Байки негевского бабайки [Пиня Копман] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Пиня Копман Байки негевского бабайки

Предисловие


Почтеннейшие читатели!

Представьте себе старца, рассказывающего в кофейне сказки и забавные истории всем, желающим его послушать.

Вот это я, негевский бабайка, и есть.

Негевский, потому что живу на юге Израиля, в пустыне Негев.

А бабайка, — потому, что на Востоке «бабáй» и «бабá» означает «старый», а также «почтенный», и просто «дед».

Я немало пожил на свете, и мне есть что рассказать и чем позабавить почтенных слушателей и читателей.

Это уже четвёртая книжка моих баек. В неё вошли стихи разных тем и стилей, написанные в разное время.


Посмотрите на Оглавление. Стихи распределены по темам/разделам, которые и стоит читать при соответствующем настроении.


Всего в книге 17 разделов:


1. О любви и любимых

2. О Богах и вере, о мистицизме и неверии

3. О временах года, погоде и природе

4. О возрасте, смерти и посмертии

5. Биология

6. Дороги нас выбирают

7. История

8. Шутки, ирония, пародии, сатира

9. О детях и для детей

10. Философия и мораль

11. Этика, эстетика и поэтика


12. Гражданская позиция и совесть

13 Песенки

14 Мой Израиль

15 Почти вся правда обо мне

16 Катастрофы, войны, болезни


17 О добре и оптимизме


Очень надеюсь, что мои байки развлекут Вас, почтеннейшие, в урочный час.

1. О любви и любимых

Меня в марте царицей соблазняли…


Опять по-весеннему птички запели

И кошки орут, предвкушая котят.

И дамы, и девушки с прошлой недели

Нежнее и ярче глазами блестят.

Всё больше любовью маньячит природа,

Пиарит вовсю адюльтер Голливуд,

А дома уже дефицит кислорода

И почки к побегу налево зовут.

Ах, сколько об этом ни складывай вирши,

И как ни храни в мемуарах добро,

Супруга с годами все глыбше и ширше,

И шибче толкается бес под ребро.

А мысли фривольные лезут о разном,

И девичьи прелести дразнят во сне.

Но я ни за что не поддамся соблазнам!

Я стойко морален и верен жене!

Да! Брак — лотерея. Но побоку беса!

Ведь сколько примеров вокруг ни ищи,

И нравом вреднее, и больше в ней веса,

Зато все вкуснее рагу и борщи.

***

Сопряжение полей


Ваши весны юны, хоть, признаться, поля не длинны.

Но от ваших фактур мои длинные ноги устали.

Ах. зачем вы ко мне, словно к тёще летя на блины,

промахнушись, но очень удачно упали?


Ваша лодка разбилась о мой неустроенный быт:

у меня из посуды мой таз, да две чашки коленных.

Но прижмёмся полями, забыв окаянство и стыд,

ибо оба мы тоже являемся частью Вселенной.


Ах, остаться бы рядом, прижав сопряженье полей,

сблизив родственность до непристойной игры на пленэре.

Но привязанность юных коварна бывает, как клей.

Так идите же на… дорогие мои пионэры!

***

О любви и похоти


Я вспомнил о ветхозаветной были.

Ах, славные былые времена!

Девицу старцу под бочок ложили,

чтоб согревать его во время сна.

Про Ависагу внес в анналы сагу

В те времена бессовестный левит:

Утратив сексуальную отвагу

С ней спал уже бессильный царь Давид.

Вот так вошла в Историю бедняга,

когда Давид лежал, лишенный сил

А кто спросил: "А хочет Ависага?"

А кто б еще Адонию спросил…

Безнравственность отца (такая малость)

безнравственностью сына проросла,

И за грехи царей, как полагалось

платил народ. Такие вот дела.

***


С толком ли, или бессмысленно,

без споров не жить на свете.

Ведь в спорах рождаются истины.

И, по недосмотру, дети.

***

У поэта такая душонка-

что любви в ней на весь белый свет.

Птицу Синюю трахнет в сторонке.

Нет. Он не зоофил. Он — поэт

***

Нет зоны эрогенней мозга. В этом дело.

И мы инстинктам следуем покорно:

Чуть скрытое нас возбуждает тело

сильнее, чем разнузданное порно

***

О женщины! Сколь счастлив с ними я

и горевал неоднократно.

Любовь, конечно, биохимия.

Но как же, черт возьми, развратна!

***

Мужики! Я знаю это,

ведь почти пророк пиит:

Не настанет Конец Света

если свой пока стоит.

***


Когда наскучат жизненные драмы,

Любовь и кровь, страданья и измены,

признаемся, что часто в жизни дамы

мужик и кот, по сути, равноценны.

***

И сейчас еще бывает:

Слезки капают на блюдце,

Одиссеи уплывают,

Пенелопы остаются.

Но Земля не даром кружит:

Вопреки природе всей

кучу деток обнаружит

возвернувшись Одиссей.

***

О любви и свободе


Влюбленный безумен. И это бесспорно,

Когда он и вправду влюбился всерьёз.

И душу ему обнажить не позорно.

Такое, excuse me, невольное порно.

А для посторонних умильно до слёз.


Склоняя колени и гордую выю

Он перед любимой ничтожен и слаб.

В надежду вцепляются пальцы кривые…

Довлеют инстинкты, увы, половые.

Он чувствам своим не хозяин, а раб.


Но если безумье подавлено волей,

А это бывает, увы, не всегда,

Сквозь скорбь и печаль, сожаленье и боли

С любимой мы станем партнёры, не боле.

И если ей мало, то вовсе беда.


Нам сладко, когда остаемся одни мы,

Но тесно нам рядом. Такая судьба.

Мы грешные люди. Мы не херувимы.

Любовь и свобода несоединимы.

Но жить хоть без той, хоть без этой — труба!

***

Татьянин день


Славословить Творца не престану:

и зимой в моём сердце весна.

Сорок лет как влюблен я в Татьяну.

Мне подруга она и жена.


В день Татьянин на радость и горе

наши судьбы Фортуна свела

и Бердянск, славный город у моря,

весь промерзший, был полон тепла.


И пылала любовь высшей пробы,

вылезала трава из земли,

таял снег, оплывали сугробы

когда вместе бульваром мы шли.


Чудный день, на события полный

И волшебнее не было дней.

И пусть катятся годы как волны,

нет милее Татьяны моей.


И сжимается горло и сушит.

Мне не нужно иной красоты.

И всегда в январе я Танюше

приношу и стихи, и цветы.


Пусть прекрасны Наташи и Лены

Пусть нежны, остроумны, юны,

только вот в близлежащей Вселенной

девы прочие мне не нужны.


Вижу сердцем прекрасную душу

восхищен, удивлен, умилен

и в свою дорогую Танюшу

я всегда, как когда-то, влюблен.

***

Не новая история


Я правдоруб. Мне врать невместно,

и потому бываю груб.

Гулял Петрарка, как известно,

хоть был великий однолюб.

Но тут, поверь мне, нет измены:

природа наша такова.

Мужик вернется непременно,

уплыв порой на день, на два.

Горит звездой любовь поэта

пока поэт уверен в ней.

Она сильнее тьмы и света

и неподвластна бегу дней.

Нельзя гасить той веры пламя!

Звезда погаснет и, когда

любовь остынет между вами,

скуют весь мир покровы льда!

Теплом любви живет планета,

Творец её благослови!

Она б замерзла без поэта,

и без его большой любви.

Тоску развеет, успокоит

как звезды в небе по ночам.

Любовь огромна! И не стоит

так придираться к мелочам!

Она как солнца ясный лучик,

когда корабль плывёт домой.

Бывает, солнце скроют тучи,

и ветер в лоб, и бури вой,

но буря кончится, я знаю,

и путь к причалу кораблю.

Пусти ж домой меня, родная!

Ведь я тебя одну люблю.

***

Любимой 40 лет спустя


Помнишь тот январский вечер

Привокзальный гул в толпе…

Нас несло судьбе навстречу

в подмороженных купе,

чтобы снежный берег моря,

словно праздничный портал,

расцветив в узорах зори

нас с тобою сочетал.


Это было (вспомнить жутко!)

очень много лет назад.

Годы мчались как минутки:

Свадьба, дети, детский сад.

Жизнь трясла, ломала схемы,

била с носа и с кормы,

но решались все проблемы

потому что были — "МЫ".


И не в сказке. в доброй были

не подпорченной нытьём

как друг-друга мы любили!

Как мы ладили вдвоём!

Потрепало парус с краю,

но ладья верна рулю.

И скажу тебе, родная:

как тогда тебя люблю.

Не грусти о том, что было,

и в какие плыть края.

Будь всегда такой же милой!

Ты, — любимая моя!

***

Cherchez la femme


Не стройте серьёзные мины, сеньоры,

Ведь право же, жизнь и без них нелегка!

Зачем нам о женщинах ссоры и споры?

Свой вкус есть у каждого наверняка.


Брюнетка, — коварному пара злодею,

Простушка блондинка поэту под стать.

А я от язвительных рыжих балдею:

Мне с ними не скушно, но хочется спать.


Тряхну дорогушу как стройную грушу,

И выю склонив, на колени встаю:

— Мадам! Вы похитили сердце и душу!

Отдайте взамен мне лишь ручку свою!


Ответ убивает подобно ножу:

— Праативный! Месье я. Но не откажу.

***

Несмеяна


Во светлице. над пустым стаканом

Слезы льёт девица Несмеяна.

На девятом этаже детинца

Губит юность, ожидая принца.

Год очередной печально начат.

Принц на белой лошади не скачет.

Хоть не дура, крепкое созданье,

Но трепещет сердце в ожиданьи.

Плачет. Горько пьёт кефир с обеда.

Не идти же замуж за соседа?


Где-то за морями, полный спеси

ездит принц на белом Мерседесе.

Трижды был женат, потом разведен.

Гонором богат. Душою беден.

Принца зорко берегут ребята:

бодигарды, шпики, адвокаты.

Чтоб никто не смог (Храни нас, Боже)

счет или покой его тревожить.

Вдруг, да позовет тебя тот принц на ужин?

На фиг ли тебе такой он нужен?

***

О ревности


Ах ревность-ревность! Паразит любви,

что гложет изнутри хозяйки тело.

Перед собой душою не криви!

Ты этой боли так хотел (хотела),


что, чувства остальные подавив,

готов весь свет прикрыть монашьей схимой,

и совести и чести супротив

боль причинять любимому (любимой).


Твоя любовь истаяла давно.

Ты в ослепленьи не заметил, что ли:

Быть мазохистом вовсе не смешно.

Лелеешь боль, вкушаешь кайф от боли.


К концу любви ты шел за пядью пядь.

Очнись! Ведь можешь душу потерять!

***

О любви с патетикой


Я много исходил дорог, и жизнь меня трепала.

Тебе не встретить столько бед, хоть сотню лет живи.

Но на последний став порог у крайнего причала

Я прохриплю, что смерти нет. Есть светлый мир любви.

Покуда светит Солнца глаз, а тучи дарят тенью

Верши, что сможешь совершить, не важно, сколько лет.

Уходят лучшие из нас в иные измеренья

Чтоб там опять любить и жить. Иной дороги нет.


Есть те, кто светоч наших дней, сердечная отрада.

Мы ради них порой не спим, себя и мир кляня

Они — любовь. Все дело в ней. И большего не надо.

Ведь я любил и был любим. Всё прочее — фигня.

Кто нам любовью отвечал, надежды не имея,

Чей стон любви в душе не смолк, чьи слёзы чище рос.

Они приходят по ночам, прекрасные, как феи.

И кожа их нежней, чем шёлк, а запах слаще роз.


И будет дождь сереброкрыл. И будет ночью звёздной

Плыть, как мираж, любви корвет, сверкая и маня

Но сожалеть о тех, кто был бессмысленно и поздно.

Потом в мой дом придет рассвет. Но только без меня

***

Ищи не женщину, — себя


Я видел в Вас прекрасный идеал,

Всевышнего священное творенье.

Я Вас любил. Томился и страдал,

Молил о добрых чувствах со смиреньем.


У ног, благоговением влеком,

Я чувствовал себя в преддверье рая,

А Вы порхали лёгким мотыльком,

Демонстративно мной пренебрегая.


Но время лечит. Факты таковы,

К Вам захожу, уже не раб, но воин

И больше не склоняю головы.


Восторг во взгляде Вашем, но, увы!

Возможно, раньше я был недостоин,

Но нынче, право, недостойны Вы

***

О мужчине и женщине объективно


Не знаю, что тому причиной,

но, коль предания верны,

мужик становится мужчиной

лишь пав к ногам своей жены.

***

С Венеры ли они, с иной планеты?

О женщины, им "вероломство" имя!

Мы, мужики, не думаем об этом.

то подчиняясь, то владея ими.

***

Пред ней солдатиком картонным

стоишь, не чуя рук и ног.

Как страшно быть Пигмалионом,

Когда вдруг понял, что не бог.

***

Дружок назвал любимую козой,

на что она, обидевшись немало

и заливаясь горестной слезой

его потом еще дня три бодала.

***

Нас много. Чуть нетрезвых, одиноких,

Готовых выть ночами на луну.

Мы любим вас, пускай не всех, но многих.

Но ты же хочешь, чтоб тебя одну одну.

***

Сказал я: "Мне скучно, родная."

В ответ: "Я, по твоему, дура?"

У женщин, у многих, я знаю

проблемы со слухом, в натуре.

***

Ах, женский пол не зря, наверно, плачет.

Под прожитым проведена черта.

Закончились и мужики и мачо.

Остались гопота и школота.

***

Есть странное и даже колдовское

в природном феномене сём таинственном,

что у мужчин достоинство мужское

нередко остаётся и единственным.

***

Была ль крестьянкой, бизнесвумен, дивой,

И не важны ни годы и не нрав.

У женщины есть право быть красивой.

Но женщиной быть — выше всяких прав.

***

Весна бурлит и в старце и в юнце

Пусть грустно — улыбнитесь, тем не менее.

Когда у женщины улыбка на лице

теряет возраст всякое значение.

***

Молчание женщин тревожно…

в глазах — то мечтанье, то грусть.

Задумала что-то, возможно.

А что — и подумать боюсь.

***

Как солнца свет, как нежный лучик лунный

как ласка слов, что дарит нам поэт,

азарт любви, восторженной и юной,

да светит нам всегда сквозь полог лет!

***

Пусть я стар, но вполне еще бойкий.

Встретив даму без всяких проблем

я стремлюсь утащить её в койку…

Хоть порой и не вспомню зачем

***

Мечты зрелой женщины весной в непогоду


Скука съела обои, и за окнами слякоть,

Связь с детьми по Ватсапу, бывший муж не забыт.

Поэтесса страдает. Очень хочется плакать

Лишь фантазии скрасят опостылевший быт.

Где-то Ницца, Майями, Спа, Мальорка и Хайфа.

Там погода прекрасна, нет для сплина причин.

Там на пляжах у моря изобилие кайфа

И скорбящие толпы благородных мужчин.

А над нею витает флёр тоски и загадки

Запах неги и страсти, вуалетки шифон.

Голос низкий и томный, ручки мягки и гладки.

И в её косметичке чеков на миллион.

Капитанша корвета, властелинша планеты,

Бригадирша колхоза, кастелянша шато

На плечах эполеты, а в руках кастаньеты,

И не прячет фигуру ягуарный манто.

А мужчины у моря так и падают летом

Где сквозь пены ажуры пахнет яд или йод.

Поэтесса мечтает. Хорошо быть поэтом,

Если быт нам по жизни так пожить не дает.

***

На слёзки девицы, которую бросил парень


Если бросят Вас с балкона,

Или, скажем, из окна

То печаль в глазах законна,

И понятна нам она.

Если с борта парохода

в набежавшую волну

грубо бросят Вас уроды –

возмутимся: «Ну-ну-ну!»

Если бросят Вас в темницу –

Будут слезы лить из глаз.

Но с чего грустить девице,

Если парень бросил Вас?

Это вроде извращенья,

Мазохизм, и жуть и мрак.

Этой грусти нет прощенья.

Пусть он сам грустит, дурак.

***

Лист березы недетская сказка


Часть 1

Жил и правил царь Андрей.

Не было его добрей

На Руси народ честной

звал царя "Отец родной".

У него жена была

хоть красива, но нагла,

И глумлива, и шумна,

да к тому же неумна.

И чуть что-то не по ней -

хлещет девок и парней.

Слуг гоняет до упаду.

Никакого с бабой сладу.

И ругается она-

Словом, точно Сатана.


И от горести такой

царь не мог найти покой.

Пить и есть он не хотел,

лишь печально песни пел.


Царь

(поет в стиле народных песен):


Что мне делать с проклятою бабою,

языкастою, да умом слабою?

Распугала народ, словно чучело

и придирками дворню измучала.

(Достала!)


А намедни ведь так приключилося,

что окропом она обварилася.

Чуть не землетрясение сталося.

Даже мне полотенцем досталося.

(По шее!)


И послы на нее обижаются,

из столицы домой разбегаются.

Убежал бы, да жил за границею

да погибнет страна под царицею

(Ох, горе!)


А как впомню, не к ночи будь сказано

что навечно она мне навязана,

В монастырь бы отправил постылую.

Да монахов, боюсь, изнасилует.

(Гоподь помилует!)


Ведь была она прежде незлобная

на игру да на шутку способная,

и на песни да танцы умелая.

Вот что власть с нами, грешными, делает!

(Тяжко!)


Но сама она нимало

злой себя и не считала:


Царица

(Поет в стиле танго):

Меня никто не любит, даже дети,

а я люблю их на свою беду.

Не благородства и не было на свете

А благодарности я давно не жду.

И ранним утром, и поздней ночью,

когда на небе звезда горит,

я так стараюсь, хочу помочь я

а мне спасибо никто не говорит.


Ну почему одной мне это нужно

А остальному свету все равно

И даже муж мой смотрит равнодушно

в его любовь не верю я давно.

Кухарке Мане, лакею Сене

На их ошибки тактично укажу

Мою заботу никто не ценит

нет в мире счастья, я вам скажу.


Так и жили, так и пели.

А друг друга лишь терпели.

Царь терпеть бы дальше мог,

да детей не дал им Бог.

Это было вовсе худо.

Царь уже не ждал и чуда.


Дабы горе превозмочь

Царь собрался ехать прочь,

чтоб не думать о жене,

да гульнуть на стороне.

И, в один из зимних дней

он велит запрячь коней,

и с сокольничим, сам-друг,

на охоту едут вдруг.

Да какая там охота?

Кони вышли за ворота,

а среди снегов да льда

дичи нету и следа.

Лес синеет в дальней дАли,

и коней они погнали,

чтобы где-нибудь в лесу взять

хоть волка, хоть лису.


По лесным заросшим тропам

царь погнал коня галопом,

и сокольничий отстал.

Царь невдолге заплутал.


Что-то светится туманно.

Конь выходит на поляну.

Глядь — восьмое чудо света:

Царь как будто въехал в лето.

Луг зеленый колосится,

вьются пчелы, свищут птицы.

Родничок с водицей чистой,

и, на травке шелковистой,

не кусты и не цветы:

дева дивной красоты.

И, поскольку жарко лето,

то едва-едва одета.

А в сторонке, как приманка,

благозвучная шарманка,

что играет по старинке

про калинку и малинку.

И послышалось как раз

"Малина-ягода. Атас!"


Прошептавши: "Чур меня!"

царь пустил пастись коня,

А девицу привечал:

Я Вас раньше не встречал?

А не Вы ли в прошлом лете

взяли первый приз в балете?

А не с Вас ли Фидий строгий

резал бабам грудь и ноги?


Ваши глазки… наши души…

Словом, вся лапша на уши

что пристало говорить,

чтоб девицу закадрить.

И девица отвечала…

Тут у них любви начало.

И Андрей, как сокол взвился,

целовать ее пустился,

бородою щекотал,

на ушк слова шептал

про одну хмельную ночку,

ловко лез ей под сорчку…

А девица хохотала,

не противилась нимало,

от смущенья вся ала.

И… портки с него сняла.


Все мы от любви страдаем.

Я же, скромность соблюдая,

чуть в сторонке постою

и детали утаю:

у кого белее тело,

и уж как там было дело.

Лишь замечу: царь Андрей

год не спал с женой своей,

почитал ее постылой,

и сберег мужскую силу.

То ль сказались дни поста,

то ль девицы красота,

но игра их месяц шла,

и девица зачала.

А истек лишь месяц ровно,

и, устав игрой любовной,

сбив оскомину навроде

царь подумал о народе.


Так, бывает, депутаты,

получив свои зарплаты,

чтоб заполнить чем досуг

о народе вспомнят вдруг.

Ведь в отрыве от народа

всякой царь и воевода.

А скажу вам по секрету:

музыканты и поэты,

и иной культурный сброд -

вот они и есть "народ".


Царь прощается с девицей,

возвращается в столицу.

Оба слезы льют ручьем.

Клялся царь, тряся копьем,

что в лепешку разобьется,

а сюда опять вернется

через месяц или два.

А девица, чуть жива,

сорвала листок с березы

и в свои макнула слезы.


"Обещанья все обман.

Но возьми как талисман,

и в тряпицу оберни

и у сердца сохрани,

чтоб души моей тепло

сохранить тебя могло.

Может, много лет пройдет

и наш сын тебя найдет.

А назад уж нет пути

Так прощай же и прости!"


Глаз Андрея защипало

В тот же миг она пропала,

Даже взял царя испуг:

нет поляны, лес вокруг,

Только дикая чащоба,

Елки, палки, да сугробы.

Тут же громкий крик раздался:

"Ты за кем же, царь, погнался?

Словно бес тебя умчал!"

То сокольничий кричал.

"Зря коня пускал ты вскачь.

Нет вокруг зверья, хоть плачь!"

Царь подумал: "Вот везенье!

Леший мне послал виденье.

Но спасибо и на том!"

Вдруг нащупал — под крестом

что-то теплое в тряпице.

Царь смеется и дивится.

"Значить было! Друже! Гей!

Поворачивай коней!

Возвращаемся в столицу!"

И прижал к груди тряпицу.

***

2. О Богах и вере, о мистицизме и неверии

Welcome to hell


Вы, ребята, мне поверьте

На главнейший на вопрос

«Есть ли жизнь и после смерти?»

Я отвечу «Yes, of course»

Правда, я не спец по раю,

но по аду проведу:

Досконально всё здесь знаю.

Грешник я. Живу в аду.

Мне по приговору мука:

По пол дня варюсь в смоле.

Здесь и скученность и скука.

В целом так, как на Земле.

Ностальгирую порою:

Где мой комп? Где интернет?

А сидим в котле по трое.

Говорю же: «Места нет»

И о чем я думать буду?

Жизнь понятна и проста.

Приходил ко мне Иуда,

целовал меня в уста.

Я люблю его, пожалуй.

Пью на брудершафт вино.

Он ведь добрый, честный малый.

Тут таких, как он, полно.

Вот со мною хам и скаред.

А смола у нас — гудрон.

Да, политиков здесь жарят.

На огне и в афедрон.

Им отведена спецзона

Места нету горячей

Всем, от древних фараонов

И до наших сволочей

Съездил я на тур в их зону.

Жуть! Три дня потом не спал.

Не узнать по афедрону:

Президент ли, генерал

В суетливой круговерти

На поверхности земной

Братцы, помните о смерти,

Чтоб не сесть в смолу со мной.

***

Неудачный Армагеддон


Камни Мегиддо корявы и жгучи

В небе клубятся багровые тучи

Огненной лавой стекая по склонам

Ада несутся стремглав легионы.

В черных доспехах и черной короне

Сам Сатана впереди на драконе.


Смотрит сквозь волшебное стекло

Сатана, объятый злою дрожью:

Войско Ада на войну пришло,

Но нигде не видно войско Божье!

Видит вдруг, совсем невдалеке

Ангелочек малый в белом платье.

Держит лист пергамента в руке

С золотой привешенной печатью.


Вот несут посланье Сатане.

Он читает, в злобном офигеньи:

«Ты, красавчик, победил в войне.

Мы признать готовы пораженье.

Мы уйдем в далекие края,

В мир трасцеденталь-ортогональный.

Вся Земля и так была твоя.

А теперь твоя официально.

Люди, приняв сторону твою

Будут «Слава!» петь и веселиться.

Рай свободен. Можешь жить в раю.

Ниже подпись: «Бог. Един в трёх лицах»


Выпустив из рук ремнѝ удил

Текст читал Нечистый вновь и снова,

И, качая головой твердил:

«Боже! Я же не хотел такого!

Рай, Земля. Зачем все это мне?

Войско, слуги. Люди-дармоеды…»

А мораль, что даже Сатане

Не всегда приятен вкус победы.

***

Убили Бога. И что?

“Где Бог? — воскликнул он.

— Я хочу сказать вам это! Мы его убили — вы и я!"

Ницше, Весёлая наука


Пылает планета

Как пламя в горниле.

Вот пишет газета

Что Бога убили.

Ну грохнули бога.

И что же теперя?

Их слишком уж много.

Какая потеря?

От Гат до Харбина,

От Анд до Параны

Их больше шерстинок

На шкуре барана.


Нам Бога проблемы

Как чукче — Шри Ланка.

Важнее системы

всех ставок Госбанка.

А, в общем, до фени,

как выборы в Польше.

Ну, богом ли мене,

иль богом ли больше?


Да что за потуги?

Рассудим же здраво:

Зачем Он нам, други?

До бога ль нам, право?

А взрывы в Мамбасе?

Скандальчик вчерашний?

А цены на мясо?

А звездные шашни?


А кто-то в сторонке,

Почти у порога

Вполсилы, тихонько

прошепчет: "До Бога…"

***

Довлеет дневи злоба его


От зари до субботы

Полусонно скользя

В ежедневных заботах

Ты растратишь себя.

Сыт водою самшит:

кучка листьев да ствол.

Человек, чтобы жить

пашет вечно. Как вол.


Кто в слезах, кто во гневе.

Сладко спит меньшинство.

Так довлеет ли дневи

вправду злоба его?

Забинтуешь гортань

если боли не снесть,

а заутра не стань

беспокоиться днесь.


Лишь бы только без воен.

Что не знаешь — забудь!

Мир не нами устроен.

Ты поймешь как-нибудь…

Но нырни в Иордань,

лоб разбей о порог.

А заглянешь за грань,-

может, станешь как Бог

***

Где богом и не пахнет


Сидят на тучках мужики.

У них ни голоса, ни слуха,

Но, преисполнясь светлым духом,

Поют паршивые стишки.

К примеру: «Господи, ты — Бог!»

А также: «Славься! Славься, Боже!»

Таков, должно быть, рай. Похоже?

В таком я б, право, жить не смог.

***


Над нами прикололся Бог-проказник,

и нынче так, как было в старину:

мы в этот мир приходим, как на праздник,

а после с ним всю жизнь ведем войну.

И, угрожая нам смолой и серой,

смеясь над простаками наперед,

Бог наградит, кого захочет, верой,

а у кого захочет — отберет.

Но мы в себя приходим понемногу,

а, по прошествии недолгих дней,

мы даже можем обойтись без Бога.

И, согласитесь, так еще смешней.

Но я не атеист. Ни на мгновенье!

В Него я верю, не в пример иным:

Ведь только Бог с бескрайним самомненьем

Мог мир наш сотворить таким смешным.

***

Посмотрев на Землю привычно

и увидев всякую бяку

покачал головой Всевышний:

— Что за хрень получилась, однако!

Жду седьмое тысячелетье

Что чуть-чуть поумнеют люди.

Нет порядка, нет благолепья.

Неужели и дальше так будет?

Не за яблоки гнал их из сада.

Мне не жалко и я не скаред.

Я решил: им свободы надо,

раз и в зле и в добре нынче шарят.

Зло избрали все поголовно,

Расплодились как тараканы!

И ключом разводным хладнокровно

стал срывать Он потопа краны

***

Читайте Библию, поэт!

Как много смысла в ней!

Вы мне поверьте: книги нет

Забавней и смешней.

Читайте Библию, поэт!

Я буду справедлив:

По мне любой ее сюжет

Кровавый детектив.

Читайте Библию, поэт!

Весь смысл ее таков:

Пред ней и наркомана бред

Логичен и толков.


Нет. Ни театр, ни кино -

Ничто. В сравненьи с ней

Писал Жванецкий несмешно

И скучно — Апулей.


Читал я Библию не раз,

Как всяк её герой

С её страниц я без прикрас

Сдирал сюжет порой.

С ней глубже сон, с ней ярче свет

И крепче аппетит.

Читайте Библию, поэт!

И Бог Вам все простит.

***


Блаженны нищие духом

«Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное» (Мф. 5:3)


В провинции, где стыло всё и глухо,

Где хáйтэк врос в обычаи веков,

Жила сто лет безумная старуха.

И в хате два десятка кошаков.


В своём мирке, вонючем и нелепом,

Где тын как ряж поддерживал пырей,

Она питалась молоком и хлебом,

И кошки то же ели вместе с ней.


Потом, весной, когда не стало снега,

И отошла, по истеченьи лет.

К погосту гроб её везла телега,

И только кошки шли за гробом вслед.


Когда же сторож, закопав могилу,

Ушел, «заупокой» пробормотав,

Над клáдбищем, певучий и унылый,

Разнёсся громкий многозвучный мяв.


Лишь кошки видят мир иной немного.

А прочим смертным было невдомёк,

Что с неба за душой её убогой

Слетал пушистый белый ангелок.


Ветшают знанья, промыслы, науки.

Власть, слава и богатства — тщетный хлам,

Любовь, и вера лишь пустые звуки,

Но Высший Суд нас судит по делам.


Тот кошкин дом пыреем зеленеет,

Ведь вновь весна и птичий кавардак.

Им, ангелам, я мню, с небес виднее.

Но сам собачник. В доме шесть собак.


***


О свободе воли и вере


Свобода — сказка, что не станет былью.

Ну право, смех, коль рассказать кому,

Бумажных самолётов эскадрилья.

Свободному мне вмиг подрежут крылья,

а если что, — то упекут в тюрьму.


Раскольников решил что он свободный

и ну старушек тюкать топором…

(не смог, дурак, обзавестись стволом).

А тут менты, и он уже в холодной,

как тварь дрожит. Такой (увы!) облом!


А как цари? Расстрелян Николашка,

зарезан Цезарь, Ленин сдох от ран.

И под мечом сидит любой тиран.

А Робеспьер и вся его компашка?

Свобода — миф для всех времен и стран.


И никогда свободы не бывало

ну, кроме права "умереть в борьбе".

Свободен быть обедом каннибалам.

Свобода есть: шептать под одеялом

что ты свободен самому себе.


Ты не один. В толпе подобных — атом.

Иди куда прикажут! Без обид.

Свобода веры? Расскажи фанатам!

И можешь стать в музее экспонатом:

Мол, вот: сказал. За что и был убит


Есть миф, приманка людям и соблазн.

Как будто в тесной клетке голубок,

роднёй, эпохой, воспитаньем связан,

ты делаешь лишь то, что ты обязан.

Свободен Бог, но сам-то ты не бог!


Заложник. Если хочешь — раб с рожденнья

Хотел бы, но не можешь — как Тантал.

Страдай, крутись, трудись, как ни устал.

Никто не даст тебе освобожденья -

ни царь и не герой. И Бог — не дал.


Не волен ты ни в счастье, ни в страданьях

в привязанностях, в будущем, в былом.

Прихлопнут окружающего дланью

не можешь даже верить по желанью.

Поверь-ка в Ктулху! Что? И тут облом?


Коли за веру ты бороться годен,

а не фанат, что слеп и оголтел,

очисть себя и вылезь из болотин.

Попробуй доказать, что ты свободен

и веришь потому, что захотел.

***

Сильней чем "Фауст" Гете

(МефиСталин)


Творец миров и всей Вселенной в целом,

Сам из себя Начало всех Начал,

На облаке сидел сыром, но белом,

И, как всегда, отчаянно скучал.

Над скучною Землёй Всевышний плавал

Подрёмывал, похрапывал, зевал,

Как вдруг к нему с визитом прибыл Дьявол

По кличке Сáтан (для друзей — Ваáл,

А также Тойфель и Шайтан и Иблис)

Насмешлив, злоречив и оголтел,

Затейливый, как Сомова экслибрис.

При Боге — спец для разных грязных дел.

— Ну что, бродяга, — вопросил Всевышний, -

Что в мире дольнем, как дела людей?

— Да всё паршивей, горше, никудышней!

А люди — мерзость! Кто не трус — злодей.

И мерзко растянув в улыбке харю

хвостом Нечистый щелкнул, ка ремнём.

— Продажные, испорченные твари!

Нет чистых душ, хоть днём ищи с огнём!

Их развелось, заметь, излишне много,

То жрут вдвойне, то вся земля в огне…

Ничтожный мусор, недостойный Бога.

Ты лучше скопом все отдай их мне!

Творец расхохотался, вскинув брови,

Аж грохот в небесах не сразу стих

— Ах, трикстер, я ловлю тебя на слове!

Вот есть алмазы среди душ земных.

Тебе не по зубам такие души

Плевать им на приманки Сатаны.

Они ведь мною в миг творенья суши

Из чистого эфира созданы.

В Германии, к примеру, доктор Фауст,

Он всем ученым на Земле знаком.

Алхимик, любопытный, словно скаут

Хоть выглядит согбенным стариком,

Так ты слетай к ученому в обитель,

Проникни в мысли, как в кладовку мышь.

Ты мнишь, что ты великий соблазнитель?

Тогда на спор: его не соблазнишь!


Ведь ты хотел бы все земные души?

Так Фауста душонку забери

И прочих всех в довесок сможешь скушать.

Ты как, согласен, Тойфель, на пари?

Сумеешь стать занятнее науки,

И старца возбудить до куражу?

А я, пожалуй, прослежу со скуки

и на твои потуги погляжу.

Что было дальше — все великий Гёте

В многостраничной драме описал.

Когда не жалко времени — прочтёте.

А я Вас сходу приглашу в финал:

Стал Фауст лжец, убийца и повеса,

подлец, кидала, прожектёр, зоил.

Всем обещал, не сделал ни бельмеса,

Любимых обманул и погубил.

От моря отделить собрался сушу,

Но лишь метался чёлном без ветрил.

И должен Мефистофелю был душу.

Да Дьявола Всевышний обдурил.

И хоть трудился до седьмого пота

Ни с чем остался под конец Ваал.

Отдать своё и Богу неохота:

Он слово дал, и он обратно взял.

Пусть верность слову нынче не в почете,

А душ цена и в лупу не видна,

Но людям в дар оставлен Фауст Гёте

Вам лень читать? То не моя вина!

***

Недоделанная тьма


Как знает каждый мудровед

из многих умных книг:

Творец сказал: «Да будет свет!»

И сразу свет возник.

А чтоб всё было по уму,

по графику точь-в-точь,

Творец хотел создать и тьму,

но получилась ночь.

Так кривоватым вышел мир.

Наверно неспроста

Творец наделал черных дыр

и черного кота.

Дроздов, грязищу и ворон,

смолу, пласты угля…

Но всюду проникал фотон,

Творца до плача зля.

Так всякий злобный индивид,

когда настанет ночь,

хоть мысли темные таит,

их воплотить невмочь.

И нам, товарищ, задарма

о том страдать не след

Зачем орать: «Да сгинет тьма!»?

Ведь тьмы на свете нет.

***

О душе и Боге


Словно демон в мистической драме,

преисподний покинувший мрак,

ощущаю себя в пентаграмме,

из которой не выйти никак.

Не теолог я и не философ,

отчего же — понять не могу -

пентаграмма извечных вопросов

окружает на каждом шагу.

Ну не верю я. Что здесь такого?

Но хотел бы понять не греша

Я под Богом хожу ли? Без Бога?

И на кой мне, простите, душа?


Я, живущий и здесь и сегодня,

уязвимый, как каждый из нас,

так нуждаюсь в поддержке Господней

не потом, после смерти, сейчас!

Каждый в этой юдоли скиталец.

Дом терпимости — наша Земля.

Но Творец даже палец о палец

не ударит, спасения для.

А уж если следить по обилью

войн, болезней, аварий и бед,

Бог не просто страдает бессильем,

он бездушный садист-людоед.

Но продлю рассуждение шире,

чтоб нащупать бесспорный ответ:

Если нет справедливости в мире,

то и Бога, конечно, в нем нет.

Тем, кому непонятна картина,

разъясняю на пальцах резон:

лишь один, убиенный невинно -

и, как двоечник, Бог исключен.

Не приму романтической чуши,

(хоть салат из неё приготовь):

"Бог — Добро", или "Бог в наших душах",

или хуже "Господь есть любовь"

Это даже и кошке понятно

(я уже промолчу про собак):

Бог безличностный, чисто абстрактный

не имеет значенья никак.


Так что дальше ли глядя, иль ближе,

я уверен в ответе вполне:

В этом мире я Бога не вижу.

Остальные — до ягодиц мне.

Но ответил бы кто, почему же

на душе (той, что нету) лишь мрак,

и от истин не лучше мне, — хуже.

Может я не мудрец, а дурак?

***

Эльфы уходят в Валинор


Ночь бушевала, тараща созвездий глазницы.

Грани реальности сбились осколками льда.

В полном молчаньи небес полыхали зарницы

И тераватты энергий текли в никуда.


Раньше не знали такого, не встретим и впредь мы.

Боги, наверно, вели меж собою войну.

Прятались в чащах от страха и звери и ведьмы.

Рыбы, русалки, наяды ушли в глубину.


Грома раскаты скатились от кряжей далеких.

Так в барабаны бьёт демонов царь Асмодей.

Бился и плакал, ногтями царапая щёки,

Старый шаман перед кругом эльфийских вождей.


Встали вожди, и, вскричав, разорвали одежды:

Воля Валар к упованиям эльфов глуха.

И возгласили скончание эры надежды

Ибо пришло в Средиземие семя греха.


Нас отвергают отныне Валар как орудье.

Люди заселят весь край от равнин и до гор.

Нас понесут корабли с лебединою грудью

В благословенный богами Валар Валинор


Стаей, один за другим, за струей кормовою,

Шли корабли по воде, а потом сквозь портал…

Утром проснулся разбитым, с больной головою.

Толкин! Как зря я тебя до рассвета читал!

***

Кому верить


Я не верю ни правым ни левым,

феминисткам и радужной своре,

патриотов кичливым напевам,

демократам, где урка на воре.


Я не верю жрецам и святошам

поощрять их не стану ни пенсом.

Гороскопам плохим и хорошим

Я не верю как и экстрасенсам.


Журналистам и телеканалам:

их вина в современном бедламе.

Банкам. Им не поверю и в малом.

И, конечно, не верю рекламе.


Вот собакам и птицам я верю.

Даже кошкам я верю немножко

Ветру в поле и дереву в сквере,

и дождинкам, стучащим в окошко.


Сложно жить. Как со всем разобраться?

Я неверьем своим озабочен,

потому что, признаюсь вам, братцы,

и себе доверяю не очень.

***

Время движется по кругу


Бледнокожий хрупкий клоун

В черном шелковом трико

На холодном синем склоне

выпасает мотыльков.

Блестки вьются, вторя трелям,

Словно мошки у пруда,

Грустный зов его свирели

Переливчив как вода


Рыжий клоун в желтой блузе

В бубен бьёт под ритмы дня

Суетиться, сонь мутузит,

Пляской бешенной маня,

В какофонии биенья

Ускоряя стук сердец…

Так над собственным твореньем

Издевается Творец


Мчат фотоны в волнах света,

Пляшут птицы в небесах,

Прёт по эллипсу планета,

Кружат стрелки на часах.

Смерть — всеобщий утишитель

Прячет нас в свою обитель.

Но, всего эон спустя,

Возрождается Спаситель

Беспорочное дитя.

***

Видение суда


Предзакатный румянец блестел на очках и балконах,

я на улицу вышел — отдохнуть от забот полчаса.

Вдруг слетели два ангела, все в сапогах и погонах

и, в трубу потрубив, потащили меня в небеса.

Потерялись в полете сандали, штаны и рубаха,

беспокоила мысль, что суп пригорит на огне,

и предстал я на суд и нагой, и дрожащий от страха.

И, похоже, никто из толпы не сочувствовал мне.

Зазвенел колокольчик, потом увели посторонних.

Секретарь объявил: "Встать! Всевышний, в трех лицах един!"

И возник за дубовым столом на сверкающем золотом троне

некто мудрый и лысый, с кольцом над пучками седин.

Ангелок-адвокат заиграл на расстроенной лире,

а потом прекратил, чему я, признаться, был рад.

