Коктейль "ёрш" от фантастики. Первые две трети - космофантастика о девственнике 34-х лет отроду, что нашёл артефакт Древних и звездолёт, на котором и отправился в одиночное путешествие по галактикам. Последняя треть - фэнтези/литРПГ, где главный герой на магической планете вместе с кошкодевочкой снимает уровни защиты у драконов. Получается неудобоваримое блюдо: те, кому надо фэнтези, не проберутся через первые две трети, те же, кому надо
подробнее ...
космофантастику, останутся в недоумении от последней.
Выше оценки неплохо 3 том не тянет. Читать далее эту книгу стало скучно. Автор ударился в псевдо экономику и т.д. И выглядит она наивно. Бумага на основе магической костной муки? Где взять такое количество и кто позволит? Эта бумага от магии меняет цвет. То есть кто нибудь стал магичеть около такой ксерокопии и весь документ стал черным. Вспомните чеки кассовых аппаратов на термобумаге. Раз есть враги подобного бизнеса, то они довольно
подробнее ...
быстро найдут уязвимую точку этой бумаге. Игра на бирже - это вообще рассказ для лохов. Маклеры играют, что бы грабить своих клиентов, а не зарабатывать им деньги. Свободный рынок был, когда деньгами считалось золото или серебро. После второй мировой войны для спекуляций за фантики создали МВФ. Экономические законы свободного рынка больше не работают. Удачно на таком рынке могут работать только те, кто работает на хозяев МВФ и может сам создавать "инсайдерскую информацию". Фантики МВФ для них вообще не имеют никакого значения. Могут создать любую цифровую сумму, могут стереть. Для них товар - это ресурсы и производства, а не фантики. Ну вод сами подумайте для чего классному специалисту биржи нужны клиенты? Получить от них самые доходные спекуляции, а все менее удачное и особенно провальное оставить им. Основной массе клиентов дают чуть заработать на средних ставках, а несколько в минус. Все риски клиентам, себе только сливки. Вот и весь секрет их успеха. Ну и разумеется данный специалист - лох и основная добыча маклеров хозяев МВФ. Им тоже не дают особо жиреть. Поднакопил жира и вот против вас играет вся система биржи. Вроде всегда "Надежные" инсайдеры сливаю замануху и пипец жирному брокеру. Не надо путать свободный рынок со спекулятивным. И этому сейчас вас нигде не научат, особенно в нашей стране. А у писателя биржа вообще выдаёт кредиты для начала спекуляции на бирже. Смешно. Ну да ведь такому гениальному писателю надо придумать миллионы из нуля. Вот спрашивается зачем ГГ играть на бирже, если ему нужны деньги для расширения производства и он сам должен выкинуть на рынок свои акции для привлечения капитала.
Начал читать. Очень хорошо. Слог, юмор, сюжет вменяемый.
Четыре с плюсом.
Заканчиваю читать. Очень хорошо. И чем-то на Славу Сэ похоже.
Из недочётов - редкие!!! очепятки, и кое-где тся-ться, но некритично абсолютно.
Зачёт.
Алексей Андреев
Ж И Д К О Е С Т Е К Л О
(гипер-поэма)
The maestro says it's Mozart
but it sounds like bubble-gum
when you're waiting for the miracle
for the miracle to come
L.Cohen
C О Д Е Р Ж А H И Е
Примечание: Порядок чтения, определяемый данным содержанием, не является единственным возможным "маршрутом движения" по этой книге; однако он хорошо зарекомендовал себя как "маршрут для начинающих" и потому приводится здесь.
5...........Флейта
Книги............6...........Чучело
Ветер............7.............Луна
Будильники.......8.............Утро
Цветы............9.........Спаниель
Hебо.............10...........Тоска
Hасекомые........11.............Рот
Телефон..........12...........Осень
Hью-Йорк.........13...........Пятна
Прачечная........14........Попутчик
Солнце...........15............Жара
Мираж............16...........Глаза
Англичанка.......17.........Свобода
Окурки...........18.......Зажигалка
Преследователь...19............Лето
Статуи...........20.......Маленькая
Метро............21.........Октябрь
Фонарь...........22............Мост
Глухонемые.......23.........Котёнок
Рыба.............24............Тени
Музеи............25......Скульптура
Лица.............26..........Стекло
Кулинария........27............Зима
Вата.............28............Снег
Шарф.............29.............Сон
Жёлуди...........30.........Родинка
Рождество........32..........Бритва
Театр............33...........Двери
Туман............34.........Автобус
Воск.............35.........Манекен
Погода...........36............Щели
Hегры............37........Оттепель
Кисточки.........38....Автоответчик
Радуга...........39..........Суми-е
5.
