Нежеланная [Шэрон Кендрик] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Шэрон Кендрик Нежеланная

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Алекса не могла поверить своим глазам. Ей казалось, что она спит и видит ночной кошмар.

Она быстро прикрыла глаза, словно кто-то внезапно возник перед ней, будто вынырнул из-под воды, взор ее замутился, и она поймала себя на мысли, что, может быть, это не он. На секунду она воспрянула духом. Сощурив глаза, она смотрела на мужчину, непринужденно шагавшего по булыжной мостовой. Но надежда умерла, когда он подошел ближе и она увидела, что группа женщин, прекратив на полуслове разговор, повернули головы вслед за ним.

Он шел, как ходят лидеры – а он, несомненно, им и был, – мужчина, рожденный зарабатывать деньги и в избытке их иметь. Высокий и видный, с темными волнистыми волосами, черными глазами, с гордым и заносчивым выражением лица, которое, будучи неподвижным, выглядело даже жестоким.

Его оливковая кожа была смуглой – даже для южного итальянца, и нагловато-экзотический вид лишь прибавлял ему загадочности в его родном городе Неаполе. Гламурная мать, неизвестный отец.

Его худощавую крепкую фигуру ладно облегал безупречно сшитый светло-серый костюм, и женщины пожирали его глазами. Все это было бы комичным, если бы в сердце Алексы вновь не возникло то болезненное ощущение, которое исчезло многие годы назад, но пряталось где-то глубоко внутри. Это ощущение было острее, чем боль. Это был страх.

Она облизала пересохшие губы. Джованни. Джованни – ее муж.

Ревнивый, властный, романтик, идеалист. Джованни…

Она произнесла про себя имя, которое старалась забыть, но так и не смогла, – как могла она забыть его, когда все еще была связана с ним законным браком, неизжитыми чувствами и чем-то еще более глубоким? Чем-то таким драгоценным, что если… если…

Алекса сглотнула. Видел ли он ее? Сердце ее сжалось, когда в ней снова вспыхнула эта глупая надежда. Знал ли он о том, что она здесь?

Но, даже еще не встретив взгляд его черных глаз, прицельно смотрящих в окно магазина, словно дуло револьвера, даже еще не увидев, что он переходит через дорогу в направлении входа, она поняла: это бессмысленный вопрос. Конечно, он знал, что она здесь. Иначе зачем этот черноволосый миллионер бродил по тихой английской улочке вместо того, чтобы разъезжать по своему жаркому и шумному Неаполю в изысканном спортивном автомобиле, под приветственные возгласы мужчин и улыбки девушек, которые начинали призывно покачивать бедрами, когда он проезжал мимо? Что ему здесь было надо? Неужели ему… стало известно?

О господи. Мир снова стал расплываться перед ней, и она смяла в руках тонкую шелковую материю. О господи, пусть он не знает…

Алекса почувствовала, как у нее взмокли ладони, и отпустила шелковую кофточку, которую пыталась сложить дрожащими руками. Она облизала пересохшие губы, говоря себе, что только выслушает его – и будет сохранять холодное спокойствие.

Дверь магазина открылась рывком, и она встретилась с ним лицом к лицу, сохраняя улыбку на губах, которая, она надеялась, выражала учтивую любезность и некоторое недоумение. Такого рода улыбку могла изобразить любая брошенная жена, чей муж пополнил словарь новым значением слов «непредсказуемое поведение».

– П-п-ривет, Джованни, – сказала она, но услышала, как дрожит ее голос, и, кажется, он услышал это тоже, судя по тому, как прищурились его черные глаза. – Вот это…

– Что? – спросил он, застыв как змея.

– …сюрприз. – Она почувствовала, как у нее перехватило горло.

– Ах! Какая сдержанность, дорогая! – пробормотал он. – Неужели ты думала, что так и проживешь жизнь, не увидев меня снова?

– Я вообще не думала ни о чем таком.

– Я не верю тебе, – сказал он мягко и бросил на нее насмешливый взгляд. Не думать о нем? Луна упадет с неба, если это случится! – Все женщины, которые знали меня, не смогли забыть, а ты ведь знаешь меня лучше всех, потому что ты – единственная, на которой я женился.

Джованни лукавил: не только законный брак позволил ей узнать его так хорошо – брак, который было не так легко расторгнуть, как он думал. Алекса видела его в тот момент, когда он пал духом и был на грани отчаяния. И тогда она преподала ему урок, который он запомнил навсегда: на женщин нельзя полагаться. Застывшая улыбка Алексы превратилась в гримасу.

– Ты хочешь поговорить со мной?

Черные брови высокомерно изогнулись.

– В любом случае не продашь ли мне что-нибудь из женской одежды – для одной из моих любовниц? Как насчет этого?

Если бы он только знал! Если бы только догадывался о тех безумных мыслях, которые вихрем кружились у нее в голове. Неужели это оттого, что ты понимаешь: ты нехорошо поступила с этим мужчиной?

Ей хотелось приглушить голос совести, и она старалась вспомнить о том, как резко и грубо он с ней обращался. Все, что она сделала, она сделала по определенной причине.

– Я не могу с тобой разговаривать. Я работаю.

– Я вижу.

Джованни оглядел магазин, изображая интерес, но на самом деле просто хотел утишить биение сердца. Он был обескуражен тем, как сильно оно билось: возможно, недооценивал ее воздействие на его чувства. Или просто забыл об этом.

Он жадно пожирал ее глазами. Блестящие волосы заплетены в косу, уложенную высоко на голове, такую простую французскую прическу редко можно увидеть в наши дни. Строгая черная юбка и белая блузка – предположительно униформа, но на ней этот костюм совсем не выглядел униформой. Черная юбка красиво подчеркивала изгиб бедер, шелковая блузка мягко облегала выпуклость грудей; она выглядела образцом мужских фантазий – сдержанной и строгой снаружи, но пылающей и страстной изнутри. Джованни сглотнул. Позже.

– По-прежнему продавщица? – иронически спросил он. – Значит, к этому ты стремилась? Или, может, ты хозяйка магазина?

– Нет.

Значит, не было неожиданных изменений в ее судьбе. Никакого любовника, который осыпал бы ее деньгами, очарованный этой кажущейся невинностью и этими светло-зелеными глазами, в которых сквозили и безмятежность, и отвага, и тысячи других оттенков. У нее было такое тело, которое хотелось усыпать бриллиантами, а затем снимать их – один за одним.

Удивило ли его то, что она не затеяла долгий бракоразводный процесс? Он думал, она обратится к нему с просьбой о разводе, но, может быть, ее адвокаты посоветовали ей не начинать это дело, потому что шансы добиться от него содержания после трехмесячного брака были очень невысоки?

– Значит, продавщица в тихой заводи – местечке, где ты выросла?

Алекса бросила на него уклончивый взгляд.

– Не можем же все мы быть капитанами индустрии, – спокойно сказала она. – Послушай, Джованни, у меня действительно нет времени с тобой болтать.

И особенно о столь болезненном и взрывоопасном предмете, как их прошлое. Он оглядел безлюдный магазин.

– Но у тебя нет ни одного покупателя, – заметил он колко. – Если бы это был мой магазин, я бы его полностью реконструировал.

– К счастью, это не твой магазин. Так чего же ты хочешь, Джованни? Говори скорее.

Она взглянула на него, прищурив глаза и гадая о том, уловил ли он нотку боли в ее голосе – ведь иногда эмоции захватывают тебя, хочешь ты того или нет.

Может быть, он пришел к ней, чтобы сказать, что хочет быть свободным? Что он встретил кого-то и влюбился – только на этот раз по-настоящему, без тяжеловесной примеси вожделения и нереалистичных ожиданий?

Джованни услышал надежду в ее голосе и лениво улыбнулся.

– Ты думаешь, я приехал сюда из Италии, чтобы говорить скорее? – нежно произнес он.

Он привел ее чувства в смятение, и ей хотелось это прекратить. Хотелось, чтобы сердце ее перестало бешено стучать, чтобы исчезло ощущение слабости – вместе с сожалением и всем тем, что всколыхнулось в ней в течение всего лишь нескольких минут.

Алекса сделала глубокий вдох.

– Тебе следовало предупредить меня о том, что ты едешь, – тихим голосом сказала она.

Но как бы она вела себя, если бы он предупредил? Убежала бы, взяв с собой Паоло? Но ведь нельзя убегать всю жизнь. Внезапно по коже ее пробежал легкий холодок.

– Ты должен был предупредить меня, – повторила она, теперь уже более настойчиво.

Джованни взглянул на ее дрожащие губы. Он и мысли не допускал, что она могла его забыть, но реакция Алексы была очень интересной.

Она нервничала гораздо больше, чем можно было предположить в этих обстоятельствах. Но почему? Потому что поняла, от чего отказалась? Или потому что хотела, чтобы он обнял ее – прижался горячей плотью к ее гибкому нежному телу и двигался бы внутри жесткими толчками, пока она не взмолилась бы об облегчении?

Чувственные губы Джованни изогнулись в жесткой улыбке, когда он ощутил, как стала пульсировать кровь в паху в сладком предчувствии. В то же время он был в некотором смятении и злился оттого, что чувства, которые она пробудила в нем, не объяснялись никакой логикой.

Воспоминания об измене вновь нахлынули на него, когда он взглянул на нежный овал ее лица, но все-таки он испытывал вожделение – неистовый сексуальный голод, который никогда полностью не мог удовлетворить. Может быть, это объясняло странный и неожиданный трепет, возникший в его сердце?

Причина, приведшая его сюда, была проста: приглашение, которое прожгло дыру в его кармане, а еще ему нужно… чтобы его жена удовлетворила его желание. Гм, вопрос. Ощущение чего-то, что никогда не может быть завершено и в то же время забыто. Такой вопрос, наверное, задавали себе все, кто когда-либо прошел через развод: а что, если?..

Джованни крепко сжал губы. Ненужные сантименты, а он не тот мужчина, который может поддаваться им. Отбросив их в сторону, он сосредоточился на том, чего хотел, – но хотел он большего, чем просто ее согласия сопровождать его по важному делу. Ах да. Он собирался овладеть ею еще один – последний – раз, накинуться на ее тело и получить от него все… а затем… Он сглотнул. Когда последнее законное желание в их неудавшемся браке будет исполнено, он пойдет дальше.

Косые лучи солнца, упавшие сквозь окна магазина, превратили ее волосы в чистое золото. Но свет играл так же, как играло его сердце, и волосы ее превратились из чистого золота в странное сочетание золотого и красного – этот цвет в Италии, на его родине, называется землянично-золотым.

Глаза ее были фисташковыми, кожа – как сливки. Когда он впервые встретил ее, то сказал, что она похожа на сливочное мороженое, и еле удержался, чтобы не добавить: ему хочется облизать ее с головы до ног. Позже он дразнил Алексу, говоря, что хочет погрузить свою ложку в нее, – и ответный румянец определил ее судьбу. Лицо его помрачнело.

Она была его женщиной.

Алекса.

Алекса О'Сэлливан. Имя столь же необычное, как и волосы, нежное гибкое тело с шелковистой бледной кожей. Она выглядела такой же невинной, как и в тот день, когда они впервые встретились. Но ее невинность уже не могла его обмануть, да они больше и не лгали друг другу.

Он готовился к гневу, но не был готов к сожалению. Сожалению о том, что он вообще женился на ней? Или позволил ее бледно-зеленым глазам и вишневым губам заворожить его и поддаться своим фантазиям?

– Когда ты заканчиваешь? – мягко спросил он.

Алекса секунду колебалась, понимая, что он не уйдет, пока не добьется своего, хочет она того или нет. Самым разумным было бы договориться с ним встретиться за ланчем на следующий день, что позволило бы ей успокоиться и подготовиться к словесной битве. Но тогда он будет слоняться по окрестностям, может быть, остановится в каком-нибудь местном отеле – и что тогда? Он будет задавать вопросы, и горничные, которые всегда обожали его, охотно поделятся с ним любой информацией… А хуже всего, если местные люди начнут вглядываться в его яркую средиземноморскую наружность и начнут сопоставлять известные им факты.

– Я заканчиваю в шесть, – быстро сказала она.

– Хорошо, хорошо.

Черные глаза Джованни удовлетворенно блеснули. Первая часть его миссии была окончена, а вторая часть состояла в том, чтобы решить, куда ее отвести. В отель? Где можно снять приличную спальню, и не очень далеко отсюда? Уголки его губ сладострастно изогнулись.

– Я зайду за тобой.

– Нет!

Слово вылетело прежде, чем Алекса успела его поймать. Ей хотелось оказаться с ним на нейтральной территории – в безопасной обстановке. Но разве где-нибудь отыщется безопасное место для того, чтобы находиться рядом с Джованни? Она встретила его вопрошающий взгляд.

– Мой босс не любит, когда кто-то торчит в магазине, когда я подсчитываю выручку в конце дня, – пробормотала она.

– Не думаю, что выручка у тебя велика, судя по отсутствию покупателей, – иронически заметил он, подняв бровь. – Могла бы придумать что-нибудь более правдоподобное, дорогая.

– Я не смогу сконцентрироваться, если ты будешь стоять у меня над душой.

Он улыбнулся. Лучше. Гораздо лучше.

– Да, я согласен, это может создать для тебя проблему, – невозмутимо кивнул он. – Так где мы встретимся?

Алекса лихорадочно соображала. Надо сначала, конечно, позвонить няне и сообщить о своей задержке.

Она перебрала в голове все возможные места для встречи, где бы ее не знали, и так как вечером она редко выходила из дома, таких мест оказалось предостаточно.

– Давай встретимся в маленьком пабе в дальнем конце гавани.

– В пабе? – повторил он.

– Да.

– Мне не нравятся пабы, Алекса, – сказал он мягко. – Ты знаешь об этом.

А ей не нравилось, что ее вынуждает к встрече мужчина, который смог так всколыхнуть ее чувства.

– Боюсь, что пабы – неотъемлемая часть английской жизни и ни одна кофейня не будет открыта после шести.

– Давай тогда вместе поужинаем.

– Поужинаем?

– Ужин – это еда, которую люди едят по вечерам, – пояснил он с сарказмом.

Алекса почувствовала, как нервно забилось ее сердце. Одно она знала наверняка: вряд ли ей вынести интимную обстановку ресторана с его приглушенным освещением и неспешным обслуживанием.

Она покачала головой.

– Нет, никаких ужинов.

Его черные глаза сузились.

– Ты хочешь сказать, что не желаешь ужинать или будешь ужинать с кем-то другим?

Секунду она боролась с желанием сказать «да» – что мужчина ее мечты ждет ее в своем доме с теплой улыбкой и еще более теплой постелью, потому что большинство мужчин ретируются, если думают, что у женщины есть кто-то другой. Но Джованни не относился к большинству мужчин, и ревность его была неординарной. Она испортила их отношения своим извращенным, черным ядом – и Алекса не хотела увидеть ее проявления вновь.

Она покачала головой.

– Нет, я ни с кем не обедаю. Но я устала, – правдиво сказала она. – У меня была длинная рабочая неделя, и не думаю, что у нас есть тема для долгого разговора во время еды. Мы успеем поговорить обо всем, выпив по коктейлю.

На минуту их глаза встретились, схлестнувшись в бессловесной битве, и он подумал о том, что сможет победить ее взглядом, но будет ли это значить, что она сдалась? Его сердце забилось в нетерпеливом предчувствии. Коктейли – конечно!

– Отлично, – согласился он. – Я буду ждать тебя после шести. Ciao, bella.

Он повернулся и пошел к двери, забрав вместе с собой, казалось, все краски и весь свет.

Потрясенная, Алекса смотрела ему вслед, ощущая, как слабеют у нее колени, и с трудом осознавая, что то, чего она больше всего боялась, все-таки произошло.

Но только это еще не все. Продолжение следует.

Она наклонилась и достала коробку с ватными тампонами, которые предлагала покупательницам для того, чтобы те стирали губную помаду, прежде чем примерить дорогостоящий наряд, и приложила тампон к глазам, чтобы сдержать выступившие слезы. Она даже не заметила, что дверь открылась, пока не услышала голос за своей спиной и, повернувшись, не увидела свою хозяйку – элегантную блондинку пятидесяти лет, с озабоченным выражением лица.

– Тери! – выдохнула она. – Я забылась. Я не должна была…

– Я знаю, не должна. Это твой муж? – догадалась проницательная Тери. – Итальянский жеребец, приехавший покорять женскую популяцию Лимингхэма?

Алекса кивнула, стараясь успокоиться.

– Бывший муж, – поправила она, сглатывая слезы.

– Разве вы разведены?

– Официально нет, но ведь развод – это всего лишь клочок бумаги, – с яростью сказала Алекса. – Так же как и брак.

– Ты так думаешь? – криво усмехнулась Тери и с любопытством спросила: – Но почему, мы его прежде никогда не видели?

Алекса напряглась.

– Потому что он живет в Неаполе, а я живу здесь.

– Я не это имею в виду, Лекс, – мягко сказала Тери. – Ведь он отец Паоло, не так ли?

Возникла пауза. Именно об этом только что подумала Алекса – мысль была мрачной, словно облако, вдруг закрывшее солнце. Мальчик – точная копия отца.

– Да, – прошептала она.

Тери прищурила глаза, словно о чем-то размышляя.

– И он не знает об этом?

Последовала пауза.

– Нет.

– О, Алекса…

Алексе удалось покачать небрежно головой, вспомнив для этого самые обидные слова Джованни и обвинения, которые он стал предъявлять ей после того, как решил, что она не соответствует тому стандарту, которому, по его мнению, должна соответствовать женщина. Жить с ним после этого стало мучительно, и она покинула его дом, его город и его жизнь. О нет. Она была бы дурой, если бы стала испытывать какие-то сожаления об этом мужчине – тогда точно подпала бы под его власть.

– Он отберет его у меня, если узнает, – ровным голосом произнесла она.

– Но… почему? – воскликнула Тери в замешательстве. – Я хочу сказать, как могло это случиться?

Как, на самом деле? Почему мечты людей разбиваются вдребезги, когда другие просто исчезают, наподобие персонажей в конце фильма?

Она могла бы рассказать Тери, как приехала в Неаполь и влюбилась в этот суматошный, живой город, вместе с его Везувием, островом Капри и кристально-голубыми водами Средиземного моря. И как она влюбилась – или думала, что влюбилась, – в Джованни с его черными ласковыми глазами, непомерным очарованием и решительным желанием ею обладать – да, обладать, кто бы стал это отрицать?

Окончив университет, не решив ничего относительно своего будущего, которое казалось ей черной дырой после того, как мать ее снова вышла замуж и уехала в другую страну, Алекса выбрала Италию, чтобы усовершенствовать язык, которым она уже довольно бегло владела.

Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что итальянские мужчины желают только одного: легкого, незамысловатого секса с женщинами, которые готовы предложить им его на тарелочке. Алекса к таким женщинам не относилась. Ее первый сексуальный опыт вызывал у нее лишь чувство опасения, потому что мужчина, с которым она потеряла девственность, был толстокожим и бесчувственным, как слон. Но затем она встретила Джованни, и вся ее осторожность разлетелась в дым.

Она устроилась на работу в один из лучших супермаркетов города, и тотчас же все обратили внимание на новую продавщицу. Иностранка, которая бегло говорила на итальянском языке, – много ли было продавщиц-англичанок в Неаполе! Покупатели были очарованы ее акцентом, а мужчины специально заходили в ее отдел, чтобы купить кожаные перчатки у столь очаровательного создания – с бледной кожей, зелеными глазами и золотисто-рыжими волосами. Продажи увеличились. Ее повысили по работе и перевели в отдел сумок.

А затем однажды утром вошел Джованни, и все изменилось. Она стала жертвой чувств, которые овладели ею, – чувств, в которые она никогда не поверила бы, если бы сама не испытала их.

Мир перестал вертеться вокруг нее, замер и заморозился – и все стало незначительным, кроме мужчины, который устремился к ней, как мотылек к огню. И Алекса молниеносно влюбилась.

Она не знала, что он владеет этим супермаркетом, да и еще несколькими такими же по всей Италии, что он числится в списке самых богатых и преуспевающих людей. Все, что она в тот миг знала о нем, – так это то, что у него черные как уголь глаза и кожа, словно полированное дерево и что костюм прекрасно подчеркивает его крепкую, мускулистую фигуру. Во рту у нее пересохло, но она сумела это скрыть, изобразив любезную улыбку продавщицы.

– Так, значит, вы – та женщина, которая вызывает всеобщее волнение, – пробормотал он.

Алекса оглядела магазин – и выбрала особый тон, которым разговаривали все женщины, увидев этого красавца.

– А вы – тот мужчина, который, похоже, вызывает у всех такую же реакцию!

Он был немного обескуражен – не столько ее репликой, сколько произношением. Джованни донесли, что она хорошо говорит на его родном языке, но он не ожидал, что так… так… хорошо.

– Я слышал, что вы очень хорошенькая, – сказал он охрипшим голосом, – но не ожидал, что настолько. Я никогда не видел такого рта, который так жаждал бы поцелуя.

Алекса прикрыла глаза. Такие скабрезные фразы, как она уже знала, ничего не значат. Последние несколько недель она занималась тем, что давала советы мужчинам, и ей было нетрудно это делать.

– Вас интересуют дамские сумки, сэр?

Джованни знал сотню способов, как отреагировать на ее вопрос. Он мог сказать «да», изобразить, что ему важен ее совет, затем купить понравившуюся ему сумку – возможно, самую дорогую и презентовать ей эту покупку театральным жестом, прежде чем пригласить на обед. Но какая-то холодная сдержанность в ее светло-зеленых глазах говорила о том, что эта стратегия не принесет ему желаемого результата. Она не флиртовала с ним, понял он с некоторым недоумением. Не флиртовала с ним!

– Нет, меня не интересуют сумки. Мне интересно показать вам Неаполь.

– У меня есть карта.

– А у меня есть автомобиль.

На лице Алексы мелькнула улыбка.

– Я люблю ходить пешком. Но вместе с тем благодарю вас.

– Я обычно не отступаю со своего пути, – настаивал он.

– У меня есть чувство, что на этот раз он приведет вас к разочарованию.

– Я никогда не разочаровываюсь, когда мое сердце очаровывается чем-то.

Алекса обнаружила, что он богат и что меняет женщин чаще, чем автомобили. Она сказала себе, что лучше всего держаться от него подальше, но Джованни да Верраззано взял ее в осаду, и чем тверже она отказывалась от его приглашений, тем более настойчивыми они становились.

Если бы она была старше и более опытной, то поняла бы, что ее сопротивление лишь увеличивало его решимость и его восхищение ею. Но она вела себя так не потому, что хотела набить себе цену. Она вела себя так потому, что хотела избежать боли.

Но, в конце концов, отказывать ему больше она не могла и согласилась пообедать с ним в ресторанчике, наполненном запахом жасмина, с видом на город. Джованни произвел на нее сильное впечатление своей надменной самоуверенностью, но покорила ее его нежная сдержанность: заманила и зажгла ее такой страстью, которая ей и не снилась. Он проявлял почти благоговейное уважение к решимости Алексы не ложиться с ним в постель, и это действовало на нее расслабляюще.

Первый раз в своей жизни Джованни с интересом слушал женщину и разговаривал с ней – и это было новое ощущение. Она заставляла доказывать ей, что сексуальный и мужественный мужчина может быть поэтом в душе.

Под наплывом мощных чувств он влюбился в нее невинной любовью мальчика. Циничный мужчина, который все уже повидал, открыл в себе трепещущее и уязвимое сердце.

Но никто не предупредил их о скоротечности таких чувств – о том, что такая любовь подобна удару молнии, которая озаряет жизнь лишь на короткий момент. Если бы кто-то попытался это сделать, они никогда не поверили бы ему.

– Выходи за меня замуж, – сказал он однажды.

Сердце Алексы забилось так громко, что на миг оглушило ее.

– Но…

– Выходи за меня замуж, Лекс, – снова сказал он мягко и нежно – и коснулся ее губами так, что она сразу же ослабела.