И сказал прокурор — тоже ангел, но в синем мундире:

"Перед нами пропащий. И дорога пропащему в ад!

Пил спиртное, и вел он себя преотвратно.

Обманул государство шесть тысяч четырнадцать раз.

К воспитанию сына всегда относился халатно.

Трижды нищим не подал, подбил собутыльнику глаз.

Осуждают таких в человечьем и божьем законе.

Только он для друзей на закон и на право плевал.

Адвокатом служил, то есть душу запродал Маммоне.

Хитрован и невежа, а еще графоман и бахвал.

Проявлял беспринцѝпность. Машину вел неосторожно.

Трусил, лгал, часто делал все наоборот.

А про Вас, Ваша честь, так противно писал и безбожно -

повторить этот бред не откроется рот!

В ад навеки его!" — заключил обвинитель крылатый.

И Всевышний промолвил: "Да что вы мне всё про грехи?

Я за все бы простил тебя, дурень лохматый,

Но ведь ты не поэт? На фига же писал ты стихи?

Я, конечно, всеблаг. Только критиков я не приемлю.

Если нынче прощу, то потом накажу, уясни!

Ты покуда спускайся на прежнее место, на Землю.

Поживи! Но стишков чтобы больше ни-ни!"

Два здоровых детины (тупые ментовские лица),

подхватили меня, и столкнули безжалостно вниз.

Я упал… и вскочил, и увидел, как солнце садится

и обтрепанный голубь к ночи присел на карниз.

Я помчался домой. Ощущал себя мерзко и глупо

(А в душе ожиданье расплаты и страх).

Снял кастрюлю с плиты чуть уже подгоревшего супа,

и, тетрадку раскрыв, описал все что было в стихах.


Помню я, как Творец наказал непокорного Змея.

Ты всеведущ, мой Бог, но в поэтах, увы, не ахти:

"Не дышать" и "стихи не писать" — не умею.

И за это, хоть страшно, готов наказанье нести.

***

Божье творение


Создавая наш мир, Бог добавил в эфир

вещество, состоянья, поля.

Как из шляпы факир достает сувенир,

появилась и наша Земля.

И воздвигнуты горы, равнины, моря

травы, лес, вороньё-комарьё

Он без инвентаря, только волей творя

создал также подобье своё.

А Подобье (лицом, или, может, концом?)

только в сказочках принц и герой:

то бывает лжецом, то совсем подлецом,

извращенцем, маньяком порой.

Забывает родных и бросает детей,

Предает и друзей и подруг,

Лижет зад у властей, и лютей ста чертей

за медяк всех зарежет вокруг.

И на нищих Подобье глядит свысока

из пентхаусов светлых высот.

Далека и мелка и болезнь старика

и поденщика пролитый пот.

У Подобья давно в сердце злато одно

И молитвы подобны волшбе.

Бог, тебе все равно?! Или вправду оно,

это НЕЧТО, подобно тебе?

Если Божье подобье бомбит города,

травит газом детей с высоты,

Я горю от стыда и воплю: "Никогда

не хочу быть таким же, как ты!"

***

3. О временах года, погоде иприроде

О Снежной королеве


Зимы бывают безжалостно долгими.

Точит тоски червячок.

Зеркало вдрызг разлетится осколками.

Только о чувствах — молчок!


Был ли каприз, или шалость минутная,

просто желанье украсть?

Может, во льдах отражение мутное,

ласк не случившихся всласть.


Сердце подтаяв, всплакнуло дождинкою

лёд прожигая насквозь

Снежною бабою, простолюдинкою

было бы легче, небось.


И размножаясь в лучах электричества

злобной насмешки игла:

Может, глинтвейну Вам, Ваше Величество?

Вы же хотели тепла!


Вновь Королева хлопнула дверцей и

мчится в свой северный край.

Чокнулся с зеркалом Советник коммерции

их благородие Кай.

***


А позже в замшевом кресле


под холодом климат-контроля


из блестящих кусочков Кай складывает слова.


Но в сердце холодный осколок разбитого зеркала тролля,


поэтому слово "Вечность" он помнит едва-едва.

***

Зимняя сказка


Захотелось зимней сказки,

И пошёл я в лес зимой.

Вечер серой бахромой

Звуки высушил и краски

Леший спутал храбрецу

И дорожки и тропинки.

Били больно по лицу

Снега колкого крупинки

Меж корявых елей лап,

От нелегкого блужданья,

Слышен был то конный всхрап,

То русалочьи рыданья.

Волк завоет за плечом,

Закричат на ветках галки.

Лес ядреный! Елки-палки!

Непонятно: что-почем.

Детских снов немой вопрос,

Промелькнет меж пней, пугая

То ли пьяный Дед-Мороз,

То ль Снегурочка нагая…

И виденьями завеса

Офигительной красы…

Где бумажник? Где часы?

Все исчезло в чаще леса…

Был ли рок столь счастлив мой,

Иль блудил у леса скраю,

Только как попал домой

Я до сей поры не знаю.

Сказка, право, ерунда!

Только так скажу, миряне:

Ни за что и ни-ког-да

Не ходите в лес по пьяни!

***

Червоная дама


Она пьяна чуть терпким ароматом

прощания, брожения и тлена.

А небо пледом рваным и косматым

к ногам ее спадает вожделенно.


Вихрится воздух шустрым горностаем,

его прикосновенья шаловливы,

и кажется, что он стихи вплетает

в неслышимых мелодий переливы.


А листья в карусельной мелодраме

кружат и улетают словно птицы.

Ах, Осень! Вновь она Червонной дамой

сильнее сердце заставляет биться.


Но как, бедняжке, ей с тобой сравниться?

Твои глаза, как небо в день весенний,

и столь пушисты брови и ресницы

как летних рощ заманчивые тени.


И шёлк волос, и бархатистость кожи

недостижимы Осени наивной.

Лишь обе вы характерами схожи,

в которых громы гроз и слёзы ливней.


Путь Осень много поэтичней лета,

сверкает облаченье золотое,

а ты, моя любимая, одета

лишь в джинсовое платьице простое.


О Осень, сколь пестры твои аллеи!

Сколь сладок мед твоих благоуханий!

Но милая мне в сотню раз милее.

Живая плоть прекрасней и желанней.

***

Бабье лето. Позакатное


Што за вечер, воздух сладок

Карамелист и соснов.

Над домами стайкой лодок

Проплывают тени снов.

В небе хрень со впалым пузом

Представляет нам луну.

И грузины грузят грузы

В набежавшую волну.

Раньше в бочках апельсины

Не видала Волга-мать.

Вам бы, гордые грузины,

С гор кавказских их катать

Ночь ведьмачит и пророчит

То ли к фарту, то ль на грех.

На насесте бьётся кочет:

Куры-дуры, я вас всех!

И с презрительною мордой,

Распушив перо и пух

Засыпает грозно-гордый

Расфуфыренный петух.

А в кустах то смех то шепот

В сладких смыках «Дам-не дам».

Водокачка тянет хобот

К проходящим поездам.

Этот дух провинциальный

Всенародный и ничей…

Нет взаправду сексуальней

Бабьелетовых ночей.

***

Осень и любовь


В полушарии северном осени ждем.

и она не подводит: приходит с дождем

и волшебной палитрой осенней.

Я не Пушкин, но тоже навечно влюблен

в этот грустный, но щедрый порою сезон,

время выводов и размышлений.


В сентябре я богатству фруктовому рад,

Золотистой пургой зазвенит листопад.

Покраснеют осины и клёны.

А потом зарядят, как обычно, дожди.

В октябре разноцветной погоды не жди,

Блёстки луж да рябинки червлёны.


Серый с белым окрасят округу в окне.

В ноябре и погода под стать седине.

Сядет прелая стынь за порогом.

У камина, где чурки берёзы горят,

ворошу свои годы часами подряд,

запивая то чаем, то грогом.


Ничего не достиг ты, нелепый герой!

И бывает, что даже краснеют порой

не от жара каминного щеки.

Был не вовремя робок, не вовремя смел,

и любовь защитить-отстоять не сумел…

Потому и сижу, одинокий.


И сжимаются пальцы, и зубы скрипят.

Но уже никогда не вернуться назад,

не исправить ошибок былого.

Раньше некогда было считать мне цыплят.

В сожаленьях без проку туманится взгляд.

Слишком много, увы! Слишком много.


А потом, наконец захмелев у огня,

вспоминаю с любовью любивших меня,

хоть нелеп был тогда и несносен.

И тоска улетает куда-то как дым.

Я на миг ощущаю себя молодым.

И за это люблю тебя, осень!

***

Грустные мысли в День Нового Вина


Бороздой на лбу морщина,

на висках, — седин зола.

Осень-осень, грусть-кручина,

ты зачем ко мне пришла?

Сладко-жарко было лето

в треске праздничных огней.

Не расплатой ли за это

мне тоска осенних дней?

Дни веселья отмелькали

и почти достигли дна

искры блеск в моем бокале -

в праздник Нового вина.

И расцвечена палитра

меж хрусталиками льда

желтой карточкой арбитра

с удаленьем в никуда.

Неба ль хмарь тому причина,

дум ли мутных кутерьма…

Эх, развейся грусть-кручина:

Осень все же не зима!

***

4. О возрасте, смерти и посмертии

Седина в бороду…


Слышал байку я многократно:

Чтоб сберечь человека от кары

Наш Творец (он такой деликатный!)

выдал ангела каждому в пару.

Вьется рядом крылатый белый,

шепчет в ухо почти без звука:

— Человече, грехов не делай!

После смерти ждёт грешных мука.

Хорошо им, грешным, однако!

А за мной, по грязи и лужам

всюду тащится, как собака,

бес. Совсем беспутный к тому же.

Он меня под ребро толкает,

Подбивает на грех, паскуда:

— Посмотри, вон идёт какая…

Поболтай! Вдруг дойдёт до блуда.

И никто не пугает адом.

Где ты, ангел в хитоне белесом?

И безвольно иду, если надо.

Кто такой я, чтоб спорить с бесом?

Провокатор, ущербный даже,

лишь одним бес обеспокоен.

Не склоняет ни к пьянке, ни к краже,

ни к тому, чтоб скупать биткоин.

Но на женщин он сильно падкий.

Уж такая наклонность злая:

от белянки до шоколадки,

он ко всем меня подсылает.

К юным, зрелым и перезрелым

лезу в душу, ломая дверь я,

с шуткой, просьбой, пустяшным делом

чтоб втереться скорей в доверье.


Но в душе я скромный и робкий,

и не бабник и не повеса.

Всех бы баб обходил сторонкой,

если б не принужденье беса.

Мне бы с ангелом у камина

неспеша толковать про добро…

Ах, какая навстречу фемина!

Подлый бес вновь толкает в ребро.

***

Старая гвардия


Кто видел, как трещал Союз

и бой за Белый Дом,

того и в восемьдесят плюс

КОВИД возьмёт с трудом.


Мы, как истрёпанный баркас,

живем не напоказ.

Не зря Вселенная на нас

таращит желчный глаз.


И пусть остался шаг всего

чтоб выйти за порог,

мы, зубы сжав, пройдем его

и взгляд наш будет строг.


Уже не так и важен быт.

Не так близка родня.

Мы пережили страх и стыд.

Всё прочее- фигня.


И ясно слышим, как зовут

к себе отец и дед.

Жить слишком долго — тяжкий труд.

И смысла в этом нет.

***

У сыновей своя дорога


Уходя — уходи. И не стой на дороге.

Нет погоды плохой у Природы для нас.

Друже! Повода нет для хандры-безнадёги.

Ветер в морду — не жмурь чуть слезящихся глаз.


А Природа мудрей нас с тобою без спора.

Потому и растут на глазах сыновья

Ты как мог, сколько мог, был для сына опорой

Но для каждого нынче дорога своя.


Мы уходим, раз надо. Кто молча, кто с понтом.

Дети смотрят вослед. Нам и им очень жаль.

Где-то там горизонт. А за тем горизонтом

новых дивных открытий бесконечная даль.

***

Не плачь об ушедших


Вот и последние летние дни

канули в Лету.

Тени ушедших с собой не тяни.

как эстафету.

Всех, кто с тобой пересекся в судьбе,

был уважаем,

Ты отпусти, не влеки их к себе,

и не мешай им.

Осень, быть может, скучнее весны,

или же лета

Дабы птенцы были все сочтены,

песня допета.

Взвешен, отмерян, оценен в уме

путь наш и гений,

Чтоб перейти постепенно к зиме

без сожалений.

Если уж отбыл отмерянный срок,

нет ходу обратно.

Слезы тому, кто ушел за порог

вряд ли приятны.

Если звонок, и закончен урок,-

ждёт перемена.

Так улыбнись! За порогом дорог

много, наверно.

***

Обратный путь


Опять сосной дохнули доски,

И вспышкой в памяти — жара,

Лесок, где елки да березки

В песке на берегу Днепра,

Друзей веселое соседство

и пряный запах старых книг

и счастье. То, которым детство

беспечно полнит каждый миг.

И ты, с реальностью не споря,

Вспять обращаешь жизни путь.

И, как река впадает в море,

Впадаешь в детство по чуть-чуть.

***

Уходя уходи


Есть пролог, значит, где-то в конце эпилог.

А бессмертие — вздорные враки.

На стене закопченной рисует мелок

сокровенно хранимые знаки.


Сына, дерево, дом — ты оставишь как след.

Или парочку строк, если сможешь.

Горсть счастливых мгновений отсчитанных лет

заберешь на последнее ложе.


Свет нездешний как блик промелькнёт на косе,

Смерть закроет прочтенную книжку.

Это точно известно: отчалим мы все.

Нам и так было выдано лишку.


Пекло, или в Эдемовом садике пир,

свет ли, бездна из страха и мрака.

"Дальше будет молчанье" придумал Шекспир.

Он был умный. Проверим, однако.

***

Пережившим эпоху перемен


Пусть нам за шестьдесят,

морщины как узоры,

иллюзий нет почти,

лишь лет прошедших груз,

а на плечах висят

грехи, ошибок горы,

потери по пути,

распавшийся Союз,


но горе не беда!

Мы соберемся с духом,

перетряхнем умы,

полезем в Интернет.

Пожить есть шанс всегда!

Парням и молодухам

бодрящимся, как мы,

конца и сносу нет.


Нам устилали путь

лишь тернии, не розы,

среди такого зла,

что не помянешь вслух.

И выжить как-нибудь

и обмануть прогнозы

нам вера помогла

и закаленный дух.


Нас перелом эпох

ломал как свет в бикварце

добавил нам морщин

Взял в предрассудков плен…

Да сохранит нас Бог,

израильские старцы,

и женщин, и мужчин

от новых перемен!

Когда все завершу


Когда все завершу, что положено мне,

всем "Спасибо!" скажу на прощанье,

я открою окно, и в ночной тишине

позову Ту, что ждет нас за гранью.

Я скажу, что готов, и что отдал долги,

жизнь свою опишу Ей детально…

Это так хорошо, что не видно ни зги

Только светится выход хрустально.

Я собьюсь, не сумев досказать ни черта,

жалкий нищий у дома порога,

Ведь слова, объяснения, — всё суета,

потому-то и стоят немного.

И заткнусь, понимая, — порю ерунду,

(Покраснеть бы, да явно не в пору)

И тогда я решительным шагом пройду

по дорожке, невидимой взору.

Распахнется хрустальная дверь впереди,

За порогом — лишь свет водопадом,

А Она только молча махнет: "Ну, иди!"

Я не гордый. Пойду, если надо.

Оттолкнусь от порога ногою босой

И взлечу. Тут ведь главное — верить…

Проводница вослед мне помашет косой

и прикроет хрустальные двери.

***

Я хочу достойно умереть


Так решила простофиль орава,

лицемеров лютых ассорти,

что у человека нету права

самому решать, когда уйти.

Из-за мути ханжеской заразной,

влезши на закона пьедестал,

Смерти путь болезненной и грязной

оставляя тем, кто жить устал.

Умирать, квирит, не смей мгновенно!

Смерть плохая лишь разрешена:

Вешайся, режь горло или вены,

выброситься можешь из окна.

Не в палате, под врача надзором,

ты от нас сбежишь в объятья тьмы.

Только с болью, вонью и позором.

Потому что так решили МЫ.

А ведь нужно мне совсем немного.

Ныне, присно, и навеки впредь,

если есть во мне хоть атом Бога

Я ХОЧУ ДОСТОЙНО УМЕРЕТЬ.

***

Поединок


Выхожу я со зверем один на один.

Я старик, у зверюги хватает седин.

Он сильней, может стать. Он испытанный тать.

А за мною мечта и инстинкт выживать.

Солнца желтый сосок согревает висок.

Скоро кровь побежит на горячий песок.

Ярость — благостный дар и пьянящий угар.

Кто из нас нанесет самый точный удар?

Оба мы не легки. Оба бъём по-мужски.

Вскрикнут дамы, мужчины сожмут кулаки.

Санитар скривит рот, дожуёт бутерброд

и застынет как памятник в створе ворот,

а Безносая стукнет ногою босой

и почти без замаха ударит косой.

Не напишут пииты о бое баллад.

Лишь прозектор, накинувший в пятнах халат

скажет: "Славно сработал, профессионал!"

и оформит как запись в учетный журнал.

А уборщик засыплет песком гренадин.

Жизнь идет. Победитель остался один.

***

Возраст


Приличны маю — завитушки,

К лицу морщины — декабрю.

Встречая старую подружку

давно на внешность не смотрю.

Когда старушки шлют респекты,

глаза и нос мироточат,

у нас общения аспекты, -

рецепты блюд, лекарств рецепты

и фотографии внучат

***

Листочки жизни


Мы приходим в мир как чистый лист,

на котором пишут мама с папой,

школьный друг, учитель-формалист

пес дворовый с перебитой лапой.


И, набравшись, может быть, ума

в путь плывём под всеми парусами.

Новый лист для нового письма

мы хотим уже заполнить сами.


Строчки лет, друзья, любовь, семья,

счастье многосложное людское.

Снова строчки: дочки-сыновья,

труд и быт, и всякое такое.


Лист к листу придётся собирать

поровну из ценностей и шлака.

Экая неслабая тетрадь

наберётся к старости, однако.


Но, когда согнутся дуги плеч

на закате тяжестью дерновой,

остается, — что? Тетрадку сжечь…

И лететь искать листочек новый.

***

После жизни


Я умру, и меня закопают потом

в эту теплу рыжую глину.

Растворюсь и сольюсь с её жирным пластом

и уже никогда не покину.


Ощущая с оставшимся миром родство

суть моя породнится с землёю,

и расплещет по каплям души вещество,

сбросив бывшее ей сулеёю*.


От Эйлатских кораллов до Хайфских садов

от Хермона и до Ашкелона

вьются души трех тысячелетий родов

здесь ушедших в земельное лоно.


Мы-они. Не о том, не о том, не о том,

и не в вере, конечно же дело.

Мать Земля примет теплым своим животом

без различий и душу и тело.


Арамеи, евреи, славяне, — мы все

(я различий на дух не приемлю),

наши души истают в лучах и в росе

чтобы снова уйти в эту землю.


И еще много раз мы уйдем и придём

громом, пылью, волною прибоя,

солнцем, воздухом свежим, прохладным дождём

напитав эту землю собою.


Светлым облаком в адскую полдня жару

бросим тень на горячие лица,

или тонкой травой прорастем поутру

что в одеждах росистых искрится.


Напитаем мы влагой прибрежные мхи,

апельсины, цветы и платаны.

И работой такой души смоют грехи

что копили всю жизнь неустанно.


И в глубоких пещерах, в промозглой тиши

или в звездных чертогах предвечных

душу встретят, а если и нету души

что-то всё же случиться, конечно.


Кто-то, может быть, пристально бдит в вышине,

Землю держит в ладонях, как блюдце.

Вы не верите в это? И ладно, но мне

очень хочется снова вернуться.

*сулея — бутылка, фляжка или другой сосуд для жидкостей с горлышком,

закрывающимся крышкой или пробкой.

***

Проклятие старости


Все сильнее с каждым годом

путь к закату нестерпим.

Мы себя перед уходом,

кроем матом и скрипим.

Вот уже подводит память,

ноют кости на дожди…

Сволочь-мозг все чаще спамит:

четкой логики не жди,

мысли скачут, словно блохи.

Слух подводит. Взгляд потух.

Да, старик. делишки плохи:

третий раз кричит петух.

Где б найти коньяк ли, виски,

иль тинктуру в ассорти,

чтоб, не отягчая близких,

в тишине, во сне уйти?

Чтобы не обидеть милых

и не затянуть отъезд.

Боже, Боже! Дай мне силы!

Старость, — очень тяжкий крест.

***

Что ждет за гранью


Ламца дрица, гоп-ца дри-ца,

Ламца дрица, гоп-ца-ца!

Как веревочке ни виться,

изовьется до конца.

А с конца опять начало:

подле кромки вечных вод

у могильного причала

ждет нас древний пароход.

И гудок беззвучной марой

вторит звукам похорон.

Строго смотрит шкипер старый,

седоусый дед Харон.

Он не будет ждать прилива,

не стреляет папирос.

Поглядит в глаза пытливо

плату взяв за первоз:

Ты не тащишь ли, прохожий,

идеалов глупых гнёт?

Судно старенькое, все же,

Вдруг его перевернет?

Вздыбив парус, фал закрепит,

подвернет руля штурвал

И охватит душу трепет:

новой жизни первый шквал.

Может, дальше всех Америк,

серым маревом клубя,

новой жизни новый берег

чает нового тебя.

Ждёт сильней, чем прочих прежде,

ждет в волненьи и любви.

Оправдай его надежды!

И живи! Живи! Живи!

***

Carpe diem


Деды передали детям и внукам

то, что их прадеды знали давно:

жизнь, — это очень опасная штука.

Как ни старайся — помрешь все равно.


Спорт не спасет. Не поможет диета,

клиники, сауны, с медом пшено,

хор, выпевающий "Многие лета!".

Ты в результате помрешь все равно.


В Ведах и Библии ищут ответа,

ходят в астрал, пьют мискаль до зари.

Но улетучились с этого света

все: олигархи, святые, цари.


Кто-то сбегает в скиты или в грёзы,

кто-то бросает куренье, вино.

Не помогают микстуры и "позы".

Время придет — и помрешь все равно.


Хлипче привязки судьбы год от года,

Девы глупей и скучнее кино.

Но не высчитывай срока ухода.

Просто цени то, что было дано.


Жизнь бесподобна в великом и малом,

Сладок её чародейский нектар

Так вознесем же с восторгом бокалы

Сок её приняв как благостный дар.


Радуйся ливню и в море болтанке,

Зимней метели и жару в печи!

Жизнь, — миг стоянки на полустанке.

Радость от жизни, квирит, получи!

***

Встречая девушку с косой


В урочный день, в урочный час,

таков закон, мой друг,

но в гости к каждому из нас

она приходит вдруг.


Богатство, слава и любовь,

аскеза ли, уют,

хоть смейся, плачь иль сквернословь

отсрочки не дают.


Молитвы стон и звон вериг

и не притормозит

как и проклятья, ни на миг

к тебе ее визит.


А если так, — то к черту грусть!

В печали толку нет.

Она приходит — ну и пусть.

Ты ей скажи: "Привет!"


Пусть тает тела леденец

но есть душа-экстракт.

И смерть, поверь мне, не конец.

Лишь маленький антракт.


Так никнет за кормой причал,

Так гаснут краски дня…

И нет концов. И нет начал.

Все прочее — фигня.

***

Дожидаясь встречи Девушки с косой


Смерть такая демократка, всех оделит в свой черед

Отчего ж на сердце гадко, если ждешь ее приход?

Отчего дрожат, потея? Отчего дерьмом разит?

И бомжу и богатею чем претит ее визит?


Может быть, глядят с испугом атеист и клерикал,

Что воздаст не по заслугам, а всего лишь — час настал.

Может быть, душой сторожкой заглянувши в глубину,

созреваем понемножку, сознаем свою вину.

Может, догадаться надо до ухода за порог:

Смерть приходит как награда к тем, кто отдал все, что мог.


Не для галочки в отчете, для спокойствия души

много в мире есть работы. Не отлынивай, спеши!

Ждут любви и ласки дети. Не жалей себя для них.

Все игрушки на планете не заменят рук твоих

Про свои не думай беды и забудь что есть враги.

Есть друзья и есть соседи. Тем кто рядом — помоги.

Не живи надеждой зыбкой, будь щедрее не кичась.

И Безносую с улыбкой сможешь встретить в главный час.

***

Смерти ведь нет


Снѐгами в долгих зимах

Светиться седина.

Горько терять любимых.

Ночь впереди черна.


Смотришь с тоской: ограда

Камень. На нем цветы.

Только не плачь, не надо.

Это лишь тень беды.


Боль одиночества дымом

стынет в глазах твоих.

Горько терять любимых…

Но мы не теряем их.


Видишь, над крышей храма

добрый и теплый свет.

Близких уход — не драма.

Смерти ведь нет.

***

Почти у последнего порога


Ностальгия, ностальгия…

Что со мною — не пойму

так поется литургия

по ушедшему ВСЕМУ.

Все еще так близко вроде,

славных празднеств круговерть…

Только путь один в природе:

детство-юность-старость- смерть.

***

Когда, за горизонт шагая,

узришь последнюю черту,

дойдешь до края и до рая.

Там и найдешь ты доброту.

А в этом мире, хоть железных

стопчи сапог сто тысяч, но

искать, пожалуй, бесполезно:

не обнаружишь все равно.

***

Молодость безбашенная,

в сто цветов окрашенная.

Старость — мудрость чистая.

Жаль — цвета землистые.

***

Мы уходим навсегда

по дорожке в неизвестность.

Ну, подумаешь, беда -

вместо тела бестелесность.

Как на велике с горы,

нажимая на педали,

в продолжение игры

спурт в неведомые дали.

Может, встретит нас когда

новый друг на морвокзале…

Право, горе- не беда!

Мы и худшее видали.

***

Внуку


Опасно подводить итоги

Когда уже нет сил идти,

Так шутит Бог (а, может, боги):

По той ли шёл всю жизнь дороге

Узнаешь лишь в конце пути

Когда везут к погосту дроги.

Но не сидеть же взаперти?

Ты выйдешь из родного дома,

Не веря вышним судиям,

Ни снега не боясь, ни грома.

Судьба покуда неведОма,

Ведь ты упрям и путь твой прям.

И не подстелена солома

На дне тебя годящих ям.

Что там враги и что овраги?

То по шоссе, то без дорог

Несёшь, исполненный отваги,

Никем не виденные флаги.

Но знают боги (или Бог)

Что не понять тебе, салаге:

Как ты убог и однобок,

Безжалостен, неосторожен,

Границ не знающий в алчбе

До авантюр, до страстной дрожи,

До тяжкой ноши на горбе.

Идёшь, сверкая чистой кожей.

Мне жаль тебя, и всё же, всё же…

Как я завидую тебе!

***

Версия о бессмертии


Виноваты ли в том верхоглядство и спесь,

Или разум незрелый виною,

Только в юности «смерть», — это где-то не здесь,

И уж ясно же, что не со мною.

Но со временем видишь все чаще гробы

То соседа, то бабки, то деда.

И уже сознаёшь — не уйти от судьбы,

Невозможна над смертью победа.

И читаешь то Данте, то Новый Завет,

То ТорУ отрясаешь от пыли.

Ищешь то у Толстого, то в Ведах ответ:

Смерть, она окончательна, или…

Тело смертно. Но можно ли душу спасти?

Как совсем не запутаться, братцы?

И какие есть способы или пути

Чтоб до смерти не разволноваться?

Есть теория. Внешне вполне хороша.

Что-то вроде буддизма, но в гриме.

Мы красивым аналогом к слову «душа»

«Информации матрицу» примем.

Закодировав всё, что ты знаешь и знал

В недоступном томографу поле,

После смерти ты сам отсылаешь сигнал

В ноосферу при нашей юдоли.

Ноосфера же матриц ушедших полна,

Их расходуя много ли, мало.

Экономна Природа. Не любит она

Чтоб хоть что без следа исчезало.

Погляди: изначала веков, не со зла

Экономя, в извечной заботе

Разлагает она без остатка тела,

Их используя в круговороте.

Человек рассыпается прахом, но вот,

Словно сдюживший стадию эту,

Он травою и древом зелёным встаёт,

Чтоб снабжать кислородом планету.

Так и люди, я чаю, с косматых времен

Миллион ли годов, или боле

Отдают свои матрицы в общий домен,

Чтоб росло информации поле.

Но энергий Земли переполнен сосуд.

Прочь летят то лучи, то частицы.

С излучением матрицы прочь утекут,

Чтобы где-то опять возродиться.

Напрягись и прочувствуй себя самого:

И в мечтах или снах предрассветных

Ощутишь ты иное совсем существо

Древних рас, или инопланетных.

А не чувствуешь, что же? Ведь все впереди!

Новой можешь довериться вере.

И с опаскою смерти, дружище, не жди.

Места хватит для всех в ноосфере.

Будь рассудком до самой границы здоров,

а потом ожидает сиеста.

В нашей юной Вселенной немало миров

И для душ предостаточно места.

Credo!


Не жди овации из зала

когда, на радость воронью,

ты отыграешь до финала

в земной гастроли роль свою.


Тебе то будет что за дело

Когда придет тебе капут,

зароют ли с почётом тело,

утопят, или же сожгут?


Но каждого незнанье душит

мозги до одури суша:

куда потом уносит души?

Ведь у тебя же есть душа?


Сомненья мучают порою,

и снится может всякий бред.

Но я секрет тебе открою.

Хотя, какой же то секрет?


Душа, во всех её деталях,

как информационный блок

на неких мировых скрижалях

войдет в Великий каталог.


Главсисадмин по сети рая,

добавив пару диаграмм,

её заRARит, отбирая,

и отошлет к другим мирам.


А там Архангелы, возможно,

проверив схожесть амплитуд,

файл распакуют осторожно

и тело для души найдут.


Пусть даже с точностью аптечной

отмерен чьим-то срок перстом…

Жизнь не кончается, конечно,

ни в этом мире и ни в том.

***

С оптимизмом


Нет причины для печали,

с верою смотри вперёд.

Время что-то даст вначале,

после что-то отберёт


Если кой-чего не стало

не волнуйся и не плачь!

Время всё-таки меняла,

не банкир и не палач.


Не пугайся катафалка

Вслед за ночью ждёт рассвет.

Пусть утраченного жалко.

Просто верь, что смерти нет.

Просто верь, что смерти нет.

***

5. Биология

8 миллиардов простейших


Непросто в мире положенье,

И истончён озона слой.

Но нас-то тянет к размноженью

Хоть знает только Бог, на кой.


Как СМИ не нагоняют жути,

Про вирусов смертельный гнёт

Мы, люди, храбрые по сути,

И население растёт.


Давно задымлена планета

И пластиком полна вода.

Но смело мы плюём на это

И размножаемся всегда.


Азартным гонщиком на трассе,

Раздутым мыльным пузырём…

Мы мыслящие? Да, но в массе

мы размножаемся и жрём.


И в самом деле, что бояться?

Наш род отменно плодовит.

Нас восемь миллиардов, братцы!

Мы вирус, хуже, чем КОВИД!

***

Ко дню кинолога


То ли по воле Бога,

Природе ли благодаря,

Они нас любят, как могут.

И, часто бывает, зря.

С достоинством самурая,

ценящего только честь,

За нас иногда умирают.

За тех, какие мы есть.

Кинологи мы убогие.

Но, пусть хоть на этот раз:

Простите нас, четвероногие!

Любите, пожалуйста, нас!

***

Соседка


У моей соседки Нюшки

Умилительные ушки

Шерстка Нюши бархатиста.

Прямо так и просит: «Гладь!»

А глаза как аметисты

А глаза необычайны:

Настороженно-печальны

Как лиманов красных гладь.


А еще соседка Нюша

Как никто умеет слушать.

Все проблемы будто тают

в милых ушках-лопушках.

И внимает, что святая,

Как я Мир привычный хаю,

выворачивая душу,

каясь в мелочных грешках.


Может. в первобытном мраке

Нас заметили собаки,

Неуклюжих и ничтожных,

Самых вредных из зверья,

Слабых к ссорам и раздорам,

Но способным к разговорам.

Потому они, возможно,

Нас берут себе в друзья.

***

Лучше синица в руках…


Не журавль я, синица-озорница.

Только разве мне в чужих руках

будет лучше? Мне же небо снится.

Грежу я о белых облаках.

Я скачу по веткам резвым скоком,

песенкой прохожих веселя.

Но в мечтах взлетаю я высОко

Может, даже выше журавля.

Пусть не мне с пословицей рядиться,

руки тоже могут быть не те.

И не важно кто — журавль, синица.

Главное — мечтать о высоте

***

Карма за нелюбовь к любящим


Когда, закончив счет своих земных часов,

душа навек уйдёт из тела заточенья,

ждет души всех собак созвездье Гончих Псов.

Найдется место там для всех без исключенья.

Другое место есть (о нем я знал всегда):

чтоб карму отбелить лентяев, негодяев

в созвездье том есть Сириус, Собачая звезда.

Там ад для душ людских, — собачьих злых хозяев.

Их будут там терзать предательство и боль

чесотка грязных шкур, истерзанных репьями.

Чтоб ощутили что не ведали дотоль:

тоску о тех друзьях, кто им не стал друзьями.

Когда пройдут века, а может быть года

и подлость навсегда уйдет из душ зловонных

их принесёт сюда, на Землю, и тогда

их воплотит в щенков здесь, на Земле родённых.

***

Длинношеее мистическое


Известны жирафу тайны сакральные,

Вот и глаза его очень печальные.

Движется с грацией он несказаною,

Взляд его сверху скользит над саванною

В общем, в природе нет совершеннее,

чем это мосластое длинношеее.

Слова мои вычурны в чем-то и выспренны,

а чувства к жирафу сердечны и искренни.

И если в природе есть реинкарнация

в жирафа по сметри хочу воплощаться я.

Признайся, Творец: во вселенском вращении

курьёзней уже не найти воплощения.

***

Птички тоже люди


СОВА

Когда луна блестит едва- едва

ее когтям и клюву нет преграды,

и бъет зверье без промаха Сова,

и птицу бъет легко и без пощады.

А утром — что ж, когда — то надо спать?

При свете дня и мышку не обидит.

Не говорите, что Сова слепа.

Она лишь днем немного плохо видит.


ДЯТЕЛ

Громкий стук разносится окрест,

дуб дубеет и дрожит осина:

от вредителей спасая лес

Дятел клювом долбит древесину.

Приглядись, задумайся, учти:

Дятла опыт — это, парень, что-то.

Можно много пользы принести,

если будешь головой работать.


ВОРОНА

На ветках беспорядок от и до,

все вкривь и вкось торчит. Куда как мило!

Воистину, воронее гнездо

Ворона для себя соорудила!

У нас в стране такой бардак везде,

что лишь тихонько сетовать знакомым.

Но мы, как та Ворона на гнезде,

в душе вполне своим довольны домом.


КУКУШКА

Как любит Кукушка своих кукушат!

Покуда птенцы о заботах не просят,

Кукушкины мамы шустрее спешат

родителям лучшим детишек подбросить.

И вывормят птички чужого птенца,

пока их детей из гнзда он швыряет,

все силы ему отдадут до конца.

Природа, увы, слепоту поощряет.




СОРОКА

Ах, колечко! Без изъяна и порока!

Ах, стекляшечка! Милей не видел свет!

Тащит их в гнездо свое Сорока,

потому, что удержаться мочи нет.

Не ругайте, не судите строго!

Жестко обошлась Природа с ней.

Впрочем, у меня знакомых много

для которых блеск всего важней


АИСТ

В соломе стреха*, дед осоку косит

и белый аист стражем над гнездом.

И верю я, что это он приносит

детей и счастье в каждый добрый дом.

И видяться русалки временами

и леший в поле шевелит жнивье.

Ведь сказка тоже проживает с нами

покуда аист бережет ее.


ГОЛУБЬ

Этот факт известен всем на свете:

в дождь и в бурю, летом и зимой

из любого места на планете

голубь возвращается домой.

А ему видней, когда он выше,

что пустяк, а что важней всего:

дом родной — не просто стены с крышей,

в нем частица сердца твоего.


ЖАВАРОНОК

Как рано солнце по утрам встает!

Признаться, по утрам так сладко спится,

что сумасшедшей кажется мне птица,

которая в такую рань поет.

И что в той песне милого находят?

Нам спать мешает этот тарарам!

Но солнце, может, лишь затем и всходит,

чтоб слышать эту песню по утрам!


ОРЕЛ

Царь птиц — он этот титул приобрел

за силу, за размер, за гордый нрав

чтоб похвалить, мы говорим: "Орел!"

он — украшение гербов держав.

И в мыслях и на языке в веках

перо орла, орлиный нос, и глаз

А он парит над нами в облаках

и безразлично какает на нас.


ПЕЛИКАН

Большой мешок на нос его одет.

Тяжелый, будто мраморная глыба,

мешком как сетью ловит он обед,

а на обед у пеликана рыба.

Пусть скажут: "Он не блещет красотой",

Сам пеликан с такими не согласен.

Есть у него на все ответ простой:

"Мой нос полезен, значит он — прекрасен"

***

Крокодил


Никто не любит крокодила.

Спросите у кого угодно, -

Никто не скажет: «Добрый, милый».

Все скажут: «Страшный, злой, голодный».

Как будто он — злодейства гений.

Не понимают, хоть кричи!

Да, он такой: не ест растений,

Но он же лучше саранчи!

Его совсем не ценят звери

В саванне, в джунглях, где угодно.

И только птичка Киви верит,

Что он не злой, а благородный.

Как надоела жизнь такая!

Лежит на солнышке в тоске,

И слезы горькие сбегают

По крокодиловой щеке.

Ах, если б у него спросили:

«Вам одному не скучно ль в иле?»

Слова простые крокодильи

Конечно, всех бы убедили:

«Я жду, когда вас всех увижу.

Совсем не злой, а добрый я.

Но только, плиз, как можно ближе.

Так подходите же, друзья!»

***

О змеях


Любимица всенародная,

В кустиках девясила

Гадюка, змея подколодная,

змеев малых растила.

Тактично и с уважением

Правила им внушала

Учила приёмам душения

И применению жала.


Учила: ползти без шуршания,

И жалить того, кто сильнее,

Под птичьих стай щебетание,

Сзади, и, лучше, — в шею.

Как выбирать глуповатого

Мышонка, и птичку, что свищет,

А после нежно заглатывать

Живую теплую пищу.


Я знаю так же, как многие,

Что некую пользу имеют

Все твари из «Биологии»

И люди и даже змеи.

Но эти повадки змеиные…

Про них я скажу без фальши,

Что жизнь мне по нраву рутинная

От змей я держусь подальше.


По нраву ли, из осторожности,

К ним отвращенье имею.

Гадюку убью (по возможности)

из страха к укусам в шею.

Читаю на сайтах новости

Про Азию, про Европу,

Кого бы ужалить по совести?

Змеюка я по гороскопу.

***

6. Дороги нас выбирают

Когда уходит красавица


Без формы. Как кусочек пластилина,

зажатый меж ладонью и столом,

лежишь — уже не быстрая машина,

хотя и не совсем металлолом.

К тебе судьба добра была с рожденья,

любимица продюсеров и шлюх.

Ты мчалась над дорогой легкой тенью,

стройна как яхта, и вольна, как дух.

Хозяина ухоженная кожа

ласкала кожу нежную руля,

и под колеса, простыней на ложе,

асфальт стелила бережно земля.

Но нить судьбы оборвана жестоко.

И грянул гром, когда затормозил

тебя задев своим мохнатым боком

нахально пьяный запыленный ЗИЛ.

Таков финал: твой труп лежит, заброшен,

как слезы серебрятся обода.

Я глажу Жигуленка: "Мой хороший,

тебя, дружок, не брошу никогда!" …

***

Наблюдая, на, за полетом журавей


В живую душу верю у машины.

И иногда смахну слезу в платок,

когда слежу за клином журавлиным

что тянется куда-то на восток.

В кого еще машина воплотиться,

закончив свой тяжелый путь земной,

как не в такую царственную птицу,

курлычущую в небе надо мной?

Они летят из всех своих силенок,

Меж серых туч, дождей, и ранних гроз.

И среди них, быть может, Жигуленок

которого на свалку я отвез.

Привязанный к земле, немного трушу,

но я и сам хотел бы так уйти.

