Альпинист. Книга 2 [Тим Волков] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Тим Волков Альпинист. Книга 2
Глава 1 Гость
Кайрат Айдынович уехал из лагеря на несколько дней — то ли под предлогом важных дел не хотел мозолить нам глаза, уязвленный своим поражением, то ли и в самом деле появились какие-то важные и неотложные дела. На это время в лагере наступила идиллия. Но только не для меня. Прохода мне не давали разве что местные коты, которым было все равно какой я там рывок совершил — они, когда со столовой таскают сосиски, и не такие еще рывки совершают. Остальные же ребята только и шептались — герой. Да какой к черту герой? Хотя сначала было даже приятно. Все хвалят, по плечу хлопают. Даже гордость за себя появилась. Однако быстро надоело. Потом и вовсе стало раздражать. Дошло до того, что пришлось даже отдельно заниматься, чтобы ежеминутно не просили показать еще раз этот самый рывок Нестерова. А к третьей стенке и вовсе выстроилась нескончаемая очередь тех, кто хотел повторить мой трюк. Количество шишек и ссадин увеличилось в эти дни втрое, и фельдшер грязно ругался матом, выглядывая из окна кабинета. Но были и положительные моменты. В эти три дня отсутствия Кайрата Айдыновича вдруг увеличились и развлекательные мероприятия для нас, словно даже администрация выдохнула, почувствовав отсутствие надзорщика. В первый день приехал какой-то скрипач, вроде бы известный, но мне абсолютно незнакомый. Играл на удивление здорово. Во второй привезли выставку редких минеральных камней и куратор выставки — старый седой профессор, — долго и с упоением рассказывал про экспонаты. На третий день и вовсе пик счастья — привезли кино. Но показ назначили на вечер, чего мы с нетерпением сегодня и ждали. Костарев на тренировках не появлялся и на некоторое время тоже пропал из виду. Володька, встречавший его пару раз в коридоре казармы, сказал, что тот был поникшим и каким-то потерянным. Еще бы! Чуть не разбился. Зато Молодов активизировал свои силы и заставлял всех по нескольку раз кряду проверять страховку, повторять виды узлов, рассказывает очевидные правила, какие нужно соблюдать перед и во время восхождения. Характер тренировок тоже изменился. Тренер сказал, что на Победе сравнительно мало скал, поэтому важно умение ходить по крутому льду, а также выносливость. Подъемы на стенки практически прекратились и основное время мы просто бегали на длинные дистанции с различными отягощениями, до изнеможения. Кто-то из ребят сказал, что это просто отговорка — на самом деле Молодов просто не хочет рисковать и пускать нас на высоту, из-за эпизода с Костаревым. Так ли это было на самом деле я не знал. Но тренировки с отягощением не радовали. Мышцы и ноги, еще не успевшие отойти от испытания, болели неимоверно и под вечер гудели. Но я не жаловался. Кайрат Айдынович вернулся внезапно на третий день. Был он весел, улыбался и даже подсвистывал себе под нос незатейливую мелодию. Мы украдкой поглядывали на него и предчувствие нехорошего зрело под сердцем. — Что-то явно задумал, гад, — шепнул Костя, отворачиваясь. — Небось, еще одно испытание, — ответил Володька. Мы сидели в беседке, ожидая команды на обед. — Слушай, Андрюха, а ловко ты… — начал Костя, но я перебил его. — Не надо. — А чего? Ты хоть сам понял, что сотворил? Рывок Нестерова… — Если я хоть еще раз услышу это выражение, то просто закричу! — Ладно, чего нервный такой? — смутился Костя. А потом задумчиво спросил: — Интересно, а какое кино сегодня показывать будут? — Говорят, какой-то польский детектив, — ответил Володька. — А я слышал от Мишки, который из пятой комнаты, что вроде комедия какая-то. — Да какая разница? — отмахнулся Володька. — Лишь бы фильм хороший был. — Любой фильм, даже плохой, лучше тренировок, — вздохнул Костя. Володя хотел поспорить с этим утверждением, но вновь на улице появился Айдынович, выйдя из управления. К нему подошел Молодов, поговорил о чем-то. Вернулся задумчивый, но ничего не сказал, что только усилило нашу тревогу. После обеда мы привычно разбрелись по комнатам. Кто-то отдыхал, кто-то читал книжку. Я же решил выйти на улицу и немного развеяться. Местный свежих воздух меня бодрил. Пройдя к беседке, я расположился там. И вдруг увидел у проходного пункта знакомую фигуру. Пригляделся. Неужели показалось? На Дубинина похож. Да ну, откуда ему тут взяться? Гость переговорил с охранником, двинул в лагерь. Нет не показалось, это и в самом деле был Дубинин! Он направлялся в административный корпус, но увидев меня, поменял маршрут и двинул в мою сторону. Вид у тренера был не важный, помятый и, кажется, тренер перед тем, как тут появился, всю ночь пил, потому что лицо было опухшим, небритым, а глаза красными. — Как вы сюда попали? — спросил я, после того как мы поздоровались с ним. — Ведь это же закрытая территория? — Для меня открытая, — хмуро ответил Дубинин. — У меня пропуск зеленого уровня. Спрашивать в лоб о цели визита было неудобно, но сильно хотелось. — А вы… — Андрей, хотя бы ты меня послушай! — вдруг с жаром воскликнул Дубинин, схватив меня за плечи. — Все это, — он махнул рукой на лагерь, — машина по убийству людей! — О чем вы? На мгновение мне даже показалось, что Дубинин не в себе. Не отошел от ночи попойки? Возбужденный, нервный. Что-то с ним явно не так. — Никто не вернется. Ты это понимаешь? С Пика никто из вас не вернется. Все, кто пойдет — там и останутся. — Успокойтесь, — попытался утихомирить я тренера. Но тот вспылил. — Да ты, сопляк, совсем ничего не понимаешь⁈ Я не стал с ним спорить. Просто промолчал. Дубинин понял, что нагрубил, пробурчал: — Извини. — Вы пришли сюда, чтобы… — Чтобы убедить этих остолопов отменить все это, — закончил за меня Дубинин. — Да, я не начальник какой-то, не важная шишка. Но ведь разум то у них есть! Они должны прислушаться к голосу своего разума! Ведь это и в самом деле убийство, иным слово назвать все это мероприятие я не могу. Есть правила совершения восхождений, подписанные в министерстве спорта, утвержденные. Понимаешь? И эти правила вырабатывались годами, в том числе — на основе анализа несчастных случаев в горах. Их нельзя нарушать — на то они и правила. А кто их нарушал — пополнил собой ту самую статистику аварийных восхождений, в том числе — летопись погибших в горах… И в них, в этих правилах, четко написано — что при восхождении на вершины выше 6900 метров категории 5Б необходимо предварительно совершить восхождение 5А на вершину выше 6900 или 5Б на вершину 6500 метров. Какие у вас у всех категории? Точно не 5А, это я знаю. А у кого из вас есть высотные пятёрки? Нет таких в нашей секции… Да и обычных пятёрок, кавказских, нет. А у кого у Вас есть высотный опыт выше 6900? Тоже — ни у кого… Как они смогут вам категорию поднять дать этот опыт за один сезон? Да вообще… Никак! Мне сложно было что-то на это ответить и пока я подбирал нужные слова, к нам тихо и незаметно подошел Кайрат Айдынович. — Товарищ Дубинин, вы все не успокоитесь? — Я главное пытаюсь до вас донести, — обернувшись, устало ответил тот. — Восхождение слишком опасно для подростков! — А кто сказал, что будет восхождение? — хитро прищурившись, произнес Кайрат Айдынович. — Что вы имеет ввиду? — растерялся Дубинин. И с надеждой спросил: — Неужели вы все же отменили восхождение? — А мы вообще не говорили, что будет восхождение. Кайрат Айдынович откровенно издевался над нами. — Ничего не понимаю, — прошептал Дубинин. — Тогда зачем везти всех в спецлагерь? Зачем тренировать? Зачем отрывать от школы? — Вы, товарищ Дубинин, вполне соответствуете своей фамилии. Вам следует внимательно читать документы, которые вам дают. Вы знакомы с Постановлением Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР за номером семнадцать дробь три? — Нет. — Так ознакомьтесь. Кайрат Айдынович вытащил из внутреннего кармана свернутый лист бумаги, протянул Дубинину. Тот взял документ, развернул его и принялся внимательно читать. Я осторожно глянул из-за спины, но слов не разглядел. Увидел лишь, что написана там всего пара абзацев. — Но это же бред! — выдохнул Дубинин, отрывая взгляд от документа. — Чистой воды бред! — Не следите вы за своими словами, товарищ Дубинин. Опасно это, очень опасно. Какими словами важных людей обзываете. Посмотрите, кто подписал документ. Видите? Ну вот. А вы — «бред». Раньше бы за такое… в общем, по головке бы не погладили. — Это подмена понятий! Кайрат Айдынович скривился, принялся объяснять словно маленькому: — Вы, товарищ Дубинин, говорили, что восхождение альпинистов с недостаточной категорией на высоту выше 6900 метров запрещено? Это верно и правильно — запрещено. Правила я знаю, и мы их неукоснительно соблюдаем. Только вот восхождения не будет. Об этом и написано в Постановлении. Будет совершен высотный марш комсомольцев. Напомните мне, пожалуйста, товарищ Дубинин, в этих ваших Правилах есть запрет на совершение маршей выше 6900 метров? — Нет, — одними губами прошептал Дубинин. — Про марши там ни слова… — Ну вот и отлично! А значит все, кто пройдет отбор, пойдут маршем комсомольцев на Пик Победы. И никакого нарушения Правил, о чем вы так рьяно тут нам рассказываете. — Так ведь я же… да какая разница как это назвать? Да хоть «маршем», хоть «походом», хоть «плясками»! Суть одна. Что, маршрут от смены названия мероприятия — легче станет? Или с вершинного гребня снежные карнизы исчезнут? Лавины перестанут сходить? Или молодые организмы лучше высоту переносить станут? Вы ведь детей на верную погибель отправляете! — Перестаньте! Прекратите! — рявкнул Кайрат Айдынович. — А не то я позову охрану, и вас живо отсюда вышвырнут! — Да пошел ты! — сквозь зубы произнес Дубинин. — Глупо, — ледяным тоном произнес его собеседник. — Очень глупо с вашей стороны. Кайрат Айдынович злобно зыркнул на Дубинина и пошел прочь, оставляя нас в скорбном молчании. Направился он прямиком в дежурку, к охраннику. — Ты понял, что они сделали? — спросил Дубинин словно бы у самого себя. — Они подменили понятия, чтобы обойти правила. Не «восхождение», а «марш». И все. И правила уже не действуют… Из дежурки выскочил охранник. Кайрат Айдынович указал ему в нашу сторону. — Вам нужно уходить, — сказал я Дубинину, но тот и сам понял это. Хлопнув меня по плечу, сказал на прощанье: — Береги себя. Я знаю, что у всех вас есть мечта покорить мир. Стремись к мечте. Но помни, что иногда лучше от мечты все же отказаться, чтобы остаться в живых. Пик Победы — особая гора… Он не прощает ошибок. Подошел охранник, но Дубинин не дал ему даже сказать, буркнул: — Ухожу я. И двинул на выход. Я проводил его взглядом, думая о сказанном. Было двоякое ощущение. С одной стороны, я был возмущен такими словесными играми. С другой стороны, меня охватила какая-то юношеская беспечность (видимо, из-за пьянящего чистого воздуха и гормонов молодого тела), и я продолжал хотеть покорить Пик Победы. Размышления мои прервал чей-то голос. — Герасимов ты? — спросил паренек, подойдя ко мне. Я видел его раньше, но близко не был знаком, даже имени не помнил. И зачем ему понадобился вдруг? — Ну я. — Держи. Передали. И протянул мне свернутый клочок бумаги. Я насторожено взял его, осмотрел. Простой тетрадный лист в клетку, ничего особенного. — А кто передал? — спросил я, поднимая вновь взгляд на парня. Но парня и след простыл. Я огляделся. Что за игры в шпионов? Развернул бумажку. На ней мягким женским подчерком было написано:Предложение сходить в кино еще в силе?
И больше ничего. Но больше ничего и не нужно было. Я все понял, и сердце мое забилось быстрей. Леся! Она тут, в женском лагере. Это бесспорно. И она каким-то способом узнала, что я тоже прошел отбор и нахожусь здесь. Мало того, она каким-то чудом умудрилась передать мне послание. Я вновь и вновь перечитал записку. Кино тут будет только одно — вечером привезут фильм и начнут показ. И скорее всего показ будет совместным, потому что крутить два раза на два лагеря не будут из-за продолжительности фильма — начнут в семь у нас, а значит, второй просмотр для второй группы будет не раньше девяти. А это уже нарушение режима. На это не пойдут. Значит один показ. Совместный. И значит, мы сможем встретиться с Лесей. Я улыбнулся. Со стороны, наверное, выглядело глупо, но мне было пофигу. А потом рванул в комнату. Нужно было принять душ — от меня пахло потом. Выгладить бы еще одежду. Да и чистое что-то поискать нужно. Не охота выглядеть перед Лесей неопрятно. А еще нужно подумать насчет подарка. Хотелось удивить девушку. Впрочем, в кино, где будет несколько сотен глаз, да еще и охрана вряд ли получится долго говорить с Лесей. Но это и не важно. Главное, что я увижу ее. Однако планам моим не суждено было сбыться. В коридор вошел Молодов, крикнул: — Информация для всех. В семь часов — отбой! — Так рано⁈ — начали возмущаться все. — Обычно в девять ложимся. Ну совсем же детское время! Я тоже принялся возмущаться, потому что были у меня на вечер совсем другие планы, гораздо интереснее сна. Но Молодов был неумолим. — Отбой в семь. И точка. — Но ведь сегодня кино… — Кино отменяется, — отрезал Молодов. Эта новость вызвала еще больше возмущения. — Ничего не могу поделать — указ высшего руководства, — пожав плечами, произнес Молодов, и мы поняли, кто был инициатором этой отмены. — К тому же завтра вам понадобятся силы. Мы отправляемся в командировку. — В какую командировку? Куда? Молодов окинул всех загадочным взглядом, от которого нам стало не по себе. А потом негромко ответил: — Мы отправляемся на Эльбрус.
Глава 2 Командировка
Зачем идете в горы вы? Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово! Слова известной песни крутились в голове и все никак не хотели уходить. Действительно, зачем на Эльбрус идти, если он и с самолета прекрасно виден? Впрочем, я был не против туда и сходить. Но не так скоро! Не так варварски, что ли, вмешиваясь в мои планы. На этот вечер у меня были абсолютно другие дела. Я хотел встретиться с Лесей. Но Молодов был другого мнения. — Именно, в командировку на Эльбрус. Поэтому все мероприятия отменяются, кроме единственного — собрать вещи и как следует выспаться. Завтра предстоит сложный и долгий путь. — А женский отряд летит? — не смог сдержаться я. Молодов глянул на меня, едва заметно улыбнулся. Ответил: — Не знаю. Там у них свой тренер, и какие ему поступили распоряжения, я не ведаю. И потом, вдруг став предельно серьёзным, добавил: — По периметру лагеря сегодня усиление. Не вздумайте в самоволку уйти. Как в прошлый раз не получится. Сейчас стрелять будут. — Стрелять⁈ — воскликнули мы разом. — А вы от Айдыновича чего-то другого ожидали? Ну ладно, стрелять может в вас и не будут, по залп в воздух в случае чего точно организуют. Так что без глупостей у меня тут. Сидеть в казарме и не высовываться. Предстоит первый выезд, очень серьёзное мероприятие. Там, на Эльбрусе, уже и важные люди собрались — перед ними тоже нужно отчитаться о проделанном этапе работы. Так что не подведите. Без озорства, без дурачества. Предельно сосредоточено. — А почему именно на Эльбрус? — спросил кто-то из парней, за что тут же получил множественные упреки за глупый вопрос. — Нам же на Пик Победы нужно? — До Пика Победы еще очень и очень далеко. Сейчас — тренировки. А Эльбрус — это отличный полигон. В этом месяце там много снега, что нам нужно. Спасательные работы, вытаскивание условного пострадавшего из трещин, ночное восхождение, подъем, спуск по снегу и фирну и прочее — очень хорошо там это все отрабатывать. Этот опыт вам сильно пригодится при подъеме на Пик Победы. — При марше, — заметил кто-то совсем тихо. — На самый верх пойдем, — проигнорировав замечание, продолжил Молодов. — По точкам походим, по южному склону. Заодно посмотрю, как вы в группах работаете. У меня было двоякое чувство. С одной стороны, конечно же хотелось попасть на Эльбрус, я его никогда раньше не видел. С другой — встретиться с Лесей тоже было большое желание. Однако судьба или рок вновь вмешивались в мои планы. Сбор рюкзака был не долгим, взяли только самое необходимое. Молодов сказал, что одежду и прочее выдадут в новом лагере. А потом отбой. И никакого сна, хотя я и старался уснуть. В голове словно в густом киселе плавали мысли: о новой жизни, о горах, о девушке. И совсем немного — о прошлом. Вновь вернулось это странное ощущение нереальности, словно все происходит не со мной. Мысли сплетались, путались, трансформировались во что-то совсем уж необычное, и я не заметил, как уснул. Пробуждение было ранним. Громоподобный голос возвестил: — Подъем! И по комнатам тут же стало топать множество ног, сдирая с нас одеяла. Помимо самого Молодова к нам в казарму зашло несколько солдат и под их молчаливые хмурые взгляды мы собрались гораздо быстрей. — Погрузка на машины — и в аэропорт, — скомандовал один из солдат. Из лагеря нас вывезли на двух крытых машинах, практически автозаках, от чего настроение и без того упадническое, стало скорбным. Однако, когда мы приехали в аэропорт и увидели самолет, на котором нас должны были доставить до нужной точки — огромный, красивый Ан-10, то настроение поднялось. Ребята оживились, стали обсуждать предстоящий полет. А когда дали команду рассаживаться, то вовсе раззадорились и Молодову пришлось даже нас успокаивать. Наконец, все заняли свои места. Утробно загудели моторы самолета, и мы вскоре уже были в небе. Всю дорогу летели под рассказы Молодова, которого пробило на словесный поток. Вся его молодость прошла у подножия Эльбруса, и он с теплым трепетным чувством сейчас об этом вспоминал. — Да я на Эльбрусе… с молодых лет… Посчитать, пальцев не хватит на руках… Каждый участок знаю, каждый отрезок, каждый маршрут… Молодов мечтательно закрыл глаза, вспоминая былые деньки. — А сколько восхождений? И с большими группами, и с малыми. Но раньше, конечно, не так все было, как сейчас. Это сейчас там все обустроено, все удобства. А раньше… Да вот даже телеграф взять. Молодов растянулся в довольной улыбке. — Стояло такое угрюмое серое здание, покосившееся сильно. И не работал никогда. Там персонал с трудом понимал, что нужно делать. Технически не грамотный. И телеграммы отправлялись только экстренные. Других не принимали. А отправлять нужно на базу три весточки за время похода — в начале, в середине, и в конце. Это закон. Информировать базу обязательно, родных, чтобы не волновались. Бывало, сунешься к старой той телеграфистке, тете Армине, чтобы отправить весточку, а та злая как собака, с порога, только услышит про поход и горы — тут же гонит. И придумывали мы разное, что-то вроде шифра, заранее договорившись с базой. Сначала «бабушка тяжело заболела, дали пять таблеток». Это означало, что пятого выходим на маршрут. Потом «бабушка продолжает болеть, руки сильно побелели». Это значит, что поход продолжается согласно плану, но выпал снег. Ну а потом уже и гробим бабушку: «померла, тридцатого хоронить». Это значит, что поход успешно завершен, возвращаемся тридцатого числа обратно. Так мы этих бабушек за все время столько схоронили! На нас уже эта тетя Армина без жалости не смотрела. Потом и вовсе опасаться начала — чего это у нас все болеют и мрут, уж не заразные ли мы? Молодов рассмеялся. Было видно, что теплые воспоминания молодости греют его. — Всякое бывало в походах, на восхождениях… Вспомнить — на книгу хватит. — А какой план у нас на Эльбрусе будет? — спросил Володька, что-то тщательно конспектируя у себя в тетрадке. Я сидел рядом с ним и украдкой заглянул из-за плеча. Володька составлял распорядок дня, расписывая его буквально поминутно. — В первую неделю отрабатывать различные приемы будем, о которых уже говорил. Сперва на высотах до трёх с половиной тысяч. Акклиматизируемся, выйдем на четыре двести, там ночёвка. На следующий день штурм. Выйдем часа в три ночи, поднимемся и спустимся. Часов десять займет это дело. Посмотрим, на что вы способны. Это вам не по стенкам ползать. При этих словах он глянул на меня, и я на мгновение увидел в его взгляде укол зависти. Молодов тоже много раз пробовал совершить известный трюк Нестерова, но все в пустую. Длился этот холодный взгляд одно мгновение, и я вскоре принял это все за наваждение. Показалось. План получался понятный. — Только осторожней будьте на высоте, — улыбнувшись хитрой улыбкой, произнес Молодов. — Алмасты бойтесь. — Кого? — спросил Володька, оторвав взгляд от тетрадки. — Алмасты? — Верно. Алмасты, ударение на последнем слоге. Так местные жители называют одно существо… Говорят, оно живет в расщелинах Эльбруса. Больше двух метров ростом, все лохматое, шерсть рыжая, руки длинные, почти до колен, а ноги — ну вот мою и твою вместе поставить, и то меньше будут. — Сказки! — категорично произнес Костя. — Кому сказки, а кому и… — Молодов не договорил, оставив многозначительную паузу, из которой стало понятно, что он знает больше, чем говорит. Это еще сильней подогрело наше любопытство. Мы в одни голос начали просить: — Расскажите! Расскажите про алмасты! Молодов отмахнулся. — Да я же в шутку! — Нет, утаиваете что-то, расскажите! Ну чего вам стоит? Все равно еще долго лететь, а делать совсем нечего. Моторы самолета мерно гудели, в иллюминаторах белели облака, закрывая собой весь обзор. Делать и в самом деле было нечего, и Молодов сдался. — Хорошо, расскажу. Только имейте ввиду, что официальной наукой существование йети не доказано. — Но и не опровергнуто! — тут же ввернул Костя. — По одной из версий это потомство одичавших людей, выживших в лесу или выкормленных зверями. По другой — предок человека, некое недостающее звено в эволюции. — А может быть, и существа из параллельных миров, — добавил я, вспоминая какой-то старый фильм с Рен-ТВ. Все удивленно глянули на меня. Такую версию явно никто еще не рассматривал. — Может быть и так, — осторожно кивнул Молодов. — В общем, многие альпинисты его видели. Но мало кто признается в этом. Кто-то списывает на игру теней увиденное, кто-то на усталость. — А вы? Вы видели? — не унимался Генка. — Видел, — после долгой паузы ответил Молодов. — Еще в молодости. Хотя, после стольких лет уже и не понятно, где правда, а где игра воображения. Сейчас даже до конца и не уверен я в правдивость произошедшего. — Расскажите! — Друг у меня был, Серега Акентьев. Мы с ним на Эльбрус решили пойти без подготовки — такие молодые были и бесстрашные. Дураки, одним словом. Вещи собрали, маршрут проложили. Пошли. Три с половиной тысячи бодро взяли, погода помогла. Палатку разбили. Перекусили, спать собрались уже. И даже вроде задремали, как слышим — дышит кто-то. Тяжелое такое сопение, с присвистом. А за палаткой тьма — хоть глаз выколи. И холод. Выйдешь — и верная погибель. Не найдешь обратно дороги. А там ходит кто-то, реально топает, снег под ногами хрустит. И дыхание такое… До сих пор вон «мурашки» по рукам бегут, как вспомню. Молодов замолчал. Было видно, что этот рассказ не приносит ему удовольствия. Но нас было не остановить. Мы хотели знать все детали до единой. — А потом? Что потом? Вы не вышли из палатки? — Не хотели выходить, — кивнул Молодов. — Но гость непрошенный продолжал дышать. Ходить. К тому времени он приблизился к нашему лагерю и бродил кругами, словно пытаясь понять кто мы такие и что делаем в его обиталище. Страшно нам тогда было как никогда прежде. Серега говорит, что как ни крути, а отогнать зверя надо — мы к тому времени сами себя убедили, что это какой-нибудь зверь, может быть, волк или еще кто. Хех, на такой-то высоте! Но мозги тогда не работали совсем. Да такая версия даже лучше была, спокойней стало. Ведь волк это — сами себе говорили мы, — не какой-то йети или другое существо. Простой волк. Почти как собака. А собака — это друг человека. Вот какие фортеля разум испуганный выдает! Молодов нервно хихикнул. — А потом? — совсем тихо спросил Володька, тоже заинтересовавшись рассказом. — Насмелились выйти. Вдвоем. Взяли ледорубы, фонарик. Выползли. А метет — с ног сбивает. Тьма такая, что кажется руку протяни и сожми кулак — сок потечет, какая она концентрированная. Фонариком светим, а он эту тьму пробить не может. Посмотрели по сторонам. Да только что толку? Ничего не видно и не слышно. И только следы на снегу… Молодов судорожно сглотнул. Потом развел руками, демонстрируя размер следа. Выходило сантиметров пятьдесят. — Вот такие. Я хотел в шутку упрекнуть его, что не бывает таких следов, но увидев глаза Молодова, промолчал, поняв, что тот не шутит. — И ведь не след от протектора ботинка. Голая лапа. Ямка от пятки, боковое углубление, пальцы. Косолапый такой след. Мы как его увидели, едва в разные стороны не рванули. Серега меня тогда за локоть схватил. Ох, если бы не он, я бы точно рванул куда глаза глядеть. И не сидел бы сейчас с вами тут. Так вот вам урок — никогда, ни при каких обстоятельствах, на горах не паникуйте. Это верная смерть. Схватились мы тогда друг за друга и стоим. Оторопь взяла. Ветер в лицо снег швыряет колючий, стегает, словно бы говоря: «зайдите в палату, а то замерзнете». И только мы в себя пришли, собрались обратно к себе в убежище, как видим… Молодов замолчал. Он с трудом подбирал слова, чтобы выразить увиденное. — Во тьме этой колючей, кромешной, два огонька красных горят. Мы и не поняли сразу что это. Я подумал, что самолет пролетает или спутник. Ну откуда еще двум огонькам взяться тут? А они не движутся. Если бы самолет, то двигались бы. А они замерли. И на нас смотрят… Не сразу я сообразил, что это за огоньки такие. А когда понял, едва сознание не потерял. Это глаза. Его глаза. Алмасты. Он из тьмы на нас все это время смотрел, как мы, мелкие такие по сравнению с ним, с ледорубами хотим отогнать его. Смешно. — Это йети был? — спросил Костя. — Разные у него названия есть. На Кавказе его алмасты называют, у нас — йети, кто-то эльбрусской девой кличет. — Так это девка что ли⁈ — вытянулся в лице Костя. — Что, решил подружку себе заиметь? — улыбнулся Володька и все рассмеялись. — А я слышал, что вместо пальцев у него стальные альпинистские крюки. И если встретишь ее, то жди беды. — Насчет беды не знаю, — пожал плечами Молодов. — Мы наутро вполне себе хорошо и удачно поднялись на запланированную высоту и так же удачно спустились, без приключений. Правда другой мой знакомый рассказывал, что тоже видел алмасты, который вроде как звал его куда-то. Говорит, словно гипнозом его прошибло, еле сдержался. А утром глянул на то место, куда его существо звало и расщелину там обнаружил. Говорит, если бы ночью пошел, точно бы провалился и упал. Так что будьте внимательны. Помните, что горы — это место, где возможно все. И я сейчас не только об мистическом и страшном, а том, что любую кажущуюся невозможной преграду или путь можно пройти. Главное верьте в себя, не терять самообладания и все у вас получится. О плохом главное не думать. — Как же тут не думать, когда вы таких историй понарассказывали! — пробубнил Костя. Молодов рассмеялся. — Да ладно тебе, поверил, что ли? — Так это не правда? — Правда, не правда — какая разница? Тут штука в другом. Если боишься — лавины, снега, снежного человека, — то нечего тебе делать на горе. Понимаешь? Страх хуже всякой лавины или монстра. Подпустишь к сердцу его — и все, уже проиграл, даже на маршрут не встав. Понял? Костя кивнул. На вопрос о том, выдумка ли история про алмасты Молодов так и не ответил. Самолет заходил на посадку. Мы не ожидали, что лагерь наш будет почти у самого подножия Эльбруса и потому прилипли к иллюминаторам, стараясь наглядеться на представшее чудо. Однако насладиться зрелищем не получилось — из хриплого динамика объявили, чтобы мы сели на свои места и пристегнули ремни. Пришлось повиноваться. Посадка была мягкой. Едва спустили трап, как мы тут же высыпали на улицу и уставились на гору. Эльбрус встретил гостеприимно, поразив нас своей величественностью. Он нависал над миром двумя вершинами, Западной и Восточной, упираясь в небосвод. Пушистым воротником стелились по его загривку белые облака. Первый взгляд — и схватило дыхание. Я смотрел на гору и не мог оторваться, ощущая себя совсем крохотным, практически песчинкой, которая по сравнению с этим седым старцем просто ничто. Эльбрус видел многое. Перед его умудренным взором проплывали сотни лет, как одно мгновение, сменялись эпохи и времена, а он по-прежнему оставался здесь, вечный, постоянный, бережно хранящий в молчаливой хмурости свои тайны. На других ребят Эльбрус тоже произвел впечатление. И только Кайрат Айдынович визгливо ругался с пилотом, требуя от него каких-то смет и накладных. Подкатил грузовик, куда мы сели. Мы отправились в лагерь. Лагерь… слишком громкое название для того места, куда нас привезли. Одно старое деревянное и ветхое строение, бывшее когда-то, кажется, загоном для скота, да забор, такой же ветхий, едва стоящий — вот и весь лагерь. Погода тут была иной и стоял пронизывающий холод. Я глянул на крышу лагеря и с радостью отметил про себя наличие там трубы. Печка есть — значит не пропадем. Как же я тогда заблуждался, назвав представшее перед нашими взорами глиняное изваяние печкой! Рядом стояло ведро с чем-то смутно похожим на сухие коровьи лепешки. Видимо этим придется топить. Все тут же принялись осматриваться, словно там, за пределами лагеря, были более уютные жилища. — Далеко не убежите, — словно прочитав наши мысли, произнес Кайрат Айдынович. — Тут кругом дикие места. Так что советую за ограду вообще в одиночку не выходить — дикие кабаны и медведи точно мимо вас стороной не пройдут. Айдынович взглянул на наручные часы. — На сегодня у вас отбой, а с завтрашнего утра начинаем тренировки. Будьте готовы. По результатам этих испытаний мы отсеем еще половину вашей группы. И Кайрат Айдынович в отрытую посмотрел на меня, как бы говоря — я сделаю все, что ты попал в эту половину.Глава 3 Туман