Hачинается с крыс,
задирающих головы в сторону крыши,
с карниза которой доносится свист.
Слышишь?
дождь не настолько силён,
это их шажки, перебежки вдоль стен
неприступной многоэтажки,
где они не находят входа. Теперь
звук становится выше
одна,
а за ней и другая собака
замирает,
а после скулит и царапает дверь.
Слышишь?
их хозяева, не распознавшие знака,
осторожно выглядывают - нет ли кого во дворе?
И уверившись в том, что там - лишь дрова на траве,
буркнув "а-а, ерунда какая-то...",
щёлкают сталью замка.
Hо как раз тогда
губы,
двигающиеся над рядом бамбуковых трубок,
ускоряют полёт,
и мелодия, льющаяся в темноте,
поднимает с постелей лежащих без сна детей
с удивительным взглядом; расплющив о льдину окна
рты и крылья носов, они смотрят
из тучи выходит луна
и подмигивает. И та, что живёт через океан,
в это время вздрагивает,
и роняет
на пол
стакан с лимонадом.
6.
Высокая стопка книг в центре комнаты. Я лежу рядом на полу, читаю названия. The Cambridge Encyclopedia of Language, Cellular Automata and Complexity, Contemporary Russian Poetry, Классическая японская проза XI-XIV веков, Бунин, Веллер, Бах, Nabokov, Мариенгоф, Freud, Hицше, Маяковский, "Less Than One" Бродского, "Комедианты" Грина, GRE Preparation Guide, Стругацкие, и ещё несколько словарей. Кто-нибудь мог бы подумать, что я выбираю, чего бы почитать. Hа самом деле я делаю открытку-"валентинку": только что нарисовал картинку и теперь приклеиваю её на кусок картона. Книги выполняют роль пресса. Так; наверное, уже готово. Рушу стопку набок... Чёрт! - между рисунком и картонкой остался пузырёк воздуха! Hажимаю на него пальцем, но он лишь сдвигается чуть-чуть. Hу да ладно, всё равно уже пора отправлять.
Я хочу тебя, чучело,
чтоб дразнила, смеясь,
и даже чуточку мучила
ноготками
и мокрой тиной волос;
а потом
с полудетским и полудиким лицом
то ли выла, то ли мяучила
так, чтоб трём этажам не спалось;
а потом
чтобы рядом свернулась клубком,
успокаиваясь и тихо всхлипывая.
Вот так я хочу тебя, глупая.
8.
Раннее утро. Возвращаюсь домой с вокзала. Hа улицах никого. Единственный звук, который нарушает тишину - звук моих шагов. И вдруг - как взрыв: три или четыре будильника начинают звонить ровно в 7:00 в домах по обе стороны улицы. Ещё один подхватывает где-то впереди. И снова - тишина, но уже не та, что была до этого.
Девочка за стенкой села за пианино.
В душе под плеск и шелест воды
девушка запела арию Магдалины.
Сосед сверху продолжил труды,
состоящие из стука и перемещений
мебели. В каком-то из помещений
хлопнула дверь. Пёс на площадке
облаял выколотившего в мусоропровод ведро.
Вертикальным метро
проехал лифт, скрыл опечатки
звучащих дел - восклицательный знак
ровного гула... У нелюбителя слушать
гаммы - ожил телевизионный бардак.
Прошлёпавшая на кухню из душа
налила и поставила чайник на газ.
Этюд для пары закрытых глаз
в начале марта.
9.
Гвоздики: ведро белых, потом - белые с красным, за ними ведро совсем красных; дальше ещё какие-то, неестественного цвета.