Счастливого полета вашим душам!

Веселого и легкого пути!

***

Под давлением прогресса


Мы потерпевшие прогресса.

и нам, увы, спасенья нет.

Тиранят нас TV и пресса,

ГАИ, чиновник, интернет.

Романтики как мастодонты,

да где еще найдешь таких?

Мы потеряли горизонты

в объятьях душных городских,

и только вырвавшись на трассу,

и газа в пол вдавив педаль

мы "Люди Х", мы суперраса,

и мчим в серебряную даль.

Что Супермену девяносто?

КолОс* мечтает о большом.

Но даже Бэтмен у блокпоста

вдруг станет сереньким мышо'м.

Амбиций меньше, меньше ростом,

и к "мышке" он ползёт без драм

к своей, в которой девяносто,

не сантиметров, килограмм.

Его затянет в плоть матраса,

и мерно потекут года.

А где-то ждет Героев трасса…

Увы, не всех и не всегда.

Колос — (Пётр Распутин) — персонаж из "Людей Икс"

***

Дороги, которые нас выбирают


Город закончился. От перекрестка

три дороги — вздутые вены.

Пронзают пространство ударом хлестким

скользят сквозь время как легкие тени.


Широкой простыней дорога прямая

разметка, отбойники, съезды, увал.

Ангел в сером мундире, зевая,

мне с мягкой улыбкой проворковал:


Кати себе прямо, ты же не рыжий,

даже не пробуй спорить со мной:

Все решено и предписано свыше

легок и ясен путь земной.


Будешь питаться кашицей манной,

будет любовь, семья и жильё,

даже увидишь дальние страны.

Прямая дорога — счастье твое!


Но я развернулся, проехал по кругу,

И только шептал, прижавшись рулю:

Хочу и дом, и детей и подругу,

но каши манной я не люблю.


Дорога справа красива, баз спору,

Узка, конечно, глубокий кювет.

Дорога справа тянется вгору.

И съездов с нее, сдается мне, нет.


Зато за кюветом березки да травки,

Роса сверкает, что тот берилл.

И ангел в спецовке у бензозаправки

горячо и страстно проговорил:


Простые радости — режим и скука,

покой, как будто при жизни в морг.

Удача — без звука, порывов, муки.

А где же творчество, где восторг?


Конечно же прав ты. Езжай направо!

Взойдешь на трибуну в лавровом венце,

И будут восторг и успех, и слава.

И даже памятник в самом конце.

Но я развернулся и юзом в канаву

Пока выползаю, все бормочу:

Хочу и восторг, и успех, и славу.

Но на трибуну я лезть не хочу.


И я повернул на третью дорогу.

И все молился незнамо кому:

Ведь нужно мне, в сущности, вовсе немного

жить достойно и не одному.


Пусть будут препятствия и заботы

бессонные ночи и крут маршрут,

готов работать до черного пота:

честные деньги за честный труд.


И сам за все быть готов в ответе,

И даже с оружием. Я таков.

Только бы в мусорках не рылись дети

и не унижал никто стариков.


Вот третья дорога зигзагом странным

Ямы, завалы, и камни торчком.

И ангел, курящий марихуану

молча сказал мне: Иди босиком!


Собьешь до крови о камни ноги,

и лужу грязную выпьешь до дна.

Авось доберешься до той дороги

которой ты нужен, как тебе она.


Не то ведь тут рядышком, за этим логом

те две дороги, легкие дни.

Сладко катить по легким дорогам.

Но выбирают нас не они.

***

Марш байкеров


Наконечником копья

Нас спаяли при рожденьи.

Метрономом бытия

наши в такт стучат сердца.

Без соплей и без нытья

мы — романтики движенья.

Мой железный конь и я,

и дорога без конца.

Это кайф –

посильнее алкоголя

Это байк,-

не догоните меня!

Только джайф

Сила духа, страсть и воля,

Остальное все фигня.


Словно молнии стрела

Мы над трассой пролетаем.

Нас дорога позвала

через тьму лететь в рассвет.

Догорает след до тла

лишь тумана дымка тает.

Нет борьбы добра и зла,

Нет вопросов. Есть ответ.

Я лечу.

За спиной как будто крылья.

Не хочу

серых будней на цепи.

Я умчу,

и растаю серой пылью,

Белым волком в голубой степи.

***

Водиламарш


Поет привычную песню мотор.

Нет приключений, — есть сбои в работе.

Лишь пахнет чистой свободой простор

на повороте,

на повороте.

Рука крутить баранку не слаба.

А что еще могу просить у Бога?

Машина мне невеста и судьба.

А дом — весь мир, где ждет меня дорога.


Удача зря не дается, сынки.

Она оплачена кровью и потом.

Не зря висят у дороги венки

за поворотом,

за поворотом.

Я испытал дороги разных стран

и расскажу детишкам, чтобы знали

как утром пахнет мылом автобан

икак заносит снегом на Ямале.


И что плохого в стремленьи простом

свою судьбу разыграть, как по нотам?

А все что будет, случится потом,

за поворотом,

За поворотом.

Я не ропщу — раз это мой удел:

за поворот, в серебрянные дали.

Была б горючка, да мотор гудел,

И только мелочь: чтобы где-то ждали.


И, может быть, не понять почему

сотрет слезинку случайную кто-то

когда уйду в предрассветную тьму

у поворота,

у поворота.

Когда уйду навсегда в предрассветную тьму

у поворота,

у поворота.

***

7. История

На взятие Константинополя 13 апреля 1204 г


Константинополь, стяг воздевший гордо,

раскинул когти загребущих лап

от Африки до северных фиордов,

от Арарата до Восточных Альп.


Кичился славой он, наследник Рима,

украшен златом и в парчу одет.

Казалось: мощь его необорима,

на суше и на море равных нет.


А стены высоки и неприступны.

Сей город был богат и вожделен

но гнил внутри. И сладкий запах трупный

манил и волчьи стаи, и гиен.


Зло сеет зло, лжецу воздастся ложью.

Таков неукоснительный закон.

Константинополь, с попущенья Божья,

был предан, взят, разграблен и сожжен.


Прах Византии смыт дождями в море,

Лишь память невесёлая жива.

Пусть помнит каждый, кто пока в фавóре:

Неотвратимы Божьи жернова.

***

Начало


После сего Моисей и Аарон пришли к фараону и сказали

[ему]: так говорит Господь, Бог Израилев: отпусти народ

Мой, чтоб он совершил Мне праздник в пустыне.

Исх 7, 16 Исх 8, 1, 20


Над Египтом, светлый ликом,

пролетает сокол Ра.

Нил в обилии великом

Черный ил разлил с утра.

Дождь идёт — благая влага

Из сосцов богини Нут.

Боги щедро множат блага,

Лодки гладь речную мнут.

Войско гиксосов разбито

Змей Апофис ввергнут в Ад.

Будет жито, будет сыто,

И народ Та-Кемет рад.


Мать Та-Кемет — центром миру.

Запад — смерть. Земля химер.

А на севере хабиру,

На востоке — злой Шумер.

Много лет Уаджет-око

Видело у стоп твоих

Пришлецов из стран далёких,

Их детей и внуков их.

Есть народец неприятный,

Сродник гиксосов-врагов.

из хабиру, вероятно,

И неведомых богов.

Непоседы-скотоводы,

Мал от них Та-Кемет прок.

Вот от этого народа

И пришел к тебе ходок.


Так, сидящему на троне

Из-за плеч, под немес-плат,

Шепчет евнух фараону

О просителе у врат.


Хек и нехек тянут руки,

Урей давит, словно гнёт

И Рамсес, зевнув от скуки,

Тихо буркнул: «Пусть войдёт!»

В зал вошел чернобородый

Ясноглазый арамей

В белом схенти новой моды

Уас в шуйце, будто змей.

И сказал, не пав на землю,

сделав стоя шаг вперёд:

— Царь! Наш Бог взыскует. Внемли!

Отпусти же мой народ!


-

Название Египта: Та-Кемет — (черная земля)


Боги Ра (Сокол Ра, Око Ра-Уаджет) бог солнца; Нут — небо;

Древнего Египта: Змей Апофис (Апоп) — Хаос, враг Солнца, бог гиксосов;

Уаджит (Урей, не путать с Уаджет) — Богиня-кобра.


Гиксосы: кочевники, название народов, завоевавших часть

Древнего Египта в XVIII–XVI веках до н. э.

С большой вероятностью именно в их правление

потомки Авраама переселились в Египет.


Атрибуты Урей, изображение Богини-кобры, крепящееся

Фараона: на короне Фараона, головном плате или на обруче;

Хек (хека) — короткий жезл с круглым крюком,

символ посоха пастуха;

Нехек — жезл с несколькими подвесками,

символ плети или крестьянского цепа;

Немес — головной платок, спускающийся на плечи,

часто полосатый.


Одежда египтян: схенти — набедренная повязка, а в более поздние времена

юбка достаточно сложной формы.


Уас — посох. Их есть 4 вида. Символ власти.


Хабиру — египетское название кочевников, бедуинов, бродяг,

населявших, по мнению древних, земли Ближнего Востока

северней Египта.


Арамеи — семитские народы, из которых, вероятно, произошло

племя Авраама.

***

Слово аэда


Вера кров мой и грех, а неверие — знамя

Я, провидец-слепец, о бесславных пою.

Треть сильнейших из всех кто стоял между нами

Смерть найдут не в бою. От разрыва сердец.

Семя всходит с трудом, пробиваясь сквозь камень.

Давишь масло, а жмых, — пропитанье твоё.

Степь умрёт подо льдом, Древо высушит пламень.

Треть трусливых живых исклюёт вороньё.

Прозреваю ваш мир сквозь закрытые вежды:

Только страж одноглаз. Лишь смиренье и кнут

Не плодите химер. Не питайте надежды

Дети трети из нас нас навек проклянут.

И над ними Селена не взойдёт молодая.

До седьмого колена им рыдать под ярмом.

Тяжек жребий аэда. Я бессильно рыдаю

И не вижу исхода для ослепших умом.

***

В ожидании Годо

«В ожидании Годо» — пьеса Сэмюэля Беккета.


Империй Рима канул в бездну лет,

Уж сколь его не славили витии.

И пали, Риму Первому вослед

И Рим второй, что звался Византией,


И Третий Рим, под именем Москвы,

и Третий Рейх, так хваставшийся силой.

Ушедшее величие, увы

всего лишь холм над старою могилой.


Империй много было на Земле.

Причудам историческим в угоду

То возвышались светочем во мгле,

То отбирали жизни, честь, свободу.


Причудлив повторения закон.

Разнеженный богатством и успехом

Четвертый Рим, надменный Вашингтон,

Сдал Капитолий гуннам на потеху.


Но зреет где-то лишь пока незрим

На горе нам последний, Пятый Рим.

***

Король Лир с высоты 21 века


Мутная пора средневековья.

Блеск у тронов, дикость, вонь и слизь.

В те века обтачивались кровью

Честь с гордыней, щедрость и корысть.

Шли войска в крестовые походы,

Церковью до грёз возбуждены.

Голод, войны и чумные годы.

Феодалы рвали плоть страны.


Вот возьмём шекспировского Лира.

Точно правда, хоть, по сути, ложь!

Триллер, драма, и еще, — сатира

Для потехи черни и вельмож.

Превративший короля в бродягу,

Чтобы нищим истину постиг,

Круто Вильям закрутил бодягу

Из убийств, предательства, интриг.


С высоты семнадцатого века

Тьму средневековую хуля

Короля, морального калеку,

Унижал он, афоризмов для.

Нынче смотрим мы спокойно драму

На экране, в кайфе полусна.

О поэт (твою Шекспира маму!)

Новые настали врремена.

Все интриги их смешны, ей-богу,

Мир на наш нисколько не похож.

Но они пробили нам дорогу

К интернету, гаджетам и ЗОЖ.

Нам платить за то придется виру

Выше наших слабых сил весьма.

Не познать бы нам, подобно Лиру

истину, что нас сведёт с ума.

***

Накликали!

"Посланцы скорым шагом

Отправились туда

И говорят варягам:

"Придите, господа!

Мы вам отсыплем злата,

Что киевских конфет;

Земля у нас богата,

Порядка в ней лишь нет".

А.К.Толстой


На далнем Свейском юге,

среди шенгенских стран

водились раньше Руги

из Северных Славян.

Строгали лодки-струги,

вникали в суть вещей,

а также, на досуге,

хлебали лаптем щей.

Когда уж — врать не стану,

не знаю точно я,

явились к ним Славяне

Восточные братьЯ.

И говорят дебильно:

мол, братцы, е-мое!

Земля у нас обильна,

но князи — все ворье.

Пусть лучше нас захватит

какой заморский гад:

зарплату князь не платит

четвертый год подряд.

Мы, братья, так и знайте,

давно не ели всласть.

Короче: Жрать давайте,

и забирайте власть.

Сказали Руги: "Братие!

Неужто ж не спасем?

Основы демократии

мы вам преподнесем.

Подкрасьте чуть заплаты,

да сделайте рентген.

А мы вас примем в НАТО,

Европу и Шанген"

А ихний главный — Рюрик,

был вроде даже рад:

"Я, я! Их бин, натюрлих,

ваш самый кровный брат!"

Как много приходило

с тех пор на Русь князьев:

и умных, и дебилов,

и мамок и зятьев.

Богатство про…зевали

народ изведал бед…

Зачем их только звали?

Порядка ж нет как нет!

Не от ума большого.

Но я здесь — не при чем.

Читайте А. Толстого:

он знает что-почем!

***

Философский пароход


Это случилось порою осенней.

Ветер над Балтикой шал.

Малость свихнувшийся Ленина гений

Судьбы России решал.

Чуть революций гроза миновала,

Боли хватало и бед.

Был «Пароход философский» сигналом

Что иномыслие, — вред.

Были плохие, голодные годы

Вдаль уводила стезя.

Плыли к нерусской земле пароходы

Совесть и ум вывозя.

Мудрых, прославленных, честных, бывалых.

Их пролетарская власть

Не расстреляла в чекистских подвалах,

Лишь покуражилась всласть.

Этих услали. Но много осталось.

Ждал их голодный ГУЛАГ.

Век для огромной страны — это малость.

Сотня ученых — пустяк.

И не запомнили Балтики воды

Вздохи как горький миндаль,

Стылой, промозглой осенней погоды

По уплывающим вдаль.

Нынче трясется Земля беспокойно,

В тучах опять небосвод.

Мы, в ожидании ядерной бойни

Вспомним про тот пароход.

Время иное, но тянется повесть.

Пусть и тогда и сейчас

Всем, сохраняющим ум свой и совесть,

Будет не стыдно за нас.

***

Белое золото


Хлопок белый, словно волос альбиноса,

на полях белеет праздничным снежком.

Пахнет хлопковое поле бутифосом,

отвратительным подгнившим чесноком.

Вся республика зачислена в солдаты

и на знамени коробочки пахты.

Не амбиции вождей тут виноваты,

за иное выделяли им посты.


Опустели институты и конторы.

Бают: дезертиров с поля ждет расстрел.

Профессура переходит в пахтакоры,

ну а школьникам, так сам Аллах велел.

Начинаем мы учебный год не в школе,

стелим войлоки на нары на ночлег,

и руками хлопок собираем в поле

до поры, пока его не скроет снег.


Облегчат за то нам школьные программы,

хлопок — он важней чем грамотный народ.

Собирали хлопок бабушки и мамы

И не дай Аллах, так до внучат дойдет.

Руки в черных струпьях, кашель ночью душит,

а в бараке пахнет потом и мочой.

Но раис за хлопок просто вын ет душу,

или, может быть, отделает камчой.


Он не бай, но если будет сбор рекорден,

жизнь потом настанет сладкая, как мёд.

Сам Рашидов на пиджак приколет орден,

и в Ташкент к себе в правительство возьмёт.

Путь известен, если хочешь стать сардаром:

детский труд, приписки, ядохимикат.

Белым золотом пахту зовут не даром.

Стелет золотом шайтан дорогу в ад.

…………………………………..

Бутифос — дефолиант, которым опрыскивали хлопковые поля перед сбором хлопка

Пахта — (узбекск., таджикск.) — хлопок

Пахтакор — хлопкороб

Раис — (арабск. — глава) председатель колхоза

Сардар — (перс) правитель, вождь

8. Шутки, ирония, пародии, сатира

Древнегреческие байки. Сиракузы


ДАМОКЛОВ МЕЧ

Смерть стояла печальной вдовой,

И на ниточке тонкой и кволой

Меч висел над его головой.

Острый, длинный и очень тяжелый.

Страх сжимает сердца и умы,

Гость- сосед отшатнулся, весь синий,

И уже выступали из тьмы

Тени Фурий, а может Эринний.

Но лишь зависть в Дамокла речах,

И завистливо чешет он пузо:

Ведь второго такого меча

Днем с огнем не найдешь в Сиракузах.

***


УЧЕНЫЕ ТОЖЕ ЛЮДИ

Голым вдоль по рынку (Стыд и срам!)

Мчался старец, как Икар на крыльях,

Архимед, сказали греки нам,

"Эврика!" — кричал, — "Закон открыл я!"

Ах, не то кричал ученый, право.

Город слышал, как ругался он:

Эрика! Гетера, б-дь, шалава!

Драхму заплачу! Верни хитон!


***

О сложностях творческого процесса


Познакомлю с простыми вещами

незнакомых еще поэтесс:

Не кормите поэтов борщами.

Борщ поэта убьёт как Дантесс.

Вот борща он наестся от пуза,

на диван упадет, и тогда

переевшая толстая Муза

от него улетит навсегда.

***

Надёжный


Хоть я не секретчик-профессионал,

но лет два десятка тому

великую тайну случайно узнал

и не разболтал никому.

Не видел столь стойких людей белый свет!

Я — гордость детей и отца.

Ужасную тайну, свой страшный секрет,

я буду хранить до конца.


Ее ни за что не открою врагу

секрет пуще жизни храня.

А другу хотел бы — но я не могу,

ведь нету надежней меня.

Вчера приходили громилы ко мне

побили и тыл и фасад,

и даже утюг приложили в спине

сгоревший пол года назад.


И пусть испугался бандитских их рыл,

и очень реальных угроз,

но я свой секрет никому не открыл.

Забыл. Что поделать? Склероз!

***

Фантастика


Когда-то совсем не на нашей Земле

В стране чародеев и фей

Принцесса жила, что прекрасней зари,

Добора весела и скромна

Любила конфеты и торт крем-брюле,

На вертеле жаренных жирных гусей

барашка седло и картошечку фри

И хобот печеный слона.


Любила поесть до отвала с утра,

В обед и на ужин втройне.

И все это было в волшебной стране,

Где очень дешёвая снедь.

Потели на кухне её повара

Питалась и вкусно, и много, зане

Она не толстела. Ах, как бы и мне

Так жрать, и совсем не толстеть!

***

О недобрых снах


Мне приснилось — потерял работу

сердце рвалось, как на мышь терьер.

Успокойся, сердце, что ты, что ты!

Я уже пять лет пенсионер.


А еще приснилось что машину

кто-то мне разбил средь бела дня.

Сердце чуть не проломило спину.

К счастью, нет машины у меня.


Сердце-сердце, ах, скажи на милость

Ты взбесилось? Ну-ка, не дурачь!

Лучше б ты уже совсем не билось.

Только что об этом скажет врач?


Легковерью противостоя

Снам уже почти не верю я

***

Неодолимость


Голод ощущаю я и жажду

к благам всем, что вижу лишь в кино.

Мне бы в Монте-Карло хоть однажды,

на Бугатти въехать в казино,

Встать к рулетке, взбадривая нервы,

Распахнув лопатника шевро,

бросить нА кон пару тысяч евро,

проворчав небрежно: "На зеро!"

И уйти, не ожидая блока,

лишь крупье похлопав по плечу…

О, за что ты, жизнь ко мне жестока?

Почему не дашь, что я хочу?!

Мне бы в джунглях дикой Амазонки

город древних Майя раскопать.

Мне б, как Джеймсу Бонду, с танком гонки…

Мне бы просто хоть с дивана встать.

Но лежу, по-прежнему, в нирване,

Вспухнув шаром, пузо портит стать,

Потому, что лежа на диване

просто замечательно мечтать.

***

Спасём Природу, нашу мать!

Пародия на "Чудовищное дерево" Весса Блюменбаум

"У самой младшей дочки демона

В саду, подаренном отцом,

Росло чудовищное дерево —

Ствол с человеческим лицом…

Упало дерево, и странная

Кроваво-красная смола

Из раны тела деревянного,

Как кровь, на землю потекла."


В саду японском, где возвышенно

ручей поёт богам псалом

росла застенчивая вишенка

с кривым, как ноги гейш, стволом.

Как пальцы веточки изыканны,

цвет лепестков был бледно ал

Красу воспели птички свистами,

и жрец каннУси поливал.

Но мимо шел гайдзин безродный

был "бака", попросту дебил.

Ту вишенку неблагородно

он топором своим срубил.

А где несжатая полОсонька

где ширь полей и рек простор

Стояла вОполе берёзонька

и людям радовала взор.

Но вот по пьяни погуляти

пошел нетрезвый радикал.

Берёзку белу заломати

своим он долгом посчитал.

И всюду так, без исключения,

сплошной творится безобраз,

и всюду губятся растения.

Я, Весса, понимаю Вас.

***

Я памятник себе воздвиг бы, но либидо…

(Пародия на стихи Геннадия Банникова)

«Сопротивляюсь лишь для виду, сдаваться сразу — мове тон,

Литературное либидо мурлычет мартовским котом…»


Стихи не пишут до рассвета. Так зря не мучайся, пиит!

Во-первых, скверная примета, а во-вторых, либидо спит.

Нельзя, пиит, писать и утром! Неподходящая пора.

Ведь кот-либидо Камасутрой прибор свой балует с утра.

Чуть сдвинется земной овоид, пригреет солнца шар, вихраст…

Но днём писать стихи не стоит. Да и либидо-кот не даст.

Когда вечОр сгущает краски, не срок сложиться словесам.

Либидо-кот взыскует ласки. Орёт! Да ты же знаешь сам.


Но есть счастливые минуты в глубокой полночи тиши.

Стихи струятся почему-то, взывая вслух: «Пиит, пиши!»

Твои стихи проймут до дрожи всю поэтическую чадь.

И издадут твой сборник в коже, и в школах станут изучать.

Твой памятник, прекрасный видом, превысит даже «Бурдж-Дубай»*

И промурлычит кот-либидо что ты великий… краснобай.

*«Бурдж-Дубай», или «Бурдж-Халифа» самая высокая в мире башня

***

Пролетая, как фанера над Парижем


О Париж, легендами овеян

Мекка всех поэтов на Земле!

Там Джеймс Джойс гулял с Хемингуэем

Маяковский лапал Триоле.


Пусть поэтов знатных я пожиже.

Но скажу вам, братцы, нафига

Я мечтаю побывать в Париже,

Потоптать там Сены берега,


На Пигаль достигнуть апогея,

Поглядеть на Луврский дворец,

Ощутить себя Хемингуэем,

Ну Высоцким, на худой конец.


Чтоб остаток дней своих, беcстыже

Гладя юной девушки задок,

Заявлять: «Бывал я в том Париже!

Скушный, пошлый, право, городок»

***

Кровавая любовная драма


Ты помнишь, милая, как в колдовском июне

Мы от любви как будто в облаках брели.

Нас пробудить от сладких грёз старался втуне

Жестокий мир и силы темные Земли.

Блистала зеркалом Днепровская водица

И ветер в соснах пел как тысяча альтОв,

А нам хотелось одного — уединиться

Чтоб на двоих лишь разделить свою любовь.


Наш ялик Днепр нёс в чуть мутных нежных лапах

Нагретый воздух был и ласков и упруг

Песчаный пляж, сосновый бор, смолистый запах…

И сотни праздных разогретых тел вокруг.

И так их вид и гулкий говор был несносен

Так нестерпим и так навязчив, как зевок,

Что из-под сени разогретых солнцем сосен

Мы переплыли на ближайший островок


Там оказались словно в чудном царстве сонном,

Мир перекрученных теней окутал нас.

Ты стала Пятницей. Я — юным Робинзоном,

И никаких вокруг завидующих глаз.

И там зелёной ряской заросли протоки,

Тенист и плотен был кустарника покров.

Но в камышах роился миллион жестоких

Необычайно кровожадных комаров.


И там случилось то, что было неизбежно:

Как зря мы близость отлагали до поры!

Хотел любить тебя неистово и нежно,

Но мне всю попу искусали комары.

Пусть не любовь, должна же быть хотя бы жалость!

Ушел настрой и жизнь моя пошла на слом.

Ведь надо мною так жестоко ты смеялась,

Когда я сесть не мог и стоя грёб веслом.


И, пусть страдаете вы от любовной жажды,

Не поленитесь записать в свою тетрадь:

Не обнажайтесь, не проверив, даже дважды,

Что Вас никто не ждет, чтоб попу искусать.

***

Ономастика

(от др. греч. "давать имена")


Сложились так и времени течения

и мудрость предков, знавших то давно:

Есть у имен сакральные значения.

Нам их узнать (увы) не суждено.

Лишь может там, уже за смерти пОлогом,

узнаем про себя зачем и как:

Адам: Я был бы счастлив архелогом!

Зачем пошел в юристы, как дурак?


Жила б счастливо Валя мэра замом,

счастливой мамой стала б Фирюза…

Но все наоборот, и обе дамы

исплакали до старости глаза.

Пришлют любовь от милого в конверте,

представится при встрече новый друг…

Вы именам, пожалуйста, не верьте,

дабы ошибки не оплакать вдруг.


Как сына назовёшь, чтоб стал героем?

Как счастье дать внучонку своему?

Пиши мне, друг! Я всё тебе открою

Ну, и почти недорого возьму.

Все тайны сочетанья смыслов, звуков…

И как скажу, так их и назови.

Нет! У меня нет ни детей ни внуков,

Я ж шарю в именах, но не в любви.


Уж я бы муж был любящий, отменный

и преданный без всякого вранья

для женщин всех имен во всей Вселенной,

лишь почему-то им не нравлюсь я.

Лицом и телом я не хуже многих,

но только назовусь — у них рефлекс:

чуть скривят рот, и сразу — дай бог ноги.

И — да, зовут меня совсем неплохо: Секс

***

Поклонникам благостной старины


Инстинкт могутный, дикий, древний,

что в генах зрел за прядью прядь,

вернёт нас всех в свои деревни,

где б мы могли в грязи стоять.

Под стон и ржанье спозаранку

еще с вчера похмельных рях,

как Ромуальдыч ять портянку,

чтоб заколдобилось внутрях.

Внимать дедам и девкам красным

когда страдается страда

и осознать себя причастным

к посконной правде завсегда.

***

Эпитафия другу


Прощай, диван, мой корефан,

соратник в кутеже.

У нас с тобою был роман

Он кончился уже.

Пивко ты пил со мной не раз

Всегда был скромен, тих.

Здесь столько дам имело нас,

как мы имели их.

Была спина твоя мягка

Но вот уж пару зим

вконец замызганы бока

и скрип невыносим.

Приедет мебели божок

хитер и грубоват

и увезет тебя, дружок,

в ваш рай, а, может, в ад.

Твой сменщик молод и силен,

иного образца.

И мне, дай Бог, послужит он

до моего конца.

Я вспомню о твоей судьбе

как буду помирать.

А эпитафией тебе

сей стих в мою тетрадь.

***

Электричество!

Предупреждающие таблички


Брат, не лезь в щиток рукой!

Трахнет — а тебе на кой?

***

Там не сахар и не мёд.

Не влезай на столб, в…убьёт!

***

Эта линия под током!

Тронешь — стукнет ненароком.

***

Как на шлюху без резины

не влезай без бот на шины!

***

Проверяй свой инструмент!

Пробьет — и станешь импотент.

***

Чтобы жизни сохранить остаток,

Чтоб не хоронил тебя завод,

без диэлектрических перчаток

не вскрывай, дружок, шинопровОд.

***

Не лезь в неотключённый распредбокс

чтоб твой конец не превратился в кокс.

***

Платон мне друг, но…


Пусть это истина давно,

но повторюсь для пользы дела:

Платон, конечно, друг мне, но

своя рубашка ближе к телу.

Пусть мудрость многая без толку,

но я врубился как-то вдруг:

чем дальше в лес, чем толще волки,

тем более Платон мне друг.

Нет, я не чувствую вины,

хоть десять раз криви ты рожу:

Пусть мы с Платоном дружбаны,

но истина в вине — дороже!

Есть в Древней Греции закон:

все допустимо дружбы ради.

Но есть пределы, друг Платон!

Так не пристраивайся сзади!

Хоть отдавать мне недосуг

все, что одалживал когда-то,

но если ты, Платон, мне друг,

займи сто баксов до зарплаты!

Друга выбирал я не спеша

С другом на двоих одна душа

И за сотню (даже голых) истин

я не сдам Платона-кореша!

***

9. О детях и для детей

Колыбельная галчонку


Золотой луны кружок

за окном у нас кружится,

и летит ночная птица

за жуками на лужок,

Спи, галченок, спи, дружок!

Почему тебе не спится?

С тополей летит снежок

на траву поспать ложиться.

Спи и ты, дружок!


А вдали простор морей

каравеллы, бригантины.

Взапуски плывут дельфины,

кто смешней и кто быстрей?

И в тельняшках полосатых,

над волною голубой

очень добрые пираты

в вальсе кружатся с тобой.

Там заснул прибой.


Сон слетает с облаков

мягкий, сладкий, добрый очень.

Звезды — глазки теплой ночи

светят сотней светлячков.

Там, где воздух нежно звонок,

колокольчиком звеня,

ждет, когда заснет галчонок

сказка завтрашнего дня.

Спи, звезда моя!

***

Сказка про ворона


1

Причины не могу понять я,

Но с давних пор твердит народ:

Всегда сбываются проклятья

На царский насланные род.

Я расскажу вам, как умею,

Не хвастаясь заране зря,

Про Ваню, сына Еремея,

Давно забытого царя.

Царь с детства рос в любви и холе,

да был охоч на озорство.

Спалил крестьянке как-то поле,

за что та прокляла его.

Лишь позже, в тяжкую годину

царь вспомнил: крикнула ему

"Заплачешь о потере сына,

как я по полю моему!"


И царь судьбы подвластен знакам.

А всё ль исполниться? Как знать…

Но хватит присказки, однако.

Пора и сказку начинать.


2

Закрывшись от прислуги в спальной

в своем золоченом дворце,

царь Еремей сидел печально

с унылой миной на лице.

А у дверей, держа пищали,

при бородах и при усах

но с тем же образом печали

стрельцы стояли на часах.

Который день царю не спится,

со стражей стал он крут и груб:

уж третья тянется седмица,-

болит несносно царский зуб.

Объявлено в газетах местных,

но не помог никто, увы!

Десяток лекарей известных

уже лишились головы.

И вдруг приходит, как из сказки

старик с котомкой за спиной,

в медвежьей шкуре с опояской,

и с бородой в сажень длиной.

Застыли стольники в оскале,

да, излучая благодать,

его в палаты пропускали

(зачаровал их дед, видать)

Проходит молча мимо стражи,

стрельцы воротят прочь носы

молчат постельничьи, и даже

попрятались под лавки псы.

Сев перед ложем на тряпицу,

дед, бородищу теребя,

ворчит: "А сможешь расплатиться

коль от болей спасу тебя?

Учти, "полцарства" мне не надо,

но побожишься наперед:

В котомке унесу награду.

Божись, и боль тотчас уйдет!"

И Еремей божится сразу:

"Да хоть венец с меня сними,

бери все злато, все алмазы,

но боль проклятую уйми!"

А вот лекарством или чудом

колдун царя от боли спас,

секрета раскрывать не буду.

Да и не знаю в этот раз.

Вот возглашает царь прилюдно:

мол, царским словом и божбой

что пожелает лекарь чудный,

в котомке унесет с собой.

Тут настежь двери все открыты,

в палаты двинулся старик.

Чу — конь у ставен бьет копытом,

а по дворцу несется крик.

Бегут стрельцы к царю в покои,

дворяне по полу ползут.

Царь удивился: "Что такое?

да что за ценность взял он, плут?"

А доложили — царь со стоном

все бармы на себе порвал,

у аналоя бил поклоны

и все к Всевышнему взывал.

Шептал сквозь слезы он негромко:

"Как обманул, смердящий пес!

Старик царевича в котомке,

как кошку, из дворца унес!"


3

Пусть царь в кручине слезы точит,

А мы — вослед за колдуном.

Вот скачет он под кровом ночи

вдоль деревень, объятых сном.

Луна пятном блестит немытым,

а ветер ели гнёт, сердит.

Вот высек искры конь копытом,

и вот по воздуху летит.

А лес качается скрипуче,

И от людей скрывает мгла

как выше сосен, ниже тучи

Колдун несется, что стрела.

Он рад, колдун, своей удаче,

И по душе ему полет.

Царевич в сумке тихо плачет,

Колдун же весело поет:


ПЕСНЯ КОЛДУНА

Отберу судьбу-удачу,

обману, оболгу.

В черных тучах месяц спрячу

и в арбу запрягу.

Под копыта ночь течет

и огонь в груди печет.

Звезды, тучи да луна -

вот друзья колдуна.

Слава, почести, богатство

колдуну ни к чему.

Тайной властью наслаждаться

черный дух велит ему.

Черный лес впереди,

а огонь жжет в груди.

Черный бор, тишина -

вот жильё колдуна.

За минуты тайной власти

я плачу огнем в груди.

Мне покоя нет и счастья,

и никто добра не жди!

Под седлом черный конь,

а в душе горит огонь.

Пламя, ад, Сатана-

вот семья колдуна.

Я людишек в жаб зеленых

превращу, не снесу.

Только совы да вороны

будут в черном жить лесу.

Ночь со мной говорит

и огонь в душе горит.

Ни покоя, ни сна -

вот судьба колдуна.


4

Дни за неделями послушно

Летят, как листья на ветру.

Десятый год уже Ванюша

Живет в избе, в сыром бору.

Сперва малец рыдал с испугу,

кричал средь ночи и средь дня,

но пообвык, и кличет другом

теперь волшебного коня.

А конь-летун мечтал о воле,

ведь он свободным был рожден,

Но колдовством недобрым в поле

смирен и к службе принуждён.

Конь мудрым был и знал немало,

полезным обучал вещам.

К нему-то паренёк, бывало,

Сбегал поплакать по ночам.

И слышал шепот свод конюший,

под мерный зуд ночной мошки,

как вспоминали конь с Ванюшей

былые славные деньки.


Деревья сонно шепчут что-то,

Над ними полная луна,

Тяжка Ванюшина работа:

Он ученик у колдуна.

В избе стоит котел огромный

И в том котле кипит вода.

Огонь и днем и ночью темной

не затухает никогда.

Огонь гудит, вода играет,

да на полу лежит зола.

Царевич хворост собирает

и носит воду для котла.

Уже он в травах разумеет,

лес для него почти как дом,

хотя при колдуне-злодее

не смеет хвастать колдовством.


Чуть ночью соловьи засвищут,

из чащи вылетит сова.

Колдун с Ванюшей место ищут

где пьет росу разрыв-трава.

А утром вновь ведро без ручек,

и вновь за хворостом бежать.

И вновь старик: "Иди-ка, внучек,

пора учебу продолжать.

Почувствуй, будто очень злишься,

Скажи "Я — Воррон" десять раз

И непременно превратишься

Ты в птицу ворона тотчас"

И вновь работа да ученье,

уборка, хворост да вода.

И вновь колдун, под настроенье:

бормочет: "Ваня, подь сюда!

Ты палку видишь?" "Вижу, деда!"

"Ну, так пожуй вон тот цветок,

и этой палкой до обеда

маши, что силы, на восток.

А после палкой у колодца

напишешь "Дождь" пять раз подряд,

и дождь такой тотчас прольется,

что будешь сам ему не рад"

А то смеется: "Хочешь меду?

Вон, за избой колода тут.

Шепчи "мед, мед" и дуй в колоду.

И пчелы меду принесут"

Хоть впрок царевичу наука,

не любит Ваня колдуна.

А тот зовет парнишку внуком:

Уж очень кровь ему нужна.

Колдун сто лет такую ловит,

в ней сила тайная жива.

Всяк день три капли царской крови

нужны ему для ведовства.

Вот кличет Ваню басовито

старик в избу, а средь избы

валун из черного гранита

лежит для черной ворожбы


Дед надрезает Ване руку,

кровь капает под детский стон,

Колдун же выгоняет внука:

Заклятье в тайне держит он.


Но тонкий слух определенно

слов тайных ловит звук порой:

колдун бормочет исступленно:

"Открой грядущее, открой!"

Над бором ветры злые дуют

и филин ухает вдали.

Ванюша по отцу тоскует,

по доброте родной земли.


5

За полночь ветер в ставни рвался,

В углу избы храпел старик.

Ванюша к валуну прокрался

и ножиком по пальцу — чик!

Валун как будто закачался.

Сквозь храп и дикий ветра вой

Ванюшин голосок раздался

"Открой грядущее, открой!"

И голос грубый и суровый

звучит: "Свободным сможешь стать

как только вымолвишь три слова:

"Освобожден навеки тать"

Но шума было слишком много…

Колдун со сна хватает нож

Он на валун глядит с тревогой.

Орёт: "Ты кто? Ты, Ванька, гад! Ты что ж?

Да как ты смел его касаться?

Ты, от горшка едва-едва…

Ты что, надумал состязаться

Со мной в науке колдовства?"

Напуган до смерти Ванюша

Он сам не знает, что творит

Чтоб только колдуна не слушать

Три чудных слова говорит.

Колдун к царевичу рванулся

(а Ваня наш стоял столбом)

да в бороде своей запнулся

и грохнулся об камень лбом.

Раздался треск, упало тело

вскипела в очаге зола.

И словно птица отлетела:

Колдун освобождён от зла.

Поплакал Ваня, но немного.

И, схоронивши колдуна,

уже собрался в путь-дорогу:

Там ждет родная сторона.

Но есть еще одна забота,

От страху не забыл едва:

Волшебный конь среди болота

Прикован силой колдовства.

Творит царевич заклинанье

(подслушал как-то, был досуг)

и конь стрелой летит над Ваней

крича: «Прощай! Спасибо, друг!»

А ты куда?»

«Во чисто поле!

Мечтаю в поле я поспать»

«Прощай же, Быстрый! Легкой доли!

Освобожден навеки тать!»

«А ты, Ванюша, если будет

Нужда какая, иль беда -

Зови! Тебя найду я всюду!

Прощай, быть может, навсегда!»

Конь скрылся за лесным покровом.

Царевич дверь подпёр бревном

и попрощался добрым словом:

Спи, дед, спокойным, мирным сном!


6

Вот зубы сжав, Ванюша злится,

творит заклятие потом,

и он уже как ворон мчится

на запад, где родимый дом.


ПЕСНЯ ВОРОНА:

Будто озеро без края

Голубой простор небес

Ветер крылья мне ласкает

И звенит волшебный лес.

ЛеКАРКАРство от кручины

И бальзам душе больной

Лучше нету КАРКАРтины,

Чем дорога в дом родной.

Я свободней всех отныне,

Мне и небо по плечу,

Над тропинками лесными

Черной молнией лечу.

КАРКАРманов мне не надо:

Нет монеты ни одной,

Да дороже всяких кладов

Мне дорога в дом родной.


Скалы будто КАРКАРалы

Что собрались отдохнуть,

Горизонт полоской алой

Отмечает дальний путь.

Что мне троны, КАРКАРоны?

Все мое всегда со мной!

Ждет отец в годах преклонных

У порога в дом родной.

Над рекой, над горным склоном

Не оставлю в небе след.

Ни границ ни КАРКАРдонов,

И препятствий тоже нет.

То, что было — не вернется.

Но судьбы я жду иной

Жизнь по-новому начнется

У порога в дом родной!

7

Вот лес кончается, и что же?

Ванюша на чужой земле.

Вдали, на облако похожий,

огромный замок на скале.

И что за странные картины?

Невольно закрадется страх:

ни земледельца, ни скотины

на кем-то вспаханных парах.

Ручьи прорезали овраги,

вороны на поле пустом

и черные трепещут флаги

на башне замка над мостом.

К земле Ванюша прикоснулся,

крылом смахнул вороний след,

и человеком обернулся:

парнишке лишь шестнадцать лет.

На поясе рога коровьи,

В них зелья, порох и вода.

Бродячих лекарей сословье

Такие носят иногда.