Мероприятие не мелкого масштаба, важность союзная, всякие постановления подписывают не кто-нибудь, Министры! А полевой лагерь у нас, пардон, без уборной. Точнее она есть, но на улице, идти приходится далеко, а по пронизывающему ледяному ветру делать этого совсем не охота. Те более, когда ближе к вечеру начинают выть волки. Но уборная — это полбеды. Внутри лагеря оказалось много еще чего, что заставило нас, городских подростков, некоторое время возмущаться. Например, кровати. Они были сколочены из досок, лезвие рубанка которых никогда не касалось. По незнанию дела заноз в бок получил Артем, взобравшись на одну из таких кроватей. Печка. Она была в казарме одна и топить ее приходилось круглосуточно, потому что едва она тухла, как комната тут же выстывала. — Ну что это такое? — возмущался Костя, подкидывая в огонь очередную лепешку. — Этим топить? Солома какая-то. Где уголь? — Ты что, правда, не знаешь, что это такое? — улыбнулся Володька. Костя вопросительно глянул на друга. — Это — кизяк. — Кизяк… — задумчиво повторил Костя, рассматривая круглый блин. — Глиняный что ли? А как тогда он горит? — Уж лучше тебе не знать, из чего он сделан! Костя пожал плечами, мол, как вам будет угодно. — Это — дерьмо, — внезапно произнес Костарев с дальней кровати. Все обернулись на него. После нашей последней встречи на стенке, где мы соревновались, он несколько изменился, стал хмурый, молчаливый, нелюдимый. Парни предполагали, что он затаил на меня сильную обиду. Я же думал, что он просто переживал насчет предательства Кайрата Айдыновича. Ведь они были хорошо знакомы, и парень искренне считал, что тот будет за него до конца. Но Айдынович повел себя как последний шакал, тут же, при случае попытавшись слить парня. — Дерьмо? — удивленно переспросил Костя, явно не ожидая такого ответа. Он принялся крутить кругляш, похожий на противопехотную мину, пытаясь понять — разыгрывает ли его Костарев или это и в самом деле так? Даже осторожно понюхал. — Не пахнет. — Потому что высохло, — буркнул Костарев. И отвернулся, не сильно желая продолжать разговор. Костя посмотрел на нас. Во взгляде были смешанные чувства. — Он прав, — кивнул я. — Отходы жизнедеятельности крупного рогатого скота собирают, мешают с соломой, формируют в формы и сушат. Получается очень экономичное сырье для поддержания огня. С дровами. Как ты понял, тут туго. — Да я лучше своей кроватью буду топить печку, чем этим! — воскликнул Костя, откидывая кругляш в сторону и вызывая бурный смех остальных парней. — Чего ржем как кони? — в комнату зашел Молодов. В руках у него был небольшой мешок. — Рассказали Косте про кизяк, — пояснил Володька, вытирая навернувшиеся от смеха слезы. — А что кизяк? — не понял Молодов. — Вполне хорошее топливо. Только вижу, что одна печка плохо справляется с холодом. — Не то слово, — хмуро ответил Костя, вытирая руки о штанину. — Холод стоит собачий! — Привыкайте. Считайте, что это тоже своего рода тренировка. Хотя, не так уж тут у вас и холодно. Мы, бывало, и не в таком холоде ночевали. У вас градусов пятнадцать будет, курорт практически. Но чтобы не кисли вот вам принес. Молодов протянул нам мешок. — Тут заварка и сахар. Чайник вон в том углу стоит. Сильно замерзнете — сварганьте чайку. Ну а вообще, мой вам совет. Сильно холодно будет — двадцать отжиманий. Поверьте, греет лучше всякого кипятка. Да не кисните вы, завтра нормальную погоду обещают, потепление! И с этими словами ушел. Мы тут же принялись ставить чайник. Через некоторое время зашумела вода, вскипела. Мы бросили в нее горсть заварки, слегка переборщив, от чего чай получился крепким. Но это было даже лучше. С сахаром, обжигающе горячий, он прогрел нутро и уже стало не так холодно. Поболтали некоторое время ни о чем, потом принялись укладываться — завтра ожидался сложный день. Едва лег я на твердую неудобную кровать и укрылся колючим одеялом, как тут же уснул крепким сном. За ночь с гор спустился густой туман. Здесь он был белым, ровным, напоминая молоко. Изредка в молочной пелене плыли чуть темные тени и казалось, что это призраки альпинистов, кому не посчастливилось (а может быть, повезло?) остаться здесь навсегда. Тишина сковала округу. Она была глухой, давящей, какая есть только в той деревянной коробке, откуда уже нет пути назад. Но никто не почувствовал ее — все спали. Насчет сложного дня — это я как в воду глядел. Подъем. Молодов дал команду вставать, но даже сквозь сон я почувствовал в его голосе звенящее напряжение. Поднявшись, я обнаружил, что что многие уже встали, но не одеваются, а рассеяно смотрят по сторонам. — Что происходит? — шепотом спросил я Володьки. Тот пожал плечами, и сам ничего не понимая. — Ну нельзя же так! — возмущался кто-то. — Так, тихо! — рявкнул Молодов. — Стройся! — Не с той ноги встал? — предположил Володька, кивая на тренера. Мы построились. — Значит так, пацаны, — начал Молодов, оглядывая всех исподлобья. — Кажется, вы не совсем еще поняли, что происходит. Время шуточек закончено. Сейчас — очень важный этап наступает. Тут не место дурака валять. — Что случилось то? — спросил Володька. — А вот что случилось, — произнес Молодов и бросил принесенный вчера мешок на пол. Мы глянули на него, но ничего не поняли. — Кто-то ночью не поленился, встал. И накрошил кизяка и в сахар, и в заварку. Это что, по-вашему, смешно? Вы такой чай пить собираетесь? С дерьмом? Ну тогда пейте. Я не осуждаю. Только вот себе в кружку заваривайте, а не в общий пакет с провизией портите. Кто это сделал? Я спрашиваю кто это сделал? Никто, естественно, не ответил. Все удрученно смотрели на мешок с безнадежно испорченным сахаром. Потерю заварки еще как-то можно было пережить — Володька сказал, что на поле видел какую-то траву, которая тоже в чай можно добавлять. Но вот сахар… Его было не много, килограмма четыре, на такую большую ораву не разгуляешься. Но все же. Сахар — это энергия, так необходимая сейчас. И теперь она потеряна. Мы глядели на мешок и видели, что кто-то постарался на славу, намешал в пакеты много кизяка, от чего белый порошок превратился в бурый и отделить его от мусора уже точно было нельзя. Вот ведь подонок! — Костя, ты вчера кизяк тут швырял, — буркнул кто-то из строя. — Да вы что! — с жаром воскликнул тот. — Думаете, я дерьмом продукты испортил? Вы за кого меня принимаете⁈ — Признавайтесь, кто это сделал, — могильный голосом произнес Молодов. — Или я сам найду шутника. И вновь молчание. — Хорошо, не хотите по-хорошему, тогда будет по-плохому. Молодов принялся ходить вдоль рядов кроватей, иногда останавливаясь, наклоняясь и внимательно изучая пол, сами кровати, тумбочки. Прошел одну, вторую, третью. Остановился у моей. Я не переживал, потому что знал, что это точно не я и ничего найти там не удастся. Но Молодов почему не пошел дальше, а остался стоять. Складка на его лбу становилась все глубже и больше, а взгляд холодел. — Герасимов, — хмуро произнес тренер. — Подойди сюда. Я подошел. А вместе со мной и все остальные ребята. — Что на это скажешь? Молодов отодвинул кровать, демонстрируя под ней горсть белого порошка и рядом с ней — заварку. По толпе прошелся ропот. Сказать мне на это ничего не нашлось. Я даже потерял дар речи. Это была подстава. Топорная, безграмотная, но подстава. Такого я не ожидал и потому лишь стоял и хлопал глазами, глядя на обнаруженные следы. — Да это же явно подстава! — воскликнул Костя. — Видно же. Ну зачем Андрюхе так старательно оставлять у себя под кроватью такую аккуратную горсточку сахара? Словно бы хотел нам сказать — смотрите, это я испортил продукты. Ну глупо же. Да и как он мог оставить улики? Это нужно было сначала чистого сахара и заварки по двум карманам спрятать, чтобы сюда перенести. А потом только дерьмо в пакет крошить. А потом что? Он из карманов сам себе под кровать две горсточки насыпал? Ну глупо же получается! — А чего ты его защищаешь? — воскликнул кто-то из толпы. — А потому что не он это! Я Андрюху знаю, он на такое не способен. — А почем тогда следы у него под кроватью? — не унимался кто-то. — А потому что подставили его! — не выдержав, закричал Костя. — Тихо! — успокоил всех Молодов. — Владимир Федорович, ну сами посмотрите на факты! Молодов молчал. Он был угрюм. Я тоже молчал. Оправдываться и говорить что-то было сейчас бессмысленно. — Согласен, — наконец произнес тренер. — Как-то криво смотрится. Ладно, вопрос остается открытым. А пока одевайтесь. Сегодня — без утреннего чая, по понятным причинам. И ушел, оставляя нас одних. Кто-то похлопал меня по плечу, сказал: — Не переживай, на тебя не думаем. А кто-то, напротив, демонстративно отвернулся и ушел. — Кому-то ты дорогу перебежал, — сказал Володька. — Это Костарев, — прошептал Генка. — Точно он! — Ему то какой резон? — спросил я. — Обиду на тебя затаил — за то, что ты уделал его так. — Вряд ли он, — покачал я головой. — Да и какая обида? Я ведь и сам стенку не прошел. Все по-честному. — Да точно он! Кто же еще? Она сам как этот кизяк. Я украдкой глянул на Костарева, который заправлял кровать, приводил себя в порядок. Выглядел он отстраненно и казалось, что его вообще не интересует произошедшее. Чай вчера, кстати, он тоже не пил, не заинтересовавшись им. Мог ли он так подставить меня? При всей нелюбви к нему, я сомневался, что это сотворил он. — А кто вообще сказал, что это кто-то из нас сделал? — спросил Володька. — А кто еще? Йети что ли? — улыбнулся Костя. — А может и йети, такой вариант тоже отвергать нельзя, — совершенно серьёзно ответил парень. — Ну ты как скажешь! У него лапа огромная, как бы он тут ходил? Да и стал бы так изощренно заметать следы, подбрасывать кому-то что-то? Сожрал бы нас, и да всех делов. — А с чего ты решил, что снежный человек — это какая-то тупая обезьяна? — А разве нет? — Ну, если его не смогли до сих пор поймать, то думаю, интеллект у него имеется, причем не среднего уровня — так ловко избегать охотников. — Да не йети это! — возмутился Костя. — Ладно, шучу я с йети. Но думаю, это кое-кто другой сделал. Из людей. — И кто же? — Молодов! — Чего⁈ — протянули мы одновременно с Костей. — Молодов, — совершенно спокойно ответил Володька. — Вспомните, что он говорил. — А что он говорил? — Какие виды подготовки нас тут ожидают? — Физическая, техническая, медицинская… — напрягая память, стали перечислять мы, загибая пальцы. — А еще? Дальше уже вспомнить было трудно, хотя список был длинный. — Да не томи ты! — не выдержал Костя. — Говори! Начал опять театрала тут включать! — Психологическая! — с победным торжеством ответил Володька. — И чего? — не понял Костя. — А того. Психологическая подготовка нас ожидает, а психология — наука тонкая, туманная. Вон как сейчас, за окном. Молодов ведь сам эту заварку с сахаром к нам приволок. А потом, ночью, сам и испортил. — Зачем⁈ — А чтобы посмотреть, как мы справимся с этим. Необычная ситуация, но вполне возможная в горах. — Сомневаюсь я, что кто-то в горах сахар будет с дерьмом мешать. Если только от кислородного голодания крыша поедет. — А с бензином смешается, который для розжига? — резонно заметил Володька. — Задача стояла простая: выявить слабые наши места, наши всякие там психологические слабости. Не знаю, как это правильно называется, но суть вы уловили. — Уловили, — кивнул я, задумавшись. Версия Володьки вдруг обрела вполне себе реальные грани и право на существование. А что? вполне себе неплохая тренировка, а заодно и способ для тренера посмотреть кто как поведет себя в такой необычно ситуации. — Ну это как-то низко, что ли, — после паузы произнес Костя. — А что, он тебя должен оберегать и по головке гладить? — ответил Володька. — Он — тренер. И как он достигнет своих результатов — это только ему решать. Он сам говорил, что игры закончились, настала пора серьезных дел. Вот и первое тебе испытание. Молодов и Андрюху проверил на устойчивость, и других тоже — на то, как они против своего товарища пойдут. И выводы соответствующие сделал. — Ну… допустим, — нехотя ответил Костя. — И что теперь? Расскажем остальным? — Не думаю, что это хорошая идея, — произнес я. — Предположение про Молодова — всего лишь версия. А что, если она ошибочная? Меня обвинил в том, чего я не делал, и ощущения это, скажу я вам, не самое приятное. Так что не будем обвинять кого-то, пока у нас не будет железных доказательств. Сейчас пошли на тренировку. Мы вместе со всеми остальными вышли на улицу. Там было прохладно, даже холодно, поэтому разминку все принялись делась с особым усердием, разгоняя кровь. Молодов тоже был в наших рядах, так же, как и все занимаясь. А вот Кайрат Айдынович суетился вдали, у небольшого кирпичного домика, где стояло несколько человек, явно приезжих. — Делегация, — произнес Молодов, увидев наши взгляды. — Те самые, которые примут решение кому проходить дальше. Эта информация еще больше оживила ребят. Я пригляделся к гостям. Их было трое. Один — коротыш, по которому сразу видно, что из кабинета входит крайне редко. Белое бледное лицо, похожий на вымя второй подбородок, толстые короткие пальцы, сжимающие на груди кожаный портфель. Лицо у него было красное, не привыкшее к морозам. Второй — чуть выше, худой и жилистый, чем-то похожий на Кайрата Айдыновича, с таким же хитрым крысиным взглядом. Третий — высокий, крепкий. Голова квадратная, челюсть квадратная и такой же квадратный ломаный нос. Под кустистыми бровями спрятались небесно-голубые почти детские глаза. Троица была любопытная. Явно набор из разных ведомств. — Вон каких кадров из партии прислали, — улыбнулся Молодов. — Все как на подбор. Мы некоторое время смотрели, как Айдынович лебезит перед ними, улыбается, что-то учтиво отвечает. Только что чай не подает (а мог бы, особая заварка у нас уже имелась для него). Потом продолжили тренировки, уже не отвлекаясь на гостей. — А маршрут какой будет? — спросил Генка. — Приют одиннадцати будет? Приютом одиннадцати называли самую высокогорную гостиницу СССР, расположенную на юго-восточном склоне Эльбруса. Ее создал строитель первых отечественных дирижаблей, архитектор и альпинист Николай Попов. Визуально похожая на дирижабль, со скругленной крышей, чтобы противостоять мощным ветрам и штормам, она была мечтой всей нашей секции «Снежный барс». Еще бы, побывать в легендарном месте каждому охота! — Будет, — ответил Молодов. — Имей терпение. Сначала — Пик Терскол. Немного отдыхаем — и топаем до ледовой базы. Там выше трех тысяч, поэтому ночевка. Весь следующий день — физнагрузка. Сидим на месте, отрабатываем работу на снегу — роем пещеры, работаем с вязким глубоким снегом. На третий день идем на Приют одиннадцати. Там продолжаем тренировки два дня. Отрабатываем работу на льду — движение на льду, страховку, бьем ступени и прочее. Потом группами идем на Седловину. Это пять тысяч, даже выше. Там тоже занятия. Потом — рывок на вершину. Итого цикл тренировок займет у нас неделю. Ну и смотрим на свое состояние — готов ли организм к высоте? — Горная болезнь? — Она самая. — А когда подъем будет? — спросил Генка. — Не знаю, — ответил Молодов. — Ну вам же должны говорить. — Смеешься? — угрюмо спросил тренер. — Кто мне чего должен? Айдынович мне должен? — Ну хотя бы примерно. — Видишь туман какой? — кивнул Молодов на гору. — Что ты там увидишь? Ничего. На первой же тысяче метров заплутаете и не туда зайдете. Отправлять сейчас людей на гору — это смертный приговор. На дай бог еще на трупосборник зарулите. — Трупосборник? — Название говорит само за себя, — угрюмо заметил тренер. — Так разминайся. Пока туман — можно не боятся. — Молодов! — крикнул Кайрат Айдынович, отойдя от делегации. — Сюда! Живо! Тренера аж передернуло. Он оглянулся, но идти не спешил. Айдынович, ругаясь, подошел сам. — Чего стоишь? — Не стою, — ответил Молодов. — Тренировку веду. Разминаемся. — Это хорошо, что разминаетесь, — кивнул Кайрат Айдынович. — Это вам понадобиться. И весьма скоро. — Что вы имеете ввиду? — насторожено спросил Молодов. — А то, — фыркнул тот. — От делегации указание поступило. — Какое? — Прямо сейчас собирать группы и вперед — покорять вершину. Эльбрус ждет вас!Глава 4 Терскол
— Да это же натуральное убийство! — только и смог вымолвить Молодов. — Кайрат, ты в своем уме⁈ — Хочешь поспорить с делегацией? — прошипел тот. — Если надо — то поспорю. И объясню свою позицию, — тут же оживился Молодов. — Отправлять сейчас людей на гору, когда такой туман — это убийство. Нельзя этого допустить. Тренер уже направился было к стоящим вдалеке высоким гостям, но Айдынович его перехватил. — Куда ты собрался? — Объясню им, что… — Отставить! Приказы не обсуждаются. Велено собираться — значит нужно собираться, а не спорить. Понятно? — Я не буду, — тихо произнес Молодов. — Что не будешь? — Не буду выполнять этот приказ. — Ты понимаешь, что ты сейчас говоришь, и какие это может принести последствия для тебя? — Понимаю, — кивнул Молодов. Лицо его посерело, а сам он вдруг ссутулился, словно из него достали все кости. — Понимаю, но выполнять приказа не буду. Лучше сяду за непослушание, чем за убийство нескольких десятков подростков. Кайрат Айдынович едва не метал молнии. Неизвестно, что бы произошло дальше, если бы к ним не подошел один из делегатов — тот самый, с квадратной головой и голубыми глазами. Он явно заскучал и потому решил выяснить в чем заминка начала подъема. — Что происходит? — Пытаюсь объяснить Кайрату Айдыновичу то, что отправлять группу на Эльбрус при такой погоде крайне опасно, — успел первым протараторить Молодов, воспользовавшись удобным моментом. — В самом деле? — удивился делегат, поглядывая на него. — Кайрат Айдынович, это действительно так? — Юрий Карпович, это несколько преувеличено… — Преувеличено⁈ — почти выкрикнул Молодов, чем весьма сильно удивил делегата. — Это правда! Чистейшая правда! Нельзя ни в коем случае! Убьем всех. — Давайте не будет так эмоционально реагировать на случившееся, — произнес делегат. — Восхождение нужно, мы ведь не просто так сюда приехали. Нам отчитаться необходимо выше. Последнее слово он сказал с придыханием, полным уважения и трепета. — Но и рисковать жизнями людей мы тоже не можем. Поступим следующим образом. Свяжемся с метеостанцией, получим прогноз. А уже от этой информации и будем плясать. Это вас устраивает, товарищ Молодов? Тренер нехотя кивнул. — Устраивает. Только я сомневаюсь, что… — Сомнения оставим на потом, — перебил его Юрий Карпович. И кивнул Кайрату Айдыновичу. — Позвоните на метеостанцию, пусть дадут прогноз на день, на три жня и на неделю. — Хорошо, — согласился тот и убежал. Делегат глянул на Молодова. — Я понимаю вашу обеспокоенность за детей. Мы люди далекие от спорта, тем более от альпинизма, некоторые моменты можем и не знать. Так что, если возникнут какие-то вопросы прошу напрямую ко мне. Договорились? Молодов лишь кивнул. — А насчет учеников ваших не беспокойтесь. Опасности подвергать мы их не собираемся. — А весь это марш — это что тогда? — горько усмехнулся Молодов. — Согласен, есть риск. Тем более Пик Победы — это сложная высота. Но на то тут и вы, чтобы минимизировать это риск. К тому же, насколько мне известно, следом за основной группой пойдет более опытная, для подстраховки, состоящая из опытных альпинистов. — Они пойдут с разницей в один день, — сообщил Молодов. — А это достаточно большой отрыв. — Ничего, — отмахнулся делегат. — Один день не так уж и много. — Порой один день решает многое… Через полчаса вернулся Кайрат Айдынович. Судя по довольной улыбке, новости он нес не самые приятные. — Ну что там? — нетерпеливо спросил делегат. Кайрат Айдынович злобно зыркнул на Молодова, протянул бумажку делегату. — «Дневной прогноз», — прочитал тот. — «Температура воздуха: минус два градуса, ветер слабый, 2 метра в секунду, северный, утром туман, днем — безоблачно». Та-ак… Прогноз на три дня… безоблачно… угу… на неделю… тоже все нормально. Юрий Карпович глянул на Молодова. — Ну вы зря так переживали. Видите, вполне хорошая погода ожидается. Он протянул лист с прогнозом. Молодов взял его, внимательно перечитал. — Вас устроит такая погода? — ядовито спросил Кайрат Айдынович. — Если это действительно будет так, то да. — Ну вот и отлично! — кивнул делегат. — Как только развеется туман — все на гору. Торчать здесь больше положенной недели в ожидании хорошей погоды у меня нет никакого желания!* * *
Туман сошел в восемь, к этому времени мы уже были полностью готовы. Всех разделили на три группы, по пятнадцать человек. К каждой группе приставали сопровождающего из опытных альпинистов. Делили без фанатизма, позволив собраться самим. Я, Володька, Генка, Костя, Клим и еще несколько знакомых ребят составили первую группу. Костарев и его банда — вторую. Третья была набрана из другой спортивной секции. Молодов возглавил нашу группу, сообщив, что первая будет идти впереди, поэтому за ней нужен будет особый присмотр. У каждой группы — рация. По ней обязательная передача всех данных — место положения, состояние идущих, погодные условия, корректировка маршрута, прочие вопросы. Эта информация поступала через связного делегатам — непосредственно Юрию Карповичу. Он лично отдал приказ сообщать ему обо всем. — А я уж разберусь как с этой информацией поступить, — произнес он и мы поняли, что эти данные будут использоваться для отсеивания участников. Первым пунктом, куда нам предстояло подняться, была площадка на отроге хребта, с громким названием «Пик Терскол». До точки, откуда должен будет дан старт — старый аул, название которого никто из нас не смог правильно выговорить, — нас отвезли на грузовиках. Мы высадились возле целой россыпи сараев и хлевов. Молодов и остальные тренера несколько раз пересчитали нас, по рации доложили о готовности. Связист передал слова делегата Юрия Карповича: «Старт разрешаю». Метеопрогноз не соврал. К этому времени туман и в самом деле рассеялся, и мы выдвинулись в путь. Слово «Терскол» в переводе с балкарского означает «кривое ущелье», полностью оправдывая свое название. Ущелье в скором времени появилось. В его устье расположился небольшой поселок, мимо которого мы и прошли. Подъем предстоял не сложный, но долгий. К тому же опасный — дорога была плохой и любой неверный шаг или оплошность могли привести к печальным последствиям. Наш лагерь, в котором мы разместились, находился на двух тысячах метров над уровнем моря. Подняться предстояло еще на километр. Три тысячи — ночевка. Это закон. Нужно посмотреть, как поведет себя организм. Бывало, что и на такой высоте начиналась горная болезнь. Пик — неофициальное название. Как такого его вообще нет, это просто длинный отрог Эльбруса, ограниченный ущельем Гара-Баши и долиной Баксана. Сначала группа наша шла молча — озирались по сторонам, любуясь красотами. Потом постепенно разговорились. — Андрюха, я, конечно, жути нагонять не хочу, — начал Генка, воровато оглядываясь. — Но… — Что? — Ты рядом со мной держись. — Это еще зачем? — Ну как? Разве не помнишь, что сегодня утром произошло? — Помню, — кивнул я. — Только не соображу, к чему ты ведешь. — Какой же ты непонятливый! — раздраженно проворчал Генка. — У тебя есть враг. Видишь, как он тебя подставить хотел? Не получилось. Но только чует мое сердце, на этом он не остановится. Поэтому держись меня. — Ты что, думаешь, что он… — Мы не знаем кто этот гад. А может он среди нашей группы? Хотя вряд ли, тут вроде все свои. Но все равно нужно предполагать самые разные варианты. Вплоть до того, что в какой-то момент тебе и страховку перерезать могут. Я хотел рассмеяться, но смех застрял в горле. Разумное зерно в его словах все же было, хоть и слабо я верил в такой поворот событий. — Зря так скептически смотришь на меня, — продолжил Генка. — Если это Костарев продолжает гадить, то от него такого можно вполне ожидать. Ну, может быть, страховку и не перережет. Но вот толкнуть, пока никто не видит, куда-нибудь со склона вполне может. А там даже пикнуть не успеешь — полетишь на камни, и никто никогда не найдет. — Костарев в другой группе, — заметил я. — Ночевка на трех тысячах будет в одном лагере, так что не обольщайся. И вновь пошли молча, думая каждый о чем-то своем. Я некоторое время еще мусолил неприятные мысли в голове. Но вскоре откинул их, любуясь округой. Горы раскинулись широко и величественно. Покрытые морщинами лет и растительностью, они с каждым пройденным метром становились все скалистей, причудливей. Структура некоторых скал была необычной, похожей на шестигранники, и Молодов пояснил, что это лавовые столбы. Эти самые столбы появлялись на нашем пути, грозя перегородить его, словно наползая на тропинку, по которой мы двигались, и нам приходилось осторожно их обходить стороной. — А мне тут парни знаешь, что рассказали? — шепнул Генка, вновь догоняя меня и воровато оглядываясь. — Про алмасты про этого много чего интересного. Пашку помнишь, который с соседней секции? Ну который у дальней стенки спит, с щелью такой большой между передними зубами? Ну вот, у него друг есть, Карим, в школу вместе ходят. Так вот у этого Карима отец служил с теми, кто на Эльбрус ходил. И они ему про этого алмасты тоже рассказывали. — Долгий путь информация проделала, — улыбнулся я. Но Генку это не смутило. Он продолжил: — Алмасты — это на самом женщина. Ее эльбрусской девой называют. Безобразная вся, волосатая, с грудями чуть ли не до пояса отвисшими. Говорят, она похищает отбившихся альпинистов, утаскивает к себе в пещеру. Знаешь зачем? — Чтобы съесть. — А вот и нет! Думаешь, почему так долго ходит эта легенда про йети? Вот если бы он был один, то умер бы когда-нибудь. От старости или от болезни. Логично? Был бы когда-нибудь давно, ходил, ну увидели бы там его. А потом умер, и вместе с его смертью и легенда бы эта умерла. А не умирает. И знаешь почему? А потому что дева это насилует альпинистов мужчин. — Думаешь, это вообще возможно? Ну чисто физиологически. Вряд ли у меня что-то там сработало бы по мужской части, чтобы процесс смог произойти, с учетом того, как ты описал деву эту эльбрусскую с грудями, отвисающими до самого пояса. — А она гипнозом обладает! Морок наводит. Зыркнет глазами — а тебе и кажется, что перед тобой не чудовище, а красавица, каких не видывал. — Да тебе то это откуда все известно⁈ — Говорю же, что Карим… — Его отца эта дева похищала что ли, что он со знанием дела так про гипноз и прочие вещи рассказывает? Генка не нашелся, что на это ответить и лишь пожал плечами. Тема йети не отпускала. Я слышал, как Володька стал тихо обсуждать с Костей снежного человека, потом еще кто-то обмолвился про алмасты. Но когда стали подходить ближе к водопаду Девичьи Косы, то разговоры постепенно прекратились. Водопад отмечал половину пути, которого мы прошли. Еще оставалось столько же, а дыхание у многих уже было сбито. Дышать и в самом деле стало трудновато. Однако виду или тем более жалоб никто не выказывал. Все понимали — сейчас за ними следят тщательней, чем на медосмотре. Мы постояли некоторое время перевести дыхание. Потом вновь начали восхождение. Холод тут стоял собачий, а ветер продувал насквозь. Но до самого мороза еще было далеко. Молодов предупредил, что на Пике, где будет организован лагерь для первой ночевки, уже будет снег. До Пика Терскол добрались к трем часам, уставшие и измотанные. Снег и в самом деле тут был и морозец пробрал. Но вымотанные. разгоряченные, холод нам был только в радость. Хотелось еще лечь и немного полежать, дать ногам отдых. Но Молодов не спешил давать отбой. Группа начала разбивать палатки, а тренер с упоением принялся читать лекцию. — Запомните самое простое, но в то же время и самое сложное правило. Ночёвка альпиниста должна быть безопасной. Комфорт, полноценный сон, удобство, тепло — это тоже важно. Но не важнее безопасности. Уж лучше поспать стоя — а на высоте и так иногда приходится, — но в безопасности, чем в комфорте, но под, скажем, конусом выноса. Тогда точно вечным сном уснете, в комфорте и удобстве. А что подразумевает под собой безопасность? Вопрос повис. Все задумались. — Ну? — Недосягаемость от лавин? — робко предложил вариант Генка. — Верно, — кивнул Молодов. — Оцениваем окружающие склоны на предмет лавиноопасности. Вот прямо сейчас. Смотрим. Все начали оглядываться. — Вроде чисто, — пожал плечами Генка. — Опять верно. Все чисто. Место тут хорошее, лавин точно не будет. Так. А еще что? — Чтобы камнепада не было, — добавил Костя. — Это тоже важно. Камнем по голове никому не охота получить. Так. Еще. — Молнии! — Просиял Володька. Кто-то с сарказмом хохотнул, но Молодов очень серьезно кивнул: — Верно. Начнется гроза, лагерь может легко оказаться мишенью для молний. Ударит — мало не покажется. Избегать вершин, гребней, пиков. Если все же вынуждены ночевать там, то прячем все железо подальше — кошки, ледорубы, карабины и прочее. Они притягивают электрический разряд. Был случай у знакомой группы в шестьдесят третьем году. Пошли они на Казбек со стороны Дарьяльского ущелья. Да на трех тысячах их гроза застала. Остановились переждать. А один из группы взял по дурости ледорубом махать — мол, тучам грозить, чтобы ушли скорей. Зачем так делал непонятно. Пани говорили конечно потом, что он суеверный был. Видимо и тогда хотел магию применить. Раз махнул, два. А на третий его молния достала. В руку вошла, через все тело прошла и из ноги в землю вышла. Даже откачать не успели, мгновенно изжарился, упал уже мертвый. История произвела впечатление на собравшихся. Кто-то даже глянул на небо — не видать ли там грозовых туч? — Так, еще какие факторы есть, влияющие на безопасность? — как ни в чем не бывало продолжил Молодов. — Ветер, — ответил я. — Точно. Ветер выдувает тепло, засыпает палатки снегом. В этом мало приятного. Да и опасно. Ночью приходится вставать и обметать палатку, чтобы в сугроб не превратилась. Молодов окинул всех взглядом, улыбнулся. — Осмотрите теперь наш лагерь и скажите, все ли в нем соответствует безопасности? Все стали оглядываться, морщить лбы. — Вроде все соответствует, — ответил Володька. — А вот и нет, — еще шире улыбнулся Молодов. — А что же тогда не соответствует? — Вы все сегодня на обед гороховую кашу ели. Ночью не забудьте хоть иногда проветривать палатки, а то задохнемся, до Пика не добравшись! Грянул смех. Пошловатый юмор был сейчас в самый раз, разряжая обстановку. — Сейчас, на этой высоте, будем ночевать в палатках, — добавил Молодов. — А выше, на другой точке, будем рыть снежные пещеры и ночевать там. И вот здесь без шуток — проверять вход нужно обязательное мероприятие. Если ночью завалит вход, то можно просто-напросто задохнуться. Повисла пауза. — Но если все сделать по уму, то все будет в полном порядке, — успокоил всех Молодов. — А если вдобавок к этим правилам безопасности еще и отказаться от гороховой каши, то чистый кислород вам обеспечен! Вновь загоготали. Мне же было не до смеха. Я пристально вглядывался на соседний склон. Там, меж острых скал и ледяных торосов, промелькнула какая-то тень. Была она далеко и проскользнула быстро, тут же спрятавшись за гребнем, поэтому толком рассмотреть я ее не успел. Может это была игра моего воображения, подписанная историями про алмасты и йети, но я практически был уверен, что тень принадлежала существу, ходящему на нижних конечностях. Над головой взвыл ветер, словно бы подтверждая самые мои плохие предчувствия. А потом тень появилась вновь, на этот раз гораздо ближе.Глава 5 Снег
