Слепцы [Джавид Алакбарли] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Джавид Алакбарли Слепцы

Этот профессор был, видимо, очень важным человеком. Официально он был заявлен как председатель общеевропейского педиатрического общества. Но, судя по тому, как вели себя сотрудники турецкого посольства, всё было совсем не так просто, как казалось. Все дипломаты демонстрировали какой-то высочайший уровень уважения к этому человеку. Обычно так относятся к людям, обладающим очень большой властью. Но ведь столь высокого статуса у этого врача не было.

Это уже потом, когда отшумит педиатрический конгресс, советской стороне станет известно, что, оказывается, этому детскому доктору не раз предлагали возглавить правительство Турции. Как это ни удивительно, но он каждый раз отказывался, приводя какие-то не очень убедительные, с точки зрения поли тиков, аргументы:

— Понимаете, я всю жизнь занимаюсь медициной. А ещё образованием. Процветание любой страны целиком и полностью зависит от этих двух вещей. Народ должен быть здоров и образован. Для меня это непреложная истина. А политика, как правило, живёт днём сегодняшним. Политики обычно думают о выборах, а не о будущем. Да и какой из меня политик.

Я способен быть всего лишь просветителем. Это моё настоящее призвание. Кто знает, а может быть, и истинное предназначение. Словом, такому человеку, как я, не место в политике.

Профессора, его супругу и всех, кто их сопровождал, разместили в одной из старейших гостиниц Москвы. Постарались максимально учесть все их требования. Даже снабдили билетами в Большой театр на балетные спектакли, которые, оказывается, так обожали доктор и его жена. Всех ещё удивило и то, что они уверенно называли имена каких-то очень известных балерин, очень смешно выговаривая столь непривычные для них русские фамилии.

Организаторам такого ответственного мероприятия, конечно же, больше всего нравилось то, что этот профессор всё время улыбался, рассыпался в комплиментах и казался чрезвычайно покладистым человеком. Словом, все были уверены в том, что из всех зарубежных гостей он доставит им меньше всего хлопот. Но как это часто бывает, ожидания эти не оправдались. Он всё же ухитрился создать им немало проблем.

В то утро, согласно регламенту, ещё до всех официальных церемоний предполагалось проведение различных заседаний подготовительных комитетов. Это была обычная, достаточно рутинная работа на всех подобных международных мероприятиях. Кто же знал, что столь формальная процедура создаст проблемы на ровном месте. Профессору был предоставлен переводчик, который должен был переводить с английского на русский.

Однако вдруг этот педиатр заговорил по-немецки. Благо, в турецкой делегации нашёлся человек, сумевший перевести его выступление с немецкого на английский. На русский же язык выступление переводилось уже с английского. Такая процедура двойного перевода, конечно же, затянула заседание. Но хорошо, что в конце концов всё благополучно разрешилось.

Уже к следующему заседанию в зале сидел специалист, который был обязан обеспечить перевод для советских участников всего того, что соизволит сказать этот председатель на немецком языке. Но всё опять пошло не так, как это было изначально предусмотрено. Заседание началось, и профессор почему-то выбрал для выступления французский язык. И опять масса времени ушла на то, чтобы переводить его с французского на английский, а уже затем с английского на русский. Устроители радовались лишь тому, что не отпустили переводчика с английского.

Наконец-таки наступил день, когда должна была состояться официальная церемония открытия конгресса. В первом ряду посадили сразу трёх переводчиков: с английского, немецкого и французского. Как только профессор поднялся на трибуну, все ждали его первых слов, чтобы к микрофону поднялся тот переводчик, присутствие которого окажется необходимым.

Докладчик довольно обстоятельно устраивался за трибуной. Положил свой доклад перед собой, откашлялся, поправил очки, оглядел весь зал и начал своё выступление. И все были ошарашены тем, что он практически без всякого акцента начал говорить по-русски:

— Дамы и господа! Уважаемые товарищи!

