Варяжское море. Часть II. Ярл [Даниил Сергеевич Калинин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Игра не для всех "Варяжское море". Часть II "Ярл"

Пролог

Май 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Уппланд, восточное побережье современной Швеции. Усадьба Флоки Мстителя. Ярл Самсон.


…— Оля?!

Изумленный, я сделал несколько шагов вперед, еще не веря своему счастью — но тут черты любимого лица исказились в гримасе ненависти, а вырванное из земли копье устремилось к моей груди!

— Твою же ж!

Я едва успеваю отпрянуть от наконечника, словно выкованного изо льда, все так же неверяще смотря на любимую женщину, оглушенный страшной догадкой: исландская принцесса — это персонаж!!! Что-то вроде бонуса к игре, где практически документально восстановленная реальность смешивается с мифологическими мотивами тех же германских (а может, и не только) народов. Не удивлюсь, если в этой реальности на юге Руси сейчас бродит богатырская застава из Ильи Муромца, Алеши Поповича и Добрыни Никитича!

И все это хорошо, это очень даже круто — вот только прототипом для исландской воительницы стала моя любимая женщина! Да я как вернусь, «интелу» глаз на задницу натяну за подобные эксперименты!

…Беспрепятственно отступаю назад — моя противница не стала атаковать, очевидно, дав время вооружиться. Ну а что, шлем она сняла, лицо показала — значит, теперь мой черед выполнить свою часть договора и реализовать настоящую опасность в схватке! Крепко сжав в пальцах рукоять меча, я вдруг замер, ошарашенный очередной догадкой: Эйнар ведь сам объявил условие договора — если выиграю, стану мужем принцессы! Ну конечно! Саша просто сумел добавить Олю в игру, дав ей внесюжетного персонажа на максималках — и мне осталось лишь победить ее, чтобы любимая вновь была со мной! Когда-то мне не помешали воссоединиться с ней удары Манштейна в Крыму и наступление танковой армии Гота на Воронеж — неужели спасую сейчас?! Всего-то и требуется — победить женщину в схватке!

Заметно воодушевленный, я крутанул клинок, бросив возлюбленной игривую улыбку — которую та, впрочем, проигнорировала — после чего указал на труп Олофа:

— Даже перед схватками римских гладиаторов, рабов, арену очищали от тел павших. Так пусть же хирдманы сына ярла заберут его тело и отвезут безутешному отцу!

Еще один недовольный взгляд принцессы, адресованный мне — но мгновением спустя она кивнула Эйнару, и тот отрывисто приказал свеям:

— Уберите тело ярла!

Тут же из полукольца свеев вперед выбежало двое хирдманов, которые быстро подхватили тело безжалостно убитого смельчака. При этом у меня снова побежали мурашки по коже при воспоминании о недавней схватке — в исполнении исландской воительницы она более всего напоминала отсроченную казнь. Но усилием воли я подавил все сомнения и страхи — если моя догадка верна, вскоре я вновь буду с любимой! А если нет, игра так и так закончится…

Еще раз поймав холодный взгляд красавицы, я раскованно, с легким вызовом посмотрел на нее, в то же время явственно представив, как раздеваю женщину, как скользят мои руки по ее нагим ножкам… Надеюсь, это отразилось в моих глазах — хотя по всей видимости, никакие взгляды не произвели ровным счетом никакого впечатления на Хельги. Или все-таки Олю?! Ладно, выиграю, потом узнаю. И все же было бы неплохо увидеть хоть какой-то отклик, хоть намек на эмоции с ее стороны…

Но, несмотря на невозмутимость принцессы, я вдруг испытал невероятный душевный подъем — страхи отступили окончательно, уступив место азарту, интересу, желанию испытать себя… И, конечно, стремлению обладать той, кто принадлежит мне по праву! Даже ребра стали, как кажется, меньше ныть…

Так что как только свеи скрылись с телом погибшего ярла, я сделал мягкий, пружинистый шаг вперед на полусогнутых ногах, закрыв щитом не только корпус и голову до самых глаз, но и ноги практически по колени. А меч уже привычно занял свое место над защитой, острием оперевшись на ее кромку и прикрыв меня развернутой сверху плоскость...

Шаг, еще один, и еще… Я не спешу, и приближаюсь к принцессе не напрямки, а обходя ее по кругу, собираясь сжимать его радиус с каждым витком. И Хэльги начинает вынужденно двигаться вслед за мной, не отводя от меня глаз…

Короткий, быстрый подшаг, имитирующий атакующее движение — но воительница по-прежнему стоит на месте, даже не шелохнувшись! Какое же у нее чувство дистанции — ведь сейчас она бы еще не смогла дотянуться до меня копьем. А ложной атакой я хотел лишь вывести ее из равновесия, чуть раздернуть… Ну ничего, прикормлю ее такими выпадами — а там, глядишь, настоящую атаку пропустит!

Да как бы не так…

Исландка дождалась, когда я начну отступать, чуть потеряв концентрацию — и неожиданно быстро, гибко прыгнула вперед, тут же выбросив руку с копьем в длинном выпаде! Я успел сделать лишь шаг назад, сев на колено правой и полностью перекрывшись щитом — как дерево защиты тут же хрустнуло, и наконечник из небесного метала впился в бицепс левой руки самым кончиком острия! В следующую секунду Хэльги с силой дернула древко копья на себя, вырвав щит из раненой руки — а после вновь замерла на все том же месте, все в той же защитной стойке…

Это не похоже на то, что моя любимая, сражаясь со мной, в тоже время дает мне шанс выиграть — нет! Это похоже на отсроченную казнь, как и с Олофом — и первая кровь уже пролита… Холодное бешенство затопило сознание — конец это, или нет, но я не дам себя убить так же легко, как и свей!

Не дам!

Медленно распрямившись, делаю неторопливый шаг вперед, ожидая реакции исландки. Но она стоит на месте, обжигая холодным, сосредоточенным взглядом, в тоже время не выражающим каких-либо эмоций… Еще короткий шаг — вновь никакой реакции. Третий шаг — я замираю у щита уже на границе ее эффективной атаки, но принцесса бездействует. Однако, как кажется, что-то в ее гибкой фигуре выдало охватившее красавицу напряжение — напряжение пружины, готовой распрямиться в любую секунду…

Я медленно опускаюсь на колено, подхватив вырванный из руки щит за перекладину — и в это же мгновение Хэльги молниеносно атакует уколом, целя копьем в грудь! Но именно этого я от нее и ждал… Ударом окантованной кромкой щита подбиваю вверх стальной наконечник — и тут же, крутанувшись вокруг своей оси через правое плечо, размашисто рублю мечом! Я не сдерживаю атаки, ударив столь стремительно, насколько это было возможно — вышел этакий «бэкфист», только с клинком в руке, чье острие едва не зацепило отпрянувшую назад принцессу! Впрочем, та отступила столь же быстро и как всегда грациозно, так что мой расчет не ранить, а лишь заставить разорвать дистанцию, полностью оправдался. А самое главное, она так и не выпустила древко копья из рук — и в тоже время опасный для меня наконечник пока еще находится за моей спиной…

Новый удар щита, теперь по нисходящей вниз, пришелся точно на копье, едва не выбив его из рук женщины, чье лицо вдруг исказила гримаса боли. А сверху, на древко прижатого к земле оружия рухнул мой меч!

Меч, который должен был разрубить его, или хотя бы окончательно обезоружить исландку. Но не произошло ни того, ни другого: клинок словно отпружинил от темного дерева, оставив на нем лишь легкую метину! И, несмотря на силу удара, Хэльги удержала копье, пусть и гримаса боли стала теперь заметно явственней… Вот только она тут же сменилась опасным для меня торжеством в глазах женщины:

— Неплохая попытка.

Я опешил, услышав ледяные, надменные интонации в родном голосе — а в следующий миг воительница рывком освободила наконечник, и крутанувшись на месте, ударила меня в голову. Я едва успел присесть, пропуская над макушкой просвистевшую в воздухе сталь, а волосы обдало порывом ветра! В следующую секунду я инстинктивно отпрыгнул от воительницы, разрывая дистанцию — и тут же, не сдержавшись, выругался: вся работа насмарку! С таким трудом сокращал расстояние между нами, сделав оружие принцессы не столь опасным — и сам же отдал ей преимущество…

Несколько секунду мы кружим друг напротив друга, выжидая, карауля атаку противника. Но Хэльги не спешит начинать первой, а я поймал себя на мысли, что держать щит становится все труднее… Скосив глаза на бицепс, я неприятно удивился тому, что все руку уже залило кровью, и что рана, очевидно, была глубже, чем показалось вначале.

А ведь я так вскоре ослабею настолько, что не смогу продолжить поединка…

— А-а-а-а!!!

Взревев, отчаянным напряжением сил метнул щит в лицо исландки — а после рванул к ней, стремясь вновь сократить дистанцию. Атака, едва ли не один в один копирующая последний натиск Олофа — вот только я-то уже знаю, как ответит воительница!

Пружинисто пригнувшись, пропустив над головой щит, она тут же выпрямилась — и, как и в прошлый раз, мощно, стремительно уколола копьем навстречу моему движению, целя в голову. Но я ждал этот удар, ловил начало его движения — а потому успел мощно рубануть по древку под наконечником, отклонив острие далеко в сторону!

А в следующий миг прыгнул вперед, уже во время броска на инстинктах рубанув перед собой, целя в голову Хельги…

В какой-то момент я с ужасом подумал, что она не сумеет уклониться от клинка, и сталь вспорет горло красавицы, копирующей внешность и голос моей возлюбленной! Однако впечатление оказалось ложным: она успела прогнуться в спине так, словно становится на «мостик» из стойки, пропустив отточенное лезвие над своим лицом… В следующую же секунду воительница распрямилась — и стремительно крутанув копье над головой, подсекла меня древком со стороны втока!

Я тяжело рухнул наземь, глухо застонав от боли — а исландка шагнула ко мне, развернув копейное острие к земле, нацелив в мой живот. С трудом мне удалось выдавить из себя отчаянное, умоляющее: «Оля!!!», но ни один мускул не шелохнулся на ее лице, а глаза не изменили своего выражения даже на долю секунды!

Твою ж дивизию, это точно игровой персонаж!!!

Ну, Саша, ну уродец…

Копье отвесно рухнуло вниз, вогнав наконечник в землю — в последний момент я сумел пружинисто скрутиться вбок — и тут же прыгнул спиной на древко, в этот раз выбив его из рук женщины! А затем уже мой клинок взлетел вверх — и замер у самого горла принцессы, едва не оцарапав ее гладкую кожу.

Замер, потому что перед добивающим ударом, Хэльги — как мне то на миг показалось — едва заметно кивнула. Быть может, мне лишь действительно показалось — я готовился к атаке и ждал миг, когда воительница начнет движение… И все же внутри все буквально кричит о том, что девушка меня действительно предупредила!

Острие «каролинга» замерло у горла принцессы. И хотя я ждал, что она воспользуется вынужденной паузой и отпрыгнет назад, разорвав дистанцию, после чего вновь подберет копье, ничего подобного исландка не сделала. Нет, она лишь подняла голову, холодно посмотрев на Эйрана, и хольд с удивлением в голосе произнес:

— Ярл Самсон остановил смертельный удар, не желая убить Хельги. Он победил!

Глава 1

Май 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Уппланд, восточное побережье современной Швеции. Усадьба Флоки Мстителя. Ярл Самсон.


…— Ярл Самсон остановил смертельный удар, не желая убить Хельги. Он победил!

Я медленно поднялся с земли, стараясь не показывать виду, как болят отбитые древком ноги и спина после неудачного падения — я просто не успел свести лопатки, чтобы хоть как-то его амортизировать. А выпрямившись, вновь поймал взгляд Хэльги. Ни-че-го… В смысле, никаких новых эмоций. Ни отрицательных — типа гнева, раздражения, отвращения, ни положительных — вроде радости или просто улыбки. Или хотя бы по-женски лукавого, хитрого взгляда…

Ну что же… Подавив едва ли не сорвавшийся с губ стон, я обратился к принцессе:

— Так что, я теперь твой муж?!

Хм, а вот сейчас вроде бы слабый намек на эмоции в ее глазах отразился. Как-то странно они сверкнули…

— Ты победил меня, ярл Самсон. И да, я обещана тому, кто одолеет меня в честном бою. Но сам поединок — это еще не свадебный обряд.

Однако же какой у нее ровный, спокойный, прохладный голос без интонаций…

— Но ты моя невеста? И получается, уже союзник?

После короткой паузы последовал однозначный, короткий ответ:

— Да.

— И, следовательно, теперь твои воины подчиняются мне и выполняют мои приказы?

Хэльги ответила внимательным, чуть удивленным взглядом, после чего произнесла с легкой иронией (ну неужели?!):

— Разве хирд союзника подчиняется кому-то, кроме собственного ярла? Ты не можешь вести моих людей в бой, или приказывать им, пока не станешь моим мужем. Сейчас же ты можешь лишь попросить меня о помощи.

Я согласно кивнул, после чего задал следующий вопрос, чуть тише, чем раньше:

— Так значит, если я попрошу тебя помочь мне разбить свеев, с коими до того уже вел бой, ты поможешь?

Девушка ничего не ответила, однако вновь обратила свой взгляд на Эйнара. И тут же над «ристалищем» раздался рев исландца:

— К бою!!!

Синхронность, с какой бойцы Хэльги развернулись в сторону противника, склонив копья и сомкнув щиты (образовав, таким образом, две боевые колонны), пристыдила бы римских легионеров! А со стороны свеев раздался отчаянный вопль Бьерна (и куда подевалась его утренняя стойкость и уверенность в собственных силах?):

— Зачем нам сражаться, ярл Самсон?! Наш наниматель, Флоки, был убит стрелой, и теперь мы свободны от клятвы преданности! Да и хирдманы Олофа Железного тулова вступили в бой по просьбе «Мстителя»! У них нет вражды с тобой!

Я поймал глазами взгляд «Волчьей пасти», посмотрев на него с максимальным презрением и ненавистью, на какие был способен. Вскоре свей опустил голову…

— Ты и твои хускарлы умрут, потому, как я обещал вам смерть при следующей встрече. Вы вернулись, не выполнив условия хольмганга. А воины Олофа… Ярл Ратибор уже когда-то проявил милосердие и пощадил побежденных. Чуть позже его отравили и убили, отрубив голову и насадив ее на кол у ворот усадьбы Флоки… Не желаю повторять его ошибок.

Конец моей фразы потонул в возмущенных воплях свеев, также смыкающих щиты и склоняющих копья (у кого они остались), быстро строясь в линию. Трусами викингов явно не назовешь… А в следующий миг над колоннами исландцев раздалось яростное, дружное:

— Ver thik, her ek kom!!!

И они двинулись вперед, шагая в ногу!

Враг успел вытянуться в тонкую цепочку всего из двух рядов — и со стороны свеев в исландцев полетели метательные топоры и сулицы. В основном отличились хускарлы, не бывшие до того в битве. Как кажется, им даже удалось выбить пару человек из фаланг мерно шагающих вперед воинов принцессы! И это несмотря на то, что сами гвардейцы сумели в движение закрыться щитами сверху, построив «черепаху»! Впрочем, сейчас обе колонны смыкаются на ходу, расширяя фронт и одновременно сокращая свою глубину — из-за этого в «стене щитов» исландцев и появились малые бреши…

Прошло еще пара минут, прежде чем закованные в «чешую» хирдманы Хэльги подобрались к пятящемуся противнику на удар копья, растянув фронт в семнадцать человек — ровно столько же, сколько и у свеев. И тут же первый ряд воинов разом выбросил руки вперед, нанося длинные уколы — не сверху вниз, а по горизонтали! Граненые жала византийских контарионов, фактически первых пик (инфа всплыла в голове сама собой) врезались в клееные в один слой, дощатые щиты хускарлов и воев Олофа. Послышался страшный треск и оглушительные крики раненых — наконечники пик на раз пробивают не слишком толстое дерево (примерно сантиметр), вонзаясь в плоть! Не служат им преградой и кольчужные кольца… Большинство викингов первого ряда выбито одной атакой! А хирдманы второго, дико взревев, попытались броситься вперед — проскользнуть меж контарионами, отклоняя древки ударами топоров и мечей, и навязать отчаянный ближний бой… Но их порыв погасили уколы бойцов второй шеренги — они атаковали как раз сверху вниз, не позволяя врагу приблизиться к соратникам. Вновь над полем раздался оглушительный рев раненых свеев — а уцелевшие, растеряв все мужество, в отчаяние бросились назад, в поселение… В то время как исландцы замерли на месте.

Я развернулся к принцессе — и та ответила холодным, едва ли не презрительным взглядом. Ну что же, основную работу ее гвардейцы сделали — и на том спасибо. Обернувшись к своим бойцам, я хрипло спросил:

— Ну, чего ждете?! Вперед, добейте всех, кто держит в руках оружие! И принесите мне, наконец, труп Флоки! Хочу напоследок плюнуть в лицо этого выродка…

Варяги устремились в погоню за растерявшими всякое мужество свейскими викингами — а я же вновь обратился к Хельги:

— Атака ваших воинов впечатляет. Я не представлял, что на берегах Варяжского моря увижу подобное ратное искусство и столь высокое умение сражаться строем.

Исландка ответила односложно:

— Они все служили в варанге базилевса, в Царьграде.

— Пеликифорос фрура, гвардия топороносцев… Ну да, ну да… Что же — раз уж мы теперь стали союзниками, может, пройдем в усадьбу? Там найдется еда и питье, и кров для воинов — думаю, разместим всех, пусть в тесноте, да не в обиде.

После короткой паузы принцесса снисходительно кивнула, и я осмелился задать еще один вопрос:

— Возможно ли нам будет поговорить наедине? Я хотел бы обсудить наш союз, а заодно и… свадьбу?

Честно сказать, я предполагал услышать категорический отказ в какой-либо форме, или увидеть отстраненный взгляд воительницы в абсолютном безмолвии. Однако она лишь равнодушно пожала плечами и спокойно ответила:

— Сможем.

Следующие десять минут пути на холм, к усадьбе, тянулись для меня словно пару часов. Возбуждение при мысли о Хельги — персонаже, копирующем внешность моей возлюбленной и обещанной мне в жены, захватывало меня все сильнее так, что я готов был уже броситься бежать к воротам! Серьезно, у меня более полугода никого и ничего не было, я стоически выдержал искушение вначале со Златой, а после и с Весеей, а тут… Тут было живое (точнее игровое!) воплощение моей невесты — и жены по прошлому погружению. И после прошедшей схватки, при каждом взгляде на гибкую фигуру женщины, двигающуюся с кошачьей грацией, меня пробирает все сильнее. На разрезы в кольчужной юбке я и вовсе боюсь смотреть — аж трясти начинает!

Но вот и усадьба. Раскрытые от изумления рты Ратмира и оставшихся в бурге лучников, испуганные взгляды связанной челяди, длинный зал, в котором когда-то пировал сраженный мной Сверкер… И небольшая угловая комната с дверью, рядом с довольно-таки большой кроватью, укрытой двумя меховыми шкурами. Я бы назвал ее двухместной.

И снова мысли, от которых всего бросает в жар…

Дверь в комнату тихо притворилась за спиной Хельги.

— Принцесса, у меня здесь, в Уппланде, еще остались враги. Если бы вы помогли мне разбить их окончательно…

Я не сумел закончить фразу. Девушка стремительно приблизилась ко мне — и тут же жадно впилась поцелуем в мои губы! Так жадно, что я забыл обо всем на свете — и опомнился, лишь когда мои пальцы скользнули вверх по гладкой, бархатистой коже обнаженных ног… Принцесса, тяжело дыша, отстранилась, обожгла диким взглядом совершенно шалых, горящих глаз — и едва ли не с рыком толкнула меня на кровать!

Толчок получился о-о-о-чень чувствительным — не в каждой битве так щитом в щит таранили! А воительница меж тем, села на меня, обхватив бедрами — и сдавила их с такой силой, что я едва не завопил! Мама дорогая, да какие у нее на ногах мышцы?!

Хельги деловито взялась за завязки портков чуть выше явственного бугра — но в этот же миг я схватил ее за кисти, крепко сжав их. Да, я очень хочу ее, дико хочу! Но у нас с Олей никогда не было так, что меня банально… брали силой. Причем так властно, с неоспоримым доминированием! Короче, мне не понравилось, что воительница ведет себя столь вызывающе, по сути подавляя меня — и одновременно омрачая память того, что было у нас с любимой… И завязалась настоящая борьба! Исландка практически сразу же вырвала руки из захвата, но я каким-то чудом вновь схватил ее запястья, и в этот раз удержал — напрягаясь изо всех сил, пытаясь справиться с принцессой с таким рвением, будто от этого зависит вся моя жизнь. Да что там, не только моя!

Мы оба зарычали от напряжения — чтобы справиться с Хэльги я напряг все тело, едва-едва заставив отвести ее ладони от портков. Да какая же у нее силища! Удерживая запястья исландки, я чуть приподнялся на мостик — и тут же перевернулся вместе с ней, подгребая девушку под себя. Борьба рулит над грубой силой!

— Ты кивнула перед тем, как ударить копьем в последний раз! Скажи, ты кивнула?! Скажи!!!

Воительница вновь обхватила мои ноги необычайно крепкими, мускулистыми бедрами, не пропуская вперед. И так же, как и я секунду назад, блокировала руки, схватившись за кисти — да обожгла жарким, диким взглядом, не проронив при этом ни слова.

— Ты кивнула мне?! Ты предупредила меня! Ты не хотела моей смерти?! Ну же, скажи! Ты ведь Оля?!

Вновь молчание — и какая-то едкая, издевательская ухмылка…

Этого я не стерпел.

Освобождение от захвата — первая из борцовских техник, изучаемых на хапкидо. Чуть оттянуть руку назад — а после вновь подать ее вперед, положив кисть на запястье удерживающей ладони… И резко рвануть вниз. Каким бы сильным не был бы оппонент, если вы хоть немного сопоставимы, он отпустит захват… Так что я освободил правую руку — и вцепился в горло девушки! Сдавил его, уже не контролируя силы — сдавил так, что исландка подо мной выгнулась, невольно ослабив бедра, а в следующую секунду тонко, пронзительно вскрикнула. Так похоже и так узнаваемо, что я тут же замер! А она, чуть привстав на ложе, подняла на меня свои карие, невероятно выразительные и шалые глаза, и я, наконец, понял: у «персов» не бывает цвета глаз их игроков!

— Оля?! А как ты… Как?! Зачем?! Почему не сказала?!

Лукавые огонь в глазах любимой разгорелись в настоящий костер, и прикусив губу, она вновь откинулась на кровать, на которой живописно разметались распущенные волосы — цвета золота и багрового заката:

— При воинах говорить не могла. Потом объясню, не время… А сопротивлялась и провоцировала потому, что ты должен был победить без поддавков.

Поздравляем! Вашему персонажу присвоен особый ранг: "Победитель исландской воительницы".

+ 30 к владению мечом.

+ 30 к защите щитом.

+ 30 к авторитету.

+ 30 к известности.

Внимание! Ваш персонаж включен в перечень "легендарных".

Считав информацию, я удивленно присвистнул, после чего уточнил:

— Поддавки — это когда ты кивком предупредила меня?

Олька сдавленно хохотнула:

— Когда ты пошел на меня без меча, словно доверчивый теленочек к мамке! Перс бы просто тебя убил — я же сдержала руку, дав отскочить.

Я смущенно и одновременно благодарно улыбнулся — а после склонился над девушкой и нашел ее губы своими губами… Целуя их горячо, без остановок, с удовольствием вспоминая вкус поцелуя любимой женщины — и одновременно легкими касаниями пальцев лаская гладкую, бархатистую кожу стройный, крепких ножек... А оторвавшись, наконец, от будущей (и бывшей!) супруги парой минут спустя, я спросил:

— А сейчас ты боролась со мной в полную силу?!

Оля — или все же мне звать ее Хэльги (зараза, так ведь это же одно и тоже имя!) — ответила едва ли не шепотом:

— Да… Но мой муж… Оказался сильнее…

В этот раз любимая сама потянулась ко мне, поцеловала — горячо, требовательно, страстно, кусая губы и оттягивая их на себя. А после откинулась на спину — и я, еще не веря в свое счастье, счастье неожиданного воссоединения с возлюбленной, последовал за ней…

Глава 2

Май 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Уппланд, восточное побережье современной Швеции. Усадьба Флоки Мстителя. Ярл Самсон.


…Где-то примерно через час или даже полтора я пришел в себя лежа на кровати совершенно нагим — и в очередной раз с удовольствием зарылся лицом в волосы уютно устроившейся на моей груди женщины…

— Так все-таки, почему ты молчала при воинах? У твоего профиля есть какие-то ограничения?

Оля по-кошачьи потерлась щекой о мою голую грудь, после чего мечтательными такими интонациями, будто пребывая сейчас где-то совсем далеко, неспешно ответила:

— Да… И их очень много…

После короткой паузы я осторожно, стараясь не нарушить идиллию момента, продолжил расспрос:

— Это Саша придумал? Ход с исландской воительницей?

— Ну… Не совсем. Ведь в игре изначально немало легендарных, но при этом неигровых персонажей. Вот, кстати, моя принцесса с сотней воинов одна из самых влиятельных неписей, дающая игрокам максимальные бонусы. На Руси есть подобная мне воительница Василиса Микулишна — и ее тоже можно взять в жены. Вот правда, дружины у нее нет! Еще есть былинные богатыри, они могут стать верными соратниками — тут я довольно хмыкнул, радуясь собственной прозорливости, — а между Данией и Англией циркулирует ладья Беовульфа.

Я удивленно присвистнул:

— А они случаем Гренделя сюда засунуть не догадались?! Или дракона с золотом нибелунгов?! Или не знаю… скандинавских троллей?

Олька весело рассмеялась, после чего доверительно сообщила:

— Нет, пока до этого не дошло. Тот же Беовульф здесь лишь легендарный воин и влиятельный наемник, а не победитель чудовищ. Его можно заполучить в союзники, но этот НПС прежде всего запрограммирован на разжигание конфликта. Так что встреча с ним процентов на девяносто гарантирует драку — зато, если победишь, бонусов получишь даже больше, чем со мной.

После короткой паузы любимая добавила:

— Хотя вообще я слышала, что планируется версия «Варяжское море 2.0. Былины». И вот туда как раз собираются добавить целый бестиарий, с полным набором мифических персонажей, вплоть до Змея Горыныча, русалок и того же Гренделя.

Я зябко передернул плечами, представив, что придется сойтись в схватке с огнедышащим драконом, после чего заметил:

— Неплохо они развернулись! Хотя вот я точно не хотел бы встречаться со всякой нечистью, пусть даже и в виртуальной реальности!

Помолчав с минуту, находясь в плену собственного живого воображения, я все же продолжил расспрашивать свою «принцессу»:

— Слушай, ну так все-таки — как ты смогла стать НПС? Причем такой влиятельной?

Супруга (или ее пока еще справедливее называть невестой?!) посмотрела мне в глаза, ласково, и в тоже время хитренько так улыбнувшись:

— Чит-коды. Официально Саша тестирует дополнительную платную функцию для игроков, не желающих пробиваться линейным путем от раба до воина и в последующем — что, кстати, может и не выгореть! — до вождя. А тут ты сразу могучий воин с заложенными умениями, и имеешь дружину лучших бойцов! Правда, неписи даже с учетом чит-кода не могут стандартно развиваться в игре — их ранг постоянен и не может меняться.

— Звучит интересно. Даже с учетом неизменности ранга. Чую, поиграть за Беовульфа захочет каждый второй…

Оля согласно кивнула:

— Это точно! Каждый второй игрок-парень. Но не забывай и про девушек — я уверена, что Хельги будет не менее популярна!

— Ахахах! Не уверен, что у нас столько девушек с наклонностями садисток и убийц!

— Эй!

«Хельги» возмущенно двинула локтем мне в ребра — и я сдавленно охнул от боли. Сила у перса девушки прокачана на должном уровне, этого не отнять… Примиряюще улыбнувшись строго смотрящей на меня «воительнице», я постарался ее успокоить — не удержавшись, впрочем, от колкостей и иронии:

— Ну, прости, солнышко мое сладкое, не хотел я тебя обидеть! Правда, я не считаю тебя садисткой или убийцей. Сейчас… А вот когда ты угробила Олофа, тогда да… Аж мороз по коже пробрал! Но зато сейчас совершенно не считаю, вот прям ни капельки, ни в одном глазу!

Обиженное выражение в любимых карих глазах сменилось смешливыми огоньками — и девушка, не удержавшись, засмеялась, легонько ткнув меня кулачком в грудь:

— Дурачок!

За «нападение» Оля заработала увесистый шлепок по кругленькой крепкой попке, после чего между нами началась шутливая борьба, закончившаяся моей убедительной победой и несколькими сладкими, жаркими поцелуями... Оторвавшись, наконец, от губ невесты, я включил режим зануды и продолжил расспрос:

— Так значит, Саша тестирует на тебе чит-коды?

— Да. Тестирует. Даже проинформировав руководство и с их отмашки. Вот только никто не знает, что играю я не автономно, а подключена к твоему игровому процессу и помогаю тебе.

Этого следовало ожидать — но, не смотря ни на что, спину обдало неприятным холодком будущих проблем:

— Но если они узнают, что я проходил игру с твоей поддержкой…

Оля непривычно серьезно кивнула:

— Да, ты не получишь денег. А Саша, вполне возможно, потеряет работу. И именно поэтому в присутствии других я должна вести себя, прежде всего как Хельги — безжалостная и смертоносная исландская валькирия. Ведь виртуальная реальность считывает кучу разных показателей, в том числе реакции окружающих нас… людей. Так что придется мне еще чуть-чуть побыть свирепой, высокомерной и холодной — правда, только до свадьбы.

Сделав короткую паузу, любимая продолжила говорить со мной уже с легкой улыбкой:

— Но тебе пока не о чем переживать. Саша предпринял все возможные меры предосторожности, чтобы не раскрыть меня — а в случае экстренной ситуации он просто выведет меня из игры. Пока же я вполне убедительно играю роль Хельги, имитируя ее стандартный прогресс: встреча с игроком, схватка, в которой он побеждает или нет — и если побеждает, то я становлюсь его женой и участвую в его походах. И да, секс по умолчанию входит в перечень стандартных взаимоотношений супругов…

Бросив мне кокетливый, игривый взгляд, Оля начала медленно спускать одеяло-шкуру вниз, по миллиметру открывая моему взору гладкую кожу шеи и груди… Но тут меня вдруг озарила весьма неприятная догадка:

— Так, подожди-ка! А что на счет персонажа Хельги в целом? Она всем игрокам будет представать в твоем облике?!

Невеста весело рассмеялась, продемонстрировав мне белые, жемчужные зубки:

— Нет, конечно, нет! Ее персонаж спишут с актрисы Кристанны Локен, исполнительницы роли Брюнхильды в фильме «Кольцо Нибелунгов».

Согревая меня лучистой улыбкой, Оля добавила волнующим шёпотом:

— У нее будет абсолютный кинооблик. Волосы светлый с рыжим — моя задумка для Хельги. Только твоей Хельги!

Я облегченно выдохнул:

— Ну, так-то лучше. Задумка шикарная, мне очень понравилось, правда! А Беовульфа, выходит, также спишут с мультяшного Рея Уинстона?

Любимая недовольно сверкнула глазами:

— Да! Но спрашиваешь ты совершенно не о том!

В этот раз девушка сбросила с себя шкуру рывком, представ перед моими глазами полностью обнаженной! Но только я было потянулся к ней, буквально загипнотизированный красотой женского тела и манящими огоньками в шалых глазах невесты, как в дверь настойчиво постучали. Оля аж зарычала от негодования!

— Ярл! Из поселка принесли тело Флоки! Ты просил доставить его, чтобы убедиться в смерти свея!

У меня на секунду перехватило дыхание от ненависти — и одновременно от наслаждения чувством свершенной мести. Я видел, как стрела ударила в грудь поганца, но где-то в глубине души оставались нерациональные сомнения, что везучий хлопчик сумеет каким-то образом вывернуться.

Но не сумел.

Я хотел было уже встать с ложе, но в ту же секунду мерно покоящаяся на моих бедрах стройная, изящная ножка возлюбленной напряглась, серьезно тормознув мое движение — а сквозь кожу Хельги тут же проступили крепкие, рельефные мышцы. Я встретился глазами с ее возмущенным взглядом, и обезоруживающе улыбнулся любимой, одновременно потянувшись руками к ее телу:

— Оставьте тело во дворе! Теперь Флоки уже никуда от меня не денется…


Усадьба Флоки Мстителя. Гуннар Хромой.


Старый свей молча сидел с другими пленниками, и боялся лишний раз шумно вздохнуть, тогда как всего полгода назад (ну может чуть больше) он был в усадьбе на правах едва ли не хозяина! И челядь боялась лишний раз посмотреть на ближника ярла Сверкера, а вышколенные хирдманы ловили каждое слова хольда! Как все быстро изменилось… Теперь он калека, прислужник врага, сделавшего его практически не ходячим — и поверив на слову ромею, Гуннар сам привел варягов в свой дом. И что его ждет теперь? Ромею он больше не нужен. Он вроде бы держится за свое слово — но сам же признал, что условия их договора изменились — и у будущего владельца бурга Сверкера не будет ни хирда, ни поселения. Останется только дом, если венды и тот не сожгут — но даже если не сожгут, и ромей назовет Гуннара новым ярлом… Что же, сородичи отыграются на беззащитном калеке за все, что им сегодня пришлось пережить. Свое предательство, свою вину перед свеями старый, некогда славный хирдман понимал в полной мере — и сейчас проклинал себя последними словами за то, что не решился умереть еще в ночь покушения. Стоило тогда ползти не от ромея, а к ножу — глядишь, принял бы смерть достойно, с клинком в руках! А то и дотянулся бы до ноги врага — ведь чтобы убить его, хватило бы даже небольшого пореза!

Гуннар проклинал себя последними словами за то, что довел варягов до дома, а не навел их в море на скрытые в воде камни — таких в достатке хватает в полосе шхер. Но нет, он не рискнул пойти на смерть мужественно, как настоящий воин, прихватив с собой добрых полсотни врагов — и теперь его ждала позорная смерть предателя уже от рук сородичей…

Или же придется молить ромея сделать его слугой, как-то доказать свою полезность! Но как? Все, что Гуннар мог от себя сделать, он уже сделал! А калека не сможет даже прислуживать за столом или кормить скотину…

Однако вскоре свею вновь выпал шанс доказать свою полезность.

Когда тело Флоки внесли во двор усадьбы, Гуннар не мог не содрогнуться от жуткого зрелища: лицо бывшего ярла превратилось в кровавую кашу, и было обезображено настолько сильно, что узнать сына Сверкера представлялось лишь по волосам и одежде, да по юношескому еще телосложению. Все это совпадало — и свей невольно почувствовал скорбь и угрызения совести при виде младшего сына Сверкера. Паренька, еще вчера бывшего совсем малым, ребенка господина — и даже, возможно, друга… Но после того, как Флоки выдвинул Хакана и задвинул Гуннара, как пренебрежительно — словно с цепным псом! — обращался с ним во время совместного путешествия на Рюген, свей отдалился от молодого ярла. А неудачного покушение на ромея и вовсе стало последней каплей! Ведь в тяжелой травме старый хирдман винил прежде всего выскочку-малолетку с непомерной гордыней — и было время, когда Гуннару на полном серьезе казалось, что Флоки сознательно дал ему невыполнимое задание. Что он желал ему смерти! По крайней мере, калеке было удобно в это верить… Но теперь, со смертью господина вражда ушла, и свей наконец-то осознал, как был несправедлив к нему, как был виноват перед ним за свое предательство…

Он даже невольно прослезился, тут же устыдившись этого проявления слабости. Кое-как проморгался, смахнув слезы — а после разглядел застарелый шрам на открытой кисти убитого. Шрама, коего у Флоки никогда не было… Зато точь-в-точь такой же был у Арвидха — парнишки из поселения, ровесника ярла. Их никогда не сравнивали внешне, хотя теперь Гуннар задумался о том, что парни были действительно схожи телосложением и цветом волос, будучи еще и ровесниками… Но тогда получается, что тело ярла подменили на тело обычного парнишки! А сам «Мститель» возможно жив, и прячется где-то в поселении. Ну, или его прячут…

Старый хирдман испытал невероятное облегчение от этой догадки, но тут же к горлу его подступил ком. Ведь это же и был его шанс заслужить безбедную жизнь, точнее ее остаток на службе у ромея! Раскрыть подлог, сообщить, что Флоки прячется от варягов… И заслужить положение хотя бы слуги, коему не будет угрожать опасность расправы и коего худо-бедно обеспечат миской горячей похлебки с мясом или рыбой, и куском хлеба с сыром хотя бы раз в день.

Однако если еще полчаса назад Гуннар судорожно искал и никак не мог найти своего шанса заполучить службу у ярла варягов, то теперь его душу раздирали противоречия. Да, он очень хотел жить. Да, он страшно боялся остаться в разоренном поселении наедине с сородичами, кои обязательно выместят на нем свой гнев. Но испытав чувство стыда и потери, когда свей впервые увидел обезображенное тело Лжефлоки, он никак не мог решиться на очередное предательство.

И как назло, ромей все никак не выходил из усадьбы взглянуть на мертвого врага, ради смерти которого и затевался этот поход. Душу Гуннара терзали сомнения…

Наконец, ярл Самсон вышел из дома в сопровождении исландской воительницы, на которую свей воззрился с жарким любопытством. Принцесса Хельги оказалась хороша — даже очень хороша, и калека жадно вглядывался в черты лица принцессы, пытаясь напоследок насладиться ее красотой. Очевидно, что уже ничего более яркого и привлекательного он не увидит — и потому он хотел запомнить ее лицо… Впрочем, вскоре исландка поймала глазами его взгляд — и посмотрела в ответ так, что у Гуннара едва поджилки не затряслись! Ему показалось, что на него взглянула сама смерть… И как только ромей сумел одолеть ее в схватке?! Ветеран бесчисленных походов Сверкера и его отца, носивший в прошлом славное имя «Свирепый», старый хирдман многое отдал бы, чтобы увидеть их бой. Ведь чего стоило одно зрелище поединка ромея с «Убийцей берсерков»! А уж схватка с воительницей Хельги была однозначно более зрелищной…

Между тем, ярл Самсон подошел к Флоки — и сердце свея забилось так часто и тяжело, что он услышал отзвуки его ударов в ушах. А вдруг ромей хорошо запомнил «Мстителя»? Они ведь могли видеться в Ругарде — и тогда сейчас он может обратить внимание на заметный шрам на руке! Или же об этом гласно заявит кто-то из слуг?!

Гуннар уже было открыл рот, чтобы заявить о подлоге, подстрекаемый собственными страхами, но тут ромей смачно плюнул в кровавое месиво на месте лица Лжефлоки, после чего сухо добавил:

— Как и обещал. Ты заслужил свою судьбу, Флоки.

После чего отвернулся от тела и двинул обратно в усадьбу, добавив:

— Берите все, что хотите, и уходим. Людей не убивать! Баб… Баб можно взять, но по быстрому, однако девок и девочек совсем малых трогать запрещаю! Кто ослушается — тот испытает судьбу в поединке с Хельги!

Судя по стремительно побледневшим лицам собравшихся во дворе воинов, угроза пробрала их до печенок. А Гуннар вдруг понял, что именно сейчас решается его судьба, потому в отчаянии заговорил с ромеем, не обращая внимания на красноречивый взгляд его спутницы:

— А как же я?! Что делать со мной?!

Ярл Самсон скользнул равнодушным взглядом по пленнику, после чего столь же равнодушно бросил, разведя руками:

— Правь. Ты хотел быть ярлом — и я тебя им назову.

Свей внутренне горько усмехнулся над собственной слабостью, но все же попытался упросить ромея:

— Меня убьют, как только ты выйдешь за ворота, ярл. Позволь мне последовать с тобой.

Ромей на секунду задержался, задумчиво рассматривая связанного:

— А знаешь ли ты дорогу до усадьбы ярла Лудде?

Гуннар промедлил всего мгновение — он не мог решить про себя, проведет ли он врага к очередному свейскому поселению, зарабатывая на хлеб челяди, или же погибнет вместе с варягами, наведя их на подводные камни. И он уже готов был сказать «да», как тут в разговор вмешалась исландка:

— Мой кормчий знает Варяжское море как свои пять пальцев! Он проведет тебя в любой фьорд, в любую гавань или бухту, мой ярл!

Ромей улыбнулся Хельги, после чего с издевкой голосе и едкой, лживой ухмылкой обратился к свею:

— Как видишь, у меня нет нужды мучить тебя, забирая с собой в очередной поход. Твоя рана… Она не зажила. Так что лучше тебе остаться дома — ведь дома, как говорят, и стены помогают.

А после короткой паузы добавил уже изменившимся, глухим от ненависти голосом, зло сверкнув глазами:

— Той ночью твои люди забрали жизнь моего близкого друга! А уже следующей твой господин предательски, вероломно убил другого!!! И то, что я не воздам за отправленный клинок прямо сейчас, своими руками — вот тебе моя высшая милость!!! По крайней мере, у тебя ещё есть шанс оправдаться перед сородичами и убедить их не мстить. Крохотный, но шанс! Ни у Ромы, раненого "саксом", с ядом, нанесённым на клинок, ни у отравленного Ратибора шансов не было!!!

Круто развернувшись, ярл стремительно покинул двор усадьбы — и Гуннар уже открыто усмехнулся ему в след. В душе он понимал, что ромею больше не за что его ценить, не за что уважать, и не за что дорожить жизнью ночного убийцы, едва не оборвавшего его собственную! И все же, так или иначе, ярл предал его — и свей промолчал. Он не стал говорить о Флоки, последней отчаянной попыткой силясь спасти собственную никчемную жизнь. Он решил поступить правильно, хотя бы напоследок — и почувствовал при этом невероятный душевный подъем, коего не испытывал уже долгое время! И плевать, что этот правильный поступок не спасет его от гнева сородичей — зато Флоки, коли выживет, обязательно найдет способ отомстить ромею и его исландской шлюхе.

Обязательно найдет!

Глава 3

Май 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Уппланд, восточное побережье современной Швеции. Усадьба Лудде Старого. Торир Боевой молот.


Этим утром средний сын Лудде принимал пищу в одиночестве. Отцу, видавшему виды викингу, родившемуся в год битвы у Свольдера, ночью было опять плохо — болели суставы. Лишь к утру «Старый» сумел забыться тревожной дремой, переросшей, наконец, в глубокий сон. Дела… Торир не хотел доживать до глубокой старости, и превращаться в развалюху, как его отец. Толи дело дед, нашедший свой конец в последней битве с Олафом Трюгвассоном! Говорят, сеча была славная и жестокая — и пусть короля урман заманили в ловушку йомсвикинги, предавшие его, и пусть первого короля-христианина в Норвегии атаковали силы впятеро большие, сеча от того была не менее славной! Олаф Кракабен честно принял неравный бой, приказав соединить свои корабли вокруг «Великого Змея» — самого огромного драккара в мире, несшего целых три сотни отборных воинов! Преданные королю хирдманы построили заграждения и целые укрепления из щитов, навешанных вдоль планширей и весел, создав из сцепленных между собой кораблей настоящую крепость! Первыми на штурм ее пошли свеи и даны — но поначалу они не никак могли воспользоваться численным превосходством. Драккары поодиночке приставали к бортам «крепости» Трюгвассона — и их команды также поодиночке, хаотично вступали в бой, еще до начала схватки попадая под целый ливень сулиц и метательных топоров... Общего штурма никак не удавалосьорганизовать — и отряды викингов, первыми напавших на хирдманов «Кракабена» (Вороней кости), были целиком истреблены.

Впрочем, когда в бой вступили мятежные бонды, все суда преданных Олафу урман были захвачены одно за другим, а их команды истреблены. Уцелевшие хирдманы отступили к «Великому змею», чьи борта вдвое возвышались над остальными судами, и еще несколько часов шла схватка за королевский драккар! Трюгвассон, не желая попасть в плен и принять смерть от рук врагов, бросился в воду — но подумать только! Чтобы победить короля-христианина, пришлось объединиться датскому владыке Свену Вилобородому, конунгу свеев и гётов Олафу Шётконунгу, а также ярлу Эрику Хаконссону, собравшему в кулак бондов-урман, недовольных христианизацией страны. И то им едва хватило сил справиться с общим врагом! Да, славная была битва — и Торир Налетчик, успевший до того заделать малыша Лудде бабке, сложил голову в кровавой сече! Среднего внука назвали в честь деда, и Торир Боевой молот (прозвище викинг получил за любовь к одноименному оружию) грезил славными битвами и походами — но отец отчего-то старался удержать при себе именно Торира. Возможно, Лудде видел его горячность и боевой задор и понимал, что при прочих равных, именно средний сын сложит голову в безнадежной сече, когда как старший Олоф или младший Фрей проявят благоразумие и не полезут в самое пекло…

Однако казавшееся Ториру излишней опека отца чрезвычайно его тяготила. Он жаждал дела! Жаждал набегов и схваток, и славной песни клинков! Он жил бранью и в тех редких походах, где успел побывать, проявил себя отчаянным сорвиголовой, презирающим смерть и повергающим врагов в ужас своей боевой яростью! И все же отец, старая уже развалюха, вынуждал его подчиняться своей на удивление крепкой воле — и Торир был вынужден подчиниться…

Отправив очередной парящий жаром кусок приготовленной на огне трески и запив ее холодным пивом, свей уже собирался встать из-за стола, как в залу ворвался запыхавшийся хирдман его дружины, Тородд:

— Господин, к пристани причалили два драккара! Мы не поднимали тревоги, потому как один из них — «Морской змей» ярла Флоки, хотя второго корабля мы не знаем. Но сейчас воины с судов идут к бургу во всеоружии! А мальчишка из селения, прибежавший упредить нас, утверждает, что среди высадившихся нет воинов, кто был со «Мстителем» ранее! И никто не видел среди них и самого ярла!

Кровь заметно быстрее и веселее побежала по жилам Торира:

— Сколько их?

— Да чуть менее полутора сотен!

Средний сын Лудде колебался всего несколько мгновений. В бурге его уже давно собрана полсотня верных хирдманов, со дня на день ждущих разрешения ярла уйти в набег. Да еще четыре десятка ветеранов отцовских походов — уже немолодых, но крайне опытных бойцов, способных защитить крепость и усадьбу от набега случайных викингов. Демонстрируя свою власть и богатство, отец также держит при себе полтора десятка хускарлов — и этих сил достаточно, чтобы отбиться практически от любого внешнего врага! Но внук «Налетчика» был слишком горяч и охоч до сечи, чтобы отсиживаться за стенами, когда враг — если это враг — безнаказанно грабит бондов его отца!

— Десяток хирдманов отца пусть останутся в бурге — остальные к бою!!! Я поведу вас — и разрази меня громом Тор, если мы не победим!


Май 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Уппланд, восточное побережье современной Швеции. Усадьба Лудде Старого. Ярл Самсон.


Оля нисколько не приукрасила способностей своего кормчего — тот действительно знает все побережье «Варяжского моря» и может доставить к любому указанному месту. Вот они, чит-коды во всей своей красе… Спасибо Саше за все. Несмотря на его крепкую веру в мой успех, меня бы давно уже ждала смерть от рук воинов Олофа, если бы не подстраховка «интела» с Хельги… Теперь же мы вместе явились в дом Лудде, стремясь помножить на ноль всех возможных будущих «мстителей»!

Высадка прошла удачно — в селении никто не поднял паники — после чего оба отряда (моя дружина сократилась до трех с половиной десятков воев) двинулись к возвышающемуся на холме бургу. К слову, практически близнец укрепления Флоки, только чуть крупнее… Ворота крепости пока открыты, хотя воины на стенах уже заметались — ну, чую, закроют они деревянные, обитые металлом створки с минуты на минуту. Но и ничего страшного — запас горшков с льняным маслом мы уже подготовили, как и серу для стрел. Ворота сожжем запросто, а пока они будут гореть, нарубим вязанок сушняка — фашин — заполним ими ров, и…

И неожиданно, из бурга начали стремительно выбегать десятки викингов, заполняя площадку перед по-прежнему открытыми воротами. Они быстро строятся в геометрически правильный прямоугольник — и, обернувшись к идущей рядом Оле, я радостно улыбнулся: враг принимает бой в поле! Любимая едва заметно кивнула, сдержанно показывая, что разделяет мое ликование. Но уверен, что под стальной, позолоченной маской она также широко улыбается мне в ответ…

Расстояние между хирдом принцессы и свеями быстро сокращается, и отмерив примерное расстояние полета стрелы со стены (луки у викингов не особо популярны — но а вдруг?), я зычно прокричал:

— Стой! Стена щитов!

Мой приказ продублировал Эйран, и следующие колонной исландцы стали быстро строиться, причем не просто «стеной щитов», а полноценной фалангой. Чуть позади гвардейского хирда, на флангах встали уже мои венды-топороносцы, а за ними неизменные лучники Будивоя. Озорно подмигнув Оле, я неспешно двинулся к бреши на стыке между «большим полком» викингов и «полком правой руки» варягов. А пройдя сквозь нее, я замер перед гранеными жалами контарионов, нацеленных в сторону свеев, и, набрав воздуха в грудь, зычно прокричал:

— Я ярл Самсон, победитель Сигурда Убийцы берсерков! Я пришел за ярлом Лудде и его сыном, принявших в свою семью отравителя Флоки Бесчестного! Флоки мертв, старший и младший сыновья Лудде Старого мертвы! Ныне же я заберу жизни ярла и его наследника — в хольмганге, или в битве, как угодно! Но коли ваши вожди ценят жизни своих воинов, то пусть умрут в поединке, приняв достойную смерть от моей руки! И тогда я обещаю, что мы пощадим остальных!


Торир Боевой молот.


Сердце сына Лудде больно сжалось, когда назвавшийся «ярлом Самсоном» заявил, что мертвы его старший и младший братья. Он не хотел верить в это, но нутром почуял — незнакомец сказал правду. Зато когда этот паршивый выродок хвастливо заявил, что победил Сигурда Убийцу берсерков, Торира охватило пьянящее бешенство! Еще ни разу он не сходился со столь искусным воином в бою — и если все сказанное является правдой, то схватка с ним станет достойной песней клинков! А если нет — ну что же, тогда смерть лжеца обернется тому достойным воздаянием за обман… Потому услышав призыв к хольмгангу, Торир ни раздумывал ни мгновения, уверенно выйдя вперед.

— Олейв! Если боги отвернутся от меня, обещай, что вы не оставите моего отца, что отомстите за мою смерть!

Старший над отцовскими ветеранами, могучий хольд, чьи волосы едва тронула седина, уверенно кивнул. Этот точно не предаст и не изменит своему слову, а остальные хирдманы непременно последуют за ним! Отдав последний сыновий долг, и успокоив этим проснувшуюся вдруг совесть, Торир пружинисто пошел навстречу противнику — с легким сердцем, навстречу славе!

Он ни на мгновение не сомневался в том, что сегодня — прямо сейчас! — он обретет ее…


Ярл Самсон.


От строя свеев вперед двинулся рослый, крепкий воин — и у меня от сердца отлегло: вызов принят! Значит, обойдемся без битвы и лишних потерь!

Легко улыбнувшись своим мыслям, я двинулся навстречу поединщику врага, крепко сжавшему в руках боевую секиру и щит — после победы над Сигурдом и Хельгой, никаких сомнений в собственных силах у меня не осталось! Да, недооценка врага иногда выходит боком — но что этот свей сможет мне противопоставить, чем таким сможет удивить?!

И только когда до противника осталось метров десять, я обратил внимание, что с обратной стороны от его топора торчит узкое, граненое жало…

Это клевец, известный также как «боевой молот».

Увиденное меня чуть напрягло — с подобным оружием мне еще ни разу не приходилось сталкиваться. Я было раскрыл рот, собираясь спросить, принимает ли целиком и полностью условия хольмганга неизвестный, и является ли он сыном ярла Лудде. Но вдруг подошедший практически вплотную викинг зарычал и бросился вперед, одним прыжком преодолев последние пару метров!

— То-о-о-о-о-рррр!

Боевой клич врага совпал с ударом, обрушившимся сверху — и я подставил под него щит, просто не успев среагировать быстрее и отскочить в сторону.

— А-а-а-а-а!!!

Оглушительному треску дерева вторит мой отчаянный крик — крик боли! Граненое жало клевца прошило не только защиту, но и руку, очевидно сломав кость! У меня аж помутилось в глазах, когда свей вырвал боевой молот из раны, заставив выронить также щит… Скорее рефлекторно, на одних инстинктах я успеваю нырнуть под летящее в голову лезвие секиры, пропустив ее над макушкой — и одновременно рубанув по ближней ноге противника. Но тот легко ее отдернул, и в ту же секунду обрушил сверху вниз удар топора!