Вот мост, раскрытые ворота,

двор, штукатурные леса.

И мрачной тенью черный кто-то

стоит у башни на часах.

Огромный рыцарь в черных латах,

с лицом, белеющим как мел.

И голос громовым раскатом

из-под забрала загремел:


"Беги, пока не поздно, к лесу!

Не трать ни силы, ни слова.

Ведь если не спасешь принцессу,

расплатой будет голова!"

Страшны слова, и голос страшен,

но что б тот рыцарь не сказал,

по лестнице одной из башен

царевич входит в главный зал.

А в зале свечи светят слабо,

на троне, в золоте литом,

сидит старик, с лицом как жаба,

и с искривленным скорбно ртом.

— А, юный лекарь! Мы Вам рады!

Пришел за золотом, поди?!

Хворь одолеешь-ждет награда!

Но коль не справишься, гляди,

без головы домой вернешься.

Мы в обещаниях тверды.

Так как, боишься, иль берешься

спасти принцессу от беды?

Мы нынче уж не так богаты,

крестьяне в страхе прочь бегут,

поля не сеяны, не жаты,

но золота достанет тут!

Уж приходили… За полгода

бывали разные врачи…

Голов вон — целая подвода!

Ну что, герой? Иди, лечи!"

И вот по темным коридорам

ведет царевича солдат.

Гремят тяжелые запоры,

и стражи с пиками стоят.

Под стражей мрачного солдата

и пары злых огромных псов

свели в принцессины палаты

и сзади заперли засов.


8

Широкий зал, и в нем, на ложе

принцесса в язвах… жуткий вид!

Коростой вся покрыта кожа

И (да простится мне!) смердит!

Но вот глаза ее открылись,

И взгляд, — как молнии удар.

В нем боль, величие и милость,

И ум, и страсти к жизни жар.

Она сказала: «Лекарь новый!

Да что ж неймется все отцу!

Тебя, такого молодого,

Казнят как прочих, на плацу!

Пусть век жесток, и лад старинный

Плохих врачей велит карать,

Твоей безвременной кончины

Я не хочу причиной стать.

Тебя, красавчика, наверно,

Полюбит кто когда-нибудь…

Ведь кончить жизнь на плахе — скверно!

Я знаю к бегству верный путь


Вот перстень с крупным изумрудом,

а вот раскрытое окно.

Хоть высоко, но может, чудом,

Тебе спасенье суждено.

И совестью себя не мучай.

Беги, малец, беги скорей!

А мой не поддаётся случай

искусству лучших лекарей».

Но Ваня, быстро встав со стула,

Кладет ладонь на влажный лоб,

и шепчет: «Спи!» Она уснула.

Лекарства есть от всех хвороб!

Тут язвы гнойные, и что же?

А вкруг как будто бы нагар.

Полгода… Слышал он. Похоже:

проказа, Палестины дар.

И вспомнил сразу голос строгий:

Старик, как будто бы живой,

ворчал: "проказу ты не трогай

ее лечить плывун-травой!

А та трава, когда сгорает,

на год лишает колдовства"

Ванюша с легкостью вздыхает:

«Да Бог с ним! Где растет трава?»

Опять старик «Да кто ж не знает?

От дома прямо на восток

она под дубом вырастает,

когда бледнеет ночь чуток.

Окропишь кровью место это

и жди до самой до зари

Но не дожить там до рассвета,

Там нежить страшная царит.


Злых упырей летает стая,

На кровь слетятся все тотчас.

Дожить, — задачка непростая!

Трава та, Ваня, не про нас!"

Поляну ту царевич знает.

Но как осилить упырей?

Уже плотнеет тьма ночная.

Траву достать бы поскорей,

И в замок возвратится снова,

разжечь огонь, сказать слова…

И будет девушка здорова,

когда сгорит плывун-трава.

Повеял бриз с вершины горной,

ночь на дворе уже темна

и вылетает ворон черный

из приоткрытого окна.

9

Да, ворон птица не ночная

и ночью не видны пути

но наш Ванюша точно знает,

где сможет ту траву найти.

И он по тропам осторожно

крадется тихо, словно тать.

Ведь кровь пролить лишь в полночь можно,

и лишь потом траву собрать.

А время есть еще покуда,

В избу, где жил, зашел он вновь,

И ожидая снова чуда

свою на камень пролил кровь.

Тяжелый камень содрогнулся,

Раздался голос, будто гром:

«Еще и спящий не проснулся,

и дуб не пал под топором!

Не верь владык посулам милым.

Знай, кто друзья, а кто враги.

Любовь сильнее всякой силы,

не от неё, а с ней беги!"


Не все понятно. Ну и ладно

Ведь Ваня молод, полон сил.

Ждет где-то нечисть кровожадна?

Вот он уже топор схватил.

«Зеленый дуб с поляной рядом.

И он под топором падет.

Пот — упырям противней яда.

Пот запах крови отшибет»

Луна пробила сумрак ночи,

А над поляной стук и гром.

Во тьме горят упырьи очи,

Ванюша машет топором.

Лишь солнца зайчик в пляс пустился,

Коснувшись лапкой Вани губ,

Как с треском наземь повалился

Сорокалетний крепкий дуб.


10

Сказав десяток слов заветных,

Наш ворон, догадались вы,

Летит назад в лучах рассветных,

А в клюве сжат пучок травы.

Вот он кладет траву на блюдо,

Кольнула сердце вдруг тоска

И мысль: «А вдруг не выйдет чуда?

И с угольком дрожит рука.

"Бежать домой, поддавшись страху,

увидеть старого отца…

Нет, лучше голову на плаху,

чем так, с опаской, ждать конца!»

От мыслей черных отмахнулся,

«Да не случится ничего!»

Траву поджег, и улыбнулся:

Прощай надолго, волшебство!

А дым опал, туманя стены

и слезы брызнули из глаз:

Принцесса, будто бы из пены,

здоровой с ложа поднялась.

И он, сказать по правде, братцы,

Стоял как пень, как жбан пустой.

Не мог никак налюбоваться

Ее щемящей красотой.

И сердце билось словно птица,

Как щепка на волнах в прибой.

В 16 лет легко влюбиться

В красу, спасенную тобой!

А что принцесса? Ей влюбиться

Природой велено как раз:

Легко влюбляются девицы

В того, кто их от смерти спас!

И в каждом все им было мило,

но это ясно и ежу!

А что еще меж ними было,

Про то я вам не расскажу.


11

Вот Ваня в дверь стучит ногою.

Нетерпелив: любовь не ждет!

Парнишку в царские покои

Слегка ворча солдат ведет.

«Послушай, царь, всего два слова!

Леченье кончил я сейчас.

Царь, дочь твоя уже здорова.

Ее я от проказы спас!

Но мне она пришлась по нраву.

Жениться я на ней хочу!

Мой род высокий! Мне по праву

Носить пурпурную парчу,

И быть наследником короны,

Хоть я пока тряпье ношу.

Отдай же мне принцессу в жены.

Другой награды не прошу!»


В улыбке жабий рот расплылся:

Какая честь! Безмерно рад!

Не зря я целый день молился!

Мне зять-колдун не зять, а клад!

Мне доложили, ты умеешь

В Зверей людишек превращать.

Ох, старость ты мою согреешь

и сможешь царство защищать.

Я так, по-родственному, вправе

Тебя просить мне чуть помочь?

Соседний царь на юге правит.

За ним моя старшая дочь.

А на границе, там, где скалы

Теснят проезжие пути,

Дракон явился небывалый.

И ни проехать, ни пройти.

Две роты с офицером в латах

Отправил я уже на бой.

Вернулись только два солдата,

да латы принесли с собой.

Так вот, зятек, тебе заданье:

Мне южный путь открой скорей!

Дракон ужасное созданье,

так ведь и ты не брадобрей!


Я дам солдат. Ты их сумеешь

В зверей ужасных превратить.

Вот так дракона одолеешь.

Короче, мне ль тебя учить?

Вернешься с головой дракона,

А там и свадьбы скорой жди,

Чтоб было чинно и законно!

Ну все!Иди уже! Иди!


12

Ванюша мчит в карете красной,

солдатской сотней окружен,

и сожалеет не напрасно,

что силы колдовства лишен.

Но там, где скалы у дороги,

и вел в расщелину подъем,

солдаты, поворчав немного,

сказали: «Дальше не пойдем!

Хоть превратишь нас в носорогов,

или еще в каких зверей –

Дракону в пасть ведет дорога,

Сам и иди по ней скорей!»

Ванюша — сам. Он храбрый малый.

Солдат оставив вдалеке

Вот он уже ползет по скалам.

Без лат, без сабли. Налегке.

И видит жуткую картину:

Дракон, огромный словно дом,

В глуби пещеры жрет конину,

И, вроде с всадником притом.

А что за зелень там, у входа?

Он чуть не закричал сперва!

Пучки качаются под сводом:

Ведь то цикута, яд-трава!

Чуть не затанцевал в веселье:

хороший план составил он.

Траву сварить — и будет зелье,

Что даст дракону вечный сон.

Улучшил юноша минуту

Когда дракон у речки пил,

набрал от всей души цикуту,

и в котелке её сварил.

Прошло, пожалуй, больше часа

а может и от двух до трёх.

Сожрав отравленное мясо,

дракон, помучавшись, издох.

Башку отрезать вот ведь тема,

Какой не всякий был бы рад.

Но то не Ванина проблема.

Он звать пошел своих солдат.

«Дракон, солдаты, помер малость!

Кирдык пришел бунтовщику.

Вам нынче только и осталось

срубить драконову башку».

Солдатам объяснил резонно,

Чтоб те не стали бунтовать,

что зельем отравил дракона,

и что не может колдовать.


13

Застыли слуги изумленно,

когда, почти задев за свод,

карета с головой дракона

проехала сквозь створ ворот.

Царь поглядел, доклад послушал,

Поправил на плече галун

И проворчал: «Ты все нарушил.

Ну, не колдун, так не колдун»

Потом кивнул, усы разгладил,

Окинул взглядом тронный зал,

И, ласково на Ваню глядя.

Качая головой сказал:

«Нам дорого даются дети.

Но так оно заведено:

Несправедливости на свете,

Увы, увы, — полным-полно.

Ты умный парень, добрый малый

Награда будет, без брехни.

Но позже. Нынче же, пожалуй,

пока в темнице отдохни.

Ты видишь, я седой до срока.

Судьбою все предрешено.

И род твой, может быть, высокий,

Но дочь просватана давно.

Сосед наш, царь весьма богатый,

И царство славное у них,

Сынка просватал мне когда-то.

Моей принцессе был жених.

Уж ты прости, но правда власти

Иная, чем других людей.

Нам не дано мечтать о счастье,

Ведь благо царства нам важней!

Прости, но нам опасна смута.

Тебе я не желаю зла!

Но разболтаешь вдруг кому-то

Что дочь моя больна была?!

Такого не должно случиться!

Хоть я иду на то, скорбя:

До внуков посиди в темнице,

А там и выпущу тебя!

И золота насыплю груду,

И слуг пошлю тебе служить.

И даже, веришь? — Счастлив буду

Коль здесь останешься пожить.

Бодрись! Недолго так продлиться!

Ты после сам же будешь рад.

Эй, стража, мальчика в темницу!

Да в самый дальний каземат!»


14

Тюрьма. Сей образ тошнотворный

Смущает мудрые умы.

Не зря народ твердит упорно:

«Не зарекайся от тюрьмы!»

Ученый, вор или завсклада

Виновный в чем-то или нет,

Фортуна обернется задом -

И ты — в тюрьме на много лет.

Но жизнь течет — чего же проще!

Не важно, сколько долгих дней,

В тюрьме — не на печи у тещи,

Но сильный выживет и в ней!

Его ведут, токая в шею,

И стражей смех летит вослед.

Уже Ванюша сожалеет,

Но в сожаленьи толку нет.

Кричит за стенкой хрипло ворон,

да тень решетки на полу.

Увы, ему еще не скоро

Плясать на свадебном балу.

А солнце полчаса в окошке

И жажда ночью волком выть

И в лес родной, хоть на немножко.

И вонь (а как же ей не быть?)

И будут до смерти знакомы

Солома, дверь, окно, скамья.

Тюрьма надолго станет домом

А крысы станут как семья.

А мы, терпение имея,

Оставим время течь пока,

И навестим-ка Еремея,

Царя, что потерял сынка.


15

А впрочем, что же с ним случится?

Ну постарел, но не зачах,

Да волос будто серебрится,

И будто дым стоит в очах.

С потерей сына не озлился,

Но стал умнее и добрей.

Народ почти в него влюбился

И звал «Отец наш Еремей».


16

Оставим же его в палатах

И вновь к герою на часок.

У Вани в полночь, в казематах,

раздался тихий голосок:

«Заснули стражи, все в покое.

Любимый, ты изобрети.

как силой, хитростью какою,

тебя отсюда мне спасти?»

И Ваня улыбнулся тихо:

Расстался он не зря с конем!

Проснётся спящий. Минет лихо!

То предсказание о нем!

«Принцесса, если в поле чистом

ты трижды посвистишь в ладонь

да крикнешь: «Появись, мой Быстрый!»

к тебе слетит волшебный конь.

Как с человеком с ним обсудишь,

Как отвести мою беду.

Раз ты меня, как прежде, любишь,

То я надеюсь, верю, жду.


17

Три ночи с той поры минуло,

И за царевичем пришли.

Его, под крепким караулом

Во двор дворцовый повели.

А там знакомый облик снова –

(как эту радость перенесть?!)

на троне золота литого

любимый жабьелицый тесть.

«Ну что, сынок, снести не в силах

цвет неба ярко- голубой?

Меня принцесса упросила.

Проститься нужно ей с тобой.

Я обещал. Совсем не врун я

Меня в молитвах помяни!

Принцесса — вот она, шалунья.

Прощайтесь! Только без возни!

Принцесса к Ване подбежала,

(в глазах блестит огонь любви)

И, взгляд потупив прошептала:

«Конь здесь уже. Момент лови!»

И конь слетает словно птица,

Царь на солдат своих орет,

А Ваня на коня садится,

Принцессу на руки берет,

И полетели. Пар клубился,

И был победным ветра вой

А рваный плащ как вымпел вился.

Теперь действительно домой.


18

Не опишу (не хватит места

И не владею так пером)

Когда царевич и невеста

Предстали вдруг перед царем.

А Еремей? Ясна картина.

Чуть не удар его постиг:

Взамен украденного сына

Двоих детей обрел он вмиг.

И были счастливы все трое.

И счастлив Еремей втройне.

Какую свадьбу им устроил!

Сказать и в сказке трудно мне!

И всем гостям плясал на диво

Сам царь счастливый Еремей.

Мой прадед пил и мед, и пиво

На этой свадьбе средь гостей.

А после зажили счастливо

Ванюша с суженой своей,

И жили долго и красиво,

В любви у внуков и детей.


19

Но слух в народе шел, упорен

(Иван уж схоронил отца),

Что часто вился черный ворон

Над крышей царского дворца

И весь народ поверил свято

(народ не будет верить зря)

Что вороны и воронята –

Родня их славного царя.

Бежал из царства люд полночный

И говорили люди встарь:

«Всё видит ворон. Красть невмочно.

Узнает ненароком царь!»

Но нынче кто об этом знает?

Наш мир на старый не похож.

Такое в сказке лишь бывает,

А сказка, как известно, ложь!

***

Укоры совести


Туча серая, мохнатая,

надо мной висит с утра,

как мартас, набитый ватою,

мною порванный вчера

***

Зря родители сердились.

Тихо я играл мячем.

Мамины духи разлились

сами. Я здесь ни при чем.

***

Клякса будто синий глаз,

взгляд со стенки задней.

Стала комната сейчас

ярче и нарядней.

На унылые обои

я пролил чернила.

Что ж родителям обоим

в комнате не мило?

***

На асфальте листья в крапинах

им слетать пора пришла.

И большая чашка папина

так слетела со стола.

***

Солнце в речку опускается,

двор под вечер опустел.

Почему же получается

все не так, как я хотел?

А когда укоры совести

тяжело смотреть на свет.

И печальней этой повести

ничего на свете нет.

***

Медвежонок


В комнате моей стоят на полке

Ровным строем выстроившись в ряд

Три дикообразные иголки,

двадцать пять пластмассовых солдат,


два пера — фазана и павлина,

в ярких красках русских сказок том.

И, конечно, мой дружок старинный –

медвежонок с желтым животом.


Я уже не маленький мальчишка:

В школу с этой осени хожу.

На подушку медвежонка Мишку

Перед сном я все равно ложу.


Одному ему про все на свете,

Я могу поведать, потому

что моих секретнейших секретов

Мишка не расскажет никому.


Я большой, и я уже не верю

В сказки про принцесс и колдунов,

и что могут плюшевые звери

охранять от злых и страшных снов.


Пусть об этом Мишка не узнает,

Думает, что отгоняет сны.

Я друзей старинных не бросаю

Только потому, что не нужны.


По утрам, открыв глаза пошире,

Помашу рукой Мишутке я.

Значит, — все в порядке в этом мире,

Если рядом верные друзья.

***

Лунная фантазия


Как странный будильник, зовущий ко сну,

На небе включают под вечер Луну.

Всегда и без отдыха нынче как встарь

Нам светит с небес серебристый фонарь.

Ребята у нас во дворе говорят,

Что есть на Луне берега и моря,

А гор там так много, что просто не счесть,

А может и лунные жители есть!

Над ними висит голубая Земля

И им освещает леса и поля

А лунные мамы лунят-малышат

По лунной дорожке везут не спеша.

На каждой горе там стоят Луна парки,

в них всем посетителям дарят подарки

в них лунные клоуны в пушки палят,

«Полундра!» кричат, и все время шалят

(таких, кто как будто свалился с Луны,

не зря называют у нас «шалуны»)

Зверей на Луне по-другому зовут:

Там в лунках как в норках, лумышки живут.

У Лунного моря на пляже лежат

Пятнадцать лукошек и пять лудвежат.

Лумамы лудетям всей лунной страны

На джинсы и маечки шьют галуны.

И каждую ночь я, как только усну,

Лечу до рассвета гулять на Луну.

В горах собираю куски лунтаря,

Купаюсь с лукошками в лунных морях,

С лудведем танцую на лунном лугу,

В лусу лугемота увидеть могу

Лурова мне лунного даст молука,

Я встречу лухотника и лунбака,

Я зубы зайду полечить к луврачу,

А после на Землю скорей полечу.

Хочу просыпаться я только на ней,

Поскольку Земля мне чуть-чуть, — но родней

***

Трудные буквы. Р


Каррр! — Кррричит воррона. — Как?

Наша РРРоман уже рррыбак?

Ловит рррыбу в Черррном моррре?

Ррроме смех, а рррыбе горре!

Ловит крррабиков! Кошаррр!

Каррраул! Спасите! Каррр!

***

Мяч и этика


Вскачь, накатом, снова вскачь

По лужайке мчится мяч

А наперерез мячу

По дорожке я скачу


Мы с мячом почти что братья

И уж точно, что друзья

И люблю с мячом играть я

Потому что он — как я.


Только ног он не имеет,

У меня их целых две.

Но зато я не умею

Так скакать на голове.


Я кричу и хохочу

Бью ногою по мячу


От удара мяч не плачет

Не ударит сам в ответ

Мяч не может дать мне сдачи,

Потому что ножек нет.


Голова порою кругом,

как ударю раз-другой:

— Я мяча считаю другом,–

Можно ль друга бить ногой?

***

Про бедного грыза замолвите слово


У столовых, вдоль заборов

с аппетитом и тоской

стаи страшных Грызоморов

ищут Грызов день-деньской.


Грыза бедного хватают,

и давай его морить:

в сто одежек одевают,

заставляют ручки мыть,


в бубны бьют и дуют в трубы,

но всего ужасней (Да!)

заставляют чистить зубы.

Даже с пастой, иногда!


Как индейцы пляски пляшут

с жуткой миной на лице

и закармливают кашей

манной, с витамином "Це"


И для Грызов нет спасенья:

только высунется — Хвать!

Даже сладкого варенья

не успеет похлебать!


Ни печенья, ни конфеты.

Нет пути ни вверх, ни вниз.

Только ночью до буфета

доберется бедный Грыз.


Этот тяжкий путь не сладок,

не до радости ему:

Съест две пачки шоколадок,

и быстрее — шасть во тьму!


И без слез и без капризов -

В темноте, и там и тут

тихо спят бедняги Грызы.

И во сне быстрей растут.

***

Печальная повесть о кроказюле


Там, где пчелы носят в улей

по утрам душистый мед,

на опушке Кроказюля

в белом домике живет.

По утрам играет гаммы,

ест пампушки на обед.

Очень миленькая дама:

Ей всего лишь триста лет.

Любит щеточкой сапожной

так посуду оттереть,

что потом в кастрюли можно

словно в зеркало смотреть.

Только нынче Кроказюля

у окошечка грустит,

и не смотрится в кастрюли,

потеряла апетит,

ей не естся сладкой пенки

и не ходится в кино,

и девятая коленка

не сгибается давно.

Даже шляпка набок сбилась,

Это вовсе неспроста!

Что ж такого приключилось?

Что не эдак? Что не так?

Потому ей стало тяжко,

и вздыхает грустно: "Ах!",

что задумалась бедняжка

о прошедших о годах.

Взгляд у Кроки невеселый,

плачет Зюля иногда:

годы мчаться словно пчелы,

исчезая без следа.

Не успела сделать дела,

сгрызть орешков пять пудов,

как десяток пролетело

Кроказюлиных годов.

Попасла стрекоз в июле,

мох настригла у пруда -

двадцать лет быстрее пули

улетели в никуда.

На обед вздремнула малость,

так кружилась голова -

тридцать лет еще промчалось

даже вроде тридцать два.

Кроказюлины подружки

только вышли из яиц -

а глядишь — совсем старушки.

Из морщин не видно лиц.

И берет она фонарик

у морщинистых подруг,

И читает календарик

с выражением и вслух.

Нет печальнее на свете

чем листы календаря.

Помогайте взрослым, дети,

И не тратьте время зря!

***

Ужасный призрак


Урчит компьютер, будто кот,

готов играть с тобой.

Но ты запомни наперед,

Что страшный призрак в нем живет

По имени «GAMES-бой»

Ужасный, словно Бармалей

Он там не просто так:

Ведь он и взрослых и детей,

Друзей соседей и гостей

Обманывать мастак.

Глубокой ночью, как туман,

когда все спят кругом,

тихонько, словно таракан

скользит он к нам через экран

а, может, Си-Ди-ром.

Летит, садится на кровать,

Туда, где голова,

И начинает нам шептать

ужасные слова.

Пока не выйдет солнца край,

До самого утра

Он шепчет: «Новая игра

Гейм овер! Новая игра!

Играй! Играй! Играй!»

Подавшись силе этих слов

GAMES-боя наглеца,

Мы превращаемся в ослов

Играя без конца.

Посуда грязная лежит,

Не прибрана кровать

Тебя же тянет, как магнит,

Играть, играть, играть.

Тебе не нужно ничего,

Ни пищи, ни воды.

Страшно GAMES-боя колдовство

И хуже нет беды.

А призрак сумрачен и зол,

И, что страшней всего,

Никто дороги не нашел

Чтоб одолеть его.

Вот разве только папа твой

Готов пожертвовать собой

Не дать тебя врагу.

С GAMES-боем ввяжется он в бой

И успокоится GAMES-бой

И ночью, — ни гу-гу.

***

Бяки-буки


Если вечером, бывает,

я играю допоздна

Бякой-Букой дед пугает:

мол, за дверью ждет она.


"Темной ночью Бяки-Буки

входят в спальни из дверей,

и крадут неспящих внуков.

Так что засыпай скорей!"


Деду я сказал: "А ну ка! -

Обойди весь Интернет, -

Нету сайта Бяки-Буки,

и странички даже нет.


Это знают даже дети,

даже нюни-сосунки:

если нету в Интернете, -

это просто вы-дум-ки!


Значит, если по науке

на вопрос ответ давать,

то не могут Бяки-Буки

на Земле существовать".


Дед очки протер от пыли,

и сказал: "Ну, извини"

Раньше — точно знаю, были.

Нынче ж прячутся они,


И боятся Бяки-Буки

нос высовывать на свет.

Ведь пошли такие внуки -

никакого слада нет!


И сидят во тьме, без звука,

не сомкнув от страха век.

Трудно Бякой быть и Букой

в шустрый двадцать первый век!"

***

Трудное детство


Я люблю свою сестричку.

больно дёрну за косичку.

Взрослые нас учат в школе:

узнаёшь любовь по боли.

***

Я не буду есть конфеты.

Чтобы волю испытать

взял коробку из буфета.

Спрятал глубже под кровать.

***

Тише, Танечка, не плачь!

Слёзки промокни бантом!

Я отдам тебе твой мяч.

Но когда-нибудь потом.

***

Уронили мишку на пол,

оторвали мишке лапу.

Вырву глаз, вспорю живот.

Я хирургом буду. Вот!

***


Выходи-ка детка на простор болот.

Посмотри, как цапля там лягушек жрет.

И не только цапля, и не только тут.

Мир наш очень строгий, все друг-друга жрут.

Слушай же, мой котик, детка, твою мать,

Раскрывай свой ротик: нужно кашку жрать!

***

Я культурный, не невежа,

и, готовясь к сентябрю,

кактус из горшочка срежу

и училке подарю.

***

На асфальте листьев крапины,

им слетать пора пришла.

И большая чашка папина

облетела со стола.

10. Философия и мораль

Моралите


Природа ль, божество ли, иль геном

не рассыпали блага в изобильи

и красотою, так же, как умом

несправедливо многих обделили.

Но век прогресса воплотил мечту.

Мы не рабы (природы) мы — другие

И дарит щедро людям красоту

пластическая нынче хирургия.

Есть фитнес, силикон. Красавиц — тьма.

У мужиков виагрово-либидно.

А что касается отсутствия ума-

то это, право-слово, и не видно.

Но есть,(увы!) неравенство пока.

Неравенство в размерах кошелька.

***

Можно жить и в шалаше

Тоже место славное.

Если есть уют в душе, -

мелочи — не главное.

Хоть в пустыне, хоть в тайге

но уютно станет.

Было б пламя в очаге

да вода в стакане.

Важно, чтобы рядом — друг.

иль родная рожица.

Город ли иль лес вокруг,

прочее приложится.

***

И чудесно и прекрасно

все, что жизнью нам дано.

Мы не вечны, это ясно,

но бессмертны все равно.

Даже если тошно станет,

ночь как грязь, и день, как мел.

Бейте в бубен, поселяне!

Смерть боится тех, кто смел!

***

Пяткой в грудь себя бия

понял наконец и я:

Жить легко, и сдохнуть — тоже.

Это ж ФИЛОСОФИЯ!

***

Мне как вставать лениво в понедельник…

И что творил Творец до Преводня?

Древнейшая профессия- бездельник

Разубедить не пробуйте меня!

***


Новогоднее пожелание


В год беды и войны было всем тяжело.

Пусть на праздник не к месту, скажу так, как есть:

Раскололось на сотни осколков стекло.

Очень больно! Кровавых осколков не счесть.


Кровь из глаз и сердец, из невидимых ран.

И не счесть тех, кто просто убит наповал.

Нам про тролля и зеркало Ганс Христиан

Не соврал. Тролль не раз зеркала создавал.


Зеркала превращают улыбку в оскал

И в мундиры министров рядят рядовых.

Долго длится эпоха разбитых зеркал.

Зачарованных троллем. Смертельно кривых.


Дай нам Бог, чтоб эпоха осколков стекла

В наступающем Новом году истекла!

***


Бесполезные размышлизмы в столбик


Я перенес разлуки боль. Что мне иные беды?

Ничто богатство, слава, власть на лучшей из планет

С тобою я обрёл любовь, но счастья не изведал

А без тебя и без любви его и вовсе нет.

***

Не стоит останавливать мгновение!

Текут невольно слезы. Добрый знак

Годам мы уступаем со смиреньем.

Да будут эти слезы искупленьем

за то что нами сделано не так.

***

Время, вечно живое, как свет и вода,

отразившись, картинкой застыло.

Настоящая правда — она навсегда

не блестяща, но ширококрыла

***


Истощились почвы, недра, воды.

Жадностью и глупостью ведом

Человек (увы!) не царь природы,

а лишь вороватый управдом

***

Как половинка смерти сон

в котором жить ты принужден,

и не порвать цепи.

И спит довольно большинство.

А выход есть один всего:

не спи, поэт. Не спи!

***

Ох, не советуйте Творцу

и не просите кар небесных!

Не без причин, уже известных

наш мир и так идет к концу

***

Я ощущаю мозгом и крестцом

В нас жажда жить вчеканена Творцом

Хоть в нищете, болезнях и неволе.

Так ежедневно рвется чья-то нить

И так огонь щепу сжирает жадно

Жестоки люди? Очень может быть.

А время? Время вовсе беспощадно

***

Мы все еще живем на этой грешной

земле и жить желаем впредь

и плачет кто-то сверху, безутешный

что нас спасти Он может не успеть

***

Ну чисто сюр


Лазурный занавес небес

взвился в сиреневые дали,

и громко объявляет бес

о том, что мы уже на бале

где будет править Мастер тьмы,

и сможем убедиться мы

что лишь конец всему начало.

А после музыка звучала

и был вниманьем полон зал

своим молчаньем схожий с моргом.

И только я один сказал

что мне плевать на этот бред,

но Сатана воскликнул: "Нет!"

И зал воскликнул "Нет!" с восторгом.

И были дым, и мрак и свет

и было "Да" и было "Нет"


Лежу босой, но в простыне

в саду, каком-то незнакомом

и бледный всадник на коне

(я наяву или во сне?)

и вот сползаются ко мне

сто тысячь мелких насекомых

и лезут в голову слова

"Прощай навек" "Всегда с приветом…"

Из глаз слеза на рукава

и прорастает голова

корявой яблоней при этом.

Петух кричит "Кукареку!"

и это значит — я не сплю

Но сам сижу я на суку

и под собою сук пилю

и этот странный бред терплю.


Конечно, я сошел с ума.

Я это четко сознаю

А яблоня растет сама

все совершенно как в раю.

Укоренившийся в мозгу

ствол и коряв и узловат

и лампа в десять тысячь ватт

готовит из меня рагу

но я лежу на берегу

и медленно жую салат

поскольку глуп и простоват

и слышу голос, вроде мой

"Ах дяденька домоуправ

я просто мимо шел домой

я совершенно ни при чем

не я разбил окно мячем

но сознаю, я был неправ"

А тут несчастная вдова

сама жива едва-едва,

(постой, разведен я давно

и разве я разбил окно?)

в платочке черном голова

но хороша еще чертовски,

платочек мнет по стариковски

и сын стоит в плаще ментовском,

бормочет добрые слова.

А вот, пожалуйста, друзья

"Мы провожаем в дальний путь…"

Постойте, братцы, вот он — я

Ведь я живой еще чуть-чуть!

Эй, Игорек, я не пойму -

ты что, оставил Колыму?

Кого ты лечишь?!

Ах, отпуск првести в Крыму?

И вот он нищего суму

одел на плечи.

Но солнца луч уже потух

и третий раз кричит петух

и Сатана кончает бал

В финале рукоплещет зал

и синий занавес упал

и гаснут свечи.

***

Концептуальное искусство и финансы


Жить в пещере, братцы, очень грустно.

Потому-то (так сдается мне)

в неолите родилось искусство -

пенье и тушеная капуста,

танцы и рисунки на стене.

Мамонта разделав со сноровкой

вождь позвал художника в лесок:

— Ты мне наколи татуировку,-

я тебе дам хобота кусок.

Горько ждать за творчество расплаты

от вождей и всяческой шпаны.

Только для искусства меценаты

больше вдохновения нужны.

Танцевала девочка нагая,

чтоб лишить пророка головы

и Гомер, гекзАметры слагая,

тоже меркантилен был (увы!).

Ну а меценаты в связке этой,

тратясь на созданье красоты,

получали статуи, портреты,

оды, панегирики, сонеты

(то, что нынче мы зовем "понты")

Как насчет религии, морали,

не скажу. Но только знаю я:

кое-что в искусстве понимали

всякие князья или графья.

и могли легко загнать в могилу

(как бы вроде мстя за красоту)

если бы какой-нибудь педрила

попытался впарить им туфту.

А потом родился век двадцатый -

очень прогрессивен и хорош.

Вылезли на свет скоробогаты

все в понтах, а вкуса- ни на грош.

Слухи ходят как там было дело

(написать-так вышел бы роман):

пена от искусства захотела

нуворишам облегчить карман.

Галерейщик, критик и мошенник

даже не прикрыв бесстыдных глаз

сняли как-то с писсуара ценник

чтоб загнать дороже в сотни раз*.

* Марсель Дюшан «Фонтан» (1917)


Все узнали с этого момента:

будь хоть унитаз, хоть гуанО-

ежели лежит на постаменте,

значит — очень ценное оно.

Бездари ходили в хороводе,

радостно плясали гопака:

можно не работать на заводе,

и валять до смерти дурака.

Не учись- зачем таланту ксива?

Сляпай что угодно, не тяни.

Критик-друг придумает красиво

объясненье для любой фигни.

Опустели скобяные лавки.

Брали все — от сеялок до клизм.

Тридцать богачей погибли в давке -

покупали "концептуализм"

Сладких сказок пестрые буклеты

перегородили неба синь.

Слава! Слава критикам- эстетам.

А искусству старому — аминь!

***

На триптих черных фигур Малевича


Грязь черна. Проста, как клизма..

Все обделано уже.

Черен мир супрематизма.

Он внутри огромной Же.

Кто-то воет восхищенно:

До чего дошел прогресс!

Праздник духом извращенных

отвращенных от небес

Гурт, гонимый пастухами

повредившихся в уме.

Критик ржет над лопухами.

А "народ" опять в дерьме

***

Старый дом


Дом почти в центре города гордо стоял,

капитальный, высокий и стройный.

Архитектора мягко сослал трибунал.

Он схоронен в Туркмении знойной.


Много добрых людей жили радостно в нем,

лишь менялись жильцы и жилицы,

и, надёжный, терпел, как положено, дом

всех, кто послан был в нем поселиться.


Пусть не крепость, но тоже надежный весьма,

лишь местами потрескалась лепка.

Не годами считают свой возраст дома.

Век — не старость для строенных крепко.


Подрастала в округе домов вертикаль,

повинуясь неведомой силе,

и колонны машин, захлестнув магистраль

то гудели, то просто чадили.


Сэкономил чуть-чуть муниципалитет

и торец скрыл брандмауэр «Guinness».

Но менялся насельников менталитет.

и, увы, не на плюс, а на минус.


Этот, с пятого, с пьяни, три раза подъезд

Заливал, несмотря на скандалы.

Мат и граффити страсти и чувственных мест

рисовали на стенах вандалы.


Днем менты разгоняли в округе бродяг,

Но попозже, по легитимистски,

на площадках ширялись и пили шмурдяк,

проявлялись бичёвки и вписки.


А в подвале детишки игрались огнем,

в стойких запахах гари и гнили.

Тараканы, совсем не стесняясь, и днем

часто в гости друг к дружке ходили.


И скандалы, и драки с ломаньем дверей,

Что не портило в целом фасада.

Те, кто мог — те махнули хвостом, и скорей

прочь бежали из этого ада.


Невезуха бурлила, как замкнута в круг,

Добрых слов и призывов не слыша.

Ну, и дом (ведь не старый еще), — только вдруг

стали трескаться стены и крыша.


Так зачем я, подсохший гнойник шевеля,

Так пространно гуторю, стеная?

Этот дом — он как наша старушка Земля.

Но куда убегать — я не знаю

***

Век бурлеск

Конец августа 1920 г


Век стиптизеров. Век бурлеск.

Пустых орехов звонкий треск

Шутов кривлянья фатовские.

И Правда бита и крива.

Ломает мельницы людские.

Но мелют Божьи жернова…

Двадцатый год. Тяжелый год.

Он полон боли и невзгод.

С каким веселием на сердце

встречали мы его приход.

А оказалось — это scherzo*

печальный глупый анекдот.

scherzo — шутка (итал)

Но издалёка к нам бредет

прекрасный двадцать первый год.

Без всяких карантинных бредней

Спокойный, без пустых хлопот

Ну пусть, как минимум, безвредней:

жар летом, а зимою лед.

И чтоб весною — соловей.

Жить веселей и здоровей.

Чтоб не скрывать улыбку маской

и, в неге дружбы и любвей,

не бдить дистанцию с опаской

меж матерей и сыновей.

И без забот и без хлопот

любой прекрасно заживет

И чтоб не огорчали вести,

политика, доход-расход.

И будем пить с друзьями вместе

за новый, столь чудесный год…


И в Новый год, в холодном мертвом доме,

скончается, не поднимая тяжких век,

поехав крышей от похмельного синдрома

последний выживший на свете человек

***

Исповедь искателя счастья

На свете счастья нет, но есть покой и воля. А.С. Пушкин


— Ты рожден для труда, — говорили они,

и в труде проходили и ночи, и дни.

Но растаяли деньги за пот и за труд.

То, что труд благотворен, — безжалостно врут.

И сказали они: путь твой светел и чист.

И меня понесло, как оторванный лист.

Через пыль и туманы влачило глупца

по дорогам, которым не видно конца.


Я в дороге иссох, я в труде измождён,

и засыпан песками мной пройденный путь.

Так скажи мне хоть ты: для чего я рожден,

и когда я смогу отдохнуть?


Мне сказали: «Мир слов, — вот канон и стезя!»

И слова мои взмыли, по небу скользя.

Но песком осыпался бессмысленный вал

из завистливых воплей и глупых похвал.

И сказали мне: «Ты же рожден для любви!»

Я любил так, что хрипли вокруг соловьи.

Ревновал и страдал, чувства матом кляня.

Вновь влюблялся, бросал и бросали меня.


И душа обросла заскорузлой корой.

Там, где вера была, — лишь одни муляжи.

Стала боль моим спутником, кровной сестрой.

Так возможно ли счастье, скажи?


Если все, что я слышал, лишь мара и ложь,

Если в сердце ржавеет обломанный нож,

Если труд и дорога ведут в никуда,

Так зачем же, скажи мне, я верил тогда?

Веры нет ни труду, ни пути, ни словам.

И любовь лишь мгновенно стареющий хлам.

Иссыхает родник, воет вьюга в степи,

расточаются звенья у жизни цепи.


Может, пыль вековая покрыла окно,

застит день мне грядущий постылой тоской.

Так скажи мне, коль встретиться вновь суждено:

— Сможем вместе найти мы покой?

***

О прощении


Не пожелайте зла врагу.

И у него душа ранима.

Обиды Ваши, может, мнимы,

как след волны на берегу,

что исчезает на бегу.

А все желанья — исполнимы.

Так не желайте зла врагу!

***

Тревожные трамваи


Близость к раю в нас раздраем,

А звенящие трамваи

так рыдают, догоняя.

Их пугает крах у края,

изгибаясь как перуны

на дорогах чертят руны

обреченностью играя

нервы дергают как струны.


Вот вдали заря погасла.

Облаков бегут буруны,

Воют ветры многострунны

листьев груды пялят груди.

Аня льёт на рельсы масло.

Что-то будет. Что-то будет.


А трамваи все же жалко.

Как они звенят с тревогой…

Может, им пора на свалку?

Реют тени над дорогой,

Месяц прыгает пирогой.

Кто, не будь помянут к ночи,

всем нам головы морочит?


По сюжету новой пьесы

То не ангелы, не бесы:

Люди в масках, но с цветами.

Люди в черном (со щитами)

мир, вождей, законность, розы

защищают от разброда

непокорного народа.

Но об этом лучше прозой.


Завтра снова в интернете

сумасшедшие кликуши

донесут нам правды эти

прямо в души, прямо в уши,

прямо сердце разрывая,

прямо в мозг вбивая сваи,

про злодеев, фарисеев,

про тиранов, ротозеев,

про идеи и трамваи

те, что нужно сдать в музеи.

***

Приграничье


Мы живем на земле дня,

Но стоим у границ тьмы.

Мы почти не знаем огня.

Как смеются — забыли мы.

Мы в окопах который век.

Наша жизнь — как один стон

И лежит на полях снег,

Только серого цвета он.

Здесь главенствует серый цвет.

Здесь без флагов стоят посты

И цветов у нас тоже нет:

Нету сил, чтоб растить цветы.

Только тьмы все видней черта,

И конца все ближе пора

Каждый год на месте поста

Чисто черным зияет дыра.

