, то смогу дать ученым «Истока» время на создание большего количества образцов.

— Ну что ты, — сказал ИИ неожиданно холодно, — я не собираюсь тебя никуда отпускать.

— Вы… что?

— На сегодняшний день ты — единственный живой носитель рака мозга. Пока нет ясности, приживутся ли твои клетки в другом теле, Спадбургу нельзя тебя терять.

— Н-но я опасен! — выкрикнул Тоша, стараясь уследить за ускорившимся полетом стайки пикселей. — «ЗАСЛОН» знает, что я болен, и ждать не станет.

— Что ж, мы придумаем, как обезопасить тебя, меня и действующих специалистов «Истока». Возможно, самое время для использования ракетного комплекса, который мы оставили себе прежде, чем запечатать стены Спадбурга.

— Вы хотите продолжить создание homo sapiens в космосе?! — спросил Тоша. По спине его потек холодный пот. — А что будет с остальными людьми, чьи комнаты замурованы в стенах города?

— Они падут жертвами во имя Спасения, — рассудил ИИ. Пиксели умиротворяюще плыли по экранам. — Лучшей смерти они не могли бы себе пожелать.

— Но сколько времени понадобится на то, чтобы оборудовать ракету необходимой лабораторией? В Спадбурге будет паника!

— Не будет, если держать язык за зубами, — заметил Родитель. — Ученые не проболтаются, ты — тем более, а уже было засуетившийся медик устранен.

— Устранен?!

— Ведь мы уже можем говорить откровенно? — спросил ИИ. — Мне кажется, что ты, будучи таким же homo sapiens, как я, понимаешь, что это был наиболее оправданный с точки зрения логики поступок.

Тоша молчал, кусая губы. Перед глазами у него все расплывалось.

— Антон?

— Да какой Вы homo sapiens, Родитель? — прошептал Тоша. Где-то стал чуть глуше работать аккамулятор — будто мониторы прислушались. — Какой Вы homo sapiens, коробка с микросхемами?

Пиксели остановились. Они медленно стекались со всех уголков экранов в один туго набитый круг — зрачок, темный и густой, но вне всяких сомнений зрячий. В диаметре он был больше Тоши и мог бы поглотить его полностью, но мальчик стоял напротив него с крепко стиснутыми кулаками, не дрогнув ни одним мускулом.

— Вы убили его, — почти простонал Тоша. Он чувствовал, как его ощупывают микроволны — словно тысячи крохотных ушных раковин прижимались ко всему его телу и слушали биение сердца, мышечные сокращения и вихрь мыслей. — Он назвал меня храбрым мальчиком, а Вы… Вы его убили.

— Мы приняли меры предосторожности, чтобы не допустить волнений в городе, совершенно сейчас нам ненужных…

— Неудобных, — поправил его Тоша, скривив губы. — Вы хотите, что за Вас умирали тихо, не мешая работать…

— Антон. — Зрачок Родителя заскользил по стенам, рассматривая его под самыми неожиданными углами. Тоша следил за ним взглядом и чуть поворачивался следом. Отчего-то мальчику не хотелось пускать его себе за спину. — Мне кажется, что ты не на одной со мной волне. Мне только кажется? Или ты хочешь со мной в чем-то… поспорить?

Тоша молчал. Стараясь не выдать сотрясающей его мелкой дрожи, он оборачивался вокруг своей оси, но уже не за тем, чтобы уследить за оком Родителя. А чтобы найти что-то, чем он мог бы…

— Время плана «Б», — подсказал остававшийся на связи все это время инженер «ЗАСЛОНа» ему на ухо.

— Сам знаю, — буркнул мальчик.

Зрачок ИИ рассыпался на миллиарды пикселей, которые бешено заметались по комнате как песчаная буря. Но не успел Родитель активировать сирену, как Тоша схватил табуретку техника и швырнул ее в самый крупный монитор с такой силой, что железные ножки вошли в прочное стекло.

— БЕЗУМЕЦ! — взвыл ИИ всеми пятьюстами голосами, записанными в него предками. — ПРЕДАТЕЛЬ! НЕ СМЕЙ…

Экраны замигали синими, красными и белыми вспышками. Стараясь ни о чем не думать, Тоша крушил, бил, пинал во вьюге битого стекла все, до чего мог достать. Он разодрал перчатки защитного костюма и кожу под ними, залезая в начинку мониторов по самые локти, и выдергивал тонкие сосуды проводов. Черная жижа, липкая и холодная, выплескивалась из шлангов подобно венозной крови. Дымились аккумуляторы. Скрипели захлебывающиеся гелем охлаждения вентиля.

Нескончаемый вой раненного зверя, который наверняка было слышно во всем Спадбурге, разрушал мальчика изнутри. Головная боль немыслимой силы хлопнула в голове Тоши, едва не выдавив его барабанные перепонки. Он кричал вместе с Родителем, но продолжал рушить, кромсать и уничтожать. Перед тем, как в глазах сгустила кромешная тьма, Тоша успел увидеть повисший на проводах, высунувшийся из главного монитора небольшой куб — вечный двигатель, Сердце Родителя и всего Спадбурга.