Перекрываюсь своим, схватившись за секиру обеими руками, и подставив ее древко под древко падающего боевого молота… Мне удается тормознуть атаку противника, но резкая боль в раненой руке не позволяет удержать блок — и, замедлившись, наточенная сталь все же вонзается в левую ключицу, разрубив и плетение кольчуги, и развалив кость. От острой боли у меня перехватило дыхание… А яростно вскричавший викинг, вырвав топор из моей плоти, занес его над головой для решающего, добивающего удара — но тут вдруг что-то прогудело в воздухе, и моей левой щеки коснулся легкий ветерок… А в грудь свея со страшной силой ударило копье с наконечником из белой стали, отбросив врага на землю! Он отлетел едва ли не на метр от меня, и упал уже бездыханным!

В следующий миг перед моими глазами встала темная пелена…


Хельги, исландская воительница.


— Все вперед! Вперед, убейте их всех!!!

Олю переполнила бешеная ярость и дикая жажда крови — эмоции, несвойственные ей в жизни, но навязанные персонажем. Впрочем, уже при первом крике Ромы она сама едва не метнула копье, удержав руку в последний миг: любимый бы не простил вмешательства. Точнее, не то, чтобы не простил, но ведь наверняка бы после чувствовал свою неполноценность, стал бы чаще рисковать и лезть вперед, доказывая, что мог бы справиться и сам… Но когда свей вогнал топор в плечо ее самого дорогого на свете мужчины, Оля уже не думала ни о чем — она целиком стала Хельги! И брошенное с невероятной силой копье, пролетев сказочное расстояние в не менее, чем десятка три метров, отбросило уже мертвое тело свея от ее будущего мужа. А после Ромка просто упал на бок… И в эту же секунду, дико вскричав, вперед бросились викинги, грозясь добежать до раненого первыми, и добить его!!!

— Защитите ярла! Не дайте его убить!!!

Легкой рысью вперед устремились верные исландцы, стараясь, впрочем, не ломать шеренг фаланги — однако именно из-за этого они двигаются медленнее викингов! Взъярившаяся Хельги была уже готова заставить их бежать изо всех сил, наплевав на потери в будущей схватке со сломанным строем... Однако опережая и ее гвардейцев, и викингов, к телу любимого со всех ног устремились его верные варяги, а воздух взмыли стрелы, запущенные его лучниками. Стрелки-русы попытались недружным залпом затормозить бег свеев. И хотя из-за расстояния и поднятых над головами щитов врага, держащихся плотной толпой, им не удалось осуществить задуманное, Оля тут же протрезвела и резко скомандовала:

— Стоять на месте! Плюмбаты к бою!!!

Эйран, тут же уловивший желание и направление мыслей воительницы, громко рявкнул:

— Готовсь!

Дождавшись, когда воины перехватят копья в левые руки (щиты исландцев двухремневые, как и македонские асписы, так что их можно смело вешать на предплечье), и вытащат из ячеек первые дротики, он тут же отрывисто, зычно приказал:

— Бей!!!

В воздух взлетели плюмбаты, страшное оружие еще римских легионеров, забытое несколькими веками ранее — но воскрешенное для гвардейцев Хельги разработчиками игры. Когда-то плюмбаты были способны пробить стальные шлемы готских воинов — а сейчас обрушились на тонкие, всего в одну доски клееные щиты свеев, круша дерево гранеными наконечниками… Кто-то пал сразу, у кого-то лишь треснула защита — но большинство викингов продолжило свой бег к телу Ромы, до которого только-только добрались варяги…

— По центру! Все плюмбаты — в центр!!!

Отчаянному Олиному крику вторил рев Эйрана:

— Готовьсь! По центру — бей!!!

Вторая волна дротиков, метаемых за ручку высоко в воздух, словно боевые топоры, обрушилась в середину толпы свеев — туда же, где бежал их хольд, Олейв, где бежали опытные бойцы-хускарлы... Граненые наконечники плюмбат сокрушили щиты, вонзаясь в человеческую плоть, и заставив раненых вопить от страшной боли! Именно в центре продвижение врага было временно приостановлено, а изрядное число хирдманов — около двух десятков — было буквально выбито вторым броском исландцев… Между тем, по команде Эйрана, уже третья волна дротиков полетела в сторону врага, а за ними, с некоторым опозданием, взмыли в воздух и стрелы русов. Вскоре они устремились к земле, собирая обильную дань крови благодаря окончательно сломанному строю и треснувшим щитам…

— Копья положить! Атака клином!!!

Под негромкие окрики десятков сотня гвардейцев выполнила приказ Хельги. Часть воинов достали мечи, а «острие» заняли выбежавшие вперед бойцы с двуручными секирами — и как только искусно и очень быстро проведенное перестроение было завершено, клин ветеранов варанги тут же двинулся вперед!

Им же навстречу по-прежнему бегут отчаявшиеся свеи, уже упавшие духом от потерь, но все же не растратившие до конца первый боевой порыв. Впрочем, варяги уже успели подхватить Рому и унести его назад, заодно вырвав и копье Хельги из тела поверженного ею поединщика…

В острие клина гвардейцев полетели сулицы и боевые топоры. Но в отличие от обычных скандинавских, щиты в исландском хирде принцессы окованы стальными полосками и обтянуты красной кожей, на которую и наносится рисунок черного ворона (тотем Одина). Кроме того, их защищают отличные доспехи — и воины, вовремя закрывшись прочными, надежными щитами, не понесли потерь. А затем уже клин варанги врезался в совершенно истончившуюся посредине толпу свеев — и под тяжелыми ударами двуручных датских секир пали немногие воины, кто преграждал исландцам путь к воротам…

— Вперед! Не медлите! Ворвитесь в бург на плечах бегущих!!! И не жалейте никого, кто возьмет оружие в руки!!!

Хельги — это была именно Хельги — не могла сдерживать собственной ярости. Она видела безжизненно обвисшие руки Ромы, капли крови, стекающие по кисти левой, и часто срывающиеся к земле с его пальцев… Ей казалось, что рана возлюбленного едва ли не смертельна — и в отчаянии отдавала слишком жестокие приказы, которые были совершенно чужды домашней, сочувствующей людям Оли. Но именно в этот миг ее сознание уступило инстинктам персонажа…

Но когда же она сама, наконец, добежала до варягов, аккуратно положивших жениха на землю, то увидела, что раны его пусть и тяжелые, но не глубокие и не смертельные — и тут же закричала:

— Быстрее разводите огонь! Быстрее!!! Нужно накалить сталь и закупорить раны!!! Еще нужна чистая ткань и котелок с колодезной водой! Очень быстро!!!

Способ лечения безусловно варварский — но прижигание действительно эффективно останавливает кровь, а заодно может убить и инфекцию, уже попавшую в раны. Правда, ожоги столь же подвержены заражениям — но тут-то как раз и потребуются чистые, прокипяченные бинты. Нужно лишь не терять времени и действовать максимально быстро…

Глава 4

Июнь 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Уппланд, восточное побережье современной Швеции. Пепелище. Флоки Мститель.


Горько было стоять ярлу на уцелевшем земляном валу и смотреть вниз — туда, где в грязном месиве прибитого дождем пепла виднелись черные, обугленные бревна, служившие основанием усадьбе, да иногда можно различить небольшие куски оплавившегося от невыносимого жара металла… Горько было стоять Флоки и смотреть вниз на пепелище бурга Лудде Старого — точно такое же пепелище, что осталось на месте и его родового дома.

С трудом сглотнув — в горле встал ком, из-за которого ему стало трудно дышать — ярл начал неспешно спускаться вниз. На мгновение ему показалось, что угли гигантского погребального костра, чье пламя пожрало плоть всех защитников усадьбы, ее владельцев и рабов, еще тлеют, что вьется от них дымок, заполняя его ноздри невыносимом смрадом гари… Но на деле он не мог почувствовать даже самого слабого, едва уловимого запаха дыма — слишком давно отгорел костер на месте его второго дома…

И вот, наконец, его ноги вступили в грязь, в которую обратилось дерево и человеческая плоть, а следом вниз упала первая слеза. А потом еще одна и еще… Вскоре Флоки скрутил спазм боли — он упал на колени, безудержно рыдая и прося прощения у Альвдис… Он уже знал, что тогда, во время стремительного, короткого штурма бурга в усадьбе никто не выжил. И справедливо винил в этом прежде всего себя.

Именно себя! Он не мог забыть, как всего пару месяцев назад стоял на земляном валу крепостцы Ратибора, как колебался, каким путем ему пойти, совершать месть, или же пощадить вождя вендов — ради его жены, прекрасной Любавы... Теперь Флоки понимал, что отказаться от мести ради любви, ради чувства, что он испытал к красавице-славянке, было бы вовсе не бесчестно. Но поделать уже ничего не мог… Пожар, разведенным им в захваченном тереме Ратибора, докатился до его дома, до обоих его домов! И даже стрела Любавы, предназначенная когда-то молодому свею, вернулась ему в последнем бою — как в том пророческом кошмаре… «Мститель» сам познал месть за свои злодеяния, за свою бесчестность.

…В тот роковой день Флоки спас Йорген — простой бедный бонд из его селения, шедший вслед за хирдом Олофа, и в нужный час проявивший неожиданную верность и недюжинную находчивость. Когда свеи, исландцы и венды покинули селение для того, чтобы исландская воительница сразилась в круге щитов с лучшими бойцами, Йорген подобрал раненого ярла и отнес домой. А когда услышал шум битвы, не растерялся, а схватив одежду и броню господин, бросился в соседний двор, где некоторое время назад был убит мальчишка Арвидх. Тот по глупости своей схватил в руки топор и пытался сразиться с варягами, пришедшими в его дом… Арвидх славно, но совсем недолго защищал свою мать и младшую сестру — и пал с разрубленным топором лицом. Впрочем, тогда пареньку удалось задержать врага и уберечь женщин от насилия — на пристани уже высаживались викинги Олофа, и ярл вендов призвал своих воинов сплотиться…

Йорген же, силой забрав тело парня у обезумевших от горя женщин, быстро облачил его в одеяния своего господина, нанес схожую рану обломком стрелы в грудь и вытащил за ворота дома. После чего несколькими быстрыми ударами топора обезобразил итак пострадавшее лицо молодого свея, что его было уже не узнать… А вернувшись домой, Йорген как смог спрятал раненого Флоки — и на собственную удачу благополучно пережил исход варягов из селения. А затем, при всполохах пламени, пожирающем господскую усадьбу и под яростные крики жителей, линчующих предателя Гуннара, он отправился на единственной уцелевшей телеге к ведьме Ингрид, на болота…

Ведьма, являющаяся также и знахаркой, и целительницей, спасла ярла. К слову, она похвалила Йоргена за то, что тот не пытался достать стрелу сам — поступи бонд иначе, и Флоки бы просто истек кровью. А так древко и наконечник стрелы сами заперли ее в теле, не дав парню умереть… Три недели Ингрид выхаживала своего господина, пока он окончательно не окреп, пережив воспаление и последующую за ним горячку.

Последняя беда изменила «Мстителя». Он очень сильно осунулся, ослабел — и кажется, что справившись с самыми тяжелыми последствиями ранения, был готов умереть просто от тоски и безысходности. Еще бы, от его усадьбы осталось лишь пепелище — и кем он был теперь, без хирда, без дома, без большинства землепашцев-бондов, павших от рук варягов?! Голодранец, попрошайка, у которого не осталось даже меча и кольчуги! И потому Ингрид запретила Йоргену передавать Флоки черные слухи о гибели ярла Лудде Старого, его воинов и всей семьи — это известие окончательно подкосило бы юношу. Нет, ведьма — на самом деле далеко еще не старая женщина, ей не исполнилось и тридцати зим — поступила гораздо мудрее. Она стала подсыпать в еду ярла порошки, пробуждающие мужскую силу и разжигающие страсть даже у стариков! А когда тоска в глазах парня сменилась жадным вниманием за каждым ее движением, Ингрид, легко, победно улыбаясь, скинула с себя одеяния, при мерцающем свете очага явив горящему взгляду парню еще крепкие груди никогда не кормившей женщины, плоский живот и тугие, широкие бедра… А затем колдунья разделила с Флоки ложе — а потом снова, и снова, и снова… Пока не убедилась в том, что спасла не только тело молодого мужчины, но и разбудила в нем тягу к жизни.

Заодно понеся от ярла наследника… О котором, впрочем, ничего ему не сказала. Ингрид была мудра и умела смотреть в будущее — не за счет дара предсказания, а за счет понимания природы людей. И она ясно видела, что у нее с ярлом нет будущего — как впрочем его не было и у самого ярла, твердо ступившего на гибельную тропу бесконечной мести и ратной брани… Зато его сын мог бы наследовать владения Флоки — при определенных обстоятельствах, естественно. Но при случае Йорген — коли еще будет жив — сможет подтвердить, что сын Сверкера провел здесь несколько недель и делил с Ингрид ложе, после чего у нее и появился ребенок. И как знать, чем это может обернуться в будущем…

А еще ведьма действительно хотела стать матерью и чувствовала, что черед ее материнства настал. Вот и выбрала в отцы лучшего из возможных кандидатов…

Впрочем, при всей своей мудрости Ингрид не могла знать, какую боль в душе парня родит вид пепелища на месте дома Лудде Старого. Не могла знать, что он с самого начала винил себя в смерти Любавы — и что еще сильнее будет обвинять себя в смерти Альвдис. Пусть юный свей не испытал с ней того трепета сердца, что ощущал вблизи славянки, но он неожиданно сильно привязался к жене. К ее смеху, ее улыбкам, озорным, манящим взглядам выразительных серых глаз, успел привязаться к ее стройному телу, горячим объятьям, протяжным стонам женщины во время их близости… Быть может, пройди еще пара лет, и Альвдис опостылела бы более молодому мужу, родив пару детей и подрастеряв привлекательность девичьей красоты. Но у них не было этой пары лет — Флоки потерял супругу, когда они еще только узнавали друг друга, только привыкали, наслаждаясь все новыми гранями близости… И теперь жена казалась ему невероятно близким и родным человеком, человеком полюбившим его таким, каким он был на самом деле — и кажется, разбудившим в нем ответные чувства.

Знай это Ингрид наперед — и как знать, может, в ее объятьях ярл сумел бы забыться, найти утешение, найти единственную отраду. Будь она рядом, здесь и сейчас на этом проклятом пепелище — как знать, может тепла ее сердца хватило бы, чтобы обогреть обоих…

Но ее не было рядом с парнем, чью душу надвое раздирали тоска и бесконечное чувство вины.

…Флоки сидел на обугленном бревне, не в силах сделать ни единого шага. И хотя красные глаза его уже успели высохнуть от горьких слез, он ими будто не видел, устремив собственный взор внутрь себя, перебирая в памяти мгновения столь короткого счастья с Альвдис... Он кристально, ясно осознавая, что именно его выбор, его действия привели беду в родной дом и дом жены... Но в тоже время молодой ярл не мог обвинять себя во всех бедах бесконечно — иначе ему бы только и оставалось, что навеки остаться на этом пепелище, пока слабость, жажда и голод не умертвили бы его тело. Однако жажда жизни, разожженная Ингрид, была сильнее! И чтобы освободиться от груза ответственности за свою подлость, он должен был кого-то обвинить — что было в сущности, совсем несложно. Пусть сам Флоки стал причиной гибели многих его сородичей, пусть он сам навлек на себя месть ромея, но не он убил жену! Не он предал огню ее тело — а ромей, его воины!!!

Боль, едва не испепелившая душу сына Сверкера, в эти самые мгновения обращалась в пожар гнева и всепоглощающей жажды мести. Враг отнял у него то немногое, что ему было истинно дорого, враг отнял у него дом и собственно, его старую жизнь. Однако теперь у Флоки начиналась новая — и смысл ей подарил так же враг! Да еще какой смысл… Раньше он мстил по необходимости, добиваясь признания. Теперь он будет мстить всем своим естеством, всей сущностью человека, которому нечего терять — ибо он уже все потерял!

Ярл «Мститель» вскочил с бревна и резво двинулся к стенке земляного вала. Он более ни разу не обернулся назад, ни разу не посмотрел на пепелище. Нет, внутри его самого теперь разгорался собственный пожар — жаркий пожар гнева, душащий изнутри! Но Флоки был только рад ему. Впервые за несколько недель он широко улыбался, зная, что впереди его ждут многие трудности — но зная также и то, что он все их преодолеет, и ромей не скроется от справедливой кары!

...Интересно, а как поступил бы младший сын Сверкера, узнай, что супруга его пала вовсе не от рук варягов и исландцев? Так же воспылал бы яростью — или уже не нашел бы силы обратить боль потери в черный гнев?!

Кто знает… Но в эту самую секунду где-то очень далеко, будто даже не в этом мире, а в ином времени и пространстве, считывающий аппарат виртуальной реальности «Варяжское море» зафиксировал незначительные колебания игрового процесса. Впрочем, искусственный интеллект, поддерживающий протоколы игры, счел это попыткой внешнего, безуспешного добавления стороннего пользователя. Легкий сбой — если это вообще можно было назвать сбоем — не нанес никакого ущерба виртуальной реальности, и не повлек за собой вмешательства ИИ.

Разве что им было попутно зафиксировано, что у NPS Флоки «Мститель» вдруг скакнули вверх базовые, запрограммированные показатели…


Несколькими неделями ранее. Усадьба ярла Лудде Старого.


Дыхания ярла перехватило от ужасающей картины побоища, истребления его воинов, прижатых ко рву бурга. Исландцы, прорвавшие строй хирда и устремившиеся к воротам, были вынуждены затормозить уже у самых створок, захлопнувшихся перед их носом! А сверху на врага обрушились сулицы верных хирдманов — и свеи продолжали метать их, пока со стены крепости не отправился в сторону пришлых викингов уже последний дротик…

По приказу ватажника ветеранов, опытного Тородда Разрубленная щека, его воины прикрыли спасение немногих уцелевших свеев. Счастливчиков, сумевших спуститься в ров и подняться по стене по наспех сброшенным вниз веревкам. Но спасти таким образом удалось едва ли десяток израненных, ошалевших от бойни хирдманов — остальные пали под мечами и секирами гвардейцев, слишком искусных в схватке и облаченных в двойную броню, не всегда поддающуюся даже топорам!

Ярл смотрел вперед, в поле перед бургом, неподвижно застыв на месте, и в его выцветших серых глазах плясали какие-то безумные огоньки. Из этого состояния его ненадолго вывел Тородд:

— Господин, не лучше ли нам заплатить выкуп? Или хотя бы попробовать договориться?

Лудде ответил не сразу, но было видно, что он услышал предложения верного воина... Наконец, он обернулся к нему, и с губ «Старого» сорвалось тихое:

— Договорись.

А после ярл медленно спустился со стены и удалился в усадьбу. К опешившему ватажнику же подошел один из самых молодых хирдманов, коего удалось спастись. Он тяжело дышал, словно загнанная лошадь, даже после короткого отдыха:

— Тородд! Их ярл сказал, что пришел за Лудде и его сыном, вызывал их на хольмганг, и проиграл. Ты должен напомнить им об этом — а если не согласятся… Старый ярл пожил достаточно, и ему все равно ведь умирать!

«Разрубленная щека» с удивлением, словно впервые видел, смотрел в глаза молодого наглеца, имея лишь одно желание — сбросить его со стены вниз, на колья во рву. И в любое другое время он наверняка бы так и поступил — но сейчас даже один меч стоил для свеев слишком дорого, чтобы так бездарно его терять. Потому Тородд лишь презрительно бросил в ответ:

— Твои слова достойны разве что обделавшегося мальчишки, спрятавшегося за материнским подолом. Ты воин, Стен! Воин — так иди и готовься к битве!

Что удивительно, молодой хирдман не отвел глаз под осуждающем, гневливым взглядом ватажника. Да, он отступил от старшего над ним хирдмана — но при этом коротко бросил:

— Тебя с нами не было, Тородд. Их невозможно победить!

Последние слова Стена окончательно разъярили матерого викинга, участника многих славных битв и набегов, и он закричал во весь голос так, чтобы его услышали и во дворе, и на стенах бурга:

— Любого можно убить! Любого!!! В жилах любого человека течет кровь — и мы можем пустить ее нашим врагам! Посмотрите вниз, посмотрите! Там лежат их тела, они гибнут как простые люди!!! Так изготовьтесь же к бою, каждый из вас — пустим им кровь вместе! Мне нужна каждая крепкая рука, каждая секира, каждый клинок — нужны все свободные мужи! А что касается треллей — то скажите каждому из них, кто решится взять в руки нож, топор или молот, скажите, что я обещаю свободу каждому, кто встанет с нами на стену! Каждый из них тотчас станет лейсингом! А бабы пусть кипятят масло на кухне, пусть выносят чаны во двор, греть смолу — нам есть, чем встретить врага! Поднимайте же на стены бревна и камни, и клянусь Тором, мы пустим этим ублюдкам кровь, сполна отомстив за Торира и павших соратников!

«Разрубленная щека» (его лицо действительно обезобразил длинный, широкий шрам) взъярился достаточно для того, чтобы продолжить безнадежный бой — впрочем, ему самому он безнадежным не казался. Их бург был достаточно надежно укреплен, единственное уязвимое место — толстенные, прочнейшие дубовые ворота, обитые стальными полосами. И их страхуют вторые створки — а узкий коридор под надвратным укреплением есть далеко не самое худшее место, чтобы дать бой даже численно превосходящему противнику! Кроме того, врагу придется орудовать тараном под льющемся сверху кипящим маслом или смолой, под падающими сверху камнями и бревнами…

Тородд был уверен, что они сумеют отбить первый натиск — а уж там, когда получивший по зубам враг немного придет в себя, то можно будет поговорить и о невыполненных противником условия хольмганга…

Опытный викинг действительно так думал — и это были не самые глупые мысли. Однако враг к его удивлению не стал яростно долбиться в ворота, теряя под ними людей, нет! Несколько человек подошли к небольшому мостику, укрывшись щитами — впрочем, защитникам бурга нечем было их встретить, покуда исландцы не подобрались бы к самым створкам. Но вместо этого викинги Хельги принялись метать горшки с льняным маслом в ворота — один за одним, более десяти штук! А когда вся нижняя часть их полностью покрылась маслом, полтора десятка лучников врага обстреляли дубовые створки горящими стрелами, заранее обмакнутыми в расплавленной сере…

Ворота можно было бы спасти, если бы ватажник заранее приказал кипятить простую воду. Но увы — прежде, чем чаны опорожнили от масла и смолы прямо во дворе, да набрали в них воду и подняли на стену, дерево створок уже вовсю полыхало. И поспешно вылитая вода пусть и сбила пламя, но не потушила его до конца — и тогда вновь подошедшие к мостку исландцы швыряли в огонь все новые и новые горшки с маслом, все сильнее питая огонь! А лучники врага стали пускать зажженные стрелы высоко в небо — и те, перелетая через стены, падали во двор усадьбы. Впрочем, их было слишком мало, чтобы нанести защитникам, снующим внутри, достаточный урон. Слишком мало, чтобы вызвать пожар — даже там, где пламя успело заняться, его успешно сбивали. Правда, так было, лишь пока одна из стрел не упала в лужу еще не остывшего масла, смешавшегося со смолой — и к несчастью свеев, лужа эта дотекла до бревенчатых стен господского дома…

Гвардейцы же воительницы дождались, когда створки ворот прогорят достаточно, чтобы разбить их одним ударом массивного ствола сосны, срубленной часом ранее. Одним стремительным рывком четыре десятка хирдманов преодолели расстояние до стены — и хотя вниз на них полетели камни и бревна, выбив трех человек, оставшиеся, сломав ворота, ворвались в коридор, ведущий внутрь укрепления.

Тородд мог оставить вторые створки закрытыми и ждать, пока враг сломает и их. Но тогда прорыв исландцев во двор бурга стал бы делом времени, как и скорая смерть его защитников... Нет, он решил им дать бой там, где враг наверняка бы не сумел воспользоваться численным преимуществом — и в проеме ворот гвардейцев Хельги встретил хирд из двух десятков свеев, ощетинившийся копьями. Стальные наконечники ударили в щиты с обеих сторон; граненые жала контарионов имели преимущество перед широкими, листовидными остриями скандинавских копий, а щиты захватчиков были крепче, чем у защитников бурга. И все же какое-то время хирдманы держались у самых створок, позволив освобожденным рабам безнаказанно метать во врага сверху запасенные булыжники и массивные чурбаны… Впрочем, лейсингов — так скандинавы именуют освобожденных рабов — обстреляли лучники варяги. А потом в короткой, яростной схватке их истребили поднявшиеся на стены исландские хирдманы…

Да, командующий штурмом Эйнар не собирались атаковать лишь на одном участке. Он дождался, когда свеи сосредоточат практически все силы у ворот — после чего два отряда по двадцать ратников в каждом резво побежали к бургу с противоположной стороны, неся в руках заготовленные лестницы и многочисленные вязанки с хворостом. Последними они стремительно закидали ров — а приставив лестницы к земляным, обложенным деревом стенам, беспрепятственно забрались на них, истребив вскоре и бывших треллей, и ударом в спину добив хирдманов Тородда. Остатки дружины Лудде Старого — все до единого воины — пали в узком коридоре под надвратной стрелковой галереей…

Бург был взят, и все взявшие в руки оружие нашли свою смерть. Исландцам была нужна лишь последняя жизнь — жизнь ярла. Но усадьба его уже полыхала, отрезав захватчика от ворот дома — хотя впрочем, их еще можно было открыть изнутри. И единственная дочка, залитая слезами Альвдис, бросилась к сидящему в просторной, ныне пустынной зале старику. Она упала перед ним на колени, моля открыть засовы и убеждая отца просить милости у победителей… Но в глазах его, отражающих пробившееся внутрь пламя, множились его собственные безумные огни. Какое-то время он словно не слышал слов дочери, а когда услышал, в дикой ярости взревел:

— Что?! Пощады?! Просить милости?! Отдать им мои богатства?!

Старый свей окинул взглядом залу с вывешенными на ее стенах богатыми трофеями, ныне заполоненную дымом, после чего вновь обратил на дочь пылающий гневом взор:

— Не бывать! Пусть лучше все это пожрет огонь, чем достанется врагу! У меня остались сыновья, и они отомстят за нас!!! А ты — ты тоже не станешь трофеем, не станешь их услаждать!

С этими словами безумный отец, словно забывший о смерти Торира и доподлинно не знавший о гибели других отпрысков, выхватил подаренный зятем нож из чёрной стали, и ударил им в грудь последнего своего ребенка, собственными же руками оборвав род… А потом, взревев еще страшнее, он кинулся к слугам, пытающимся пробиться сквозь огонь и открыть опущенные им засовы — и бил их чудо-ножом с неистовой для старика силой, силой безумца. Бил, пока сверху на последних живых свеев не рухнули горящие балки, уравняв в смерти и челядь, и ярла…

Таким был конец Лудде Старого, таким был конец его несчастной дочери Альвдис, не взявшей в руки оружия, и имевшей реальный шанс на спасение… Таким был ужасный конец тех, кто мог рассказать Флоки истинную историю гибели его жены.

Увы, свидетелей страшного преступления в живых не осталось…

Глава 5

Октябрь 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Остров Эйсюсла. Ярл Самсон.


Тягучие, свинцовые волны поднимают «Рюрика» то вверх, то вниз, едва ли не перехлестывая высокие борта моего флагмана, моего грозного «первенца»! Подумать только, сколько душевных и физических сил было вложено, чтобы построить на импровизированных верфях Ладоги этого гиганта! Конечно, «гиганта» по местным меркам, вон у ромеев и арабов есть корабли и побольше, и покрупнее, типа двухпалубных дромонов или «плавучих батарей» гурабов, но… Сорок метров длинной и пять с половиной шириной, две боевые площадки на носу и в хвосте корабля, тридцать банок — гребных скамей — рассчитанных на шесть десятков одних лишь гребцов! А еще — носовой парус, известный как «артемон», приспособленный для движения при боковом ветре, и подводный таран! Но самое важное — это небольшая баллиста на носовой боевой площадке, с вращающейся на сто восемьдесят градусов верхней частью! Последняя способна метать на расстояние свыше ста метров средних размеров камни, специально слепленные и обожженные под ее желоб горшки с зажигательной смесью (льняное масло с некоторым добавлением смолы и березового дегтя), и те же недлинные — до двух метров — местные копья. Неплохое подспорье в будущем сражении!

А что сражение состоится, не сомневается ни один из участников «замирительного» похода.

…Благодаря базовым навыкам персонажа «Хельги», и собственному медицинскому опыту Оли, оставшемуся еще с прошлого погружения, она довольно быстро поставила меня на ноги, сумев избежать серьезных воспалений и заражений. Так что к моменту возвращения в Выши я уже вполне неплохо себя чувствовал — зато на душе в полной мере скреблись кошки. Скольких словен я вернул из похода домой? Уходило более двух десятков человек, а на родную землю вновь вступило менее половины воев. И пусть большинство погибших потеряли семьи еще во время набега Сверкера, были и те, у кого родные остались. И смотреть в мгновенно почерневшие глаза осознавших потерю женщин, стариков и детей было ой как непросто...

Я, конечно, попытался отдариться двойной, а то и тройной долей добычи семьям каждого из павших. Но разве доли эти способны заменить кормильцев?! Да и взятая нами добыча оказалась не столь уж и богатой — как позже выяснилось, Флоки потратил большую часть накопленных отцом и дедом богатств на перевооружение хирда, что-то взял в качестве товара на Ругард. В усадьбе же Лудде все возможные трофеи сгорели вместе с домом ярла — и потому нам пришлось довольствоваться тем, что мы взяли с убитых в бою свеев. Ну, и еще выгребли под ноль весь металл из обоих захваченных поселений — это помимо мехов, серебра и злата. Железо на Руси в большой цене: болотной и метеоритной руды здесь не так много, а полноценных рудников, типа Раммельсберга (или остатков старых римских шахт на худой конец!) и вовсе нет. Так что по местным меркам мы вернулись не с такой и малой добычей — но совершенно недостаточной, чтобы я со своей доли мог обеспечить постройку новых судов и содержание крупной дружины.

Увы, «принцесса» Исландии досталась мне без богатого приданного. Нет, преподнесённый любимой в день венчания «чудесный» меч из «небесной стали» стоит баснословно дорого. Местные тут же окрестили его мечом-кладенцом! А благодаря тому, что метеоритная руда, щедро используемая при ковке «кладенца», была насыщена никелем, добавляющим земной стали легирующие свойства, то оружие получилось действительно совершенным! Твердость по таблице Роквелла — около 68 единиц, причем клинок также сохранил высокую динамическую вязкость! Да прибавить еще и роскошную рукоять с резной инкрустацией и позолотой… К слову, вся информация, «по умолчанию» выданная мне об Олином «приданном», имеет одну занятную деталь: «небесный клинок» Хельги имеет явную параллель с местными «харалужными» клинками! В них также добавляется метеоритная руда, удаются они в самые крепкие морозы (чем ниже температура мартенситного превращения, тем лучше), а само название, произошедшее от «хоролудь», в сущности переводится, как «солнечный блеск»…

Одним словом, после скромного венчания все в той же Вышинской церквушке — и последующего брачного пира, на котором гулял весь местный люд! — я стал обладателем чудо-клинка, способного рубить вражеские мечи. Но как бы ни был он дорог, в материальном плане «приданное» ничего мне не дает — в том смысле, что решись я продавать «кладенец», никто не заплатит реальной цены даже в Новгороде. Да и зачем отдавать то, что может спасти жизнь в бою? Жизнь, она, как известно, дороже…

Тем не менее, когда мы прибыли в Ладогу, именно присутствие Хельги стало моим главным «капиталом» — многие русичи сталкивались с викингами, сражались с ними и побеждали, но никто из них не смог бы похвастаться тем, что победил исландскую воительницу и получил под свое начало сотню ее отборных воинов! Вести обо мне, как об удачливом вожде и искусном бойце разошлись быстрее, чем я мог бы себе представить — и в мою дружину вначале тонкой струйкой, а после уже и широким ручьем потекли сорвиголовы из всей Новгородской и Псковской земли! И это было хорошо — даже очень хорошо. Другое дело, что для того, чтобы даже просто накормить всех желающих стать моими бойцами, нужны были средства. Значительные средства. А все, что я мог себе реально позволить — это уговорить оставшихся со мной варягов не продавать ненужные им, взятые с боя трофеи по заниженным ценам. Ведь местные купчики сразу же смекнули, что к чему и опустили покупную, ожидая наплыва дармовых кинжалов, топоров и копейных наконечников! Вот я и убедил соратников отдать излишек оружия в арсенал. Причем понятный всем и доступный арсенал в нашем случае — это не только общественная оружейная для «малоимущих», но также и «долевое участие» с набегающими процентами! Вот, скажем, пожертвовал ты топор — а в следующем походе получил не только собственную долю, но и часть доли того, кто вооружился твоей секирой…

В принципе-то, силами добровольцев мы могли бы построить еще одну-две ладьи. Увы, из Уппланда моя поредевшая дружина вернулась все на том же «Морском змее» и драккаре любимой, корабль Олофа и датский кнорр пришлось сжечь — людей не хватило даже на трофейные команды… Так вот, мы действительно смогли бы срубить пару судов для пополнения, и вышли бы в море ради «свободной охоты» уберегов Гёталанда, как я то планировал изначально…

Но новые знания, полученные в относительно спокойной обстановке при пошаговом планировании своего будущего развития, позволили мне скорректировать планы и найти богатых «инвесторов».

…Викинги. Викинги бывают разные. Есть урманские — то есть норвежские викинги, наиболее лояльные на Руси. Многие из урманских конунгов заключили союзы с русскими князьями, и даже служили им! Король Олаф Трюгвассон был дружен с князем Владимиром (принимал участие в походах на Червенские города), король Олаф Святой оставил Ярославу Мудрому своего сына Магнуса (также будущего короля!) на воспитание — и тот вырос в княжеской семье. А брат «Святого», правящий сегодня король Норвегии Харальд Хардрада (Суровый) и вовсе женат на Елизавете Ярославне. Да еще и успел повоевать за тестя в его походах на поляков и ромеев! У последних, кстати, Харальд в свое время был аколуфом варанги — предводителем «варяжской стражи»... Хотя порой дружба с конунгами-христианами (к слову все они приняли крещение по греческому образцу, Норвегия могла бы стать и православной!) оборачивалась столкновениями с их внутренними противниками. Например, на Ладогу в свое время напал Эйрик Хаконссон, враг Трюгвассона, сплотивший всех недовольных им бондов в битве при Свольдере…

Есть викинги-даны, на западе более известные как датчане. Крепкие, суровые ребята, ожесточенно резавшиеся с ободритами на протяжение нескольких столетий. К примеру, датский конунг Годфред в начале 9-го века напал на ободритский Велиград (Рерик). Годфред захватил и разрушил город, убил отца легендарного Рюрика — Годолюба, а купцов местных переселил в Хедебю… Рюрик мстил за отца с переменным успехом, да и сами ободриты (прежде всего руяне), в долгу не остаются, совершая опустошительные набеги на датчан и по сей день — в налете на Лунд я и сам имел честь принять участие! В будущем руги вовсе обложат данью некоторые области Дании — что, впрочем, обернется для Руяна едва ли не полноценным крестовым походом Вальдемара Первого «Великого», правнука Владимира Мономаха… Тем не менее, при взаимной ненависти западных славян и датчан, Русь последние особо не беспокоят. Возможно именно потому, что на пути датских викингов на восток лежит Руян, а в море рядом с ним активно курсируют варяжские ладьи, чьей пиратской базой и является былинный остров... Он стал чем-то вроде щита Руси от датчан — ведь славные витязи-ободриты без лишних слов хватаются за оружие при встрече с данами в море. Опять-таки, сам все видел, и участие принял самое активное…

Свейские викинги. Ну, с ними все понятно — конфликт интересов в Прибалтике, спорные территории в устье Невы и на юге финских земель, максимальная близость по сравнению с другими скандинавами… Набеги свеев на Русь самые частые — но и получают от русских они больше прочих. Причем противостояние продолжится значительно позже заката «эпохи викингов», переродившись в целую серию шведско-новгородских войн. Один из самых ярких моментов — это набег новгородцев (ушкуйников?) на шведскую столицу, Сигтуну, в 1187 году, ее взятие и разорение. Полвека спустя, в 1240 году, ярл Биргер нанесет «ответный визит» под предлогом… крещения Руси!!! Мол, славянские христиане, исповедующие греческий богослужебный обряд, вовсе и не христиане! Ох, чего только не придумаешь и в чем не обвинишь соседа, когда нужен повод отхватить кусок чужой землицы… Вот только все, что отхватил ярл Биргер в битве на Неве, это удар копья в щеку… Отхватил буквально! И, между прочим, от руки князя-победителя Александра Ярославича, ставшего «Невским» после сей славной победы!

Однако же многие забывают (или в принципе не знают!), что помимо славянских, урманских, свейских и датских викингов были и другие.

Восточные викинги острова Эйсюсла.

…Или современного мне эстонского Сааремаа. Да собственно, «восточные викинги» — это и есть древние эстонские пираты (если конечно, в их разряд не определили также и воинственных куршей). Про «восточных викингов» известно не так много — но все же они сумели отметиться в истории, взяв на абордаж драккар с будущим норвежским королем Олафом Трюгвассоном и его мамой, Астрид Эйриксдоттир, во время их бегства из Швеции. И с трех до девяти лет будущий король прожил в землях эстов в полурабском состоянии... Также славные пираты с Сааремаа в свое время были не прочь пограбить датские владения в Гёталанде флотом примерно в шестнадцать кораблей (около пяти сотен воинов, если верить хронисту Генриху Латвийскому). Для скандинавских викингов сие пиратское гнездо известно под названием Эйсюсла — это, кстати, исландское (!) название, переводимое как «островная земля» или попросту «остров».

Так вот, у Эйсюсла есть три важных преимущества, способных послужить моим будущим целям. Во-первых, остров фактически запирает Рижский залив, контролируя тем самым транспортную магистраль по Западной Двине — один из вариантов пути «Из варяг в греки», если кто не знал. Сейчас этот участок торгового маршрута активно пытается взять под свой контроль князь Полоцкий Всеслав Брячиславич. Но до устья реки он так не дойдет и будущую Ригу не заложит, в отличие, скажем, от Кукенойса, ставшего центром удельного княжества... И есть вероятность, что до устья князь не добрался именно потому, что морской торговле по Балтике на Русь через Западную Двину мешает все то же пиратское гнездо. Очевидно, что для его захвата у Всеслава, втянувшегося в княжескую междоусобицу в 1065 году, в свое время просто не хватило ресурсов… Но я при определенных обстоятельствах мог бы помочь ему — в свою очередь обзаведясь могущественным покровителем и переведя внимание воинственного князя на запад. Ведь Всеславу вполне по силам полноценная экспансия в Прибалтике…

Второе важное преимущество — для меня! — заключается в том, что восточные викинги как кость в горле у новгородских купцов, кои нередко вынуждены сражаться с эстонскими пиратами не на жизнь, а на смерть. Чем это именно хорошо?! Да тем, что в лице влиятельных торговцев я нашел спонсоров будущего похода, сумев убедить самых крупных новгородских дельцов, что мне по силам взять разбойное гнездо под свой контроль! Да, пришлось мне помотаться между Ладогой и столицей ильменских словен, но оно того стоило. В личном общении удалось разъяснить, что при разумном подходе, каждая вложенная в меня гривна обернется двумя, если мы ударим по базам восточных викингов в октябре. Ведь именно в октябре большая часть их ватаг уже вернется с внутренних балтийских набегов... В случае успеха — а увидев моего «первенца» на заключительном этапе постройки, в успех поверили все без исключения приглашённые мной новгородцы! — смекалистым и дальновидным «спонсорам» может достаться значительная доля добычи. Так что помимо трех версий ранних византийских дромонов, в моей флотилии идет целых шесть древнерусских ладей с вполне себе боевыми экипажами. Ребята думают, что после того, как мы захватим две-три пиратские базы, они заберут себе причитающуюся долю и отплывут домой до начала штормовки.

Вот только если за причитающуюся долю мы договорились железно, то по срокам возвращения я отделался туманными намеками — и отпускать бравых рубак покамест совершенно не намерен…

Кстати, удалось также заинтересовать в моем походе и церковное руководство. Епископ новгородский Стефан — между прочим, славянин из иноков Киево-Печерской лавры, а не пришлый грек — весьма благосклонно отнесся к моему предложению «замирить» восточных викингов и основать на Эйсюсле русскую крепость с церковью… За все время своего существования Русская Православная Церковь ни разу не была уличена в кровавых гонениях на язычников и насильственном крещение покоренных народов — в отличие от тех же католиков. Единственный известный и по-настоящему серьезный военный конфликт — это крещение Новгорода во времена Владимира «Красное Солнышко». Но это столкновение связано прежде всего не с духовными, а политическими причинами. Добрыня (да-да, тот самый былинный герой, прототипом которого стал дядя и советник великого князя) пришел в Новгород с войском не просто крестить, но и возвращать отпавший от державы Владимира крупный и богатый центр земли словенской. И после победы киевляне нередко подкалывали северных соседей: «Вас Путята крестил мечом, а Добрыня огнем»! Они прямо хвастались тем, что столица Руси в свое время приняла крещение вполне себе мирно, в отличие от северного соперника, чьи дружины когда-то привели на великокняжеский престол и самого Владимира, и его сына Ярослава… А мой любимый пример, доказывающий, что крещение Руси прошло не насильственным путем — это существование в Ростове и в 1077 году языческого капища в одном из городских концов, в то время как христианская церковь стояла на другом. Практически восемьдесят лет после якобы «насильственного крещения», как это любят утверждать адепты неоязычества и люди, купившиеся на их ложь! Впрочем, насилие действительно имело место быть — но не по отношению к язычникам, а к христианам. Все тот же яркий пример — убийство святителя Леонтия Ростовского в 1077 году… Так вот, ни я, ни владыка Стефан даже вскользь не упомянули возможность насильственного крещения эстов Эйсюсле. Однако же сам факт существования христианского прихода и миссионерской деятельности на острове УЖЕ дает нам огромное преимущество! Ведь в конечном итоге восточных викингов все равно обратят католические крестоносцы — обратят как раз огнем и мечом. А там, где поднимется в средневековье католический крест вблизи границ Руси, там появится внешний враг. Польша, Венгрия, Литва тому примером... И наоборот — где воздвигнут крест православный, там есть шанс обрести надежного союзника или же вовсе занять осененные крестом земли! Так что Стефан благословил поход и вложился в него деньгами, причем не рассчитывая на возвращение средств — в отличие от купцов. И именно вклад Стефана, произведшего на меня неизгладимое впечатление своим спокойствием, серьёзность, умением смотреть в корень проблемы, своей глубокой верой в Божий промысел — именно его дар позволил мне заложить "Рюрика", столь сильно впечатлившего новгородцев...

Третий плюс Эйсюсля — это его воинственное население, те самые «восточные викинги». Да, разбойники, да, они встретят нас клинками и будут яростно и ожесточенно сопротивляться! Но в тоже время они уважают ратное искусство и воинскую удачу — и признают право сильного. Докажи им свою силу, одержи верх в битве, завоюй репутацию непобедимого в сече ярла — и все они последуют за тобой в очередной твой поход! А там уж и соседи-курши задумаются как минимум о крепкой дружбе…

Потому да, сражение действительно неизбежно. И сейчас мой «Рюрик» с командой в сотню варягов (к костяку дружины Ратибора присоединилось множество наемников, состоящих до того на службе в новгородской земле), Хельгин «Змей» с ее исландцами и «Медведь» с добровольцами-словенами, стремительно бегут по волнам, следуя к одному из самых крупных поселений эстонских пиратов на Эйсюсле. Название его я ни выговорить, ни запомнить не смог — да и сам путь к нему проложил «всеведущий» Олин кормчий. Ну да, чит-коды — они такие… За тройкой же близнецов-дромонов (переходной версии от быстроходной античной либурны к более мощному судну) держатся еще шесть новгородских ладей — а это еще целых три сотни справных воев! И как же легко и свободно мне сейчас дышится, стоящему на носовой площадке сильнейшего в Варяжском море корабля! И ведущего за собой по-настоящему мощное войско, как минимум равное силам руян в походе Круто на Лунд!

…А впереди уже показался остров, растущий в размерах с каждой секундой, и до моего обоняния доносится уже не только морская свежесть, но и запах сырой земли, и густо растущего на побережье леса… Хорошо!


Глава 6

Октябрь 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Остров Эйсюсла. Ярл Самсон.


С каждой секундой мы приближаемся к поселению «восточных викингов», служащему им и пиратской базой — и на смену пьянящему восторгу от близости цели, к которой я шел последние несколько месяцев, приходит сосредоточенное спокойствие. То, что я задумал, далеко не сразу удалось провернуть немецким крестоносцам, причем гораздо большими силами. А скандинавы, пытавшиеся закрепиться в Прибалтике — и в землях куршей, и на Эйсюсле — были и вовсе выбиты отсюда. Так что праздновать успех пока рановато…

— Расчеты, приготовиться к бою! Огонь ведем по кораблям, на иные цели не отвлекаемся!

«Артиллеристы», коих я муштровал лично, памятуя опять-таки опыт прошлого погружения, разбиты по номерам. «Наводчик», целящийся из баллисты и осуществляющий спуск — у нас, конечно «первый». «Второй» — заряжающий, помогающий наводчику с разворотом баллисты. «Третий» и «четвертый» — подносчики боеприпасов, причем «третий» отвечает за зажигательные снаряды, и запаливает промасленные фитили на горшках, а «четвертый» специализируется на копьях и подходящих камнях. Настоящий артиллерийский расчет, без прикрас! Самое забавное, что к баллистам приставлены самые молодые парни без какого-либо боевого опыта, бывшие среди секироносцев на птичьих правах зеленых новичков. Однако сформировав из таких вот «желторотиков» расчеты и потренировавшись с ними столько, сколько это вообще было возможно, я внушил парням, что их расчеты — это элита моей дружины, самые важные и полезные люди! В общем-то, в какой-то мере так оно и есть. Будущих артиллеристов я постарался привлечь еще на стадии создания баллист, благо, игра без всяких проволочек поделилась чертежами морской версии палинтона, устанавливаемого еще на античных биремах и триремах. Впрочем, местные любую артиллерию именуют «пороками». Так вот, работа над созданием «пороков» серьезно помогла привычным к работе по дереву словенам понять устройство и работу баллист, что заметно облегчило подготовку расчетов. А нескольких учебных стрельб, в том числе и морских, позволили расчетам хоть немного, но освоить небывалое для здешних мест оружие… Конечно, звезд с неба новобранцы не хватают, особенно учитывая примитивные средства наводки, которые я «модернизировал» до первобытного целика с мушкой на планке слева от ствола с желобом. Но на ту же сотню метров попасть в довольно-таки значительную цель, вроде драккара или ладьи, парни вполне способны.

Сейчас артиллеристы непривычно сильно для себя волнуются — сегодня им предстоит начать бой, и во многом именно от их точности зависит его успех, а то и само существование дружины. И естественно, не обходится без совершенно лишней, ненужной суеты, плодящей за собой порой весьма опасные ошибки… Например, третий номер расчета только что разбил один из горшков с зажигательной смесью, начавшей стремительно растекаться по палубе…

— Дурак!!! Ты что творишь, спалить нас хочешь?!

Слова, снятые с языка первым номером, по иронии судьбы Перваком (да-да, такое вот вполне себе обычное славянское имя) заставляют меня сдержать столь же ненужные сейчас эмоции:

— Твердило, больше не бей горшки. Сейчас же бери парусину, протри ей, сколько сможешь, и за борт. А после обильно пролей палубу водой. И более так не спеши — спешка до добра не доводит. А ты, Первак, не шуми, твой крик делу не поможет, скорее наоборот… Братцы, вы все умеете и знаете, не раз стреляли из баллисты. У вас все получится! Не потому, что я на это надеюсь, а потому что я ЗНАЮ — вы все сможете. Так что без суеты. У нас еще есть немного времени прежде, чем мы подойдем на выстрел…

Мои слова прервал раздавшийся с берега резкий, неприятный звук набата — дозорные эстов наконец заметили нас, ударили в железные била, поднимая людей. Ну, ничего, пока добегут до кораблей…

Чудесами фортификации поселение пиратов не поражает — оно укреплено обычным частоколом с двумя воротами (по крайней мере, я именно столько и разглядел в еще не полностью рассеющихся сумерках). На воротах есть стрелковые галереи, а вдоль тына высятся несколько вышек — именно вышек, ибо башнями эти сооружения назвать весьма сложно. Как кажется, частокол не укреплен поверху тесанным «замком», не имеет боевой площадки, а пристань в небольшой полузакрытой бухте и вовсе ничем не защищена. Вот в Ладоге, например, помимо малого размерами каменного детинца, город защищает двойная деревянная стена (пространство между рядами частокола засыпано камнями и землей). А кроме того, есть еще и тын, спускающийся к гавани. И он даже заходит в воду по специально насыпанным узким земляным перешейкам, огораживая ее внутреннюю часть… Здесь такого нет и в помине. А с другой стороны, само наличие укрепления в пиратском поселении, где как я понимаю, нет централизованной власти в лице единоличного правителя-князя, уже говорит о многом. По крайней мере, с наскока, спящими «восточных викингов» не взять — в прямом же противостоянии они полагаются на собственную удаль и ярость. И все же без корабликов-то им будет ой как непросто…

У деревянных причалов я насчитал двенадцать боевых ладей/драккаров — то есть у эстов примерно шесть сотен воинов, столько же, сколько и у меня. А еще у пристани гнездится куча лодок, малых и больших, некоторые из которых по внешнему виду тянут на малые ладьи. Хм, а это интересно…

— Повторяю: бьем только по ладьям. По моей команде…

Видно, натренированный прошлым погружением глазомер не покинул меня и здесь — и когда до судов викингов осталось чуть более сотни метров, я резко выкрикнул:

— Суши весла, якорь за борт!

— Иэ-э-э-х!!!

Дружный выдох воинов, поднявших весла, вторит моему крику, а в воду между тем, с шумным всплеском и волной брызг, долетевших даже до моих ног, упал якорь. Дромон прошел по инерции еще пару десятков метров, после чего окончательно замер — как замерли справа и слева его братья-близнецы.

— Бей!!!

Отрывистому крику вторит резкий звук спускаемого троса-тетивы — и в воздух, прочертив за собой легкий дымный след, устремился первый горшок с зажигательной смесью! Пролетев положенные сотню метров, он врезался в сходни метрах в десяти правее выбранной цели… Я недовольно скривился, наблюдая за тем, как открываются запертые ворота острога и как наружу выбегают первые викинги-эсты. Увы, не могли мы подойти к берегу Эйсюсла под покровом ночи — это не спокойная река у Дубен, и сесть на песчаную мель не самое худшее, что могло бы здесь случиться. А в яснеющих с каждой секундой сумерках нас было трудно не заметить! И сейчас весь вопрос в том, успеют ли наши артиллеристы поджечь ВСЕ ладьи, до того, как они отчалят от пристаней, или придется принять морской бой, защищаясь от абордажа?!

Все же я сдержался и промолчал — современные артиллеристы ведь также вынуждены пристреливаться. «Недолет, перелет… вилка». Вот только время, время… Но уже скрепит ворот баллисты, натягивающий трос, гудят мощные плечи огромного арбалета, а Первак, сцепив зубы, наводит «порок» на цель, взяв нужную поправку…

Второй раз зажигательный снаряд взлетел в воздух по готовности расчета — и несмотря на ожидание, момент выстрела стал для меня неожиданностью. А между тем, сейчас глиняный горшок разлетелся вдребезги прямо за бортом драккара, расплескав разом воспламенившуюся смесь между гребных скамей!

— Молодцы!!!

— Да-а-а-а-а-а!!!

Моей эмоциональной похвале вторит оглушительный крик команды, шумно приветствующий первый успех артиллеристов. До того варяги напряженно молчали — вои приучены мной, что шумные оскорбления, советы и понукания лишь мешают работе расчета. И что я этими проволочками крайне недоволен…

Посмотрев вправо, я радостно улыбнулся: баллиста «Змея» также подожгла свою цель! А вот ребята на «Медведе» смазали уже во второй раз… Ладно, ничего страшного — с третьего уж точно попадут. А мне свой расчет потребно ускорить!

— Первак, викинги уже полпути пробежали до ладей! Скоро отчаливать будут, так что быстрее бей по второй!

Напряженный первый номер ничего не ответил, уже и без моих команд начав наводить баллисту на вторую ладью. Молодец, парень, не зря я его поставил первым номером…

Впрочем, третий выстрел получился все же смазанным — зажигательный снаряд разбился на причале у самого борта корабля, так и не зацепив его. Зато доводить «порок» пришлось совсем недолго, и следующий же горшок смачно впечатался в набойный борт судна…

Вот только сами эсты уже добежали до уцелевших драккаров. Причем те, чьи ладьи горят, со всех ног бросились к многочисленным лодкам — и кажется, их здесь даже побольше будет, чем шесть сотен!