— Андрей! Ты чего задумался? Это был Генка. Я невольно оглянулся, увидел друга, идущего ко мне с двумя дымящимися кружками. — Ты как будто привидение увидел. Понимаю, я тоже устал с подъема. Давай лучше чайку хлебнем. Молодов наконец дал команду отдыхать. — Да погоди ты!.. — отмахнулся я, вновь оглянувшись. Но тень исчезла. — Ты видел это⁈ Видел⁈ — почти закричал я, даже привстав с места. — Что видел? — не понял парень. — Там, за скалой… тень… — Какая тень? О чем ты? Генка принялся всматриваться вдаль. Но, конечно же, там ничего уже не было, существо, словно растворилось в воздухе. — Не вижу никого. — Там тень была. Человеческая. А может быть и не совсем. — Как это — не совсем? Ты что, йети видел⁈ Генка подсел ко мне, протянул кружку с чаем и едва я ее взял, схватил меня за запястье. — Андрюха, рассказывай, что видел! Меня охватило возбуждение. Я думал, что будут говорить безостановочно, но едва раскрыл рот, как понял — рассказать то особо и нечего. Кроме эмоций ничего толком и нет. — Я оглянулся, а там промелькнуло что-то. Тень. Не рассмотрел, но общие детали… — я замолчал, пытаясь вспомнить образ. Образ расплывался и таял, словно сладкая вата в воде. — На нижних конечностях ходит. — А морду? Морду видел? — Нет, говорю же, быстро все произошло. В секунду просто. Я буквально краем глаза. Потом ты подошел, отвлек. — Ну и хорошо, что отвлек, — кивнул Генка. — Практически спас! А если бы алмасты тебя гипнозом? И в нору утащил, чтобы того, род продолжить. — Да ну тебя! — отмахнулся я. — Там йети настоящий ходит, а ты все хохмишь! — Ты бы видел себя! — рассмеялся вдруг Генка. — Чего? — не понял я. — Ты правда подумал, что йети увидал? — А что? — Это вторая группа пришла. Вон, Костарев топает. Парень указал в сторону. Там, на тропе, по которой мы пришли на Пик Терскол, и вправду кто-то шел. — Вторая группа… — произнес я, разглядывая знакомые лица парней. — Именно. Ты, наверное, кого-то из них и увидел. Я вновь посмотрел туда, где заприметил тень. Тропы для подъема там нет, места крутые. Кто же это из ребят мог пойти там по своей воле? Столько сил тратить зачем? Все эти сомнения я хотел высказать Генке, но тот поднялся и пошел встречать парней. Немного успокоившись и отойдя от первых эмоций, я вновь сел на свое место — плоский камень, — и отвлекся совсем на другие мысли. Отпивая чай, невольно подумал о том, что не мешало бы в него пару ложек и сахара сыпануть. Потом вспомнился утренний эпизод с кизяком. Я принялся поглядывать на пришедших ребят, пытаясь понять, кто же мог меня так подставить. И никого, кроме Костарева в этой роли не увидел. Да, была малая вероятность какого-то мелочного завистника, кому оказался не по душе мой трюк с рывком Нестерова. Но я сомневался, что эта версия реальная. Потом глянул на Молодова. Вспомнил еще одну версию, высказанную Володькой. Психологический тренинг… А что, интересная мысль. В наше время такие штучки весьма популярны. А были ли известны тогда, в Советском союзе? Молодов — тренер от бога. Знает многое, делится опытом щедро, обучать умеет. Но такой шаг с сахаром… Сложно представить его в такой роли. А может быть, это Кайрат Айдынович? Вот этот может. Правда сыграно было не лучшим образом, грубо. Хотя, условия для идеально подставы были так себе. Темная казарма, едва ли что-то видно, плюс кто-то мог чутко спать. Возможно, просто спешил, поэтому так исполнил. В любом случае Генка прав — нужно быть осторожным. Молодов ходил по лагерю, проверял количество людей, сверялся со списками. Когда через час пришла третья группа, вновь всех оббежал и только потом достал рацию и сделал подробный доклад на базовый лагерь. Также согласовал и отклонение от первоначального маршрута. Идти до ледовой базы решили послезавтра. Снега на Пике Терскол хватало вполне, чтобы провести несколько тренировок здесь. Кайрат Айдынович что-то бухтел в динамик, но все же согласился с доводами Молодова, который этим решением преследовал всего лишь одну цель — выждать. Спешить в горах нельзя, и суеты высота не терпит. Тем более, когда есть хоть капля сомнения. Я видел, как Молодов тревожно поглядывает на небо. Утренний туман не давал ему покоя, хотя погода сейчас стояла великолепная и прогноз ничего плохого не предвещал. Настала пора варить ужин. Это доверили Генке и Косте. Те охотно за это взялись, и уже через полчаса на горелке дымился котелок с густой аппетитной похлебкой. Мы поели, нахваливая поваров. Потом Молодов дал отбой. Пора было ложиться спать. На разговоры не хватило уже сил, мы заползли в палатке и тут же уснули. Следующий день предполагал физические нагрузки. После не самой лучшей ночевки бегать и прыгать ни у кого не было желания. А спали и в самом деле не шикарно. Твердая поверхность, холод, завывание ветра — все это сну не способствовало. Особенно ветер. Здесь, на высоте, он был словно живой. Каждый раз, когда его протяжные печальные завывания разносились по округе, я просыпался. И каждый раз в голову приходила единственная мысль — там, снаружи, за тонкой гранью ткани палатки, где-то ходит та самая тень, которую я видел днем. Йети? Нет, бред какой-то. Во все это я не верил. Не бывает на свете всех этих йети, лохнесских чудовищ, чупакабр, русалок, единорогов и прочей фантазий. Но… и вот это самое «но» заставляло трещать мои шаблоны и испытывать когнитивный диссонанс. Я ведь видел! Собственными глазами! А что ты, парень, видел? Какую-то тень? Ни лица, ни тела толком не рассмотрел. Просто серое пятно. А может, это просто игра света? Или не вовремя разыгравшееся воображение? Вот когда морду волосатую увидишь, тогда и можно возвращаться к этому разговору. Если еще поздно не будет… Генка тоже ворочался и стонал. Ему что-то снилось, явно не самое приятное. Громогласный голос Молодова раздался часов в шесть. — Подъем! Встаем, сонные тетери! Все с бухтением начали вылезать из палаток. — Прогоняем через себя кипяток, чтобы согреться — и на снег. Будем тренироваться. Кипяток уже стоял на горелках — Молодов щедро натопил снега. Кто-то заикнулся про чай, но тренер тут же оборвал его: — Чай по утрам вреден. Тем более перед тренировкой. — Почему? — Горло сушит. А вот кипяток — в самый раз. Все, оставить разговорчики. Пьем, приводим себя в порядок и встаем в строй. Три группы встали в несколько рядов. — Сегодня работаем с вязким снегом. Вчера вечером я невдалеке отсюда нашел небольшую седловину — не ту самую, которая на вершине Эльбруса, гораздо меньше, — забитую снегом. Прекрасная возможность отработать кое-какие элементы. Так что давайте, дружно идем вперед! Мы быстро собрались и двинули к месту тренировок. Топали не долго, седловина — низина, между двумя небольшими вершинами, — располагалась метрах в ста от места ночевки, была размерами в пару десятков метров и практически вся утоплена в снегу. — Отличное место! — довольный собой, произнес Молодов. По поводу вкусов тренера можно было поспорить, но силы никто не хотел тратить на пустые разговоры, понимая, что впереди — трудный день. — Вот это, — Молодов поднял над головой ледоруб, — ваш основной инструмент на Пике Победы. А это, — он кивнул на снег, — то, с чем придется работать все время. Поэтому мы здесь. Я сделаю так, что ледоруб будет вашим продолжением руки. Ребята принялись посмеиваться. — Да мы знаем, что это такое! — крикнул Генка. — Ледорубом нас Дубинин научил пользоваться еще до первого восхождения, при подготовке к значку «Альпинист СССР». — Повторение — мать учения, — Молодов принялся ходить из стороны в сторону. — В нашей работе важны два фактора, и каждый из них очень важен. Первый — это психологический. Соображать надо уметь быстро, ориентироваться, не поддаваться панике, уметь принимать решения. И второй — физический. Четкость движений, их сила, выносливость. Одно без другого не может быть использовано эффективно. И эти два фактора мы с вами и будем развивать. — Опять начинает свои лекции, — шепнул Генка. Но тихо сказать не получилось. — Мои лекции, Геннадий, помогут тебе выжить на Пике Победы, — с нажимом произнес Молодов. — Если ты, конечно, пройдешь испытания. Генка тут же замолк, сник. — Итак, продолжим, — вновь оживился тренер. — Сейчас полчаса отрабатываем кувырки на утоптанной снежной площадке. Затем — с ледорубом. Учимся не бояться ледоруба. Чего смеетесь? Знаю, что опытные, знаю, что ничего не боитесь. Но тренировка есть тренировка. Лишней никогда не будет. Так что вперед. И наступили часы тренировок, изматывающих, долгих, тяжелых. Высота тоже налагала на все свой след. Было тяжело дышать, да и усталость наваливалась на плечи раньше времени, когда ее совсем не ждешь. Впрочем, привыкшим к такому был только я, потому что вновь ощутил что, что уже когда-то испытывал. Старость. Это все сильно походило на старость. Сделаешь пару шагов — и уже отдышка. Махнешь ледорубом — и руки трясутся. Парни злились, а я лишь улыбался. Вот так, ребята, привыкайте, когда-то такой эффект будет ощущаться даже на равнине! Терпели все. Домой никто возвращаться не хотел. Прошли первую часть тренировок, отдохнули полчаса, начали вторую. — Разбиваемся по двое, — приказал Молодов. — Идем по направлениям в седловину. Каждая группа отступает от рядом стояще шагов на десять-двадцать. Идем через всю седловину. Цель — научиться передвигаться по вязкому большому снегу. Мне выпало идти с Генкой. Мы начали спуск в седловину. Идти было сложно, ноги утопали в снегу, которого тут вскоре оказалось по самую грудь. Одному не пройти. Но в связке с товарищем удавалось продвигаться кое-как вперед. Идущие с левой стороны Володька и Костя сильно взяли вниз, желая обойти глубокий снег, но совсем скрылись из виду. В какой-то момент в поле зрения вообще никого не осталось, и мы вдруг почувствовали неприятное чувство одиночества, вселенского, безисходного. Оно было тут, на высоте, совсем другим, нежели на равнине. Там ты хоть и сидишь, старый пенсионер, в своей квартирке один одинешенек, но на подсознании все же понимаешь — выйди на улицу, и там будут люди. А тут… Никаких соседей или прохожих. Ты один на один с горой, которая не слишком то и рада твоему присутствию в своем доме. Захочется ей тебя подмять под тысячами тонн снега — она это легко сделает. И никто никогда не найдет тебя. — Это что? — спросил вдруг Генка, остановившись и приглядываясь. — Снег, — ответил я, вытирая им лицо. — Я про вот эти ямки. Он кивнул в сторону. Я присмотрелся, пожал плечами. — Уже, наверное, ходил кто-то. — Кто тут мог ходить? — прошептал Генка. — Тут мы первые пришли! Я вновь глянул на ямку. Она была продолговатой, округлой, уже успевшей заветриться и чуть припорошиться новым снегом, размерами сантиметров в сорок длинной. — Чего ты к снегу пристал? Давай до точки идти, пока Молодов не пришел, и орать не начал. — Андрюха, это же след! — выдохнул Генка. — Какой еще след? Чего ты опять начинаешь? Поиздеваться решил надо мной? — Я не издеваюсь, — глянул на меня Генка и я понял, что он и в самом деле говорит серьезно. — Посмотри. Вот один. Вон там второй, в паре метров от него. Потом еще. — Дальше нету. — Верно. Потому что там ветром сильно занесло. Но если подойдем ближе, я просто уверен, что найдем углубление. — И что? Йети? — скептически произнес я, хотя где-то в глубине души почувствовал легкий трепет и даже страх. Генка не ответил. Судя по его испуганному лицу, ему вообще хотелось как можно скорее отсюда свалить. — Ладно, хорош панику разводить, — сказал я, поняв, что если сейчас не замять это все, то начнется полное безумие. — Это не след йети, а вмятина от куска плотного снега или эффект выветривания. — Какой еще эффект выветривания? Я и сам не знал, что это — придумал на ходу, — но с умным лицом сказал: — Бывает так, когда в седловинах ветер дует. Поджимается с одной стороны, с другой, и узконаправлено бьет в снег. Вот и получаются такие «следы». Это объяснение успокоило Генку. А вот меня не очень. Я в этих ямках по-прежнему видел следы. Дальше пробираться по снегу стало вдруг гораздо легче — помог страх. И кода мы преодолели нужное расстояние, то оказалось, что мы пришли самыми первыми. — Вот это я понимаю, воля к победе! — радостно воскликнул Молодов. — Молодцы! Мы же с Генкой лишь молча переглянулись, понимая истинную нашу мотивацию и без слов.* * *
Следующие тренировки проходили без эксцессов. Еще одна ночь в лагере была спокойной — все устали настолько сильно, что уже никакой ветер или даже ураган не мог нас разбудить. А утром — подъем и поход до Приюта одиннадцати. Сложный маршрут, четыре тысячи метров и огромные испытания для организма. Поэтому забылось все отвлеченное и каждый из нас был сосредоточен максимально. Молодов тоже был молчалив, поглядывал на небо, выискивая там тучи. Туч не было. Дул лишь ветерок, но с базы по рации передали, что изменений погоды не предвидится. Так же разбились на три группы. В первой мы. Первыми же и должны были выходить. Привычный кипяток, правда на этот раз с какими-то травами, которые заварил Молодов, прогрели мышцы и тело и мы двинули вперед. И только теперь до конца ощутили весь смысл слов тренера про совместную работу двух факторов — психологического и физического. На этой высоте кислорода меньше, организм устает быстрей. Поэтому так важна акклиматизация. Но даже ее порой бывает не достаточно. Однако эти неудобства не могли нас заставить передумать идти. Напротив, все оживились, ведь сегодня предстояло пройти до легендарного Приюта одиннадцати. Шли ровно, не торопясь, но и не замедляясь, держа удобный темп. Погода стояла отличная, но с боков начало натягивать белую пелену, полупрозрачную, похожу на фату невесты. Мы не обратили на это внимания. А зря. Следующие три часа белая пелена медленно то наползала, то уходила, принося холодный воздух. Молодов сделал небольшую остановку, связался с базой уточнить погоду. Ему сообщили, что все в порядке. Это немного успокоило нас, и мы продолжили восхождение. Половина пути была преодолена, что придало еще больше задора. И даже усталость, накатившая на нас, не сбавила темпа. Но на подходе к одному из торосов погода вдруг резко ухудшилась. Пелена, до этого лениво колыхавшаяся над головой, вдруг резко загустела, напустила на нас снега. А потом ударил ветер, мощный, яростный, сбивающий с ног. — Чтоб тебя! — выругался Молодов. Все произошло так неожиданно, что мы даже не поняли, когда именно произошло ухудшение — казалось, все случилось за мгновение. Молодов остановился, махнул нам. Мы тоже встали. И только когда прекратили движение, вдруг поняли насколько все серьезно. Погода за секунды стала отвратительной. Пошел густой снег, а ветер принялся швырять его нам в лицо. Видимость резко ухудшилась. Седловина и пики растворились в белой дымке. — Нужно возвращаться, — сказал я. — Погода ухудшается с каждой минутой. И это казалось мне логичным. Впрочем, остальные парни тоже поддержали меня, хоть и с явной неохотой. На наше удивление тренер был иного мнения — Спускаться нельзя, — произнес Молодов после долгой паузы. — Почему? — Не успеем. Мы двигались в группах первыми, соответственно и прошли больше всех. Третья группа наверняка уже приняла решение вернуться назад, вторая тоже. И это правильно. Им будет быстрей возвратиться, чем продолжить путь. Но не нам. До Седловины осталось метров триста-триста пятьдесят. А если развернуться, то придется вновь пройти километр до лагеря. А при такой погоде… в общем, ты понимаешь к чему это приведет. Не хочу рисковать. — Но ведь в Седловине точно такая же погода. — Верно. Но там можно разбить лагерь и переждать непогоду. В такую метель лучше сидеть на месте, в палатке, чем топать не помни куда, когда на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. К тому же там пики будут закрывать от ветра. Логика в этом была. Если прикинуть, то до Седловины мы сможем добраться где-то за час. Плюс столько же чтобы разбить палатки. — А что с прогнозом погоды? — спросил я. — База передала, что небо чистое. Снежная буря, скорее всего быстротечная, с других Пиков надуло. Такое тут бывает. Полчаса, сильный снег, а потом все как было, ни облачка. Успеем добраться до Седловины и переждать снегопад с ветром там. — Да хрен бы с ним! — вдруг резко произнес Костя. Он выглядел неважно, лицо бледное, уставшее. — Спускаться — это не подниматься. Лучше скатимся быстро вниз, чем переться наверх. — Костя… — начал я. — Да отстань ты! — рявкнул тот, чем весьма сильно удивил не только меня, но и других членов группы. И только Молодов остался не возмутим. Он глянул на парня, спросил: — Сердце сильно бьется? — Чего? — не понял тот. — Дай, я проверю твой пульс. — Нормально все со мной, — отмахнулся Костя. — Ладно, не хотите вниз, пошли вверх. Буря крепнет, нужно успеть. Молодов некоторое время пристально смотрел на Костю. Непростое решение и принять его нужно было как можно скорей. Выбор, от которого зависит многое. Очень важный выбор. Тренер кивнул: — Хорошо, пошли. Как оказалось, это был неверный вариант.Глава 6 Гипоксия
— Как… как база могла передать информацию про то, что погода будет хорошей? — шептал Костя. — Что же тут хорошего? Я и сам задавался таким вопросом. Но не только это меня сейчас беспокоило. Тревожило и состояние Кости. Я знал парня больше тренера — все-таки учились вместе за одной партой, и на танцы ходили, и за девчонками бегали. Характер у Кости был не взрывной, смирный. Но сейчас… Я видел, что друг явно не в себе. Нервный, злой. В принципе, его понять можно. Каждый из нас хотел идеальное восхождение — чтобы и погода была хорошей, и усталость не донимала. Но реальность сложилась несколько иначе. Однако стоило из-за этого так нервничать? Всякое бывает. Тем более на высоте. Нужно быть готовым к этому. — Костя, ты как? — спросил я парня. — Погода дрянная, — выдохнул он. Хотел сказать что-то еще, но не хватило дыхания. Воздух тут и в самом деле был не такой насыщенный кислородом, как внизу, каждое слово давалось с трудом. — А что ты хотел? Чтобы солнышко светило весь подъем? — злобно сказал я и сам себя выругал за несдержанность. — Ладно, извини. Мне тоже тяжело. Но я терплю. — А голова у тебя тоже кружится? — спросил Костя, глянув на меня. — Просто у меня кружится. Аж в стороны кидает. — Голова кружится? — насторожился я. — Да так, ерунда! — усмехнулся Костя, отмахнувшись. — Из-за голода, наверное. — Нет, Костя, это не голод, — прошептал я, остановив друга. — Костя, у тебя горная болезнь! — Да какая к черту горная болезнь⁈ Я… — он не договорил, вновь не хватило дыхания. Костя долго и жадно ловил ртом воздух. Потом, вдруг крепко схватив меня, прошептал: — Андрей, не смей! — Что? — Не смей никому говорить. Слышишь? Я справлюсь. — Да ты же можешь… — Это приговор будет для меня. Они снимут меня с маршрута, если напишут такой диагноз. — Костя, горная болезнь… — Это не горная болезнь! Костя схватил меня за куртку, притянул к себе. Хотел что-то сказать, но лишь тяжело отдышался, а потом и вовсе закашлялся. — Высотный отек легких — и смерть. Вот что такое горная болезнь, — попытался донести я до друга простую истину — Может быть, и отек головного мозга. В любом случае ничего хорошего не жди. И просто так это не пройдет. Нужно немедленно спускать его вниз. У нас очень мало времени. Костя… — Андрей! — прохрипел тот. — Не смей. Я прошу тебя. Ради нашей дружбы. — Ты действительно хочешь нашу дружбу на одну чашу с твоей жизнью поставить⁈ — возмутился я. — Это не горная болезнь, — просипел Костя. — Это просто… отдышка… — Костя! — к нам подошел Молодов. Парень выдавил из себя улыбку, но она получилась жуткой. Тренеру хватило и одного взгляда, чтобы все понять. — Костя… — Я пойду дальше! — категорично заявил парень. — Я смогу! Я выдержу! — Костя, у тебя развивается горная болезнь. Это не шутки! Это смертельно опасно! — Владимир Федорович! — тон парня изменился. Теперь Костя едва не плакал. — Владимир Федорович, вы же понимаете, что это значит? Молодов мог соврать; мог сказать что-то про обследование и дальнейшее восстановление организма, когда можно будет рассмотреть вопрос о подъеме; мог наплести про таблетки, которые помогут. Но он этого не сделал. Он сказал правду, горькую, но правду. — Я понимаю, что это значит. На Пик Победы тебе не подняться. Эти слова оглушили Костю. Он некоторое время непонимающе смотрел на Молодова, не смея что-то сказать в ответ, и лишь открывал рот, как выкинутая на берег рыба. С таким исходом он не мог смириться. — Костя, нам нужно спуститься вниз, — сказал Молодов. — Мой промах, что не смог определить симптомов у тебя раньше. Но лучше поздно, чем никогда. Жизнь тебе спасем, не переживай. Главное сейчас — скорость. Группа окружила Костю и это еще большерастревожила и без того нервного парня. — Нет! — зашипел он. — Я не пойду вниз! Слышите⁈ Не пойду! Я поправлюсь! Честное слово, поправлюсь! Сейчас отдышусь, кипятка попью — и поправлюсь. Все будет хорошо. Это временно. Пройдет. Сейчас пройдет. Молодов ничего ему не ответил. Повернувшись к нам, сказал: — Идем все до Приюта. Потом разделимся на две группы. Одна останется на месте, вторая спустит больного. — Я не больной! — возмутился Костя, но его никто не слушал. — Пойдем от Приюта вниз, по другой дороге, прямой. Там есть первая очередь канатной дороги, что-то вроде маршрута эвакуации. Доберемся до нее, спустим парня вниз. — Владимир Федорович… — Это приказ, — жестко отрезал Молодов. — Не обсуждается. Пошли. Парни, подсобите ему. Мы подхватили Костю с двух сторон, двинули в путь. — Ты не переживай, сейчас чаем горячим отпоем и все пройдет. Бывало так, я читал, — принялся успокаивать Костю Генка. Я же не стал понапрасну обнадеживать парня. В первую очередь, потому что понимал, что горная болезнь на такой высоте — это и в самом деле приговор. Все, что ниже четырех тысяч метров, да еще и после нескольких дней пребывания на Эльбрусе — по сути пустяк. И если воспринимается организмом так, то однозначно говорит о том, что этому человеку на Победе делать нечего — организм не принимает высоту. Больше на горы ему не попасть. Оставшиеся триста метров до Приюта добрались кое-как. Ветер швырял в воздух комки колючего снега, сбивал с ног и норовил все время прижать к земле или растащить по местности. Косте же с каждым шагом становилось хуже. Он задыхался, кашлял, хрипел. Уже не спорил — не было сил. Хотелось немедленно развернуться и идти как можно скорей вниз. Но эти действия были продиктованы эмоциями. А эмоциям не место в горах. Тут нужно думать холодным разумом. И Молодов говорил все верно. Нужно добить высоту. И уже оттуда спускать Костю вниз, по прямой дороге. Последние пятьдесят метров погода и вовсе как будто сбесилась. Пришлось несколько раз переждать порывы ветра. Но когда мы забрались на нужную точку и увидели вдалеке тот самый Приют одиннадцати — похожее на дирижабль округлое здание, обшитое оцинкованными листами железа, — все стихло словно по мановению волшебной палочки. Жаль, вдоволь налюбоваться легендарным строением не получилось. — Генка, чаю сооруди! — приказал Молодов. — Володька, ты палатку-двускатку ставь. Остальные — помогать остальным и мне под ногами не мешаться. Объяснять всем по два раза не пришлось. Мы довольно быстро поставили пару палаток, согрели кипятка, заварили чай. — Костян, давай, хлебай. Горячее через себя пропустить надо обязательно. Легче станет, — сказал Молодов, протягивая дымящуюся кружку. За последнюю фразу, да сказанную не кем-то, а тренером, Костя зацепился как за последнюю соломинку. Парень схватил кружку и принялся хлебать кипяток. — Потише. Обожжешься! — Мне полегче… правда… — выдохнул Костя. Молодов проверил пульс парня, покачал головой. По взгляду я понял, что легче не стало. Да и сам я видел лицо Кости, белое, похожее на маску призрака. Увидишь такое ночью — богу душу отдашь от страха. — Свяжусь с базой, — тихо сказал тренер. И вышел из палатки. — Парни, — взмолился Костя. — Убедите… Молодова… что я… в порядке. — Костя, да ты еле говоришь! — возмутился Володька. — Тебе вниз надо! У тебя горная болезнь. Умрешь ведь! Не шутки это! — Нет, — отмахнулся тот. — Я ведь до этого… ходил с вами… в горы… и ничего… — Какая там была высота? И какая тут. Давай, Костя, не суетись. Побереги лучше силы для спуска. Эти Володькины