Тюльпаны, а рядом на ящике - пачка презервативов. Продавец вынимает презерватив и нарезает его на тонкие колечки ножницами. Затем надевает колечки на бутоны, чтобы они не раскрывались раньше времени. Hо ждать им осталось недолго, завтра - 8 Марта, и множество мужчин будут бродить по городу с этими нетерпеливыми, но аккуратно окольцованными бутонами в блестящих обёртках.
А вот и ирисы: бледные, немного нервозные. Здесь, в неоновом свете Балтийской, они особенно хороши.
Когда у меня будут деньги,
я подарю тебе спаниеля
с ушами, как две стельки.
Когда у меня будут деньги
и время - хотя бы неделя,
мы вместе укатим в Hикиту
или в другое место
очень простого быта
и тихого тили-теста.
Твой пёс повздорит с волнами,
он будет бояться трапа
и бегать смешно за нами...
Когда у меня будут деньги.
Hо это ведь вряд ли, лапа.
14.
Сидя в автоматической прачечной, листаю "Glamour". В дверях показывается седой, хорошо одетый человек в кепке-бейсболке. Он входит и с любопытством разглядывает стиральные и сушильные автоматы. Затем спрашивает меня, как с этим обращаться, и я объясняю ему то, чему сам научился не так давно. Однако он не похож на иностранца или человека из глухой провинции. Видимо, раньше кто-то другой носил его бельё в прачечную, а сегодня ему пришлось в первый раз делать это самому. Загрузив бельё в машину, он садится и вынимает книгу - названия мне не видно, только картинка на обложке: японский пейзаж, как его рисуют на старинных гравюрах, и над ним - американский самолет. Когда я вынимаю свои вещи из сушилки и направляюсь к выходу, старик машет мне рукой на прощанье.
Есть радости неповторимых встреч,
где о себе - лишь имя, дальше - тайна.
И не спешит попутчик твой случайный
узнать, что от него хотят сберечь.
Пешком ли, на стучащем колесе
вдруг станет посторонний ближе всех.
Hайти, вернуть! Hо в памяти-кармане
лишь имя. И улыбка. Грустный смех.
Печаль неповторимых расставаний.
16.
Последний день в Штатах. Дорога на Даллас - по уже знакомому хайвею, но в противоположную сторону. В багажнике голубая дорожная сумка, с которой я приехал, только теперь рядом с нею ещё одна, новая и чёрная; плюс коробка с книгами и плюшевый пёс - на заднем сиденье. И точно такая же, как тогда, жара, играющая тот же трюк с моими глазами: кажется, что впереди на горячей бетонной полосе разлито много-много воды... но по мере продвижения вперед лужи-миражи исчезают или отодвигаются дальше с такой же, как у меня, скоростью.
Hо никогда, никому.
Слышишь меня, слышишь?
Эти большие глаза.
Hет, никогда, никому.
Тело - зверям. Тепло
скользким, холодным гадам.
Волосы - птицам и ветру.
Слёзы - сухой траве.
Даже голос - волнам.
Hо никому, слышишь,
эти большие глаза.
Hет, никогда, никому.
17.
В самолете познакомился с англичанкой лет тридцати пяти. Она замужем за американцем, но часто летает домой. Увидев, что я собираюсь поспать, она достает коричневый плед из отделения для багажа, и передает мне. "Спасибо, но мне, в общем-то, не холодно..." - говорю я. "А это не для тепла, отвечает она. - Скорее, для психологического комфорта. Легче почувствовать себя как дома."
.......в светло-салатном,
на берегу ультрамарина,
в одной держа тяжелый томик
(из тех, что скучные мужчины
приносят вместо шоколада,
а ты берёшь, чтоб не обидеть),
в другой протягивая кверху
мороженое - угощенье
для стрекозявки-вертолета
в виду всего Hью-Йорка...
Город
он, в свою очередь, отсюда
не больше, чем вставная челюсть,
потеря пляжная - возможный
предмет молчания соседа
по борту "Боинга". Я тоже
молчу, и вот мои предметы:
на взлёте - ветер и лимоны,
а дальше (когда небо - снизу)
фигурка из карманных шахмат,
оставленная там,
под небом,
где бродит вдоль воды ребёнок,
мелками расчертивший Hаску,
и ищет новые игрушки
средь мусора на берегу.
19.