— Поднимай якорь! Весла в воду!

На приколе у пристани горят уже пять пиратских лоханок, оставшиеся постепенно отходят от причалов. Выбрав цель, я отрывисто приказал кормчему:

— Ратиша, веди «Рюрика» к ближней ладье слева, постарайся ударить носом в ее борт! Первак, ты же цель в драккар, что отчаливает справа! Будивой, твоим лучникам выбивать лодки, как только они с нами сблизятся! Остальные — налегайте на весла, «Рюрику» нужен разгон!!!

— Гойда!!!

— И-и-и-и-эх!!!

Храбр и Горыня на равных с остальными дружинниками гребут веслами, голосом задавая ритм. И дромон бодро тронулся с места, ускоряясь с каждой секундой, следуя наперерез едва ли в вдвое меньшей ладье… А затем я первым затянул ритмичную песнь, что когда-то пел наш славный вождь Ратибор:


Паруса наполняем ветром,
Бьем веслом о волну!
Доблесть — путь стать бессмертным!
Наша ладья не пойдет ко дну!
На ветру развевается знамя,
В щепки рубим любые щиты!
Раз! Ударим мы в грудь мечами!
Два! Замертво падают наши враги!
Здесь и далее используются стихи Сергея Воронина.


…Первак снаряд за снарядом — два подряд — высаживает в молоко, промахнувшись оба раза. Стиснув зубы, я молчу — первый номер вынужден бить в движение, по движущейся же цели. И все бы ничего, если бы ладья пошла к нам — но нет, это судно викингов двинулось в сторону Олиного «Змея». А к нему и так уже направилось два драккара! Я не сомневаюсь в гвардейцах Хельги, как и в ее собственном ратном искусстве — перед глазами порой нет да нет, а встает сцена, когда пущенное ей копье насквозь пробило тело Торира! И все же страх за любимую женщину заставляет нервничать и заглушает голос разума. Потому прождав еще немного, пока Первак тщательно целился, высунув от усердия язык, я все же сделал резкий шаг к наводчику, на эмоциях желая занять его место. Но именно в этот миг он выстрелил в третий раз! Горшок просвистел в воздухе — и врезался в борт ладьи практически у ватерлинии! В смысле, у самой воды. Часть смеси благополучно плюхнулась в воду, но языки пламени попавшей на дерево «зажигалки» весело побежали вверх по набойным доскам.

— Есть!

Все мое внимание было приковано к третьей ладье, следующей к дромону Оли — и потому отвернувшись от нее только тогда, когда судно уже начало гореть, я заметил, что мы приблизились к драккару, коий я и наметил для тарана. Приблизились на бросок сулицы…

— Щиты!!!

Резко сдернув свой собственный из-за спины, где он покоился на кожаном, перекинутым через плечо ремне, я стремительно шагнул вперед, закрывая Первака, повернутого затылком к врагу. Вовремя! Дротики уже взлетели в воздух с эстонской ладьи, и описав короткую дугу, рухнули на нас сверху.

Тяжелый удар о щит заставил меня рефлекторно присесть — но обитый стальными полосами, окантованный железом по кромке и обтянутый толстым слоим кожи, он выдержал. А слева, всего в десятке сантиметров от неприкрытой стопы, в доску палубы врезалась еще одна сулица. Ее древко аж задрожало от силы удара…

— Будивой, не спите! Не дайте им безнаказанно метать дротики! И — гребем! Для тарана нужна скорость!!!

Залп сулиц несколько погасил скорость дромона, ранив не меньше десятка гребцов, кого-то убив… Большинство варягов, впрочем, успели прикрыться щитами, вовремя разглядев опасность — но в это же время они отпустили весла.

— Поднажмем, братья! Один удар — и враг отправится кормить рыб!!!

В воздух взлетело два десятка горящих стрел, выпущенных лучниками Будивоя — но ударили они едва ли не в монолитную «стену щитов», не нанеся эстам особо урона. И все же наши лучники не позволили врагу сделать второй залп дротиков! На последних гребках разошедшихся варягов, сумевших заметно ускориться на коротком отрезке пути, подводный, окованный сталью таран врезался практически в нос легкой ладьи «восточных викингов»… От удара нас здорово тряхнуло — так, что я едва удержался на ногах, а Твердило и вовсе рухнул на палубу спиной, каким-то чудом не разбив еще один горшок, крепко сжимаемый в руках! Практически сразу последовал второй удар: это надводная часть тарана, так называемый проемболон, также врезался в драккар. Благодаря ему мы избежали тяжелого столкновения носа собственного корабля с вражеским, что неминуемо бы привело к повреждениям…

Эсты взревели вначале яростно, а потом и испуганно — как только мои гребцы начали реверсивные гребки, отгоняя дромон от ладьи, в образовавшуюся в корпусе пиратского судна брешь тут же хлынула вода. Впрочем, противник не собирается сдаваться без сопротивления: в воздух взлетели абордажные крючья, цепляясь за фальшборт носовой палубы.

— Руби канаты! Быстрее!

Расчет баллисты каждый вооружен стандартным щитом и топором для ближнего боя. И сейчас весь расчет, ведомый мной (Слава Богу, оставшихся «номеров» прикрыло тело «порока», принявшее на себя три сулицы) бросился вперед.

— Руби!!!

Я первым подаю пример, с размаху рубанув по прочному тросу, надежно привязанному к стальной «кошке». Сталь пусть и с трудом, но развалила веревку — а в ответ с тонущего судна густо полетели стрелы: в отличие от скандинавов, эсты вовсе не чураются луков! Глухо охнул Мал, четвертый номер, получив стрелу в плечо, еще одна ударила в мою защиту — в отличие от неопытных артиллеристов, я умело и привычно закрылся щитом... Вторым ударом мне удалось перерубить очередной канат, еще с двумя справились Первак и Ратко, заряжающий. И буксируемая ладья, уже наполовину погрузившаяся носом в воду, стремительно пошла на дно, в то время как ее команда принялся в спешке нырять в студеную октябрьскую воду…

— Да-а-а-а-а!!!

Очередной успех вскружил мне голову! От переизбытка чувств я уже вскинул руки в победном жесте, но тут сзади раздался предостерегающий окрик кормчего, являющегося вторым лицом на корабле (а в вопросах управления судном и вовсе первым!):

— Слева! Слева ладья! И лодки повсюду!!!

Буксируя протараненный драккар с полноценным хирдом на борту, мы невольно замедлились — и этим воспользовались эсты, следующие к нам на многочисленных лодках. Сейчас они приблизились уже вплотную, и лучники Будивоя не справляются с многочисленным врагом, успев все же перебить экипажи пяти мелких суденышек. Но два десятка стрелков не имеют возможности поразить все цели! Тем более, что им активно отвечают лучники противника, сближающегося с дромоном с каждой секундой...

— Расчет, к баллисте! Цель — ладья по левому борту!!!

Еще одна напасть — ладья с экипажем в полсотни воинов. Она приблизилась к нам уже на пятьдесят метров, и нос ее нацелен в борт «Рюрика». Коли не знать, что на драккарах не встречается таранов, то я бы уже заволновался! И все же не факт, что артиллеристы успеют ее поджечь…

Суетится расчет, пытаясь навести баллисту на врага — но спустя всего несколько секунд раздается виноватый голос Первака:

— Ярл, у нас не получается развернуть «порок».

— Да твою же ж…

Ну конечно, угол разворота баллисты всего сто восемьдесят градусов, и ладья эстов сейчас уже в мертвой зоне! А развернуть дромон так, чтобы "порок" сумел достать ладью, мы банально не успеваем…

— Суши весла! Приготовиться к бою!!!

Глава 7

Октябрь 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Остров Эйсюсла. Ярл Самсон.


— Суши весла! Приготовиться к бою!!!

Со злостью я посмотрел назад — туда, где на входе в гавань безмятежно замерли новгородские ладьи. Да, по уговору они не должны принимать участие в битве — помощь купцов заключалась лишь в требуемом финансировании при строительстве дромонов и содержании дружины. И шесть судов с вооруженными отрядами отправили со мной исключительно для того, чтобы взять причитающуюся долю добычи в счет долга, а после под сильным конвоем сопроводить ее на Русь.

Вот только если эсты сейчас нас перебьют, то о какой добыче вообще можно вести речь?!

…Глупо злиться на тех, кто совершенно не виноват в твоих ошибках. Окрыленный первыми успехами своих артиллеристов, я решил испробовать и новое для Варяжского моря оружие — таран. Нисколько при этом не заботясь, что сам же сокращаю дистанцию до озлобленного врага... Озлобленного потерей сгоревших судов, и очень многочисленного врага, способного добраться до меня на лодках! А из-за приблизившейся ладьи, что при ударе поломает весла левого борта, коли их не убрать, пришлось остановить движение дромона. И теперь на его штурм, словно на штурм крепости, пойдут сотни восточных викингов, направивших утлые лодочки именно к «Рюрику» — по моей же глупости подведенному к берегу ближе прочих кораблей-близнецов!

— Разбирайте горшки с «горючкой». Как только ладья ударит нам в борт и эсты пойдут на абордаж, закидаем их посудину вручную! Да погоди, Твердило, рано запаливать фитиль, пусть хоть доплывут! И ты Мал, не дергайся, отлежись пока!

Остановив слишком резвых номеров расчета, я обратился уже к варягам:

— Воины, «стена щитов» вдоль левого борта! Не дайте им подняться на корабль хоть несколько минут — и мы сожжем их к едрене фене! Будивой — стреляйте только по ладье, их нужно сдержать!!!

…Ратише удалось все же немного развернуть дромон так, чтобы ладья не впечаталась носом в борт «Рюрика» (иначе и без тарана повреждений бы хватило!), а чтобы удар судна пришелся по касательной. И все же тряхнуло неслабо, я едва устоял на ногах, пребольно приложившись о баллисту. Но как только сумел выпрямиться, невольно зашипев от боли, тут же закричал:

— Подпаливай фитили — и за мной!

Вновь подавая пример, я зажег от небольшого, вмонтированного в палубу железного очага с алыми от жара углями промасленные тряпки сразу на двух горшках, после чего резво бросился по сходням вниз…

— А-а-а-а-а-а-а!!!

Восточные викинги атаковали без какого-то определенного клича — но пока их грозный, гневный рев не получил развития в атаке. Закинутые на фальшборт абордажные «кошки» мгновенно обрубаются, а воинов, пытающихся зацепиться с помощью соратников или в прыжке за кромку набойных досок, безжалостно рубят топорами, отсекая пальцы, кисти рук, раскраивая черепа. Их же сбивают и бойцы Будивоя — впрочем, последних втянули в перестрелку лучники эстов. Но за счет кормовой надстройки мои люди бьют сверху вниз и защищены все тем же фальшбортом (на планшире которого вдобавок вывешены щиты!) как минимум по пояс. И потому они имеют подавляющее преимущество над ничем не защищенным врагом, которому негде укрыться... По той же причине большая часть экипажа восточных викингов построилась «черепахой» — и именно в сомкнутые внахлест щиты над головами воинов полетели мои горшки с горючкой…

— А-а-а-а-а-а!!!

Оглушительный крик обожженных людей, сбрасывающих за борт (или просто на дно ладьи!) горящие щиты, слился с криками боли — когда в груду столпившихся воинов, лишившихся защиты, ударили стрелы моих лучников, успевших мгновенно среагировать на изменение обстановки. А следом в кучу малу раненых и обожженных эстов полетели «снаряды» с зажигательной смесью, от души метаемые членами артиллерийского расчета! И отчаянный визг теперь уже заживо горящих викингов ударил по ушам с новой силой…

— Весла! Веслами отталкиваемся от ладьи, иначе огонь к нам перекинется! Давай! Отталкиваемся веслами!!!

Пришлось повторять несколько раз, чтобы разгоряченные сечей варяги услышали меня и поняли, что я от них хочу — но когда поняли, споро взялись за дело. А я межу делом, успел разглядеть «Медведя», чей словенский экипаж успел зажечь один из двух атаковавших его драккаров, и схватился врукопашную с командой второго. Ничего, лодок в их сторону пошло не более десятка, отобьются… После чего уже осознанно бросил настороженный взгляд вправо — и с радостью, даже гордостью отметил, что одно судно, пытавшееся взять «Змея» на абордаж, горит, а второе стремительно кренится к носу, и быстро погружается в воду, получив пробоину от тарана! А Хельга уже сейчас разворачивает свой дромон в нашу сторону, не обращая внимания на приближающиеся к нему лодки. Да и верно — ее флагман на их фоне смотрится матерым медведем, супротив наседающей на него своры мелких дворняжек…

— Ярл! Они на нос лезут! Много их!!!

Заслышав отчаянный крик раненого Мала, я на секунду обомлел — а после дико вскричал:

— Десятки Горыни и Храбра к «пороку»! Остальные — держите борта!

Погибающий в огне драккар «восточных викингов» свое черное дело все же сделал — замедлил нас, пока вплотную к дромону не подошли многочисленные лодки эстов. Правда, они вдвое ниже того же драккара, так что взобраться на высокие борта «Рюрика» им будет ой как непросто! На носу им удалось воспользоваться временным отсутствием расчета и закинуть «кошки» — впрочем, их все равно заметил раненый Мал. И теперь всех, кто успеет подняться по канатам, мы буквально в капусту порубаем!

С этими мыслями я буквально взлетел по сходням наверх, вперед ближников и их бойцов… И оторопело замер на короткое мгновение — когда буквально на моих глазах Мал поймал вторую стрелу в грудь, после чего медленно сполз по стенке фальшборта. «Четвертый номер» не проронил ни звука, а топор, коим он рубил абордажные «кошки», по-прежнему крепко сжат белыми от напряжения пальцами… Но во взгляде молодого парня уже сквозит какая-то обреченность.

Я было кинулся к раненому соратнику, желая помочь — но в эту же секунду над фальшбортом показалась голова первого поднявшегося по канату эста.

— Умррри-и-и-и!!!

Я одним прыжком преодолел разделяющее нас расстояние — и чудовищной силы удар топора врезался в голову не успевшего среагировать врага. Только щедро брызнула кровь из обезобразившей лицо раны, а тело убитого беспомощно полетело вниз... Следом за павшим энергично карабкался вверх еще один викинг — но подняв голову и встретившись со мной взглядом, он оторопело замер. Злорадно ухмыльнувшись как видно, неглупому мужику с густой бородой, я от души рубанул по канату, привязанному к стальному крюку! И противник с отчаянным воплем полетел вниз…

Свистнула стрела, рядом еще одна — и, закрывшись щитом, я сделал шаг назад, краем глаза заметив движение справа. Молодой, крепкий эст рывком перебросил тело через планширь — а вскочив на ноги, тут же резко и размашисто ударил сверху вниз, целя топором в мою голову… Шаг вперед с нырком навстречу противнику — и вскинув щит над головой, я одновременно рублю от себя, целя под кромку защиты викинга. Отточенная сталь развалила плоть его бедра, а встречный, довольно крепкий удар бродекса пришелся практически на умбон! Выпрямившись, я атаковал уже со спины, пробороздив лезвием секиры шейные позвонки подавшегося вперед, вскричавшего от боли врага…

И тут же меня буквально оттеснили от планширя поднявшиеся на боевую площадку воины из десятков ближников. Немного придя в себя после короткой, жесткой схватки, я поймал умоляющий, отчаявшийся взгляд раненого Мала, и тут же вскричал, напрягая голосовые связки изо всех сил:

— Лекаря сюда! Лекаря!

Да, мы и лекарей с собой взяли, коими на Руси в частности выступают монахи. На «Рюрике» например, по благословению владыки Стефана оказался инок Петр, неплохо разбирающийся в целебных травах, вполне профессионально умеющий оказывать первую помощь и даже немного сведущий в хирургии. Я видел черную рясу отзывчивого и серьезного по жизни монаха (точнее будущего монаха, пока еще не принесшего обетов) на палубе, среди раненых стрелами варягов. Но по моему отчаянно зову Петр побежал на носовую боевую площадку. Я успел ему крикнуть «Мал!» и показать в сторону раненого, как снизу раздалось отчаянное:

— Они рубят борта! Пытаются сделать брешь!

Внутренне похолодев, я не удержался от короткого, тихого ругательства:

— Да твою же ж… Гребанные продуманы!

После чего закричал уже во весь голос:

— Отгоняйте их! Отгоняйте сулицами, бейте копьями, но не дайте пустить нас на дно!!!

Да-а-а, эсты быстро осознали, что карабкаться вверх по высокому борту дромона, когда тебя уже дожидается увесистый бродекс в тяжелой варяжской руке — не самая лучшая затея. Ну, или установили сей факт опытным путем, на примере более шустрых и одновременно неудачливых соратников, уже лишившихся конечностей — а то и голов! Так что решение викингов рубить обшивку «Рюрика» единственное правильное с их стороны. А ведь я какое-то время искренне надеялся, что они станут тупо лезть наверх, где мои витязи и перерубят всех врагов без особых потерь... И зараза, теперь нам даже не оттолкнуться веслами из-за ставших вплотную лодок!

Обильно полетели вниз сулицы моих дружинников; все возможное от себя делают лучники Будивоя, уже расстреляв, как кажется, практически весь солидный запас стрел, взятый в поход. Колют врага сверху варяги копьями — но и в ответ со стороны врага летят и дротики, и стрелы, раз за разом выбивая моих людей. А на место сраженных викингов на лодки, уже вплотную прижатые к бортам дромона, вступают все новые воины, чей страх смерти, очевидно, затмила лютая, едва ли не звериная ярость да боевой кураж!

А вскоре раздался оглушительный треск, от которого по моей спине пробежала волна холода, и сердце на мгновение буквально замерло… Но это был не треск проломленной бреши, в которую хлынула вода, вовсе нет! Это был треск сгрудившихся у правого борта лодок, словно ореховая скорлупа раскалывающихся от удара тарана «Змея»! А следом грянул крик падающих в воду, раненых и покалеченных эстов…

На носовой площадке дромона Хельги я разглядел энергично махнувшую мне рукой любимую, облаченную все в ту же посеребренную «чешую» — и облегченно улыбнулся, ощущая, как спадает с плеч незримая тяжесть. Поспела помощь, отобьемся!

…Удар дромона Оли в груду скопившихся у правого борта «Рюрика» лодок практически в один миг изменил ход боя. Многие легкие суденышки были протаранены, на экипажи других обрушились стрелы лучников «Змея» — и уцелевшие эсты не выдержали, начали грести к берегу. Что, в свою очередь, позволило мне перекинуть всю дружину на левый борт — и летящие сверху сулицы, удары копий, стрелы бойцов Будивоя не дали эстам прорубить брешь у ватерлинии. Воины врага падали замертво после одного, максимум двух ударов — даже несмотря на то, что восточные викинги пытались построить над головами секироносцев «черепаху». Сама основа под их ногами — качающиеся лодки, вразнобой сгрудившиеся у дромона — помешала противнику сцепить щиты внахлест так, чтобы не было щелей. И как только погибал кто-то из держащих щит воев (чаще всего сраженный метко выпущенной стрелой), в образовавшуюся брешь тут же градом летели дротики, выбивая смельчаков… А когда флагман жены обогнул лодки «восточных викингов» с носа «Рюрика», то уцелевшие враги посчитали лучшим решением начать спешно грести к берегу...Уцелела и словенская команда «Медведя». Все же в нее набраны также лучшие из добровольцев, ведомые опытным Ратмиром, бывшим старшим дружинником Владимира Ярославича, ветерана походов на Ямь и Царьград! После смерти князя и изгнания его сына из Новгорода дружинник остался не у дел — и стал самым ценным моим приобретением среди охотников, желающих поучаствовать в походе на Эйсюсла… Крепкая ватага из опытных словенских секироносцев успешно выдержала штурм дромона примерно равными им силами эстов, к тому же атакующими вразнобой. А все благодаря мне, слишком близко подошедшему к берегу и ставшему целью подавляющего большинства «восточных викингов», севших на лодки! Очевидно, порой и глупость может принести определенную пользу!— Идем к берегу?Сильный голос Хельги хорошо слышен со «Змея», приблизившегося к «Рюрику» метров на тридцать. Но чтобы она услышала мой ответ, голосовые связки приходиться напрячь едва ли не изо всех сил:— Дождемся «Медведя» и пойдем вместе! Лучники и артиллеристы пусть прикрывают, баллисты заряжаем копьями! И твои хирдманы в центре пойдут!Спустя всего секунду раздался односложный ответ любимой:— Хорошо!Несмотря на потери с нашей стороны (только на моем дромоне ранено и убито более дюжины воинов), и тот факт, что эсты едва не пустили «Рюрика» на дно, в целом, программа «минимум» нами выполнена: противник потерял все свои ладьи, и по общим прикидкам — не менее двух сотен бойцов. Было бы больше, и гораздо больше, коли схватка случилась бы в открытом море — а так не менее половине воинов с потонувших кораблей удалось выбраться на берег. Оставив, впрочем, в воде все «тяжелое» (типа топоров и мечей) вооружение и броню… А вот программа «максимум» нам как раз и не удалась — я ведь в какой-то момент реально предполагал, что дромоны с высокими бортами и многочисленными экипажами в буквально смысле превратятся в некое подобие плавучих крепостей. И что штурм их обернется для врага страшными, невосполнимыми потерями, сломав его боевой дух. Поначалу-то оно так и было, да чересчур быстро эсты смекнули, насколько мы сами уязвимы в морской схватке…Но вот, наконец, и «Медведь», неспешно подошедший к нам и занявший место в строю слева. Найдя глазами Ратмира на носовой площадке, я коротко уточнил:— Потери?— Два десятка раненых и убитых.— Много!Старший дружинник лишь горько усмехнулся. В бою без потерь не бывает…— Ну, теперь разом, к берегу! Готовьтесь, встречать нас будут горячо!И действительно, эсты не спешат укрыться в крепости, отдав нам полную инициативу по ее осаде. Не сумев справиться в морском сражение, они предпочли построиться перед городком — примерно три сотни воев, уже вытянувшихся здоровенным прямоугольником в шесть десятков бойцов по фронту и в пять шеренг глубиной. За секироносцами встали лучники — где-то под сотню человек. Немало… И если викинги ударят навстречу, когда мы только начнем высаживаться и еще не успеем построиться фалангой, то собственно, могут и задавить массой…Всего пару секунд я размышлял, что лучше использовать: зажигательную смесь или все же копья для стрельбы из баллист. После чего что есть мочи закричал:— Горшки с «зажигалкой»! Не копья — а горшки с «зажигалкой», по моему сигналу!Кажется, меня услышали на обоих дромонах — расчеты засуетились, перезаряжая «пороки». Моипарни в том числе. Между тем, Первак уже напряженно наводит баллисту, стараясь поймать на мушку строй пока что замерших на месте «восточных викингов». Очень старается и Ратко, пытаясь довернуть нос «порока» так, как подсказывает ему старший соратник...— Главное, чтобы горшки через строй не перелетали. Пусть уж лучше не долетят, и горючая смесь заполыхает между нами, затормозив врага, коли тот решится атаковать при высадке. Лучше так, чем пламя отрежет эстов от крепости, и им останется лишь один выход — сражаться…Первый номер напряженно кивнул в ответ, дав понять, что услышал — но взгляда от баллисты он даже на секунду не оторвал! И лишь еще немного поколдовав с наводкой (тут уж действительно важнее привычка к стрельбе из орудия и интуиция, чем тот примитивизм, что я кое-как сгородил!), Первак глухо произнес:— К стрельбе готов.Поочередно бросив взгляд на боевые площадки кораблей Хельги и Ратмира, я прижал к губам витый бараний рог, до того висевший у пояса — хорошо хоть сигнал им подать можно, не заставляя себя кричать! А мгновением спустя над моей флотилией раздался его протяжный рев — и тут же к врагу устремились зажигательные снаряды, оставившие за собой тонкий дымный след… Два из них ударили в землю, расплескав горючее содержимое перед эстами, но один врезался в самую середину строя воинов, пытавшихся закрыться щитами (как ни странно, снаряд был с «Медведя»). Раздались истошные крики обожженных людей — а уже полминуты спустя наводчики «Рюрика» и «Змея» сделали необходимые поправку, после чего слитный залп сразу из трех баллист накрыл «восточных викингов»!В ответ полетел град стрел — у противника не выдержали нервы, и лучники стали бить на недостижимую для них дистанцию в две с половиной сотни шагов. Часть стрел упали в гавань, часть воткнулись в песок у самой кромки воды и в кое-где горящие причалы — но ни одна не долетела до медленно приближающихся дромонов.А в ответ в «стену щитов» эстов, пытающихся найти спасение в «черепахе» от зажигательных снарядов, ударил третий залп баллист. И враг не выдержал страшной смерти от огня и дикого крика заживо сгорающих соратников, начав беспорядочный отход к открытым воротам...

Глава 8

Середина октября 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Остров Эйсюсла. Ярл Самсон.


Весело трещит маленький костерок, питая жаром крупные, гладкие камни импровизированного очага. А запах верченой семги (в смысле зажаривающейся высоко над огнем, на вертеле) туманит голову и одновременно создает ложное ощущение мирной идиллии… Которое тут же нарушают злые причитания Сбыслава, походного головы новгородских воев:

— Обманул ты нас ярл, обманул! А я дурак, тебе поверил!

Я позволил себе лишь скупую улыбку в ответ на его слова:

— Не ворчи, дружинный, не ворчи. Где здесь обман? Я обещал купцам, что прекращу разбойные набеги эстов? Обещание я и выполнял, сжигая их ладьи. Обещал, что добуду добычу в их граде стольном? Так добуду еще, погоди. Придет срок.

Однако новгородца мой ответ не успокоил, а скорее наоборот, еще более разъярил:

— В ловушку ты нас загнал! На смерть привел, а не за добычей! Сгинем мы здесь, кости свои оставим, а не добычу!!!

Поперхнувшись от возмущения, тучный мужик лет сорока на вид с первой сединой в волосах горячо продолжил:

— В море нужно уходить, в море! Там хоть есть шанс, а тут…

Конец фразу новгородец, однако, уже не договорил, осекшись под моим жестким, не обещающим ничего хорошего взглядом:

— Не дури, «голова». Хочешь умереть глупо — воля твоя. Но людей я губить не позволю. Вон тебе море — заходи и плыви, коли нужда возникла.

Лицо Сбыслава аж побагровело от охватившего его возмущения, но я не дал ему и слова молвить:

— На море поднялась штормовка. От берега на веслах вы еще отойдете, но как только выйдите на простор, так там вас волны захлестнут и перевернут, как пить дать. На воде, повторюсь, вас ждет смерть. А здесь… Здесь мы еще поборемся. И шансы у нас немалые.

Однако собеседник, возвращающийся к одному и тому же разговору вот уже десятый раз, вновь запричитал, хотя теперь уже гораздо тише:

— Дурак, вот дурак… Поверил, а меня и облапошили, провели… На смерть привели…

Невольно усмехнувшись над тем, что купцы поставили над своими воями столь слабого духом дружинника, воспоминаниями я вернулся к первому бою, состоявшемуся у берегов острова. Всего в каких-то паре верст отсюда…

…— Идем к берегу?!

Окрик-вопрос Оли буквально секундой спустя повторил и Ратмир — а я, уже готовый было отдать приказ высаживаться, бросил взгляд назад, на замершие в горле бухты-гавани новгородские ладьи. Хорошо же устроились купчие воины! Мы за них руками жар разгребай, а они значит, только награбленное домой повезут?! Ну, уж нет, дудки… И такое меня вдруг зло взяло, что я отрывисто закричал, вопреки прежнему приказу:

— Отходим от берега, выходим в море!

Лицо Ратмира вытянулось от изумления, а глаза любимой как-то странно сверкнули — но они оба промолчали… Гребцы налегли на весла, кормчие принялись отдавать команды, одновременно правя дромоны так, чтобы развернуть их в замкнутой бухте, не столкнув при этом друг с другом. И только когда общий маневр был довольно умело завершен, а флотилия пошла к выходу из гавани, навстречу двинулась самая большая из купеческих ладей — со Сбыславом на борту:

— Почему уходите, ярл? Вы же заставили их бежать, сожгли корабли! Осталось лишь градец взять, да добычу поделить — и можно уходить! А если слишком много воев у них, так подсобим, за долю-то в добыче для дружинников! Дело говорю?!

В ответ «голове» раздалось бодрое «любо!» новгородцев — однако слушая крики союзничков, я испытал лишь гадливое презрение. А после, заговорив спокойно, и в тоже время непреклонно, ощутил и вовсе мстительное удовлетворение:

— Нельзя сейчас на штурм идти. Они же гонцов отправили за помощью, завтра утром остальные ладьи со всего острова сюда придут. Коли ударят внезапно, да грамотно, они даже мои корабли захватят… А коли окажутся поумнее, то и вовсе дождутся, когда твой караван в Новгород с добычей пойдет, и уж тогда всем миром на вас и навалятся. Да потом и на нас — вот и разобьют поодиночке… На острове есть еще три крупных поселения разбойных, прибрежных. Надо каждое обойти, да суда пожечь. А уж как разберемся с врагом, так можно и градец брать! Вот тогда и вы нам поможете, за долю-то в добыче…

Я тогда соврал Сбыславу. Кормчий Хельги вывел нас к самому крупному поселению «восточных викингов» с самой многочисленной их эскадрой — и одновременно самому удаленному от остальных городищ. Даже верхами гонцы добрались бы до них не ранее следующего дня! А пока эсты изготовились бы к бою, объединив флотилии в единый кулак — на все про все потребовались бы еще как минимум сутки. У нас железно имелось два дня форы — а при грамотном штурме довольно слабого укрепления, да с ратной помощью новгородских «морпехов», хватило бы одного. Поделить добычу за ночь, да убраться по добру по здорову следующим же утром — наверняка бы успели…

Вот только вся проблема заключалась в том, что убираться я никуда не спешил. И хотя ранее был уверен в относительно легкой победе (после успехов исландского хирда в Уппланде, где свейские викинги ровным счетом ничего не смогли противопоставить ветеранам варанги!), первая же схватка с эстами убедила меня в обратном. До нее у меня еще были и определенные сомнения, и твердое желание справиться своими силами — но после я кристально ясно осознал, что без гридей новгородских купцов мы буквально обречены… По крайней мере в том случае, если я буду стремиться к первоначальной цели покорения острова.

И так уж получилось, что с выбранного пути я сворачивать не стал!

А потому прежде, чем «таскать каштаны из огня» для нанимателей Сбыслава (и моих прямых спонсоров!), я принял решение уничтожить весь флот «восточных викингов» — для начала. И в последующие пять дней мы еще трижды атаковали пиратские эскадры. Один раз также сожгли пять ладей на приколе — а когда в погоню устремился «москитный флот» эстов, отступили к линии новгородских ладей, ведя безостановочный огонь по лодкам из баллист (копьями) и добавляя хаоса зажженными стрелами. Новгородские лучники также вступили в бой, пусть и с некоторым промедлением — возможно, Сбыслав и хотел бы увести людей, да не решился показывать свой страх перед своими же. В сущности, его должность «походного головы» пусть и назначенная купцами, но на деле на каждой ладье есть свой «голова», и среди них присутствуют более решительные и авторитетные среди новгородцев командиры. Причем каждый купец снарядил свое судно, и назначенное верховенство Сбыслава над соратниками довольно умозрительно — а потому видя готовность остальных сражаться, вынужден был принимать бой и «походный голова».

Впрочем, кроме непродолжительной перестрелки тогда никакого сражения и не случилось. Враг нес немалые потери от многочисленных лучников — а использование артиллерии всерьез ударило по боевому духу «восточных викингов»: они ведь впервые столкнулись с баллистами, невиданным здесь ранее «чудо оружием»! Потому эсты не рискнули испытывать судьбу в попытках абордажа, а вернулись на пристани — и тут же укрылись в остроге.

Еще одна схватка состоялась в море: пираты Эйсюсла сумели собрать в кулак две оставшиеся эскадры и дали бой у берегов острова вблизи четвертого поселения. Впрочем, не обнаружив ладей в гавани еще третьей цели, я был готов к подобному повороту — и справились мы с вражеским флотом в семь ладей относительно легко. Три сожгли из баллист еще на сближение, две удалось протаранить — а экипажи последних двух приняли смерть в неравном абордажном бою. И в этот раз никто из оказавшихся в воде эстов не сумел спастись — слишком далеко было плыть до острова… И лодок, способных обступить тот же дромон, позволив секироносцам прорубить брешь в обшивке моих судов у самой ватерлинии, в том бою также не было!

…Разгромив флот «восточных викингов» я сознательно решил спровоцировать последних на полевое сражение. С этой целью провел свои корабли максимально близко к берегу и максимально медленно — так, чтобы обозленные викинги знали, куда мы идем, и успели собрать силы. А потом мы вышли к широкой песчаной косе, вытянувшейся в море метров на триста, и расположенной всего в паре верст от первого, самого большого городища… И именно там нас настиг первый шторм. Кто-то мог бы подумать, что во всем виноват злой рок, невезение (или везение, тут как посмотреть!) — но на деле все было куда как проще. Игра позволила мне мониторить погоду — и я сознательно подгадал так, чтобы новгородцы не смогли уйти с острова раньше решающей битвы, оставив против эстов лишь мою дружину…

Горловину косы мы перегородили настоящим частоколом (благо, что протяженность ее менее сотни метров), прокопав пусть и неглубокий, и не такой широкий ров, все же превративший косу в песчаный остров. Проход в частоколе закрыли «рогатками», а рядом с ним срубили и дозорную вышку. И уже вечером с нее заметили первые отряды эстов, спешащих к нашей стоянке… Вряд ли они решатся на ночной штурм — потому-то сейчас я позволил себе спокойно покушать рыбки, да посидеть у огня, набираясь сил перед будущим сражением. Штормовка, Слава Богу, стихла, ветра нет, а то до этого успел уже насквозь продрогнуть… И все мысли сейчас устремились к Оле, что вот-вот должна подойти и присоединиться к моей трапезе! А после мы наконец-то сможем уединиться в носовой надстройке «Рюрика», служащей мне каютой. Простые воины на ночь поднимают над гребными скамьями нечто вроде палатки-шатра, защищающего от водяных брызг, дождя, и немного от холода. Но у меня есть небольшая каютка — привилегия вождя! И сегодня неширокий топчан в ней мы будем делить с любимой, активно согреваясь в ее жарких объятьях и разгоняя кровь…

— Сбыслав, кончай причитать! Завтра, если сделаете все как надо, мы разобьем эстов, а затем и городишко их возьмем. Там и перезимуем, да глядишь, и оброк соберем, и на вас доли хватит… А по весне вернетесь в Новгород с богатой добычей! Слышишь меня, голова?

После короткой паузы раздалось совсем невеселое:

— Да слышу, слышу…

— Сделаете, как я сказал? Если все пойдет, как мной задумано, мы выиграем битву. Если нет, погибнем здесь все вместе. Выхода нет, понимаешь?!

В ответ раздалось еще более угрюмое:

— Понимаю.

В этот миг я увидел отблески пламени на чешуйчатом, словно переливающимся серебром панцире все так же грациозно приближающейся любимой. Вот, пожалуй, именно этой неповторимой грации Хельги мне будет не хватать в реальном мире! Расплывшись в довольной улыбке, я обратился к «голове»:

— Друг мой, если все понял, прошу тебя оставить нас с женой наедине. Ты ведь слышал про исландскую воительницу? А я видел в деле — и честно тебе признаюсь: настоящий шторм в схватке! Куда там сегодняшнему... Так вот, она не любит, когда я уделяю ей слишком мало внимания — даже если трачу время на верных друзей!

Покряхтев, новгородец неспешно поднялся:

— Будь здоров, ярл! И надеюсь, завтра мы встретим закат!

— Конечно, встретим…

Я ответил уже машинально, пристально следя за входящей в круг света женщиной и любуясь мерцанием отблесков пламени в ее колдовских глазах... А от манящей улыбки супруги в груди и вовсе поднялась волна жара! Ух, что она со мной делает…

Рассвет встретил нас серой хмарью и легким моросящим дождем. Отвратная погода! В такой день хорошо спрятаться в деревянном срубе из толстых дубовых плах, да к печке поближе! Открыть заглушку и слушать, как легонько трещат поленья в огне… Но тот факт, что эсты действительно не рискнули нападать ночью, как-то примирил меня с действительностью. Враг не рискнул сделать первый ход под покровом тьмы — очевидно, укрепление стоянки показалось викингам достаточно убедительным. А утром инициативу перехватил уже я...

Молча, без единого слова или прибаутки идут вперед новгородцы, перебираясь через неширокий настил на противоположную сторону рва. Лишь лязг металла, да редкие покашливания раздаются при движении воев... Тонкая цепочка дружинников становится плотнее с каждой минутой, и вот уже три ряда словен построились перед острогом, по-прежнему сохраняя безмолвие. Двадцать дюжин секироносцев севера, первый ряд поголовно в кольчугах или чешуйчатой броне с топорами, еще два за их спинами — бойцы с копьями. Без доспехов, но также со щитами.

Как только новгородцы построились, настил убрали, а проход перекрыли рогатками — и теперь пути назад у союзников уже нет… А меж тем над стоянкой эстов тревожно взревели рога — и вскоре первые сотни «восточных викингов» уже вышли из леса, пока столь же безмолвно наблюдая за построением моих союзников.

— Думаешь, они удержатся?

Оля тревожно посмотрела мне в глаза — любимая пока еще не одевала шлем, и ее лицо остается открытым. Невольно залюбовавшись женушкой, я не ко времени вспомнил, как закусывала она вчера губки и закатывала глаза, вспомнил ее глухие стоны — и меня вновь бросило в жар… Однако выражение глаз Хельги с тревожного сменилось рассерженным, и я был вынужден прийти в чувство — а то мало ли! Вроде бы и победил исландскую воительницу, но после убийства Торира, где была явлена ее истинная мощь, в голову нет да нет, да закрадываются сомнения… Уж о мощи и смертельном ратном искусстве супруги я точно не буду скучать!

— Отступать им некуда, так что сражаться будут отчаянно. Сколько-то выдержат, лучники помогут. А уж там ударим всеми силами…

За частоколом в один ряд вытянулось шесть десятков новгородских стрелков. Еще вчера они поупражнялись в навесной стрельбе на разные дистанции — и напротив вышки, впереди строя купеческой дружины в землю вбито два колышка. Один — на предельном расстоянии навесного полета стрелы, второй — уже на рабочем, посильном каждому лучнику. Давать им сигнал буду я лично — с той самой вышки, чья площадка обвешена щитами, закрывающими меня по пояс. Меня и Олю — в этот раз я не рискнул отпускать любимую от себя. С хирдом ее справится и Эйнар.

— Начинается…

Супруга неспешно надела шлем на голову — а я, не удержавшись, заботливо расправил кольчужную бармицу на ее плечах. Столь близкое присутствие любимой не может не волновать… Но кинув взгляд в сторону раскинувшегося впереди леса, откуда неудержимым потоком двинулись вперед десятки, даже сотни викингов, я невольно захолодел...

А уж если мне стало не по себе — автору, как я надеюсь, победного плана сражения, укрывшегося за стеной и строем новгородцев, то что они сами испытывают сейчас, глядя на море прущих вперед эстов?!

— Да сколько же их?!

— Полторы тысячи.

Спокойный ответ супруги привел меня в чувство. Ну, ее «персонаж» прокачан по максимуму — так что нет причин не доверять оценке, данной пусть и навскидку. Значит полторы тысячи… Вроде не столь и много. Даже чуть меньше, чем я предполагал здесь встретить! А с другой стороны, в пять раз больше, чем прижатых ко рву новгородцев…

С каждой секундой могучий поток «восточных викингов» приближается к русскому строю, и с каждым ударом сердца смерть все ближе к трем рядам воев севера… Она сверкает на заточенных копейных остриях, на лезвиях топоров и «саксов»… Она смотрит злыми, полными ненависти глазами тех, кто жаждет мести посмевшим посягнуть на остров и пиратский промысел его обитателей…

Миг сечи все ближе.

Но как же страшно и невыносимо ее ожидание…

Враг приблизился уже метров на семьдесят к частоколу — и тут неожиданно замер. Нестройная толпа викингов начала сбиваться в единый, мощный кулак, способный опрокинуть тонкую цепочку новгородцев прямо в ров — а покуда вперед вышли лучники. Много лучников, не менее двух сотен…

— Щиты!!!

Мой клич подхватили ватажники по всему строю союзников — а буквально парой секунд спустя на сомкнутые внахлест щиты рухнул град стрел! Я сам едва успел прикрыться, нырнув вниз к Оле, успевшей меня обогнать — и тут же левую руку трижды крепко тряхнуло! Хельга с легким презрением — словно и не замечая — выдержала два легких удара в защиту, а сам я насчитал еще десяток попаданий в щиты, навешанные на боевую площадку вышки. Однако же богато нам досталось…

Враг дал еще один слитный залп, и еще один — а после над плотным строем эстов заревел боевой рог, чей клич тут же подхватили десятки других! И многосотенная толпа эстов бросилась вперед неудержимым потоком, яростно взревев:

— Ху-у-у-рррррраааа!!!

Секундой спустя в ответ раздалось не менее яростное:

— Но-о-о-о-вгорррод!!!

И практически сразу затрубил в рог я — двумя короткими сигналами. Сигналом предназначенном для лучников: враг поравнялся с первой отметкой!

Взмыли вверх стрелы, перелетев над частоколом и русичами — а после тут же устремились вниз, набирая скорость и силу удара в падении… Обильную кровавую жатву собрали они, вонзаясь в незащищенные тела бегущих вперед викингов! Многие воины противника попадали, чуть замедлив разгон «кулака» — но остальные подняли над головами щиты, и побежали еще быстрее, стремясь одним ударом опрокинуть словен…

Второй раз я затрубил уже один раз — «короткий» сигнал. И вновь взмыли вверх стрелы, и полетели вниз, находя бреши между поднятых щитов бегущих вперед эстов… Десятка два врагов они поразили — но уже не сумели замедлить удар полуторатысячной массы викингов!

В следующую секунду людская волна захлестнула тонкий строй новгородцев.

Яростно взревели воины с обеих сторон, разжигая в себе гнев и жажду крови. Ударили с обеих сторон копья и топоры по щитам, круша дерево, впиваясь в людскую плоть и разрубая ее… Устояли на ногах ряды словен в центре и на правом крыле, выдержав первый, самый страшный натиск — а вот на узком перешейке слева клин викингов прорвал узкую цепочку «стены щитов» русичей, столкнув в ров бойцов третьей шеренги. И левое крыло оказалось тут же отрублено от основных сил новгородцев…

С яростью метает Хельга сулицы во врага — и каждая находит цель. Бьют вразнобой лучники, помогая соратникам — но не удержать словенам массу напирающих на них эстов, теснящих противника ко рву. В десяти шагах он был за спинами воев — а теперь уже в пяти!

Видя это, я трижды протрубил в рог — и дромоны, до того отошедшие от песчаной косы, двинулись к берегу. «Змей» с левого крыла, «Рюрик» и «Медведь» с правового.

— Держитесь, братья, держитесь!!!

Не слышат меня вои, не докричаться до них сейчас — но сигнал-то они уж точно заметили! Значит, знают, что помощь уже близко…

— Я вниз. Останешься здесь!

Я было уже скинул вниз канат, по которому за секунду спущусь вниз, но в этот же миг мое предплечье пребольно сжали стальные пальцы Хельги:

— Я пойду с тобой!

Окинув жену яростным взглядом, я резко ответил:

— Не обсуждается! Останешься здесь, дашь сигнал нашим дружинникам!

Однако исландская воительница даже не подумала отпускать мою руку:

— Какой сигнал?! Они и сами все знают! Ратмир, Эйнар, Деян — опытные вожаки, и ты сам распределил их роли. Справятся без сигналов! А ты видно, решился лучников в сечу бросить, да сам в бой пойти, их возглавил!

Рывком я освободил руку, прожигая Хельги (вот ничего Олиного в воительнице я сейчас не узнаю!) злым взглядом:

— И что с того?!

Любимая, однако, не потупилась, а лишь дико сверкнула глазами в ответ:

— Я лучший воин твоей дружины! Лучший во всем войске!!! Я — исландская воительница, живое знамя для твоих людей!!! Так не смей же меня останавливать, муж мой, если не желаешь сразиться со мной еще раз!

От последнего аргумента меня охватила такая ярость, что я готов был уже вызвать женщину на хольмганг — однако поняв, насколько это сейчас тупо и неуместно, молча взял канат в руки и тут соскользнул вниз. Следом вышку покинула и супруга…

— Лучники! Достаньте топоры, приготовьте щиты! От ваших стрел теперь мало толку, враг атакует, прикрыв головы — а число их столь велико, что оперенная смерть уже не находит щелей в их "стене"! Корабли идут сейчас к берегу, вскоре моя дружина вступит в бой — но покуда вашим соратникам нужна помощь, чтобы продержаться! И мы поможем им!!! Я, ярл Самсон, поведу вас!

С этими словами я выхватил «небесный» клинок, сверкнувший белой сталью — а сзади раздалось яростное:

— И я, Хельги исландская, разделю с вами сей пир битвы!!!

Новгородские лучники дружно взревели в ответ на наши слова, а перед глазами быстро промелькнуло:

Поздравляем! Вашему персонажу присвоены очки характеристик:

+ 10 к дару убеждения.

+ 10 к харизме.

— Убрать ограждения! Перекинуть настил через ров!!!

Моя команда была выполнена в считанные секунды, пока лучники спешно строились в колонну за нашими спинами. Когда же настил соединил оба песчанных «берега», я дико взревел:

— Вперрре-е-е-е-д!!! РАТИБОР!!!

Мой клич подхватила Хельга, стоящая по правую руку — а за ней и шесть десятков новгородцев — и мы начали короткий, стремительный бег вперед…

— С дороги! Посторонитесь!!!

Воины третьего (да теперь уже второго!) ряда, потесненные к самому рву, испуганно оглянулись на мой крик — а увидев нас, кое-как разошлись в сторону, освобождая дорогу. На бегу я склонил клинок над щитом, острием к противнику — и когда поравнялся с яростно рубящимся впереди секироносцами, то выбросил руку в длинном выпаде, поразив викинга, наседающего на новгородского воина…

А в следующий миг сумели расступиться уже бойцы первой шеренги, дав нам дорогу — и молниеносно вырвав клинок из груди поверженного, я врезался щитом в щит нового врага! Тот отступил всего на полшажка — но мне хватило, чтобы от души рубануть по непокрытой голове сражающегося слева эста, разрубив и древко воздетого для удара топора, и череп противника… А справа стремительно мелькнуло копье — точнее его длинный, широкий наконечник из светлой, метеоритной стали — а потом еще раз, и еще… Его не остановили ни дерево щитов, ни даже плетение кольчуг — и уж тем более не человеческая плоть! Упали, сраженные Хельгой всего за пару секунд трое викингов — а мой меч меж тем, встретился с «саксом» попытавшегося было атаковать эста!Отлетела начисто срубленная треть вражеского клинка, молча, без крика упал противник с рассеченным лицом… А сделав еще один шаг, я со страшной силой ударил сверху вниз, атаковав очередного врага, закрывшегося щитом! Хрустнуло треснувшее дерево разрубленной пополам защиты — и ударил мне в лицо густой поток крови разрубленного до пояса человека… На мгновение я замер, не ожидая, что метеоритный клинок столь легко пройдет сквозь плоть — а стоящие впереди враги испуганно отпрянули…

Вскоре перед нами с Хельгой образовалось пустое пространство, густо усеянное телами поверженных эстов — урок погибших смельчаков был быстро усвоен, и противники подались назад. А лучники меж тем усилили истончившиеся ряды новгородских воев за нашими спинами... И в тот самый миг, когда в ходе битвы наступило шаткое равновесие — по крайней мере, в центре — по ушам ударил уже знакомый рев горящих людей! Дромоны подошли к берегу и начали обстрел столпившейся, напирающей на русичей массы викингов — и каждый горшок находит свою цель, поражая по десятку воев! А с кораблей меж тем принялись быстро спускаться мои дружинники и хирд исландцев, угрожая флангам эстов…

Глава 9

Середина октября 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Остров Эйсюсла. Ярл Самсон.


Напор викингов на новгородцев в центре окончательно ослаб — эсты принялись испуганно крутить головами, пытаясь понять, откуда исходят страшные людские крики. А увидели заходящие с флангов, неудержимо приближающиеся к их толпе хирды ощетинившихся копьями воинов... Про себя я как-то по привычке из будущего начал называть хирдами не только саму дружину, но и боевое построение — хотя вернее именовать его фалангой или даже «баталией» (в честь строя средневековых швейцарских кантонов). Я модернизировал построение исландцев Хельги, и теперь мои дружинники наступают четырехрядным строем: первые два вооружены привычными для русичей и скандинавов короткими, двухметровыми копьями, но держат их горизонтально (первый ряд у живота, второй у груди). В третьем наступают воины с двуручными секирами — рубить ими по головам тех, кто попытается пробиться к соратникам первой шеренги. А в четвертом следуют мужи уже с более длинными копьями, по типу византийских контарионов, коими сражаются гвардейцы моей любимой принцессы… В бою они держат их обеими руками (ременные петли щитов позволяют), с левой стороны, и наносят уколы сверху вниз, через головы соратников. Такая вот варяжская адаптация построения альпийских горцев — и сейчас она пройдет первую обкатку в реальном бою.

Волнительно!

В глубине строя эстов, прямо напротив нас с Хельгой, раздался рев сигнального рога, и его тут же подхватили по всему неприятельскому войску. И словно вторя сигналу, взревели воины на флангах — и бросились навстречу наступающим хирдам! Очередной залп баллист вырвал, как кажется, не менее двух десятков викингов из числа атакующих, но артиллерия пока что не способна переломить ход сражения. Слишком разгорячены битвой эсты, слишком сильно надеяться на свою многочисленность…

Однако осознав, что вражеский вожак — или вожаки — находится совсем рядом, и разделяют нас лишь несколько рядов уже дрогнувших бойцов, я почувствовал, что меня буквально затрясло от выброса адреналина в кровь. Ведь это же ШАНС! Шанс выиграть битву красиво, без лишних потерь!

Приняв решение, я сделал шаг навстречу викингам, воздев над головой меч, и насколько смог громко, яростно закричал:

— Но-о-о-о-вгорррод!!!

А секундой спустя в ответ раздался отчаянный рев купеческой дружины:

— Святая София!!!

Окрыленный поддержкой купеческой дружины, я первым бросился вперед, надеясь, что увлеку людей за собой — а следом ринулась и Хельга. Правда, видя перед собой целую толпу оскалившихся, заряженных ненавистью эстов, уже пришедших в себя и готовых к драке, я на мгновение утратил мужество… Просто представил, как викинги наваливаются на нас со всех сторон — и тогда уже не спасут ни отличная броня, ни крепкие щиты, ни лучшие клинки из «небесного» металла… Но миг душевной слабости был недолог — я почувствовал, как дрожит за спиной земля под ногами устремившихся следом воинов, и понял, что мне удалось повести их в атаку!

— На-а-а-а-а!!!

Рухнувший сверху клинок разрубил подставленный под удар щит, уткнувшись в плоть — и тут же самому пришлось закрыться от тяжелой секиры, обрушившейся слева. Тряхнуло знатно, захрустело дерево под добротной сталью — но выдержало, благодаря стальным полосам и железной окантовке. А эста, попытавшегося атаковать справа, встретил стремительный и точный укол копья из-за моей спины: любимая встала сзади, получив дополнительную защиту и одновременно прикрывая меня с открытого бока.

Вновь атака — теперь уже в длинном выпаде. Верхняя треть меча пронзила незащищенную грудь противника — молодого парня, чье лицо исказила паника и страх близкой смерти… А замахнувшегося для нового удара секиры викинга неожиданно ловко срубил Сбыслав, молниеносно орудуя небольшим топором с загнутой вниз бородой. Всего на мгновение я поймал глазами его взгляд — и едва не отпрянул, узрев в них безумный огонь и страстную жажду битвы! Да-а-а, теперь понятно, отчего тучного, и, казалось бы, нерешительного гридя поставили походным головой. Ох непрост, как оказалось, новгородец, ох непрост…

Бойцы купеческих дружин последовали за нами, непроизвольно вытянувшись клином — острием которого являюсь я, да держащиеся чуть позади Хельга и Сбыслав. С удивлением я заметил, что и топор «головы» выкован из «небесного» металла — то есть новгородского харалуга! И его рубящие удары не держат ни дерево, ни вражеская сталь — так же, как и атаки моего меча и копья любимой… Ни один из преградивших нам дорогу викингов не продержался более полуминуты — и когда очередной враг рухнул с рассеченной наискось головой, я неожиданно для себя вырвался на свободный пятачок земли… На противоположном стороне которого замер угрюмо смотрящий в мою сторону рослый, плечистый здоровяк с бугрящимися под кольчугой мышцами. На поясе его я разглядел большой витой рог, богато украшенный самоцветами — а рядом с витязем воина со стягом, с искусно вытканном на красном полотнище черным драккаром. Ну и заодно небольшой отряд телохранителей, полукольцом вставших за спиной вражеского вождя.