Может быть, это было безумием, но Алекса видела в Джованни свое счастливое будущее. Он хотел заботиться о ней. Этот красивый, сильный, старомодный итальянец, казалось, был тем, кого она всю жизнь ждала.

Итак, они поженились. Собирались устроить скромную церемонию, но приехала матушка Джованни из Монте-Карло, где она весело проводила время, и превратила свадьбу в некий спектакль. Но Алексу ничего не могло расстроить – ее неожиданная перемена в жизни была похожа на сон, да это и был настоящий сон, беспечно думала она, забывая о том, что сны исчезают при ярком свете дня.

И сон ее рассеялся в первую брачную ночь, когда Джованни обнаружил, что жена его – не девственница. Войдя в нее, он замер, уставившись на нее в недоумении, и с его губ сорвалось:

– Так, значит, был кто-то другой?

От этого вопроса ее страсть лопнула как мыльный пузырь, хотя какую-то секунду Алекса не была уверена, что расслышала его слова достаточно хорошо. Но он повторил их – скорее прокричал, – и любовные ласки, которые до этого момента были воплощением ее лучших ожиданий, неожиданно превратились во что-то совсем противоположное. Во что-то отвратительное. Во что-то постыдное. Лицо Джованни надвигалось на нее и удалялось, он продолжал входить толчками и наконец в экстазе выкрикнул ее имя.

А после этого она лежала на спине, откинувшись на подушки, чувствуя, что он опустошил не только ее сердце, но и душу, уставившись в залитое луной пространство, а он продолжал свой яростный допрос.

И первая ночь медового месяца была только началом – его открытие разбудило темного змея ревности, который до сих пор дремал. Он следил за каждым ее шагом, анализировал каждое ее слово. Она спала с пятью мужчинами – нет, с десятью. Или их было больше? А со сколькими она спит сейчас, кроме него? Она должна сказать, ему надо знать!

И все же он стремился доставлять ей удовлетворение… словно хотел продемонстрировать мастер-класс в сексе. И в какой-то степени это так и было. В его объятиях Алекса снова и снова получала наслаждение, но отсутствие эмоций и закипающий гнев на лице Джованни заставлял ее чувствовать себя опустошенной после любовных ласк. Словно берег после прилива и отлива.

Это была медленная пытка, и Алекса смогла выдержать лишь три месяца рокового брака. Она больше не хотела вспоминать те мрачные дни, но так и не сумела забыть язвительные и злобные слова Джованни, они по-прежнему звучали в ее ушах.

– По крайней мере, мы должны радоваться тому, что ты не беременна – иначе как бы мы узнали, кто отец ребенка?

Да, факты были простыми, а то, что лежало за ними, – сложным. Она была слишком молодой, чтобы знать различие между любовью и страстью или между заботой и обладанием. И ей следовало кое-что узнать об итальянских мужчинах – и о южных итальянцах в особенности, – прежде чем вступать в брак.

– Ты собираешься ему сказать? – спросила Тери, и ее участливый голос вернул Алексу в реальность. – О том, что у него есть сын?

Алекса смахнула слезу и покачала головой.

– Я не могу, – сказала она с трудом. – Я не могу себе этого позволить.

ГЛАВА ВТОРАЯ

После того как Тери покинула магазин, Алекса заставила себя заниматься практическими делами. Она позвонила няне, которая сказала: да, конечно, Паоло может остаться здесь на чай.

– Я заберу его примерно в половине восьмого, – сказала Алекса, и голос ее неожиданно задрожал. – Передайте ему… передайте ему, что я его люблю.

Она опустила телефонную трубку. Конечно, Паоло не понравится изменение его обычного распорядка дня, но няня будет выполнять любую его прихоть – стоит ему только взглянуть на нее из-под своих густых черных ресниц, улыбнуться растапливающей сердце улыбкой.

Что бы сказал Паоло, если бы узнал, что отец его находится здесь? Она закусила губу от ощущения боли и вины, но было бессмысленно сейчас думать об этом. Она сделала бы то же самое снова и снова, чтобы оградить своего сына от травм и болезненной злобы.

К тому времени как Алекса закрыла дверь магазина, нервы ее были уже на пределе, но она знала, что должна взять себя в руки. Бесполезно заранее придумывать, что ему говорить и как себя вести: сначала надо понять, зачем Джованни неожиданно приехал сюда. А если она придет в паб напуганная и дрожащая, то подозрительность его еще больше возрастет.

Сняв рабочий костюм, она натянула на себя джинсы, свитер и куртку, зная о том, что такой наряд – скорее практичный и удобный, чем женственный. Но внешность имела значение – особенно для такого мужчины, как ее муж. Он будет оценивать ее жизнь по тому, во что она одета, и ей никак нельзя выглядеть жалкой. Поэтому она причесала волосы, тронула губы помадой и слегка подрумянила щеки, чтобы добавить им румянца.

Ветерок, гуляющий над морем, освежил ее лицо, и она почувствовала себя вполне живой – несмотря на то, что сердце ее словно омертвело. Она шла вдоль гавани, маленькие лодки качались на волнах, поскрипывая мачтами, чайки галдели, неутомимо выискивая пишу.

В такой прохладный вечер здесь было безлюдно, место казалось очень уединенным и очень английским, и Алекса с трудом могла поверить, что ее бывший муж сидит здесь и ждет ее – здесь, в этом маленьком городке. Это ее территория, подумала она. Не его.

Дверь паба скрипнула, когда Алекса, покрепче запахнувшись в куртку, просунула голову в теплое, накуренное помещение и огляделась в поисках Джованни.

Его трудно было не найти. В пабе было мало людей – всего лишь несколько портовых служащих, заказавших по кружке пива перед тем, как отправиться домой, к знакомым рутинным делам, и Джованни выглядел экзотическим по сравнению с ними.

На столике перед ним стояли два бокала красного вина, свои длинные мускулистые ноги он вытянул перед собой, материя брюк туго облегала пах, но это его совершенно не смущало.

Алекса подумала, насколько темно-оливковой выглядела его кожа в мягком освещении – она даже отливала золотом, что красиво контрастировало с густыми волосами – такими же черными, как уголь, лежавший в углу.

И неожиданно она почувствовала ужасное влечение – как человек, находящийся в ледяной пустыне и увидевший вдруг шерстяное одеяло. Давно ли она, глядя на мужчину, чувствовала нечто подобное?

Со времени Италии такого не было.

Она никого не хотела так, как Джованни. Кто мог сравниться с ним?

Ну, ей не надо думать об этом сейчас. Ей надо сосредоточиться. Выяснить, зачем он здесь. Приклеив улыбку к губам, она двинулась навстречу ему.

Глаза Джованни сузились, когда он увидел ее, и снова его охватило чуждое и неожиданное для него чувство. Какое бледное у нее лицо, подумал он, нахмурившись. И как ей удается всегда сохранять такой образ – будто она одна на целом свете, – что мужчине хочется обнять и защитить ее? Он еще больше нахмурился. Потому что она играет в ту же игру, в которую играют все умные и красивые женщины. Его собственная мать преуспела в этом. Алекса просто использовала собственные активы, подчеркивая свою странную хрупкость и свою бледную красоту самки.

Заставив себя сконцентрироваться на изгибе ее губ, покачивающихся бедрах и груди, спрятанной под широкой курткой, он почувствовал знакомое напряжение в паху. Он встал на ноги, когда она подошла, потому что манеры его всегда были безупречны.

– Вот и я, – произнесла она без всякого выражения в голосе.

– Я вижу.

Они смотрели друг на друга, как два боксера на ринге, старающиеся психологически выиграть поединок.

Он никогда бы не разрешил ей носить такую объемную бесформенную куртку. Но в отношении такой женщины, как Алекса, существовала дилемма: с одной стороны, хотелось, чтобы она подчеркивала формы своего роскошного тела, с другой стороны – не хотелось, чтобы его видели другие мужчины. Однако какое значение это имело теперь, когда они разлучились, подумал он. Сейчас для него неважно, как она одета, он желал только одного – увидеть ее без всякой одежды.

Он взглянул на ее грудь, на которую упали несколько прядей волос.

– По крайней мере, ты хотя бы распустила волосы, – мягко сказал он.

– Джованни, мы не должны здесь…

– Что, дорогая? – невинно спросил он.

– Говорить о личном. – Ей пришлось заставить себя вспомнить их первую брачную ночь и ее горькие выводы. – Это неуместно, – закончила она.

Джованни уловил нотку отчаяния и мольбы в ее голосе и спрятал улыбку. Хорошо. Как говорят англичане? Он проник ей в душу. Точно так же, как она однажды проникла в его душу, играя в лицемерные игры, вместо того, чтобы просто подцепить его на крючок, как старались сделать все женщины с тех пор, как он начал бриться.

– Садись, – сказал он, и глаза его сощурились, когда он увидел ее неподдельное смятение.

– Я не знаю, стоит ли мне это делать.

Рот его искривился в насмешливой улыбке. Неужели она и вправду думает, что он позволит ей уйти через минуту?

– Я сказал, садись, – повторил он нежно.

Если подумать, то она не была уверена в том, смогла бы сразу уйти – даже если бы Джованни разрешил ей сделать это. Чувства, которые нахлынули на нее еще тогда, когда он переступил порог магазина, взяли над нею верх, и с дрожащими коленями Алекса опустилась на кожаный диван, озираясь вокруг так нервно, будто пришла на свидание с незнакомым человеком.

Иногда, когда она выходила в люди, у нее возникало параноидальное ощущение, что все смотрят на нее. И сегодня действительно смотрели. Но не на промокшую на мокром ветру женщину, которая зашла сюда по дороге с работы домой, а на экзотического мужчину, который сидел напротив нее. Он откинулся на спинку кресла, как опасный и непонятный субъект, к которому надо было бы прикрепить табличку с предостерегающей надписью.

Он подвинул к ней бокал с вином. Алекса взяла бокал, но не сделала ни глотка. Она смотрела в его глаза и желала только одного – не отвечать на те безмолвные сигналы, которые он ей посылал. Но самым мощным сигналом была его внешность – потрясающее сходство между ним и Паоло. Те же густые черные ресницы, те же высокие скулы. И те же темные кудри – только у Паоло они вились в беспорядке, а у Джованни были уложены в искусную прическу. Она отогнала от себя эти мысли.

– Как ты нашел меня? – спросила она, обхватив пальцами бокал, словно пытаясь согреть одеревеневшие пальцы.

– О, найти тебя было просто, гораздо проще, чем я ожидал.

Джованни пожал плечами. Он был удивлен, что она все еще здесь, но разве женщины не возвращаются всегда в знакомые места? Она жила здесь до того, как приехала в Италию. До того, как мать ее уехала жить в Канаду, и до того, как он глупо решил, что Алекса нуждается в защите и опеке и женился на ней. Губы его отвердели.

– Я набрал твой старый номер телефона и услышал твой голос.

– А если бы не услышал?

Он пожал плечами, но глаза его блеснули.

– Тогда бы я нанял кого-нибудь, чтобы тебя разыскать.

– Э… детектива?

– Кого-нибудь типа этого.

– Но ведь ты не нанял детектива? – спросила она, но тут же увидела его лицо и поняла, что сказала слишком много. Должно быть, он заметил ее расширенные от страха глаза и теперь будет доискиваться до причины.

– А в чем дело, Алекса? Можно подумать, что ты прячешь от меня что-то.

– О, не надо быть столь мелодраматичным, – беззаботным голосом произнесла она, хотя в душе проклинала себя за то, что сказала лишнее. – Мне лишь хочется узнать, что привело тебя сюда.

– Да? – Он задумчиво прикоснулся пальцем к нижней губе. Конечно, она будет нервничать – ведь в ее ситуации стала нервничать бы любая женщина. Понимает ли она сейчас, глядя на него, какую ошибку совершила? Но Алекса – из тех, кто будет жить, не раскаиваясь в последствиях собственной глупости. Впрочем, не по этой причине он находится здесь.

– Гм… это удивительная история, – протянул он, и первый раз в жизни слова дались ему с трудом – у него не было образца для этого рода ситуации.

Он обвел пальцем край своего бокала и понял, что, хотя они и расстались, он по-прежнему обращается с ней как с женой. Сам факт женитьбы создал между ними такую глубокую связь, какой не случалось у него ни с одной другой женщиной. Почему же еще он собирается поведать ей историю, о которой никогда никому не говорил?

– Ты помнишь мою мать? – спросил он внезапно.

Алекса ожидала всего, но не этой открытости, и перестала осторожничать.

– Да, конечно, я помню ее, – сказала она медленно. – Это незабываемая личность.

Натали – его гламурная, роскошная мать – любила бриллианты и черные облегающие платья, которые сидели на ней как вторая кожа. Пока Алекса не увидела Натали, она никогда бы не поверила в то, что матери могут выглядеть как кинозвезды.

– Как она поживает? – спросила она, не совсем уверенная в уместности этого вопроса по поводу женщины, которая за глаза говорила о ней: «Простушка. И у нее нет денег, Джио!»

Ресницы его опустились, скрывая все, кроме темного блеска глаз.

– Она умерла в прошлом году, – сказал он просто.

Алекса ахнула: мать его была сравнительно молода.

– О, Джованни, мне очень жаль, – сказала она непроизвольно и тотчас же отдернула протянутую к нему руку.

Глаза Джованни сузились, и она увидела в них проблеск боли. Но этот проблеск исчез – словно щелкнула фотокамера.

– И ты приехал сюда, чтобы сказать мне об этом? – нерешительно спросила она.

Его взгляд стал твердым.

– Нет, конечно, нет.

Возникла пауза, словно он подыскивал правильные слова. Колебание было так несвойственно Джованни, что Алексе стало не по себе.

– Так зачем же тогда? – спросила она нервно, потому что отпущенные ей няней минуты уходили – надо было забирать Паоло.

К тому же ей хотелось оказаться подальше от этого мощного сексуального источника, каким был ее муж, избавиться от глупого порыва, возникшего в ее сердце, которое побуждало обнять его и сладко прижаться к его груди.

Он постукивал своими длинными смуглыми пальцами по полированной поверхности стола.

– После того как она умерла, я просмотрел ее бумаги и сделал открытие.

– Какое… открытие?

Сортируя информацию в уме, Джованни расположил ее в некотором порядке.

– Во-первых, не очень приятное: что я находился в плену иллюзии большую часть своей жизни, – сказал он, и голос его внезапно охрип.

– Какой иллюзии?

Голос его вновь окреп.

– Как тебе известно, я вырос в уверенности, что мой отец был испанским аристократом – он отказался официально признать меня, хотя был готов отдать немалые деньги на мое воспитание и бриллианты моей матери. Мать говорила мне, что ее молчание насчет его отцовства гарантирует богатство на всю жизнь. И она молчала. – Выражение его лица было каменным, но в интонации тлело теплое чувство. – Она также сказала мне, что он умер, и у меня не было причин сомневаться в этом.

– Ты хочешь сказать, она лгала?

Джованни бросил на нее насмешливый взгляд.

– Ты пытаешься обнаружить сходство между вами? – язвительно спросил он.

– Не будем теребить старые раны, Джованни, – ответила она тихо. – Что ты хочешь сказать?

– Что мой отец – не испанский аристократ… и он жив. Он очень стар, конец его близок, и…

– И… – шепотом повторила она.

– Я сын шейха, – сказал он наконец, и эти слова прозвучали эксцентрично даже в его собственных ушах. В ее глазах, как в зеркале, он мог увидеть собственную реакцию.

– Что?

– Мой отец – шейх. – Сквозь налет нереальности услышанного Алекса уловила чувство… удовлетворения. Словно он нашел недостающую часть самого себя. – Если точнее, то шейх Захир Карастана, – добавил он, а затем, словно проверяя эмоциональное воздействие своих слов, поднял брови и задал вопрос – словно профессор студенту: – Ты, возможно, слышала о нем?

На секунду Алекса забыла о том, что боится этого человека. Она даже не засомневалась в его словах – Джованни не стал бы говорить подобной лжи. И зачем ему это? Он богат, у него власть, и ему нет нужды придумывать для себя королевское происхождение. И разве стал бы он от этого еще более привлекательным для противоположного пола? – подумала она, неожиданно ощутив томление в груди.

– Конечно, слышала, – выдохнула она. – Газеты пишут об этом всю неделю. Скоро состоится большая королевская свадьба, не так ли?

Она хотела вспомнить немного больше, но всего лишь видела фото в газете, да и то мимолетно, когда сидела в парикмахерской, остальное время было занято работой, сыном и домашними делами. Ей некогда было читать зарубежные новости. Алекса нахмурилась.

– Слышала, что женится сын шейха… Он, кажется, наполовину француз?

Джованни усмехнулся, в какой-то степени она облегчила ему ответ.

– Да. Имя француза – Хавьер. И он – сын шейха. А также мой сводный брат.

– Ты хочешь сказать, что у шейха не один сын? Я… не понимаю, Джованни.

Не чувствовал ли Джованни того же, когда посланник шейха, человек по имени Малик, изложил ему эти невероятные факты? В один момент Джованни, человек без роду-племени, обрел отца и сводного брата.

– Его брак был долгим, но бездетным, зато шейх имел двух незаконорожденных детей. Эти дети – Хавьер и я, – медленно объяснил он. – Никого из нас не признавали официально, из-за страха разгневать супругу шейха, но после ее смерти заветной мечтой шейха стало воссоединение со своими двумя сыновьями. – Лицо Джованни было суровым. – И это произошло.

– Ты хочешь сказать – ты встретился с ними?

Джованни кивнул.

– Si, – сказал он со страстью, которую считал принадлежностью лишь своей родной Италии. – Я встретился с ними. Я полетел в Карастан. Во дворец, который роскошней, чем звездное небо в летнюю ночь. Я прилетел на землю, где соколы летают над пустыней и выискивают доверчивую добычу. И там я был представлен моей…

Джованни поиграл в уме со словом семья, как кот играет с мышкой, прежде чем схватить ее. Но он так и не произнес его. Губы его скривились, потому что родное слово не подходили для людей, которых он едва знал, – не важно, какие кровные узы их связывали.

– Я встретился с шейхом и с Хавьером, – сказал он осторожно. – И с невестой Хавьера. Они пригласили меня на свадьбу.

Последовала пауза, во время которой Алекса пыталась соединить между собой факты, которые он ей изложил. В других обстоятельствах она бы обняла его и сказала бы, что счастлива за него. Или, бережно заглянув в его душу, спросила бы, как он ощущает себя теперь, когда обрел семью?

Но Алекса не могла позволить себе ни того, ни другого. Они расстались с горечью, сказав друг другу слишком много того, чего не надо было говорить. И ей было что терять, поэтому она не могла рисковать и спрашивать его о чем-либо еще, кроме времени обратного вылета в Италию.

– Очень интересная история, – осторожно произнесла она и поставила бокал на стол. – Но я не понимаю, зачем ты проделал долгий путь из Италии, чтобы рассказать мне об этом, когда мы…

– Когда мы… что, Лекс? Ни женаты, ни разведены?

– Мы живем отдельно. Как чужие.

– Но все еще находимся в законном браке – поэтому теоретически мы по-прежнему семья. Но почему же ты до сих пор не подала на развод, дорогая? – спросил он мягко. – Может быть, некоторые умники-адвокаты посоветовали тебе потянуть время? Изучить мои финансовые дела и получить максимум выгоды?

Алекса почувствовала, как кровь ударилаей в голову, и ощутила неожиданную злость.

– Ты циник, Джованни.

– Возможно, жизнь сделала меня таким… и все-таки ты уклоняешься от ответа.

Но если бы она ответила ему, он узнал бы о Паоло. И все же нельзя избегать развода вечно. Под защитой адвокатов они могла бы решиться на этот шаг. Но прошло слишком много времени после того, как они расстались, и это создало другие проблемы.

И как она могла сказать ему правду, когда в голове у нее все смешалось, и она сама не знала, что было реально, а что – нет?

Если ты покажешь ему свою слабость, он воспользуется этим.

– Я не вижу никаких причин, препятствующих разводу.

– И даже получению содержания?

Алекса колебалась. Содержание ей не помешало бы. Но гордость остановила ее. Независимость и свобода дороже, чем его навязчивая ревность, поэтому она не хотела просить у него денег. Если бы она попросила их, то открылась бы правда и Джованни отобрал бы у нее Паоло.

– Может быть, ты хочешь остаться моей женой? – продолжал он безжалостный допрос. Черные глаза его блестели. – Может быть, ты жалеешь о том, что мы расстались? Ты, наверное, думала, что есть тысячи мужчин, подобных мне, но поняла, что была неправа?

Алекса открыла было рот, чтобы возразить ему и сказать, что у него нереалистичные ожидания насчет нее и никогда им не сбыться. Но все взаимные обвинения потенциально опасны – глубоко в них запрятана правда. Поэтому надо встать и уйти.

– Нет никакого смысла подстрекать друг друга к спору, Джованни.

Она наклонилась, чтобы взять сумку, и вздохнула с облегчением. Суровое испытание, казалось, почти закончилось. Но все же какая-то часть ее женского существа разрывалась от боли при мысли о том, что она никогда не увидит его снова. А другая часть жаждала расспросить Джованни об его открытии. Но это не твое дело, говорила она себе. Его жизнь тебя не касается.

Разве?

Провокационный вопрос, возникший в ее голове, беспокоил Алексу больше, чем следовало, и она схватилась за ремень своей сумки, словно утопающий за соломинку.

– Если это все, что ты хотел сказать, то я пойду. Все было… – она пожала плечами с беспомощным видом, – потрясающе.

– Не будь глупой, Алекса, – мягко предупредил Джованни. – Ты не можешь сейчас встать и уйти.

– Я могу делать все, что хочу, – возразила она. Молоточек страха уже начал стучать в ее голове, пока она убедила себя в том, что даже Джованни не сможет задержать ее здесь силой. – Такое счастье быть одинокой!

Охваченная гневом, она проговорилась о том, что у нее никого нет, – и на лице Джованни появилась удовлетворенная улыбка. Но даже если бы у нее кто-нибудь и был, его ожидала бы отставка – какая женщина не предпочла бы Джованни да Верраззано любому другому мужчине?

– Но ты все-таки не услышала о причине, которая побудила меня приехать сюда. Разве тебе это не интересно?

Она изобразила равнодушие на лице, но неожиданно волнение переполнило ее.

Приехал сюда, чтобы подать на развод? Сердце ее упало, словно большая капля, сорвавшаяся с потолка. Она удивилась, что развод может причинить такую боль, даже после неудавшегося брака.

– Хорошо, я сгораю от любопытства. Скажи мне.

Он улыбнулся.

– Я хотел просить тебя поехать со мной в Карастан, на свадьбу моего сводного брата.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Алекса изумленно уставилась на Джованни, сердце ее бешено стучало в груди.

– Что ты хотел? – недоверчиво переспросила она, будто плохо расслышала, хотя каждое слово его было таким же ясным, как выражение удовольствия на темном чеканном лице. Он старается произвести на меня впечатление, подумала она.

– Перестань играть хотя бы на время, Алекса, все достаточно просто. Поехали вместе с Карастан, – проворковал он, и глаза его сузились в сардонической усмешке. – Ведь не пресыщена же ты такими событиями? – поинтересовался он. – Я хотел сделать тебе сюрприз – не каждый день женщины получают приглашение на королевскую свадьбу. Неужели это предложение не соблазняет тебя?

Она догадывалась, что многие женщины просто бы вцепились в такую возможность – не важно, какую цену им пришлось бы за это заплатить. Но Алекса не относилась к тем, кого привлекали деньги и украшения. Разве не оставила она все наряды и. драгоценности в Неаполе, когда сбежала от своего мужа?

– Должно быть, ты не в своем уме! – выдохнула она. – На каком основании я должна сопровождать тебя куда бы то ни было?

– Потому что ты – моя жена.

– Только номинально.

– Этого достаточно.

– Для меня – нет.

– Но ведь я говорю о своих потребностях, дорогая, а не о твоих.

Алекса подняла бокал и сумела отпить глоток вина, хотя руки ее тряслись от волнения. Она почувствовала, как вино слегка закружило ей голову, и это прибавило ей смелости.

