Альманах «Мир приключений», 1981 № 25 [Джанни Родари] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

узнаешь…» А специфика эта бывает разная… Я в словаре смотрел. А дедушка сейчас на Юпитере… Вы что думаете, я жадный стал, да? Специфика…

Армен хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой.

— Где они, таблетки эти? — спросил я.

— Дома…

Мы с Лилит немножко подумали и решили, что если съедим по три оставшиеся («Испытаем», — не забыла поправить Лилит), это для всех будет только лучше — и для Армена, и для дедушки, и для специфики.

— Арменчик, мы просто должны помочь вам с дедушкой провести опыт, понимаешь? — втолковывала Лилит.

Армен только кивал головой.

— Слушай, а как они будут действовать? — спросил я Армена на другой день, когда он вручал мне мои таблетки.

— Вообще-то дедушка мне не стал рассказывать. Он говорит: «Сам узнаешь».

— Ну и что?

— Ну и ничего! Откроешь марсианский учебник, посмотришь, полистаешь, и у тебя такое чувство, как будто ты все это знал раньше, только чуть забыл, а теперь сразу вспомнил, понимаешь?

— «Понимаешь, понимаешь»… — передразнил я Армена, — один ты у нас все понимаешь. В свое время мы продолжим наш разговор по-марсиански, коллега!

(Еще вчера я придумал, что скажу так Армену. Жаль только, что мы разговаривали с глазу на глаз, без Лилит.)

Шло время — недели и даже месяцы, а марсианский подвигался туго. Я раскрывал учебник, листал, упорно перелистывал, просматривал, закрывал, опять открывал, но ни разу не было у меня такого чувства, что я все это знал раньше, а теперь сразу вспомнил. Кончилось это контрольной, а контрольная кончилась плохо… Я перестал просматривать, стал прочитывать. Кое-что начало получаться, я обрадовался, но быстро сообразил: то же самое было и раньше без всяких таблеток. Стало обидно. Дело, как говорит мой папа, пошло уже на принцип. Я засел за учебник, принялся заучивать наизусть — словом, стал зубрить. Все время уходило на этот марсианский!

Дошло до того, что я залез в учебник математической лингвистики для старших классов, выписал кое-какие уравнения и схемы структурных связей марсианского языка. Вывел даже две формулы (полторы, как сказала наша математичка: ей отдала мои таблицы «марсианка»).

У самой «марсианки» по языку я после всех трудов получил только четверку, так что за полугодие выходила типичная «твердая тройка».

У Лилит дела были не лучше. Она призналась мне, что с горя, пока сидела за учебником, даже написала большую повесть про нашу школу и про марсианский язык.

С Арменом мы, естественно, опять поссорились. Лилит сказала, что он дал мне, наверное, обыкновенный амидопирин. На это Армен страшно обиделся и заявил, что есть такие люди, которым ни волшебные таблетки не впрок, ни даже живая вода и которых, стало быть, спасет один только колпак да кнопка! С Юпитера приехал дедушка Армена, и мы решили, что Армен ему все расскажет.

В понедельник на нашей скамейке должен был состояться крупный разговор. Но тут меня с бухты-барахты погнали на математическую олимпиаду. Сроду со мной такого не случалось: четверочки по алгебре мне всегда вот как хватало. Я сначала не поверил, потом хотел отказаться, разговор затянулся, в общем, когда я прибежал к скамейке, Лилит с Арменом давным-давно уже были там. И вид у них…

Это меня и удивило: вид у них был самый веселый. Оба вскочили мне навстречу.

— Ну, говорил ты деду? — с ходу, не отдышавшись, накинулся я на Армена.

— Говорил!.. — Армен прямо сиял.

— А он что?

— Смеется!..

— ?..

— Арменчик, можно я ему скажу? — перебила Лилит. — Ашот, ты ничего за собой не замечаешь? Ну, необычного чего-нибудь, чего раньше не было?.. Ты подумай, Ашот.

Я пожал плечами:

— Да вроде бы…

— Ну, скажи, что ты делаешь последнее время? — улыбаясь, спросил Армен.

— Только и делаю, что марсианский учу. И она тоже, — я кивнул на Лилит.

— Так. Ну, а еще-то что-нибудь ты делаешь, учишь?

— Еще?.. Да ты можешь толком сказать?

— Толком?.. Пожалуйста: не учишь ты. Понял? Не учишь. Только марсианский. А теперь скажи, отметки у тебя какие?

И тут до меня дошло. В самом деле! Я же почти не занимался ничем, кроме марсианского. И — ничего! Откроешь учебник, просмотришь — вроде что-то вспомнил, что-то знаешь. Не то чтобы блестяще, но ведь четыре балла — мне больше не надо… Стоп! А математика? Олимпиада?

— А ты читал, что Лилит написала? Какую повесть! Вещь! Это не я говорю, это дедушка говорит. — Армен на всякий случай отодвинулся от Лилит подальше. Но Лилит не прореагировала, и я так этому удивился, что даже не сразу обиделся: дедушка-то, оказывается, повесть уже читал, а я о ней только слышал.

— Ты лучше расскажи опять все по порядку, Арменчик, — попросила Лилит.

И Армен рассказал. Каких только слов он не произносил! Врожденная предрасположенность… Активная память… Пассивная память… Избирательность… Направление… Стимулирование… Объективное выявление… Эти я запомнил (если не перевираю, конечно), но таких слов было гораздо больше. Я слушал, слушал, потом не выдержал:

— Армен, прости,