Вот и главный «босс»…

— А-а-а-а-а!

Яростно взревев, я буквально прыгнул на вожака эстов, попытавшись одной атакой выиграть битву — однако колющий выпад был ловко сбит ударом снизу. А на обратном движение меч викинга, парировавший мой укол, врезался в щит — и с легкостью прорубил окованное сталью дерево, пробороздив также и чешуйчатый доспех, и кольчугу, и плоть плеча под ней… С удивлением и одновременно ужасом я разглядел светлую сталь «каролинга» — не слишком ли много харалуга в этой битве?! Впрочем, вожак эстов вполне мог позволить себе купить редкий и крайне дорогой клинок у новгородских купцов — или же захватить его в бою... Да это и не важно — важно, что спазм боли в плече заставил опустить меня руку, а враг уже замахнулся для повторной, добивающей атаки!

Однако прежде, чем его удар оборвал бы мое погружение (лишив возможности помочь отцу!), на викинга бросилась Хельги! Ее копье уже воспарило в воздухе, целя острием в грудь могучего воина… Но сильнейший, стремительный удар меча сбил необычайно длинный наконечник в сторону, а встречный удар здоровяка щитом в щит воительницы опрокинул гибкую девушку на землю! И сейчас викинг замер уже над любимой, готовясь вогнать клинок в ее грудь…

— Не-е-е-ет!!!

Я рванулся к врагу, забыв о боли, одержимый одной лишь целью — успеть! Шаг вперед — и одновременно секущий удар наискосок, снизу вверх, пробороздивший правое бедро эста… Тот охнул от боли, припав на раненую ногу — и тут же резко рубанул мне навстречу, целя в голову! Нырок под летящий навстречу меч — и разогнувшись, словно пружина, я изо всех сил вогнал клинок в грудь врага! Сталь пришпилила к его телу щит, которым вожак попытался было закрыться — а я встретил глазами его бешеный взгляд… И тут же по спине обдало смертным холодком: враг неожиданно зловеще, победно улыбнулся, раскрыв в ухмылке окровавленный рот! А в следующий миг его «каролинг» рухнул сверху вниз на мою голову…

Ни сталь шлема, ни плетение кольчужного капюшона-койфа не остановили бы последний удара викинга, в который он вложил всю силу и последние мгновения собственной жизни! Харалуг разрубил бы защиту, как лист бумаги — но уже у самой головы его встретила плоскость широкого наконечника из небесного металла… Дико, яростно взвизгнув, моя амазонка успела закрыть меня от смертельной атаки! А я, придя в себя, с ревом навалился на рукоять клинка всем телом, вогнав его практически по рукоять в грудь вожака! Взгляд эста, только что торжествующий, стремительно погас, глаза его закатились — и могучий витязь неудержимо рухнул на спину, освободив окровавленное лезвие моего меча.

Только теперь я в панике оглянулся по сторонам, ожидая, что кто-то из викингов налетит на нас с Олей справа или слева — но увидел лишь спины новгородцев, отчаянно рубящихся с телохранителями-эстами! А знаменосец прямо на моих глазах рухнул под ударом топора Сбыслава…

— Стяг! Поднимите ваш стяг! Выше!!!

Слава Богу, наш «прапорщик» (современное мне воинское звание произошло от термина «прапор», иначе знамя) сумел пробиться сквозь ряды врага целым и невредимым, указывая остальным, куда мы сумели пройти! И тогда выпустив меч из руки, я снял с пояса свой собственный рог. А затем, набрав воздуха в грудь, прижал его к губам…

В следующий миг над рядами сражающихся раздался протяжный, громкий рев — а потом еще один, и еще. Рев, хоть и похожий на звук эстонских рогов, но все же отличающийся от них — и наоборот, хорошо знакомый моим дружинникам. И потому вскоре в ответ с правого фланга раздалось дружное, яростное славянское «Гойда!!!», с левого — отрывистое, четкое «Хельга!!!». Наконец, и с тыла донеслось пусть не столь оглушительное, но не менее яростное:

— Новгород и Святая София-я!!!

Словно вторя боевым кличам моих людей, очередной залп баллист врезался в груду стеснившихся на узком пятачке эстов, покарав десятки «восточных викингов» жуткой смертью… А я меж тем, с удивлением и радостью разглядел, что не только исландцы отбросили атаковавшего их врага, в свою очередь начав давить противника на левом крыле — но и моя собственная дружина успешно теснит его на правом! Ох, не зря все лето тренировались, учась двигаться вперед, не ломая строй, быстро строить «стену щитов» на ходу, синхронно колоть копьями всех трех рядов… Впрок пошла наука!

Воодушевленный успехами своих людей, я опять затрубил в рог — и в этот раз его рев словно что-то сломал в эстах. Видимо, наконец, разглядели, что на месте знамени вожака реет новгородский стяг — золотой крест на троне, вышитый на синем полотнище… Ряды противника дрогнули, и самые малодушные из бойцов, стоящих ближе всего к лесу, побежали под спасительную сень деревьев.

Их пример оказался крайне заразителен…

Мы гнали улепетывающего врага весь открытый участок, не став, впрочем, углубляться в чащу. Великое множество викингов было посечено в спины и затоптано своими же — навскидку, не менее половины изначального воинства. Да еще не меньше трети эстов пало в самой битве… Но хорошо просматриваемые посадки впереди быстро перерастают в глухую дубраву, в которой враг наверняка успеет оправиться, придет в себя — и попытается контратаковать. И еще неизвестно, чем дело дальше обернется — вон, в битве при Пидне уже опрокинувшие римлян македонцы также устремились в погоню — а по итогу были разбиты.

Нет, я остановил людей, после чего принялся отдавать приказы уцелевшим в жестокой сече вожакам:

— Деян, Эйнар, Ратмир! Скорее возвращайтесь с воинами к кораблям, и пока море спокойно, как можно быстрее идите к городищу! Если поспешите — успеете опередить отступающих викингов и займете острог с легкостью! Сбыслав — я помню про добычу, и обещаю, что все твои воины, в том числе и павшие, получат ее сполна! А пока стоит помочь раненым и собрать оружие. Как только разберетесь с ними, также садитесь на ладьи и плывите к городку — думаю, к этому моменту мы уже возьмем его!

…Только на борту «Рюрика», когда Оля закупорила рану прижиганием, я понял, насколько ослаб от потери крови. Потому все последующие события обошлись без моего прямого участия.

Дромоны действительно удалось провести в бухту городища по спокойной воде — причем до того, как отряды эстов вошли бы в укрепление. Дальше все пошло по накатанной — разве что ворота в этот раз не сжигались, а ломались тараном в условиях очевидной слабости оставшегося в поселение гарнизона. Приблизившихся к тыну с импровизированным тараном из ствола дерева воинов встретил лишь жиденький залп стрел с вышек, и несколько дротиков, от которых дружинники с успехом закрылись «стеной щитов». При этом мостик через неглубокий ров никто не успел разобрать или сжечь — и вскоре деревянные створки были сломаны, а десятка три защитников изрублены в скоротечной схватке.

Вот далее началось самое интересное — из прилегающего практически вплотную к стенам городища леса вышли две сотни уцелевших в сече викингов, коим тут же открыли вторые ворота. Ведомые страхом за оставшихся в поселение родных, эсты яростно атаковали уже вошедших в укрепление дружинников — но теперь на стороне последних было численное преимущество (пусть и незначительное — лучники остались на дромонах). И, кроме того, это были лучшие мои бойцы, выученные сражаться строем! В течение получаса — ну может, чуть больше — большая часть воинов врага пала… А жители поселка меж тем, в ужасе покидали его, образуя тонкие ручейки беженцев, у ворот сливающихся в неудержимый, ревущий и разноголосо кричащий людской поток…

Это был самый опасный момент — даже судьбоносный. Найдись среди эстов кто-то, кто в ярости зажег бы свой дом (пусть не достанется захватчикам!) — и огонь вскоре охватил бы кучно стоящие деревянные жилища, уничтожив поселок вместе с уже отложенными на зиму запасами. Лишив нас и крова, и еды — и самой возможности перезимовать в тепле и с харчами. Конечно, это был бы не конец, мы бы пошли и к другому поселению — вот только там уже пришлось бы штурмовать готовую к обороне крепость. Да и непонятно пока, истребили мы в сече главные силы пиратов Эйсюсла, или только их боевое ядро, костяк? А на помощь к осажденным, к примеру, явилось бы еще пара тысяч воинов — пусть плохо вооруженных и слабо обученных, но многочисленных и заряженных на битву?! Все ж таки мы, как ни крути, захватчики…

Однако ничего подобного не произошло — и гонцы, посланные мной к вожакам дружины, передали приказ: людям с бегством не мешать, насилия не чинить (будущие подданные!), раненым оказать посильную помощь. Но за любые попытки сжечь дома карать немедленно!

Восприняв мое указание, Эйнар, Деян и Ратмир построили людей тонкой цепочкой, и провели ее через все городище, основательно прошерстив все с целью выявить возможных поджигателей. Раненым воины послушно пытались помочь, безнадежных милосердно добивали, обрывая их мучение. А всех, кто остался в домах, согнали на небольшую площадь в центре поселения, закрыв вторые ворота на засов.

Мало людей рискнуло повременить с бегством. Немощные старики, несколько потерявшихся детей, немного женщин с младенцами, пара больных… И под сотню рабов и рабынь, захваченных в пиратских походах эстов, с потаенной надеждой смотрящих в сторону моих воев.

К тому моменту, когда людей собрали, мне уже немного полегчало, так что я и сам последовал в городище в сопровождение десятка лучников и любимой. Правда, пока шел, вновь стало плохо — к горлу подкатил ком, в глазах потемнело, в висках же будто кузнечные молоты застучали… Ненадолго оперевшись на заботливо подставленное плечо Хельги, я с некоторым усилием все же справился с накатившей слабостью — и наконец, добрался до площади. После чего обратился к уцелевшим эстам:

— Все случившееся — это воздаяние вам за разбойный промысел, за грабежи, за свершенное насилие вашими мужьями, сыновьями, отцами. Но я, ярл Самсон, милостив — потому отпускаю всех жителей, кто пожелает уйти. Беспрепятственно. Берите дома все, что хотите — и уходите. Старики пусть тоже уходят — здесь некому будет о вас заботиться. Всех раненых, кого удастся поставить на ноги, мы также отпустим. Все рабы — отныне свободны! Мужчин, способных держать в руках оружие, я приму в дружины. Женщины — женщины нам также нужны: готовить еду, ухаживать за ранеными…

Поняв, что мысли путаются, и меня уводит куда-то в стороне, я сделал короткую паузу, после чего вновь продолжил:

— Так вот все, кто уйдет, передайте своим — я, ярл Самсон, силой могу прекратить ваши набеги, и истребить всех, кто возьмет в руки оружие! Но если кто готов оставить разбойный промысел, и присягнуть мне, то тех воинов я также приму в дружину, и уже следующей весной поведу в поход в земли саксов! Передайте всем, что ярл Самсон пришел не грабить — я пришел править!

Кажется, речь произвела впечатление на испуганно пялящихся на меня эстов — и радостно вскричавших рабов, только что получивших свободу! Даже взгляды опасливо косящихся в мою сторону ближников (волнуются!) потеплели — видимо, мои слова также пришлись им по нраву.

Я невольно улыбнулся дружинникам-варягам — но тут над самым ухом раздались тихие, щекочущую кожу теплым дыханием слова Оли:

— Отличная речь! А вот теперь подумай — сумел бы ты сейчас ее произнести, не последуй я за тобой в битве?!

Чуть облокотившись головой на шлем супруги, я столь же тихо ответил:

— Без тебя я бы не полез на того здоровяка… А если серьезно — ты спасла меня. В который раз. И я без тебя своей жизни не вижу…

Любимая прижалась к спине всем телом, после чего призналась волнующим, и одновременно воркующим шепотом:

— Я люблю тебя…

— А я тебя!

Глава 10

Декабрь 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Датская провинция Лунд. Флоки Мститель.


Флоки сидел за грубо сбитым из цельного бруса столом, сжимая своими тонкими пальцами глиняный кубок с дрянным пивом. Впрочем, другого и не могло быть на постоялом дворе! Да еще на гроши, оставшиеся от былого достатка… Ярл — хотя теперь уже какой ярл?! — сильно исхудал за время вынужденного путешествия, а последних жалких медяков впритык хватило на спальное место в общей зале, да на кубок пива. Напиться —так как его теперь часто мучала жажда — и хоть немного согреться. Увы, подобному ему оборванцу не светило место у очага, потому оставалось довольствоваться лишь крохами его тепла — да хмельным, согревающим нутро изнутри!

А как жрать-то хочется…

— Ты слышал! Восточные викинги покорились ярлу Самсону!

— Говорят, он привел с собой ромейский флот, и сжег их драккары греческим огнем!

— А я слышал, что с ним была горстка людей и всех их перебили в битве…

— Да какой там! У него был сильный хирд, руги и венды сражались бок о бок с воинами самой исландской воительницы! И конечно победили!

— Да-да! А сам ярл сразил в поединке вожаков воителей Эйсюсла!

— Да конечно! Этот «Самсон» обделался, лишь увидев его! А вождя убила в хольмганге неистовая воительница!

— Хахахахах! А сам ярл всю сечу прятался за ее юбкой!

— Да враки это все! «Самсон» сумел разбить викингов в первом бою — но затем «восточные» собрались с силами, поставив в хирд каждого, кто способен держать топор в руках, и порубали всех до единого воинов ярла!

— А вот и нет! Они признали его своим конунгом!

Последние новости, настигшие Флоки в пути, буквально выжигали изнутри его душу, заставляя сжимать глиняный кубок с такой силой, что он мог треснуть в любую секунду. Это ж надо… Проклятый раб стал не только ярлом, но говорят, цельным конунгом восточных викингов! Вот кто мог ждать от трелля подобного взлета?! А ведь поговаривали, что ромей умер от ран, нанесенных Ториром… Да куда уж там! Не зря обостренное чутье «Мстителя» подсказывало ему, что враг выжил… А получается, что непросто выжил — а вознесся ныне так, что стал буквально недосягаем для Флоки!

И ведь хотел же он отправиться в Упсалу, принести свою жертву в «двор богов» и просить помощи у конунга Стенкиля! Хотел… После того, как высмеявший его просьбу о помощи ярл Гьорд приказал хирдманам выбросить соседа за ворота своего дома — а любезно улыбающийся ярл Асбьорн, не стирая добродушной улыбки с лица, велел посадить парня на цепь. Он увидел удобную возможность присоединить земли Сверкера и Лудде к своим — правда, уже не пытаясь выдать за голодранца свою дочь, а голодом и жаждой вынудить имевшего определенные права «Мстителя» завещать их новому владельцу. Флоки тогда выручил верный Йорген, ночью перебравшийся через тын усадьбы и освободивший своего господина. Безмерно благодарный юноша обещал едва ли не все возможные богатства бонду, уже дважды спасшему его жизнь! Ведь вряд ли парню стоило надеяться на милость Асбьорна Гнилого зуба, когда тот получил бы желаемое…

Да, соседи предали Флоки, унизили Флоки, и едва не убили его. Они поступили так, как примерно он и ждал, хорошо понимая их безжалостную, разбойную натуру. И в тоже время ослепленный ненавистью и жаждой мести, сын Сверкера надеялся на свое красноречие, наивно полагая, что ему все же удастся разжечь в ярлах ненависть к пришельцам, совершившим столь дерзкий набег на Уппланд. Надеялся, что внешний захватчик сплотит их, и что тогда у «Мстителя» появится еще один шанс разобраться с кровным врагом… Но никто не дал своего согласия. И Флоки, уже неплохо научившийся понимать людей и чувствовать фальшь, Флоки сумел распознать страх и за издевательскими насмешками Гьорда, и за безжалостным коварством Асбьорна. Обычный, человеческий страх перед тем, кто в один скорбный день может войти во фьорд или в малую гавань на паре драккаров, да истребит в сече хирд верных, матерых викингов! А после возьмет штурмом и сожжет их бурги — также, как истребил воинов Олофа Железное тулово и Лудде Старого, спалив до тла усадьбы Флоки и его тестя…

Но явиться в Упсалу и жаловаться конунгу на какого-то ярла ругов, свершившего ответную месть за предательское убийство своего бывшего вожака и попытку ночного убийства?! О, этого никто бы не понял и не принял при дворе Стенкиля! Вот ежели бы побережье Уппланда атаковал целый вражеский флот, разорив и опустошив его, если бы сама цель мести была достаточно значимой, чтобы против в нее мог отправиться в поход сам конунг… Вот тогда бы у Флоки был шанс. Шанс получить заступничество государя, заодно убедив его окружение, что в случае успеха победителей ждет богатая добыча!

А потому пришлось «Мстителю» отправиться в опасное, полное перипетий путешествие на запад, в датский Лунд уже в одиночку — Йоргена он оставил дома, понимая, что в случае настоящей опасности земледелец ему не поможет, разве что сгинет сам. Проникнувшись глубокой симпатией к верному бонду, рисковавшего собой ради ярла не за награду, а по доброй воли, Флоки действительно желал уберечь последнего от подстерегающих на выбранном им же пути опасности… Хотя подумать только, всего несколько месяцев назад скажи сыну Сверкера о том, что он будет искренне заботиться о каком-то карле — поверил бы он в это? Конечно, нет… Но никогда не знаешь, что еще может подкинуть нам судьба, разве не так?

В датской земле юноша надеялся найти помощи у тех, кому руги насолили еще прошлой осенью. Впрочем, прежде всего «Мститель» жаждал встретить конкретного ярла, иногда бывавшего в Лунде... Ярла, чья доблесть, самомнение, отвага и боевой задор были известны, наверное, во всем Варяжском море — и не только! Он был уверен, что сумеет поймать славного воина на крючок честолюбия и спровоцировать его искать счастья в битве с «ярлом Самсоном»! Ярлом Самсоном… Но увы, не конунгом Самсоном.

Теперь же выходило, что умнее всего было просить помощи как раз у Стенкиля в Упсале. Вон, и повод отличный появился: есть ярл, нападавший на свеев, разграбивший две крепости и захвативший несколько драккаров. А теперь этот ярл стал еще и вождем восточных викингов — никогда не друживших со свеями. Куда он поведет уже не пару драккаров, а скажем, полтора десятка?! Нет, нужно этого «Самсона» уничтожить как можно скорее, пока все побережье Уппланда не запылало… А заодно и вернуть награбленное восточными викингами Эйсюсла в их прошлых походах!

Награбленное ли у свеев, или у данов, или в землях саксов — не важно. Победителю достанется все!

И ведь это действительно могло сработать… То, что ромей погиб в бою со своими «новыми подданными», Флоки не верил ни секунды — просто не могло ему так повезти! На подобную милость богов лучше не рассчитывать… Но факт остается фактом — прежде, чем бывший трелль сумел подчинить себе свободолюбивое и воинственное население Эйсюсла, он должен был сражаться с его воинами, и победить. А значит, обе стороны понесли потери и не обладают должной мощью…

Да, Стенкиль вполне мог купиться на возможность расправиться сразу с двумя врагами свеев, ослабленными междоусобицей — рассчитывая при этом на богатую добычу! И от того «Мститель» ныне был готов волком выть — ну почему он подался на запад и прошел весь путь прежде, чем его догнали новости об успехах ярла Самсона?! И как теперь явиться к конунгу? Как вернуться в Упсалу, когда за душой не осталось ни гроша?!

Неожиданно тяжкие думы Флоки прервали ворвавшиеся в обеденную залу постоялого двора воины — шумные, гогочущие, ведущие себя слишком вызывающе… В тот миг, когда створки дверей резко распахнулись, сын Сверкера едва не вскочил с места, подумав, что случилось нападение — и только после он понял, что это всего лишь раззадоренные хирдманы кого-то из ярлов.

А минуту спустя «Мститель» увидел, наконец, и неспешно вошедшего в залу ярла, вынужденного пригнуться, чтобы не удариться о дверную притолоку. И тут-то сердце «Мстителя» яростно застучало в груди: это был он!!! Тот самый воин, ради которого он проделал столь долгий путь!

Беовульф!!!

Высокий, тонкий в талии, но широкий в плечах, с внушительными бицепсами и развитыми грудными мышцами, что угадываются даже под кольчугой, Беовульф оставил голову непокрытой. Но чело его украшает золотой обруч с выгравированными на нем волком и медведем, словно бросающимися друг на друга… Ярл на первый взгляд не произвел впечатления варвара или дикаря — аккуратная светлая бородка и усы обрамляют его чуть вытянутое вниз лицо и волевой подбородок, и его можно было бы даже назвать красивым. Но все меняют глаза — льдистого синего цвета… Они обвели всю залу по кругу, и каждый, на кого падал взгляд Беовульфа, опасливо ежился от страха. Всем присутствующим на миг показалось, что на них смотрит сама смерть! И все они малодушно отворачивались от вошедшего внутрь воина, чья кровавая слава давно уже сделала его легендой…

Отвернулись все — кроме Флоки. «Мститель» спокойно, даже чуть насмешливо выдержал пугающий до изжоги взгляд «Медведя», не отводя глаза. И вошедшему это явно не понравилось! Он нахмурился, внимательно разглядывая наглеца так, словно выбирая, куда всадить топор — и уже сделал шаг к его столу… А потом неожиданно добродушно улыбнулся и даже подмигнул сыну Сверкера. Кажется, Беовульф осознал, что бросивший ему безмолвный вызов — всего лишь мальчишка, убийство которого не принесет ему ни чести, ни славы. И видимо, именно поэтому решил признать за ним право не отводить взгляд, коли он такой храбрец — заслужил!

Когда ярл шагнул в центр стремительно пустеющей залы, занимаемой хирдманами легендарного бойца, Флоки шумно выдохнул, ощущая, как в голове стучат молоты (это был «всего лишь» стук его сердца!) — невероятное напряжение, державшее его всего секунду назад, наконец, отпустило... И тут же парень едва не закричал от радости: подумать только, он ВЫДЕРЖАЛ. ВЗГЛЯД. БЕОВУЛЬФА!!! Это было сродни победы на хольмганге над сильнейшим бойцом — и, испытывая невероятный душевный подъем, «Мститель» вдруг почувствовал, что у него сегодня все получится…

— Пива и мяса на всех! И пошевеливайся, пока мы тебя самого не сожрали, жирная свинья!

— Га-га-га-га…

— Пусть еще дочек своих приведет, да жену на смотрины!

— Да зачем?! Наверняка они такие же толстожопые!!!

— Да мне все равно, кого драть, лишь бы дырка была!!!

— Так она и у хозяина двора тоже есть!!!

— Га-га-га-га…

— И это и есть славные воины непобедимого Беовульфа? Кучка подонков и жалких насильников, неспособных сдерживать скотские порывы даже на людях?

После слов Флоки в зале повисла мертвая тишина — а мгновением спустя прожигая сына Сверкера пылающими лютой ненавистью взглядами, викинги взялись за оружие. «Мститель» нервно сглотнул, представив, что с ним будет спустя всего десяток секунд — но в этот миг раздался тягучий, с этакой ленцой в интонациях, голос Беовульфа:

— Кто ты, юноша? И почему так стремишься умереть? Если тебе отказала в близости столь же юная, как и ты, особа, то не спеши искать смерти от рук моих людей. Просто подожди пару лет, пока она перестанет играть в куклы…

— Га-га-га-га-га!!!

Флоки лишь скупо усмехнулся в ответ на шутку ярла — хотя от сердца у него прям отлегло:

— Я вижу, славный Беовульф владеет словом не хуже, чем острым клинком. Но он не прав на счет отказа в близости — у меня была жена. А теперь она мертва... У меня был отец — теперь он мертв. У меня был тесть — ярл Лудде — и трое его сыновей, у каждого из которых был свой хирд. Да у меня самого был хирд… Но теперь они все мертвы.

«Медведь» вернул скупую улыбку:

— Прости юноша, но ты не похож на человека, у которого когда-то был свой хирд. Да и жениться тебе было рановато, как на мой взгляд…

«Мститель» неспешно поднялся с места:

— Я Флоки, сын ярла Сверкера Хитрого из Уппланда. Мой отец погиб от удара в спину, нанесенного треллем-ромеем прошлой осенью. А уже этой весной трелль пришел на двух кораблях к моему дому, уничтожив его и истребив дружину Олофа Железное тулово. Заодно ранив и меня… Затем враг наведался к моему тестю — и как я и сказал, ни его, ни жены у меня больше нет. И ныне я выгляжу как оборванец, потому что я им и являюсь — у меня теперь нет ни воинов, ни дома, ни отцовских богатств. Осталось лишь разграбленное пепелище… и жажда мести.

Флоки обратил внимание, что многие в зале безмолвно, но с интересом слушают его — и это крепко ободрило свея! Но Беовульф лишь чуть прищурил свои глаза, с легким любопытством рассматривая собеседника. Несколько томительных мгновений спустя он с недоверием спросил:

— Трелль убил целого ярла, а полгода спустя уже вел два корабля? Кто же этот любимчик богов?

В этот раз «Мститель» уже открыто, победно улыбнулся:

— О, ты наверняка слышал о нем, великий воин! Слышал о победителе Сигурда Убийцы берсерков и самой воительницы Хельги, принцессы Исландской, ставшей его женой! Говорят, он уже успел покорить восточных викингов… Имя ему — ярл Самсон.

В зале послышался изумленный ропот, а Флоки меж тем, добил:

— В Лунде его ведь тоже должны знать. Потому как говорят, что прошлой осенью он также бывал в здешних местах в войске ругов, и даже предлагал хитрость — как быстро сжечь городские ворота и преодолеть ров…

О последнем сын Сверкера слышал, еще будучи в «гостях» у Ратибора. И теперь присутствующие на постоялом дворе даны глухо зароптали, а взгляд Беовульфа стал задумчивым — но с ответом ярл спешить не стал. Флоки пришлось стоять довольно долго, прежде чем славный воитель вновь заговорил:

— Коли твоя история правдива, то она весьма печальна, юноша. Но я так и не понял, зачем же ты ищешь смерти от рук моих людей?! Почему бы тебе не отправиться на Эйсюсла, и самому не встретиться с ярлом Самсоном — умерев хотя бы в попытке отомстить за свою семью?

Флоки напрягся. Это был самый важный момент в его «переговорах», потому он тщательно обдумывал каждое произнесенное вслух слово:

— Потому, что я лишь умру, а семья моя останется не отомщенной. Я надеялся, что великий Беофульф сразится с «Самсоном», доказав, что именно он лучший воин Варяжского моря… Но увидев твоих людей, я понял, что вряд ли тебе это по силам… ярл.

Вновь хирдманы «Медведя» подались вперед, однако он остановил их небрежным жестом руки:

— Очень похоже, что юноша пытается меня провести, словно ребенка. Он говорит — что я не смогу справиться с каким-то треллем… Но правда в том, что если боги сведут меня с ним в поединке — я пойду дальше, а трелль умрет. Я это знаю. А потому не собираюсь кидаться мстить за обиженного мальца, пытаясь что-то там доказать… Не вижу смысла.

Последние слова прозвучали особенно веско в глухой тишине. И Флоки пришлось собрать в кулак все душевные силы, призвать на помощь всех богов, чтобы противостоять их силе, да изобразить на лице ядовитую ухмылку и с сарказмом ответить:

— Хирд Лудде Старого был одним из сильнейших в Уппланде. Но исландцам воительницы Хельги потребовалось меньше часа, чтобы истребить его, потеряв менее десятка бойцов. Ее воины — лучшие, о ком я когда-либо слышал! И нет, я не верю, что твои люди смогли бы с ними справиться. А еще говорят, что каков вождь, такова и дружина… И если так, то Хельга исландская воительница сильнее тебя, ярл, сильнее как воин! А «Самсон» победил уже ее… Впрочем, это уже действительно бессмысленно… «Самсон» ныне конунг восточных викингов! Что ему до простого ярла с горсткой людей…

А вот это был уже явный перебор. Беовульф принялся неспешно подниматься со скамьи, где он только что сидел — и Флоки на секунду показалось, что до него долетели порывы ветры, предшествующие грозе и сильному шторму. А после «Медведь» заговорил, и слова его, действительно подобные раскату грому, наливались чудовищной силой непобедимого воителя с каждым мгновением:

— Я ярл Беовульф! Мой клинок отнял жизни сотни воинов, а секира — двух сотен! Каждый мой хирдман стоит трех бойцов исландской потаскухи, а Самсона я сражу одной рукой! Ты говоришь — он конунг?! По одному моему зову соберется флот из десятка драккаров, и самые славные датские или свейские ярлы почтут за честь вступить в сечу бок о бок со мной!!! И только завидев их, восточные викинги побегут — или же примут жестокую смерть в бою!

После короткой паузы, могучий воин продолжил:

— Но ты, сын Сверкера, — эти слова были произнесены с особым презрением — ты заплатишь жизнью за свою дерзость уже сейчас! За то, что посмел усомниться в моей силе и ратном искусстве!

Хирдманы ярла вскочили с места, словные голодные волки при виде уже раненой добычи, и ринулись вперед с торжествующими воплями! Но трепеща в душе, и ни на мгновение не дрогнув внешне, Флоки сам шагнул к ним навстречу, громко воскликнув:

— Да будет так! Я с радостью приму смерть, зная, что великий Беовульф свершит месть за мою семью и сразит проклятого трелля собственной рукой!

— А-а-а-а-а!

Крик «Мстителя» потонул в реве кинувшегося на него викинга — и парень закрыл глаза за секунду до того, как отточенное лезвие секиры врезалось бы ему в лоб! Однако вместо удара острой стали он почувствовал… легкое колебание воздуха. Зато отчетливо услышал резкий окрик Беовульфа:

— Стойте!

Мгновением спустя «Медведь» продолжил с легкой усмешкой в голосе:

— А мне нравится этот парень! Идет до конца, не страшась смерти — у него стальной стержень!

Флоки пугливо открыл глаза, еще не веря в собственное спасение — а между тем, Беовульф продолжил:

— Я прибыл сюда, потому как на западе не осталось достойных противников. Я сам искал исландскую воительницу и думал скрестить клинок с ее копьем — но оказывается, что она уже побеждена Самсоном… Тем хуже для него! Он падет от моего меча! А уже над его изрубленным телом я возьму принцессу — и когда она почувствует в себе настоящего ВОИТЕЛЯ, то бьюсь об заклад, крики этой потаскушки мертвый трелль услышит даже в Хельхейме!!!

— Га-га-га-га-га-га-а-а!!!

Все присутствующие на постоялом дворе отчаянно заржали над шуткой «Медведя». А тот уже махнул рукой «Мстителю»:

— Иди сюда, за наш стол, сын славного Сверкера! Раздели со мной и моими воинами трапезу, да послушай славные висы, сложенные обо мне скальдом Сигурдом Воронья кость, сыном Хельга! Прежде, чем море станет спокойным, мы еще много дней и ночей проведем здесь, и я буду кормить тебя каждый из них — а пока во все стороны отправятся гонцы с призывом присоединиться к моему походу! И я клянусь жизнью, что свершу твою месть!!!

Флоки на негнущихся ногах двинулся вперед, ощущая, что дрожит всем телом — и отчаянно пытаясь эту дрожь унять. Но вот его усадили за стол, подвинули миску с парящим жаром куском жирной, только что приготовленной на огне свинины, краюху свежего хлеба, да кружку с пивом — гораздо более вкусным, чем то дрянное пойло, чем хозяин потчевал его за гроши! И все пошло на лад… Стремительно поглощая еду, «Мститель» уже не обратил внимание на рухнувшую на плечо руку Беовульфа — в том смысле, что не испугался, и даже не вздрогнул, а продолжил все также жадно жрать… А крепко захмелев, сын Сверкера пытался подпевать в такт висам, ни разу не попадая, но при этом чувствуя себя совершенно счастливым…


Был отважный геат — Беовульф молодой
Силой словно у Тора, золотой бородой
Время воина прошло, он давно уже ярл
Но рука помнит меч, помнит битву как встарь
Просит сердце огня, помнят уши набат,
Помнят сечи былые, кто и стар, кто и млад.
Нет вождя у нас лучше, нет лучше бойца,
Ведь наш ярл превзошёл даже славу отца!
Было время — и троль появился в горах,
Молвил громко "Медведь": Вот достойнейший враг!
Верный конь под седлом, чёрный стали доспех,
Даже боги притихли и падал лишь снег.
Бились четверо суток и лес полыхал,
Все в крови и земле, но все тот же накал.
Не сдавался наш ярл, бил копьем и мечом,
Его храбрость же стала к победе ключом!

...NPS Флоки Мститель:

+15 к дару убеждения.

+15 к харизме.

+ 30 к авторитету.

Получен специальный навык: «дипломат».


Глава 11

Апрель 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Остров Эйсюсла. Крепость «Медвежья берлога».


Ласковый, весенний ветерок, повеявший со стороны леса и донесший до меня неповторимый аромат пробудившийся земли, только-только освободившейся из-под снега, приятно обдал кожу лица, словно погладив ее. Это было очень приятно, и всего на мгновение — короткое, неуловимое мгновение — охватившая меня скорбь при виде парусов отдаляющихся от берега новгородских ладей, отступила…

Но уже секундой спустя вновь сжала мое сердце.

Нельзя, чтобы меня таким видел хоть кто-то, разве что Оля… Но она итак знает и понимает мое душевное состояние. Лишь с ней я могу поделиться своими трудностями, рассказать правду о том, что меня действительно мучает, заставляет сомневаться и беспокоиться. Однако уход новгородцев был давно известен, не раз обсуждался нами наедине, и потому даже с любимой я не хочу сейчас видеться, и делиться тем грузом, что лег на сердце. Итак давно уже все было сказано, да и не раз…

Со вздохом я оглянулся по сторонам, опустив глаза с башни-«донжона» вниз. Вид небольшой, но хорошо укрепленной (по местным меркам) крепостцы, метко прозванной эстами «Медвежьей берлогой», меня чуть-чуть успокоил. Да, мы не сидели зимой без дела…

Собственно говоря, сразу после захвата пиратского городища, встал вопрос о собственной базе: оставаться в поселение, максимально его укрепив, или же строить что-то свое. Свое строить, было конечно не с руки — зима близилась! Однако при трезвом размышлении становилось очевидно — после неизбежного ухода новгородцев, городище нам не удержать, банально не хватит сил. И потом, порой то, что видится легким в теории, на практике может обернуться гораздо большими трудностями, чем изначально казавшееся более сложным… Учитываю довольно-таки значительную протяженность стен городища, их укрепление на деле получилось бы значительно более трудозатратным, чем постройка пусть и новой, но небольшой крепости.

Так что уже на следующий день после победы, стройка началась. Поделив людей на четыре смены (одна отдыхает, помогая с уходом раненых, вторая несет боевое дежурство, третья рубит лес вблизи городища, четвертая занимается «строительством»), я приказал начать предварительные работы на левом мысу гавани. Он довольно удачно (для моих планов) вдается в море, обладая формой изгиба, более всего похожего на крюк, и имеет небольшой подъем… Так вот, в самой высокой точке мыса мы начали жечь костры, где подсушивающие раскисшую землицу, а где-то уже и размораживающие ее. А заодно запалили огонь по всей линии примыкания мыса к берегу. Пламя жадно глодало толстые плахи всю ночь — а следующим утром мы начали живо копать легко поддающуюся землю, сразу тремя сменами (оставив последнюю на боевом дежурстве). Вскоре был готов ров, отделивший мыс от суши, и обширная земляная яма — а днем спустя ее принялись спешно обкладывать камнем и засыпать дно песком, одновременно начав жечь костры за сто шагов от первого рва… Затем выкопали второй ров — а поверху бровки из земли, извлеченной с его дна, поставили частокол. А затем что над первым, что над вторым рвами срубили мостки — правда, пересекающие их не на всю ширину, а покрывшие лишь на две трети. Оставшуюся треть по моему замыслу, должны были закрыть перекидные мостки — вот мы и начали рубить одновременно две воротные башни. А уже после и центральную, самую высокую башню-«донжон» крепости, над выложенным камнем погребом…

Крепость строили поэтапно, остаток осени и начало зимы. Свежесрубленное дерево конечно по уму бы нужно высушить — но времени не было, я ждал ответного хода эстов, и потому спешил как можно быстрее создать готовое к обороне укрепление. Правда, когда «восточные викинги» собрались с силами, ничего толком готово как раз и не было…

Две тысячи. Две тысячи воев в начале ноября явилось под стены поселения и спешно строящегося замка, на территории которого были готовы первая казарма на восемь десятков воинов, две воротные башни и два ряда однодревного частокола на каждом из земляных валов, отрыт колодец. Поразмыслив, я построил новгородцев у крепостного тына, а собственную дружину — у берега, так, что за их спинами высились высокие борта дромонов с артиллерийскими площадками на носу. В итоге получилась ломаная, вогнутая по центру линия воинов, за спинами которых, однако, все же имелись какие-никакие укрепления.

Правда, я очень сильно рисковал, оставив городище — в сущности, эстам требовалось лишь сжечь его, чтобы обеспечить себе необходимое преимущество, лишив нас крыши над головой в приближающейся зимней стуже… На этот случай, я, впрочем, готовился атаковать, перестроив воинов клином и надеясь, что удара опытных бойцов с исландцами на острие будет достаточно, чтобы отогнать войско, половину которого составляют или безусые юнцы, или уже пожилые, быстро устающие в сечи мужи.

Мой расчет оправдался — лишь половина явившихся на битву викингов состояла из боеспособных ратников. Но, даже считая лишь зрелых, крепких бойцов, противник имел двукратное преимущество в численности, уступая, впрочем, качеством подготовки воев. И все же я не решился бы ставить на успешный для нас исход битвы, учитывая, что эсты осознали, с каким врагом придется рубиться, что в этот раз они пришли не проучить наглецов, посмевших напасть на остров и пожечь корабли — нет, они пришли драться за собственную свободу!

И именно потому я более всего надеялся на успешные переговоры, именно потому строил тактику битвы от обороны, чтобы выиграть лишний шанс пообщаться с вождями или старейшинами эстов прежде, чем начнется сеча. Именно потому я вышел вперед воинов с ближниками, Сбыславом и Олей, воздев над нашими головами вытканный любимой же стяг с медведем на зеленом полотнище. Это был жест, вполне понятный «восточным викингам», жест, приглашающий противника к обсуждению «проблемы» прежде, чем прольется кровь.

Все последующие события отпечатались в памяти так четко, что встают перед глазами, словно наяву…

— Дюжину переговорщиков отправили. Вдвое больше супротив нас.

Я коротко переглянулся с супругой, улыбнулся ближникам и новгородцу:

— Каждый из вас стоит двух викингов в схватке, ты Сбыслав, и вовсе троих! Не ожидал от тебя подобной лихости в сече, не устану о том повторять! Подумай, хорошо подумай над моим предложением вступить в дружину мою, вместе много славных дел свершим!

Обеспокоившийся численностью переговорщиков противника «голова» купеческих гридей аж зарделся от похвалы — главное, заслуженной! — а я, между тем, продолжил:

— Не забывай, наконец, что с нами воительница Хельги, способная поразить в битве добрый десяток воинов… Ну и я сам, воин, сразивший исландскую принцессу в честном поединке!

Над последними словами Оля тихонечко хмыкнула из-под маски, так, чтобы едва слышимая усмешка была различима только мне. Вернув ей ехидную улыбку, я продолжил:

— Так что взяв с собой лишь дюжину воев, они сильно прогадали, коли рассчитывают на бой. Против нас выходить впору тремя десятками, и то лишь с целью положить половину, а второй половиной успеть сбежать!

— Хахахахах!!!

Горыня и Храбр рассмеялись в голос, Сбыслав довольно улыбнулся, Оля лишь сверкнула глазами — но выражение их было довольным. А вот приближающиеся эсты общего веселья не разделяют, следуя вперед с мрачными, черными от злобы лицами. Едва ли не яд с их губ капает, зараза…

— Что вам нужно, чужеземцы? Зачем на нашу землю пришли, зачем мужей побили, баб да детей наших?! Зачем ладьи пожгли, ироды?!

Коротко усмехнувшись «иродам» (именно такой перевод прозвучал в моей голове), я ответил самому старому из присутствующих «парламентеров», первым обратившегося ко мне (как видно старейшине или волхву):

— Нам нужно, чтобы вы прекратили набеги на восток, в земли Гардарики, а также избегали для нападений поселения вендов, и проходили мимо ладей наших купцов. Мы пришли на вашу землю, как в логово тятей, разбойников, воздать вам справедливое наказание за грабежи, за беззакония ваши. За то и пожгли корабли. И мужей мы побили в честном бою, и каждый раз с вашей стороны было больше воев… Как и сегодня. Но это не мешало нам побеждать! Детишек же и баб ваших и вовсе никто не трогал: кого сородичи подавили в давке у ворот, когда из городища бежали — так не нас их кровь. Но похоронили мы их по вашему обычаю, честь по чести. А тех, кто остался, никто не неволил — их отпустили с миром, дав забрать все, что они вообще смогли с собой взять.

— И лишили крыши над головой!!!

— И повторюсь, никто их не прогонял. Захотели бы, остались. Захотят вернуться — пусть возвращаются, препятствовать не станем! Как и крова лишать.

Волхв (я думаю, что это волхв, учитывая белую, в пол, рубаху с красным орнаментом по подолу, другие же эсты одеты в нормальные порты) нахмурился еще сильнее, и выпалил в ответ, едва ли не плюясь:

— Так ты… — тут вредный дед аж поперхнулся от возмущения, — ты же хочешь нами править! Все, кто вернется, выходит, власть твою должны принять?!

Я ответил максимально спокойно, так, чтобы каждое мое слово просто сочилось от переполняющей меня уверенности и звучало максимально веско:

— Так и вы ее примите. Подобные вам понимают лишь право сильного — и это право у меня есть. Вон, за спиной стоят пять сотен отборных бойцов новгородских земель и Руяна, хирд исландской воительницы, моей жены. И нам хватит одного удара, чтобы обратить в бегство ваш сброд!

Вожаки «восточных викингов» — вывод, что до того молчавшие, хорошо вооруженные воины и есть вожаки, я сделал по наличию у каждого из них меча и кольчуги (хотя могу и ошибаться, может, это элитные телохранители волхва) — глухо, и одновременно грозно зароптали. На что я ответил очередной ехидной усмешкой:

— Хотите сказать, что половину ваших бойцов составляют не желторотые сопляки и не трухлявые старики, каждого их которых едва ли хватит на пару добрых удара топора?! Или, ослепленные мнимым оскорблением, вы посмеете обнажить клинки на переговорах?! Так рискните! И споем песнь стали! Но прежде, чем каждый из вас умрет от моего меча, копья моей любимой или топоров моих воев, вы вспомните, что ваш боевой вождь был сражен в сече моей рукой!!!

Эсты угрюмо замолчали, не пытаясь, впрочем, хвататься за рукоять клинков. А вот губы зловредного волхва неожиданно расплылись в торжествующей улыбке:

— Бахвалишься своими победами, ярл?! Предлагаешь спеть «песнь стали», хочешь поединка?! А готов ли ты выйти против нашего бойца?!

Я ни на мгновение не колебался, дав быстрый ответ:

— Если это будет хольмганг, и воины вашего племени после победы дадут мне клятву верности, то конечно да!

Старичок хитренько так, зло сощурился, посеяв первые ростки сомнения в правильности моего ответа:

— А если ярл проиграет?!

Я с некоторым трудом проглотил вставший вдруг в горле ком, после чего твердо произнес:

— Тогда мои люди покинут остров, как только придет весна и на море завершится штормовка.

Волхв торжествующе произнес:

— Да будет так! И свершится на хольмганге воля богов!!! Зовите Перуна!!!

Эсты впервые заревели в голос — и клич вождей (а может, все-таки телохранителей?!) в один миг подхватила вся масса пришедших на битву «восточных викингов»! Это было очень неожиданно и устрашающе, всерьез устрашающе — настолько, что я невольно сделал шаг назад, рефлекторно взявшись за рукоять «небесного» клинка. И это движение не укрылось от взгляда деда, в очередной раз скривившего губы в подленькой ухмылке:

— Ты что, ярл, испугался?! Готов отказаться от своих слов, словно на ветер бросил?

Понимая, что сейчас вот слабость проявлять нельзя никак, я твердо ответил, глядя прямо в глаза местного жреца:

— Ярл Самсон слов на ветер не бросает.

Тот лишь удовлетворенно кивнул, после чего обратился ко мне спиной с видом человека, в точности воплотившего задуманное, а теперь наслаждающегося каждым мгновением триумфа. На что я не мог не среагировать, бросив ему в спину насмешливое:

— Ведите своего Перуна — и готовьтесь склонить колени перед будущим конунгом!!!

Спина старика заметно дернулась — так, будто я не словами сумел его зацепить, а подбежал и крепко так приложился увесистым поджопником. Для ускорения, так сказать! Но не ответил ничего, а лишь посеменил вперед гораздо быстрее, бурча что-то злобное себе под нос.

Я вновь ухмыльнулся, теперь уже победно — а потом в поле зрения показался воин, вышедший из глубины строя эстов, и улыбка медленно сползла с моих губ.

Велет. Вот, что первое пришло мне в голову. Не в смысле названия племенного союза западных славян, известных так же как «лютичи» или «вильцы» (в переводе означает волки). Нет, в том значении, что я когда-то слышал, или прочитал в фэнтезийном худлите… Богатырь. Могучий воин, в чьих жилах течет кровь героев прошлого или великанов …

Судя по тому, что самые высокие из эстов едва ли достают макушками вышедшему вперед Перуну по плечо (имечко-то какое выбрали говорящее для бойца, да?!), последнее утверждение действительно имеет право на жизнь. И главное, зараза, что вражеский поединщик не просто очень высок — он увит тугими мышцами, словно тяжелоатлет-культурист из моего времени! Последние, правда, редко обладают должной скоростью и зачастую проигрывают более мелким соперникам в армрестлинге (и тем более в спортивных спаррингах, проведенных по типу «качок против боксера»), что вселило в меня определенную надежду… И да, кстати, а почему он пояс-то раздет, а не облачен в панцирь?! Уж точно не ради бахвальства!

— Я прикрою тебя.

Отрицательно мотнув головой в ответ на крайне твердо произнесенные любимой слова, раздавшиеся из-под маски Хельги, я было открыл рот, чтобы призвать спутников отступить к рядам воинов, как в один голос заговорили разом и ближники, и новгородец:

— Это берсерк, ярл!

— Ты главное, не стой на месте, не пытайся принимать его удары на щит…

— Первый натиск самый страшный! Удары чудовищной силы будут, а ты под них не подставляйся! Парируй, отступай, ищи брешь в его защите — они ведь в боевом безумии о ней не думают! Так, говорят, Сигурд Убийца берсерков с ними и справлялся…

Поток информации буквально оглушил меня, и сквозь хаос голосов моих приближенных я отчетливо расслышал лишь Олин голос:

— Я не дам ему убить тебя, не дам! Только не стой перед ним, коли будет побеждать, не закрывай телом!

Любимая порывисто дернулась ко мне, словно желая поцеловать — однако в последний миг вспомнила о маске, и лишь крепко приобняла левой рукой, после чего так же порывисто шагнула в сторону. Ближники же синхронно кивнули мне, безмолвно подбадривая и одновременно желая удачи. А потом все они разом также шагнули назад, вслед за Ольгой начав медленно пятиться к строю замерших в полнейшей тишине воинов.

И в этой тяжелой, гнетущей, безмолвной тишине берсерк Перун приближается ко мне, прожигая бешеными взглядом горящих яростью глаз…

Вооруженный деревянным щитом и секирой-бродэксом, на очередном шаге глухо рычащий воин вдруг вцепился зубами в кромку щита и начал его буквально грызть! В памяти тут же всплыло все, что я слышал о подобных ему скандинавских бойцах, подверженных в схватке боевому безумию — а потом, в краткий миг озарения, пришло очередное воспоминание… Берсерки, обладающие в схватке чудовищной силой, по-волчьи или по-медвежьи рычащие, в припадке ярости готовые убить даже друзей или соратников — берсерки были признаны в крещеной Норвегии и Швеции бесноватыми. И что важно, это понятие подходит для подобных им как нельзя кстати! Я ведь сам перед последним «погружением» брал благословение в Годеново, где стоит нерукотворный Животворящий Крест Господень, постоянно имеющий температуру человеческого тела… До последнего меня не отпускали сомнения на счет того, что деревянный крест просто подогревают изнутри –пока в практически пустой храм двое мужчин не привели цыганку, начавшую утробно рычать при одном только виде Креста! Мужчины крепко ее держали, и взяв благословение у священника, приложили ее ко Кресту, как раз удачно открытому в тот день — впечатления от увиденного у меня были далеко неоднозначные! А позже со мной поделились рассказами и о том, что иные бесноватые буквально раскидывали тех, кто пытался удержать их с силой, никогда ранее в них не замеченной… И вот что характерно, рык приближающегося ко мне Перуна был один в один как рык той бесноватой цыганки!

И в этот самый миг сомнения, охватившие меня при виде могучего воина, будто ветром сдуло! Воткнув уже покинувший ножны меч в землю, я немедленно перекрестился, начав читать про себя девяностый псалом «Живый в помощи». Тот самый псалом, коий святой праведный воин (а в зрелые годы «просто» самый знаменитый русский адмирал!) Федор Ушаков наставлял разучивать и читать в битве своих моряков:

Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водворится…

Берсерк, сблизившийся со мной уже на десять шагов, рывком отбросил погрызенный щит в сторону, после чего рванул ко мне с глухим, пугающим ревом, одновременно вырвав из ножен меч!

Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него…

Выхватив собственный клинок из земли, я рванул навстречу противнику, надеясь закончить бой одним ударом, воспользовавшись преимуществом харалуга. Однако Перун столь стремительно взмахнул перед собой «каролингом», что я остановил движение перед молнией сверкнувшей сталью, едва не дотянувшейся острием до моего горла! А сверху тут же рухнул бродэкс викинга, под который я рефлекторно подставил щит…

…и под криле Его надеешься: оружием обыдет тя истина Его…

Оглушительно хрустнуло дерево защиты, руку пронзило острой болью, и я рефлекторно припал на правое колено… Хорошо хоть, бродэкс зацепил и стальной умбон, что спасло меня от куда худших последствий, чем просто боль от чудовищной отдачи удара! А следом, в уже треснувший под секирой щит врезался и клинок врага…

Не убоишься от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща, и беса полуденного…

Не знаю, каким чудом я подставил под рухнувший сверху меч собственный «кладенца». Однако «каролинг» берсерка, разрубивший пополам окованный стальными полосами щит (!), со всего маху вгрызся лезвием в лезвие харалуга… И верхняя часть клинка Перуна отлетела в сторону, пробороздив глубокую полосу на полумаске моего шлема!

Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путях твоих…

Противник с жутким ревом воздел оружие над головой, стремясь нанести добивающие удары — кажется, он даже не заметил, что его меч укоротился! Но в тот миг, когда он распрямился, подняв руки, мне целиком и полностью открылся его корпус — всего на мгновение… Но мне этого мгновения хватило.

…на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия…

Опытные охотники на медведей говорят, что могучий лесной зверь нередко выпрямляется перед атакой, нужно лишь правильным образом его раздразнить — и в этот миг открывается самое уязвимое его место, горло. Куда и нужно разить копьем! До горла берсерка, коих нередко сравнивают с медведями, я бы не успел дотянуться, потому одним стремительным, точным уколом вогнал острие клинка в солнечное сплетение дернувшегося от удара противника… А потом рывком встал, налегая на рукоять меча, углубившегося в плоть берсерка едва ли не на половину, насквозь пронзив его тело снизу-вверх.

Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.