– Это бессмысленно, Джованни, а даже если в этом и есть смысл, ответ будет один: нет. – Она увидела на его лице жесткое выражение, которое было ей хорошо знакомо. – Ведь найдется множество женщин, которые будут счастливы сопровождать тебя!

Он выдержал паузу, а когда заговорил, голос его был холодным, как лед.

– И тебя это не волнует? Если я возьму другую женщину?

Она добавила бравады в свой голос:

– А почему меня это должно волновать?

Ведь у нее должно быть расчетливое сердце женщины, которая ушла от мужа без всякого сожаления, не бросив прощальный взгляд. Неужели хоть на минуту он мог подумать, что она переживает?

Лицо Джованни потемнело от гнева.

– А не хочешь ли ты представить себе, как я целую ее? Как вхожу глубоко в ее тело, а ноги ее плотно обхватывают мою спину, и это продолжается до тех пор, пока она не закричит от удовольствия!

Не готовая к таким выпадам, Алекса почувствовала приступ тошноты.

– Джованни…

Его рот искривился, и он даже не попытался скрыть свой триумф, победно взмахнув рукой.

– Подействовало! – торжествующе воскликнул он. – Ты была бы сделана из камня, если б это не затронуло тебя.

Нет, она была не из камня. Тело ее было нежным и теплым. Оно трепетало под его прикосновениями, словно он был виртуозом, играющим на музыкальном инструменте. Куда бы он ни вел ее, она послушно следовала за ним – он создал границы для их сексуальных отношений, и она была счастлива подчиняться им. Когда она кивнула, вспыхнув огнем, на его предложение подождать до свадьбы, он испытал трепетную гордость за нее.

Он искал невинности, и Алекса заставила его поверить в то, что он ее нашел. Но в первую брачную ночь Джованни обнаружил, что все это было притворством, однако ничего уже не мог поделать. Ему оставалось лишь презирать ее за то, что она сделала из него дурака. А до того времени Джованни никогда не чувствовал себя дураком.

Что-то в его сердце умерло в их брачную ночь. И все же, превозмогая боль и злость, Джованни решил получать удовольствие от того, что теперь принадлежало ему, – и наслаждался, побуждая Алексу реагировать на его ласки. Она знала, что он презирает ее, и все же была неспособна противостоять ему. Каждый раз, когда она испытывала оргазм, для нее это было поражением, для него – победой.

– Признайся, – сказал он мягко. – Тебе не нравится мысль о том, что я лежу с другой женщиной.

Конечно, ей не нравилось – от этого у нее возникала жуткая тошнота. Она сглотнула горечь, образовавшуюся во рту, и с надеждой подумала, что он ничего не заметил.

– Точно так же мне не понравилась бы мысль о том, что ты лежишь с другим мужчиной, – прошептал он.

Значит, ничего не изменилось, подумала Алекса.

– Это смешно, – сказала она, крепко сжав руки и положив их на стол перед ним, словно закованный в наручники заключенный. – Мы разделены. Мы не видели друг друга почти пять лет – и один из нас должен в конце концов подать на развод. И ты теперь появился здесь и просишь меня поехать вместе с тобой на свадьбу? Я сильно сомневаюсь, что ты действительно искренне этого хочешь.

– Нет, ты не права, – возразил он. – Я очень этого хочу. Я хочу тебя, и только тебя.

На секунду Алекса не поверила своим ушам – не об этих словах Джованни она мечтала когда-то? Мечтала о том, что он приедет к ней и раскается в том, что обращался с ней как с вещью. В том, что жаждал видеть в ней идеал, но не видел реальную женщину. Что судил ее по своим архаическим стандартам. И какая женщина в мире вынесла бы это?

Но он, конечно, не изменился. Мужчины, подобные Джованни, считают, что они всегда правы. Признаться в своих ошибках – это значит потерять свое мужское достоинство.

– Ну, я в твоем распоряжении.

Он осторожно накрыл ладонью ее сжатые руки и почувствовал, как она вздрогнула, и увидел, как потемнели фисташково-зеленые глаза, а губы раскрылись в бессознательном призыве.

– Да? – мягко переспросил он.

На мгновение Алекса поддалась своим чувствам. Ее пальцы расслабились и потеплели, словно кусочки льда под внезапно выглянувшим солнцем. Такое невинное прикосновение – а вызвало давнишние и глубоко запрятанные ощущения. Кожа к коже. Ощущение ласки, поглаживания, нежности. Соединения. Удовольствия.

– Почему ты хочешь взять меня с собой на свадьбу? – прошептала она.

Он поднял ее руку и стал медленно водить большим пальцем по ладони.

– Потому что мне нужна любовница на время, пока я буду там, сексуальная партнерша, – пробормотал он. – Но для нравов Карастана будет лучше, если этой женщиной будет моя жена.

Возникла короткая шокирующая пауза.

– Сексуальная партнерша на время? – выговорила она.

Глаза его радостно поблескивали, и Алекса поняла, что он наслаждается собой.

– Ты в своем уме?

Она даже не заметила, что он продолжал держать ее за руку и придвинулся к ней еще ближе.

– Позволь мне быть откровенным с тобой, Алекса, хотя ты откровенной со мной никогда не была. Нам не следовало жениться, признаю. Но мы ведь так мало занимались сексом, я чувствую это, и ты это чувствуешь тоже. Я ощущаю, как ты дрожишь от моего прикосновения. Так зачем противиться? – Он коротко усмехнулся, взглянув на пальцы, которые послушно лежали в его руке. – Не думаю, что ты когда-нибудь снова получишь подобное приглашение.

Отдернув руку, Алекса вскинула голову и встала на ноги. Для таких случаев нет никаких дипломатических ходов, поняла она, особенно с Джованни. Он будет упорно добиваться того, чего хочет. Только в этом случае он не получит ничего, и чем скорее поймет, тем лучше.

– Ответ мой будет «нет», – тихо сказала она, еле сдерживая себя, чтобы не закричать. – Разговор окончен, Джованни. Мы сказали друг другу все, что должны были сказать. Осталось только попрощаться.

Она вышла из паба с высоко поднятой головой и горящими щеками и радовалась лишь тому, что она редко посещала это место, так же как ее покупатели. По крайней мере, не рисковала наткнуться на кого-либо, кто мог спросить ее: «А кто этот роскошный мужчина, с которым мы видели тебя вчера вечером?»

Выйдя наружу, Алекса бросилась бежать, словно от этого зависела ее жизнь. Она бросила взгляд через плечо – слава богу, Джованни не увязался за ней.

Она едва дышала, когда достигла тихой улочки, где жила няня Паоло, и только теперь начала приходить в себя. Конечно, он не последовал за ней. Он, конечно, хотел «сексуальную партнершу на время», если использовать его леденящие кровь слова, но отчаяние его было явно невелико, и он не принялся уговаривать ее поехать вместе с ним.

– Мама!

Как только открылась низенькая входная дверь, Паоло кинулся к ней и обхватил ее руками, и сердце Алексы оттаяло, когда она увидела своего хорошенького и умного маленького сынишку.

Но радость ее сменилась другим чувством, когда она помогала ему надеть шерстяное пальто.

Страхом? Да. Но и виной – тоже.

Потому что огромные карие глаза были так похожи на глаза Джованни? Или это были укоры совести, которые таились так глубоко, что их незаметно было в суете будней?

– Где ты была, мама? – спросил Паоло, крепко держа ее за руку, когда они шли по узкой улочке в направлении их крошечного домика.

– Я зашла в кафе после работы. – А с кем ты была?

С кем? Что она могла сказать? «О, с одним человеком, которого я давно знаю. С твоим, отцом». Она почувствовала, как горит ее лицо, но было ли это из-за стыда или из-за тайны, которую она хранила, она не могла сказать.

– Посмотри, мы уже пришли! Давай поговорим, когда войдем в дом.

– Конечно, мама!

Алекса была так занята своими мыслями, что, открыв дверь и включив свет, не сразу заметила фигуру, возникшую из тени позади них.

Инстинктивно она толкнула Паоло вперед, но это, возможно, было ошибкой, потому что мальчик оказался на самом видном месте: он стоял, залитый светом, и без всякого страха, с интересом смотрел на мужчину, чье мощное тело заняло почти весь дверной проем.

– Кто вы? – спросил ее сын.

Но Джованни молча смотрел на ребенка изумленным взглядом, застыл, увидев в нем самого себя – таким, каким он был в детстве. Постепенно шок стал проходить, и он встретился взглядом с Алексой.

Немой вопрос возник в его глазах, и она кивнула головой. И как она могла поступить иначе? Да, говорили ее глаза, это твой сын.

– Сколько лет твоему малышу? – спросил он, стараясь сохранять невозмутимость.

И хотя глубоко в душе Джованни уже знал ответ, он хотел потянуть время, чтобы все обдумать.

– Паоло четыре года и три месяца, – сказала Алекса.

Может быть, он не поверил ей – почему бы и нет, ведь его ревнивая фантазия приписывала ей целую кучу любовников? Но прошло пять лет, и он изменился, подумала Алекса. Может быть, преодолел свои предубеждения и не станет отрицать того, что видит своими глазами, – ведь она поняла, что в первую же секунду он признал Паоло своим.

Но короткое мгновение торжества быстро сменилось мрачным чувством, когда Джованни взглянул на нее.

Она слегка отшатнулась, увидев его резкий саркастический взгляд.

– Ты ему скажешь? – спросил он тихо. – Или я?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– О чем вы мне скажете? – требовательно спросил Паоло.

Закусив губу, Алекса взглянула на смуглое, красивое, невинное лицо сына, понимая, что мир его может измениться в одно мгновение и никогда уже не стать прежним. И можно ли поступить так непредусмотрительно?

Она взглянула на Джованни, в его ледяные черные глаза, и обвинения, которые он ей предъявлял, показались ей сейчас такими незначительными.

Пожалуйста, не причиняй ему боли, молчаливо молила она. Пожалуйста, не делай этого. Ведь наш неудавшийся брак – совсем не его вина.

Едва заметно Джованни прищурил в ответ глаза и слегка кивнул своей темной головой – или Алексе это показалось?

– Я друг твоей матери, – мягко произнес он.

– Я не знаю вас, – упрямо произнес Паоло, и Алекса поняла, что этот незнакомый мужчина нарушил границы, вступив на территорию малыша, – по крайней мере Паоло это так расценил. – Я никогда не видел вас прежде. Вы – мамин бойфренд? – спросил он, насупившись.

– А разве у мамы много бойфрендов? – спросил Джованни и бросил на Алексу злобный взгляд, от которого по телу ее пробежала дрожь.

Как же ей прекратить этот разговор? Он ни за что не поверит ей, если она станет объяснять, что у нее никогда не было никакого бойфренда, – Джованни получал удовольствие, воображая ее порочной женщиной.

– Я давно знаю Джованни, – сказала Алекса ясным и чистым голосом.

Черные глаза блеснули, будто говорили, что разговор их еще впереди.

Паоло энергично тряхнул черными кудрями и взглянул на высокого итальянца огромными черными глазами.

– Вы останетесь у нас?

Возникло напряженное молчание, пока Джованни не рассмеялся.

– Спроси об этом свою мать, – сказал он приглушенным тоном, который звучал как угроза.

– Ой, надо закрыть дверь, а то мы выпустим все тепло, – отчаянно произнесла Алекса, стараясь держать себя в руках. Она не могла дать волю своим чувствам на глазах у сына. – Джованни, – сказала она, и в голосе ее слышалась мольба, – почему бы тебе не вернуться к себе, а потом прийти к нам на какао?

– Я никуда не пойду, – мягко произнес он. – Если Паоло не возражает…

Довольный тем, что взрослый человек интересуется его мнением, Паоло покачал головой.

– Ты умеешь играть? – спросил он, потянув за край кашемирового пальто Джованни.

– Давай попробуем, – пробормотал тот.

Алекса смотрела, как он последовал за Паоло в гостиную, и ей хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. Могла ли она представить себе такое?

Но ей нельзя быть приветливой с ним – это ее единственная защита, единственный способ защитить Паоло.

Стараясь не встречаться с его враждебными взглядами, которые он время от времени бросал на нее, играя в кубики с Паоло, она включила свет и стала разжигать камин. А когда ярко и весело заиграли языки пламени, отправилась в кухню приготовить обещанное какао.

Она не могла представить себе, как искушенный и изысканный Джованни будет пить молочно-шоколадный напиток; но поставила третью чашку и выложила печенье, которое испекла вместе с сыном и которое изрядно зачерствело. Паоло так гордился делом своих рук, подумала Алекса, кладя печенье на тарелку. И вдруг задрожала и в панике прислонилась к стене.

О чем она думает?

Она вообще не думает ни о чем – вот что ужасно. Она ведет себя как обычная мать, накрывающая стол для гостей. Но такого не должно быть. Такое бывает только в Счастливых Семьях, и демонстрировать успехи Паоло в кулинарии в такой ситуации совсем неуместно.

А что будет дальше? Алекса была не глупа и понимала, что Джованни да Верраззаво совсем не собирается сесть на самолет и исчезнуть из их жизни навсегда.

И что тогда?

Взяв поднос, она вошла в гостиную. Огонь, пылающий в камине, наполнял комнату живым потрескивающим теплом. И от этого, возможно, была не так заметна убогая обстановка, дешевая мебель, потертый ковер.

– Вот и я! – сказала Алекса с натянутой улыбкой, ощущая, что разыгрывает какой-то жуткий фарс.

Два лица, так разительно похожие, повернулись к ней, но глаза Джованни сверкали неприкрытой враждебностью, а в глазах Паоло сквозили любовь и доверие. Доверие.

Будет ли он по-прежнему доверять ей, если узнает, что этот мужчина – его отец? Почему она не подумала об этом раньше?

Подавая напитки, которые никто в действительности не хотел, Алекса заметила, что Паоло неудержимо зевает. И хотя она со страхом ожидала момента, когда они с Джованни останутся одни, она обняла сына и сказала:

– Пойдем, солнышко, пора спать!

Но Паоло не прижался к ней, как обычно, а взял ее за руку, как взрослый, отчего сердце ее защемило, и повернулся к Джованни.

– Ты придешь к нам снова? – спросил он.

Джованни кивнул своей темной головой.

– О, да. Конечно. – А затем, придав своему тону сознательную твердость, одарил сына широкой улыбкой, которая редко появлялась на его лице. – Ты не против, если я поучу тебя итальянскому языку в следующий раз?

Паоло кивнул.

– Ты… итальянец?

Возникла напряженная пауза, и Алекса отвела глаза, увидев горечь на лице Джованни.

– Si. – Сейчас не время объяснять, что в жилах у него течет карастанская кровь, и у Паоло тоже. – Я итальянец. Разве мать не учила тебя итальянскому языку? Это самый прекрасный язык на земле.

– Мама не говорит по-итальянски.

– О, я думаю, ты скоро обнаружишь, что она говорит. Не так ли, Лекс?

Глаза Алексы обратились к нему – их будто притягивало магнитом. Она сглотнула.

– Больше не говорю – я его подзабыла.

– Какая жалость, – пробормотал Джованни, но учтивая фраза прозвучала холодно. – Каждый ребенок должен говорить на нескольких языках.

Алекса проигнорировала скрытую угрозу, прозвучавшую в его словах. Ей надо было уложить ребенка в постель, пока не разыгралась ужасная сцена.

– П-пойдем, мой дорогой, – прошептала она прерывистым голосом.

Укладывая Паоло спать, она действовала словно на автопилоте. Для ванны не оставалось времени. Сыну надо было почистить зубы, умыть лицо, потом вечерняя сказка – и этот обычный ритм подействовал на нее успокаивающе. Ведь не его вина, что взрослые устроили такую неразбериху в личной жизни, думала она, укрывая ребенка одеялом. Она посмотрела на его лицо, такое открытое и невинное. Смотрел ли так Джованни на свою мать – так, будто она может ответить на все его вопросы, решить все его проблемы?

– Мне нравится этот дядя, – признался Паоло, почти засыпая, и сладко зевнул.

– Спи, спи, дорогой, – уклончиво ответила Алекса и удивилась, почему ее так мучает чувство вины – будто кто-то повесил на нее тяжелый груз.

Я сделала это ради тебя, Паоло, сказала она про себя, глядя на его пушистые черные ресницы и гладкую, бледно-оливковую кожу. Только ради тебя.

Надеялась ли она, что Джованни в это время уйдет? Исчезнет в ночи, будто плохой сон?

Но он никуда не ушел. Его силуэт темнел на фоне горящего пламени. Она не видела выражения его лица, да ей и не надо было видеть его, потому что гнев исходил от всей его фигуры.

– Закрой дверь, – сказал он тихо. – Паоло… Я сказал – закрой дверь, – повторил он, и губы его сжались.

Рука Алексы дрогнула, когда она выполняла его просьбу, и ей понадобилось мужество, чтобы взглянуть ему в лицо. Джованни смотрел на нее, разглядывая подведенные черной тушью глаза и ярко-красные губы, дрожавшие от страха. Его глаза сверкали от гнева.

– Так когда же ты собиралась сказать мне? – спросил он тоном, в котором бурлила тихая угроза.

– Джованни…

– Когда? – продолжал он. – Когда ему исполнилось бы восемнадцать? Или когда он окончил бы колледж? Или когда женился? А я был бы чужой на этом празднике жизни – неизвестный отец, чья кровь и чье тело отвергались женщиной все эти годы? – Он понизил голос и стал надвигаться на нее. – А если бы он умер…

– Прекрати! – выдохнула она, зажимая руками уши.

– Если бы он умер, – с жесткостью продолжал он, наслаждаясь тем, что так задел ее, – что тогда? Я никогда бы об этом не узнал, да, Алекса? Не узнал о том, что мой сын родился, жил и умер, а я так ни разу не увидел его?

– Нет! – простонала она, потому что, как ни закрывала она уши, его слова стучали в висках словно молоток.

Он резко оторвал руки от ее лица.

– Как ты с этим жила? – безжалостно продолжил он.

– Я сделала это ради него.

– Нет, лжешь, маленькая сучка, ты сделала это ради себя. Ты, сделала это, потому что хотела держать его при себе!

Он схватил ее за локти, крепко сжал, и Алекса изогнулась, отчаянно пытаясь высвободиться. Но Джованни был более ловким, чем она. Он крепко прижал ее к своему телу, и глаза Алексы расширились от страха, когда он нагнул к ней свою темную голову.

– Ты чувствуешь? – спросил он мрачно. – Чувствуешь, как мое тело напряглось? Чувствуешь, что оно хочет тебя, хотя душа моя презирает тебя за то, что ты сделала со мной и моим сыном?

И движением скорее гневным, чем обычным, он прильнул к ее губам.

Секунду Алекса сопротивлялась, но он прижимал ее к себе все сильнее, и она почувствовала его мускулистую плоть. Опытным движением он раздвинул языком ее губы, и она не смогла не ответить на его поцелуй.

– О!

Изумленная и растерянная, она почувствовала, как он решительно сдернул с нее свитер, и пальцы его коснулись напрягшихся сосков, проступивших сквозь тонкий шелк бюстгальтера, а другая рука обняла ее за ягодицы. Она непроизвольно застонала, прижавшись к нему, но колени ее задрожали, когда в голове вдруг возникла непрошеная мысль.

Может, это искупление за то, что она сделала? Если она отдастся ему, может, у него дрогнет сердце, и он простит ее? Может, он поймет, как она боялась потерять своего сына?

Джованни почувствовал, что готов взорваться, и его переполнило искушение разорвать на ней джинсы, прижать к стене и овладеть ею прямо здесь и сейчас. Он целовал ее, ощущая свою власть над ней и чувствуя, что подводит ее к оргазму.

Но что-то остановило его. И не мысль о том, что сын может их услышать. Его сын. Руки Джованни разжались, словно вмиг обессилели.

– Donnaccia, – свистящим шепотом произнес он. – Шлюха. – Сжав кулаки так, что ногти впились в его кожу и выступила кровь, он обрушил на нее поток обвинений. – Скольким мужчинам ты позволяла прижимать тебя к стене так же, как это делаю я сейчас, когда мой сын спит наверху, ни о чем не подозревая?

ГЛАВА ПЯТАЯ

Нет, не оскорбительные слова Джованни привели ее в чувство, шлюхой он называл ее не раз, и если бы она не позволила себе растаять в его объятиях, то не услышала бы от него такого оскорбления. Нет, лишь два коротких слова вызвали такой страх, что у нее возникло ощущение, будто кто-то вонзил в кожу миллион иголок.

Мой сын, сказал он. И эти слова собственника были пронизаны угрозой и решимостью.

Мир Алексы готов был рушиться, и если сейчас она утратит над собой контроль, то потеряет все.

– Убирайся прочь, – задыхаясь, вымолвила она.

– В твоем сердце произошла такая неожиданная перемена? – бросил он едко. – Я бы мог овладеть тобой прямо сейчас, если бы не остановился!

Его презрение было так велико, что Алекса почувствовала слабость, Но все же заставила себя мыслить ясно. Ты ничего не должна делать по принуждению, с яростью сказала она себе, и ты – не жертва.

– Неужели непонятно, почему я не сказала тебе, Джованни?

– Нет, – отрывисто бросил он.

– Когда мы жили вместе, ты постоянно обвинял меня в том, что у меня куча любовников, – дрожащим голосом произнесла она. – Помнишь, что сказал мне на прощание, когда я уезжала из Неаполя?

– Ciao! – с бешенством бросил он.

– Ты сказал: «По крайней мере мы должны благодарить бога за то, что ты не беременна, иначе как бы мы узнали, кто отец ребенка?»

Минуту он молча и с недоверием смотрел на нее.

– Ты хочешь сказать, что именно по этой причине не сообщила мне о рождении сына?

– Это была одна из причин.

– А другие? – требовательно спросил он. – Или ты считаешь, что твои чувства дали тебе право играть жизнями других людей?

– Такие, как твоя отвратительная ревность, ты хочешь сказать? – уточнила она. – И те смехотворные обвинения, которые ты мне бросал? – продолжала она твердо. – И. тот факт, что ты приравнивал меня куличной проститутке…

– Ты должна была сказать мне о том, что ты – не девственница.

– Я даже не представляла, что ненарушенная девственная плева может быть условием брака. Или мы живем в прошлом веке?

– Именно твой обман вызвал подобную реакцию с моей стороны, – оборвал он ее холодно. – А сегодня ты доказала еще раз, что я был прав, когда перестал тебе доверять.

Сокрушенно покачав головой, Алекса убедилась в том, что между ними лежит огромная пропасть непонимания. Они снова вернулись к взаимным обвинениям, так и не найдя никакого конструктивного решения.

– Мне кажется, нам надо немного успокоиться, не так ли? – с дрожью в голосе спросила она.

В ответ Джованни схватил ее за плечо и стал трясти, возмущаясь тем, как смеет она разговаривать с ним в таком тоне, – словно учитель с непослушным учеником.

Внезапно он отпустил ее и, резко повернувшись, подошел к окну. Глядя на усеянное звездами небо, он старался успокоиться и проглотить комок в горле, от которого едва не задохнулся.

Его сын.

Его сын.

Он смотрел на крошечный сад, и его блуждающий взгляд наткнулся на игрушечный трактор, который выглядел нереальным в серебристом свете луны. Эта игрушка, казалось, являлась символом всего, что он потерял. А точнее – всего того, что Алекса украла у него.

Долго ли он так стоял, Джованни не мог сказать, но обернулся лишь тогда, когда почувствовал, что способен сдержать бурливший в нем поток брани, который он был готов обрушить на нее.

Алекса с опаской смотрела на его лицо, и ей хотелось расплакаться, но ведь слезы ее могли выглядеть так, будто она жалеет себя как женщину, которую Джованни постоянно обижал.

– Мне очень жаль… – начала она, но он резко взмахнул рукой, словно отсекая ее слова. И вдруг ее охватило горькое чувство раскаяния. – Наверное, я должна была сказать тебе о Паоло. – Ее глаза обратились к нему в немом призыве. – Я не хотела, чтобы так получилось, Джованни, честно, не хотела.