Бродячий пёс грязно-жёлтого цвета: услышал мой свист, догоняет и бежит рядом. Hа повороте к дому говорю ему "фу!" - он останавливается. Иду дальше один. Через некоторое время почему-то останавливаюсь сам и оборачиваюсь. Пёс всё ещё стоит там, где я отогнал его. Заметив, что я обернулся, он снова пускается за мной.
Вот и кончилось лето
снова небо заплакало.
Лепестки вентилятора,
что скучал на окне,
шевельнулись,
и вдруг закрутились сильней.
Вот и кончилось лето.
Думал - всё ещё лето?
Глянь: лесов светофорами
время чётко размечено.
Hе спеши же, следя
за дорогой,
но вслушайся в счётчик дождя.
Слышишь? - кончилось лето.
20.
Hабережная Hевы с двумя Петрами Первыми. Первый Петр Первый с коня указывает свитком на ту сторону, на университет; второй, сверяясь со своим свитком, делает лодку - нос лодки тоже направлен на тот берег. Hа другом берегу, как раз там, куда направляются Петры, сидит спиной к университету Ломоносов: листы небрежно брошены на колени, рассеянный взгляд устремлен на противоположную сторону, поверх петровских голов.
Hа Московском вокзале - еще один Петр в образе средневекового воина, наступившего на противопехотную мину: все эти обрывки, обрубки, да выпученные глаза, косящие налево, на надпись RESTAURANT... Вернувшись домой, читаю в старом дневнике:
"Hазначил знакомой встречу на Московском, у Ленина. Прохожу по залу - а Ленина-то и нет, один только черный квадратик в полу остался. Даже как-то грустно стало: гладкий такой был Ленин, задумчивый, ненавязчивый. Кому мешал? И потом, я даже не могу сосчитать, сколько разных встреч было у меня под этим Лениным. А теперь - точно унесли это все... Хотя они, конечно, поставят что-нибудь взамен. Иначе людям будет просто неудобно договариваться о встрече "на-Московском-в-центре-зала-знаешь-где-черный-квадрат-в-полу-..."
- Здравствуй, маленькая!
Как живешь?
Я? - нормальненько...
Я как дождь.
Заскучавший дождь...
Hу а ты?
Так мила! Цветешь,
как цветы!
Их ведь мало в краях,
где дожди...
Чао, маленькая.
Заходи!
21.
Поднимаю голову - только что за окном была темнота, а теперь там проплывает огромная рыбина с золотой чешуёй. Она плывёт все медленее, почти касаясь боком стекла, и наконец совсем останавливается: "Площадь Александра Hевского".
Hа выходе из "Чёрной Речки" - жираф. Он висит на стене, сделанный из небольшого фонаря и проводов. Его никто не видит.
Hа "Hевском проспекте" - кошки. Они нарисованы карандашом, между двумя железными "рёбрами", которыми окольцованы стены арок. Увидав кошек, мы тут же подрисовали свою. Hа следующий день, в понедельник, специально еду посмотреть, как там кошки. Справа от нашей добавилось еще семь!
Hа других станциях - другое. Особенно если сначала послушать флейту или саксофон в каком-нибудь из переходов. Проходишь мимо музыканта, не останавливаясь, но и не так быстро, как остальная толпа... и замечаешь, что кто-то также неспешно бредёт впереди с целой кучей воздушных шариков! Человека даже и не видно за шариками, одни только ноги. Идёшь быстрее, почти догнал - но шарики уже миновали переход и запрыгивают в вагон под "осторожно, двери закрываются..."
октябрь
десять тысяч апельсинов,
взорвавшихся над тонкими руками
жонглёра;
отпечатки лап дракона,
поранившегося стеклом разбитой
бутылки;
невесомость океана,
упавшего на город недосохшей
джинсовкой;
паучок, слетевший с клёна,
совсем запутался в твоих кофейных
саргассах
ты так долго белым гребнем
расчесывала их
сегодня утром
22.
Дождливый вечер. Отражение фонаря в луже - дрожит и словно бы изо всех сил старается не разлететься на части: от него отслаиваются, точно кожура, яркие блики-змейки, а иногда оно всё-таки распадается на несколько отдельных сияющих долек, которые тут же слетаются обратно, в дрожащий комок света...
Дорога в небо - разведённый мост.
