Немобильный телефон [Евгений Васильевич Акуленко] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

                                                                                              Евгений Акуленко

                                                                                         НЕМОБИЛЬНЫЙ ТЕЛЕФОН


Евгений выключил телевизор. Он уже не боялся оставаться один на один с собой. Одиночество больше не душило, не собиралось в горле комком, не лилось из глаз. Евгений понял, что еще чуть-чуть вот так и все. Край. Во всех смыслах. Его одиночество тоже это поняло и согласилось на компромисс. Так они и жили друг в друге, проросли травяной бородой, сцепились корнями.

   Вокруг была чужая комната с грязными потускневшими обоями, с коробками вещей, оставшихся после развода, сиротливо тянувшихся к свету одинокой настольной лампы, подальше от жирных черных теней по углам. За тощей стеной находилась коммунальная кухня с газовой плитой, не мытой со времен Сталина, мусорным бачком, ржавой раковиной и тараканами, бегло шарившими по облупившимся стенам и деловито поглядывающими с бельевой веревки, натянутой по диагонали, из угла в угол.

   За мутным стеклом без занавесок жил Город, внезапно и неотвратимо ставший чужим. В Городе был декабрь, с мокрым снегом в лицо, грязный и теплый, как половая тряпка. Декабрь, который вот-вот готовился стать Новым Годом, грозил приготовлениями, мигал гирляндами с елок, пах мандаринами и шуршал подарками в разноцветных обертках, сновал деловитыми прохожими, скупал спиртное и съестное. Как когда-то... Когда был дом.

   "Стоит остаться одному в пустой комнате, и сразу понимаешь, как тебя мало. Боишься погасить свет, чтобы не раствориться совсем, не осесть конденсатом на стекле".

   Невеселые размышления прервал странный звук - на подоконнике что-то звякнуло. Звонок был вялый, словно у механического будильника с размотанной до предела пружиной. Под желтой от солнца и времени газетой с густо налипшей пылью оказался телефон. Черный, поцарапанный, без диска номеронабирателя, с проводом, перемотанным липкой, свисающей лохмотьями изолентой, который уходил куда-то в недра батареи, теряясь в паутине.

   "Странно, в агентстве сказали, что комната без телефона. Может, еще не успели отключить?"

   Аппарат снова хрюкнул, настойчиво предлагая снять трубку. Евгений пожал плечами, приготовившись объяснить, что "такие здесь больше не живут".

   - Алло! - в трубке молчали, - Слушаю вас! - повторил Евгений.

   - Привет, Жентюрчик! - ответил голос с оранжевыми лепестками осенних хризантем, голос, который ни с чем нельзя было спутать, голос мамы, - Молодец, что позвонил!

   Вопрос Евгения: "Как вы меня нашли?", застрял в горле.

   Мама что-то говорила про погоду, про выборы, про здоровье, давление, про вязаный свитер, шарф и чеснок. Евгений отвечал односложно, не задумываясь о смысле. Просто слушал, глупо улыбаясь, теплые лепестки, которые распухли в шар, окутали, согрели, словно пуховым одеялом. На душе стало спокойно и уютно.

   - Ну, все, пока! А то разоришься на межгороде, цулую!

   - Пока! Бате привет! - Евгений отрешенно положил трубку.

   "Однако", помотал головой он. Если бы Евгений курил, то непременно затянулся бы сигаретой. Рука сама потянулась к трубке, придавила динамик к уху. Ничего. Не было ни гудков, ни шорохов. На подоконнике стоял обычный раздолбанный аппарат.

   "По-моему, твоя крыша хочет в отпуск", заключил Евгений, погасив лампу. "Спорт, витамины и секс!", клятвенно пообещал он самому себе и уснул.


   День начался писком включаемого по таймеру телевизора. Секундой позже нахлынула тоска последних дней, привычно сжала сердце липкими пальцами.

   - До Нового Года осталось ковырнадцать дней, - радостно сообщил диктор под блямкание колокольчиков.

   - Очень мило, - Евгений нашарил босыми ногами тапки.

   С этого момента, как по отмашке флажка, начиналась длинная монотонная череда ежедневных событий, совершаемых механически и с завидным постоянством на протяжении долгих лет. В памяти был один общий, универсальный день, как трафарет, как шаблон, в котором менялись только числа и рубашки, а все остальное оставалось неизменным. Евгений открывал кран - лилась вода, что-то говорил и знал, что услышит в ответ, жизнь была предсказуема как светофор: "Стойте, подождите, идите".

   Евгений неподвижно стоял на перекрестке и смотрел на меняющиеся огни, на замирающую по их командам вереницу машин, в стеклах которых отражались мигающие на разные лады блики гирлянд, до тех пор, пока его грубо не толкнули в плечо: "Встал на дороге"...

   С удивлением Евгений обнаружил, что идет уже не на работу, а назад, что утренние сумерки уже сменили вечерние, и день снова провалился в небытие, ничем не зацепив память.

   "Домой?", спросил его, прощаясь,