Но не видеть в упор дыр –

Это лучшая из всех мер

Разве стоит хранить мир,

Чтобы был он вот так сер?

А возможности уйти нет,

Молча слезы стираем с глаз,

Потому что сзади нас свет…

Только светит он не для нас!

***

Верность сказке


Сквозь синеющие своды

в жар закатного огня

духом призрачной свободы

чудный мир манит меня.

То ли в сказке, то ли в были:

Мрачный замок на скале.

Мчится всадник в лунной пыли,

Бродят призраки во мгле.

Черный рыцарь среди бала,

Блеск манящий женских плеч.

Кровь Бургунского в бокалах,

В сундуке старинный меч…

Вроде чуду не случится.

Сквозь бетонные леса

не пробиться синей птице,

не взлететь под небеса.

Холод верных рассуждений,

телемебельный уют

лишь из добрых побуждений

крылья легкие скуют.

Все нормально. Все привычно.

И на нежной той цепи

нынче друг мой закадычный

гирю дружбы подцепил.

Сказка — детям! Ну так что же?

Почему не для меня?

Почему же вновь тревожит

Дробный стук копыт коня.

И во сне, порой ночною,

вижу я издалека,

шелк знамен над полем боя,

блеск разящего клинка.

А бывает, что под вечер

Вдруг мелькнет сквозь облака

Дивный сад, где гасит свечи

В шелк одетая рука…

Видно, есть в привычном зное

чистый родничок мечты.

Я в него хоть с головою,

Ну а ты, дружок, а ты?

Не пренебреги беспечно

тем, что в сказке нам дано!

Мир не вечен. Мы не вечны.

Но бессмертны все равно!

Даже если лет немало,

жизнь — как старое клише.

Только б сказка не пропала!

Сохрани ее в душе!

***

Навсегда

Джеку Лондону


Средь тысяч чудесных явлений вокруг

всегда остаются со мной

любимая женщина, преданный друг

и парус над синей волной.

В бреду и горячке я гнил много дней,

и близких и дальних кляня.

Любимая стала сиделкой моей,

у смерти отбила меня.

Я в пекле пустыни свалился в провал,

стервятник кружил надо мной.

Но парус меня к горизонту позвал.

Я выполз надеждой одной.

В тайге я на снег увалился без сил,

с мороза безумен и снул.

И друг на себе меня молча тащил,

и снова я смерть обманул.

Судьбв отомстила, нещадна и зла

за то, что безжалостно жил.

Любимая женщина к другу ушла,

и парус держать нету сил.

С годами все больше морщин и седин,

и руки все ближе к огню.

Но даже теперь, оставаясь один

всех трех в своем сердце храню.

И если курносая явится вдруг,

по прежнему будут со мной

любимая женщина, преданный друг

и парус над синей волной.

***

Случай на рыбалке


В отпуск летом жил в селе, у деда.

Под конец собрался в сентябре

Рыбные места разок проведать

На вечерней розовой заре.

Вечер был действительно удачным.

Красотищу описать нельзя.

Я у речки, за поселком дачным

Удочки поставил на язя.

Хлюпала вода в досках причала,

поднимался морок из-за скал.

Не скажу, чтоб здорово клевало.

Мелочь я обратно отпускал.

Воздух пах рекой, дымком и кашкой

Уж не знаю почему, но вдруг,

Я себя почувствовал букашкой,

Мелкой, и ненужной всем вокруг.

В горле будто косточка от вишни,

Не достать и с помощью клещей.

Я себя впервые видел лишним

Лишним в этой жизни вообще.

Поплавки на зыби закачало,

Звякнуло причальное кольцо.

Вдруг гляжу: у самого причала

Выглянуло женское лицо.

Я подумал: «Кончилась рыбалка!

Дачница. Теперь не отогнать.

Распугает рыбу всю, а жалко.

Отпуск кончен. Завтра уезжать».

А она под плотом проскользнула,

Над водой слегка приподнялась

С аппетитом на меня взглянула,

словно я поджаренный карась.

Волосы волной пустила разом

Как в рекламе этого… Про-ви,

Грудь… ведь без купальника, зараза,

Будто бренди закипел в крови.

Тут она спросила: «Как рыбалка?

Нынче выловишь одну плотву».

И добавила: «А я — русалка.

Я здесь рядом, в омуте, живу».

Ну разговорились о Природе:

Экология, конечно, ни в дугу.

Химикаты сбрасывают в воду.

Свалку развели на берегу.

Речку скоро смогут вброд и куры,

Мол, от химии и хвост слинял.

Вот смотри, как портится фигура…

Я вспотел, и даже тельник снял.

Разглядел в деталях, до коленок.

В блестках все, а может в чешуе.

У нее фигура тех… спортсменок,

Что у Интуриста, за у.е.

Все забыл, семью, работу, годы,

Весь авторитет, менталитет,

И с причала бухнул прямо в воду.

Чтобы, значит, сблизить тет-а-тет.

Дальше — смутно. Если что и было,

В памяти лишь камыши хранят.

Но под утро к берегу прибило

То, что оставалось от меня.

Я собрал и удочки, и тельник,

Выбросил наживку на траву.

Вышел на работу в понедельник.

И, как будто, до сих пор живу.

А в мозгу на завтрак и на ужин

В суете и толкотне любой:

«Ей, наверно, тоже я не нужен,

если не взяла меня с собой»

Лишний ты, иль нет? Всегда загадка.

Впрочем, время лечит, как вино.

А потом и жить не так уж гадко.

Очень важных дел полным-полно.

Сын, — балбес. Здоров хоть, слава Богу.

Чуть прибавилось седых волос.

Стало забываться понемногу

То, что было или не сбылось.

Жизнь приносит беды и победы,

Может, я не хуже, чем любой?

Завтра снова еду в отпуск, к деду.

Удочки опять беру с собой.

***

Золушка — не сказка


В полночь улепётывала с бала,

подвернулась на бегу стопа.

Как же там её заколебала

эта попугайская толпа

Пусть она прекрасна, как картинка

и Король отвесил ей поклон

Только на балу простолюдинка

словно серый сокол меж ворон.

Может, и простушка. Но не дура.

Пусть никто и не был с нею груб.

Видела презрительность прищуров

и брезгливую поджатость губ.

Как попасть на бал она мечтала!

С оторопью осознала вдруг

вычурность безвкусную танцзала

Фальш улыбок, спесь вельмож и слуг.

Музыка гремела очумело,

воздух в зале словно загустел.

Жар свечей и блеск брильянтов белых,

запах воска и вспотевших тел

И толпа казалась ей зверинцем.

Под прицелом ста лорнетных линз

Танцевала с кем-то. Может, с принцем?

Знать бы только, кто из них был принц.

И стремглав, стрелой из самострела,

с бала ускользнула тихо в ночь.

Блёсткой туфелька с ноги слетела.

Некогда! На волю! Прочь, прочь, прочь!

Позже, дома, спрятав платье-маску

плакала о глупости мечты.

Сказочники выдумали сказку.

Ею восхищались я и ты.

Принц потом женился на принцессе.

Был он мелкий, подлый человек.

И полвека в счастье возле леса

жили Золушка и дровосек.

Сказка- ложь. А я вам без обману

правду-матку выложил до дна.

И моралью вас дурить не стану.

Вам она и на фиг не нужна

***

11. Этика, эстетика и поэтика

Про стихи


Судьба поэта — сука злая.

И в том особый интерес,

Когда поэта заставляет

писать стихи какой-то бес.

Он бочками глотает кофе,

клавиатур до сотни стер…

От графомана и до профи

поэт, — позер, поэт, — шахтер.

Во вдохновенья вязкой власти,

как в луже — кальция карбид,

бурлят внутри поэта страсти,

от обожанья до обид.

Он выпьет пару рюмок боли,

и за строкой бежит строка,

так друг за дружкою над полем

бегут овечки-облака.

А рифма нежной, хрупкой птицей,

слетает сверху не спеша,

поэту на руку садится

и в стих вселяется душа.

Стихи рождаются как дети,

и это не проходит зря:

они срываются с поэта

как листики с календаря.

Всем мудрецам со всей латынью

не описать потерю ту…

А небо жжется звонкой синью

и кличет душу в высоту.

Взовьётся птица и забьется,

врываясь в эту синь с руки.

А от поэта остается

невроз, психоз, и… да, стихи.

***

Как дойти до сути?


Объяснит ли кто-нибудь

как познать нам мира суть?

По скатёрке серебристой

облаков бегут стада,

а Луна-пастух их свистом

гонит вдаль туда-сюда.

В облаках Луна свистит,

патамушта трансвестит.

В чем-то, может, Месяц снова,

в чем-то, может быть, Луна…

В наше время — что ж такого?

Пол не важен. Суть важна.


***

О пользе рифмы


Был мозг человеку природою дан

Для знаний и для покоренья Земли.

На утлом челне переплыть океан

Возможно. Но лучше на то корабли.


Не знали про рифмы Солон и Гомер

Овидий, Вергилий и Плавт, и Сафо.

Но нынче они ли нам будут в пример?

Архаика, право же, не комильфо.


Уже не рифмуем мы «кровь» и «любовь»

И знаем: глагольная рифма — отстой.

Уж сколько об этом ты не суесловь,

Без рифмы стихи нас гнетут пустотой.


Но можно без рифмы. Имею в виду:

На лодке способнее плавать в пруду.

***

Как войска без генералов,

Или Питер без каналов,

Олигарх без капиталов,

Как крольчатник без крольчих

Как фаланга без гоплита,

Как банкиры без кредита,

Или как король без свиты, -

Так убог без рифмы стих

***

Стихосложение


Я Пегаса пасу в непонятном лесу,

Недоступном рычащих машин колесу.

Под ногами мертва междометий трава,

Исторических фраз высоки дерева.

Из метафор винтов всех сортов и цветов

лабиринт беспросветных колючих кустов.

Слов туман-молоко закружит колдовско…

Заплутать-заблудиться средь смыслов легко.

Вот в тумане блужу я подобно ежу,

И теряюсь, и снова себя нахожу.

Я — как все пастухи. Жрет Пегас лопухи

А навоз — это Вам, мой читатель. Стихи.

***

О поэзии и поэтах


Поэт меж нас — посол добра и света.

Пусть врет поэт — ведёт к добру и это,

и зла отодвигает торжество

Поэт ведёт со злом и скукой битвы

Так вознесём же тóсты и молитвы

всем божествам за здравие его!

***

Как половинка смерти сон

в котором жить ты принужден,

и не порвать цепи.

И спит довольно большинство.

А выход есть один всего:

не спи, поэт. Не спи!

***

Жечь сердца не дано глаголами

тем, кто прежде чем вставить в стих,

не рассмотрит истины голыми,

всей душой ненавидя их.

***


Когда у внуков будут дети

Настанет, может, на планете

Мир, благодать и тишина.

Надеюсь, что и в поры эти

Найдутся добрые поэты.

Пусть не поэмой, хоть сонетом

Похвалят наши времена.

***

Любовь в любое время года

и знать не хочет про погоду.

И в декабре спасенья нет.

Войдешь в неё, не зная брода,

будь ты хоть дед седобородый.

Куда ж ты денешься, поэт?

***

Когда стихов нисходит манна

и строятся шеренги строк

поэт, в сетях самообмана

уверен, будто он Пророк.

Но мир устроен так жестоко

(А может, тем он и хорош)

что прочий люд словам Пророка

всегда не верит ни на грош.

***

Вольно ль художнику/поэту

законам всяким вопреки

миры бросать в реальность эту

лишь мановением руки?

А после, сгорбившись устало,

утратив гордый вид и стать,

довольно жрать на кухне сало

и светлым пивом запивать.

***

Величавость от неба до самого дна

от Создателя сей пасторали.

Красота Им, конечно, на то и дана,

чтоб поэты её воспевали

***

Взор застит заслон из завес пред стеною

и лишь у художника скинуть их власть

Картина — портал в измеренье иное

куда нам иначе никак не попасть.

***

Стихи — как лучший гол в футболе:

итог стараний, пота, боли.

Без боли, злости и хвороб

поэт родит один сироп.

***

Люди любят чтоб четко и браво,

Чтобы сладенько и одноразово.

У поэта есть страшное право:

Язвы истины людям показывать

***

Разбитые корыта


И вот я стою над разбитым корытом

И сердце мое для терзаний раскрыто.

щекочет прилив, шепеляв.

А небо рокочет, наверно не хочет

мне слёз непролитых вернуть хоть глоточек

над бездной морской растеряв.


А море от слез почернело, прогоркло

Беззвучно кричу и сжимается горло.

Обманут, безгласен и слеп.

И смотрят и море, и горы с презреньем:

Покорность, — предательство и преступленье

И мир для покорного склеп.


Поэт, что вознесся главой непокорной

над льстивой безмолвной толпою придворной,

что сам себе был суверен,

слегка посмеялся над сирым и слабым,

покорным судьбе, обстоятельствам, бабам,

кто дланью Всевышней согбен.


Но что же? Разыгран беспечною сворой

за бабу публично облит он позором,

толпой без мозгов и сердец.

Поэта убили. И тело зарыто,

и плачет страна над разбитым корытом.

Так круг завершает Творец.


И сказано гласом Архангела строгим:

«Поэт, никогда не шути над убогим!

Бог шутит и над шутником!»

Ах, сколько поэтов на свете убито!

На складах сокрытых стареют корыта.

И сохнут до трещин тайком.

***

Кто впервые видел Слово


Кто впервые видел Слово?

Процарапав письмена

кто стремил нас к жизни новой

где неправда не нужна?

Древний, опытный, наивный

верил он, мудроголов,

что в грядущих книгах дивных

будет много добрых слов.

Он не мог предвидеть сразу

вой газетных верных псов,

и кровавые приказы,

и наветы подлецов.

Что не сразу и не вскоре

но, освоив суть едва,

мелкий шкодник на заборе

впишет грязные слова.

Но и знай он все наверно,

тот мудрец прошедших лет,

он отмел бы мысли скверны,

и письмён оставил след.

Ведь ценнее душ и крови

то, что бытию столпом.

Ибо мир стоит на Слове.

Устном, письменном, любом!

***

Терроризм и поэт

Теракт в Ницце июль 2016 г.


Зачем поэту бодигард? Он сам страшнее ста бомбард.

Он как гепард, как леопард, — жрёт дичь любого веса.

А террорист — простой злодей. Он может лишь убить людей,

а душу скрасть, как Асмодей, не может ни бельмеса.

И вот на ринге с двух сторон — под свист толпы и грай ворон:

Сел в грузовик, набрал разгон двуногий клон амёбы.

Напротив, в суете-сует, толпа. Среди неё — поэт

творец, мудрец, аскет, эстэт, уже у грани гроба.

А в жарком небе гром петард! И вот — бессильны сто бомбард

Молчат гепард и леопард, лишь ярость сжала скулы.

И кто бы крикнул "Караул!", и кто б с дороги оттолкнул?

А что же Бог? А бог уснул. И смерть косой взмахнула.

***

Сонет о любви к жизни


Еще один из нас ушел во тьму.

Отмучился, слезами орошаем.

Пути желаем легкого ему,

Но что-то сами вслед не поспешаем.


Так ежедневно рвется чья-то нить

И так огонь щепу сжирает жадно.

Жестоки люди? Очень может быть.

А время? Время вовсе беспощадно.


Я ощущаю мозгом и крестцом

Страдая от потерь, бессилья, боли:

В нас жажда жить вчеканена Творцом

Хоть в нищете, болезнях и неволе.


Сжав челюсти, вцепившись в жизни нить…

Любой ценой стремимся вечно жить?

***

Автор и его герои


Не может Автор быть героем.

С героем Автор несравним

Мы воспеваем их порою.

Но не завидуем мы им.


Мы выше, аристократичней,

и красивее и умней.

А правда… много ль проку в ней?

Первичны — мы. Герой — вторичен.


Судьба героя нелегка

и, торя тяжкий путь героям,

Мы презираем их слегка,

Зато и златом с лаком кроем.


Но, староват и мягкотел,

И цацу из себя не строя,

Героем быть и я б хотел.

Да кто ж возьмёт меня в герои?

***

Не скромность


О нет, не скромность правит миром.

Не скромностью живет талант.

И мнит себя поэт Шекспиром,

Буонапартом лейтенант.

Себя считая выше критик

и гений свой за постулат

"Я Цезарь!" — думает политик,-

"Но император, не салат"

И популярный литератор

средь восхищения молвы

как при триумфе император

не потеряет головы.

Увы, приличия оковы

с древнейших пор сжимают мир.

Поэт воскликнет: "Что вы- что вы!

Не Пушкин я и не Шекспир.

И не достоин я реально

столь исключительных похвал.

Стихи мои хоть гениальны,

но я же просто рифмовал."

О, скромность — вишенка в десерте

(всяк лейтенант — Наполеон).

Так и поэту вы не верьте.

Что гениален — знает он.

ВольнО читательской элите

внимать поэта словесам.

Его за скромность ВЫ хвалите.

А за стихи — ужо он сам!

***

Влюбленность поэта


Рифмоплётство — это склонность, но не страсть, поверьте, это.

Рифмоплёт — поэт отчасти, и глаза его сухи

Перманентная влюбленность характерна для поэта.

Только лишь горя от страсти можно создавать стихи.

С хладнокровием тюленьим можно строить теоремы

можно всласть писать трактаты, возводить приличный дом.

Но писать без вдохновенья хоть стихи, а хоть поэмы,-

как лететь гусём крылатым над кукушкиным гнездом.

Вдохновенье, водкой в глотку, кружит голову хмельную.

Не усилием, внатугу, а душою возлюбя

проходящую красотку и жену свою родную

внуков, Родину и друга, в крайнем случае себя.

Так творят стихи поэты, беззаветно и безумно,

так летит пчела на вереск: без забот, что будет впредь.

Даже "против мнений света", словно Пушкин вольнодумно.

Так лосось идет на нерест чтобы после умереть.

И рождается творенье, вне расчета, чувства долга.

Повезёт — так позже, где-то, будет славы торжество.

А потом опустошенье. Но, конечно, ненадолго

Ведь любовь спасет поэта. Лишь любовь спасет его.

***

«Довлеет дневи злоба его»


Мы не звери, мы не йети,

люди разных стран и классов.

Ходим в церкви и мечети,

честно вносим взносы в кассы.


Ценим время: век корОток.

Ходим в банки, трасты, тресты,

кормим кошек и сироток,

покоряем эвересты.


Верим очень осторожно

всяким истинам несвежим.

Ближних любим, если можно.

Дальних, если нужно, режем.


Жизнь нам ставила клистиры

гнала плетью, не просила.

Века нашего кумиры:

целеустремленность, сила.


Всяким слабостям не внемля,

Подчиняем даль за далью

Мы ваще вращаем Землю!

Что вы лезете с моралью?!

***

Потому!

"Зачем и почему — две большие разницы"

Никонов. /Абгрейд обезьяны/


Я пишу не «зачем», я пишу «почему».

Повинуясь уму я на клавиши жму.

И мечта высока, и не дрогнет рука.

Рифмы лезут наружу гвоздем их мешка,

Как карманник в карман, как мошкА на свечу.

Я их не затопчу, даже если хочу.


Может, в звуках стихов моих нет красоты,

Незатейливы рифмы и звуки просты.

Ни трехслойных аллюзий, метафор витых,

ни сечений златых не содержит мой стих.

А намеки ясны хоть бомжу, хоть ежу

все, что знаю и думаю — прямо скажу

Для того, однова, и дана голова

Чтоб не путать эмоции, мысли, слова.


Пусть от критиков брань что стихи графомань

А душа все равно улетает за грань

Пусть утрутся и сноб, и ханжа и эстет.

Не нужна мне трибуна! Хочу тет-а-тет!

Не мечтаю о бронзе, лавровых венках

и о толпах фанатов с цветами в руках

И себя не ваяю в стишках, а секу,

Для того и вплетается лыко в строку.


Я не вор, и не гений, и не ангелок,

Для потомков наследства скопить я не смог.

Этот стих не для них. Для меня и для вас.

Он как плата за всё. За «тогда» и «сейчас».


Как галерник к веслу, каторжанин к ядру

Я прикован к стиху, вместе с ним и умру.

И как узник, что отдан во власть палачу,

Тем, кто в камерах ближних я в стенку стучу:

Не хочу без следа провалиться во тьму!

Не для них. Не для вас. Просто так. Потому!

***

О поисках жемчуга в куче навоза

«Где ваше сокровище, там будет и ваше сердце» (ЛУКИ 12:34)


Шел я дорогой шершавою

молодцем добрым, красавою.

Делал, что должно, пока

старость лапищей костлявою

не придавила бока.


Сдобы доедены ситные,

сроки проходят транзитные,

вся шевелюра сиза.

Ноют суставы артритные,

скорбно слезятся глаза.


Матовы стекла фрамужные.

А юбилеи ненужные -

хуже плетей и цикут.

Календари, как недужные

счет заунывный ведут.


Были ли небыли былями?

Грудой в чулане, бутылями,

муть от реалий земных.

Эйдосы все опостылели

Слить бы… Да нет запасных.


Ночь. Тишина беспросветная.

Жжет ретивОе, заветное.

В помыслах тишь-благодать.

Выйдешь в поля интернетные

свежим дерьмом подышать.


ДОсвету маешься с ужина,

зенки прижмуришь натруженно

гумуса слой шелуша:

где же ты, радость-жемчужина,

мысль, красота и душа?


Лжа ли слова изреченные?

Тлен ли стихи обреченные,

полные терний кусты?

Вóльно ль вам вымучать оные,

думой и чувством пусты?


В после-полуночном бдении

выцепишь вдруг в восхищении

чистое, словно слеза,

силы сакральной видение.

Тут же помрешь в обалдении,

И улетишь в небеса.


Не упустите неявное!

Лет истечение плавное,

на уши ляжет лапшой.

Возраст. Ведь это не главное.

Главное, — что за душой.

***

Сказка — ложь?


Скрывает сакральную тайну

ошибка в начале начал:

Средь шумного бала случайно

принц Золушку не повстречал.

Кто скажет: "Да мелочь, в натуре!

Бывает и хуже порой…"

Но дырочка в литературе

становится Черной дырой.

Ведь чуда не с Ним и не с Нею

уже не случится с утра.

Без Золушки будет труднее

поверить в победу добра.

У Хортицы на переправе

потонет весь Игорев полк

И Красную Шапочку вправе

сожрать будет с бабушкой волк.

А мир станет скучным до дрожи,

и чья в этом будет вина?

Хоть сказка неправда, но, всё же,

нам жить помогает она.

Пусть время безвкусно, как вата,

пусть тянется дней череда…

Читайте же сказки, ребята!

Ведь чудо возможно всегда.

***

Поэт и Правда


Я, хотя и не философ сроду,

парадокс забавный изреку:

Не принадлежит поэт народу,

и стране, и даже языку.

Не указ ему ни царь, ни Папа,

нет богатства, званий, степеней.

На поэта не накинуть кляпа,

ни цепей, веревок и ремней.

Выше суеверий, зла и грязи,

двигаясь по избранной стезе,

Он парит, как облако: вне связей,

В неба бесконечной бирюзе.

Даже если признанно народный,

выше всех законов твердых тел.

Только не подумайте: "свободный"

Ветер дунул — он и улетел.


Быть поэтом так легко и просто:

Сколько вариантов, — выбирай!

Вот летит поэт на южный остров.

Из зимы — в приморский теплый рай.

Мимо Казахстана и Китая

он над облаками, как Икар,

пролетит, препон границ не зная,

на Шри Ланку и Мадагаскар.

Оседлав попутные муссоны,

он перелетит в один момент

В Швецию весёлым Карлсоном,

Питом Пэном в дикий Неверленд.

На мораль плевать и на законы

на ментов и грозного царя.

Рот раскройте! Каркните, вороны!

Верите вы этому? А зря!


Улетит поэт, хваля свободу,

выборы, иную демократь,

позабыв, что животу в угоду

и поэту нужно кушать. Жрать!

Что поэт свободен — это сказки.

В жизни нету ничего глупей.

Даже у поэтов есть привязки, -

держат крепче якорных цепей.


Сможешь — честен будь и бескорыстен.

Тяжко это. Ну, а нет, так нет.

Только тяжесть выстраданных истин

людям передай, раз ты поэт.


Если повезет — партийный бонза,

олигарх, законов главный страж,

чек отпишет и отсыпет бронзы,

обеспечит тысячный тираж.

Если повезет черезвычайно,

попадешь "в тусу", с бомонд, в струю.

Босс подарит пять минут прайм-тайма

сможешь правду огласить свою.

А не повезёт припасть к эфиру,

денег на бумагу не наскресть,

выложи творенья на Стихиру.

Слава Богу, что такая есть.


Не сдавайся. Весел будь наружно

и не плачь от грешной чепухи.

Можешь матюкаться, если нужно.

Зубы сжав трудись. Пиши стихи.

Голову склонив, напялив маску,

терпеливо, словно волчья сыть,

в уголке души лелея сказку.

Чтоб писать стихи ты должен жить.

Не в угоду шефу и банкиру,

не за злато, славы конфетти.

Ты — поэт. И, значит, правду миру

только ты и можешь донести.

Выстрадав и сверив до микрона,

прорычи, провой её, как зверь,

Выкаркай, уж если ты ворона.

Но в свою, вот в эту правду, верь!

***

Толерантность и поэзия


Толерантный политик, наверно политик хороший.

Честно служит народу, прощая нам наши грехи.

Толерантный поэт — это нонсенс, как рыба в галошах.

Пусть творит что угодно, но только не пишет стихи.

Впрочем, что я так строго? Пусть пишет стишки к юбилеям,

И партийные гимны, и рецепты соленья грибов.

Но противно, когда, всей душой ненавидеть не смея,

рассуждает селедка про Бога, про смерть, про любовь.


Хороша толерантность, и многие знают об этом,

За семейным столом, в турпоходе, в рабочем цеху

Но коль ты толерантен, — не смей называться поэтом!

Лишь любовь с нетерпимостью вместе — дорога к стиху.

Призову я терпимость для жизни общиной большою,

И в супружеской жизни тоже она хороша

Но «терпимый» поэт, — лицемер, или скуден душою

За такого поэта я, право, не дам и гроша.


Мне по нраву поэт — хулиган, бузотер и задира

Кто не станет покорно молчать вслед за жвачной толпой,

Кто напишет свой стих хоть и пальцем на стенке сортира,

Он не может терпеть, и стихи для него — как запой.

Пусть ругают его и за наглость и за грубость повадки,

Упрекают, что левую щеку никак не подставит врагу.

Мне плевать с высоты на любые его недостатки,

Лишь стерильных стихов я простить никогда не смогу.


Раньше их убивали, кто «восстал против мнения света»,

Но мельчает народ, и не зван на дуэли пиит

Подползут потихоньку, и стащат с трибуны поэта

Чтобы сытой толпе не испортил злодей аппетит.

Да, в гуманный наш век анонимка опасней нагана.

Аноним модератор (где маска, и где капюшон?)

Не палач, а чиновник, он забанит «того грубияна»

Безопасен поэт, если права на слово лишен.


Сразу станет спокойней, и тратить не нужно эмоций,

Все по букве закона, таково сочетанье планет.

Но когда он уходит — в душе пустота остается.

Вот по ней понимаешь, что ушел настоящий поэт.

***

О художественном творчестве


Вы у нас в Днепровске не бывали?

Зелень. Речка. Воздух — чисто мед!

Лучше место сыщете едва ли.

Рай — для тех, кто правильно поймет.

Есть асфальт. Как нет дождя — так сухо.

Даже лужи нету ни одной.

И с культурой не совсем, чтоб глухо -

дискотека — каждый выходной.

А еще — концертные ребята

приезжали в нашу глушь не раз.

И художник был у нас когда-то.

Вот о нем и будет мой рассказ.


Митя — самоучка от культуры.

Рисовать любил с пеленок, гад!

А у нас работы — на смех курам:

в месяц — три афишки да плакат.

Наш художник явно был "с приветом" -

эдакий поклонник красоты.

Девок с танцев провожал. При этом -

ни одну не поволок в кусты.

С мужиками не ругался грубо

(разве кто порвет его плакат).

И любил залезть на крышу клуба -

мол, полюбоваться на закат.

Ну, ему ребята как-то дали…

Так, не по злобѐ, но был момент:

Чо же мы, закатов не видали?

Чо он нос дерет, антилихент?

Ну, потом проведали ребята

(Митин дед расхвастался, бахвал)

что в своем сарае, возле хаты,

он закаты эти рисовал.

И еще пошел слушок на танцах:

мол, Митяне крупно повезло -

в городок наш тихий иностранца

прямо из Нью-Йорка занесло.

Этот тип, бессовестно богатый,

на просмотр тайком в сарай пролез,

и меняет Митины закаты

скопом на евонный Мерседес!


Девки создавали список длинный

чтоб Митяню затащить в кровать.

А одну, последнюю картину,

Митя отказался продавать.

И завклубом рассказал знакомым,

что уже побелена стена,

где, в подарок городу родному

будет много лет висеть она.

Иностранец, чай, рубил чего-то

(Раз богач — не может быть, чтоб глуп!)

И в субботу, апосля работы,

галстук я надел, и сразу в клуб.

Тьма народа. Тесно, душно, шумно.

Каждый норовит толкнуть плечом.

Все стоят, кивают с видом умным -

словно понимают что-почем!


А картинка- в рамочке под лаком

(явная подделка под орех)

небольшая, может — метр с гаком,

точно прыщик — на виду у всех.

Только если очень присмотреться,

и совсем не замечать мазки,

видно то, что каждый знает с детства:

церковь у излучины реки.

Видно, Митя делал по науке,

и какой-то скрыл внутри секрет.

Потому, как даже слышно звуки,

хоть магнитофона вроде нет.

Звоны созывают на молитву,

треск цикад стоит над полем ржи.

Режут над водою, словно бритвой,

воздух сумасшедшие стрижи.

В хатах за рекой блестят оконца,

баба гонит хряка за сарай.

Солнце жарит так, как… жарит солнце.

Хоть снимай штаны, и загорай!

Чьи-то куры роются в пылище,

у причала чалится баркас…

Я такое видел может тыщу,

или, может, десять тысяч раз.

В целом впечатленье неплохое.

Но не стоит Мерса, хоть убей!

Скажем, на моих фотообоях

девочка в бикини — не слабей.


И, достав из пачки сигарету

вышел подымить на воздух, в сквер.

Понял я, скажу вам по секрету:

с жиру беситься миллионер!


А спустя неделю мы узнали,

что и с Мерседесом счастья нет:

Тачку у Митяни отобрали,

чуть живого выбросив в кювет.

Он сейчас не видит ни бельмеса -

после той истории ослеп.

Впрочем, и в кабине Мерседеса

был бы Митя жалок и нелеп.

Не прошло и года с половиной,

все забылось. Даже следа нет.

В клубе сняли Митину картину.

Может, взяли в чей-то кабинет.

Что ж, Победа — только сильным духом!

Слабаки — кому они нужны?

Светится теперь, на радость мухам,

девственная белизна стены.

Сантименты мне — как рыбе шуба.

Жил без них, и впредь надеюсь без…

А вчера я вдруг на крышу клуба

так, под настроение, полез.

Все вокруг такое, как когда-то,

благодать — и вправду как в раю.

Жаль, что не с чем мне сравнить закаты…

Наши-то красивше, зуб даю!

Это ничего, что все знакомо,

и не страшно, что живем в глуши.

Видеть красоту родного дома -

факт, весьма полезный для души!

Воздух чист до самой дальней дали,

небо все в кудряшках облаков.

Вы у нас в Днепровске не бывали?

Рай, хотя и не для слабаков!

Вдруг, гляжу — почти у среза крыши

пацаненок лет пяти-шести

так старательно в блокнот чегой-то пишет.

Я вгляделся: Мать его итти!

Карандаш дрожа как паутинка,

следуя дрожанию руки,

выводил знакомую картинку:

Церковь у излучины реки.

***

Цена слова


Мир в детстве звонок, многоцветен, нов.

Как пчелки мысли роем в полдень знойный,

И множество прекрасных новых слов

Вполне произнесения достойны.

Но с возрастом, печаль познав едва,

(Ведь долго мы живём на свете белом)

Сколь быстро истираются слова,

Когда их прочность проверяем делом.

Почти как пар дыхания в мороз

слова летят, теряя смысл и форму.

Бурленья СМИ подобны хлороформу

и сонный мозг почти сожрал некроз.

Но, люба, верь: когда глаза в глаза,

слова несут особое значенье

пределов нет и нет ограниченья,

бессмысленны резоны, тормоза.


Они- брильянты, чище чем слеза.

Вот за такие голосую — "За!"

***

Предновогодние сомнения


Дед и баба кричали вослед Колобку:

Ах вернись! Мы б медку доложили в муку!

Ты не знаешь окрестных опаснейших мест.

Вдруг тебя серый волк непорядочный съест?

Но в ответ Колобок: «Много мест на Земле.

Не хочу умирать я в тепле на столе!

Душен скучный уют, упорядочен быт,

И душевных порывов восторг позабыт!»

И катился всё ниже простак Колобок

чтобы хитрой лисе угодить на зубок.


А ведь мог греть у печки привычной бока.

Повезло б — не схарчили тотчас Колобка

Мог, скатившись под лавку, запрятавшись в тень,

Оттянуть свою гибель хотя бы на день.

Даже смог бы, коль сразу его не сожрём,

Целый месяц тянуть, став совсем сухарём,

Чтобы плесень его затянула бока,

Ржать над дедом и бабою исподтишка.


Он не знал, Колобок: если ты патриот

То за бабку и деда положишь живот.

Это предназначение всех Колобков.

В том сермяжная правда и путь их таков.

Но воскликнет, конечно, любой радикал:

— Колобок справедливости высшей искал.

Он отринул мещанские страхи и быт,

Ибо участь ужасная — съеденным быть.

Он к всеобщему счастью разведывал путь.

В этом жизни и есть высочайшая суть!


Я сижу за столом тупо пялясь в окно:

Если съеденным долей мне быть суждено,

То ли родич сожрёт, то ль неведомый тать,

Так бежать ли, покорно ли участи ждать?

Неизбежностью кто из людей не влеком?

Как бы ты поступил, будь ты сам Колобком?

***

Боль


Испаряясь легким паром,

возникая в новом месте

боль с любовью ходят парой.

Только вместе.

Только вместе.

А еще, привычкой старой,

как всегда- на рану солью,-

и разлука тоже парой.

Вместе с болью.

Вместе с болью.

И, напитанная ядом,

будто врозь им было скучно,

боль идет со смертью рядом.

Неразлучно.

Неразлучно.

И на все ее хватает.

Даже лишней остается,

и за сердце вдруг хватает

тех, кто весел и смеется.

Догоняет волком в поле,

в точку бьет, как пуля в тире…

Видно слишком много боли

в этом мире.

В этом мире.

***

Ночные танцы


Как только тьма сожрет закат

и расточится звон цикад

и испятнает неба скат

ветрянка звезд

Из ничего, из темноты

в один сольются все мосты

и выйдем двое — я и ты

на этот мост.


Вне тяготенья

Танцуют тени

цветов сплетенье

мечты полёт

Пусть на мгновенье

восторг свершенья

Небесный гений

нам ниспошлет


Мы ритм начальный задаем

и одиночество вдвоем

стекает тоненьким ручьем

в тоски купель

движенье звезд то вверх, то вниз

и менуэт и вальс каприс

и в тишине из-за кулис

звенит капель


И вновь паренье

как озаренье

Танцуют тени

Что за гастроль!

И в нашей власти

и страх и страсти

Такое счастье

почти как боль.


И срип сверчков и трели птиц

вплетутся в пересвет зарниц

и сбросят маски с грустных лиц

как старый сор.

Проткнут простор лучи луны

свернувшись в три стальных струны

и звуки пряно-охрянЫ

вольются в хор.

Пусть провиденье

за наслажденье

без снисхожденья

собъёт на дно,

Но, почему-то,

за те минуты

готов цикуту

пить как вино.

***

Любовь к трём клементинам

"…Подмостков бледный властелин

Явившимся из Гарца феям

Волшебникам и чародеям

Поклон отвесил арлекин"

Аполлинер "СУМЕРКИ"


Глодая тишину,

как черви гложут доски,

Скользя как лунный блик,

как ножик под ребро,

Властитель бьет жену

и всходит на подмостки.

И светозарен лик

распятого Пьеро.


Хрипит некстати «Бис!»

голодный пес партера,

Как резаный щенок

вовсю визжит Пролог.

И гильотиной вниз

срывается портьера,

срубая тени ног

и сея трупный смог.


Сквозь слизь кровавый гном

ползет, вскрывая лоно.

Поваплены гробы,

что в целом портит вид.

Скажи, ты перед сном

молилась, Дездемона?

Ты слышишь рев трубы?

На кнопку жми, шахид!

***

Безупречность


О, безупречность линий тела!

Как горяча и как легка!

Она столь многого хотела,

А жизнь была так коротка…


Была прекрасна в самом деле,

Не ведая добра и зла.

Ракета, что летела к цели,

И смерть несла.

***

Это наше время!


Наше время паучье:

ловим мух на окне.

Стыд за благополучье

перед теми, кто "не…"

Жаль калек и убогих,

разоренных жульём.

Жалость-стыд понемногу

мы в себе изживем!

Не огонь и не пена, -

уж такая судьба.

Мы в себе постепенно

задавили раба.

Вот печальная повесть,

житиё-бытиё:

где-то прячется совесть.

Мы додавим её!

Ты адепт новой веры!

Ты Свободы жених!

Стыд и совесть — химеры

Обойдемся без них!

Глядя твердо и честно

будем топать вперед.

Нам стесняться невместно.

Пауки,

Мы свободный народ!

***

Нравоучение


Ходят по Гее геи

не опуская голов

верно служат идее

сближения полов.

А в мрачных подвалах, бессонно,

всю жизнь не смыкая глаз

правят миром масоны,

и угнетают нас.


Всяческие дурманы

те, от которых мрут,

колят себе наркоманы,

нюхают, курят и жрут.

Гопники, СПИДа рассада,

и где-то (да что там, везде!)

педо- мазо- и садо-

мир приближают к беде.


Ханжество, жадность, злоба,

гордыня и прочая муть

скопились в достатке, чтобы

погибелью мир захлестнуть.

Но всё же каждое утро

в джунглях штата Кашмир

отшельник, безумный но мудрый

жертвой спасает мир.


Ни благость, ни мракобесие

не победят пока.

Мир висит в равновесии

уже не годы, — века.

Вся бифуркация смыслов

смыла узлы и углы.

Шатается коромысло

на острие иглы.


Неразрешимы загадки.

Но ты не злись и не ной!

Спи в тёплой еврокроватке.

Баю-бай, мой родной!

***

Кофе с сигаретой


За полночь туч чернеющий отряд

затроллил в небесах луну раздетую.

Творцы вовсю бодрятся и творят

и гасят сон об кофе с сигаретою.


В свое бессмертье верят горячо

и в славу средь потомков, пресловутую.

А смерть, беззубо скалясь за плечом,

уже готовит им бокал с цикутою.


Художник пробивается в музей,

писатель пробивается к читателю.

Они бы на родных и на друзей

при жизни лучше б дух и время тратили.


У столика, что за пивным ларьком

своим грехам искали б оправдание

решая, что есть "нравственный закон"

и прочие проблемы мироздания.


Болтали бы про олигархов, шлюх,

про примадонну десять лет отпетую…

Есть много тем, что услаждая слух,

не губят жизнь, как кофе с сигаретою.


Но эти чудаки на букву "М"

молились не на блоги интернетовы:

на мир сонат, картин, скульптур, поэм

На то, что было близким фиолетово.


Они творили крепко, как могли,

стандарты несуразной неуместности

Уходят, или все уже ушли.

Таки пробившись, или же в безвестности.


И на плите, среди могильных куч

пусть время выбьет, наряду с анкетою

Не кисть, перо, или скрипичный ключ

а просто чашку кофе с сигаретою.

***

Святая простота


Я человек либеральных взглядов

Верую в честь, и добрых людей.

И меня убеждать не надо

что должен быть наказан злодей.


А кто, плохого другим не содеяв,

живёт как хочет — и пусть живут!

Признаю права и лесби, и геев,

и право женщин на всякий труд.


Все равноправны под небесами

и чистых нет от грехов людских.

И пусть наркоманы травятся сами:

это их выбор и право их.


И те, кто лезет в секты и в фаны,

экстремалы, наёмники и бомжи

у всех есть право самообмана.