слова задели парня, лицо исказилось в злобной гримасе. — Я в горы хочу! — Будем ходить, — кивнул Володька. — Но только высота будет другая. Сейчас — строго вниз. — Другая высота? — злобно процедил Костя. — Это какая? На Каменку предлагаешь всю жизнь ходить? Нет, я на Победу хочу! — Какая тебе Победа… — начал Володька, но я остановил его жестом руки. Спорить сейчас бесполезно. В палатку зашел Молодов. — С базой связался. Они согласовали спуск. Сказали приступать немедленно. Володя, ты остаешься за старшего. Организуешь здесь лагерь, пережидай плохую погоду. Провизии хватит. Скоро должна подойти вторая и третья группы — после того, как стихнет метель. Будете штурмовать высоту без меня, старшим останется на время штурма тренер из второй группы. Все понял? — Понял, — кивнул тот. — А мы с Андреем спустим Костю. Молодов глянул на меня, как бы спрашивая — есть возражения? Я промолчал, хотя и не сильно хотел идти вниз. Я понимал, что штурмовать Эльбрус мне едва ли получится. По крайней мере, не в этот заход. А будет ли второй? Но обстоятельства были такими, что спорить нельзя. Человеческая жизнь важней амбиций. Все это мое разочарование тренер без труда прочитал в моих глаза и потому добавил словно бы извиняющимся тоном: — Я бы и один его спустил, но обязательно нужно вдвоем — на тот случай, если его придётся транспортировать лёжа. — Волоком потащите? — обижено пробубнил Костя. — Да. Из двух ледорубов соорудим носилки, — невозмутимо ответил Молодов. — Но надеюсь, что до этого не дойдет. Тренер некоторое время смотрел на трясущие руки Кости, на то, как тот стучит зубами о железную кружку. Сказал: — Костя, ты уж извини, что я так, беспардонно, может даже грубо, но грех не воспользоваться уроком, коль такой случай… в общем, парни, смотрите, запоминайте как проявляется горная болезнь. Гипоксия, заторможенность, плохое или медленное выполнение команд. — Я как будто обезьянка подопытная, — пробурчал Костя. — Извини, пусть покажется это жестоким, но это важно. Для остальных важно, — ответил Молодов. И продолжил: — Если есть подозрение на горную болезнь — сразу проверяем показатели со стороны сердечно-сосудистой системы — гипоксия будет проявляться учащением пульса, более сто восьмидесяти ударов в минуту, увеличением артериального давления — это можно определить по силе пульсовой волны на запястьях, нарастанием одышки. Если указанные симптомы присутствуют, диагноз горной болезни можно ставить наверняка. — У меня все нормально, — задыхаясь, ответил парень. — Костя, дай пульс пощупать, — попросил Генка, но получив полный огня взгляд, замолчал. — Также во время сна у заболевшего может наблюдаться патологическое редкое дыхание или так называемое «периодическое» дыхание, вызванное снижением уровня углекислоты в крови. Также психические нарушения, галлюцинации. Снижение углекислоты в организме приводит к уменьшению частоты вдохов во сне вследствие снижения активности дыхательного центра головного мозга, что еще больше усиливает гипоксию. Обычно это проявляется в виде приступов удушья или даже временных остановок дыхания во сне. — Со мной все… в порядке… — Костя говорил с трудом. — Все в порядке, — кивнул Молодов парню. — Все будет в порядке. Когда спустимся. Тренер глянул на остальных ребят, сказал напутственно: — Ребята, мы пошли. Оставляю вас и надеюсь на ваше благоразумие. Тут без озорства. Все серьёзно. Да вы и сами видите. Молодов кивнул на белого Костю. — Рацию оставляю вам — будете докладывать каждый час на базу о погоде и обстановке. — А как же вы без связи? — спросил Володька. — За нас не переживай, мы по ровной дороге пойдем, там все нормально будет, — и кивнул мне, — пошли. Мы вытащили Костю, который слабо пытался отбиться от нас, двинули в путь. Ледовые заструги преодолели довольно быстро, чему способствовала не только относительно спокойная погода, но и сам Костя, переставший виснуть на руках и перебирающий ногами. А вот со скальными выходами и небольшими сераками — ледяными пиками и образованиями, — пришлось повозиться и обходить их стороной очень осторожно. — Худшее, что может быть — это если ураганом повалит и вниз понесёт. Мордой об фирновые заструги приложит и потащит, до низу одни уши доедут, предупредил Молодов. Выйдя на дорогу, про которую говорил тренер, нас вновь нагнал ветер. Засвистело и начало кружить, взметнулся вверх, упавший было снег. Пришлось сильно снизить скорость. — Спуск займет часа четыре, — сообщил Молодов. Потом глянул на Костю, уточнил: — Может быть, и все пять. Я крепче взял друга за руку и, готовый на долгий переход, двинул в путь. Мы шли медленно, но темпа не сбавляли, даже когда ветер усилился. Видимость еще позволяла идти. Но я с замиранием сердца думал о том, что будет, если погода станет хуже? Молодов пессимизма не выказывал и шел уверенно, лишь изредка правя маршрут. Горизонт то становился голубым, чистым, то затягивался белыми облаками, полными снега. Высоко над головой подвывал ветер. От этого нервы еще больше натягивались и становилось не по себе. Через час или два прошли по ощущениям достаточно много. Костя молчал и лишь изредка что-то хрипел, кашляя и чертыхаясь. Мы с Молодовым тоже устали и пару раз делали небольшие привалы. В один из таких привалов оживился Костя. Он начал морщиться, словно каждый шаг вызвал в нем приступы обжигающей боли. — Владимир Федорович, меня нельзя вниз! — вдруг очень серьёзным тоном произнес Костя. — Почему? — не сдержался я. — Я утону! — выдохнул Костя. — В земле утоню! Я непонимающе глянул на Молодова. — При горной болезни иногда отмечаются временные изменения психики, — пояснил тот. — Кислорода мозгу не хватает, вот он и сбоит. Ничего, пройдет. — Мне нельзя вниз! — вдруг истошно закричал Костя, чем вызвал наше удивление — откуда у парня вдруг появилось столько сил? Правда, внезапный всплеск эмоций быстро закончился, Костя мешком повис на наших руках. Пришлось поднапрячься, чтобы тащить его дальше. Но это продолжалось не долго. В какой-то момент Костя вновь очнулся, начал непонимающе оглядываться, смотреть на нас, на горы и округу. А потом вдруг зловещим шёпотом прошептал: — Ребята, я не пойду вниз. Тут меня оставьте. Прямо в снегу. Мне не холодно. — Костя… — Я не хочу. Извините. Так надо. И вдруг выхватив из-за пояса ледоруб, наотмашь ударил им Молодова. Прямо по голове. Тренер охнул, упал. Я же успел увернуться от второго замаха, к тому же он был не такой сильный — всю мощь парень вложил в первый удар. Выхватив ледоруб, я повалил Костю на снег. Хотел как следует наподдать, но этого не требовалось — парень был без сил. — Твою мать! Костя, ты что творишь⁈ — но взывать к совести парня было бесполезно, глаза его жутко вращались в глазницах, Костя явно не понимал что произошло. В отличие от меня. Я метнулся к Молодову. И в ужасе отшатнулся. Тренер лежал на снегу, неуклюже раскинув руки в стороны. Голова тренера была пробита в районе виска, из раны текла темная густая кровь. — Владимир Федорович! — подскочил я к Молодову. Тренер не ответил, он был без сознания. По крайней мере, я на это надеялся. Мертв? Или живой? Я потрогал шею Молодова, пытаясь нащупать на сонной артерии пульс. Но ничего, кроме собственного оглушительного сердцебиения не почувствовал. Ситуация была дрянной. Хуже некуда. Вдобавок ко всему на горизонте замаячила непроглядная белизна. К нам приближалась сильная метель, гораздо мощней всех тех, что мы уже ощутили на своей шкуре. — Твою мать… — выдохнул я, глядя на свинцовые, полные тяжелого снега тучи. Те, что похоронят нас в этой белоснежной могиле.Глава 7 Гость
Снег слепил. Но было непонятно, откуда берутся солнечные лучи, которые он отражает — все небо заволокло тучами. Крапинки снега блестели остро, словно норовя уколоть взгляд, а белизна проникала даже сквозь закрытые веки, выжигая дочиста все мысли. Порыв ветра придавил к земле. Я схватился за куртку Молодова и Кости — чтобы нас не растащило в разные стороны, и зажмурился, давая глазам отдохнуть. Дышать в такие моменты было еще тем заданием — воздух холодный, обжигает легкие, словно дышишь толченным стеклом. И даже сквозь специальную маску ловить ртом воздух было непросто. Потом, когда чуть стихло, я натянул на глаза темные очки. Достал веревку и закрепил нас всех в одну связку. В такую погоду растерять людей — проще простого. Ну и погодка! Вновь взвыл ветер, протяжно, жутко. А потом потащил меня в сторону. Я даже на некоторое время опешил, подумал, что меня схватило какой-то дикий зверь и пытается уволочь в берлогу. Но потом понял — это ветер. Веревка, привязанная к остальным людям, натянулась, не давая ветру украсть меня. С трудом цепляясь за камни и ледяные торосы, делая упор ногами на них, я подполз к Молодову. Аптечка первой помощи находилась во внутреннем кармане куртки, но чтобы достать ее оттуда, понадобилось некоторое время. — Потерпите, Владимир Федорович! — сказал я, но больше для своего успокоения. Голос дрожал. А пальцы упорно не хотели слушаться. Я с трудом раскрыл пакет с бинтом, подвинулся к Молодову ближе. Рана была страшной. Ледоруб пробил кость, и только чудом не задел мозг. Глаза тренера закрыты, дыхание… я понятия не имел, дышит ли он. Определить это сейчас, в таких условиях и в таком состояние было проблематичным. Я мог лишь надеться, что тренер еще жив. — Андрей… — вдруг прошептал Молодов, от чего я едва не закричал. — Все будет нормально, — выдохнул я, обрадовавшись. — Главное, что вы живы. Сейчас я вам сделаю повязку, и мы спустимся вниз. Молодов, словно оценив такой план, едва заметно кивнул. И закрыл глаза. А другого варианта и не было. Подниматься с двумя не ходячими людьми обратно наверх не получится, просто не хватит сил. Вызвать подмогу тоже — рация у первой группы. Сидеть на месте тоже не лучший вариант, неизвестно, сколько продержится метель. А с учетом того, что ни палаток, ни горелок с собой у нас нет, то можно легко остаться здесь навсегда, в виде трех ледяных фигур. Нужно спускаться. И тащить двоих людей придется мне. Только как это сделать? Пришлось импровизировать. Я решил связать людей на подобии состава поезда. Первым пойду я, что-то вроде паровоза. За мной вагон — Молодов. Второй — Костя. Главное в такой связке — тронуться с места. И самому умом не тронуться. Скрипя зубами, я двинулся в путь. Снег был в некоторых местах рыхлым, глубоким. До прочного льда не достать, поэтому приходилось заранее высматривать такие места и стараться не попасться в них. Правда, пару раз я все же забредал в ловушки. Тогда по Эльбрусу раздавался протяжный матерный крик, и приходилось долго выбираться из западни, тратя последние остатки сил. Но не только рыхлый снег представлял опасность. Спуск хоть и был пологим, в некоторых местах угол наклона рос и тогда мои «вагоны» начинали скатываться сами. Это помогало экономить силы, и возникал большой соблазн пустить их с горки. Но в какой-то момент, когда транспортируемые вдруг покатились быстрей и едва не сбили меня с ног, я понял, что это опасно — можно разбиться о скалы, которые попадались время от времени по пути. Воткнув ледоруб в снег, я остановил движение и аккуратно переместился чуть в сторону, чтобы избежать сильного скольжения. Продолжил спуск. Не так были бы мои дела и плохи, я бы справился с поставленной задачей, если бы не погода. Метель продолжала буйствовать. Я останавливался, вглядывался вдаль — под сердцем зрело неприятное чувство, что от основной дороги я отклонился. Сказывалось отсутствие опыта, мерзкая погода с практически нулевой видимостью и обходы глубокого снега. Спросить бы у Молодова, но последние метры он пребывал в обморочном состоянии и едва ли мог мне хоть как-то помочь. Поэтому пришлось полагаться на собственные органы чувств и чутье. Я шел часа три. Может быть больше. Брел в белом урагане, уже едва ли что-то видя, проваливаясь в снег, увязая в нем по пояс, выбираясь из него, вновь проваливаясь. Дорога уже была не различима. Я остановился, думая, что будет разумным переждать бурю. Но прошел еще один час, а метель все не утихала. Напротив, стала крепчать. Да и температура воздуха заметно понизилась. Я понял, что могу действительно тут замерзнуть, когда с трудом отодрал штанину от льда — она просто к нему примерзла. Меня бил озноб, тело трясло от холода. Я замерзал, даже несмотря на то, что двигался. А каково сейчас было Молодову и Косте, которые просто лежали без движения я даже подумать боялся. Их нужно как можно скорей спустить вниз, пока они не отморозили себе конечности и воспаление легких не подхватили. Белизна. И протяжный вой ветра, больше похожий на звериный. В какой-то момент разум мой начал рисовать необычные картины в этой белизне. В густом снегопаде виделись силуэты людей, домов, базы. Но сколько я ни шел, ни базы, ни людей не появлялось. Я понял, что разум пытается выдать желаемое за действительно. Ощущение времени размывалось. Да и осознание ситуации и самого себя начинало пропадать. Как я оказался в лежащем положении я не знал. Просто в какой-то момент вдруг открыл глаза и понял, что лежу. Я устал. Так устал, как никогда не уставал. И даже не мог предположить, что так вообще можно устать. Я вымотался. Исчерпал все резервы своего организма, выжав их досуха. Мне хотелось пить, но я даже не мог поднять руку, чтобы взять фляжку с водой — просто лежал на снегу и доставал языком снег, лизал его, словно зверь. Мое тело ломило, мышцы гудели от напряжения, а суставы словно выворачивало. Но я не кричал — не было сил. Лишь слушал собственное тяжелое надсадное дыхание и понимал, что вряд ли уже смогу встать на ноги. Упал. Как это произошло? И сам не знал. А что с Молодовым и Костей? Веревка на мне, рука ощущает ее. Значит рядом. Только вот что я могу для них сделать? Уже ничего. Не справился с задачей. Подвел всех. Такие мысли только усугубляли мой эмоциональный настрой, но ничего с собой я поделать уже не мог. В какой-то момент я вдруг почувствовал, как что-то загородило мне свет. Огромная тень упала на меня, заставляя напрячься. Что-то появилось между мной и небом. Или кто-то… Неужели помощь⁈ Я скосил глаза, пытаясь понять, что же это там зависло надо мной. Причем мне показалось, что делаю я это чересчур медленно, долго. Сказывалась усталость. Я едва не отключался. Но когда увидел причину возникновения тени о сне тут же позабылось. Это был снежный человек… Ни альпинист, ни проводник, а именно йети — такой была первая мысль. Хотя я и сам не знал почему так подумал. Из-за плотного летящего снега хорошо разглядеть незнакомца не получилось. Я лишь увидел глаза, узкие, словно бы азиатские и черные длинные волосы на голове, раздуваемые ветром. И все. Остальное дорисовал страх и фантазия. У меня аж сперло дыхание. Я хотел закричать, но не смог. «Это мираж», — сам себе сказал я, но не поверил собственным глазам. Вспомнились Генкины рассказы про то, что йети похищают людей, чтобы иметь от них детей и продолжить свой род. Меня тоже такое ждет? «Это мираж! Это мираж! Это мираж!» — продолжал шептать себе я, не имея больше никакой возможности что-то предпринять. Но это был не мираж. Все происходило на самом деле. Значит, караулил меня этот монстр. Наверняка следил и шел по пятам, просто выжидая, когда сил окончательно покинут жертву. Действительно, зачем что-то делать, когда пища сама все сделает за тебя. Да еще и двоих своих соплеменников с собой приведет. Я вновь поднял взгляд. И только теперь рассмотрел, что йети был в одежде, вполне себе обычной, хотя и не такой, как у меня. На незнакомце был шерстяной тулуп, перевязанный длинным катанным лоскутом коровьей кожи. А еще стоящий передо мной был девушкой. Я увидел ее округлое смуглое лицо, острый нос, такие же острые выпирающие скулы, черные глаза. Даже симпатичное лицо. Что здесь делает девушка? К тому же так странно одетая. Одета она была и в самом деле странно. Помимо тулупа, сшитого явно не на фабрике, а вручную (отчетливо виднелись толстые и неровные стежки ниток), я разглядел и обувку девушки. Похожие на унты сапоги были сделаны тоже из шерсти и издали напоминали медвежьи лапы. «Увидь я ее метрах в ста от себя — точно бы принял за йети», — подумал я. — Вы… — начал я, но не смог выдавить из себя ни звука — горло сковало морозом. Да и сил уже не оставалось. Незнакомка тоже молчала, пристально глядя на меня. Кто же она такая? И вдруг меня словно ударило током. Эльбрусская дева! Не йети, не монстр и не чудовище. Та, про кого местные слагают легенды и байки. Призрак гор, девушка, потерявшая в горах своего любимого, и сама отправившаяся в горы, чтобы найти его. Ничего хорошего из этого не вышло. Погибла, замерзнув. И теперь ее призрак ходит здесь и… И что? Убивает людей? Сводит с ума? Или это все выдумка? Реальность и вымысел перемешались в моей голове — сильно сказывалась усталость. Я уже не мог отличить, где правда, а где вымысел. Я действительно вижу девушку? Или это плод моего умирающего воображения? Я читал статьи, в которых рассказывалось, что в моменты близкой смерти, когда человек умирает от переохлаждения, ему может казаться разное — и что телу не холодно, а даже жарко. И что рядом кто-то есть, кто наблюдает за ним. И что душа может выходить из тела и наблюдать за собой как бы со стороны. Я готов был поверить во все, кроме одного — что умру здесь, на горе, замерзнув. Незнакомка тем временем подошла ко мне. От нее явственно пахнуло костром, дымом, теплом. Девушка схватила веревку, которой мы все были связаны, потянула на себя. Я почувствовал силу незнакомки — она одной рукой смогла сдвинуть всех нас троих. Что происходит? Она собирается утащить нас к себе в берлогу чтобы потом сожрать? Верёвка вновь натянулась, и я почувствовал, как нас потянули. — Куда… «… ты меня тащишь?» — хотел спросить я, но горло упорно не желало произносить ни звука. Попытки сопротивляться тоже ни к чему не привели, я лишь откинул руку, и та безвольно начала загребать снег — нас к этому времени уже тащили вовсю прочь. Когда попытается съесть нас ударю ее ледорубом. Этой мыслью я грелся весь оставшийся путь, хотя и понимал, что никого я не ударю — просто не хватит сил. Когда же я вдруг сообразил, что движение идет с горы вниз, то едва не закричал от радости. Нас спускали! Нам помогали! Но зачем? Зачем ей это? Ответа на этот вопрос у меня не было. А потом я и вовсе отключился.* * *
— Андрей! Ты слышишь меня? Живой? Как себя чувствуешь? — Нормально… — прохрипел я, открывая глаза и оглядываясь. Эльбрусской девушки нигде видно не было. Вместо нее передо мной стоял Юрий Карпович, только одним своим видом квадратного лица возвращая меня в материальный мир. Рядом с делегатом — целая бригада спасателей. — Это вы нас дотащили? — спросил я, глядя на людей. — Не дотащили, — покачал головой Юрий Карпович. — Нашли. Вот прямо здесь, почти у самого подножия горы. Ты один дотащил ребят. Спас их. Но под конец видимо все же вырубился. Вот молодец! Герой! Настоящий герой! Ведь не бросил ребят! Рискуя жизнью, смог выполнить задачу! Молодец! Как это дотащил? Я не тащил! Это девушка. Та, смуглая, в странной одежде. Эльбрусская дева. — Я… там… мне помогла девушка, — произнес я, поглядывая на гору. Говорить про эльбрусскую деву, а тем более про йети мне показалось лишним — точно сочтут спятившим. Но и информация про девушку Юрий Карповичем была воспринята с настороженностью. — Какая еще девушка? — он глянул на своего спутника, спросил: — Кайрат Айдынович, у нас на маршрутах еще кто-то есть? — Нет, — покачал тот головой. — Специально для нас на неделю перестали выдавать разрешения на подъем абсолютно всем группам. — Тогда что за девушка? — повернулся ко мне Юрий Карпович. — Показалось, — ответил я. — Бывает, — после паузы сказал делегат. Потом кивнул подбежавшим к нам людям. — Парня переодеть в теплое, напоить горячим чаем, уложить перед горячей печкой и дать пару часов отдохнуть. — Постойте, — отмахнулся я. — Что с Владимиром Федоровичем и Костей? — Живы, — ответил Юрий Карпович. — Только благодаря тебе и живы. Не переживай за ним, наши люди займутся их здоровьем. Меня тут же уложили на носилки и понесли прочь. Напоили чаем, дали отдохнуть — все как велел Юрий Карпович. И даже времени отвели строго два часа, по истечению которых в палатку зашел сам Юрий Карпович и начался длинный нужный разговор. Меня допрашивали — а другого слова я подобрать не мог, именно допрашивали, — часа три. Спрашивали все досконально, когда Молодов заподозрил первые признаки горной болезни у Кости, когда принял решение разделить группу и начать спуск, как происходил сам спуск. Так же расспросили и про инцидент с ударом ледорубом. Я понимал, что любое мое слово может быть использовано и против Молодова, и против Кости, поэтому отвечать сдержанно и крайне аккуратно. Юрий Карпович хмурился, пыхтел, но продолжал допытывать у меня все. Кайрат Айдынович тоже пару раз пытался зайти к нам в палатку под любым предлогом, но получив в конечном итоге строгий выговор делегата, больше нас не беспокоил. — Ладно, Андрей, хватит с тебя, — подытожил Юрий Карпович, словно и не было тех трех часов напряженного допроса. — Вижу, что устал. Вижу, что стоишь за своих парней до конца, это похвально, значит не подведёшь. Все, что нужно ты уже доказал. Решение комиссия уже приняла по вам по всем. — По всем — это по кому? — насторожился я. Кажется, Молодова, Костю и меня ждет не самое приятное решение. Но Юрий Карпович на мое удивление ответил: — По поводу всей тренировочной группы лагеря. Мы с членами комиссии посоветовались, просмотрели все дневники тренировок, все данные по сданным нормативам и отчеты по каждому из вас и выбрали тех, кто отправится покорять Пик Победы. Эта новость поразила меня. Я понял, что попасть в заветный список мне удастся едва ли — задание не выполнено, высота Эльбруса осталась не достигнута мной, к тому же такие внештатные ситуации — горная болезнь Кости и ранение Молодова. Все наперекосяк. Нет, тут однозначно о моем продолжении в этом не может быть и речи. Пора собирать вещи и отправляться домой. — Что такой кислый, Герасимов? — спросил Юрий Карпович, улыбнувшись, обнажая ряд больших лошадиных зубов. — Ты ведь тоже попал в этот список. — Как⁈ — только и смог вымолвить я. — как это попал? — А что ты так удивляешься? Показатели у тебя отличные. Физическая форма прекрасная, нормативы все на «пятерки» сдал, один из лучших учеников. Вон даже смотрю в особых пометках есть выполнение нормативов под звездочкой. То есть повышенной сложности. Юрий Карпович подмигнул мне. — Знаю, рассказывали уже про твой рывок. — Откуда? — зачем-то спросил я. — Синичка на хвосте принесла. Я все про вас про всех знаю, — уже другим тоном ответил делегат и я вдруг вспомнил слова Петровича про то, что КГБ уже загодя начал следить за нами и собирать всю информацию. — Так что не переживай ты так. Попал ты в список. И если сложится все, пойдешь на Пик Победы с основной группой. Я едва не подскочил на стуле. Я не верил сказанному и мне казалось, что это какой-то розыгрыш. — Мало того, мы даже приняли решение о том, кто будет руководителем группы ребят, — добавил Юрий Карпович. — Кто? — спросил я, надеясь, что это будет Володька. Он сможет, у него есть способности и опыт. А еще он… — Это будешь ты, — ответил Юрий Карпович, выводя меня из задумчивости. — Что? — только и смог вымолвить я. — Руководителем группы по маршу на Пик Победы будешь ты, Герасимов Андрей. Ты доказал, что за каждого будешь биться до конца, не жалея себя. И поставленную цель выполнишь. Поэтому лучшей кандидатуры не придумать. Ты будешь. Вопрос решен и обсуждению не подлежит. Так что готовься. Юрий Карпович хлопнул меня по плачу вытащил из кармана пачку сигарет и вышел из палатки, оставляя меня наедине со своими мыслями. А мыслей было много. Чересчур много.Глава 8 Отъезд
Юрий Карпович вернулся минуты через три. От него пахло сигаретным дымом, а сам он постукивал зубами от холода. — Не думаю, что это хорошая идея, — произнес я, немного отойдя от первого шока. — Это еще почему? — искренне удивился Юрий Карпович, наливая себе в кружку чая из термоса. — Не со всеми ребятами у меня налажено общение, да и вообще… — Ты про Костарева? — спросил делегат, чем вновь заставил меня удивиться. — Что глаза выпучил? Да все мне известно и про него, и про тебя. Ну был у вас небольшой конфликт. У всех бывает, все мы люди. Но теперь же тихо, верно? С этим сложно было не согласиться, Костарев теперь был ниже травы и тише воды. Или это дело рук делегатов? — Нет, я тут не причем! — рассмеялся Юрий Карпович, словно прочитав мой немой вопрос в глазах. — Ты самый идеальный кандидат. А за других не беспокойся. Ребята все психологически совместимы, нужные тесты мы уже провели. — Когда? — не сдержался я. — Это уже не твое дело. Главное — провели. И они в полном порядке. — Но сахар… — Про тот инцидент мне тоже известно. Ну да, кто-то пошутил, дерьмо в сахар подмешал. Спорная конечно шутка, но у всех чувство юмора разное. В общем, не в счет это. А чтобы ты не волновался, я тебе право одной замены дам. — Что это? — Можешь перед подъемом или на самом подъеме кого-нибудь одного из своей команды заменить. Ну, если вдруг кто начнет ненужные вещи творить. Только аккуратней. Ко мне подойдешь, шепнешь фамилию. Через час человек уже будет заменен под необходимой формулировкой — давление там повышенное, или обследование дополнительное. В общем, найдем повод. Юрий Карпович похлопал меня по плечу. — Неужели у меня показатели лучше? Я думал, что у Владимира… — У него тоже хорошие, — перебил меня Юрий Карпович. — Но ведь не в одних физических показателях дело. — А в чем же? — Пойми, что покорением Пика Победы ничего не закончится. Наоборот, только начнется. Вас будут возить по всей стране, вы встречаться будете со школьниками, со студентами, с работниками заводов и политиками. Вы будете на виду у всех. Вы будете вдохновлять своим подвигом других людей. А лучше всего это сделать человеку с лицом фотогеничным. Вспомни Юру Гагарина. Добрая улыбка, теплый взгляд, простое запоминающееся лицо. Да он своей улыбкой для страны больше сделал, чем полетом. Скольких людей он этой улыбкой вдохновил? Миллионы. Люди — простые люди, рабочие, детвора, студенты, — смотрели на него и понимали, что он такой же, как и они. И что у каждого есть шанс покорить небывалые высоты, нужно только стараться — учиться и работать. Теперь понял? — Понял, — кивнул я, сглотнув подступивший к горлу ком. Становится «звездой» у меня не было никакого желания, но общую мысль послания Юрия Карповича я понял. — Но ты, конечно же, должен понимать, что тебе нужен будет советник, опытный, который в случае чего сможет помочь, подсказать. Юрий Карпович хитро улыбнулся. Мне его улыбка не понравилась. — Советник? — переспросил я. — Да ты не переживай. Про него даже никто не узнает. Официально в вашу группу он входить не будет. — Как это? — Согласно установке сверху Пик Победы должны покорить молодые ребята, чтобы показать всему миру, что молодежь у нас — хоть гвозди из них делай, хоть пули отливай. Поэтому мы и отобрали вас. А советник… На то он и советник — только чтобы давать советы. Понимаешь? Увидев мой полный смятения взгляд, Юрий Карпович снисходительно улыбнулся. — Пойми, что мероприятие важное. Провалить мы его не можем. Допустить жертв тоже. У нас, по сути, только одно у всех задание — покорить Пик Победы. Без всяких вариантов. Поэтому и команда будет крепкая. Следом за вашей группой пойдет вторая, запасная, все те же ребята, с которыми ты занимался, но только в резерве. — Это если… — Верно. На всякий пожарный случай, типа того, что произошел сегодня. Но такого, конечно, не будет, Эльбрус уже отобрал всех, кто не пригоден. — Есть еще кто-то с горной болезнью? — насторожился я. — Есть, — после паузы ответил Юрий Карпович. — Но не спрашивай кто, я не знаю. Потом тебе список дам, если интересно. Там не много. «Но там могут быть мои друзья», — подумал я. — Всякое на высоте может быть, — как-то странно произнес делегат, и я вдруг догадался, что он имеет ввиду. О нашем восхождении будут давать информацию в газеты, радио, телевидение. Все практически в прямом эфире, новости будут выдавать как горячие пирожки — чтобы о достижения советского спорта узнавали сразу во всех уголках мирах. И наверняка будет сказано команда из скольких человек вышла на старт. А если по пути на гору кто-то сорвется или погибнет, то его тут же заменит резервный человек… И никто посторонний об этом не узнает. В новостях будут продолжать вдохновенно сообщать, что все идет по плану. Мне стало не по себе. — Все будет в порядке, — успокоил меня Юрий Карпович. — Запасная группа нужна на всякий случай, по протоколу. Вон, у Юрия Гагарина был же резервный человек — Герман Титов. Вот так и у нас. А что, горы — так это покруче космоса будет. Юрий Карпович даже расправил плечи от собственной проникновенной речи. — Но это еще не все. Помимо резерва за вами будет идти с отставанием в один день еще и группа опытных альпинистов. Я думал туда и Молодова отправить, но сам понимаешь. Ему сейчас лечиться нужно, Крюкин Константин крепко его приложил. Юрий Карпович прищурился. Уточнил: — Так ты точно уверен, что у них с тренером не было конфликта? — Уверен, — с нажимом ответил я. — Горная болезнь может сопровождаться изменением психики и… — Хорошо-хорошо, — поспешно перебил меня делегат. — Я просто еще раз уточнить, потому что такое щепетильное дело. В общем, сам понимаешь. Так вот. Эта группа опытных альпинистов в возрастное ограничение не проходят, там люди все за сорок, у которых почти все семитысячники за плечами хожены не раз. Они будут отслеживать ваш подъем и в случае чего корректировать по рации. Это тоже, как ты понимаешь, для вашей безопасности. Только после их согласования можно будет изменять маршрут или отклоняться от курса. — Не получится ли у нас слишком громоздкая бюрократическая машина? — улыбнулся я. Но вот Юрия Карповича мои слова не развеселили. Напротив, он стал вдруг максимально серьезным. — Это уже принято решение, к обсуждению не принимается, — жестко ответил он и я пожалел, что вообще об этом заикнулся. — Нужно будет строго исполнять приказы. И кто ослушается установленного регламента, будет привлечен… В общем, ничего хорошего пусть не ждет. Юрий Карпович недвусмысленно поглядел на меня, и мне стало не по себе. Вот тебе и организация процесса. Совершай подвиг, но в случае чего — по шапке получишь и отхватишь больше, чем унесешь. — А список тех, кто прошел в состав групп можно будет посмотреть? — Ух, какой скорый! — рассмеялся Юрий Карпович. — Не спеши, всему свое время. Сначала дело сделай. — Какое? — В Москву тебе нужно будет смотаться. — Это еще зачем⁈ — Руководство должно посмотреть на тебя, кандидатуру одобрить. Это весьма условная процедура, но ты сам понимаешь, что без этого никак. К важным людям в кабинет пойдешь. К очень важным. Так что максимально серьезно отнесись к поездке. Ну и плюс необходимые бумаги оформить нужно будет, разрешения там разные, приказы и прочее. В общем, хоть и нудная, но простая работа. Был в Москве? — Был, — ответил я и тут же прикусил язык. Был то я там в своей прошлой жизни, а не в этой. — Ну вот и хорошо, — не обратив внимание на мой небольшой промах, ответил Юрий Карпович. — Еще раз посмотришь. Сейчас уж до конца этой недели будь тут, акклиматизацию проходи. А в следующий понедельник на первом же самолете дуй в Москву. Кайрат Айдынович выдаст тебе командировочные и необходимые документы оформит. А хочешь, я его в сопровождение тебе дам? — Не надо! — выпалил я. — Сам справлюсь. — Уверен? — Со спуском справился, с поездкой тем более. — Вот это я понимаю оптимизм! Еще раз убеждаюсь, что не зря тебя назначил, хотя Кайрат был против… — Юрий Карпович понял, то сболтнул лишнего, отмахнулся. — Конечно, сопровождающий должен быть, но так уж и быть, разрешу тебе одному. Не пропадешь никуда? — Не пропаду. — Ну вот и хорошо. На всё про всё у тебя три дня в Москве. Я там тебя встречу, не переживай. Полечу туда уже сегодня, мне тут уже не зачем сидеть, поясницу студить. Сам и представлю начальству тебя. Так что не переживай, все будет хорошо. Я сомневался, что меня прямо-таки и отпустят одного, слежка будет плотная и тайный сопровождающий обязательно будет приставлен. Но все равно был благодарен Юрию Карповичу за то, что он позволил мне быть одному. — Ну все, бывай, — сказал он. — Отдыхай, набирайся сил. И хлопнув меня по плечу, вышел из палатки.* * *