В налившихся кровью глазах Перуна наконец-то промелькнуло осмысленное выражение, потеснившее звериную ярость. Даже целый калейдоскоп чувств и эмоций — от искреннего удивления, испуга, неверия, страха, до какого-то отрешенного спокойствия. А потом по телу его пробежала дрожь — и я едва успел отскочить от рухнувших сверху секиры и обломанного клинка! Поединщик «восточных викингов» криво усмехнулся моему пугливому прыжку, попытался сделать шаг вперед — и ему это удалось! Тогда он перенес вес тела на левую ногу, чтобы оттолкнуться и сделать уже второй шаг под моим изумленным взглядом — однако нога его подкосилась, и враг пал наземь всем телом, будто срубленное дерево…

Целую секунду над полем висела безмолвная тишина — а после яростный, торжествующий клич славянских воев раздался за моей спиной! Еще секундой спустя торжествующе улыбнулся и я, поверив, наконец, в победу — и ища глазами волхва в рядах эстов! Однако его я так и не увидел, более того: войско эстов неожиданно двинулось… В сторону леса! Не понимая что происходит, я замер на месте: был же хольмганг, был поединок, с условиями которого противник согласился! Я, правда, не столь наивен и допускал, что «восточные викинги» кинутся в атаку, даже если их поединщик потерпит поражение, однако эсты просто покидали поле несостоявшейся битвы на моих глазах…

Да, все это было как вчера. Поступок противника еще какое-то время оставался для меня загадкой, пока первые поселенцы не вернулись в городище с просьбой впустить их в оставленные ранее дома. Учитывая, что девять десятых вернувшихся были женщины с детьми, я не был против — все же вряд ли возможно получить удар в спину от баб… Так вот, они и поведали мне о причинах необычного поступка вражеского войска. Как оказалось, Перун был не просто знаменитым на весь остров поединщиком, он был воспитанным при капище «воином богов», наделенным «божественной силой». В предыдущей битве с нашей ратью он не принял участие, так как сраженный мной вождь в свое время здорово потеснил влияние волхвов, не желая делить с ними власть, его поддержали и другие ярлы «восточных викингов». А вот когда лучшие мужи эстов пали, тогда-то как раз и подняли голову волхвы, сумев объединить островитян под своим началом и приведя всех способных драться на поле боя. Верховный жрец обещал, что Перун покарает меня в поединке, коли тот состоится — а если нет, элитный боец язычников должен был повести людей в сечу… При этом все видели, как я перекрестился перед началом хольмганга, воткнув перед собой клинок — и невольно предав тому вид распятия! А вот результат состоявшейся схватки, должный убедить эстов Эйсюсла в безоговорочном авторитете волхвов, обернулся крахом надежд… Тому еще хватило влияния увести людей с поля, не дав выполнить условие хольмганга, но вскоре его слова окончательно обесценились, а воины разошлись.... Теперь же «восточные викинги» разобщены, уцелевших вождей тянет из одной стороны в другую — кто-то призывает признать меня конунгом, кто-то наоборот, жаждет мести, третьи сохраняют нейтралитет. И что самое удивительное, никто не держится за свой выбор до последнего — вожди меняют мнение под влиянием окружения, в переговорах… Зато волхвы растеряли большую часть собственного влияния, и нет более сильного лидера, способного объединить племя и привести его к единственномурешению: принять меня или вновь попытать счастья в битве…

Что же, на сложившуюся ситуацию я мог повлиять лишь с помощью «профессионалов»! И потому я дал полную свободу действий священникам, до того удерживаемым мной в страхе, что обоих иноков и единственного иеромонаха язычники просто перебьют, как только те попытаются начать проповедь. Теперь же они открыто проповедовали Христа в срубленной на скорую руку в городище церквушке, а инок Петр и вовсе отправился в ближайшее «свободное» поселение эстов, рассказывать о Боге, коему молился варяжский вождь прежде, чем сразить берсерска-Перуна…

С тех пор утекло много воды. Стоит на левом мысу крепкая крепость, прозванная островитянами «Медвежьей берлогой». Медвежьей, потому как на моем стяге выткан медведь, а берлогой — из-за того, что всю осень мы строили ее, а зимой перевели в твердыню всю дружину… Ныне же два ряда двойного частокола, пространство внутри которого засыпано землей и камнем, защищают подступы к цитадели, отрезанной от суши двумя рвами (в конце ноября достаточно углубленными и заполненными водой). Цитадель имеет собственные ворота, и состоит из четырех прямоугольных казарм с односкатными крышами, внешняя стена которых представляет собой все тот же тын с боевой площадкой поверху. Внутри казарм так же располагается малая кузница, кожевенная мастерская, кухня. А во дворе «детинца» — колодец, небольшой выровненный «плац» и башня-«донжон», возвышающаяся над всей «берлогой». Причем на боевой площадке самой высокой в крепости башни расположена одна из пяти изготовленных за зиму баллист! Еще четыре распределены по широким боевым площадкам, расположенным на углах «детинца»-цитадели. Их огнем мы можем поражать и зашедшие в гавань драккары, и врага, подступившего с суши к внешнему обводу стен.

Ах да! Изогнутый полукольцом мыс ведь образует малую внутреннюю бухту — с суши ее защищают уже имеющиеся укрепления, а с моря она отгорожена от детинца еще одним рядом частокола, правда, уже однодревным, и вкопанным в землю под углом. Так будет сложнее за него прорваться снизу, от подошвы мыса… Хорошо бы сделать еще и насыпи-дамбы, поверху которых поставить тын — так, чтобы остался лишь единственный узкий проход в гавань, да пристрелять его из баллист. Но на последнее уже ни сил, ни времени нам не хватило… Пока не хватило.

А теперь вот Эйсюсла покидают две сотни новгородцев, в том числе и вои, вылечившихся после осенней сечи. Вместе со Сбыславом покидают… Как и обещал, я отдал им богатую добычу, захваченную в городище — действительно богатую: хватило и злата, и серебра, и драгоценных камней, и искусно выделанных мехов, и украшений, захваченных «восточными викингами» в их прошлых походах. Хватило и на богатую долю каждому дружиннику, и щедро расплатиться с долгами купцов-инвесторов и владыки Стефана (хотя последний не обговаривал необходимость возврата вложенных в поход средств, я все же желал бы расплатиться со всеми, кто мне помог). Деятельность проповедников привела к тому, что большинство вернувшихся жителей в захваченном городище приняли Христа, и к ним присоединились многие крещеные эсты! Однако основная масса островитян по-прежнему колеблется в отношении принятия меня и моей дружины. А теперь еще и новгородцы, сполна выполнившие условие договора, возвращались домой, ослабив мою рать если не вдвое, то в полтора раза точно… И какой будет реакция «восточных викингов», в какую сторону в очередной раз качнутся «весы» — одному Богу известно.

Вот я бы на их месте послал бы гонцов за помощью к куршам и эстам, населяющим побережье залива и устье Двины, да всем миром навалился бы на малую крепость! Правда, подобные твердыни им вряд ли еще доводилось брать, а более, чем двух с половиной сотен варягов и исландцев вполне достаточно, чтобы защитить «берлогу». Припасы в обширном погребе башни постоянно пополняются — на ледниках теперь полно и рыбы, и убоины, в других же закромах спрятано захваченное еще осенью зерно... Выдержим и штурм, и длительную осаду, должны выдержать! А уж там должны прийти из новгородских земель охотники, призыв к которым передаст Сбыслав, укрепив энтузиазм моих будущих воев богатствами, захваченными в первом походе и рассказами о небывало удачливом и искусном в бою ярле…

Вот только как быть с крещеными эстами в случае нападения их земляков?! Места в замке на них уже нет, даже если расселять людей на голой земле между детинцем и обоими рядами частокола. Не хватит на них и провизии. Часть запасов мы отдали поселенцам, вернувшимся в свои дома, да и потом, после охот, с ними также делились свежей убоиной и рыбой вои, находившие теплый прием у соломенных вдовушек… Самые предприимчивые из последних, как мне кажется, уже строят матримониальные планы! Но даже если рискнуть взять крещеных к себе, разместив в цитадели хотя бы подруг моих дружинников (беременных от них мы уж точно укроем, это не обсуждается), то как быть с боеспособными мужчинами? Выделить им место на стенах? Дать трофейное оружие?! А не получится ли так, что мы получим удар в спину от тех, кто крестился только лишь с целью предать в нужный момент?! Открыть ночью ворота, перебив стражу?!

На этот вопрос у меня пока нет ответа… Разве что организовать агентурную сеть среди «восточных викингов»? Вот только как уберечься от предателя, кто охотно пойдет на контакт с нами, и обличит ни в чем не повинных мужей, сознательно спровоцировав остальных пойти против нас?!

Глава 12

Апрель 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Остров Эйсюсла. Море, окрестности замка «Медвежья берлога». Флоки Мститель.


Флоки уже несколько ночей подряд снился огонь. Пламя, бушующее на воде — и хотя он не понимал, как такое возможно, все же сон его сильно беспокоил и смущал. С некоторых пор он очень внимательно относился к своим сновидениям и считал их если не провидческими — то очень близко к ним. А повторяющееся ведение жаркого, бушующего огня его одновременно и пугало, и завораживало — и потому он еще не определился с тем, что это видение несет ему… И все же проснулся он с отчаянно бьющимся в груди сердцем и тяжелой головой. Однако стоило ему открыть глаза, как голос рыжебородого, коренастого Виглафа, прозванного «могучим», заставил подскочить парня, и забыть о дурных предчувствиях в ожидании скорой, крепкой взбучки:

— Ты спишь столько, сколько не спит зачарованная принцесса в высокой каменной башне, парень! Серьезно, как ты ухитряешься спать, когда вся команда уже налегла на весла?!

Едва продрав глаза, Флоки с удивлением осмотрелся, обнаружив, что хирд Беовульфа уже действительно активно гребет, а солнце успело подняться над горизонтом. Потому следующие слова Виглафа он принял совершенно стоически, готовый к очередным выпавшим на его долю трудностям и лишениям:

— Скорее же доставай свой меч, ярл без воинов, коли ты еще когда-нибудь хочешь обрести дружину, да вернуть отцовские земли! И начнем схватку!

Флоки привычно заворчал себе под нос, потянувшись к подаренному Беовульфом мечу — простому клинку с потертой рукоятью, без каких-либо украшений или искусных орнаментов на рукояти. Но все же это был меч, привилегированное оружие избранных хирдманов и вождей — и крепко сжав рукоять в мозолистой кисти, сын Сверкера легко распрямился, подхватив щит и привычно приняв боевую стойку.

Флоки упражнялся ежедневно с тех самых пор, как прибился к дружине Беовульфа. Первое занятие с ним провел сам вождь! Однако быстро уяснив, что ратное искусство истощавшего юнца, к тому же давно не упражнявшегося с оружием, не позволяет тому выдержать и пары точных, стремительных ударов «Медведя», тот отдал парня на попечение Виглафа. Последний же, искусный ветеран многих схваток, всегда испытывал определенную слабость к подготовке молодых воинов — и потому взялся обучать «Мстителя» с особенным рвением! Метание сулиц и топоров, постановка правильных, рубящих ударов секирой, хитрости схватки с щитом и клинком — хольд Беовульфа гонял Флоки каждый день, несильными, но весьма увесистыми шлепками меча в деревянных ножнах выбивая из ученика всю его лень и страх. А обильная еда от стола Беовульфа позволила сыну Сверкера не только перестать быть похожим на обтянутый кожей скелет, но и обрасти первыми сухими мышцами, обвившими руки и торс, и даже заметно подрасти! Болезненный, не слишком высокий сын Сверкера в прошлом сейчас не узнал бы себя настоящего, превратившись пусть в пока и в весьма уменьшенную, но все же копию могучего брата Эрика Наковальни!

Да, занятия с Виглафом позволили молодому свею значительно вырасти над собой, стать полноправным членом хирда. И стремительный укол наставника, нацеленный в горло и нанесенный, как только Флоки выпрямился, сын Сверкера умело принял на щит, тут же отклонив в сторону — и сам резко рубанул справа, целя в открывшуюся шею наставника. Однажды тот действительно пропустил неожиданную атаку ученика! Но сейчас умело и резко нырнул, пропустив клинок над собой — а выпрямившись, от души врезавшись щитом в щит «Мстителя», заставив того пошатнуться! Еще месяц назад парень падал на спину после каждого подобного «тарана» — однако нынче он уже научился держать его, чуть приседая и изо всех сил упираясь правой ногой в днище судна…

— Вижу землю!

Торжествующий окрик Беовульфа прервал учебную схватку — и вся команда дружно устремила свои взгляды вперед — туда, где действительно показалась черная полоска земли… Виглаф опустил оружие, после чего добродушно улыбнулся парню:

— Ну вот, наш общий путь заканчивается. И скоро клинки вдоволь напьются крови врага, а твоя месть свершится, Флоки! Оглянись! Кто устоит против такой мощи?!

Сын Сверкера послушно оглянулся. Действительно, рядом с кораблем Беовульфа море бороздило целых восемь датских и два свейских драккара, пятьсот викингов присоединилось к дружине «Медведя»! Подобными силами можно замахнуться на штурм и крупного города во франкской или англицкой землях! И подобными силами никогда не располагал ни отец Флоки, ни его тесть… Это внушало ему твердую надежду на успех, несмотря на едва уловимое, но все же сосущее под ложечкой чувство опасности, так и не отпустившее свея до конца — гонимое им впрочем, изо всех душевных сил…

Следующие час или полтора прошли для «Мстителя» в монотонной, изнуряющей гребле — после утренней тренировки молодой хирдман находил свое место на банке и наравне со всеми налегал на весла. И драккар все веселее бежал по волнам, приближаясь к заветной цели… Для Флоки было загадкой, как кормчий Беовульфа, Ольцхеуф, столь уверенно ведет их к цели — но на его неизбежный вопрос Виглаф неизменно улыбался, и говорил только то, что кормчий у «Медведя» настоящий колдун, и ВСЕГДА знает, куда плыть.

Ну что же, как кажется, Ольцхеуф действительно знал, куда плыть…

Крепкий деревянный бург, возвышающийся над входом в гавань, неприятно впечатлил сына Сверкера — с моря крепкую, пусть и небольшую твердыню было невозможно атаковать, а от берега мыс, на которым и расположился бург, отделяют два ряда частокола и два заполненных водой рва. Фактически, мыс превратился в настоящий, неприступный остров! А когда драккар Беовульфа первым вошел в бухту, то Флоки разглядел и три мощных корабля, вытащенных на более пологий со стороны гавани берег мыса. Никогда ранее он не видел подобных судов, значительно превосходящих размерами и искусством постройки драккары викингов! Хорошо хоть, только три — ведь по всему выходило, что эти корабли могут свободно нести не иначе, как сотню воинов разом!

Еще при появлении «Медвежьего» войска на горизонте, над бургом раздался тревожный звук набата, а когда драккары приблизились к неизвестной твердыне — пока еще неизвестно даже, действительно ли ей владеет Самсон, или нет! — на стенах ее тревожно заревели рога. «Мститель» отчетливо разглядел, как из открытых ворот городища, расположенного у самой бухты, в сторону далекого леса тонкой вереницей побежали люди — как кажется, в основном женщины или дети. Что впрочем, не помешало Беовульфу торжественно и несколько хвастливо объявить хирду:

— Враг бежит, лишь только заметив наши паруса! Вперед, к богатству и ратной славе!

Торжествующий рев воинов был ответом вождю — однако еще не отгремели луженые глотки викингов, как со стороны бурга в воздух взвились три малые точки, стремительно полетевшие вниз, к драккару Беовульфа, первому вошедшему в бухту. Не отрываясь, Флоки пристально следил за их движением — как кажется, он был единственным человеком на корабле, кто их вообще заметил! И хотя полет «точек» был на деле совсем непродолжительным, молодому воину он показался бесконечно долгим… Сын Сверкера до последнего молчал, удивленно таращась на диковину, не совсем понимая, почему же «точки» оставляют за собой легкий черный шлейф — а когда до него наконец-то дошло, было уже поздно.

— Сверху!!!

Воины тревожно заозирались, подняв головы, многие успели вскинуть щиты, заученно реагируя на отчаянный крик свея, предупредившего об опасности. Однако два горшка с горючей смесью — а это были именно они — благополучно плюхнулись в воду, не нанеся ни воинам, ни кораблю ровным счетом никакого вреда. Зато третий врезался в левый борт с внутренней стороны — и тут уж никакие щиты бы не помогли… Мгновенно расплескавшаяся лужа горючей смеси, воспламенившейся в тот же миг, когда «снаряд» разлетелся на глиняные черепки, докатилась до самых ног «Мстителя»! И тот испуганно отшатнулся назад, с ужасом взирая на двух воинов, чьи портки загорелись столь же стремительно, что и дерево, заставив людей дико заорать от страха — а вскоре и от боли.

— Воду! Быстрее черпайте воду и тушите огонь!!!

Крик Беовульфа привел Флоки в чувство, заставив оторвать взгляд от пламени, пожирающем корабль и соратников, пламени, что неизменно являлось ему в ночных кошмарах… Но вместо того, чтобы кинуться всего к паре ведер, да помойной кадушке, или перевеситься через борт, чтобы зачерпнуть соленую морскую воду горстями, он вновь поднял глаза на бург. Ни интуиция, ни какой-никакой жизненный опыт не подвели сына Сверкера: в воздухе уже парили новые «точки», оставляя за собой легкий дымный след… А пару секунд спустя две из них уже врезались в правый борт. Правда, с внешней стороны, но вид яростно полыхнувшего огня, поднявшегося на уровень человеческого роста, заставил свея без колебаний обернуться к воде, и безмолвно, стремительно в нее прыгнуть.

Прямо в подаренной «Медведем» кольчуге и с притороченным к поясу мечом.


Крепость «Медвежья берлога». Ярл Самсон.


Вряд ли это утро можно было бы назвать «добрым» — оно не задалось с самого пробуждения. Только открыв глаза, я тут же понял, как сильно продрог — Оля ночью стянула с меня одеяло из грубо сшитых шкур, и уютно закутавшись в него целиком, словно в кокон, беззастенчиво дрыхла, основательно меня заморозив. Печку в жилой части башни, расположенной на нижнем ярусе донжона (всего-то одно помещение, размерами уступающее даже светлице в моем доме в Ругарде) вчера с вечера не затапливал — вроде бы уже апрель, тепло! Однако же ночи пока еще довольно холодные, плюс близость моря, и места отнюдь не курортные… То ли дело где-нибудь в Тмутаракани, на стыке Азовского и Черного морей, ныне именуемых Сурожским и Русским! Удаленный анклав Руси, между прочим, в настоящее время — довольно сильное княжество, способное выбиться в лидеры на северном Кавказе.

И почему хоть разработчики «Варяжского моря» не создали игру с действующим центром событий в местах потеплее, да поюжнее? Там древняя Алания рядом, царственная, изысканная Византия — и турки-сельджуки, которые ее как раз сейчас завоевывают! Вот с ними бы и порубиться! Или с кочевниками, что Русь с юга разоряют… Да, с ними, пожалуй, в первую очередь. А еще там наверняка соли в достатке, и зерна, и молока, и кормят там однозначно вкуснее — как никак традиции греческой и кавказской кухонь наверняка ведь в ходу! Назвали бы «Русское море» — а что, говорящее название! Хотя, с другой стороны, слишком как-то просто что ли… А если Тмутаракань?! Ну, нет, совсем не благозвучно! Хотя вот если использовать византийское название русского форпоста на Кавказе — «Таматарха» — получилось бы очень даже ничего так. Интригующе!

Хм, а ведь знакомое какое-то название… Вроде бы даже книга была такая, попадалась на глаза. Или и вовсе трилогия…

После совсем несладкого пробуждения состоялся неудачный завтрак остатками вчерашнего ужина. Холодные, едва соленые куски убоины — жесткие, с довольно-таки сильным привкусом мяса дикого зверя, добытого на охоте. И, кажется, этот вепрь был уже совсем старым… Оля ведь беззастенчиво пользуется своим положением суперкрутой воительницы, и от исполнения супружеских обязанностей всячески отлынивает! Не в том смысле, что она не делит со мной ложе — как раз нет, это прям с регулярным постоянством… Однако же сексом сыт не будешь! Конечно, у нее есть оправдание, готовка в печи не входит в перечень базовых умений ее перса — как собственно, и в мои! Так что довольно охотно кулинарящая дома, можно сказать даже колдующая с едой на обычной электроплите, здесь моя любимая отделалась односложным «не умею»… Но зараза, ведь и не пытается учиться! А что самое главное и несправедливое, «Хельга» настроена так, что способна преспокойно есть самую грубую пищу скандинавов, в то время как я по какой-то причине унаследовал вкусовые привычки себя настоящего.

А мы ведь в крепости сейчас даже хлеба не печем, зерно экономим. Основной рацион — выловленная рыба, которую опять-таки, либо варим, либо на кострах жарим, практически не соля. Кончилась соль-то… Мяса совсем немного, а молоко так и вовсе деликатес! И сейчас, после столь скромного и невкусного завтрака, у меня даже мысли о сексе не возникло при взгляде на свернувшийся в шкуре кокон, в глубине которого скрывается моя жена.

Вместо этого в голове представляется сочный, румяный шашлык с каплями янтарного жира, падающими с ароматного мяса на угли, да глубокая миска греческого салата с соленым овечьим сыром и тонкие, хрусткие лепешки с какими-то ароматными травами… Эх, ну почему не «Таматарха»!

Выходить из комнаты не хотелось — рутинные дела не требовали моего обязательного присутствия, поделенные на смены люди после постройки «берлоги» в основном занимаются или ловлей рыбы, или охотой. Из досуга только службы в построенной в городке малой церквушке, где литургии зачастую проходят под открытым небом… Ну и забавы с соломенными вдовушками из местных, как-то смирившихся с гибелью мужей от рук моих воинов и фактически, дарящих свою любовь за еду. Звучит низко? Да, так и есть. Правда, вопрос пропитания здесь и сейчас — это прежде всего и вопрос выживания… Самое отвратное, что варяги и набранные в дружину славяне уже начали роптать — мол, когда домой, родным подарки сделать, потратить добычу или же ее прогулять? Или хотя бы в новый поход когда пойдем?! Пока еще никто не пытался завести разговор лично со мной, но брожения — вполне себе обоснованные брожения в дружине уже пошли.

А я ждал, отдав инициативу в руки противника. Ждал, рассчитывая, что щедрые посулы и дорогие подарки наиболее лояльным вожакам, склоняющимся к тому, чтобы подчиниться мне, сделают свое дело. Ждал, что когда хотя бы несколько ватаг «восточных викингов» принесут присягу, инертное большинство, не определившееся до того с выбором, последуют за ними — и тогда мы вместе отправимся к берегам саксонских земель. Ну, или на худой конец, в гораздо более близкий Уппланд, пройдемся памятными местами, уже привычно пощиплем свеев за вымя… Общий поход утвердил бы меня в роли вожака, развязал бы руки для использования дружин эстов в личных целях — но пока что даже самые лояльные вожаки еще колеблются…

Так же я ждал, что наиболее враждебно настроенные ярлы соберутся вокруг одного сильного лидера. Ждал, что последний призовет на помощь куршей или эстов-поморян (в смысле тех, кто живет у устья Двины на берегу моря), и тогда они осадят «Медвежью берлогу». Я ждал этого потому, что был уверен — восточным викингам не взять замка штурмом. Мы надежно укрепились, а дружины в две с половиной сотни воев вполне достаточно, чтобы защитить высокие, надежные стены бурга. Да, мы будем нести потери — но ведь враг понесет значительно большие! Несколько яростных, но плохо организованных штурмов — вот и все, что я ждал от противника. А потом начнутся затруднения с обеспечением большой рати припасами, и все, кто прибыл на помощь островитянам, так или иначе уберутся восвояси… И тогда «партия войны» викингов Эйсюсла потеряет позиции, в то время как «лоялистов» я вновь постараюсь обласкать... Будучи уверенным, что в этот раз мне удастся перетянуть подавляющую массу эстов на свою сторону и собрать их, наконец, уже в собственный поход!

Я ждал хода островитян еще и потому, что не желал первым проливать кровь (в этот раз!) — и, готовясь к худшему, в душе все же надеялся на лучшее. Надеялся, что все-таки мы сумеем обойтись без силового противостояния, так сказать, по «первому варианту»! А еще я ждал, потому как время играло мне на руку, и с каждым пройденным днем рать новгородских молодцев, из тех, кто желает «силушкой потягаться», да «удаль молодецкую показать», была все ближе к острову…

Племя отчаянных ильменских сорвиголовов, создавших восточнославянское государство еще при деде Рюрика, Гостомысле (известное, как «Русский каганат»), дважды сажавших князей-изгоев на Киевский престол (речь о Владимире Святославиче и Ярославе Владимировиче), и в свое время уничтоживших шведскую столицу Сигтуну — оно УЖЕ породило ушкуйников. Так, именно ушкуйники (ушкуй — небольшое речное судно, раза в два меньшее ладьи, с резной головой белогого медведя-«ошкуя» на носу) ходили в поход на Югру еще в 1032 году. Да собственно, речные пираты Вольного Новгорода уже частично укомплектовали мою дружину — потому-то мы и дромон словен прозвали «Медведем»! Однако массового перехода новгородской вольницы под мое знамя еще не состоялось. Потому-то я и отправил со Сбыславом пару отличившихся гридей из числа воевавших под моим началом ушкуйников, кои должны были расхвалить «ярла Самсона» со всех сторон, хвастаясь притом богатой, полуторной долей добычи… Справедливо, кстати, заслуженной в бою! А еще рассказывать едва не на каждом углу о планируемом мной «большом» походе, где добычи будет и того больше!

Так что да, я ждал — ждал в том числе и прихода пополнения, числом не менее, чем в пару-тройку сотен воев. А может, и того больше! Уж тогда колеблющиеся эсты — если они до того так и не сделают первого шага — наверняка склонятся в мою сторону, ибо сила теперь будет однозначно на моей стороне!

И конечно, я не пустил все на самотек. Например, ватаге из первых пятидесяти викингов, принявших христианство, я позволил срубить небольшую ладью. А после, включив в экипаж также пару верных варягов, повелел новообращенным дружинникам обогнуть остров на свежесрубленном корабле... Пусть разведают, строят ли эсты новые ладьи, где заложили — а то может, и придется нагрянуть, да и сжечь верфи вместе с судами, дабы подтолкнуть несговорчивых островитян к «правильному» решению! Ну, и заодно узнать — вдруг курши или эсты-поморяне уже привели дружины на Эйсюсла, и мне теперь со дня на день стоит ждать общего удара «восточных викингов»?!

И вот я ждал, ждал, ждал… А потом грянул набат на вернем ярусе донжона, заставив мое сердце пуститься вскачь, а Олю открыть глаза — и я понял, что наконец-то дождался.


Глава 13

Апрель 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Остров Эйсюсла. Крепость «Медвежья берлога». Ярл Самсон.


Драккар, принявший на себя уже три попадания «зажигалок», упрямо тянет к берегу — очевидно, команда поняла, что пытаться тушить пожар на обездвиженном судне, находящемся под обстрелом, себе дороже! Однако вслед за головным кораблем эскадры в бухту вошло еще два судна — и артиллеристы перенесли огонь на них, из очередной тройки снарядов вложив в цель пока что только один. Но тут же раздался пронзительный крик Хельги:

— Не трогайте их! Оставьте!!! Бейте по первому драккару, Беовульф на нем!!!

...То, что неожиданные «гости» есть вовсе не курши и не эсты с материка, меня крайне неприятно поразило. Но когда мы с Олей поднялись на обзорную площадку донжона и впервые разглядели приближающиеся корабли, любимая безапелляционно заметила:

— Это Беовульф. И он собрал целую эскадру датчан.

— Вижу… Но их не так и много! Выйдем в море — три дромона сожгут и протаранят большинство драккаров!

Однако жена резко, отрицательно покачала головой:

— Не стоит! Ты не знаешь, зачем «Медведь» пришел сюда! Точнее «зачем» я могу ответить вполне уверенно — он ищет драки с тобой, он хочет победить того, кто сразил «исландскую воительницу»! Ведь пока мой персонаж находится в свободном плавании, Беовульф не ищет с ним встречи, но как только начинает помогать игроку, у «грозы морей» меняются поднастройки. Однако все равно должно было случиться что-то, что буквально запустило режим активного поиска его нпс! Очевидно, эсты как-то сумели дать ему знать о твоем присутствии — и если это действительно так, они наверняка ударят по замку, как только мы выйдем в море! А выходить лишь двумя дромонами против одиннадцати драккаров — это безумие. Кормчий Беовульфа не хуже моего, а дружина его не слабее исландцев: если «Медведь» сумеет прорваться к твоему «Варягу», то его воины перебьют твоих ближников в схватке.

— А если к твоему? Беовульф сильнее Хельги, или слабее?

После короткой паузы любимая нехотя ответила:

— Сильнее…

Что же, согласившись с супругой, я приказал дружине готовиться к бою — благо, что набат поднял воев не только в замке, но и в городище. Потому ратники, ночевавшие у любушек, успели войти в крепость, прихватив с собой и заспанных, испуганно глазеющих по сторонам подруг, в то время как оставшееся население неорганизованно бросилось в сторону леса. Ну что же, выходит, проблема с размещением новообращенных христиан решилась сама собой… А вот с охотничьей сменой получилось крайне паршиво! Три десятков воинов, опытных лесовиков из числа варягов и новгородцев углубились в окрестные леса — к битве они не поспеют. И ладно, если не поспеют — но если они встретятся (или уже встретились!) с разворачивающимся войском эстов, следующих к крепости все теми же лесами, боюсь, своих охотников я уже более никогда не увижу…

Глядя, как приближается к бухте первое судно эскадры, и по совместительству флагман Беовульфа, я испытал одновременно и мрачное удовлетворение, и жестокое разочарование своей глупостью. Ну почему нельзя было вытащить дромоны на берег не носом, а хвостом?! Ведь тогда бы баллисты так же оказались были развернуты к гавани, и захватчика встретил залп уже не трех, а шести «пороков»!

Почему-почему… Да потому, что ожидал нападения с суши, предполагая, что знакомые с возможностями моей артиллерии эсты предупредят союзников, и комбинированной атаки с моря и суши не последует.

Однако, похоже, я очень сильно ошибся в оценке «восточных викингов»…

Впрочем, по итогам за глаза хватило и трех баллист — по крайней мере, чтобы вызвать стойкий пожар на драккаре «Медведя». Однако видя, как команда целеустремленно тянет судно к берегу, я заорал, обращаясь к артиллеристам вслед за Олей:

— Бейте по головной ладье! По первой!!! Бейте, пока не потонет!!!

Что же — артиллеристы услышали наши крики, благо, что площадь замка не столь и велика, и до расчетов баллист действительно возможно докричаться! Очередной залп двух из трех «пороков» пришелся на корму драккара — зажигательные снаряды воспламенили судно, перелетев через борт рядом с кормчим… А потому последовал еще один залп, всех трех расчетов — правда, врагу в этот раз достал только один снаряд. Зато зажигательная смесь воспламенилась прямо у мачты, в самом центре корабля. Мгновенно вспыхнул и парус, тут же рухнув на отчаянно гребущих викингов… Даже до нас донеслись отчаянные крики боли и ужаса обожженных людей — а спустя всего несколько секунд драккар стал быстро замедляться, и одновременно с тем уцелевшие воины принялись быстро прыгать в воду…

— Как думаешь, Беовульфу конец?

Глаза Оли блеснули мрачным огнем:

— «Медведь» очень живуч. У него имелся бы твёрдый шанс спастись, даже если бы корабль попал в шторм в паре верст от берега! А сейчас им до причалов оставалось не более пары сотен метров… Но команду мы его проредили, хотя бы огнем. Да и не все дружинники его так же хорошо плавают, как вождь! Особенно в кольчугах!

Невольно поежившись от жестокой улыбки Хельги (надеюсь, я наблюдаю сейчас не скрытое проявление потаенных струн души возлюбленной, а лишь проявление свойств её воинственного персонажа), я задал главный, волнующий меня вопрос:

— Но если Беовульф выживет, и нам обоим придется сражаться с ним — как тогда, с вождем эстов — мы сумеем победить его вместе?

Пару секунд супруга молчала, после чего губы ее скривились в горькой усмешке:

— Шанс есть. Небольшой.

— Хм… Звучит не очень оптимистично.

Оля уже ничего не ответила, и я вновь перевел взгляд на бухту, где мои артиллеристы перенесли огонь на дымящий датский драккар, чья команда успела потушить пламя, но само судно потеряло ход. На моих глазах три из трех снарядов врезались в корабль, мгновенно охваченный пламенем! И вновь до нас донеслись отчаянные крики горящих людей, а в воду наравне со спасающимися бегством викингами стали прыгать отчаянно метущиеся, горящие фигурки людей, кажущихся на расстоянии какими-то игрушечными, ненастоящими... Лишь третий из вошедших в естественную гавань драккаров сумел избежать обстрела, быстро прибившись к левой о конечности бухтты, где и началась поспешная высадка воинов.

Остальные же викинги оказались умнее — видя, как горит флагман вырвавшегося вперед вождя, а затем как вспыхнуло и второе судно, они разумно миновали бухту, устремившись к виднеющейся вдалеке песчаной косе. Той самой, где прошедшей осенью мы дали бой эстам и победили!

Однако эскадра датчан не смогла пройти мимо крепости без потерь. Расчет ближней к морю баллисты, расположенной на левой боевой площадке и неспособный вести огонь по вошедшим в гавань кораблям, сумел точно вложить в борт неосторожно приблизившегося драккара сразу два горшка с горючкой! Рвущиеся в бой артиллеристы били умело и азартно, посылая снаряд за снарядом — и хотя три из них ушли в «молоко», попавшие в цель «зажигалки» все равно заставили викингов замедлиться. И тогда к расстрелу подключилась баллиста с донжона, укомплектованная расчетом моего дромона! Первак, не желая упускать возможности отличиться, закатил снаряд в цель уже со второй попытки! А несколько минут спустя полностью обездвиженное, целиком охваченное пламенем судно пошло на дно…

Взирая на все это с мрачным торжеством, я невольно задумался о том, что викинги наверняка упали духом, потеряв вождя… Точнее считая, что потеряли его. Вон, Олька убеждена в обратном — и действительно, я разглядел, как на берег у пристани выбираются из воды викинги, спасшиеся с корабля Беовульфа, как спешат к ним на помощь не более полусотни воинов с единственного успешно дошедшего до берега судна.

И вот тут в моей голове все окончательно сложилось! Охваченный невероятным возбуждением схватки, я вырвал меч из ножен и зычно закричал:

— Открыть ворота, опустить мосты! Исландцы и варяги — на вылазку, в крепости остаются новгородцы! Ратмир!!! Если заметишь, как даны приближаются на помощь своим, бей в набат! Остальные — за мной! Разобьем врага по частям, коли он столь глуп, что сунулся смерти в пасть!!!

— Да-а-а-а-а!!!

Возбужденные неожиданным появлением врага и первым успехом, высыпавшие на стены детинца дружинники поддержали мое решение о вылазке громким одобрительным ревом! "Голова" же словен, стоящий на стене у боевой площадки на правом оконечности твердыни, лишь согласно склонил голову — а я уже спешил вниз по лестнице донжона, слыша за спиной быстрые шаги Оли.

— Что ты задумал?

— А сама разве не понимаешь?! Как бы ни был славен Беовульф в сече, сейчас у него осталась лишь горстка воев. А потеряв вождя, даны вряд ли решатся на штурм!

— Но если к нему придут на помощь эсты?!

Я на мгновение замер, встретив глазами настороженный взгляд возлюбленной, после чего отрывисто бросил:

— Ратмир успеет предупредить набатом, а в замке остается его дружина. Если что, отступить успеем!

Супруга более не задавала вопросов, и вместе мы выбежали во внутренний двор, куда так же спешно спускаются призванные на вылазку вои. Без промедления, легкой рысью я устремился вперед, увлекая исладцев и варягов за собой к отрытым створкам прохода в цитадель — и далее, сквозь воротные башни первого и второго оборонительных обводов крепости. А следом за мной земля загудела под ногами полутора сотен суровых варяжских дружинников и исландских гвардейцев, да одной элитной воительницы…

До места высадки людей Беовульфа мы добежали за считанные минуты. И что важно, «Медведь», один из всех в своей команды добравшийся до берега в кольчуге, не стал отступать, нет! Суровыми, яростными командами он в эти самые минуты наводит порядок среди дрогнувших было данов. Собственные хирдманы легендарного воина, очевидно лишенные страха (а заодно и здравого смысла!), замерли за спинами союзников, сохранивших щиты. Полуголые — но с яростными, оскаленными в бешенстве лицами, сжимающие в руках редкие мечи, секиры, «саксы», и даже широкие, но не очень длинные ножи, они очевидно готовы яростно драться до самой смерти! Заодно выступая гарантом того, что развернутые к ним открытыми спинами датчане будут беспрекословно подчиняться всем приказам вождя… Сотня викингов против полутора сотен моих людей — расклад для врага не совсем уж безнадежный, учитывая что с ними находится настоящее живое знамя! И слова Оли на счет того, что хирдманы Беовульфа, пусть и вдвое сократившиеся числом, не уступают ее гвардейцам, я воспринял вполне серьезно…

— Фалангой стройсь! Исландцы по центру, ватаги Храбра и Горыни на крыльях!

Моя рать принялась перестраиваться на ходу, в то время как с противоположной стороны раздался отрывистый, могучий рев высокого, плечистого воина, действительно подобный медвежьему реву:

— Клином!!!

Ага, значит, собирается атаковать…

— Плюмбаты к бою!!!

Этой зимой мы время даром не теряли — и теперь каждый из моих дружинников имеет за щитом внутреннюю обойму с короткими гранеными дротиками-плюмбатами, по три штуки на каждого бойца. И сейчас они разом достали их, перехватив копья или топоры в левые руки — освободившиеся благодаря прикрепленным к защите ременным петлям…

— Бей!!!

— Стена щитов!!!

«Медведь» мгновенно догадался откуда ждать опасность — и по его команде даны успели вскинуть щиты над головами, каким-то чудом прикрыв лишившихся защиты хирдманов Беовульфа! А спустя всего один удар сердца в однослойные, не окованные по краям и лишенные стальной обшивки щиты викингов ударили заточенные жала плюмбат, круша стальными гранями слабое дерево... И тут же, в устоявший при первом «залпе» круг воинов, так и не успевших вытянуться в клин, ударило еще полторы сотни плюмбат! Раня, калеча и убивая викингов, чьи потрескавшиеся, поломанные щиты уже никак не могли остановить смертоносный град ромейских дротиков…

А потом последовал третий общий бросок плюмбат.

Когда «снаряды» у моих дружинников закончились, от сотни бойцов врага на ногах осталось едва ли три десятка. Три десятка израненных, окровавленных людей, полностью лишившихся щитов — и твердая решимость в глазах их сменилась выражением угрюмой обреченности. Но среди прочих викингов возвышается, словно могучий столетний дуб над молодой порослью, высокий статный витязь с аккуратной бородкой пшеничного цвета, да с торчащей из левого плеча плюмбатой… И диким, неистово-яростным огнем во взгляде!

— Эй, Самсон, или как там тебя?! Ты трус!!! Ты прячешься за рядами воинов, вместо того, чтобы принять честный бой! Так выходи же…

— Закрой свою пасть, пёс!

От ненависти, с какой были произнесены слова Оли, у меня аж мурашки по коже побежали! Но одними словами воительница не отделалась: коротко размахнувшись, она с чудовищной силой метнула свое копье в Беовульфа! Лишь засвистел в воздухе мелькнувший молнией смертельный снаряд, устремившийся к груди «Медведя»!

Как тогда, в моей роковой схватке с Ториром…

А далее случилось невероятное: вражеский вожак шагнул вперед и резким, смазанным движением рубанул перед собой по воздуху — и раздался звон стали! Мгновением спустя я с суеверным ужасом уставился на парированное ударом викинга копье Оли, сбитое им прямо в полете и воткнувшееся в песок в нескольких шагах от врага! А заодно разглядел и цвет клинка ярла. Буквально чёрный!

Неужто индийская сталь типа кара-табан?!

— Кто там меня псом обозвал?! Неужто исландская шалава?! А что, ваш ярл надул в штаны, раз боится выйти ко мне?! Эй, Самсон! Долго еще будешь прятаться за юбкой своей шлюшки?! У тебя вообще яйца есть?! Или быть может, твоему хирду лучше присягнуть мне, раз его вождь боится на люди показаться?!

Я было дернулся вперед, однако мне в руку стальной хваткой вцепилась Оля:

— Не надо! Он даже раненый сильнее тебя! Ты видел, как он отбил копье?!

Поймав взгляд любимой, я прочел в ее глазах неподдельный страх и волнение за себя — отчего на душе стало как-то теплее. Беспокоится! Мягко потянув руку, одновременно с тем я ободряюще ей улыбнулся:

— Не бойся. Я справлюсь. Правда…

Словно загипнотизированная моим взглядом, супруга отпустила мое предплечье, и я не спеша двинулся вперед, сквозь строй исландцев.

— Ага, вот и трус, наконец-то заглянувший промеж своих ног, и обнаруживший там яйца! Что, ярл Самсон, готов сразиться на хольмганге?! Условия простые…

— Беовульф!

Оборвав рассуждения ярла, громко назвав его имя, я дождался, когда он уже, наконец, заткнется и замрет с гаденькой ухмылкой на губах, после чего спокойно заметил:

— Ты не в том положение, «Медведь», чтобы ставить мне условия. Твой личный хирд перебит, а большая часть войска слишком далеко, чтобы успеть прийти тебе на помощь. Ты мог бы сохранить себе и остаткам своих людей жизни, бежав отсюда…

Ярл резко, яростно выкрикнул:

— Я никогда не бегу от опасности!

После короткой паузы я ответил, вернув противнику гадкую ухмылку:

— Значит, ты умрешь.

— Так убей меня, рискни проверить свое ратное искусство в схватке со мной!!!

Бешеный рев врага мог бы напугать кого угодно — но отчего его показушная (а может и не показушная) ярость меня окончательно успокоили:

— Зачем? Зачем мне проверять себя, если я итак вижу, что ты даже раненый сильнее и искуснее меня? Приняв этот бой, я проиграю еще до того, как скрещу с тобой свой клинок… А я не люблю проигрывать.

Замолчав всего на мгновение — так, чтобы все присутствующие могли осознать каждое произнесенное вслух слово, я спокойно, но твердо закончил:

— И еще — ты оскорбил мою жену. Так что не рассчитывай на легкую или славную смерть… Будивой, стрелы!!!

— А-а-а-а-а-а!!!

Беовульф с яростным криком ринулся вперед — а за ним устремились все уцелевшие викинги, надеясь лишь добежать до врага и забрать с собой хоть сколько-то его воев… Смело, мужественно — и совершенно бесполезно.

Первый залп стрел двух десятков лучников, вставших позади фаланги (еще полтора десятка осталось в крепости, и равное им число воинов ушло с охотничьей партией) пришелся на бегущего впереди ярла. Всего пяток из них угодили в цель — но и этого оказалось достаточно, чтобы славный витязь стал похож на дикобраза… Несмотря на тяжелые ранения, он все же не упал — но сильно замедлился, пытаясь хотя бы просто устоять на ногах… Второй залп ударил точно в середину толпы лишенных защиты воев, разом сократив их число на треть. А следующий и вовсе уполовинил их число!

Неспешно, без суеты отступив за линию сцепленных щитов исландцев, я дал им спокойно перебить всех несчастных, кто добежал до гвардейской фаланги в самоубийственной атаке. Ветераны варанги сработали быстро и четко, словно бездушный механизм — именно это сравнение пришло мне на ум при виде синхронных уколов бойцов первой шеренги, атакующих от груди. И одновременно с тем разящих выпадов воинов второй, наносящих свои удары сверху вниз… Причем среди людей Хельги — а значит и моих! — не погиб ни один человек!

Вот и славно...

Поздравляем! Вашему персонажу присвоен специальный навык "хладнокровие".

+ 10 к харизме.

+ 10 к авторитету.

Я вновь шагнул вперед, где среди павших хирдманов замер тяжело дышащий, опирающийся на свой меч Беовульф. Он перенес вес тела на клинок, словно на трость, чтобы не упасть; кровь тонкой струйкой бежит из его рта — но при виде меня он нашел в себе силы скривить губы в жуткой гримасе, что, очевидно, должна была изобразить едкую ухмылку:

— Ну что, теперь-то мы сразимся? Теперь-то тебе хватит смелости скрестить со мной клинок?

Подойдя ближе, я отрицательно мотнул головой, после чего равнодушно пожал плечами:

— Зачем? Я не обрету славы, добив смертельно раненого врага, не способного даже держаться на ногах без опоры.

С этими словами я резкой, короткой подсечкой выбил клинок из руки противника... Точнее попытался выбить! Потому как стремительно вскинув меч — носок моей левой ноги проскользнул буквально под самым острием! — Беовульф ударил, целя мне в шею! И атака его, зараза, была ещё как стремительна!

Повинуясь лишь инстинктам, я едва сумел отпрянуть назад, подставив щит под летящий ко мне отточенный до бритвенный остроты клинок. А мгновение спустя, так же на инстинктах развернулся на носках с последующим шагом к противнику — выбросив при этом руку во встречной ударе! Чёрный меч буквально срубил верхнюю кромку моего щита, не посмотрев ни на стальную окантовку, ни на кожаную обтяжку — но до шеи так и не достал. А вот у меня вышло что-то вроде очень резкого, точного "бэкфиста" — только дотянулся до Беовульфа я не внешней стороной кулака, а самым острием харалужного "кладенца"...

"Медведь" оторопело замер, зажимая ладонью левой руки рассеченную гортань, а глаза его изумленно округлились. Правда уже в следующий миг удивление и даже испуг во взгляде ярла сменились животной яростью... Вот только последующий его выпад, забравший остаток жизни, был уже не столь стремителен. Я успел вовремя просчитать атаку "Медведя" — и парировал укол, просто ударив окованной кромкой щита по плоскости меча. И чёрный клинок вылетел из ослабевшей рукиБеовульфа...

Несколько секунд я стоял над телом поверженного, уже охваченного агонией. А в голове билась всего одна пугающая мысль: "а что, если бы пришлось сражаться с Беовульфом в хольмганге?". Впрочем, ответ я итак знал — учитывая, что даже смертельно раненый "Медведь" едва меня не прикончил! Промедлив ещё немного, но так и не дождавшись никаких системных оповещений, я резко отвернулся от хрипящего и отчаянно сучащего конечностями человека... Стало совсем не по себе, хотя смерть свою ярл явно заслужил.

— Отрубите его голову и насадите на трофейное копье у ворот бурга! Бьюсь об заклад — как только даны увидят, что Беовульф мёртв, они откажутся от штурма и уплывут восвояси!

Глава 14

Май 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Варяжское море вблизи побережья Уппланда. Ярл Самсон.


В очередной раз глубоко вдохнув теплый, насыщенный ароматами соли и йода воздух (запах их впрочем, давно уже приелся, и потому стал практически неразличим), я поймал себя на ощущении дежавю. Сколько раз я также стоял на носу корабля, вглядываясь в показавшуюся вдалеке полоску берега? Ну, или полосу прибрежных шхер — что впрочем, также имело место быть в моей жизни. Уппланд, Швеция… Родина Сверкера, Эйрика, Флоки… Торира. Единственного бойца, едва меня не убившего.

При воспоминании о том поединке кожа покрывается крупными, густыми мурашками…

И вот мы вновь возвращаемся в земли свеев, лишенные уже всяких благородных оснований, вроде мести — предлог банальный и прозаичный: мы идем грабить. А еще убивать, калечить, сжигать дома… Я под страхом смертной казни запретил воинам насиловать и убивать детей — но простых женщин никто от бесчестия, увы, не защитит. Ибо какие бы я не отдавал приказы, но те, кто находится совсем уж за пределами понимания разбойной натуры «восточных викингов» (да и ушкуйников тоже) — их просто не выполнят. Или поднимут бунт, коли попытаюсь закрутить гайки! Так что лучше уж требовать малое — зато то малое, что я действительно смогу заставить воинов исполнять.

К моему вящему сожалению, тот факт, что эсты Эйсюсла наконец-то признали меня своим вождем, не означает, что их подчинение беспрекословно, а вертикаль моей власти непоколебима. В сущности, они лишь согласились принять один из двух наиболее удобных для них вариантов, предложенных мной ранее, объединившись с могучим и удачливым ярлом, частично признав его власть. Это вместо того, чтобы драться с ним до последнего... И как раз именно настоящий поход и должен сплотить «восточных викингов» под моим началом, утвердить их в мысли, что я тот, кто имеет право отдавать приказы и ведет их в бой!

Для меня очень важно, чтобы эсты победили, сражаясь плечом к плечу с моим личным хирдом, и взяли богатую добычу в походе, организованном именно мной. Первый успех мне буквально необходим! Ведь островитяне не сразу согласились меня признать даже после того, я разбил Беовульфа и его войско…

Собственно, к исходу короткой схватки на берегу моря, в коей легендарный воин и вожак викингов пал, сраженный «плюмбатами» и стрелами (и добитый моей рукой!), основная масса датчан и свеев безнадежно опоздала. Воины, последовавшие со мной на вылазку, благополучно отступили в крепость, успев также закрепить перед воротами копье с насаженным на острие головой «Медведя». И при взгляде на нее скандинавы заметно погрустнели… А невеселый настрой пришельцев «закрепил» залп баллист, едва ли не доставших до первых рядов вражеского войска!

Но все же викинги отыгрались на оставшемся без защиты городище эстов, ворвавшись в него через ворота, смотрящие вглубь острова. Жителей в поселении не осталось, все успели бежать — повезло нам и с тем (если это, конечно, можно назвать везением), что после зимы в погребах оставалось не так и много припасов. Но захватчики «выпустил пар» на простых деревянных жилищах, разграбив и забрав с собой все, что можно было разграбить и забрать, а остальное предали огню. После чего спокойно отступили к драккарам, видимо ожидая, что сумеют благополучно уйти восвояси, и так и не решившись попытаться пойти на штурм крепости…

Вот только в последнем случае у них был крохотный, но шанс взять ее, пусть и положив, считай, практически все воинство под стенами «берлоги». Крохотный, но шанс бешеного натиска обреченных на смерть людей, коим нечего терять!

Проблема викингов была в том, что они не осознали, что обречены, если попытаются уйти морем…

По сути, именно разорение городища и погубило датчан и свеев. Ибо угробив на это едва ли не половину светового дня, они потеряли время. Время, за которое успела вернуться к замку охотничья партия! Переждав в раскинувшемся неподалеку лесу, пока враг не отступит на достаточное расстояние, мои люди вошли в крепость, доложив, что никаких дополнительных отрядов островитян в засадах не сидит и не ждет, пока мы рискнем пойти еще на одну вылазку, преследуя викингов! Впрочем, последнего я и не планировал — в схватке на суше численное превосходство противника обязательно бы сыграло свою роль. Но не в морском бою…

Оставив в «берлоге» крошечный гарнизон из половины охотников и двух новоиспеченных расчетов баллист, я спешно вывел дромоны в море, вслед уходящим драккарам. И опять-таки, у них был определенный шанс навязать нам абордажный бой на своих условиях, пока моя «эскадра» проходила сквозь горло гавани. Но ведь в этом случае викинги также попали бы под обстрел «пороков» замка! Видимо понимая это, и наглядно убедившись в возможностях крепостной артиллерии, противник решил не испытывать судьбу, не подозревая о превосходстве ромейских боевых кораблей над «длинными лодками»…

Суда свеев и данов не успели даже толком отойти от берега, как попали под зажигательные снаряды баллист дромонов! Правда, для нас результаты стрельбы были не столь и удачны: мы сумели поджечь только два из семи уцелевших драккаров — и столько же удалось протаранить. Но абордажный бой, с учетом наличия в командах «Варяга», «Змея» и «Медведя» значительного числа лучников, стреляющих с высоких боевых площадок, а также общей высоты бортов, возвышающихся над драккарами, словно крепостные стены (ну и численного превосходства опытнейших дружинников уже с нашей стороны!), естественно сложился в нашу пользу. Потеряв в суме не более двух десятков убитых и раненых, мы похоронили в море остатки внушительного по местным меркам флота Беовульфа — и воодушевленные победой, вернулись домой.

Правда, вид черного, еще густо дымящего пепелища сильно подпортил мое триумфальное настроение... А к вечеру из леса потянулись беженцы-христиане, которых я волей или неволей был вынужден размещать в крепости — но ведь это были женщины и дети, оставшиеся без крыши над головой… Пришлось делиться с ними и запасами еды — а после удвоить число охотников и рыбаков. Лучшее из захваченного вооружения я вновь отправил в качестве даров лояльным ярлам, хвастаясь победой над великим Беовульфом (!) и одновременно требуя (уже требуя!) поделиться зерном и скотом. Заодно пугая вожаков тем, что мое терпение на исходе — и как только ко мне придет подкрепление из Гардарики, я уже силой, а не добрыми посулами заставлю ярлов мне присягнуть!

После подобного «увещевания» двое вождей — Вело и Ильмар — сломались, и поспешили явиться в мою твердыню. Они пусть и для вида, но приняли христианство, принеся также что-то вроде вассальной клятвы. При этом в общей на двоих дружине ко мне присоединилось около шести десятков боеспособных воев… Еще четыре ярла прислали продовольствие и заверили меня в своих «верноподданнических» чувствах, не спеша впрочем, явиться в «берлогу» для принесения присяги.