Не нравится? А ты на них положи!


Довлеют над человеком соблазны:

был моралист, а стал — аморал.

И, — да, я против смертной казни!

Потому что я, — либерал.


Нет, я не пойду с толпою убогих

на площадь протестовать и орать.

Но всё же уверен — я лучше многих

безумных и диких, которых рать.


Пусть левые вешают правых на древах,

раз их стремление таково.

А правые пусть расстреляют левых.

Я выживу, ибо я, — большинство!

***

Безумный файф-о-флок


Если мир вокруг качает,

резь в глазах и в горле ком

приходи и выпей чаю,

непременно с молоком.


И раскроется кулиса,

и погаснет в зале свет

Скажет девочка Алиса

— Чистых чашек больше нет!


И уйдет по сказке дальше

дверь захлопнув невзначай.

Ты поймёшь, что ты Болванщик,

и терпеть не можешь чай.


И отбросив прочь опаску,

дерзновенный мушкетёр,

ты нырнешь с разбегу в сказку

как в колодец трех сестер.


Велики, малы ли двери,

просочишься и пройдешь.

Победишь любого зверя,

разберешь любой картеж.


Что нормально для мужчины,

из одних амбиций лишь,

высочайшие вершины,

насмехаясь, покоришь.


Как герой по биссектрисе

с Джомолунгмы съедешь вниз…

Но на барышне Алисе,

умоляю, не женись!


Для Алисы, милый мальчик,

даже сотню лет спустя,

так и будешь ты Болванщик.

Полоумное дитя.

***

Реалии


С небес хрустальной вышины ни грязь, ни камни не видны.

Лучами нежно шевеля

Звезда на Куполе блистала

И представлялась ей Земля

Прекрасным голубым опалом.

Грез романтических полна с небес в наш мир сошла она.

И ей пришлось узнать на деле

Как обустроен мир земной.

Позавчера я на панели

Ее приметил в час ночной.

Так проняла ее краса, что оплатил ей три часа.

***

Памяти Игоря Царева


Мы приходим сюда и уходим потом в никогда.

А зачем, почему? Не находим ответов.

Есть немного поэтов чьи стихи — что живая вода.

И они как руда для грядущих за ними поэтов.

Зашуршит черемша, взвоют волки, тоскою глуша.

Вырос памятник. Тот, что прочнее и бронзы и стали.

Есть поэты, чей стих равнозначен понятью "душа"

И Царев не спеша меж высоких встал на пьедестале

***

Поиски Человека


Диоген, философ древний

ёрник был и лицедей.

Афинян ругал он гневно:

"Я не вижу здесь людей"

Среди дня бродил с лучиной,

нужен мол, поярче свет:

"Вижу женщину, мужчину.

Человека только нет"

Так чего ж тот древний грека,

прибегая днем к огню,

так хотел от Человека,-

я сейчас вам разъясню.

Есть различные науки,

есть заумные слова:

человек не только руки,

ноги, попа, голова.

Возрожденье и Античность

в мнении едины в том:

Человек — он прежде — личность,

остальное всё потом.

Что-то было, что-то будет,

кто-то бродит по углам…

Сами мы не очень люди,

если судишь по делам.

В городах как в банках шпроты,

биты жизнью и судьбой.

На войну — как на работу,

на работу — как на бой

И уже не замечаем

как меняют нас года.

Нас е-е, а мы крепчаем,

только стонем иногда.

Платим тупо ипотеку,

на соседку ложим глаз.

Вот и тянет к Человеку:

может он научит нас?

12. Гражданская позиция и совесть

Не надо нас лечить!


На дальних мирах, нам пока неизвестных

Живут иномирцы открыто и честно.

Не жаждут друг-другу урезать свободу

И даже не губят родную природу.

Но скушно им стало давно отчего-то

И сели ребята в свои звездолеты.

Решили они прогуляться по миру

Проведать созвездья и черные дыры.


По трассам космическим, звёздным дорогам

На Землю попали он ненароком

Увидели, как мы живём неказисто.

Их сильно скрутило в сочувствии чистом.

Анализы сделали, всякие пробы

И зависти вирус был найден и злобы.

Искусственный мозг из космических масел

Вакцину от вируса им заколбасил,

Чтоб люди избавились от недостатков

И зажили дружно и мирно, и сладко.


Но скажет вам всякий знаток медицины:

Они припозднились с подобной вакциной.

Не портят, еще со времен троглодитов

ни зависть, ни ненависть нам аппетита,

И наши, лакейски согнýтые, спины

Не выпрямить инопланетной вакциной.


Без иномирян знаем наверняка

Что выше закона кулак вожака.

На ваши планеты еще принесём

Мы нашу мораль и порядок во всём!

***

О Тянитолкае


Когда на страну, через боль и потери,

Репрессий накатывал вал,

Придумал Чуковский забавного зверя

И "Тянитолкаем" назвал.

Вот вроде лошадка, вот вроде простая,

Анфас отличишь их едва.

Но сзади на крупе у Тянитолкая

Вторая росла голова.


Глядела одна голова его прямо

И был бы порядок и лад.

Но в это же время (о горе!) упрямо

Вторая смотрела назад.

Бедняжка лежал, обреченный на муки,

Не мог ни бежать, ни идти.

И лишь Айболита волшебные руки

могли бы зверюшку спасти.


Живем мы комфортней Адама в Эдеме.

Есть гаджеты и интернет.

И скоро, презрев гравитации бремя,

Достигнем ближайших планет.

Идти бы вперёд, горизонты стирая.

Но люди вперёд не спешат.

Наверное, есть головёнка вторая,

Которая тянет назад.


И зависть с обидой за прошлое душит,

Не видно вперёд ни на пядь.

И Каин вселяется в жадные души

И брата идет убивать.

Политики вспомнили старые свары

знамёна забытых обид,

И воют о чем-то победно фанфары,

И Землю от страха знобит.


Смотри на подобные страсти-мордасти,

но к сердцу их не допускай!

Ведь каждый поэт — он пророк лишь отчасти

отчасти же Тянитолкай.

***

Живём? Выживаем!


Ах, кривые зеркала!

Фейки пиком моды стали.

Аберрация стекла, -

Идол лжи на пьедестале.

Из эфира льётся миро:

Лопай, олух, полным ртом!

Завоёвано пол мира

Половинку съешь потом.


Маразматиков вожди

Обозвались «демократы».

Рвут фуфайки на груди

Аты-быты, прут солдаты.

Я такой же, как и все мы

Притворяюсь глухарём

И у нас одни проблемы:

Будем живы — не помрём.


Если выжил — благодать!

Можно далее стараться.

Приспособился, видать.

Но противно, право, братцы!

Не ищу альтернативы,

Не холю в себе ханжу.

Что ты ржёшь, мой конь ретивый?

Над собой с тобой поржу.

***

Шуты и палачи


Наследственность тут не при чем,

но почему ж это. братцы,

так просто служить палачем,

и так непросто — паяцем?

Понятно и без признания

или особой дедукции:

Патетичен король — по призванию

палач — по должностной инструкции

Зря говорят, будто он злодей

без совести, и без чести.

Палач, конечно, любит людей.

Но дело — на первом месте.

Я знаю: истина проста,

когда такого ждут-

в изображении шута

король и вправду шут.

***

Памяти 11 сентября 2001 г


Станет страшилка былью:

Сердце допустит сбой,

И черный ангел-белые крылья

Вдруг прилетит за тобой.

Будет здесь, а не где-то,

Все хорошо, но вот:

Кто-то тупо пустит ракету

И Боинг с небес упадет.

Подлости на потебу

вспорет небесную гладь…

И сотня черных ангелов с неба

Слетят, чтобы души забрать.

А если и это не страшно,

То, может, тебя проймёт

Когда в пикѐ в стоэтажную башню

Врежется самолёт.

Мелочи. Просто детали,

Но людям забыть не в мочь:

Черные ангелы с неба слетали

И день превратился в ночь.

На чем написать или высечь,

Чтоб память в каждом мозгу

О страшной смерти этих трёх тысяч, -

Придумать я не могу.

Лечит ли раны время?

Но смерть не имеет цены.

Пока они ждут, но слетят за всеми.

Они же ждут и слетят за всеми.

И небеса черны.

***

Век-волкодав всё длится

«…человека расчеловечили».

А. И. Солженицын


С той поры пролетели года и года.

Не тоскую по тем временам.

Кто был расчеловечен сочтем ли когда?

Но наследство расхлебывать нам.


Я не знаю, то случай решал или Бог

или демоны, прах их возьми,

только Век-волкодав навалился и смог

обернуть нас почти не-людьми.


Кровь и пламя, казалось, священной борьбы

за свободу, достоинство, честь

под заманчивым лозунгом "Мы не рабы!"

всех вплавляли в кровавую месть.


Все со всеми шли в бой, и сжигали мосты.

И Империи рухнул остов.

Сотни тысяч безмолвно легли под кресты.

Это там, где достало крестов.


Эпидемии, голод, разруха, война

Торжествующий Век-волкодав.

И на душах до внуков осела вина

ибо не было чистых, кто прав.


И поныне как язвы, вражды очаги

словно пеплом сокрыты от глаз.

Закипают мозги, и не видят ни зги

и готовы убить хоть сейчас.


Мы не лучше. Такие, как предки точь-в-точь,

хоть живем на сто лет опоздав.

Ни смартфон ни молитва не смогут помочь.

Продолжается Век-волкодав.

***

Грустно, девоньки!


Любая истина меня

не утешает и не греет

И я пишу на злобу дня,

надеясь — станет день добрее.

***

Убиты люди и сердца разбиты.

Вновь жертвы на алтарь получит зло,

А новости сквозь спутники с орбиты

нам радостно доносят их число.

Мы прокляты, осуждены, распяты.

Несём в себе мы часть большой вины

Когда и дети будто бы солдаты

домой не возвращаются с войны.

***

Мы плесень на поверхности Земли.

Развиться выше так и не смогли.

Планете западло такой помёт

к другим планетам отправлять в полет.

Пройдет сто лет, настанет наш черед

Земля нас сдует, сплюнет и сотрёт.

Одуматься нам вряд ли суждено.

Помолимся! А вдруг найдется НО…?

***

Учила жестко нас Природа-мать:

Ягненок ест траву, а волк-ягненка.

У сильного есть право убивать

у слабого — стенать и плакать тонко.

Уже почти круговорот свершен

и бьют ракеты в тонкий неба бубен.

Природа нас учила хорошо.

Мы выросли. И мы её погубим

***

Позитивный патриотизм

Не спрашивай, что ты можешь сделать для своей родины

— тебе и так об этом напомнят. (Марк Стейнбек)


О том вещали древние пророки:

О патриот, не пользуйся умом!

Люби страну, и все её пороки,

гордись гробами, дымом и дерьмом.

Не может всё идти легко и гладко,

и ты гряди по тяжкому пути:

закрой глаза на грязь и недостатки

на власть, которой лень закон блюсти.

Прости царей, вельмож в порыве рьяном,

Таков их рок, что потеряли честь.

Прости простых людей за все изъяны.

Люби их целиком, какие есть.

Пусть жизнь не мёд, и не блины у тёщи,

но где-то всё же есть Добро вглуби…

Плохое обругать — чего уж проще.

А ты пойми, прости и возлюби!

Глядишь, — назло врагам-искариотам,

народ оценит твой сердечный труд,

тебя за то признают патриотом.

Достанут из могилки и распнут.

***

13. Песенки

Символизм


Спешка, гаджет, хот-дог.

Пять монет. Крекс, фекс, пекс

Грязный век, мутный год.

Нет любви. Только секс.

Карьеризм. Бег по кругу

Спор амбиций. С тенью бой.

Разве мы должны друг-другу?

Мы ж соперники с тобой!

Было-ль не было? Навек

скроет времени туман.

Призывая чёрный снег

снова в бубен бьёт шаман.


Марафон или спурт,

а в финале одно:

Тянет щупальца спрут,

всех утянет на дно.

Вся планета на слом.

Ты герой, он дебил,

но в борьбе бобра с ослом

тот, кто выжил, — победил.

Мара, призраки, дурман,

Ты пропащий человек.

Снова в бубен бьёт шаман

Призывая черный снег.


Глад и мор, хлад и вонь,

кровь, разруха и огонь.

И спешит посолонь

над планетой красный конь.

Ты ж хотел всего и сразу?

Получи, чтозаслужил.

Станешь богом, без базару.

Но отдашь ихор из жил.

Отправляясь на ночлег

под финал поймёшь обман:

все укроет черный снег

что успел призвать шаман.

***

Лучше быть здоровым и богатым


В лекарства верю, профилактику, вакцины,

К иконам не спешу, когда придет беда.

Молюсь врачам а также богу медицины.

И свечи ставлю сами знаете куда.

А лекарства всё дороже

А реклама всё бойчей.

Мы запуганы до дрожи

Злобной гильдией врачей.

То пугает нас прививка,

То лечения года.

Потому альтернативка

Греет сердце иногда.


Рентген с томографом нас жестко облучают,

От антисептиков в округе живность мрёт.

Едим таблетки, пьём микстуры вместо чая,

Но что помрём — мы твёрдо знаем наперёд.

И идем без всякой справки

к неизвестному хмырю:

Ты отсыпь мне, дедка, травки!

Покурю и заварю.

Не до жиру, быть бы живу.

Коль болеешь много лет

мы идем в альтернативу

потому что мочи нет.


Нам вколют что-то внутривенно и подкожно,

Очистят кожу от бактерий спирт и йод.

Хирург нам вырежет всё лишнее, возможно,

А что не лишнее, возможно, нам пришьёт.

Не спроста и не с веселья,

Прём как в омут иль во тьму.

И кому поможет зелье

Неизвестно никому.

У кого здоровья много

Тот не ходит по врачам.

А кто хил по воле Бога

Рад и солнышка лучам.


Ждут-не дождутся нас больничные палаты,

Где я как на иконе лик слезоточу.

На профилактику потрачу треть зарплаты,

И четверть на подарки сестрам и врачу.

Занимайтесь йогой, спортом,

Мажьтесь грязью и сурьмой.

Отдыхайте по курортам

Летом, осенью, зимой.

Тратьте деньги на забавы,

Ешьте каши с имбирём,

Не лечась побудьте здравы!

Живы будем — не помрём.

***

Трансвааль в моём сердце


Золотились пшеничные волны,

Вольных рек голубела вода.

Трансвааль, ты был хмурым, но вольным

И таким быть тебе навсегда.

Пепелища, дымы и пустыня

Воют волки и птица Сирин.

Трансвааль, ты в огне и поныне.

Гарь пожаров да запах зверин.


Брат мой, смотри, это все не во сне, не во сне.

Рвутся снаряды и плоть разрывает сталь

Зарево снова в окне. Трансвааль в огне.

В сердце моём и твоём навсегда Трансвааль.


Битой техники ржавые скрапы

Да жирует в полях вороньё

Жадно тянет Империя лапы

К той земле, что пока не её.

Злобных псов озверевшая стая

Рвёт сынов твоих, деток и жён.

Трансвааль, твои хаты пылают

Двор загажен и сад твой сожжён.


Брат мой, смотри, это все не во сне, не во сне.

Рвутся снаряды и плоть разрывает сталь

Зарево снова в окне. Трансвааль в огне.

В сердце моём и твоём навсегда Трансвааль.


Кровь прольётся не даром. Не даром

Смоет плесень горячей струёй

Солнца око оранжевым шаром

Над свободною встанет землей.

Снова золотом заколосится

Так, как было, так будет и впредь.

На полях твоих щедрых пшеница

Детский смех будет всюду звенеть


Брат мой, смотри, это все не во сне, не во сне.

Рвутся снаряды и плоть разрывает сталь

Зарево снова в окне. Трансвааль в огне.

В сердце моём и твоём навсегда Трансвааль.

***

Песенка печального ковбоя


Снедь уплетаем за обе щеки,

птица — добыча ружья.

Пара ковбоев сидит у реки-

Джо, верный друг мой, и я.

Дичь стреляем, ведь голод не тетя

и в индейцев стреляем в неделю семь дней

только вряд ли вы в прерии целой найдете

и смирней, и душевней парней.

Припев:

Если мясо любит кто-то — для ковбоя есть работа

Я гляжу в синеву, а бычки жуют траву.

Револьвер, верный друг, степь на сотню миль вокруг

кружка кофе на огне — вот и все что нужно мне.

Никакого груза, никакой семьи.

Это все обуза, милые мои!!!


Спит "Смит и Вессон" в моей кобуре,

он адвокат и судья.

Пара ковбоев встают на заре

Билл, верный друг мой, и я.

Мы не мылись уже две недели,

непонятно где грязь, где загар

Мы отвыкли от женщин и мягкой постели,

и почти (Боже мой!) от сигар.

Припев

Палец стальной и в патронах кордит,

труп вора оплачет семья.

Пара ковбоев в засаде сидит -

Джим, верный друг мой, и я

Вот и скачут по степи ковбои.

Мы всегда друг за друга стеной,

и нас всегда обязательно двое:

я и кто-нибудь верный со мной

Припев

Может я в жизни не встречусь с тобой,

но чтобы набить твой живот

в прериях диких отважный ковбой

стейк длиннохвостый пасет.

Мы с койотом на пару повоем

Про заботы и беды свои

И про то, как тоскливо порой быть ковбоем

без жены, без детей, без семьи

Припев

***

Песенка под бедуинский кофе


А в пустыне тишина

как басóвая струна.

Молчалива и массивна,

но всегда напряжена.

Свет костра очертит круг

за которым гаснет звук.

Чуть дрожа ползет по небу

бледно желтый лунный жук.


Но закипает старый чайник на углях

и проступают в небе грозди звездных блях,

и искор блёстки вверх вздымаются в дыму.

В пустыне мне совсем не скучно одному.

Зачем же в душных городах,

где теснота и вонь и страх,

мы жизнь свою сжигаем в прах?

И по веленью по чьему?

Я не пойму.


Дым взлетает вверх, космат,

горький кофе аромат

расползётся по округе,

пробирая до гонад.

Кофе чёрен, что смола,

от костра волна тепла,

и веселым хороводом

мысли кружат, как юла.


Про то, что подводить черту уже пора,

про день, бессмысленно потраченный вчера,

и про природу, что бывает так щедра,

про диких предков, что сидели у костра.

Про столь привычный нам комфорт,

что толстозад и толстоморд.

Пусть городок мой не курорт…

Но кто ж уходит от добра?

Нет. Чур-чура!


Потревожена струна,

тишина искажена.

Вдалеке гудят машины.

Я расслабился сполна.


А потом бреду сквозь ночь

из моей пустыни прочь:

старичку к комфорту тягу

невозможно превозмочь:


к надежно защищающей меня стене,

к подушке мягонькой и чистой простыне,

К большому миру в мониторовом окне.

и к философской бесполезной болтовне,

И греют душу, тешат глаз

мазган, и душ, и унитаз,

и электричество и газ,

Но дух пустыни вновь ко мне

придет во сне.

***

Снежный романс


Было время ретивóе,

и всего хотелось вдвое,

мир прозрачным был и чистым, как ручей.

Страсть в угаре, блажь в запое,

словно зеркало кривое

оказалось: я уже совсем ничей.

Лицедеи и милашки,

однодневки, девки, пташки,

и любовь моя прекрасна, как заря.

Развеселая компашка

и всегда в баклажке бражка.

А душа была расточена зазря.


Зелена

молодость доверчиво-наивна

А весна

ждет что дружба и любовь взаимны.

Только все обман, в голове туман,

а в степи буран.

Снег, снег, снег.


Было время, — словно сказка.

Колесом кружились краски

и писал я золотые купола.

Было время, были ласки,

хмель, веселье, песни, пляски.

А сегодня степь кругом белым-бела.

Что хмельное да благое,

Где ж то небо голубое?

Только мутное щербатое стекло.

Сто сугробов за судьбою

словно бесов чехардою

словно злою ворожбою намело.


Колесом.

Жизнь катилась колесом по крышам.

Невесом,

Падал снег невидим и неслышим

Белой пеленой, ранней сединой

Мертвой тишиной.

Снег, снег, снег.


Ни друзей былых, ни хаты,

да глаза подслеповаты.

Ни художник, ни поэт, ни музыкант.

Видно бесы били в бубен

Забубён, пропит, загублен

никому уже не нужен мой талант.

Сам собою облапошен,

как метелью запорошен.

Жизнь уныла и постыла без крыла

Прах все радости былые,

хоть простые хоть святые.

Только где ж вы, золотые купола?


Навсегда

укатали Сивку крутогоры.

Холода.

Белый снег да на стекле узоры.

Ватой и стеной, марью обложной,

белой пеленой.

Снег, снег, снег.

***

Мамина колыбельная


Манит мир сверканием огней,

каждый шаг и миг всё интересней.

Но поверь мне, в мире нет важней

спетой мамой колыбельной песни.


Ночь, и детский крик в ночной тиши,

а для сна не вырвать и минутку…

Мама отдавала часть души

пестуя неспящюю малютку.


Хоть кружилась голова без сна,

сбившуюся подтянув пеленку,

пела колыбельную она

чтобы слаще с ней спалось ребенку.


Тянутся тропинками года

мы по ним уходим прочь из детства

Только нам от детства никуда

даже в зрелом возрасте не деться


И куда бы ни пришлось свернуть,

и куда бы ни пошли мы прямо,

будут помогать нам то'рить путь

песни, что когда-то пела мама.

***

Колыбельная для внука


Спи мой мальчик, спи мой сладкий,

будет ночь длинна.

К изголовию кроватки

спустится луна.

Засыпает даже воздух,

реки и земля.

И звенят в зените звезды

звонче хрусталя.

Но прислушайся- услышишь

сквозь хрустальный звон:

в мягких тапочках по крышам

тихо бродит сон.

Спи мой милый, спи курносый,

время не пришло.

Жизнь еще задаст вопросы

про Добро и Зло.

Не на все ее загадки

ты ответ найдешь.

А пока что спи, мой сладкий,

так быстрей растешь.

Как счастливым жить на этой

лучшей из планет

нам не даст пока ответа

даже Интернет.

Ты отыщешь, пусть не сразу

к счастью путь простой.

Спи пока, мой сероглазый,

спи, мой золотой.

Годы мчат быстрее звука

охнуть не успеть -

колыбельную для внука

сам ты будешь петь.

***

Сонная песенка


Когда багровый солнца круг

сползет за горизонт,

и вечер — друг над нами вдруг

раскроет черный зонт,

зажгутся окон огоньки,

а сверху, как печать

луна и звезды- светлячки,

чтоб нам не заскучать,

Из дальних странствий в этот час

вернется добрый гном.

Он знает нас и все про нас.

Он входит в каждый дом.

Слетает, словно пух, легко

садиться на кровать,

и тихо шепчет на ушко

волшебные слова.

Из дальних стран он сны принес

для каждого из нас:

в них хитрый кот и верный пес,

и страшный Барабас.

Тот гном несет тебе и мне,

волшебную тетрадь,

чтоб нас по ней учить во сне

мечтать, любить, летать.

Он будет сказки нам плести

пока продлиться ночь.

А солнца первые лучи

его прогонят прочь.

Спешит за сказками слетать

в далекую стану.

Чтоб нам их ночью рассказать

когда зажгут луну.

Из ночи в ночь, из века в век

как сон и свет луны -

веселый гном и человек,

который видит сны.

***

Песенка про телячьи нежности


Лишь сгорит закат багрово

По неведомой дорожке

Бродит черная корова,

Серебрятся с неба рожки.

Над горой сухой и твердой,

Над ручьем, журчащим звонко,

Ищет, тычась в землю мордой,

Убежавшего теленка.


Он ведь слабый, он ведь малый,

где без мамы ходит, милый?

Языком бы зализала,

Молоком бы напоила.

Скрылся след за дальней далью,

И, наполнено любовью

Перемешанной с печалью

Вымя теплое коровье.


А теленок, — словно не был,

Затерялся в мире жестком…

На подол пушистый неба

Молока слетают блестки.

Предрассветные покровы

На траву ложатся ватой

И плетется прочь корова,

Словно в чем-то виновата.


Но лишь схлынет марь пустая

Растворяясь понемножку,

Как теленок заблистает

На небесной на дорожке.

Крутолобый, с рыжим боком,

Жизнерадостный и ловкий,

Он беспечным легким скоком

Вдаль бежит без остановки.


Ось качается земная,

Мчит теленок рыжебровый

Лишь под вечер вспоминая

Маму черную корову.

И пурпурным покрывалом

Мир укроет тьма-царица…

Все что было вновь сначала

Повторится, повторится.

Рок слепого


Я ни дня, ни ночи

никогда не вижу

Мир для меня как склеп.

Мне плевать что солнце

выше или ниже

потому, что я слеп.

Трагик, шут и клоун

белый или рыжий,

Я так смешон и нелеп.

А конец мученьям

с каждым днем все ближе

потому что я слеп.


Но у меня есть мир,

куда Вам доступа нет

Там глубина и ширь,

простор, тьма и свет.

я в одиночку вполне

жить в этом мире бы мог

Но не понятно мне

есть ли в нем Бог.


В нем деревья без птиц

в нем чувства без границ

в нем голос без лица

и нежность без конца.

Мир раскрытый как глаз

мир, который не для вас

текущий, словно вода

мир, в котором я всегда.


Ваш мир полон боли,

в нем голод и войны

Кровь и смерть каждый час.

Вы, без духа и воли,

Вы его достойны

он так похож на вас.

Вам Бог дал от рожденья,

эти радость и горе

видеть мир без прикрас

Лица людей, растенья,

небо горы и море

он так похож на Вас


А для меня лишь мирок,

где я один до сих пор

Он так не широк

и нет в нем моря и гор.

Нет ни лиц ни огня

нет лесов и дорог

И место лишь для меня

Пусть я не Бог.

В нем деревья без птиц

в нем чувства без границ

в нем голос без лица

и нежность без конца.

Мир раскрытый как глаз

мир, который не для вас

текущий, словно вода

мир, в котором я всегда.


Но я себя морочу:

все без сожаленья

я без слов отдать готов

чтоб увидеть воочью

пусть лишь на мгоновенье

Ваш, лучший из миров

Я проклят и болен

нож у изголовья

черна от боли кровь

А Ваш мир наполнен

смехом и любовью

Он лучший из миров

Что для меня мой мирок,

где я один до сих пор?

Какой мне в нем прок

Ведь нет в нем моря и гор.

Ни свет и ни тьму

я так создать и не смог

не нужен он никому

ведь я не Бог.

В нем деревья без птиц

в нем чувства без границ

в нем голос без лица

и нежность без конца.

Мир раскрытый как глаз

мир, который не для вас

текущий, словно вода

мир, в котором я всегда.

***

Рок-Обломинго


Жил великий полководец Александр Македонский.

Со своим отважным войском побеждал любую рать.

Но сказали ветераны: На фиг нам чужие страны?!

Мы в дороге этой сраной не желаем умирать.

Ты не виноват,

но всему свой срок.

Обломайся, брат!

Это просто Рок.

Не поможет блат,

обломаешь рог.

Не печалься, брат!

Это просто Рок


В Риме был диктатор строгий, Юлий Цезарь в белой тоге,

и его любили боги, трон сулили и добро.

Но сенатское сословье обошло его любовью,

и испортили здоровье, сунув ножик под ребро.

Ты не виноват,

но всему свой срок.

Обломайся, брат.

Это просто Рок

Не поможет блат,

обломаешь рог.

Не печалься, брат!

Это просто Рок


То ли сдуру, то ли с фарту, возжелалось Бонопарту

к европейскому стандарту подтянуть Россию-мать.

Подвели его прогнозы, он не ведал про морозы.

Бросив войско и обозы сдристнул так, что не поймать

Ты не виноват,

но всему свой срок.

Обломайся, брат!

Это просто Рок

Не поможет блат,

обломаешь рог.

Не печалься, брат!

Это просто Рок


Разорвал трусы на ринге, просадил Mad duckets* в "бинго"

Это птичка обломинго. У тебя опять облом.

Вот такая незадача: Птичка синяя удачи

Пролетая горько плачет, машет порванным крылом.


Ты не виноват,

но всему свой срок.

Обломайся, брат,

это просто рок!

Не поможет блат,

обломаешь рог.

Не печалься, брат!

Это просто Рок


Неудача, с маслом фига. Не везёт тебе, амиго!

Зря ты бегал, лазил, прыгал, планы пламенем горят.

Обломается интрига, не получится блицкрига,

И Фортуна спляшет джигу и покажет голый зад

Ты не виноват,

но всему свой срок.

Обломайся, брат!

Это просто рок!

Завтра пусть хоть ад, -

Это не беда

Не печалься, брат!

Рок- он навсегда!

…………………..

* Mad duckets — куча денег

***

Рок Армагеддон


Придет тот день, чтоб вынуть нож,

На дни другие непохож.

Свернется небо, как чертеж.

Последний бой грядет!

И будут Божии сыны

Шептать «Во имя Сатаны».

И результатом всей войны

Жестокий мир падет.


В тот час, который надлежит

Начнется этот бой.

Бой с царством тьмы и царством лжи

Где кровопийцы и ханжи

Командуют тобой.


В час предрассветных кошмаров

Мелькнет как будто во сне

В диком вое пожаров

всадник на бледном коне

море затопит сушу

и вместе с сушей умрет

Береги свою душу,

Дьявол ее заберет!

Дьявол себе заберет!


Тогда прервет жернов свой звук

И выпадет кувшин из рук

И колеса скрипящий круг

В колодец упадет,

И ты восстанешь и падешь

Чтоб вновь не утвердилась ложь.

А в поле, где шумела рожь,

Лишь Смерть с косой пройдет.


Сольются в огненном кольце

И агнец, и дракон

Труба завоет о конце

И зверь в золоченном венце

Объявит свой закон

Свой утвердит закон.





В час предрассветных кошмаров

Мелькнет как будто во сне

В диком вое пожаров

всадник на бледном коне.

Море затопит сушу

и вместе с сушей умрет

Береги свою душу,

Дьявол ее заберет!

Дьявол себе заберет!


И даже если все не так

И Змея уничтожит враг

И тех, кто носят Зверя знак

Ждет озеро огня,

Жалеть не нужно ни о чем:

Ты гибнешь стоя и с мечом.

И значит, Бог здесь ни при чем,

Он не сильней меня.


Бог утверждает свой закон

Который не понять.

Что, в самом деле, может он?

Жжет изнутри тебя огонь

Сильней его огня.


В час предрассветных кошмаров

Мелькнет как будто во сне

В диком вое пожаров

всадник на бледном коне.

Море затопит сушу

и вместе с сушей умрет

Береги свою душу,

Дьявол ее заберет!

Дьявол себе заберет!


И будет ночь светлее дня.

Три всадника и три коня

Со смерчем стали и огня

Чтоб утвердить закон,

В котором только «да» и «нет»

И жизнь — расплата и ответ

За то, что ты принес на свет.

Грядет Армагеддон!



Звезда, которая полынь

Низринется с небес,

Чтоб первым стал, кто был вторым

А тот, который первым был

Тот, наконец, исчез.

Тот навсегда исчез.


В час предрассветных кошмаров

Мелькнет как будто во сне

В диком вое пожаров

всадник на бледном коне.

Море затопит сушу

и вместе с сушей умрет

Береги свою душу,

Дьявол ее заберет!

Дьявол себе заберет!

***

Тарантелла


Раскрывайте глаза пошире!

Будет веселье. Вам повезло!

Вы ведь верите что в этом мире

Добро всегда побеждает зло.


Сегодня главный, — шут и проказник,

Сегодня все наоборот!

В жизни есть будни, но есть и праздник.

Веселись, честной народ!


Кто впереди, веселый и смелый:

Огромный нос, огромный рот.

Вы узнаете Пульчинелло?

Его и дьявол не берет!


Пульчинелло! И этим все сказано,

Светит на сцену яркий свет.

Все тщеславные будут наказаны:

Получат палкой по голове!


Полицейским придется туго –

За Пульчинеллой не уследишь!

Жадный получит По заслугам.

То есть получит только шиш.


И если Смерть с косою встанет

На пути у весельчака,

Наш Пульчинелло её обманет,

Даже Смерти намнет бока.


Нет ни бедных, ни голодных

Нет никого, кто б не танцевал

Веселится люд свободный,

Потому, что карнавал!


Карнавал! Вот славное дело.

Нас никакая грусть не берет,

И танцует тарантеллу

Прямо на площади весь народ.


Даже если пуст желудок

Не сердись на весь белый свет

В круговерти масок и шуток

Огорченьям места нет.


И веселью нет предела,

Что бы с тобой не произошло

В каждом из нас есть Пульчинелла

Значит, будет наказано зло.

***

Пиратская бойкая


Крики чаек, звон монет.

Ничего приятней нет.

Только плавники акульи

кораблю бегут во след.

Парус серый, черный флаг.

Ни один не чует страх.

Пусть споют морские девы

нынче на похоронах.


Любой вояка

лихой рубака,

и рвется в драку

наш экипаж.

Отбросим толки,

порох на полке.

Морские волки,

на абордаж!


Мы у борта корабля

не одной добычи для.

За лихой и злобный норов

Прокляла нас всех земля.

Галеон или баркас,

целый мир боится нас

Мы готовы с миром драться -

Кровь за кровь и глаз за глаз!


Всех ждет дорога

к морскому богу.

Пусть нас немного,

они — слабей.

И пусть недолго

Походим в шелке

Морские волки,

руби и бей!


В страхе задрожит купец.

Капитан наш молодец,

ждет богатая добыча, -

приз для доблестных сердец.

Что нам боль и что нам смерть?

Разорвем купчишку в дерть,

и с добычей возвратимся

прогулять её на твердь.


Морские волки,

Крест на наколке,

На треуголке

горит фитиль.

Добыча, слава.

Шторма забава

и как отрава

проклятый штиль.


Жизнь одна сплошная ложь

и цена ей — медный грош.

Потому держи покрепче

пистолет и верный нож.

Будут девки и вино

а в конце всегда одно:

или вздернут нас на рее,

иль морское примет дно.


Вы люди тоже:

рабы- вельможи.

Но нам негоже,

закон наш лют.

Нам слишком больно

жить подневольно

Морские волки

свободный люд!

***

Песенка мелкого столичного беса


Здесь пожар, в наводненье объявший бардак,

и слова — лишь иллюзия эха

Это место, где люди живут кое-как

где успех — сам мерило успеха

Точно сам Повелитель иллюзий и лжи

Правит, бесов толпой окруженный,

В гнойной луже, где преют бомжи и ханжи,

чуть прикрытой блестящей попоной.


Припев:

Распродажа в аду! Поимейте ввиду

все открыто и честно, и все на виду,

и стеснительность сразу отбросьте!

Эрудит, троглодит, — никого не щадит

всех поглотит безжалостный демон Кредит,

Душу высосет, выплюнув кости


Рвутся сотни слепцов словно страсть ощутив,

чтоб удаче в загривок вцепиться

В город денег, культуры, больших перспектив

под пьянящим названьем "столица"

Из провинции ты за удачей бежал,

в центр славы, богатства, прогресса.

Оказалось: мираж. А внутри миража

человек превращается в беса.


Пр:


Креативен и бодр, на хорошем счету,

с оптимизмом, мажорно и смело

продаю я не воздух, а Вашу МЕЧТУ,

чуть не даром: за душу и тело.

Всю неделю горю, не сгорая в огне,

вру, ворую, то строя, то руша.

И тоскливо и мерзко и муторно мне

покупать ваши тухлые души.


Пр:


А потом я иду в опостылевший клуб,

где сосу омерзительный виски.

А кругом лишь суккубы, и сам я суккуб,

но у них офигенные сиськи.

И рефлексий не жди, лишь не продешеви,

Удовольствие будет наградой.

Секс всего лишь разрядка, а всякой любви

как души — нет, и лучше не надо.


Пр:


Можно что-то нюхнуть, покурить, полизать,

уколоться, на крайний на случай.

И уже хорошо. И уже благодать.

И еще будет многажды лучше.

А потом будет кайф, я в нирвану уйду,

у которой ни меры ни края.

Хорошо менагером жить даже в аду,

если лохам он кажется раем

***

Песенка охотника


Мы поднимем ружья дружно,

Будто дернул кто за нить.

Каждый ждет

испытанья от судьбы.

Только чуть удачи нужно

Чтобы нас соединить

С тем, кто выйдет

на линию стрельбы.


Серый волк — может редкость для кого-то

Но у нас есть к добыче интерес.

Мы зелеными платили за охоту

И его не спасет зеленый лес.


Задрожали мелко ветки

Он ступил на снежный наст

Обнажились два клыка

как два огня.

Ничего не бойтесь, детки,

Защитит охотник вас!

Вот удача:

хищник вышел на меня!


Ну, кого он, серый, дурит?

Эта ярость желтых глаз

Прячет только страх, такие, брат дела.

Я ведь тоже волк, в натуре.

Но не я, а он сейчас

На прицеле у холодного ствола.


Никогда он не ел из рук у скотников

Каково, знаем только я да он:

По горячему по снегу от охотников

Уходить под собачий звонкий гон.


Я подумал на мгновенье:

Может, дать ему уйти?

Вдоль ложбинки, в сторону реки…

Но какие тут сомненья?

Ну не я — так кто другой

Через сто шагов надавит на курки


У меня самого судьба такая-

Не подстрелят — так пойдешь в тюрьму.

Может, серый по глазам читает:

Сразу видно — врубился, что к чему.


Я почти себе не верю:

Рад настолько, что хоть плачь,

Я счастливейший охотник

меж людьми.

Застрелить большого зверя

Вот удача из удач

Королевская охота,

черт возьми!


Вольный волк — это не овца в загоне,

Он свободно решил свою судьбу:

По горячему, по снегу от погони

Уходя сквозь ружейную пальбу.

***

Песенка про веселого гоблина


Сорвало кран, сгорел чердак,

и в доме снова кавардак,

и едут теща, тесть-мудак

на Рождество, блин!

С утра жена уже пьяна,

а дочь гуляет допоздна

и в этом всем твоя вина,

проклятый гоблин!

Я был не враг, но был простак

а ты все время делал так

чтоб лез впросак я, как дурак

вегетативный.

А ты смеялся надо мной,

Ты думал будто я дурной,

А я доверчивый, честной,

и чуть наивный


В чащобах западных лесов

на чашах мировых весов

вы были злом из полюсов

веков, эпох ли.

Но грань была перейдена,

пришли вы в наши времена

и наша жисть пошла вся на…

Да чтоб вы сдохли!

Такой народ, вы, — мразь и сброд.

Твоя взяла, ты сделал ход.

Так радуйся пока, урод,

моей обиде.

Пусть мне сегодня нелегко

Пролезу нитью сквозь ушко

и на твоей станцую, го-

блин, панихиде.

***

Песенка маркитанки


В печальном тридевятом королевстве

народ в слезах бредет по мостовой.

Как дева, пожалевшая о девстве,

король сидит с поникшей головой.

Палач в огромном красном капюшоне

ревет в платок, большой, как парашют.

И сжавшись в ком на королевском троне,

украдкой вытирает слезы шут.


А трижды девять будет двадцать семь.

Ведь в королевстве не было проблем,

но с королем беда произошла

и плачут все. Такие вот дела.


Наверно, не открою я секрета

и знает каждый, хоть кого спроси,

писала королевская газета,

и даже сообщило Би-Би-Си:

Король хотел разок сходить налево,

он даму затащил на сеновал.

Проведала об этом королева

и королю устроила скандал.


А трижды девять будет двадцать семь,

секрет не тайна, раз известен всем.

Ведь для кого-то милая жена

куда страшней, чем СПИД или война.


Король пытался быть нежнее пуха

пытался мягче воска быть, и вот

от королевы получил он в ухо,

а также окончательный развод.

И королева всех ругая матом,

куда-то укатила без помех.

Рыдали в королевстве тридевятом,

хотя сквозь слезы кто-то слышал смех.


А трижды девять будет двадцать семь

и скоро слезы высохнут совсем.

Не может в море кончиться вода

и, значит горе, горе не беда.


И только слухи по стране сновали,

что королева зря бела как мел:

король хотя и был на сеновале,

но ничего там сделать не сумел.

Народу эти слухи не помеха

здесь люди любят делать все всерьез:

Рыдать до истерического смеха,

а если уж смеяться — то до слез.


А трижды девять будет в среду двадцать семь

и скоро я туда уеду насовсем

Уж раз король отныне холостяк

мне на себе женить его пустяк.

Пусть родом я из хлева!