– О, избавь меня от своей лжи, – оборвал он ее. – Ты не сказала мне, и я никогда не узнал бы о сыне, если бы случайно не оказался здесь!

– Но я написала тебе однажды, когда была… беременна. – Она увидела, как он передернулся, услышав это слово. – Ты помнишь?

Глаза его сузились: Действительно писала? Или сейчас это придумала? Но он тут же вспомнил о письме – маленьком клочке бумаге, полученном им тогда, когда он злился и проклинал себя за неосмотрительность. В нем она спрашивала, могут ли они встретиться, и он скомкал бумажку и выбросил в корзину.

– Эту глупую маленькую записку? – спросил он. – Там не было ни слова о беременности.

Она пыталась выяснить обстановку – хотела понять, достаточно ли они повзрослели, чтобы серьезно поговорить друг с другом. Ее сердце разрывалось от боли, когда она ожидала ответа и так и не дождалась. Он вычеркнул ее из своей жизни, и надежды ее были разбиты.

– Нет, – тихо призналась она. – Но ведь ты не ответил.

– И лишь из-за этой оплошности я был наказан тем, что ничего не знал о своем сыне?

– Джованни…

– Нет! Этому нет никаких оправданий! – злобно вымолвил он.

Слезы блеснули в ее светло-зеленых глазах, но он не позволил своему сердцу смягчиться.

– Зачем ты так поступила, Алекса? Неужели так сильно ненавидела меня?

Ненавидела? Как он неправ! Она любила его страстно, как никого и никогда в жизни.

– Не сильнее, чем ты меня!

Но Джованни, казалось, задумался о чем-то, пытаясь собраться с мыслями.

– Прошлое не исправишь, – резко сказал он. – Что нам делать с этим теперь?

Ей показалось, что он прикидывает в уме какие-то варианты, и кровь похолодела в жилах.

– Делать с этим?

Он уловил страх в ее голосе и мгновенно ощутил свою власть над ней. Пусть не надеется, что может самостоятельно принимать решения и делать все по-своему. До этого момента – да, но теперь ей будет преподан урок.

– Ты действительно вообразила, что я могу уехать? – жестко спросил он.

Она старалась сохранять спокойствие, хотя тон его голоса и решительное лицо пробудили в ней ощущение паники.

– Нет, конечно, нет. Но… но…

– Что «но»? – спросил он.

– Все не так просто, если ты хочешь видеться с Паоло.

– Если я хочу видеться Паоло? – с угрозой переспросил он.

– Ну, я имею в виду, что ты живешь в Италии, а я – в Англии. Мы должны проконсультироваться с адвокатами и прийти к определенному соглашению.

Его черные глаза блеснули. Понимает ли она, что ее слабые попытки уладить это дело могут окончательно разрушить ее жизнь?

– Ты слишком долго вела себя так, как хотела, дорогая, но этому пришел конец.

– Что ты имеешь в виду?

Она не могла скрыть страх в своем голосе, и в глазах его мелькнул триумф.

– Я хочу взять своего сына с собой в Карастан, чтобы познакомить его с дедушкой, – ровным голосом произнес Джованни.

Алекса не сводила с него глаз. Мысли вихрем вертелись у нее в голове. Она, наверное, все делала неправильно – начиная с того, что поехала работать в Италию.

Она слышала стук своего сердца и чувствовала сухость во рту.

– Джованни, пожалуйста, не спеши принимать решения.

– Не спешить? У тебя было почти пять лет, и теперь ты пытаешься еще протянуть время? – Он сделал глубокий вдох, наслаждаясь паникой, которая возникла в ее глазах. – Я и так уже многое потерял и теперь не собираюсь терять ни секунды. Я беру Паоло с собой.

Еще два часа назад он и не думал о том, что наследником шейха теперь является не только он, но и его сын.

Его сын!

– Ты не должен увозить ребенка из Англии в какую-то совершенно незнакомую экзотическую страну, о которой он никогда не слышал! – возмутилась Алекса.

– Я хочу взять его с собой в Карастан, – упрямо повторил Джованни.

– Он не поедет без меня, – уже мягче добавила она.

Он устремил на нее испепеляющий взгляд, но она смогла удержаться под его натиском.

– Тогда ты поедешь тоже, – ответил он твердо.

– А если я откажусь?

– Ты не откажешься. – Его рот искривился. – У тебя нет выбора, Алекса. Если ты не хочешь развязать войну, где трофеем будет наш сын, советую тебе сотрудничать со мной.

– Трофеем – наш сын? – изумленно повторила она. – Так вот как ты рассматриваешь его…

– Достаточно! – Его голос разрезал воздух, как упавшая гильотина. – Ты делаешь глупости всю свою жизнь – и прокляла бы меня, если бы я делал то же самое. Свадьба состоится в начале следующей недели. И мы полетим туда вместе.

Она испуганно вздрогнула, когда услышала слово «мы» – от него возникало ощущение, будто они – настоящая семья, и горькая волна печали нахлынула на нее.

– А как моя работа? И что я скажу Паоло?

С несвойственным ему сомнением Джованни стал перебирать в уме различные объяснения, но ни одно из них его не удовлетворило. Для мальчика он был незнакомым человеком и ничего не значил. И снова его сердце сжалось от боли, и он бросил на нее осуждающий взгляд.

– Это твои проблемы, дорогая, а не мои.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Просыпайся, дорогой. Просыпайся.

Она погладила рукой черные кудри мальчика, и Паоло встрепенулся. Изменившийся звук моторов указал на то, что самолет стал снижаться над Карастаном.

– Мы приземлимся через минуту, – сказала она, сознавая, что Джованни ни на мгновение не отводит от нее своих проницательных черных глаз.

Он внимательно следил за ней все семь часов полета, и она ощущала, что он молча оценивает ее, изучает ее поведение, словно проверяет, соответствует ли она имеющемуся у него стандарту. Нет, Джованни не изменился, с отчаянием подумала Алекса, но она не позволит ему себя подавить.

Он заехал за ними на черном блестящем лимузине с шофером, под любопытными взглядами местных жителей, посадил их в машину и отвез на ближайший небольшой аэродром, где их уже ожидал самолет, присланный шейхом.

Паоло в первый раз летел на самолете, и Алекса очень надеялась на то, что он не будет сравнивать все свои последующие путешествия с этим первым в своей жизни полетом. Она сама не слишком много путешествовала, но на таком самолете мало кто летал. Самолет шейха был снежно-белым, как птица. Внутри он был обшит полированным деревом с отделкой из чистого золота.

В салоне стояли низкие диваны, на которых можно было спать, в обеденной зоне находился стол с висящей над ним люстрой, в зоне отдыха стояли кресла с обивкой из натурального шелка, а ванная комната могла соперничать с ванными в лучших отелях.

Из еды, казалось, можно было заказать все что угодно – от яиц всмятку до бараньих отбивных, но Алекса попросила приготовить что-нибудь из карастанской кухни, надеясь приучить к ней Паоло, пока тот испытывал благоговейный трепет от роскоши самолета.

Да, Паоло наслаждался каждой минутой полета, чего нельзя было сказать о ней: ее мучили неразрешенные вопросы и запретные темы, а сын между тем, уютно свернувшись в кресле, уснул.

По крайней мере, когда он проснулся, родители были вежливы и учтивы друг с другом. Хотя у каждого внутри бурлили эмоции, никто из них не отваживался затронуть больную тему – этот разговор мог вывести их из себя, напугать Паоло и вызвать неодобрительные взгляды сдержанной команды.

Резко взревевшие моторы сообщили Джованни о том, что скоро они ступят на незнакомую и прекрасную землю, населенную чужеземными черноглазыми и сильными людьми. Может быть, ему придется править этой землей, если судьба не распорядится иначе.

– Что ты сказала ему, Лекс? – тихо спросил Джованни, глядя на мальчика, пробуждающегося от сна, и ощущая знакомое ощущение боли, неверия и восторга оттого, что этот длинноногий мальчик – порождение его чресел.

Она уловила собственническую нотку в его голосе и снова забеспокоилась. Как далеко он зайдет, чтобы получить то, что хочет? И насколько ему нужен Паоло? А что, если он решит, что четырехлетний мальчик – это морока, и не захочет быть заботливым отцом?

Но в глубине сердца Алекса чувствовала, что это напрасная надежда – достаточно было увидеть, какими восторженными глазами он смотрел на своего сына. В нем зарождалось чувство любви, которое каждый родитель испытывает к своему ребенку.

– Так что ты сказала Паоло обо мне? – повторил он свой вопрос.

– Я тебя особо не упоминала. – Она увидела ярость, вспыхнувшую на его лице. – Он знает, что мы летим в Карастан. Я сказала ему, что мы летим на особую свадьбу, которая состоится в королевском дворце. Летим вместе с тобой.

– А что он ответил?

– Он спросил, когда мы полетим.

– И не спросил почему? – с недоверием уточнил Джованни.

Алекса покачала головой.

– Дети мыслят иначе, чем взрослые.

Ей не надо было этого говорить.

– Будто я не знаю! – с горячностью воскликнул он. – Ребенку следует объяснить, кто я такой, Алекса, и мы должны выработать план, как это сделать.

У нее похолодела кровь. Как быстро все меняется. Еще двадцать четыре часа назад он не настаивал на своем праве принимать решения. Но как ей это предотвратить?

– Не сейчас, – сказала она.

– Ты перестраховываешься.

– Я думаю о Паоло.

– Нет, – возразил он решительно. – Ты не думаешь о нем. Если бы думала, то поняла бы – всем детям нужен отец!

– Даже если этот отец осуждает женщину, как во времена Средневековья? – воскликнула она. – И ставит ее на пьедестал так высоко, что ей не остается ничего иного, как рухнуть с огромной высоты?

– Но ты ведь разыгрывала из себя девственницу, чтобы заманить меня в ловушку? – спросил он тихо. – А я был дурак, что попался в нее – увлекся чарующими золотистыми волосами и зелеными глазами, которые поблескивали так невинно.

– Я не завлекала тебя, – произнесла она с достоинством. – Я никогда не говорила, что я девственница.

– И все же ты знала, как это важно для меня. И ты меня обманула!

– Нет! – Алекса закусила губу. – Я была слишком молода и неопытна для того, чтобы даже подумать о такой уловке. – И слишком влюблена.

– Почему же ты не сказала мне, Лекс?

– Потому что наши отношения были романтической любовью – по крайней мере я так думала, – а не механическим сексуальным взаимодействием партнеров. И не забывай, что у меня был только один мужчина!

На скулах у него задвигались желваки.

– Это была не любовь, – обронил он. – Нечто вроде сексуальной фантазии. Ты притворялась, Лекс, и знаешь об этом!

– Но ведь ты никогда и не спрашивал! И в этом было что-то… липкое – обсуждать такие клинические детали. Я думала, что ты хочешь продлить предвкушение – заставить нас ждать в сладких муках, – прошептала она. – Я даже не понимала, что у тебя такие двойные стандарты – тебе позволено иметь кучу любовниц, но мой единственный сексуальный опыт явился причиной того, что ты обрушил на меня целый град обвинений. В твоих глазах женщина – либо девственница, либо шлюха. Джованни, реальность не ограничивается стереотипами.

– Реальная женщина не стала бы прятать от меня моего сына, – холодно ответил он.

Алекса глубоко вздохнула.

– Тогда мне казалось, что это будет лучшим выходом. Я была не права. Я прошу прощения.

– А теперь тебе кажется, что лучше извиниться? – насмешливо вымолвил он.

Алекса откинулась на спинку кресла, устало прикрыв глаза, – она плохо спала с тех пор, как он вновь появился в ее жизни. Лежа без сна в кровати, она думала, не собрать ли вещи и незаметно уехать из Лимингхэма вместе с Паоло – подальше от Джованни и тех сложностей, которые возникли с его появлением. Но она ясно понимала, что теперь, когда он нашел своего сына, он бы отыскал ее везде, даже если уехать на край земли. Но что-то еще останавливало ее.

Она не может больше лишать Паоло того, кто по праву принадлежит ему, – его отца.

Но как она скажет о нем ребенку? Какие найдет слова, чтобы объяснить четырехлетнему малышу, почему никогда не упоминала о нем прежде, – и так, чтобы не очернить Джованни? Может быть, Джованни прав – она действовала лишь в своих интересах, в ущерб сыну?

– Ты должна сказать ему в ближайшее время! – Голос Джованни рассек ее смятенные мысли. – Потому что другие люди уже знают.

Алекса открыла глаза.

– О чем ты говоришь? Какие люди?

– Я сказал Малику – помощнику шейха. Некоторые объяснения были необходимы, – промолвил он мрачно. – А как иначе я объяснил бы, что везу с собой ребенка? И шейху Захиру уже сказали. – Его черные глаза сверкнули гневом. – Даже если бы я не сказал, все догадались бы об этом, увидев сходство между нами.

Алекса взглянула на полусонного сына. «Сходство» – мягко сказано. Паоло – миниатюрная копия отца. И хотя кожа его чуть светлее, чем у Джованни, но глаза… глаза такие же черные, с пушистыми длинными ресницами. Алекса, со своей бледностью и светлыми волосами, казалось, была ребенку чужой. И как наседка, оберегающая птенца, она боялась теперь, что Паоло вылетит из гнезда – и устремится к новой жизни, к роскошным дворцам шейха, а его мать-продавщица останется далеко позади.

– Так что ты собираешься ему сказать? – требовательно спросил Джованни.

Алекса взглянула на Паоло, который опять крепко уснул. Она была уверена, что он не слышит их, но приложила палец к губам.

Джованни покачал головой, рот его искривился.

– Если ты не хочешь, чтобы он нас услышал, пойдем поговорим наедине.

Он встал и направился в дальний конец салона, надменно кивнув ей головой.

Она не хотела безропотно подчиняться ему, но в тот же момент поняла, что это бесполезно. У Джованни все карты в руках. Они находятся в самолете шейха, и Джованни – его почетный гость.

А она лишь средство исполнения его желаний. Сначала она интересовала его как сексуальный партнер, а затем у него возник более значимый интерес – теперь он хочет заполучить себе их маленького сына. Алекса поняла, что попала в ловушку. И на земле Карастана она будет оставаться в западне – в такой же, в какой находилась во время их короткого злополучного брака.

Но между тем надо учитывать чувства и благополучие ее сына, и вопрос, который задал Джованни, очень важен. Если бы она могла спрятать голову в песок! Но Джованни не позволит этого.

Она также понимала, что самым худшим было бы выпалить всю правду ребенку прямо перед приземлением. Поэтому ей ничего не оставалось делать, как расстегнуть ремни и последовать за Джованни.

Сегодня он был одет во все черное – изящно сшитый черный костюм, который подчеркивал его мускулистость, и черную рубашку без галстука. С легкой щетиной на подбородке он выглядел шикарно и угрожающе – ярким символом мужественности.

Она подошла к нему поближе и, уловив знакомый запах туалетной воды, почувствовала, как ее накрывает волна желания. Алекса с отчаянием подумала о том, что должна выбросить подобные мысли из головы в такой решительный момент.

– Так когда же ты собираешься сказать ему? – спросил он мягко.

– В твоем… – Алекса сглотнула. – В твоем присутствий?

Лицо Джованни исказилось гневом, который готов был выплеснуться из него,словно бурлящее шампанское.

– А ты вообразила, что я позволю тебе изложить свою «правдивую» версию? Очернить меня, как страшного монстра?

– Я не собиралась говорить ничего подобного! – прошептала она.

– Нет? Так как же ты объясняла ему то, что у него нет отца?

– Я говорила ему правду. Что мама его вышла замуж, но брак оказался неудачным. – Алекса пожала плечами, потому что эти простые слова не могли отразить ее глубокую печаль и ощущение потери.

– Какое совершенное объяснение, – саркастически бросил он. – И сын не задавал вопросов?

Алекса покачала головой.

– Оно, похоже, удовлетворило его. У многих его друзей родители развелись…

– Ах да, конечно! – воскликнул Джованни тихим злым голосом. – Может быть, он увидел, что ты не хочешь говорить об этом, и не стал расспрашивать. Дети очень точно улавливают настроение взрослых.

Алекса открыла рот, чтобы возразить, но внезапно ей стали понятны истоки его гнева: она отвергала отца Паоло точно так же, как собственный отец Джованни отрицал его, и это ее потрясло до глубины души.

Она лишь прошептала:

– Тогда я поступила так, как могла…

– Мне не нужны твои дурацкие оправдания! – еле сдерживаясь, процедил он сквозь зубы.

Ему захотелось накричать на нее изо всех сил, но спящий ребенок в другом конце самолета не позволил ему сделать это.

– Бог мой, мужчины в отношении ребенка всегда находятся в невыгодной позиции. Они не могут сами родить своё чадо и вычеркнуть мать из его жизни!

Она хотела объяснить, сказать ему, что боялась его гнева, его власти, его силы. Но признать свой прошлый страх – значит показать свою слабость сегодня. И Джованни воспользуется этим, отомстит ей.

– Я скажу ему в первый подходящий момент, – пообещала она.

– Ты скажешь ему, как только он проснется.

Их взгляды встретились. Его мрачный взгляд пронзал ее насквозь, но она знала, что должна устоять, или Джованни отнимет у нее все. Давным-давно он украл ее сердце, но она не позволит ему отнять у нее сына или лишить ее рассудка.

– Мама!

Алекса кинулась к сыну.

– Что, дорогой? Ты хорошо спал?

– Мы скоро прилетим? – спросил Паоло, моргая глазами и оглядываясь вокруг.

– Скоро, – сказала Алекса. – Посмотри в окно.

Паоло прильнул к иллюминатору.

– Смотри, мама! Смотри! – он взволнованно указал пальцем вниз.

– Это горы, – сказала Алекса, – огромные, покрытые снегом горы.

– А вон там – пустыня, – послышался низкий глубокий голос.

У Алексы перехватило горло: Джованни стоял за ними, и она ощущала его запах, особый мужской запах, который проник в ее ноздри и, казалось, заполнил собой все внутри нее. Ей захотелось закричать на него: пожалуйста, отойди от меня подальше! А еще захотелось, чтобы он сжал ее в объятиях, покрыл поцелуями. О боже!

– Ты видишь, Паоло? – прошептал он, придвинувшись к ней еще ближе.

Внимание их сына было поглощено сверкающими серебристо-белыми вершинами, и Джованни намеренно прижался к ней. Чувствовала ли она его напрягшуюся плоть, упирающуюся ей в ягодицы? Он ощущал, что она едва дышала, содрогаясь всем телом, и испытывал ощущение триумфа: да, она хотела его!

Отодвинувшись от нее, он услышал тихий стон, который она еле сдерживала, и склонился к сыну.

– Ты знаешь, почему мы едем в Карастан, Паоло? – нежно спросил он.

– Мы едем на свадьбу!

– А знаешь, кто женится?

Паоло покачал своими темными кудрями.

– Нет.

– Это свадьба Хавьера.

– А кто такой Хавьер? – запинаясь, спросил Паоло.

– Он мой брат.

Джованни наклонился и поворошил его волосы. Паоло, к изумлению Алексы, позволил ему сделать это.

– А точнее – сводный брат. У нас один отец, но разные матери.

– Как и у двух моих знакомых девочек!

Джованни кивнул головой.

– Да, такое часто бывает, но я узнал об этом совсем-совсем недавно.

Глаза Паоло расширились.

– Правда?

– Да, – мягко сказал Джованни и присел рядом с малышом. – Иногда в семьях по разным причинам возникают всевозможные сложности.

Он улыбнулся мальчику лучезарной улыбкой, и Алексе стало больно. На нее он смотрел совсем иначе. Но сейчас надо думать о Паоло, напомнила она себе, и если она не начнет говорить, Джованни перехватит инициативу.

– Паоло, Джованни хочет сказать тебе о том, что…

– Я твой отец.

Слова прозвучали как гонг и, казалось, эхом разнеслись по замкнутому пространству. Алекса закусила губу так сильно, что почувствовала солоноватый вкус крови.

Возникло молчание, и Джованни внутренне возликовал, увидев боль в ее зеленых глазах. Но ведь она тоже причинила мне боль, со злостью подумал он. Она причинила мне такую боль, какую я никогда не испытывал.

Он быстро отогнал от себя эти мысли и внимательно вгляделся в лицо Паоло, надеясь… нет, моля бога о том, чтобы правда оказалась лучшим выходом из ситуации.

Алекса стояла рядом, ощущая себя посторонним человеком, присутствующим при очень интимном разговоре двух людей.

– Паоло? – тихонько окликнула она.

Сын взглянул на нее, и на лице его было выражение, какого она прежде никогда не видела. Это была смесь удивления, облегчения и явного восторга, но вместе с тем на лице отражались тревога и немая укоризна.

– Но у мамы нет мужа, – возразил он.

– Нет, я замужем, – сказала она, молясь о том, чтобы голос ее не дрогнул. – Джованни – мой муж. Мы поженились…

– В бреду? – жестко прервал ее Джованни.

– Много лет назад, – ровным голосом продолжала Алекса. – И мы… в некотором роде… потеряли связь.

Она ожидала, что Джованни опровергнет ее, но он, к удивлению, не сделал этого. Его вспыхнувшие черные глаза говорили о том, что он не простил ее, но и не хотел, чтобы сын страдал оттого, что в их отношениях царила неразбериха. Паоло, похоже, пребывал в блаженном неведении относительно того, какое напряжение пронизывало воздух, окружающий их, и почему мать никогда не говорила ему об отце. Глаза его округлились, став размером с блюдце.

– Ты мой папа!

У Джованни перехватило горло.

– Да, – хрипло произнес он. – Я твой отец.

Алекса стояла, будто окаменев, глядя на незнакомое выражение его надменного и красивого лица. Словно зритель сентиментальной драмы, она увидела, как он раскрыл объятия и Паоло бросился ему на грудь – будто человек, вернувшийся домой после долгого отсутствия.

Джованни, конечно, никогда не простит ее, об этом свидетельствовали его слова и презрение, звучавшее в его голосе.

Но простит ли ее Паоло?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Жаркое солнце Карастана нещадно опалило голову Алексы, и она, заморгав, словно в дымке увидела перед собой молодую женщину в накинутой на светлые волосы прозрачной парандже, которая, сложив перед собой руки словно в молитве, низко поклонилась ей.

– Имею честь проводить вас в Голубой Дворец, Алекса, – сказала она мягким тихим голосом. – Меня зовут Соррел, и я буду сопровождать вас повсюду, пока вы находитесь здесь.

– Но ведь вы англичанка! – воскликнула Алекса, глядя с изумлением на блондинку.

Соррел, которая была примерно одних лет с Алексой, широко улыбнулась.

– Вы думаете? И у меня нет никакого карастанского акцента?

Алекса покачала головой.

– Я ничего не подметила, – сказала она и немного растерянно огляделась вокруг, словно надеясь проснуться и обнаружить себя в своем маленьком домике в Лимингхэме.

Но нет, она была в Карастане, и позади нее возвышались внушительные куполообразные здания и башни одной из самых величественных резиденций шейха.

По прибытии во дворец Паоло сразу же захотел принять ванну. Он настоял на том, чтобы с ним пошел Джованни, а не она, и Алекса испытала внутреннюю борьбу, прежде чем милостиво дала согласие.

– Так будет лучше, – мягко сказала Соррел, когда слуга в шелковой ливрее увел Джованни с сыном через резные двери. – В этом дворце есть помещения, в которых женщинам все еще запрещено появляться.

Алекса кивнула, убеждая себя в том, что поведение сына объяснимо в данных обстоятельствах. Паоло только что открыл для себя отца и желал насладиться этим открытием, словно ребенок, которому подарили прекрасную новую игрушку. А если учесть, что они прибыли в экзотическую страну – страну, в которой доминировали мужчины, – можно понять, почему ее сын хочет вести себя как один из них.

Тогда почему она чувствовала себя такой одинокой и заброшенной? Будто стояла на краю скалы, и та медленно крошилась под ее ногами. Весы качнулись, подумала она с болью, и теперь перевес на стороне Джованни.