Однако все изменилось, когда неделей спустя из Новгорода пришло аж десять ладей с ушкуйниками на борту! Пять сотен матерых, опасных бойцов из ильменских словен разом переломили ситуацию в мою пользу — и тогда вожаки и вожачки эстов со всего острова уже массово устремились в нашу твердыню, просясь под мою руку! Побоялись, видать, что исполню свое обещание… А чтобы приободрить своих новых «подданных», я тут же провозгласил общий поход и назвал его цель — Уппланд!

Конечно, самому мне больше хотелось бы навести визит в Саксонию, но увы… Не сошлись звезды. Ибо для того, чтобы начать разорять земли германцев, в свою очередь давящих на ободритов с запада, мне пришлось бы пройти с флотом вдоль датских островов и побережья Ютланда. На моем пути встали бы бесчисленные проливы — опасный для судоходства Большой Бельт, Каттегат, Скагеррак — и ведь на берегах каждого живут далеко не мирные и не беспомощные даны! Датские викинги сейчас как раз готовятся к решающему сражению с войском Харальда Хардрада, короля Норвегии. Будущая битва в устье реки Ниц обернется для датчан катастрофой, их король, Свен Эстридсен, едва не погибнет, но… Но пока они только собирают флот по всей стране. И появление эскадры эстов под моим предводительством может послужить — и наверняка послужит! — для извечных врагов западных славян красной тряпкой! Ведь «восточные викинги» не раз отмечались разорением именно датских земель…

Можно, конечно, было бы предложить военный союз ругам, да нанести ряд совместных ударов именно по данам, отвлекая их тем самым, от противостояния с Хардрада — оказав, таким образом, большую услугу зятю покойного Ярослава Мудрого. А после, заручившись уже его поддержкой, обрушиться на германцев — и кто знает, как там повернуло бы?! Глядишь, все западные славяне бы объединились против общего врага, и вновь заполыхал бы костер восстания на занятых врагом славянских землях! Спичкой для розжига которого послужили бы как раз наши набеги…

Пожалуй, я бы так и сделал — если бы не одно но: я веду в бой своих недавних противников. Людей, еще совсем недавно сражавшихся со мной, чьи сородичи, а когда и кровные родственники погибали от рук моих воинов. Людей, присягнувших мне под серьезным давлением и угрозой скорой расправы… Так что для начала мне нужно испытать их в относительно легком деле! Насколько ударить по Уппланду легче, чем столкнуться с датчанами… Хороший вопрос. Но, по крайней мере, сведений, что свеи в этом году планируют серьезный военный поход, стянув флот воедино, в доступных мне игровых справочниках нет. Так что пускай даны потеряют флот в битве с норвежцами — а уж потом мы вместе с ругами хорошенько их пощупаем за вымя! Глядишь, и вовсе выведем из игры, заставив Эстреда отказаться от королевского трона в пользу Хардрада — также ведь немалая услуга… А потом дело и до саксонцев дойдет, да и не только до них!

Но пока же наша цель — Уппланд! Да, из-за нашего разбойного набега наверняка пострадают невинные, и это гложет мою совесть. Сильно гложет. А с другой стороны — сколько морских разбойников, подобных Сверкеру или Ториру, на протяжение столетий грабили в том числе и славянские земли? Сколько новгородских (да и не только новгородских!) купцов отправили они на корм рыбам?! Сколько зла свеи принесли моей родной земле, начиная с викингских набегов, продолжив новгородско-шведскими воинами, Ливонской войны, предательским ударом во время русской Смуты, Северной войной, негласной помощью Германии во время Первой и Второй Мировых войн?! Так что удар по Уппланду — он прежде всего в интересах Руси. А коли невинные и пострадают — так разве не за грехи отцов?!


Май 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Упсала, королевский двор. Флоки Мститель.


… — Ярл Флоки Мститель, сын Сверкера Хитрого!

Заслышав свое имя, юноша вошел в просторную залу с высокими потолками, подпираемыми деревянными столбами с искусным резным орнаментом. Невольно оглянувшись, он зацепился глазами на висящее на стенах залы дорогое оружие, коим можно было бы вооружить полноценный хирд в сотню отборных воинов! Но тут же его взгляд встретился со взглядами многочисленных, славных мужей из племен свеев и гетев, явившихся к королевскому двору и сейчас восседающих на скамьях у помоста конунга Стенкиля. Они пристально, с недовольством взирали на молодого воина — и на мгновение он замер, не в силах сделать и шага вперед!

Но собственное смятение и страх Флоки уже давно научился ненавидеть самой лютой ненавистью, и также давно он научился с ними бороться. Потому сейчас ему стоило лишь вспомнить события последних полутора месяцев, чтобы прежняя решимость вернулась к нему — и он двинулся вперед, уже не обращая внимания на окружающих его ярлов, богатых бондов и витязей, известных своей лихостью и храбростью!

Впрочем, чем ближе он приближался к помосту конунга, на котором расположился красиво украшенный искусной резьбой, инкрустированный золотом и самоцветами трон с восседающим на нем белобородым, седым как лунь Стенкилем, тем более неспешным становилось движение «Мстителя», а взгляд его наполнялся почтением, со стороны кажущимся совершенно искренним. Не дойдя до конунга нескольких шагов, сын Сверкера остановился и, глубоко поклонившись, четко, громко и крайне радушно произнес:

— Приветствую великого конунга Стенкиля, сына славного ярла Ренгвальда Ульвсона!

Старый, но далеко еще не дряхлый и не растерявший целиком былой силы конунг неспешно разлепил губы, после чего раздался его пусть и приглушенный, но еще гулкий голос, заставивший смолкнуть всех присутствующих в зале:

— И я тебя приветствую, Флоки, сын Сверкера… Мне сказали, что ты принес мне черную весть о готовящемся набеге «восточных викингов»?

Юноша встрепенулся и полным праведного негодования голосом ответил государю свеев и гетев:

— Истинно так, конунг! Они собрали три десятка драккаров, и к ним присоединилось еще десять ладей вендов из Гардарики, именуемых «медведями». А кроме того, три больших корабля с «пороками», не иначе как ромейской постройки!

Стенкиль внимательно взглянул своими серыми, уже выцветающими глазами на говорящего из-под кустистых, седых бровей — впрочем, взгляд его был вполне еще ясен и даже остер, словно у мужа в самом расцвете зрелости:

— Откуда же тебе это известно, Флоки, сын Сверкера?

Немного нервно сглотнув, «Мститель» заговорил — вначале быстро, съедая окончания слов, но вскоре успокоившись, уже чуть более медленно и внятно:

— Я был там. Был на Эйсюсла, когда ярл Самсон, победитель исландской воительницы, объявил о набеге на Уппланд.

Не отрывая взгляда от юноши, конунг решил уточнить:

— И как ты там оказался?

Флоки ответил уже чуть более твердо, окончательно уняв неожиданно охватившее его волнение:

— Я был в хирде славного вождя Беовульфа, призвавшего в набег нескольких свейских и датских ярлов. Всего у него было одиннадцать драккаров. Беовульф… — тут юноша сделал паузу, словно не решаясь говорить далее (впрочем, это был обдуманный жест, а вовсе не искреннее смущение) — Беовульф пообещал мне помочь отомстить ярлу Самсону за убийство моего отца, брата, тестя, его сыновей и дочери Альвдис, моей супруги.

Тут сын Сверкера взял небольшую паузу, после чего продолжил:

— Однако смелость ярла «Медведя» в этот раз его и погубила. Он первым ворвался в гавань у бурга Самсона — и первым попал под удар его «пороков». Драккар ярла был сожжен в гавани; погибла также команда и следующего за вождем корабля. И лишь третий сумел благополучно причалить — оставшиеся же суда данов пристали к берегу на значительном удалении от крепости нашего врага. И тогда Самсон вывел большой отряд из бурга и атаковал, имея двукратное численное превосходство над сумевшими выбраться из воды хирдманами… Они все погибли, пал и великий воин Беовульф, предательски сраженный множеством воев противника!

На самом деле Флоки ничего этого не видел, в бессилии лежа на песке после того, как покинул своих соратников, спасаясь с горящего драккара. Никаких угрызений совести он не испытывал: все его товарищи, в том числе и могучий Виглаф, его учитель, также как и великий воитель Беовульф, все погибли — он же остался жив! Виглафа, правда, было очень жаль… Но научивший доверять пророческим снам и собственным дурным предчувствиям, сын Сверкера не колеблясь, бросил хирд — и сумел выжить в невероятно долгом заплыве, в конечном итоге оказавшись мудрее всех... Впрочем, так и не увидев ни гибели соратников, ни смерти самого «Медведя», в оценке случившегося «Мститель» оказался неожиданно близок к истине!

Выслушав юношу, конунг согласно покачал головой — правда, было не совсем ясно, с чем он соглашается, словами принесшего дурные вести свея или же собственными мыслями — после чего решил уточнить:

— Но как же ты сам спасся, Флоки? Как сумел добраться до Упсалы, найдя возможность предупредить нас?

Перед сыном Сверкера в одно мгновение пролетели образы-воспоминания: как он приходит в себя и видит пылающие датские драккары в море, как в панике бежит от бурга Самсона, бежит, не оглядываясь по сторонам… Как его без боя взяли на ночлеге «восточные викинги» — по счастливому для Флоки стечению обстоятельств, являющимися врагами его врага. А это обстоятельство, как известно, создает возможности союзов, порой самых неожиданных… Флоки вспомнил морщинистое, похожее на птичье лицо верховного волхва, к коему его доставили захватившие его воины, вспомнил, как вздрогнул всем телом, впервые поймав на себе полубезумный взгляд жреца… Более седьмицы он жил у капища на правах пленника — но когда до «Мстителя» дошла весть, что ромей, принимая в дружину первых струсивших ярлов, объявил поход на Уппланд, в голове его практически мгновенно сложился план, каким образом ему удастся погубить своего давнего врага! И выслушав его, волхв буквально загорелся идеей свея, тут же освободив пленника, вернув ему оружие и одарив новой кольчугой (взамен той, что сын Сверкера каким-то чудом сбросил с себя во время заплыва). Все оставшееся время пребывания на Эйсюсла с Флоки едва ли не пылинки сдували, кормя буквально на убой — а когда готова была ладья для похода, с ним к родным берегам отправился хирд отборных воинов из числа «восточных викингов»! Благодаря им, а также черной вести, им несомой, он наконец-то попал к конунгу — и вот, ныне он стоит перед самим Стенкилем! Вспомнив все трудности, что ему пришлось преодолеть, «Мститель» невольно улыбнулся — он наконец-то добился своего вопреки вставшим на его пути сложностям! Впрочем, быстро стерев с губ неуместное сейчас проявление чувств, он поспешно выдал заранее заготовленную и вполне убедительную полуправду:

— Я был оглушен во время битвы и потерял сознание. Когда же пришел в себя, то увидел, что ромейские корабли жгут и таранят драккары датчан, и тогда поспешил укрыться в лесах острова. Там я встретил «восточных викингов» — и с удивлением для себя узнал, что они враждуют с ярлом Самсоном, и что он силой заставляет их идти за собой. Меня привели к верховному жрецу, коему я без утайки рассказал свою историю. А когда к нашему общему врагу из Гардарики пришли новые воины, он объявил, что сокрушит любого, кто не подчиниться ему, и что собирается в поход на Уппланд… Вот тогда-то я и предложил «восточным викингам» стать их посланником к тебе, конунг! Битые во множестве сражений, на суше и на море, островитяне как огня боятся ромея, и часть их уже обратилась в верных ему цепных псов. Но для большинства ненависть пока сильнее страха — и они ищут удобного случая избавиться от захватчика!

Сделав короткую паузу и прочистив пересохшее горло, Флоки продолжил:

— Так вот, славный Стенкиль, что предлагают нам «восточные викинги»: они сами нападут на ярла! Но только если тот встретится с твоим войском. И когда он, его венды и перешедшие на его сторону мужи Эйсюсла вступят в бой, сохранившие свою честь воины ударят Самсону в спину, обрекая того на гибель… Нам лишь нужно отправить в море несколько судов с целью обнаружить флот врага, да выставить дозоры на побережье, предупредив жителей. И собрать хотя бы двухтысячное войско, отправив его к морю — а когда враг появится, выйти ему наперерез. Ромей смел и удачлив — у него полторы тысячи «восточных викингов» и более семи сотен вендов и ругов, а также хирдманов исландской принцессы. Он решится на битву, видя равенство сил или собственное малое преимущество — но тогда же получит удар в спину!

Выслушав пылкую речь юноши, конунг неожиданно улыбнулся и с легкой иронией спросил:

— Почему же нам не воспользоваться дымными сигналами? Или вовсе не выйти в море наперерез врагу? Как думаешь, Флоки, сын Сверкера?

Вопрос для «Мстителя» был неожиданным, но ответил он практически не задумываясь:

— Дымный сигнал будет заметен и на кораблях. А узнав, что неожиданного нападения не вышло, и что его войско ждет сильный противник, ярл Самсон может и отказаться от набега на Уппланд. А ударит, например, по Гетеланду!

На последних словах в зале возмущенно зароптала часть собравшихся мужей, и, приняв их ропот за поддержку, юноша продолжил чуть более смело и уверенно:

— Что же касается морского сражения — то природный ромей, построивший столь могучие корабли, имеющие собственные «пороки», умеют ими и править в битве, тараня драккары своих противников. В море его суда — настоящие плавучие крепости, и боюсь, что захват их обернется для нас гораздо большими потерями, чем битва на суше…

Стенкиль словно бы смутился, осознав правоту «Мстителя». Молча выслушав молодого свея, он вновь важно покачал головой, после чего устало выдохнул:

— Я услышал тебя, сын Сверкера. Что же, над твоими словами действительно стоит подумать… И я подумаю, а заодно решу, что мы можем сделать. А пока ты мой гость — так что ешь, пей с моего стола, веселись с лучшими мужами из числа моих подданных! И если все сказанное тобой правда, Флоки — то за вовремя доставленные вести тебя ждет щедрая награда!

Юноша лишь почтительно поклонился государю, внутренне ликуя в душе: все получилось! Получилось!!! Ему наверняка удалось убедить конунга поступить как нужно — а раз так, то осталось приложить совсем немного усилий, и проклятый трелль, убийца отца и супруги, обретет уже свой конец!

И что важно, никаких дурных предчувствий в этот раз у «Мстителя» не было…

Глава 15

Май 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Уппланд. Стоянка русов и эстов. Ярл Самсон.


Сорок кораблей в сумме — это огромная масса судов для нападения на одно небольшое рыбацкое поселение, усадьбу пусть и зажиточного бонда или же крепость местных ярлов. Потому, заприметив на побережье удобную, широкую гавань (рядом с которой, кстати, также раскинулось поселение, пустующее к моему вящему удивлению), я решил расположить здесь что-то вроде ставки. Со мной осталась дружина варягов-ближников, и хотя Горыня и Храбр тут же посетовали на «злую долюшку», выразив мнение и остальных ругов — но посулив им двойные доли добычи, как моим личным телохранителям (!), я успокоил людей. А давним соратникам также пообещал, что по возвращению из похода отпущу их в Ладогу, где до поры до времени остались их семьи, и позволю им провести с любимыми (уже носящими, а то и родившими первенцев!) целый месяц. Ну а после, коли рискнут, пусть уже берут моих «сестер названных» и «племянников названных» с собой — крепость-то уже готова, теперь нам есть где укрыться и спрятать ближних!

Помимо варягов с нами остались и хирдманы Хельги — ну эти по умолчанию неизменно находятся рядом с исландской принцессой, да славяне Ратмира. Воевода также всерьез насупился, намереваясь, видимо, обидеться на мое решение — но я подсластил пилюлю полуторными долями, обещанными его воинам, и тройной лично для воеводы… Правда, пришлось также обещать тройную долю и Твердиле, вожаку-атаману ушкуйников, приведшему крупный отряд речных пиратов на Эйсюсла, тем самым здорово меня выручив. Но при этом Твердило ведет себя крайне независимо, и неизменно старается напомнить, что его воины — они именно его, и подчиняются именно ему. И что он в любой момент может их увести! Пока приходится терпеть такое «вольнодумство» не шибко дисциплинированного «головы» ушкуйников, хотя бы во время похода. Но скоро, я мыслю, чересчур самоуверенный вожак (если конечно, он не «исправится», в чем я искренне сомневаюсь) как-то не так посмотрит (обязательно посмотрит!) на мою жену — и последняя, оскорбившись, вызовет его на поединок. Не принять его атаман не сможет — максимум, что он сумеет сделать, так съехать на поединок уже со мной, ревнивым супругом, защищающим честь своей женщины! И в любом случае «атамана» ждет смерть. И планирую я провернуть сие действие как раз во время дележа добычи, самое удобное для конфликтов время! На радостях мужи наверняка переберут с хмельным, у многих возникнут претензии друг к другу по поводу распределения трофеев, и наш «междусобойчик» со стороны будет казаться вполне естественным… Как я на то надеюсь. Главное, чтобы «улов» был значительным! И тогда, после смерти вожака, большая часть ушкуйников наверняка останется со мной — признав во мне более сильного и более удачного вождя…

А пока же «эскадра» Твердило поделена на три неравные части — четыре ладьи с атаманом первыми ушли на север, еще три наоборот, отправились на юг, к берегам Геталанда. Ведь не одни же свеи пиратствуют в море! Так что пусть достанется «ответочка» за разбой и гетам… Наконец, две ладьи с новгородцами я оставил при себе — как и четыре судна эстов из числа наиболее лояльных викингов, кто с самого начала пошел на сближение и в числе первых присягнул мне. Всем им также была обещана полуторная доля для простых ратников, и двойная — для вожаков. Большая же часть островитян присоединились к ушкуйникам, заранее обговорив, что в набеге смогут действовать самостоятельно, разбившись на небольшие эскадры по три-четыре корабля в каждой…

Оставив «берлогу» на Деяна, я выделил ему четыре десятка варягов, исландцев и ушкуйников Ратмира. Также гарнизон замка усилили пять десятков новоприбывших славян — соответственно в поход на каждом из дромонов я повел по семьдесят воев. Ядро моей уже весьма могучей рати, чуть более, чем две сотни отборных бойцов! С ними я и расположился на берегу. Дружинники вытащили корабли на песок, выкопали вокруг стояки небольшой ров, а в стенки получившегося вала вбили под углом заостренные колья. Единственный проход в лагерь мы перегородили рогатками, на ночлег возвращаясь на корабли — а пустующий поселок на холме, также защищенный земляной стеной, заняли полсотни новгородцев и сотня эстов. Уж больно выгодная позиция, коли вдруг придется обороняться, да и обзор с холма отличный… А вот уводить в городище всю рать никак нельзя: самое важное для нас — это прежде всего дромоны и ладьи, и их требуется беречь пуще всего! Потому-то еще полторы сотни ушкуйников и восточных викингов остались как раз у судов.

Помимо размещения воев в двух укрепленных лагерях, я озаботился и дозорами, выставив их на удалении от городка, но в прямой видимости сигнальных костров, кои они должны запалить при появлении сильного врага. Днем в городке специально отобранные вои будут следить за появлением дымных сигналов, а ночью — за далекими огоньками костров… Заодно и за морем присмотрят: вдруг на горизонте появятся не возвращающиеся с набега драккары эстов, а скажем, сильная эскадра свеев или гетев?! В этом случае мы как раз успеем подготовить дромоны к бою и вывести их в море!

С собой мы брали запас еды примерно на шесть-семь дней, а в городке, как назло, поживиться едой особо не получилось — и еще одна из причин, по которой я также разбил свою рать на части, стала нехватка провизии. А вообще, учитывая, что нам попалась пара идущих от берегов Уппланда драккаров, спешно бежавших при нашем появлении, можно сделать вывод, что их экипажи все-таки успели заранее предупредить жителей прибрежной полосы. Соответственно, это также означает и то, что конунг свеев Стенкиль, заранее извещенный о нашем появлении, собирает силы для отражения набега! Потому-то на все про все я выделил Твердило седьмицу — разорить, кого удастся в течение трех дней набега, а на четвертый уже поворачивать назад… Ярлам же эстов, отправившимся к берегам Гетеланда вместе с отрядом Буслая, второго человека среди ушкуйников (более вменяемого и обстоятельного, чем Твердило, за что я и собираюсь в будущем приблизить его к себе), я никаких сроков не ограничивал. Если что, соединимся на пути домой, зато, может, и награбят побольше…

Кажется, я предусмотрел все, распланировав набег максимально грамотно и эффективно. Но отчего же меня теперь постоянно гложет изнутри какая-то неясная тревога?! Хоть сворачивайся и домой возвращайся! Лишь близкое присутствие любимой и её стойкая вера в то, что у меня все получится, помогают сохранить душевное равновесие…

По вечерам мы позволяем себе прогуляться только вдвоём вдоль береговой линии — у её перса настройки столь шикарны, что если начнётся какая-либо заваруха в лагере, она это почувствует. Даже так — она почувствует неладное в тот момент, когда исланды только обнаружат появление угрозы на дальних подступах! Ну и наоборот, в случае опасности хирд целиком поспешит ей навстречу... Так что да, романтические прогулки вдоль полосы прибоя мы себе позволить могли. И во время одной из таких прогулок обнаружили удобную, изолированную бухточку, куда морская вода попадает, только перелившись через каменную гряду — получается очень красиво, настоящая каменная чаша с водопадом... И главное, вода в ней прогревается так, что можно купаться! Курорт одним словом. И пару раз мы там даже заночевали, наслаждаясь единением с природой и предаваясь любви, да мечтам, что когда-нибудь сможем также отдохнуть на море в своём настоящем...


Май 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Уппланд. Окрестности бурга ярла Асбьорна. Флоки Мститель.


Сын Сверкера жадно вдыхал прохладный ночной воздух, взирая на усадьбу своего бывшего соседа — того самого, кто вместо помощи, о которой «Мститель» его буквально умолял, посадил парня на цепь. Голод, так или иначе, сломал бы Флоки, и если бы не помощь Йоргена, сегодня юноша давно уже был бы мертв! Ведь после «завещания» отцовских земель Асбьорну он становился не только не нужным, но даже и опасным подлому соседу! Все же сотворенное ярлом беззаконие могло бы вызвать гнев конунга — коли бы тот что-то о нем услышал. А так концы в воду — буквально, вместе с телом недавнего пленника…

Однако Йорген спас своего господина — а сам Флоки недавно узнал, что Асбьорн и Гьорд поделили его земли, уже не утруждая себя соблюдением прав наследования. Правда, мирного дележа не получилось — но небольшая битва, унесшая примерно по два десятка хирдманов с обеих сторон, не выявила победителя. И тогда ярлы-соседи решили все же договориться. В итоге Асбьорну целиком достались владения Сверкера, в то время как Гьорд оттяпал себе бондов и пригодную для распашки землю Лудде Старого. И вот чего им бы сразу не определиться с дележом на словах, вместо того, чтобы губить воинов в сече?

При этой мысли губы «Мстителя» сами собой расплылись в жесткой, едкой ухмылке. Ведь уж точно не ему сожалеть насчет потерь столь подло поступившего с ним соседа! При имени «Асбьорн» у парня сами собой сжимались кулаки — но до поры до времени он не собирался отвлекаться на новую месть, покуда не свершится старая. Все же Самсон отнял у него гораздо больше, чем ярл-сосед! Но недавно обстоятельства изменились…

Несмотря на предупреждение Флоки, Стенкиль к отражению набега и будущей ловушке для вендов и «восточных викингов» готовился, мягко говоря… Неспешно. Впрочем, его можно было понять: основное внимание конунга свеев и гетев привлекали события, происходящее на западе, а именно война Харальда Хардрада с датчанами и собственными мятежными ярлами. Последние, недовольные насаждением христианства вернувшимся из Царьграда «Суровым» королем, обратились за помощью… к конунгу-христианину! Однако же сам Стенкиль видел в происходящем как возможность ослабить соседа, так и урвать кусок пожирнее от его земель. А потому язычников-мятежников, а также бондов, недовольных усилением королевской власти в Норвегии, всячески поддерживал и исподволь готовился принять участие в усобице на стороне последних.

А потому для отражения набега Самсона конунг выделил всего около пяти сотен хирдманов во главе со своим средним сыном, Хальстеном, что было, по мнению Флоки, совершенно недостаточно. Нет, конечно, если бы большая часть «восточных викингов» предаст его давнего врага, то ромея очевидно ждет гибель! Проблема заключается лишь в том, что имея численное преимущество над захватчиком собственного острова, мужи Эйсюсла уже не решились на него напасть без помощи извне… И теперь появление всего пяти сотен свеев может и не подвигнуть эстов на удар в спину.

Тем более, что «восточные викинги» УЖЕ могли изменить, да только не Самсону, а волхвам! Что, если возможность взять богатую добычу утвердило их в верности бывшему треллю, а небольшое число хирдманов-свеев вдохновит их ударить не в спину захватчику и примкнувшим к нему предателям, а всей массой навалиться на невеликих числом защитников Уппланда?! А после залить кровью свеев весь берег, оставив лишь дымящие пепелища на месте недавних поселений и усадьб?!

Впрочем, читать мысли Флоки не умел, и не мог наверняка предугадать действий островитян. Зато вот Хальстен Стенкильссон, по всей видимости, сумел залезть в его голову — ну или просто разделял точку зрения младшего сына Сверкера. Ибо, отправив гонцов к побережью с призывом к бондам бросить рыбацкие поселки у моря, он также призвал местных ярлов в свой хирд. При этом сам Хальстен не особо спешил на встречу к Самсону — отчасти потому, что даже пять сотен выделенных конунгом воинов собрались в Упсале не сразу. Но и после того, как положенное число хирдманов выступило в поход, темп их движения был невелик — средний сын конунга собирал по пути ватаги верных ярлов, очевидно надеясь добиться если не численного превосходства, то хотя бы равенства сил с «восточными викингами».

Очевидно, и Хельстену пришло в голову, что сколь будет слабо его войско, разбойники с Эйсюсла скорее ударят по нему, чем по ненавистному им Самсону, здорово их, однако, запугавшему!

При этом и само число верных ярлов оказалось не столь и велико… И вновь причиной стала борьба христиан с язычниками — только теперь уже собственно в землях свеев и гетев. Сам Стенкиль, как и его сыновья — христиане. А вот тинг, провозглашающий конунга (и способный его низложить!), представлен, в том числе, и множеством влиятельных язычников. Потому государь вынужден сохранять равновесие между представителями старой и новой веры — в том числе, к примеру, он воспротивился желанию епископа Сигтунского Адальварда сжечь языческое капище в столице! Конунг-христианин, коего окружение считает набожным, воспротивился тому, чтобы в его собственной столице сожгли языческое капище — видано ли подобное в иных землях?! Вряд ли… И если на помощь норвежским мятежным ярдам и бондам готовы прийти не менее двух тысяч свеев-язычников, то на под знамя Хельстена встало менее четверти их числа.

По какой-то причине часть ярлов и вовсе не покинуло прибрежных бургов в северном Уппланде. Видимо надеясь, что им или удастся выдержать осаду «восточных викингов», или, что все решится еще до того, когда враг подступит к их стенам. Ну или что время покинуть крепости вместе с воинами еще есть… Что же, Флоки решил убить двух зайцев одним махом: во-первых, доказать, что «восточные викинги» значительно ближе, чем думают в его родных краях, заставив свеев гораздо живее присоединиться к сыну конунга, а во-вторых… Во-вторых, поквитаться с Асбьорном! Гьорд хоть и вышвырнул его, но настоящей подлости не совершил — а потому в будущем, если ярлу хватит мудрости отдать Флоки земли Лудде Старого миром… Что же, тем самым он сохранит свою жизнь и жизнь своих людей.

А вот Асбьорна «Мститель» щадить ни в коем случае не собирался…

— Эй, старый ты кусок гниющего мяса!!! Где ты, Асбьорн Ослиная моча? Выходи и покажись мне, преданному тобой Флоки, сыну Сверкера, чьи земли ты забрал в отсутствие хозяина!

Стражи на воротах бурга удивленно вытаращились на тройку воинов, одним из которых и является кричащий на всю округу Флоки. А поскольку на дворе стоит глубокая ночь, возможно в первые мгновения им показалось, что неизвестные люди, один из которых и есть орущий во всю мощь легких мальчишка — это просто наваждение, посланное не иначе как Хель, богиней мира мертвых… Однако «Мститель» постарался развеять это заблуждение:

— Ну что вы вытаращились, тупые бараны?! Своим скудоумием вы превосходите даже выродка Асбьорна, раз служите этому вонючему козлу!!! Зовите его сюда, передайте, что домой вернулся Флоки, сын Сверкера! Передайте, что он пришел забрать свое по праву — и что несет слово конунга Стенкиля!

Прямого оскорбления стражи не вытерпели, и со стены раздался недовольный голос одного из свеев — а в голосе его сквозила неприкрытая угроза:

— Флоки Мелкий говнюк! Проваливай отсюда как можно быстрее, беги, как бежал осенью, трусливый заяц! Иначе висеть тебе на воротах головой вниз, с распоротым брюхом! Один раз ярл сглупил, не убив тебя сразу, но новой ошибки точно не допустит!!!

Однако юношу, прошедшего неплохую ратную выучку у могучего Виглафа, закаленного оскорблениями ближников Беовульфа и уже столько раз ставившего жизнь на кон, что сразу и не сосчитать, смутить было совсем нелегко. Выслушав ответ стража с глумливой улыбкой на губах — которую, впрочем, они не могли увидеть — он ответил с ядовитым презрением в голосе и такой убежденностью в своих словах, что у говорившего с ним хирдмана по спине поползли мурашки:

— Мертвец не может грозиться, что убьет живого. А ты мертвец, хоть и не догадываешься об этом… Вряд ли кто из вас, в усадьбе, встретит закат следующего дня, клянусь Тором!!! И если ты все же хочешь жить, воин, быстрее зови сюда внебрачного сына скота и шлюхи, выродка Асбьорна! Пусть примет поединок — а когда я вытру клинок от еще парящей крови этого осла, может, я кого-то и пощажу… Но лучше бы вам сразу принести его голову! Тогда я точно буду более милостив!

Не дождавшись никакого ответа от замерших на стене свеев, Флоки и вовсе зашелся яростным ревом:

— Зови ярла и открывай ворота, побери тебя Хель, глухой дурак! Разве ты не слышал, что я несу слово конунга Стенкиля?!

Впрочем, стражу не пришлось идти далеко. Крики «Мстителя» перебудили половину усадьбы и воинов, находящихся в ней, так что и сам Асбьорн уже знал, кто явился к воротам его бурга. Неспешно поднявшись на стрелковую галерею, защищающую ворота, он злобно ухмыльнулся, глядя всего на троих пришельцев, застывших у основания короткого мостка:

— Не иначе, как Флоки Безумец вернулся в мой дом! Что же, будешь просить о помощи — или лучше сразу взмолишься о пощаде, скуля, словно побитый пес?!

Однако яд в голосе мерзавца, некогда действительно державшего сына Сверкера на цепи, будто какое животное, нисколько не тронули юношу. Коротко усмехнувшись, он уже вполне спокойно ответил:

— Спускайся, Асбьорн. Спускайся и сразись со мной на хольмганге. Победишь, и мои родовые владения твои по праву. Как и владения Лудде Старого — я ведь его единственный уцелевший родственник. Проиграешь — и я заберу твою землю и твою дружину. А твоя дочь станет моей женой — и когда-нибудь в этом бурге будет править твой внук, твоя плоть и кровь. Спускайся, и сразись со мной — тем самым сохранив жизнь всем своим людям! Или ты, свирепый викинг, боишься какого-то немощного сопляка — так кажется, ты называл меня в прошлый раз?!

Асбьорн несколько мгновений действительно колебался. Мелкий засранец дарил ему возможность предъявить свои права на владения Лудде, и это было заманчиво — а то, что он сумеет победить мальчишку в поединке, сомнений не вызывало… Ровно до этой минуты. Уж как-то слишком спокойно Флоки вызвал его на хольмганг — со спокойствием человека, уверенного в своей победе. Да и насколько смогли разглядеть при тусклом свете факелов глаза немолодого уже свея, юнец, как кажется, вытянулся за зиму и возмужал — а значит, мог и поднатореть в искусстве владения клинком… И потом, ведь Гьорд ни за что не отдаст приобретенные уже владения Лудде без боя — а силы обоих ярлов пока что равны! Потому в итоге владелец усадьбы ответил с этакой чванливой ленцой в голосе:

— Сражаться на хольмганге можно с равными, но не с паршивыми псами, чей удел лишь лизать мои пятки! Что мне наследное право на твои владения, если они достались мне по праву сильного?! И потом, насколько я знаю, младший сын Сверкера давно уже мертв — а со мной говорит самозванец, что также не увидит наступающего рассвета, хахахах!

— Ахахахахахах!!!

Разразившись глухим, натужным смехом, ярл с удовольствием теперь слушал, как откровенно ржут его хирдманы — словно бы шутка была действительно хороша. А вот у Флоки ответ Асбьорна вызвал неожиданно острое сожаление. Он вдруг понял для себя, что был бы рад попытать свои силы в поединке с настоящим викингом — несмотря на подлость и излишнюю расчетливость, пришедшую с годами, враг был действительно опытным налетчиком, сражавшимся не в одной битве... А еще ему вдруг стало жаль всех собравшихся в бурге людей — пусть на мгновение, но искренне жаль. Впрочем, он тут же вспомнил, что когда сидел избитый, на цепи во дворе бурга, никто не бросил на него даже короткого, жалостливого взгляда... И уж тем более не подал воды, не подбодрил пусть и единственным утешительным словом! А как знать — может, научившийся за последнее время ценить именно человеческое отношение Флоки приказал бы пощадить хотя бы того, кто проявил к нему простое людское милосердие... Или даже его тень.

А врагу он ответил необычно серьезно:

— Ты сделал свой выбор, ярл Асбьорн. Ты сделал его за себя и своих подданных, так что теперь уж не обессудь…

После чего продолжил уже с глумливой усмешкой в голосе:

— Скажи-ка, а сколько сейчас воев у тебя осталось после вражды с Гьордом, ярл?! Сколько хирдманов сейчас с тобой в бурге, а, подлый выродок?! Ну же, чего молчишь?! Или испугался всего троих путников, вставших у ворот, старый, вонючий трус, наделавший в штаны при одном слове «хольмганг»?!

Однако сыну Сверкеру уже никто не ответил. Асбьорн выждал пару мгновений после того, как тот, наконец, заткнется, давая своим людям понять, что выпады «Мстителя» его никак не задели, после чего коротко, можно сказать даже, равнодушно приказал:

— Закидайте их сулицами. И пусть трупы лежат у ворот до утра, а там скормим их собакам. Или утопим...

Однако один из стражников, разговаривавший до того с Флоки, посмел все же возразить ярлу:

— Господин! Он говорил о слове конунгаСтенкиля! А вдруг…

Закончить фразу Олоф — стража звали Олоф — не успел, перебитый Асбьорном:

— Слово… Слово ничего не значит, когда оно не подкреплено воинами, их секирами и щитами. А воинов конунга я здесь не вижу… И потом, даже если мальчишка и не соврал, и он действительно был в Упсале, на тинге — кто знает, куда он делся по пути в мой бург?! Разве ты видел его? Нет?! Вот и я никого не видел…

Между тем сам Флоки заметил приготовления на стенах, после чего коротко бросил:

— Щиты!

Мгновением спустя он и его спутники сцепили щиты над головами внахлест, одновременно присев на одно колено. И тут же «Мститель» закричал, настолько громко, насколько это было вообще возможно:

— Я вот думаю, Асбьорн Бабская дырка, что у тебя не более трех десятков хирдманов в бурге, не более! И вот печальная для тебя новость: у меня воинов вдвое больше!!!

На самом деле, конечно не вдвое, но действительно больше… И с оценкой числа защитников бурга Флоки попал, что называется, в точку. Причем, как и стража, так и проснувшиеся ратники едва ли не всем хирдом собрались у ворот, купившись на хитрость сына Сверкера! Но пока тот отвлекал на себя внимание защитников крепостцы, с тыльной ее стороны к стенам незаметно подобралось два десятка лучших воинов из числа приданных ему «восточных викингов». «Мститель» рассудил, что больше посылать не стоит — ведь чем больше людей, тем выше шанс быть замеченными. Оставшиеся же до поры до времени вои замерли за пределами видимости со стены — на удачу Флоки погода в последние пару дней была пасмурной, и облака закрыли и луну, и звезды… В противном случае он просто не рискнул бы предпринимать ночной штурм.

Сейчас же сын Сверкера приложил к губам боевой рог. И в тот миг, когда в щит его тяжело врезалась первая сулица, прошив дерево так, из доски наполовину вылез наконечник дротика, в их маленькой «черепахе» раздался, наконец, гулкий трубный рев! А в ответ за спиной дружно заревели «восточные викинги», числом в три десятка устремившись к бургу! Асбьорн неверяще уставился вперед, ошеломленно и испуганно — но тут же губы его исказились в улыбке: ярл подумал, что приманкой был вызов на хольмганг! И что выйди он из ворот крепости, как противник тут же бы и ударил всей силой, воспользовавшись тем, что Асбьорн не может быстро отступить, занятый поединком…

Но отчаянный женский визг во дворе бурга заставил ярла резко обернуться, и замереть уже от настоящего ужаса! Два десятка лучших бойцов из числа островитян благополучно миновали стену, забравшись на нее с помощью абордажных тросов с крючьями-«кошками» на концах — и безмолвно побежали к воротам. Кто-то из женщин заметил врага, в ужасе закричав — и «восточные викинги» взревели столь же яростно, как и их соратники за стеной, со всех ног устремившись к замершим у створок четверым стражам!

— К воротам!!!

— К воротам!!!

Очевидно, Флоки и Асбьорн выкрикнули это одновременно. Первый — пружинисто распрямившись, и одним ударом меча, покинувшего ножны мгновением раньше, срубившего оба древка впившихся в его щит сулиц. Только по счастливой случайности ни одна из них не задела его руку, а вот Дагмар — воин, прикрывающий «Мстителя» справа — болезненно стонал, и одновременно раздраженно шипел, баюкая раненое предплечье…

Второй же отчаянно указывал на врага хирдманам, в большинстве своем поднявшимся на стену, а теперь спешно, толкаясь на бегу и мешая друг другу, спускающимся вниз… Со стрелковой галереи во двор ударил град из десяти дротиков, убив или ранив как минимум трех викингов, но остальные уже добежали, врезались в жидкую «стену щитов» четверых свеев — и смяли ее прежде, чем соратники пришли на помощь погибшим в считанные мгновения стражам!

У ворот немедленно началась бешеная сеча: понимая, что сражаются уже за собственное выживание, воины Асбьорна рубились с отчаянной решимостью обреченных — но лучшие бойцы из числа эстов не уступали им в ярости, чуя скорую победу и богатую добычу! Их было немногим меньше защитников бурга — и последние не смогли помешать захватчикам открыть створки ворот, впуская в крепость еще три десятка викингов, ведомых самим Флоки!

— Торрр!!!

Сын Сверкера Хитрого и сам бы не поверил в то, как был похож на старшего брата в тот миг, когда с боевым кличем на губах врезался щитом в щит преградившего ему путь хирдмана! Закрывшись от рухнувшей сверху секиры плоскостью воздетого над головой меча, он тут же коротко и точно уколол, вогнав наточенное острие в лицо противника… Сталь удачно прошла над кромкой щита врага и впилась тому в глаз, заставив отчаянно вскрикнуть прежде, чем упасть… Стряхнув с клинка так и повисший на нем топор, «Мститель» шагнул вперед — и тут же был вынужден резко присесть, пропуская над головой размашистый удар бродекса, одновременно полоснув лезвием по открытому боку налетевшего на него воина! Неглубокая, но длинная рана заставила того согнуться — а сверху на шею свея уже обрушился меч распрямившегося Флоки, впервые в жизни обагрившего руки вражеской кровью в честной схватке!

И кто бы мог подумать, что ему столь сильно понравится песнь клинков!

— Асбьорн! Смотри сюда, смотри!!! Вот к чему порой приводит подлость! Вот она, справедливость богов — я познал ее раньше, а теперь её познаешь и ты!!!

Распаленной схваткой и возбужденный пролитой кровью так, как никогда еще не был возбужден в жизни, Флоки яростно кричал замершему на стене старому ярлу. А тот, еще мгновением назад неверяще и опустошенно смотревший вниз, почувствовал вдруг, как страшная ярость захлестнула его сознание целиком.

— Я иду, Флоки! Иду за твоей жизнью!!!

— Иди, иди…

В какой-то миг сын Сверкера поверил, что стал неуязвим, что могучий Виглаф подготовил его столь хорошо, что уже любой противник ему по зубам — не считая конечно, столь искусных бойцов, как например, Сигурд Убийца берсерков или тот же (разрази его гром!) Самсон…

Однако Флоки точно не ожидал, что давно уже немолодой ярл налетит на него с таким яростным бешенством!

...Спустившийся во двор Асбьорн атаковал настолько стремительными и одновременно мощными ударами секиры, что «Мститель» просто не успевал поднырнуть под летящую ему в голову отточенную сталь, а лишь пятился назад! Он подумал вдруг, что подобные чувства испытывал лишь однажды — когда драккар Беовульфа попал в шторм при переходе из Лунда к Готланду, и когда казалось, что морская стихия не оставит людям и шанса! Но с морем воины «Медведя» тогда справились, не смотря ни на что — а сейчас и вовсе все было в руках Флоки, ведь ему противостоял лишь человек! Однако град размашистых, но от того не менее стремительных ударов бродекса заставлял юношу лишь пятиться — а дважды приняв атаки ярла на щит, сын Сверкера и вовсе лишился защиты! Потому как лопнувшее сверху, прорубленное дерево уже не остановило бы сталь — пришлось отбросить щит в сторону…

Однако же в этот миг «Мститель» и сам ощутил настоящее бешенство: сколько можно пятиться и отступать — пока тебя не загонят как крысу в угол, чтобы добить?! Но ведь и крыса бросается на кошку, когда бежать уже некуда! Вот и Флоки при очередной атаке Асбьорна не отступил, а шагнул вперед, размашисто ударив навстречу летящей к нему секире противника — и начисто перерубил ее древко у самого топора!

Но лишившись оружия ярл лишь бешено взревел, и, выпустив из кисти бесполезное топорище, со всего маху врезался щитом в юношу, вложив в атаку вес всего тела! Имей собственный щит, сын Сверкера может быть, еще бы и устоял — но сейчас он буквально взлетел в воздух! А после тяжело рухнул на землю, не выпустив впрочем, рукоять клинка из руки…

Старый викинг шагнул вперед и уже замер над поверженным юнцом, потянув меч из ножен и желая добить наглеца, столь хитро ворвавшегося в его бург… Но в тот же миг Флоки, охваченный отчаянием, со всей возможной силой вогнал острие подаренного Беовульфом клинка снизу вверх, прямо в открытый пах врага! Асбьорн на короткий миг ошарашено замер — а после дико завопил от острой, жуткой боли, и тут же рухнул на колени, не имея более ни сил, ни воли сопротивляться…

Он так и не успел поверить в жуткую рану, самую постыдную и страшную для мужчины. Ибо на следующий удар сердца клинок «Мстителя» одним махом срубил голову старого ярла, неприкаянно покатившуюся по земле… А после Флоки яростно закричал на весь двор уже практически захваченной крепости:

— Убивайте! Убивайте их всех!!! Не должно остаться ни единой живой души, кто указала бы на меня! Берите все добро, что захотете, берите женщин, кого найдете — а на рассвете передадим здесь все огню!!!

...Бой уже не требовал личного вмешательства сына Сверкера: все же полсотни «восточных викингов» против трех десятков хирдманов-свеев — не самый лучший расклад для последних. Особенно, если сеча мгновенно перекинулась внутрь укрепления... Впрочем, защитники сумели перебить не менее двух десятков нападавших в упорной схватке — и сейчас островитяне, распаленные боем, яростно добивали последних воев Асбьорна, в то время как другие подобно волкам метались по двору, ища новых жертв среди домочадцев и треллей ярла…

А Флоки меж тем уже шагал по центральной, просторной зале усадьбы, и с клинка его на пол мерно капала кровь ее владельца… Никто не посмел преградить ему путь — и вскоре свей замер у двери женских покоев.

Покоев единственной дочери Асбьорна, Астрид.

Он видел ее тогда, когда просил ярла о помощи прошлой осенью. Видел, как она вышла именно из-за этой двери. Тогда он еще тосковал по погибшей супруге, Альвдис, но все же краем сознания отметил, что молодая дочь владельца дома весьма хороша собой: тонкий стан, широкие бедра и высокая грудь, спадающая до тугих ягодиц тяжелая коса и весьма смазливое личико… В голове даже промелькнула мысль, что Астрид могла бы стать его новой женой — но сразу после этого улыбающийся Асбьорн приказал посадить его на цепь! Затем, он вновь видел ее во дворе, уже будучи в положение бесправного, моримого голодом и жаждой, но еще не сломленного пленника. Девушка тогда поймала смотрящий с ненавистью, открытым вызовом и одновременно страстной надеждой взгляд Флоки — поймала, и с презрением плюнула ему прямо в лицо!

Что же, теперь пришёл её черед расплачиваться за столь опрометчивый поступок…

Убрав, наконец, меч в ножны и одновременно распустив шнуровка на портках, сын Сверкера резко открыл дверь и тут же отпрянул: вовремя! Астрид кошкой метнулась к нему, держа над головой длинный широкий кинжал! Однако не успев даже один раз ударить, она врезалась головой в дверной косяк, отброшенная увесистой затрещиной Флоки — и выпустила кинжал при падении… В следующее мгновение девушка уже оказалась на полу, а ее ночная рубаха была разорвана от ворота до подола, обнажив крупную грудь с темными, заострившимися от холода сосками, да треугольник темных, курчавых волос между изящных, длинных ног девушки… Когда же насильник грубо их раздвинул, девушка принялась бешено вырываться, но новый тяжелый удар разбил ее нос и губы, залив кровью хорошенькое лицо — и Астрид услышала властный голос её обидчика, глухой от похоти и ненависти:

— Помнишь меня, тварь?! Помнишь, как плевалась?! За все в жизни приходит расплата, за все! Запомни это, шлюха!!! Правда, это будет последним, что ты запомнишь в своей жизни…

В следующий миг он рванулся вперёд, но девушка изо всех сил напрягла крепкие, мускулистые бедра, не пуская насильника к лону... И тогда крепкие пальцы Флоки стальным обручом стиснули ее горло, заглушив отчаянный крик Астрид! Боль от удушья становилась все сильнее с каждым мгновением, в глазах ее потемнело... Но от осознания того, что это ее последние мгновения, и что они будут именно такими, дочь Асбьорна захлестнул животный ужас! Она впилась ногтями в глаза убийцы, со всей силы — желая не то, чтобы выцарапать, а буквально их вырвать! А когда же он отпустил ее горло, пытаясь отвести руки отчаянно сопротивляющейся жертвы, Астрид одним отчаянным движением подалась от Флоки назад, судорожно нашаривая правой выроненный клинок… И в тот самый миг, когда кулак разъяренного, наполовину ослепшего убийцы со всего маху врезался в ее лицо, сломав нос девушки, её пальцы наконец-то сомкнулись на рукояти кинжала! Насильник, не заметив, что жертва его снова вооружена, навалился на Астрид в очередной раз, желая наконец-то в неё войти... Но прежде, чем это случилось, девушка отчаянно ударила кинжалом, так и не замеченным сыном Сверкера! И его широкое лезвие буквально по рукоять вошло в шею так и несостоявшегося до конца "Мстителя"…

С трудом высвободившись из-под тела дергающегося в агонии насильника, дрожащая крупной дрожью девушка судорожно оглянулась, одновременно пытаясь остановить потоком хлещущую из носа кровь. Астрид уже поняла, что не сможет защитить себя от других животных в человеческом обличье. Поняла она также и то, что в усадьбе буквально обречена — со всех сторон за стенами раздавались разьяренные крики захватчиков, и кажется, что они уже подходили к воротам длинного, просторного дома её отца... Но если до того дочь Асбьорна собиралась принять бой и погибнуть, как и должно воинственной деве севера, то теперь, чудом спасшись от изнасилования и последующего убийства, она захотела жить с невероятной силой! Девушка вспомнила, что рядом с печью в дальнем конце дома пол приподнят над землёй и выстлан досками. Что щель под ним достаточно широка, чтобы она могла в неё протиснуться, и что попасть в неё можно в самом начале спуска в погреб... И если до того девушка страшилась тьмы, пауков и крыс, искренне считая, что дочери ярла стыдно спасаться столь низким путем, то теперь вся эта глупость выветрилась из её головы. И пока новые насильники и убийцы не ворвались в дом, и не увидели её, Астрид со всех ног припустила к погребу, не замечая своей наготы... У неё был единственный шанс выжить — и она не собиралась его терять! И хотя дочь Асбьорна догадывалась, что разграбив все и убив всех, кого найдут, захватчики запалят бург перед уходом, она все же справедливо надеялась, что они не станут ждать, пока он сгорит. Так что шанс, и немалый шанс выжить у неё оставался...

Вихрем ворвавшись в помещение, где куда-то спрятавшиеся кухарки ранее готовили еду, Астрид ринулась к погребу — и тут вдруг увидела у очага двух малышей. Мальчика лет шести и девочку годков трех у него на руках — дети одной из кухарок. Первым прорывом Астрид было желание продолжить свой путь — вряд ли дети указали бы захватчикам на лаз, где она собиралась укрыться... И вряд ли кто станет их слушать! А вот проникнуть в подпол сами, без её помощи они бы не сумели. И вместо того, чтобы быстрее спасаться самой — грубые голоса налетчиков раздались уже в самой зале! — Астрид бросилась к детям, схватив обоих малышей за руки:

— Быстрее, за мной! Укроемся вместе! Ведите себя тихо — и они нас не найдут!

Удивительное дело, но воспитанная отцом презирать всех, кто был ниже её по положению и слабее, ещё вчера вечером Астрид не волновали чужие чумазые малыши... Кажется, этой зимой умер ещё один их братик — и тогда смерть ребенка нисколько не колыхнула дочь Асбьорна! Но как видно, "урок" Флоки, когда-то оплеванного ей потому, что он был пришедшим просить милости погорельцем и пленником, посмевшим посмотреть ей в глаза, действительно пошёл девушке впрок...

Глава 16

Май 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Уппланд. Стоянка ушкуйников. Твердило.


Было тихо. Нет, у костров новгородцев, конечно, раздавались сильные мужские голоса, слышался частый смех и редкая брань. Да и от стоящих поодаль ладей чуди и их стоянки также доносились отзвуки разговоров и даже песен. Но все же было тихо. Или скорее так — спокойно. Как бывает спокойным море перед сильным штормом…

Твердило всегда умел чувствовать опасность — а когда опасность грозила с обеих сторон, умудрялся каждый раз выбрать, что называется, меньшее из зол. И идти в земли чуди на зов ярла Самсона он упрямо не желал именно потому, что чуйка его упорно вещала о будущей опасности. Однако же вернувшиеся от ярла купеческие воины и собственно ушкуйники, участвовавшие в походе Самсона, доставили богатую добычу не только для своих нанимателей, но и сами бряцающие тугими мошнами, легко взбаламутив его воев! И пришлось Твердиле выбирать меньшее из зол — в том смысле, что воспротивься он походу на острова чуди, так ведь выбрали бы удалые ушкуйники нового вожака (того же Буслая!) и все равно бы вышли в Варяжское море…

Оттого-то Твердило вольно или невольно, но противился решениям ярла, не раз своим поведением выказывал недовольство и неизменно напоминал, что именно он вожак ушкуйников, и что именно он решает, как им быть. Но когда Самсон начал делить его отряд на части, вожак промолчал — промолчал, взглянув в глаза ярла и прочитав в них обещание скорой смерти в случае неповиновения… Однако теперь его предчувствие, ни разу не обманывавшее «голову», и вовсе не давало ему спокойно есть и спать — оно было как невыносимый груз, который пришлось взвалить на плечи! И даже мирное спокойствие вечерней стоянки казались ушкуйнику затишьем перед бурей.

Твердило совершенно не доверял чуди, и у него были на то веские причины. Как-никак еще прошлой осенью новгородцы и варяги Самсона сражались с ними! И вряд ли те, кто покорился ярлу лишь с прибытием ушкуйников, видели в пришельцах добрых друзей. А потому даже во время перехода по морю его ладьи держались отдельно и чуть впереди — а при любых попытках судов «союзника» приблизиться, вожак новгородцев приказывал увеличить ход. На стоянку, впрочем, они встали рядом — но не вместе. Расстояние, разделяющие славянский и чудский лагеря, составило не менее двух полетов стрелы — вполне достаточно, чтобы успеть изготовиться к схватке и дать отпор в случае чего… Впрочем, вслух об этом «в случае чего» вожак не говорил, но выставил дозоры не только на запад, в сторону материка и со стороны моря, но и назначил воев, следящих именно за чудью. Половина его лучников неизменно находилась на судах, отдыхая у костров и кушая верченую рыбу, выловленную сетями за день, поочередно меняясь с теми, кто уже поел. Хмель и вовсе был запрещен под страхом смерти! Да и на ночлег Твердило приказал воям подняться на ладьи — в «случае чего» будет легче обороняться. И если чудь действительно решится вдруг на ночную атаку, на их пути встанет только одна из ладей — в то время как остальные три можно будет успеть спустить на воду…

Кроме того, ушкуйнику отчего-то не давало покоя встреченное им на пути торговое судно свеев с небольшим, всего три десятка воев отрядом чуди. Судя по виду — лишь недавно вышедшим из боя! Да еще и с богатой добычей… Их признали за своих следующие с ним вожди островитян, и на стоянку они встали вместе. Вроде бы и ничего подозрительного — разве что ранее Твердило был уверен, что вперед их никакие суда не уходили!