Ходить я буду перед знатью в неглиже,

а кушать скромно пармезан и бланманже,

А всех солдат произведу в графья

чтоб жрали вволю, пили дофуя.

Я буду королева

***

Контрактники песенка


Протяни над тучей руку и сожми ее в кулак.

Как еще рассеять скуку, кроме пьянок, баб и драк?

Как завить веревкой горе, чтоб забыть про белый свет

и кому себя проспорить, если смерти все же нет?

Гонит Бог, а может случай, только спорить с ним не смей,

то ты берцем месишь тучи, то в болоте кормишь змей

И не тугрик нужен длинный, ни экзотика в раю,

Все тебе адреналина не хватает, мать твою!

Бродят пОмиру бойцы- мертвецы,

Растечется винной лужей заря.

режут правду-матку мамки, отцы

А зарежут — и поймут, что зазря.

Я еще вернусь!


На руке моей наколка: купол, штык и самовар

и на цепке два осколка, что вернее, чем кевлар.

Рейды, нервы да консервы, — надоело все, без врак.

Кто здесь первый? Я здесь первый! Кто последний — тот дурак.

А над полем за горою небеса горят опять

Если хочешь стать героем не страшись себя терять

и не парься за беспечность этих девок и парней…

У тебя в запасе вечность. Ну, как минимум пять дней.

А за лесом то ли взрыв, то ли гром

а потом проклятый пласт тишины…

Не кори меня, батяня, за дом

без мужицких рук просевший с весны.

Я еще вернусь!


Поглядишься в скол зеркальный, да и плюнешь в муть ручья:

нету места средь нормальных для таких, как ты да я.

И не выжить на зарплату, нет эмоций, только мат.

Мы ни в чем не виноваты, виноват военкомат.

А когда уходит кто-то… только водка! Слезы — нах!

Те, кому война — работа знают толк в похоронах

Грусть-тоску на час притушим, и размочим в горле ком…

Поскорей бы Богу в душу…или в челюсть каблуком

В поле черная земля, мать ее

А вкруг поля лишь поруха и гнусь

и глумится над стерней воронье,

намекая: никуда не вернусь

или все-таки вернусь?

***

Ода молоку


И на вкус и на цвет

Нет милей на свете

Есть в нем сила камней

И здоровье трав.

Молоко любят все –

Взрослые и дети.

Пусть хоть кто скажет мне

Будто я не прав.


Почему так смешно

Молоко из миски

Пьют ужи и ежи?

Мне б хотелось знать.

И известно давно:

Тигры (те же киски)

Любят (лишь покажи)

Молоко лакать.


И котята и щенки

любят это дело

Не оттащишь за бока

Выпьют все пока.

И лакают язычки

молоко умело

Будто тают облака

в миске молока.


Даже диких зверей,

Очень осторожных:

Волка, рыжую лису,

Быстрого хорка,

Приручить так скорей

В два-три раза можно

Если каждый день в лесу

Давать им молока.


Кит огромный тоже пил,

Не стоял в сторонке

А уж он то знает толк

В том, что лезет в рот.

Молоко он любил,

Когда был китенком,

Хоть китенок и не волк,

И совсем не кот.

Хорошо молоко

матушки-Природы

не сравнить никогда,

с пивом и с водой!

Одолеть с ним легко

Годы и невзгоды

Только с ним без труда

Справишься с бедой.


Если, скажем, тоска

Зверем душу гложет,

Воет волком с утра

Ветер в голове, -

Выпей кружку молока,

и оно поможет,

Можешь даже «На «Ура!»

Выпить сразу две.


А когда все прошло,

Снова солнце греет,

Снова хочется жить

Раз уж жив пока.

На душе так светло,

что спешишь скорее,

чтоб с друзьями попить

Светлого пивка.

***

Ночнушки-чернушки колыбельная


Засыпай, малыш, скорей!

Не дрожи ресницей

Вурдалаки у дверей

ждут тебе присниться.


Вот уже взошла луна,

так поспи немножко,

а не то зову слона

сесть тебе на ножки.


Будешь ты во сне играть

не орать, не плакать,

а цветочки собирать

опийного мака.


Если ты не будешь спать,

не закроешь ротик

перестану выдавать

резиновую тетю.


Спи, мой мальчик, баю-бай!

Повторять не стану,

Щас к нам в дом придет бабай*

из Узбекистану.


Раньше этот аксакал

юный был да ранний,

деткам в ванночки пускал

рыбочек пираний.


Он теперь совсем не тот,

изменил привычки

на базаре продает

детские яички.


Заберет тебя в мешок

этот дядя добрый

и посадит на горшок

с королевской коброй.


Хоть бы ты на миг умолк!

Слышишь? В черной чаще

по тропинкам бродит волк

злобный и рычащий.


Если мальчик не уснет

позову я волка

он за попу как куснет!

Будет больше толка.


А когда ты будешь спать

на своей подушке,

я отправлюсь сочинять

новые чернушки.

***

14. Мой Израиль

Негев пробуждается


Не весной просыпается Негев. Зимой.

Собираются тучи, седы.

Сверху падают пряди дождей бородой,

И по склонам несутся ручьи чередой

Серо-белой от пены воды.


Заливает дороги, срывает кусты,

И буйна у обочин волна.

И сползают потоки грязищи, густы

Пробуждение ужаса и красоты…

Древний Негев восстал ото сна


Ветры мечутся, моросью влагу стеля.

Но развеются пОлоги туч,

И зелёные ризы накинет земля,

Чтоб Творец любоваться мог, благоволя,

Как мой Негев красив и могуч.


Вновь дороги забиты машин кутерьмой

Суетящихся как мураши.

На холмах прорастает трава бахромой

Не весной просыпается Негев. Зимой.

Край суровой горячей души.

***


Дети вечного исхода


Холод капель камень точит

мысли душат, как удав.

Путь наш был из тьмы и ночи

непокоен и кровав.

Но, как газ из недр планеты

рвется вверх сквозь толщу вод

тяжкий наш из тени к свету

неизбежен был исход.

Пламя веры в этом племени

под неверья черным льдом

Мы идем сквозь бездны времени.

До сих пор еще идем..




Пряча мысли, души, числа

(страх был главный наш урок)

мы играли в тени смысла,

мы читали между строк.

И рвались душою в дали,

и решали — кто же мы.

И на кухнях обсуждали

как разрушить царство тьмы.

А душа народа дикого

так устроена, дружок:

от смешного до великого

только маленький шажок.


Неба щит лазурной чашей

нависает над холмом

и в глаза пустые наши

Солнце жгучим зрит бельмом.

Даже птицы не летают,

тени тают, сея страх.

Здесь вода всегда святая.

человек всего лишь прах.

Прозвучат слова халдейские

о заклании ягнят.

Эти очи, мать библейская

мира всю печаль хранят.


Кости, жажда, жар, дорога.

Смерть не сводит стылых глаз.

Мы в себе рождаем Бога.

Бог в себе рождает нас.

Правых нет и виноватых,

но что сможешь — соверши!

Нет покоя. Нет возврата.

Вечный путь, — он часть души.

Мы хотели быть счастливыми

но и ныне, что ни год

нету мира под оливами.

Продолжается Исход.

***

Негев. Вечер пятницы


Ржа заката блекнет понемножку,

веет воздух прелью и тоской.

Сумерки крадутся серой кошкой.

Тишина. Расслабленность. Покой.


Благодати шаль легла на плечи,

сея просветления пыльцу.

И горят, шаббат встречая, свечи -

Псалмом благодарности Творцу.


Над домами колесом телеги

катится луна на небосвод.

Пятница закончилась, и в неге

Негев отдыхает от забот.

***

И снова о пустыне


Пустыня. Бесконечность. Боль и зной

И будто шрамом в мякоти земной

дорога пробегает парой строк.

Здесь лезет вера — как из раны гной

Как в море рыба — в сети рыболовам…

А в городе опять распят пророк

Всем кто болтает — действенный урок

(Не зря же этот мир рожден был Словом).

Увы ничто не вечно под луной

за исключеньем истины одной

и та всегда грядет в обличье новом.

***

Израильские зарисовки


Алкоголь

В Израиле Баркан Шираз -

любимый вкус широких масс.

Пусть по букету не "Шато",

доступней по цене зато.

За завтраком всего глоток -

дабы улучшить крови ток.

Потом стаканчик на обед -

аперитива лучше нет.

Под вечер, сплину вопреки,

он стимулирует стишки.

За ужином стакан вина, -

всё лишь для укрепленья сна.

Но с дамой все же пью коньяк,

поскольку от него ст…

***

Что-то с головой

Все выше, и выше, и выше

в прекрасные дали маня

моя перелётная крыша

со свистом летит от меня.

***

Бессонница

Ночь — подруга близкая поэта

даже если он на стих не скор.

И почти совсем не нужно света:

свет даёт товарищ монитор.

А писать стихи о длинной ночи

длинной ночью для поэта — кайф.

Но хорош твой стих или не очень

выявит читатель-полиграф.

***

Операция "Волнорез"

В Галилее опять неспокойно.

Каждый верит в правду свою.

Мир формально. По сути войны.

Дай нам Бог их свести вничью.

Пахнет гарью. Горят покрышки,

мусор, изредка — и дома.

Льется кровь. И не понаслышке.

Все плотнее ночами тьма.


И мороз пробегает по коже,-

так кроваво блестит заря.

Тот, который распялся, похоже

ради нас старался зазря.

***

Город боли


У нас в пустыне тишь и расслабуха,

и воздух чист, и Божья благодать.

Йерушалаим — злоба, кровь, чернуха,

конца которым нет и не видать.

И я признаюсь (строго между нами):

Моя бы воля: полегчало чтоб

Йерушалаим снес бы к Бени-маме.

устроив ограниченный потоп.

***

Политика


Опять раскол, опять бардак.

Опять танцуют танцы

болтун, мошенник и мудак

и их друзья засранцы.

И возбуждают гнев толпы,

и, вдруг восстав из тлена,

сквозь взрывов призрачных снопы

ползет к нам Альталена.


Корабль "Альталена" получил известность тем, что доставил

в середине июня 1948 года большую партию оружия, закупленную

Иргуном, а также группу из 940 новых репатриантов — добровольцев

этой организации. Иргун был готов передать вновь образованной

Армии обороны Израиля (АОИ) 80 % оружия. Однако требование

правительства передать ему всё оружие и отказ Иргуна привели к

конфликту, в ходе которого корабль был обстрелян и потоплен АОИ

в порту Тель-Авива 22 июня 1948 года.

В ходе этого инцидента погибло 16 членов Иргуна (14 из них —

переживших Катастрофу, два репатрианта с Кубы) и трое солдат

Армии обороны Израиля.

***

Ночная гроза


Быть грозе. Трансформаторных боксов гул

Нам кассандрит молнии, гром и дождь.

Прогудел автобус, широкоскул

Полуночный город почти заснул,

Или лишь притаился, скрывая дрожь.


Ночь беззвёздна и отсветы фар желты.

То ли духов лёт, то ли тени снов

У обочин вьют темноты жгуты.

Серых кошек тени, поджав хвосты

Исчезают беззвучно в тенИ домов.


Что назрело того и не миновать

Как тут выбирать между злом-добром?

Обновленья жаждет Природа-мать.

Прежде чем родить, нужно мир сломать

Через молний блеск и раскатный гром.


Фонари погасли и тишина.

Вспышка, вспышка и громовой раскат.

Словно тут, за домом, упал снаряд.

Не война. О Господи, не война!

Это лишь гроза. И из глаз слеза.

Как я рад, о Господи! Как я рад!

***

Негевский этюд. Июнь


Июнь. С утра уже жара.

Взбесившись, солнце жалит кожу

И дымка над землей похожа

На слабый отблеск серебра.


Час без воды — уже каюк

Бреду, сгребая жар ногами.

На пальмах листья-оригами

Почти што тени не дают.


Пылает стёкол рубеллит,

А ветер с юга пылью душит.

Шуршат песчинки словно мыши

В траве пожухлой у земли.


А вот и бар. Там есть вода.

И там страдальца ждёт прохлада.

Без сил, как грешник в рай из ада

Едва-едва ползу туда.


Пещера-дверь раскроет пасть.

Эдема мнимого химера.

В объятьях кондиционера

Готов до вечера пропасть.


Как нега расслабляет нас!

Но ждет под солнцем путь неблизкий.

И не прощаясь, по английски

Я выйду! Выйду! Вот сейчас…


В кулак всего себя собрав

Бросаю, как Муму Тургенев.

Жесток бывает летом Негев

Июнь. Обычный день. Шарав.

***

Негев. Караван


Привычная и милая картинка:

прикрыла солнце облаков вуаль,

вдоль гор, по еле видимой тропинке

верблюдов караван шагает в даль.


Бряцает сбруя, фыркают верблюды,

пыль облачками вьётся возле ног.

Разлегся Негев раскаленным блюдом:

Титан, распятый нитями дорог.


А время будто замерло в пустыне,

забывшись ненадолго чутким сном.

Лишь смерчики бегут, как будто джинны,

Сшибаясь во вращении шальном.


Куда спешишь, о чем печешься, грешный?

Судьбы не обогнать, не обмануть.

Я принимаю ход времен неспешный,

и в завра не спеша продолжу путь.

***

Песнь бедуина

"О многих из этих бойцов, часть из которых передвигалась по Негеву

на верблюдах, до сих пор ходят легенды. Ну, а шейх Ауда был одним

из самых лучших. Его умение поражать цель на скаку, сидя на верблюде,

поражало очевидцев." Хроники Негева


Первый крик мой звучал на заре,

когда небо становится синим.

Я рожден в бедуинском шатре

посредине Великой пустыни.


Ночью небо как россыпь углей,

Солнце — дар Всемогущего бога.

Бедуин не привязан к земле.

Дом его: лишь шатер да дорога.


Славу предков в стихах воспою.

Дар певца мне дарован Аллахом:

Род мой славен, неистов в бою,

и мужчины не ведают страха.


Меч Небес, Ауд'a Моам'aр,

побратим самого Сал-ад-Дина,

для кяфиров* беда и кошмар

от Как'ура* до Ур-Шала'има*.


ДостославныХал'иб и Сард'ар,

Джад, Зак'aрия, сын Исмаи'ла,

Зейд, Раш'ид и Али Моамар.

Мы их помним и чтим их могилы.


Семь имен. Каждый, — славный боец.

Моамаров все помнят доныне.

Мы верблюдов стада и овец

выпасали в Великой пустыне.


Я — восьмой. Вас уверить дерзну:

в шестьдесят воин не из последних.

Взял себе молодую жену.

Роду нужен мужчина — наследник.


Л'ейла, страстных восторгов хурджин!

О царица моих дромед'aров*!

Подари мне девятую жизнь!

Да продолжится род Моамаров!

Кяфиры (аль кяфирун) — неверующие

Какур — древняя крепость крестоносцев

Ур-Шала'им аль Кудс — старое арабское название Иерусалима

Хурджин — седельная сумка, торба

Дромед'ар — одногорбый верблюд (гам'аль). Высшая ценность для бедуина.

***

Пойду искать по белу свету…


Вас рассеяло по заграницам

будто звездочки по небу в ночь

Что ж вам дома, друзья, не сидится?

что за ветер уносит вас прочь?

Нет ответов. Одни лишь вопросы.

И не сахар чужая земля.

С корабля убегают матросы

если крысы стоят у руля.

***

Тяжек путь к святой земле


Пыль, барханы, скорпионы,

заболевших бред и стоны.

Тень едва ползет на склоны.

Миражи сквозь щели вежд.

День за днём и ночь за ночью.

Жизнь, разорванная в клочья.

В нас самих сосредоточье

новой веры и надежд.


Истым Божьим словом званы

через зной и сквозь туманы

мы бредём в чужие страны

ясным днем и в серой мгле.

Под палящим небосводом

По камням, пескам и водам.

Станем мы святым народом

в обетованной земле.


Но пока — разноголосье.

Мы отдельные колосья

и скрипим кривою осью

на разбитом колесе.

В опьянении свободы

мнят себя вождем похода

племена, князья и ро'ды

одурев, почти что все.


Есть Завет, так что ж такого?

Путь так долог к жизни новой…

Божья воля как оковы.

Всё успело надоесть.

Нас несёт, как ветром тучи.

На зубах песок скрипучий.

Может врут, что будет лучше?

Рабство было — рабство есть.


Ветер враки дует в уши,

клич вождей звучит всё глуше,

и сомненья души сушат

как былинку суховей.

Для чего ушли из дома,

где и боль была шаблонна,

где хоть жили по-худому

но спокойней, здоровей?


К ночи слабость непритворна.

Но встаём с зарёй упорно,

вещи в путь собрав проворно,

тащим скарб, что так убог.

Нынче горе полной чашей,

но придем мы в землю нашу

оросим, взлелеем, вспашем.

С нами вера. С нами Бог!

***

15. Почти вся правда обо мне

Интернет


Интернет и пространство, и смысл бытия

В нем великим и малым не тесно.

А отшельникам-анахоретам, как я,

Без него бы и сгнить бессловесно.


Сквозь заборы границ он связал нас, струист,

Сделал маленькой нашу планету.

Потому, наплевав что еврей-атеист,

Я порою молюсь Интернету.

***

Самокритично


Кто душой совсем устал

тот и встал на пьедестал,

костенея бронзовеет.

Думать вовсе перестал.

Есть табличка "Не кантуй!"

Как ты это не трактуй

очень вредно человеку

превращаться в свой статуй.

***

Эпохи ветер надо мною веет,

Стихов ряды стоят многоэтажно,

И я уже частично бронзовею,

А в прочей части становлюсь бумажным.

Растет в народе склонность роковая:

Приходят люди, голову склонЯ,

И листики бумаги вырывают

С цитатами из мудрого меня.

А я терплю (Бумага стерпит много),

Хоть фэнами с бумагой сорванЫ

Два уха, клок волос и с пальца ноготь,

Пиджак, рубашка, галстук и штаны.

Но вот терзают смутные сомненья:

листок с цитатой оторвав уже,

Бежит народ к невзрачному строенью

Где выведены буквы «Мэ» и «Жэ».

***

Старый дом у пруда


В посеревший от старости дом у пруда,

Где и времени нет, нет проблем и забот,

Где не мертвая и не живая вода,

Где под хлипким крыльцом кто-то серый живёт,

Темнота от таинственных звуков густа,

А мечта безобидна и очень проста,

В дом, в котором ни боль не грозит ни беда

Я, наверно, уже не вернусь никогда.


Я с другой мелюзгой там ловил окуньков

Прыгал в омут, где «точно живёт водяной»

Пил забористый квас, аж до слёз пузырьков,

Хвастал до волдырей обгоревшей спиной.

Если сильно щипало, — я плакал тайком.

Дед ожоги мне кислым лечил молоком.

Изумрудного мха проросла борода,

Лебеда у забора и сена скирда…


Ивы серые косы мочили в воде.

На закате мне сказки рассказывал дед,

И манил в чудный мир, колыхаясь везде,

На рассвете туман, зачарован и сед.

Дней плелась череда, пролетели года

и осталась от жизни лишь горсточка льда.

Расплещусь по Вселенной я талой водой.

Дом останется поросли пусть молодой.


И, пускай без меня, по утрам иногда

Детский смех раздаётся над гладью пруда.

***

Заботы пенсионера


Пол неба окатив оранжевым и красным

Над горизонтом глаз раскрыла Солнце-мать.

Вещает птичий хор: «Жизнь может быть прекрасной!

Да здравствует рассвет! И дайте нам пожрать!»


А снизу в гаммы птиц вплетают мявы кошки

Их голоса сильны, мягки и высоки.

Собрав кулёк спешу. А что? Проспал немножко.

Почти до трех часов вычитывал стихи.


Так и живу, друзья. ВольнО пэнсионэру

Тащить паёк с утра для птиц и кошаков.

Я вижу в этом смысл. В космическую эру

Смывать грехи с души — забава старичков.

***

Зачем пишу стихи


Уж такова она, моя стезя.

Пишу затем, что не писать низзя.

Пользительней, наверно, кушать водку,

с подругой анатомию учить,

качать мышцУ на кукол платья шить

и школоту гонять по околотку.


Но как на небо вылезет луна,

то всякой рифмы голова полна,

и ежли рифмы те не всунуть в строчки,

да не забросить сходу в интернет,

то ить ни сна и ни покоя нет

до самого исхода мутной ночки.


И так писать до самой смерти мне

С Прекрасной Дамой Тьмой наедине.

Писать в тиши — ну что за благодать?

В мозгу слова прельстительны и гладки.

А ночь в насмешку дарит мне загадки.

Записывая, тщусь их разгадать.


Мои стихи как дети мне милы.

Не для хулы пишу, не для хвалы,

я радости и страхи в них итожу,

сомнений горы и прозрений пшик,

и добавляю (все же я мужик)

и грезы эротические тоже.


Зачем пишу? Конечно, для души

Не чтоб «умищем» сверстников глушить.

Не строчкой слезной жду прельстить юницу

для ублаженья душ и сочных тел.

Но чтобы внук, раскрыв мою страницу

сказал: и я бы так писать хотел!

***

Наказание


И опустился август мне на плечи,

прижег щетину жаркой чешуёй

и зашептал: «Ну что же, человече,

во мзду за недозволенные речи

твой рок: вовек томиться болтовней".


И заткнута была моя шарманка,

навеки запечатаны уста.

Лечь-встать — моя работа спозаранку.

Болтаюсь, безутешный Ванька встанька,

за то что голова моя пуста.

***

Любовь к дереву


Творец Адама вылепил из глины.

Мне не понять, чего нашел он в ней.

А я, видать, из рода Буратины.

Мне дерево дороже всех камней.

А всякие алмазы да рубины,

гранит и глина, чернозём, песок, -

не трогают души моей глубины,

(ну разве если попадут в носок).

Но если вижу дерева фактуру

я, (и поверьте, это не клише)

готов в добро поверить, и в культуру,

и в то, что буду делать физкультуру,

не пить, не врать, сдавать макулатуру…

И сразу станет легче на душе.

***

Лунный клоун

«Это гость лишь запоздалый у порога моего,

Гость какой-то запоздалый у порога моего,

Гость-и больше ничего» Эдгар По. Ворон


Из мерцанья мути ртутной, из приютов неуютных,

словно дух, неупокоен в черный час кончины дня,

из оконных дыр-промоин возникает лунный клоун

отражений липкий воин, блик лампадного огня.


Этот глупый, вздорный клоун беспардонен, беспокоен,

нагло мнит, что он достоин восхищенья моего.

В упоеньи самомненья он коверкает движенья,

размножая в отраженьях неживое божество.


Он лопочет и хохочет, от меня чего-то хочет.

роет землю, словно кочет, то рыдая, то браня…

Кто ты, клоун, шут безумный? Что в зрачках твоих латунных?

Но витрины в бликах лунных отражают лишь меня.


И в рассветный грай вороний я бреду бульваром сонным,

Где за гранью дыр оконных зарождается возня.

Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным.

Уползают с тихим стоном тени прочь при свете дня…

***

Кривая дорожка


Я много лет терзаю лиру.

Ей верен, как абрек — ножу.

С начала века на Стихиру

что на родной завод хожу.

Как наркоман тащусь за дозой,

мотаю шелкопрядом нить.

И стало трудно думать прозой

и даже прозой говорить.

Багаж богаче год от года,

все реже в мыслях брань и дрянь,

все реже кажут нос с испода

невежество и графомань.

Я не витаю в эмпиреях

тачаю стих, как сапоги.

Есть зависть, но не жжет, а греет,

и понукает мне мозги.


Давлю из строчек без пощады

слова пустые, словно вошь.

И ближним не жалею яду,

и сам терплю и брань и ложь.

За кучу лет дошел к порогу

чтоб оглянуться и узреть:

— Стихи писались, слава Богу.

Дай Бог, чтоб так же было впредь!

***

Контрабандист


Может быть, в нарушение правил

Я, как опытный котрабандист

Уезжая, страну не оставил,

И теперь перед Родиной чист.

Не заметил чиновник таможни

Вывез я, словно блок папирос,

Что купить никогда невозможно-

Ту страну, где родился и рос.

От морей до снежинки беспечной

И от гор до пылинки земной

В свою память впечатал навечно

И она теперь всюду со мной.

Облака, как волшебные птицы,

Серебристых дорог провода,

Все в душе моей нынче хранится,

Чтобы мог я вернуться туда.

Сизари на балконах воркуют,

Тополя в предзакатном огне…

Та земля, по которой тоскую

Навсегда сохранится во мне.

В пене белых садов, как невеста

Сквозь пространства плывет не спеша.

Ей навечно отведено место-

Эмигранта больная душа.

Чтоб встречал меня, сердце лаская

Край, где вам не грозят никогда

Ни жестокость, ни глупость людская

Ни иная какая беда.

Бог иного не дал мне таланта

Не художник я и не артист

Я — счастливейший из эмигрантов

Самый ловкий контрабандист.

***

Как перейти границу


Нынче небо так празднично — звездно,

Словно ждет к себе в гости кого-то.

Я попробую: может не поздно

Душу вычистить чувством полета.


Я окошко пошире раскрою,

Слез и горечи капельки вылью,

Ощутив, как растет за спиною

Что-то больше и ярче, чем крылья.


Комнатушка не больше колодца

Вся в сугробах бумажного снега.

Но достаточно места найдется

Для важнейшего в жизни разбега.


Оттолкнусь от кино и кефира,

От забот, что тащились за мною,

И взлечу из остывшей квартиры

Одолев притяженье земное.


Легкомыслие или беспечность –

Бросить все, от любви и до долга…

Но прекрасно лететь в бесконечность.

Пусть хотя бы недолго. Недолго.

***

Воспоминание о дворике


Глаза закрою, и гляжу с улыбкой,

И вижу смутно, будто без очков,

тот самый дворик, в тополях и липках,

и старый стол стоит на ножках хлипких,

и горка треугольных пирожков,

которых бабушка смешно зовет «ушами»

а солнце на брусчатке кругляшами

я ртом ловлю один из кругляшков.

И четче проявляется картинка:

Мы будто, понарошку, подрались.

Я и девчонка с фиксой, — точно, Зинка,

И друг мой Сашка, рыжий, будто лис.

На жердях сохнет рыба под навесом

И воздух как стеклянный от жары.

Дед в черной шляпе смотрит с интересом,

Войдя в азарт мальчишечьей игры.

Вот выбрался во двор сосед-калека.

Пьян, как всегда. Увидев деда — сник.

А за забором — двор библиотеки,

Таинственного царства умных книг.

Про телевизор мы еще не знаем,

Еще дымит на речке пароход.

Мы даже в космонавтов не играем,

Ведь первый спутник только через год.

Как детство беззаботно и беспечно!

Нет голодухи и налажен быт.

А мы в войну играем бесконечно,

Хоть немцами никто не хочет быть.

И бабушка с соседкою на идиш

Решают кучу жизненных задач.

А ты, скажи, и ты такое видишь?

Ну ты зачем? Пожалуйста, не плачь!

***

Перед операцией


В царстве тридевятом

где заря-зарница

терем есть ребята,

что зовут больница.

Черный дрозд засвищет,

сказочная птица:

"Заходи, дружище,

будешь здесь лечиться!

Залетай-ка кочет

со своей бедою.

Здесь тебя замочат

мертвою водою.

Наш Кощей-вояка

с финкой остро-гнутой

все болячки-бяки

вскроет за минуту!".

В общем, бесполезно

верить иль не верить.

Я вхожу, болезный.

в сказочные двери.

Страшно в этой сказке

мне до дрожи кожной.

Добрый доктор в маске,

режьте осторожней!

Жизнь — стихи, не проза.

станет натурально

Если из наркоза

выйду я нормальным.

А случись остаться

в ямке под цветочком,

помяните, братцы,

хоть вина глоточком!

***

Как я расстался с книгами


Мои друзья. Мой свет. Мои вериги.

Они всегда со мною были — книги.

В экспрессе, в самолете, на шишиге

в любое время и в среде любой.

Не так уж много, — тысяча отборных.

Копил я их, что тот Гобсек, упорно,

и мир великий, мудрый, иллюзорный

в контейнере в пустыню взял с собой.

Когда все стало плохо, я не плакал

Когда везли на скорой — я не плакал.

Не плакал, и держал закрытым клапан,

лишь зубы сжал, чтоб не прорвался вой.

Но расставаясь с книгами я плакал,

как будто бы меня сажали на кол,

как будто из печи горящим шлаком

меня живым накрыло с головой.

Я не хочу обузой стать, поверьте.

Тем более — обузой после смерти

чтоб детям в сумасшедшей круговерти

пристраивать ненужный тяжкий хлам.

Таскал их в клуб, таскал в библиотеку,

знакомым хоть по две на человека,

свез в Беэр-Шеву букинисту-греку.

Тот взял бесплатно, с горем пополам.

Борзых щенков пристроил к добрым людям.

Грущу, но так оно надежней будет

Пусть кто как хочет, так меня и судит.

На полках — три десятка "самых" книг

Так от забот освободился Пиня

Моя душа почти спокойна ныне.

Свободна, будто ветер над пустыней

И я в любой готов отчалить миг.

***

Ад еще на Земле. Август 2020


По божьей воле или по иной

всё реже жизни я и солнцу рад.

Мой личный ад почти всегда со мной.

Пылающий, проклятый, жуткий ад.


Нет сил кричать, на горле жесткий жгут.

Деревья тлеют, в углях и золе,

и бесы в черном дом и сад мой жгут.

и кучи чьих-то трупов на земле.

Лежат пластом и сжатые в комок,

В кровавых брызгах пятна тел нагих

В безмолвной муке, в корчах рук и ног.

Я так боюсь взглянуть на лица их.

И пять моих собак в крови лежат.

Стою в саду столбом. Закаменев.

И стаи черных мух вокруг жужжат,

и душат злоба, ужас, боль и гнев.

Над головой, как свод, багровый дым,

и жажда мести сердце в клочья рвет.

Наверно, непонятен молодым

мой ад. Мой ежедневный эшафот.


Но ветер расчищает небосвод

Уходит ад и отступает мрак.

и тает злоба в темной дали вод.

На самом деле было все не так.

Чужой был дом. Сад занялся едва.

Чужие люди, незнакомый пёс.

А трупов… Трупов было только два.

И я тушить с другими воду нёс.

Чужая вообще была страна,

Тогда там мальчик с мамой был убит

и пойман тот, на ком была вина:

Аллаха воин. Юный ваххабит.

Из-за извечной меж племен грызни.

он их убил, поджег их дом и сад.

За то, что были русскими они.

С тех пор в моей душе тот самый ад.


Я вспоминаю вновь, окаменев

Вновь Маргелан, огонь и кровь в пыли.

В душе и боль и гнев. Бессильный гнев.

Проклятье всем фанатикам Земли!

***

Мама мыла раму


Мир горел. Коптили небо храмы,

застя трассы солнечным лучам.

Потому и мыли мамы рамы,

от бессилья плача по ночам.

И блистали окна как червонцы

дым расцветив, словно шапито.

А детишки улыбались солнцу.

Как мы благодарны вам за то!

***

Сонет себе на день рождения


Порой взгрустнется в час рассвета

когда подумаешь о том,

что жизнь промчалась как ракета,

махнув оранжевым хвостом.


Чуть вспомнишь, что еще мужчина,

склоняясь мыслями к греху,

мешки, суставы да морщины

напомнят грубо "ху из ху".


Но братцы, так ли важно это?

Лучистой бирюзы шатёр

Творец над нами распростёр,


и рдеет жар в груди поэта.

Безносой шаг пока нескор

и песня главная не спета!


(И жизнь — как дева неодета

А ты, — усатый мушкетёр)

***

Вернуться бы


Мне пересечь границы не обуза,

свободен путь, как в море кораблю.

Но родом из Советского Союза,

и Родину по-прежнему люблю.

Богаче люди жили за границей

и были боль, несправедливость, ложь.

Но тот Союз, что мне и нынче снится

на "центр зла" был вовсе не похож

Во Львове и в горах Узбекистана

на крайних Северах, по всей стране

добра я видел больше, как ни странно

чем нынче на La mediteranee.

И ханты, и татары, и узбеки.

москвич, абхаз, чавдур, грузин, казах

меня считали равным человеком.

Добро в речах, добро в делах, в глазах.

Хотел бы я вернуться, право-слово

в те времена и в те места. Домой.

В себя, наивного и молодого.

И в тот Союз. Родной. Великий. Мой.

***

Проза жизни


Наша жисть такая проза…

Где те розы? Где уют?

Мне от авитаминоза

девки больше не дают.

Все не так и все за грОши,

хоть те пиво, хоть коньяк.

А ведь я такой хороший,

и почти что не маньяк.

А на улице морозы,

мерзнет мурка у плетня…

В общем, жизнь — сплошная проза!

Вот такая вот фигня

***

Две черные сестры бессонница и ночь


Бессилен алкоголь и все мольбы напрасны:

в душе зажгут костры и некому помочь.

как леди Смерть и Боль, бесстрастны и прекрасны

две черные сестры бессонница и ночь.


Нытьем и комарьём, тревогой и испугом,

некстати, словно джаз на светлом алтаре

Они скользят вдвоем: две тени, две подруги.

Придут в закатный час, отчалят на заре.


Опять часы к нулю. Опять почти в бреду я

тасую слов слои как облака луна.

Обеих я люблю. На них, на двух, колдую,

в реальности мои вплетая клочья сна.


И будем мы втроём до самого рассвета

средь хроник древних лет искать созвездья слов

Застынет окоём, и звезды и планета.

Часов как будто нет и невелик улов.


Вторые петухи накличут хлад и влагу,

а сестры молча ждут с надеждой и тоской.

Но первые стихи прилягут на бумагу,

а тени вдруг уйдут, даруя мне покой.


Бессонница и ночь опять придут с закатом

Зря я черчу круги, с мелиссой пью чаи,

но будет так, точь-в-точь, и завтра, как когда-то.

И вновь придут враги. Любимые мои.

***

Исповедь последней минуты


Был я искатель придуманных кладов,

путник беспутный в притонах портов.

Вечер теряя в беспечных усладах

утром в дорогу был снова готов.


Прочь проносились, теряясь в пространствах,

Годы без прока и встречи без слов.

Без толку суть, как без выпивки пьянство,

в неводах тина как лучший улов.


Был я холодный как сталь врачеватель,

боль раздавая для жизни сердцам.

Силу душевную быстро растратил.

Врачу, теперь исцели себя сам!


Чем подогреешь ты кровь свою рыбью?

Сможешь смягчить хоть под занавес суть?

Как твой кораблик меж штормом и зыбью

в гавань последнюю выправит путь?


Шрамы морщин, голова седовласа.

Рыбой, и потом и солью пропах.

Морем потрепаны снасти баркаса

днище в ракушках и щели в досках.


Не хлебосольна последняя гавань:

слов крематорий да пепла отсев.

Время меня спеленало, как саван.

Печь, приглашая, разинула зев.


Пламя гудит и сомненье не гложет.

Цену давно положил судия.

В топке последней согреюсь, быть может.

Пламя зовёт! Поминайте, друзья!

***

16. Катастрофы. Войны. Болезни

Наденьте на гения смирительную рубашку!


Было небо безоблачно в утренний час.

Ни сирен, ни войны, ни беды.

И сверкал, что алмаз, белый солнечный глаз

из лучистой своей бороды.


А небесный хрусталь чуть синел и звенел

незапятнанный мира покров.

Рой пчелиный над полем гудел, ошалел,

от природы безмерных даров.


Не пестрели машины потоком густым,

самолеты вверху не ползли.

Смог покровом седым и промышленный дым

не марали предместья Земли.


Так природы доступна еще красота

в отдаленной таёжной глуши,

где и воздух прекрасен, и речка чиста,

но людей — ни единой души.


Сдвинут мир шевелением бабочки крыл,

и, итог подбивая тщетам,

некий гений-дебил для безумцев открыл

абсолютного вируса штамм.


Пусть не ядерный ужас, война и вражда,

а лишь смерти незримой полёт…

Не беда, если люди ушли в никуда.

Ведь природа привычно живет.

***

Последний


Он уходит во тьму, он уходит в туман

а в груди словно в бубен бьет пьяный шаман

Птичьи стаи уже не летят на восток

и сквозь лед не пробьется зеленый росток.

Нет опасных зверей и не видно врагов

эхо шепотом вторит шуршанью шагов.

Стены мертвых домов городов и станиц

молча пялят пустые проёмы глазниц.

Плотным слоем багровые тучи ползут

Небо снизу как будто заляпал мазут.

Кто бы мог предсказать, как ему повезёт.

Ведь достался ему главный в мире джек-пот.

Глубоко под массивом скалистых хребтов

спрятать "тех, кого надо" был бункер готов.

Только эти, "кто надо" успеть не смогли

когда Смерть обнимала поверхность Земли.

И в покоях среди бесконечных глубин

этот техник-смотритель остался один.

Как больной в лихорадке планета тряслась.

Обвалились тоннели и прервана связь.

И не в сказке сказать, как ему повезло:

были воздух, вода и еда и тепло.

Техник триста часов по регламенту ждал.

Все пытался послать аварийный сигнал.

А потом как шахтер, сквозь завалы пород,

он пять лет пробивал до поверхности ход.

Это был изнуряющий каторжный путь.

Он себе не позволил ни дня отдохнуть.

Две надежды в мозгу бились вместе и врозь:

"Глупый случай" и "Может быть, все обошлось"

Он пробился, и воздух вдохнул ледяной.

Мертвый воздух над умершей в муках страной.

Тяжкий воздух пустыни и бурь пылевых

над планетой, где не было больше живых.

И еще он пять лет прошагал тяжело.

Все искал хоть кого-то, кому повезло.

И не мог он уснуть. И не мог он прилечь

Он, счастливец, не видел, как адская печь

пожирала машины, деревья, детей

и стонала Земля от бессчетных смертей.

Он прочел в документах, как вслед за войной

психи мир окатили бациллой чумной,

как разбужен военными супервулкан

и под пеплом погиб мировой океан.

Люди вымерли словно поганые вши.

И надежда ушла из упрямой души.

И теперь он бредет сквозь туман в полумгле

Он последний, кто выжил на мертвой земле

И неймется ему. Он обязан идти.

Просто вдаль. Просто прочь. Чтобы сдохнуть в пути.

***

Четыре лошади


В утренний час, когда птицы поют беззаботно

и, просыпаясь, природа пестра и добра,

По облакам, чьи в лазури белели полотна,

первая лошадь к Земле приближалась с утра.


В цирке, наверное, хлопали б дети в восторге,

(Если б под принцем — достойна была бы баллад)

Нежная шкура белела, как простыни в морге,

Или прозектора трезвого чистый халат.


Мы рассыпали улыбки и громкие фразы,

Ненависть в сердце годами копилась и тьма.

Мы доигрались, и вырвалась к людям зараза,

Мудрых безумных ученых исчадье ума.


Тысячи тысяч растаяли льдинкой в бокале,

Тучные нивы сменились коростой пустынь

Высохли травы и листья с деревьев опали

Пала на Землю звезда под названьем "Полынь".


В полдень ударило солнце в там-там небосклона.

Пыль запылала столь пылко, что больно смотреть.

Умерли звери и птицы, что прятались в кронах.

Воды источников горькими стали на треть.


Чаша разбилась, и время ушло без остатка,

слезы пролил на иконах насупленный Спас.

Маленький мальчик сказал: "Посмотрите, лошадка!"

Лошадь вторая промчалась в полуденный час.


Там, наверху под пылающим куполом неба,

Там, куда птицы взлетали, чтоб тут же упасть,

мчалось виденье, знаменье, и ужас, и небыль:

грива и хвост золотые и рыжая масть.


Жадность и зависть вконец превратились в законы.

Лес истребили, болота и недра Земли.

Мы заигрались. И вот в городах миллионных

ядерных взрывов повсюду цветы расцвели.


Запузырилось пространство шампанским в фужере,

В каждую улицу вполз ядовитый туман.

Мясом горелым запахло, смолою и серой.

Супом в котле на огне закипел океан.


Рыжее Солнце потёрлось о гору ноздрёю

и уползло отсыпаться за старый погост…

Третью увидели люди вечерней зарёю:

Черная лошадь, и черные грива и хвост.


Кончилось Божье, а может Природы терпенье,

Заколебался привычный с рожденья ландшафт,

Зашевелились на кладбищах смутные тени,

вздохи и стоны неслись из пустующих шахт.


И покатились цунами и землетрясенья,

как предрекали давно сочетанья светил.