В палатке я пролежал два дня. Немногословный хмурый доктор колол мне уколы, давал какие-то горькие пилюли, от которых сохло во рту, но которые хорошо восстанавливали силы. На второй день я смог выбраться на улицу и проведать Молодова, который находился в соседней палатке. Тренер чувствовал себя хорошо, шутил. Рана оказалась удачной, ничего важного не задело, и плановую операцию решили делать непрямо сейчас, в полевых условиях, а через пару недель, когда состояние тренера стабилизируется, и его можно будет спокойно транспортировать в город. А вот Костю найти нигде не удалось, и даже попытки разговорить доктора привели лишь к тому, что он коротко бросил: — Увезли его. — Куда увезли? В больницу в город? — Не знаю. Мне не докладывают. Я переживал за друга. Ощущал — от делегатов можно ожидать чего угодно. Поэтому мысленно пометил для себя, что, когда поеду в Москву, вопрос о Косте обязательно подниму и попрошу, чтобы никакие карательные санкции к нему не применялись. На третий день вернулась основная группа. Они знали о случившемся лишь по коротким сообщениям и едва меня увидели, принялись расспрашивать. Пришлось рассказывать, избегая определённых моментов. Не стал я подробно описывать удар ледоколом, ограничившись короткой фразой о том, что Молодов получил повреждение. Про эльбрусскую деву тоже молчал. Не потому, что не хотел выглядеть глупо. Просто и сам после прошедшего времени не мог ответить сам себе — действительно ли она там была или мне это привиделось из-за сильной усталости? Не знали еще ребята и про то, что определилась группа, которая пойдет на Пик Победы. Я не стал им этого говорить, потому что понимал — меня начнут допытывать, кто же попал в список и отговоркой о том, что он мне неведом никто удовлетворен не будет. Кайрат Айдынович вел себя со мной холодно, в палатку не заходил, а если встречался на улице, то просто проходил молча, ничего не говоря. Было понятно, что назначение меня руководителем группы было для него ударом. Возвращению моему также были не сильно рады и некоторые другие ребята. Костарев молчал, Артем хмурился. И только Володька, Генка и Клим искренне радовались тому, что я вернулся с высоты живым. Парни подробно рассказали мне, как штурмовали высоту, как четко отработали все приемы и спустились обратно, а я только радовался за них. Рассказали и про то, что у некоторых ребятах появились признаки горной болезни. К моему облегчению никого из знакомых это не коснулось. «Значит есть шанс, что и Володька, и Генка, и Клим прошли в список, — подумал я. — А еще ест надежда, что и Леся туда попала», Мне правда хотелось, чтобы она была там. А еще мне хотелось повидать ее. Но суждено ли этому сбыться? Я не знал. Наконец настал день, когда в палатку зашел доктор с Кайратом Айдыновичем и сообщили мне, что я выписан. — Вещи собирай, — буркнул Айдынович. — Сегодня в пять подъедет машина. Она довезет тебя до поселка. Оттуда в семь тридцать отправляется автобус рейсовый. Сядешь на него. Потом аэропорт. Там купишь билет. Долетишь до Пятигорска. Там пересадка. Прямой до Москвы. Понял? Я кивнул. — Вот командировочные. Распишешься потом в ведомости, что получил. Он протянул мне пачку денег. — Сколько тут? — Пятьсот рублей. Я выпучил глаза. Сумма весьма приличная. — По повышенному коэффициенту, — произнес Кайрат Айдынович, но мне это абсолютно ничего не прояснило. — Билеты сохраняй, потом отчитаться нужно будет. За гостиницу тоже. Сто рублей — на еду. За них отчет не нужен. — Не много ли на еду? — Сколько положено — столько даю, — сквозь зубы злобно процедил Кайрат Айдынович. — Не теряй времени, у тебя его не так много. И с этими словами ушел. Я начал сборы и в скором времени понял, что лишние деньги мне вполне пригодятся — всю нормальную одежду, в которой удобно будет ходить в Москве, я оставил в лагере. Не альпинистский же костюм надевать. К тому же нужно предстать перед важными шишками, соответственно нарядится нужно будет в строгую одежду. О моем отъезде прознали друзья — Володька и Генка. И сразу же смекнулись, что дело не чисто. — Зачем ты уезжаешь? — спросил Генка. — Тем более один. Неспроста. — Ребята, не могу сказать. Правда, не могу. Потом. Чуть позже. Парни еще некоторое время пытались допытывать меня, но поняв, что это бесполезно, в конечном итоге отстали. В пять и в самом деле подъехала машина. Это был небольшой фургон ЗАЗ, в очертаниях которого уже угадывались знакомые черты легендарного «Запорожца». Движок машины работал громко, смело и походил на водителя автомобиля — такого же жилистого и громкого кавказца. — Ти Андрэй? — спросил он, сверкнув орлиным взглядом. — Я. — Поэхалы! И без лишних предисловий повез меня по ухабистой дороге в сторону аэропорта. За время недолгой поездки я узнал практически все новости близлежащих сел, окунулся в хитрые перипетии семьи Тавади и Даурбековых,ознакомился с длинным списком предков рода Ялхороевых, к которым принадлежал водитель, и был посвящен в тайны приготовления настоящего вина, которое умеет готовить только их семья и никто больше. Голова пухла от плотного потока информации, а водитель кажется, только вошел во вкус. Но в какой-то момент я перебил его. — Послушайте, а про эльбрусскую деву вам что-нибудь известно? — это было рискованно, ведь водитель мог быть и не таким простым, каким хотел казаться. Но я все же насмелился, спросил, однако придал своему голосу словно бы юмористический оттенок — в случае чего можно будет дать заднюю, и сказать, что просто пошутил. Однако гордый Ялхороев-младший отнесся к вопросу со всей серьезностью. — Про дэву? Канэчно знаю! У миня дед Агабек видэл эту дэву! — Видел? — Собственным глазами! К нам в пятьдэсят трэтэм году группа приезжала с Москвы, на Эльбрус ходили. Большая такая группа. И вот они дэда Агабека взялы сопровождающим — он тогда крэпкий был дэд, мог пять мешков картошки поднять. Коня на спор поднымал! И вот пошэл Агабек в лагерь груз таскать и на второй заход пошэл, уже ближе к вечеру. Видит — вдали стоит кто-то, тень какая-то. Мне стало не по себе. Перед глазами вдруг отчетливо возникла картина, увиденная мной совсем недавно — тень, стоящая передо мной. — Дэд подумал, что это кто-то из групп, дажэ прикрикнул. Говорит, чтобы не уходили из лагеря никуда, ночь скоро, нелзя. А тень никакого внимания на него. И вдруг пошла вперед. Агабек пригляделся и как вкопанный стал. Перед ним дэвушка стоит. Одетая вся в шерсть, без шапки, но красивая — глаз не отвести. И белый кожа, ка снэг. Понял Агабек, что это дэва эльбрусская. А она, говорят, людей губит в горах. Дэва к нему руки потянула, погубить хотела. А Агабек в снэг не грохнулся, на колени не упал перед ней. Гордо так глядит на нее и говорит: «зачэм столько людей погубила?» А она ему: «оставайся здесь». А он ей: «Нэт, ты сама тут оставайся, а за мной не ходи». И пошел прочь. Говорит, думал, что догонит, съест его. Но нет, обошлось. Водитель на время замолчал, делая паузу. Потом добавил: — А вообщэ говорят, что тот, кто ее увидэт, меченным становится судьбой. Дэва эта только к особенным людям появляется. К тем, кто достоин этого. Не просто чтобы посмотрэть их. А чтобы знак дать. — Какой знак? — Предупрэждение. Значит, у этого человека в ближайшем будущем будут испытания. И очень сложные. Он должэн быть осторожен. Иначе умрет. — И что, действует предупреждение? — усмехнулся я, не особо веря в последнее — уж слишком отдавало байкой. — Дэйствует, — опять очень серьезно ответил Ялхороев-младший. — Дэд Агабек после того, как увидел дэву, попал под грузовик. Умер через два дня. Мучился сильно. И все перед смертью повторял: «это дэва беду накликала на меня!». Так что дэйствует. А ты что, тожэ видэл? — усмехнулся водитель. — Я? — растерялся я. И соврал: — Нет, просто интересно стало. — Я если бы увидэл, то больше на горы ни нагой. Знак. С таким нэ шутят. Оставшийся путь ехали молча, каждый думая о чем-то своем. А в голове моей все звучал хрипловатый голос умирающего горца, не испугавшегося призрака: «дэва беду накликала! дэва беду накликала!».Глава 9 Пятигорск
Купить билеты до Пятигорска не составило большого туда. Гораздо сложней было дождаться самолета. Рейс задерживался, и пришлось просидеть в аэропорту пару лишних часов. Потом перелет до города. Из иллюминатора я наблюдал за отдаляющимся Эльбрусом и думал лишь о том, вернусь ли я сюда вновь? Еще одна гора — и еще одно вмешательство судьбы, не давшее мне покорить вершину. Сначала Каменка, до которой мы так и не дошли. Теперь вот Эльбрус. Но грустные мысли довольно скоро прошли, когда мы приземлились в Пятигорске. В этом городе я никогда раньше не был и потому глазел по сторонам, впитывая местный колорит. Тем более колорит 1970 года. Зеленый город, окруженный горами, был застроен не плотно, в основном строения были одно- и двухэтажными. Но встречались и пятиэтажки. По центральным улицам ходили трамваи, а у дороги, прямо напротив аэропорта, стояла торговая палатка, где продавали газированную воду, с сиропом и без. У меня аж слюнки потекли. Я не сдержался, подошел и взял сразу пару стаканов. Сладкая грушевая газировка дала в нос и выбила слезу. Как же вкусно! Первый стакан я опрокинул залпом. А вот второй уже смаковал, потягивая медленно, наслаждаясь вкусом. Подумал о том, чтобы взять третий, но увидел вторую палатку, с пирожками, и ноги сами понесли к туда. — А с чем пирожки? — спросил я у пожилой продавщицы. — С капустой, милок, есть, и с ливером. И с картошкой. Какой хочешь? — Все! — Голодный какой! — усмехнулась бабушка, доставая квадрат газеты, в который завернула три пирожка. — Ешь на здоровье! Пирожки… Румяные, горячие, ароматные, с хрустящей поджаристой корочкой, они сводили с ума. Я укусил первый, наугад. С картошкой. М-м-м… Просто тает во рту! Потом пошел с капустой. Вкус, невероятный, неописуемый, возвращал меня в глубокое детство. Деревня, лето, раннее утро, пыльный солнечный свет пробивается сквозь занавески, падает на пол. На кровать запрыгивает кот, начинает обнюхивать лицо. От кота пахнет молоком и теплом. Просыпаешься, но не открываешь глаза, боясь спугнуть миг вселенского покоя. И слышишь, как на кухне, на чугунной сковороде шкварчат бабушкины пирожки. Она уже напекла большую тарелку и делает еще — знает, придет с рыбалки дед, умнет добрую половину. И запах, утренний, напитанный луговыми травами, смешанный с жарящимися пирожками, ползет по комнате, выгоняя из кровати. — Ты чего, милок, плачешь что ли? — спросила продавщица. — Нет, просто соринка в глаз попала, — ответил я, быстро вытирая щеку. — Спасибо большое, очень вкусные пирожки, пальчики оближешь! — С утра сама нажарила! — довольная похвалой, ответила продавщица. — Тесто еще со вчера поставила. Хорошее тесто получилось, поднялось добро. Возьми еще один, сынок. Бесплатно. Я не смог отказать. Когда с пирожками было покончено, я сытый и довольный пошел вперевалочку в само здание аэропорта — хотелось присесть и немного отдохнуть после столь сытной трапезы. Но отдохнуть не удалось. — Эй, парень! — окликнул меня кто-то за спиной. Я лишь успел оглянулся. А в следующую секунду огромная черная тень стремительно накинулась на меня. Руки мои были тут же схвачены и вывернуты за спину, рот закрыт огромной ладонью, да так сильно, что едва не вывернул мне челюсть. — Дернешься — убью! — прошипел в самое ухо незнакомец, и я почувствовал, как что-то холодное стальное уперлось мне в бок. — Усек? Я кивнул. Понятней некуда. — Вот и хорошо. Мы немного пройдемся. Меня потащили в сторону. Еще одна тень подошла к нам, и я понял, что похитителей несколько человек. А это значит, что дела мои хуже некуда. Я попытался скосить взгляд, чтобы разглядеть незнакомцев, но не смог — они навалились локтем мне в шею, и я ничего не мог увидеть, смотря лишь только в пол. Как-то еще повернуть голову не было никакой возможности. Неужели никто вокруг не видит, что происходит⁈ Почему никто не подойдет к нам и не поинтересуется, а что, собственно, тут происходит? Впрочем, ответ на этот вопрос пришел довольно скоро. Выводя меня на другую сторону улицы, один из похитителей зашел чуть вперед, засветив свою одежду. Милицейский мундир! Мне стало одновременно и спокойней, и тревожней. С одной стороны, если это и в самом деле была милиция, то я в руках не бандитов, а представителей власти. Возможно, произошла какая-то ошибка. Бывает. Сейчас разберемся, и меня отпустят. Но вот только если это не настоящая милиция, то все гораздо хуже. Гораздо. Значит, похитители готовились к операции тщательно. И даже нашли где-то форму. А это значит, что ребята профессионалы. В советском союзе найти форму не так-то просто, тут магазинов с приколами нет. Мы прошли к черной «волге». — Садись, — рявкнул первый незнакомец и меня силой впихнули внутрь машины. Я уже задыхался от того, что мне закрыли рот, а вместе с ним и нос, и когда хватка ослабла, я некоторое время жадно глотал воздух, приходя в себя. Потом, немного отдышавшись, произнес: — Кто вы такие? Чего вам нужно от меня? Короткий взгляд подсказал — ситуация с формой явной проходит по второму варианту. Нифига это не милиция. За рулем сидел амбал с лысым затылком, плавно перерастающим в тело, без какого-то намека на шею. Рядом с водителем точно такой же дядя, габаритами ничем не отличающийся от первого. На заднем сиденье, с левой стороны от меня, сидел третий здоровяк, тот самый, который и закрывал мне рот. С другой стороны, жилистый рябой незнакомец. Интуитивно я понял, что он тут главный. На нем и была милицейская форма. — Чего вам надо от меня? — спросил я у него. — Ты, парень, не бойся, — произнес рябой. — С тобой просто хотят поговорить. — Кто? Рябой усмехнулся, произнес: — Ты это у них и спроси. А мы только довезем до человечка. И давай без глупостей, хорошо? Нам хоть и приказано доставить тебя живым, но не сказано не делать тебе больно. А делать больно мы умеем, уж поверь. Так что без глупостей. Дальше продолжать разговор не было смысла. Тем более в меня опять ткнули пистолетом и показали жестом молчать. Машина тронулась, и мы поехали. Города я не знал, поэтому тщетно пытался запомнить путь. Мы петляли по улочкам, явно пытаясь замести следы и отстать от возможных «хвостов». Но поразил меня совсем другой факт. На одном из перекрестков мы рванули на красный сигнал светофора и нас ожидаемо через пару сотен метров остановил постовой. Это был мой шанс и я даже хотел подать ему знак, что я нахожусь в заложниках. Но водитель даже не останавливаясь, а чуть притормаживая, сунул милицейскому какие-то красные корочки и тот, вытянувшись по стойке смирно, махнул рукой — проезжайте дальше. Значит дело куда хуже, чем может показаться на первый взгляд. хотя, куда еще хуже? Похитители мои обладали определенной властью, а значит рассчитывать на помощь милиции в этом городе будет глупо — мне едва ли поверят, а вот тем, кто обладает красными корочками, охотней. Следовательно, полагаться стоит только на себя. И совать носа в милицию за помощью не стоит. Мне чудилось, что привезут меня в какой-нибудь темный сырой подвал, где пищат крысы и бегают тараканы размером с чернослив. Но на мое удивление меня привезли в гостиницу с весьма оригинальным названием «Пятигорск». Встреча пройдет там? — Сейчас мы тихо и спокойно, без всяких фокусов выйдем, — произнес рябой. — И пройдем внутрь. Там, на третьем этаже, в номере триста четырнадцать тебя будет ждать один человек. Просто поговори с ним. И все будет нормально. А если попытаешься что-то вычудить — мы тут, рядом. Усек? Я вновь кивнул. — Ну вот и хорошо. А теперь пошли. Меня вытащили из машины. Все так же, ткнув стволом пистолета в бок, повели в гостиницу. Встретившая нас девушка была вежливо отстранена под предлогом, что нас уже ждут в номере. Мы поднялись на третий этаж. — Иди, — с нажимом произнес рябой, кивнув в сторону коридора, — а мы тут пока постоим, чтобы никто не мешал. Бойцы распределились по этажу, блокируя входы и выходы. Я сглотнул подступивший к горлу ком, двинул по коридору. Мысли мои лихорадочно кружились в голове, но ничего толкового я выдумать сейчас не мог. Что ждет там, в 314-ом номере? А может быть, никакого разговора и не ожидается? Просто зайду, а мне тут же пулю в лоб? Впрочем, пристрелить меня могли еще по пути сюда, так что вряд ли стрелять будут сразу. Значит и в самом деле ожидается какой-то разговор. Знать бы только его тему. А лучше вообще ничего не знать и вообще не быть здесь! Я глянул на окно. Повторить трюк, какой я сделал дома, спустившись с девятого этажа? Только там у меня было время и веревка. А тут ничего нет. Да и фасад здания не тот, чтобы спускаться по нему — по пути сюда я уже успел обратить на это внимание. Нет, такой план не подойдет. Тогда что предпринять? Меня начала охватывать паника. Я прошел один номер, 304, потом 306, 308… Все четные номера располагались слева, нечетные — справа. Через три номера будет тот, где меня ждут, а я так ничего и не придумал! Думай же, думай, голова! И, как назло, никаких вокруг ваз или огнетушителей, чтобы использовать их в качестве оружия. Я прошел мимо 310 номера и вдруг увидел, что в 312 кто-то есть — тень от ног была видна в довольно широкой щели между дверью и полом. Интуитивно я свернул туда и открыл дверь, причем сделал это как можно спокойней, уверенно. Передо мной возникла горничная. — У нас еще уборка, — произнесла она, явно не ожидая увидеть меня тут. — Хорошо, — кивнул я, оглядывая комнату. Ничего. — Вы можете минут через десять в 314 номер принести шампанского? — сказал я. — У меня важная встреча там, нам нужно шампанское. — Но… — Я заплачу тройную цену. И столько же лично вам чаевых. Договорились? — Хорошо! — кивнула обрадованная горничная. Я закрыл дверь и весьма вовремя, рябой уже направлялся ко мне, выяснить что произошло. — Дверью ошибся, — ответил я, виновато улыбнувшись. — Вы же сказали триста двенадцатый номер? — Триста четырнадцатый! — рявкнул рябой. — Простите пожалуйста, уже иду. Я сделал еще более виноватый вид и двинул дальше. Кажется, прокатило. Нужный номер ничем не отличался от других, такая же деревянная дверь, потертая возле ручки. Я остановился возле него, глянул на своих похитителей. Те демонстративно показали мне оружие. Ага, понятно. Я взялся за ручку и потянул ее вниз. Дверь была не заперта.* * *
Фантазия моя нарисовала мне дальнейшую картинку в мельчайших подробностях. И когда я открыл дверь и сделал шаг вперед, то с удивлением обнаружили, что всё совпало с реальностью. Номер был двуместным. Две кровати располагались друг напротив друга, между ними втиснулся прикроватная тумба. Шторы на окнах запахнуты, свет тут давал только светильник, висящий на стене. Слева стоял стол и пара стульев. На одном из них сидел мужчина. Он был одет в мышиного цвета брюки, белую водолазку, черные кожаные туфли. Все идеально чистое, выглаженное. Одет с иголочки, одним словом. Но не броско. Такого увидишь в толпе — и тут же забудешь. Это видимо не просто так, специально. Лицо незнакомца тоже не запоминающееся. Овальной формы, волосы русые, нос острый. Из примет только розовая бородавка на левой щеке, почти у самого уха. — Добрый день! — приветствовал меня гость, улыбнувшись. — И вам не хворать, — кивнул я, стрельнув в сторону ванной комнаты. Там хоть и был выключен свет и закрыта дверь, но я нутром чувствовал, что там еще один партизан сидит, и скорее всего с оружием — на всякий случай. — Присаживайтесь, — предложил хозяин комнаты, кивнул на второй стул. — С кем, собственно, имею дело? — осторожно спросил я. — Меня зовут Вектор, — произнес незнакомец. — Прошу не путать с Виктором. Я вопросительно глянул на сидящего. — Вектор расшифровывается как «великий коммунизм торжествует». Отец так назвал. У него была по этому вопросу какая-то мания. Он всей душой верил в победу коммунизма, и мог с пеной у рта об этом спорить. Впрочем, если вам удобно говорить Виктор, то я нисколько не обижусь, уже привык. — Андрей, — буркнул я. — Я знаю, — еще шире улыбнулся Вектор, и мне на мгновение показалось, что рот его сейчас просто порвется от ширины улыбки. — Я много чего про вас знаю. — И что же? — насторожился я. Вектор молчал, внимательно глядя на меня. Я же, пользуясь моментом, оглядывал вовсю комнату. Вдруг что-то поможет мне в случае чего? На столе рядом с графином с водой, покоилась пепельница. В ней тонкой струйкой сизого дыма курилась непогашенная сигарета. Несмотря на закрытые окна, в комнате пахло не выжигающей глаза вонью крепких самокруток. Сигареты явно были дорогими и душистый терпкий табак приятно щекотал ноздри, оставляя на нёбе слегка горьковатый привкус дуба. — Знаю, что вы пойдете на Пик Победы, да еще и в качестве руководителя группы. Это очень почетное и ответственное задание, я вас поздравляю с такими успехами. — Для этого и притащили меня сюда? Могли бы и в аэропорту на словах поздравления передать, мне бы и этого хватило. — Не только это хотел я вам сказать, Андрей. Много чего нужно вам донести. Да вы садитесь, не бойтесь. — Я не боюсь. — Ну вот и хорошо. Выпьете чего-нибудь? — Не хочу. — Ну и правильно. Алкоголь вреден. Впрочем, есть лимонад. Если хотите… — Не надо. — Ну что ж, — Вектор потер ладони. — Вижу по вашему лицу, что много у вас вопросов назрело. Тогда давайте перейдем сразу к делу? Я хочу извиниться, что пришлось прибегнуть к таким способам доставки. Но в другом случае мы бы не встретились. Однако хотел заранее предупредить, чтобы вы никаких чудачеств не сотворили. Не советую вам обращаться в органы. Они вам не помогут. — Это я уже понял, — хмуро буркнул я, вспоминая эпизод с остановкой на перекрестке. Вектор поднял со стола пачку сигарет и закурил. — Ну вот и хорошо. — А почему именно в гостинице? — спросил я. — Для конспирации? — Верно! — рассмеялся Вектор. — Для конспирации. Нельзя, чтобы нас кто-то увидел. Да и нравится мне тут. Хорошее место, не правда ли? Прослушки нет. Это комната особая. Впрочем, это сейчас не так важно. — Посему вы не хотите, чтобы нас никто не услышал? — Думаю, вам станет все понятно, как только я расскажу про свое дело. Разговор будет как раз про ваше восхождение. — Будете отговаривать идти? — А вы догадливый! Я глянул Вектору прямо в глаза, спросил: — Кто вы такой? — Я же уже представился. — Кто вы такой на самом деле? На кого работаете? Вектор стал предельно серьёзным, ответил: — На тех, кто сделает наше будущее счастливым. На тех, кто в состоянии что-то изменить. И изменить в лучшую сторону. Вы ведь умный парень, Андрей. Все прекрасно видите, что твориться вокруг. — И что же? — А ничего! Застой! Декларируем развитой социализм, на деле остановка. Темпы снижаются. И ни к чему хорошему это не идет. Поэтому и нужно все изменить. — Вот только давайте без этих высокопарных лозунгов! — Хорошо, как вам будет угодно, — хищно улыбнулся Вектор. — Я вижу вы человек проницательный и практичный. Поэтому сразу к делу. Он затушил сигарету, раздавили ее остервенело, вдавив до самого фильтра. Сказал: — У нас для вас есть предложение. Очень простое, но очень выгодное. Вы вместе с группой срываете подъем на Пик Победы. Как — это уже вам решать. Но группа не должна подняться на вершину. Лучше всего, если у альпинистов начнутся проблемы со здоровьем. Горная болезнь, скачки давления — что угодно. Все-таки молодой организм и такие высоты — это не шутки. Можете решить проблему и какими-то более кардинальными способами. Тут запретов нет. Главное — остановитесь на полпути и сообщите, что дальше подъем невозможен. Все. Это должно быть зафиксировано международными информационными агентствами. Лучше, если именно американскими. Я дам вам необходимые частоты. Вы должны передать информацию журналистам о невозможности идти дальше. Сообщите о проблемах со здоровьем. Вот и все. Ничего сложного. Потом спуститесь вниз, целые и невредимые и получите за это… сто тысяч рублей. Я присвистнул. Сумма огромная. Около десяти трехкомнатных квартир. — Щедро, — произнес я. — Согласен. Сумма значительная. Некоторые люди за меньшую готовы сделать вещи гораздо более страшные и жуткие. А вам нужно всего лишь спасти вашу группу и не дать ей забраться на Пик. Не так сложно. Эти деньги вы получите наличными, на руки. Можете разделить ее между другими участниками восхождения, а можете забрать все себе. Это уже вам решать, ведь они уже будут ваши. Теперь стало все понятно. Вектор этот — агент Америки. И наш поход им как кость поперек горла. Репутация страны сильно пострадает, когда мы на Пик Победы взойдем. Вот и суетятся, пытаются помешать этому. Война во Вьетнаме и начавшиеся чуть позже антивоенные действия, раскол демократической партии, пожар «Апполона-1» — проблем в США хватает. А вот в СССР напротив, положительных моментов больше. Полет Юрия Гагарина, первый выход в открытый космос Леонова, успешные полеты аппаратов «Венера-1», «Венера-2» и «Венера-3» и многое другое. Весь мир смотрит на это противоборство и понимает, что перевес сейчас явно не в пользу США. А если еще и молодежь покорит невероятный и сложнейший семитысячник Пик Победы, который не всем опытным взрослым альпинистам под силу, то это и в самом деле будет знамением победы силы и воли Советского союза. Такого Америка удара не простит. Вот они и пытаются сорвать мероприятие. Вон, шпионов своих привлекли. — Деньги не малые, — сказал Вектор, внимательно следя за моей реакцией. — Действительно, — кивнул я. — Не много ли даете? — Считаете, что много? — Считаю, что за такие деньги можно подкупить куда более высоких людей, чем я. — Не устану повторят, что вы чертовский умный парень! — рассмеялся Вектор, но смех получился нервным и я вдруг понял, что такие попытки уже есть и видимо не самые удачные. — Если понадобится, то пойдем и выше. Только вот решение будет принято уже силой, вам прикажут. Поэтому для начала мы пока хотели поговорить только с вами. Мы за мирный обоюдовыгодный договор, который будет выгоден обеим сторонам. Подумайте, Андрей. Вектор вновь закурил. Начал вслух размышлять: — имея такие деньги, вы бы могли переехать куда-нибудь ближе к морю, может быть в Сочи или Ялту. Забот бы не знали всю оставшуюся жизнь. И девушку бы взяли с собой. Лесю, например. Я напрягся. — А что, она вроде симпатичная, — довольный моей реакцией, добавил Вектор. — Думаю, и вы ей нравитесь. А представьте, если у вас в кармане будет сто тысяч рублей? Домик бы купили, машину. И так же лазили по горам своим, без всяких забот. А то, что на Пик не попали, так-то не беда. Потом сможете попасть. Главное, что не сейчас. Я понимал, что все это — не более, чем обещания. Реальность будет несколько иной. Шпион этот просто раствориться в воздухе, едва речь пойдет о деньгах. А кому ты будешь претензии предъявлять? Милиции? КГБ? Что скажешь? Что тебе обещали сто тысяч за срыв постановления правительства? Первым рейсом отправишься в Сибирь. Едва я открыл рот, чтобы послать этого Вектора куда подальше, как тот перебил меня. Сказал: — Но прежде, чем дать окончательный ответ, Андрей, я должен вам еще кое-что сказать. Вы, как я уже говорил, человек умный. И вы должны понимать, что о нашем разговоре никто не должен знать. Положительный ответ с вашей стороны даст нам гарантии того, что вы будете молчать. А вот отрицательный ответ никаких гарантий не предоставит. И в этом случае мы должны эти гарантии получит силой. — Как это — силой? — Мы сделаем так, что вы замолчите. Навсегда. Я, надеюсь, понятно выразился? Да уж куда понятней. Меня просто-напросто убьют, вот и все. При любом раскладе и при любом ответе. Вот так ситуация! Попал. В ванной комнате кто-то отчетливо шмыгнул носом, и я понял, что если сейчас что-то не отвечу, то останусь в этой комнате навсегда. Нужно было срочно как-то выпутываться из ситуации. Причем ни в коем случае нельзя соглашаться на условие — наверняка тут стоит прослушка и любое мое слово потом будет использовано против меня. Вектор ведь не просто так сказал, что положительный ответ даст гарантии того, что я буду молчать. А если не буду — то запись отправиться анонимным посланием прямиком в КГБ. — Пора отвечать, Андрей, — произнес Вектор. — Времени нет. Принимайте решение. Очень важное для вас решение. Жизненно важное решение. В ванной вновь что-то сухо щелкнуло, и я понял, что второй человек, сидящий в засаде, приготовил в боевое положение оружие. Нужно было начинать действовать. Только вот никаких вариантов голове не было. И словно желая усугубить обстановку, в ситуацию вмешалась третья сил. Только вот какая? В дверь постучали.Глава 10 Потери