Впрочем, задавать вопросы «союзникам» ушкуйник не стал, хотя мог, когда Ильмар, старший среди вожаков чуди, вечером его навещал. И как-то уж слишком пристально последний разглядывал костры новгородцев и отдыхающих у них воев… Не иначе как хмельных примечал! Поговорили вроде ни о чем и вполне мирно разошлись, но сам Твердило решил, что его люди выйдут в море еще в предрассветных сумерках. Так ему будет спокойней — да и добычи успеют взять больше! А то видишь, чудь уже успела вперед уйти!


Ярл Гьорд.


— Сколько их?

Казалось, что молодой, еще совсем безусый малый, принят в хирд по чистому недоразумению — и ярлу наверняка было удобно так думать! Но правда оказалась куда как непригляднее: в дружину вынужденно взяли всех охочих стать воинами и способных поднять топор. Впрочем, нет худа без добра — вот, например, этот самый малый, чье имя Гьорд все никак не мог запомнить, оказался прирожденным разведчиком, способным тихо подобраться к врагу, буквально сливаясь с местностью! А еще, пусть он и не умел считать, но зато обладал хорошей зрительной памятью. И потому в ответ на вопрос ярла выложил вначале четыре камешка справа, а затем целых тринадцать слева, после чего убежденно ответил:

— Вот столько их драккаров на берегу! И стоят отдельно друг от друга. А тут — юный дружинник ткнул в большую кучку камней — есть еще и кнорр, судя по виду, нашей постройки. А еще люди на обеих стоянках разговаривают на разных языках!

Гьорд, крепкий и коренастый муж с густой рыжеватой бородой и зелеными глазами, уже миновал свой расцвет, но до вступления в пору старческой немощи, ровно, как и старческой нерешительности, ему было далеко. С сомнением покачав головой, он тяжело выдохнул, без всякой, впрочем, обреченности в голосе — а просто признав сам факт:

— Много. Шестнадцать драккаров хотя бы по полсотни хирдманов на каждом… Восемь сотен воев, не меньше. Да еще те, кто на кнорре… А у нас всего триста человек, из которых едва ли не половина — юнцы да неопытные в сече мужи! Что скажешь, Дагер?

Второй из тройки объединившихся для отражения набега «восточных викингов» ярл, рослый и могучий, подобно медведю, ответил резко и решительно:

— Ударим ночью! Хирдманы будут сражаться за свою землю, и сила их вырастит вдвое! Они знают, что враг сотворит с нашими поселениями, с нашими женами и детьми, кто еще не успел покинуть дома на побережье! Так что пусть наши вои хорошо отдохнут перед битвой, а когда мужи противника сладко уснут в лагерях — тогда мы их и атакуем!

Третий же вожак, Эрик, ростом ниже Дагера, но столь же широкий в плечах, лишь глухо процедил с плохо скрываемой ненавистью в голосе:

— Мы должны отомстить за убийство Асбьорна и его людей! Ударим по большему лагерю — и может те, кто говорит на ином языке, не сразу придут «восточным викингам» на помощь! А то и вовсе побегут, увидев, как умирают разбойники под секирами свеев! Наша месть справедлива — а значит, боги направят руки хирдманов и карлов!

Это были не пустые слова. Истребив всех, кого удалось найти в усадьбе ярла Асбьорна, «восточные викинги» напали на раскинувшееся рядом с бургом поселение рыбаков и земледельцев-бондов. И хотя последние имели какое-никакое оружие и пытались сопротивляться, все мужчины были перебиты — а женщины и дети, кто не успел бежать или достаточно хорошо спрятаться, вскоре разделили участь мужей и отцов.

Однако погибли не все — и кто успел спастись бегством, запросили помощи у ярла Гьорда. Вскоре к нему прибыла и дочь соседа, красавица Астрид, чудом уцелевшая во время разгрома усадьбы; выслушав погорельцев, ярл быстро собрал дружину и собственных бондов, кто решился взять секиры в руки. К слову, их было едва ли меньше опытных бойцов… Налетчики к этому времени уже давно ушли в море на захваченном в рыбацком поселке торговом кнорре, удобном для перевозки захваченной добычи. Но кнорр сильно проигрывает в скорости боевому драккару — и Гьорд отважился пуститься в погоню, хотя и знал, что скоро прибудет большое войско «восточных викингов», и что, преследуя разбойников, он может столкнуться с целым вражеским флотом! Впрочем, за световой день налетчиков с Эйсюсла настигнуть не удалось, и немного пришедший в себя ярл приказал возвращаться.

Опасность, о которой несколькими днями ранее предупреждали посланники конунга, предстала перед вождями северного Уппланда во всей своей неприглядной красе. До того не шибко привечающие Стенкиля и его сыновей язычники-свеи не спешили встать под знамя его среднего отпрыска, Хальстена, а опасность набега большинству ярлов показалась чрезмерно раздутой — уж больно разорялись о ней посланники из Упсалы, крича о тысячах «восточных викингов»! Будь это так, против них выступил бы сам конунг, и повел за собой гораздо большие силы… Но гибель Асбьорна и сожжение не только его бурга, но и рыбацкого поселения, заставили остальных вождей сплотиться в несколько крупных отрядов. Один из которых (в три с лишним сотни бойцов) как раз и собрали ярлы Гьорд, Дагер и Эрик — его ближайшие уцелевшие соседи… И только их войско приготовилось выступить на юг, на соединение с хирдом Хальстена, как местные рыбаки сообщили о приближение большого флота «восточных викингов»! Причем среди боевых кораблей рыбаки разглядели и торговый кнорр, очень похожий на захваченный в разоренном городке ярла Асбьорна! Теперь же разведчик, чьи имя Гьорд так и не запомнил, подтвердил слова рыбаков… Немного помолчав, обдумывая слова союзников, он твердым голосом закончил обсуждение:

— Тогда решено! Дадим людям отдохнуть, а ночью ударим, пока враг спит! И пусть Один и Тор укрепят нас своим благословением!


Ночь. Стоянка эстов. Вожди.


— Ну что, ударим сейчас, пока новгородцы спят, а?! Две сотни воев против шести сотен наших мужей! Мы возьмем их теплыми, никто и пикнуть не успеет!!!

Вяйно, младший брат Марека, вождя эстов, сраженного в прошлом году самим Самсоном, излишне горячился — это понимали все. Он и к походу присоединился только после того, как Кайдо, верховный жрец, убедил большинство верных вожаков отправиться в Уппланд вместе с русами, где их ныне дожидается смерть! Но сейчас пыл молодого ярла быстро остудил более старший, разумный и холодный даже в сече (за что его и уважали все присутствующие у костра) Ильмар, владеющий дружиной в целую сотню бойцов:

— Новгородцы бдят, и их дозорные наблюдают не только за берегом и морем, но и нашим лагерем. Я был вечером у Твердило, обсуждал следующий день — и среди его воев не было ни одного хмельного. А отдыхали венды не выпуская оружия из рук! Внезапного удара не будет, они специально поставили свои ладьи на расстоянии от наших судов. И атакуя их, мы хоть и задавим врага числом, но сколько воев потеряем в сече? Не меньше половины! В лучше случае. А зачем гробить людей самим, если нам обещали помочь с общим врагом свеи! Разве не так, Вели?

Вели в свое время отправился в Уппланд вместе с молодым пленником Кайдо. А теперь вернулся на захваченном торговце с едва ли не вдвое меньшим числом воев, чем было в начале похода. Правда, добычу они взяли богатую… Коротко кивнув Ильмару, Вели заговорил сильным, мужественным голосом человека, привыкшего драть глотку во время боя, ведя викингов за собой:

— Это так! Мы были в стольном граде свеев, Упсале. И Флоки договорился с их конунгом, а тот отправил навстречу Самсону пять сотен воев под началом среднего сына. Его зовут Хальстен — и ему показалось мало пяти сотен, так что он начал собирать еще. Но немногие ярлы ответили на его призыв! Тогда Флоки решил подстегнуть их, и атаковать одну из крепостей на побережье…

Бруно, один из присутствующих на обсуждение у костра вождей, коротко уточнил:

— А что с молодым свеем, пленником Кайдо? Где он теперь, почему не с вами?

Вели равнодушно пожал плечами:

— Юнец был настолько глуп, что дал себя зарезать — как видно девке, ибо труп его нашли со спущенными штанами! Дурацкая смерть… А вот крепость мы взяли по его задумке, весьма хитрой, да...

Ильмар, играющий роль негласного вождя среди присутствующих, перебил говорящего:

— Все мы обратимся в прах, рано или поздно! Но скажи мне лучше, где этот сын конунга и его воины? Когда они сразятся с Самсоном? Ты говорил с Хальстеном или с кем из свеев сам?

Вели, поймав суровый взгляд пристально смотрящего в его глаза вожака, ответил уже несколько смущенно:

— Я — нет, обо всем договаривался Флоки. Но я слышал, что Хальстен уже бодрее двинулся к югу, где говорят, встал лагерем Самсон…

Разочарованно цокнув языком, Ильмар произнес после недолгой паузы:

— Тогда нечего и думать терять людей в схватке с новгородцами. Завтра утром я вновь пойду к Твердило и предложу ему пойти на север первым. Он явно обрадуется возможности пограбить еще нетронутые земли! А мы же, как скроются его корабли, отплывем на юг и расположимся за один переход от стоянки Самсона, после чего отправим послов к свеям. Когда же Хальстен придет и начнется битва, мы войдем в бухту — и поскольку русы и наши предатели не знают, что мы желаем помочь свеям, они подпустят нас к своим судам. Но высадившись на берег, мы перебьем стражу на кораблях и сожжем их! А потом…

Что будет потом, Ильмар рассказать не успел. Его отвлек тихий, но явственный вскрик боли — причем он оборвался так, будто человек должен был завопить в голос, но ему зажали рот! А как только он прекратил говорить, насторожившись, то услышал явственный шорох и отдаленное бряцанье металла. Подняв левую руку в предупреждающем жесте, правой вожак потянулся к рукояти меча, напряженно вглядываясь вперед — туда, откуда донесся звук. Как назло, костры, у которых отдыхали простые вои, уже практически догорели — но свет еще не остывших, мерцающих багровым углей всего на мгновение осветил вдруг быстро мелькнувшую тень.

А после вновь раздался новый вскрик боли.

Резко выпрямившись, Ильмар вырвал меч из ножен, и яростно закричал:

— Нападение! Вра-а-а-а-а-г!!!

А мгновением спустя в ответ раздался бешеный, яростный рев, тут же подхваченный сотнями глоток:

— О-о-о-о-оди-и-и-и-н!!!!


Ярл Гьорд.


Молодого разведчика, принесшего столь ценные сведения, звали Оддер. Говорящее имя! «Острие оружия» — таким именем стоит величать будущих хирдманов, а не сыновей карлов. Однако же настоящим отцом мальчишки был не иначе как славный воин, а то и целый ярл! Ибо набранный в хирд из числа охочих, на кого Гьорд особо и не полагался, Оддер сумел отличиться за этот день дважды! Ибо паренек сумел также обнаружить вражеский дозор, скрытый в камнях. Впрочем, «восточные викинги» не шибко и таились, но все же: подобраться незамеченным к одному из трех воинов, кто не спал в свой черед, да суметь бесшумно перерезать тому глотку — это ведь нужно суметь! Остальных островитян Оддер прикончил спящими, после чего условным птичьим криком подал сигнал хирду — «путь свободен».

Гьорду очень понравилось то, как вчерашний мальчишка сумел убить трех взрослых воинов внезапным нападением — в то время как справиться с ними вживую он точно бы не сумел! Потому ярл убедил Дагера и Эрика действовать схожим образом, и атаковать не крича во всю глотку, наводя страх — но одновременно и разбудив всех спящих — а вырезать сколько удастся «восточных викингов» во сне.

Свеи бесшумными тенями, словно призраки Хельхейма, потянулись к спящим врагам, охватив всю западную часть лагеря редкой цепью в полторы сотни воев — а еще столько же построились клином и наступали вслед в самом центре; их повели сами ярлы. Причем это были подготовленные хирдманы, ветераны многих набегов и славных битв — в то время как спящих врагов резали, орудуя зачастую не топорами или «саксами», а простыми ножами вчерашние карлы, рыбаки и землепашцы… И хотя сам Гьорд был уверен, что вскоре кто-то из разбойников с Эйсюсла поднимет шум и перебудит лагерь, противник не досчитался не менее двух сотен воев прежде, чем у еще горящего костра заметили приближение викингов! А когда кто-то из врагов поднял заполошный крик, ярл бешено заревел — и его клич подхватил весь хирд, и все вчерашние бонды едва ли не во всех концах вражеского лагеря:

— О-о-о-о-оди-и-и-и-н!!!!

Теперь таиться было уже глупо, теперь боевой клич свеев должен был вселить священный ужас в сердца только проснувшихся врагов, еще не осознавших, что происходит! Клин викингов побежал вперед, словно меч рассекая лагерь налетчиков, и только у горящего костра их встретила горстка еще бодрствующих воинов. Один из них, громко крича что-то протестующее, бросился наперерез свеям с поднятыми руками, без оружия — но его походя зарубили в горячке боя. Зарубили и остальных, кто безуспешно попытался остановить клин…

Хирд отборных воинов неудержимо рвался вперед, к судам врага, стремясь не дать им уйти морем. С каждым мгновением число «восточных викингов», встающих на пути свеев, становилось все больше, сопротивление их возрастало... Но разменивая одного скандинава на трех эстов, гибнущих от ударов топоров и копий хирдманов, ярлы вывели своих людей к воде, отрезав противника от судов — и одновременно разделив стоянку островитян надвое. Те, кто были справа его, бежали, лишившись мужества… А вот те, кто остался по левую руку от атакующих, спешно сбивались в кучу, на ходу смыкая щиты и ощетинившись копьями. Они медленно пятились к четырем ладьям, кои обычно строят венды Гардарики… И хотя многим свеям уже казалось, что враг разбит, на самом деле самая тяжелая часть сечи только ожидала их!

— Вперед! Не дайте им уйти, вперед!

Бешено орал ярл Гьорд, разворачивая хирд к изготовившемуся к битве противнику — он спешил атаковать его прежде, чем эсты успеют прижаться спинами к бортам ладей, и где клин наверняка завязнет. А через головы островитян в свеев густо полетят стрелы и дротики вендов…


Глава 17

Май 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Уппланд. Стоянка ушкуйников. Твердило.


Когда у соседей начался бой, вождь ушкуйников был уже готов дать команду к отплытию. На мгновение в его голове даже промелькнула мысль, что свеи как-то сумели договориться с чудью! И что драка на стоянке «союзников» затеяна, чтобы последние могли беспрепятственно подобраться к ладьям, и тогда уже атаковать новгородцев! Однако же мысль промелькнула — и тут же исчезла: ничего неестественного, что могло бы насторожить Твердило, в звуках схватки он не услышал. Да, звон клинков, удары топоров по щитам могли быть частью представления, ровно, как и боевые кличи. Но рев раненых, покалеченных людей, получивших смертельные увечья или лишившиеся конечностей, этот утробный, полузвериный крик ужаса осознавших свое немощь или близкую смерть — это подделать уже невозможно! И немного поколебавшись, «голова» приказал всем лучникам перейти на ближнюю к лагерю чуди ладью, в то время как остальные воины до поры замерли за ней, ожидая сигнала вожака.

Лучники успели изготовиться к бою: в большом чане расплавили серу и окунули в нее наконечники стрел, а после зажгли первые из них. Впрочем, Твердило, судорожно вглядывающийся в темноту, не мог различить среди сражающихся своих и чужих: свейский клин настиг «стену щитов» чуди, проломил ее в центре, после чего бой превратился в хаотичную драку, где сражающиеся порой калечили своих же… Наконец, «голова» принял решение:

— Бей в песок за спинами дерущихся! Иначе вообще ничего не разберем!

Приказ вожака в бою — закон. И четыре десятка стрел взмыли в воздух по одному его слову, чтобы буквально парой секунд спустя вонзиться в твердь у ног яростно убивающих друг друга людей… При тусклом свете четырех десятков «свечей», в кои по его замыслу превратились первые стрелы, Твердило сумел разглядеть лишь то, что предполагал увидеть ранее: схватка превратилась в избиение чуди, и помочь «своим» стрельбой с ладьи не представлялось возможным!

Однако же «голова» был избран ушкуйниками вовсе не из-за знатных родственников, или же подкупив воинов, вовсе нет! Он стал вождем за свой ум, находчивость, умелое управление людьми в битве, смелость и решительность. Вот и сейчас Твердило быстро нашелся, что делать, прижав к губам рог и гулко в него затрубив — а потом еще и еще. А после «голова» заорал во всю мощь легких:

— Чудь!!! К ладье!!! К ладье отходите!!!

Далеко не все эсты знали язык ильменских словен — но практически всем им было известно то, как последние называют их племя. Также «восточные викинги» с Эйсюсла были хорошо знакомы с названием судов, используемых новгородцами. А услышав вначале сигнал рога, а потом и крик Твердило, они вполне разобрали его призыв. Из круговерти схватки сумел вырваться один воин, потом еще один, потом целых три, потом группа человек в пять… Но когда число столпившихся у борта вытащенной на песок ладьи столпилось более десятка израненных, с порубленными щитами воев, шумно дышащих и порывающихся подняться на судно — свеи неудержимо побежали к ним! Побежали, гоня перед собой еще десяток уцелевших островитян… И в этот миг «голова» решительно выкрикнул:

— Бей!!!

В этот раз четыре десятка стрел густо ударили в самый центр набегающей толпы врага, потерявшей всякий порядок… Напрасно ярлы свеев призывали своих людей остановиться, поднять над головами щиты, сцепив их краями — разгоряченные битвой, пролитой кровью и предчувствием скорой победы, воины атаковали, желая добить показавшего спину врага! Впрочем, в основном это были не опытные хирдманы, а недавние пополнение из числа охочих — дружинники же в большинстве своем послушались вождей и успели построиться «стеной щитов».

Тем не менее, первый залп новгородских лучников был весьма удачен — не менее половины стрел нашли свою цель, раня и убивая увлеченных преследованием карлов! А после, буквально несколькими ударами сердца спустя, в воздух взвились новые горящие стрелы… Только в этот раз большинство их уткнулось в сцепленные между собой щиты неотвратимо приближающегося скандинавского хирда!

Между тем, громко вопящие мужи чуди, как кажется, растерявшие все свое мужество, вновь попытались подняться на борт ладьи. Однако Твердило резко ударил одного из них древком сулицы по голове, после чего яростно приказал, указав при этом на свеев:

— Сражайтесь, трусы! Или вы обделались, столкнувшись с настоящим врагом?! Сражайтесь, не позорьте своих отцов!!!

Хотя разобрать, что именно кричит новгородец, «восточные викинги» не могли, но ярость в его голосе была понятна им без толмача. И поняв, что спастись на ладье им не дадут, чуть менее двух десятков воев сцепили порубленные щиты, угрюмо ожидая последнюю в своей жизни схватку…

Между тем, «голова» закричал своим воинам:

— Десятки Ждана, Искрена — берите сулицы! Остальным бить, сразу после их броска… Давай!!!

В этот раз в центр приблизившейся к ладье «черепахи» ударил град дротиков. Щиты вновь успешно защитили своих хозяев — но ведь когда в их дерево врезается сулица (а то и не одна!), рука невольно подается вниз под новой тяжестью… И в крепкой «стене щитов» появляются первые бреши. Твердило хорошо знал об этом — знали и его лучники, уже не раз пользующиеся подобным приемом на поле брани! А потому в следующий же миг очередной залп стрел ударил уже и в бреши, раня и убивая воинов, и сломав, наконец, едва ли не монолитную защиту свеев.

— Сулицы!!!

Уловив удачный момент, опытный вожак ушкуйников отдал новый приказ — и очередной бросок дротиков был столь успешен, что центр свейского отряда был выбит едва ли не целиком! Но уцелевшие скандинавы, понукаемые ярлами, бросились вперед уже бегом, успев добежать до цепочки чуди до нового обстрела… И тогда «голова» стремительно шагнул к противоположному борту ладьи, перевалился через него и ловко спрыгнул на мягкий песок — к ожидающим его полутора сотням воев!

— Вперед, за мной!

А в ответ «голове» раздалось яростное, оглушительное:

— Святая Софиия-я-я-я!!!


Эсты. Кааро, воин.


Они бежали. Бежали так быстро, насколько могли — атаковавшие лагерь свеи, как казалось, многократно превосходили эстов числом, а на охваченной паникой стоянке не нашлось ни одного вождя, кто сплотил бы воинов и дал бы напавшим отпор.

Будто всех вожаков убили в начале боя…

Кааро, не разобравшись в происходящем, бежал. Бежал вместе со всеми, один из многих в толпе мужей, потерявших мужество и способность трезво оценить происходящее... Впрочем, и в бегстве он сохранил в ножнах короткий полунож-полумеч, именуемых в германских землях «саксом», топор с небольшой стальной «головой» за поясом, щит, повешенный через плечо на длинном ремешке, и даже копье! Кааро бежал, готовый, однако, к бою, и надеющийся лишь на то, что успеет развернуться к врагу лицом, коли тот его настигнет — и принять честный бой перед самым концом! Потому он часто оглядывался назад, страшась и одновременно ожидая того, как из ночной тьмы на него выскочит враг с воздетым над головой топором… Но враг все не показывался, и Кааро замедлил свой бег, а затем и вовсе остановился, пытаясь отдышаться и одновременно напряженно вглядываясь в сторону покинутого ими лагеря.

Из-за собственного тяжелого дыхания и шума в ушах (словно бы в них отдавались удары сердца!) воин слышал плохо; впрочем, пока ничего не происходило. Разве что рядом с ним начали останавливаться столь же тяжело, порывисто дышавшие воины… Но когда, наконец, гулкий стук, мешающий слышать, пошел на спад и Кааро смог разобрать происходящее, то до него донеслись крики сражающихся, звон стали, хруст дерева… На стоянке по-прежнему шел бой!

А потом молодой еще воин увидел, как со словенской ладьи во врага летят зажженные стрелы, а потом еще и еще… И наконец, гулко раздался яростный клич новгородцев, коей не расслышать было и вовсе невозможно:

— Святая Софиия-я-я-я!!!

Кааро сделал шаг вперед по направлению к сражающимся — вслед за ревом словен с удвоенной силой раздались многочисленные крики воинов, яростно убивающих друг друга. Потом на мгновение замер — но лишь для того, чтобы обратиться к окружающим его эстам:

— Надо вернуться. Ударим свеям в спину!

— Ты дурак?! Зачем нам идти туда?! Пусть убивают друг друга, нам-то что?!

Кааро узнал голос столь резко ответившего ему мужа: это был Ааре, парень из соседнего села, практически его ровесник — всего на год старше. Крикливый, самоуверенный и задиристый, он часто пускал кулаки в ход, когда был уверен в своей победе, благодаря чему прослыл забиякой (природа не обделила подлеца ни силушкой, ни статью). Вокруг Ааре всегда была целая стая его дружков-прихлебателей, считающих, что пусть лучше они будут вместе с ним и станут изредка терпеть его покровительственные насмешки, чем окажутся против, и отхватят новую порцию кулаков! При этом с Ааре из-за его прихлебателей приходилось считаться. А переняв привычки вожака, последние с радостью находили новых жертв и чувствовали особое удовольствие от их унижения! Весной всю ватагу подросших молодцев отправили в поход, кое-как вооружив — ну а воинскими упражнениями мужи из числа «восточных викингов» занимались с детства… И довольно долго Кааро был вынужден безмолвно терпеть частые нападки шайки этих шелудивых псов — он был одиночкой по натуре, и достаточно спокойным (до поры до времени) малым, старающимся разрешить любую брань полюбовно. Что подобными стервятниками во все времена считалось слабостью…

Но сейчас все было совершенно иначе!

— Ты со страху разучился соображать, Ааре?! Ты спрашиваешь, «нам-то что»?! А ты хоть подумал о том, что свеи, коли перебьют новгородцев, наверняка сожгут наши драккары, и тогда куда нам деваться на их земле?! Ведь тогда всех нас ждет скорая и бесславная гибель!!!

Глухим от долго сдерживаемой ненависти, коей он наконец-то дал ход, Кааро сейчас по-волчьи смотрел на давнего обидчика — и происходи все днем,последний бы наверняка бы не спешил с резкой отповедью… Но Ааро не видел его — а потому ответил, аж плюясь от злости:

— Тупоголовый сын курицы! Ты что, не знаешь, что наш волхв договорился со свеями и… А-а-а-а-а!!!

Кааро больше не стал терпеть обиды — и тем более оскорбления своей матери! Коротко размахнувшись, он ударил копьем столь стремительно, что никто из окружающих не успел даже увидеть его смазанного выпада! Тем более в ночи… Между тем парень, открыто бросивший вызов самому ненавистному в своей жизни человеку — и насадивший того на копье, впервые убив! — испытал невероятную радость и одновременно мощнейший душевный подъем! Чуть растянув миг, пока дергающийся на другом конце копья выродок пищит от боли, словно слабовольная баба, он яростно закричал всем, кто мог его услышать:

— Воины! Славные мужи Курессааре!!! Мы показали спину врагу, утратив мужество и ослепленные страхом!!! Мы покрыли себя позором, бросив сражающихся и гибнущих соратников! Мы отдали русам свое право доказать, что мы настоящие мужчины на поле боя!!!

После короткой паузы, длившейся едва ли один удар сердца, он продолжил еще более воодушевленно, стряхнув с наконечника труп своего первого врага:

— Но мы можем вернуться!!! И мы должно вернуться, ибо там — тут Кааро показал окровавленным копьем в сторону сражающихся у ладьи — там осталась не только наша честь, но и наш единственный путь ко спасению!!! Бежим сейчас — и нас рано или поздно выловят и перебьют свеи!!! Обещания волхвов об их помощи — ложь!!! Разве напали бы они на нас, будь слова Кайдо правдой?! Нет!!! Так идите же за мной, сражайтесь — и тогда вы или умрете в бою с честью, или спасетесь, победив!!!

На последних словах Кааро, предельно разгоряченный собственной речью, бросился назад, к стоянке новгородцев!

Один.

Но уже секунду спустя за ним последовало еще двое воев — из числа бывших прихлебателей Ааре, кои уже слишком привыкли к тому, что у них должен быть вожак. В данном случае их вожаком стал тот, кто поверг предыдущего… За этой парой сорвались, бодря себя воинственными кличами оставшиеся члены «стаи» — и некоторые воины, так же вдохновленные речью молодого, но уже оказавшегося более мужественным, чем они, мужа.

А за ними, спустя всего десяток ударов сердца, потянулась вся толпа только что спасающихся бегством — потянулась, повинуясь скорее стадному инстинкту, чем голосу мужества в своих душах…

Но все же и один воин сумел обратить вспять бегство целых полутора сотен бойцов! Сумел сделать это, явив им собственный пример…


Ярл Гьорд.


Победа свеев, только что бывшая, как казалось, уже в их руках, ускользнула словно птица, мягко задев на прощанья гладким крылом… То, чего боялся Гьорд, воплотилось в жизнь несмотря на все его старания избежать потерь от стрел и сулиц врага. Но ведь даже догнав отступающих «восточных викингов» и разгромив их в скоротечной схватке, его хирдманы все равно попали под шквальный обстрел с ладьи! Сам вождь поймал стрелу в левое плечо, отчего поднимать щит теперь приходилось с огромным трудом и через сильнейшую боль!

Но все же викинги добрались до последних уцелевших налетчиков с Эйсюсла, перебили их у борта ладьи — несмотря на частые удары копий сверху, и по прежнему летящих в них дротики… Однако после их атаковал целый хирд новгородских «медведей»! Как кажется, они и вовсе не уступали числом свеям — и, обойдя их с левого крыла, венды смело бросились на уже уставших воинов!

А с судна в хирдманов по-прежнему летели стрелы и сулицы…

Впрочем, опытные дружинники трех ярлов не отступили. Сцепив щиты впереди, сдерживая «стеной» атакующего врага, они одновременно с тем подняли их и над головами, тут же уменьшив потери от оперенной смерти, свистящей в воздухе… А в ближнем бою, в яростной рубке топоров и частых уколов копий, опытные викинги не то, что проигрывали, а скорее даже побеждали новгородцев, медленно, но верно начав их теснить!

Возможно, они сумели бы не только вырваться из ловушки у ладьи, но даже и обратили бы вспять нового врага…. Но как только чаша весов боя стала медленно клониться в сторону свеев, в спину и левое крыло обращенных к русам скандинавов ударили вернувшиеся на поле боя «восточные викинги»! Они подобрались к сражающимся под покровом тьмы, без единого крика! И атаковали с небывалой яростью и ожесточением, в первые же мгновения схватки перебив десятка два обращенных к ним спинами хирдманов!

Только услышав сбоку отчаянные крики своих людей, Гьорд обратился лицом к новой опасности, рефлекторно вскинув щит — и тут же скривившись от боли в раненом плече… А потом в правый край нетвердо удерживаемой защиты с силой ударило копье, стиснутое в руке еще совсем молодого парня! И ярл, с таким трудом сумевший поднять щит, уже не сумел удержать его твердо, чтобы отразить атаку… Кромка его защиты выгнулась внутрь, и оставивший на дереве глубокую борозду наконечник копья впился в грудь Гьорда, пробив кольчужные кольца и наполовину погрузившись в плоть нестарого еще свея… Он упал, а его убийца, что-то яростно крича, рванул вперед, нанося уже новый укол…

Впрочем, Гьорд погиб так, как когда-то об этом и мечтал в юности. В тяжелом, кровопролитном бою, с оружием в руках, когда еще, как кажется, не все потеряно, когда еще остался шанс победить… И потом, он сделал все, что смог, для отражения вражеского набега и для победы над превосходящем врагом. Ему не в чем было себя винить…

А главное, у ярла ведь практически получилось! Более того, пусть Гьорд этого и не узнал, но его хирдманы покарали всех участников набега на бург Асбьорна — воины и подданные последнего были отомщены…

Наконец, он не увидел — и в том было благо его скорой смерти! — как гибнет атакованное с трех сторон войско свеев, прижатое к воде и борту новгородской ладьи. Как истратившие стрелы и сулицы лучники вендов ввязываются в драку, буквально прыгая на щиты скандинавов!

Он не увидел, как пал Дагер, подобный настоящему медведю — и убитый, словно медведь, удачным уколом копья в горло, во время замаха для собственного удара! Не увидел, как рухнул на колени с отрубленный головой Эрик, сраженный в схватке вожаком ушкуйников Твердило…

Умелый и разумный воин, «голова» не лез в гущу сечи, пока не заметил, как вокруг знатного свея (его выдала добротная кольчуга и меч в руке) собираются последние уцелевшие вои, повинуясь приказам последнего... Эрик же строил хирдманов клином за своей спиной, рассчитывая отчаянным ударом вырваться из западни; и он первым встал на самом его острие. И быть может, ярлу удалось бы задуманное — но когда он уже был готов повести за собой людей, путь ему преградил новгородец в чешуйчатом панцире, также сжимающий в руках прямой клинок…

Последний уцелевший вождь свеев яростно атаковал противника — но тот расчетливо подставил под тяжелый рубящий удар железный умбон своего щита. И сила Эрика обернулась против него — сталь «каролинга» не выдержала, меч со звонким лязгом треснул буквально пополам! А «глава» ушкуйников уже ударил щитом в щит врага так, чтобы тот хоть немного опустился — и тут же отступив на шаг, лихо крутанул над головой харалужный клинок, обрушив его на шею ярла! Покатилась по песку голова последнего вожака свеев, орошая землю кровью — а викинги, потрясенные смертью вождя, уже не нашли в себе сил для отчаянного рывка к жизни…

История этих храбрецов закончилась на безымянном пляже северного Уппланда… И столь хитрая задумка Флоки в итоге же обернулась против него самого: уже не придут три сотни воинов на помощь Хельстану, в то время как остальные язычники-ярлы уже не успеют на битву… Да и предатели-эсты, потерявшие столь много воев, уже не помышляют ударить в спину Самсону, нет! Теперь у них есть общий враг — по крайней мере у островитян, кто отправился в поход с Твердило…

Глава 18

Май 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Окрестности острова Готланд, эскадра ушкуйников. Буслай.


Крики чаек и искрящиеся на солнце водяные брызги, появляющиеся каждый раз, когда нос ладьи сталкивается с невысокими гребнями волн — что может быть милее сердцу опытного морского разбойника?! Особенно, когда его суда верхом полны богатой добычи и следуют на север, к стоянке ярла!

Буслай всегда был неглуп и среди ушкуйников славился своей смекалистостью, находчивостью и неожиданными решениями. Он умел думать не так, как все, соображал быстрее прочих — но вот не было в нем лихости Твердило, его ратного искусства. А потому до поры до времени второй человек среди речных налетчиков так вторым и оставался…

Впрочем, Буслай был доволен своим положением, и когда они вместе с Твердило водили воинов в набег на булгар, его расчетливый ум отлично сочетался со звериной чуйкой их вожака и его умением, когда нужно, встретить опасность лицом к лицу. Впрочем, еще больше Буслай был доволен, получив под руку пусть не столь и большой, но на деле сильный отряд! И еще до того, как ладьи его спустили на воду, стоя на берегу и смотря в морскую даль, новоиспеченный «голова» придумал, как будет действовать.

Отправляться в поход с чудью на юг, в земли гетев?! Пускай островитяне туда идут, пускай. Глядишь, отвлекут своим разбоем побольше местных ярлов… Но идти вместе с ними Буслай совершенно точно не собирался — войско большое, разграбив одно-другое поселение или даже бург, много добычи не возьмешь. А как делить захваченное, коли у тебя три ладьи, а у чуди их больше дюжины? Ничего не достанется ильменским словенам при таком дележе, как пить дать! Отчаянно же грести для того, чтобы вырваться вперед, да успеть что-то разграбить, покуда «друзья сердечные» не поспели? Грести замучаешься… Да и если геты навстречу отряд сильный отправят морем, то первыми на него и напорешься. Ну, уж нет, дудки! Буслай был умнее и опытнее многих — а потому пройдя вдоль берега на юг версты три-четыре, он развернул свои ладьи на восток, и, не обращая внимания на пошедшую своим путем чудь, двинул к Готланду.

Хех, кто не слышал про «Готский берег»?! Очевидно, сам Самсон и не слышал! Потому, как если бы ярл знал про богатые торговые поселения острова, стоящих каждое у своей малой (или большой!) гавани, то на остров он бы и повел свою рать. Ибо взять здесь богатую добычу не составило бы труда — в то время как разбойных вождей с собственными хирдами на острове немного, а местное ополчение не славится боевыми качествами…

Впрочем, с другой стороны, сильный удар по Готланду обозлил бы и новгородских, и германских купцов, имеющих здесь свои торговые дворы, не говоря уже о свейском конунге. Последний, конечно, итак будет мстить — но одно дело, когда мстишь сам, и совсем другое, когда купцы тебе еще и деньги дают на сбор сильной рати и ее вооружение… Потому, может и правильно, что ярл ударил по побережью Уппланда и Гетеланда.

А вот небольшой набег ушкуйников на местных, купцы, как думается Буслаю, вполне себе простят — коли их торговые дворы никто не побеспокоит…

Ну, так он и не беспокоил. Три ладьи «головы» прибыли к одному из торговых, а по совместительству и рыбацких поселков на северной оконечности острова. Ушкуйники высадились мирно, не выказывая своего желания напасть, разбили лагерь… После чего отправили послов в градец, при этом развернув у кораблей что-то вроде рядов с товарами. Местным послы Буслая предложили поторговать, пригласив на «торг» их купцов. И одновременно испросили разрешения пустить в городище небольшую группу безоружных мужей купить рыбы и зерна, и мяса, если то будет возможно. Сказали также, что сами торгуют оружием — в том числе новгородским харалугом…

Островитяне, хоть и отнеслись с опаской к предложению ушкуйников, но безоружных в градец пустили, как и своих купцов в сопровождении небольшой дружины на «торг» отправили. Только «безоружные» припрятали ножи засапожные, кои даже вблизи было не разглядеть — а когда со стражей в воротах поравнялись, так и накинулись на них, беды не ждущих, аки волки лютые, зарезали всех да закололи! Одновременно с тем на обманутых купцов и охрану их с ладей обрушился град дротиков да рой стрел — а когда ногах их менее половины осталось, так уже со всех сторон разбойники и навалились, да истребили вскорости! Потому как не готовы были островитяне к сече злой, да и мало их уцелело… В то же время и другой отряд новгородцев к воротам побежал, да не дал выбить тех, кто топоры и щиты, да копья стражей в руки взял и «стеной» в проходе насмерть встал, не дав сомкнуть деревянные створки…

В итоге ворвались ушкуйники в городище, ослабленное потерей лучших воинов, да побили всех, кто пытался оружие в руки взять! А после и с бабами плоть потешили всласть, ну а заодно и о кладах выпытали у последних… Ведь ежели прислонить к голове ребенка топор окровавленный, коим только что батьку зарубили или старших братьев глупых, в драку полезших — так ведь мамки сразу же все и поведают, да еще и про соседей наговорят, и правду, и неправду! Ну а что ложь, что истина, разбойники ильменские уже и сами дознавались… А что ярл приказал детей не убивать и не калечить — так ведь и не убили же в итоге никого! Кто из матерей ждать будет, когда дите их голову отсекут?! Ну да коли и прибили парочку, попавших под горячую руку… Ну что же, судьба, знать, у них такая горькая.

Да и где там ярл Самсон, как он и что проверит?!

…Вспоминая, как тешил плоть с крепкой, молодой бабой, вспоминая обнаженное, тугое женское тело, от которого буквально жар исходил, Буслай сладко причмокнул губами. А при мысли, что помимо награбленного в домах они еще и три клада выпытали с арабскими серебряными дирхемами да золотыми динарами, да англьскими или франкскими серебряными денариями (среди которых нашлось также и немного золотых солидов!), и целые горсти украшений (даже древних ромейских!), у Буслая и вовсе внутри потеплело… Это же надо какие богатства взять удалось одним разом! И за все это заплатили жизнями всего двух дюжин воев — отличный размен, если вспомнить, что в граде было под сотню мужей, взявших в руки оружие!

Пожалуй, что клады они приберегут, отдав в общий кош только награбленное в жилищах островитян. Семьям павших Буслай итак поможет — о том вся дружина знала, что второй среди ушкуйников человек всегда заботиться о ближних воев, сложивших в сече головы, что не обижает он вдов и сирот! Впрочем, у немногих речных разбойников имелись семьи — горячие до драки и наживы мужи лихо прогуливали награбленное, а плоть с удовольствием тешили с бабами в захваченных городках или деревнях, или же покупали себе рабынь. Златовласые, крепкозадые и пышногрудые славянки, гибкие, стройные булгарки (особенно горячие на ложе!), молчаливые, сонные чудинки, среди которых, впрочем, также попадаются редкие красавицы… Кого только не познали сластолюбивые, охочие до баб удачливые ушкуйники! А сам «голова» однажды и вовсе купил себе изящную ромейку. Последняя запомнилась тем, что вытворяла с грубым в любви мужиком такое, что и сейчас в жар бросало при воспоминаниях о ее необычных, порой даже противоестественных, но столь сладких ласках…Занемогла ромейка, не пережила зиму прошлую, а жаль!

Ну, ничего, с такими богатствами Буслай себе кого угодно купить сможет… А клады ни он, ни его воины никому не отдадут, и никому о них не скажут, даже соратникам, ушедшим с Твердило! Вои добыли богатства в честной сече, да смекалкой и разумностью своего вожака — вот им на них и гулять!

А кроме того, ушкуйники теперь призадумаются, с кем лучше в походы ходить — решительным и рисковым, пусть и осторожным, где надо Твердило, или же умным и толковым Буслаем, способным выбрать лучшую цель и взять ее малой кровью! По крайней мере, точно призадумаются те, с кем он по совести разделит добычу с «Готских берегов»…

От приятных размышлений вожака отвлек настороженный оклик с носа ладьи:

— Корабли! Вижу корабли!!!

Легонько обдало холодком по спине «головы», однако же вида он не подал, и с достоинством ответил кричащему вою:

— Мои глаза не так остры, как твои, Ждан! Сколько ты их видишь?

— Два драккара! Сзади!

Выдохнув чуть свободнее, Буслай постарался взбодрить воев:

— Не робей, братцы! Даже если свеи, ведь отобьемся!

Однако уже в следующее мгновение остроглазый Ждан крикнул еще громче:

— Это драккары! Довольно большие!!!

Боевые корабли, пустившиеся в погоню — подобное стоило предположить! Вот только если они догонят, ничего хорошего ждать не приходиться — пусть ушкуйники и одолеют врага, используя численное превосходство, так ведь все равно, сколько воев погибнет?! Выругавшись про себя, Буслай призвал воинов приналечь на весла — увы, ветер дул то навстречу, то сбоку, и поднять паруса не представлялось возможным. Впрочем, и севший на хвост противник также шел без парусов! Но при этом каким-то образом сумел ведь догнать новгородцев…

А означает это лишь одно — драккары неизвестных быстроходнее собственных кораблей Буслая.

…Через пару часов изнурительной гонки «голова» ушкуйников был вынужден убедиться в своей догадке — расстояние между его ладьями и преследователями хоть и понемногу, но сокращалось. И еще спустя пару часов неизвестные догнали бы ильменских словен — однако изводить воев до состояния, когда они уже не смогут даже поднять топора, вожак не собирался. Ветер по-прежнему дул им в лицо — впрочем, учитывая скорость хода вражеских драккаров (а новгородец был уже буквально уверен в том, что корабли именно что вражеские), попутный ветер славянам никакого преимущества бы не дал… Потому поняв, что еще чуть-чуть, и мужи уже просто сомлеют на веслах, Буслай выкрикнул:

— Суши весла!

А выждав немного, продолжил отдавать команды:

— Ладьи сцепляй! Щиты запасные навешать вдоль бортов! Лучники в центр, остальные — изготовиться к бою!

Ушкуйники привычно выполнили команды вожака, так, будто он вел их за собой не в первом, а, к примеру, в десятом походе. Впрочем, несмотря на безмерную тяжесть, легшую на плечи Буслаю, когда он решился принять бой, ни у кого из его воев на лицах не отразилась скорбная обреченность или то дикое напряжение, что испытал «голова». Накидывая на себя брони и шеломы, натягивая тетивы на луки, мужи посмеивались, подшучивая друг над другом и с азартом поглядывая назад. Подумаешь, два драккара? Все равно их больше!

Также думал и вожак ушкуйников, приказав остановиться. Однако, когда он разглядел приближающиеся суда, то осознал, что просчитался — они были длинные, очень длинные! Раза в полтора длиннее его ладей! А значит, и команда на них могла быть больше — под семь, а то и восемь десятков свеев или готландцев… Но менять что-то было уже поздно — и осознав это,Буслай резко дернул плечами, словно стряхивая с себя наваждение, вызванное подступившим вдруг страхом, и бешено заорал:

— Стрелы! Ближняя ладья, слева!

Спустя несколько ударов сердца запели тетивы тугих составных луков, укрепленных роговыми вставками — булгарский трофей! — и в воздух взвился рой из трех десятков зажженных стрел. Пролетев под сотню шагов, он врезался в борта подходящего драккара, в щиты викингов, успевших поднять их над головами; часть стрел упала в воду. На корабле раздались отчаянные вопли трех, или даже четырех раненых, однако набрав ход, судно продолжило движение… Послышались отрывистые команды ярла, и хирдманы подняли весла из воды — а после вновь схватились за щиты, но уже прижимаясь друг к другу и сцепляя их краями, строя «стену» над головой. Впрочем, полноценная «черепаха» им не удалась — посыпавшиеся сверху стрелы вновь нашли пару или даже тройку жертв среди воев противника. Однако этот урон не сильно ослабил приближающегося врага — а влажное сверху дерево корабля не поддалось огню с пропитанных расплавленной серой стрел…

— Сулицы!!!

— Pil!!!

Команды были поданы одновременно — и град дротиков взмыл с драккара практически в тот же миг, как и с ладьи ушкуйников, ближней к приближающемуся кораблю… Треску досок щитов вторили крики раненых — их было больше, и теперь они раздавались с обеих сторон. Между тем, второй драккар уже обходил новгородцев справа, и Буслай вновь отрывисто вскричал:

— Стрелы! Бей по второму кораблю!!!

В очередной раз запели тетивы — однако лишь половина взмывших в воздух «оперенных смертей» нашли цель: лучникам помешал драккар, пусть и вскользь, но тяжело ударивший бортом в борт крайней слева ладьи. Некоторые вои даже не смогли устоять на ногах — в то время как другие покрепче сцепили щиты, ожидая атаки врага!

Никто не знал, кем был тот, чья воля бросила викингов в погоню. А между тем, звали его Свеном. Он был удачливым разбойным ярлом и не раз с успехом нападал на земли англов и франков, воевал в Саксонии — а на днях следовал с хирдом в дом своих родителей на Готланде. Однако дом он нашел разграбленным, престарелого отца — убитым, мать — едва ли не тронувшейся от горя, а сестер — обесчещенных. И конечно, воспылал яростью — а поскольку с налетчиками он разминулся едва на один день, то бросился в погоню, обещая воинам отдать всю добычу, взятую с врага! И сейчас его свеи и готландцы с ревом бросились на врага, гонимые вперед рассвирепевшим вождем:

— Ver thik, hek ek kom!!!

— Святая София!!!

Яростно крича, шесть с небольшим десятков хирдманов ударили в «стену щитов» ушкуйников, увлеченно рубя ее топорами, коля копьями, метая в упор дротики! Впрочем, последние крепко держались и столь же яростно рубили и кололи врага в ответ, вскоре обагрив сталь кровью. А ведь викинги сильнее устали за несколько часов беспрерывной гребли, им никто не дал отдохнуть! Но в бой их повел азарт гончих, настигших добычу, обещанная ярлом богатая награда — и желание отомстить за близких, кто потерял своих в разоренном городке. Потому первый, самый яростный их натиск был полон силы; кроме того, свеи и готландцы имели пусть и небольшое численное превосходство. И когда уже казалось, что прорубиться сквозь ряды новгородцев невозможно, и что нападающие вскоре просто выдохнуться, сам ярл атаковал клином из десяти отборных, облаченных в кольчугу хирдманов! И именно их бешенный удар буквально опрокинул на дно ладьи воев Буслая…

Вожак новгородцев приказал лучникам взять топоры и щиты, сам оголил меч. А когда свеи полезли через борт, он лично разрубил одному из них шею, а второго пронзил насквозь, загнав клинок едва ли не по самую рукоять в незащищенный живот врага! Но поплатился за это уже мгновением спустя, просто не успев вырвать меч из тела убитого, в то время как справа на его голову обрушился окровавленный бродекс очередного, лезущего через борт готландца! Правда, последний и сам умер спустя удар сердца, сраженный новгородской секирой, но лежащий на животе «голова» этого уже не увидел…

В последний миг своей жизни разбойник с острым сожалением подумал о том, что звериная чуйка Твердило могла бы уберечь его от разорения поселка на Готланде. Каким удачным оно казалось утром! А теперь вот обернулось гибелью…

Неудачно начавшийся для славян бой продолжался еще около получаса — и, увы, ничего для «речных разбойников» в лучшую сторону не изменилось. У противника было небольшое численное превосходство, всего в десятка полтора воев, однако на обоих драккарах не было лучников — и потому атакуя новгородцев с двух сторон, викинги в полной мере воспользовались многочисленностью собственных секироносцев. Впрочем, на правой ладье ушкуйники удержали «стену щитов», положив в ожесточенной сече не менее трех десятков готландцев, и заставив последних, уже смертельно уставших, попятиться... Дорого продавали свои жизни и лучники — но сумев потеснить часть их, Свен приказал десятку уцелевших хирдманов встать на сцепленные борта ладей и метать дротики в спины сражающихся вендов! Это принесло свои плоды — потеряв еще человек пять от внезапной атаки сзади, ушкуйники уже не выдержали последнего, самого отчаянного натиска хирдманов второго драккара... И хотя одновременно с тем пало четверо метателей сулиц, сбитые стрелами вновь взявшихся за луки новгородцев, десяток их вскоре принял честную смерть от рук отборных бойцов ярла.

Набег на Готланд был отомщен, хотя хирд Свена уменьшился втрое. И сам ярл лежал на дне захваченной ладьи рядом с телом сраженного ранее Буслая — его горло было пробито одной из пущенных напоследок стрел.

Со стороны смерть обоих разбойников могла бы показаться символичным концом — или же справедливой карой, тут уж как посмотреть…

Глава 19

Наши дни.


Александр Николаевич наконец-то завершил работу с настройкой уровней и «стат», поставив точку в создании очередного персонажа виртуальной реальности «Варяжское море 2.0. Былины». О, это был очень крутой «перс», один из самых сложных в прохождении «боссов» — сам Кощей Бессмертный! В качестве модели ему послужил образ Константина Лавроненко из «Последнего богатыря», как наиболее близкого к молодому поколения фильма — его современные подростки хотя бы смотрели. В отличие, скажем, от еще советских картин, где играл Георгий Милляр или Александр Филиппенко… Правда, в отличие от последнего кинопроизведения, где Кощей фигурировал в качестве персонажа, его игровое воплощение было столь же мрачным и безжалостным, как Оскар Дирлевангер — вот уж действительно «идеальный» прототип персонажа в реальности! Ну, а заодно и столь же крутым, как «диверсант № 1» Отто Скорцени… Которого, впрочем, настоящий «супердиверсант» Илья Старинов считал обычным хвастуном.

Впрочем, несмотря на удовлетворение от проделанной работы, в душе «интел» сетовал на то, что компания начала производить фэнтезийный шлак вместо выпуска очередной «патриотической» реальности. Сам бывший глава отдела разработок грезил Батыевым нашествием на Русь... Осень 1237 года, битва в верховьях реки Воронеж, переход монголов по Прони, гибель Рязани, решающая битва под Коломной… Каков размах, а?! Тут по событиям первых двух месяцев можно такую игру создать, что ни одна виртуальная реальность во всем мире не потягается! Чего стоит эпическая осада Чернигова, где монголам с крепостных стен града ответили русские «пороки»! Деблокирующий удар новгород-северского войска, нанесенный в тыл татар и собственная вылазка северян, измена аланских алдаров, ударивших по тургаудам Батыя — все это представало в глазах Александра Николаевича буквально наяву!

Увы, но потеряв должность начальника отдела, он уже никак не мог повлиять на выбор проектов. А обновленное руководство студии по какой-то причине настаивало на выпуске забивающих головы молодым людям «сказок», по типу набирающего на западе популярность «Ведьмака 7»! И это вместо того, чтобы помочь воспитать из ребят патриотов…

Чтобы немного расслабиться после завершения очередного этапа работы, Александр направился в зону отдыха — подобное на его работе было в порядке вещей. Ведь каждый член довольно большого коллектива отвечал за свое направление в создании виртуальной реальности, труд их был преимущественно творческим, а в таком деле без вдохновения никуда… Для вдохновения же, как известно, нужен хороший отдых!

Приветливо кивнув своим бывшим подчиненным, а теперь уже равным по статусу коллегам, сидящих парами в удобных ортопедических креслах у невысоких столиков (ведь сам же и создал, и оформил зал отдыха!), Александр подошел к кофемашине. Привычно выбрав в меню-дисплее ароматный «Кон Пана» с карамелью, «интел» потянулся к витрине с регулярно обновляемой свежей выпечкой, где взял себе пару маффинов (шоколадный и фруктовый). После чего, дождавшись готовности напитка, он неспешно двинулся к свободному столику, предвкушая несколько минут гастрономического удовольствия — в эти мгновения он буквально выпадал из окружающей реальности, просто ни о чем не думая… Однако стоило ему лишь сесть, да пригубить в меру горячий (но не обжигающий), терпко-сладкий напиток с насыщенным кофейным ароматом и тягучими карамельными нотками, как в кресло напротив рухнул Сергей — один из сотрудников отдела.

— Здорово, босс!