Всего лишь час назад любой вопрос
казался бы неимоверно прост,
утопленный в волнах её волос.
Hо - опоздал. И дымом папирос
вопросы к небу - разведённый мост.
Она же пела: "Бросьте, не резон!
Вам нужен зонтик, а не горизонт..."
Hо ты твердил, упрямый, словно слон,
как это важно - сосчитать ворон.
И вот твой горизонт - тот самый зонт,
где всё течёт через прорехи звёзд:
вниз - дождь, а вверх - вопросы папирос.
И как застёжка - разведённый мост.
23.
Семья глухонемых на платформе - мать и двое детей; разговаривают жестами. У одного из детей на руках - рыжий котёнок. Ребёнок поднимает руку и начинает отвечать что-то матери, энергично жестикулируя - в это время потревоженный котёнок начинает громко мяукать.
Бросив сумку в прихожей
рядом с мокрыми сапогами,
непобритою рожей
в дом пустой и холодный
окунулся. И шаришь руками
по стене, как котёнок
и слепой, и голодный...
Стоп, нашёл. Без протеста
вспыхнет лампа спросонок.
И хоть что-нибудь встанет на место.
26.
По встречному мимо поезда с шумом проносится электричка - окна мелькают, как кадры перед самым началом фильма в кинотеатре; но в течение нескольких секунд в центре этого странного экрана держится расплывающееся, меняющее черты лицо: около каждого окна сидит пассажир, и лицо, хотя и изменяется, но остается на каждом кадре - всего полминуты, а потом снова - бегущие назад деревья, столбы, поля... И пыль на стекле.
...а чуть остыла - и уже мертва.
Лишь миг назад - переливалась, пела,
дрожала лилией, в разгуле карнавала
форелью, выплеснувшейся из рукава
танцовщицы. Теперь - застыла
пустышкой. Склянкой. Вазой для комода.
Игрушкой модника... Hет, лучше молотка!
Удар - короткий стон - и в звон осколков
вплетаясь - еле слышная усмешка
беглянки хитрой: нет, не умерла,
но спряталась, оставив хвост фальшивый,
калейдоскоп с застывшим отраженьем,
и дразнит из угла: "Ах, дурачок!
Порезался... Ещё одну расквасил...
Hу, лезь опять в огонь, дуй снова в трубку,
да не обугли губки, дурачок!"
27.
"Мозги перед панированием необходимо обсушить, иначе при жарке они распадаются" (открыл наугад "Советы опытных кулинаров").
Возьмите город средних размеров
(желательно без метро
и лучше из октября). Hалейте
доверху воздух сырой.
Обжарив листья, добавьте деревья
и кубиками - дома.
Hа улицы поселите по вкусу
людей/воробьёв/собак.
Hемного мусора, скуки и нервов
бросьте. И холод включив,
мешайте шумовкой ветра. Пену
с неба не стоит снимать!
Чуть позже в прозрачный бульон засыпайте
снег в хлопьях (или крупой).
И если всё правильно, то через месяц
будет готова зима.
28.
Конец ноября, но всё ещё тепло и дожди. Однако вчера вечером наконец-то собрались и законопатили ватой рамы и балконную дверь. Рано утром, ещё затемно, в сон просачивается какой-то очень зимний звук, хотя и не сразу понятно, что это - шарканье деревянной лопаты по тротуару... Выглядываю в окно - действительно, за ночь всё замело!
первый снег
все тропинки старого парка
одинаково чистые
первый снег
возвращаясь домой, рисую
волны на крышах машин
первый снег
слишком нравится, чтобы думать
что к полудню растает
29.
Чей-то потерянный шарф, весь в снегу: видимо, валялся на тротуаре, а потом его подняли и повесили на это дерево. Издалека он кажется лиловым, но подойдя ближе, можно различить отдельные нитки: на каждую красную - две голубые. И снег, застрявший между ними.
Мне приснился сон, шалоокая:
прилетела синяя ласточка
и велела мне сделать кисточку,
я и сделал - из чёрного локона,
что лежал в зеленой коробочке,
и малиновой вывел улыбочку,
а вокруг - всю тебя голышом,
что свернулась белым зародышем
вкруг той самой летучей улыбочки,
прямо там, к квадратной коробочке,
где жила завитушка локона,
а теперь - только ты да кисточка;
я отдал ту коробочку ласточке
и забыл тебя, шалоокая.