Дым, вопли ИИ, вспышки света сдавливали комнату; от боли Тоша не мог даже дышать. Он полз по усыпанному битым стеклом, залитому черной и бесцветной жижей полу к кубу, повисшему на десятке эдаких пуповин — толстых, жирно поблескивающих мутно-розовых проводах.

Тоша сел, схватил его измазанной кровью рукой и дернул на себя. Он на ощупь схватил отвалившуюся от табуретки ножку, замахнулся и ударил по кубу изо всех сил.

Тоша не увидел, как померк вокруг него свет, потому что в то мгновение в его глазах уже было темно. Не услышал он и того, как стих вокруг него вопль, потому что сам так и продолжал кричать.

Что-то нестерпимо горячее расползалось по полу, но у Тоши не было сил бежать. Он знал, что умирает вместе с Родителем — такая, видно, была у него судьба.

«Пускай, — подумал Тоша. Костюм сжимался на нем от жара, как вакуумная упаковка. — Теперь мир изменится, и в нем не останется людей, обесценивающих жизнь. За это не жалко отдать свою собственную».

— Никто больше не умрет, — прошептал в его голове инженер. Возможно, Тоша лишь воображал его, ибо именно этот голос хотел услышать в последний раз. — И ты не умрешь тоже, мой мальчик. Мы идем за тобой.

Тоша улыбнулся. И закрыл и без того незрячие глаза.

7

Тоша не знал, какого это — умирать. Но решил, что именно это с ним сейчас и происходит.

Мальчик мягко парил над землей, покачиваясь как на озерных водах. Сквозь закрытые веки он видел ласковый свет. Легкие его дышали как никогда широко и свободно. До него доносились какие-то слабые, далекие-далекие звуки, но Тоша был непричастен к творящейся где-то суете, чем и был чрезвычайно доволен.

…А главное — не было боли. Голова, которая всю последнюю неделю напоминала туго набитый шарик ртути, то и дело плавящийся в разных его уголках, была пуста до блаженного онемения.

Тоша улыбнулся, и его сердце отозвалось на вполне реальное ощущение работы лицевых мышц взволнованным ударом. Мальчик нахмурился, шевельнулся, ощутил под собой мягкую, ровную плоскость.

— Доброе утро, последний герой¹⁴, — прозвучал у него в голове бодрый голос инженера.

Тоша дрогнул, разлепил веки и во все глаза уставился вверх, на светло улыбающегося мужчину в цветастой форме: плотный комбинезон с длинным рукавом в синюю и зеленую крапинку и красный логотип «ЗАСЛОНа» на груди. Его голова была покрыта эдаким скафандром, прозрачным со всех сторон кроме затылка, и Тоша мог ясно видеть его смуглое лицо, живые, подвижные глаза и ямочки в уголках широко улыбающегося рта.

— Это вы! — воскликнул Тоша, не сводя с инженера глаз. — Вы связывались со мно…

Инженер многозначительно постучал по герметичной крышке его кушетки костяшкой пальца, указал на ухо и покачал головой. Тоша понял, что почти полностью звукоизолирован, и продолжил по тканно-мозговой связи:

— Это вы. С вами я говорил.

— Так точно. Меня, к слову, Андреем звать. Извини, что не представился раньше. Мечтал сделать это при личной встрече.

Тоша привстал на локтях и огляделся по сторонам. Андрей вез его по расчищенной от обломков сферы-обители дороге, вдоль которой дежурили мужчины и женщины, одетые в такую же цветастую форму. Спадбург встал, не работало ни одно предприятие, и искусственный свет погас над теплицами, в которых выводили фрукты и овощи без ГМО. Теперь город освещал единственный источник света — горящий желтым и белым шар в небе, на который было больно, но очень приятно смотреть. Фальшивая небесная линза с на заказ меняющейся погодой исчезла, и теперь Тоша, подняв глаза, тонул в ясном, синем небосводе, словно опрокинутый в океан.

Мягкий шум со всех сторон оказался грохотом плоских железных птиц, которые кружили над Спадбургом, и воплями городских жителей, которые в исступлении оплакивали смерть Родителя. Еще не осознавшие своего счастья, они сторонились заслоновцев, которые эвакуировали их из стен и раздавали углеродные маски синим от недавней подачи кислорода людям. Спокойно шли за инженерами только дети, которых вытащили на поверхность из цокольного отделения лаборатории «Истока». Похоже, что из-за скачка напряжения в перенасыщенных кислородом палатах случился пожар. Спасенные детки жались к заслоновцам, которые инструктировали коллег, чтобы те подогнали больше машин «скорой помощи».

— Так вот оно, Спасение, — прошептал Тоша. — Не смерть. Жизнь?

— Верно, — сказал Андрей. Он все еще оставался с мальчиком на связи.

Тоша оглядел себя. Он был одет во все чистое и белое; местами обгоревшая кожа — уже забинтована и обработана чем-то, что затягивало раны прямо на глазах. А в руку его был проведен тонкий красный проводок, другой конец которого уходил куда-то в начинку навороченной кушетки.