В практике таких конгрессов бывает так, что выступающий, стараясь выразить своё уважение к языку и культуре той страны, в которой проходит очередное заседание, приветствует всех участников на языке принимающей стороны. А дальше он говорит, как правило, на английском. Однако этот турок всю свою сложную речь, испещрённую специальными терминами чисто медицинского характера, произнёс на русском языке. При этом он ещё несколько раз, как истинный оратор, обращался в зал с чисто риторическими вопросами:

— У дам нет каких-либо возражений?


— Вы же согласны со мной, господа?


— Не так ли, уважаемые товарищи?


Когда он закончил выступать, в зале раздались

оглушительные аплодисменты. С одной стороны, конечно же, официальным лицам было очень приятно, что основной доклад был сделан на русском языке. Ведь большую часть участников составляли всё-таки советские врачи. А с другой стороны, их возмущал весь тот цирк с переводчиками, который здесь разыгрался. При этом, безусловно, и организаторов, и участников конгресса очень удивил тот факт, как же прекрасно этот человек говорит по-русски.

После всего этого он сразу смог стать звездой на этом представительном форуме. Конечно же, при этом всех ещё поражал его высокий профессионализм и удивительная осведомлённость о положении дел в советском здравоохранении. Он восхищался многими вещами, которые казались столь обыденным для тех, кто работал тогда в СССР в области педиатрии. Вся система опеки над будущей матерью и её младенцем, действующая в этой стране, была ему досконально известна. В деталях и подробностях. Он ясно видел все её сильные и слабые стороны. Но в обсуждениях и в дискуссиях говорил лишь о том, что его поражает её массовость, доступность и разветвлённость. Словом, показывал её наиболее сильные стороны.

Спецслужбы всё же настораживало, что после церемония открытия он перестал пользоваться русским языком и говорил исключительно по-английски. А ещё их удивляло то обстоятельство, что его очень заинтересовали врачи, прибывшие из тюркоязычных республик. Их поражало, насколько тесно он общался с ними, обсуждая множество вопросов исключительно по-турецки. При этом они порой затрагивали немало тем, весьма далёких от медицины. Даже читали друг другу стихи. А иногда ухитрялись и напевать обрывки каких-то песен. И этот турок, как ребёнок, радовался тому, как же прекрасно его понимают, когда он говорит по-турецки.

Если же в разговорах он испытывал трудности или же возникало какое-то недопонимание, связанное с трактовкой тех или иных слов, то его помощники всячески помогали ему. Так, общими усилиями они успешно разрешали все проблемы. Тут и выяснилось, что у него в штате был, оказывается, ещё и человек, который очень хорошо говорил по-русски. И нередко, особенно в общении с врачами из Центральной Азии, этот переводчик был активно задействован. Естественно, возникал вопрос, почему же этот педиатр сам не беседует с ними по-русски. Но ответа на него никто не знал.

В последний день конгресса профессор уже был окружён такой атмосферой восхищения и обожания, что она всех просто завораживала. В его присутствии всё преображалось. Он умел создавать вокруг себя такую ауру доброжелательности, что рядом с ним всегда собиралось множество народа. Ему задавали какие-то вопросы, вручали свои адреса и оттиски статей, высказывали желание наладить с ним в дальнейшем тесное сотрудничество.

За эти дни все участники конгресса ещё не раз могли восхититься той удивительной харизмой, которой было пронизано всё его существо. Порой казалось, что пройдёт всего лишь одна минута, и он достанет из кармана своего роскошного пиджака ту самую знаменитую волшебную дудочку и начнёт наигрывать лишь одному ему известную мелодию. Повинуясь ей, все люди вокруг него будут идти именно туда, куда их позовёт этот чародей. Идти беспрекословно, с радостью, восторгом и каким-то немыслимым удовольствием, не допуская даже мысли о том, что они могут делать что-то другое.