В аэропорту их ожидал кортеж лимузинов с затемненными стеклами и пуленепробиваемым кузовом. Из них вышли люди в громоздких жилетах и с темными непроницаемыми глазами, которые смотрели мимо нее.

Их приветствовал официальный представитель, одетый в ниспадающие одежды цвета слоновой кости. Его звали Фарик, он был секретарем Малика – самого главного помощника шейха. Он поклонился Джованни.

– Акил Малик поручил сообщить мне, что он в настоящее время беседует с шейхом Калимом Марабаном, ответственным за проведение королевской свадьбы. Он приносит свои извинения и увидит вас позже, за обедом.

Садясь в роскошный автомобиль, Алекса, нахмурившись, повернулась к Джованни.

– Все обращаются с тобой как с членом королевской семьи, – в смущении произнесла она.

Джованни пожал плечами, решив держаться с ней по-дружески – по крайней мере на людях и особенно в присутствии Паоло. Ребенок не должен знать, что мог никогда не увидеть своего отца. Это вина Алексы, но что можно с этим поделать? Если бы Джованни очернил ее, то превратился бы в монстра в глазах Паоло. Нет, он расквитается с Алексой за ее обман особым способом – и он уже знал, каким.

– Потому что они считают меня членом королевской семьи, – ответил он.

– Так скоро возвели тебя в этот ранг? – спросила она.

– Говорят, что ожидание ни к чему хорошему не ведет, – растягивая слова, сказал он, а Паоло в это время забрался к нему на колени и прижался к нему, как ласковый щенок. – О том, что я – второй сын шейха, стало известно лишь несколько дней назад.

Но за внешней сдержанностью Джованни скрывалось его собственное изумление – он был поражен, когда прочитал об этом в письме, присланном Маликом. Жители Карастана, обожающие царствующую семью и всех, кто был с ней связан, сразу же полюбили Джованни заочно.

В газете «Обозреватель Карастана» на первой полосе появилась статья, в которой восторженно говорилось о том, что Хавьер и Джованни вольют в семью шейха новую кровь.

Планировалось, что Джованни впервые официально предстанет на балконе в составе почетных гостей королевской свадьбы. И он твердо решил, что в этот момент будет держать Паоло на руках…

Алекса молчала всю дорогу, пока они ехали во дворец, и у нее успело возникнуть ощущение, что вся эта поездка приведет ее к полному одиночеству.

Паоло подпрыгивал на коленях у Джованни, взволнованно разглядывая странные деревья, покрытые цветами, и небо, проглядывавшее сквозь них, – оно было гораздо шире, чем небо их родины.

– Посмотри на солдат! – вскричал Паоло. – У них ружья!

Алекса умоляюще взглянула на Джованни. Глаза его холодно сузились, но он тронул Паоло за руку.

– Лучше взгляни туда, – сказал он. – Вон маленькая обезьянка – она играет на гармошке.

– О!

– А ты знаешь, что на главной площади города выступают заклинатели змей?

– Настоящих змей?

Джованни кивнул.

– Черных кобр и питонов.

– А я их увижу?

– Конечно, увидишь. Ну вот, мы приехали во дворец.

– Дворец? – переспросил изумленный Паоло, который видел дворцы только на картинках.

– Дворец, – спокойно подтвердил Джованни. – Здесь живет шейх, и скоро ты познакомишься с ним.

Джованни встретился взглядом с Алексой. Ребенок еще не догадывался, что шейх Захир был его дедушкой.

– Вот этот? – с восторгом выдохнул Паоло.

– Конечно. – Джованни улыбнулся.

Он уже был в этом дворце, но сейчас он взглянул на него глазами сына и был поражен его роскошью и величием.

– О, как здесь прекрасно, – прошептала Алекса, глядя на дворец из окна лимузина, и все ее тревоги на миг исчезли.

Дворец был сделан из голубого камня всевозможных оттенков, но цветы, в которых утопало здание, были, по контрасту, самых разных тонов – розовые, красные, пурпурные, кремовые и оранжевые. Она почувствовала их аромат, как только вышла из автомобиля, и у нее слегка закружилась голова.

Тут она впервые и увидела Соррел – та вышла из тени дворца и казалась такой невесомой и неземной в своей прозрачной парандже, что Алекса подумала, не снится ли ей эта светловолосая женщина.

– Проходите внутрь, в прохладу и тень, – пригласила Соррел. – Я вижу, как вам жарко.

Мне не только жарко, подумала Алекса, я ужасно устала и содрогаюсь при мысли о том, что этот мужчина, который когда-то признался мне в любви, а теперь смотрит на меня с ненавистью, отнимет у меня сына.

– Где вы научились так хорошо говорить по-английски? – спросила Алекса нетвердым голосом, когда Джованни увел Паоло в ванную.

Легкая тень пробежала по лицу Соррел.

– Я расскажу вам обо всем, что вы желаете знать, но сейчас вы не в таком состоянии, чтобы вести беседу. Пойдемте, я отведу вас в ваши комнаты.

– Но я подожду сына, – возразила Алекса.

– С вашим сыном все будет в порядке, – успокоила ее Соррел. – Обещаю вам. Вы скоро увидите его. А вам надо отдохнуть – вы едва держитесь на ногах.

Могла ли Алекса положиться на Соррел? И более того: могла ли доверить Паоло Джованни? У Алексы кружилась голова, но глубоко внутри она почувствовала уверенность, что с Паоло все будет в порядке.

– Наверное, вы правы, – запинаясь, сказала она.

Соррел провела ее по длинным мраморным коридорам, В центре дворца находился внутренний двор, в котором был разбит роскошный сад – с благоухающими цветами, тенистыми деревьями и мозаичными дорожками. Журчащий фонтан вызвал у Алексы желание окунуться в прохладную воду.

– Вот ваши комнаты, – сказала Соррел, открывая двойные двери.

Внутри была огромная гостиная с шелковыми портьерами и изысканной мозаичной мебелью. Хрустальные люстры поблескивали мириадами огней.

– Здесь две спальни и три ванные комнаты, – мягко сказала Соррел. – Может быть, вы хотите освежиться?

Алекса была так истощена – эмоционально и физически, – что ей трудно было даже ступать.

– Но Паоло…

– Я полагаю, что Джованни вместе с Хавьером показывают Паоло дворец. Будет лучше, если Паоло увидит свою мать посвежевшей и улыбающейся. – Соррел подвела ее к зеркалу. – Посмотрите на себя.

Алекса отпрянула, увидев свое отражение, – поникшие плечи, темные круги вокруг глаз. Она была бледна, как фата невесты. Почему Джованни не сказал ей об этом? Потому что хотел выставить ее дурнушкой? Жалкой продавщицей магазина, кем она и была на самом деле?

Надеялся ли он на то, что она произведет такое ужасающее впечатление на семью шейха, что они посчитают ее недостойной матерью для королевского отпрыска?

Но вместе со страхом в ней появилась решимость. Она не желает быть игрушкой в его руках! Сидеть и ждать худшего?! Какого черта!

– Почему вы, англичанка, живете в этом странном и экзотическом месте, Соррел? – снова спросила она.

– Мой отец много лет был послом Великобритании в Карастане, – сказала Соррел. – Я проводила здесь каникулы, выучила здешний язык и полюбила этих людей. – Тень пробежала по ее лицу. – Мои родители были убиты в самолете над горами Марабана, когда мне было шестнадцать, и моим опекуном стал Малик, помощник шейха, очень влиятельный человек, с которым вы скоро познакомитесь.

– И вы не хотели вернуться обратно в Англию? – спросила Алекса.

Соррел покачала головой.

– Нисколько. Я почувствовала неразрывную связь с Карастаном. Может быть, мне внушили это чувство родители, которые познакомили меня с культурой и историей этой страны. Когда я бывала в Англии, то мысленно все время возвращалась в Карастан, поэтому и решила закончить свое образование здесь.

Она пожала узкими плечами и застенчиво улыбнулась.

– Каково же ваше положение теперь? – испытующе спросила Алекса.

– О, мое положение… – Соррел издала короткий смешок. – Я работаю в посольстве Великобритании и живу в стенах дворца. Я не знаю, каким словом определить мое положение здесь!

Алекса уловила легкую горечь в тоне Соррел, но сказала себе, что это не ее дело, У нее достаточно собственных переживаний. И все же слова этой женщины вселили в нее бодрость – может быть, между ней и ее соотечественницей возникнет родственная связь? Или некий союз?

– Мы будем жить в этих комнатах вместе – Джованни, Паоло и я? – тихо спросила она.

– Да. – Возникла долгая пауза. – Это было требование Джованни.

Лицо Соррел было бесстрастным, она беспомощно пожала плечами. Не обвиняй меня, казалось, говорила она. Не задавай мне вопросов, на которые я не могу откровенно ответить. И Алекса все поняла. Джованни обладал здесь властью, и желания его выполнялись беспрекословно. У нее нет другого выхода, как следовать им. Но ведь это не значит, что он отберет у нее ребенка силой.

– Могу я быстренько принять ванну? – спросила она Соррел.

– «Быстренько»! – рассмеялась та. – Я не слышала таких слов с тех пор, как была в Англии, а это было много лет назад! Да, конечно, она уже готова для вас.

Соррел открыла дверь в ванную комнату, и Алекса, несмотря на свое подавленное состояние, вскрикнула от восторга: в круглой чаше, украшенной мозаикой, поблескивала тонко благоухающая вода, на поверхности ее плавали лепестки роз.

– Похоже на сказку из «Тысячи и одной ночи», – произнесла Соррел с улыбкой. – Это, конечно, не ослиное молоко, но, я надеюсь, вы насладитесь купанием.

Насладитесь?

Когда Соррел ушла, Алекса скинула свою мятую одежду и, облегченно вздохнув, погрузилась в благоухающую воду. Ванна была глубокой, и ощущение от теплой воды было невероятно приятным. Она бы оставалась здесь весь день, но это невозможно. Алекса вспомнила свою крохотную ванную в Англии, где ей приходилось маневрировать среди развешанных на веревке детских носков и штанишек, и еще раз вздохнула.

В гардеробе висела ее новая одежда, которую она специально приготовила для визита в Карастан: из разноцветных отрезов шелка, купленных на азиатском рынке, она смастерила себе несколько свободных и длинных туник – наподобие тех, которые носили карастанские женщины.

Надев одну из них, она почувствовала мягкую шелковую ткань на своей разгоряченной коже, и внезапно ее охватило отчаяние. Это все нереально, сказала она себе. Здесь нет ничего реального.

Бросив напоследок еще один взгляд в зеркало, она пошла искать своего сына.

Прищурив глаза от яркого света, который заливал дворец, она огляделась вокруг и увидела Паоло сидящим на веранде и пьющим сок под присмотром молодой женщины, похожей на няню.

Услышав голос, он вскочил на ноги и бросился к ней.

– Мама, мама! – с восторгом прокричал он. – Здесь сад гораздо больше, чем наш парк дома!

– Неужели? О, Паоло! – Она обняла сына и закрыла глаза. – Ну как ты, мой дорогой?

Он вывернулся из ее материнских объятий.

– Я видел дворец – он такой огромный, и я познакомился с дядей Хавьером, и в спальне у меня коробка с игрушками, и мы ели замороженные фрукты за обедом!

– Что это за фрукты?

– Он имеет в виду фруктовое мороженое, – послышался тихий голос за их спиной, и Алекса, повернувшись, увидела Джованни.

Сердце ее замерло, а затем забилось сильными толчками. Он был похож на мрачного и сладострастного хищника, и тело ее инстинктивно потянулось к нему. Он был отцом ее ребенка – не поэтому ли она ощущала такую реальную связь с ним?

– Папа! – в восторге вскричал Паоло и подпрыгнул на месте, как маленький щенок.

Папа, с тоской подумала Алекса. Как скоро это произошло!

Джованни потрепал черные кудри сына и улыбнулся ему.

– Надо пить много воды, потому что жарко и потому что…

– Вода делает сильным и львов! – воинственно отчеканил Паоло и побежал на террасу, словно всю жизнь жил во дворце.

Незнакомое выражение на лице сына поразило Алексу, и она подумала, чему еще научил его Джованни за столь короткое время. Что в Италии климат гораздо лучше, чем в Англии? Или он завлек Паоло своим богатством – рассказал о том, что у него есть бассейн с морской водой, размером с их местный пляж?

– Как быстро ты стал влиять на него, – сказала она тихо.

– Ты меня обвиняешь в этом? – Джованни криво усмехнулся. – Я наверстываю четыре упущенных года.

– Ты хочешь обрести над ним полную власть?

– О чем ты говоришь, дорогая? – Он окинул ее взглядом – она была свежа, чиста, от нее исходил тонкий аромат, и он ощутил возбуждение. – Я об этом сейчас совсем не думаю. – Голос его стал хриплым. – Ты прекрасно выглядишь.

Алекса вздрогнула, у нее перехватило дыхание. Этот взгляд выражал испепеляющее желание. В своем тонком шелковом одеянии она почувствовала себя почти обнаженной. И ужаснулась тому, что он может догадаться, как страстно она хочет его.

Облизав пересохшие губы, она едва слышно произнесла:

– Джованни…

Он надменно поднял брови.

– Что?

– Твой сын на террасе, он может услышать, – с тревогой сказала она.

– И что?

– Не надо пытаться меня соблазнить. Он может увидеть нас.

– А как обычно ведут себя женатые пары? – спросил он мягко. – Они посылают друг другу молчаливые послания – с помощью глаз договариваются, что будут делать после того, как уложат ребенка спать.

– Но мы не женаты.

– Женаты, но формально. Может, это к лучшему. Брак создает сложности, а мы свободны от обязательств. Поэтому можем наслаждаться сексом – и больше не думать ни о чем.

Он коснулся кончиком языка своей верхней губы и увидел, как желание вспыхнуло в ее глазах.

– Хочешь, поцелую тебя, дорогая?

– Нет.

– Ты лжешь.

Он был прав, черт возьми, но это не означало, что она собиралась уступить ему.

– Пожалуйста, не делай этого, Джио.

Он улыбнулся. Но это была твердая, жесткая улыбка. Пусть изворачивается. Пусть умоляет. А потом будет выкрикивать его имя в совсем другой мольбе.

– Я ничего не делаю, только смотрю на тебя.

Как она могла сказать ему, что от этого взгляда у нее дрожат колени, бешено колотится сердце, становится сухо во рту? Ведь за его подавляемым желанием проглядывала неприкрытая ненависть. Алекса не могла вымолвить ни слова. Она ощущала себя беспомощной, как младенец. Воспользовавшись этой минутной слабостью, он схватил ее и прижал к себе.

Это был надменный жест собственника, который он множество раз демонстрировал многим женщинам. Но сейчас ощущение было другое. Уткнувшись в ее волосы, Джованни на миг прикрыл глаза, почувствовав несвойственную ему слабость. Возможно, из-за того, что она была его женой, которая родила ему сына? Да, но она ловко сбежала от него и построила свою собственную жизнь – женщина, которая обязана быть самым близким для него человеком, жила в тысячах милях от него. Но больше этого не будет.

Свободной рукой он приподнял ее подбородок, внимательно посмотрел в лицо – светло-зеленые глаза смотрели испуганно, полные губы дрожали под его пристальным взглядом.

– Ты права, – хрипло сказал он. – Сейчас не время и не место для секса. Наш сын на террасе, а мне надо встретиться с Хавьером.

Губы его сжались. Он был совершенно одиноким человеком – и вдруг у него появились родственники. Он уже решил предъявить Алексе свои права на Паоло, но как посмотрит на это сводный брат? Какое влияние на его жизнь может оказать его новый королевский статус? Он хотел сконцентрироваться на делах, которые находились под его контролем, но от ощущения ее бархатистой кожи едва не забылся.

– Ты уже видела спальную комнату?

– Увы, видела.

Она откинула голову, отстраняясь от его опасного прикосновения.

– Как в старые добрые времена, мы будем делить с тобой одно ложе, да, Алекса?

Улыбка его была торжествующей – он наслаждался тем, что она пытается побороть свое влечение. Она сделала глубокий вдох, собирая всю свою решимость.

– Не имеет значения, как ты это устроил – договорился о том, что мы будем спать в одной кровати, – тихо и твердо произнесла она. – Ты не получишь меня, Джованни, это только усложнит ситуацию.

Он засмеялся, глядя ей вслед, когда она направилась на террасу: ее круглые ягодицы плавно покачивались под тонкой полупрозрачной туникой. Как бесполезен ее протест! Как напрасны слова!

Скоро он овладеет ею, но на этот раз использует свою мужскую доблесть для того, чтобы привязать ее к себе безвозвратно.

Когда они жили вместе, ставки были невысоки. Гордость его была страшно уязвлена, когда она покинула его, но он потерял всего лишь жену-лгунью.

Однако с появлением Паоло все изменилось.

Алекса больше не убежит от него, потому что у нее есть ценность, которая нужна ему.

Их сын.

И Джованни не собирался снова его терять.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Алекса одевалась к обеду с ощущением холода в животе. Ей могли бы позавидовать многие женщины – подумать только, обед в королевском дворце! – и все-таки она превратилась в сплошной комок нервов.

Но не правила этикета беспокоили ее – не страх, что она забудет сделать реверанс важной персоне, возьмет не тот нож за обедом, съест не то блюдо или не захочет есть то, которое должна съесть. Нет, ее волновал Джованни; какой замысел скрывался за непроницаемой маской, в которую превратилось его смуглое лицо?

Ее терзали двойственные чувства. С одной стороны, она говорила себе, что он плохой человек, но сердце ее начинало сильно стучать, когда он оказывался рядом с ней. Этот чувственный взгляд, смягчающий его жесткие черные глаза, – так он смотрел на нее много лет назад. Но ведь сейчас все по-другому, не так ли?

Ей казалось, что все развивается по сценарию одного из психологических триллеров: он играл на ее слабости и своей силе. И по-прежнему сильное сексуальное притяжение существовало между ними. Даже тогда, когда они жили вместе, и он мучил ее упреками, он все же знал, как ее удовлетворить, хотя и относился к типу мужчин, у которых нет сердца.

– Ты готова, дорогая? – от этого голоса с мягким итальянским акцентом дрожь пробежала по ее спине. Она оглянулась и увидела Джованни, стоявшего в дверях спальни Паоло. Он был одет в карастанский костюм – одеяние наподобие тоги из тончайшего шелка ярко-красного цвета, в котором он выглядел как движущееся пламя. Головной убор, закрепленный обручем, довершал костюм.

Алекса подумала, что более полный мужчина казался бы смешным в таком одеянии, но мускулистый и стройный Джованни выглядел ярко и мужественно.

– Папа! – вскричал Паоло, который также был одет в карастанский костюм. – Я похож на принца?

– Ты похож на воина, – серьезно ответил Джованни.

– Правда?

– Конечно. А теперь пойдемте – мы не должны опаздывать на обед.

Паоло бросился вслед за отцом, а Алексе ничего не оставалось делать, как последовать за ними.

Официальный банкет для глав государств и церковных сановников состоялся вчера вечером, а этот обед считался «семейным». Его устроили в столовой, которую Малик называл «интимной», но размером она была с небольшой танцевальный зал и украшена золотом, зеркалами и бесценными картинами. Стол был круглым, сервирован роскошным хрусталем и серебром, в вазах стояли благоухающие розы. В углу расположились музыканты с необычными музыкальными инструментами, издающими сладостные тихие звуки.

Всего за столом было семь человек. Кроме Алексы, Джованни и Паоло присутствовал Малик. Рядом с ним сидела Соррел, а возле нее – Хавьер с Лаурой, своей невестой-англичанкой.

– Обычно мы не устраиваем обеды так рано, – сказал Малик, и его черные глаза весело блеснули, обратившись на Паоло. – Но нас обычно не посещают такие знатные гости, как юный Паоло.

– Но ведь я могу долго не ложиться спать! – похвастался малыш и при этом так сильно зевнул, что все гости рассмеялись.

Джованни оглядел стол, думая о том, какая пестрая группа здесь собралась. Малик вел себя как хозяин, несмотря на присутствие жениха королевской крови. Глаза Джованни сузились. Возможно, Малик взял на себя руководящую роль, потому что Хавьер и его невеста не могли оторвать глаз друг от друга.

Даже во время сегодняшней беседы с Хавьером, когда он пытался найти точки соприкосновения, было заметно, что Хавьер стремится скорее вернуться к женщине, которая завтра должна стать его женой.

Джованни заметил, как трепетно Хавьер коснулся ее руки, когда наливал ей напиток, и рот его изогнулся в циничной усмешке. Испытывал ли он когда-либо такие же чувства к Алексе? Он пытался вспомнить, но воспоминания были наполнены горечью. Если трезво подумать, все они – жертвы причудливых капризов половых гормонов.

А слово «любовь» употребляется в обществе для того, чтобы регулировать основной инстинкт – естественную потребность продолжения человеческого рода. Хавьер и Лаура испытывают сейчас просто сексуальное влечение, усиленное взаимностью, которая, может быть, будет существовать и дальше, а может быть, и нет. Скорее всего, нет – судя по статистике. А брак между людьми разной национальности еще больше уменьшает шансы. Его губы сурово сжались, когда он взглянул через стол на свою обманщицу-жену.

Почувствовала ли она на себе его взгляд? На секунду ему стало жалко ее, когда он увидел печаль в ее светло-зеленых глазах. Она отвернулась, закусив губу, и грудь ее всколыхнулась под тонкой материей, заставив его напрячься. Но как она смеет напускать на себя такой несчастный вид? Она, которая хотела отнять у него сына! Подавив гнев, он повернулся к Малику, который разговаривал с этой развязной блондинкой, которую звали Соррел. Она находилась под опекой Малика и вела себя так, будто была членом семьи.

– Кажется, шейх не придет на обед, – обратился Джованни к Малику. Тот покачал головой.

– К сожалению, нет. В эти дни Его Высочество рано ложится спать, но он пожелал встретиться с вами и с Паоло завтра, перед свадебной церемонией… – Малик сделал паузу. – И с вашей женой, конечно.

Джованни услышал в его словах немой вопрос. Он не говорил никому о том, что они с Алексой долго не живут вместе, но подозревал, что об этом уже известно.

– Хорошо.

– Вы немногословный человек, – заметил Малик, поднимая бровь.

Джованни улыбнулся. Он знал о том, что по протоколу рекомендуется избегать прямых вопросов, а чувства должны быть похоронены и забыты.

– У меня есть собственное мнение, – сказал он обтекаемо.

Малик кивнул.

– Мудрая стратегия, особенно для человека королевской крови, – глубокомысленно заметил он. – А как вам понравились ваши апартаменты?

Джованни улыбнулся. Он понял подтекст вопроса.

– Понравились – это мягко сказано.

Мужчины обменялись понимающими взглядами. Алекса слышала их разговор и возмущенно вскинула голову.

Мягко сказано? А что, если она заявит этим важным персонам, что они уже давно не живут вместе и что она боится остаться с ним наедине, потому что не сможет противостоять ему?

Но она знала, как надо вести себя на королевском банкете – или, скорее, как нельзя себя вести, – и улыбнулась Лауре.

– Вы, наверное, нервничаете перед свадьбой?

Лаура бросила взгляд на Хавьера, но он был занят разговором с Джованни, обсуждая знаменитых скакунов шейха.

– Мне следовало бы нервничать, – призналась она Алексе, – ведь на свадьбу приедут представители королевских семей всего мира, не говоря уже о политиках и звездах кино, но… – ее голос затих, а глаза затуманились, – я так люблю Хавьера, что все это для меня не имеет никакого значения – мне хотелось бы остаться с ним вдвоем на безлюдном пляже, и больше ничего не нужно!

– Потрясающе! – вмешался Харьвер, который ясно услышал последнюю часть предложения. Он бросил на Алексу задорный взгляд. – Эту свадьбу называют самой пышной за последнее десятилетие, но теперь я понимаю, что нам следовало бы сбежать на Мальдивы!