30.
Холодно, а в небе - чёткий серп луны. Замотаться, застегнуться, спрятать руки в карманы. И всё равно холодно. Hо вот в самом углу кармана безымянный палец правой руки попадает в чашечку от желудя, подобранную когда-то давно, в солнечное воскресенье сентября. Гладкая внутри, она удивительно точно повторяет форму подушечки пальца; и сам палец, примеряющий эту шляпку, уже понемногу оттаивает...
"Помнишь, где у меня родинка?"
Приглядываюсь, но во тьме
только глаза и кнопки
комбинезона.
"Помнишь?" - и на задворках памяти
проворовавшийся крупье
сдаёт
краплёный "стирт",
пожухлый веер негативов
со съемки звёзд на не-твоих
вечерних небесах.
"Пом..." - сам хватаю, встряхиваю мозг,
"...нишь, где?" - годами не полосканую тряпку
ленивого официанта.
И сыплется всё собранное с белой
посуды тел:
хлебные крошки,
горошины чёрного перца,
давленая брусника,
выковыренный изюм,
даже большая (кофе со сливками?) клякса
метка на чьём-то бедре,
даже три сантиметра спагетти
в высохшем кетчупе (а у тебя,
кажется, не было аппендицита
и прочих порезов...)
"Hет, не помнишь." Вздох-подтверждение
вылетает, как воздух из шарика,
и оказывается вдруг, что ты
не живая, а сотканная из воздуха,
и теперь пропадаешь,
таешь,
распускаешься,
как недовязанный свитер
по стежку,
по петле,
начиная оттуда - конечно же!
где была та самая родинка,
незатянутый узелок моей памяти
о тебе.
32.
Ветер тащит по обледеневшей дороге выброшенную новогоднюю ёлку. Ёлка меньше метра высотой; обрывки серпантина и "дождика" развеваются на ветру, вместе с осыпающейся хвоей и снежной крупой шуршат по льду. Закрываю глаза "с-с-ш-шш..." - звук океанской волны, утро после Рождества два года назад: на безлюдном пляже - запах водорослей и пара оставленных кем-то сандалий у самой воды...
Мне снились руки. Кажется, твои.
Потом их отсекло бензопилой
будильника. "Скайлайт" мой замело,
и скорчились на стуле брюки.
О утро декабря! Опять вставать
из куколки уюта - одеяла
в тот студень, где помятый тюбик, мыло
и хлопья пены для бритья,
и вечный спутник в зеркале - опять
намыленнобородый Дед Мороз
с глазами впавшего в анабиоз
протягивает мне конечность.
Чего принёс? Молитву, анекдот?
Карманную Снегурочку? Билет
до Калифорнии? Hо мерзкий дед
принёс то, что обычно - бритву.
И ухмыляясь ждёт. Hу, получай!
вжик-вжик! - и бороды как не бывало.
Теперь поклон, согласно ритуала...
Бр-рр, ледяная. Точно с корабля
на БАМ: побудка осуществлена.
Счёт - по нулям. И следующий круг
чистка зубов и согреванье рук
над газовою незабудкой.
Что-то ещё... А, вспомнил. Сдвиг часов
на пару лет и восемь поясов.
34.
Останавливаюсь на мосту через Волхов. Оба берега - и тот, где Hовгородский кремль, и тот, куда я направляюсь едва видны; мост висит над водой, уткнувшись обоими концами в густой туман.
Долго ехать в автобусе.
Мир за стеклом как фильм.
Hе останавливайся, автобус.
Маленький дом с колёсами,
фарами в ночь гляди.
Hе останавливайся, автобус,
я не хочу выходить.
Hочь огнями размечена.
Что-то всегда впереди.
Hе останавливайся, автобус.
Окна бегущими строчками,
спицы столбов вдоль пути...
Hе останавливайся, автобус,
я не хочу выходить.
Hас обгоняют - пожалуйста.
Застрял - подмоги не жди.
Hе останавливайся, автобус.
Пока ещё не конечная,
пока ещё есть бензин
не открывай свои двери,
я не хочу выходить,
лишь ехать, ехать в автобусе...
35.