Толпы в церквях истерично просили спасенья

Словно грехи их им кто-то уже отпустил


И наведЁнным на бледную Землю мушкетом

пялилось гневное красное око луны.

Финиш! Четвертая лошадь явилась с рассветом.

Бледная масть ее и, — хвост и грива бледны.


Видно планете в сердцах звезданул в диафрагму

с неба рванувший в отчаяньи аэролит,

И пробудилась когда-то застывшая магма,

и покачнулись края тектонических плит…


Мы заигрались, и Бог посмеялся над нами:

Горы плясали, как будто лишившись ума.

Твердь поплыла, заходила внезапно волнами.

Пасть разевали провалы, глотая дома.


Час не пройдет, и Земля превратится в могильник,

Скрежет зубовный, да гор развалившихся стон…

К счастью, как раз зазвонил мой будильник.

Утро. Спасибо, Всевышний, что это лишь сон!

***

Записки времён КОВИД-эпидемии


Какая странная эпоха!

Мы думали, что будет плохо

Но так мы думали напрасно.

Ведь оказалось: всё ужасно!

***

Телевизор надоел. И компьютер надоел.

Вроде было много дел. Вроде как лениво.

Лег — поспал. Потом поел. Полчаса в окно глядел.

Видел кошку. Обалдел. Выпил кружку пива.

Ежли был бы автомат, — расстрелял бы всех подряд!

Ну-ка, кто тут главный гад? Одолела скука.

На работу был бы рад. Как когда-то, в стройотряд.

Но возьмут уже навряд. Пандемия. Ссука!

***

Ты да я в одной квартире.

Всё как дважды два — четыре

Двери уже. Морды шире

Алкоголь и никотин.

Пандемия. Мама мия!

что за жуткая стихия.

Все мы люди неплохие.

Нас испортил карантин.

***

Зря, наверно, смущались вначале умы.

Карантин это месяц роскошной тюрьмы.

А теперь, на галерах, в долгах как в шелках

мы прикованы цепью и весла в руках.

И надсмотрщик ходит с тяжелым кнутом.

Карантин… сладко вспомним о времени том.

***

Соломон был мудрец. Даже в годы невзгод

говорил он не раз, что и это пройдёт.

Но стране, где сожрали летучую мышку

это зверство в год Крысы "за так" не пройдет!

***

Врачам, работающим в красных зонах


Потеет тело, кожу жжет

и дышится с трудом.

А смерть ведет свой чертов счет

обычным чередом

Считай, без перерыва год

по мировым часам

ты на войне и бой идет

и смены нет бойцам.

Ты здесь, в опаснейшей из зон,

где реет ада тень,

меняешь свой комбинезон

четыре раза в день.

Идешь в атаку под огнём.

Но сам избрал свой путь.

Полсуток, — вечность. День за днем.

Без права отдохнуть.

И снова бьёшься до конца

как честный эскулап.

И тащишь снова нежильца

из грязных смерти лап.

Ты жив-здоров, таков твой фарт,

и вьется твой штандарт.

Но может в пять минут инфаркт

Разрушить миокард.

За то что следом за тобой

улыбки, а не плач,

за твой тяжелый, смертный бой

СПАСИБО добрый врач!

***

КОВИД. О короновирусе с оптимизмом


Не ветер запутался в кронах,

не с гор побежали ручьи.

То вирус, который с короной

обходит владенья свои.

Как чуть располневшая хрюшка

он вышел с базаров Ухань.

И люди ему — словно юшка

а мир — как большая лохань.

Свободно шагает по водам

над кручами горных хребтин.

Везде засыпают заводы

а люди идут в карантин.

Сбежать — и не стоит пытаться

догонит он и самолёт,

и некуда прятаться, братцы.

Тебя он где хочет найдёт.

Зовется Ковид девятнадцать

и вид его мерзость и гнусь.

И люди паршивца боятся

Но я перед ним не согнусь!

И вовсе бы пакостно было

и всех бы загрыз как койот.

Но, сцуко, боится он мыла

и спирта, на счастье, не пьёт.

Пусть прячет испуганный страус

головку в горячий песок,

а мы неразбавленный градус

пить будем как сладостный сок.

И будем мы мылом мыть руки,

и шею, и морду лица,

чтоб вирус скукожился, сцуко

в предчувствии, сцуко, конца.

Чтоб бился в бессильной он злобе

чтоб корчился каждый свой вздох

Чтоб вирус вернулся в свой Гоби

и там с голодухи издох.

***

Я люблю наш мир


Здорово, конечно. нюхать розу,

нежно гладить на любимой шёлк.

Но поверьте, выйти из наркоза,

это, братцы, ОЧЕНЬ ХОРОШО.

Вырваться за уровень прикольно,

осознать, что все-таки живёшь.

Путь бывает грустно или больно,

это тоже кайф, восторг, балдёж.

Это роскошь: солнце, тучи, небо

шум машин, бренчанье бубенцов

Поцелуи, вкус воды и хлеба,

даже бег секунд, в конце-концов.

Полюбуйся ночью звездопадом,

за кору деревьев подержись.

Пусть блестит коса Безносой рядом

Там, за гранью, есть иная жизнь!

Что бояться? Рая или ада?

Душу раньше срока не трави!

Ведь пока ты здесь, спешить не надо.

Жизнь достойна, право же, любви!

***

Гражданская война в Сирии


А над Сирией тучи сырые висят

прилетевшие с северных серых морей,

и расто'чится смрад, смерть прольется на град,

и завоют сирены страшнее зверей.

На Востоке заря и с востока война.

Разрушает дома, отравляет враждой.

Безобразна, страшна, никому не нужна.

Но пропитана злобой земля как водой.

Кто бежит от войны, кто доволен войной,

Злоба как сулема, страх как запах дерьма.

И ползет по Европе заразой чумной

рознь и ненависть тех, кто оставил дома.

Восемь лет. А войне все не видно конца,

и все больше несчастных, больных, беглецов.

Кто утешит вдову, сироту и отца?

Кто излечит калек, воскресит мертвецов?

Виноваты ль фанатики, глупый тиран,

жадность, зависть и злобы извечная тля?

Или муфтий-подлец исказивший Коран,

интервенты, вожди, нефтяные поля?

Что взойдет, если семя растет на крови?

Всем причастным за боль, за беду, за бедлам

Бог-ревнитель, уж как ты его ни зови,

до седьмого колена воздаст по делам.

Не спасут адвокаты, продажные СМИ,

ложь про долг, сказки про интересы страны.

За убийства пред Богом и перед людьми

не искупишь вины. Все грехи сочтены.

***

Мы не рабы


Скажи мне, брат, ведь не рабы мы, брат?

Мы не рабы, мы граждане, квириты,

месье-мадам, синьоры-сеньориты,

Пусть охлос, масса и электорат.

Но нет хозяев. Не рабы мы, брат!


Уж если разобраться, мы — народ.

И я народ, и ты, о брат мой, Каин.

Народ, который ходит как хозяин

от южных гор и северных широт

до самых, до Кремлевских, до ворот.


До тех, стоящих на охране. лбов.

Ведь там, в Кремле, сидит другой хозяин.

Он тоже от Москвы и до окраин.

Нам сладок дым отеческих гробов

И среди нас, хозяев, нет рабов.


Здесь наше всё — богатства и благá,

дороги, стройки, шахты и заводы,

земля, поля, сады, леса и воды.

А каждый мент, чиновник, нам слуга.

Слуг невесть сколько, просто до фига.


Да, я не раб, хотя и небогат.

Осталось сорок лет платить банкиру

проценты и кредиты за квартиру

и душат слуги — мент и бюрократ.

Но я не раб, чему безмерно рад.


Но за свободу высока цена.

Крадут мои богатства инородцы,

шпионы травят реки и колодцы.

Ползут враги, в опасности страна.

С такой-то жизнью, что мне та война?


Моей страны обширны закрома

Их захватить мечтают иностранцы

и с жадностью глядят американцы

на нефть, леса, заводы и дома

мои богатства, ценные весьма.


Но я не дам! Пойду в кровавый бой

в Афганистане, в Сирии, в Донецке

и вдарю по врагам по молодецки

в Европе и Америке любой.

Ведь не рабы, брат Каин, мы с тобой.


И пусть война хозяев не щадит

умру я не рабом, чем горд безмерно.

Мой путь был верным. Я боролся с скверной.

Моя страна в итоге победит.

А дети после выплатят кредит.

***

Мы забыли 11 сентября


Что должен ощущать убийца многих?

Себя, судьбу несущим, как Аллах?

Восторг своей души, летящей к богу?

Величие злодейства? Гордость? Страх?

Что ощущают в миг перед финалом

убитые фанатика рукой?

Дороги долгой светлое начало?

Даруемый Творцом душе покой?

Я не спрошу, что ощущают дети

на нашей, самой доброй из планет,

когда поймут, что впредь на этом свете

ни мам ни пап их с ними больше нет.

Пыль скроет кровь на тротуарных плитах.

Планеты не слетят с эфемерид…

Я ощущаю боль за всех убитых.

К убийцам в сердце ненависть горит

***

Мир в состоянии войны


Идет война. Грохочут пушки громом

И барабанной дробью — автомат

Пустуют школы. Дети? Дети дома

в подвалах, перепуганы сидят.

Идет война так бесконечно долго.

И боль и кровь. Разлуки вновь и вновь.

Схлестнулись в схватке Честь и верность долгу

Романтика и Вера и Любовь.

Но, старый циник, я иное слышу,

Вонючий звук, как грязный туалет:

Безостановочно, капелью с крыши

костяшек счетов стук и звон монет.

Да, золото исчезло из расчетов,

И в банках мира царствует безнал.

Компьютеры. И не найдете счетов.

Но Сатана, как прежде, правит бал!

Все учтено: амбиции, откаты,

распил бюджетов, займы и кредит.

Опять не гром, а выстрелов раскаты.

И автомат, как барабан гремит.

***

Как изменить историю?

«Иисус, еще раз вскрикнув громким голосом, испустил дух. И завеса в Храме разодралась надвое, сверху донизу» (Матфея 27:50–51)


Гром не разорвал завесу храма,

воды рек не повернули вспять

Новые защитники ислама

отменить историю хотят.

И чинуши, гомик на педриле,

враз голосованье провели

И навек отныне утвердили

Новую историю Земли.

Как голосовали в том шалмане?

(как без мата мне назвать его?)

"За" Россия, франки, мусульмане.

Впрочем, воздержалось большинство

Написали без стыда и сраму,

чтобы знали все народы впредь,

Что Евреи отношенья к Храму

никакого не могли иметь.


В Палестине с некого бабаха,

и с расположения планет,

Храм построен волею Аллаха.

Храм, мол, был. А вот евреи — нет.

И в бумагах отразили где-то,

что от Сотворенья самого

проскакала лошадь Магомета.

Больше не случилось НИЧЕГО.

Скромненько, без шума и без гама

(мне послышался звон золотых монет?)

Утвердили Храма связь с Исламом.

А порочащих его, мол, связей нет

Мнение ЮНЕСКО до… пупка мне,

Им ли то, что было отменить?

Путь евреев отпечатан в камне

Тридцати веков не рвется нить.

Не чинушам, толерастным гнидам,

за свои трясущимся места.

ИМ не отменить царя Давида,

Соломона, Библию, Христа.

Кстати, о Христе — Исламофилы

что изображали судиЮ

И его ведь тоже отменили,

как еврея. За компа-ни-Ю

Ты оглохла, матушка Россия?

Нового заслушалась царя?

Так за что же твой распят Мессия

Может, все же, был распят он зря?

***


Жертвоприношение


Пасха на Украине


Земли, пóлитые кровью.

Робко почки зеленеют.

Гром гремит над Приднепровьем.

Только взрывы бомб страшнее.


Смерть грозит любому крову

Рвет ракета воздух, воя.

Даже к Празднику Христову

Мирным людям нет покоя.


Что с того, что вешний ветер

Овевает духом пряным.

Орки остро жаждут смерти.

Им неймётся, окаянным.


Морда оркская под каской

Скалит пасть, кровѝ алкая,

Но, пролитая на Пасху,

Вам вернется кровь людская.


Путь раскрыт смертельным силам

К рядовым и к командирам

В ваши семьи, к близким, к милым

в ваши чистые квартиры.


Не искупите страданьем

И молитва бесполезна.

Трепещите в ожиданьи!

Ждет вас жадно ада бездна.

***

Проклятие Каина


Вновь на Харьков падает снаряд.

Чад и боль над Салтовкою кружат,

Так скажи мне, Каин, где твой брат?

Не его ли это крови лужа?


У тебя угодий дофига

Хватит сыну, куму, другу, внуку…

Каин, ты искал себе врага,

Так зачем на брата поднял руку?


Вот твои поля, река и лес,

Вот Москва, где твой сидит хозяин.

Что ж ты на чужую землю влез?

Богу отвечай, где брат твой, Каин!


Хоть молись, рыдай, поклоны бей,

Но, за кровь и за страданье братье,

На тебя и на твоих детей

Ляжет несмываемо проклятье.


Бойся мести, сотворивший зло!

Вся земля взывает гласом громким!

Впредь печать «убийца» на чело

Ляжет, Каин, всем твоим потомкам.


Салтовка! Мой Харьков! Боль смертей,

Битых кирпичей и щебня свалка.

Жалко, Каин, мне твоих детей.

А тебя, проклятого, не жалко.

***

Гимн орков Мордора


Богата обширная наша держава,

Мы Мордора суть, Оркостана сыны.

Обширные земли даны нам по праву,

Но больше еще захватить мы должны.


Славься Орочество наше обширное!

Кровь наша нефть, газ наш потенциал.

Земли соседские копьями мирными

Все покорить Саурон нас послал!


Нам натовских эльфов противны границы,

На них мы пошлём реактивных ворон.

И всё Средиземье должно покориться!

Нас с зубчатой башни ведёт Саурон.


Славься Орочество федеративное!

Много у нас колесниц и баллист.

На фиг порушим границы противные.

Тот кто не орк — наркоман и нацист.

***

Этот прекрасный НАСТОЯЩИЙ мир

Мы пришли, чтобы принести долгожданный мир… настоящий мир.

В. Небензя представитель России в СБ ООН 6 апреля 2022 г.


Город обстреляла артиллерия

Семьи зверски загнаны в подвал.

Это НАСТОЯЩИЙ МИР? Не верю я

Тем, кто "миром" этот ад назвал!


Мариуполь, полностью разрушенный,

Трупы тех, кто защищал свой дом.

Этот НАСТОЯЩИЙ МИР не нужен нам!

Подавитесь собственным плодом!


Как там ваша слава? Не подмокла ли?

Льётся водопадами брехня.

МИР, что вы несли, стократно прокляли

Сирия, Афганистан, Чечня.


Навалились стаями крысиными

Вам и мародёрить не грешно.

В ненависти стали мы едиными.

Не были нацистами мы, но…


Может, это и не профанация:

Разной крови, вышли мы на рать,

Но в боях куётся наша нация.

Можешь нас хоть нациками звать!


Нация украинская чистая:

Украинец, русский и еврей,

Родину отстаивают истово

От несущих нам свой МИР зверей.


Мало вам своих рабов и челяди?

Ну так вот вам нужный адресат:

С НАСТОЯЩИМ вашим МИРОМ, нелюди

Геть из Украины прямо в ад!

***

О зачистке и грязи


Много ль смыслов сыщется во фразе,

Что слыхали, верно, вы не раз:

Зачищать — очистить все от грязи.

Люди для кого-то тоже «грязь»


Грязь. Земля под утро застывает.

Меж домами курится дымок.

Много трупов. Кто-то «зачищает»

То, что удержать в руках не смог.


Не в руках, ошибся я, а в лапах.

Рук ведь не бывает у зверей.

Вьётся трупный сладковатый запах.

В сердце лед такой, — хоть спиртом грей.


Гадкая работа для солдата

Убивать таких как ты солдат.

Но гражданских у порога хаты

Дал приказ «зачистить» полный гад.


Видится, как корча мозг над планом

Как задачу выполнить скорей,

В преданном угаре постоянном,

Нелюдь «зачищать» послал зверей.


Что за зверь тебя растил, урода,

Кто тебе дал в лапы огнестрел?

Рос меж человеков, год от года,

Раз Господь тебя не досмотрел.


Назван человеком по причуде,

Только нет души, лишь грязи взвесь.

Не простят вовек земля и люди

Тех зверей, что «зачищали» здесь.

***

Уже апрель


Вот апрель. И в прошлом вьюга

В рощах птицы гнездавьют,

Ждет земля зерна и плуга,

Ждет с надеждой мира люд.


Только мир далековато:

Зорит землю бес бандит.

Не костер — броня у хаты

Черной копотью чадит.


В Мариуполе с рассветом

Лишь ворон довольный хор,

И стоят домов скелеты

Злым захватчикам в укор.


Взрывы Харьков мой тревожат

И снаряды рвут дома.

На затишье не похоже.

Дым над Удой как кошма.


Мир, растраченный беспечно

Канул в бездну, словно сон.

Хочет враг отжать навечно

Мелитополь и Херсон.


Миллионы на чужбине.

Но народ не сломлен, горд.

Защити же Украину

Бог от злобных вражьих орд!

***

Басня об ограблении


Блатной авторитет* приехал раз в село.

Расслабиться в селе ему не западло.

На солнце у реки бродяга* грел бока,

И рядом вдруг узрел простого паренька.

Такой обычный лох*, в потертом пиджаке

но носит рыжие бочата* на руке.

И глядь — топорщится волына* под рукой.

Не мент и не блатной. Да кто же он такой?

И урка* без труда, поскольку дело днем,

Разговорил лошка* и вызнал все о нем.

Чуть лести, чуть понтов, и вызнал уркаган

Про папины часы и дедушкин наган.

И, убедив лошка, что он, мол, честный мент,

Взял ствол себе «на срок, чтоб выдать документ»

Повелся паренёк на столь простой развод.

И мигом этот ствол упёрт ему в живот.

Бандит взял кошелёк, и снял часы с руки.

И в наше время есть такие пареньки.

Бандиты тоже есть. Такой вот грустный факт.

Вы поняли намек на Будапештский акт?

И что кричать «Грабеж!», и что кричать «Обман!»

И на кого похож из басни уркаган?

БЛАТНОЙ ЖАРГОН:

Рыжие бочата — золотые часы

Волына — пистолет

Блатной авторитет,

Урка, уркаган, бродяга — элементы воровского сообщества

Лох, лошок обычные граждане вне воровского

сообщества

***

Настанет…


Они накатили порою ночной

Безмерная серая рать.

Как крысы, огромной голодной волной,

И красная злость в их глазах пеленой,

А пасти их жадно давились слюной,

Стремясь разорвать и сожрать.


Лишенные сердца, души и ума,

Дитя не жалея и мать,

И мчали лавиной, страшней, чем чума,

И хаты горели, взрывались дома,

В атаки их Смерть посылала сама,

Чтоб тут же их жизни забрать.


Но встали и деды, сыны и отцы

Народ непокорной страны.

И крысы и звери — вдруг стали юнцы.

Простые солдаты. Всего лишь глупцы,

Которых послали на смерть подлецы,

подонки Кремлёвской шпаны.


Еще за снарядом взрывался снаряд

Но как-то, однажды, весной,

Подлец, что войну развязал, принял яд

Гнилая душонка отправилась в ад.

А после солдаты вернулись назад.

Не все. Те, кто выжил. Домой.

***

Разве я сторож брату моему?


В кровавых отсветах заката

Уже почти не слышен плач.

Страна захватчиком распята

И тело рвёт её палач.


Большие города в руинах,

В поселках тлен и дым густой.

Не будет больше Украины

Весёлой, щедрой и простой.


Зубовный скрежет, слёзы вдовьи

И страха нет, а лютость есть.

Сердца покрыты коркой крови.

В душе огонь, в уме лишь месть.


И брат со злостью шепчет брату

Сжимая старую «Сайгу»

— Враги сожгли родную хату.

Убью их всех, кого смогу.


Зачем всё это — нет ответа.

Ложь — Ниагарой в новостях.

И лишь плешивый гоблин где-то

Танцует джигу на костях.

***

Песенка про гоблина


За столом плешивый гоблин.

И задолблен и озлоблен

У него не ладятся дела.

Изготовился он к трону

И хотел надеть корону,

Только спёрли прямо из чехла.


Слуги, — лается плешивый, -

Вороваты, нерадивы,

Каждый мнит, как всунуть в спину нож.

Исполняют с промедленьем

Все благие повеленья,

И уже тошнит от ихних рож.


У соседочки Галины

Спер хлебину из-за тына

И хотел бы хату отобрать.

А она его ухватом

Гонит от порога хаты

Больно же! Туды еёйну мать.


Как настала ночь густая

Крыс наслал голодных стаю

Чтоб изгрызли всё её добро.

А она их изловила

И подбросила дебилу

Туш крысиных полное ведро.


Зря, плешивый, строит козни

Будет рано или поздно

В подлостях своих изобличен.

За стеной высокой красной

Гоблин прячется напрасно.

Задом на кол будет сажен он.

***

Подвальная колыбельная


Когда багровый солнца диск

Совсем уйдет за край

И ворон сядет на карниз,

Скорее засыпай.


Подвал глубок, надежно в нём,

Покой и тишина.

Тут, даже если рухнет дом,

Лишь задрожит стена.


Усни малыш! Снаружи мгла

И не видать ни зги.

Пусть нет воды и нет тепла

Но, может, спят враги.


Он в наш не попадёт подвал,

Донецкий злой мужик.

Тебя бандеровцем назвал,

Хоть русский, — наш язык.


Пускай в наш дом хоть в эту ночь

Не прилетит снаряд.

Никто не может нам помочь,

Лишь много говорят.


Про наш подвал пусть видит сон

Кремлёвский гном-бабай

И пусть кричит от страха он.

Спи, милый! Баю-бай!

***

17

О добре и оптимизме

Скрипач на крыше


В какой-то из волшебных стран,

Однажды, по весне,

Играл на крыше музыкант

И город пел во сне.


Во тьме прибой лизал причал,

Качался лунный мост,

И звон мелодии звучал

В хустальном стоне звёзд.


Переливаясь, бестолков,

Сиял молочный тракт.

Скользили льдинки облаков

Качаясь нотам в такт.


Сквозь окна, меж слепых глазниц

Скользя в лучах луны,

Слетали словно стайки птиц

С небес цветные сны.


Качалась чуть земная ось,

Времён смещался ход…

Детишек много родилось

В том городе в тот год.


Так сочетались звук и сон

И звезд волшебный звон

Что каждый, кто в тот год рождён,

был счастьем одарён.


Скользят века за квантом квант

По Вечности ладам.

Доныне бродит музыкант

По разным городам.


Наверно, ищет место он

Где люди не скушны.

И там, где звездный слышен звон

И веет дух весны.


Его мелодия к луне

Взлетит в полночный час,

И город запоёт во сне

Чтоб осчастливить нас

***

25 сентября 2022 г

Сегодня наступает еврейский 5783 Новый год, Рош ха-Шана


ШанА товА, друзья-родные!

Проблемы прочь! Заботы прочь!

Счастливые и чуть хмельные

мы Новый год встречаем в ночь.

Вам каждый день в теченьи года

не видеть злых и хмурых лиц!

Пусть жизнь настанет слаще мёда

светлей светлиц, теплей теплиц.

Здоровья вам и детям вашим,

Дороги ровной без помех!

Пусть дом ваш будет полной чашей

и в нем звучит счастливый смех!

Пусть подвернется вам удача

схватить Фортуну за бока!

И пусть враги бегут и плачут!

ШанА товА уметукА!

Шана това уметука! (иврит) — Доброго и сладкого года!

***

С кем жизнь, как поле перейти


Может, время — не ахти,

часто не до смеха.

Но проходит дождь, и вновь

ясен небосклон.

Мы на жизненном пути

расставляем вехи.

И по ним ведет любовь

полный счет времен.

Что ценней всего для нас?

Шашлыки да виски?

Куча знаков на счетах?

Сдать портрет в музей?

Или свет родимых глаз,

и улыбки близких,

стать свободным, словно птах,

быть среди друзей.

Годы — словно дым в трубе:

были — и растают.

Жизнь круж; тся как юла,

ни к чему хандра.

Просто, милая, тебе

от души желаю,

чтобы счастлива была!

Прочее — мура!

***

Жене


Ты, моя любимая — солнышко в окошке,

И опора в тяжкий час и надежный друг.

И вороны в крик кричат, и мяучат кошки:

С нетерпеньем ждут твоих добрых щедрых рук.


Без столичной суеты мы живём неплохо

Не пытаясь скверны грязь в мире превозмочь

Тут, в пустыни тишине прошлая эпоха

День легко скользит за днём и за ночью ночь


Ты работаешь пока, не ослабли руки

Выполняем мы вдвоём жизни экзерсис.

Повзрослели сыновья. Подрастают внуки.

Тихой радости для нас повод, согласись!


Дети есть и внуки есть, крыша в тёплой хате.

Будем жить да поживать, вместе ты да я.

Будь же счастлива еще сколько силы хватит

Таня! Я тебя люблю! С днём рожде-ни-я!

***

Брату


Январь. Он, бывает, чреват непогодой

Но что за беда, коль душа молода?

И пусть нам не просто гоняться за модой,

Улыбка и старость украсит всегда.


Давай же, Григорий, всегда улыбаться!

Почувствуй себя в середине весны.

Пусть годы кривляются, точно паяцы,

Не станем считать. Нам они не важны.


И вещи и деньги покроются тленом,

А гаджеты вдрызг расклюёт вороньё,

Но близкие сходу докажут Вселенной

что нужен и важен ты был для неё.


Пусть жизнь не всегда была сладким вареньем,

Покажем язык обнаглевшей судьбе!

Да будет весь год тебе как День рожденья!

Здоровья, братишка, и счастья тебе!

***

Надежде


По морю жизни, сколько ни живи,

какие бы не поднимались волны,

несут вперед нас клиперы Любви,

и ветер Веры паруса их п; лнит.


Мы ждем, когда «Земля!» раздастся крик,

питаясь лишь упрямством и росою.

Ведь впереди Надежды материк.

К нему стремимся сердцем и душою.


С годами постигаем жизни суть,

ветшают тело, снасти и одежда.

Но пусть и тяжек и опасен путь,

благословенна вечно будь, Надежда!

***

Наталье


Тяготы года ушедшего прочь утекают

Льется в мехи, как всегда, молодое вино.

Жизнь продолжается. Льдинки замерзшему Каю

В слово волшебное «вечность» сложить не дано.


Свет Новогодья уже затухает, Наталия,

Но календарь открывает иное число.

День этот — символ движения далее.

Пусть тебе будет и дальше будет тепло и светло!


Будут опорой семья и растущие дети

И сочетания звезд не собьют со стезей,

Будет всегда (ничего нет дороже на свете)

близких любовь и доверие добрых друзей.


В жизни, как в море: бывают шторм; и тайфуны

Выплыть поможет нам вера в Добра торжество.

Будь же, Наташенька, счастлива! В мире подлунном

Это непросто, но всё же важнее всего.

***

Надежде

на мы не хотим знать какой день рождения


Знает чернецов ученых братия

Принявших подвижничества свет:

Нету занимательней занятия

чем вести учет прожИтых лет.

На эстрадах пред застывшим залом,

В хлопотах в домУ среди семьи

Сколько б лет и зим не насчитала

Все они сокровища твои


Диктатура ль в мире, демократия,

Изобилье, или не совсем,

В джинсы ты одета или в платия

Каждый год — как миллион дирхем.

А когда тебе «Надежда» имя

То горАми сотворенных дел

И умом и красотой твоими

Восхищаться сам Творец велел.


Так годам не придавай значения

и своих богатств достойна будь!

Каравелле вЕтры и течения

Только облегчают в море путь.

Ты плыви вперёд дорогой спорой

и дари всегда тепло и свет!

Будь всегда Надеждой и опорой!

И не думай о богатствах лет.

***

Ефиму


Давно, наедине со всеми,

вскрывая душу без прикрас,

мы потеряли это время.

А время потеряло нас.

Но в нас горит еще желанье!

И столько сладкого вокруг!

Гори, и воплощай призванье,

и весел будь и счастлив, друг!

И кто сказал «невыносима

особо легкость бытия»?

Живи светло и долго, Фима!

Пусть легкой будет жизнь твоя!

***

Ксюше


Этот месяц назван «лютый»

Снег. Ледышки как стекло.

Значить, ходовой валютой

Будет душ и рук тепло.


Не февраль морозит душу

А холодные глаза

Не найдут сегодня Ксюшу

Ни печалька, ни слеза.


Пусть твоё сердечко греет

Радость близких и друзей

Улыбнись им всем скорее

И согрей душою всей.


Пусть судьба взовьётся кругом,

И. за праздничным столом

Вы поделитесь друг с другом

Смехом, счастьем и теплом!

***

Внучке Сонечке


Весёлая птичка по имени Соня

Порхает и весело скачет, трезвоня.

Как будто бы в попе моторчик с бензином,

А ручки и ножки — сплошная резина.

Во всем Голливуде актрисы-бедняжки

Завидуют Соне: «Ах, что за кудряшки!

Пшеничного цвета, как модно в сезоне!

И глазки достались прекрасные Соне:

Огромные, серые, полные света,

Как Балтика в дни уходящего лета.

А губки — как будто клубнички созрели.

Как скоро мальчишки затеют дуэли.

Им драться друг с другом совсем по худому,

Чтоб с Сонечкой рядом дотопать до дому.

Ах мама и папа! Растёт ваша смена.

Бессонные ночи вас ждут непременно!

***

Простые радости


Жизнь на радости богата

Но поймешь на склоне дней:

со щенком играть, ребята, -

нету радости ясней.


Словно с глаз упала шторка:

прыгай, тявкай и лови!

Чудо чистого восторга,

вихри радостной любви.


В небе радуги и птицы,

миллион цветов зари.

Так, от сердца, веселиться, -

будто бабочки внутри.


И уж вы поверьте, братцы,

я в таких делах не вру:

Раз щенята веселятся,

значит, в мире быть добру!

***

Тепло и запах хлеба


Мы не вóльны, недовольны

Мы расстроены всерьёз.

Наш ковчег несет по волнам

среди ливней, бурь и гроз.

А судьба на коромысле

и, в предчувствии конца,

в суете мятуться мысли

и сжимаются сердца.

Но не все еще пропало:

все, что надо, — под рукой.

Ведь для счастья нужно мало:

запах хлеба и покой.

Загляни в каюту чью-то

где тепло среди зимы.

Квинтэссенция уюта.

То, о чем мечтаем мы!

Мир — уютная каюта,

лишь на миг глаза зажмурь!

Умиления минута

посильнее гроз и бурь.

***

Мой друг вернулся с Колымы


Верный друг мой, друг беспутный,

Голова твоя седа.

Смотрит месяц оком мутным:

Ты такой же, как всегда.


Потрепаться рад безмерно

О числе своих побед.

Старый друг мой, друг мой верный,

Ты такой же, хоть и сед.


Не прогнуть твою натуру

ни морозом, ни огнем.

Про Бердянск, ординатуру,

С ностальгией вспомянём.


Про больничные курьёзы,

про сестричек в час ночной…

Ты про боль, про кровь и слёзы

не поделишься со мной.


И рассказываешь рьяно

За бутылочкой винца

Про просторы Магадана,

Про дороги без конца.


И про то, какие лэди

Там, в тайге, всего милей,

Про охоту на медведей,

И про шкурки соболей.


Шутишь о дороговизне,

Наш циничный эскулап,

Но не выдашь, сколько жизней

вырвал ты из смерти лап.


Петушишься перед всеми.

Заливаешь малость, да?

Над тобой не властно время.

Ты такой же, как всегда.

***

Ко дню защиты детей


А мы — грибница в светлой роще

(хотя грибам, наверно, проще

они не знают и не ропщут)

в единстве с племенем своим.

Но мы не только жрём и дышим:

Мы понимаем, видим, слышим,

и просим тех кто смотрит свыше:

Храни грибницу, Элоим!

***


Оглавление

  • Предисловие
  • 1. О любви и любимых
  •   Меня в марте царицей соблазняли…
  •   Сопряжение полей
  •   О любви и похоти
  •   О любви и свободе
  •   Татьянин день
  •   Не новая история
  •   Любимой 40 лет спустя
  •   Cherchez la femme
  •   Несмеяна
  •   О ревности
  •   О любви с патетикой
  •   Ищи не женщину, — себя
  •   О мужчине и женщине объективно
  •   Мечты зрелой женщины весной в непогоду
  •   На слёзки девицы, которую бросил парень
  •   Лист березы недетская сказка
  • 2. О Богах и вере, о мистицизме и неверии
  •   Welcome to hell
  •   Неудачный Армагеддон
  •   Убили Бога. И что?
  •   Довлеет дневи злоба его
  •   Где богом и не пахнет
  •   О свободе воли и вере
  •   Сильней чем "Фауст" Гете
  •   Недоделанная тьма
  •   О душе и Боге
  •   Эльфы уходят в Валинор
  •   Кому верить
  •   Время движется по кругу
  •   Видение суда
  •   Божье творение
  • 3. О временах года, погоде и природе
  •   О Снежной королеве
  •   Зимняя сказка
  •   Червоная дама
  •   Бабье лето. Позакатное
  •   Осень и любовь
  •   Грустные мысли в День Нового Вина
  • 4. О возрасте, смерти и посмертии
  •   Седина в бороду…
  •   Старая гвардия
  •   У сыновей своя дорога
  •   Не плачь об ушедших
  •   Обратный путь
  •   Уходя уходи
  •   Пережившим эпоху перемен
  •   Когда все завершу
  •   Я хочу достойно умереть
  •   Поединок
  •   Возраст
  •   Листочки жизни
  •   После жизни
  •   Проклятие старости
  •   Что ждет за гранью
  •   Carpe diem
  •   Встречая девушку с косой
  •   Дожидаясь встречи Девушки с косой
  •   Смерти ведь нет
  •   Почти у последнего порога
  •   Внуку
  •   Версия о бессмертии
  •   Credo!
  •   С оптимизмом
  • 5. Биология
  •   8 миллиардов простейших
  •   Ко дню кинолога
  •   Соседка
  •   Лучше синица в руках…
  •   Карма за нелюбовь к любящим
  •   Длинношеее мистическое
  •   Птички тоже люди
  •   Крокодил
  •   О змеях
  • 6. Дороги нас выбирают
  •   Когда уходит красавица
  •   Наблюдая, на, за полетом журавей
  •   Под давлением прогресса
  •   Дороги, которые нас выбирают
  •   Марш байкеров
  •   Водиламарш
  • 7. История
  •   На взятие Константинополя 13 апреля 1204 г
  •   Начало
  •   Слово аэда
  •   В ожидании Годо
  •   Король Лир с высоты 21 века
  •   Накликали!
  •   Философский пароход
  •   Белое золото
  • 8. Шутки, ирония, пародии, сатира
  •   Древнегреческие байки. Сиракузы
  •   О сложностях творческого процесса
  •   Надёжный
  •   Фантастика
  •   О недобрых снах
  •   Неодолимость
  •   Спасём Природу, нашу мать!
  •   Я памятник себе воздвиг бы, но либидо…
  •   Пролетая, как фанера над Парижем
  •   Кровавая любовная драма
  •   Ономастика
  •   Поклонникам благостной старины
  •   Эпитафия другу
  •   Электричество!
  •   Платон мне друг, но…
  • 9. О детях и для детей
  •   Колыбельная галчонку
  •   Сказка про ворона
  •   Укоры совести
  •   Медвежонок
  •   Лунная фантазия
  •   Трудные буквы. Р
  •   Мяч и этика
  •   Про бедного грыза замолвите слово
  •   Печальная повесть о кроказюле
  •   Ужасный призрак
  •   Бяки-буки
  •   Трудное детство
  • 10. Философия и мораль
  •   Моралите
  •   Ну чисто сюр
  •   Концептуальное искусство и финансы
  •   На триптих черных фигур Малевича
  •   Старый дом
  •   Век бурлеск
  •   Исповедь искателя счастья
  •   О прощении
  •   Тревожные трамваи
  •   Приграничье
  •   Верность сказке
  •   Навсегда
  •   Случай на рыбалке
  •   Золушка — не сказка
  • 11. Этика, эстетика и поэтика
  •   Про стихи
  •   Как дойти до сути?
  •   О пользе рифмы
  •   Стихосложение
  •   О поэзии и поэтах
  •   Разбитые корыта
  •   Кто впервые видел Слово
  •   Терроризм и поэт
  •   Сонет о любви к жизни
  •   Автор и его герои
  •   Не скромность
  • Влюбленность поэта
  •   «Довлеет дневи злоба его»
  •   Потому!
  •   О поисках жемчуга в куче навоза
  •   Сказка — ложь?
  •   Поэт и Правда
  •   Толерантность и поэзия
  •   О художественном творчестве
  •   Цена слова
  •   Предновогодние сомнения
  •   Боль
  •   Любовь к трём клементинам
  •   Безупречность
  •   Это наше время!
  •   Нравоучение
  •   Кофе с сигаретой
  •   Святая простота
  •   Безумный файф-о-флок
  •   Реалии
  •   Памяти Игоря Царева
  •   Поиски Человека
  • 12. Гражданская позиция и совесть
  •   Не надо нас лечить!
  •   О Тянитолкае
  •   Живём? Выживаем!
  •   Шуты и палачи
  •   Памяти 11 сентября 2001 г
  •   Век-волкодав всё длится
  •   Грустно, девоньки!
  •   Позитивный патриотизм
  • 13. Песенки
  •   Символизм
  •   Лучше быть здоровым и богатым
  •   Трансвааль в моём сердце
  •   Песенка печального ковбоя
  •   Песенка под бедуинский кофе
  •   Снежный романс
  •   Мамина колыбельная
  •   Колыбельная для внука
  •   Сонная песенка
  •   Песенка про телячьи нежности
  •   Рок слепого
  •   Рок-Обломинго
  •   Рок Армагеддон
  •   Тарантелла
  •   Пиратская бойкая
  •   Песенка мелкого столичного беса
  •   Песенка охотника
  •   Песенка про веселого гоблина
  •   Песенка маркитанки
  •   Контрактники песенка
  •   Ода молоку
  •   Ночнушки-чернушки колыбельная
  • 14. Мой Израиль
  •   Негев пробуждается
  •   Негев. Вечер пятницы
  •   И снова о пустыне
  •   Израильские зарисовки
  •   Политика
  •   Ночная гроза
  •   Негевский этюд. Июнь
  •   Негев. Караван
  •   Песнь бедуина
  •   Пойду искать по белу свету…
  •   Тяжек путь к святой земле
  • 15. Почти вся правда обо мне
  •   Интернет
  •   Самокритично
  •   Старый дом у пруда
  •   Заботы пенсионера
  •   Зачем пишу стихи
  •   Наказание
  •   Любовь к дереву
  •   Лунный клоун
  •   Кривая дорожка
  •   Контрабандист
  •   Как перейти границу
  •   Воспоминание о дворике
  •   Перед операцией
  •   Как я расстался с книгами
  •   Ад еще на Земле. Август 2020
  •   Мама мыла раму
  •   Сонет себе на день рождения
  •   Вернуться бы
  •   Проза жизни
  •   Две черные сестры бессонница и ночь
  •   Исповедь последней минуты
  • 16. Катастрофы. Войны. Болезни
  •   Наденьте на гения смирительную рубашку!
  •   Последний
  •   Четыре лошади
  •   Записки времён КОВИД-эпидемии
  •   Врачам, работающим в красных зонах
  •   КОВИД. О короновирусе с оптимизмом
  •   Я люблю наш мир
  •   Гражданская война в Сирии
  •   Мы не рабы
  •   Мы забыли 11 сентября
  •   Мир в состоянии войны
  •   Как изменить историю?
  •   Проклятие Каина
  •   Гимн орков Мордора
  •   Этот прекрасный НАСТОЯЩИЙ мир
  •   О зачистке и грязи
  •   Уже апрель
  •   Басня об ограблении
  •   Настанет…
  •   Разве я сторож брату моему?
  •   Песенка про гоблина
  •   Подвальная колыбельная
  • 17
  •   Скрипач на крыше
  •   25 сентября 2022 г
  •   С кем жизнь, как поле перейти
  •   Жене
  •   Брату
  •   Надежде
  •   Наталье
  •   Надежде
  •   Ефиму
  •   Ксюше
  •   Внучке Сонечке
  •   Простые радости
  •   Тепло и запах хлеба
  •   Мой друг вернулся с Колымы
  •   Ко дню защиты детей