Нам, пожалуй, пора идти [Пол Уильям Андерсон] (fb2) читать постранично

Пол Андерсон Нам, пожалуй, пора идти

Познакомились мы на деловой почве. Фирма Микельса, решив открыть свой филиал на окраине Ивенстона, обнаружила, что в моем владении находится самый многообещающий земельный участок. Они предложили мне большие деньги, но я заупрямился; они увеличили сумму — я не сдавался, и тогда меня посетил сам босс. Он оказался не совсем таким, каким я себе представлял его. Настроен он был, конечно, агрессивно, но держался настолько вежливо, что это не оскорбляло, а манеры его были так изысканы, что почти не бросался в глаза недостаток образования. Этот недостаток он весьма успешно изживал, посещая вечернюю школу, популярные лекции и поглощая огромное количество книг.

Не прерывая нашей деловой беседы, мы с ним отправились промочить горло. Он привел меня в бар, где мало что напоминало о Чикаго, — тихий, запущенный, без музыкального автомата, без телевизора; книжная полка, несколько шахматных досок; и к тому же там не было тех подонков и жуликов, которыми обычно кишат подобные заведения. Кроме нас там еще было с полдюжины посетителей: некто, смахивающий на профессора в отставке, какие-то люди, с настоящим знанием дела спорившие на политические темы, молодой человек, обсуждавший с барменом вопрос о том, кто оригинальнее — Барток или Шенберг. Нам с Микельсом достался столик в углу и датское пиво.

Я сказал ему, что меня совершенно не интересуют деньги, просто я считаю идиотством ради возведения еще одного хромированного сарая уродовать бульдозерами живописную местность. Прежде чем ответить, Микельс набил свою трубку. Это был худощавый стройный мужчина с длинным подбородком и римским носом, седеющими волосами и темными сверкающими глазами.

— А разве мой представитель не объяснил вам? — спросил он. — Мы вовсе не собираемся строить ряды одинаковых, портящих вид бараков. Мы остановились на шести основных проектах с вариантами; на чертеже это выглядит вот так.

Он достал карандаш и бумагу и начал набрасывать план. В разговоре его акцент становился заметнее, но речь сохраняла прежнюю беглость. И он делал свое дело лучше, чем все те, кто выступал раньше от его имени.

— Нравится вам это или нет, — сказал он, — но сейчас середина двадцатого века, и никуда не денешься от массового производства. Получая все в готовом виде, человечество не обязательно должно стать менее привлекательным; в конечном итоге оно может обрести даже некоторое художественное единство.

И он принялся объяснять мне, как этого можно достигнуть.

Он не слишком торопил меня, и, разговаривая, мы отклонялись от основной темы.

— Приятное это местечко, — заметил я. — Как вы его нашли?

Он пожал плечами.

— Я частенько брожу ночами по улицам. Изучаю город.

— А это не опасно?

— Смотря с чем сравнивать, — с каким-то мрачным оттенком в голосе ответил он.

— О! Видно, вы не из этих мест?

— Нет. Я приехал в Соединенные Штаты только в 1946 году. Таких, как я, называли перемещенными лицами. Тадом Микельсом я стал потому, что мне надоело писать длинное Тадеуш Михайловский. Так же, как мне ни к чему было культивировать в себе чувствительность Старого Света; я стремлюсь к полной ассимиляции.

При других обстоятельствах он говорил о себе редко и сдержанно. Позже от восхищенных и завистливых конкурентов я узнал некоторые подробности его стремительной деловой карьеры. Кое-кто из них до сих пор не верил, что можно с выгодой продать дом со скрытой системой отопления меньше, чем за двадцать тысяч долларов. Микельс нашел способ сделать это возможным. Не так уж плохо для иммигранта без гроша за душой!

Я копнул глубже и узнал, что, принимая во внимание услуги, оказанные им армии Соединенных Штатов на последнем этапе европейской войны, ему выдали специальную визу на въезд. А услуги такого рода требовали значительной выдержки и сообразительности.

Между тем наше знакомство крепло. Я продал ему землю, в которой он нуждался, и мы по-прежнему продолжали встречаться — иногда в кабачке, иногда в моей холостяцкой квартире, но чаще всего в надстройке его дома на берегу озера. У него была сногсшибательная блондинка жена и двое смышленых, хорошо воспитанных мальчиков.

Тем не менее, он был одинок и дорожил нашей дружбой.

Примерно через год после нашей первой встречи он рассказал мне одну историю.

Я был приглашен к ним на обед в день благодарения. После обеда завязался разговор. Мы сидели и беседовали, беседовали, беседовали. Когда же, покончив с обсуждением вероятности возникновения беспорядков во время ближайших городских выборов, мы перешли к вопросу о том, насколько вероятно, что другие планеты в своем историческом развитии следуют в основных чертах по том же пути, что и наша собственная, Амелия извинилась и ушла спать. Уже давно перевалило за полночь. Мы с Микельсом продолжали разговор. Никогда раньше я не видел его таким возбужденным. Как будто что-то в нашем разговоре задело его за живое. Наконец он встал, не