Кто это? Подмога Вектора? Или агенты КГБ, ведущие слежку за шпионом? При любом раскладе все против меня. Подмога только усугубит мое положение. А кэгэбэшникам будет очень проблематично объяснить, что я тут делаю, в явочной квартире вдвоем со шпионом Америки. Да и вряд ли у меня получится даже слово сказать в свое оправдание — меня отправят далеко и надолго по одному щелчку пальцев. Вектор стрельнул на меня взглядом, и я понял, что этот гость явно не входил в его планы. — Андрюша, ты кого к нам привел? — могильным тоном спросил он меня. — Этот вопрос вам лучше своим амбалам адресовать — они же ведь коридор перекрыли и охраняют словно цепные псы. Я старался говорить как можно спокойней, будто меня это не волновало. Но внутри, конечно же, все трепетало. От того, кто там, за дверью, сейчас находится, многое зависит. Стук повторился, настойчивей. Теперь уже настала пора нервничать Вектору. Он поднялся с места, потянулся левой рукой к поясу, и я понял, что там у него спрятано оружие. Угадал. Вектор достал пистолет, махнул мне. — Андрюша, иди, открой дверь. Только смотри, без глупостей. На меня уставилось дуло пистолета, и спорить с приказом как-то само собой расхотелось — язык прилип к нёбу. Я судорожно сглотнул подступивший ком, двинул двери. — Без глупостей! — повторил в самое ухо Вектор, спрятавшись за дверь. — Открывай. Я взялся за ручку двери, потянул вниз. Дверь распахнулась. На пороге возникла горничная, та самая, которую я попросил об одолжении. Не проигнорировала, все как нужно исполнила. Принесла шампанское. Я даже немного успокоился. Пора действовать. — Вы просили… Я жестом показал ей помолчать. Так же молча взял из ее рук бутылку шампанского. На этикетке прочитал: «Советское». Отлично, то, что нужно. Сунув свернутую десятку рублей горничной, закрыл дверь. — Кто там? — спросил Вектор, непонимающе глядя на бутылку. — Шампанское принесли, — ответил я. — Зачем? — Отметить нашу сделку! И не успел Вектор отреагировать, как я саданул его бутылкой по голове. Толстое стекло с грохотом лопнуло, окропляя округу пенистым напитком. Вектор даже ойкнуть не успел, так и упал с удивленным лицом на пол. Я метнулся к шпиону, выхватил из-за ремня пистолет. И спрятался за дверью ванной. Не прогадал. Оттуда выскочил второй верзила, все это время сидящий в укрытии. Его я огрел рукоятью оружия по темечку, стрелять побоявшись. Еще трупов мне тут не хватало. Удар получился прицельным, хорошим. Амбал крякнул и растелился без сознания на полу, рядом со своим спутником. Проверив ванну и убедившись, что там никого больше нет, я быстро осмотрел комнату. Нужно было продумать дальнейшие свои действия. Уходить коридором не вариант, там дежурят амбалы, который сюда меня и привели. Тогда… Балкон! С этой стороны гостинцы номера имели балконы — считай, элитные комнаты с прекрасными обзорами на горы. Вот по балконам и можно спуститься вниз, даже не смотря на неудобные гладкие стены. Я выскочил наружу, глянул вниз. Да, легче легкого. На тренировках с Молодовым и не такие приемы отрабатывали. Но нужно было спешить — в коридоре слышались поспешные шаги. Видимо до амбалов донесся грохот бьющейся бутылки шампанского и сейчас они спешили проверить все ли у нас в порядке. Перекинув ногу через перила, я принялся спускаться. Высота в три этажа не пугала меня. Сначала второй этаж. Свеситься вниз, почувствовать кончиками ног перила. Потом раскачаться и спрыгнуть. Помниться когда-то попытки карабкаться по балконам не привели ни к чему хорошему. Но тогда была дурь. А сейчас жизненная необходимость. — Где он? — раздался голос в комнате выше. — Ванну осмотри. Под кроватями глянь. Балкон открыт, может быть, там спрятался? Нужно было ускориться. Я вновь перелез через перила второго этажа, начал нащупывать балкон первого этажа. Но его там не было. Видимо строители не стали его делать, чтобы избежать как раз вот таких моментов. Но не беда. Высота не такая большая, можно и спрыгнуть. Нужно только прицелиться. Сгруппироваться, поджать ноги и… — Вот он! Внизу! — рявкнул амбал, наклонившись чуть вперед и приметив меня. — Серега, на первый! Срочно! Там перехватим. Черт! Они быстро сообразили, что произошло. — Догнать его! Не дать уйти! — а это уже орал Вектор, злой как собака. Еще бы, получить по голове бутылкой «Советского» шампанского не каждый выдержит. — Убить! Убить его! А вот это уже не смешно. Я спрыгнул на асфальт, отпружинил ногами и отскочил в сторону. Неплохо. Мягкое приземление. Теперь бежать. Рядом что-то дзынькнуло и меня обдало асфальтовой крошкой. Стреляют! Я поднял голову и увидел амбала, держащего пистолет на вытянутой руке. Ждать что будет дальше я не стал. Рванул со всех ног прочь. Дзынькнуло еще раз, но уже дальше. Я юркнул за угол дома. Хотел спрятаться в подъезде, но понял, что эта идея не самая лучшая — найдут быстро, а уйти не получится, зажмут на последнем этаже и там же прикончат. Поэтому побежал дальше, стараясь запутать преследователей. А для этого заскочил на одну улицу, потом пробежал через детскую площадку и резко свернул в сторону трансформаторной будки, откуда отклонился еще левей и вышел на параллельную улицу. — Что носишься как оглашенный? — проворчала бабушка, которую я чуть не сбил. Объяснять ей причины своей беготни не было времени, поэтому я лишь выдохнул «извините» и рванул дальше. Амбал с пистолетом некоторое время плотно сидел на «хвосте». Один раз даже чуть не ухватил меня за шкирку, пришлось прыгать на дорогу и мчать на красный сигнал светофора. Но потом габариты и физподготовка начали давать свои результаты — грузный здоровяк отстал. Я еще некоторое время мчал по дворам, но когда дыхание начало сбиваться, замедлился. Оглянулся. Никого. И только теперь, когда опасность миновала, позволил своим эмоция и чувствам выплеснуться наружу. Грязна ругань полилась из меня в три ручья. — Свят! Свят! — пробубнила бабка, стоящая на балконе пятиэтажки. — Щас спущусь и рот с мылом тебе вымою! И пригрозила кулаком. Я сплюнул под ноги, пошел в другой двор. Там сел на лавочку, проверил себя на наличие дырок от пуль. Мало ли, в пылу погони мог и не заметить. К счастью, ранений не обнаружилось. Итак, что имеем? А имеем проблемы, о которых я и не подозревал. За мной охотятся враги, цель которых — сорвать подъем на Пик Победы. И чтобы достичь эту цель они ни перед чем не остановятся. Даже готовы стрелять среди белого дня. Надо срочно лететь в Москву и передать эту информацию нужным людям — пусть разбираются. Только вот есть одна загвоздка. На самолет я уже опоздал, он улетел пол часа назад. Что ж, придется ждать следующий. А для этого как-то попасть в аэропорт — похитители отвезли меня неизвестно куда. Однако и это не вся беда. Возвращаться в аэропорт опасно, там наверняка меня уже ждут и высматривают Вектор с его шайкой. Но и не идти туда тоже нельзя — не здесь же оставаться жить в самом деле. Значит нужно пробраться до цели незаметно. А как это сделать? Только затерявшись в толпе. Я вытащил из кармана мелочь, — сдачу от покупки пирожков, — и двинул на автобусную остановку. Все время воровато оглядываясь, я прошел несколько улиц, нашел нужную и спрятался за доской объявлений. Потом вычитав из таблички маршрутов нужный мне, идущий до аэропорта, принялся дать. Было не по себе, любой крик и даже громкий чих прохожих казался мне выстрелом. Мерещилось, что Вектор где-то поблизости и ожидание от этого еще больше натягивало нервы. Подошел автобус. Народ принялся лениво заползать внутрь. Я тоже юркнул, встал у заднего окна, незаметно спрятавшись за широкую спину какого-то мужчины, читающего газету. Ехать пришлось долго. За время моего путешествия по городу пришлось сменить не одну спину, хотя прятаться уже особого смысла не было — если бы меня заметили, то уже давно бы схватили. Наконец, автобус остановился, и мы вышли на улицу. Знакомый уже аэропорт, стоящий с другой стороны дороги, обрадовал взор. Но нужно быть осторожным. Наверняка преследователи уже здесь. Мой шаг слишком предсказуемый, поэтому нужно быть максимально внимательным. Я спрятался за спину другого пассажиры, прошел вдоль дороги, остановился. Огляделся. Среди людей никого подозрительных не увидел, кто бы мог быть похожим на здоровяков Вектора. Но облегчения это не принесло. Если не видно — это не значит, что их нет. Наверняка сидят в засаде. А скорее всего возле кассы, ведь мне нужно купить билет на самолет. Черт! Туда пробраться будет еще сложней. Или… Взгляд упал на парнишку, стоящего возле палатки с прессой и явно скучающий. На парне была болоньевая куртка, старая, уже потертая в нескольких местах. Я глянул на свою куртку, джинсовую, вполне еще неплохую. И идея возникла сама собой. Жаль конечно, что не пришла она мне раньше, ведь я мог прикупить что-нибудь и на рынке в городке. Впрочем, где рынок в незнакомом мне поселении я понятия не имел. Да и терять время тоже не хотелось. Я подошел к парню, поздоровался. Тот непонимающе глянул на меня. — Махнемся куртками? — в лоб предложил я. — А в чем подвох? — спросил тот, явно с любопытством оглядывая мою джинсовку. — Подвоха нет. У меня такая же была, как у тебя. Я с другом поменялся в шутку, а он уехал — у них рейс раньше пришел. А мне в чужой нельзя возвращаться — мамка убьет. Вот и предлагаю с твоей поменяться. И все довольны. — Ну ладно, — после паузы ответил тот. И скинул куртку. Она была черного цвета, незаметная, в отличие от моей, джинсовой, синей. В этой одежде гораздо легче слиться с толпой. Самое то, что мне сейчас нужно. Мы обменялись куртками, и я двинул в сторону кассы. Пора было брать билет. Однако спешить я не стал. Болоньевая куртка, несомненно, изменила мой облик, но и врага не стоит принижать в его интеллекте. Он может предусмотреть и такой поворот событий. И потому я сел у дальней стенки и принялся наблюдать за кассой. Народу было не так много, какой я привык видеть в свое время на вокзалах и аэропортах у себя. Поэтому удалось украдкой рассмотреть каждого. Среди людей подозрительных лиц я не увидел. И поэтому решил наконец рискнуть и подойти к кассе. — До Москвы следующий самолет когда? — спросил я у миловидной кассирши. Белокурая девушка с небесно-голубыми глазами глянула на меня как на придурка, ответила: — Через два дня. — Как это — через два дня? — не понял я. — Молодой человек, вы расписание смотрели самолетов? — с укором спросила голубоглазая и указала на лист. На нем и в самом деле было написано, что отправка самолета до Москвы осуществляется каждый понедельник и четверг. — А почему… так… долго? — только и смог вымолвить я. — Не я составляю расписание, — пробурчала кассирша. — Я бы еще реже сделала, раз в неделю, не такая большая заполняемость рейса идет. Молодой человек, вы билет покупать будете? Очередь не задерживайте. Я хотел сказать, что очереди за мной никакой нет, но не стал вступать в полемику. Спросил: — Подскажите, а другой возможности нет улететь отсюда до Москвы? Мне правда надо. Кассирша тяжело вздохнула, закатила глаза: — Если сильно нужно, то можете взять билет до Волгограда, самолет как раз через три часа отправляется. А оттуда уже до Москвы. Но это дорого будет. — Деньги не проблема! — обрадовался я. — Беру до Волгограда! — С вас девятнадцать рублей тридцать копеек. — Сейчас! Без проблем! Я похлопал себя по карманам штанов. Проверил еще раз. И еще… Холодный пот выступил на лбу. Нет! Только не это! Кошелек… Его нигде не было! Я проверил снова. — Молодой человек, оформлять билет? — спросила кассирша. — Подождите пожалуйста, — промямлил я. И опять принялся хлопать себя по одежде. Кошелек точно был не в куртке, так что грешить на то, что он мог остаться в джинсовке нельзя. Я точно помню, что клал его в карман штанов — привык так делать всегда. Но там его не было. Возможно, кошелек выпал, когда я убегал или когда прыгал по балконам. Или же в автобусе вытащили? Расплачивался я копейками, которые мне отдала сдачей бабушка, торговавшая пирожками. Десятку для горничной за шампанское я тоже вытащил из другого кармана. Кошелек все это время был у меня в джинсах. Видимо и в самом деле выпал, когда спускался вниз. В третий раз мне захотелось материться, гораздо сильней, чем в первые два. Но позволить себе это в аэропорту я не мог. Поэтому просто сжал от бессильной злобы и отчаяния кулаки. — Молодой человек, вы брать билеты собираетесь? — Нет, — выдохнул я и поспешно вышел на улицу. Ситуация была плачевной. Я остался в совершенно незнакомом мне городе без копейки! А еще нужно как-то добраться до Москвы! Я плюхнулся на лавочку. Обхватив голову руками, стал корить себя за то, что отказался от сопровождения, которое предлагал Юрий Карпович. Скорее всего ничего бы этого сейчас не было, если бы со мной был охранник. Однако горевать долго не пришлось. Едва я увидел знакомую массивную фигуру, как отчаяние и все другие эмоции, кроме страха, тут же испарились. Амбал! Тот самый, который схватил меня и закрывал рот, чтобы я не кричал. Он топал к аэропорту. Метра в десяти от него прошел другой здоровяк, тоже мне знакомый — он вел машину, которая увезла меня в гостиницу. Твою мать, похитители уже здесь. И они быстро догадались о том, что я предприму. Наверняка будут рыскать по аэропорту, чтобы поймать. Нужно срочно валить! Тем более, что делать мне тут нечего. Стараясь лишний раз не отсвечивать, я встал, двинул в сторону остановки. В кармане оставалась еще мелочь, ее хватит, чтобы сесть на автобус и доехать… я пока понятия не имел, куда именно. Но чем дальше отсюда. Тем лучше. — А ты чего переоделся? — раздался вдруг скрипучий голос, заставляя меня покрыться холодным липким потом. Я оглянулся. Окликнула меня бабушка, торговавшая пирожками. Запомнила меня, нахваливающего ее продукцию и теперь пыталась выяснить чего это я куртку сменил. — Прохладно стало, — тихо ответил я, осторожно поглядывая в сторону, где приметил преследователей. Они волками рыскали по аэропорту и вокруг, прочесывая каждый квадрат. Если не уберусь отсюда подальше, то точно найдут меня. — Да где ж холодно? Наоборот, растеплилось. А давай я тебе еще пирожков дам, милок? Бесплатно. Мне уходить уже пора, а осталось два. Угостить, пока горяченькие? — Нет, спасибо. — Ну что ты отказываешься? Так ел и нахваливал. Возьми парочку, последние. Вон, лицо какое, худющее совсем, щек нет. Хотелось послать продавщику куда подальше, пристала со своими пирожками, привлекает внимание! Но я сдержался, ответил: — Спасибо. Наелся, правда. Лучше женщине с ребенком отдайте, которая милостыню просит. — Какая женщина? — всполошилась бабушка. — Вон там. Я махнул в сторону, где отродясь никакой женщины не было. Но уловка сработала, продавщица тут же переключила все свое внимание на выискивание того, кому она скормит пирожки. Быстрым шагом я потопал прочь. Вовремя подъехал автобус, и я запрыгнул в него. И лишь только когда он отъехал от аэропорта я позволил себе облегченно выдохнуть. Итак, что имеем? Денег нет, самолета нет, мыслей как быть дальше тоже нет. Есть только чужой абсолютно незнакомый город и автобус, который везет меня… а кстати, куда он меня везет? Я глянул на маршрут. Название каких-то незнакомых улиц, естественно одна из них улица Ленина, потом больница… ага, конечная — ж/д вокзал. Я задумался. А что, ведь это идея! Не смог добраться самолетом, доберусь поездом. Тем более что проникнуть «зайцем» в поезд будет гораздо легче. Ожидание конечной остановки было подобно пытке. Автобус не спешил, долго стоял на каждом светофоре и всячески испытывал на крепость мои нервы. Но я оказался сильней. Вокзал был больше аэропорта, народу тоже хватало. Я вышел, огляделся. Едва не закричал от радости, увидев на втором перроне поезд с заветной надписью «Пятигорск-Москва». Первым желанием было рвануть как можно скорей туда. Но я сдержался. Сначала выяснить, когда отправка. А уж потом и лезть, стараясь не попасться проводнику. Расписание нашлось быстро. Из него следовало, что заветный поезд поедем вечером, в 19.30. Что ж, придется ждать. Причем до самого последнего момента. Только так будет больше шансов попасть внутрь. Время тянулось долго. Но желание выбраться отсюда пересилило. Я просидел на лавочке, под тополем в неприметном месте весь вечер и когда по громкоговорителю объявили, что начинается посадка на поезд «Пятигорск-Москва» уже не верил, что у меня что-то получится. Впрочем, судьба видимо решила сжалиться надо мной. Пассажиры толпились, толкались, желая поскорей залезть в вагоны. Я смешался с людьми, просачиваясь ближе к входу. Проводник — крепкая женщина с полной грудью, — пристально проверяла билеты. Я же, подойдя к другому пассажиру, старику с медалями на груди, сказал: — Давайте помогу. И схватив его чемодан, полез наверх. — Куда? — коршуном накинулась проводница. — Я только старику помочь, — ответил я, кивая на фронтовика. Тот закивал. — Он помогает, пусти, красавица, сам не уволоку. — Ладно, иди, — махнула она головой, от чего ее груди заколыхались как желе. Уже запрыгивая в вагон, периферией зрения я вдруг увидел знакомую фигуру. Вектор? Я даже высунулся чуток наружу из окна, чтобы посмотреть еще раз. Но никого уже не увидел. Показалось? Или нет? В животе все стянуло тугим узлом. Оказаться в одном поезде с похитителями не хотелось. Неужели они все же выследили меня? Поезд дал тревожный гудок, не предвещающий ничего хорошего.Глава 11 Досмотр
У страха глаза велики. Порой может такоепоказаться, чего в реальности и не может быть вовсе. Подсознание иногда играет злые шутки с человеком. Проходит один человек, а видится тебе совсем другой. Именно так я себя и успокаивал, пока поезд медленно отправлялся со второй платформы в долгий путь. Да и вряд ли бы сам Вектор пошел за мной в погоню. Он — главарь. Важная шишка, или хочет казаться таким. Именно к нему меня привезли, а не наоборот. Так что вряд ли это он. В тамбуре было прокурено и людно. Народ, едва рассевшись и заняв места, потянулся сюда — покурить, завести новые знакомства, наладить связи для дальнейшего маршрута. Редкие слова про погоду, футбол и книги плавно перерастали в увлекательные беседы. Тут же уточнялись, кто где сидит. — А может, к нам? — приглашал один. И его тут же перебивал другой. — Нет, давайте лучше к нам, у нас гитара есть. И новые знакомые шли обратно в вагон. Только вот я оставался в тамбуре, хотя мне тоже хотелось выпить чего-нибудь покрепче и вздремнуть пару часов. Но нельзя. Сейчас проводник пойдет проверять билеты, которого у меня нет. А значит нужно быть начеку. Поймают — тут же ссадят на ближайшей станции. В вагон зайти получится ближе к полночи, когда все уже будут спать, а поезд отъедет от населенных пунктов подальше и посадки больше не будет. Найду свободное место на верхней полке, заберусь туда и только тогда смогу отдохнуть. Сейчас же — ждать. Поезд набирал скорость, колеса монотонно стучали, навевая дремоту. Все пассажиры уже перезнакомились и ходили в тамбур покурить и обсудить между парнями кто какую девушку будет кадрить. А я продолжал сидеть в холодном и прокуренном межвагонье, вздрагивая от каждого громкого звука. За окном начало темнеть, огней поселений уже не было видно, народ успокаивался. Значит можно заходить и хоть немного отдохнуть, не боясь попасться проводнику. Я готов был забраться даже на третью полку, лишь бы поспать пару часов. Но отдохнуть мне сегодня было не суждено. Я вошел в вагон. Полумрак прорезал храп на все лады спящих и редкие всполохи света за окном — отражение луны в водоеме. В одну такую вспышку я и увидел стоящий в коридоре силуэт. Пусть бы это был проводник, начальник поезда, сам дьявол, только бы не он. Но это был Вектор. Я на мгновение даже остолбенел, не веря собственным газам. Мне хотелось кричать, но звуки застряли в горле рыбьими костями и упорно не хотели выходить наружу, словно бы боясь потревожить спящих людей. Значит и в самом деле не показалось тогда, при посадке. Это был он. Вектор ухмыльнулся. Я увидел, как в его руке блеснул нож. Не охотничий, не военный. Просто нож, каким можно порезать курицу или хлеб. Да Вектор видимо так его и добыл — спёр у кого-то со столика по пути сюда. Но нож от этого не становился менее острым или опасным. Им можно было вполне легко вместо окорочков перерезать горло. Я покачал головой, как бы говоря — нет, ты этого не сделаешь, при людях не сделаешь. А Вектор лишь криво улыбнулся и кивнул — еще как сделаю. И двинул на меня. Можно было закричать. Можно было позвать на помощь. Но только что толку? Пока все сообразят, что происходит, в меня уже вонзиться лезвие холодного оружия, а Вектор под шумок просто уйдет. Так что я сделал единственное верное сейчас действие — побежал прочь. А Вектор рванул за мной. Мы выскочили в тамбур — противник нагнал меня в последний момент. И тут же ударил. Из-за тесноты замах получился слабым. Я увернулся, и лезвие ножа противно лязгнуло и стальную перегородку. Еще один замах. Но ударить противник не успел. Я вовремя собрался, сгруппировался и пошел на опережение. Ближний бой — не мой конек. Но мне все же удалось врезать Вектору в челюсть, чего он явно не ожидал. Противник попятился назад. Потом, сплюнув навернувшийся кровавый сгусток, зарычал. И прыгнул на меня. Лезвие просвистело у самого виска. Но испугаться у меня не было времени. Я пригнулся. Хотел вновь проверить на прочность челюсть противника, но внезапно сам получил, да так, что поплыл. Удар у Вектора был поставлен. А вот я поддался панике. За что и поплатился, пропустив казалось бы простой хук и получив в морду. Все подернулось серым туманом, меня качнуло, а ноги предательски начали превращаться в какое-то подобие раскисшей ваты. Стоять! Не падать! Понимая, что меня сейчас отделают под орех, я рванул назад. Врезался спиной в дверь, но это позволило мне выиграть пару секунд. Я тряхнул головой, приходя в себя. Вектор вновь блеснул лезвием ножа. Перехватив оружие удобней, он ринулся в очередную атаку. Я отклонился, попутно выставляя руку для блока. Но блок не удался. Вектор выгнул чуть в сторону кисть, и лезвие резануло меня по руке. Я сморщился от боли, но не отступил. Напротив, контратаковал. Пара прямых ударов в живот и один апперкот заставили Вектора поволноваться. Нож выпал из его рук и звякнул об пол. — Сученыш! — прошипел он, вытирая тонкую струйку крови, текущую из разбитой губы. Я не стал утруждаться и что-то ему отвечать. Мысли были только об одном — лишь бы сюда не пришли помощники Вектора, его амбалы. И словно по злой иронии судьбы дверь тамбура вдруг резко распахнулась, и из другого вагона к нам явился уже знакомый мне громила. Твою мать! — Рекс, убей его! — приказал тут же Вектор, отстраняясь в сторону. Здоровяк ринулся на меня, готовый исполнить приказ вожака. Я стрельнул взглядом на пол. Нет, нож не смогу взять, его уже поднял Вектор. Тогда… тогда… Только один вариант. Я схватился за ручку двери и рванул на себя. На удивление она поддалась — замок был сломан. В тамбур ворвалась плотная стена звука — грохот колес и свист ветра. Вектор и амбал замерли, глядя на меня. В глазах читалось удивление. Они не верили, что я это сделаю. Но выбора у меня не было. Со здоровяком я не справлюсь. А еще ведь есть Вектор с ножом. У меня будет больше шансов, если я сойду на этой остановке. Я глянул в темноту. Скорость поезда была приличной, кусты и трава пролетали быстро. Каменная насыпь железнодорожного пути тоже доверия не внушала. — Не дури, — процедил сквозь зубы Вектор. — Закрой дверь и вернись сюда. Мы тебя не тронем. Он, конечно же, врал. Вектор не хотел рисковать. Лучше добить меня здесь, убедиться в моей смерти лично и скинуть потом тело с поезда, чем дать мне шанс и уйти. А вот я хотел воспользоваться этим шансом. Здоровяк осторожно сделал шаг в мою сторону. Я обратил внимание, что его рука готова была схватить меня, пальцы подрагивали, приготовившись к рывку. Только нужно подойти еще, чтобы наверняка. Нет, такого одолжения я им не сделаю. — Стой! — рявкнул Вектор. Но было поздно. Сделав глубокий вдох, я рванул в холодную и громогласную темноту раскрытой двери.* * *