«Обезболивающее», — догадался Тоша. В его глазах стояли слезы.

— Значит, теперь всех нас ждет только развитие? — спросил Тоша. — Мы навсегда останемся homo cynthia?

— Sapiens или cynthia — не имеет значения, пока все мы остаемся homo, — сказал Андрей. — Мы — прежде всего люди, и останемся ими, как далеко не зашел бы прогресс.

— А меня вы назвали последним героем, — заметил Тоша. — Почему?

— Потому что никому больше не придется страдать за право жить и развиваться так, как пришлось тебе, — сказал Андрей и коснулся эмблемы «ЗАСЛОНа» на своем сердце. — Об этом мы позаботимся.

И он покатил кушетку с Тошей прочь из руин безумного, зашедшего в тупик города в новый, полный открытий мир.

Примечания

1

Акционерное общество «ЗАСЛОН» — крупнейший научно-технический центр с компетенциями в области разработки, производства и поставки информационных и комплексных систем автоматизированного управления, приборостроения и микроэлектроники. Подробнее: АО "ЗАСЛОН" — Официальный Сайт — ЗАСЛОН (zaslon.com)

(обратно)

2

В 1862 году на месте будущего АО «ЗАСЛОН» был создан чугунолитейный завод Р. Р. Озолинга. Подробнее: О предприятии — ЗАСЛОН (zaslon.com)

(обратно)

3

Генная инженерия — это современное направление биотехнологии, объединяющее знания, приемы и методики из целого блока смежных наук — генетики, биологии, химии, вирусологии и так далее — чтобы получить новые наследственные свойства организмов. Подробнее: https://trends.rbc.ru/trends/futurology/612f77ad9a7947ce386b68ba

(обратно)

4

Биотехнологии — это использование живых организмов, их отдельных составляющих (ДНК, микроорганизмов, клеток и их частей) или продуктов их жизнедеятельности для производства продуктов и решения технических задач. Подробнее: https://trends.rbc.ru/trends/industry/5eb0682b9a7947332dfacca8

(обратно)

5

Ученые провели эксперимент, в котором древний гриб (слизистая плесень или слизевик) был простимулирован, чтобы воссоздать систему метро Токио. На каждую остановку метрополитена (узел) был помещен кусочек любимой пищи слизевика (овсяные хлопья). Через некоторое время эта слизистая плесень разрослась, соединив все узлы/остановки даже более эффективным образом, чем это было сделано в проекте, предоставленном инженерным комитетом центрального планирования, нанятом правительством Японии. Подробнее: Слизистая плесень проектирует систему Токийского метрополитена. (ai-news.ru)

(обратно)

6

В США в штате Огайо произошло крушение грузового поезда, в цистернах которого содержится опасный канцерогенный винилхлорид, который разлился и загорелся. Катастрофа вызвала отравление реки Огайо, от которой зависят водоснабжение 5 миллионов американцев. Подробнее: Американцы смогут пережить катастрофу в Огайо, если резко похудеют и наденут противогазы (riafan.ru)

(обратно)

7

По мере развития технологий устройства становятся все компактнее. Квинтэссенция тренда — подкожные микрочипы, которые могут (или скоро смогут) все: от управления системами безопасности дома до передачи данных о здоровье. Подробнее: https://trends.rbc.ru/trends/futurology/5f1e98529a79471eb642a18d

(обратно)

8

Роботизация — вытеснение людей из производственного процесса, с заменой их на автоматизированные и роботизированные станки и производственные линии. Источник: Роботизация — Википедия (wikipedia.org)

(обратно)

9

Андроид — робот-гуманоид или синтетический организм, предназначенный для того, чтобы выглядеть и действовать наподобие человека. Источник: Андроид — Википедия (wikipedia.org)

(обратно)

10

Подробнее: https://ria.ru/20170425/1493086803.html?ysclid=lhlf7vda6t271966603

(обратно)

11

В 2010 году была синтезирована Синтия — первая бактерия с искусственным геномом. Это научное открытие вывело отношения человека с природой на новый уровень. Подробнее: Что такое синтетическая биология и как она может изменить медицину и фармацевтику — Нож (knife.media)

(обратно)

12

Больше возможностей синтетической биологии: https://www.youtube.com/watch?v=1YPFvPU21JA

(обратно)

13

Больной раком не заразен, простые контакты с ним и общение не представляют никакой опасности. Но есть некоторые виды вирусов, которые могут спровоцировать развитие ракового заболевания у людей со слабым иммунитетом. Источник: https://meduniver.com/Medical/profilaktika/zaraznost_raka_dlia_ludei.html?ysclid=li6wh5q4zo233413268 MedUniver

Так как не было ни одного подтвержденного случая заболевания раком за последние несколько веков, ученые «Истока» имеют слабое представление о заразности и не заразности данного заболевания, и на всякий случай применяют меры предосторожности. (Прим. автора)

(обратно)

14

«Последний герой» — песня советской рок-группы «Кино», написанная и исполненная Виктором Цоем (21 июня 1962 г. — 15 августа 1990 г.).

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

*** Примечания ***