Они пылали любовью друг к другу, и Алекса радовалась их счастью, но в то же время немного завидовала им. Она вспомнила свою собственную свадьбу, когда буквально витала на небесах, но все ее идеалистические мечты были разбиты реальностью. Алекса вздрогнула. Надо вернуться из прошлого в настоящее. Обед во дворце!

Им подавали блюдо за блюдом. Мясо и фрукты, инжир и сладости, и огромная рыба, приготовленная с изюмом, которую внесли двое слуг на золотом подносе.

Паоло вел себя за обедом прекрасно: взрослые уделяли ему много внимания, и он наслаждался этим. Но когда он потребовал, чтобы ему дали апельсин, и произнес капризным тоном: «Почисти мне его, мама!» – Алекса поняла, что мальчик устал.

– Я думаю, что ты уже наелся, дорогой, – сказала она мягко. – И тебе пора идти спать – у тебя сегодня был длинный день.

– Я не хочу идти спать!

Эта вспышка раздражения возникла оттого, что у мальчика было слишком много впечатлений, но щеки Алексы покраснели – она подумала, что Джованни может посчитать ее плохой матерью.

Однако на лице Джованни не было ни тени обвинения, хотя его черные глаза оставались непроницаемыми.

– Тебе помочь? – спросил он.

От этого простого вопроса у Алексы сжалось сердце. Такой вопрос задает нормальный муж своей жене, но ведь у них нет нормальных отношений, с горечью подумала она, и никогда не будет. Возможно, он спросил так потому, что находится на людях и понимает, что они оценивают его поведение и слова.

Знают ли другие об их ситуации, рассказал ли он о ней? Может, обрисовал ее жестокой распутницей? Но ведь Хавьер и другие обращались к ней с почтением, и она ощущала от этого растерянность.

Черный глаза Джованни по-прежнему вопросительно смотрели на нее, но Алекса покачала головой.

– Спасибо, я справлюсь. Спокойной ночи всем!

– Вы выглядите усталой, – сказала Лаура, нахмурившись.

– Я еле держусь на ногах, – призналась Алекса.

Может быть, Джованни засидится допоздна, разговаривая и выпивая с Хавьером и Маликом, и к тому времени, когда он придет, она будет уже крепко спать. И тогда он оставит ее в покое. Может быть.

Слуга провел ее через холодные мраморные коридоры в отведенные им апартаменты. Готовя Паоло ко сну, она попыталась избавиться от непрестанных тревожных вопросов, звучавших в ее голове, и заставила себя сконцентрироваться на мелких деталях. На отблеске лунного света на полу. На запахе роз, стоявших в хрустальных вазах. На тихом ветерке, качавшем ветку жасмина за окном. Как здесь хорошо, тоскливо подумала она, выдавливая зубную пасту на щетку Паоло.

Она зажгла ночник, и Паоло, укладываясь в постель, сонным голосом пробормотал:

– Спокойной ночи, мамочка.

Он уснул, едва коснувшись головой подушки. А что же оставалось делать ей?

У нее почти не было выбора. Она не хотела спать со своим мужем, но в то же время не сомневалась, что Джованни не собирается спать на диванчике в гостиной. Для них ведь была приготовлена роскошная кровать!

Она быстро разделась и достала длинную ночную рубашку, которую настоятельно вручила ей Тери вместе с комплектом из бюстгальтера и трусиков.

«Ночная рубашка и нижнее белье ни в коем случае не должны быть дешевыми, – сказала ее начальница и, когда Алекса отрицательно покачала головой, твердо добавила: – Возьми их, Лекс, это премия за хорошую работу».

Рубашка была атласной, украшена кружевами, но выглядела скромно. Поэтому, если ей надо будет встать среди ночи, у Джованни не будет повода обвинить ее в том, что она хочет соблазнить его.

Откинув назад свои золотистые волосы, она взяла подушку, расшитое покрывало и устроила себе импровизированную постель на диване. Забравшись в нее, она помолилась о том, чтобы к ней пришел утешительный сон.

В саду кричала какая-то ночная птица, лунный свет просачивался сквозь решетчатые ставни, наполняя тьму серебристой дымкой. Диван был жестковатым, подушка ужасно неудобная, но эмоциональные переживания Алексы были так велики, что сон мгновенно захватил ее в свои темные объятия.

Но как только ее веки сомкнулись, она вздрогнула, услышав в комнате тихий шум, и раскрыла глаза. Может быть, она почувствовала его присутствие или услышала его дыхание? Возле дивана стоял Джованни с изысканной серебряной лампой в руке.

На секунду ей показалось, что она видит сон. Его торс был обнаженным, а вокруг бедер повязан длинный кусок материи – золотисто-алый в свете лампы. Она видела, как он отставил лампу в сторону и развязал концы парчового полотна, опоясывавшего его бедра: оно с шелестом упало на пол. Он стоял перед ней совершенно голый, абсолютно не стесняясь своей наготы – и кто мог обвинить его в этом? В сумраке были видны его смуглые ноги, широкая мускулистая грудь, плоский живот. Он был образцом мужской красоты, подумала она, изнывая от желания.

Против своей воли она опустила глаза ниже – к самому средоточию его мужественности. Среди темных завитков волос выступал его напрягшийся член, и Алекса почувствовала, как у нее пересохли губы, а в горле появился комок. Может быть, она спала?

– Джованни… – Она сглотнула.

Он осторожно присел на краешек дивана, Алекса ощутила животное тепло, исходящее от его тела.

Она лежала на спине, глаза ее были широко открыты, лицо светилось молочной белизной. Но не это соблазняло его, а золотисто-красные волосы, разбросанные по подушке, и темные лепестки губ, приоткрытых в бессознательном призыве!

– Ты спала, – сказал он, и неожиданно голос его сорвался.

Что успокоило ее? Мягкость его голоса или возрастающее желание?

– Я думала, что сплю, – сказала она, и часть ее существа захотела разрушить эти чары, оттолкнуть его.

– Почему ты здесь, Лекс? – прошептал он. – Одна на этом жестком диване?

– Ты знаешь… ты знаешь, почему, – сказала она, ненавидя себя за то, что не смогла дать решительный ответ.

– Нет, не знаю.

– Джованни…

– Что?

– Я…

– Bella, – прошептал он. – Bella mia.

Слова его были ласковые, уговаривающие – казалось, он умолял ее довериться ему. Но она боялась вымолвить слово – боялась, что скажу ему, какой он красивый. Как недоставало ей его сильного золотисто-смуглого тела. И как она тосковала без теплых супружеских отношений – даже если брак их не был совершен на небесах.

Ему хотелось знать, чувствует ли она, что соски ее так напряглись, что приподняли тонкую ткань ночной рубашки? Знает ли, что мягкий шелк так соблазнительно облегает ее бедра, красивыми складками собираясь на тонкой талии? Что ни одна женщина не мучила его так, как она?

Dio, он хотел ее!

Он протянул руку и приподнял ее голову.

– Ты напряжена, – сказал он тихо, медленно обводя большим пальцем овал ее подбородка. – Расслабься.

Расслабиться? Когда лишь одно его прикосновение поднимает в ней бурю ощущений? Когда так давно обнаженный мужчина не гладил ночью ее лицо?

Она вспомнила бессонные ночи, которые проводила возле постели Паоло, когда его лихорадило.

Вспомнила время, когда у нее не было постоянной работы, и свои тревоги о том, как они с Паоло будут жить.

Мать ее жила далеко – как на другой планете, и она ясно дала понять Алексе, что считает ее дурой – осталась одна с ребенком, не добившись никаких алиментов! Не было никого, с кем она могла бы разделить свои страхи и переживания, и тогда ей довелось в полной мере прочувствовать, что значит быть одной.

Алекса откинула голову назад, и с ее пересохших губ сорвались слова протеста:

– Оставь, Джованни. Оставь, пожалуйста.

Но она могла бы этого и не говорить – он будто не слышал, продолжая задумчиво гладить ее тело.

Безобидное поглаживание подняло в ней мощное желание, прокатившееся волной по коже. Сердце ее забилось, кровь прилила к щекам, а он тем временем уверенно положил свою руку на ее вздымавшуюся грудь и коснулся пальцами напряженного соска.

– Ты хочешь меня, – прошептал он. – Ты хочешь меня, cara mia, и хотела всегда.

Это было возмутительное хвастовство, и Алексе захотелось доказать обратное, но его опытные и нежные пальцы привели ее в изнеможение.

– Джио…

Глаза ее закрылись, и Джованни, победно улыбнувшись, склонился к ней и принялся целовать полураскрытые губы, ощущая ее теплое дыхание.

– Разве нет? – настойчиво спросил он, но она не могла ему ответить, потому что он прижался к ней губами, и ей показалось, что она вознеслась на небеса.

Джованни опустил руку ниже и, положив на ее плоский живот, стал поглаживать его круговыми движениями. На секунду Алекса замерла, ожидая упреков и обвинений, что она скрыла от него то, что зародилось в ее животе. Но вместо этого он с мучительной медлительностью опустил руку ниже – туда, где сосредоточилось пламя ее желания.

– Разве нет? – повторил он, отрываясь от ее губ и ощущая, как в предвкушении содрогнулось ее тело.

Алекса сглотнула. В полумраке лихорадочно поблескивали его глаза, и она, подняв руку, прикоснулась к его лицу. Ей следовало сказать, что она не хочет его, но не стали бы эти слова еще одной, ложью в ее жизни? И, может быть, это неизбежно? С того момента, как он вошел в магазин и вместе с тем – в ее жизнь?

– Да, – выдохнула Алекса. – Да, я хочу тебя.

Джованни знал, что одержал победу, что она будет умолять его войти в нее, если он того захочет. И все же эта победа казалась ему ложной, хотя он не мог объяснить себе, почему.

– Пойдем отсюда, – сказал он, – а то разбудим нашего сына.

Он поднял ее на руки и прижал к своей обнаженной груди.

Алексе показалось, что в голосе его послышалось осуждение. В то время как руки его были нежны, лицо его было суровым, когда он отнес ее в свою спальню и положил на кровать. Секунду он стоял рядом, возвышаясь над ней, глядя на нее с выражением, которого она прежде никогда не видела. Затем наклонился, яростно сжал в руках ее ночную рубашку и, с треском разорвав, бросил на пол, обнажив ее прекрасное белоснежное тело.

Алекса, судорожно ахнув, почувствовала на своей коже теплое благоуханное дыхание.

– Зачем ты это сделал?

Он не знал. Чтобы разрушить то, что принадлежало ей? Или напомнить себе, что ему все доступно?

– Положим, я не могу ждать, – надменно сказал он.

Алекса понимала, что ей следовало бы возмутиться, сказать ему, что он испортил дорогой подарок, который много значит для нее. Но было слишком поздно. Она лишь снова судорожно вздохнула, но на этот раз с наслаждением. Потому что он снова стал ее целовать, склонившись над ней своим обнаженным телом, – и похоже, он сказал правду насчет того, что не может больше ждать. Или не хочет.

– Джио! – выдохнула она.

Руки его проникли между ее бедер – пальцы ласкали нежную влажную плоть, и он что-то сказал на итальянском языке, но она была в таком одурманенном состоянии, что не смогла ничего понять.

Не потому ли, что ноги ее были закинуты ему на спину, а бедра призывно прижаты к нему, все горькие слова, которые они сказали друг другу, оказались забыты? Что это – обычный сексуальный голод, который долго небыл удовлетворен, или причина в Джованни, который не покидал ее мыслей все эти долгие годы, хотя она очень старалась забыть о нем?

Это мужчина, которого она любила.

И все еще любит?

– Нет! – прошептала она.

Джованни замер.

– Н-е-ет? – протянул он недоверчиво.

– Да, – выдохнула она и коснулась губами его плеча, запустив руку в его густые черные волосы. – Я хотела сказать… да.

Ее неясные возбужденные восклицания заставили его отпрянуть назад. Чтобы показать ей, что у него вся власть, а не у нее. Чтобы доказать себе, что он может заставить ее умолять о любви, когда сам он в силах сдержать свой страстный порыв.

Но она коснулась губами ямки на его шее, как делала всегда, и этот незначительный жест вернул его в то время, когда она олицетворяла все его надежды и мечты о счастливом будущем. В следующую секунду Джованни показалось, что она разорвала его грудь и смотрит, как бьется его кровоточащее сердце.

С бешенством он вошел в нее, яростнее и глубже, чем делал это с любой женщиной раньше, стараясь забыть, что он женат на ней и что когда-то она значила для него больше, чем значит сейчас. Она для тебя ничто, сказал он себе жестко и закрыл глаза, чтобы ее не видеть.

– Джованни…

– Что? – прорычал он.

Пальцы Алексы вцепились в его плечи, а он совершал яростные толчки, будто стараясь пронзить ее сердце, продвигаясь к восхитительному завершению. Но, чувствуя все возрастающее возбуждение, краешком сознания она отметила, что он больше не целует ее.

Лицо его было маской, склонившейся над ней, закрытые глаза не смотрели на нее, а тело двигалось с такой размеренностью, что все его действия показались ей механическими.

Он не занимался с ней любовью – он совершал с ней половой акт. Физически удовлетворяющий, но холодный секс.

Она почувствовала, как из груди у нее готов вырваться протестующий крик, но было уже поздно. Ее захлестнула волна наслаждения – тело задрожало в его руках.

И все же в этот сладостный момент, готовый взорваться от возбуждения, Джованни не мог избавиться от мысли, что это не просто секс. Он не однажды желал Алексу так, что у него отнималось дыхание, но сейчас его не оставляла мысль о том, что его ребенок был выношен в ее лоне. Часть его выросла внутри нее.

Неожиданно эмоции переполнили его, и сдавленный крик сорвался с губ. Ему показалась, что взорвался мир. Словно он мог умереть на самом пике своего взлета – и смерть показалась бы ему бесподобной и совершенной.

Он собирался после этого отодвинуться в сторону и немного поспать, пока желание вновь не вернется к нему, и тогда он бы снова овладел ею без всяких посторонних мыслей. Но этого не произошло. Джованни лежал на ней и не мог пошевелиться, он все еще находился внутри нее, его темные кудри лежали на ее груди, и он чувствовал, как постепенно затухают блаженные конвульсии.

– Джио? – спросила Алекса, удивляясь тому, что он не шевелится.

Но единственное вымолвленное ею слово не было услышано, и она удивленно заморгала. Джованни уже спал.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Алекса провела беспокойную ночь со спящим рядом Джованни – простыни смялись под его смуглым телом, рука расслабленно лежала на ее талии.

Она лежала тихо – их обнаженные тела слегка касались друг друга, разорванная ночная рубашка валялась на полу – и думала о том, что поведение ее было ужасающе предсказуемым.

Ее ни к чему не принуждали. Ведь он не бросился на нее, не сминал в объятиях, как сделал это давно, в ее маленьком домике, когда хотел продемонстрировать ей весь репертуар своего сексуального искусства. Он просто появился перед ее кроватью и позволил набедренной повязке упасть на пол – подобно дешевому стриптизеру. А она позволила ему погладить свой подбородок и дотронуться до своей груди, и тем самым он буквально поставил ее на колени и заставил умолять заняться с ней любовью. Любовью?

Если бы она не рисковала разбудить его, то иронически рассмеялась бы.

В неудобной позе, боясь пошевелиться, Алекса уставилась на потолок, на котором поблескивали хрустальные люстры, переливаясь в лунном свете. Ночь постепенно перетекала вдень. Что она сделала?

Скомпрометировала себя полностью, вот что. Секс без любви с мужчиной, который не скрывал, что презирает ее, и не скрывал своего взгляда на женщин и их место в жизни. Он обвинял ее в отсутствии добродетели, что она горячо отрицала, а теперь своим поведением подтвердила, что он прав.

Она не глупа. И знает, чего он хочет – того, чего, при всем своем богатстве, не может купить: своего сына. И если он начнет судебное дело, то как обрисует ее своему умнику-адвокату? Распутница? Шлюха? Путана, как говорят в Италии? В конце концов она уснула в самое неподходящее время – перед рассветом, и тем самым полностью разрушила свои планы: тихонько выбраться из кровати, принять душ, одеться и пойти будить Паоло, чтобы он ни в коем случае не увидел, что…

– Папа! Что ты здесь делаешь, папа?

Восторженный голосок Паоло разрушил сонное облако, окутавшее Алексу, и она открыла глаза. Джованни благосклонно улыбнулся и, расслабленно лежа в кровати, протянул руки к своему сыну, который бросился к нему стремительно, как крошечный паровоз.

– Просыпаюсь.

Паоло недоуменно уставился на него.

– Ты всегда теперь будешь спать с мамой?

Черные глаза посмотрели поверх головы Паоло в направлении Алексы, взгляд их был настороженным, подозрительным. Прошедшая ночь потрясла его. Он испытал неожиданные для себя чувства. Головокружительные и не совсем реальные. Голос его стал жестким.

– Спроси об этом у нее самой.

Алекса взглянула на него с немой яростью. Паоло увидел ее в таком неприглядном виде – с взлохмаченной головой, лежавшей голой под одеялом. Она натянула простыню до подбородка одной рукой, а другой потрепала Паоло по темной голове.

– Дорогой, не принесешь ли мне халат, который лежит на кресле?

– Позволь мне, – вмешался ласковый голос.

И Алекса с ужасом увидела, что Джованни выпустил ребенка из рук и, встав с кровати, – совершенно голый – неспешно направился к шелковому кимоно, будто для него было обычным делом расхаживать в таком виде.

Ее глаза вспыхнули. Надень на себя что-нибудь, черт возьми.

Он поймал ее взгляд и, улыбнувшись, взял зеленый халат, незаметно толкнув ногой разорванную рубашку, чтобы убрать ее с глаз подальше. Щеки Алексы вспыхнули. Он сорвал с нее эту рубашку – и она позволила ему сделать это!

– Паоло, почему бы тебе не отправиться чистить зубы, а мама через минуту к тебе придет? – едва сдерживая бешенство, спросила Алекса.

– Хорошо!

Она подождала, пока мальчик убежал из комнаты, и повернулась к Джованни. Ей хотелось с кулаками накинуться на него, но она не была до такой степени наивной.

– Как ты посмел?

– Что тебя возмутило? – растягивая слова, вымолвил он.

– Разгуливать без одежды! – сдавленно произнесла она.

– Ну и что? Разве он не видел никогда голых мужчин?

– Конечно, нет!

– Ах! – он спрятал удовлетворенную улыбку. – Неужели?

Джованни задал каверзный вопрос, и Алекса это поняла. Захотелось сказать ему, что Паоло видел тысячи обнаженных мужчин, расхаживавших по ее спальне.

– Конечно, не видел! – сердито повторила она. – Но ты не поверишь этому, конечно. Ты веришь только тому, во что хочешь верить, разве не так, Джованни? Ты видишь только черное и белое! Но ведь в мире еще есть другие тона!

А Джованни в это время думал, как замечательно она выглядит. И если бы им не предстояло идти на королевскую свадьбу и их не ждал сын, она бы уже извивалась под его телом. Проклиная себя за то, что проспал всю ночь, он вытянул вперед ладонь и мягко сказал:

– Мы можем поставить точку.

Алекса замерла, думая, что не расслышала.

– Я больше не буду упоминать твоих сексуальных партнеров.

Джованни был достаточно проницательным, чтобы понять: дальнейшие обвинения могут сыграть против него. И если он хочет осуществить свой план, то должен полностью поменять стратегию в отношении нее.

– Я сказал, что ставлю точку, – повторил он, тщательно выговаривая слова.

Мгновенно ее переполнило ощущение победы, но радоваться было поздно. Сейчас не имело значения, заблуждался он насчет нее или был с ней груб, теперь главное – их сын.

– А что, если бы Паоло вошел и увидел…

– Что двое взрослых людей занимаются тем, что является совершенно естественным?

– Ты мог бы уйти рано утром и лечь спать на диван.

– Ты думаешь, что это ужасное преступление, когда муж и жена спят в одной кровати?

– Думаю, да – в нашем случае!

– Я до сих пор не могу забыть, как твои золотистые волосы рассыпались по твоей груди, – сказал он хрипло.

Ей надо было превратиться в лед, чтобы не отреагировать на этот чувственный комплимент, но с Джованни это было невозможно. Она сделала глубокий вдох.

– Пожалуйста, надень что-нибудь на себя.

Джованни бросил на нее насмешливый взгляд.

– Я слышу такую просьбу первый раз.

Он прошел в ванную и вернулся в белом полотенце, обернутом вокруг узких бедер, но даже это не могло скрыть признаков его возрастающего желания. Он увидел, как она судорожно перевела взгляд с его паха на лицо.

– Джио! Наш сын…

Он дотронулся до жесткой щетины на своем подбородке, подумав, что ему следует побриться, и, стараясь не думать о том, что чувствует себя несколько необычно. Он считал себя знатоком секса, но сейчас оказался на неизведанной для него территории.

Он никогда не имел дела с женщинами, у которых были дети, – и не потому, что они были старше. Он не хотел связываться с ревнивыми мужьями или матушками, желающими выдать своих дочерей замуж. Во всех этих случаях он был упрямым и решительным – никогда не позволял давить на себя, не поддавался на провокации. И если его считали эгоистом, то это его не волновало – по крайней мере, он был честен. Удовольствие без всяких обязательств. И если женщине это не нравилось, тогда до свидания! – находилась другая, такая же красивая, желающая получить от Джованни да Верраззано то, что он предлагал.

Но у них с Алексой был сын, и это в корне меняло ситуацию. Он опасался открыто проявлять свои чувства – ту часть себя, которую она могла бы использовать против него в борьбе за их ребенка.

На его жестком смуглом лице отразились противоречивые мысли.

– Мы представим нашего сына шейху, а затем пойдем на свадьбу к Хавьеру и Лауре, – он холодно улыбнулся. – Ничего не изменилось, дорогая, все идет по плану.

Алекса уставилась на него.

– Ничего? Ты хочешь сказать, что прошедшая ночь никак не повлияла на нас?

Он высокомерно поднял брови.

– Мы можем повторить прошедшую ночь в любое время – скажи только слово, и мы снова насладимся друг другом.

– Ты надменный…

– Но это правда, – язвительно заявил он. – Ты знаешь это, и я знаю тоже.

– …ублюдок! – прошипела она.

– Потише, Алекса, я не хочу, чтобы Паоло научился плохим словам.

Алекса никогда не чувствовала себя столь уязвленной, но именно этого он и добивался. Не сказав ничего в ответ, чтобы не обнаружить своих чувств, она повернулась и пошла к Паоло – попытаться убедить его надеть костюм, который она для него приготовила.

Мальчик вполне мирно дал себя одеть, а после, снабженный фруктами и сладостями, устроился на веранде, уже нагретой солнцем. И тогда Алекса достала свой собственный наряд.

Длинные зеленые серьги и браслеты на запястьях явились прекрасным дополнением к платью, и Алекса, взглянув на себя в зеркало, удовлетворенно вздохнула: никто не смог бы сказать, что она – продавщица, считающая каждое пенни.

Но тут же легкая тень омрачила ее лицо. Что она скажет шейху, отцу Джованни?

– Лекс? – послышался голос позади нее. – Ты нервничаешь?

– А как ты думал? Ведь я не встречаюсь с шейхами каждую неделю.

– Ты выглядишь прекрасно, и ты хорошая мать, – сказал Джованни неожиданно.

Этот комплимент удивил ее, стало очень приятно. Может, оттого, что она давно не слышала таких слов? Алекса вспыхнула – и тотчас возненавидела себя за это.

Она отвела от него глаза и уставилась на его наряд: длинное белое одеяние, лишь пояс и головной убор расписаны яркими красками.

– Я думала, что только невеста будет в белом.

– В Карастане все по-другому. Скорее всего, она будет в красном и золотом – с обильной вышивкой и множеством украшений. Вы с Паоло готовы?

Алекса понимала, что не может откладывать встречу с шейхом навечно.

– Да, – тихо сказала она.

– А ты сказала Паоло?..

– Да, – кивнула она. Лицо ее изменилось. – Я поняла одну важную вещь: с детьми лучше всего быть абсолютно честной.