Мне показалось, что ветер подхватил меня и я полечу как птица. Не полетел. Швырнуло вперед, потом ветка больно хлестнула по лицу, и я кубарем покатился в кусты. Успел только закрыть руками лицо. А потом все смешалось — боль, грохот, свист, удары, опять боль. Мне повезло, прыжок был мощным, и я перелетел через гравийную насыпь, сохранив тем самым жизнь. Если бы рывок свой сделал чуть слабей, то меня бы просто размазало по острым камням. А так я лишь проехался кувырком по колючим кустарникам и врезался в ствол небольшого дерева, которое и остановило мое движение. Некоторое время пришлось лежать. Тупая боль растекалась по телу, и было сложно понять, есть ли у меня вообще участки, не отбитые при падении. Потом, когда боль чуть утихла, я осторожно встал. Похлопал себя по ногам, рукам. Вроде цел. Огляделся. Темнота. Лес. Ни единого огонька. И лишь луна немного рассеивает тьму, обнажая унылый чужой пейзаж. Где я? И куда идти? Топать обратно по рельсам до Пятигорска? Или идти вперед, в надежде, что следующая станция будет ближе покинутого мной города? Я выбрал второй вариант. Пятигорск оставил после себя не самое хорошее впечатление, хотя и вины его в этом нет. Но четкие ассоциации благодаря Вектору все же остались. Топать по рельсам было не самым приятным занятием, а наступать на ногу еще более дискомфортно — ее я отбил особенно сильно. Но это, как оказалось, еще было полбеды. Пройдя метров пятьсот, я вдруг увидел в небольшом лесочке два красных огонька. Сначала подумалось, что это кто-то курит сигарету. Потом, приглядевшись, понял, что нет, не курит. Дыма не видно, а огоньки полыхают ровно, и на уровне пояса. Что же это? Или кто? Я замедлил ход, потом и вовсе остановился. Мне вдруг стало любопытно. Может быть, какое-то оборудование, оставленное здесь, скажем, геологами или еще кем-то? Или рация? От этого предположения стало тревожно и волнительно. Если рация, то значит можно связаться с людьми и попросить помощи. Но это была не рация. Огоньки приближались, медленно, размеренно, чуть покачиваясь во тьме. Когда же тень от кустов сошла чуть в сторону, сдуваемая ветром, я увидел истинного владельца красных огоньков. Волк. Одинокий, и, кажется, изгнанный из стаи — на левом боку виднелся совсем недавно затянувшийся розовый шрам. Шкура волка тоже была вся подрана. Зверь увидел меня и остановился. В сумрачном взоре его холодных зрачком промелькнула тень — приятное предвкушение. Мясо. Свежее мясо. Но и сомнение тоже в них появилось. Верно, потому что просто так сдаваться я не собирался, хоть и перепугался до чертиков. Мы некоторое время пристально наблюдали друг за другом. А потом волк зарычал. Звук был утробным и пробирал до самых костей. Но виду я не подал. — Не тронь меня. Я опасен, — вдруг прошептал я, глядя зверю прямо в глаза, без страха, дерзко. — Не тронь меня. Я опасен. Не тронь меня. Я опасен. Удивленно наставив уши, волк недоверчиво посмотрел на меня, словно бы спрашивая — разве ты посмеешь мне что-то сделать? А я продолжал свою мантру, громче и громче: — Не тронь меня. Я опасен. Не тронь меня. Я опасен! И заклинание это больше помогало не отпугнуть зверя, а убедить самого себя, дать решительности. Я вдруг почувствовал, что и в самом деле могу дать отпор зверю. — Я опасен. Я опасен. Не тронь меня. Волк вдруг замер. А потом, вытянув морду вверх, к луне, жалобно заскулил, взывая то ли к небу и несправедливой судьбе, то ли к самому себе, изгнанному, слабому, даже не достойному добыть себе пропитание и обреченному на верную погибель. — Я опасен! — рявкнул я и угрожающе дернулся вперед. Волк отпрянул назад и сжался как пружина. Загривок его вздыбился, глаза дико загорелись. Пасть оскалилась. Но было поздно. Это понял и он, и я. Волк испугался, а значит, ничего уже не поможет вернуть перед ним страх. — Уходи! Уходи! — закричал я. И бросился вперед, прямо в сторону волку. Зверь поджал хвост и отскочил в сторону. А потом, тявкнув, скрылся в темноте леса. И только теперь, когда волк ушел, меня накрыло. Сердце забилось, а спина в мгновении вспотела. Меня бил крупный озноб, я едва не падал в обморок. Но страх быстро сменился истерической радостью. Прогнал волка! Без оружия, голыми руками! Кому рассказать — не поверят. Меня начал разрывать смех. Я смеялся и плакал, выплескивая накопившиеся эмоции. Сколько так продолжалось, я не знал, но когда успокоился, почувствовал, что опустошен. Не было внутри уже ничего, лишь звенящая пустота и хотелось только одного — лечь и уснуть. Но спать тут было нельзя. Нужно идти. И я шел. Топал и топал по рельсам, вспоминая какие только можно песни, пел их, перемежая куплеты друг с другом, путая слова и припевы, просто мычал, когда не помнил слов — лишь бы не оставаться в этой холодной тишине наедине с ночью. Ранним утром я дошел, наконец, до какого-то небольшого городка. Железнодорожная станция была маленькой, почти пустой. Уставший, вымотанный, я едва шевелил ногами, и мне уже было все равно где именно я. Лишь бы найти отделение милиции и сообщить обо всем. Там разберутся. Там помогут. Пункт милиции нашелся довольно скоро. Он располагался близко со станцией и я, окрыленный находкой, рванул туда. Ворвался в дежурку, принялся сбивчиво объяснять ситуацию. Сонный дежурный прервал на полуслове, спросил: — Парень, у тебя заявление? — Я даже не знаю, — растерялся я. — Мне бы до Москвы добраться. И сообщить по поводу преследования. В общем, дело важное. Дежурный как-то подозрительно посмотрел на меня, потом перевел взгляд в сторону, на стену, где висели фотороботы бандитов. — Ладно, коли важное, то пройди в пятый кабинет. Там лейтенант Смирнов. Ему все объяснишь. — Пятый кабинет? — уточнил я. Тот кивнул. Взял трубку, сказал: — Смирнов? К тебе сейчас парень подойдет. Прими, пожалуйста. Да, важное дело у него, надо помочь. И про утреннюю ориентировку не забудь. Давай, — он положил трубку, сказал мне: — Все, иди. Он ждет тебя. Я зашел в нужный кабинет, где меня уже ждал лейтенант Смирнов. Было ему от силы лет тридцать. Голубые глаза и доброе лицо внушали доверие, и я полностью успокоился, почувствовав, что здесь мне помогут с моей бедой. — Здравствуйте! — воскликнул я. — Доброе утро. — Я по поводу преследования. Мне нужно в Москву, но меня похитили, а потом… — Так, постой, парень. Не тараторь. Давай еще раз, — устало произнес лейтенант, пряча зевок в кулак. — Все по порядку и по существу. Кто такой, куда идешь, что случилось? — Меня зовут Андрей Герасимов, я… — Медленней, я записывать буду. Злоба начала подступать к горлу, но я сдержался, принялся чуть ли не по слогам диктовать ответы на его вопросы. — Меня зову Герасимов Андрей. Я ехал на поезде до Москвы, потому что на самолет не успел. — А зачем тебе в Москву? Я тяжело вздохнул. Кажется, ситуация затянется надолго. Пришлось рассказать все подробно, начиная с самих тренировок на Эльбрусе и выбором группы, согласованием кандидата в Москве и внезапным похищением и заканчивая схваткой в поезде и полетом из этого самого поезда в темноту. Лейтенант слушал молча, словно история эта для него была будничной и лишь иногда уточнял некоторые моменты, записывая все в протокол. Когда я закончил и замолчал, он поднял заспанные глаза и спросил: — Всё? — Всё, — облегченно кивнул я. — Хорошо. Теперь распишись вот здесь. Ага. Сейчас понятых приглашу, карманы вывернешь. — Это еще зачем? — не понял я. — Надо. Ты под описание одного человечка подходишь, который тут дела кое-какие мутные делает. Да одежда твоя тоже один-в-один похожа под описание. — Причем здесь одежда⁈ — искренне удивился я. — Я же вам рассказал, как все было. Меня похитили! А одежда у всех одинаковая. Джинсы вон в магазине продаются, все сейчас в таких ходят. А куртка… куртка вообще не моя! — Как это — не ваша? — Я же рассказывал… — Вы, Герасимов, подождите, не нервничайте. Посидите тут. Стандартная процедура, ничего страшного. Тем более вы же не какой-то хулиган или бандит? — Нет конечно! — Ну вот и хорошо. У меня по процедуре надо проверить, вот я и занимаюсь. Ну да, бывает одежда похожа, согласен. Но мне то нужно отработать, перед начальством отчитаться. Сейчас разберемся с этим, быстро закроем вопрос и начнем твоего Виктора ловить, или как его там? — Хорошо, — нехотя согласился я. Лейтенант ушел и долго не возвращался. Я терпеливо ждал его, понимая, что милиция — единственная моя сейчас помощь. Они могут разобраться во всем, позвонить куда следуют, может быть, даже Юрию Карповичу и он все решит. Только вот стыдно, конечно, перед ним будет. Вляпался я в какую-то переделку на ровном месте, проблем подкинул. Вернулся лейтенант с двумя гражданскими — стариками. В руках у одного была авоська с пустой трехлитровой банкой, второй держал коробку с шахматами. — Уважаемые понятые, сейчас при вашем присутствии будет произведен личный досмотр гражданина Герасимова А. и находящихся при нем вещей. Лейтенант подошел ближе ко мне, шепнул: — Снимешь куртку? Или мне на тебе по карманам гулять? Я снял куртку, протянул ему. — Черная болоньевая куртка, — начал привычно бубнить лейтенант, досматривая ее. — Имеются два наружных кармана и один внутренний. На правом рукаве имеется надрыв. В левом наружном кармане при досмотре обнаружены… монеты, сорок пять копеек мелкими монетами. В правом кармане… пусто. Во внутреннем кармане имеется небольшой, размером с половину спичечного коробка, пакетик, целлофановый, наполненный сыпучим веществом серого цвета. Я даже не сразу понял, что говорит лейтенант и только вытянувшиеся лица дедов подсказали мне, что происходит что-то не то. — Постойте, какое еще вещество? — насторожился я. — Лаборатория установит, — холодно ответил лейтенант. И добавил: — Похоже на наркотики. — Какие еще наркотики? Вы что, издеваетесь⁈ — Гражданин Герасимов, успокойтесь, сядьте, — приказал лейтенант и в его голосе зазвенела сталь. — Понятые, вам все видно? Старики испугано закивали. Я кожей почувствовал на себе их полные упрека взгляды. — Это не моя куртка! Я же вам рассказывал! — принялся я объяснять, но лейтенант меня не слушал, продолжая досмотр. — Гражданин Герасимов, карманы джинсов вывернете пожалуйста. Там ожидаемо ничего не оказалось. — Сейчас я составлю протокол досмотра, вы, — он кивнул на стариков, — распишетесь и можете быть свободны. А вам, — он глянул на меня, — придется задержаться. И подсказывает мне моя интуиция, что надолго.Глава 12 Комитет
Я уже рисовал свое не радостное ближайшее будущее — тюрьма, нары, баланда, чифир, четки из хлеба. Попутно вспоминал, что нужно ответить на загадку про два стула и вилку в глаз. А еще корил себя за то, что не проверил карманы куртки, которую выменял у первого встречного прохожего. Но ведь кто знал, что этот прохожий будет наркоманом! Да и не до того было. А другая одежда мне тогда нужна была позарез — попасться в руки Вектор не было никакого желания. Впрочем, он меня все равно настиг. Повезло еще, что я ноги не переломал, когда с поезда, мчащего на полному ходу, прыгал. И никакого тебе подъема на Пик Победы. Никакой тебе новой жизни. После срока, и не малого срока, вновь вернуться к нормальному быту едва ли получится. Максимум, что смогу — остаться на работе в гастрономе грузчиком. И буду всю жизнь хлебать водку с Петровичем и вспоминать о том, как когда-то был на Эльбрусе и чуть не взошел на Пик Победы. Меня начали душить слезы отчаяния. Я держался, глядя на лейтенанта Смирнова, который убористым мелким подчерком заполнял какие-то бумажки. — Послушайте, я же вам все рассказал, и я сам пришел сюда. Если бы я был каким-то наркоманом или торговцем наркотиков, явился бы я к вам? — Да кто тебя знает? — пожал плечами Смирнов. — Может ты под веществами? Я сжал кулаки, едва не подскочил на месте. — Да ты не переживай, — сказал лейтенант, откладывая ручку. — Может, в этом свертке и не наркотики вовсе. У меня было так однажды на практике. Взяли одного деда, а у него в кармане пакет травы непонятной какой-то. Дед выпивший, языком не вяжет. Там, в том районе, где мы его приняли, сигнал поступил — что употребляет кто-то запрещенку. Ну, в общем, деда взяли, траву на экспертизу. А это солодка оказалась! Он ей желчный лечил. Сутки просидел у нас дед этот, протрезвел, заохал. Понял, что могут накрутит ему, объяснил все. В общем, отпустили деда. Так что и ты не переживай. Обойдется. Но слова лейтенанта не успокоили. Я лихорадочно соображал, кому позвонить, чтобы решить этот вопрос, как судьба подкинула мне шанс. В кабинет вошел еще один представитель власти. Судя по погонам, капитан. Возрастом он был гораздо старше лейтенанта, имел черные густые усы и орлиный взгляд. — Смирнов, ты чего тут сидишь? Почему… Капитан обратил внимание на меня, спросил у лейтенанта: — А это кто? — По ориентировке отрабатываю. Сверток нашли с веществом. — Как фамилия? — насторожившись, спросил капитан уже у меня. — Герасимов, — хмуро ответил я. — Смирнов, ты что, с ума сошел⁈ — тут же закричал капитан. — По Герасимову же звонили с самого верха! Лейтенант вопросительно глянул на старшего по званию. — Да он дела государственной важности выполняет. А ты его… задерживаешь! — Так я… так откуда мне знать то? — Откуда-откуда! — передразнил его капитан. — Значит так. Бумагу свою выкидывай, какую ты там пишешь. Срочно сади парня на рейс и отправляй в Москву. Таков был приказ. — А куртка со свертком? — А что с ней? — Товар нашли в кармане. — Твое? — нахмурился капитан, глядя на меня. — Нет! — воскликнул я. — Я же уже рассказывал, что поменялся одеждой в аэропорту с одним парнем. Так нужно было, что меня не нашли преследователи. Капитан повернулся к Смирнову. — А заключение пришло по обнаруженному? — Нет, только сейчас досмотр произвели. — Ну так а чего ты сразу панику развел. Может, и не наркота это вовсе? К тому же слышал, что тебе парень сказал? Куртками они поменялись с другим типом. Вот тебе того субъекта и нужно ловить. — Вас понял. Разрешите выполнять? — Не разрешаю. Сначала другие дела, — кивнул капитан, хотя, судя по его озадаченному выражению лица ему ничего не было понятно. — Значит так, Смирнов. Сейчас записываешь показания гражданина Герасимова. Особое внимание — на описание того парня, с которым они поменялись одеждой. Оформляешь все как положено. И отправляешь эту бумагу в Пятигорск. Там же ты с ним поменялся одеждой? — Там, — кивнул я. — Ну вот и хорошо. А потом, Смирнов, на машине парня до аэропорта и отправить первым же рейсом в Москву. — Так ведь по порядку нужно… — Ты мне тут давай, не умничай, Смирнов! Знаешь, кто перед тобой сидит? Лейтенант непонимающе глянул на меня, спросил: — Кто? — Будущая гордость Советского союза! Они на Эльбрусе тренировки проводили. Вот парня отправили в Москву, представлять группу. В Министерство парень путь держал, а тут такое случилось. Капитан повернулся ко мне, сказал: — Ты уж на нас не серчай, мы как полагается действовали, по процедурам. Смирнов молодой, чуйка еще не так развита. Твою информацию передадим куда нужно, и по парню, с которым ты курткой поменялись, и по преследователям твоим. Но по последнему чувствую, другие органы займутся. — Какие? — спросил Смирнов. — Другие, — с нажимом произнес капитан, злобно зыркнув на лейтенанта. — Как понял приказ? — Вас понял! — вытянулся тот по струнке. Капитан подошел ко мне ближе, пожал руку и ушел. Смирнов глянул на меня, сказал: — Ну что же, будем заполнять по новой протокол. И разорвал бумагу, которую уже почти всю исписал.* * *
Пришлось все пересказывать вновь. Смирнов записал все подробно, а потом, звякнув по телефону и запросив служебную машину, сказал мне: — Все, сейчас в аэропорт поедем. Только, это самое, — он замялся. — Куртку и найденный сверток нужно будет оставить — для отработки. Сам понимаешь. Я возражать не стал. Когда все необходимые процедуры были завершены, мы выдвинулись в путь. На милицейской машине с мигалками рванули прямо в аэропорт. Там лейтенант Смирнов купил мне билет, не забыв при этом взять с меня расписку, чтобы потом отчитаться в финансовой ведомости. Но даже после вручения билета Смирнов не ушел, а дождался посадки на самолёт и только когда трап отъехал, махнул мне на прощанье рукой и ушел. Я же был в самолете. Не верилось, что все так благополучно закончилось. И если бы не капитан, так вовремя вошедший к нам, кто знает, как бы все обернулось? Самолет набрал скорость, взлетел. И только теперь я смог выдохнуть облегченно и спокойно. Перелет длился долго, но сразу же уснул — сказывалась усталость. Проснулся лишь тогда, когда стюардесса разбудила меня, предупредив о том, что мы начинаем посадку. Я выглянул в иллюминатор. Под нами расстилался город. Москва. Безграничная и полная суеты. После приземления я взял такси — с деньгами помог Смирнов, выдав мне некоторую сумму на карманные расходы. Я деликатно отказывался, но он сказал, что все расходы будут учтены и возвращены и я согласился. Я ехал в Комитет по физической культуре и спорту при Совете министров СССР. Мне бы любоваться видами Москвы времен 1970-го года! Одна сплошная ностальгия. Никаких тонированных черных иномарок и кричащих рекламных баннеров. Все сдержано, основательно, красиво. Но было не до того. Я размышлял о ситуации, думая, с чего начать рассказ Юрию Карповичу. Зайти в здание Спорткомитета СССР было той еще задачей. Пришлось оббивать пороги кабинетов, объяснять, кто я такой и к кому мне нужно попасть. Благо, Юрий Карпович, хоть и не встречал меня лично, как обещал, но передал мою фамилию и необходимые в пропускные списки и нужные документы я все же оформил. В кабинете начальника пропускного режима мне вручили бумажку с россыпью всевозможных печатей, и я наконец смог пройти пост охраны. Здание Спорткомитета внутри было шикарным. Я шел по длинному просторному коридору и вертел головой, разглядывая округу. Пол, застеленный настоящим паркетом из березы, также оббитые деревом и покрытые лаком стены, на стенах портреты Ленина и Брежнева, у лестничных маршей большие вазы с изображением советских спортсменов — лыжников, пловцов, фехтовальщиков, шахматистов. Комитет по физической культуре и спорту при Совете министров СССР образован был два года назад, в октябре 1968 года и потому все тут было еще относительно новым, не тронутым временем и замшелостью некоторых советских начальников. Основной целью создания послужила необходимость руководства физическим воспитанием в стране, подготовки и распределения физкультурных кадров, контроля за спортивными соревнованиями, распределения спортивного инвентаря и оборудования и строительства спортивных сооружений. Все это я прочитал на информационной доске, пытаясь выяснить, где же находится кабинет Юрия Карповича. Мимо меня прошел какой-то чиновник, хмурый и с огромным портфелем. Я насмелился и все же спросил нужный кабинет. Меня отправили на третий этаж. Я поднялся и сразу увидел, что мне нужно. Коридор здесь был не такой большой и оканчивался лишь одной дверью, но какой. Дубовая, массивная, она всем своим видом говорила о том, что за ней сидит очень важный начальник. И знакомые имя и отчество, указанные на табличке, подсказали — я у цели. Около входа располагался стол, за которым сидела секретарша, что печатающая на печатной машинке. — Мне нужен Юрий Карпович, — сказал я, подойдя к секретарю. — Нету его, — дежурно ответила та, не отрываясь от машинки. — А где он? — Перевели. — Куда? Девушка подняла на меня глаза, посмотрела из-под очков с упреком. Ответила: — В Африку. — Куда? — переспросил я, думая, что секретарша пытается несмешно пошутить. — Я же говорю — в Африку. — В какую еще Африку? Вы что, шутите⁈ — Да какие уж тут шутки, — вздохнула секретарша, и по ее глазам я понял, что она говорит абсолютно серьёзно. — Но… он не должен был никуда уезжать! Он меня должен был встретить! — Никто не ожидал, — кивнула девушка. — Но вчера вечером поступил приказ от его руководства, и он в эту же ночь спешно выехал. Быстро все так произошло, неожиданно. Я и сама не ожидала, мне дежурный передал информацию. Но сами понимаете, что Юрий Карпович большой человек и на всех направлениях нужен. Недавно вот на Эльбрус летал, представляете? Сегодня вот уже в Африке. Такие дела. — И ничего не передавал? Никаких посланий? — Ничего. Я понял, что остался один. Абсолютно один в этом городе, не имея ни малейшего понимания как действовать дальше.* * *
Я медленно побрел к выходу, хотя и не знал куда уходить. Я ощущал себя раздавленным и просто не знал, что делать дальше. Последняя ниточка оборвалась. Куда теперь? Возвращаться к подножию Эльбруса? Там лагерь должен был стоять еще неделю. Но зачем? Ехать домой? Попытаться найти Молодова? Вряд ли он чем-то сможет помочь, лежит, наверное, сейчас в больнице. Сделал пару шагов и остановился. Секретарша продолжала стучать клавишами печатной машинки, и этот звук напоминал мне автоматную очередь, стреляющую в спину. Потом раздался звон телефона, и я вздрогнул. Звонили секретарше. Она взяла трубку, радостно воскликнула: — Юрий Карпович! Вы что, уже с Африки звоните? Я никогда так быстро не бегал. Рванул обратно к столу секретарши и едва не вырвал трубку из ее рук. Она, надо отдать ей должное, умело увернулась от выпада. — Дайте мне трубку! — потребовал я. — Мне нужно поговорить с ним! Срочно поговорить! — Молодой человек, не хулиганьте! — пригрозила она мне и вернулась к разговору с абонентном. — Юрий Карпович, тут хулиганят… Да, молодой человек… Девушка подняла на меня глаза, спросила: — Вы — кто? Фамилия ваша как? — Герасимов я! Герасимов! — Говорит, что фамилия его Герасимов, — произнесла в трубку секретарша. — Хорошо… сейчас передам… И протянула мне трубку. — Вас. — Юрий Карпович! — закричал радостно я. — Андрей, послушай, — произнес тот и, судя по напряженному голосу, я понял, что что-то не так. — Ты как? Все нормально? — Нормально, — ответил я. — Ну, то есть не совсем. — Что такое? — насторожился Юрий Карпович. — Меня едва не похитили, — совсем тихо произнес я. — Ох ты ж черт! Что случилось? Я коротко рассказал ему о случившемся. — Значит так, Андрей. Слушай меня внимательно. Мой срочный перевод, как ты уже, наверное, догадываешься, не просто так произошел. Кто-то хочет помешать нашим планам. Главного заказчика мы с тобой знаем, но вот кто исполнитель и кто у них на зарплате сидит — вот в чем вопрос. Сюдя по тому, что задействованы не последние люди — исполнители тоже не простые работники. Но ты не переживай, справимся. — Справимся, — ответил я. Подмывало добавить «но как?», но я промолчал. — Слушай внимательно. Тебе нужно найти Куликова Степана Михайловича. Это мой помощник. Он владеет всей необходимой информацией. Ему можно доверять. Он представит тебя начальству. А там уже расскажешь про свои приключения. Думаю, вопросов твоей безопасности после этого уже не возникнет. Только будь осторожен. Думаю, те, кто тебя пытался похитить в Пятигорске, уже передали информацию про тебя сюда, в Москву. Попытки убрать тебя будут продолжены. И они будут стараться сделать это до твоей встречи с начальством, сам понимаешь почему. — Почему? — Потому что потом к тебе приставят такую охрану, что муха не пролетит. Проще сделать это именно сейчас. Андрей, т понял? — Понял, — промямлил я. — Держи себя в руках. Не паникуй. Слышишь? — Слышу. Хорошо, все будет нормально. — Вот и отлично! Все запомнил, кого нужно найти? — Куликова Степана Михайловича, — ответил я. — Верно. Ну все, Андрей, пока. Мне пора, дел полно с этой Африкой, будь она неладна! Постараюсь позвонить еще раз, чуть позже. Береги себя. Я положил трубку. Спросил у секретарши: — Не подскажите, где мне найти Куликова Степана Михайловича? — Знаю, — кивнула девушка, широко улыбнувшись. — Где? — В Ялте. — В Ялте? — Да. Он в отпуск пошел сегодня пошел. — В Ялте… — повторил я. И сипло рассмеялся.Глава 13 Заместитель
Победитель не тот, кто никогда не падает. Победитель тот, кто после каждого падения встает и идет дальше. Простая, но в то же время сложная для исполнения мудрость. Мне подниматься не хотелось. Руки опустились, и хотелось сдаться. Черт ним. Плюнуть и растереть. Не так я себе представлял восхождение на Пик Победы. Думалось, что будут препятствия в виде разряженного воздуха, испытаний на мышцы, физической выносливости. Но никак я не предполагал, что еще задолго до самого восхождения столкнусь с чем-то подобным. Но неужели я сдамся? Нет! Такой роскоши я себе позволить не могу. Конечно, все эта ситуация меня нифига не вдохновляет и корежить, однако бороться буду до конца. Только что делать? — Вы сказали, что он уехал в Ялту? — спросил я. — Собирался, — кивнула секретарша. — Подождите. Собирался и уехал — это совсем разные вещи. — Чего тут разного? Я же говорю, что только сегодня пошел в отпуск — его тоже отправили внепланово. Даже вон путевку выдали. — Так значит, он еще не уехала? — Наверное, не уехал. Но уедет. Разве будет человек от путевки бесплатной отказываться? — Где он живет? — выдохнул я, понимая, что есть небольшой шанс перехватить его дома. Секретарша с подозрением посмотрела на меня. И едва ли она дала бы мне адрес проживания этого самого Куликова, но видимо разговор с Юрием Карповичем все же был с особым для нее поручением слушаться меня, поэтому секретарша взяла бумажку и карандашом послушно написала необходимые данные. Я выхватил адрес и рванул на улицу. Нужно было как можно скорее оказаться там и перехватить Куликова. Я помнил предупреждение Юрия Карповича, но медлить сейчас ради того, чтобы стать незаметным не мог. Вновь такси. Я назвал адрес и интеллигентного вида водитель поехал прочь от Комитета. Мы ехали по оживленным улицам, а я все высматривал — нет ли за нами «хвоста». Водитель вскоре заметил мою нервозность и спросил: — Опаздываете? — Да, немного, — ответил я, силой пытаясь заставить себя не оглядываться каждые пять минут. — Сейчас проспект проедем, там можно будет добавить газу, машин меньше, — понимающе ответил водитель. И вскоре и в самом деле такси поехало чуть живей. Минут через двадцать я был у нужного мне адреса. Удивительно, и это в Москве, где меньше часа путей нет. Рассчитавшись с водителем такси, я двинул в подъезд нужного дома. Куликов жил на третьем этаже, но чтобы попасть туда пришлось сразиться в словесной баталии с консьержкой — пожилой женщиной. Я назвал свою фамилию, также сообщил к кому мне надо. Потом долго выслушивал лекцию о необходимости поддержания чистоты не только внутри квартиры, но и на лестничном марше. И только когда клятвенно пообещал ей не курить в подъезде, был допущен до лифта. Добравшись до нужного этажа, я позвонил в дверь. Предательские мысли говорили мне о том, что он уже давно собрал чемодан и сейчас где-нибудь в аэропорте или вокзале пьет кофе и есть пирожок, в ожидании того, как поедет в Ялту отдыхать. А может быть, уже едет. Но хозяин квартиры оказался дома. Дверь раскрыл полноватый мужчина с залысиной и маленькими поросячьими глазками. — Вам кого? — спросил он, поглядывая на меня с подозрением. — Я от Юрия Карповича… — Герасимов? — Я! — Заходи, да поживей! Обрадованный тем, что меня узнали, я зашел внутрь. Квартира была большой, обставлено не броско, но со вкусом. Сам хозяин был одет в халат и тапочки и не было похоже, что он куда-то собирается. Чемодана тоже нигде видно не было. — Вы в Ялту не летите? — робко спросил я. — Да какая Ялта? — раздраженно ответил тот. — Спихнуть меня хотели, вот я и выдумал, что в Ялту поеду. Чтобы им спокойней было. — Им — это кому? — осторожно поинтересовался я. — Думаешь, я их имена знаю? Американское правительство, в одном лице. Они же напрямую не работают тут, все через наших людей заходят, падких на деньги и прочие радости жизни. Им эта затея с восхождением на Пик Победы прям как кость поперек горла. Оно и понятно — репутацию этим псам сильно такой ход наш подмочит. Вот они и начинают козни строить. Есть и те, кто не работает на них, но взгляды их сходятся. Тоже не хотят они этого. На тебя выходили уже? — Выходили, — кивнул я. И коротко рассказал про приключения в Пятигорске. — Чудом тебе повезло, — задумчиво ответил Степан Михайлович. — Хотя сглупил ты. Нужно было изначально на сопровождение соглашаться. — Согласен, — покивал я головой, хотя одна только мысль о том, чтобы меня сопровождал Кайрат Айдынович, заставила меня сморщиться. — Но ты не волнуйся. Завтра будет общее совещание касательно присуждения Ленинских премий, после которого мы и сможем представить тебя Леониду Ильичу. — Леониду Ильичу… Брежневу? — одними губами произнес я. — Ему самому. А кому еще? — улыбнулся Степан Михайлович. Юрий Карпович говорил, что меня должны представить высоким людям, но я даже не предполагал, что таким. — Думаю, там же поднимем и вопрос касательно твоей безопасности. — Но