***


Магия воздействия этого чудо доктора на людей особенно ярко проявила себя во время посещения детской онкологической больницы. Обычно иностранные гости неохотно ездили в такого типа учреждения. Профессор поехал. Причём не просто по ехал, а взял на себя функции настоящего сказочника, считающего своим долгом осчастливить здесь всех больных детей.

До этого визита он дотошно выяснял, сколько там лежит пациентов, число мальчиков и девочек, их возраст. Все удивлялись его дурацким вопросам. Необходимость собрать такую информацию, в деталях и подробностях, стала ясна лишь тогда, когда в больнице все поразились тому, что каждый ребёнок получил подарок, выбранный с учётом его пола и возраста.

Это было целое действо. Пока он шептался с врачами, обсуждая истории болезни этих маленьких мучеников, стояла тягостная тишина. Потом сочтя, что медицинская составляющая его визита исчерпана, он подавал какой-то знак, и его помощники входили в палату с игрушками. Радость детей была просто бес предельна. Три самых сложных случая он обсудил с главным врачом и пообещал прислать очень редкие лекарства. И все были приятно удивлены, когда они действительно прибыли через какое-то время.

Привезённые им подарки вызвали столько радости, что трудно было поверить в то, что некоторым из этих детей давно вынесен смертельный приговор, а пара из них буквально через считанное количество дней покинет этот мир. Это абсолютно не мешало этим детям выражать свой восторг и засыпать в обнимку с их новыми игрушками. Словом, этот доктор сумел подарить почти сотне детей, обречённых на муки и страдания, немного радости и веселья.

У него ещё была очаровательная жена. Самое удивительное в этой паре заключалось в том, что они, будучи совсем немолодыми людьми, всюду расхаживали, взявшись за руки. Было очевидно, что у них прекрасная семья. Они с удовольствием всем рассказывали о том, что у них трое детей. А он ещё возмущался, что никто из них не захотел пойти по его пути и посвятить свою жизнь тому, чтобы лечить малышей, кому жизнь иногда преподносит такие неприятные сюрпризы как болезни. Лично он сам чувствовал себя ответственным за то, что они не могут бегать, смеяться и шалить из-за того, что у них астма, ангина, бронхит или что-нибудь гораздо более серьёзное.

— Поверьте мне, что вся эта малышня — это самые лучшие в мире пациенты. Они умеют быть благодарными. Даже тогда, когда понимают, что мы всё равно ничем им помочь не можем.

А ещё он много говорил об образовании. Восхищался тем, что в Советском Союзе есть такая массовость в охвате страны общеобразовательными школами. И признавался в том, что обязательность полного среднего образования — это его давняя мечта. К сожалению, в его родной Турции сделать это нормой пока не удаётся.

Профессор даже ухитрился съездить в специальную школу для детей с ярко выраженными математическими способностями. Она его настолько восхити ла, что он признавался в любви всем тем, кто работает в этой школе. Уезжая оттуда, он, улыбаясь, говорил:

— Наконец-таки я всё понял. И феномен спутника, и чудо, связанное с полётом человека в космос, — словом, всё, всё, всё. И разгадка всех этих чудес кроется, конечно же, в образовании.

***


В заключительный день конгресса был дан банкет.

Согласно традиции, первый тост на нём предстояло сказать именно профессору. Он обстоятельно благо дарил всех, чьи усилия смогли обеспечить успешное проведение столь масштабного мероприятия. А потом он сказал:

— Все мы считаем себя носителями той мудрости, которая накапливалась нашими предками в течение многих веков. Нередко эта мудрость находит своё отражение в каких-то простых притчах. Одну из них я и хочу вам рассказать.

Говорят, что как-то совершенно случайно встретились два человека. Один из них был поэтом, а второй правителем этой страны. Правителю не чужда была поэзия, и он даже иногда ухитрялся сочинять довольно-таки неплохие стишки. Поэт же был абсолютно уверен, что править любой страной — это чрезвычайно лёгкая профессия и требует всего лишь принятия нужных законов.