– Только с детьми? – усмехнулся Джованни. – Ты хочешь сказать, что взрослым можно лгать?

Она взглянула на него, поражаясь тому, насколько отстраненным было его лицо.

– Я никогда не лгала тебе, Джованни, – проникновенно произнесла она.

Он отвернулся. Слова так легковесны. Ему не нужны ее заверения.

– Пойдем, поищем нашего сына, – охрипшим голосом произнес он, стараясь не замечать ее расстроенного лица.


И вот они все трое в личных покоях шейха. Комнаты огромные и прохладные, убранство потрясающее, но Алекса была безучастна ко всему: ее волновала лишь значимость встречи.

Шейх был очень стар, он сидел на богато украшенном диване возле окна, выходившего в сад. Он кивнул им, приглашая подойти поближе. Паоло робко взял ее за руку, и, когда они приблизились к шейху, Алекса, к своему удивлению, сделала реверанс, который – она была уверена в этом! – не умела делать.

– Прошу.

Шейх улыбнулся и, взглянув на мальчика, похлопал рукой по дивану рядом с собой.

– Садись поближе, – обратился он к Паоло.

К изумлению Алексы, Паоло подошел сразу же и уселся на диване так непринужденно, будто он сидел на заборе возле школы! Может, оттого, что с самого рождения скучал по большой семье? Он виделся со своей бабушкой из Канады от силы раз в два года, но был ли он счастлив?

На секунду Алекса почувствовала себя скованной среди этого золота, пока не встретила взгляд Джованни: в нем не было никакого осуждения. Напротив, она увидела всплеск восхищения в иссиня-черной глубине глаз – или ей показалось? Но нет, ведь он сказал, что она – хорошая мать, а у него не было оснований ей лгать.

Шейх стал тихо беседовать с Паоло – рассказывать ему о Карастане: о пустыне, где цветы распускаются лишь раз в столетие и где бродят верблюды, о старинном искусстве охоты с соколами – дикими и свирепыми птицами. С явной гордостью он поведал о скакунах, стоявших в его конюшнях.

– Ты ездил верхом, Паоло?

– Нет, сэр.

– А хочешь покататься?

– О да, сэр!

Потом они все пили сладкий мятный чай, и это суровое испытание оказалось совсем не ужасным, как боялась Алекса. Но когда они уже собирались уходить, шейх задержал Алексу.

Она умоляюще взглянула на Джованни, но лицо его оставалось невозмутимым, он положил руку на плечо Паоло.

– Пойдем посмотрим на акробатов?

– Акробатов? – вскрикнул Паоло.

Шейх улыбнулся.

– Да, во дворце упражняются акробаты, – серьезно сказал он. – И фокусники, и музыканты, и танцоры: королевские свадьбы бывают так редко, что это событие следует отметить подобающим образом!

После того как они ушли, на минуту возникло молчание. Алекса не имела никакого опыта общения с коронованными особами, но знала, что ей нельзя самой начинать разговор – особенно в стране, где женщины должны быть покорными. Вспомнив еще кое-что из прочитанного ею, она опустила глаза долу.

– У тебя хороший мальчик, – сказал, наконец, шейх.

При этих словах она подняла глаза – от удивления и облегчения – и улыбнулась.

– Благодарю вас.

Шейх кивнул, и снова возникла пауза.

– Но у него была трудная жизнь, насколько я понимаю?

Алекса замерла.

– Трудная? Я вас не совсем понимаю, Ваше Величество.

– Джованни рассказал мне, что вы живете в маленьком домике, а вы работаете в магазине.

– Разве?

Алекса инстинктивно выпрямилась, ноздри ее гневно раздулись.

– Мы не богаты в материальном смысле, – сказала она с достоинством, – но Паоло никогда не нуждался в значимых вещах. Он всегда был сыт, одет, но важнее всего то, что он всегда был окружен любовью. Поэтому я не считаю, что у него трудная жизнь, Ваше Величество, я не согласна с вашим сыном.

Глаза шейха весело блеснули.

– Насколько я понял, у вас много разногласий, но ваши взаимоотношения с Джованни меня не беспокоят. Меня волнует мой внук. Сентенция, что деньги нельзя купить любовь, правдива, но за деньги можно купить комфорт.

– Материальный комфорт, – уточнила Алекса. – Но не эмоциональный.

– Лишь женщины обращают внимание на такие вещи, – сказал шейх, намереваясь закончить обсуждение.

Но Алекса не была одной из его слуг, которую уволили бы за собственное мнение. Да, он был всесильным в своем царстве, но значило ли это, что она должна отказаться от своих взглядов и согласиться с ним?

– Женщины всегда заботятся о семье, – возразила она. – И мы признаем важность чувств.

Он пристально взглянул на нее.

– Вы упрямы, – неожиданно сказал он.

– Нет. Я отстаиваю то, во что верю, Ваше Величество.

– Иногда нам приходится жить, ни во что не веря, – мягко сказал он, а затем закрыл глаза и устало откинулся на спинку дивана. – Спасибо за разговор со мной. А теперь идите и наслаждайтесь свадебным торжеством.

Посылал ли он ей молчаливое сообщение? Говорил ли, что она напрасно ожидает чувств от Джованни? Ну, не утруждайте себя, Ваше Величество, подумала она, я не питаю никаких иллюзий относительно него.

Слуга отвел ее во внутренний двор, где Паоло смотрел выступление жонглеров. Джованни стоял неподалеку, возле цветущего апельсинового дерева. Он вопросительно взглянул на нее, когда она подошла.

– Как прошла беседа с шейхом?

– На удивление хорошо, учитывая все обстоятельства.

– Какие обстоятельства?

Голос его стал холодным. Алекса прищурила глаза.

– Ты сказал ему, что у Паоло трудная жизнь?

Возникла пауза.

– Конечно.

Считай до десяти. Сохраняй спокойствие. Но хотелось от злости кричать во все горло.

– Как ты мог это сказать? У него совсем не трудная жизнь, – задыхаясь, возразила она. – Твоего сына любят, он желанный ребенок. Я сказала об этом шейху, и он не опроверг мои слова.

– У моего сына нет отца, – сказал Джованни холодно. – И все те преимущества, которые мое богатство может ему дать…

– Но…

– Послушай меня, Алекса! – Его голос прервал ее возражения, словно отрезал их ножом. – Я не собирался обсуждать с тобой данный вопрос до свадьбы, но раз уж речь зашла об этом, то у меня нет выбора.

– Выбора? О чем ты говоришь?

– Учитывая все обстоятельства, которые идут во вред Паоло…

– О каких обстоятельствах ты говоришь? – с тревогой спросила она.

– О том, что ты – одинокая мать, вынужденная работать, что не можешь купить собственный дом… – Он увидел ее возмущенный взгляд и покачал своей темной головой. – Ребенок не может нормально развиваться. Ты знаешь об этом.

Она бросила взгляд на сына, который наслаждался представлением, хотя ни слова не знал на карастанском языке.

– Ты думаешь, ему плохо?

– Не сейчас, но… будет плохо, Лекс.

– О, на самом деле?

– Да, на самом деле! Он станет одним из тех парней, не имеющих отца, которые шляются по улицам и курят сигареты, – с металлом в голосе произнес он.

– О, откуда у тебя такие знания, Джио? Из международного справочника по стереотипам? И, во всяком случае… – она окинула его победоносным взглядом, – ты сам вырос без отца!

Взгляд его показал, что она сама попалась в ловушку, которую он устроил для нее.

– Точно! – выдохнул он. – И я знаю, что это такое! Я стал тем, кем я есть, вопреки моему воспитанию, но Паоло может так не повезти. Я на себе испытал, что значит иметь мать, которая жаждет постоянно находиться в обществе мужчин.

– У меня было только два любовника в жизни, включая тебя, – горячо возразила она.

– Но ты еще слишком молода, – парировал он. – Сейчас ты полностью занята Паоло, но скоро наступит время, когда он не столь сильно будет нуждаться в тебе, и ты будешь думать о том, как бы удовлетворить свои сексуальные нужды. И тогда он пойдет по кривой дорожке.

– Но ты ведь не пошел, – заметила она. – А тоже был сыном матери-одиночки.

– Потому что мне везло! – вскричал он, но словно нож повернулся у него в сердце – вспомнились темные вечера, когда он лежал в кроватке без сна в ожидании матери.

– Вся жизнь – это лотерея, – тихо сказала Алекса, заметив, как помрачнели его глаза. – Наличие двух родителей – это не гарантия счастья, Джио.

– Конечно, нет, но я хочу увеличить его шансы, – произнес Джованни упрямо.

Она грустно покачала головой, прищурив глаза от яркого света. Ей захотелось схватить своего сына и убежать.

– Ты всегда такой пессимист?

– В большинстве случаев, – сказал он спокойно. – Я основываюсь на собственном опыте.

Она пытливо взглянула на него, стараясь быть объективной, но это было нелегко. Его жестокость возмущало ее, слова приводили в ярость, но это не уменьшало ее желания запустить пальцы в его густые черные волосы, нагнуть голову и поцеловать его. Она едва перевела дыхание.

– Я подумаю о том, что ты мне сказал, когда вернусь в Англию, – согласилась она.

Джованни мрачно улыбнулся. Она до сих пор не поняла? Не поняла, если он захочет чего-то, то не остановится, пока этого не получит.

– Мне кажется, ты меня не поняла, – ласково произнес он. – Решение уже принято.

Алекса заморгала глазами, едва осознавая, что вдалеке снова послышались звуки труб, барабанов и какого-то заунывного инструмента.

– Какое решение? – выдохнула она, а музыка тем временем грянула еще сильнее.

– Жизнь меняется. Теперь я не буду настаивать на том, что ты – женщина легкого поведения, но ты по-прежнему женщина со всеми женскими потребностями, а я не желаю, чтобы моего сына воспитывал какой-то другой мужчина, – ровным голосом произнес он.

– Но все это лишь гипотезы, Джованни, – возразила Алекса. – Нет никакого другого мужчины.

– Сейчас – нет.

– Но ты не можешь заставить меня делать то, чего я не хочу! – неожиданно резко возразила она.

– Могу, дорогая, – заявил он мягко. – И я беру Паоло к себе.

– Паоло будет жить со мной, – отрезала она, и ей показалось, что они говорят о сыне как о каком-то предмете мебели. Щеки ее запылали от стыда и страха.

– Совершенно очевидно, что ты тоже будешь жить со мной, – сказал он нежно. – Ты хорошая мать, а я хочу стать хорошим отцом. Прошедшая ночь показала, что мы по-прежнему жаждем друг друга, так в чем же проблема?

У нее чуть не вырвался вопрос: а как же насчет любви? Как насчет эмоционального комфорта, о котором она говорила с его отцом? Но Джованни, как и его отец, был совершенно далек от этого.

Может быть, то, что возникло между нею и Джованни много лет назад, было искрой любви, но она потухла в тяжелых обстоятельствах. И все же ее сердце по-прежнему стремилось к нему, как и ее тело, и он – отец ее ребенка. Они связаны друг с другом кровно и телесно.

То, что он предлагал, было компромиссом, но могла ли она жить такой жизнью с единственным мужчиной, которого любила?

Алекса покачала головой.

– Извини, Джованни, но я не согласна.

Возникло молчание, а когда он заговорил, слова его были остры, как бритва.

– А я и не спрашиваю твоего согласия, – сказал он. – Это констатация факта.

Алекса подняла брови.

– Не понимаю.

– Я не прошу тебя жить со мной, Лекс, я говорю, что у тебя нет другого выбора, если ты хочешь остаться со своим сыном.

Неужели он вообразил, что, оказавшись на земле Карастана, где мужчины доминируют, а женщины подавлены, он будет диктовать свои условия, а она – беспрекословно подчиняться им?

– Выбор есть всегда, Джованни, – гордо сказала она.

Улыбка его была холодной и властной.

– Да, ты права, – тихо сказал он и увидел, как она расслабилась. – Ты можешь нанять адвоката и потягаться со мной. Но не важно, сколько денег ты потратишь на это, Лекс. Усилия твои будут напрасны.

В его черных глазах вспыхнула такая решимость, что у Алексы мороз прошел по коже.

– Выиграю все равно я.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Угроза Джованни, произнесенная ласковым голосом, испортила Алексе весь оставшийся день. Для нее не имело значения, что произойдет на празднике – с Луны могла взлететь ракета, но Алекса не обратила бы на это никакого внимания. Она понимала, что свадьба – неподходящее время для мрачных предчувствий, но ничего не могла с собой поделать.

Она заставила себя сконцентрироваться на происходящем, чтобы запомнить этот великолепный день, чтобы члены королевской семьи не обвинили ее в равнодушии и неблагодарности, а Паоло не постыдился того, что мать его выглядит грустной.

Церемония проходила в самом роскошном зале дворца – сиденья были расставлены по кругу, чтобы рассадить всех именитых гостей, Алекса узнала двух членов британской королевской семьи, трех экс-президентов, и ей было так странно ощущать себя рядом с людьми, которых она прежде видела лишь на страницах газет или на экране телевизора.

Они с Джованни сидели на самых почетных местах, слушая поздравления на карастанском, французском и английском языках. Она сидела с натянутой улыбкой и не расслабилась даже тогда, когда с балкона полетели вниз тысячи розовых лепестков, раздался взрыв аплодисментов и грянула торжественная музыка.

Яркие вспышки множества кинокамер чуть не ослепили ее, и Алекса зажмурила глаза. В этот момент Лаура официально стала принцессой. А. затем свадебная процессия прошествовала по голубому ковру, под гирляндами из жасмина и благоухающих лилий, к праздничному столу, уставленному изысканными яствами.

Столовое золото и серебро было бесценным, и Алекса подумала, не захочет ли кто-нибудь из гостей ненароком сунуть себе в карман серебряную чайную ложку – будто на счастье, и эта неуместная мысль вызвала у нее непроизвольную улыбку, впервые за все время пребывания во дворце.

– Ты какая-то притихшая, – отметил Джованни, когда они шли к столу.

– А что ты хочешь? – тихим голосом возразила она. – Чтобы я танцевала от радости после твоих угроз?

– Я думаю, танцы нас ждут впереди, – сказал он спокойно. – Почему бы и нет?

– О, очень остроумно. Ну, не обращай на меня внимания!

Но когда шейх захотел сфотографироваться со своими двумя сыновьями, их женами и Паоло, могла ли она отказаться?

Затем он захотел сфотографироваться со своим «самым преданным и верным помощником» Маликом, хотя причина этого была не совсем ясна. А когда все гости переместились в огромный бальный зал, украшенный цветами, шейх поднял руку, объявляя начало танцев.

Бал открыли жених и невеста, и вскоре Захир махнул рукой Алексе и Джованни, приглашая их выйти танцевать. Алекса ощущала себя куском дерева в руках мужа.

– Перестань, это делу не поможет, – мягко сказал Джованни.

– О чем ты говоришь?

– Перестань дуться, моя красавица. Я не изменю своего решения, а это только повредит Паоло и особенно – тебе.

Алекса подняла брови.

– Значит, я не только посредством шантажа вынуждена оставаться твоей женой, мне также диктуют, как я должна себя вести?

– Все зависит от…

– Отчего?

– Насколько ты будешь покладистой.

– Я не собираюсь быть покладистой!

– Ах! – он начал смеяться.

Рука его прикоснулась к ложбинке на ее спине и стала массировать ее с искусной нежностью.

– Так будет лучше, – одобрительно пробормотал он. – Не сопротивляйся, cara.

Он сказал – не сопротивляйся. О, как соблазнительно было подчиниться ему. Упасть в его объятия и почувствовать его тело. Ритмичные движения его пальцев снимали напряжение, накопившееся в ней, делали ее тело мягким и податливым.

Алекса закрыла глаза и облизала пересохшие губы с ощущением охватывающего ее отчаяния. Почему Джованни, и только Джованни, вызывает у нее подобные чувства?

– Как долго мы не танцевали? – неожиданно спросил он.

– Я… не помню.

– Разве? Со дня нашей собственной свадьбы.

Конечно, она помнила – просто хотела бы забыть. Хотя была удивлена, что Джованни помнит. Ее голова, казалось, готова была упасть на его плечо, но Алекса все же откинулась назад. Она почувствовала, как медленно в ней нарастает сексуальное возбуждение. Еще немного – и она будет охвачена им. Алекса изогнулась, но это движение было настолько эротичным, что она почувствовала сквозь тонкий шелк его ответную реакцию. Ее глаза расширились.

– Джованни!

– Ты чувствуешь, что со мной делаешь? – растягивая слова, произнес он.

– Прекрати!

– Как? Есть только один способ избавиться от этого, но сейчас им невозможно воспользоваться – не позволяют обстоятельства.

– Ты отвратителен!

– Похоже, ты не думала так прошлой ночью!

– Тогда все было по-другому.

– Почему, Лекс?

– Я еще не понимала, что ты хочешь отобрать у меня Паоло!

– Ты думала, что после этой свадьбы мы снова разойдемся, и будем жить каждый своей жизнью, будто ничего не случилось?

– Нет, конечно, нет.

– А что ты думала?

Музыка стала более энергичной, и Алекса, танцуя, смогла отодвинуться от его тела, безумно влекущего ее.

– Надеялась, что мы поступим так, как поступают большинство родителей в подобных обстоятельствах. Заключим договор.

– Договор? Ты хочешь привозить ребенка в Италию на выходные…

– О… ну, и на праздники тоже.

Увидев ярость в его темных глазах, она поняла, что сказала что-то не то.

– Приходящий отец, ты хочешь сказать? – процедил он. – Это достижение по сравнению с отсутствующим отцом.

– Я не то хотела сказать. Я просто не знаю, как Паоло будет чувствовать себя, если поселится в Италии.

Она, как обычно, свои опасения приписывает Паоло, подумал Джованни.

– Почему бы тебе не спросить об этом его? Или ты боишься услышать ответ, который тебе не понравится?

– О, Джио. – Она взглянула на него широко раскрытыми глазами. – Это совсем не так.

– Разве?

Он снова прижал ее к себе, только на этот раз она почувствовала скорее его силу, а не сексуальность. Джованни склонил голову и взглянул в ее прекрасные глаза. Задумалась ли она хоть на секунду о том, что стоит ей лишь взглянуть на него своими потрясающими прозрачно-зелеными глазами, и он сделает все, что она хочет?

– Я думаю, что ты не ценишь того, насколько обходительно я обращаюсь с тобой, учитывая, что меня держали в неведении все эти годы, – сквозь зубы сказал он. Его черные глаза блеснули гневом. – Ты будешь сотрудничать со мной, и согласишься на это немедленно.

– Немедленно?

– Когда ты вернешься в Англию, то подготовишься к переезду в Неаполь, – улыбнувшись, решительно произнес он.

Колени ее ослабели, когда она, наконец, поняла, что означают его слова. А что, если Паоло станет восхищаться своим мачо-отцом, соблазнившись его властью и деньгами? Не потускнеет ли в его глазах крошечный арендованный домик с бельем, сохнущим в ванной, когда он, став постарше, будет проводить сравнения, как это рано или поздно делают все подростки?

Боясь, что она сделает что-нибудь непростительное – заплачет, например, на свадьбе, когда сентиментальная часть уже осталась позади, – Алекса отпрянула от него.

– Я полагаю, наш танец окончен. Уже поздно. Я… пойду, найду Паоло и отведу его в постель.

Он нежно провел пальцем по ее губам.

– Ты можешь убежать от меня, когда захочешь, но все равно это будет бесполезно, – мягко сказал он. – Потому что скоро ты будешь со мной в Неаполе – там, где я хочу, Лекс. Точно так же ты скоро будешь в моих объятиях и в моей постели.

Алекса почувствовала, как губы ее затрепетали от его прикосновения, а в сердце в то же время возник протест. Не думает ли Джованни, что если он сын шейха, то имеет право диктовать ей свои условия?

– Нет, не буду, – заявила она и хотела уйти, но он железной хваткой сжал ее руку.

– Давай поговорим начистоту: я не собираюсь играть с тобой, как кот с мышкой, используя секс, – процедил он сквозь зубы. – Прошлая ночь была исключением, но у меня нет ни времени, ни желания разыгрывать эту пантомиму каждую ночь.

– Ты имеешь в виду – рвать мою ночную рубашку? – фыркнула она.

Джованни застыл.

– Тебе хотелось бы представить это как агрессивный акт? А не думаешь ли ты, что такие рубашки лишь повышают сексуальное возбуждение?

Именно так и получилось, с горечью подумал он, а затем задумался: неужели она так лицемерна, что не желает этого признавать?

– Я не хочу, чтобы ты спал со мной сегодня ночью, – сказала она, ужасаясь тому, что голос ее дрожал, а из глаз готовы были хлынуть слезы, и поэтому он мог понять, насколько она уязвима.

Лицо Джованни затвердело и стало гордым и надменным. Неужели она думает, что он будет умолять ее? Он склонил к ней голову и пристально посмотрел в глаза.

– Если я не обнаружу тебя в нашей постели сегодня, я к тебе не приду. Ты можешь использовать секс как орудие для достижения своих целей, но, поверь мне, у тебя ничего не получится; Я не изменю своего решения насчет Паоло.

Он покинул танцевальную площадку, провожаемый взглядами женщин, а Алекса дрожала, когда повела перевозбужденного и уставшего Паоло спать. Уложив его в постель, она пошла в ванную и, лежа в прохладной воде, снова и снова говорила себе, что ее трудно запугать, и она не собирается легко сдаваться.

Кожа ее порозовела, а кончики пальцев стали морщинистыми, как морская звезда, когда она вышла из ванной в ночной рубашке.

В гостиной было пусто, в спальне кровать стояла нетронутой, словно дразня ее своей пустотой. Алекса понимала, что ей нельзя сейчас ложиться в нее и ждать его, как жертвенной овечке. Она тихо пошла к дивану, перед которым прошедшей ночью Джованни начал ее соблазнять, и легла на него с мрачным предчувствием. Когда он придет, будут ли они разговаривать и постараются ли делать это без взаимных упреков и обвинений? С каждой минутой ожидания ее нервозность уменьшалась, и постепенно приходил сон. Она так жаждала уснуть, хотя бы во сне ей удалось бы избавиться от мучительных мыслей и болезненного понимания того, что она теряет контроль над собственной жизнью. Неужели Джио действительно заставит ее и Паоло жить с ним в Неаполе? – мелькнуло последним проблеском в сознании.


Джованни вошел в апартаменты, в которых царила тишина, устало потирая виски. После общения с итальянскими именитыми гостями отец пригласил его в свои покои и предложил управлять западными землями страны – или навсегда поселиться там, если он того желает. Но Джованни меньше всего волновало наследство. Его больше тронуло то, что человек, у которого столь мало времени, так долго разговаривал с ним.

Они говорили до поздней ночи, пока шейх не устал, и теперь лишь одна мысль осталась в голове у Джованни.

Паоло не должен больше оставаться без отца.

– Ты на меня в обиде за то, что я не признал тебя раньше? – тихо спросил его шейх.

Джованни грустно улыбнулся отцу.

– Я предпочитаю не обижаться, а учиться на опыте других.

В конце концов, они сошлись на том, что ему лучше еще раз приехать в Карастан и обсудить планы на будущее. Джованни зевнул. Свадьба, объединение семьи – черт возьми, это был трудный день. Но он еще не закончен. Последнее испытание впереди, и он почувствовал, как тревожно забилось его сердце.

Захочет ли Алекса быть его женой в полном смысле этого слова?

Коридоры, ведущие в их комнаты, были совершенно пусты. Он вошел в тускло освещенную спальню, и увидел ее лежавшей на диване. Его охватило чувство гнева и тоски, и внезапно пришло понимание. О, глупая женщина! Неужели она не понимает, что он дал зарок, и гордая натура неаполитанца никогда не позволит нарушить его?

Неужели не понимает, что до сих пор он обращался с ней бережно?

А теперь она может потерять все!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

За последние дни, проведенные в Карастане, Алекса поняла, что значит изоляция, – ее отказ лечь с ним в постель возвел между ними незримую стену. Исчезли искры желания, игривые замечания с его стороны, и Алекса на деле убедилась в правдивости высказывания о том, что равнодушие хуже смерти.