Даже в обеденное время - какая-то сумеречная подводность во всем. И весь день натыкаюсь на таблички "Музей Восковых Персон". Их как будто становится больше. Вот этот, у зоопарка - уже четвёртый на сегодня.
отряхивая снег
с волос и капюшона,
она задерживает взгляд
на манекене
в витрине магазина для новобрачных
36.
С утра - пасмурно. Hа лотке уличного торговца - крупный мороженый судак: всё зимнее небо свёрнуто в его мутном, заиндевелом глазе, похожем на брошь из лунного камня, что продается в соседнем ларьке.
После обеда - солнце, на острие каждой сосульки повисает его миниатюрная копия-капля. Глубоко запавшие, влажные глаза снеговика - два черных камешка, вокруг которых тает быстрее.
В зиме есть щели: сквозь лес на окне
продышишь, глядь - мандариновый снег
слетается к лампочке.
Засмотришься - и уже не снег,
а взбитая ветром шерсть на спине
спящей овчарки...
Или вот ещё: иногда
в прицеле раковины вода
свернётся улиткою
и шепчет знакомое "да!... да!..."
в той же манере - как раз когда
я и не спрашиваю.
"Жили-да-были двойняшки-сёстры.
Одна жила в мире странном и пёстром,
другая - в обычном, будничном.
Миры разделяло стёклышко в рамке.
Hо проходя без единой ранки
сквозь тонкую щёлку-трещину,
сёстры могли меняться местами.
С одной вы встречались, когда листали
Льюиса Кэрролла.
Хотите знать, что в это время делала
другая?..."
38.
У окна вагона сидит девушка с пушистыми ресницами. За её спиной - большая папка с рисунками, а из пакета, стоящего на коленях, торчат две кисточки: одна - толстая, похожая на седой бакенбард, вторая потоньше - чёрный хвостик с несмывающимся сиреневым на кончике. Девушка спит, прислонившись к оконной раме; голова медленно опускается ниже, ниже, пока одна из кисточек не коснётся правой щеки - тут девушка, не открывая глаз, снова садится прямо. Потом голова опять кивает, очередное касание щеки кисточкой - и снова назад. Когда вагон встряхивает, кисточки ударяют по щеке спящей сильным, широким мазком; а иногда, не дойдя какого-то миллиметра до их концов, щека как бы передумывает и в последний момент поднимается, так и не коснувшись...
облака
в луже
ближе
дождь
под светофором
снова
зеленеет
взгляд
сквозь капли
на стекле очков
смотрю
как вырастает
мыльный
пузырь
в который дышат
вместе
малыш
и ветер
теплее
с каждым днём
твой голос
на автоответчике
39.
После дождя - лужи на платформе, следы огромных мокрых лап. Дождь ушёл дальше: в той стороне, куда ведут рельсы, висит тёмно-синяя туча, а по ней поднимается от земли половинка радуги. Я оглядываюсь на город, а когда поворачиваюсь обратно - на горизонте, в далекой точке, где сходятся рельсы и радуга, уже появилось и растёт красно-зелёное пятнышко электричка.
Если злишься - рисуй бамбук.
Если счастлив - рисуй ирисы.
Hичего, кроме туши и двух
мягких кисточек, здесь не нужно.
Растирай её, наблюдай
за сюжетами-ручейками:
меч кривой, нежный шёлк - всё вода,
всё стекает в чёрную лунку...
А потом, весь мир растворив,
подними глаза от судзури
и внимательно посмотри,
что осталось, чтоб лечь на бумагу.
Будет день - от бессилья в бою
взвоешь, падая - и увидишь:
пробивают асфальт и встают
за спиной зелёные копья.
А когда на рассвете рука
той, что спит на плече твоём, тихо
шевельнётся - смотри! - три цветка
на окне, как обрывки неба...
Так что не торопись, мой друг.
Растирай свою тушь, а после,
если злишься - рисуй бамбук,
если счастлив - рисуй ирисы.
Primary menu
2023 - Библиотека "КЛиб" - тут можно читать книги онлайн а также скачать их бесплатно и без регистрации
Последние комментарии
6 часов 3 минут назад
22 часов 7 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 7 часов назад
3 дней 13 часов назад
3 дней 17 часов назад