Всё это он доверительно сообщил в разговоре с правителем. Тогда тот вдруг совершенно неожиданно предложил ему на неделю поменяться местами. Поэт согласился. Он ещё обстоятельно объяснял своему напарнику поэтому, совершенно дурацкому обмену, что до того, как они встретились, он видел, как какой-то беспомощный слепец не мог самостоятельно перейти дорогу и чуть не погиб.

— Как только я стану правителем, я издам специальный закон, чтобы слепцам помогали переходить дорогу. Представляете, как это облегчит им жизнь?

В ответ правитель лишь улыбался и кивал головой. Поэт и не заметил того, что его собеседник начал всё время шёпотом повторять:

— Бедные слепцы.

Единственное, что радовало правителя, сводилось к тому, что с поэтом они поменялись своими профессиями всего на неделю.

— Надеюсь, что за неделю он ничего страшного не успеет натворить.

Прошло три дня. Поэт прогуливался в то утро по прекрасному саду, окружающему правительственный дворец. И вдруг увидел, как два стража порядка, взяв под руки какого-то несчастного старика, стали быстро его куда-то уводить, награждая при этом увесисты ми тумаками. Возмущение поэта не знало границ. Он пытался тут же выбежать из сада, но был остановлен своей же охраной.

— Немедленно выясните, в чём дело, и прекратите это безобразие.

Начальник его охраны стал ему объяснять, что всё, что происходит, делается в рамках нового указа, изданного три дня тому назад. Это специальный «Указ о слепцах». Приказав отпустить этого несчастного, поэт помчался во дворец и собрал всех своих приближённых. И первый же вопрос, который он задал, звучал так:

— Что я поручил вам сделать три дня тому назад?

Ему тут же начали давать разъяснения. Оказывается, что по мере того, как изданный им закон передавался с одного уровня власти на другой, забота о слепцах преобразилась в простой, но такой чёткий указ, согласно которому любой замеченный на улице слепец хватался за шиворот и отправлялся в участок. При этом пара хороших подзатыльников, пинков и тумаков не возбранялись.

Всё началось с того, когда в первый же день слепцам помогли перейти дорогу; сразу же возник вопрос: а что же делать дальше? Именно это и не было указано в новом законе. Чтобы получить разъяснения, стражи порядка начали массово приводить слепцов к начальству. Вот и сидели те в неволе, пока все искали ответа на так мучивший их вопрос.

— А что же делать дальше?

И пока ещё никому не удалось найти должного ответа на этот вопрос. Именно в этот момент поэт понял, что такой прекрасный закон о заботе, которую надо проявлять по отношению к слепцам, превратился в полную свою противоположность. Он решил тут же бежать из дворца. Незамедлительно. Прямо сейчас. И у самых ворот столкнулся с правителем. Уже по одному его взгляду, пронизанному жалостью к поэту, он всё понял. Притча на этом заканчивается. Конечно же, каждый из вас хочет меня спросить о том, в чём же мораль всей этой истории? Я поясню.

Самым поразительным являлось то, что во время этого столь необычного тоста в зале стояла абсолютная тишина. Профессор сумел настолько завладеть вниманием всех участников, что они с нетерпением ждали, чем же закончится вся эта неординарная речь.

— Мы с вами не правители. Но мы всё же так же, как и они, имеем дело с человеческим материалом, требующим контроля и проверки на всех уровнях. Хирург может сделать блестящую операцию и спасти практически безнадёжного больного. Но из-за халатности или пренебрежения своими обязанностями рядовой медсестры может к утру обнаружить своего пациента мёртвым. У нас с вами внутри нашего врачебного сообщества есть такое понятие, как коллегиальная ответственность. Сейчас медицина достигла такого уровня, когда больного ведёт не только один врач, а целая бригада. Я предлагаю поднять бокалы за то, чтобы каждому из нас было предельно комфортно работать в команде, которая его окружает. Именно от этого и зависит в конечном итоге исход болезни каждого из наших пациентов. Словом, мой наказ таков:

— Помните о слепцах!