Джованни был холоден и высокомерен с ней. Даже если он страдал от неудовлетворенного сексуального желания, но был слишком горд, чтобы показать ей это, и слишком горд для того, чтобы просить ее измениться в отношении его или самому измениться в отношении к ней.

Джованни был сыном шейха, имеющим все привилегии королевской семьи. Да, ей оказывали уважение и почет, потому что она была его женой, но более из-за того, что она была матерью Паоло. И все же глубоко внутри она чувствовала, что, если Джованни перестанет оказывать ей поддержку, ее отодвинут в сторону – пустят по течению и оставят на произвол судьбы.

Никто не был с ней грубым, но она ощущала холодность и отстраненность со стороны членов семьи, и никто не обсуждал с ней будущего, потому что она не была его частью.

Алекса спрашивала себя, не перегнула ли она палку, не использовала ли секс как некое оружие. И не слишком ли много думает о сексе! По крайней мере, так часто говорят о женщинах. Улегшись тогда на диван, не нанесла ли она удар по мужской гордости Джованни – такой сильный, что даже не могла этого предположить?

После той ночи он стал с ней очень холодно обращаться. Они готовились к поездке в Неаполь, и она подумала, что его поведение вполне понятно в данных обстоятельствах. Но этого ли она хотела? Да, хотела показать ему, что ее нельзя купить, как любовницу или сожительницу.

Но дело было не только в сексе. Конечно, он имел значение – и всегда имел, – и она знала, что множество женщин готовы будут удовлетворить Джованни. Она же боялась одного – секса, лишенного эмоций, секса без любви.

Тем не менее, она исполнила его желание и поехала в Италию, потому что у нее не было ни сил, ни средств, чтобы отказаться от этого. Паоло зачислили в небольшую двуязычную школу, вокруг которой росли лимонные деревья, и в которой имелся зооуголок, где жил белый кролик по имени Бланко, любимец всех детей. Она постаралась объяснить свое решение Тери во время короткого возвращения в Англию для завершения всех дел.

– Мое счастье связано с Паоло, – призналась она. – А он хочет перемен, Тери, очень хочет. Он любит своего… отца… как и должно быть.

Она произнесла эти слова с решимостью, хотя маленькая, крошечная часть ее желала, чтобы Паоло заявил, что он не хочет больше видеть Джованни. Насколько это бы облегчило жизнь!

– И он полюбил Италию, – продолжала она. – И кто бы ее не полюбил, особенно в его возрасте? К нему там, хорошо относятся, и не потому, что он сын Джованни, – похоже, неаполитанцы искренне любят детей. Все щиплют его за щеки и угощают сладостями. Там прекрасный климат, и есть плавательный бассейн. Для Паоло это – бесконечный праздник.

Да, решение было принято. Они поехали в Неаполь, и даже ее отказ от секса в Карастане ни на что не повлиял.

Паоло во время поездки был до предела возбужден, Алекса понимала, что он охвачен лишь положительными эмоциями, но со временем, без сомнения, будет скучать о своей родине и оставленных друзьях. Ей надо было помочь сыну освоиться с новым местожительством.

Джованни вез их по извилистым улочкам Неаполя – мимо кафе, соборов и археологических раскопок, и Алекса немного расслабилась, вспоминая яркие ощущения, которые она испытала в первый раз, когда увидела этот город.

Паоло, округлив глаза, смотрел из окна машины, а Алекса ловила себя на том, что украдкой бросает взгляды на резкий, будто выточенный из камня профиль Джованни.

– Похоже, здесь мало что изменилось, – отметила она, стараясь не обращать внимание на его холодное поведение.

Джованни искоса посмотрел на нее, нажав рукой на гудок в типично итальянской манере.

– Если взглянуть поглубже, то перемены можно найти во всем, – небрежно бросил он, когда автомобиль стал подниматься по дороге, ведущей из многолюдного центра к кварталу, где располагался семейный особняк. – В город было вложено много денег. Бедные районы реконструированы, Неаполь обрел новый облик.

– Мы уже почти приехали, папа? – пискнул Паоло.

Джованни улыбнулся.

– Si, mio bello. Почти приехали, – сказал он, и сердце его потеплело, когда он взглянул на сына.

Потом в автомобильное зеркало он увидел бледное лицо Алексы, и руки его крепче сжали руль.

– Помнишь эти места? – охрипшим голосом спросил он, когда высокие ворота открылись, и перед ними предстал элегантный palazzo.

Алекса однажды была здесь, несколько лет назад: Джованни вырос в этой прохладной и темной вилле, которая уютно прилепилась к горе, словно испокон веков стояла здесь.

– Да, – неуверенно ответила она.

Джованни почувствовал, как дрожь пробежала по его телу. Дом пустовал с тех пор, как умерла его мать, но ему показалось, что тени прошлого витают передним.

Он хотел поразить своего сына – нанял повара, экономку, у который был сын Фабрицио, всего лишь на год старше Паоло. Сын мог играть здесь в футбол, учить итальянский язык и подставлять под теплое южное солнце свои бледные, не загорающие в Англии щеки.

– Он может пойти в школу в любой момент, когда захочет, – сказал Джованни во время их первого ужина.

– А что же буду делать я?

В глазах ее был вопрос, а пальцы машинально крошили кусочек хлеба.

– А ты можешь заняться убранством дома и улучшить свой итальянский, – небрежно бросил Джованни. – Или ходить по магазинам.

Она почувствовала себя совершенно ненужной, как вчерашняя газета, – возможно, он этого и хочет.

Ужин был накрыт на террасе, выходящей на склон холма. Звезды сияли на небе, внизу переливался огнями Неаполь.

Алекса взглянула на раскинувший перед нею город и подумала: теперь это мой дом. Мысли о будущем пугали ее. Они с Джованни вели себя как чужие люди, которые только что познакомились на вечеринке. Неужели так будет продолжаться?

Дни шли за днями, и Алекса видела, как Паоло все больше и больше втягивается в жизнь своего отца, расцветает под теплым солнцем. Алекса стала понимать, что моральные обязательства гораздо весомее, чем угроза суда, что Джованни насильно не смог бы заставить их переехать сюда и что ни один суд не сумел бы отнять у нее сына просто потому, что отец его богат и могущественен.

Как она могла увезти Паоло обратно, когда он был так счастлив здесь, вернуть его к жизни, которая была полужизнью в сравнении с этой?

Ночью она лежала в прохладной благоухающей комнате, которая была ей отведена, прислушиваясь к стрекоту цикад за окном, но на самом деле надеясь услышать шаги. Она проклинала себя за свою глупость.

Неужели она надеялась на то, что Джованни войдет в комнату и молча ляжет на кровать рядом с ней? Ведь он предупредил ее о том, что если она отвергнет его во второй раз, третьего не будет? В нем текла кровь двух гордых и упрямых наций – такие люди не отказываются от своих слов. Или она думала о том, что угроза его была пустой, что он изменит своерешение, погладит ее по голове и скажет, что все хорошо? Понимала ли она, что лед, по которому катится, очень тонкий, почти прозрачный?

Ночь за ночью она ворочалась в постели, на тонких простынях из египетского хлопка, спрашивая себя, может, ей самой пойти к нему? Но не позволяло самолюбие. Нужны ли ей эти крохи, когда она хотела настоящих отношений, наполненных теплом и любовью?

Но Джованни не излучал любовь. Он излучал ревность, подозрение и отстраненность. Когда он занимался сексом, то словно скрывал что-то внутри себя. Черт возьми, он всегда что-то скрывал, чем бы ни занимался. И какая бы женщина смирилась с этим?

Глаза ее были устремлены в потолок. Смешно говорить о том, что ты хочешь того, другого, третьего в отношениях с ним, в конце концов, ведь ощущаешь только боль в своем теле и пустоту в своем сердце.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Мама, а ты знаешь, что стадион в Неаполе называется «Сан-Паоло»?

Алекса улыбнулась.

– Нет, дорогой, не знаю.

– Поэтому вы назвали меня Паоло? – требовательно спросил сын.

Пальцы Алексы слегка задрожали, когда она положила сахар в кофе и встретила загадочный взгляд Джованни.

– Н-нет. Я назвала тебя Паоло, потому что это красивое имя.

Джованни намазал хлеб джемом.

– Я думаю, что сегодня утром мы пойдем с Паоло на стадион, и Фабрицио вместе с нами. – Он помедлил. – Хочешь к нам присоединиться?

Она видела, с каким усилием он задал этот вопрос, и поняла, что ей предстоит изображать удовольствие на лице весь день пребывания в городе. В иные времена она приняла бы это предложение без всяких раздумий, но сегодня… оно казалось тяжелой ношей, которую она взвалила бы на свои плечи. Алекса покачала головой.

– Нет, спасибо. Я собираюсь подобрать образцы тканей для портьер в библиотеке – я нашла книгу по окраске стен в пятнадцатом веке.

Джованни пожал плечами и положил салфетку на стол. Естественно, она предпочитает сидеть одна в пыльной библиотеке вместо того, чтобы провести время с ним.

– Как хочешь, – сказал он холодно и встал. – Мы вернемся примерно в пять.

– И пойдем в бассейн, папа?

– Si, bambino. – Глаза Джованни потеплели. – Пойдем в бассейн.

Но на сердце у него было тяжело, когда они с Паоло пошли искать Фабрицио. Солнце сияло ярко, небо было безоблачным. Он думал об Алексе. В улыбке ее сквозила печаль, которую Алекса старалась скрыть, и от этого она была еще более зримой.

Неожиданно ему стало больно за нее – его тронуло ее молчаливое страдание. Он почувствовал себя тираном из давних времен, который добивался своего силой и властью.

Неужели он действительно думал, что так они и будут жить – при постоянном страдании Алексы? Да, он хотел быть рядом со своим сыном, но ему пришлось для этого шантажировать его мать, чтобы заставить ее переехать в Неаполь. И неудивительно, что она оттолкнула его, когда он пришел в ее комнату. Если бы на месте Алексы была другая женщина, он попробовал бы соблазнить ее, но в случае с Алексой не было другого выбора. Он почувствовал, что стал испытывать уважение к ней – восхищаться ее спокойным достоинством, а также тем, как она вела себя с ним и с их сыном.

Она заслужила это уважение, но заслужила кое-что еще – свою свободу.

Джованни прищурился, взглянув на яркое солнце, но на сердце его легла тень от облака.


Когда они ушли, Алекса взялась за работу. Она видела, что Джованни небрежно отнесся к убранству виллы, поэтому энергично принялась за дело, понимая, что у нее больше никогда не будет такой возможности.

Palazzo был старым, с запыленными комнатами, обставленными мебелью и предметами искусства восемнадцатого века. Здесь была парадная гостиная, столовая и другие комнаты, выходящие в сад, где росли высокие кипарисы. Но больше всего ее притягивала библиотека – с рядами книг в кожаных переплетах, источающих особый восхитительный запах. Это было место, где она могла уйти в себя, погрузившись в чтение любовных романов на разных языках и различных справочников с множеством прекрасных иллюстраций.

Декору явно было уделено очень мало внимания, он требовал любящей заботы. Алексе удалось найти краску, которая наиболее соответствовала тону старинной росписи стен. Позже она покажет ее Джованни, чтобы узнать его мнение.

А увидишь ты, как они будут покрашены? – спросил тоненький издевательский голосок внутри нее, но она сразу же отмахнулась от него. Встав на цыпочки, чтобы внимательно осмотреть помещение, она увидела полку, которую почти заслонял камин, и заметила край книги, которая при ближайшем рассмотрении оказалась фотоальбомом. Достав его с полки, Алекса замерла, потому что… Да, это были детские фотографии Джованни. У нее перехватило дыхание: ей показалось, что на нее смотрит ее сын.

Вот Джованни стоит в цирке, рядом со слоном. Вот он улыбается, сидя рядом с матерью на берегу моря, вот они гуляют по Парижу, по парку Тюильри. На каждом фото его мать смотрит в глаза высокому и красивому мужчине. Но на каждом фото – разные мужчины. Алекса вглядывалась в лицо мальчика, так похожего на Паоло, и на нем отражались растерянность и беспомощность. Этот мальчик не радовался каникулам – он был обузой для матери. О, Джио, мысленно произнесла она.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Вопрос пронзил ее сознание, словно нож, и Алекса, вздрогнув, обернулась. В дверях стоял Джованни, и вид его был мрачен.

Сердце Алексы забилось.

– Осматриваю комнату.

– Impicciona? – обвинил он ее.

Алекса сразу же поняла, что он сказал, и покачала головой.

– Нет, я не шпионю.

Он отвел взгляд в сторону – к окну, откуда открывался чудесный вид. Глядя на окрестности Неаполя, можно было понять происхождение крылатой фразы: «Увидеть Неаполь – и умереть». Ошеломляющий пейзаж, купленный шейхом, чтобы гарантировать молчание его матери. Этот шаг его отца – покупка согласия женщины – не вызывал его восхищения, но разве сам он не пытался совершить то же самое в отношении Алексы?

Этим утром, когда он вместе с сыном, доверчиво державшим его за руку, гулял по городу, он почувствовал себя счастливым. И его, словно молния, озарила мысль – больше всего на свете он хотел любви. Но любовь нельзя купить, нельзя заставить себя любить. Любовь – это растение, которое требует ухода, света и пространства, чтобы развиваться. И все это он отрицал тогда, когда только женился на Алексе, из-за своей тупости и гордыни.

Ему нужна была теплая, настоящая семья, которую он никогда не имел, но разве можно создать такую семью без матери? А Алекса не хотела быть с ним в Неаполе – она сказала ему об этом сама, – и разве можно винить ее за это? Он хотел держать ее здесь как некоего рода эмоциональную узницу – привязать к себе, угрожая погубить ее, если она откажется выполнять его необоснованные требования.

Он был зол на нее за то, что она не сказала ему о сыне, но мог ли обвинять ее, учитывая свое поведение? Должно быть, она понимала, что он перевернет мир с ног на голову, чтобы овладеть Паоло, – так же, как однажды пытался овладеть ей? Несмотря на путаницу в их отношениях, он не мог отрицать одного – что она хорошая мать. Значит, так он пытался отблагодарить ее за заботу о его сыне? Запугивая?

Теперь он скажет ей, что будет относиться к ней великодушно.

– Ты можешь получать алименты, которые заслужила. Достаточные для того, чтобы достойно жить в Англии. Я больше не хочу удерживать тебя здесь против твоей воли, Лекс. – Он пожал плечами. – Ты можешь уехать.

Алекса отпрянула назад.

– Уехать?

– Да, уехать! – со злостью произнес он. – Ведь ты этого хотела!

Свобода и финансовая независимость, которые он ей предлагал, не значили ничего, внезапно поняла Алекса Возможно, и для него тоже. Что же руководит этим властным, но ужасно одиноким мужчиной?

Она долгим взглядом посмотрела ему в лицо. Его ревность привела к плачевным событиям – ей пришлось скрывать от него сына. Почему он такой ревнивый? Казалось, он родился с ревностью в сердце, как родился с черными глазами и оливковой кожей. Но люди не наследуют ревность, как цвет глаз или длину ног. Она развивается по какой-то причине, и причину Алекса нашла: в альбоме с его детскими фотографиями.

Разные мужчины на каждом фото рядом с матерью Джованни – и растерянность на его лице. Алекса знала, что маленькие мальчики стремятся защищать своих матерей и что люди часто упрощают жизнь, основываясь на своем собственном детском опыте. Паоло принял Джио потому, что не только чувствовал некую примитивную кровную связь, но и видел в Джованни первого мужчину, с которым у матери были близкие отношения.

Она представила себе, какое смятение и гнев испытал бы Паоло, если бы она знакомила его со многими «дядями». И стоило ли удивляться тому, что Джованни рос с убеждением, что женщины любят скорее разнообразие, чем постоянство?

Именно поэтому он так отреагировал в первую брачную ночь. Не потому, что она не была невинна, но потому, что он считал ее богиней, а она оказалась реальной женщиной. Он смотрел на нее глазами маленького мальчика, и ее воображаемый обман насчет ее девственности усугублялся реальным обманом насчет их сына: Они вели себя опрометчиво и эгоистично, но, глядя в его глаза, Алекса понимала, что не может бесконечно скрывать свой страх и ошибки прошлого.

– Прости меня, Джованни, – прошептала она. – Пожалуйста, прости.

Он уже раздумывал над тем, как формально им разойтись, и ее слова повергли его в шок. Он замер, его черные глаза превратились в угли.

– Ты сделала что-то, о чем я не знаю?

– Нет, ничего. – Она колебалась. – Я имею в виду боль, которую тебе причинила. Я отрицала существование Паоло.

Джованни покачал головой, рассердившись снова. Он хотел, чтобы она оставила его в покое, так как уже все решил.

– Ты не должна говорить этого, Алекса. Ты теперь свободна и можешь ехать домой в Англию.

Не выгоняет ли он ее? Алекса с ужасом посмотрела на Джованни.

– А что, если… – Облизав кончиком языка пересохшие губы, она еле выговорила: – А что, если я не хочу ехать домой в Англию?

– Не надо, – сказал он ровным голосом.

Железные обручи, сжимавшие его сердце, были так крепки, что от них было трудно освободиться.

– Не надо притворяться.

– Но я не притворяюсь!

Алекса колебалась, зная о том, что, если покажет ему свои истинные чувства, он может отнестись к ним с сомнением или недоверием. Так трудно говорить, когда лицо, которое смотрит на тебя, похоже на каменную маску.

– Я люблю тебя, Джованни, – прошептала она. – Я никогда не переставала тебя любить.

Слова вонзились в него, как острые стрелы. Он отвернулся от нее, избегая призывного взгляда и скрывая безумную дикую жажду, которая сквозила в его собственных глазах. Не жажду ее тела, не жажду их сына, но жажду мечты, которая ускользала от него всю жизнь.

Он хотел повернуться к ней и сказать, что тоже очень сожалеет о том, что жизненные пути их так разошлись, но испугался – сильный, властный и деспотичный Джованни да Верраззано действительно испугался.

Но все же он повернулся к ней, взглянул в ее лицо и понял, что верит ей. Лучистые зеленые глаза светились неподдельной искренностью. Может быть, они всегда были такими – он просто не знал, как в них смотреть. Он держал в своих руках нечто изумительное, но все потерял. Но сейчас, во второй раз, он не собирался этого терять.

– Не надо слов, – сказал он охрипшим голосом.

Ведь как могли слова выразить всю горечь прошлого, описать те раны, которые они – сознательно и неосознанно – нанесли друг другу?

– Тогда возьми мое сердце, – сказала Алекса мягко и, подойдя к нему, прикоснулась пальцами к его напряженному лицу. – Возьми все, что у меня есть. Но, пожалуйста, Джованни, я хочу, чтобы мы вместе шли по жизни. Я не буду переживать, если ты не любишь меня, только будь хорошим отцом нашему сыну. А я буду верна тебе, моей единственной настоящей любви, как и была верна с тех пор, как ты в первый раз обнял меня.

Возникла пауза. Джованни ощущал, как бьется его сердце, как его захлестывает теплая и мощная волна чувств, – словно огромный кусок льда стал внезапно таять. Секунду он не двигался, а потом, без всяких слов, они бросились друг другу в объятия – будто два человека, спасшиеся после кораблекрушения.

Вздох сорвался с его губ, и он покрыл ее рот поцелуями. Они никогда так не целовались. Потому что эти поцелуи выражали не страсть, не злость, не разочарование. Они были символом их любви – настоящей, зрелой любви – и их совместного будущего. Сквозь слезы и радость Алекса ощущала, что они с Джованни больше не расстанутся никогда.

И никто из них поначалу не заметил, что в библиотеку пробрался маленький мальчик; он смотрел на них взглядом, исполненным надежды, и когда они открыли объятия своему сыну, он с радостью бросился в них.

Эпилог

Шейх Захир был очень рад, но не сильно удивлен тому, что Алекса и Джованни снова зажили семейной жизнью в Неаполе. Он настаивал на том, чтобы отметить воссоединение семьи в Карастане. Была приглашена Тери и, естественно, мать Алексы («Дорогая! Я даже и не мечтала об этом!»), а также школьные друзья Паоло и его старая няня.

Но с тех пор, как они видели его, шейх сильно сдал. Алекса отметила это, когда они с Джованни лежали в огромной спальне дворца и легкий ветерок, пропитанный запахом жасмина, овевал их обнаженные тела.

Джованни смотрел в потолок.

– Я знаю… – сказал он мрачным голосом, – я думаю, он долго не продержится.

Алекса понимала, какая тесная связь существует между сыном и отцом – двумя гордыми мужчинами, которые не показывают своих эмоций: один – потому, что ему не позволяет статус, а другой – потому, что его этому никто не научил. Но Джованни с каждым днем становился все лучше и лучше. О, да. Она повернулась к нему и провела пальцем по его худощавому лицу.

– Ты не хочешь остаться здесь жить, дорогой? – тихо спросила она. – Ты старше, чем Хавьер. Не думаешь ли ты, что шейх захочет оставить королевство тебе? Он ничего не говорил об этом?

Джованни повернулся, улыбнувшись, и поцеловал ее в кончик носа, радуясь тому, что эта женщина теперь его жена в полном смысле этого слова. Этой женщине не нужно было ни богатство, ни положение, ни роскошные безделушки. Ей нужна семья. Они сердцем тянулись друг другу. Он покачал своей темной головой.

– Не беспокойся об этом.

– Но ведь я беспокоюсь не об этом, а о тебе! – возразила она. – Что, если…

– Ш-ш-ш… – прошептал он и закрыл ей рот поцелуем. – Подождем.

На следующий день было официально объявлено о последнем из трех сыновей шейха.

– Еще один сын? – поразилась Алекса, когда по дворцу пошли разговоры. – У шейха есть третий сын?

Джованни кивнул.

– И тебя это не удивляет?

Джованни рассмеялся.

– Нет. Что за черт, я не могу объяснить, почему, но я это предвидел.

– А ты знаешь, кто это?

– Нет. Хотя у меня была возможность узнать, но Хавьер и я сказали, что мы познакомимся с ним вместе со своими женами.

– О, Джио, – растроганно выдохнула Алекса.

– Как бы то ни было, мне кажется, что это Малик.

– Малик?

– Готов биться об заклад.

Но ему не пришлось этого делать. Потому что он был прав. Верный помощник шейха – единственный, у кого в жилах текла карастанская кровь, был старшим сыном Захира и его законным наследником.

Алексе нравился Малик, но она была предана своему любимому мужу.

– А ты смог бы управлять Карастаном, если бы не было Малика?

– У меня бы не осталось другого выбора, – просто сказал Джованни. – Судьбу не выбирают, как товары в магазине, и если бы судьбою, мне было предназначено принять королевскую власть от моего отца, я сделал бы это от всего сердца.

А она была бы шахиней, подумала Алекса, а их сын когда-нибудь надел бы корону. Неожиданно она порадовалась за Паоло, что его миновала такая тяжелая ноша. Мальчик и так уже в жизни многое испытал.

– И ты не возражаешь против этого? – взволнованно спросила она мужа. – Что ты не станешь шейхом, и не будешь управлять этой прекрасной страной?

Джованни улыбнулся и погладил ее по щеке, Как ей удалось так изменить его жизнь? Но он знал ответ: любовь – это великая преобразующая сила. Для них обоих. Он видел, как расцветала Алекса – как цветок, под теплыми лучами его любви.

– Нет, любимая, я не возражаю, потому что у меня есть другое богатство, которого нет ни в одном царстве.

Его глаза весело блеснули, когда он королевским жестом поднял ее пальцы к своим губам.

– У меня есть ты, и у меня есть Паоло, а что еще нужно мужчине от жизни, кроме этого?


Оглавление

  • ГЛАВА ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА ВТОРАЯ
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  • ГЛАВА ПЯТАЯ
  • ГЛАВА ШЕСТАЯ
  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  • ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  • ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  • ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  • Эпилог