Сергей, улыбчивый и немного бестолковый в своей детской непосредственности малый (если не сказать сильнее!), был, однако, художником от Бога и человеком с совершенно неисчерпаемой фантазией и столь же неисчерпаемым оптимизмом. В свое время его принял на работу сам Александр, и в ту пору «Серый» называл его «шефом». Когда же «интела» сняли с должности главы отдела, «шеф», произносимое с небывалым трепетом, едва ли даже не с придыханием, превратилось в «босса». Чуть более панибратское в интонациях, в которых, впрочем, по-прежнему угадывалось глубокое уважение... Будто Сергей все еще не мог поверить, что стал равен в должности бывшему начальнику, и, сохраняя перед ним определенный пиетет, все же не мог не подчеркнуть это равенство в шутливой форме! В целом же, бывший подчиненный даже нравился «интелу», но сейчас ведь был его кофе-брейк, время «священного отдыха»! Потому ответил он крайне сухо, явственно демонстрируя тоном, что не совершенно не расположен к общению:

— Здравствуй, Сережа… Как видишь, я ем.

Однако собеседник лишь широко улыбнулся, махнув рукой (типа фигня это все, кушай, босс, меня это не смущает!), после чего чуть придвинулся к «интелу» и со столь же широкой улыбкой на лице заговорил — но уже гораздо тише:

— Я по делу, Николаич. Стремительные успехи твоего протеже в реальности «ВР» всерьез обеспокоили руководство — а вдруг он реально дойдет до финала и сорвет куш? И директор поручил Коляну проверить игровой процесс Самсонова едва ли не под лупой — вдруг ты ему как помогаешь? Я краем уха услышал их разговор с Мишкой, так что… Ну давай уже, решай — поедем на рыбалку на выходных или нет?! Чего ломаешься, «босс»?

Последние вопросы были озвучены с прежней громкостью — и «интел» ответил даже резче, чем раньше, одновременно столь плотно смежив веки, что последнее можно было рассматривать как благодарный кивок:

— Сережа, ты меня с кем-то путаешь! Я не люблю рыбалку!!!

Бывший подчиненный лишь виновато улыбнулся в отвел, развел руками в жесте «мое дело предложить…», после чего отошел в сторону. А Саша меж тем, столь же неспешно допил кофе, стараясь не смотреть в сторону Боева — того самого Николая, кому поручили проверку. Последний был принят уже когда «интела» сняли с должности — а после у них случилось несколько небольших столкновений по работе над «Великой Отечественной». Уж больно Боев восхвалял вермахт, германское оружие и технику при доработке виртуальной реальности, убежденно доказывал, что немцы понесли на войне существенно меньшие потери! Значительно лучше разбирающийся в вопросе Александр просто не мог ему не ответить… И хотя сейчас они оба общались друг с другом подчеркнуто вежливо, в том, что его проверят со всем пристрастием, Саша нисколько не сомневался! Вот уж сумели руководители подобрать «ревизора»… Впрочем, «интел» был давно готов к подобному. И регулярно отслеживая игровой процесс Романа, он имел возможность отправить экстренное сообщение для Оли прямо в виртуальную реальность с помощью портативного пульта контроля работы капсулы, всегда носимого с собой.

Что он сейчас и сделал, просто нажав нужную кнопку пульта во внутреннем кармане пиджака…


Конец мая 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Уппланд. Стоянка русов и эстов. Ярл Самсон.


— Ярл, большое у свеев войско, более тысячи человек!

Напряженно вглядывающийся мне в лицо Храбр, лично пошедший в дозор после того, как на горизонте загорелись сигнальные костры, одновременно с докладом словно бы задает вопрос: «ну что, Рома, принимаем бой, или уплываем по добру, по здорову?!». Все же враг имеет численное преимущество — к пяти сотням воев, оставшихся со мной, только вчера присоединился отряд Твердило и уцелевших эстов, буквально разгромленных ночным нападением викингов на их лагерь. Понесла потери и дружина ставшего гораздо более покладистым и сговорчивым «головы» новгородцев — всего с ним вернулось полторы сотни ушкуйников. И столько же эстов… Атамана словно бы подменили — не иначе, как после драки мозги на место встали, пар выпустил! Или же просто затаился, ждет Буслая, когда все силы под рукой соберет… Так или иначе, убивать его, и тем самым настраивать словен против себя в настоящий момент я не собираюсь — а то, что Твердило ныне выполняет все мои приказы и не пытается обострять, так это мне только на руку…

По-хорошему, сейчас лучше избежать столкновения — восемь сотен воев против тысячи или даже большего… Много. Лучше сесть на корабли, да отправиться навстречу ушкуйникам Буслая и эстам! Уж коли в море нас свеи попытаюсь догнать да бой навязать, то мои дромоны им покажут небо в овчинку!

Но в тот миг, когда я уже было открыл рот, чтобы отдать приказ сниматься со стоянки, на меня вихрем налетела Оля, возбужденно и даже несколько испуганно крикнув:

— Рома! Нужно переговорить! Срочно!!!

Я с удивлением посмотрел на любимую, замерев на месте. Но в ее глазах застыла такая мольба, что я был вынужден подчиниться напору девушки и сделать вместе с ней пару шагов в сторону от собравшихся вокруг меня ближников. И тут же моя «сподвижница-супруга-самый подготовленный в войске боец» очень быстро, сбивчиво заговорила:

— Рома, Саша передал сигнал опасности! Очевидно, у них там запустили проверку твоего игрового процесса! Я должна срочно выйти из игры!

— Как?!

Теперь, наверное, у меня самого от ужаса и неверия в происходящее округлились глаза. Оля же энергично кивнула, после чего продолжила:

— Послушай, персонаж Хельги останется в игре, останется ее хирд! В бою ты также сможешь отдавать им приказы! Ну, а теперь самое важное… Слушаешь?

Собравшись с мыслями, я коротко кивнул:

— Говори!

Любимая чуть улыбнулась, после чего едва ли не затараторила в каком-то нездоровом возбуждении:

— Помнишь условия выполнения игры? Стать английским королем, славянским князем или скандинавским конунгом?

Я согласно кивнул:

— Верно, помню.

Глаза Оли лихорадочно блеснули:

— Если Саше удастся в настройках выполнения игрового процесса заменить условие «скандинавы» на «викинги» — то ты в одном шаге от завершения игры! Тебе не придется ждать смерти Готшалка и воевать за престол Вендской державы! Ты можешь стать конунгом уже сегодня!

Я неуверенно покачал головой:

— Ну, если это возможно… Но ты ведь сама говорила, что идет проверка…

Девушка едва ли не вскричала в ответ на мои возражения:

— Это тестовый вариант прохождения, направленный на выявление недостатков, и правки можно вносить прямо в игровой процесс! Главное, чтобы он успел это сделать до начала битвы — и тогда Саша сможет объяснить их тем, что звание «конунга» было распространено не только у скандинавов, а у всех викингов в принципе!

Мне аргументация любимой, впрочем, показалась не слишком убедительной:

— Оль, но мы ведь уже рассуждали об этом. Насколько мне известно, у «восточных викингов» никаких конунгов не было. Я потому и рассчитывал в будущем именно на Вендскую державу…

— Но ведь другие скандинавы называют лидера эстов Эйсюсла конунгом, разве не так?!

Я призадумался над последним утверждением, а любимая между тем, горячо продолжила:

— Помнишь, ты рассказывал, как назвал себя «ярлом» у стен бурга Сверкера, и тебе тут же был присвоен этот статус? Тогда ты озвучил то, что фактически состоялось — а ведь весь этот поход ты затеял, чтобы состояться лидером «восточных викингов», разве не так?!

В этот раз я был вынужден согласно склонить голову:

— Так.

Глаза супруги, как кажется, загорелись еще сильнее:

— Если ты выиграешь в битве у крупного войска свеев, твой авторитет станет незыблемым среди эстов, и тебе будет достаточно даже просто назвать себя их конунгом, чтобы они признали состоявшийся факт! Но если отступишь сейчас, то они, вполне возможно, уже не решатся на большое сражение под твоим началом, испугавшись многочисленности врага, а твое отступление признав проявлением трусости! Хотя бы просто подумай…

С этими словами Оля порывисто обняла меня — и крепко-крепко поцеловала так, что у меня аж голова закружилась, и буквально на мгновение я забыл, что происходит и где я нахожусь, просто зажмурившись от удовольствия… А когда девушка, наконец, оторвалась от моих губ и я открыл глаза, то с изумлением увидел перед собой Хельги в образе актрисы Кристанны Локен, а мгновением спустя услышал и ее звонкий, чуть с хрипотцой, совершенно незнакомый голос:

— Веди нас в битву, мой ярл!

Глухо выругавшись себе под нос от столь неожиданных изменений, я резко, гулко выкрикнул:

— Мы принимаем бой! Строимся у крепости!!!


Ярл Хальстен, сын конунга Стенкиля.


Довольно многочисленное по местным меркам войско свеев медленно разворачивалось в одну сплошную линию — впрочем, две сотни собственных хирдманов и сотню хускарлов сын Стенкиля придержал до поры, до времени при себе. Строящаяся напротив, также в линию рать его врага, ярла Самсона, числом воинов примерно равнялась дружинам вождей Уппланда, пришедшим защитить родную землю по зову конунга (и волей тинга!). Потому Хальстен, бывший далеко не дураком, и кое-что явно соображающий в военном деле, оставил самых лучших и самых преданных бойцов при себе в качестве резерва. При прочих равных атака трех сотен воев наверняка решит исход битвы в пользу свеев! Впрочем, ярл рассчитывал не только на оставленный подле себя ударный кулак…

— Что там наши тайные друзья, Рангвальд? И какие новости от Флоки?

Хольд, встречавшийся до того с посланниками, ранее отправленными к эстам, и всего минуту назад подошедший к Хальстену, спокойно держался за его спиной, ожидая, пока ярл сам не обратиться к нему. После чего глухо, но при этом очень зычно ответил:

— Вожди «восточных викингов» ждали на расстоянии всего одного дневного перехода к югу от лагеря ярла Самсона. Зная, что их верховный жрец отпустил Флоки в Упсалу, они самостоятельно отправили послов, и те встретились с моими людьми. Сейчас островитяне уже приближаются к стоянке нашего общего врага — и как только они окажутся у его кораблей, то сожгут их, а после ударят в спину вендов Гардарики, варягов и собственных изменников.

Хальстен довольно улыбнулся:

— Отличные новости! А к слову, сколько их?

— Примерно по полсотни на каждом из четырнадцати драккаров. Семь сотен воев — впрочем, из них более половины уже слишком стары, чтобы сражаться наравне с мужами в расцвете лет. Или наоборот, слишком юны, и еще ни разу не были в битве… Потому они и просили, чтобы мы начали бой — иначе Самсон успеет развернуть верных ему людей и перебьет наших союзников.

— Пускай. Зато мы ударим ему в спину!

Хальстен довольно хохотнул, однако предложение ярла не нашло понимания у хольда — последний отрицательно покачал головой:

— Тогда наш враг сумеет пробиться к своим судам и спастись. А после вернется вновь — возможно, с еще большими силами! Его имя обрело известность у варягов с Рюгена, у урман, в землях западных вендов. Победитель исландской воительницы и самого Беовульфа, покоритель Эйсюсла — если он выживет после предательства «восточных викингов», то следующей весной приведет сюда вдвое больше драккаров! Самсона нужно убить, ярл. И лучше будет, если мы свяжем его хирдманов боем, а предатели-островитяне отрежут путь назад и атакуют с тыла!

Немного помолчав, Хальстен коротко ответил:

— Убедил.

А еще минутой спустя задал новый вопрос:

— Но ты не ответил мне, какие вести от Флоки?

Рангвальд равнодушно пожал плечами:

— От мальчишки вестей нет.

Еще немного помолчав, сын Стенкиля тяжело вздохнул, после чего уточнил:

— Так, где говоришь, сейчас находятся драккары союзных нам «восточных викингов»?

Хольд внимательно посмотрел на солнце, близкое к зениту:

— Обещали быть к полудню. Уже скоро прибудут.

Ярл согласно кивнул, после чего с заметной тяжестью в голосе заметил:

— Значит, пора начинать.

Несмотря на то, что битва была неизбежна, и что на его стороне было ощутимое численное преимущество, а кроме того — обещанная помощь «восточных викингов», Хальстену было немного не по себе. Что поделать, сыну конунга ранее не доводилось вести в сражение столь значительные силы! А потому далеко уже не новичок в ратной брани, в душе он заметно волновался, хоть и не показывал вида... Вот он неспешно поднял большой, инкрустированный серебром и самоцветами турий рог, прижал его острый конец к губам — а спустя удар сердца над ратью свеев раздался его утробный, протяжный рев. И словно в ответ ему прогремел оглушительный клич викингов:

— О-О-О-ДИ-И-И-Н!!!

Глава 20

Конец мая 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Уппланд, войско русов и эстов. Ярл Самсон.


— О-О-О-ДИ-И-И-Н!!!

Кажущаяся огромной с высоты вала безымянного городка, масса свеев подалась вперед, набирая ход с каждой секундой. Захватывающее дух зрелище! На вид их больше, и значительно больше моих людей — но прежде всего потому, что плотная масса построившихся секироносцев сейчас растянулась по полю. Впрочем, атакующие ведь действительно многочисленнее…

Левое, самое дальнее крыло моего войска заняли научившиеся сражаться строем, подобным швейцарской «баталии», мои верные ветераны-варяги, ведомые Храбром. Горыня, прекрасно понимая, что вести в бой людей должен один человек, пусть и с некоторым сопротивлением, но сам уступил более разумному, рассудительному и опытному соратнику — а заодно и другу. Пять с половиной десятков воев, построившиеся четырехрядным строем, да полтора десятка лучников Будивоя, их прикрывающих — вот отряд, держащий оборону прямо напротив пляжа, где стоят корабли. Следом в строй встали также привычные биться фалангой новгородцы Ратмира — и тем же числом. Таким образом, левое крыло заняли отборные бойцы-ветераны, вооруженные помимо всего прочего и плюмбатами — в том, что они выстоят на своем фланге, я нисколько не сомневаюсь!

Центр занимают ушкуйники Твердило. Их много, две с половиной сотни, растянувшиеся в четыре ряда, дабы не нарушать число шеренг моей рати. Я уже успел узнать ушкуйников в битве, и с уверенностью могу сказать, что по боевым качествам викингам-свеям они нисколько не уступают. Хотя при прочих равных именно убежденность тех, кто защищает родную землю от налетчиков, может стать решающим фактором в схватке… Но все же я уверен, что ильменцы-речники (так я иногда про себя их называю) выдержат как минимум первый натиск врага! А если и подадутся назад, то только в жесткой, упорной сечи до последнего — но не факт, что сами свеи на нее действительно способны.

На растянутом правом фланге встало две сотни«восточных викингов». При прочих равных — опасный, неуступчивый и жесткий противник, не раз нападавший на самих скандинавов. В свое время (еще на заря эры викингов) они изгнали последних со своих земель (периодически пользуюсь исторической справкой, так что материалом владею!). Но проиграв мне осенью и потеряв в сече с исландцами Хедьги, варягами и новгородцами лучших бойцов, островитяне тем самым подрастеряли боевой потенциал, подрастеряли… Потому уверенности в том, что они устроят под напором свеев, у меня нет — наоборот, скорее я убежден, что именно правый фланг, примыкающих к городку, у нас самый слабый! А потому вожди эстов имеют четкую инструкцию начать отход по моему сигналу…

В городке встала еще сотня островитян. Более половины — лучники, кои покуда выжидают внизу, у внутренней подошвы вала, да четыре десятка секироносцев из числа наиболее опытных рубак. Их задача — убивать всех, кто попытается на вал забраться. Если припрет, наверх поднимутся и стрелки… Впрочем, здесь в резерве также стою и я, и совершенно чужая мне теперь Хельги, все еще остающаяся одним из самых опытных бойцов во всем «Варяжском море»!

Ах да — полсотни ратников из числа совсем юных эстов охраняют суда. Впрочем, охрана из них так себе — я молодняк, в сущности, просто пожалел, поставив подальше от настоящей сечи. Впрочем, они вполне смогут стать цементирующим резервом для бегущих, коли свеи нас реально опрокинут! Кстати, меня «почтил» своим присутствием цельный сын конунга Стенкиля — Хальстен, в недалеком будущем так же король Швеции… Игра выдала мне имя противника. Так что действительно, коли сумею победить, у меня есть реальный шанс провозгласить себя конунгом!

Бросив короткий, тревожный взгляд на юг, в сторону береговой линии, я, увы, так и не разглядел парусов. Впрочем, ветер дует с севера, так что вряд ли мне удастся увидеть паруса, даже если каким-то чудом прямо сейчас вернуться отправленные к гетам «восточные викинги» и ушкуйники Буслая! Впрочем, мой план на битву имеет определенный шанс на успех и без их участия — даже при условии численного превосходства атакующего врага и сильного резерва, оставшегося в распоряжении Хальстена. Как-никак, ведь удавалось же не только выстоять, но и победить в более тяжелых условиях, взять хоть бы схватку на песчаной косе прошлой осенью!

Главное, чтобы эсты на правом крыле смогли отступить организованно — и по сигналу. Ну и заодно, чтобы ушкуйники в центре выстояли… Хотя бы за своих «ветеранов» не беспокоюсь — уж эти ребята не дадут себя опрокинуть при любом раскладе!


Храбр.


Ближник ярла Самсона, вместе с Горыней готовивших первых воев его будущей дружины, и прикрывающий тогда еще просто «Рому» в жестоких корабельных сечах, сейчас напряженно вглядывался вперед. Как только его вои построились, он первым бросил короткий дротик-плюмбату, а потом еще раз и еще — а после сложил напротив своих людей несколько небольших меток из трех камней в каждой. И сейчас он с легким волнением смотрел вперед, ожидая, когда враг к ним приблизиться…

Впрочем свеи, бегущие на острие «клина» уже поравнялись, и даже пробежали мимо меток — но Храбр покуда медлил, не отдавал приказ. Ведь викинги еще не приблизился к его воям настолько, чтобы смертельный для них бросок дротиков зарядит примерно в середину хирда…

Дружины скандинавов, ведомые каждые своим ярлом, не сговариваясь, перестроились для атаки на ходу (а может, об этом они как раз и сумели договориться). С точки зрения опытного варяга, врагу было бы сподручнее построиться огромным, многосотенным клином, и ударить уже всей массой, прямо в середину их войска — чтобы наверняка пробить четырехрядный строй ушкуйников и опрокинуть их. Но, с другой стороны, управлять столь многочисленной толпой было бы крайне сложно, а повести ее смог бы лишь вожак. Последний, однако, решил покуда остаться позади своих людей и придержал подле себя свежих воев. Вполне разумно, если говорить об управлении битвой — ведь так враг сможет хотя бы бросить ударный отряд в нужное место в нужный час!

Что-то не о том принялся размышлять Храбр… Что ему до воеводы свеев, когда на его собственных воинов наступает не менее, а то и более сотни викингов?! Не ровен час, впереди бегущие хирдманы приблизятся на сорок шагов, и уже начнут метать сулицы!

— Плюмбаты к бою!!!

Дальность броска «ромейского дротика» едва ли не вдвое покрывает полет сулицы (около семидесяти шагов) — и, выждав момент, когда первые викинги еще не успеют их бросить, а основная их масса уже поравняется с метками, ближник ярла отдал приказ! И тут же воины разом потянулись к чехлам, прикрепленным с внутренней стороны щитов. Копья при этом они перехватили в левую руку, отступив на шаг друг от друга — чтобы не мешать соратникам при маховом броске.

— Бей!!!

Практически одновременно с его командой, в воздух с легким, вибрирующим шипением взвилось полсотни утяжеленных свинцовым грузилом дротиков с гранеными наконечниками. Метаемые за ручку, словно топоры, они дружно взлетели вверх — чтобы уже пару мгновений спустя обрушиться на дощатые щиты викингов, поднятых над головами врага. Впрочем, на бегу построить глухую «черепаху», сложив щиты в стенку внахлест краями (вдвое усилив тем самым ее толщину) просто невозможно! И до десятка хирдманов рухнуло на землю с размозженными головами (шлемы были не у всех, а от граненого наконечника плюмбаты и не каждый шлем спасет!), с тяжелыми ранами рук и груди… Но главное — что щиты многих воев были всерьез повреждены дротиками, пробиты ими и расколоты.

— Бей!!!

В воздух по команде Храбра взвился второй рой плюмбат — а вожак варягов, меж тем, тут же отрывисто закричал:

— Будивой, стрелы!!!

Десятник лучников, заранее обсудив со старшим соратником их общие действия в будущем бою, тут же коротко рявкнул уже наложившим стрелы на тетивы воям (и даже успевшим их оттянуть!):

— Бей!!!

Мгновением спустя над головами варягов зашелестели стрелы, устремившись к врагу, щиты которых были уже крепко повреждены, а строй бегущих вперед людей сильно прорежен бросками «ромейских дротиков» — так, что ни о какой «черепахе» и думать не приходилось! Полтора десятка стрел нашли своих жертв, выбив еще пятерку воев из массы атакующих — а Храбр меж тем, уже закричал во всю мощь легких:

— Щиты! Стена щитов!!!

Бегущие впереди свеи уже подняли над головами руки с зажатыми в них сулицами — но крепко выученные варяги всего за пять ударов сердца сплотили строй и тут же вскинули щиты, сомкнув их краями! Брошенные врагом дротики впились в обтянутую кожей и оббитую полосками стали защиту, не нанеся русам урона — и тогда викинги с диким ревом устремились вперед, желая пробить вражеский строй одним лихим ударом!

— Ver thik, hek ek kom!!!

— Стоим!!!

Ощетинившаяся, словно еж, фаланга стойко приняла первую, самую бешеную атаку противника на широкие, листовидные наконечники копий варягов первого и второго рядов — и граненые жала ромейских контарионовчетвертого. Впереди каждого воя защищало по три копья — и бегущих на них свеев встретили сильные, точные и стремительные уколы, целящие в голову или открытые участки корпуса. Пики же и вовсе смело ударяли в щиты, круша доски, пробивая отточенными стальными гранями! Не могли их остановить и кольчуги… А скорость бега некоторых свеев была столь высока, что враги буквально напарывались на копья!

Впрочем, кто-то сумел добежать до линии щитов первого ряда варягов, с руганью и страшным ревом обрушив на них бродексы, в исступлении рубя дерево — и, если повезет, то и человеческую плоть! Однако сверху на головы подобных удальцов тут же рухнули двуручные датские секиры воев третьего ряда! Так что спустя еще несколько мгновений, все смельчаки из тех, кто умудрился первыми пробиться к варягам, уже лежали на земле с расколотыми черепами — или оглушенные, с помятыми, а где и прорубленными шлемами…

— Стрелы — бей!

И вновь по команде Храбра лучники Будивоя запустили в воздух шелестящую от оперенья на коротких, тонких древках смерть. Пусть и не столь многочисленный рой ее исправно врезался в середину клина викингов, уткнувшегося в строй русов. А потом снова и снова — и каждый раз стрелы находили свою цель в брешах потрескавшихся и лопнувших щитов, поднятых над головами врага…

Вожак варягов настороженно оглянулся по сторонам — но слева пока никто не пытался их обойти, и время секироносцам третьего ряда отступить назад и встретить свеев, пытающихся окружить его воев, еще не пришло. А справа так же стойко держались выученные Романом новгородцы, ничем не уступая соратникам.

Впрочем, прежде всего опасения Храбра вызывал центр их войска, куда пришелся удар сразу трех хирдов врага. Но ушкуйники Твердило пока еще держались…


Твердило.


Три клина свеев, каждый едва ли не под полторы сотни воев числом (разве что чуть меньше!) врезались в «стену щитов» ильменских словен с такой силой, что некоторые мужи буквально попадали на землю! Или же отскочили от соратников, пытаясь сохранить равновесие… Над полем боя встал жуткий хруст дерева — а где и костей, — и отчаянные крики сражающихся слились с мольбой раненых о помощи, стонами умирающих. Неистово рубили друг друга вои в первых рядах — а те, кто стоял сзади, все норовили стремительно уколоть копьем, нанося удар сверху вниз, в открывающиеся в защите врага бреши… Некоторые мужи и вовсе сражались парами, дополняя друг друга. Один, к примеру, рубил топором так, чтобы зацепить «бородой» кромку щита противника и опустить его вниз, второй молниеносно выбрасывал копье в коротком выпаде, поражая врага. Или же сзади вставал не копейщик, а воин с сулицей — последней, кстати, ведь тоже можно колоть! Ну, а еще ее можно метнуть с близкого расстояния и без широкого замаха…

Викинги обязательно прорвали бы строй ушкуйников, если бы Твердило послушался Самсона и оставил бы тонкую цепочку воев в четыре ряда. Но опытный, бывалый вожак подобной ошибки не совершил! Определившись с тем, куда придется удар врага, он успел удвоить число воев на самых опасных участках. А за пару шагов перед строем, на направление атаки врага, новгородцы раскидали по несколько горстей «рогулек железных». Четыре заостренных штыря с зазубринами на концах, как не кинь — три послужат опорой, один будет обязательно торчать вверх! Рогулек у новгородцев было не столь и много — железо на русском севере в большой цене, впрочем, как и везде по Руси — и применялась она чаще всего против булгарской конницы. Замедлить погоню и выиграть время отступить к ладьям после удачного набега… Но на самом деле хороши рогульки и против пешцев — уж коль наступишь на нее, да еще с разбегу, так прошьет ступню насквозь!

Вот и сейчас они очень крепко помогли против разогнавшихся свеев! Первые хирдманы, наступившие на них, с отчаянными воплями боли падали на землю, а следующие за ними вои или пытались остановиться, чтобы не наступать на соратников, или же бежали прямо по ним, добивая раненых! Причем ведь наступало на штыри, как правило, по три-четыре человека, пусть немного, но задержав бег остальных… А кто добежал, сумев потеснить ушкуйников и углубится в их ряды (еще бы, с напором-то наступающих сзади соратников!), тут же были атакованы с обеих сторон свирепыми речными разбойниками! И хотя чем больше викингов вступало в бой, тем сложнее было удерживать их, все же новгородцы покуда крепко стояли на месте. А десяток отборных воев, облаченных в кольчугу или чешуйчатую броню, пока еще и вовсе не вступил в кровавую сечу, с недобрым предчувствием ожидая прорыва врага. Лучшие бойцы замерли рядом с «головой», также успевшим обнажить меч, но покуда не обагрившим его вражеской кровь…

Сам же Твердило с явственной тревогой обратил свой взгляд направо — там, где бой приняла чудь, все шло совсем плохо. Казалось, что еще чуть-чуть, и строй их развалится, а враг ринется в прорыв, отрезая и новгородцев, и варягов от кораблей…


Ярл Самсон.


На правом фланге эстов атаковало не более двух сотен викингов. Я, по совести сказать, ожидал большего — все-таки самая слабая часть войска! По ней и стоило бы ударить наиболее сильным «кулаком» — однако же основная масса скандинавов атаковала именно в центре, где покуда намертво встали ушкуйники, подобно спартанцам царя Леонида.

Впрочем, часа весов боя островитян со свеями стала быстро клониться в сторону последних даже без численного преимущества. Неопытный молодняк я еще сумел убрать, но пожилых уже мужиков, по дурости двинувшихся в набег на старости лет, девать было некуда — а ведь их доля составила не менее трети от общего числа воев! И да, они честно приняли бой — платя жизнями трех, а то и четырех мужей за одного врага…

В итоге «стена щитов» стремительно погибающих «восточных викингов» вскоре затрещала. Дрогнул строй подавшихся назад эстов, грозясь развалиться в любую секунду под бешеным натиском скандинавов… Тут уже никакого сигнала давать нельзя — отойти, не сломав шеренги, островитяне просто не смогут!

Что же, битва пошла не совсем по плану. Но разве когда-то было иначе?!

— «Пороки» поднять наверх! Лучники — вперед, к бою!

Баллисты, снятые мной с дромонов, быстро потянули к себе корабельными тросами стоящие на валу секироносцы — им пока так и не довелось вступить в бой. Одновременно с тем мою артиллерию подталкивают снизу и члены расчетов, и простые стрелки, также спешащие как можно быстрее подняться на боевую площадку.

— Эйнар, приготовьтесь! По моему сигналу откроете ворота!

Если Хельги неподвижно находиться рядом со мной в качестве телохранителя, то ее хирд все это время стоял у прохода в ворота, играя роль моего засадного полка. А я до поры до времени ждал, когда враг, теснящий эстов, окажется повернут к ним спиной. Ну вот, собственно, и дождался!

Десятки лучников быстро поднялись на вал; вскоре здесь же оказались небольшие размерами и массой баллисты. Ободряюще улыбнувшись Перваку, своему лучшему наводчику, я громогласно закричал:

— Стрелки, бей в спины свеев, теснящих ваших сородичей! Расчеты «пороков» — огонь «зажигалками» по центру, ушкуйникам сейчас тяжелее всех!

Буквально парой секунд спустя на головы отвернутых к эстам викингов и в их незащищенные спины врезался настоящих град стрел! Не менее двух десятков воев врага погибло в одно мгновение — а спустя еще секунду баллисты запустили в полет первые три горшка, начиненные горючей смесью. Пролетев под сотню метров, оставляя за собой легкий дымный шлейф, два из них врезались точно в массу свеев ближнего к нам хирда... Ярким цветком полыхнуло пламя, раздались отчаянные крики загоревшихся, обожженных людей!

— Эйнар, вперед!

Заскрипели спешно раскрываемые деревянные створки ворот — и из крепости плотным потоком хлынули исландцы. Впрочем, это все же не стремительно скачущие всадники засадного полка Донского — и враг наш не столь многочисленен, чтобы в середине строя не расслышать предупредительные крики тех, кто успел разглядеть опасность… Так что свеи успели развернуться к новому врагу, и даже построили «стену щитов», закрывшись и от падающих сверху стрел.

Но и Эйнар — вожак опытный, толковый. Вместо того, чтобы безоглядно ринуться в атаку на готового к нападению врага, он построил своих людей плотной коробочкой-квадратом — а затем по его команде в викингов полетели плюмбаты! А потом еще заряд, и еще… Добавили и лучники, целя в образовавшиеся в «стене» бреши. А следом, в заметно поредевший строй потрясенных невиданным оружием свеев, напрочь уже забывших об измученных эстах, с ревом врезался хирд отборных исландских гвардейцев!

И как только что дрожали ряды «восточных викингов», так дрогнули и скандинавы, не в силах тягаться с отборными воями исландской воительницы, ветеранами ромейской варанги! Вскоре побежал один боец, спасаясь от широких ударов двуручных секир и точных уколов граненых контарионов, потом второй, третий… А потом ударились в бегство практически все викинги, атаковавшие правый фланг!

Видя это, Хальстен повел в атаку резерв, стремясь как можно быстрее переломить ход боя в свою пользу и удержать основную массу свеев от отступления. Хотя пример бегства очень заразителен! Прямо сейчас, в бывшую до того «клином» дружину скандинавов, нанесшую свой удар по ушкуйникам и попавшую, в свою очередь, под пять залпов баллист, также врезались исландцы. И кажется, враг, ошеломленный применением зажигательных снарядов и бегством соратников, уже также колеблется…

На секунду отвлекшись от захватывающей дух панорамы поля боя, я мельком бросив взгляд назад, в сторону пляжа и замерших в ряд судов — просто посмотреть, как там молодняк. Но тут же сердце мое радостно забилось, и я широко улыбнулся — набрав ход, к берегу стремительно приближаются ладьи эстов, что причалят уже в ближайшие минуты! Вот теперь уже точно — победа!

Кааро, ватажник.


Юный воин с напряжением вглядывался в уткнувшиеся в песок ладьи и резво прыгающих с их бортов прямо в воду вооруженных сородичей. Его пальцы, стискивающие копье, побелели от напряжения — он был практически уверен в том, что должно произойти, и также четко осознавал, что именно у него имеется пусть небольшой, но шанс это предотвратить.

И все же Кааро до последнего надеялся, что его худшие подозрения не оправдаются…

Но когда он увидел, как рьяно побежали к ладьям и одновременно к молодняку, толпящемуся за его спиной, мужи Курессааре (на его родном языке это означало «остров журавлей»), цепко сжимающие в руках топоры и копья, и зажженные факелы, его сомнения окончательно развеялись.

Нужно было что-то предпринять — и немедленно!

…В том ночном бою Кааро обрел славу удачливого воина, сразившегося богато вооруженного свея — возможно, одного из ярлов! — а для небольшой ватаги своих сверстников он стал настоящим вожаком. Прежде всего, для членов бывшей «стаи» Ааре — людей, коих он, в сущности, ненавидел и презирал! Однако же основная масса воев, увлеченная именно его порывом и вернувшаяся в битву, пойдя именно за ним, так и не узнала, кем был поведший их в атаку вождь… А когда некоторые более осведомленные мужи или юнцы указывали на Кааро, большинство старших, более опытных воинов лишь с сомнением качало головой. В лучшем случае к нему подходили, чтобы одобрительно хлопнуть по плечу или этак покровительственно похвалить, вроде «молодец, парень, у тебя есть яйца!». По натуре своей довольно скромный и пока еще просто не научившийся управлять, командовать людьми, Кааро упустил итак довольно призрачную возможность стать настоящим ярлом! А потому он был вынужден довольствоваться ролью вожака среди тех, кто уже привык быть под вожаком… И то ему было довольно непросто управлять ими — уже дважды пришлось доказывать в драке, что Кааро занял свое место по праву!

Но здесь и сейчас, на стоянке у судов его ватага была самой многочисленной — и единственной, уже побывавшей в битве, им же ведомая! Кааро знал, что если он вновь поведет свою «стай» в бой — она за ним последует, и это придавало ему хоть немного уверенности, чтобы осуществить задуманное… И ведь ни у кого больше на пляже не хватило ни отчаянности, ни мужества броситься вперед, навстречу озверело скалившимся сородичам (следующим их убивать!), и бешено закричать:

— Свеи нас предали!!! Свеи предали и атаковали нас на севере!!! Самсон проиграет — они ударят по нам всей силой!!! Свеи предали нас!!! Свеи — враги!!!

Бегущие навстречу Кааро вои стали замедляться, на лицах некоторых из них появилось удивленное выражение. И тогда парень закричал пуще прежнего:

— Мы были на севере и хотели напасть ночью на спящих новгородцев! Но именно ночью наш лагерь атаковал большой хирд викингов!!! Они убили наших вождей — Вяйно, Бруно, Ильмара, и даже посланника жреца, Вели!!!

Тут Кааро на мгновение замолчал, чтобы прочистить горло — и с радостью отметил, что внемлющие ему сородичи пришли в легкое смятение от последних слов! И что новые воины, покидающие корабли, уже не бегут, а останавливаются за спинами соратников, увлеченно слушающих его! И тогда он закричал с еще большим воодушевлением:

— Они перебили большую часть нашей рати — и только с помощью новгородцев мы остановили свеев и всех их истребили!!! Но теперь они не простят нам пролитой крови. Сейчас Самсон бьется со свеями, с ними сражаются и наши сородичи — в том числе те, кто был на севере! Кто поверил жрецу — и получил удар в спину!!!

Возмущенные возгласы, раздавшиеся из толпы воев, еще сильнее взбодрили небывало красноречивого юношу:

— И даже если мы предадим ромея, даже если предадим сородичей, уже сражающихся с викингами — разве после свеи не отомстят нам?! Разве победив сильнейшего врага, не обрушатся они на слабого?! Разбив нас сейчас, они истребят едва ли не всех мужей Курессааре, способных взять топоры в руки — и что тогда?! Остров станет их легкой добычей! Кто защитит наших матерей, сестер, ваших жен и детей?! Кто убережет их от бесчестия и насилия?! Ярл Самсон пришел нами править — и вести нас в бой!!! А свеи — они истребят нас!!!

— Да-а-а!

— Верно говоришь!!!

— Да кто там кричит, затките его!!!

Видя, что вновь высадившихся сородичей, кто не слышал и половины «пламенной» речи, последние его слова не цепляют, а скорее наоборот, раздражают, небывало напряженный Кааро закричал и вовсе неистово, вложив в последние слова всю свою ярость, все воодушевление, все душевные силы!

— Не допустим этого! Не допустим разорения родной земли!!! Ударим по свеям — и победим, возьмем верх! И тогда весь Уппланд — в наших руках!!! Вся добыча — наша!!!

Закончив кричать, молодой воин развернулся спиной к более зрелым соратникам, и жестом руки приказал ватаге следовать за собой. А уже на бегу он во всю мощь легких выкрикнул боевой клич «восточных викингов»:

— Хуурррраааа!

Тут же его поддержала ватага и прочий молодняк, не меньше прочих воодушевленных вожаком — для них уже однозначно точно вожаком! — и устремившихся вслед за бегущим на пределе душевных и физических сил Кааро:

— Ху-у-у-р-р-р-р-а-а-а-а!!!

А спустя всего несколько секунд за спиной молодых воинов раздалось гораздо более могучее и яростное:

— ХУ-У-У-Р-Р-Р-Р-А-А-А-А!!!

Викинги с Курессааре сделали свой выбор… По крайней мере те, кто услышал пока еще неизвестного им юнца. Остальные же просто побежали вслед за сородичами, увлеченные общим порывом! А растерянные вожди, понимая не больше собственных воев, последовали за ними следом…


Хальстен.


Сын конунга бросил резерв в бой с заметным опозданием — к тому моменту, когда хускарлы и его собственный хирд добежал до врага, исландцы и поднажавшие на свеев новгородцы сумели обратить вспять едва ли не все войско ярлов! Не ладно было и на правом крыле, где вроде бы многочисленные дружины намертво уткнулись в крепкий строй противника, ощетинившийся копьями…Они попытались было их обойти — но были встречены отборными воителями с двуручными датскими секирами, а также взявшимися за топоры или «саксы» лучниками, и вновь увязли…

Но появление самого Хальстена и его воев остановило бегство свеев — воодушевленные прибытием вождя, все бегущие вскоре вернулись на поле боя, и с новыми силами накинулись на врага!

Накал сечи вырос до предела! Самый центр противника держали несколько десятков исландцев. Эти закованные в броню с ног до головы воины остановили напор викингов, подобно каменному волнорезу, рассекающему могучие морские волны! Их точные, синхронные уколы пик, мерные удары секир, порой разрубающие людей до пояса, казались ярлу будто и не человеческими… Будто противостоящие его хирдманам воины были заговорены! Или же эйнхерии самого Одина, пирующие в чертогах Вальхаллы, сегодня вдруг прервали свое торжество и спустились на землю, чтобы сразиться со смертными и показать свою удаль! Но нет же, Хальстен сам видел, как редко, но все же падают лучшие из лучших воителей Исландии, когда удачливый укол копья, точно брошенная сулица или ловкий удар секиры находит свою цель… Тогда из стройных рядов хирдманов Хельги валился на землю несчастный, заливая ее горячей кровью — так же, как и прочие земные воины…

Но все же именно их «волнорез» помогал устоять вымотавшимся, понесшим значительные потери, но все еще стоящим на ногах новгородцам. Сыну Стенкиля особенно запомнилось, как клин из десяти хорошо вооруженных и защищенных крепкой броней воинов вступил в бой, ведомый мужем с клинком из небесной стали! Они преградили путь хускарлам, когда те уже прорубились сквозь ряды русов, зовущих себя «медведями» — и пока все еще сдерживали их натиск, несмотря на многочисленность атаковавших их свеев.

Слева на густую массу хирдманов, уже недостижимую для огня «пороков» (сам Хальстен сегодня впервые увидел их применение!) напали «восточные викинги». Вои из числа тех, кто подчинился Самсону и принял его, как ярла… Впрочем, даже несмотря на то, что новый вождь сам повел мужей Эйсюсла в сечу, атака вышла слабой. Лишь десятка четыре секироносцев сумели углубиться в толпу скандинавов, следом за ярлом и самой Хельги! Но воины личной дружины Хальстена сумели отбросить их соратников, и даже на какое-то время окружили вражеского вождя и горстку уцелевших рубак!

Однако последний не зря стяжал славу одного из лучших бойцов Варяжского моря — если не самого лучшего: их дорогу с исландской воительницей усеяли трупы павших от «небесного» копья и «небесного» меча. Отрубленные головы и руки, расколотые пополам щиты — вот что ждало их жертв…Иные же пали и вовсе разваленными до пояса! Прорубив широкую просеку среди подавшихся под напором неистовых вождей свеев, свирепые воители вырвались из кольца, выведя за собой уцелевших секироносцев.

Хальстен был ошеломлен увиденным — если не сказать сильнее. В какой-то мере он даже восхитился упорством сражающегося с его людьми врага, держащего напор превосходящих их числом викингов. Не говоря уже о Самсоне и его спутницы — последние вселили суеверный ужас в сердце вождя! Впрочем, сын Стенкиля старался не поддаваться страху — и потом, он уже видел, как стремительно бежит от пляжа, где стоят корабли налетчиков, огромная толпа «восточных викингов»! И с нетерпением ждал, когда же она обрушиться с тыла на русов и варягов — ведь тогда уже не устоит ни исландский хирд, не спасется и неистовый ярл с женой! Всех их ждет смерть!!!

Этот миг был уже близок… Правда, новоприбывшие по какой-то причине не тронули суда врага. Впрочем, Хальстен не сильно переживал на этот счет — ведь так даже лучше! Он краем уха слышал, что у Самсона есть какие-то особые, мощные корабли — и если они достанутся ему в качестве добычи, то вполне возможно, им с отцом удастся утереть нос Харальду Хардрада, конунгу урман! А то слухи о его новом, построенном зимой огромном драккаре «Великий Дракон» ходят уже по всем северным землям…

Но спустя всего несколько секунд легкая ухмылка слетела с губ ярла, сменившись на его лице выражением безмерного изумления и зарождающегося страха! Ведь Хальстен увидел, что добежав до правого крыла битвы, там, где свеи по-прежнему пытались обойти варягов и прорваться сквозь их стройные ряды, «восточные викинги» вдруг ударили в тыл его хирдманов!

А после над полем раздался боевой клич воинов Эйсюсла, заставивший сына конунга сделать первый, нетвердый шаг назад…

— ХУ-У-У-Р-Р-Р-Р-А-А-А-А!!!


Ярл Самсон.


С трудом, шипя от боли, я опустил раненую руку с все еще зажатым в ней окровавленным клинком, и шумно выдохнул — после почувствовал, как все тело бьет крупная дрожь. Небывалая битва! В такой яростной сечи мне еще не доводилось сражаться за все время пребывания здесь, в «Варяжском море»…

Скинув с головы побитый чужими ударами шлем — сейчас он показался вдруг нестерпимо тяжелым! — я посмотрел вслед убегающим свеям. А потом внезапно завопил, два волю чувствам — и наслаждаясь победой, добытой в столь упорной схватке:

— А-а-а-а-а-а!!!

Практически мгновенно мой «победный» вопль подхватили окружающие:

— А-А-А-А-А-А!!!

Откричавшись, со счастливой улыбкой я по привычке обернулся к Хельги — но она уже скинула шлем, и я вновь осознал, что рядом со мной сражалась не любимая, а практически незнакомый «непись»… Впрочем, сражалась она стоит признать, славно. Потому я кивнул ей в знак признательности, после чего с трудом произнес:

— Давай.

Исландская принцесса ответила на мой кивок, склонив голову и улыбнувшись краешком губ — после чего яростно, оглушительно закричала:

— Конунг Самсон! Конунг Самсон! Конунг Самсон!!!

Буквально секундой спустя ей стали вторить исландцы, стоящие неподалеку, за ними ушкуйники, дружно выкрикивающие «Князь! Князь!». И наконец, окружающие нас эсты стали громогласно повторять «Конунг, Конунг, Конунг!!!», причем с каким-то небывалым воодушевлением… Я зажмурился, наслаждаясь их кличем, словно музыкой — а после настороженно замер, осознав вдруг, что ничего не происходит.

Игра не реагирует!

Сердце остро кольнуло недоброе предчувствие, настороженность сменилась сильной тревогой, а после и отчаянием… Но в тот миг, когда я уже поверил, что ничего не получилось, что подавляющую часть срока моего пребывания в виртуальной реальности мне еще только предстоит «отмотать», перед глазами вспыхнуло системное сообщение:

Поздравляем! Вы выполнили главное условие прохождения игрового процесса виртуальной реальности «Варяжское море», став конунгом викингов! Желаете ли вы продолжить игру?

Облегченно выдохнув — как кажется, в последние секунды ожидания просто забыл дышать! — я ответил, ощущая, как с плеч спадает невидимый, но столь тяжкий груз:

— Нет! Выйти из игры!

Эпилог

Шесть месяцев спустя после погружения. Квартира Самсоновых.


— Ты представляешь, Харальд Суровый погиб от случайной стрелы в битве у Стамфордского моста! А его победитель, Гарольд Годвинсон, менее, чем через три недели, пал в сражении при Гастингсе! А ведь если бы Харальд немного повременил, и вышел бы в поход всего на месяц позже, в битве у Гастингса Вильгельм Нормандский — будущий «Завоеватель» — столкнулся бы с полнокровной англо-саксонской армией, не понесшей потери в сечи с урманскими викингами! И результат той битвы мог быть совершенно иным…

Тут я прервал свои рассуждения, сделав добрый глоток кофе с молоком, после чего продолжил воодушевленно вещать:

— Но главное, кто бы ни победил в битве — он был бы однозначно слабее урман! В этом случае Хардрада уж точно бы взял верх, и тогда…

Супруга, воспользовавшись короткой паузой в моей речи (просто перевел дух!) с ласковой улыбкой повторила мои последние слова, обратив их в вопрос:

— И что тогда?

Я едва ли не возмущенно воскликнул:

— Ну как же! Харальд ведь родственник Ярослава Мудрого, женатый на его дочери, Елизавете! К тому же крещеный в Византии, на греческий, то есть православный манер! Только представь: если бы он стал английским королем, сохранив также норвежский престол, и правь он подольше — то возможно, что и в Британии, и в Норвегии утвердилось бы православие! И тогда эти страны стали бы союзниками Руси — ведь в то время вера нередко определяла политические отношения государств. Я уж не говорю о том, что было бы, если бы именно православие утвердилось бы в Вендской державе взамен насильно насаждаемого католичества, сопряженного с германской экспансией на западных славян! Ведь тогда бы…

Супруга, брак с которой был наконец-то официально зарегистрирован в загсе, а после еще и освящен таинством венчания, потянулась словно довольная кошечка и встала из-за стола, явив мне свой заметно округлившийся животик. Вновь подарив мне ласковую улыбку, она села ко мне на колени, заботливо погладила по волосам, сладко поцеловала… После чего, совершенно меня «обезоружив» и ненавязчиво так заткнув, с усмешкой произнесла:

— Все-таки ты тогда не наигрался, мой пупсичек…

Однако заметив изменившееся выражение моего лица, она тут же вскинула руки к лицу и в притворном испуге воскликнула:

— О нет, как я посмела забыть! Конунг, истинный конунг «Самсон Победоносный»!!!

В ее голосе было столько добродушной иронии, что не удержавшись, я рассмеялся — а любимая подхватила мой смех. И как же приятно наяву вслушиваться в его звук, подобный журчанию весеннего ручейка… Отсмеявшись, Оля спросила уже вполне серьезно:

— Как папа?

Я пожал плечами:

— Да нормально. Увлекся оздоровительной йогой так, что мама уже волнуется, как бы он там не перетренировался! Но ничего, я был на его занятиях — все в пределах разумного… А вот переход на «здоровое» питание без мяса и молочки батек саботирует. Сколько раз уж намекал маме, что здоровый мужик, которого посадили на траву, и который имеет свободу передвижения по городу с деньгами на руках, возьмет свое в ближайшей бургерной! Все должно быть в меру…

Возлюбленная вновь улыбнулась, после чего встала с моих колен, забрав пустую тарелку, испачканную сгущенкой и сметаной:

— Ну что, на ужин тогда курочку потомить с овощами?

— Конунг Самсон полностью одобряет!!!


Александр Николаевич «интел».


Саша задумчиво сидел перед монитором — он наконец-то сумел установить след того, кто буквально в последний миг внес правки в настройки виртуальной реальности «Варяжского моря» и сделал возможным выход Ромки из игры с победой. Ох, какой тогда разразился скандал! Александра пообещали уволить, если будет доказано его участие в изменение настроек — и ведь это пошло ему на руку! Боев тогда принялся усиленно копать в данном направлении, пытаясь связать случившееся с «интелом» — и так и не копнул там, где вполне могло всплыть на поверхность участие второго игрока в роли «неписи»…

По итогам же разбора Николай вынес вердикт «системный сбой», Рома получил деньги на лечение отчима и на свадьбу, а Александр Николаевич… Решил провести свое очень аккуратное расследование. Ибо ранее, на Олину мольбу сделать изменение в настройках он ответил категорическим отказом: проверка уже проводилась, и его помощь обернулась бы лишь отказом со стороны руководства в выплате денег! Да собственным увольнением, уже окончательным… Уж лучше бы Самсонов продолжил игру, имея все шансы выиграть в плановом режиме! По крайней мере, это казалось «интелу» наилучшим выходом из ситуации.

Однако легкое, почти неуловимое изменение настроек, определенно «выглядящее» как системный сбой, позволило парню выиграть и досрочно выйти из игры. Это было хорошо — но это было и очень необычно… И после кропотливого, въедливого изучения, можно было совершенно точно квалифицировать произошедшее как «стороннее вмешательство»! Сумел ли это понять Николай, или нет, все же он был менее талантливым программистом — но Александр «поймал» электронный след «преступника». А сегодня наконец-то установил и его уникальный идентификационный номер в системе виртуальной реальности.

Но какого же было его удивление, когда обнаруженный номер совпал не с номером кого-то из сотрудников, или даже руководителей (ну а вдруг кого-то тронула непростая ситуация Ромы, и он решил помочь инкогнито?!), а с номером игрового непися!

Насколько же нужно быть талантливым хакером, чтобы провернуть подобное от лица некоего «Флоки Мстителя»?!

Хакеров такого уровня Саша просто не знал — да он вообще не мог понять, как подобное в принципе возможно осуществить! Это вызывало у него вопросы — и определенные опасения…

Игра не для всех II "Вторая Отечественная"!

Дорогие друзья и читатели, для тех, кто ждал продолжение приключений Романа Самсонова — я открыл подписку на черновик романа "Игра не для всех II. Вторая Отечественная" (ссылка на книгу в самом низу, в блоке от автора 👇).

На настоящий момент готовы пролог и первые 4 главы, так что стартую я следующим образом:

7:00 — пролог;

7:30 — 1 глава;

8:00 — 2 глава;

8:30 — 3 глава;

9:00 — 4 глава, платная.

Локация и сами события на старте книги не известны широкой публике — но в тоже время по своему героизму, напряжению боев и масштабу, они, безусловно, достойны пера. Речь идёт о "Сарыкамышской операции" 1914 года, в ходе которой едва не потерпела поражение вся Русская Кавказская армия! Когда на пути совершившего беспрецендентный по сложности маневр турецкого корпуса встал мобилизованный выпуск прапорщиков Тифлисского училища — и несколько взводов комендачей. Тогда все висело на волоске, и.о. командующего русской армии в панике бежал, оставив Сарыкамыш, а бой шёл за каждый метр русской — тогда ещё РУССКОЙ — земли. Это и подольские курсанты, и Сталинград для турков Первой Мировой...

Добавлю, что в прологе будет больше не действий и экшена, а скорее вводный курс в эпоху и разворачивающиеся события. Рома появится в конце первой главы, далее повествование идёт уже от его лица. Ну и да — самая жара начинается как раз с 4 главы))

Дорогие друзья, я просто напомню, что каждое попадание в виджеты увеличивает число моих читателей, а рейтинги обновляются каждый час и суммируются по ряду показателей: часы чтения, число добавлений в библиотеки, лайки, комментарии, покупки и награды. Потому я в настоящий момент с той активной аудиторией, что есть сейчас, не могу выйти в виджеты на одних лишь часах чтения и прочих бесплатных показателях, а потому и не могу публиковать половину книги бесплатно, а потом уже включать продажи. Не сработает. Ибо не факт, что сами продажи в одиночку вытянут книгу в виджеты без пула лайков и библиотек, что всегда приходится на старт публикации. Так что прошу отнестись с пониманием — ну а от себя я могу также добавить, что очень вкладываюсь в данный роман. Ибо мне самому очень интересны события, которые я в нем описываю))

Лайки ❤️ не забываем, для чего — писал выше. Ну и я буду ОЧЕНЬ рад отзывам к каждой главе в первый день публикации — повторюсь, все это толкает книгу вверх суммарными показателями.

P.S. Не в обиду будет сказано, но новая книга ни чета "Варяжскому морю". Однако, именно в эпилоге "Ярла" был оставлен задел на новую книгу — и перенос Ромы связан именно с ним.


Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Эпилог
  • Игра не для всех II "Вторая Отечественная"!