Конечно же, это был блестящий тост. После него звучал не только звон бокалов, но и оглушительные аплодисменты. Когда банкет уже заканчивался, к профессору подошёл один из его русских коллег, с которым он не раз встречался на международных предприятиях. Он почему-то очень хитро улыбнулся и сказал:

— Снимаю шляпу. Сделать из рассказа Аркадия Аверченко почти суфийскую притчу, да ещё с медицинским контекстом могли только вы.

— Можно подискутировать. Не исключено, что это Аверченко сделал из старой притчи популярный рассказ.

— Даже так? А почему всё-таки без ссылки на автора?

— Ну, просто мне объяснили, что его не очень жалуют в вашей стране и что он написал какое-то дурацкое письмо тому, кто лежит сейчас в мавзолее, и пытался учить того жизни. Вот я и не рискнул произнести эту фамилию. Но я думаю, что кроме вас в этой стране уже никто и не догадывается о существовании такого сатирика.

— А теперь будьте так добры, объясните мне, что за чехарду вы устроили с этими переводчиками. Неужели хотели просто всем показать, что вы такой крутой и знаете столько языков? Не хватало лишь арабского и персидского.

— Да ничего я не устраивал. Меня уже спрашивали об этом, и я всё объяснил. То, что обсуждалось на первом заседании, всегда стояло в центре интересов немецких врачей. В основном, это сфера их исследований. У них прекрасные результаты. Я фактически начал обсуждать эти проблемы с их самым лучшим специалистом ещё до начала заседания. Конечно же, мы говорили по-немецки. И даже не подумали о том, что во время заседания надо всё же переключиться на английский.

— Хорошо. Понял. А что с французским?

— И с французским было точно так же. А тут меня чуть ли не обвинили в каких-то кознях и интригах. Ну, выто хорошо знаете, что это не по моей части. Кстати, я ведь специально выступал на конгрессе по-русски. Любой перевод, даже самый хороший, никогда не может сполна передать всё то, что тебе хочется сообщить людям. Всё-таки в любом выступлении, помимо слов, огромную роль играет такой непосредственный контакт с аудиторией. Это очень трудно объяснимо, но при любой попытке перевода всегда появляется некий «третий лишний», и неизбежно что-то теряется.

— Должен признаться, что после этого вашего доклада я обязан трижды снять перед вами шляпу. Когда я заикнулся о том, что, по-моему, вы не говорите по-русски, меня чуть не растерзали коллеги. Они все по верили в то, что вы блестяще знаете этот язык.

— Спасибо. Надеюсь, что мы с вами вновь увидимся на очередном конгрессе. Всяческих вам благ.

***


Потом была очень трогательная церемония проводов этого турка. Конечно же, его приехал провожать сам посол. Но если такая возможность была бы предоставлена, то наверное в аэропорт направились бы сотни людей, желающих сказать «до свидания» этому удивительному человеку.

Когда самолёт уже взял курс на Стамбул, он поцеловал руку своей жене.

— Спасибо тебе. Твоя идея о том, чтобы выступать на этом конгрессе по-русски, оказалась очень удачной. Как только доберёмся домой, я хочу пригласить эту княгиню на ужин, чтобы мы с тобой имели возможность отблагодарить её. День и точное время определи сама. Меню, кстати, тоже утряси с поваром. И выбери ей достойный подарок.

Действительно, через несколько дней они пообедали втроём. После того как закончили есть, перешли в гостиную и расположились в уютных креслах, доктор начал рассказывать гостье о том, как проходил педиатрический конгресс. Он особо остановился на своём докладе. Благодарил её за безупречный перевод. А ещё за все те дни работы с ним, когда она прорабатывала все нюансы его произношения.

— Всё-таки русский язык — это очень трудный язык. Если бы не ваша самоотверженность, я никогда ни рискнул бы сделать столь сложный доклад на русском языке. Вы мне очень помогли. Можете гордиться тем, что принимающая сторона поверила в то, что я действительно знаю русский язык. Сам этот факт должен звучать для вас, как изысканный комплимент педагогу, сумевшему создать такую иллюзию. Спасибо вам за всё.

А потом он протянул ей пачку фотографий. Он знал, что её близкие похоронены в Москве, на кладбище у Донского монастыря. В те дни, пока они были на конгрессе, он послал туда венок от её имени, а работники посольства засняли все эти моменты.

Она, конечно же, прослезилась.

— Спасибо вам. У меня такое ощущение, что я сама попала в Россию.

— Кто его знает. Может быть, и попадёте.

Он поделился с княгиней многими впечатлениями от своей московской поездки. Но не всеми. Он знал, что её ненависть к большевикам столь велика, что при ней нельзя было хвалить их. У неё тут же повышалось давление, и ей становилось очень и очень плохо. Она прекрасно помнила и бегство их семьи, и расстрелянных родственников, и ужасы гражданской войны. По её мнению, за всё это коммунисты должны будут когда-нибудь держать ответ.

В разговорах же с женой он признавался в том, что, по существу, впервые в жизни столкнулся с таким феноменом, который следовало бы назвать советской цивилизацией. Это был итог огромного просвещенческого проекта. Он и удивлял, и поражал. А ещё нуждался в переосмыслении. Именно этим он и занимался после своей московской поездки.

***


Его называли суфием. Именно в силу того, что во

многих вещах он видел нечто, недоступное пониманию других людей. После этого конгресса он старался постичь, каким образом после разрухи, голода, гражданской войны оказалось возможным осуществить столь масштабную культурную революцию. Ведь назвать этот строй тоталитаризмом очень просто. Но разве навешивание ярлыка помогает постичь суть протекающих в стране процессов? Конечно же нет. Вот он и пытался разобраться со всем этим.

Иногда о нём говорили, что он масон и уровень его представительства в ложе столь высок, что он приобщён ко многим истинам, скрытым от простых смертных. Всё это вызывало у него лишь ироническую улыбку.

— Людям свойственно придумывать разные легенды, а потом верить в них, считая их почти что откровениями. Здесь мне нечего комментировать чьи-то измышления. Многие просто не видят того, что не хотят видеть. И порой это весьма очевидные вещи. Они смотрят, но не видят. Иногда им более комфортно быть слепыми.

***


Профессор считал себя потомком великого поэта Физули. Он обожал рассказывать о государствах, когда-то существовавших в этом регионе и объединявших многие тюркские племена. И делал он это так, как будто он сам жил в те времена. У людей порой создавалось такое впечатление, что сам он каким-то непонятным образом открыл дверь из Средневековья и оказался в дне сегодняшнем. Иногда они даже, подчиняясь его невероятной энергетике, проникались уверенностью в то, что и они вместе с ним участвовали во всех тяжёлых битвах, что случались там, посещали собрания поэтов тех времён, читали старинные рукописные книги, вместе с целителями и врачевателями создавали оригинальные медицинские труды.

Он родился в Киркуке. Потом эта территория, после развала Османской империи, перешла к англичанам. Затем было сформировано Иракское государство, и его родной город оказался на территории чужой страны. Родился он как раз накануне Первой мировой войны. Его семья плохо понимала, почему их всех вынуждают уехать из этих мест. Тогда ещё никто не знал, что обнаруженные здесь богатые источники нефти приведут к тому, что будет перекраиваться политическая карта всего региона. И представители тюркской элиты окажутся здесь так некстати. Вот их и вынуди ли уехать в Анатолию.

Сюда, в Киркук, почти через сто лет после того, как он ребёнком уехал из этих мест, вернётся основанный им образовательный фонд. Целью этого фонда являлось открытие школ и создание того социального лифта, который мог бы позволить талантливым детям из этих краёв приобщаться к науке, образованию, искусству. Последние годы своей жизни он долго работал над проектом создания здесь современного университета. Но ушёл из жизни, так и не увидев тот день, когда этот университет начал работать.

***


Через неделю после возвращения из Москвы он застал свою супругу заплаканной. В гостиной звучала какая-то очень знакомая мелодия.

— Эта пластинка оказалась среди оттисков статей бакинцев. Слушаю и плачу.

На пластинке были записаны народные киркукские песни. Певцов было двое. Пела азербайджанская певица и диктор радиовещания на арабском

языке. Почему-то эти песни его родного края и ему разбередили душу. Потом он всё выяснил про этого диктора. Тот был его земляком. Но родившись в Киркуке и готовясь стать художником, он волею судеб десять лет прожил в Азербайджане, а потом вернулся в Багдад. А ещё он был журналистом и переводчиком. Перевёл на арабский язык многих азербайджанских авторов.

Они с женой часто слушали эту пластинку. Два бархатных голоса — женский и мужской — пели о вечном. О любви и разлуке, о цветах и полях, о сладости встреч и горечи потерь… Слушая их, он рассказывал своей жене о государствах средних веков, в которых жили бок о бок тюркиогузы из Киркука, Нахичевани и Гянджи. А ещё он говорил о том, что, наверное, когда-то его предок Физули тоже наслаждался этими песнями. Точно так же, как и они сейчас.

***


Вернувшись из Москвы, профессор продолжил работу над своим давним проектом. Он когда-то выкупил огромный участок земли в окрестностях турецкой столицы. Земли эти были абсолютно не пригодны для сельского хозяйства, а городские власти не планировали расширять город в этом направлении. Все были очень удивлены, что какой-то образовательный фонд вкладывает столь немалые деньги для скупки этих абсолютно бесполезных участков.

Но в результате все остались очень довольны. Городская казна пополнилась немалой прибылью, а профессор считал, что приобрёл так много земли практически за копейки. Здесь он начал строительство частного университета. Изначально его задумка заключалась в том, чтобы построить некий мини-город вокруг этого своего нового детища. Его проект был основан на идее, чтобы ни у студентов, ни у преподавателей, ни у работников университета не возникало острой необходимости куда-то и зачем-то выезжать за пределы этого огромного кампуса.

При университете он открыл школу. А ещё здесь были магазины молодёжной одежды, хорошие рестораны, фитнес-центры… Словом, студенты сразу попадали в такую среду обитания, где были обеспечены всем необходимым. При этом, согласно его решению, вся прибыль от открытых здесь коммерческих структур шла на развитие университетской науки.

В самой же высокой точке принадлежащей его фонду земли он построил молельный дом. По его плану представители всех мировых религий могли бы здесь молиться. Именно поэтому в одном из залов был установлен орган для католиков. А ещё здесь имелся аскетически оформленный зал для протестантов. Наряду с мечетью для мусульман и синагогой для иудеев. Были выстроены специальные залы для буддистов, кришнаитов и представителей других верований.

Он был абсолютно уверен в том, что на каких бы языках не звучали молитвы людей, все они фактически обращены к единому богу. Ведь он строил не мечеть, не церковь, не костёл и не синагогу. Он строил именно Божий Дом. И не он был виноват в том, что порой люди так слепы, что не осознают того, что же их на самом деле объединяет или разъединяет. Он же

всегда служил светлым идеям взаимопонимания и сотрудничества. И был уверен в том, что если они лежат в основе системы образования, то будущие поколения будут более толерантны, чем были предыдущие.