В лесной сторожке [Аскольд Павлович Якубовский] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
А. Якубовский В лесной сторожке
1
Листва рябин привяла. Среди ее зеленоватой оржавленности висели ягоды. Те что покраснев были ничего себе на вкус, но желтые пронзительно и горько кислы. За этими жиденькими рябинами поднималась крыша лесной сторожки. На ней росла березка, уже оголившаяся. Мы остановились (а надо было уходить — все бы тогда было в порядке). Отец поправил на плече мешок, называемый «сидором», а я опустил на траву оглобельки тележки. Мы стояли и смотрели на сторожку. Деревенские не врали, называя ее развалюхой: труба ее заржавела и погнулась, ставень висел, открыв радужное стекло, похожее на лужицу около бензоколонки, крыльцо проросло травами. Старик говорил: абсолютно неизвестно, что нужно сторожить здесь, в двадцати верстах от ближней деревни, и деревенские люди правы, называя ее развалюхой. Я кивал ему: Старик был молодец! Эта поездка спасала меня от школы и давала возможность жить в лесу вместе с отцом целый месяц. Редкий случай! Мой Старик — профессиональный фотоохотник, он вечно мотается. Это лето, к примеру, снимал чешуекрылых Алтая. Бабочек. И покосившаяся, темная изба показалась мне обомшелым чудом, стоящим (для меня) среди восхитительно пустого огорода с редкими гнездами увядшей картошки. Я прямо-таки дурел от радости. …Мы стояли. Старик говорил своим застуженным голосом, что вот сейчас мы войдем не в сторожку — в свою новую, лесную жизнь. И будет видно, хорошо ли нам в этом лесу и сторожке. А нет, так уйдем отсюда и поживем в стогах. Мой Старик всегда так: если перед вами хорошее, он напомнит о том, что оно может быть плохим, и наоборот. Я слушал и пялился на голубые старые доски, на травинки, прицепившиеся к ним, на ржавые моховые подушечки, что легли в щели. И думал, что друг Петька и во сне не увидит такую замечательную сторожку. Мне хотелось дико заорать и подпрыгнуть. Но я стоял молча — Старик был рядом.2
Мы открыли дверь, вошли в сторожку. Сначала я, затем отец. В окошко величиной в тетрадь пробивался свет. Спящим медведем виделась кровать, заваленная вязанками травы, высохшей до ржавого цвета. Пол был удивительный, горбыльный. Печка, сделанная из железной бочки, стояла на громадной глиняной лепешке. В ней кто-то ворочался. Кто? Я ждал птицу, но вылезла крыса с большим вялым хвостом. Она провезла хвост к двери и выскочила наружу. И мы остались вдвоем с отцом. — Вот, — сказал мой Старик. — Здесь-то мы с тобой и поживем. (А лучше было уйти в стога!) — Крыса… Недобрая это примета… Он задумался, поджимая губы. А мне было хорошо — и никаких! Плевать, что я задержался на год в восьмом из-за схваченного зимой плеврита и мне перестала даваться математика. Плевать на крысу, жившую в печке! Здесь хорошо, и все! — Я бы жил здесь лет сто! — Тогда займемся делом. И до позднего вечера мы возились в лесной сторожке. Старик вычистил печку — я пучком сосновых веток подмел пол, травой заткнул дыры в стенах. Старик переделал кровать. Он выбросил ржавую труху, оставил голые доски (они лежали на четырех сутунках). Я с поля на тележке привез здоровенный ворох соломы. Ездил несколько раз. Я исцарапал соломой руки и вспугнул огромнейшего зайца. Даже глазам не поверил: во какой был заяц! Это был здоровенный, как собака, заяц-русак! Он ускакал от меня с презрительной медлительностью. Будто знал, что ружье Старик мне не дает. Заяц скакал, только хвост мелькал. Я схватил валявшуюся палку, но из леса выскочила собака, грязная и куцая. И погналась за ним в молчании. Я так изумился, что не засвистел ей, не крикнул. …В тот вечер я утопил сторожку в золотых ворохах соломы. Затем мы поужинали хлебом и помидорами и легли спать. Я было начал рассказывать Старику о зайце и собаке, но прислонился к горячей и широкой его спине и уснул.3
И не успел увидеть сна — меня будили дым и холод. Я сел, промаргивая глаза, и увидел: Старик стоял на коленях перед печкой. Он раздувал огонь, покашливая от дыма. Красные отсветы мяли и плющили его лицо. Еще я увидел солнце в окне и крохотного мышонка, сидевшего на полу, в солнечном пятне. И мне стало весело продолжением вчерашней веселости. Я проскочил мимо отца, выбежал на крыльцо и вспугнул с ближней осины черного тетерева. Вокруг был туман, терпкий и холодный, лежала изморозь на траве, и в золотом дыме утра тетерев летел на поля. Озябнув, я горбился, сохраняя в себе тепло. Вышел отец и сощурился на черную летящую точку. И сказал, здесь хорошо. Затем он сходил за малоформаткой. И, защитив объектив ФЭДа блендой, делал снимки против света. Он то приседал, то вставал на цыпочки, снимая меня, сторожку, рябины, все… Я попросил аппарат и снял его самого. …Быстро теплело, пахло дымом, вдали пролетали тетерева. Я очень любил Старика. Потому, что видел его редко. А- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
Последние комментарии
1 час 41 минут назад
1 час 45 минут назад
1 час 45 минут назад
1 час 55 минут назад
1 час 57 минут назад
2 часов 7 минут назад