это только завтра, — сказал я. — Верно. Придется подождать. Ты где живешь? В гостинице? Я покачал головой, рассказал про потерянный кошелек. — Тогда останешься у меня. Так будет безопасней. Возражать я не стал. Мне казалось, что ожидание будет долгим и нудным, однако не заметил, как пролетел вечер. Мы пили чай с конфетами, Степан Михайлович робко поинтересовался, люблю ли я марки и едва я кивнул, как он тут же достал толстенный альбом и принялся мне его показывать. Он рассказывал что-то интересное про каждую марку. Но с особым трепетом говорил про те, которые были неправильно напечатаны. — Есть много причин, по которым возникают марки с ошибками. Например, на стадии типографии. Вот видишь? — Дельтаплан перевернут, — кивнул я. — Верно. А должно быть вот так, — и он показал нормальную. — Но ты удивишься, узнав, что эта, — он указал на марку с ошибкой, — стоит гораздо дороже. — Потому что их меньше? — Верно. А еще бывает, букву пропускают. Но это конечно редкость, за такой маркой еще поохотиться нужно! Днем с огнем не сыщешь. Есть много видов ошибок, существует даже их классификатор! И неправильный срез, и по вине художника, и гравера, или при изготовлении клише, перфорировании, или абкляч. — Аб… что? — Абкляч. Зеркальный отпечаток рисунка на обратной стороне марки. Это тоже считается браком. Он может возникнуть из-за работы печатной машины. Бывает, что оттиск с печатной формы попадает на промежуточный цилиндр, а затем во время рабочего хода на обратную сторону листа. Или жирная густая краска. Она тоже важна. Бумага. Возьмешь рыхлую, абкляч обеспечен. Он может быть полным, частичным, по всем или только по одной краске. Он может быть прямым или перевёрнутым. Уши мои заворачивались в трубочку. Так глубоко погружаться в марки я не думал. А Куликов вдохновенно продолжал рассказывать и только когда увидел, что я откровенно клюю носом, спросил: — Ты устал? — Есть немного. Трудный день был. — Хорошо, — с явной не охотой закрыл он альбом. — Будем укладываться. Он постелил мне в зале, сам лег в спальню. Мне было достаточно и этого. Едва я лег, как тут же уснул. Подъем был ранним. Мы быстро собрались, выпили кофе. Степан Михайлович вызвал служебную машину, и мы двинули в Кремль. Меня трясло. Еще ни разу я не был у столь важных персон на приеме. Тем более тех, кто в моем времени уже умер. А тут Леонид Ильич Брежнев… Впрочем, был и еще один момент, который заставлял меня нервничать. Я хотел обратиться к генеральному секретарю, чтобы попросить защиты. Нужно было рассказать ему о том, что есть иные силы, которые хотят помещать общему замыслу. Как проходили охрану, как оформляли пропуска я помнил смутно, мысли были совсем о другом. В реальность вернул меня огромный кабинет — приемная, — в котором уже стоял… — Кайрат Айдынович⁈ — воскликнул я, не в силах сдержать удивления. — Герасимов, — кивнул тот, хитро улыбнувшись. Куликов глянул на меня, как бы спрашивая — кто это? — Добрый день! — опередил меня Кайрат Айдынович, подойдя к Куликову и протягивая руку для приветствия. — Я сопровождаю группу в части подготовки к маршу, помощник Юрия Карповича. — Что-то я вас не знаю, — задумчиво ответил Куликов. — Вот и познакомимся! — улыбнулся Кайрат Айдынович. Зачем он здесь? Разве он тоже должен представлять группу? Или… А что, если Айдынович один из тех, кому восхождение — кость в горле? Тогда его появление здесь логично. Под его присмотром можно выстроить диалог с Брежневым в нужном русле, не допуская каких-то не выгодных перегибов. — Вы через десять минут заходите, — сказала секретарша и атмосфера стала заметно нервозней. Время тянулось долго, почти не двигалось. Прошло минут десять, судя по часам, но по ощущениям — часа два. Наконец, раздался звонок, секретарша сняла трубку, коротко ответила «вас поняла» и шепнула нам: — Заходите. И мы пошли в кабинет генерального секретаря. Меня трясло, но едва я зашел внутрь, как меня охватила оторопь. Кабинет генерального секретаря был просторным, в дальнем углу стоял огромный дубовый стол, за которым сидел человек. «Это он! Действительно он!» — загорелось в мыслях. В помещении было темно, пахло табаком, небольшая лампа, стоящая на столе, освещала жёлтым светом пространство. Сидящий человек встал. Медленной шаркающей походкой направился к нам. Это был Леонид Ильич Брежнев. Мне было удивительно смотреть на него, живого, настоящего, кого я видел только по телевизору. Окажись рядом Элвис Пресли или Горбачев, не так бы удивился, как здесь. Он был небольшого роста, крепок, лицо хмурое и даже сердитое. Кустистые густые брови сомкнулись на переносице. Мы выстроились посреди кабинета. Леонид Ильич подошёл к нам, пожал крепко каждому руку. Инициативу перехватил Кайрат Айдынович, хотя по всем правилам должен был молчать. Выскочка. — Леонид Ильич, разрешите представить вам рабочую группу по проекту «Победа». — А что ее представлять? Давайте сразу знакомиться. Вот этого я знаю, — внезапно улыбнулся Брежнев, глядя на Куликова. — Тебя вроде тоже видел, — зыркнул он на Айдыновича. — Вот парня только раньше никогда не встречал. — Это… — начал Кайрат Айдынович. Но Леонид Ильич перебил его. — Пусть сам представится. Или он немой? — Нет, не немой, — ответил я. — Меня зовут Герасимов. Андрей Герасимов. — Очень приятно, Андрей Герасимов. А я — Леонид Брежнев. И пожав еще раз мне руку, рассмеялся. Это разрядило обстановку и все сразу заметнорасслабились. — Так по какому вопросу, ребята? — спросил Леонид Ильич. — Хотели показать утвержденный комиссией список группы, — Кайрат Айдынович раздал всем документ. Подал даже мне. Я взял, прочитал:СПИСОК участников высотного марша комсомольцев в соответствии с Постановлением Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР № 17/3:
Руководитель основной (первой) группы: Герасимов Андрей Участники основной (первой) группы: Владимир Михайлов Сергей Рудов Геннадий Орлов Клим Костин Артем Бурнов Марк Альшевский Марина Самойлова Олеся Яцкевич Роман Костарев
— Ну хороший список, верно все написано, без ошибок. Если комиссия утвердила, зачем я вам нужен? — Так ведь согласовать… — начал растеряно Кайрат Айдынович, но Куликов его перебил. — Хотели лично представить вам руководителя группы, показать, что задание поручено правильному человеку, который не подведет. — Вижу, что не подведет, — кивнул Брежнев, пристально глядя на меня. — Верно все выбрали. Список группы заставил ликовать. Я чуть не прыгал от радости, и пришлось даже заставить себя взять в руки, чтобы не вычудить что-нибудь в кабинете самого Брежнева. Во-первых, конечно же, я услышал знакомое имя. Леся. Она попала в нашу группу! Во-вторых, много других знакомых имен там были. И Володька, и Генка, и Клим, и Марина. Всех их я знал. Впрочем, не удивительно, что именно они попали в список. Они — лучшие. И в этом я убеждался не раз. Однако были два момента, заставившие насторожится. Костарев тоже попал в список? Как так получилось? После их конфликта с Кайратом Айдыновичем я думал, что место ему заказано. Но, как оказалось, я ошибался. Тоже и с Артемом. Впрочем, я не знал, как он проявил себя на тренировочном восхождении на Эльбрус, поэтому тут судить сложно. Возможно, он там отличился, чем и заслужил место в группе. Но не знакомы были Сергей Рудов и Марк Альшевский. Если фамилию первого, как мне казалось, я уже слышал в лагере при тренировках — Молодов пару раз его окликал, — то вот про второго я точно ничего не знал. А потом, едва я взглянул на Кайрата Айдыновича, как меня словно бы обожгло. А что, если весь этот список комиссия составила под ловкие манипуляции этого серого кардинала? Что, если он заодно с теми, кто пытался меня убить? Только в отличие от первых, которые действовали грубо, этот работал тонко, почти ювелирно. И в таком случае будет логичным создать группу, которая не сможет просто физически подняться на Пик. К примеру, Костарев. Он ведь совсем еще новичок, умений у него нет и опыта тоже никакого. Да, физически он силен, вынослив. Но хватит ли этого? Включение в группу двух девушек тоже можно рассматривать под разными углами. С одной стороны чисто в популистских целях они там должны быть. Молодежь — это не только крепкие парни. Должны быть и те самые студентки, комсомолки, спортсменки, наконец, просто красавицы. Но ведь надо учитывать, что это накладывает и определенные затруднения для группы. Если Леся может дать фору любому парню в выносливости, то вот про Марину я бы такого не сказал. А еще были два незнакомых мне человека. Про них я ничего не знал и что они из себя представляют, тоже понятия не имел. Все ознакомились со списком, вернули бумаги Кайрату Айдыновичу. Все, кроме меня. Я сложил лист в двое и спрятал в карман. — На какое число запланирован старт марша? — спросил Леонид Ильич, закуривая сигарету. — Пятнадцатое июня, — ответил Кайрат Айдынович. — Летом? Это хорошо. — Не совсем летом, — улыбнулся Кайрат Айдынович. — Лето у нас, но на Пике Победы лежит снег. Однако в это время там самая идеальная погода для восхождения. — Не опасно? — Не опасно, — не моргнув и глазом, ответил Кайрат Айдынович. — Не опасно только если дома сидеть и никому не открывать, — вклинился в разговор Степан Михайлович. — Любое восхождение представляет риск. Тем более на семитысячник Победы. Леонид Ильич вопросительно посмотрел на Кайрата Айдыновича. — Но мы провели большую работу, подготовили участников марша и отобрали самых лучших. Они справятся. — Справитесь? — посмотрев на меня, спросил Леонид Ильич. — Справимся, — ответил я. — Вот это хороший настрой! — улыбнулся Леонид Ильич, положив крепкую свою руку мне на плечо. — Давай, не подведи. На тебя весь Советский союз смотрит. — Леонид Ильич, — сказал я, и сам не ожидая от себя такой дерзости. — Разрешите обратиться? Кайрат Айдынович тоже не ожидал такого от меня и удивленно вытянулся в лице. Впрочем, удивление его было не долгим. Он нервно хохотнул, сказал: — По всем вопросам, товарищ Герасимов, можете ко мне обратиться. Не думаю, что уровень вашего обращения сопоставим с уровнем генерального секретаря… — Ну пусть скажет, чего вы его перебиваете? — произнес Леонид Ильичи и Айдынович умолк, словно съел горькую пилюлю. — Я бы хотел попросить, если это возможно, гарантии безопасности для всей группы, которая будет совершать восхождение, то есть марш. — Гарантии безопасности? — нахмурился Леонид Ильич и глянул на Степана Михайловича и Кайрата Айдыновича. Первый выдержал взгляд стойко, а вот второго начало корежить, глаза забегали, уголки рта задрожали. — А знаешь, это ты верно говоришь, — внезапно произнес Брежнев, поднимая сигарету, которая все это время лежала у него в пепельнице. Сигарета давно прогорела и потухла. Леонид Ильич бросил ее в урну, закурил новую. — Ты прав насчет безопасности. Дело вы какое делаете? Государственной важности. Значит и обеспечение должно быть на уровне. В том числе безопасность. Он повернулся к Степану Михайловичу, приказал: — Свяжись прямо сейчас… впрочем, я сам. Он подошел к столу, снял трубку. — Свяжите с первым управлением. Александр Михайлович, добрый день. К тебе сейчас товарищ Куликов зайдет. Ага, зам Юрия Карповича. Про одно дело расскажет, которое мы задумали. Про Пик Победы. Хнаешь уже? Хорошо. В общем, нужно обеспечить безопасность участников группы. Это мое тебе поручение. Как понял? Ну вот и хорошо. Леонид Ильичи положил трубку, посмотрел на меня. — Ну все, будут тебе гарантии безопасности. Доволен? Я кивнул. — Вот и хорошо. А тебе давай, на тренировку иди. Пик Победы нам надо взять, без всяких вопросов. Насколькотя знаю, почтовые марки с вашим изображением уже начали печатать. — Что⁈ — только и смог вымолвить я. Леонид Ильич рассмеялся, но ничего не ответил. Была ли это шутка? Я не знал. Но дополнительного мандража мне это добавило. — Ну все, идите! — сказал нам вслед Леонид Ильич. — У меня еще дел полно. Мы двинули на выход. Первым вышел Куликов. Потом двинул я, но Кайрат Айдынович оттолкнул меня и вдруг совсем тихо прошипел: — Тебе это еще боком выйдет! И двинул на выход. Я понял, что враг пошел в открытую. А значит, в скором времени жди беды.
Глава 14 Встреча
Что мне угрозы Кайрата Айдыновича? У меня теперь поддержка самого Брежнева, я почти бессмертный! Но интуиция, или какое-то другое нехорошее чувство не давало мне покоя. Это только передышка, пауза — говорило оно мне. Враг хитер. Он найдет способ обойти и эту преграду, дело только времени, чтобы найти меня и убить. Ведь для него теперь это дело первой важности, потому что я засветил их лица — и Вектора, и его амбалов. А значит, могут опознать. Им нельзя этого допустить. Однако все проходит. И тревожные мысли тоже вскоре прошли. Куликов на время поселил меня к себе, и следующие дни были наполнены спокойствием (впрочем, спокойствие часто нарушалось долгими лекциями по истории почтовых марок). Куликов связался с делегацией, уточнил все организационные моменты, также вышел на Кайрата Айдыновича, который сообщил нам дальнейшие шаги. А предполагалось следующее: утверждённая постановлением группа направляется на «притирку» в закрытый лагерь, где должна пробыть в подготовке около трёх недель. Этот лагерь — последняя точка, перед отправкой на Пик Победы. Что за «притирка» такая я понятия не имел. Но ожидать чего-то хорошего от Кайрата не приходилось. Впрочем, думалось мне, что выходить в открытый конфликт он не посмеет — все-таки меня теперь просто так не возьмешь. Одно радовало — я смогу встретиться вновь со своими друзьями. А группа попалась, о какой только можно мечтать. Но Куликов развеял мои тревоги. «Притирка» — это последний этап, предполагающий психологическую совместимость участников. При подъеме на высоту, тем более такую сложную, важна не только физическая подготовка, но и совместимость участников. Совместное проживание в лагере поможет нам адаптироваться друг к другу, окончательно сплотиться уже избранной группой. — Бывает такое, когда друзья понимают друг друга практически без слов, — сказал Куликов. — Известно такое? Вот и здесь в идеале нужно добиться такого. Сам понимаешь, что сплоченная команда легче преодолеет все преграды. А вот разлад может бед наделать очень больших. Так что следи за группой, за ее участниками, старайся понять каждого. — Но заменить я никого не смогу, если вдруг… — Не сможешь, — оборвал меня Куликов. — Список сам видел, уже Леониду Ильичу уже этой Айдынович показал. Назад пути нет. Я понимал, почему он это сделал — чтобы закрепить всех участников группы, в том числе и Костарева. А значит именно от Костарева и стоит, в конце концов, ждать какой-то подставы. Видимо пришли к общему знаменателю, опять спелись. Наконец, настал день заветной встречи, в сопровождении угрюмого охранника, представленного ко мне, я отправился в тот самый закрытый лагерь. Путь на машине занял около двух часов. Мы приехали в живописное место. Повсюду здесь росли вековые сосны и, судя по всему, лагерь находился далеко от города и других поселений. — Здесь я вынужден покинуть тебя, — произнес Куликов. — Но не переживай. Охрана тут — будь здоров. Плюс дополнительные люди за тобой будут наблюдать. Кстати, ты речь готовил? — Какую еще речь? — Ну как же. Скоро сюда приедет целая огромная делегация журналистов — и с телевидения, и с газет, и с радио. Перед отправкой на Пик Победы мы объявим во всеуслышание официально о своих планах. Так что готовься. Подготовь заранее слова. Только советую предварительно скинуть их мне, проверить нужно, чтобы без перегибов, все гладко было. Договорились? — Договорились, — кивнул я. — Вот и отлично. Вот мой номер телефона, домашний. Меня по нему найдешь всегда. Но это так, на всякий «пожарный» как говорится. А сейчас бывай! Удачи тебе! Мы пожали друг другу руки, и я вышел к главным воротам лагеря. Там меня уже встречали. — Гляди, какой важный! Сразу видно — большой человек! Куда нам до него! — это был Генка. — Небось, и руки уже простым людям не жмет! Вон на каких машинах разъезжает, на «волгах»! — Зависть — плохое чувство, — ответил я, улыбнувшись. — Да я разве завидую? Только рад за друга! Генка подскочил ко мне, и мы крепко со смехом обнялись. Следом подскочили и остальные парни, стоящие невдалеке. — Ну как ты? Все в порядке? — начали они меня расспрашивать. — Да подождите вы! — остановил их Генка. — Налетели! Пусть с дороги отойдет. С остальными поздоровается. Генка кивнул на девушку, стоящую позади. Это была Леся. Все понимающе отошли. Я подошел к Лесе, поздоровался: — Привет! — А я думала, ты будешь бесконечно от меня бегать! — девушка хмуро глянула на меня, а потом улыбнулся. Я понял, что она шутит. — Привет, Андрей! Я хотел пропеть эту строчку, как в песне Аллегровой, но понял, что меня едва ли поймут, поэтому просто кивнул. Мы обнялись. Открыто выражать свои чувства едва ли тут стоило, могли пойти определенные слухи, которые в группе не нужны. Мы с Лесей это понимали, поэтому вскоре разомкнули объятия, хоть и с сильной неохотой. — Ты попала в группу. — Разве я могла оставить тебя одного? Наворотишь дел! — улыбнулась девушка. — Я⁈ — А кто? То тренера спасаешь, то руководителем группы становишься! На самом деле я очень рада, что вновь с тобой встретилась. Мне захотелось обнять девушку вновь, почувствовать тепло ее тела, запах ее волос, но лязгнула дверь периметра — к нам кто-то пришел. — А это кто там? — спросил Володька, глядя на раскрывшуюся дверь и охрану, которая с кем-то разговаривала. — Еще одни участник группы? — предположил Генка. — Нет, — покачал я головой. — Группа утверждена на самом верху. Изменений не должно быть. — Тогда кто это? Мы стали наблюдать за дверью, гадая, кто оттуда выйдет. Но и представить не могли, что это будет именно он. — Ну что, не ждали меня, салаги⁈ — Владимир Федорович! — в один голос закричали мы, не в силах сдержать эмоций. Это и в самом деле был Молодов. — Как… так ведь… — после радости закономерно пришло замешательство. Мы все видели, что голова тренера была перевязана. — Да расслабьтесь вы! — улыбнулся тот. — Не буду я вас гонять, не для этого приехал. И сам поберегусь. Просто отпросился у врачей, чтобы с вами немного побыть, до отправки. Морально поддержать. А насчет головы не переживайте, не так все и страшно, как может показаться. Операцию сделали, зашили. Сказали лежать две недели. А что мне просто так лежать? Я у врача бумаги подписал, что в случае чего он не виноват, взял у него таблеток и сюда. Хотел на вас посмотреть. Ну и Андрею благодарность передать лично. Он повернулся ко мне. — Ты спас меня. — Да пустяк, — отмахнулся я, начиная заливаться краской. — Ничего себе пустяк! — рассмеялся Молодов. — Мне за этот пустяк продыху не давали. Тренер понял, что сказал немного лишнего, попытался перескочить на другую тему, но я уцепился, спросил прямо: — Вас допрашивали? — Допрашивали, — кивнул тот, грустно улыбнувшись. — Еще бы — такой конфуз! Не углядел я за Костей. Вон как его на высоте разобрало. — Вашей вины в этом нет, — возразил я. — Спасибо, что поддерживаешь, но насчет вины решать не нам с тобой. Комиссия будет разбираться. Пока мне волю дали, в связи с моим лечением. А потом видимо будут крепче рыть. Поэтому у нас одно спасение — взять Пик Победы. Там, как говорится, победителей не судят. Я понял, что ситуация серьезней некуда. — Ладно, не будем о грустном, — сказал Молодов, скидывая с плеча рюкзак. — Лучше чай ставьте, я к вам не с пустыми руками. Он достал большой бумажный пакет. — Мне тут друзья, как только узнали, что я в больнице, навезли всякого. Яблоками, конечно, вас не удивить. Но вот шоколадный трюфель, думаю, будет в самый раз. Конфеты! Это и в самом деле были конфеты в золотистой упаковке, похожей на капельки. Меня этим тоже было особо не удивить, я за свою жизнь перепробовал всяких разных сладостей, но вот другие парни обрадовались искренне. Я понял, что таких изысков они раньше не ели. — Трюфель «Золотой вальс»! Это вам не ириски вместе с пломбами жевать. Пошли пить чай! Мы пошли в помещение, поставили чайник и долго пили чай, разговаривая обо всем. Именно от Молодова я узнал, как закончились тренировки на Эльбрусе. Как и ожидалось все, кто попал в итоге в первую группу, проявили себя на высоте. Володька с Генкой дождались группу, сообщили о случившемся и отправились ко второй группе. Там провели необходимые учения. Особо выделился Костарев, который единственный смог выполнить все задания. Я удивленно глянул на парня. Тот на похвальбу Молодова никак не отреагировал и вновь был какой-то отстраненный, холодный. «Нужно поговорить с ним», — внезапно понял я. Хватит делать вид, что мы не замечаем друг друга. Пора поговорить. И в этом разговоре расставить все точки над «и». Так я смогу узнать всю правду, в том числе и по возможным махинациям, которые они вместе с Кайратом Айдыновичем задумали против меня. Впрочем, шанс такой довольно скоро выпал. Мы выпили чай, разошлись по своим делам — кто читать книгу, кто слушать радио, а кто вновь повторять все узлы. Костарев был в стороне, ходил вдоль полки с книгами, даже не смотря на них. — Ты молодец, — сказал я, подходя к Костареву. — Молодов тебя сегодня хвалил. — Ты тоже пришел похвалить? — спросил Роман, но я не понял по его интонации — пытается он язвить, или просто спрашивает? Парень был растерянный. — Я пришел наладить контакт. Нам предстоит очень важное, ответственное, а главное очень сложное дело. И разладов в группе не должно возникать. Раньше у нас с тобой были определенные трения. Но пусть это останется в прошлом. Нужно быть вместе. — Андрей, послушай, — произнес шепотом Костарев, приблизившись ко мне. — На тебя я зла уже не держу. Ты спас мне жизнь. — Что? — На том соревновании, когда ты рывок Нестерова повторил. Ты ведь мне жизнь спас, вернулся за мной, хотя мог выше лезть и победить. Но ты не стал этого делать. Ты вернулся. Протянул мне руку, не дал упасть. И спас мне жизнь. Поэтому я только благодарен тебе, никаких конфликтов. Это откровение произвело на меня эффект, я смотрел на парня и не знал, что сказать в ответ. — Меня другое беспокоит, — продолжил Костарев и его голос совсем стал хриплым и едва слышимым. Глаза парня вдруг сделались стеклянными, словно неживыми. — Что беспокоит? — спросил я. — Я умру, — выдохнул Костарев. И посмотрел на меня этими жуткими глазами, полными боли и слез. — Ты чего? — только и смог вымолвить я. — Я умру, — повторил он. — Понимаешь? Умру. — Чего это ты помирать собрался? — Я чувствую, — прошептал я. — Чувствую, что не справлюсь и погибну на горе. — Ты чего раньше времени себя хоронишь? Прекрати даже думать об этом! Молодов сказал, что ты единственный, кто справился со всеми заданиями. Даже Володька на последнем запутался. А ты смог. Значит, и на Пике сможешь. — Ты не понимаешь! — обреченно ответил Роман. — Не в этом дело! — А в чем же? — Горе без разницы, какой ты крутой альпинист. Хоть тысячу заданий сделай, или миллион узлов свяжи и страховок. Если гора выбрала тебя, то так тому и быть. А она меня выбрала. — Выбрала? — Да, чтобы я там остался, у нее. — С чего это ты так решил? — Мне снился Пик Победы. И он сказал, что я останусь на его высоте, навсегда. — Послушай, Роман, ты просто нервничаешь. Это нормально. Только ты не показываешь свои тревоги и переживания, вот они у тебя так и проявляются, бессознательно, через сны. Это хорошо, что ты мне об этом рассказал, поделился. После этого будет легче, поверь мне. Ну а если сны продолжаться, то еще подходи, обсудим. Договорились? Костарев кивнул. Я глянул на парня. Он вновь начал приходить в себя, глаза потеплели, на лице появилась чуть заметная стыдливая улыбка. — Андрей, ты не обращай внимания, — произнес он. — Это я просто от напряжения. — Ничего, ты главное в себе не держи. Зови, если нужно поговорить. Костарев кивнул и поспешно ушел, оставляя меня в смятении. Я понимал, что парень сильно переживает. И если он это не преодолеет, то может сыграть для него очень плохо. Заменить я тоже его не могу — он в утвержденном списке, а значит необходимо усилить наблюдение за Костаревым и в случае необходимости выправлять его психологическое состояние. Ну и делишки! Впрочем, размышлять о ситуации долго не пришлось — дали команду отбой и мы принялись готовиться ко сну.…Все вокруг было в белом мареве. Я огляделся, пытаясь понять, где нахожусь. И лишь когда холодный ветер прошелся по спине, вдруг сообразил, что стою на горе. На самой вершине. И нет на мне ничего, ни одежды, ни амуниции, ни даже веревки и ледоруба. Как тут оказался? Я понятия не имел. Но даже не это меня сейчас напугало. Напротив, ощущение было больше похоже на ликование. Наверху! Однако, когда что-то незримое нависло за спиной, радость прошла. Я оглянулся, но ничего не увидел. Однако ощущение присутствия кого-то постороннего не проходило. Неизвестное было рядом. И оно явно не хотелось уходить. Я продолжал стоять, окончательно растерявшись. Как спуститься вниз? Сесть на задницу, и скатиться вниз? Нет, меня же просто размажет о первые скалы, камни и ледяные торосы. «Берегись!» — прошептал вдруг женский голос у самого уха и я вздрогнул. Я узнал, кому принадлежит голос. Это был эльбрусская дева, та самая, которая мне встретилась тогда. Оно помогла мне вернуться назад. Что же хотела сейчас? «Берегись!», — повторила она. Страх медленно сменился любопытством и даже раздражением — кого я должен боятся? Я оглянулся. Девы за спиной не оказалось. Она словно тоже переместилась, вновь оказавшись за мной. И как я не старался вертеть головой или телом, узреть ее так и не смог. «Берегись!». «Кого?» — выдохнул я. Слово далось с трудом, словно я выплюнул кусок тряпки. «Горы, — ответила дева. — Не ходи на нее». «Это еще почему⁈» — вновь меня охватило раздражение. Дева долго не отвечала. Над головой свистел ветер, а снег больно бил по плечам ледяной крошкой. «Почему я не должен на нее ходить⁈» — закричал я, пытаясь переорать ветер. «Она хочет убить тебя», — ответила дева и вдруг оказалась прямо напротив меня. Я успел увидеть ее черное лицо и красные жуткие глаза… а потом вскочил с кровати и проснулся. Я был весь в холодном поту и дрожал то ли от страха, то ли от холода. А может быть и от того, и от другого одновременно. Но сон имеет свойство быстро проходить, реальность его пожирает. Вот и теперь, когда последние воспоминания о снежном человеке начали блекнуть, я услышал какой-то странный звук. Он исходил от моей кровати. Первым импульсивным желанием было подскочить и заглянуть вниз. Но я не стал этого делать, продолжая лежать и делать вид, что сплю. Нужно было понять, кто именно это там шуршит. И для каких целей. «А вдруг этого один из наемников Вектор, который хочет убить меня?», — подумал я и меня вновь объял липкий страх. Но быстро откинул эту мысль. Наемник сюда точно не проберется, значит, кто-то из своих. Заблудился? Я увидел тень. А вот и источник шума. Силуэт замер у изголовья моей кровати. А потом потянулся к подушке. Я понял, что медлить было нельзя, потому что что-то намечается, явно организованное против меня. Я схватил парня за руку, одновременно подскакивая с кровати. — Чего забыл тут? — рявкнул я, рассматривая руку неприятеля. В ладонях у незваного гостя внезапно оказалась пачка этикеток из-под конфет «Золотой вальс», которые принес Молодов — их золотиста этикетка поблескивала даже в полной темноте, отражая лунный свет. Я сразу же все понял. Вновь подстава. Одну мне такую уже устроили, когда сахар с кизяком смешали, а улики мне подкинули. Тут тоже решили действовать так же, пытаясь выставить меня крысой. Но фокус этот не прошел, я опередил гада. — Парни! Подъем! Подстава! — крикнул я. Нужны были свидетели, чтобы потом точно ни у кого вопросов не было, когда начну этого предателя лупить. Неприятель дернулся, не желая просто так быть раскрытым, но я держал крепко. — Что случилось? — спросил кто-то сонно. Заскрипели кровати, ребята просыпались. — Свет! Включите свет! — крикнул я. Парень вновь дернулся, уже отчаянней. Но я удержал его. Свет резанул глаза. Едва глаза привыкли к нему, как я глянул на ночного гостя. — Ты⁈ — только и смог выдохнуть я, удивленный таким неожиданным поворотом. Готов был увидеть кого угодно. Но точно не его. — Это ты⁈ — Я… — хмуро ответил Артем, отворачиваясь. А потом повернулся, глянул мне прямо в глаза и с вызовом повторил: — Я! Я!
Последние комментарии
9 часов 10 минут назад
17 часов 10 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад