Танец со стеклом (СИ) [Асия Шаманская] (fb2) читать онлайн

1

Лето выдалось в этом году особенно жарким, и я с превеликим наслаждением каждый день ждала вечера, чтобы стало хоть немного свежее. Если бы по такой погоде ещё приходилось ехать на работу, думаю, я не доехала бы ни дня. Я люблю все времена года, но уже радовалась скорому окончанию этого уличного хамама. Скоро закончится расслабленный период, и снова начнётся режим выживания под названием "университет-работа-иногда дом". Хотя я не жаловалась, я любила учёбу и была рада, что у меня есть работа. Вот и сейчас, подходя к клубу, в котором уже собрались все сливки общества, я радовалась встрече с девчонками и парнями. Коллектив у нас хороший.

— Дана, привет, опаздываешь что-то, — здоровается один из охранников.

— Привет, Миш. Зато я при полном боевом окрасе, — улыбаюсь я. Дома я уже сделала макияж и причёску, осталось лишь надеть костюм.

— Красотка, — улыбается Миша, тут же уходя работать.

— Девчонки, всем привет.

— Привет.

— Приветики.

— Привет, — слышится со всех углов гримёрки. — Готова к выступлению?

— Всегда готова, — улыбаюсь я.

— Сегодня же у Максика какой-то важный гость, поэтому вывели лучших. Что-то я переживаю.

Максик — это хозяин клуба. Хороший мужик. Нас никогда не давал в обиду. Вообще клуб был очень престижным, но ни с кем особо не церемонились. Охрана работала отлично, и лично у нас не было конфликтных ситуаций.

— Ты сама сказала, что вывели лучших. О чём переживать? — легко смеюсь, слегка поправляя макияж, добавляю блёсток.

Костюм сидел отлично, хоть и не очень мне нравился. Чёрное боди с вырезом над грудью. Сегодня обувь была не нужна. Ещё одним важным элементом были маски на лицо, чтобы нас не видели полностью, а потом не узнавали. Это была крутая фишка, которая обеспечивала нам какую-то степень безопасности.

— Девчонки, готовы? — осматривает нас администратор.

— Всегда готовы! — выкрикивает Олеся.

В клубе была одна большая сцена, а ещё несколько подсвеченных возвышенностей, одна из которых без ограждения с шестами. Часть девочек танцевала на сцене. Меня чаще всего ставили на возвышенность в центре, потому что я не боялась и не пищала. Точнее, на ней всегда была я, если она присутствовала в постановке. Танцы нам ставил хореограф, которого искал Максим, но на мой взгляд, можно было лучше выполнять свою работу за те деньги, которые он ей платил.

Начинает играть музыка, и представление начинается. Если отбросить тот момент, что на тебя смотрит полсотни похотливых мужчин, то всё прекрасно. Я любила танцевать. Здесь я растворялась, отключалась и забывала обо всём на свете.

Моя партия включала в себя и взаимодействие с шестом. Это было опасно на такой высоте, но я не могла отказаться от того адреналина, который получала в процессе. Взглядом лишь мажу по присутствующим. Максим сидит на своём излюбленном месте, а рядом с ним какой-то мужчина. Очень серьёзный и безэмоциональный. Сплошная маска. Забываю про них через 0,000001 секунды и заканчиваю свою партию. Словив кучу аплодисментов, мы выходим на перерыв. Самый сложный и грандиозный танец мы исполнили, дальше будет "go-go".

— Дана, ты как всегда шикарна, — пытается отдышаться Рита. — Я бы от страха умерла.

— Да, — соглашается Мила. — Я тоже. Грохнулась бы ещё на моменте подъёма.

— Да ладно вам, девчонки. Уверена, вы бы также отлично это сделали. Просто не пробовали.

На "go-go" мы выходили по трое по очереди. Я шла в первой тройке. Диджей уже раскачивал народ, а мы вышли на танец. Нас снова встречают аплодисментами. Я снова отключаюсь от похотливых взглядов, но от одного серьёзного не получается. Постоянно возвращаюсь к нему взглядом, радуясь тому, что в клубе темно, а на мне маска. Незнакомец сидит рядом с Максимом, который что-то ему эмоционально рассказывает, энергично жестикулируя при этом. В какой-то момент мне кажется, что мистер серьёзность тоже смотрит на меня, но я решаю, что мне показалось. Заканчиваю и ухожу в гримёрку. На сегодня всё. Можно со спокойной совестью собираться домой.

Ещё одним безусловным плюсом в клубе было то, что девочки не спали с клиентами. Максим резко отзывался по этому поводу, говоря, что у него клуб, а не бордель. Когда у него просили "вон ту блондинку" или "ну такую, жопастенькую", у него был один ответ — отрицательный. Если кто-то начинал возмущаться, долго не церемонились. Насколько я знала, у него были крупные связи. Когда я полностью переодеваюсь, в гримёрку стучат. Открываю дверь и вижу Максима.

— Привет, Дана, — улыбается мужчина.

— Здравствуй, Максим, — дружелюбно улыбаюсь в ответ. Он был достаточно ярким и харизматичным, но у нас были сугубо рабочие отношения. — Что-то случилось?

— Да, то есть нет, — мнётся Волков. — В общем, у меня сегодня друг здесь в гостях. Ему очень понравилось, как ты танцевала. Он хотел бы с тобой познакомиться, если ты не против, Дана. Только в этом случае. Я за него ручаюсь. Он не сделает ничего из того, чего бы ты не хотела.

— Макс, ты серьёзно? У нас же нет… — пытаюсь подобрать слово, но на ум ничего не приходит. — "Постобслуживания".

— Дана, — делает фейспалм Максим. — Это не "постобслуживание". Просто общение, которое, пойдёт по вашему общему желанию в какое-то русло. Если ты против, то никто не заставляет.

— И кто твой друг? — выгибаю бровь. По нему видно, что он не простой парень, а солидный мужчина.

— Марк Словецкий. Может быть, слышала? Крупный бизнесмен. У него своя строительная компания, — кажется, что-то знакомое. Возможно, я просто слышала где-то.

— Вряд ли, — пожимаю плечами. — Но всё же, Максим, прости, я откажусь. Не вижу в этом смысла.

— Ты же понимаешь, что он — богатый бизнесмен.

— И что? Если бы я прыгала в койку к каждому богатому бизнесмену, который меня хочет, то я была бы не танцовщицей, а проституткой, — смеясь, говорю я, хоть это и не совсем смешно.

Меня часто хотели здесь купить. Единственное, на что я надеялась — это Максим. За полтора года моей работы здесь он показал себя только с лучшей стороны, ни разу не дал в обиду ни одну девчонку.

— Никогда не устану тебе поражаться, Дана, — усмехается Максим, пропуская меня. — Тебе машину дать?

— Спасибо, но нет, не хочу, чтобы начали болтать, что я на особом счету, — смеюсь я, отправив воздушный поцелуй, и ухожу.

Волков в самом начале пытался подкатить ко мне, но он был не в моём вкусе. А я не тот человек, который будет начинать отношения лишь бы они были, поэтому честно сразу расставила точки над и. Максим всё понял, но иногда старался как-то мне помочь. А мне, на самом деле, не хотелось разговоров или ещё чего-то. Максим нравился многим девчонкам, а это значило, что я могла заработать много врагов-женщин. Оно мне надо?

Выхожу через служебный вход. Три часа ночи. Смиренно жду такси, вдыхая ночную прохладу. В этот самый момент я всегда ощущаю себя свободной. Словно мне всё по плечу, и я всё смогу, а впереди только лучшее. Смотрю на звёзды, считая одну за другой. Затем от усталости закрываю глаза, продолжая вдыхать свежесть. Вспоминаю, как мы с родителями ходили в поход в горы. Там было также свежо, а звёзды казались еще ближе. Губы трогает счастливая улыбка. Из воспоминаний вырывает звук уведомления, оповещающий о том, что приехало такси. У нас была корпоративная развозка, поэтому можно было не переживать. Возили одни и те же ребята, которые отвечали за нашу сохранность перед Максом. Именно поэтому я любила свою работу. Пока я учусь о чём-то другом можно не мечтать.

Добираюсь до дома за полчаса, напрочь забыв о незнакомце и предложении Максима. В квартире принимаю тёплую ванну, полностью расслабляясь. Остался последний год обучения, а потом я смогу свободно строить свою карьеру. Хоть мне и нравилось в клубе, всё же не предел моих мечтаний. Осталась неделя до начала занятий, а потом мы снова входим в усиленный режим. Хоть и будет тяжело, я готова.

2

Неделя пролетела быстро, и вот уже пятница, а я собираюсь в клуб. Отдохнуть не получилось, потому что всю неделю мы репетировали новый танец, я закупала необходимую канцелярию в университет, готовила вещи на всю первую неделю обучения и повторяла какую-то теорию. Да, я очень любила оставлять всё на последний момент.

Делаю яркий красивый макияж и накручиваю локоны. Вызвав такси, спешно спускаюсь вниз.

Я немного опаздывала, так как сбор у нас за полтора часа, но сегодня весь город встал. Конечно, последняя пятница лета. Нервно тереблю замок на сумке, поглядывая на время. Лучше бы я за три часа приехала.

Через десять минут моих нервных ёрзаний, такси останавливается у клуба. Пулей вылетаю и несусь со всех ног к служебному входу. Так как номер новый, нам нужно его прогнать на сцене, а меня и так хореограф не жалеет. Эвелина липла и тянулась к Максу, а он проявлял симпатию ко мне, поэтому врагом я всё же стала. Да и профессионалом она была сомнительным. Каждый раз пыталась меня задвинуть назад, но опять же Макс дал ей понять, что этого не будет. На самом деле, я была ему безумно благодарна, но очень боялась проявлять хоть какие-то эмоции, чтобы он не подумал, что я могу ему ответить тем же.

Залетаю в гримёрку и быстро надеваю костюм. Девчонки уже готовы, когда я выхожу в зал. Эвелина липнет к Максиму, но, завидев меня, сразу принимается отчитывать:

— Королёва, — высокомерно говорит Эвелина. — Ты не королева, чтобы мы все тебя ждали.

Игнорирую девушку, занимая своё место.

— Тебя не смущает, да, что мы ждём?

— Эв, успокойся, — тихо просит Максим.

— Максим, она разлагает дисциплину!

— Я приношу свои извинения за моё опоздание. Можем начать репетицию?

— Ты мне ещё указывать будешь? — истерично вскрикивает Эвелина.

— Эва, — уже более громко зовёт её Волков. — Ты че завелась? Начинайте прогон.

Я вижу, как она злится, но знает, что сделать ничего не может. Я не испытываю даже ликования, ведь я не считаю её своей соперницей ни в каком плане.

— Начали, — резко говорит девушка, приземляясь рядом с Волковым, цепляясь за него рукой, словно кто-то сейчас его отберёт.

Играет музыка, и мы начинаем. Всё отточено донельзя лучше, девчонки молодцы. Если честно, Эвелина вообще не особо много приносила пользы. Говорила какие-то базовые вещи, а дальше мы сами придумывали что-то интересное. Но даже это было вполсилы.

— Девочки, плохо, — снова высокомерно кричит эта женщина.

— А мне понравилось, — улыбается Макс. — Молодцы, девчонки.

— Ну, какой учитель, — улыбкой великой соблазнительницы одаривает она парня, пока мы с девчонками переглядываемся с усмешкой.

Репетируем ещё раз, а потом идём на перерыв перед началом. Я спускаюсь со своей возвышенности, направляясь к Максиму.

— Привет, Дана, — улыбается парень.

— Здравствуй, — тоже мило улыбаюсь, замечая, как закипает Эвелиночка. — Дело есть. Как ты смотришь на "Aerial pole flow"?

— Translate, please, — смеётся Волков.

— Ну, это как шест, только он летает, — смеюсь я, пытаясь объяснить.

— Ты и на этом не айс смотришься, — с кислой миной выдаёт Эвелина.

— Эвелина, оставь нас, пожалуйста, — тоном, не требующим возражений, произносит Волков, однако, Эвелина не самый умный представитель расы.

— Максик, но я ведь хореограф. Как без меня обсуждать такие моменты? — заискивающе пищит "хореограф", а я не понимаю, как можно так унижаться.

— Эвелина, — уже предупреждающе рычит Максим, после чего девушка уходит, обиженно надув губы. — Дан, ты не обращай внимания.

— Я и не обращаю, Макс. Я знаю себе цену, и на что я способна. В общем, — меняю тему. — Это летающий шест. Здесь больше акробатика, но я могла бы это сделать. Сама поставить свою партию.

— Дана, тебе жизнь совсем не дорога? — хмурится парень.

— Эмоции дороже, — смеюсь я. — Если хочешь, я могу тебе это в деле показать. Я занимаюсь индивидуально в студии.

— Давай, — сразу же соглашается Волков. — Когда?

— Здарова, Максон, — слышу я низкий голос с хрипотцой.

— Привет, Марк, — жмёт протянутую руку парень.

— А вот и прекрасная девушка, которая не захотела со мной знакомиться. Но от судьбы не убежишь, верно? — изучает меня холодными синими глазами, а меня прошибает током от этого взгляда.

— Вы знаете, а я и от неё люблю побегать.

— Я — Марк.

— Дана. Макс, давай потом продолжим, я пойду подготовлюсь к выступлению, — снова решаю обморозиться.

Я же знаю, что это всё закончится в самом начале. Такие, как Марк Словецкий, никогда не будут тратить своё драгоценное время на какую-то девушку из клуба. У него этих Дан, Лан — километр. Поправляю макияж, готовясь к выступлению. Даже голову не забиваю себе мыслями о Марке. Когда все девочки идут на сцену, меня у выхода останавливает Эвелина.

— Значит так, — резко начинает она, вцепившись в мою руку. — Запомни раз и навсегда: Максим — мой. И даже не пытайся крутить своей задницей перед ним, чтобы его увести. Я тебя уничтожу. Всё что он испытывает — это жалость к сиротке, но не больше.

— Мне кажется, он не телок безвольный, чтобы его уводить, — сдерживая слёзы, улыбаюсь я. — Это во-первых. Во-вторых, не смей никогда упоминать мою семью.

— Не то что? У тебя же образ, наверное, такой. Сирота с тяжёлой судьбой, обиженная овечка.

— Да, — спокойно отвечаю я. — У меня нет родителей. Но за тот промежуток, что они были рядом, они научили меня уважать себя и никогда не унижаться, поэтому я, пожалуй, оставлю тебя и пойду выступать.

Выдернув руку, я обхожу её, толкая дверь, за которой стоит Макс. Я не знаю, сколько он слышал, но выглядит Волков злым. Эвелина в секунду меняется в лице. Испуг — это самое малое. Ужас в глазах и паника.

— Максик, это не то что ты подумал! — начинает лепетать девушка, но я её уже не слушаю, оставляя их разбираться самих.

Поднимаюсь на свою возвышенность, глуша внутри обиду и боль. Надеваю красивую улыбку и силой заставляю себя не смотреть в сторону, из которой чувствую прожигающий взгляд. Не позволяю эмоциям взять над собой верх, иначе начну допускать ошибки. Мы танцуем на ура, а на входе в гримёрку меня останавливает за руку Максим.

— Дана, прости за неё.

— Всё в порядке, Макс. Ты за неё не отвечаешь.

— Она давно тебя цепляет.

— Я могу уйти, чтобы не было конфликтов.

— Нет, — твёрдо говорит Волков. — Эвелины здесь больше не будет.

— Как? — удивлённо хлопаю глазами.

— Вот так. Ты хотела показать мне мастер-класс. Когда и где?

— Давай завтра перед работой. Я скину адрес.

— Договорились, — кивает Максим и уходит. Волков не выглядит расстроенным из-за ухода Эвелины. Думаю, она достала всех, но совать нос в их отношения мне не хотелось.

Сегодня я выступала в последней тройке, поэтому у меня было достаточно времени, чтобы, наконец, успокоиться и привести мысли в порядок. Достаю из сумки фотографию с родителями. Она была сделана на полароид и была безумно дорога для меня. Закрываю глаза, вспоминая тот день, когда мы сделали её. У меня был день рождения. Десять лет. Родители накрыли шикарный стол, подарили кучу подарков. Утром меня ждали шары и цветы по всей квартире. Мы весь день валялись в кровати, смотрели домашний кинотеатр и объедались сладким, а потом фотографировались. Я была самым счастливым ребёнком на свете. Открыв глаза, смахиваю слёзы. Залпом выпиваю стакан холодной воды. Когда очередь доходит до меня, я уже абсолютно спокойна. Танцую свою программу, один раз позволив себе глянуть на Макса и Марка, все ещё находившихся здесь. Быстро переодеваюсь, вызвав такси. Хочется в душ и спать. Половина шестого утра. Уже глаза слипаются. Слышу подъезжающую машину, но уведомления не было, а это значит, что это не моё такси.

— Это точно судьба, — снова слышу этот голос. Низкий и бархатный. Такой приятный.

— Или стечение обстоятельств, — не открывая глаз, выдыхаю я.

— Я убеждён, что судьба.

— Вы — фаталист? — усмехаюсь я.

— Нет. Я привык всё брать в свои руки.

— Значит, это не судьба, и вы противоречите себе.

— Просто я управляю своей судьбой, — с победным видом говорит Марк. Технически он обыграл меня. — Поэтому снова очень прошу составить мне компанию.

— И где же?

— На твой выбор, Дана. Где угодно. Когда надоест, я отвезу тебя домой.

Слышу уведомление и вижу такси.

— Уже надоело, — смеюсь я и прыгаю в машину.

Вижу растерянное лицо Марка, и мне становится ещё смешнее.

Кажется, с Марком Словецким так никто ещё не поступал. Что ж, с почином.

Всю дорогу до дома вспоминаю его лицо, от чего посмеиваюсь, а Михаил — таксист, косо смотрит на меня.

— Дан, ты часом с ума не сошла?

— Часом да, сошла, кажется.

Дома я быстро принимаю душ. Пока пью чай, вспоминаю, что обещала скинуть Максу время и место. Сообщение прочитано почти сразу, что меня слегка удивляет. Он что, сидел и ждал? Решив не размышлять об этом, я засыпаю за одну секунду, измотанная и уставшая.

Просыпаюсь ближе к обеду. Моя суперспособность — высыпаться даже за один час часто играла мне на руку. Быстро привожу себя в порядок, решая не делать макияж заранее, а оставить это на вечер. Одеваюсь тоже максимально просто. Спортивный костюм и кеды. Студия находилась недалеко от дома, и я дохожу туда за пятнадцать минут. Машина Волкова уже стоит. Завидев меня, парень выходит, выбрасывая сигарету. Он вообще дымил как паровоз то кальяны, то сигареты.

— Привет, Даная. Так непривычно тебя видеть без макияжа, тебе как будто пятнадцать, — смеётся парень.

— Я даже не знаю, как это принять. С обидой или благодарностью, — смеюсь в ответ.

— Да я в хорошем смысле. Макияж тебя украшает, но и без него ты красивая девчонка.

— Спасибо, — без смущения отвечаю я. Ну а что? Если я красивая. — Идём?

— Идём.

Мы проходим через череду узких коридоров, останавливаясь у необходимого зала. Я открываю дверь ключом, взятым у администратора, и пропускаю Максима.

— Только не говори, что ты будешь сейчас здесь что-то делать? — смотрит парень с открытым ртом на подвешенные шесты и обручи.

— Ладно, не буду говорить, — мирно соглашаюсь, снимая кофту. На мне остаётся топ и лосины.

— Дана, не надо, это же опасно, — обеспокоено просит Макс.

— Макс, я делаю это постоянно. Пока ещё не падала, — смеюсь.

Включив музыку, начинаю демонстрировать то, чему научилась. Легкость почти в невесомости давалась не так легко. На самом деле, это было очень тяжело, и без хорошей физической подготовки тут делать было нечего. А я с лёгкостью кружила, даже спрыгивая с обруча на шест и обратно. Музыка заканчивается, когда я звёздочкой лежу в обруче, держась одной рукой, а вторую изящно тяну вверх.

— Блять, Королёва, ты сумасшедшая, отвечаю, — когда смотрю на парня, то вижу его глаза, вылетающие из орбит.

— Спасибо, — легко спрыгиваю вниз. — Ну так что? Добавим во всё это больше эротизма и секса, и всё. Твой клуб — лучший в городе по танцам. Будет фишкой.

— Идея классная, Дан. Но это опасно.

— Макс, ты чего, как скучный родитель? Я всё равно этим занимаюсь. И совершенно бесплатно предлагаю внедрить в твой клуб, — смеюсь я.

— Ты станешь моим хореографом? — шутливо спрашивает Волков.

— Ты серьёзно?

— Да, я не слепой. Я видел, что большую часть танцев вы ставили сами себе, а по уровню профессионализма Эве до тебя, как до Луны и обратно. И с девочками у тебя хорошие отношения.

— Я и так готова ставить, но сама тоже буду танцевать.

— Но оплата будет выше, как ты понимаешь.

— Макс, ты и так предлагаешь божеские условия, — возражаю я. Я, конечно, ценила свой труд, но мне было несложно делать это для Макса.

— Это не обсуждается, Дана.

— Хорошо, — смысл спорить. Всё равно всучит эти деньги.

— Вот и отлично, тогда сегодня объявлю это девочкам. Поможешь с поиском и установкой этих штуковин?

— Конечно, — радостно хлопаю я в ладоши.

— Давай заедем куда-то перекусить, а потом уже в клуб?

— А в клубе не перекусывается?

— В клубе ты не составишь мне компанию, чтобы лишнего не подумали, — уже выучил меня Волков. — Ну же, давай. Я уже понял, что ты равнодушна ко мне.

— На самом деле, это не так. Я очень тебе благодарна и испытываю симпатию, но как к человеку. Не как к мужчине, — честно отвечаю я.

— Тогда предлагаю дружбу, — красиво смеётся парень, демонстрируя ямочки на щеках.

— Вот на это я согласна.

Я из тех людей, которые верили в дружбу мужчин и женщин. Да, говорят, что этого нет, и один всегда хочет другого. И даже сейчас Макс, вероятнее всего, был бы не против отношений или, как минимум, секса. Но иногда встречаешь людей, которые могут держать свои желания под контролем. Макс был одним из них. Возможно, со временем, у него пропадёт это желание, тогда точно получится отменная дружба.

— И на обед в кафе согласна, — добавляю я. — Поехали.

Когда я перестаю бояться, что Макс воспримет моё дружелюбие как романтичное влечение, общаться становится легче. Мы болтаем на разные темы, и мне нравится это общение. Я вообще очень общительный человек, но редко можно встретить хорошего собеседника без гадких намерений, коим я считала Максима Волкова.

— Я буду платить, — начинает великий спор Максим.

— Конечно же, нет. У нас дружеский обед, — смеюсь я. Нет, я не ярая феминистка, просто он не обязан.

— Да, это я тебя пригласил, поэтому, извини, но плачу я, — тоже смеётся парень. С ним очень легко, что мне безумно нравится.

В клуб подъезжаем даже рано. С одной стороны, это хорошо, потому что нет девчонок. Хоть они меня и любили, но женщины есть женщины. Обсудили бы обязательно. Я иду делать макияж и вообще приводить себя в порядок. Добавляю блёсток, подкручиваю ресницы и волосы, крашу губы помадой. Когда полностью готова, иду в зал, чтобы прикинуть расстояние и место. Макс подходит, смотря в потолок винте со мной.

— Твой друг сегодня снова придёт испытывать судьбу?

— Марк? Он просто так не отступит, — сложив руки в карманы, ржёт Максим. — Чем больше отказываешься, тем больше распаляешь его.

— Какие мы огненные, — кривляюсь, на что парень ещё больше заходится смехом.

— Девчонки, всем привет, — говорит мне за спину Максим, и я вижу их на сцене. — У меня для вас новости. И обе хорошие. Эвелина больше не работает здесь. И ваш новый хореограф — Даная. Со следующей недели, если успеем, будет новая программа с акробатическими элементами. А вас всех ждёт премия, если успеете.

Девочки положительно реагируют на обе новости.

— Сегодня старая программа, девчонки. Завтра и в понедельник вы отдыхаете, а со вторника уже начнём постановки и репетиции, — улыбаюсь я. — Акробатику я беру на себя, но если кто-то захочет, то я могу вас начать тренировать, но сначала в зале.

Они ещё не знают, что это, поэтому их глаза загораются.

Мы репетируем, танцуем и вечер проходит довольно быстро. Марка, к счастью, сегодня здесь не наблюдалось, чему я была безумно рада. Осталось отдохнуть воскресенье, и с понедельника начинается сентябрь. Не очень повезло, но ладно. Учёбу я тоже любила.

3

Неделя пролетает очень быстро. За лето я всё же отвыкла от учёбы, да и с Максом мы поработали на славу. Быстро нашли и установили всё необходимое, а уже во вторник я начала ставить танец. Девчонки с открытыми ртами наблюдали за этим, а Макс каждые две минуты кричал, чтобы я была аккуратнее, вызывая у меня смех.

— Зачем я согласился на это? — с видом великомученика в потолок спрашивает Волков.

— Чтобы было много денег и популярности, — деловито раскачиваясь на кольце, сообщаю я.

Макс подсуетился, подняв в медиапространстве шумиху о предстоящем шоу. Хореография девочек тоже стала сложнее. Я видела, на что они способны, и это не просто виляние задницей у шеста. Максу очень понравилось то, что мы показали на репетиции. И в пятницу мы прогоняли весь день.

— Девчонки, вы красотки, отлично делаете всё. Главное, не зажимайтесь. Будьте лёгкими, как пушинки. Ничего не бойтесь.

Когда мы выходим на сцену, я снова чувствую, как меня окатывает ледяной водой. Это всё те же ледяные голубые глаза. Забиваю на всё, отдавая себя танцу. Девочки по очереди начинали свои партии, пока я стояла немного в тени. Когда они все показывают себя во всей красе, я цепляюсь за пилон, поднимаясь вверх. Сначала держусь обеими руками, затем одной, затем просто ногами. Спрыгиваю на обруч, эротично двигаясь на нём.

На самом деле, я не считала то, что мы делаем чем-то развратным. Это было искусством, пусть и своеобразным. Между эротичностью и пошлостью — тонкая грань, которую легко перешагнуть, но я отлично балансировала.

Мост, свечка, кольцо, складка Феликс, райская птица, и, наконец, прыжок с пилона на пилон — всё это я делаю уже внизу. Толпа взрывается дикими аплодисментами, пошлыми выкриками, пока я тяжело дышу. Смотрю в сторону Макса, который хлопает с широко распахнутыми глазами и Марка, который выглядит задумчивым.

— Какие молодцы! — кричит Макс за кулисами. — Вы представляете, сколько завтра будет народу? Это же просто пушка, молодец, Дана! Молодцы все вы!

Девчонки улыбаются, выражая тоже свой восторг. Все-таки не на репетиции мы выкладываешься гораздо больше. Придя в себя, тоже хвалю девочек, собираясь домой. В "go-go" я больше участие не принимала.

— Дан, это тебе, — тянет шикарный букет роз Максим. — Не смотри так. Я тоже тебе купил цветы, но заказал доставку на завтра домой. Это от Марка, он просил передать.

— А если я не возьму? — вкрадчиво спрашиваю.

— Возьми. Ты ещё больше этого букета заслужила, — смеётся парень.

— Спасибо, — ладно, цветы не виноваты.

Выйдя со служебного после череды восторженных отзывов от охраны, я сразу же натыкаюсь на Словецкого, опирающегося о пассажирскую дверь. Он уже научен горьким опытом моих побегов.

— Не смей сбегать, — серьёзно произносит мужчина.

— Не то что? — лукаво улыбаюсь. Признаться честно, мне нравилось с ним играть. — Кстати, спасибо за цветы. Красивые.

— Не то я поеду следом. И будь уверена, точно догоню.

— Ух ты! Да вы сама серьёзность, Марк Алексеевич! И? Что дальше? Возьмёте меня в заложники?

— Да, — щурится Словецкий. — На всю оставшуюся ночь.

— Здорово, — делаю вид, что радусь, как ребёнок. — Я ещё никогда не была заложницей.

— Садись, — открывает мне дверь.

— А если вы окажетесь маньяком? — теперь уже я щурю глаза.

— Не окажусь. Мы просто поедим где-нибудь и пообщаемся, а потом я отвезу тебя домой, обещаю.

— Ладно, — вздыхаю, словно делаю одолжение.

Марк был красивым. На вид ему было около тридцати лет. Высокий, статный, накачанный. Голубые глаза, ярко выраженные скулы, тёмно-каштановые волосы, пухловатые губы. Черты лица были правильными, но он не был смазливым. Это была мужская красота.

В машине пристёгиваюсь, оценивая комфортный дорогой салон BMW.

— Давай я положу цветы назад, — предлагает Марк.

— Нет, — качаю головой в знак отрицания. — Они поедут со мной.

Словецкий ведёт бровью, но ничего не говорит. Просто заводит машину и трогается с места.

— Какую кухню ты любишь? — спрашивает, пока я наблюдаю, как красиво он ведёт машину.

— Не принципиально, — пожимаю плечами. — Но я вообще не голодна. Мороженое хочу.

— Как можно не быть голодной после такой физической нагрузки? — удивлённо вопрошает Марк, а я отмечаю про себя, как вкусно от него пахнет. Вроде, и ничего супер оригинального: бергамот, мускус и апельсин. Но есть что-то ещё, что кружит голову.

— Да как-то я не любитель на ночь объедаться. Но обязательно составлю вам компанию.

— Может хватит "выкать"? Я что, совсем плох? — усмехнувшись, бросает взгляд на меня, а я снова отмечаю, какие красивые у него руки. Мышцы рельефно выделялись из-под белоснежной рубашки. Кстати, и она шикарно смотрелась на загорелом теле. Словецкий явно грел свою груду мышц где-то на островах.

— Ну что вы, — специально подчеркиваю. — Очень даже не плохи.

— Тогда давай на "ты".

— Я постараюсь. И что, часто ты дожидаешься вторую неделю вредных танцовщиц из клуба?

— Не поверишь, впервые, — усмехается мужчина.

— И как затея? Нравится? — с лёгким ехидством доканываю парня.

— Очень, — поддерживает мой смех Марк. — Встречный вопрос. Как часто ты соглашаешься на такие прогулки?

— Никогда, — прыскаю от смеха. — Просто вы… то есть ты был сегодня очень убедителен.

— А как часто изъявляют желание? — и снова я отмечаю, как же красиво он ведёт машину. Уверенно и плавно, я бы даже сказала расслабленно. Явно получает удовольствие от этого. У меня были права, но я всё время боялась и тряслась за рулём.

— Не знаю, — пожимаю плечами с лёгкой улыбкой на губах. — Я Максу сказала мне не говорить даже о них. Он только тебя мне сватал.

— Сватал? — смеётся мужчина, демонстрируя ровные белые зубы, вызывая смех и у меня. Почему-то с ним мне было очень легко, хотя что-то словно давило. Возможно, это его сильная мужская энергетика.

— Да, вообще у нас нет контакта с гостями. Мы поэтому и в масках всегда. И Макс очень тщательно следит за этим, за что ему мы очень благодарны.

Марк паркуется у высокого здания. Здесь расположен один из самых престижных и дорогих ресторанов. Кто бы сомневался. Марк, как настоящий джентльмен, открывает мне дверь и помогает выйти.

— Цветы ты с собой понесёшь, я так понимаю?

— Конечно, там в вазу поставят.

Нас встречает девушка-хостес невысокого роста, но высокого мнения о себе, как мне кажется.

— Здравствуйте, Марк Алексеевич. Рады приветствовать вас в нашем ресторане.

— Здравствуй. У нас на крыше, — вежливо, но сухо отвечает Словецкий.

— Да, конечно, пойдёмте, я вас провожу.

— Спасибо, мы сами дойдём. Отправь к нам официанта.

— Хорошо, Марк Алексеевич.

Марк берёт меня за руку, ведя к лифтам. Мы поднимаемся на шестнадцатый этаж, где на крыше оборудован шикарный столик. Здесь всё украшено огоньками и цветами, а вид на город просто невероятный.

— Доброй ночи. Меня зовут Михаил. Я ваш официант на сегодняшний вечер. Позвольте, я поставлю цветы в вазу, — я протягиваю букет, всё ещё находясь под впечатлением. — Марк Алексеевич, вы готовы сразу сделать заказ или нужно время?

— Сразу, — где-то практически над ухом слышу я низкий бархатный голос.

— Мне клубничное и кокосовое мороженое, и зелёный чай на ваш вкус.

— Мне как обычно. Красиво, правда? — кажется, Михаил ушёл.

— Невероятно. Я вообще люблю ночь. При свете дня мы не такие искренние, как бы странно это не звучало. А ещё ночью кажется, что завтра точно всё будет по плечу.

— Почему? — в его голосе я слышу улыбку. Явно от моих рассуждений.

— Потому что ночь всегда заканчивается рассветом. Даже самая тёмная, дождливая и холодная.

— Твоя ночь закончилась? — без тени смеха спрашивает парень.

— В моей ночи лучше не копаться, — смеюсь я, сбрасывая липкое негативное настроение. — А как насчёт твоей?

— Сегодня немного тучи разошлись, — лёгкая улыбка трогает его губы, и я залипаю. — Может, за стол?

— Давай, — позволяю проводить меня и усадить.

Почти сразу официант приносит наш заказ.

— Для вас клубничное и кокосовое мороженое, мандариновый чай. И для вас стейк из говядины с овощами-гриль и американо. Приятного вечера, если будут пожелания, просто нажмите на кнопку, — дружелюбно произносит парень.

— Спасибо, Михаил, — с улыбкой благодарю я.

Мороженое невероятно вкусное, и я уплетаю с удовольствием.

— Ты уверена, что не хочешь чего-то более весомого?

— Уверена. Хоть и выглядит аппетитно, но не пытайся меня накормить. Иначе завтра обруч сорву, а их только установили.

— Ты серьёзно? Тебе чтобы обруч сорвать, нужно несколько месяцев объедаться до отвала, — со смесью удивления и смеха говорит Словецкий. — Вкусно?

— Очень. Хочешь? — протягиваю ему ложку с мороженым. Марк гипнотически смотрит мне в глаза, а затем своей рукой направляет мою с ложкой в руке себе в рот. Я сглатываю от возникшего между нами электричества.

— И, правда, вкусно, — всё также, не сводя с меня глаз, говорит Марк.

— Ты, наверное, часто сюда ходишь? — хлопаю глазами, продолжая есть мороженое.

— Бываю, да. Какие-то встречи или мероприятия часто здесь проходят. У меня строительная компания, поэтому дома я редко бываю.

— Трудоголик до мозга костей.

— Откуда… — хочет спросить, но осекается.

— По тебе сразу видно, — смеюсь я.

— Что ещё по мне видно? — прожевав, настороженно, но со смешинкой спрашивает Марк.

— Что ты очень настойчивый, — смеюсь, начиная перечислять. — Что знаешь, чего хочешь от жизни. Что ты никогда не отступишь, если хочешь чего-то.

— Может быть, мне брать тебя с собой на встречи? Будешь рассказывать мне о людях, — шутит Марк.

На самом деле, я поняла гораздо больше. Мужчина казался мне ярым ревнивцем и собственником, но об этом я решила умолчать.

— Да, помощь экстрасенса в студию.

— Макс говорил, ты, вроде, учишься?

— Да, на последнем курсе.

— Работу с учёбой совмещаешь. Заслуживает уважения.

— Да, после окончания думаю менять работу. Макс уже в панике из-за этого, — смеюсь я, вспоминая, как он кричал, что договорится, чтобы диплом мне не дали.

— А родители? Не помогают?

— Нет, — решаю не вдаваться в подробности и не портить вечер. — А тебя как занесло в строительство?

— С детства было интересно что-то строить, что-то проектировать. Поступил и отучился. И ты права, не отступал, пока не добился всего, чего имею.

— Заслуживает уважения, — с серьёзным видом возвращаю его слова.

Мы уже всё съели, а я пью чай, снова любуясь видом.

— Не хочешь погулять?

— Серьёзно? — от удивления я даже взгляд резко не него перевела.

— А ты думала, я только про бизнес-встречам разъезжаю? — усмехнувшись, потягивается мужчина.

— Нет, но и о том, что ты гуляешь ночами с девушками тоже не думала.

— Это, скорее, исключение. На самом деле, я не гулял уже давно.

— Тогда чего сидим? — подрываюсь я, забирая свои цветы.

— А ты не устала? — спохватывается Словецкий, поднимаясь следом за мной.

— Мне двадцать лет. Я полна сил и энергии.

Почему-то мне не было страшно рядом с ним. Возможно, потому что Макс не стал бы знакомить меня с уродом. Сам Словецкий пообещал, что ничего не сделает мне, и я почему-то поверила, хотя в разрезе моей жизни вера в людей — это что-то непосильное.

Марк также за руку ведёт меня до машины, прощаясь с официантом и администратором. Хостес что-то лепечет вслед, но мы уже не слышим.

Словецкий доезжает до набережной, а я только сейчас замечаю охрану.

— У тебя есть охрана?

— Да, — на лице мужчины проскальзывает какая-то тень. — Есть необходимость в ней.

Мы гуляем несколько часов, комфортно общаясь при этом. Марк оказывается очень приятным и интересным собеседником. Поддерживает любую тему, интересуется моим мнением. Много говорим о творчестве: поэзии, театре, музыке, живописи. Уже в машине я читаю стихи, пока он с каким-то изумлением слушает.

— Что? — меня забавляет его реакция.

— Ничего, кажется, мне никогда не читали стихи на первом свидании. Да и вообще стихи.

— А у нас свидание? — театрально удивляюсь я.

— Да, — твёрдо говорит Словецкий, чтобы я не подумала иначе. — После первого обычно следует второе, кстати.

— На втором я тебе спою, — смеясь, обещаю Марку, на что он тоже заразительно улыбается. — Как я танцую, ты уже видел.

— А если серьёзно?

— Я так не умею.

— Когда? — видимо, он тянет все полезные в бизнесе качества во все сферы. Сейчас, к примеру, решительно и активно действует в отношении меня.

— Завтра я работаю. В воскресенье у меня выходной. Нужно только выполнить задание в университет.

— Тогда я заеду за тобой в воскресенье в семь вечера, — парень делает что-то в телефоне, а потом протягивает мне. — Запиши свой номер.

— А ты всегда такой, да? С места в карьер.

— Да, — довольно улыбается. — Думаешь, слишком самоуверен?

— Самую малость, — смеюсь я.

Марк мне очень понравился, но я не давала гормонам и восторгу взять над собой верх. Не планировала будущее и не придумала имена для наших детей. Я была уверена, что всё это будет краткосрочно. И если раньше я была ярой противницей подобного, то сейчас была готова согласиться и на одну ночь. Словецкий притягивал, как магнит.

Набираю свой номер, отдавая парню. Чувствую, как вибрирует мой.

— Просто проверил. После твоего побега уже не знаю, чего ждать.

— У меня богатая фантазия, — радостно улыбаюсь за наличие такого достоинства.

— Я вот не сомневаюсь ни разу.

Марк паркуется рядом с домом. На улице уже давно начался дождь. Даже не дождь, а ливень. Но мужчину это не останавливает. Он выходит с невозмутимым видом, чтобы проводить меня до подъезда. Я забираю цветы, выпрыгивая под эти струи. То что мы практически бежим до подъезда, ни разу нас не спасает. Мне становится даже слегка прохладно, зато Марк словно пышет.

— Ну пока, — в первые за вечер чувствую себя неуверенно в обществе мужчины.

— Пока, — снова гипнотически смотрит Словецкий, а затем наклоняется к губам, но останавливается буквально в паре миллиметров.

— Целуй уже, — шепчу ему в губы, после чего он не держит себя. Целует также, как и делает всё остальное — решительно, наслаждаясь процессом. В нос снова ударяет терпкий аромат его парфюма, смешанный с дождём. Это будоражит, вызывая во мне неведомые до этого эмоции. Мужчина целует умело и рьяно, а я слегка теряюсь под его напором. Марк легонько придерживает за талию, давая в любой момент возможность отступить, но я этого не хочу. Одной рукой держу цветы, а другую несмело кладу Словецкому на шею, слегка царапая коготками. На самом деле, всё слишком смело и откровенно для первого поцелуя, но мне нравится. Марк отрывается, когда у нас заканчивается воздух в лёгких, и смотрит на меня потемневшими глазами. Сейчас они мне не кажутся колючими, но меня по-прежнему затапливает этой синевой.

— Вот теперь пока, — смеётся хрипло мужчина, и я его в этом поддерживаю.

Захожу в квартиру, выглядывая из-за занавески, как Словецкий неспеша идёт в машину, а потом также неспеша, даже лениво и вальяжно выезжает со двора.

С довольным видом ставлю цветы-путешественники в вазу, касаясь горящих губ. Подавляю взбунтовавшиеся гормоны и иду в душ, сбрасывая мокрую одежду. Быстро проваваюсь в сон от событий насыщенного дня. Встаю уже ближе к трём часам дня. Неспеша обедаю, лениво собираюсь, а ещё все время меня не покидает довольная улыбка. В клуб приезжаю уже с макияжем и причёской.

— Девчонки, всем привет, — улыбаюсь. Думаю, что выгляжу, как идиотина, но мне без разницы.

— Привет. Че с тобой? — спрашивает Мила. — Больно довольная.

— Так выходной же завтра, — смеюсь.

Мы быстро репетируем. Сегодня у меня всё получается ещё легче, чем вчера.

— Привет, — из-за спины появляется Волков, приобнимая за талию.

— Привет, — и ему улыбаюсь.

— Тебе цветы пришли?

— Да, шикарные, Макс, спасибо, — просыпаться и встречать курьера с цветами очень здорово, на самом деле.

— Не помешаю? — слышу знакомый голос и вздрагиваю. Вообще-то сегодня его здесь быть не должно было.

— О, Марк, здарова, — тянет руку Макс.

— Привет, — мило улыбаюсь.

— Дана, нам пора выходить, — зовёт Мила, и я так ей благодарна.

Сегодня народу ещё больше. Как бы ни старался Макс, но самое эффективное — сарафанное радио. Мы снова танцуем свою программу, а я постоянно натыкаюсь на напряжённый взгляд Словецкого, следящий за каждым моим движением. К концу программы это становится невыносимо, поэтому я впервые рада, что мы закончили. Желаю девочкамхорошего вечера и, быстро переодевшись, ухожу. К моему удивлению, меня снова ждёт кортеж Марка.

— Мне кажется, или мы договаривались на воскресенье? — с улыбкой спрашиваю я.

— Не удержался, — улыбается в ответ мужчина, но глаза его остаются серьёзными.

— Тебе не понравилось выступление?

— Понравилось. Как и ещё полсотне присутствующих.

— Вот такая работа, — смеясь, развожу руками.

— Поехали, домой отвезу, — открывает дверь Марк, не спрашивая.

Решив не спорить, сажусь в машину.

— А о чём вы с Максом болтали? — как бы про между прочим спрашивает Марк.

— Благодарила его за цветы, которые он отправил в честь дебюта, — решаю не врать. Вообще не люблю врать. — А ты как здесь?

— Захотелось заехать, но завтра всё в силе.

— Куда поедем?

— Куда ты хочешь?

— Можем просто погулять, пока погода хорошая. Можно в кино сходить, сто лет не была.

— Понял. Организую развлекательную программу.

— Хорошо, — улыбаюсь.

— И ты мне обещала спеть.

— Да, я уже сегодня начала яйца пить, связки разрабатывать.

Марк в ответ лишь смеётся, явно понимая, что связался с самым несерьёзным человеком.

У дома он снова выходит проводить меня, но уже до квартиры, аргументируя ночью. Целоваться мы начинаем ещё в лифте, а останавливаемся лишь когда я прижата ко входной двери.

— Мне кажется, ты немного торопишь события.

— Тебе кажется, — шепчет над ухом Словецкий. — Но я никогда ничего не сделаю, чего бы ты не хотела, обещаю.

Заглянув в глаза, встречаюсь с волнением. Он боится моей реакции? Зря. Я сама тянусь, но целую легко, едва касаясь.

— Сейчас я хочу, чтобы ты поехал домой и тоже отдохнул. Потому что если ты завтра уснёшь на свидании, то это будет провал.

Марк широко улыбается и отходит от меня. Я спокойно открываю дверь и вхожу в квартиру. Слышу удаляющиеся шаги и съезжаю по двери спиной. Кажется, я влипла.

4

В воскресенье я вдоволь сплю, отсыпаясь на целую неделю вперёд. С утра неспеша готовлю себе завтрак, попутно изучая необходимую теорию, литературу и всё возможное. Закончив со всем необходимым, я начинаю уборку и стирку. Опять же на целую неделю, потому что вместе с учёбой и работой сил на это не остаётся от слова совсем.

Когда часы показывают начало шестого, начинаю собираться. Делаю лёгкий макияж, в котором преобладают коричневые тени и стрелки, подходящие к моим карим глазам, а волосы решаю не трогать. По природе у меня прямые темно-русые волосы. Я лишь сбрызгиваю их спреем с блёстками, чтобы они красиво переливались. Раз мы идём гулять и в кино, я решаю надеть чёрную юбку длиной миди и водолазку с кожаной курткой. Сидя в пороге, не могу определиться лишь с туфлями: каблуки или нет?

Поняв, что выгляжу, как дура, решаю скоротать ожидание за чтением. Я очень любила книги в любом виде, но сейчас в большей степени читала профессиональную литературу.

Углубляюсь настолько, что не сразу слышу вибрацию телефона.

— Да?

— Открой дверь, — слышу его улыбку в голосе.

Ничего не понимая, иду открывать. Марк стоит с двумя корзинами цветов и одним огромным букетом красных роз.

— Мы сейчас их дома сразу оставим, чтобы ты не носила их везде с собой, — со смешинками в глазах, но серьёзно говорит Словецкий, на что я начинаю звонко смеяться.

— Проходи, — успокоившись, приглашаю в дом.

Забираю цветы и уношу в комнату, пока Марк осматривается.

— Твоя или снимаешь?

— Моя.

Расставив цветы, выхожу к нему в коридор. Решение приходит само собой, когда я впрыгиваю в каблуки. Поднимаю глаза на Марка, а он неожиданно чмокает меня в щёку.

— Ты очень красивая, — смотрит горящими глазами, но большего не позволяет.

— Спасибо, я старалась, — смеюсь я.

Словецкий шикарен, как всегда, впрочем. Тёмно-синяя рубашка, чёрные зауженные брюки, туфли. В нём всё было прекрасно.

— Идём? — вырывает меня от любования Марк.

— Идём, — беру его за протянутую руку.

— Значит, программа такая, — сегодня он какой-то взбудораженный. — Сначала мы идём в кино, а потом гуляем. Правда, гуляем до ресторана.

— Отличный план, — смотрю с непонятно откуда взявшейся нежностью на мужчину. Так, Дана, возьми себя в руки. Всё это не навсегда.

— Ты чего? — хмурится Марк, поглядывая то на меня, то на дорогу.

— Ничего, просто задумалась о том, что уже завтра опять на учёбу.

— Не любишь учёбу?

— Да нет, наоборот. Перед твоим приходом я читала как раз учебную литературу.

— Кстати, а на какую работу хочешь сменить после получения диплома?

— Вообще я бы хотела открыть свою школу танцев. Но это со временем. А пока просто начать преподавать. Конкурсов и медалей в моей жизни было завались. Хочу учить.

— Я уверен, что у тебя всё получится, — улыбается Марк. — Ты очень находчивая и амбициозная.

— Да, я классная, хвали меня, — смеюсь, вызывая смех мужчины.

Мы останавливаемся у кинотеатра, и Марк предлагает попкорн и напитки.

— А давай! Попкорн и латте.

Когда мы входим в зал, то я там больше никого не наблюдаю.

— А почему мы одни? — хмурюсь, поднимая глаза на довольного Марка.

— Я выкупил зал, — довольно сообщает парень.

— Сумасшедший, — смеясь, качаю головой.

— Просто хочу побыть вдвоём. Да и мне этих людей итак хватает.

— Справедливо. Что за фильм?

— Какой-то ужас. Почему-то я решил, что тебе это определённо точно понравится.

— Ты попал в точку, — отпивая горячий латте, улыбаюсь я. — Люблю ужастики.

Весь сеанс я почти не отрываюсь от просмотра. Иногда чувствую пристальный взгляд Марка на себе, но когда поворачиваюсь, он делает вид, что внимательно смотрел фильм, вызывая у меня смех. В какой-то момент я чувствую непреодолимое желание положить голову Марку на плечо, но сдерживаю себя. Фильм заканчивается, и мы выходим, вдыхая прохладу сентябрьского вечера.

— Ты с таким интересом смотрела, как он изгонял демона, — держа меня за руку, веселится мужчина.

— Я восполняла пробелы в знаниях, — тоже ловлю эту волну. — Если вдруг у тебя в доме начнут сами передвигаться вещи, то можешь смело звонить.

— Бедная Нина Фёдоровна, — с самым серьёзным видом говорит Словецкий.

— Это кто?

— Моя домоуправительница, — гордо сообщает Словецкий.

— Вау, — единственное, на что меня хватает.

Мы как раз подходим к уютному ресторанчику. Не такому вычурному, что мне нравится ещё больше.

Садимся за столик у окна, и я любуюсь видом, пока Марк держит мои руки, пытаясь привлечь внимание.

— Я буду торт, — радостно сообщаю. — И чай.

— Какой рацион у тебя интересный. А я буду салат с говядиной, запечёный рис с уткой и овощами, американо.

— Какой торт вы желаете?

Бросаю взгляд в меню, определяясь за секунду:

— Маковый с лимоном, чай зелёный.

— Ты уверена, что не хочешь поесть нормально?

— Уверена.

В ресторане мы снова болтаем обо всём за едой. Веселимся, обсуждая самые разные вещи и делимся интересными моментами из жизни, из работы.

— Ты мне обещала спеть.

— Когда повезёшь меня домой, обязательно сделаю это.

— Кстати, сейчас можем потанцевать, — кивком головы Марк показывает на пары, кружащие в центре зала.

— Это всегда пожалуйста.

Мы выходим в центр зала, вклиниваясь между парами в свбодное место. Играет какая-то русская песня о любви.

— Ты, наверное, не любишь медляки в стиле топтания на месте? — на ухо говорит Словецкий, вызывая у меня табун мурашек по спине.

— Люблю. У них своя атмосфера. Вообще люблю всё атмосферное.

Мы ещё немного танцуем, а потом Марк катает меня по ночной Москве, пока я пою ему песни, крутящиеся на радио. Он смеётся, не сводя с меня глаз, и мне так нравится чувствовать себя сейчас желанной.

Марк снова идёт провожать меня до квартиры, так как часы показывают начало четвёртого утра. Чувствую, скоро он и до кровати меня проводит.

— Я уезжаю в командировку на неделю, — говорит Марк, разочарованно глядя на меня.

— Ну, хорошей командировки тебе, — тихо смеюсь.

— Ты не будешь скучать?

— Буду, — честно отвечаю. — Но буду надеяться, что время пролетит быстро и в твоей, и в моей суете.

— Я тоже буду скучать, — шёпотом сообщает Марк, а у меня все внутренности скручивает в узел от одного его шепота на ухо. — Я буду писать. Каждый день.

— Я буду ждать, — также шёпотом отвечаю мужчине.

— И не смей больше никуда ни с кем ходить, — сурово произносит мужчина.

— Я буду ждать тебя, — смеюсь ему на ухо, а затем тянусь, чтобы поцеловать. Но мой лёгкий поцелуй снова становится страстным и крышесносным. — Когда ты уезжаешь?

— Самолёт через два часа.

— Ты что, с ума сошёл? Ты же даже не выспался!

— Ничего страшного. Ты тоже.

— Ну мне всего лишь в университет и на работу.

— Вот именно, а я в самолёте посплю.

Спорить бесполезно, поэтому я ещё раз невесомо касаюсь его губ, добавляя:

— Иди.

Нехотя, Марк всё же отрывается от меня, неспешно спускаясь. Вхожу в квартиру, и жду у окна. Машу на прощание, окончательно убеждаясь, что встрескалась.

5

Неделя летит со скоростью света, как я и говорила. Мы с Марком часто списываемся, присылая какие-то милости друг другу. В основном, он мне, иногда и я брала инициативу в свои руки, но времени катастрофически не хватало, да и отвлекать мужчину не хотелось. В университете всё ещё идёт раскачка, ведь всего вторая неделя. Забегаю к своей любимой преподавательнице — Людмиле Павловне, которая сразу видит перемену во мне.

— Ты часом не влюбилась?

— Похоже на то, — смеюсь я.

— Даная, это, конечно, здорово, но не забрось учёбу. Ты талантливая девочка. Главное, баланс во всём.

— Учёбу я точно не брошу, — улыбаюсь я. — А с разбитым сердцем сколько шедевров на свет появляется?

— Только сердцу разбитому от этого не легче, — с тоской произносит женщина. — Я когда-то вот также влюбилась, но карьера была мне дороже. И где я сейчас?

— Конечно, вы ведь всего лишь лучший специалист ВУЗа, величайшая танцовщица, прекрасный человек.

— Да, спасибо, моя хорошая. Только он давно женился, внуков няньчит, а у меня жизнь пролетела, и никого не осталось.

— Возможно, это не совсем то, что вы хотите услышать, но у вас есть столько детей. Не родных, а ваших воспитанников. И у каждого ведь свой путь. У кого-то в детях и внуках, а у кого-то в карьере. Я считаю, что в жизни не стоит ни о чем жалеть.

— И правильно, деточка. Но если полюбила, то не отпускай. Вцепись обеими руками и держи.

Я решаю не вдаваться в подробности моей печальной влюблённости. Вряд ли женщина поймёт меня.

К пятнице я ставлю новый номер. С каждым разом получается всё лучше. Девчонки тянутся и стараются, да и у меня программа получается интереснее и сложнее. Настроение омрачает дождливая погода и то, что Марк не писал мне весь день, а сама я не решалась беспокоить мужчину.

Мы выходим на сцену, и я чувствую прожигающий взгляд. Снова. Держу себя в руках, стараясь не оборачиваться резко. Лишь в танце мажу взглядом по Словецкому и Волкову. Выполняю сложные движения: сокол, райская птица, орёл. Прыжки с пилона на пилон уже не кажутся чем-то захватывающим, но я вижу, как люди восторженно смотрят. Заканчивается музыка в моменте, когда я вишу вниз головой, держась ногами за кольцо. Словив кучу аплодисментов и пошлых выкриков, мы с девочками сексуально уходим.

Если честно, я очень ждала этой встречи, но сейчас я боюсь. Тяну время, зная, что Марк ждёт меня. Может сбежать? Да нет, это глупо. Собираюсь с силами и иду в сторону выхода. Макс ловит меня, сообщая, что за две недели выросла выручка, и он готов целовать и руки, и ноги, которыми я творю все эти немыслимые вещи.

— Спасибо, Макс. Я рада, что дела идут в гору, но целовать ничего не надо, — смеюсь я.

— Да, кажется, тебя уже есть кому целовать, — говорит он с усмешкой, но я слышу и долю разочарования.

— Спокойного вечера тебе, — машу ему рукой на прощание, выныривая на улицу, где снова во всю лил ливень.

У меня, как у влюблённой дурочки, подкашиваются ноги, органы делают кульбиты покруче тех, что делаю я. Машина Марка стоит в ожидании меня. Словецкий ждёт в салоне, и я быстро прыгаю внутрь. Не успев ничего сказать, я чувствую, как меня отрывают с сидения, пересаживая на колени. Марк впивается в мои губы страстным поцелуем, покусывая губы. Я с превеликим удовольствием отвечаю.

— Что ты делаешь со мной? — утыкается своим лбом в мой. — Как мальчишка тебя хочу. А после твоих танцев…

— Поехали, — тихо прошу я.

— Что? Ты уверена? Дан, единственный предохранитель, который меня сдерживает — это ты.

— Поехали, — уверенно говорю я.

Возможно, через время я пожалею об этом, но сейчас это казалось мне самой правильной вещью на свете. И плевать мне, что подумали бы обо мне люди. Меня волнует, что подумает обо мне Марк, но кажется, он думает, что хочет меня. Да, Дана. Сдаться после двух свиданий. Слабачка.

Марк пересаживает меня на пассажирское, трогаясь с места. Едем быстро, и, наверное, я должна начать оправдываться, что обычно я так не делаю, не даю после двух свиданий. Но это даже в мыслях глупо звучит, поэтому я просто сижу, неотрывно глядя на Марка. Он взбудоражен, и это чувствуется даже по вождению, хоть он по-прежнему уверенно это делает одной рукой, вторую положив мне на колено. Мне кажется, что от внутреннего напряжения меня сейчас разорвёт на тысячу маленьких кусочков. Кладу свою руку поверх его, сцепляя в замок.

— Дана, лучше тебе передумать, пока мы не оказались в квартире. Там я уже сдерживаться не буду, — напряжённо и серьёзно говорит мне Марк.

— Отлично, значит, не сбежишь, — получается по-дурацки томно, но по-другому я не могу.

— У-у, не дождёшься, — смеётся, слегка сбрасывая маску напряжения.

Через пятнадцать минут мы останавливаемся у элитного жилого комплекса. Выходим, и Марк берёт меня за руку. Тянет в сторону подъезда, а затем лифта, а я просто следую за мужчиной. В лифте он встаёт у противоположной стенки, засунув руки в карманы. На мой растерянный взгляд, сообщает:

— Ты же не хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь, — не спрашивает, а говорит. Хотя я была бы не против, но точно не сегодня.

Быстро, но уверенно Марк открывает дверь, пропуская меня. Не успеваю даже оглядеться, как он прижимает меня к стене, начиная неистово целовать. Он весь словно горит, и я готова сгореть вместе с ним сегодня ночью.

Марк так напорист, что мне остаётся лишь принимать эти ласки. С ним всё откровенно. Даже самый лёгкий поцелуй уженагнал бы краску, будь я чуть скромнее. Не то что бы я была бесстыдной, просто не видела ничего сверхъестественного в том, что мы до одури хотели друг друга.

Марк поднимает меня на руки, унося в комнату на второй этаж, не отрываясь от моих губ.

— Хочу тебя с того самого момента, как увидел, — шепчет, стягивая с меня спортивную кофту. Да, похвастаться красивым нарядом я не могла. Словецкого я сегодня не ждала, поэтому пусть простит за мой кроп-топ, лосины и кофту. Спасибо хоть душ приняла и бельё красивое надела.

— А я, сучка такая, ещё и сбегала, да? Знакомиться не хотела, — шепчу куда-то в шею, а затем провожу языком по выпирающему кадыку.

— Да, девочка моя. Думала, далеко убежишь? — хрипло смеётся, сводя меня с ума.

— Тебе не кажется, что ты ещё в одежде, и это нечестно? — начинаю расстёгивать подрагивающими от возбуждения пальцами пуговицы его рубашки. Простыни прохладные, а я уже в одном нижнем белье, но разгорячённое тело мужчины сверху создаёт дикий контраст.

— Кажется, — усмехается, помогая мне раздевать себя.

Когда Марк скидывает брюки, я вижу, насколько сильно он меня хочет.

— Ты не передумала? — снова спрашивает, глядя на меня с таким желанием, что я даже не сразу могу ответить.

— Ты так хочешь, чтобы я передумала? — всё же усмехаюсь я.

— Нет, — оставляет меня совсем без одежды Марк, а я не испытываю ни грамма стеснения. Именно таким я и хотела свой первый раз. Я знала, что он должен быть с этим мужчиной, и не видела смысла краснеть и стыдиться чего-то. Мы ведь оба взрослые люди. Да и фигура у меня была красивая. Не только от природы, а от кучи усилий над собой. Хотя и природа постаралась. Грудь второго размера, узкие бёдра и плечи. Спасибо маме, что я пошла вот этой женственностью в неё. Благодаря тренировкам у меня и мышцы выделялись, но смотрелось это всё красиво, без перебора.

— Блять, какая ты красивая, — и больше мне ничего не надо. Отвечаю на поцелуй. Затем Марк спускается дорожкой поцелуев к груди, одну из которых крепко сжимает руками. Затем ещё ниже, выцеловывая живот. Пальцами размазывает смазку, а затем надевает презерватив.

— Ты вся мокрая, — возвращается к моему лицу, и я чувствую, как его возбуждённый орган обволакивают стенки влагалища, и слегка напрягаюсь. В какой-то момент Марк, натыкается на преграду, всё понимает, и, мне кажется, что его глаза сейчас выпадут.

— Ты что, девственница? — хоть и удивлённо, но тихо и спокойно спрашивает Словецкий.

— Представляешь, бывает же такое, — в излюбленной манере отвечаю мужчине.

— Почему не сказала?

— А что бы изменилось? — своим вопросом я ввожу его в тупик.

— Ты уверена, что не пожалеешь?

— Да что это за мужчина такой невозможный. Отдаюсь тут ему полностью, а он переспрашивает. Я думаю, что после секса с тобой никто об этом не жалеет.

— Я буду аккуратен, — обещает и уже более сдержанно целует.

Входит полностью аккуратно и резко. Я не чувствую дикой боли, лишь дискомфорт, но от неожиданности я царапаю его плечи и спину длинными ногтями. Возможно, сказывается то, что я с детства занимаюсь танцами и гимнастикой, и у меня все мышцы прокачены по максимуму и к боли я терпима. Марк сдерживает себя настолько, насколько это вообще возможно, а я полностью отдаюсь новым ощущениям, ни о чём не жалея. Хватает нас ненадолго, и я уже забываю о дискомфорте, кончая следом за Марком. Мужчина тяжело дышит, не выходя из меня, а меня жутко рубит. Сказывается тяжёлая неделя и двойная физическая нагрузка.

— Ты как? — упирается на локтях Словецкий, глядя на меня.

— Офигенно, только спать хочу.

Марк отходит на минуту, а потом возвращается, укутывая нас в одеяло, крепко прижимая меня к себе. Это последнее, что я помню, когда проваливаюсь в сон.

6

Просыпаюсь, когда время показывает шесть часов утра. Вспоминаю о событиях ночи и, аккуратно повернувшись, вижу, что Марк крепко спит, развалившись звёздочкой. Наверное, вымотался за перелёт и нашу совместную ночь. Решаю избежать нелепых слов, и тихо выбираюсь из постели. Собравшись за десять минут, я тихо выскальзываю из квартиры навстречу розовому рассвету, попутно вызывая такси домой.

Пока еду в машине, утыкаюсь взглядом в окно. Я ни о чём не жалела. Мне было с ним очень хорошо, но между нами слишком много "но". И возраст, и социальный статус, и разные характеры. Он был серьёзным и взрослым, а я как перекати-поле.

Дома принимаю горячую ванну, чувствуя, как расслабляются мышцы. Повалявшись полчаса, собираюсь и еду в студию. Тренировка мне сейчас не помешает отвлечься. К своему сожалению отмечаю, что телефон сел ещё по пути в студию, а зарядка осталась отдыхать дома. Звонков я ни от кого не ждала, поэтому забиваю и с удовольствием начинаю тренировку. За эту ночь во мне ничего не изменилось, кроме того момента, что я словно стала лучше демонстрировать чувственность и эротику, вспоминая его руки на мне. Конечно, с таким вдохновителем. Когда время показывает полдень, решаю съездить пообедать и вернуться домой, чтобы привести себя в порядок.

В кафе беру лёгкий фруктовый салат и травяной чай. Созерцаю плывущие облака, напитываясь умиротворённостью. Выбрасываю все мысли из головы, чувствуя, что она сейчас лопнет от переизбытка оных. Именно поэтому я и любила тренировки. Они помогали выбросить напрочь все мысли.

Попросив официанта вызвать мне такси, я ожидаю его на улице, подставляя лицо лучам сентябрьского солнца. Вспоминаю сильные руки Словецкого на мне, его красивое тело и темнеющие глаза.

В машине практически засыпаю, но когда мы подъезжаем к дому, то сон снимает как рукой, потому что я вижу машину Словецкого. Выхожу из такси, когда Марк, увидев меня, выпрыгивает из своей машины. Его вид говорит о том, что он не просто зол, а в ярости. Когда он в чёрных джинсах и рубашке нависает надо мной, это выглядит устрашающе.

— Это что за херня? — почти кричит мужчина, а его желваки ходят ходуном.

— Не ори, пожалуйста, — хмурюсь я, впервые видя его в таком состоянии.

— Не ори? Я просыпаюсь, а тебя нет, — отрывисто говорит, всё же сбавляя тон. — Телефон выключен.

— А ты так хотел проснуться со мной? — лукаво улыбаюсь я.

— Представь себе, — эмоционально разводит руками.

— Давай мы поднимемся ко мне, пока не стояли достоянием дворовых обсуждений, — беру его чуть выше локтя и тяну за собой.

Марк тяжело сопит, а я чувствую, как радость затапливает меня. Может, я сделала неправильные выводы? Марк, видимо, не собирался посылать меня после первой ночи. Мы проходим на кухню, и я предлагаю:

— Чай или кофе?

— Объяснения, — твёрдо говорит, прожигая меня глазами.

— Сейчас будут. А к ним чай или кофе?

— Дана!

— Как хочешь, — пожимаю плечами. — Просто я хотела избежать нелепого утра, когда ты не будешь знать как сказать, что мне пора.

Пару секунд он смотрит на меня всё тем же злым взглядом, а потом на его лице отчётливо проскальзывает удивление:

— То есть в твою прекрасную головку не приходила мысль, что я не собираюсь этого делать? Позволь узнать, почему? Мне казалось, у нас всё хорошо, наша симпатия взаимна. Или я ещё похож на человека, который посылает девушек после ночи?

— А это не так? — выгибаю бровь, облокачиваясь на столешницу.

Марк молчит какое-то время, что-то анализируя в голове. С его лица спадает злоба, остаётся лишь недоумение. Я попала в точку. Но, похоже, ещё и запала в сердце, поэтому у него такой слом в голове.

— Дана, ну ты же понимаешь, что ты — это совсем другое, — эмоционально выдаёт он.

— Если ты это из-за того, что ты был моим первым мужчиной, то не парься, — махнув рукой, отворачиваюсь, чтобы всё же налить себе чай. Но не успеваю дотянуться до полки, как чувствую, что меня прижимают к крепкому мужскому телу.

— Не делай вид, что тебе плевать, — снова яростно выдаёт Словецкий.

— Мне не плевать. Но и навязываться я не хочу. Да и потом, что ты обо мне теперь думаешь? Дала после двух свиданий.

— Вот не поверишь, вообще не думал об этом, — разворачивает меня к себе лицом. — Думал лишь о том, как мне повезло и радовался, как мальчишка, что ты доверилась мне так быстро. А ты вон сама у себя в голове всё решила, не спросив меня.

Я ведь на самом деле тоже поступила некрасиво. Сбежала рано утром, ничего не обсудив с мужчиной. Оставила его в недоумении, хотя он вёл себя со мной более чем благообразно.

— Я была не права, прости. Моя оценка ситуации была неверной, я мыслила стереотипно. Я боялась услышать от тебя эти слова утром и боялась сильно привыкнуть к тебе, прости, — глядя в его голубые омуты, признаюсь я.

— Блять, Дана, ты вот… Ты не перестаёшь меня удивлять каждый день, — стонет Марк, утыкаясь носом мне в макушку. — В моей квартире никого до тебя не было.

— На ней не написано, — глубоко вздохнув, сообщаю я.

— Вот я тебе говорю об этом сейчас, — разжёвывает, как маленькому ребёнку. — Чтобы ты поняла, что важна для меня. Раньше я после первой встречи снимал номер, а дальше мы расходились на всю оставшуюся жизнь. С тобой я был готов ждать, и ухаживать как мальчишка.

— А сейчас не готов уже? — бубню где-то в районе груди.

— Что не готов? — кажется, он потерял ход мыслей.

— Ухаживать и ждать.

— Готов. А то что после двух свиданий, так это я такой красивый. Мало кто устоять может, — шутит Марк. Или нет.

— И мне теперь опасаться, что кто-то не устоит?

— Нет. Впервые за долгое время, кажется, я не устоял, — смотрит в глаза, гладя щёки большими пальцами. — Ты не вписываешься ни в один формат. Со мной будет сложно, но…

— Но я согласна, — не хочу я слышать никаких но.

— Я очень ревнивый. Собственник, — подтверждает мои мысли Марк.

— Я думаю, у нас будет время узнать друг друга, — легко улыбаюсь, глядя на часы на руке Марка. — А сейчас мне надо собираться на работу. Отвезёшь или у тебя дела?

— Отвезу, конечно. Потом там дождусь и домой отвезу.

— И как ты со своей ревностью собираешься мириться с моей работой? — на самом деле, меня очень волновал этот вопрос. Отказываться от работы я не собиралась, но и от Марка тоже не хотела.

— Буду ждать тебя и охранять, как верный пёс, — приземляется в комнате неподалёку от меня, пока я приступаю к макияжу. Хоть мы и выступали в масках, глаза было видно, да и нижнюю часть лица.

Собираюсь за полчаса, а потом Марк собирает меня в охапку, целуя в шею.

— А где ты была, кстати?

— На тренировке. Я занимаюсь индивидуально в зале, как раз с обручами и летающими шестами.

— А ты как себя чувствуешь? — хмурится, обволакивая меня своим мужским ароматом.

— Отлично, — улыбаюсь я.

— Мне кажется, что такая тренировка после первого раза не особо полезна. Может, в больницу съездим?

— Да всё путём, Марк. Ты чего? — смеюсь я от его обеспокоенного вида, хотя внутри топит нежностью. Давно за меня так не переживали. Нет, в моей жизни всегда были хорошие люди, которые искренне переживали за меня. Взять того же Макса. Но от Марка это было вдвойне приятнее.

— Это твои родители? — следит за моим задумчивым взглядом на нашу общую фотографию.

— Да, — тепло улыбаюсь, опережая вопрос. — Они погибли, когда мне было шестнадцать. Опеку взяла бабушка, а полтора года назад её тоже не стало.

— Ты не говорила, — сижу, упираясь спиной в грудь парня, но по голосу слышу, что он хмурится.

— Не хотела портить настроение и нашу атмосферу, — грустно улыбаюсь, гладя Марка по руке. Он ещё крепче обнимает меня, целуя много раз подряд в макушку.

— У тебя больше никого не осталось?

— С теми, кто остался я не поддерживаю общение. Небо и, правда, забирает лучших. — А ты не навёл справки?

— Нет. Хотел, но решил от тебя всё узнать.

Это приятно.

— Поехали, — тихо говорю я, и Марк встаёт вместе со мной, на что я начинаю смеяться и просить поставить меня на место.

— Нет, я вообще подумываю привязать тебя к себе. Как только я теряю бдительность, ты куда-то сбегаешь.

— Я больше не буду так делать, — смеюсь, пока Марк путается в моих длиннющих волосах.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Я и не думала, что можно так остро всё ощущать. Гормоны или "высокая" влюблённость это, я не знаю, но мне безумно нравилось.

В клубе нас встречает Макс.

— О! Спелись, голубки?

— О! Тебе просто не повезло, да?

— Какой же ты ублюдок, — щурится Волков. — Пока я тут тебя презентовал в лучшем свете, ты тут ехидничаешь. Надеюсь, хореографа ты у меня не заберёшь?

— Нет, — отвечаю я за Марка. — В этом вопросе я всецело твоя.

— Э, — тянет меня за талию Словецкий. — Ты всецело моя!

— Конечно, — смеюсь и чмокаю его в щёку. — Всё, мне надо репетировать.

Марк притягивает меня для более существенного поцелуя, от чего я таю, как мороженое. Мозг превращается в сладкую вату и куда-то стремительно утекает.

— Вот теперь иди, — довольно сообщает Марк, но я отмечаю, что ему не очень нравится наше с Волковым взаимодействие.

В раздевалке прекращается шёпот, как только я вхожу. Осматриваю девчонок, с улыбкой говоря:

— Ну давайте, спросите, и не обсуждайте за глаза.

— Ты со Словецким встречаешься? — тихо, словно он сейчас выскочит из-за угла, говорит Мила.

— Да, — смеюсь над её реакцией. — А с Максом у нас рабочие отношения. Давайте, пожалуйста, не будем разводить сплетни и создавать змеиную атмосферу.

— Ты такая счастливая. Он же шикарный мужик, — говорит Алёнка, вздыхая.

— И ты своего найдёшь.

— Эх, богатого бы. Да красивого.

— Найдёшь своё счастье, не переживай, — подбадривает её Мила.

Мы прогоняем танец, и всё отлично получается. Выступление тоже проходит на ура, что меня, несомненно, радует. Желаю девочкам удачи, и иду к выходу. Если честно, силы меня покинули окончательно.

Машина Марка ждёт на привычном месте. Сам он стоит около пассажирского, облокотившись на дверь и говорит с кем-то по телефону. Кажется, он зол. Подхожу к нему, упираясь лбом в плечо, не вникая в суть разговора. Словецкий завершает его поскорее, меняет тон на спокойный и говорит уже мне:

— Не хочу за руль сегодня, нас повезёт водитель.

В машине Марк притягивает меня в свои объятья, пока я стремительно засыпаю. Вдыхаю носом его парфюм, который так будоражит моё сознание.

— Куда едем?

— Ко мне.

Ну что ж, так и быть, согласна. А вообще, какая разница, где спать, как медведь? Помню, что Словецкий донёс меня до квартиры, бубня что-то о том, что я лёгкая, как пушинка.

— А если бы ты нёс слона, тебе бы больше понравилось? — сонно, но с издёвкой спрашиваю я, не открывая глаз.

— Мне ты нравишься, — тоже смеётся мужчина, а его слова греют душу.

— Ну вот тогда и оставь в покое мои сорок семь килограммов.

— Даже в мешке сахара и то пятьдесят, — продолжает свою тираду, но я просто улыбаюсь.

В квартире Марк вместе со мной на руках падает на кровать, всё также крепко прижимая.

— Ты меня задушишь, — сонно бубню Марку, не привычная спать с кем-то.

Мужчина самую малость ослабляет хватку, а я чувствуя, как мне тепло, уютно и спокойно в его крепких руках.

7

Просыпаясь, не сразу понимаю, где я. Чувствую лишь тяжёлую руку, прижимающую к мощному торсу. Часы на прикроватной тумбочке показывают начало седьмого. Аккуратно выбираюсь из объятий Марка и без спроса бреду в ванную комнату. Там явно есть и запасная щётка, и полотенце, а мне большего и не надо.

В душе напеваю песню, представляя себя героиней рекламы. Выхожу из душа, обмотанная полотенцем, при этом благоухаю мужским гелем. Напротив двери стоит Марк, и от неожиданности я подпрыгиваю.

— Ты с ума сошёл? — чувствуя, как бешено бьётся сердце, вскрикиваю, понимая комичность ситуации со стороны. Я в его квартире, при этом на него и кричу, что он стоит около своей ванны. Начинаю смеяться, а Словецкий выгибает бровь.

— Могу задать тебе тот же вопрос. Когда я проснулся, и не увидел тебя рядом, думал, ты опять свинтила.

— Да нет, просто в душ сходила.

— Я вижу, — и я вижу. Как потемнели его глаза, которые внимательно следят за капельками воды, стекающими под полотенце.

От одного его взгляда у меня начинает тянуть низ живота. Словецкий видит, что я поплыла, и подходит, приподнимая лицо.

— Мне кажется, на тебе недостаточно моего запаха, — низко говорит мужчина, приникая к моим губам.

Я закидываю руки ему на шею, полностью отдаваясь в его власть. Мне тоже кажется, что его недостаточно. Марк уже несёт меня обратно в комнату, не отрываясь от губ. Аккуратно кладёт на кровать, спускаясь поцелуями на шею, а затем ещё ниже. Чувствую тяжесть его тела, и понимаю, что ему делать ничего не надо, я уже вся влажная и готова. Скидывает полотенце, и его руки блуждают, по-хозяйски ощупывая каждый сантиметр моей кожи.

— Ты как себя чувствуешь? Не болит?

— Прекрасно. Если ты отставишь болтовню, буду ещё лучше, — кусаю его за плечо.

Марк усмехается и надевает презерватив. Аккуратно входит, прислушиваясь вместе со мной к моим ощущениям.

— Не больно? — обеспокоенно спрашивает, прожигая глазами.

— Нет.

Марк постепенно наращивает темп, но делает всё бережно.

— Марк, — шиплю я. — Перестань себя сдерживать, или я решу, что это всё, на что ты способен. Ох.

Когда Словецкий почти полностью выходит, а затем резко входит во всю длину, я запрокидываю голову от удовольствия, чем Марк пользуется, кусая нежную кожу шеи.

— Ну как, малышка? Ещё есть сомнения?

— Никаких, — на полувыдохе сообщаю мужчине.

В таком темпе нас хватает ненадолго, и я сдаюсь первая, а Марк через пару минут, наваливаясь на меня.

— Ты ведьма. Приворожила?

— Ага, даже не зная тебя, — смеюсь я. — Можно я в лучших традициях приготовлю тебе завтрак?

— Может быть, закажем?

— Хочу приготовить.

— Ладно, я пока в душ. Чувствуй себя, как дома, — чмокает меня мужчина и удивляется.

Что ж, как дома, так как дома. Нахожу его футболку, которая мне, как туника и надеваю.

В холодильнике нахожу яйца, молоко, сыр, грибы. Отличный омлет выйдет. За пятнадцать минут делаю его, варю нам со Словецким кофе, попутно осматривая его квартиру. До этого как-то было не до того.

Её можно было описать двумя словами "холостяцкая берлога". Дорого обставлена всевозможной техникой, но холодная и неуютная. Всё выполнено в спокойных и выдержанных тонах. Беру кофе и плетусь на балкон с панорамными окнами, где встречаю рассвет. Вид был очень красивый. Небо нежно-розового цвета с высоты десятого этажа, окна у Марка выходили на улицу, где вдали виднелся мост, что вызывало у моего внутреннего, да и внешнего ребёнка восторг. Заглядевшись на вид, не замечаю, как меня посещает мысль о том, на сколько мы вместе. Я просто плыла по течению, не думая о каких-либо последствиях. Для себя я решила, что буду с Марком столько, сколько он захочет.

— О чём задумалась? — со спины меня притягивает горяченный Словецкий.

— Ты в кипятке варился? — удивлённо смотрю на него, запрокинув голову. — О том, как красиво.

— Мне тоже красиво, — улыбается. — Идём завтракать.

Он не спрашивает. Просто берёт меня и тащит.

— Ты всегда так рано встаёшь?

— Практически. Мне хватает пары часов, чтобы выспаться.

— Тебя природа вообще не обделила, — улыбается Словецкий, с аппетитом уплетая омлет. — М-м-м, как вкусно. Хорошо, что не заказали.

— Это просто омлет, прекрати льстить.

— Расскажи мне, моя хорошая, а как так случилось, что тебя никто ещё замуж не украл? У тебя вообще были отношения?

— Вообще были, — пожимаю плечами, отпивая кофе.

— А почему тогда ты, — пытается руками объяснить Марк девственность.

— Боже, Словецкий, — делаю фейспалм, пряча лицо. — Ну вот сложилось так. Родители погибли, бабушка взяла опеку, я старалась и училась, надеясь, что когда-то смогу вернуть ей её заботу и она ни в чем не будет нуждаться. Потом она умерла, мне вообще стало не до отношений.

— Прости. Просто я… Я не понимаю, как можно показывать такую страсть и эротику, будучи девственницей. Ты выглядела очень… опытной.

— Ну люди же как-то играют смерть, к примеру, не умирая, — говорю очевидные вещи. — Тем более в моём мире я испытываю страсть к жизни вообще. Думаю, в этом мой успех.

— Ты…

— Странная.

— Необычная. Очень. Это манит.

— А у тебя как с отношениями? То что опыта достаточно, я не сомневаюсь.

— Ничего интересного, — отрезает Марк, а я не допытываю. — Ты же могла почитать в новостях.

— Я этого не делала, — честно отвечаю. — Там любят приукрасить. Сам расскажешь, если захочешь.

Марк смотрит на меня, словно я какой-то артефакт.

— Вызовешь мне такси? У меня телефон сел.

— Куда ты собралась? — хмурится мужчина.

— Домой. У меня уроков много.

— Сам отвезу, — подходит Марк, притягивая за талию.

— Давай чуть-чуть попозже.

— Ладно, только чуть-чуть, — соглашаюсь я.

— Давай кино посмотрим?

— Давай, сейчас только посуду помою.

— У меня есть посудомойка, — как дуре объясняет Марк.

— Которую не обязательно загружать из-за двух тарелок и чашек.

— Очень необычная, — бубня под нос себе, уходит в гостиную.

Я быстро мою посуду и иду на его поиски.

— Дома у меня есть кинотеатр. Там такая классная комната, тебе понравится, — эмоционально рассказывает мне Словецкий, а я любуюсь им. Я понимала, почему меня так притянуло к нему. Он был моей полной противоположностью. Серьёзный, задумчивый, глубокий и спокойный, когда сам этого хочет.

— Ты уверен, что я окажусь у тебя дома?

— Ну да, — как само собой разумеющееся говорит Марк. — Ты опять что-то надумала?

— Нет, — улыбаюсь легко и пожимаю плечами. — Совсем нет. Просто я ещё не привыкла, что у тебя всё так быстро.

— Прости. Я, правда, тороплю события. Пусть тебя это не пугает. Просто у меня давно такого не было.

— Ты знаешь, в моей жизни слишком часто уходят люди, — я смотрю в одну точку, а перед глазами проносятся воспоминания, связанные с моей семьёй. Сердце щемит в груди, а в глазах собираются слёзы. — Поэтому я тоже считаю, что нет смысла терять время и набивать себе цену.

— Ну что это сегодня за грустный настрой, — Марк притягивает меня к себе, и в его объятьях как-то легче мысленно латать зияющую дыру.

— Прости.

— Не извиняйся. Просто привык видеть тебя улыбчивой и весёлой.

— Все привыкли, — сквозь слёзы всё же, как всегда, улыбаюсь.

Уверена, многие думают, что я поверхностная дурочка, вот пусть так и думают. Не знаю, как считает Марк, но ему, вроде, нравится. Вот и сейчас он включает какой-то ужастик, и мы заваливаемся на диван, причём я практически полностью лежу на Словецком, крепко держащим меня за талию. Марк так спокойно и мерно дышит, что, подняв глаза, я понимаю, что он уснул. Конечно, его режим гораздо сложнее моего. Перелёты и бизнес-встречи, где помимо присутствия, ещё и марку держать надо. Я тихо досматриваю фильм, пока Словецкий дрыхнет. Но как только я собираюсь выползти из его медвежьих объятий, тиски только усиливаются.

— Ты куда-то собралась? — хриплый ото сна голос Словецкого ещё сексуальнее.

— Да, домой, — тихо и с улыбкой говорю, заглядываясь на лицо Марка.

— Я не хочу тебя отпускать, — он резко совершает рокировку, нависает надо мной и утыкается носом в ухо, щекоча дыханием. Затем он спускается к шее, а я таю. Мой мозг моментально превращается в сладкую сахарную жижу.

— Ма-а-арк. Отвези меня домой, — всё же говорю что-то вразумительное. — Или в следующий раз я не поеду к тебе.

— Это шантаж? — удивлённо поднимает глаза на моё лицо. — Не беда, я сам к тебе приеду, малышка.

— А как ещё с тобой? — смеюсь я. — Мне, правда, надо учить уроки.

— Нашёл на свою голову ответственного трудоголика, — тяжело вздыхает мужчина. — Собирайся.

Кажется, ему не очень это понравилось, но что поделаешь?

В сборах мы молчим. Марк надевает спортивные штаны с футболкой и худи, что выбивается из привычного официального образа.

Всю дорогу до дома мы снова молчим. Когда Марк останавливается у моего подъезда, я всё же спрашиваю:

— Злишься на что-то?

— Да.

Но так как ответа дальше не следует, я решаю пойти домой. Молча поворачиваюсь к двери, но Словецкий резко притягивает меня к себе. Просто прижимает и молчит.

— Так и будешь молчать?

— Не хочу тебя отпускать, — глухо произносит он, сдаваясь.

— Мы не на вечность расстаёмся. У нас у обоих есть жизнь, которую мы не собираемся менять, правда? Для меня очень важна учёба и работа.

— Я знаю. Просто меня давно так ни к кому не тянуло.

— Меня тоже, Марк, — улыбаюсь я и целую его сама. — Но мы же не два идиота, чтобы обо всём забыть.

— А так хочется, — смеётся и оттаивает мой мужчина.

Моймужчина. Это было так непривычно и необычно. Марк, несмотря на какие-то закидоны, был именно мужчиной с истинно мужскими жестами. С ним я по-настоящему чувствовала себя девочкой. Я уже сейчас понимала, что могу спрятаться за его спиной, и он никому не даст меня в обиду.

Мы ещё какое-то время обнимаемся в машине, и Марк подмечает как хорошо, что я такая пластичная и долго могу сидеть в неудобной позе.

Дома вижу в отражении красные щёки и припухшие губы, блеск в глазах. И мне это нравится. Но реальность приземляется на голову по всем законам гравитации, и я беру себя в руки, приступая к учёбе.

Неделя стремительно летит за неделей, и вот уже проходит месяц. Мы с Марком проводим всё свободное время вместе. Он забирает меня с учёбы и работы, ночуем то у него, то у меня. Даже вещи друг друга уже оставили на всякий случай. Единственное, что меня немного беспокоило — это его собственнические замашки. Марку с трудом удавалось их сдерживать. Чем ближе мы становились, тем больше их появлялось.

И первый крупный скандал случился, когда мой телефон, как обычно, был разряжен, и я не предупредила его о том, что еду в детский дом давать мастер-класс. На самом деле я очень давно пыталась договориться с детским домом о бесплатных занятиях для них, которые я буду проводить. И Людмила Павловна мне в этом помогла, организовав с помощью своих связей специальный фонд культурного развития на базе нашего университета. Для студентов это было источником опыта, каких-то поблажек от преподавателей. Лично для меня это было личным желанием. Когда умерли родители, я попала в детский дом на две недели, пока бабушка оформляла опеку. И мне хватило этого времени, чтобы осознать насколько несчастные здесь детки. Они озлоблены и брошены на произвол судьбы, а воспитателям зачастую нет до них дела.

Я в суете дел совсем забыла сообщить об этом Марку, и после учёбы сразу направилась туда. Познакомилась с детками, рассказала им о занятиях. Большинство старших детей отреагировали скептически, а вот маленькие детки обрадовались.

— Я сама пока ещё учусь, поэтому у меня не так много времени. Мы посмотрим сколько человек захочет, и сколько групп получится сделать.

Из подростков соглашается только восемь девочек. Зато малышни набирается девятнадцать человек.

— Отлично! Я всех вас посмотрю. Давайте сегодня начнём с малышей, а завтра я посмотрю вас, — обращаюсь к девчонкам.

Остальные высокомерно меня осматривают. Парни перешёптываются, но я не обращаю на это внимания.

Увожу малышей в спортзал, который почти ничем не оборудован.

Провожу разные упражнения, чтобы посмотреть на ритмичность, гибкость, пластичность.

— Молодцы. Давайте похлопаем себе! Вы все большие молодцы. Во всех есть потенциал, ребята. Я составлю расписание, и будем заниматься, а сейчас отдыхайте.

Ребята радостно убегают, а я смотрю на чёрный экран разряженного телефона. В глубине сумки нахожу зарядку, садясь на пол спортзала. Когда включаю, то вижу, что количество пропущенных за эти три часа перевалили за двадцать штук. Не успеваю набрать, так как Марк звонит снова. Делаю глубокий вдох и беру трубку. Перед смертью не надышишься.

— Да?

— Даная, где тебя чёрт носит? — рычит Словецкий. — Почему телефон выключен?

— Прости меня, Марк. Я совсем забыла тебя предупредить…

— Где ты? Я сейчас приеду.

Называю адрес и быстро собираюсь. Захожу к заведующей, сообщая о своих и планах и последующем визите, и быстро выхожу на улицу, где меня уже ждёт кортеж Марка. Я сажусь в его машину с виноватым видом, а он прожигает меня просто убийственным взглядом. Ничего не говоря, быстро срывается с места и гонит к своей квартире.

— Марк, я…

— Ничего сейчас не говори. Лучше молчи, — отрезает Марк. Его руки судорожно сжимают руль, а сам он даже не смотрит в мою сторону.

Мне не очень приятно такое поведение, но я решаю не лезть под горячую руку. До самой квартиры мы сохраняем молчание. Только оказавшись в гостиной, Марк глухо говорит:

— Слушаю.

— Я просто забыла рассказать. На базе нашего университета открыли фонд культурного развития для детей-сирот. Я давно об этом мечтала. Сегодня у меня был день знакомства, я рассказала о занятиях, посмотрела ребят. Телефон сел, а я просто забыла в этой суете. Прости, пожалуйста.

— Просто забыла? — сходу начинает повышать тон. — Я уже и в клубе был, и у тебя дома!

— Надо было просто подождать, — спокойно говорю, не особо понимая причину таких выпадов. — Я выпала-то на пару часов.

— Просто подождать?! Нужно было просто предупредить!

— Марк, я, кажется, уже извинилась. Ты раздуваешь из мухи слона.

— Прости покорно, — продолжает орать и психовать Словецкий. — Ты вообще-то моя девушка, а я при этом не знаю ничего о твоих планах.

— Вот именно, что девушка, а не собственность. И ещё обычный живой человек, который забыл. Всё, прости, пожалуйста, но я не собираюсь продолжать в таком тоне. У меня тоже был тяжёлый день. Поговорим, когда остынешь, — спокойно говорю, резко направляясь в сторону выхода, но Словецкий преграждает мне путь и смотрит, насупившись. — Что ты хочешь от меня услышать? Что мне сказать?

Я, правда, не понимала к чему эта ссора. Он впервые так кричал на меня, и мне было обидно, хоть я и не показывала. Я извинилась, объяснила ситуацию, и больше сказать мне было нечего, а слушать пустые упрёки не было ни сил, ни желания.

Марк стоит на пути, ничего не говорит, но и не уходит. Смотрю в его бушующие глаза, не отводя взгляда. Наконец, мужчина не выдерживает и тянет меня к себе. Держит крепко, чтобы у меня не было возможности выбраться. Я могла бы сейчас изобразить обиженный вид и уйти, но зачем? Лучше сразу поговорить и выяснить всё.

— Успокоился? — где-то в районе груди бормочу я.

— Прости меня, — виновато просит Марк. — Я просто переживал.

— Пора привыкнуть, что я ворона.

— Я просто тридцать два года искал тебя, и теперь боюсь потерять.

— Поэтому решил орать на меня? Умно, — я не вырываюсь. Стою, всё также уткнувшись в его грудь носом, вдыхая мой самый любимый аромат.

— Прости, прости, прости, прости, — начинает чмокать везде — лицо, волосы, губы. — Останься сегодня со мной.

Сначала ничего не отвечаю, раздумывая над перспективой, но когда Словецкий умело распаляет меня, у меня уже нет права выбора. Выбор становится иллюзией. Я за два месяца наших отношений много нового узнала и снова очень радовалась, что именно он стал моим первым мужчиной. С ним всё было на грани блаженства.

— Завтра отвезёшь меня на учёбу, значит, — в перерыве между поцелуями, говорю Марку.

— Конечно, малышка, — сейчас он согласится на всё. Подсунь я ему документы на передачу компании мне, он бы подписал. Но мне ничего не надо.

Уже среди ночи, когда мы лежим без сил, Марк решает всё же спросить:

— Почему ты решила преподавать уроки в детском доме? Тебе нагрузки мало?

— Давай завтра поговорим, — прошу сонно я.

— На обед тебя украду, — говорит Словецкий, а я уже проваливаюсь в сон.

Встаю привычно рано, спокойно принимаю душ и готовлю завтрак. Квартира Марка стала вторым домом для меня. Чувствую руки мужчины, притягивающие за талию и поцелуй в шею.

— Доброе утро.

— Доброе-доброе, — блуждая в своих мыслях машинально отвечаю Марку. Он меня разворачивает, недоверчиво глядя в глаза:

— Ты обижаешься?

— А? Что? Нет, просто задумалась. Не могу связку на танец придумать девочкам. Садись завтракать.

— Точно всё хорошо?

— Всё хорошо, — смотря в его глаза, заверяю. — Только не делай так больше, пожалуйста.

— Ты тоже.

— Я побежала собираться.

Сегодня был тяжёлый день. И в университете танец, и вечер пятницы. Поэтому стараюсь сделать устойчивый макияж. Погода оставляла желать лучшего, но я всё же надеваю платье и пальто, давая ногам отдых в виде удобных кроссовок. Всё равно весь день на машине, да на такси.

— Надо тебе пойти учиться на права, — говорит Словецкий, когда мы выезжаем со двора.

— У меня есть. Просто я боюсь.

— Что? А чего молчала?

— Ты как-то и не спрашивал.

На самом деле, как бы много мы не болтали, всегда знали критически мало друг о друге.

— Чего боишься? Давай я тебя научу, если есть какие-то пробелы.

— Было бы неплохо, — улыбаюсь. Марк очень уверенно и комфортно водил машину. Я же тряслась от паники. После получения прав всего пару раз сидела за рулём.

— Я заеду после пар, — обещает Марк. — Либо отправлю Артёма.

— Хорошо.

Артём — это его начальник охраны. Постепенно я знакомлюсь с его огромным миром, хотя большую часть времени мы проводим в кровати, забываясь друг другом после тяжёлых дней.

В университете день проходит хорошо. Людмила Павловна хвалит мою постановку, а для меня её мнение дороже всего. Не каждый преподаватель здесь являлся мастером спорта международного класса. Она прошла огромный путь, выиграла множество конкурсов, хоть и падений было не меньше в её жизни. Да и заплатила она немалую цену на это.

— Девочка моя, ты большая умница! — радостно хлопает в ладоши женщина. — Тебя ждёт большой успех. А как у тебя дела любовные?

— С переменным успехом, — уголки губ тянутся вверх.

— Ой, Даная. Танцы — это хорошо. И в тебе немыслимый потенциал. Но в жизни, как и в танцах важно уметь балансировать.

— Я стараюсь, моя дорогая Людмила Павловна. Подскажите, могу ли я напроситься к вам в гости?

— Ох, конечно. Вот я дура старая, сама ни разу не пригласила свою лучшую ученицу.

— Ну перестаньте. Скажите мне адрес, и я приеду. Чаю попьём, поболтаем.

Женщина даёт мне адрес, и бегу, так как Артём уже приехал за мной.

— Здравствуйте, Даная Сергеевна! — приветливо улыбается Артём, открывая мне дверь.

— Привет, Артём. Я же просила по имени и на "ты".

— Не положено, Дана, — всё же улыбается парень. — Хочу ещё поработать на Словецкого.

— Приму весь удар на себя, — смеюсь я.

Вспоминаю, как Словецкий отреагировал, когда узнал, что моё полное имя.

— Даная? Серьёзно?

— А что тебя так удивляет?

— Просто имя редкое.

— Мама была очень творческой личностью. И меня такой родила. Имя тоже выбирала соответствующее.

— Очень красивое, на самом деле, и не обычное. Тебе подходит. Оно как будто звучит так же пластично, как ты двигаешься, — пытается объяснить Марк, на что я смеюсь.

— Марк Алексеевич ещё в офисе. Просил отвезти тебя туда, — всё-таки когда мы были без Марка, Артём общался без официоза.

— Отлично, посмотрим его рабочее место, его секретаршу, — смеюсь я.

— Тебе не о чем беспокоиться.

— Это хорошо.

8

Мы останавливаемся у огромного здания компании Марка. Здесь всё супер элитно и дорого, что даже дышать страшно, но Артём меня сопровождает. Едем в стеклянном лифте до тринадцатого этажа.

— Галя, привет, — обаятельно улыбается Артём секретарше. Он вообще парень харизматичный, что очень подкупало в общении. Думаю, это часть его работы. Не быть тупым дуболомом, а быть на шаг впереди любой ситуации. — Марк Алексеевич у себя?

Галей оказалась девушка лет тридцати пяти с приятной, но обычной внешностью и сдержанным внешним видом, а не милая юная блондинка с вывалиющейся грудью и ногами от ушей, как я представляла.

— Привет, Артём. У себя. Передать?

— Да не надо.

Артём пропускает меня в кабинет, где Марк говорит с кем-то по телефону.

— Я ещё раз тебе говорю: если ты не можешь обеспечить мне качественную работу, я просто уберу тебя с этой должности. Это ты отвечаешь за безопасность, почему я должен рисковать людьми? Я всё сказал, если экспертиза покажет, что ты налажал, можешь приходить сразу с заявлением!

Он был очень серьёзен и зол. Таким я его ещё не видела. Поднимает глаза на меня, и в его душе полностью меняются мотивы. Улыбка расцветает, глаза наполняются нежностью.

— Спасибо, Артём. Можешь идти.

Парень удаляется, а Марк уже идёт ко мне.

— Я тебя таким серьёзным не видела, — улыбаюсь, падая в объятия.

— Тебе и не надо, — смеётся и целует.

— Шикарный офис, — осматриваю его кабинет и отмечаю, что здесь тоже всё со вкусом и лаконично.

— Угу, — кажется, он не особо меня слушает, пока несёт до огромного дубового стола из тёмного дерева. Я привычно обхватываю его торс ногами. — А посмотри какой у меня стол.

Марк приземляет меня, целуя в шею. Оттягивает свободный ворот платья, спускается губами ниже, а второй рукой сжимает грудь, на что я судорожно выдыхаю.

— Марк, а если кто-то зайдёт?

— Сюда никто не заходит без разрешения, кроме Артёма и, теперь, тебя. Но у нас другая проблема. У меня нет презервативов на работе.

— Все использовал? — удивлённо хлопаю ресницами.

— Ты дурочка, — сначала тоже удивляется, а потом смеётся Марк. — Их вообще нет никогда здесь.

— Ладно, тогда это мне на руку. Вдруг ты захочешь на кого-то накинуться, а резинки нет, — снова довожу Словецкого.

— Сейчас несмотря на её отсутствие, я сорвусь на тебя, малышка, — посасывает кожу шеи, мастерски орудуя руками под платьем.

— Я же совсем забыла тебе сказать, — тихо шепчу ему на ушко. — Я сходила в больницу и мне выписали противозачаточные, которые уже работают.

Кажется, это действует как спусковой крючок, который больше не оставляет никаких преград. Одежда таковой давно не является в наших отношениях. Марк приникает к губам, параллельно входя в меня. Стонать приходится ему в губы, в шею, в его ладонь, которой он закрывает мне рот. Чувствовать его без барьеров мне нравится гораздо больше, а мысль о том, что нас могут увидеть в любой момент подогревала желание. Нас хватило ненадолго в этом пламени. Марк кончает в меня, уткнувшись лбом в плечо, пока я уже пытаюсь отдышаться.

— Моя девочка.

— Ты меня для этого сюда забрал?

— Да, каждый день, пока работаю, представляю, как раскладываю тебя на этом столе, — прямо в ухо говорит Марк. — Поехали пообедаем, заодно расскажешь все новости.

— Поехали. Только потом мне в клуб.

— Помню, милая, помню, — Словецкий не особо доволен, что я много времени обитаю в клубе.

Мы с Марком под изучающие взгляды его подчинённых доезжаем на первый этаж в стеклянном лифте, держась за руки. Также выходим, болтая о чем-то незначительном и смеясь, и я вижу изучающие и даже изумлённые взгляды. В какой-то момент радуюсь, что всё же накрасилась и надела красивое платье. Безусловно, моя самооценка бы не пострадала, но сейчас хотелось соответствовать Марку.

Словецкий постоянно радовал меня. Он мне постоянно таскал цветы, хоть я и говорила, что скоро их во всех цветочных не останется. Марк купил мне дорогие золотые серёжки с бриллиантами, которые я сначала ни в какую не хотела брать, а теперь носить. Как-то один раз он начал разговор о том, что не мешало бы меньше работать, но я сразу пресекла его.

— Они смотрят на нас, будто мы динозавры.

— Пускай смотрят. Им не привычно меня видеть с девушкой.

— То есть для них я — экспонат, как и для тебя?

— Ты для всех неизученный артефакт, — смеётся Марк.

Едем мы недолго, и в этот момент мне звонит моя подруга.

— Привет, Викусь. Как дела?

— Привет. Живём, — грустно отвечает.

— Как мой жених поживает? — на этих словах Марк поворачивается, выгибая бровь.

— Тёмка по маленьку. Вот недавно спрашивал, когда ты в гости придёшь.

— Давай как-нибудь погуляем? — предлагаю я.

— Я бы с удовольствием, но Боря…

— Как у вас?

— Месяц уже спокойно. Но ты же знаешь, что это не показатель.

— Я, если что, всегда на связи, Викусь.

— Прости, что так выходит.

— Да брось, я всё понимаю.

— Я постараюсь как-нибудь выбраться.

— Я любой день освобожу.

— Люблю тебя, Данюш.

— И я тебя люблю. Тёмку поцелуй от меня.

Кладу трубку, утыкаясь в одну точку. Вика — моя единственная подруга, с которой мы со школьной скамьи вместе.

— Твоя подруга? — любопытство Марка берёт верх.

— Да.

— А Тёма?

— Сын.

— Не хочешь говорить?

— Да нет, просто… — тяжело вздыхаю, но решаю объяснить ситуацию. — Она замужем. Боря — тиран домашний. И он очень яро настроен против меня, потому что по его мнению я — шлюха и проститутка.

Лицо Словецкого каменеет моментально, а взглядом можно поджечь.

— Зачем она живёт с ним?

— Боится. Он в полиции работает. Найдёт хоть где.

Марк молча обрабатывает информацию, но ничего не говорит.

В ресторане я заказываю чай и пиццу.

— Неужели я наконец увижу, что ты нормально питаешься? — шокированно спрашивает Словецкий.

— Исторический момент, — смеюсь я, привлекая к нам внимание.

— Давай, рассказывай, малышка.

Марк с интересом и удивлением слушает историю про детский дом.

— Понимаешь, они там вообще никому не нужны. Там воспитатели работают, потому что должны. Это очень сложно отдаваться вот так без остатка, и они считают, что в этом нет необходимости, ведь спасибо никто не скажет. Но она есть, Марк! Ведь на их плечах такая ответственность — помочь этим деткам добиться в жизни чего-то. Просто стать примером, ведь другого у них нет. Это нелегко. И меня ждёт нелёгкий путь.

— Ты — большая молодец, — шокированно произносит Словецкий. — Правда, ты не перестаёшь меня удивлять, Дана.

— Я люблю удивлять, помнишь? — я снова включаю несерьёзную дурочку.

— Помню, — отпивая кофе, смеётся Марк. — Ты ведь, наверное, с самого начала думала, что я несерьёзно настроен по отношению к тебе? И сейчас, наверное, думаешь, что я, как и многие, считаю тебя легкомысленной?. Только это не так. Я только представить могу, какой глубокий в тебе внутренний мир.

Марк откровенничает, а я почему-то не могу сдержать слёз. Сначала пытаюсь держать глаза широко распахнутыми, а потом всё же часто моргаю, чтобы они перестали течь.

— Даже когда мы ругаемся, ты не плачешь, а тут сказал что-то хорошее, и на тебе, — зато Словецкий веселится, пересаживаясь ко мне на диванчик, притягивая меня на своё сильное мужское плечо. — Мне кажется, я всю жизнь ждал тебя.

Я ничего не отвечаю Марку. Говорить что-то вполсилы мне не хочется, а то что я бесповоротно влюбилась в него, я поняла давно. Боюсь, он не поймёт.

— Кстати, сразу скажу, пока не забыла. Меня моя преподавательница в гости позвала. Пока не знаю, когда поеду, но точно поеду. А то будешь опять бубнить потом.

— Конечно, если ты пропадёшь. Я скоро к тебе охрану приставлю.

— Следить удумал? — недоверчиво спрашиваю.

— Охранять, — с важным видом говорит мне Марк, пока мы направляемся в клуб.

Смотрю в окно, где дома сменяют друг друга, а вывески постепенно загораются. Ночной город — это сказка. Вспоминаю, как мы с родителями часто прогуливались по скверам и паркам, ночным улочкам, а я читала названия всех-всех вывесок.

— У меня к тебе один вопрос. Ты как потянешь такую нагрузку? — отвлекает меня из мыслей мой мужичина.

— Падая тебе на грудь ночами, — отшучиваюсь. — А ты будешь меня обнимать и жалеть.

— И желать.

— И это тоже, — смеюсь.

Марк паркуется у клуба, и мы привычно направляемся туда вместе.

— Макс, привет, — машу рукой, а Волков приобнимает меня, на что Словецкий прожигает его руку взглядом.

— Цербер, — ржёт Волков, оценивая реакцию Марка.

— Я ушла, — ретируюсь.

Мы с девочками репетируем новый номер, и всё получается хорошо. Делаю некоторые замечания, которые мы на месте исправляем. Кажется, мои девчонки думали, что я вознесусь до небес, став девушкой крупного бизнесмена, но как же они ошибались. Как бы я ни полюбила Марка, перекраивать себя я не собиралась.

— Дан, подойди, — зовёт Максим в перерыве, пока Словецкий куда-то вышел.

— Слушаю, господин директор.

— Расскажи-ка мне, не соберёшься ли ты в декрет, к примеру? И не заставит ли тебя твой цербер бросить меня?

— Нет, Макс. На оба вопроса — нет. Я люблю работу. Конечно, если соберусь уходить, то я подготовлю тебе девочек.

— Вряд ли кто-то сможет то же, что и ты.

— Ну да, здесь нужна специальная подготовка, — я чувствую как со спины подходит Марк, начиная отвлекать своими поглаживаниями, но я не реагирую. — Не переживай, я найду.

— Как ты смотришь на то, чтобы Милу вывести наверх?

— Думала об этом. Но Мила — трусиха в какой-то мере. Надо подготовить будет, я поговорю с ней.

— Больше вопросов нет. Кстати, — смеётся Волков. — Эвелина недавно звонила. Говорила, что очень рада, что мой клуб накрыла такая популярность.

— А ты что? — смеюсь я, цепляясь за руку Марка, которая всё же отвлекала.

— Сказал, что если бы не она, то ничего не было бы. В смысле, если бы она не ушла, — и мы начинаем дико заливаться.

— Кто такая Эвелина? — подаёт голос Марк у меня за спиной.

— Моя бывшая девушка и хореограф. После неё я поставил Дану, и эта сумасшедшая живёт вне законов гравитации.

— Точно сумасшедшая, — поддерживает Марк.

— Давайте меня без меня обсуждать, — предлагаю я. — Мне пора.

После выступления привычно едем домой. Сегодня — это моя квартира, так как она ближе, а после моих номеров Марку всегда катастрофически необходимо почувствовать, что я его и я с ним, а я позволяю ему делать со мной всё. На интуитивном уровне я знала, что ничего плохого от него ждать мне не стоит.

Утром привычно встаю раньше. Готовлю мужчине кофе и завтрак, залипая в учёбу. Даже не сразу замечаю его присутствие.

— Доброе утро, — целует в шею. — Что делаешь?

— Учусь, — довольно улыбаюсь.

— Да боже мой, — восклицает Марк. — Ты можешь хоть в субботу отдохнуть?

— Если бы я была глупой и ленивой, ты бы не обратил на меня внимание, — смеюсь я. — И посмотри какой завтрак я тебе приготовила.

— Спасибо, — искренне смотрит в мои глаза.

Залипаю на его красивом мужском теле, накачанных рельефных руках, отмечая, что несправедливо было выходить в одних трико.

— Я завтра улетаю в командировку, — серьёзно начинает Словецкий.

— Надолго? — стараюсь не показать того, что расстроилась.

— Думаю, около двух недель.

Блин, вот теперь не выходит скрыть грусти и разочарования.

— Я оставлю парней. Они будут возить тебя везде, после работы домой забирать.

— И давать тебе отчёт? — усмехаюсь.

— В этом есть необходимость? — испытующе смотрит Словецкий в мои глаза.

— Ты прекрасно знаешь, что нет, — выхожу из-за стола, утыкаясь взглядом в окно. — Даже такие мысли и слова мне не очень приятны, Марк. Твои постоянные подозрения.

— Я предупреждал, что я ревнивый.

— Да, предупреждал, — от хорошего настроения не осталось и следа. — А мои где гарантии?

— Что? — непонимающе смотрит Словецкий, когда я поворачиваюсь к нему.

— Где мои гарантии, что ты точно едешь в командировку? Что там у тебя никого нет? Я ведь не могу следить за тобой.

— У меня никого, кроме тебя нет, — жёстко сообщает Словецкий.

— Не поверишь, у меня тоже! Только этого, видимо, недостаточно?

— Дана, ты затеяла скандал на ровном месте. Давай не будем портить день друг другу.

— Серьёзно? На ровном месте?

— Если тебе нечего скрывать, то в чём проблема?

— Ты, правда, не понимаешь? Во всём. В том, что ты мне тупо не веришь. Это обидно, Марк. По-твоему мнению, я двадцать лет не спала ни с кем даже, чтобы при первом твоём отъезде побежать трахаться со всеми? — от моих резких высказываний Словецкий морщится, а я чувствую, как в глазах собираются непрошенные слёзки.

— Чтоб я больше такого даже не слышал, — встаёт и идёт ко мне. — Я убью любого, кто посмотрит откровеннее положеного. Рёбра все пересчитаю, если кто-то ручонки потянет.

— М-м-м. А со мной что будет? Это же, наверное, я виновата буду.

— Дан, я… — Марк закрывает глаза, и тяжело вздыхает.

Я вижу борьбу в нём, хоть и не понимаю её природы. Он сжимает кулаки, не подходя ближе. И я понимаю, что он просто-напросто боится, что я уйду от него к кому-то и ничего сделать с этим не может. Делаю шаг к нему, слушая ухом частое биение сердца, а руки складываю на талии.

— Марк, ладно. Пусть будет так, если тебе так угодно. Но никого, кроме тебя, у меня нет, и мне не надо.

Я чувствую, как он всё ещё напряжён, но чувствую его руки на талии. Вжимает меня, как можно крепче, целует в волосы.

— Прости, — глухо и тихо говорит. — Я не прав.

— Всё хорошо, — всё же пара слезинок скатываются с моих глаз, и приземляются на его голую кожу, на что мужчина моментально реагирует, заглядывая в моё лицо.

— Нет, малышка, не плачь, — начинает целовать глаза, нос, щёки, губы. — Я не буду следить. Я верю тебе. Просто я — идиот.

— Да всё нормально, — отмахиваюсь я. — Ты прав, мне нечего скрывать. Следи на здоровье.

— Прости, прости, прости, прости, — он всё также целует меня, а мне остаётся ловить ласки мужчины.

— Простила, простила, простила, — смеюсь я, находя его губы.

Марк понимает без слов, утаскивая меня в комнату, где неистово любит.

Я видела, что он борется с самим собой. Да, я вполне могла бы оскорбиться и даже прогнать его, но мне не хотелось. Ломать себя было неприятно, но я решила думать, что это небольшая уступка, а со временем мы просто проработаем этот момент.

— Кем были твои родители? — спрашивает Марк, пока я удобно лежу на его груди.

— Нет, пожалуйста, давай не об этом, — я не всегда была готова делиться этой темой. Их любовь и память о них я очень трепетно и бережно хранила внутри. — Расскажи о своих.

— Мама — учитель. Отец — строитель. Думаю, что всё же это было в крови.

— А где они живут?

— Я купил им дом в Подмосковье. Мама всю жизнь мечтала об огороде, о шикарном доме. Я тебя с ними как-нибудь познакомлю, — обещает Марк. — Ты им точно понравишься.

Губы трогает лёгкая улыбка. Кажется, болезненные струны души всё же задеты. Мне не у кого было спросить совета, я не могла попить чай с мамой на кухне, опереться на папино плечо и выслушать бабушкину мудрость.

— Надо собираться, Марк, — желание вести светские беседы напрочь отпало.

— Ты обижаешься? — заглядывает в лицо, садясь на кровати.

— Нет, просто настроения нет.

Одеваюсь я просто, и макияж тоже делаю не вычурный. Марк следит за мной взглядом, но не трогает. Вечер проходит спокойно, но я хочу домой, как можно быстрее. Было бы здорово остаться одной, но Словецкий итак днём улетает, поэтому гнать его сейчас было бы некрасиво. Мы с Марком проводим ночь у него, а с утра я провожаю его.

— Пообещай, что будешь скучать, — улыбаюсь, стоя на цыпочках и целуя коротко в губы.

— Я уже, малышка. Раньше любил командировки — смена обстановки и окружения. Сейчас же терпеть их не могу.

— Время пролетит быстро, ты же знаешь.

— Знаю, — крепко целует, а потом я провожаю его взглядом.

9

Неделя летит с бешеной скоростью. Учёба сменяется работой, детским домом, а затем снова учёбой и тренировками. Домой заезжаю только поспать. На самом деле, я даже благодарна Марку, что он оставил водителя, потому что между пунктами я хотя бы отдыхаю, развалившись на заднем сидении.

— Чем занимаешься? — спрашивает Словецкий, когда мы созваниваемся.

— Марк, ты же знаешь.

— Нет, я же сказал, что не буду отчёт требовать.

— Вот появилось время свободное, еду к Людмиле Павловне, — не особо верю, что Марк не в курсе. — Чай попьем, посекретничаем. Посмотрю, вдруг ей помощь нужна.

— Ты моя добрая душа, всем бы помогла. Отдыхать не пробовала сама? Дан, я, правда, беспокоюсь.

— Родной, мне двадцать лет. Это нормальный ритм.

— Сейчас — да. Лишь бы со временем не выгорела.

— О нет, рядом со мной такой пожар, — отшучиваюсь. — Не даст потухнуть.

— Ладно, — смеётся Словецкий. — Не заводи. Мне ещё работать, а одного сладкого голоска уже достаточно.

— Обнимаю и целую.

— И я тебя.

Водитель останавливается у нужного дома, и я забираю пакет со всякими вкусностями и дорогим чаем, который, я знала, любила Людмила Павловна.

— Здравствуйте, — улыбаюсь преподавательнице.

— Даночка, здравствуй, рада тебя видеть в неформальной обстановке, проходи.

Вхожу в большую трёхкомнатную квартиру, и у меня возникает ощущение, что время отмотало лет на тридцать назад.

— Ты не обращай внимания на квартиру. Она не видела ремонта с момента покупки, — оправдывается Людмила Павловна. — А марафет наводить мне некогда.

— А я вам в этом помогу! Ставьте чайник, я купила ваш любимый чай, десертов набрала.

— Ну что ты, деточка, брось. Тараканы не бегают, уже спасибо.

Да, конечно, ей было не до уборок. Почти всё время она проводила в университете, да частных школах. Не из-за денег, нет. Ей просто хотелось передать всё своё мастерство, передать и научить.

— Отказы не принимаются! — радостно сообщаю я.

Кухня, спальня, ванна с туалетом — всё старой проектировки, со старым дизайном.

— Ну, рассказывай, что тебя мучает, — по-доброму говорит преподавательница. — Я всё вижу. Дела амурные не отпускают?

— Неа, — отрицательно качаю головой.

— Ну что не так то? Ты его не любишь? Он тебя?

— Я, кажется, люблю его. И он, вроде, тоже меня. Но мы такие разные, — почти шёпотом говорю, словно где-то здесь под столом спрятался Словецкий и вот-вот выпрыгнет.

— Это нормально. Противоположности притягиваются, — пожимает плечами женщина. — Вот представь. Вот была бы ты со своим Леоном, вышло бы что-то путное? Вряд ли, вы оба творческие, стихийные, воздушные. Раз ты говоришь, разные, мужчина, выходит, серьёзный?

— Очень, — отпиваю чай, вспоминая важный вид Словецкого. — Мы во всём разные. И возрастом, и социальным статусом.

— И что? Для счастья, моя девочка, как и для творчества, нет преград. Есть лишь отговорки, вот о них ты сейчас и говоришь. Да и потом, когда мужчина любит, ему вообще без разницы и на статус, и на возраст, и на всё.

— Ему и плевать, — улыбаюсь я.

— Что тогда не так?

— Он очень ревнует меня. Не доверяет.

— Вот как, — женщина удивляется. — Доверие со временем придёт, моя девочка. Если он старше, то, возможно, его предавали. Порой после предательства очень сложно снова научиться доверять. Не всем дано быть такими сильными, как ты Даночка, чтобы после всех событий продолжать смотреть на мир с широко распахнутыми глазами и так жадно жить.

Наворачиваются непрошенные слёзы. Как же она была права.

— Ну перестань, будет тебе. Говорю, что вижу. Чем старше мы, тем более недовольными становимся. Забываем радоваться мелочам, смеяться и помогать, просто творить добрые дела. Уверена, он нашёл в тебе всё это, потому что в нём самом кто-то убил это.

Да, возможно. Марк не хотел говорить о прошлых отношениях, резко прерывая разговор.

— А вы?

— А что я? Я была молода и глупа в своё время. И некому было подсказать. А сейчас мне его не найти, даже чтобы поговорить просто и попросить прощения.

— А как его звали?

— Фёдор. Новин Федечка, — с теплотой говорит Людмила Павловна, погружаясь с улыбкой в воспоминания.

Людмила Павловна рассказывает о нём, потом мы ещё болтаем об учёбе, о предстоящем конкурсе, а затем я наставиваю на уборке. Три часа проходят в мойке полов, всех поверхностей от пыли, сборе мусора, но когда время показывает девять вечера и я выезжаю от преподавательницы, мне всё же звонит Марк.

— Привет, принцесса. Как у тебя дела?

— Привет. Стало лучше, — улыбаюсь, как дурочка от одного голоса. — Домой сейчас еду.

— А ты где? — резко произносит.

— У Людмилы Павловны, я же говорила. Просто пока поболтали, пока марафет навели. У тебя как?

— Неплохо, но очень соскучился по тебе. Руки чешутся тебя обнять.

— Я тоже скучаю, Марк.

— Тебе некогда в этой суете, — смеётся Марк. Почему-то он постоянно считал, что мои чувства слабее. Хотя это было не так, просто я не всегда их показывала.

— Ну почему? Например, когда я кручусь у шеста, сразу вспоминаю о тебе. Как ты следишь за мной взглядом, а потом твои руки.

— Дана, — сдавленно шипит.

— Что? — самым невинным голосом на свете спрашиваю. — Зато теперь я точно у тебя в голове.

— Ты там живёшь, малышка. Можешь не сомневаться.

— Спокойной ночи, Марк.

— Спокойной, — он говорит так, словно что-то ещё хочет сорваться с его языка, но он это настойчиво держит.

Вторая половина недели проходит в таком же режиме. Пятница и суббота в клубе без пристального взгляда Словецкого проходит пресно. Мой вечный позитив сменяется раздражительностью, которую мне сложно контролировать, ведь раньше такого не было.

— Макс, а кто у Марка был до меня?

— Ты о чём?

— О серьёзном. Не тех, с кем он просто спал. Были же у него отношения до меня.

— Были. Он тогда только начинал раскрываться, весь в работе утопал. Почему ты не спросишь у него?

— Я спрашивала. Он молчит.

Волков взвешивает все "за" и "против".

— Тебя что-то конкретное интересует?

— Да. Ревность его.

Макс тяжело вздыхает.

— Он был женат, Дана. И жена ему изменяла.

Мои глаза летят в стратосферу. Как такому, как Словецкий можно вообще изменять? Даже если не брать в расчёт глубокие чувства, его внешние данные были более, чем великолепны.

— Да, — усмехается Макс. — И такое бывает. Он раньше таким не был. Ты сильно зацепила его, Дана. Я думаю, что он подсознательно боится повторения ситуации.

— Для меня измена — это подло и низко в любой вселенной.

— Ты же понимаешь, что нужно время и терпение, чтобы он это понял? Все мы перестаём верить, когда обжигаемся. Давай только этот разговор между нами?

— Конечно, о чём речь. Так даже лучше.

Да, дела. Ну теперь мне хотя бы понятна природа этой чёртовой ревности. И реагировать проще.

Занятия в детском доме проходят достаточно легко. Я больше переживала, что детки начнут показывать характер. Они настолько влились в процесс, что те, кто изначально негативно отзывался об обучении, периодически заглядывали к нам. В субботу ребята из группы предложили собраться. У нас вообще у всех были хорошие отношения. Я согласилась, несмотря на усталость. Может это хоть как-то позволит развеяться и перестать психовать по поводу и без.

Надеваю платье, делаю локоны и лёгкий макияж. Водитель отвозит меня в ресторан, не задавая вопросов. Был бы здесь Артём, давно бы ему сама всё на блюдечке с голубой каёмочкой преподнесла. Он бы и разговорил, и насмешил. Но меня вёз необщительный Виталик. Думаю, им указ сверху дали: не смотреть долго, не говорить много.

Ресторан мы выбрали попроще. Терпеть не могу всю эту вычурность. Марк весь день не звонил, поэтому рассказать ему у меня не было возможности.

Мы занимаем столик и делаем заказ. Я даже позволяю выпить себе слабоалкогольный коктейль. Наша группа была очень дружной. Как-то мы сошлись с самого первого дня, выручали друг друга всегда, помогали. Вот и сейчас обсуждали планы на будущее, шутили, смеялись, рассказывали о своих победах и неудачах на профессиональном пути.

— А давайте танцевать! — восклицает Антон.

— А давайте! — подхватывают ребята, приглашая девчонок.

Люди смотрят на нас, как на дураков, но нам весело. Я немного забываю о работе, проблемах и о всех печалях. Ровно до тех пор, пока мы всей своей дружной компанией не выходим на улицу. Я натыкаюсь взглядом на Марка. Под действием алкоголя и весёлого вечера с ребятами я даже не замечаю его потемневшего взгляда и сжатых кулаков.

— Так, ребятки, меня встречают. Всем пока, люблю вас, — машу ручкой и бегу к Марку. Только он почему-то не раскрывает руки для объятий. — Привет.

Делаю шаг, чтобы поцеловать его, но Марк отворачивает голову, и мои губы приземляются на щёку.

— Понятно. Отвези меня в клуб.

— С ресторана прямо в клуб, — едко замечает Словецкий, а меня злость прошибает от его тона.

— Сама доеду, — достаю телефон, чтобы вызвать такси, но Марк грубо его выхватывает.

— Садись.

— А можно я с таким твоим настроением не буду дел иметь?

— А я должен был салют заказать по случаю того, что ты про ресторанам с мужиками танцуешь?

Обида глухо отзывается внутри, но я держусь. Молча сажусь в машину. Молча пристёгиваюсь, а у клуба молча выхожу и иду одна. Не знаю, что там делает Марк, но я до безумия зла. Быстро переодеваюсь, выходя на репетицию.

— Дана, привет, — кричит мне Максим, а я машу ему.

Даже не смотрю в сторону Словецкого. С дикой злостью, подогреваемой одним единственным коктейлем я идеально выполняю все трюки, а в гримёрке девочки говорят мне, что от меня летят искры, и сегодня я особенно шикарна. Нельзя злить женщину.

Мы выступаем, и в самый последний момент я немного меняю свою собственную программу, которая никак не влияет на сам номер, но смотрится эффектнее. Вижу ошалевшие глаза Максима, и тёмно-синие Марка, горящие адским пламенем где-то глубоко внутри.

— Ты пиздец сумасшедшая, — орёт Макс, когда я переодетая выхожу, чтобы ехать домой.

— Спасибо, я рада, что всем понравилось.

Злость отпустила меня, и сейчас я даже отдалённо могла понять Марка. Но не обязательно было так реагировать воротить от меня нос.

Словецкий ждёт в машине и даже не смотрит в мою сторону. Не спрашиваю куда мы едем, ровно как и не знаю, где мой телефон. Просто плыву по течению.

Марк тормозит у своей квартиры. Эта тишина порядком надоела, но, кажется, он копил слова, а сейчас мне всё выдаст. Ненадолго задерживаюсь на улице, делая глубокие вдохи.

В квартире я жду разбора полётов, но Марк просто уходит на балкон. Подумав пару секунд, я иду следом. Ну не спать же мне ложиться, в самом деле. Словецкий курит.

— Марк, — уже полностью успокоившись, зову.

— Уйди, я еле сдерживаю себя, — сжимает руки в кулаки, затушив сигарету о пепельницу.

— Так не сдерживай. Я всё равно никуда не уйду.

И в этот момент он яростно притягивает меня, крепко сжимая в своих объятиях. Его пальцы больно давят на талию. Тяжело дышит, словно зверь, загнанный в клетку.

— Я запру тебя. Ты вообще никуда без меня не выйдешь.

— Запри, — тихо шепчу я. Нет, конечно, я не хотела этого. Но сейчас я была готова на всё, что он скажет, лишь бы он успокоился и понял, что я никуда и не собираюсь. И уж тем более я совсем не собираюсь ему изменять. Для меня это было невозможно ни в одной из вселенных, но донести эту мысль до него я пока не могла.

Он сжимает меня ещё сильнее, утыкаясь носом в шею. Глажу его по волосам, плавно переходя на шею, едва задевая острыми ноготками.

— Это ненормально, — глухо произносит мужчина. — Ты не должна это терпеть.

— А я и не терплю, я привыкла к тебе.

— Привыкла? — отрывается, заглядывая в глаза изучающе, словно я — Колумб, и минуту назад открыла Америку.

— Не совсем точно выразилась. Я люблю тебя. Не только хорошее, но и вот это "ненормально", как ты выразился. Думаю, со временем мы преодолеем все трудности.

Марк широко распахивает глаза. Я призналась ему первая, несмотря на то, что до этого активнее был он.

— Какого чёрта ты делала в этом ресторане? — шипит сквозь зубы.

— Мы просто с группой развеялись. Я же не знала, что ты приедешь. Иначе ждала бы тебя дома.

— А какого хрена ты танцевала с этим уродом?

— Он не урод, — смеюсь я. — Он всего лишь мой одногруппник, у которого, кстати, есть жена, и дочка недавно родилась. Мы просто всеустали и решили по-дружески погулять. Ты что, никогда не был студентом? К чему такая реакция? Я скучала по тебе, ждала тебя.

Я вижу, как в нём борятся всевозможные чувства, а он не может с ними совладать. Сейчас он уже не держит меня, и я делаю шаг назад:

— Ладно, хочешь, я уйду?

Но Словецкий рычит, снова тянет меня в свои объятия и яростно целует. Толкает меня к стене, а руки ставит по бокам на уровне лица. В перерывах между поцелуями мужчина рычит:

— Ты моя. Никому тебя не отдам. Всегда будешь только моей.

А я согласна с каждым словом, в принципе. Отвечаю на такие собственнические поцелуи, поглаживая его руки, грудь, плавно спускаясь ниже. Начинаю расстёгивать рубашку, а Марк тащит меня в комнату. Срывает одежду, причём трусики рвёт в прямом смысле, кусает шею, оставляя засосы, присасывается к груди, затем спускается ниже и ниже. Сжимает покрывало в кулаках.

— Может лучше меня потрогаешь? — часто дыша, хрипло говорю Словецкому.

— Боюсь синяки оставить.

— Пожалуйста, — сдавленно прошу, и Словецкий исполняет просьбу.

Впивается руками в талию, сжимая до боли, и резко входит, от чего у меня перехватывает дыхание.

— Ты только моя.

— Я согласна.

— Я уничтожу любого, кто посмеет подумать иначе.

— Хорошо.

— Моя.

— Да. Люблю тебя, — снова признаюсь, испытывая оргазм и царапая спину Марка новеньким острым маникюром.

— Я люблю тебя, — толкается ещё пару раз, а затем кончает внутри меня, наваливаясь всем весом.

Мы лежим в полной тишине, которую нарушает только наше сбившееся дыхание. Я поглаживаю лежащего на моей груди Марка, перебирая его волосы.

— Отпустило? — шепчу я.

— Немного. У тебя синяки будут.

— А у тебя царапины. Всё честно.

И снова молчим.

— Дана, я когда-то боюсь не сдержаться, — честно признаётся мне.

— Не переживай, я потушу все пожары.

— Это какое-то наваждение. Я с ума схожу по тебе, как мальчишка.

— Всё в порядке. Я тоже.

— Ты почему-то так не срываешься.

— Ошибаешься, — смеюсь я. — Я всю неделю ходила раздражённая, что мне вообще несвойственно. Просто в остальном я тебе верю.

— Я пытаюсь, Дана, пытаюсь.

— Я вижу, всё хорошо, — успокаиваю мужчину. — Я хочу в душ.

— Давай вместе.

В душе наш марафон продолжается, хоть всё и начиналось с невинного желания смыть день. Я в который раз благодарна своему телу, которое может так тянуться и прогибаться, ведь Словецкий вообще не жалеет меня, выгибая под разными углами, заставляя забыть обо всём на свете.

Наконец уставшие и довольные мы ложимся спать, и Марк крепко прижимает меня к себе.

10

Утром я и, правда, нахожу синяки на своём теле. Преимущественно, на бёдрах и талии. Хорошо, что впереди неделя, и я надеюсь, что они хоть немного подсойдут. Решаю никуда не бежать, так как уроки учить мне не надо, я всё сделала заранее, надеясь на приезд Марка.

Привычно готовлю нам завтрак в его футболке. Чувствую сильные руки, сложенные под грудью и поцелуй в собранные волосы.

— Доброе утро, — нараспев здороваюсь с Марком.

— Привет, моя принцесса, — так и остаётся стоять Марк, уткнувшись в меня, пока я жарю яичницу с беконом и томатами.

— Любовь моя, я бы так вечность стояла, но сейчас весь завтрак сгорит, — запрокинув голову, вглядываюсь в лицо Марка. И оно не выражает ничего хорошего. — Так, что случилось? Ты всё-таки понял, что я тебя не достойна?

— Скорее, что я тебя не достоин, — ненавижу его горькие усмешки. Точнее, люблю всё, но вот конкретно они не несут ничего хорошего.

— Так, мой хороший, — выбираюсь из его объятий, выключаю плиту и поворачиваюсь к нему. — Давай говорить. Слушаю, что привело тебя к такому умозаключению? Или это такой способ экологично от меня избавиться?

— Конечно, нет, — притягивает и целует в лоб, а я таю. Это так чувственно и интимно.

— Давай позавтракаем и поговорим потом?

— Хорошо, — согласно кивает Марк.

Раскладываю еду, наливаю кофе и приступаю к трапезе. Это, конечно, редкость, но сегодня я была очень голодна. Возможно, из-за вчерашней ссоры, может быть, алкоголя, либо от страстной ночи.

Зато Словецкий хмурый. Ест без аппетита.

— Марк, не вкусно? Так не давись.

— Вкусно, малыш. Просто я чувствую себя уродом.

— Да нет. Красивый очень. За ночь ничего не изменилось, — жуя, сообщаю мужчине, но поняв, что он совсем не настроен на шутки, отставляю тарелку.

— Хорошо, пошли.

Забираю свой кофе и иду в сторону дивана, устраиваясь поудобнее. Марк плетётся следом. Садится чуть поодаль от меня, и я вытягиваю ноги.

— Это ненормально.

— Мы вчера об этом поговорили.

— Я был женат, Дана, — смотрит в одну точку, передаваясь воспоминаниям. Я вижу, что ему даётся это с трудом. — Её звали Николь. Мы поженились сразу после института. Я ещё не был богатым, только начинал строить и развивать бизнес. Часто пропадал на работе, в командировках, но я верил ей. Как меня может обмануть человек, который клянётся в любви? Который поддерживает меня? Томно шепчет, что скучает? Обещает, что в огонь и в воду.

Я вижу, как ему больно это вспоминать, но сохраняю безэмоциональное выражение лица.

— Как? — теперь он смотрит на меня, но глаза где-то далеко. — Она изменяла с людьми, которых я считал друзьями. Он был не один. Искала папика. Но однажды я всё узнал. Бухали тогда с Максом по-чёрному, и я сразу с ней развёлся. Она ныла, что оступилась, с кем не бывает, но во мне что-то сдохло. Я ударился в работу, никогда не вспоминая о ней и ни в кого не влюбляясь. Пока не встретил тебя, Дан. Я думал, что она убила во мне возможность любить, но ты каждый день заставляешь воскреснуть всё то, что, казалось, сдохло. И я очень боюсь тебя потерять. Я боюсь, что ты уйдёшь, тебя уведут, и не получается с этим бороться, — его голос стал совсем тихим. — Я вижу, какие мы разные, и боюсь, что тебе надоест. Я старше, слишком серьёзный, постоянно в работе, ещё и мудак ревнивый. Пытаюсь спокойно реагировать, но словно пелена перед глазами. Я каждый день до сумасшествия боюсь тебя потерять настолько, что готов просто привязать к себе, потому что очень люблю тебя.

— И я тебя люблю, — в глазах всё же собираются слёзы, но не от жалости к нему, а от его трепетного признания. — У меня не было брака, настолько серьёзных отношений, я так не любила ни одного мужчину, Марк. Не поверишь, но я тоже боюсь, что ты уйдёшь от меня. Мы же из разных миров. Я — танцовщица из клуба, а ты — крупный бизнесмен. Я — смешливая дурочка, а ты серьёзный по всем фронтам. У меня даже семьи нет, когда у тебя такие связи. Я с самого начала думала, что всё это не надолго, поэтому и бегала, не хотела страдать потом. Но я не думала, что вообще умею вот так любить, Марк. Любить мужчину и чувствовать так сильно. Я доверилась тебе почти сразу, и я не собираюсь тебя предавать. Тяжело простить предательство, но ещё тяжелее оправиться от него и снова верить кому-то. Но я не уйду, — пожимаю плечами, утирая слёзы, пока Марк молча слушает и затапливает меня своим диким штормом в глазах. — Мы справимся. Проработаем это, пройдёт время и всё наладится. Я готова подождать и потерпеть, потому что я тебя люблю, Словецкий. Кажется, больше жизни.

Я сижу, словно каменная, а Марк, дослушав, тянется, крепко прижать меня. Тяжело выдыхаю ему в шею, пытаясь унять дурацкие слёзы, пока Словецкий целует меня везде, где приходится.

— Ты не дурочка, а я не уйду. Сколько ты сможешь терпеть это?

— Сколько нужно, — спокойно говорю. — У меня больше никого нет, чтобы что-то ради кого-то делать. А для тебя я хочу. Тем более, мы будем пытаться. Ты же терпишь мои выступления в клубе.

— Кажется, мы два идиота, которые нашли друг друга. Всё, успокойся. Ещё и до слёз довёл, — утирает большими пальцами Марк.

— Давай договоримся всё обсуждать. Поговорили, решили ситуацию, обсудили, что не так.

— Давай. На всё согласен. Ты даже не представляешь, какую власть имеешь надо мной.

От его признаний внутри разливается тепло. Обычная девчонка имеет власть над крупным бизнесменом, одним из богатейших людей.

— Ты даже не представляешь, как я собираюсь использовать эту власть.

Тянусь к его губам, просовывая руки под футболку. Словецкий мгновенно реагирует и вот наш шаткий мир уже немного восстановлен.

— Поехали, покажу дом, — предлагает Марк, когда мы лежим, пытаясь восстановить дыхание. — Или у тебя уроки?

— Нет, я надеялась, что ты приедешь, и всё выучила.

— Отлично. Заодно посмотрим на твоё вождение.

— Будешь учить меня?

— Да, — улыбается Марк.

— Мне нравится. У тебя особый дар в учительстве. Например, в горизонтальной плоскости.

— Знаешь, у тебя тоже особый дар, — хрипло смеётся мужчина. — Ты за пару секунд можешь меня завести, а потом заставить кончить, как только почувствовал тебя.

— Думаешь, во мне дело? — решаю поиздеваться над мужчиной.

— Я сейчас кому-то покажу, — вскинув брови, смеётся Словецкий, а целую его в уголок рта.

— Я собираться.

Наши сборы проходят быстро. Марк уплетает остывшую яичницу, пока я навожу марафет. Доезжаем за час, останавливаясь у шикарного дома. Снаружи он сделан из тёмного материала, огорожен высоким забором, панорамные окна, территория для сада.

— А здесь у тебя есть садовник?

— Должен быть, но я редко здесь нахожусь. Зато Нина Фёдоровна всегда здесь. Сейчас познакомлю.

Марк с горящими глазами ведёт меня в дом. Сейчас он выглядел, как мальчишка. Внутри дом ещё больше поражает меня. Всё выполнено в сдержанных тонах. Преимущественно, тёмных. К примеру, чёрная тюль вообще вызвала у меня восторг. Я разглядывала всё с восторгом в глазах и открытым ртом.

— Здравствуйте, Марк Алексеевич, — выходит приятная женщина лет пятидесяти со слегка пробивающейся гордой сединой.

— Здравствуйте, Нина Фёдоровна, дорогая. Рад видеть вас.

— Да, давно вы не заезжали.

— Работа, — вздыхает Марк. — Познакомьтесь. Дана — моя девушка.

— Очень приятно, — дружелюбно улыбается женщина.

— Взаимно.

— Я могу приготовить ужин?

— Да. И что-то на десерт обязательно, — улыбается Марк, зная мою тягу к сладкому. — Мы здесь до утра.

— Хорошо, Марк Алексеевич.

— Пошли, покажу кинотеатр и бассейн с джакузи.

— Ого!

Кинотеатром оказывается комната с большим экраном, вся в огромных подушках, а на потолке проекция звёздного неба.

— Какая красота! Я тут жить останусь! — восхищённо оглядываюсь я, пока Марк посмеивается надо мной.

Отдельное пространство для бассейна и джакузи.

— Это же целый спа-курорт! — восторженно кричу. — А вода чистая?

— Конечно. Тут всё функционирует даже в моё отсутствие.

Хитро улыбаюсь и с разбегу плюхаюсь в бассейн, слыша лишь, как Словецкий что-то кричит в спину. Выныриваю, весело смеясь, а Марк смотрит на меня, как на ребёнка, но с такой нежностью и любовью.

— За такой твой взгляд я готова всё отдать, — честно признаюсь, подплывая к бортику.

Марк садится на корточки, пока я тянусь к нему на вытянутых руках. Словецкий ничего не отвечает, начиная целовать меня, придерживая за талию, чтоб я не свалилась обратно. Но в какой-то момент я тяну его с собой в бассейн, быстро уплывая. Правда, Марк, оказывается быстрее. Хватает меня за лодыжку, подтягивая к себе, а потом выныривает вместе со мной.

— Сумасшедшая девчонка, — шепчет он в ухо и снова тянется к губам.

Поцелуй мокрый, влажный, крышесносный.

— Люблю тебя, — в перерыве между короткими поцелуями говорит Марк. — Обожаю, — снова чмокает.

— Жить не могу, — и снова целует. Я была на грани от обычных поцелуев. — И не хочу.

— И я тебя люблю, — тихо говорю, глядя прямо в глаза.

Марк вытаскивает меня из воды, и с нас бегут ручьи воды.

— Блин, я ведь одежду не брала с собой.

— Пошли покажу, — хитро улыбается Марк, неся меня на руках.

— Я сама могу.

— Но хочу я.

Марк приносит меня в комнату с огромной двуспальной кроватью, белым ковром с длинным ворсом, о котором я давно мечтала, но всё руки никак не доходили купить. Из комнаты ведёт ещё одна дверь в гардеробную с кучей шкафов и женских вещей.

— Словецкий, если это вещи твоей любовницы, то я это носить не буду, — морщу нос, а Марк ставит меня.

— Это твои вещи. Мой секретарь заказала. Она же видела тебя. А Галя очень внимательный и ценный сотрудник.

— Ты серьёзно? — я даже дар речи теряю, пока осматриваю комнату. В глазах снова появляются непрошенные слёзы.

— Малыш, ты чего? Не нравится? Так новое купим.

— Нравится, конечно, — шмыгнув носом, утыкаюсь в его грудь. — Просто обо мне никто давно не заботился.

— Я теперь буду всегда. Не всё мне под силу, конечно. Твоя работа, например.

— Я скоро уйду из клуба. Как учёбу закончу, и девочек подготовлю.

— Я буду рад. Не могу спокойно жить, зная, что эти уроды таращатся на тебя, хоть и делаешь ты всё охуенно.

Смеюсь с его комментария, и чувствую, что замёрзла.

— Давай сейчас я переоденусь, и мы пойдём смотреть кино.

— Давай, — согласно кивает мужчина. — Вечером у нас ужин будет.

— И я надену на него самое короткое платье и самое красивое бельё, — шепчу на ухо Словецкому, едва касаясь уха. — А закончим в джакузи.

— Мы сейчас никуда не пойдём, — низко сообщает мне Словецкий, на что я отрываюсь от него и иду выбирать одежду.

— Передай Гале спасибо. Одежда крутая, выбрана со вкусом.

Быстро переодеваюсь в найденный домашний костюм, пока Марк в комнате тоже надевает сухую одежду, я приземляюсь на ковёр. Ложусь, чувствуя какой он мягкий.

— Давно себе такой хотела.

— Теперь он у тебя есть, — смеётся Словецкий. Он со мной вообще всегда весёлый.

— Вообще-то это у тебя он есть.

— У нас. Он есть у нас. Я предупредил охрану, дам тебе ключи, на всякий случай, чтобы ты всегда сюда могла приехать. И очень прошу тебя, слёзы не лей.

— Так и быть, — всё же шмыгаю носом, а Марк снова поднимает меня и тащит вниз. Вообще, мне несвойственно рыдать, но в последнее время я нет-нет, да и да. С этим Словецким у меня всё по-другому. И я с ним другая.

В кинотеатре он включает всю технику, уточняя какой фильм мы будем смотреть.

— Ужасы, конечно.

— Да ну, Дан, я потом не усну.

— Дурак.

На самом деле ужастик был страшный, но мы со Словецким постоянно его постоянно комментировали, дико ухохатываясь с этого. В один из страшных моментов я схватила Марка за ногу, на что он смешно вздрогнул, сдерживаясь от крика. А в конце фильма Словецкий нависал надо мной, спускаясь поцелуями по шее.

— Марк, это на вечер, — томно шепчу, кладя руку на его шею.

— Десерт? Чтобы аппетит не испортить?

— Именно.

— Тогда пойдём машину водить, — резко отрывается от меня Марк, и я с сожалением вздыхаю.

Словецкий вывозит нас на большое поле, и мы меняемся местами.

— Покажи для начала, что умеешь.

Я вспоминаю всё, чему училась, и аккуратно пробую. Ездим по квадрату, затем по кругу, потом Марк просит выполнить манёвры.

— Дан, ты очень напряжена. Нужно получать удовольствие, расслабься, у тебя всё хорошо получается.

— Правда?

— Правда.

Я делаю пару глубоких вдохов и выдохов, продолжая вести машину.

— Малышка, у тебя всё хорошо получается, думаю, ты просто волнуешься. Ответь на пару вопросов.

Словецкий задаёт мне базовые вопросы, и я легко на них отвечаю.

— Ну ведь всё прекрасно, девочка моя. Ты просто боишься.

— С тобой не страшно, — признаюсь мужчине. — С тобой вообще ничего не страшно. Офигенное чувство.

— Я рад, — смеётся Марк, пересаживая меня на себя в позе наездницы. — А мне с тобой просто жить хочется.

Крепко обнимаю Словецкого.

— Не думала, что когда-то стану такой романтичной дурой.

— Моя любимая дура, — целует Марк в волосы, пока я ещё крепче жмусь к нему. — Сколько с тобой хотели познакомиться? Скажешь теперь?

— Я, правда, не знаю. Спроси у Макса, к нему же все шли с этим. Он мне не говорил даже. Только о тебе.

— Интересно, а сейчас хотят?

— Не интересно, — качаю головой.

— Совсем?

— Абсолютно плевать.

— Даже в целях поднятия самооценки? — не глядя, вижу его лицо по одному только тону.

— Словецкий, для этого мне достаточно одного твоего взгляда на меня, — отрываюсь я наконец-то, беру его лицо в руки. — Завязывай.

— Просто интересуюсь. Расскажи о родителях.

— Они были невероятными. Знаешь, они оба всегда были мне, как друзья. Мы устраивали дискотеки, незабываемые праздники друг другу, всегда ценили и уважали друг друга. У них был свой бизнес — цветочный магазин. Что-то они заказывали, а что-то мама выращивала сама, — стараюсь держаться, хоть слёзы подбираются.

— Ты поэтому так любишь цветы?

— Да. Мама с такой любовью к ним относилась. Делала такие невероятные букеты.

— А что с магазином стало?

— Давай в другой раз, — всё, на сегодня лимит исчерпан. — Мне просто тяжело говорить об этом.

— Ладно, — гладит успокаивающе меня мужчина своими горячими руками. — Домой ты везёшь.

— Не боишься не доехать?

— Главное, с тобой, — весело ему.

Мы достаточно быстро доезжаем, пока Марк курсирует меня. С ним на самом деле легко и спокойно. День летит с невероятной скоростью, а я не хочу его отпускать, потому что рядом с ним. По возвращению домой я поднимаюсь наверх, чтобы навести красоту. Надеваю обещанный комплект белья и свободное платье.

Когда спускаюсь, Марк уже ждёт меня за столом. Глаза бегают от блюда к блюду, и я понимаю, как голодна.

— Вау, Нина Фёдоровна, это шикарно.

— Спасибо, — смущается женщина.

— А поужинайте с нами! — предлагаю я. — Марк, ты же не против?

— Конечно, нет.

— Ну что вы, не хочу вам мешать.

— Вы не будете мешать. Поболтаем, расскажете об ужасных привычках Марка, — смеюсь, лукаво глядя на мужчину.

— Это бесполезно, Нина Фёдоровна. Лучше не спорить, — Марк говорит это с таким видом, словно преисполнился в своём познании.

— Ладно, уговорили.

Ужин проходит также легко и беззаботно. Нина Фёдоровна оказывается интересной женщиной, которая веселит нас. К концу ужина я незаметно под столом веду ногой вдоль ног Словецкого к заметно проявившимуся бугру. Лицо Марка ни на секунду не меняется. Лишь в глазах играют чертята. Прячу улыбку за волосами, ещё сильнее распаляя мужчину, чувствуя, как у самой уже стало влажно в трусиках.

— Спасибо большое за ужин, Нина Фёдоровна.

— Вам спасибо за приглашение!

Марк тянет меня за руку на второй этаж.

— Милый, куда ты так спешишь? — недоумеваю.

— Сейчас узнаешь.

Марк закрывает дверь, прижимая меня к ней. Руки держит на талии, случайно надавливая на оставленные прошлой ночью синяки. Тихо шиплю.

— Что такое?

— Всё отлично. Просто одежды много.

Марк несёт меня на кровать, кладя на мягкие холодные простыни, стягивая платье. Вижу, как горят его глаза, устремлённые на меня.

— Блять, сдохну, никому не отдам, — начинает целовать синяки, проводит по ним языком.

— Марк, — перебираю его волосы, едва удерживая себя на месте.

— Что, маленькая?

— Трахни меня, — прошу я.

— Уверена?

— Марк, — тяну его имя.

— Ты начала руководить балом сегодня, ты и продолжай, малышка.

Марк совершает рокировку, и я сижу на нём. Вижу, как он ждёт от меня решительных действий. Что ж, никаких проблем. Провожу языком по его кадыку, затем спускаюсь дорожкой поцелуев по животу, пока он лапает мою пятую точку. Стягиваю с него боксеры, освобождая стоящий колом член. Тоже провожу языком.

— Дана, — шипит Марк, сжимая простынь руками.

— Что такое, милый? — с улыбкой спрашиваю, продолжая ласкать языком.

Никогда таким не занималась, но делала всё по наитию. Беру в рот, насколько получается это сделать, и слышу, как Словецкий стонет, кладя руку на мою голову, слегка направляя. Слышать и видеть, как он ловит кайф, и знать, что я тому причина — невероятно. После пары минут оральных ласк я сажусь верхом. Руки Марка ощутимо сжимают мою грудь, а голубые глаза горят самым адским пламенем. Сама не понимаю, как эти пошлые стоны вырываются из моего рта. Словецкий притягивает меня для глубокого поцелуя, и мы с ним снова меняемся местами. Вот уже Словецкий нависает надо мной, входя во всю длину, приковав мои руки своими к кровати. Когда чувствую как он напрягается и изливается, то и сама не выдерживаю.

— Хоть я и сверху, но трахнула сегодня ты меня, — устало бормочет Марк, на что я смеюсь. — Теперь в джакузи? Расслабляться?

— Было бы здорово, но я боюсь, что уже не дойду.

Марк укутывает нас в одеяло, и со мной на руках идёт в место, отведённое под джакузи. Включает разные режимы, и, если бы не усталость, возможно, мы бы продолжили. Но слишком ярким был секс.

— У нас ещё будет возможность, — уверяет меня Словецкий.

— Не сомневаюсь, — лежу расслабленно в его руках звёздочкой. — А вообще слишком быстро прошли выходные. Не хочу никуда завтра.

— Дана, — тихо и проникновенно говорит Марк. — Это точно ты?

— Да, просто ты меня испортил.

Марк ничего не говорит, но я чувствую, что он улыбается.

11

К моему огромному сожалению наши сказочные выходные заканчиваются и рано утром мы выезжаем по делам. Точнее везёт нас Артём, а мы обнимаемся на заднем сидении.

— А ты сможешь найти одного человека, зная фамилию и имя? — сонно спрашиваю у Марка, который что-то делаетв ноутбуке.

— Артём, ты сможешь? — зато Словецкий более собран.

— Если только это не тайный агент какого-то спецподразделения. Кого ищем?

— Кстати, да, — тоже заинтересовывается Марк.

— Жениха Людмилы Павловны.

— Понял. Как его зовут, Даная Сергеевна?

— Новин Фёдор. Примерно её возраста, чуть старше может.

— Не густо.

— Могу что-то ещё узнать.

— Да нет, найду, — улыбается Артём. Вряд ли для него бывают невыполнимые задачи.

— Спасибо, Артём.

Всё идёт привычным образом. Университет, работа, занятия с детками, вечера и ночи с Марком. Из колеи выбивает только лишь когда в среду, пока мы с девочками репетируем, мне звонит Вика.

— Да, привет, — прижимаю телефон к уху.

— Дана, — плачет девушка. — Он… он… избил, грозится выкинуть с окна. Тёмка напуган.

— Сейчас я приеду, всё хорошо будет, — стараясь сохранить спокойствие говорю Вике. — Дай Тёме трубку. Тёмочка, привет. Это Дана, узнал?

— Да, — лепечет малыш.

— Я сейчас приеду и заберу вас с мамой. Ничего не бойся, хорошо? И маму успокой.

— Холосо, — тихо и грустно говорит малыш.

— Девочки, на сегодня репетиция окончена! — быстро сообщаю. — Макс, у меня проблемы, мне нужно уехать.

— Дан, что случилось? — хмурится Волков.

— У меня есть подруга. Вика. У неё муж моральный урод. Он мент, избивает и кошмарит их с сыном, чувствуя свою безнаказанность. Сейчас, видимо, белку поймал. Мне надо забрать их.

— Ты что, одна туда собралась?

— Марку позвоню по пути. Но времени нет ждать, боюсь не успеть, — судорожно сообщаю мужчине.

— Поехали. Одна точно никуда не поедешь. Марк мне голову свернёт потом.

Махнув рукой, я быстро забираю вещи, накидываю куртку на топ, и выбегаю к Максиму. Волков срывается с места по указанному адресу, пока я набираю Словецкого.

— Да, любовь моя. Ты уже закончила?

— Привет, Марк. Нет, тут такое дело. Помнишь, про Вику рассказывала?

— Да.

— Там этот урод её кошмарит, пообещал выкинуть с окна, в общем я еду к ней. Меня Макс повёз.

— Не смейте ходить туда вдвоём. Ты вообще не смей, — громко и резко и говорит Словецкий. — Я сейчас приеду с парнями. Дана, ты поняла? Никакой самодеятельности.

— Хорошо, Марк, поняла, только быстрее. Там Тёмка боится.

Марк кладёт трубку, а меня потряхивает.

— Ты не знаешь, в каком отделении работает?

— Нет, Макс. А что?

— У меня дед — начальник большой.

— Вау.

— А папа в администрации, — довольно улыбается Волков. — Марк говорит, что с золотой ложкой родился.

— А как вы познакомились? — проснулось моё любопытство.

— Мы служили вместе. Марк сам пошёл, а меня дед заставил.

— Ничего себе, — присвистываю я.

Разговор немного отвлекает от трясучки. Как только Макс тормозит у нужного дома, я пулей вылетаю из машины, но меня за капюшон цепляет Волков.

— Да стой ты. Тебе же сказали ждать.

Психую и хожу из стороны в сторону добрых семь минут, пока не замечаю машину Марка.

Словецкий подходит, быстро целует меня, жмёт руку Максу.

— Спасибо, что не отпустил.

— Сумасшедшая же.

— Давайте потом меня обсудите. Надо чтобы он дверь как-то открыл.

— Сейчас всё будет.

С нами идёт Артём. Макс прикидывается возмущённым соседом, обещающим снести тыкву, если этот урод сейчас же не вырубит музыку. А что ещё нужно? Борис тут же открывает дверь, после чего Макс пинком толкает его в квартиру, выбивая из рук табельное оружие.

— Вы кто такие? А-а, подружка-шлюха привела? — зря он это, тут уже у Марка срывает предохранитель.

Мне же плевать, как он меня называет, я бегу за Викой и Тёмой.

— Вик, открой, это я, — стучу в закрытую дверь. Подруга аккуратно и открывает, а я от шока молчу пару секунд. Губа и нос разбиты, на скуле ссадина, шея фиолетово-багрового цвета. Даже не представляю, что под одеждой.

— Дана, — бросается мне на шею подруга.

— Всё хорошо, тихо. Я не одна, он ничего тебе не сделает. Тёмочка, собери свои самые любимые вещи и игрушки, хорошо? Сегодня будешь у меня с мамой ночевать.

— Холосо, — серьёзно нахмурив брови, соглашается малыш.

— И ты собери все необходимые вещи.

— У него наши документы, — утирая слёзы, говорит подруга.

— Сейчас всё будет, — крепко обнимая, отправляю их собираться.

— Документы где? — выходя в зал, спрашиваю у этого морального урода.

— Вы все за это ответите, — сплёвывает Борис. — И вы, шалавы, и хахали ваши.

Макс оставляет отпечаток своего кулака, ещё раз вежливо уточняя, где документы.

— В кабинете. Ключ в вазе, документы в сейфе. Они вам все равно не помогут. Я найду эту тварь, я её закопаю.

— Себе лучше яму выкопай, урод, — рычит Марк.

Артём спокойно стоит на стрёме, но в кабинет идёт со мной на всякий случай. Я нахожу документы и открытый ноутбук, в котором вижу переписку, в которой Борис обсуждал отмывание денег. Быстро скриню и распечатываю. Пусть будет. На всякий случай.

— Что? — спрашиваю у ухмыляющегося Артёма.

— Умница.

Возвращаюсь к Вике и Артёму. Помогаю им собирать вещи, складываю всё, что вижу.

— А ты с кем?

— Ну, один мой работодатель, другой — мой мужчина, а третий — начальник его охраны, — смеюсь. — Я тебе всё потом расскажу. Но бояться нечего.

Одеваю Артёмку в куртку, недеваю его маленький рюкзачок и беру на руки. Вика берёт две большие сумки. Я выношу Артёмку спиной, чтобы он не видел происходящего.

— Я найду тебя, тварь, и убью, — но следует удар, а дальше я не слышу, потому что выхожу на улицу. Вика идёт следом. Через пару минут выходят и парни.

— Это Вика — моя подруга. Артёмка — её сын. Марк — мой мужчина. Макс — мой работодатель и наш друг, Артём — начальник охраны, — как есть, так и говорю я, следуя к машине.

Максим забирает вещи у Вики, а Марк открывает машину.

— Ух ты! Какая машина, — радостно говорит малыш. — Мы на ней поедем?

— Да, Тёмочка. Вик, садись, — открываю ей заднюю дверь. — Марк, давай ко мне.

— Ребятки, я больше не нужен? — спрашивает Максим.

— Да нет, — пожимает плечами Марк. — Ты решишь?

— Ну конечно, — с важным видом сообщает Волков.

Жмёт руку Марку, слегка прижимает меня, на что я слышу рык Словецкого и с невозмутимым видом уезжает.

— Нет, я точно его убью когда-нибудь.

— Успокойся, — чмокаю в щёку, прыгая на заднее сиденье и усаживаю малого на колени. Он кладёт головку мне на грудь, кажется, засыпая.

Как можно быть таким моральным уродом и кошмарить свою семью? Но правильно говорят. На самого сильного найдётся ещё сильнее.

— Стоит говорить, что больше вы к нему не вернётесь?

— Дана, ты же знаешь, он найдёт нас.

— Он больше никого не найдёт, Виктория, — спокойно говорит Артём. Он вообще как-то очень серьёзен и очень внимательно наблюдал за подругой.

— Вик, не переживай. Я тут обзавелась крутыми связями, — смеюсь я. — Всё будет хорошо.

— Где он работает и какое звание? — обращается Артём к Вике, и та отвечает.

— У него там в ноутбуке какие-то странные схемы. Я распечатала, нужно будет отдать Максу, — вручаю бумаги Артёму, больше говорят об этом для Марка.

— Дана, он знает, где ты живёшь? — низко спрашивает Марк.

— Да.

Спустя двадцать минут Марк тормозит у моего дома. Вика более-менее успокаивается лишь в квартире, а я уложив и раздев мелкого, включаю чайник. Пока он закипает, я достаю аптечку, начиная обрабатывать синяки и ссадины на Вике.

— Как рёбра поживают?

Вика приподнимает кофту, где всё такого же цвета, как и шея.

— Вот сука, — поражённо говорит Марк. Думаю, ему такое и в голову никогда не приходило. Он из-за синяков после бурной ночи всегда выглядит дико виноватым, выцеловывая их потом. — Завтра к врачу нужно съездить, заодно побои снять. Артём, оставь здесь парней.

— Есть, — что с Ермиловым? Что это он такой сосредоточенный.

Наливаю нам с Викой травяной чай, а парням кофе. Артём вскоре прощается и уходит, а Вика идёт в душ. Марк притягивает меня, стоя у столешницы.

— Я с ними останусь.

— Я уже понял, — упирается подбородком мне в макушку, крепко прижимая к себе. — Завтра заеду за тобой. Мне так тебя мало.

Марк говорит это так проникновенно, при этом ещё крепче сжимает в своих руках. Мне тоже катастрофически его не хватает. Мы видимся то час утром, пару вечером, да на выходных, если повезёт.

— Мне тебя тоже. Давай уедем в твой дом, и станем затворниками.

— Давай, — смеётся Словецкий, но мы оба знаем, что этого никогда не случится. — С тобой будет охрана. Вику отвезёт Артём. Но будь осторожна, малышка.

— Хорошо. Можно в больницу вечером? Чтобы я с Тёмкой осталась сидеть. Заодно и ты приедешь, если освободишься.

— О, в таком случае, точно освобожусь.

— Не обольщайся, мы будем сидеть с ребёнком. А почему Артём такой напряжённый был? Или мне показалось?

— Да он таких уродов не особо жалует. Тёмыч служил в горячих точках, он там столько жестокости насмотрелся.

— Понятно.

Для меня это тоже было дико, но каждый раз Боря трезвел и приходил за ними, намекая, что лучше пойти по доброй воле, а сделать мы ничего не могли. Зато сейчас он получит за все годы издевательств. Я, конечно, не злорадствовую, но мне приятно.

Марк уходит, оставив меня трогать горящие распухшие губы и справляться с дрожью в коленях. Когда Вика выходит из душа и понимает, что все ушли, больше не держит себя. Мы идём в комнату, где она у меня на коленях обливается самыми горькими слезами.

— Ну тише, всё теперь хорошо будет. У меня есть Марк, а у него связи ого-го-го. У Макса вообще дед — шишка. Всё решим.

— А где я жить буду? — ревёт Вика. — И на что?

— Вот дурнушка. У меня, конечно! Я вообще-то работаю, как бессмертный пони. Да и мужчина у меня — крупный бизнесмен, спешу ещё раз рисануться.

Вика смеётся, и я мастерски перевожу тему, рассказывая, как мы познакомились и нашу историю.

— Рада за тебя, Дан. Ты заслужила.

— Ты тоже. И всё обязательно будет. Просто чтобы пришло что-то новое, нужно избавиться от старого. И Тёмке негоже так детство проводить. Завтра тебя Артём отвезёт в больницу, а я с мелким посижу. С ним можешь ничего не бояться. Он — скала.

— Хорошо, — смеётся Вика. — Только мне так неудобно.

— Заткнись, умоляю, Воронова.

Мы болтаем ещё полночи, пока я не вырубаюсь.

12

Утро наступает так нещадно быстро. Звонит ненавистный будильник, и я плетусь готовить завтрак. Разогреваю замороженные сырники и достаю арахисовую пасту, которую обожает Тёмка. Себе завариваю овсянку. Успеваю и позавтракать, и собраться, когда вижу заспанного малыша.

— Дана, пливет. А где мама?

— Привет, мой хороший, — поднимаю на руки. — А мама спит ещё. Пойдём будить?

Артём кивает, и мы заваливаемся к Вике. Нащекотавшись и насмеявшись, я вижу уведомление о том, что Марк уже ждёт меня.

— Так, завтрак на столе. Всё что найдёте — ваше. Телевизор и компьютер в вашем распоряжении. Чувствуйте себя, как дома. Вика, если будет желание, освободи любой шкаф для вас. Я после занятий приеду, а тебя Артём в больницу отвезёт.

— Может не…

— Надо! — чмокаю в щёки обоих. — Следи за мамой. Что в магазине взять?

— Мармеладок, — мило смущается малыш.

— Договорились. Там сырники с твоей любимой пастой.

— Ула! Спасибо, Дана!

С улыбкой выбегаю к Марку, прыгая на заднее сидение. Он слёту сгребает меня в охапку, утыкаясь носом в шею, щекоча дыханием кожу.

— Привет, моя девочка.

— Привет, — таю и плавлюсь. — Как спалось?

— Скучно и одиноко. А тебе?

— А мне мало. Сначала мы с Викой болтали полночи, потом я встала пораньше, чтобы завтрак им приготовить. Надо будет в магазин заехать, Тёмка просил мармеладки.

— Заедем. Можно ещё будет в магазин игрушек.

— Да. Он из-за этого урода скромный такой, ничего не просит. И игрушек у него мало. Вика бухтеть будет. Как там, кстати, Артём?

— Я всё Максу отвёз. Он сегодня уже должен отзвониться.

— Отлично. Как я рада, что этот урод наконец-то остаётся ни с чем.

— Ты сегодня снова с ними останешься? — шёпотом спрашивает Марк.

— Думаю, мы отпросимся у Вики после больницы, — тоже шёпотом отвечаю. — А что по моей просьбе?

— Я нашёл. Думаю, что это он. Дети выросли и уехали заграницу, с женой в разводе.

— Спасибо, Артём. Ты лучший, — говорю и осекаюсь, почувствовав тяжёлый взгляд Словецкого. — Прям сразу после Марка. Дай адрес, пожалуйста.

Ерёмин усмехается, пообещав отвезти.

— Мне шеф сказал вас одну не оставлять. А то вы всё норовите в разборки влезть, — тут уже все смеёмся.

Еле отрываюсь от мужчины около универа, но учёба зовёт. Людмила Павловна радуется тому, как я похорошела и какой чувственной в танце стала.

— Хороший учитель. Я бы хотела вас познакомить. Можно мы украдём вас на ужин?

— Если, конечно, ты хочешь.

— Хочу. Для меня очень важно ваше мнение. Тем более вы знаете, что у меня никого не осталось.

— Хорошо, деточка. Украдите.

Между занятиями моими и занятиями детей у меня есть небольшой перерыв, и Артём привозит меня к старому дому. Найдя нужный подъезд и этаж, я звоню в дверь с решительным настроем. Открывает дверь мужчина того же возраста, что и Людмила Павловна. Его внешность можно было охарактеризовать только одним словом — благородство.

— Здравствуйте, юная барышня. Хотел бы я, чтобы вы ко мне пришли, но нет этак сорок назад. Вы, наверное, ошиблись дверью?

— Фёдор Николаевич? Она вас именно так и описывала. "Благородный, эрудированный, с чувством юмора".

— Кто она, барышня?

— Людмила Павловна.

Лицо мужчины меняется.

— А вы…

— Я — её ученица. Она о вас так много рассказывала. Вы знаете, Людмила Павловна была бы рада встрече с вами. А вы?

— Людочка, — его улыбка такая настоящая и искренняя, что мне становится тепло на душе. — Она ищет встречи?

— Она точно не будет против, — искренне улыбаюсь я. — Но Людочка не знает, что я здесь и что я нашла вас.

— Я вас понял, юная барышня. Как вас зовут?

— Да, простите. Дана.

— Даночка, я был бы рад с ней встретиться.

— Отлично! Я закажу столик в ресторане, а вам сообщу место и время. Вот мой номер, — протягиваю мужчине. — Мы с вами обо всём договоримся и, если надо, вас привезут!

— Какая вы резвая! У неё все ученицы такие?

— Нет, я одна такая! — смеюсь. Марк бы точно сказал, что я сумасшедшая. И обязательно скажет.

— Что ж, я буду вам благодарен, Дана. Может, чаю? Что-то я, дурак старый, разволновался.

— Я бы с удовольствием, но у меня, к сожалению, нет времени.

— Что же, хорошо, буду ждать звонка.

Окрылённая я спускаюсь припрыгивая, а Артём надо мной посмеивается.

— Дан, а как так вышло, что Вика замуж вышла за этого тюбика?

— Он красиво ухаживал. Никто не думал, что будет вот так, — уставившись в окно, рассказываю парню.

— А где её родители? Неужели некому помочь?

— Они как её замуж выдали, перебрались в деревню. Вика им ничего не рассказывала, чтобы не беспокоить.

— Ну и логика. То есть если бы когда-то этот урод довёл до конца, они бы не беспокоились.

— Да, Артём, понимаю. Но они тоже вряд ли бы чем-то смогли помочь, а вот нервничать не перестали бы. А ты чего интересуешься? Она тебе часом не понравилась?

Многозначительное молчание Артёма я поняла, как положительный ответ на мои догадки.

— Тём, слушай, сейчас ей, конечно, надо время, — серьёзно начинаю. — Но с охмурением могу помочь.

Я начинаю заливаться, вызывая у Артёма улыбку. Мне как раз звонит Марк, и я отвечаю, заливаясь ещё большим приступом, представляя его лицо.

— Сумасшедшая, — я слышу, что он улыбается. — Что смешного?

— Артём анекдот рассказал.

— Он что, ещё и клоуном подрабатывает?

— Ага, ты освободился? Мы едем в торговый центр мелкому купить игрушек, а потом я домой.

— Как раз к этому времени буду дома. Я тебе вчера карту в сумку подкинул. Пользуйся. Там достаточно, за всю жизнь не потратишь.

— Что? Марк, нет. Зачем? — пропадает желание веселиться.

— Потому что ты моя женщина, и мне так хочется, — зато вот ему теперь весело. — Давай так, я иду на уступки с работой, а ты здесь. Можешь не пользоваться, но пусть будет у тебя будет.

— Хорошо, — лучше избежать ненужного конфликта.

Откидываюсь на сидение. Кого я должна благодарить за него, и что со мной будет, если он решит уйти? Сейчас я уже знала, что не выплыву без него. Мир потеряет краски и смысл. Никогда не принимала и не понимала всех этих "Жить не могу без тебя", пока не встретила Марка.

— Тём, подождёшь меня, я быстро.

Охранник лишь задумчиво кивает.

В магазине детских игрушек выбираю разные машинки, роботов, конструктор. Затем спускаюсь в продуктовый магазин, где набираю вкусняшек мелкому. У меня у самой дома их почти не было, чтобы не объедаться. Когда уже подхожу к выходу, слышу за спиной знакомый голос. Не любимый бархатный, а приторный и обволакивающий. До тошноты.

— Даня? Здравствуй, вот так встреча, — останавливаюсь, разворачиваясь на пятках.

— Здравствуй, Ян.

— Как жизнь? Всё хорошеешь, — оглядывает с головы до пят, от чего мне становится не по себе.

— Отлично жизнь, стараюсь, — едва выдавливаю вежливую улыбку. — Ты как?

— Чудесно. Бизнес свой открыл, расту и развиваюсь. У тебя ребёнок?

— Можно и таксказать. Ладно, мне пора бежать.

— Не хочешь как-нибудь поужинать?

— Нет, Ян.

— Да брось, оставим все обиды в прошлом. Мы сейчас уже взрослые люди.

— Нет, Ян. У меня есть мужчина, и ему это не понравится. Удачи, — снова разворачивались и ухожу.

Встреча оставляет неприятный осадок, и мне хочется как можно скорее оказаться в объятиях Марка, почувствовать его тепло и защиту.

— Дана, почему не позвонила? Я бы пришёл, чтобы помочь.

— С чем? — непонимающе хлопаю глазами. Неужели он видел Яна? Тогда он обязательно расскажет Словецкому, а мне этого совсем не надо.

— С пакетами, с чем ещё? Всё хорошо? — поняв, что что-то не так Артём хмурится. — Всё хорошо?

— Да, устала просто, мозг плавится.

Артём быстро довозит меня до дома, и я приглашаю его выпить кофе.

Вика открывает дверь, и я сразу слышу топот ног.

— Дана! — бежит обниматься Артёмка.

— Привет! А я тебе игрушек купила. И мармеладок!

— Дан, зачем? — сразу начинает хмуриться Вика. — Марк тоже ему игрушек купил.

— Он уже приехал? — тащу мелкого на себе. — Тём, проходи, пошли кофе пить.

Словецкий с кем-то говорит по телефону, отпивая кофе.

— Вик, сделай Артёму, пожалуйста, кофе, а мы с мелким пока игрушки разберём, — и чмокнув Марка, ухожу с малышом в комнату.

— Смотли, что мне Малк купил, — с радостью показывает мне Артёмка, а у меня сердце щемит. Ему так не хватает мужской заботы.

— Вау, — это была огромная машинка на пульте управления. — Красивая, как у него, да? Помнишь, вчера ездили.

— Да!

Мы начинаем разбирать мои подарки, и мелкий не скрывает эмоций.

— Дан, зачем вот?

— Потому что мне так хочется! Отстань вообще. Марк что-то говорил про больницу?

— Да, Артём сейчас отвезёт.

— Ну всё, отлично. С сыном я посижу.

— Спасибо за всё, — сдерживая слёзы, обнимает Вика, и так мы и сидим, пока к нам не заходят мужчины.

— Всё, бегу собираться.

Через пять минут я закрываю дверь, а Марк привычно прижимает меня к ней, впиваясь в губы. И я с огромным удовольствием отвечаю, наконец оказавшись в таких родных объятиях.

— Ничего не знаю, сегодня я тебя точно украду.

— Полностью согласна с твоим планом, — улыбаюсь.

Когда слышим топот ножек, то Марк отходит от меня.

— Вы цего тут застляли? — мило спрашивает Артём. — Пойдёмте иглать. Малк, у меня там не получается, помоги, пожалуйста.

— Что у тебя там не получается? — смеётся Словецкий, уходя в комнату.

Я же иду на кухню чтобы осмотреть содержимое холодильника. Вика, оказывается, и поесть приготовила. Мясо по-французски, салат, пирог сладкий.

Быстро накладываю нам еду и зову мужчину и маленького мужчину.

Вечер проходит хорошо. Марк так органично смотрится с маленьким ребёнком, что я глупо улыбаюсь, начиная представлять его в роли отца. Сердце затапливает нежностью, и я понимаю, что раньше даже не задумывалась о материнстве.

Артём засыпает, развалившись на нас обоих, когда мы смотрим мультфильм. Пришедшая Вика смотрит на этом таким лицом, что я беззвучно начинаю смеяться.

— Мы мультики смотрели, всё хорошо.

Перекладываю малого в их комнату, подпирая подушками.

— Ну, что сказали?

— Есть переломы рёбер, гематомы, ссадины и ушибы, связки повреждены, это и так понятно, выписали кучу лекарств.

— Артём, отправь парней купить.

— Я уже купил, — ухмыляется Ерёмин.

— Красавчик. Виктория, позвольте мне украсть вашу подругу? Взамен я оставлю вам своего начальника охраны, — официальным тоном клоунничает Марк.

— Конечно, — смущённо отвечает девушка. — Вряд ли нас нужно охранять.

— Кстати, Макс отзвонился, всё хорошо, там началась проверка. Думаю, твоему Боре вообще сейчас не до этого, но сегодняшние результаты тоже передадим, и, Артём, останешься? Или отдыхать поедешь?

— Останусь, — не знаю, как он сдерживал эмоции, но по его лицу ничего было не понятно.

— Я быстро.

В быстром темпе собираюсь, скидывая вещи в сумку на случай, если я не приеду.

— Вик, Артёма мы накормили. Если что, всегда звони.

— Хорошо, мам, — бурчит подружка.

И мы со Словецким уезжаем к нему. В дороге Марк рассказывает что-то о работе, а я ему о Фёдоре Николаевиче, о том, что хочу познакомить его с Людмилой Павловной и вообще обо всём на свете. Встреча с Яном напрочь выветривается из моей головы. Особенно хорошо это забывается, когда горячие губы Марка клеймят, напоминая, что я — его.

К себе я, естественно, не еду, а ночую у Словецкого. С утра сбегаю в душ и готовлю нам кофе и завтрак. И в тот самый момент, когда Марк зажимает меня на кухонном столе, экран моего телефона загорается, оповещая о сообщении от неизвестного номера, где красуется: "Не выходишь из головы после нашей встречи, хочу тебя снова и снова, моя Даня". И это видит и Словецкий, который каменеет прямо под моими руками.

— Это что? — удивительно спокойно спрашивает. Лучше бы орал.

— Ошиблись, наверное, — а вот мне спокойствие даётся с трудом.

— Ты серьёзно? Там имя твоё.

— Марк, — закрываю лицо руками, тяжело выдыхая. — В общем. Вчера, пока покупала Артёму игрушки, встретилась со старым неприятным знакомым.

— С каким? — смотрит в упор с таким видом, что мне даже дышать страшно.

— Учились в параллельных классах в последний год. Он перевёлся. И… У меня с ним никогда ничего не было, но он хотел. Кошмарил меня весь год, доводил, но я стойко радовалась жизни. И вчера он увидел меня, решил поговорить, звал поужинать. Я сказала, что у меня есть мужчина, а он вот, — машу в сторону телефона. — Марк, я вчера весь день была с Артёмом, если не веришь, спроси у него. Я в торговом центре была от силы двадцать минут.

— Почему не рассказала? — всё также суров и зол Словецкий. — И откуда у него номер?

— Чтобы этой бури избежать. Тем более, что для меня эта встреча ничего не значила. Забыла о нём дома уже. А номер я со школы не меняла.

Словецкий молчит. Затем вообще отходит. Спрыгиваю со стола, идя следом. Обнимаю со спины, цепляясь, как клещами.

— Марк, клянусь, он просто придурок, слышишь? Марк, поговори со мной. Марк!

Смотрю на него полными слёз глазами. Серьёзно? Из-за этого мы сейчас будем ругаться?

— Собирайся, нам пора, — холодно выдаёт он, а меня разрывает на маленькие кусочки.

— Нет, я никуда не поеду, пока ты не станешь прежним! — стираю быстро постоянно возобновляющийся поток слёз. — Я себе весь день места не найду.

Начинаю хаотично целовать его, цепляясь дрожащими руками за его плечи. Чувствую, как внутри поселяется холод, и трясёт не только руки, а меня всю. Утыкаюсь носом в его грудь, пытаясь успокоиться. Марк, кажется, понимает, что мне не совсем свойственно такое поведение, и, наконец, оттаивает хоть немного. Кладёт руку мне на талию, целомудренно чмокая в волосы.

— Тихо, успокойся, — нежно гладит по спине. — Чш-ш-ш. Я тебя всё равно никому не отдам. В следующий раз расскажи мне сразу.

Меня хватает лишь на кивок.

— Хватит, — Марк поднимает моё лицо, целуя нежно и сладко. Я чувствую, что его не до конца отпустило, но всё же он смягчился.

— Я люблю тебя.

— Люблю, — кратко отвечает он.

Мы всё же выдвигаемся в университет, и я попутно звоню Вике, чтобы узнать как их дела, а Марк после заносит номер Яна в чёрный список. Перед выходом из машины Словецкий заглядывает в глаза, прося позвонить сразу, если этот придурок вздумает объявиться.

Занятия проходят, как в тумане. Какое-то неприятное ощущение сидит глубоко внутри, но я всё списываю на нервы. Марк ведёт себя, как раньше, но мне всё равно кажется, что что-то не так.

В субботу приезжаю домой, чтобы выучить уроки на неделю, а в ночь уехать с Марком в его дом. В клуб меня отвозит водитель, так как у Марка какая-то встреча. Расстраиваюсь, но стараюсь держаться. Вечером он пишет, что сам заедет за мной, но немного задерживается. Выхожу на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Чуть поодаль выхода стоит незнакомая машина, на которую я не обращаю внимания, привычно закрывая глаза и опираясь на стену.

— Здравствуй, Даня, — слышу знакомый голос и холодею. Собираюсь уйти, но он тормозит меня.

— До свидания, Ян. Убери руки.

— Давай поговорим, прошу, — начинает целовать мои обледенелые конечности, а мне противно. Вырываюсь, но этот придурок сильнее.

— У меня есть мужчина, отпусти ты меня!

— Я думал, что забыл тебя, но увидел, и всё снова вернулось.

— Мне плевать. Отстань от меня!

И в этот момент я вижу заезжающую машину Словецкого. Его бешеные глаза и и стремительная походка в нашу сторону.

— Лучше беги, — последнее, что я успеваю сказать.

Но он бы всё равно не успел, потому что Марк уже разворачивает его, начиная наносить удар за ударом.

— Ещё. Раз. Увижу. Тебя. Рядом. С. Ней. Я. Тебя. Уничтожу, — отрывисто говорит Словецкий, а каждое слово сопровождается ударом.

— Марк, стой, ты убьёшь его, — пытаюсь отвести его от греха, но он меня не слышит, продолжая бить Яна. Мне его не жаль, но и убивать всё же не стоило. — МАРК!

Он поднимает глаза, и я вижу, что его злость направлена и на меня.

— Жалко, да, его? ЖАЛКО? — орёт Словецкий на меня, небрежно отпинывая ногой парня.

— Нет, не жалко, но это не стоит убийства, правда? — в тон ему отвечаю.

— НАСТОЛЬКО НЕПРИЯТНЫЙ ЗНАКОМЫЙ? ЧТО ОН ОБЛИЗЫВАЕТ ТЕБЕ РУКИ, А ТЫ МОЛЧА НАБЛЮДАЕШЬ? — уже Словецкий хватает меня за руку, и мне неприятно, хоть это и мои любимые сильные руки.

— Отпусти, — с каким-то неверием смотрю на него, краем глаза замечая, что к нам направляется Артём. Он никогда так не говорил со мной. Физически мне не было больно, но вот морально я, кажется, сдохла.

— Марк Алексеевич…

— Уйди!

— Обязательно уйду, но давайте не палить горячку!

— УВОЛЕН! — рявкает Словецкий.

— Хорошо, вы только Дану отпустите, сами же жалеть будете.

— Я сам разберусь. Ей нравится, когда вот так неприятно. Я помешал, да? Так написала бы: "Милый, задержись, мне тут перепихнуться надо", — слышу и не верю, залепляя мощную пощёчину.

Словецкий явно не ожидал подобного, поэтому шокированно отпускает меня, а я сразу же убегаю, заметив, что Яна здесь уже нет. Догоняет меня Артём, прося сесть в машину, чтобы отвезти домой.

— Он же не даст, — утираю слёзы. — Заставит к нему везти. Я не хочу.

— Не заставит. Он меня уволил, я могу его не слушать.

Изучаю лицо Ерёмина две секунды, прыгая в машину. Он молча довозит меня до моего дома, и Марк, кажется, нас не преследует. Артём провожает меня до самой квартиры.

— Постарайся не обращать внимания. Он после Николь такой.

— Я знаю, Тём, но я не Николь, — утираю слёзы.

— Он перебесится, поймёт, что переборщил.

Ничего не отвечаю на это. Лишь благодарю, что заступился и подвёз.

— Да о чём речь. Это моя работа. Он сам сказал, что в первую очередь, я защищаю тебя. Я и защищал.

Надо же, Словецкий отдал такой приказ?

Но сейчас мне так глубоко наплевать на его великую заботу. Слышать такие вещи было до слёз неприятно.

Коротко объясняю Вике ситуацию, засыпая у неё на коленях и рыдая под утешающие слова. Кажется, мы поменялись местами. Прошу не пускать, если всё же приедет. Прежде чем засыпаю, слышу, как звонит телефон, но говорить с ним не собираюсь, проваливаясь в глубокий сон. Даже думать и переживать сил нет.

Просыпаюсь лишь ближе к обеду следующего дня. Когда стрессую, всегда много сплю. Лежу какое-то время, размышляя о произошедшем на свежую голову. Хотя таковой её можно назвать с натяжкой. Она болела от вчерашней истерики. Я ведь обещала, что потерплю, но не думала, что будет так обидно слышать это в открытую. Неужели Марк не чувствует мою к нему любовь, привязанность, как у привороженной? Да я ни о ком другом думать не могу даже. А когда встретила Яна, мечтала как можно скорее оказаться в объятиях Марка. Поняв, что блуждания мыслей ни к чему хорошему не приводят, выползаю из кровати.

Вика уже приготовила обед и шикала на мелкого, чтоб не шумел.

— А я уже проснулась, — мертвецом вхожу на кухню.

— Дана! — бежит Артёмка обниматься.

— Артём! — рычит подружка.

— Всё хорошо! — подхватываю малыша, крепко прижимая к себе. — Как дела?

— Холосо. А мы пойдём гулять?

— Насчёт гулять не знаю, но играть и смотреть мультики будем точно!

— Ула! — хлопает в ладоши, счастливо улыбаясь.

— Ты как?

— Жить буду. Скоро отпустит, — заверяю я. — Только в душ схожу.

Телефон решаю не включать. У меня детокс от всех. Мы обедаем, болтаем с Вороновой, играем с Тёмкой, но Марк всё же находит способ добраться до меня. Он звонит на телефон Вике.

— Тебя, — тянет мне телефон подруга. Поразмыслив пару секунд, прихожу ко мнению, что бегать — глупо.

Забираю и ухожу в другую комнату, молча прикладывая к уху. Словецкий молчит, хотя и точно слышит моё дыхание.

— Дан, я очень виноват перед тобой, — очень тихо начинает Марк. — Что мне сделать, чтобы ты меня простила?

Я беззвучно начинаю плакать, что тоже улавливает Словецкий.

— Маленькая моя, не плачь, прошу тебя, — его тон до безумия виноватый. — Почему ты мне не рассказала всё? Про то, что он пытался в школе…

Откуда он узнал?

— Я ночью приезжал, мне Вика рассказала.

Вот жучка, и молчала ведь.

Но я словно забыла, как говорить. Не могу выдавить из себя ни слова.

— Дана, девочка моя, поговори со мной. Можно я приеду? Спустишься ко мне?

Молчу и на это, впадая в новую истерику. Поняв, что вряд ли я смогу с ним говорить, я разрываю связь, утыкаясь в подушку, чтобы спокойно проораться. Вика приходит почти сразу, крепко обнимая меня.

— Прости, я рассказала. Он очень сожалеет, Дан.

Я знаю. Только мне не легче. Оживают воспоминания со школы, злой взгляд Марка и страх потерять его.

Через час в квартиру звонят, и я напрягаюсь, но это оказывается доставка. Цветы. Много цветов, кольцо в красной коробочке. Купить меня решил?

— Ух ты! — улыбается Вика. — Какая красота!

— Ага, красиво покупает.

— Да ладно тебе. Любишь ведь. Сама говорила, что будешь терпеть.

— Да. Люблю. Но всё равно больно.

Вечером выбираемся погулять с мелким, который не должен сидеть дома из-за того, что я решила жевать сопли. На улице хоть и очень свежо, но всё равно комфортно. Совсем скоро выпадет снег, и заметёт всё плохое. Вика всё же побаивалась, но я была уверена, что без охраны нас не оставили. Пьём с Викой кофе, играем с мелким в догонялки, заходим в какой-то необычный магазин, где я покупаю Тёмке мягкую игрушку. У него была одна — плюшевый медведь, которого купила Вика.

— Теперь от обеих мам есть иглушки, — с важным видом сообщает крестник.

Очень хорошо проводим вечер, болтая и шутя с Викой, как в старые добрые. Когда мы почти заходим в подъезд, меня окликает Словецкий, направляясь к нам. Здоровается с Викой, тянет руку обрадовавшемуся Тёмке.

— А ты пойдешь иглать со мной?

— Артём, пошли домой, — тянет Вика.

— Обязательно. Только, наверное, не сегодня, — улыбается Марк, сидя на корточках. — Можете спокойно подниматься, там никого. Дан, давай поговорим.

Смотрю в одну точку за ним, не двигаясь с места. Вика уходит с сыном, оставляя нас наедине.

— Пошли в машину?

— Я не хочу никуда ехать, — хмурюсь, бросая бесстрастный взгляд на него.

— Никуда не поедем. Поговорим.

Ладно, всё равно не отстанет ведь. Сажусь на переднее сидение, и Марк отъезжает чуть дальше, чтобы не загораживать подъезд.

— Дана, я — урод моральный, прости. Когда увидел вас… Я… Почему ты мне не сказала, что он пытался изнасиловать тебя в школе? — долго не может подобрать слова, но всё же задаёт главный вопрос, а у меня пара слезинок скатывается из глаз.

— Так себе повод для гордости, — жму плечами.

— Дурочка. Дан, прости меня, — Марк берёт мою руку, поднося к губам и целуя очень нежно и осторожно. — Я не могу себя контролировать, когда с тобой какой-то урод. Чести мне это не прибавляет, но и сделать ничего не могу. Но ты должна была мне рассказать.

Больше не получается держаться, и я начинаю горько плакать от обиды на весь мир. Марк пересаживает меня к себе на колени, начиная целовать лицо.

— Тише, девочка моя, — тихо и проникновенно произносит Словецкий, пока я прячусь на его груди от всего мира. — Я — еблан. Прости, моя маленькая. Правда, меня это никак не реабилитирует, но почему ты не рассказала?

— А зачем? — сквозь слёзы я всё же пытаюсь говорить. — Я вообще о нём ни говорить, ни вспоминать не хотела.

— Он больше не появится.

— Что ты сделал?

— Ничего такого. Просто объяснил, что бить я могу дольше, чем он выдержать. Заодно и бизнеса драгоценного лишить.

Я молчу, всё также вдыхая аромат Марка. Его личный, его парфюм и едва уловимый запах сигарет. Он всегда курил, когда нервничал. Словецкий тоже молчит, перебирая мои волосы, и касаясь лба губами.

— Скажи что-нибудь.

— Что-нибудь.

— Данюш, — усмехается Марк. — Прости меня.

— Ты ведь не уволил Артёма?

— Нет, — смеётся в волосы. — Премию выписал.

— Ты понимаешь, что нельзя так агрессировать?

— Я никогда не причиню тебе вреда.

— Я не хочу, чтобы ты причинял его другим из-за меня.

— Этого я не могу обещать.

— Марк!

— Даная, я не собираюсь стоять и смотреть в стороне, пока какой-то утырок лапает мою женщину, — на одном дыхании произносит мужчина. — А после того, что мне рассказала Вика я и подавно убить его готов. Что тебя так беспокоит его участь?

— Не его, а твоя, — отрываюсь, заглядывая в его лицо. — Я не хочу, чтобы ТЫ марал руки. Да, в школе было дело, но пронесло. Было страшно, я справилась. Сейчас мне не страшно, потому что я знаю, что есть ты. И когда я встретила его в торговом центре, единственное, о чём я мечтала — это оказаться рядом с тобой, как можно скорее.

Я замолкаю.

— Всё?

— Всё.

И Марк сладко целует меня, но не держит, чтобы в случае, если я ещё решила пообижаться, сделала это. Но я отвечаю на поцелуй. Да, это ненормально, но я люблю его. Вот такого ненормального, с его помешанной любовью. Потому что сама на нём помешана. В конце концов, я всей душой знала, что он не причинит мне вреда, да и даже этому паршивому Яну.

Слёзы с его губами — какой-то невероятный микс, но на страстную ночь я сегодня не готова.

— Я дома останусь всё равно, — наконец оторвавшись, сообщаю.

— Ладно, — легко соглашается Словецкий, а потом снова тянется к губам. Я отмираю, глажу его по шее и волосам.

— И запомни, наконец, что я только тебя люблю. Неужели ты не чувствуешь? Я так боюсь, что ты когда-то увидишь то, чего нет и сделаешь выводы неправильные, и это приведёт к нашему разрыву.

— Никогда. Я всё равно попсихую и вернусь за разговором. Над психами тоже буду работать, малышка. Ты не заслуживаешь этого. А про "люблю" чаще говори, — усмехается Марк. — Чувствую, конечно. Просто очень боюсь потерять тебя.

— Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю тебя. Так достаточно часто?

— И я тебя. Больше жизни люблю.

Мы ещё сидим в машине, а потом Марк выходит вместе со мной, унося меня в квартиру. Возле квартиры мы ещё целуемся, прям как в самом начале. А потом Словецкий уходит, а у окна я провожаю его машину. Уже ночью я пишу ему сообщение: "Люблю тебя".

13

Словецкий без проблем соглашается познакомиться с Людмилой Павловной, и на мой план в целом. Я сообщаю Фёдору Николаевичу время и место, предлагая забрать, но он обещает приехать сам. Я надеваю красивое вечернее платье бледно-розового цвета на бретелях. Лёгкий макияж и локоны отлично дополняют образ. Когда Марк заезжает за мной, его глаза чуть ли не выпадают, он нервно сглатывает и стоит с открытым ртом.

— Привет, — подхожу ближе.

— Привет. Ты слишком красивая. Не хочу, чтобы тебя видели, — смеётся, затягивая полы пальто.

— Для тебя старалась, — смеюсь, чмокая куда-то в шею. — Артём, привет.

Машу рукой начальнику охраны, задорно улыбаясь. Тёма в ответ делает тоже самое.

— Ладно, поехали, — тянет в машину.

Лежу на его плече, слушая что-то о работе и проектах, и чувствую себя самой счастливой женщиной. Марк играет с моими пальцами, поглаживая и периодически целуя.

— Кстати, у меня есть подарок для тебя. После ужина поедем в дом, он там ждёт тебя.

— Какой ещё подарок? — хмурюсь. Я и из-за кольца то бурчала.

— Увидишь.

Заехав за Людмилой Павловной, мы направляемся в ресторан. Я просила Марка о каком-то не вычурном месте, и он выполнил мою просьбу. Наш столик стоял у окна чуть поодаль. И мне здесь безумно нравится.

— И что было дальше, Марк? — смеясь, спрашивает Людмила Павловна, когда Словецкий рассказывает ей историю из своего детства.

— И бабушка мне тогда таких люлей прописала.

Вечер проходил так тепло и весело, что мне не хотелось, чтобы он заканчивался. Мы болтали обо всём на свете, делились историями из детства. Как я поняла, Марк очень понравился Людмиле Павловне.

— Ох, я бы сейчас тоже в танце покружилась, — глядя на танцующин в центре зала пары, сообщает преподавательница.

— Думаю, сегодня вам выпадет такая возможность, — задорно улыбаюсь, заприметив Фёдораа Николаевича. Официантка ведёт его прямо к нам.

— Ну что ты, деточка, кавалеров тут я не вижу по своему возрасту, — и тут её взгляд натыкается на мужчину, спешащему к нам. — Федечка?

— Люда, — счастливо улыбается он.

Я молча тяну Марка танцевать, чтобы эти двое поговорили.

— Ты сумасшедшая, Данка, ты знаешь? — уткнувшись носом мне в волосы, спрашивает Марк.

— Да, — мелодично и счастливо смеюсь. — Знаю. А ещё знаю, что ты любишь это во мне.

— Конечно, как такую не любить.

Мы красиво танцуем, Марк ведёт. И это редкий случай, когда я не беру инициативу в свои руки. Спустя пару танцев, мы возвращаемся за стол, где Людочка и Федечка мило щебечут.

— Что ж, думаю, мы вам больше не нужны, поэтому мы с оставим вас.

— Да, счёт официант закроет на меня, а у ресторана будет ждать машина, которая отвезёт куда скажете.

— Ну, молодые люди, ну молодцы, — улыбается Фёдор Николаевич.

— Спасибо, Даночка, — обнимает меня крепко женщина и шепчет. — Ты в надёжных руках.

— Спасибо, — улыбаюсь, вытирая пару слезинок.

Мы с Марком едем в дом. Артёма я попросила отправить к Вике, и Марк, сощурившись, выполняет просьбу.

— Ты что, в свахи заделалась?

— Да, хочу в "Давай поженимся" отправить резюме.

— Они многое теряют без тебя.

— Тоже так считаешь?

Словецкий сам сел за руль, но всю дорогу не упускал возможности трогать мою коленку и целовать руку.

— Ты сейчас дырку в ней сделаешь, — смеюсь.

— Нет. Как-то же мне нужно держать себя в руках. Я и так ждал этой части вечера.

— Озабоченный, — бубню под нос.

— Кто? Я? Спорим, я не буду приставать к тебе сегодня?

— Ты серьёзно? — усмехаюсь. — Мы вдвоём в доме. Не приставать.

— Серьёзно, — и тянет руку.

— А спорим! — глаза горят азартом. — Чем будем заниматься?

— Поужинаем. Поплаваем.

Лишь бы самой сдержаться.

В доме мы просто плаваем, потом просто смотрим кино, а потом просто ужинаем. Марк даже попытки не предпринимает.

— Пошли подарок покажу.

Мы выходим на улицу, и Марк открывает гараж, где стоит новенькая белая Мазерати, а на ней бант и цветы.

— Она твоя, — пикает ключами.

— Что? — я даже забываю дышать. — Нет, Марк, я не могу…

Слёзы выступают на глаза, но Словецкий тут же притягивает меня.

— Можешь. Это мой подарок. Привыкни, что я буду их делать. Мне нравится делать тебе приятно. А машина тебе нужна. Пару раз поездишь со мной, потом будешь сама.

— Марк, правда, я не могу.

— Придётся.

Я молчу, не в силах что-либо ещё говорить.

— Спасибо, — поднимаю голову, целуя.

Словецкий тут же отзывается, но вместо, сладкого продолжения, отходит.

— Нет, малыш. Спор есть спор.

— Да пошутила я, Словецкий!

— Нет, нет, нет.

И удаляется в кабинет. "Работать". Сам будет сейчас искать пути сбросить напряжение. Я же чувствую, что он хочет меня.

Нахожу в гардеробе самое красивое красное нижнее бельё и надеваю. Сверху накидываю сексуальный халатик. Поправляю макияж и иду в кабинет. Марк отрывает глаза от ноутбука на пару секунд и возвращает их обратно.

— Что-то случилось?

— Да, — иду, как кошка. — Мне кажется, ты устал.

Встаю позади, начиная делать массаж, разминая спину и плечи.

— Дана, — усмехается мужчина. — Кажется, из нас двоих не я озабоченный.

— Кажется, — тоже смеюсь, заводя руки под футболку и пробираясь выше. Очерчиваю кубики пресса, нежно поглаживаю кожу. Шепчу на ухо. — А если бы ты знал, какое на мне бельё.

— Дана, — шипит мужчина. Я спускаюсь руками к уже возбуждённому члену.

— Хочу тебя, Марк. Я сдаюсь.

Дважды Словецкого просить не стоит. Он резко встаёт, подсаживая меня на стол. Я отодвигаю ноутбук, но Словецкий уже распахивает халат, присасываясь к груди. Одна рука уже тянется к трусикам, а второй он придерживает меня. Я с радостью отвечаю на его поцелуи. Снимаю футболку, и целую прекрасный торс. Мы оба заведены до предела, и Марк, не церемонясь, входит в меня. Я пошло стону, от его резких движений. Нижнее бельё валяется по комнате. Его руки сжимают грудь, а затвердевшие соски стоят от возбуждения. Марк кусает один из них, и я выгибаюсь ещё сильнее.

— Моя девочка.

Даже сейчас мне казалось, что его мало.

— Глубже, Марк. Сильнее!

Наше сбившееся дыхание, звуки шлепков, стоны. Словецкий полностью выходит, и я думаю, что сойду сейчас с ума от нехватки, но он просто кладёт меня на живот, входя снова. Наваливается всем телом сверху, и я оказываюсь прижата к столу. Вижу его руку рядом, и беру пальцы в рот, начиная облизывать и сосать их.

— Дана, — шипит Словецкий, находясь на краю.

Его движения ещё резче, и вскоре, мы оба кончаем.

— Кайф, — блаженно улыбаюсь.

— Ты думаешь, это всё? Ну уж нет. Раз сдалась, то я тебя по полной сегодня использую, — веселится Словецкий, надевая на меня футболку и унося в джакузи.

— Я вся твоя, милый, — закрыв глаза, отдаюсь ему полностью.

В джакузи ощущения ещё острее, ведь Марк ставит меня так, чтобы я чувствовала ещё и струи, насаживая при этом на себя. Там меня хватает ненадолго. Пока Словецкий отдыхает, приходя в себя, я ныряю вниз и завожу его снова, сначала проводя языком по возбуждающемуся органу, а затем беру его в рот. Хватает меня на минуту от силы, потом я всплываю, чтобы вдохнуть и натыкаюсь на сумасшедший, безумный и горящий взгляд Марка, который снова накрывает меня собой.

Уже ночью, когда мы уставшие после нашего секс-марафона кутаемся в одеяло, я сонно бурчу:

— Озабоченный, — на что чувствую смешок в шею.

14

На следующий день по пути в университет Марк рассказывает, что Боря под следствием, и сядет он надолго. За руль он заставил сесть меня, тщательно контролируя процесс, хотя с ним я ничего и не боялась.

— Да, блин, Словецкий, как ты это делаешь? Мне сейчас вообще не страшно, а поеду одна, умру от страха.

— Ты и страх? — выгибает бровь. — Не слышал о таком.

— Да, в какой-то момент жизни я перестала боятся всего.

— В какой? — пытается заглянуть в душу.

— Давай потом, — улыбаюсь быстро, снова сосредотачиваясь. — Не хочу портить нам день.

— Хорошо, малышка.

У универа я отлично паркуюсь, и Марк, целуя меня при всём ВУЗе, уезжает на работу. Я вообще удивлялась, как до сих пор не было статей и новостей. Словецкий был завидным холостяком. Ключевое — был.

Мои одногруппники были в курсе. Ребята — душевные люди, и не лезли со своими расспросами, а чужие и подавно не приставали.

Людмила Павловна перехватила меня на входе. Женщина сияла и цвела.

— Даночка! Девочка моя! Как ты это всё провернула? Как нашла?

— У меня хорошие связи, — смеюсь. — Марк помог.

— Спасибо большое. Я весь вечер чувствовала себя молодой девчонкой! А сегодня мы идём на свидание!

— Я за вас очень рада, — искренне улыбаюсь. — А как вам Марк?

— Шикарный мужчина. Серьёзный, взрослый, воспитанный. А на тебя как смотрит, девочка моя. Тебя что-то беспокоит? Всё ещё ревность?

— Да. Мы всё ещё воюем.

— Главное, не отпускайте друг друга. Ты с ним сияешь. Он с тобой. Марк с такой нежностью смотрит на тебя, словно ты фарфоровая ваза.

— Не отпустим.

Что-то мне резко к Словецкому захотелось. Что я и делаю после занятий и репетиций. Знаю, он меня не ожидает, но всегда ждёт.

Единственное, что омрачало моё настроение — это головная боль. Пошёл первый снег, а я была метеозависимой. А ещё Маркозависимой. Сейчас эта шутка не повеселила.

Охрана меня спокойно пропускает, а Галя сообщает, что Марк на совещании.

— Можете его здесь подождать. Кофе, чай, воды?

— Кофе, пожалуйста, — надеюсь, что хоть он поможет.

Сижу, закрыв глаза, на мягком кожаном диванчике. Больно и от света, и от звука. Через стеклянные двери вижу, как Марк идёт в сторону кабинета с каким-то парнем и что-то с ним обсуждает. Словецкий такой серьёзный и собранный, что это вызывает у меня улыбку. Я вижу его разным: нежным, страстным, злым, ревнивым, заспанным, смущённым, милым, влюблённым. И мне нравится узнавать его с разных сторон. А от мысли, что полностью его знаю только я, начинаю таять и плавиться внутри.

Марк завершает разговор и движется в сторону кабинета.

— Дана? Что-то случилось? — чмокает в щёку, коротко прижимая к себе.

— Угу, соскучилась, — со страдальческим видом сообщаю мужчине.

Он ухмыляется и тащит меня в кабинет. Целует, но видит какая я вялая.

— Ты чего, малышка?

— Голова болит, — я уже полностью расслабилась в его руках, и устало положила голову ему на плечо.

— Что случилось? В больницу?

— Ага, сразу в Германию. В клинику. Нет, конечно. Просто голова на погоду разболелась, но я слишком хотела к тебе.

Марк молчит, но его глаза говорят о многом. И я снова тону в этом синем море, хоть и умею плавать.

— Мне ещё немного надо поработать. Подождёшь?

— Да. Можно только я на диванчике полежу?

— Конечно.

Словецкий сам тащит меня на диван, укрывая откуда-то взявшимся пледом. Нежно поглаживает ноги, а я снова радусь, что надела юбку и красивую блузку. Хотелось соответствовать его уровню.

Уснуть не получается, и я слышу, что кто-то входит, а Марк шикает, чтобы не шумели. Это вызывает у меня улыбку на лице. В конце концов, я сажусь на диване, задавая самый глупый вопрос.

— Словецкий, ты спал на нём с кем-то? — Марк от неожиданности перестаёт печатать и переводит взгляд на меня.

— Ты серьёзно? Конечно, нет. Я ни с кем не спал на работе. Кроме тебя, — ухмыляюсь, когда он говорит последнее. — Чего это тебя вдруг заволновало?

— Меня всё волнует, что тебя касается, — говорю, снова хватаясь за многострадальную голову.

— А таблетки какие-то?

— Не помогают.

— Давай отвезу домой.

— Может, поужинаем где-нибудь?

— Тебе же плохо.

— Так может быть несколько дней. Что теперь, дома сидеть. Тем более, я сегодня не ела ещё.

— Ты с ума сошла? Действительно, почему это у тебя голова болит. Поехали! — по-доброму бурчит Марк.

Приобнимает меня за талию, и я позволяю вести меня. Снова толпа удивлённых людей, которые глазеют без стеснения. Конечно, такого Словецкого они вряд ли видели.

В машине Марк приоткрывает окно и гладит меня по голове, шепча что-то нежное на ухо. Ресторан он выбрал отличный. Свет приглушён, музыка тихая. Только официантка больно в себя поверила. Девушка, на чьей форме красовался бейджик "Эльвира", подчеркнуто игнорировала моё присутствие, глупо шутя и хихикая, когда Марк задавал вопросы по меню. Словецкий терпит это недолго, тут же подзывая менеджера и прося, чтобы нам поменяли официанта. Думаю, здесь он тоже бывает часто, поэтому его просьбу тут же удовлетворяют. Заприметив моё злое лицо, он садится рядом на диванчик, а я снова ложусь на его грудь.

Пока ужинаем, я рассказываю как обрадовалась Людмила Павловна. Интересуюсь у Марка его работой.

— Тебе, правда, интересно? — каждый раз спрашивает мужчина.

— Да.

Мне на самом деле было безумно интересно, и я даже вникала во всё, на что хватало моего творческого ума.

— А что за мутки у Вики с Артёмом? — уточняет Марк.

— Она нравится Артёму, а с ней я об этом ещё не говорила. Рано. Она хоть и не показывает, но переживает, и не знает, что делать дальше. Мозг мне колупает, что живёт за мой счёт.

— А чего она Артёмку в сад не устроит?

— Теперь устроит. Боялась, что Борис его выкрадет.

— Могу с работой помочь.

— Ты вообще всё что угодно можешь, — довольно улыбаюсь.

— У меня слишком хороший мотиватор.

— Ты и без меня мог.

— А с тобой ещё и хочу.

Мы уже направляемся к выходу, когда я, натыкаюсь взглядом на Леона с девушкой. А он в это же время натыкается на меня.

— Даная! Какая встреча! — подходит, приобнимая.

— Привет, Леош.

Мне и смотреть не надо, чтобы понять, что у Марка сейчас пар пошёл из ушей.

— Познакомьтесь. Это Марк — мой мужчина. Леон — мой друг. Мы сто лет знакомы, вместе танцевали и росли.

Леон тянет руку для рукопожатия, и Марк отвечает.

— Очень приятно.

— Взаимно.

И оба наврали. Леону плевать, а Марк начинает злиться.

— А это моя подруга — Лика.

— Очень приятно, — обворожительно улыбается. Классные у тебя друзья, Леон.

— Видел твои номера в социальных сетях. Крышесносно. Рисково.

— Кто не рискует, — улыбаюсь, но тут же хватаюсь за голову. — Ты чем занимаешься?

— Скоро принимаю участие в конкурсе танцевальном. Он будет транслироваться.

— Вау, поздравляю.

— Голова болит? Ах, да, сегодня же снегопад, а ты всё также метеозависима?

— Да.

— Давай таблетку дам. Она помогает от мигреней, — лезет в сумку Лика.

— Спасибо.

— Ладно, ребят, мы поедем. Была рада встрече.

— Если мне нужна будет помощь в номерах, наберу?

— Конечно, Леош, о чём речь.

Мы ещё раз обнимемся на прощание, машу Лике, а парни жмут руки. Выпиваю таблетку, которую мне дала Лика уже в машине у Марка. Он молчит, стараясь сделать вид, что всё хорошо.

— Куда едем? — спрашивает у меня.

— Какие варианты? — решаю уточнить. Видимо, он не особо хочет видеть меня.

— Ко мне.

— Мне подходит, — снова кладу голову ему на грудь, обвивая руками за талию. — Не злись.

— Злюсь, — всё же отмирает мужчина, снова поглаживая меня.

— Он просто мой друг, Марк. А люблю я тебя.

— Он просто знает о тебе гораздо больше, чем я. Даже про боли головные.

— Поверь мне, то что знаешь ты, не знает больше никто, — намекаю на нашу бурную ночную жизнь.

— Поверь мне, и не узнает. Я не хочу, чтобы ты с ним общалась.

— Угу, — говорю, засыпая.

Просыпаюсь я в кровати Словецкого в его сильных руках и под мягким одеялом. Он снял с меня одежду, натянув свою футболку, хотя здесь была целая куча моих пижам. Даже в этом нужно показать, кому я принадлежу.

Сам Марк лежит в трико, притягивая меня к себе. Где-то далеко начинает заходиться рассвет, и я в этот момент чувствую абсолютное счастье. Мне так хочется, чтобы наше с ним счастье никогда не заканчивалось. Поворачиваюсь лицом к нему, изучая каждую черточку. Сейчас лицо Марка расслаблено. Он ни о чем не думает, не злится, не ревнует. Идеальный ровный нос, длинные ресницы, невероятная мужская красота. Чуть полные губы, которые каждый раз заставляют меня забыть обо всём.

— Как же я люблю тебя, — шепчу в пустоту комнаты. Уткнувшись лбом в его грудь, слушаю мерное биение сердца. Понимаю, что готова на всё, лишь бы ему всегда было хорошо и спокойно.

— Ты чего не спишь? — сонно спрашивает Марк, прижимая еще сильнее.

— Выспалась, — целую голую кожу.

— Как себя чувствуешь?

— В данный момент самой счастливой на свете.

Марк чмокает меня в волосы, ложась обратно.

— Пообещай, что ты — навсегда, — прошу я.

— Обещаю. По-другому и быть не может. Не отпущу, даже если захочешь.

— Не захочу.

Марк так боялся меня потерять, так ревновал, не понимая, что я тоже. Я тоже этого всего боялась. Проснуться без него, уснуть не с ним, целовать другого. Если бы нас развела судьба, я бы просто осталась одна на всю оставшуюся жизнь.

— Дана, думай тише, спать мешаешь.

— Вообще-то я думаю о том, как люблю тебя.

— Родная, я тебя тоже люблю. Особенно, пару часов назад, когда ты спала.

Щипаю его, и Марк от неожиданности подскакивает. Начинает меня щекотать, и вот мы уже во всю бесимся, пока Марк не прижимает мои руки к кровати, целуя. Спускается по шее дорожкой поцелуев.

— Ты помнишь, что я вчера сказал про Леона твоего?

— Что ты вчера сказал? — мне и сейчас с трудом удавалось связно мыслить.

— Что я не хочу, чтобы ты с ним общалась.

— Мы и не общаемся. Но, когда нужна помощь, всегда помогаем друг другу. Я буду тебе об этом говорить, если что. Ты не видел вчера его подружку что ли?

— Я не смотрел на неё. Изучал соперника, — щурится, заглядывая в мои глаза.

— Он тебе не соперник, Марк.

— А что за мерзкое "Леош"? — кривит лицо.

— Ну, просто он для меня Леоша, — смеюсь. — А ты Марк.

Интонацией постаралась передать значимость.

— Марк, завязывай.

Словецкий тяжело дышит в шею.

— Ничего обещать не могу.

— Постарайся хотя бы.

— Буду. Но не обещаю, малышка.

— Спасибо.

Следующий вечер я провожу в компании Вики и Темки, дико извиняясь, что постоянно пропадаю.

— Ты дура? — возмущённо спрашивает подруга. — Мы живём у тебя за твой счёт, а ты извиняешься, что живёшь своей жизнью.

— Ты тоже дура. Можешь хоть вечность жить. И содержать могу вечность. У меня богатый мажор, — смеюсь. Конечно, это шутки, я даже картой его ни разу не пользовалась. Да и не надо мне от него ничего было.

— Папик, — прыскает Вика от смеха, и я подхватываю.

— Да.

— Слушай, а Артём. Что можешь о нём сказать?

— Отличный парень. Служил в горячих точках. Смешной, харизматичный, очень ответственный.

— И очень понравился Тёмке.

— А тебе?

— Что мне?

— Тебе понравился?

Вика тушуется, и я, поняв настрой, достаю бутылку холодного вина из холодильника.

— Я вообще не уверена, что готова к отношениям.

— Ну Тёма не будет слушать это "готова", "не готова". Он придёт и заберёт.

— Он красивый, — мечтательно улыбается подружка. — А ещё сильный. Мне с ним не страшно.

— Это ты ещё не видела его в действии, — смеюсь я. Мне хватило его напряжения, когда Марк орал на меня у клуба. Отгоняю дурные воспоминания, которые я давно поместила в мусорку в своей памяти.

— И что ты думаешь?

— Думаю, стоит попробовать. Кстати, Марк обещал помочь с работой.

— Надо мелкого в садустроить.

— Тоже решим. Родителям говорила?

— Нет ещё. Думаю, съездить к ним.

— Ну вот. Артём отвезёт, если что.

— Его твой Словецкий уволит потом.

— Не уволит, — смеюсь. — Он знает, что я за него топлю.

Мы включаем музыку, начиная подпевать и танцевать. Не пьяные, а весёленькие. Артёмку Вика укладывает спать, и мы продолжаем фуршет. Нас даже накрывает дикая истерика, сопровождающаяся хохотом. В этот момент звонит Словецкий.

— Что происходит? — вкрадчиво интересуется.

— Привет, милый, любимый, самый лучший.

— Ты пьяная? — со смешком спрашивает Словецкий.

— Ну почему сразу пьяная? Как будто я тебе никогда так не говорю, — слегка запинаюсь в словах.

— Ты пьяная, — усмешка. — По какому случаю фуршет?

— Мы с Викой отмечаем… — смотрю на подружку в поисках помощи, но она только заливается. — Четверг! Это же маленькая пятница. Да и по-любому какой-то праздник есть.

— Да ты моя хорошая. Четверг они с Викой отмечают. Выйдешь, если приеду?

— Скорее вылечу, но да.

— Буду через десять минут.

Мы с Викой в это время выпиваем ещё по бокалу, и это уже третья бутылка. Относительно мы неплохо себя вели. Шатались только немного, но это просто так.

— Вика, я скоро, — кланяюсь я, спускаясь вниз. Решаю не использовать лифт, чтобы не стало плохо. Зачем плохо, когда хорошо?

Чуть не спотыкаюсь на выходе из подъезда. Фокусирую взгляд в поисках машины Марка. Заприметив мужчин у автомобиля, старательно иду к ним.

— У-у-у, уху-ху, — смеётся Артём. — Нарядная вы, Даная Сергеевна.

— Спасибо, Артём. Ты тоже ничего. Там вторая такая же. Кстати, — делаю вид, что только вспомнила. — Поднимись, пожалуйста. У нас там сломался… Что-то у нас там сломалось. Посмотри, пожалуйста.

Артём тут же смекает что к чему, как и ухмыляющийся Марк.

— Понял вас, Даная Сергеевна! Сейчас всё починим, — смеётся он, удаляясь.

А я звонко чмокаю Словецкого в щёку.

— Такой я тебя ещё не видел. Сколько ты выпила?

— Три.

— Так унесло с трёх бокалов?

— Три бутылки.

— СКОЛЬКО? — шокированно спрашивает Марк, отрывая меня от себя.

— Ну мы чуть-чуть расслабились. Дома. А могли бы в клуб пойти. В коротком платье. На каблуках, — стою на цыпочках и шепчу ему на ухо, упираясь руками в грудь. — Где куча парней.

Марк резко хватает меня за талию, больно сжимая.

— Кажется, кто-то хочет получить.

— О, да, — смеюсь я. — Пошли в машину.

Я даже обхожу и сажусь с другой стороны, как приличная. Но Марк тут же пересаживает меня на себя в позе наездницы. Хорошо, что окна тонированные.

Я судоржно ищу рычаг, чтобы опустить спинку его кресла, пока Марк неистово целует меня. Трясущимися от возбуждения руками расстёгиваю его брюки, пока Марк расправляется с моими джинсами. Он проводит пальцами, подмечая:

— Влажная.

— Да, посмотреть на тебя достаточно.

Марк без церемоний приподнимает меня и насаживает на себя. Делаем всё быстро, рвано, резко, грубо. Когда я уже почти на пике, Марк резко поднимает меня, почти выходя.

— Так куда ты там хотела поехать?

— К тебе. Только к тебе.

— Ты путаешься в показаниях, — усмехается мужчина, продолжая эту пытку.

— Только к тебе, Марк. Пожалуйста, — жалобно прошу я.

— А как же клуб?

— Ты хочешь в клубе? Без проблем. Только закончи сейчас здесь.

Словецкий резко входит, и кончает, делая пару толчков. Я заканчиваю вместе с ним.

— Мой, — падаю на его широкую грудь.

Лежим так пару минут, приходя в себя. Марк перебирает мои волосы, а я слушаю стук его сердца. В конце концов поднимаюсь с него, приводя себя в порядок.

— Сумасбродная девчонка, — подмечает Марк. — Что ты делаешь со мной? Я ехал просто увидеть тебя.

— А получилось ещё и почувствовать.

— Да. Одно слово, один взгляд — и я хочу тебя.

— Вот пусть так и останется, — улыбаюсь.

— Так и останется.

Словецкий забирает с заднего сидения огромный букет шикарных роз. Нежно-розовые.

— Спасибо, — искренне улыбаюсь, даже смущаясь.

— То есть переспать в машине — это пожалуйста. А как цветы я привёз — так мы смущаемся.

Начинаю смеяться и плакать. Кажется, пьяная истерика подъехала.

— Это ещё что такое? — Марк даже опешил.

— Просто ты заботишься обо мне и радуешь. Это так красиво.

— Я всегда буду это делать, — обещает Марк, вытирая слёзы.

— Кстати, мне бы в магазин. У нас вино закончилось, — вот теперь дико смеюсь.

— Хорош, — серьёзно, но со смешинками в глазах сообщает Словецкий.

— Ладно. У нас коньяк ещё есть. И водка.

— Дана!

— Ладно. Воды попью.

Вижу выходящего Артёма из подъезда.

— О, смотри, улыбкой весь район озаряет, — ржёт Марк.

— Отпустишь его Вику отвезти к родителям?

— Смотря как просить будешь.

— Поняла тебя, — важно заключаю. — В воскресенье оценишь мои просьбы.

Поцеловав на прощание Марка сто пятьдесят раз, я выхожу.

— Ну как, Артём? Починил?

— Починил, — довольно улыбается. — Спасибо за просьбу!

— Обращайся, так сказать.

Из квартиры машу Марку в окно, чтобы знал, что всё хорошо, а на кухне меня ждёт раскрасневшаяся Вика.

— Вот же ты сводница!

Я довольно улыбаюсь.

— И как?

— Как-как. Завтра иду на свидание!

Миссия выполнена.

15

В пятницу на выступление в клубе, к моему удивлению, приходит Лика с Леоном. Марк, заприметив ребят, сразу же меняется в лице.

— Привет, — здороваются они.

— Привет. А вы какими судьбами?

— Мне Лика все уши прожужжала, чтобы я с ней сходил сюда. Хочет вживую посмотреть.

— Я вообще в восторге от того, что ты вытворяешь.

— Ты сама танцуешь?

— Да. Мы с Леоном в паре какое-то время танцевали, но он постоянно ноет, что я не ты.

— Конечно. Ты видела наши номера?

— Леон! — одёргиваю я. — Какой ты бесцеремонный!

— А что? Давайте завтра соберёмся? Поделимся опытом? Лика вообще хотела к тебе в ученицы напроситься.

— В пилон?

— Летающий. И обручи.

— Давайте тогда точно завтра соберёмся. Марк, ты не против? — смотрю на дико серьёзного Словецкого.

— Нет, — наконец выдаёт он, как раз когда подгребает Волков.

— Че за сбор?

— Ребят, познакомьтесь, это Максим. Владелец клуба. Леон и Лика.

Кажется, Лика залипла на Волкове. Она было безумно красивой. Длинные чёрные волосы струились до самой талии. Глаза, как два огромных изумруда и безумно милая кукольная внешность.

— Ребят, я пошла.

Чмокнув Марка, обещаю после выступления выйти к ним. Отыгрываем на 10/10, но рожа Леона донельзя недовольная.

Нахвалив девчонок и распрощавшись с ними, я выхожу в зал, где ребята сидят за одним столом. Падаю на колени к серьёзному до сих пор Марку.

— Че рожа недовольная, Леон? — Лика прыскает от смеха.

— Кто-то не особо старается при постановке танца.

— У, кто-то много говорит. Я посмотрю, как ты будешь в наставничестве.

За столом все замолкают. Такие перепалки для нас были нормой в профессиональной сфере, да и в жизни. Леон, как и я, был не очень серьёзным человеком в жизни, но в работе был очень ответственным. И очень противным. Он не выбирал выражений, когда делал замечания, не пытался быть тактичным. Леон был тем самым проявлением великого, но сложного.

— Посмотри, может, научишься чему, — ребята молча наблюдают за нами.

— То, чему ты меня можешь научить, я ещё в школе танцев усвоила, — с довольной улыбкой сообщаю. Не смотря на стиль общения, мы внутренне уважали профессионализм и авторитет друг друга.

— Спасибо, Дана. Хоть кто-то сказал, что он зазнайка, — смеётся Лика. — Мне вот безумно понравилось.

— И мне, — встаёт на защиту Волков.

— Я знаю, ребят. Но у Леоши у нас характер — говно. Он один против целого мира может стоять.

Алаев показывает мне средний палец, а я ему в ответ. Чувствую спиной, что Марку это не нравится.

— Зато когда мы в паре, у всех рты открыты.

Да, этого было не отнять.

— Я бы с удовольствием пригласила тебя на нашу репетицию, но ты мне всех девчонок до слёз доведёшь. Но завтра всё в силе. Макс, приезжай, если хочешь. Адрес студии ты знаешь. Тебе скину, — сообщаю Леону.

— Окей, — важно соглашается он, и мы с Марком уезжаем домой.

— Ты помнишь, что нам с ребёнком сидеть, пока твой начальник охраны личную жизнь устраивает.

— Да, — коротко и ясно. Злится.

Тяжко выдыхаю. Только успокою одну бурю, как сразу следует вторая. Иногда я ощущаю усталось от этого. До дома едем в тишине. В квартире затыкаю извиняющуюся Вику, отправляя её к Артёму.

Мелкий уже спит, поэтому мы проходим в комнату.

— Есть будешь? Или чай, кофе?

— Нет.

Смотрю на него пару секунд.

— Что ж, отлично. Где и что ты знаешь. Я в душ.

Захочешь дальше дуть губы — дверь тоже помнишь где.

На выходе из комнаты он меня ловит.

— Хочешь, чтобы я ушёл?

— Хочу, чтобы перестал вот так себя вести. Что опять не так?

— Откуда Макс знает, где студия?

Я даже теряюсь. Не придала значения, когда говорила об этом.

— Дак я ему показывала как-то раз, что умею.

Предлагала в клубе ввести, но нужно было на примере показать, потому что он не разбирается.

— И что, завтра с Леоном будешь танцевать?

— Да.

— Мне это не нравится.

— Марк, послушай, — толкаю его в сторону дивана, садясь сверху. Лицо удерживаю ладонями, чтобы смотрел прямо в глаза.

— Это часть моей жизни. Танцы, Леон, Максим, что там ещё тебе не нравится. Это всё равно, что я скажу тебе никогда не общаться с женщинами, не заключать договора, не сотрудничать с ними, если директор компании, к примеру, девушка. Я могу рано или поздно вернуться в парные танцы. Я ведь не скрываю это от тебя. И тебя ни от кого не скрываю. Ты со мной можешь поехать завтра. Да, мы с Алаевым танцевали раньше. И у нас, правда, восхитительно это получается. Но это всего лишь танец. Для меня, конечно, это не просто с точки зрения искусства. Но с точки зрения всего, к чему ты ревнуешь — просто танец.

— Он бесит меня, — выдыхает Марк. — Самодовольный индюк.

— Творческие люди — сложные люди.

— Ты почему-то адекватная.

— Но тоже сложная. Мог бы найти себе дурочку, которая бы дома села и тебя ждала, но ты же меня полюбил. Я не могу отказаться ни от этого, ни от тебя.

Словецкий утыкается лбом мне в шею.

— Прекрати себя изводить, на это мне тоже больно смотреть. Где бы и с кем я не была, я каждый день возвращаюсь к тебе. Каждый вечер и ночь, каждое утро, каждый мой вдох и выдох — твои.

— Я люблю тебя, — говорит так, словно смирился с этим, и это какое-то зло. — Никого так не любил. Даже Николь.

— Я вообще никого, кроме тебя так не любила. И не полюблю. Если ты когда-то уйдёшь от меня…

— То вернусь через минуту, — смеётся Марк.

Мы сидим так ещё какое-то время, а потом я всё же ухожу в душ. Когда выхожу, Марк уже во всю дрыхнет, развалившись на заправленной кровати. Проверяю Тёмку, и ложусь рядом со Словецким, укрывая нас одеялом. И пусть весь мир подождёт.

Сон с ним крепкий и спокойный. Я даже не сразу слышу, когда возвращается Вика. Подруга выглядит счастливой, а глаза горят.

— Ну как? — укутавшись в плед, спрашиваю.

— Здорово. Я уже и забыла, как это здорово, когда на тебя не орут и не бьют.

И это страшно — слышать такие слова.

Обнимаю подружку, и мы обе смотрим в окно, укрываясь одеялом.

— Я рада, что твоя ночь закончилась.

Она тоже знала мою любимую метафору.

— Спасибо, что с мелким посидела.

— О да, учитывая, что он дрых, это было очень сложно. Брось, Вика. Мы с тобой столько лет знакомы, за такое уже можем не благодарить.

— Чего не спим, девчонки? — со спины подходит Марк, обнимая нас обеих. У них с Вороновой сложились чудесные отношения, и я была рада.

— Рассвет встречаем.

— Всё, Вик? Увела у меня начальника охраны?

— Кажется, да, — смеётся подруга.

— Тёмыча у меня ещё ни разу не уводили, — смеётся Марк. — Может всё-таки ещё поспим? А то ещё рожу Леона твоего смотреть.

— Леон в городе? — удивлённо спрашивает Вика.

— Ага, взялся спорить со мной вчера по танцам.

— Ну его бараний профессионализм не пропьёшь, по заграницам не прокатаешь.

— Вот-вот.

— Ладно, ребят. Спасибо, что с Тёмкой посидели и дали в аренду своего начальника охраны, — ржёт Вика.

— Ага, ты взяла, а мне рассчитываться, — бубню, вспоминая недавний разговор, на что Марк ухмыляется.

Мы всё же спим ещё какое-то время, потом вместе завтракаем, Марк играет с Тёмкой.

На студию приезжаем к обеду. Ребята уже ждут нас.

— Всем привет!

В студии Лика восторженно пищит, а сейчас я замечаю и заинтересованный взгляд Волкова на ней.

— Ну что, покажешь мастер- класс?

Леон включает музыку и показывает один из своих номеров. И это другой человек. Он выключает свою надменность и высокомерие, очень артистично играя. Все смотрят с интересом.

— Пушка, — улыбаюсь. — Как всегда.

— Покажите вместе, — просит Лика.

— Что станцуем? С пилоном? Ты ж к ним привыкла.

— Давай "Леона", — вспоминаю номер, который мы ставили в школе танцев по фильму.

— Точно. Давай.

В танце есть и пилон, и брейк-данс, и как красивая задумка. На студии даже есть цветок, который мы используем.

— Класс.

— Да, но номер спокойный. Один из лёгких. Боишься? — щурится Алаев.

— Ага. Что ты не справишься.

Мы снова включаем музыку, исполняя один из наших сложных танцев, где Леон меня подбрасывает к обручу, на котором я кружусь, потом я спрыгиваю с него, в этом номере куча поддержек и сложных элементов.

Когда заканчиваем, я вижу ошарашенные лица ребят.

— Ну вот, уже другое дело, — улыбается Леон.

— Вау, это было что-то, — восторженно говорит Лика.

— Я даже не знал, что ты ещё и так умеешь, — выдаёт Волков.

Лишь Марк молчит.

— Моя цель, Лика, научить вас этому, — уже более спокойно говорит Леон. — А вы не понимаете. У вас даже друг с другом взаимодействия нет. Работать не хотите. Ты думаешь, Дана родилась с пилоном в руках? Нет! Это долгая работа.

— Но я умею…

— Да. Чисто технически. А тяги к искусству внутри у вас нет. Этим надо гореть. Мы и пальцы ломали, и рёбра, а потом шли с улыбкой на сцену. Даже преподаватели не знали, — мы переглядываемся, смеясь.

— Эх, времена были.

— Хотела бы вернуть?

— Нет, — глядя на Марка, честно отвечаю. — Это пройденный этап. — Покажи, что умеешь, — прошу Лику.

Она хорошо двигается, есть в технике немного грязи, но, в целом, всё хорошо.

— Надо просто немного поработать, — улыбаюсь. — Ты прекрасно двигаешься.

— Спасибо, — сквозь расстройство улыбается девушка.

Мы заканчиваем, и я обещаю Лике позаниматься с ней, когда девушка уезжает. Макс тоже быстро ретируется, задумавшись о том, чтобы переманить девушку.

— Леон, нельзя только кнут. Она ведь хорошо двигается.

— Недостаточно. Ты видела, как она на шпагат выходит?

— Не будет вторых нас, — напоминаю. — Ищи плюсы в ней. Ты видел, какая она лёгкая? Есть страх, но и огонь в глазах.

— Не знаю, — сомневается.

— Давай пари, — тяну руку. — Если через месяц, я натренирую её, то с тебя бутылка самого дорогого вина!

— А с тебя коньяк, если нет.

— Договорились.

Леон тоже уезжает, а Марк тянет меня в машину. Молча едем до, как оказалось, его квартиры. Также молча едем в лифте, и я расстраиваюсь, думая, что мы вернулись в ту же точку. В квартиру прохожу первая, скидывая с себя куртку. В прямом смысле, потому что Словецкий тут же припечатывает меня к стене, впиваясь в губы. Поцелуй жёсткий, страстный, грубый. Я даже сперва теряюсь под его напором.

— Что? Там с Леоном ты была очень смелой, — в глазах самый настоящий шторм.

Смекнув что к чему, я также страстно принимаюсь отвечать, трясущимися руками снимая футболку. Марк доносит меня до тумбы, скидывая с неё всё на пол. Мне его катастрофически мало, и я стону, когда Словецкий проводит рукой между ног. Марк быстро скидывает мои лосины, за ними летят и трусики.

— Словецкий, на тебе, как обычно, больше одежды. Непорядок, — рвано шепчу.

Марк поднимает меня с тумбы, унося на стол, с которого тажке летит всё. Крепко сжимает руками грудь, а языком спускается вниз.

— Марк, — вздрагиваю, когда он начинает языком ласкать, но Словецкий только сильнее сжимает руки, и я лежу, изгибаясь и извиваясь. Пошлые стоны сами собой вырываются изо рта.

Марк резко отстраняется, снимая джинсы вместе с боксерами. Резко входит, делая такие же резкие толчки. Не целует меня и молчит, и это напрягает. Я уже поняла, что это обычный животный секс, чтобы в очередной раз напомнить, кто здесь хозяин.

Сделав ещё пару толчков, Марк изливается, и я кончаю вместе с ним. Выходит почти сразу, натягивая обратно одежду.

Хмыкнув, смотрю на погром. Когда хочу сказать об этом Словецкому, он уже удаляется на второй этаж. Накидываю вещи обратно, так как иду на важный разговор. На душе снова становится паршиво.

— Всё? Напомнил мне, кто хозяин, да? — спрашиваю, пока Марк напряжённо сидит в кресле своего кабинета, сжимая кулаки. — Какой же ты всё-таки…

Я даже слово подобрать не могу. Направляюсь в душ, где даю волю слезам. Вроде, ничего и не случилось. И его понять могу. Но обидно до слёз. Варюсь в кипятке, собираясь уехать сразу после того, как соберусь.

В квартире уже никого нет. Словецкий куда-то смылся. Отлично. Нахожу ключи от машины, которая как раз была припаркована здесь, и уезжаю в клуб. Там навожу марафет, подчёркивая глаза шикарными длинными стрелками. Марк не звонит, и я даже начинаю нервничать. Он не появляется даже на номере, поэтому после я еду домой расстроенная.

Словецкий молчит и весь следующий день, и ещё один. Я не нахожу себе места, но звонить не поднимается рука.

Поэтому я решаю съездить самостоятельно к нему на работу. Меня везде пропускают, и это хороший знак. По селектору я слышу, как он сомневается пускать меня или нет, поэтому вхожу, не дожидаясь ответа.

— Долго бегать будешь? — сходу наезжаю на мужчину. Я очень взвинчена.

— Я не бегаю. И успокойся.

— Я спокойна, — не сбавляя тона, продолжаю я. — То есть, ты считаешь это нормальным? Уехать, пропасть на несколько дней и не писать?

— Мне нужно время.

— Зачем? — почти рявкаю я.

— Чтобы подумать.

— О чём?

— О нас, — припечатывает, как приговор.

— О нас? Ты… сомневаешься в… — во мне или в себе?

— В том, что смогу дальше терпеть без вреда для тебя клуб, Леона и всех твоих друзей, список которых постоянно пополняется, — его взгляд отчуждённый, словно я — чужой человек.

— Что? — почти шёпотом спрашиваю, чувствуя, как в глазах собираются слёзы.

— Я не могу, Даная. Меня изнутри выворачивает, неужели ты не видишь? Я боюсь не сдержаться когда-нибудь.

Пытаюсь сморгнуть слёзы.

— Ты тогда не думай, — уже более спокойно произношу я. — Закончим это, раз это приносит тебе одни страдания.

И выхожу, также стремительно, как вошла. Лечу на тренировку. Сейчас мне было не страшно за рулём. Я гнала на большой скорости, лавируя в потоке. В студии включаю на всю музыку, раскачиваясь и прыгая на обручи. От злости немного не рассчитываю, приземляясь больно на ногу и ударяясь головой об колено. Вскрикиваю, молясь, чтобы это был не перелом. Выжидаю какое-то время, пытаясь встать. Получается с трудом, и я вызываю такси, пока в глазах стоят слёзы. Голова тоже начинает пульсировать, а в больнице мне грубо сообщают ждать, так как очередь большая. Вот что значит бесплатная медицина.

Я жду, закрыв глаза и положив многострадальную голову на стену. Слёзы непроизвольно стекают из глаз. Вздрагиваю, когда вижу вдали Марка. Даже думаю, что это галлюцинация, но нет. Это Словецкий собственной персоной. Отворачиваюсь к окну. Мало ли к кому он.

Аромат Марка ударяет в нос, когда мужчина присаживается на корточки рядом со мной.

— Дана, что случилось? — тихо спрашивает, глядя совсем не так, как в кабинете.

— Оставь меня, — прошу с закрытыми глазами, из которых стекают слёзы.

— Королёва! — зовут в кабинет, и я хочу войти, но Марк не пускает. — Королёва, вы не одна. Потом намилуетесь!

— Пусти, — шепчу, но Марк заглядывает в глаза с бурей страха.

— Королёва не пойдёт, зовите следующего.

— Подождите, я иду!

— Так, девушка, вы определитесь.

Но Марк бережно берёт меня на руки, унося отсюда.

— Что ты делаешь? Мне нужно к врачу.

— Поедем в платную. Через пять минут уже всё сделают. Где болит?

— Внутри, — честно сообщаю.

Словецкий делает всё очень аккуратно и нежно. Мы заезжаем в платную клинику, где нас уже ждут.

— Рассказывайте, что случилось? — просит седой дяденька в очках.

— С обруча упала на пол. Ногу больно. И головой ударилась.

Я вижу, что Марк с беспокойством слушает каждое моё слово.

Врач проводит осмотр. Я дёргаюсь и едва сдерживаю слёзы.

На рентгене сообщают хорошую и плохую новость.

— Перелома нет, просто растяжение очень сильное. А вот сотрясение есть. Как себя чувствуете?

— В ушах звенит, голова раскалывается.

— Тошнит?

— Есть немного.

— Я выпишу препараты. На ногу холодные компрессы, покой. Воздержитесь от тренировок. А с головой, если вдруг состояние ухудшится, сразу приезжайте.

— Хорошо, спасибо.

Мне рассказывают что и когда пить, но я почти не слышу. Зато шум в ушах слышу отлично.

Марк также бережно уносит меня в машину. По пути заезжает в аптеку, где сам всё покупает. Даже не смотрю в его сторону.

— Отвези меня домой, пожалуйста. Спасибо за помощь.

Словецкий молча выезжает в сторону дома. Своего.

— Марк, я к себе домой хочу.

— Там тоже твой дом.

— Нет, Марк. Это твоя квартира. Я хочу к себе. Мы всё решили, вроде бы.

— Это ты всё решила. Я ничего не решал.

Сдаюсь, молча сидя до дома. Пусть делает, что хочет. Говорить я с ним не собираюсь.

Оказавшись в квартире, меня пробивает на слёзы, когда я вспоминаю наш последний день здесь.

— Чш-ш-ш, — гладит, пока несёт до дивана. — Сейчас всё сделаю.

Несёт таблетки какие-то с водой, и я молча глотаю одну за другой. Задрав джинсы, делает мне компресс, и я откидываюсь на гору подушек полусидя, чтобы не так сильно тошнило. Закрыв глаза, надеюсь, что скоро шум в ушах пройдёт.

— Возьми кофе, — тянет Марк мне кружку. Кофе. Знает, что от него мне легче.

Не спеша пью, прислушиваясь к ощущениям.

— Легче?

Отрицательно киваю, чувствуя, как стекают слёзы.

— Отвези меня ко мне.

Словецкий садится рядом, прижимая к себе. Нежно целует и гладит.

— Нет. Не отдам. Не повезу.

— У тебя раздвоение? Ты сегодня что говорил?

— Что я говорил?

— Марк, если у тебя были мысли отказаться от меня, то они будут возвращаться постоянно.

— У меня не было таких мыслей. Я думал о том, как мне научиться держать себя в руках.

— Здорово, что ты меня предупредил о том, что тебе нужно время. Нет, Марк, серьёзно, если тебе так плохо, то лучше расстаться, пока не стало совсем поздно.

— Заметь, это ты уже в который раз говоришь, Дана. Я всего лишь думал о том, как не вредить тебе.

— Оставив меня в одиночестве, но продолжая следить? Спасибо, у тебя отлично получается, — ехидно говорю.

Хотя какое ехидство, сил не было ни на что, если честно. Я очень переживала за ногу и дальнейшие занятия.

— Дана, прости, — словно дышит мной Марк. — Я не знаю, что мне делать.

— Я тоже не знаю, Марк, что нам делать, — устало выдыхаю. Все мои слова и речи бесполезны.

Предательство Николь настолько въелось ему под кожу, что я ничего не могла с этим сделать.

Мы так и сидим, не двигаясь. В конце концов я говорю:

— Я хочу спать. Давай мы поставим наши отношения на паузу, оба подумаем.

— Нет. Никаких пауз.

— Марк, я три дня сходила с ума, но не беспокоила тебя.

— И о чём ты собралась думать?

Молчу. О чём? Сама не знаю. Я ведь сейчас просто хочу назло сделать, чтобы тоже мучился.

— Можешь меня до утра оставить? Я сейчас эмоционально нестабильна.

— Хорошо, — спокойно соглашается Марк. — Завтра никуда.

— В университет поеду.

— Дана…

— Поеду.

Марк тяжело вздыхает. Уносит меня в комнату на руках. Попросив звать, если что-то будет необходимо или мне станет плохо, спускается вниз. Вижу сквозь перила, что он садится с ноутбуком что-то делать. Красивый. Серьёзный. Почему у нас так? Что за эмоциональные качели? То всё сладко, то вот.

Полночи изучаю потолок глазами, думая о том, что делать дальше. Я люблю его больше жизни. Но и от своей жизни я не хочу отказываться. Менять себя не входило мои планы, как и ломать его. Компромисса здесь нет. Марк всегда будет хотеть закрыть меня ещё дальше, ещё большим количеством замков. А я не смогу взаперти. Нужно научиться принимать друг друга такими, какие мы есть, но это приводит к скандалам. Что делать?

Не найдя ответа, я вырубаюсь. Сон беспокойный, я то и дело подскакиваю. Боль так и не прошла, как и тошнота, поэтому, намучившись, я встаю. Умываюсь и тихо бреду к Марку, спящему на диване. Мужчина крепко спит, видимо, тоже намучившись от раздумий. За эти дни он немного осунулся и, видимо, много курил. Я заметно успокоилась со вчерашнего вечера, поэтому ложусь рядом, слушая самый любимый звук — его сердцебиение.

— Что такое? Тебе плохо?

— Спи, — прошу Марка. Он кладёт руку мне на талию, снова проваливаясь в сон.

Пусть поспит ещё хотя бы пару часиков. Вижу, как он устал. Я даже сама засыпаю более-менее спокойно, как звонит будильник. Поднимаю глаза на Марка, и он уже не спит.

— Тоже потолок нравится?

— Огонь вообще, — смеётся хрипло Словецкий. — Ну что, о чём с собой договорилась?

— Ни о чём. А ты?

— Тоже.

Снова молчим.

— Надо собираться, — пытаюсь встать, но Марк тянет меня обратно.

— Дан, прости. Я не должен был пропадать без предупреждения. Я не смогу без тебя в трезвом уме.

— Три дня смог.

— Я знал где ты и что ты.

— Но не знал как я. Марк, кого мы обманываем? Так и продолжится ведь.

Мы оба понимали, что нужно принимать какое-то решение, что-то делать.

— Что ты предлагаешь?

— Паузу. Может быть, ты поймёшь, что тебе проще без меня? — усмехаюсь, сама боясь этого.

— Ты так хочешь эту паузу?

— Я не хочу постоянно ругаться, Марк. А за одну ночь хороших мыслей в голову не дождёшься. А так мы не будем мешать друг другу думать.

— Вот итог моей тишины, — касается ноги Словецкий.

— Это я не рассчитала.

— Угу. Я сегодня вечером уезжаю на пять дней. Вот тебе время на подумать о чём ты там хотела. Но учти, что если ты решишь бросить меня — сразу нет. Я тебя к батарее прикую.

Это вызывает лёгкую улыбку. Мы собираемся, и Словецкий отвозит меня на учёбу, сообщая, что Артём едет с ним, а у меня будет водитель, так как сама водить машину я не могу. Целую Марка на прощание, а потом еле сдерживаю слёзы. Что за идиотские эмоциональные качели. Занятия в детском доме провожу, а вот репетицию приходится отменить. Марк обеспокоенно спрашивает почему, и я без подробностей рассказываю, что мои полёты закончились падением.

— Дан, если не сможешь к пятнице, пусть девочки одни танцуют. Только восстанавливайся полностью, очень тебя прошу.

— Хорошо, Максим. Спасибо.

— Слушай, а ты можешь узнать, Лика она с Леоном или свободна?

— Могу, — смеюсь. Ну точно сваха.

Стараюсь концентрироваться на работе и учёбе, но периодически ловлю себя на том, что ушла в себя. И мыслей, как таковых не было. Всё какое-то абстрактное. Чувствовала, что скучаю по Марку очень сильно. Вечером куталась в одеяло, пила горячий кофе и слушала Вику, которая очень пыталась меня отвлечь.

— Дан, хорош. Ты ведь любишь его.

— Люблю. Но себя терять тоже больно. Понимаешь, мне страшно любить. Любить его вот так сильно. Я иногда на самом деле задумываюсь о том, что готова отказаться от себя самой, но тогда спустя время я боюсь уже возненавидеть себя, его. И ему тяжело мириться. Его разрывает прям, я же вижу. Почему всё так сложно?

— Даночка, — обнимает Вика. — В жизни вообще легко не бывает. В любви и подавно. Вы любите друг друга, это сейчас кажется, что, возможно, стоит отказаться. Потом оба пожалеете. Я тебя знаю сто лет, и вот такой никогда не видела. Решите вы всё со своим Словецким и будете счастливы. Не обращай внимания на эти заскоки.

Может, Вика и права.

С Марком мы не созваниваемся и не списываемся, и я на стену лезть готова. Зато Вика активно общается с Артёмом, и тот сообщает время прилёта. Не долго думая, я собираюсь и еду в аэропорт. Нетерпеливо смотрю то на часы, то на табло, выискиваю знакомые фигуры. Не знаю, что решил Марк, но когда мои глаза цепляются за него, то я бегу. Сначала он не видит меня, но, когда замечает, то я вижу облегчение в его глазах.

Запрыгиваю, обхватывая торс ногами, а шею руками. Словецкий крепко прижимает меня.

— Я смотрю, у тебя с ногой всё хорошо уже?

— Я уже в клубе танцевала.

— А с головой всё также не очень, — смеётся, и я с ним.

Марк так и идёт со мной в сторону парковки.

— Тём, — зову улыбающегося начальника охраны, протягивая ключи. — Вика с Артёмом могут гулять, держи.

— Спасибо, Дана… — опомнившись, Артём добавляет. — ая Сергеевна.

— Артём, ты свободен. Хорошо отдохни, — веселится Марк.

— Спасибо, шеф. И вам спокойного вечера. Или беспокойного. В общем, как хотите, — ржёт Ёремин.

Марк закидывает вещи в багажник, а я прыгаю за руль.

— Ты устал, давай я поведу. Обещаю, доедем быстро.

Марк не спорит, прыгая на пассажирское. Чувстю, как он пожирает меня глазами.

— Не смотри так, — смеюсь, не отрывая взгляд от дороги. — Не доедем.

— Что ты решила?

— Что люблю тебя. А остальное решим. А ты?

— Что без тебя сдохну быстрее, чем с тобой.

Не помню, как парковались, как поднимались. Осознание приходит лишь тогда, когда мы в полной темноте стоим с Марком в коридоре. Словецкий прижимает меня всем телом к стене, заключив руки в замок над головой одной рукой, а другой поглаживая талию и спускаясь к бёдрам.

— Девочка моя, — так сладко произносит мужчина, что я просто плавлюсь как пломбир.

Марк подхватывает меня, унося в комнату. Падает вместе со мной на кровать и раздевает. В его руках я чувствую себя полноценной. С ним я понимаю, что всё правильно. А всё неправильное мы решим вместе.

16

Валяюсь в объятиях Марка, слушая рассказ о его командировке. Словецкий нежно гладит меня, а я млею в его сильных надёжных руках.

— Есть что высказать? — с улыбкой спрашивает Марк, заглядывая в моё лицо.

— Не-а, — качаю головой.

— Может поговорить хочешь о нас?

Снова качаю головой.

— Ты сам хочешь?

— Нет. Я всё равно тебя люблю, что бы ты не говорила. И не отдам тебя. Но придётся терпеть, пока я смирюсь.

— А тебе, пока я, успокоюсь и осяду.

Кажется, мы вернулись в ту же точку. Иногда, чтобы понять как кто-то важен, достаточно просто остаться вдали от него.

Весь день у нас проходит в гармонии и любви. Смеёмся, валяемся и смотрим фильмы.

— Самое правильное, что со мной могло случиться в жизни — это ты в моей футболке на кухне варишь нам кофе и готовишь завтрак.

От этих его слов я даже теряюсь.

— А как же твой бизнес? Твой строительный холдинг? Николь? Ты же всё равно любил её.

— Тогда думал, что любил. Но мы просто были знакомы, вроде как, у нас были общие цели и планы, в чём-то мы были схожи.

— А мы с тобой две противоположности.

— Да. И теперь я знаю, что даже такой вариант возможен.

— Для меня единственно возможный. И мне страшно так сильно любить, — шёпотом произношу, смотря в пол.

— Ты забыла? Со мной ничего не страшно. Сама говорила.

И в моей голове не укладывалось как после всех этих признаний мы могли ругаться. Я так хотела, чтобы вся эта идиллия не заканчивалась.

Но, как обычно, нас хватило ненадолго. Леон попросил после учёбы встретиться, чтобы обсудить его проект и Лику. В проекте они с другими наставниками набирали команды, ставили им танцы, а на каждом этапе люди голосовали.

— Мне нужна будет твоя помощь в репетициях. Показать им страсть, секс, эмоции.

— Боюсь, меня убьют потом.

— Ой, да нужна ты мне сто лет, — морщится Леон, как будто съел лимон. — Как Лика, кстати?

— Всё отлично. Готовь деньги на вино.

— Посмотрим-посмотрим.

Марка я хотела предупредить о встрече с Леоном, но он не взял трубку. Поэтому сейчас, когда мы стояли на улице, перебрасываясь фразами, и я увидела Словецкого, мысленно готовилась к расправе.

— Привет, — чмокаю в щёку.

Хмурится, враждебно смотря на Алаева. Вижу вдали Артёма, стоящего на стрёме. Видимо, настрой Марка не нравился и ему.

— Слушай, Леон, а тебе прям нравится время проводить в обществе моей девушки?

— В обществе своей подруги. Ваши отношения меня не интересуют, — деловито сообщает Леон, закатывая глаза. — У нас были в прошлом отношения, нам не понравилось.

— Леон… — пищу я. Зря он это сказал. Очень зря.

Словецкий каменеет, а затем его предохранитель срывает. Он кидается на Леона.

Марк наносит удар за ударом по телу Леона. Последний от неожиданности, а теперь и боли, даже защищаться не может.

— МАРК! УСПОКОЙСЯ, ПЕРЕСТАНЬ, ТЫ УБЬЁШЬ ЕГО! — кричу во всё горло, но тот не слышит меня. Я пытаюсь влезть между ними, наплевав на возможность получить тоже.

— Уйди, — бешеными глазами смотрит Марк.

Я уже практически на грани срыва, когда к нам бежит Артём, который оттаскивает Словецкого. Я сажусь рядом с Леоном, который, наконец, может вдохнуть.

— Ты как?

— Норм…ально, — прерываясь, говорит парень.

— Поехали в больницу, давай, вставай аккуратно.

Леон едва стоит на ногах, а меня всю трясёт.

— ТЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЁШЬ С НИМ. ПУСТИ, АРТЁМ! — орёт Словецкий, но я не реагирую.

Глаза застилают слёзы. Сажаю Леона в машину, прыгая за руль.

— НЕ СМЕЙ!

Спасибо Артёму, который с сожалением смотрит на нас, крепко держа Словецкого. Рядом стоят ещё парни из охраны, готовые прийти на помощь.

— Леон, сейчас всё будет хорошо, слышишь?

— Вот он придурок у тебя, — хрипло смеётся Алаев.

— Силы побереги.

Доезжаем до больницы в рекордные сроки. Нас просят ожидать, но, благо, ждём мы минут пять. Леона уводят, а меня начинает дико трясти. Я яростно стираю слёзы, но они снова появляются. Чувствую, как вибрирует телефон. Увидев номер Марка, сбрасываю, но он настойчиво продолжает наяривать. После череды неотвеченных, мне начинает звонить Артём. Я догадываюсь, кто это на самом деле.

— Да? — продолжая вытирать непрошенные слёзы, поднимаю трубку.

— Дана, девочка моя, в какой вы больнице?

— Нет, — снова истерика лезет наружу. — Не приезжай, пожалуйста. Не надо.

— Дана, я не трону его.

— Нет-нет-нет, пожалуйста, не надо.

— Давай поговорим, — твёрдо произносит, не слыша меня.

— Марк, услышь меня, прошу. Я не хочу сейчас говорить, дай мне успокоиться.

— Когда мы поговорим?

— Я дождусь Леона, отвезу его домой и потом приеду домой, если у меня будут силы.

Если честно, я врала. Я не собиралась говорить с ним сегодня. Мне нужно было хоть немного прийти в себя.

— Если ты не приедешь, я приеду сам, — твёрдо говорит, а я сбрасываю.

Леон выходит через сорок минут.

— Что сказали?

— Перелом двух рёбер, многочисленные ссадины и ушибы.

— Тебе всё выписали?

— Да.

— Господин Алаев, подождите, распишитесь, — протягивает медсестра какую-то бумагу. — Вы точно не помните лица хулиганов?

— Точно, — кивает Леон и морщится.

— Ты не сказал? — уже в машине спрашиваю у парня.

— Сказал, что хулиганы. В целом, почти не соврал. Идиот бешеный.

— Прости, Леош. Я не думала, что до этого дойдёт.

— Ты бы поаккуратнее. А то он вообще невменяемый.

Молчу. Раньше мне казалось, что он не причинит мне вреда, но после сегодняшнего я даже не знаю.

Заезжаю в аптеку и беру всё необходимое для Леона, а затем везу его домой.

— Ты точно в норме?

— Хочешь переночевать со мной, чтобы убедиться? — играет бровями.

— Придурок, — смеюсь я нервно.

Когда он выходит, я остаюсь на распутье, что мне делать и куда ехать. Если я не приеду, то он точно решит, что я ему изменяю где-то не пойми где. Если приехать, то уедем мы снова в больницу, но уже с моим нервным срывом. Решаю поехать к Людмиле Павловне, но предупредить об этом Словецкого. Уже когда стою под её окнами, набираю Марка. Он берёт после первого гудка.

— Да? Ты где?

— Я не приеду, Марк. Я не готова. Останусь сегодня у Людмилы Павловны, только не приезжай, умоляю тебя.

— Дан, нет, пожалуйста, давай поговорим.

— Хватит, — чувствую, как снова начинаю плакать. — Я устала, Словецкий. Я устала, пойми меня. Мне больно.

— Данюш, я больше не буду.

— Ты сейчас как ребёнок говоришь, — нервно смеюсь я. — Просто оставь меня в покое на какое-то время.

— Я всё равно тебя не отпущу. Ты моя.

— Я уже поняла, что я для тебя игрушка без чувств. Только твоя боль важна.

— Это не так.

— Это так. Я хочу расстаться, — наконец выдаю я то, о чём думала всю дорогу.

— Нет, — жёстко отвечает мужчина. — Хочешь подумать — думай. Я не приеду. Но я не оставлю тебя в покое.

— Да пошёл ты, — сбрасываю и отключаю телефон.

Людмила Павловна видя моё состояние пускает без слов. Делает мне чай, даёт успокоительное и я, плача в подушки, засыпаю, успев предупредить, чтобы женщина не пускала его.

Вся ночь проходит в беспокойных снах, и я списываю это на постоянное нервное напряжение. Утром Людмила Павловна слушает мой истерический рассказ, снова делает чай и успокаивает.

— Девочка моя, я не знаю, что тебе сказать. Это больная любовь. Ненормальная. Нужно это искоренять, конечно.

— Да как? Он каждый раз мне обещает, но ничего не меняется. Ладно я, люди же страдают.

— Да, как можно было приревновать тебя к этому шалопаю Леончику, — эмоционально выдаёт. И с этой фразы мне становится дико смешно. Вместе с Людмилой Павловной мы смеёмся во всё горло, но это просто очередная истерика, после которой я плачу. Отменяю все дела на сегодня. И тренировку, и репетицию, и учёбу. Смотрим дурацкие российские сериалы, готовим пирог, пьём чай сто раз за день и много смеёмся. Узнаю у Леона о его самочувствии. Выглянув в окно, вижу машину Словецкого и вздрагиваю. Решаювключить телефон, чтобы знать, что у него на уме. Как только он включается, Марк звонит. Поколебавшись пару секунд, всё же беру.

— Да.

— Даночка, — тихо, спокойно и в какой-то мере безжизненно произносит Словецкий. — Долго прятаться будешь?

— Я не прячусь, — смахнув слёзы, приземляюсь на кровать.

— Никуда сегодня не поехала.

— У меня нет на это ресурса.

— Поговорим?

— Я вчера всё сказала.

— Не принимается. Я же сказал, что не отпущу тебя, — сегодня его тон спокоен.

— Насильно будешь держать?

— Да.

Я снова начинаю плакать. Чего другого я ожидала от него?

— Даже если мне от этого плохо?

— Тебе не будет плохо.

Марк говорил так спокойно, словно тоже был под успокоительными.

— Спокойной ночи, Марк.

Снова отключаю телефон, обещая себе, что завтра точно буду в строю.

Проснувшись как обычно рано, я собираюсь на учёбу. Сегодня у Людмилы Павловны тоже были занятия, поэтому мы выезжаем вместе. Машины Словецкого, к счастью, нет. Постоянно дёргаюсь в страхе, что он вот-вот заявится и утащит меня, но учёба проходит спокойно. Сегодня были занятия в детском доме и, к моему счастью, сюда он тоже не приехал. Далее по плану было выступление в клубе. Приезжаю вся разбитая внутри, но сияющая снаружи. Сегодня из-за перенесённых занятий я приехала поздно, и не репетировала. Макс, видимо, был немного в курсе, поэтому спрашивает:

— Ты точно сможешь?

— Да.

— Может они без тебя?

— Макс, отстань.

— А если что-то случится?

— Если ты не оставишь меня в покое, то что-то точно случится, — злобно бурчу я.

Номер проходит неплохо, но играть сексуальную кошечку, когда внутри так погано — очень тяжело. После номера сразу еду домой, уже заметно расслабившись, но зря. Когда заезжаю во двор, вижу одну из машин Марка, следующую за мной. Что ж, не буду же я вечность бегать. Выхожу, а вместе со мной и Марк, спешащий ко мне. Останавливается напротив, изучая серьёзным взглядом. Его лицо не выражает ровным счётом ничего.

— Поговорим, — не спрашивает, а утверждает.

— Не, себе оставь, — решаю хотя бы кровь попить. — Разговоры свои.

Разворачиваюсь и направляюсь в сторону подъезда, но Словецкий хватает меня на руки и тащит в машину.

— Отпусти! Отпусти меня, Марк! Это не смешно, мне завтра на работу, я устала.

— Можешь поспать, пока едем, — он залазит вместе со мной на заднее сидение, а водитель выезжает со двора.

— Марк, отпусти меня, это не смешно, — вырываюсь я, но он держит меня мёртвой хваткой, а у меня на глаза опять проступают слёзы.

Я не вырываюсь, не говорю, кажется, даже не дышу.

Когда останавливаемся у его квартиры, я продолжаю сидеть с амебным видом, и Марк сам тащит меня в дом. В квартире стоит огромное количество красивых цветов. Словецкий стягивает с меня обувь и куртку, ведёт в гостиную.

Я падаю на диван, а он садится напротив на корточки. Берёт мои ладони в свои руки, начиная целовать. Я продолжаю смотреть перед собой, наблюдая расплывающуюся картинку стены. Словецкий садится на колени, а голову кладёт на мои ноги.

— Прости, — глухо и надломленно просит он. — Прости меня.

Я упорно продолжаю молчать, не касаясь его. Марк тоже спокоен. Просто тихо лежит на моих коленях. У меня чешутся руки, чтобы погладить его и сказать, что всё хорошо, но я устала от ходьбы по кругу.

— Я просто очень сильно люблю тебя.

Но и на это я молчу.

— Скажи хоть что-то, — с каким-то надрывом просит Марк.

— Я всё тебе сказала вчера. Больше ничего не будет.

— Я не отпущу тебя, — он говорит так, словно я какая-то болезнь, с которой он смирился.

— Тогда не жди от меня ничего. Я буду такой. Такой, какой ты меня считаешь. Безвольной куклой.

— Я тебя такой не считаю.

— Хорошо.

— Дана! — кажется, эмоции у Марка просыпаются.

— Что, Марк? — голосом безжизненного робота говорю.

— Дана, прекрати этот цирк! Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Отпустил меня.

— НЕТ!

— Больше ничего не хочу тогда.

— Можешь играть в эту игру, пока не надоест, я тебя не отпущу.

— Хорошо.

Словецкий отходит от меня, а я, немного посидев, иду в душ, а затем молча ложусь спать. Сквозь сон чувствую, как он гладит меня по лицу и волосам, но спать я хочу больше, поэтому никак не реагирую.

С утра меня ждёт завтрак и кофе, но я демонстративно наливаю себе зелёный чай, на что Словецкий усмехается.

— Какие планы на сегодня?

— Тренировка, работа.

— Я отвезу тебя.

— Как скажешь, — пожимаю плечами.

Марка всё же отталкивает моё поведение, и он меня не трогает. По пути на тренировку мне звонит Людмила Павловна.

— Да, моя дорогая, — улыбаюсь я. Вот кому я всегда рада.

— Здравствуй, моя девочка. Как дела?

— Нормально, вчера провела тренировку у деток. Ни разу не пожалела, что мы начали это. Спасибо вам за помощь ещё раз.

Всю дорогу болтаем с ней о работе и учёбе, но как только я кладу трубку, снова включаю режим амёбы.

— Может быть, где-то пообедаем?

— Как хочешь.

Я вижу, как он злится, но ничего не делает.

Всю тренировку не обращаю на него внимания. После неё мы всё же едем домой, видимо, у Марка по какой-то причине пропал аппетит. Вместе с нами приезжает и доставка еды. Словецкий зовёт меня, но аппетита нет. Я ограничиваюсь чаем. Когда я решаю пойти заняться учёбой, Марк резко, но бережно дёргает меня, на себя, приникая к губам. Я не вырываюсь и не отвечаю. Словецкий всячески пытается меня распалить, но я держусь, вспоминая всю ту боль, что сидела во мне в последнее время. Наконец, поняв, что секс с бревном — это не интересно, он отходит от меня.

— Сколько можно? Что ты хочешь?

— Ничего, — пожав плечами, я ухожу наверх.

Вечером начинаю сборы, делаю красивый макияж и одеваюсь просто, но красиво. Чтобы он видел, но не думал, что я специально.

Во время выступления особенно стараюсь, видя, как он смотрит на меня. Как горят глаза. Как напрягаются руки. Но я всё с тем же видом продолжаю его игнорировать. По пути домой мне звонит Леон.

— Да.

— Привет. Ну как дела?

— Нормально, ты как? Рёбра как?

— Болят, но жить можно.

— Тебе нужна какая-то помощь? — обеспокоено спрашиваю у друга.

— Да вообще-то. Репетицию провести.

— Конечно. Когда?

— Завтра, в десять утра.

— Я буду.

— Спасибо тебе.

— Не за что. Это же из-за меня.

— Ты то тут причём, — смеётся парень.

Кладу трубку, ничего не говоря Словецкому. Но Марк сам не выдерживает.

— Куда-то собралась завтра?

— Да. Нужно команде Леона провести тренировку, потому что сам он не может. Как он сказал в больнице, ему рёбра хулиганы сломали.

— А если я тебя не пущу?

— Тебе мало? — слегка стервозно спрашиваю я. — Я могу вообще не разговаривать с тобой. А ещё, знаешь что? — резко открываю дверь, пока машина летит на полном ходу. — Могу ещё с собой что-нибудь сделать.

— Закрой, дура, — Марк хватает меня за руку, сбавляя скорость, наконец останавливаясь совсем.

Он выходит из машины, закуривая сигарету. Психует, пинает снег, сжимает кулаки, пока я смотрю перед собой.

— Что мне сделать? — спрашивает снова.

— Перестать покупать меня и понять, наконец, что я не шлюха.

Его вечные цветы, машины, золото и бриллианты. Сначала было приятно, но но делал это при каждой ссоре, когда мне просто нужно было, чтобы он меня услышал.

Марк молча заводит машину, направляясь домой. Спим мы порознь. Утром он молча отвозит меня на тренировку, и я не боюсь, что он снова кинется на Леона. Моё поведение было самым большим стопорящим элементом. Марк понимал что теряет меня. И соверши он что-то ещё из ряда вон — потеряет окончательно.

Леон подозрительно смотрит на Марка, но тот протягивает руку, извиняясь.

Кажется, лёд немного трогается. Всю репетицию он сидит спокойно, несмотря на то, что Леон постоянно стоит около меня и трогает, объясняя движения. К концу тренировки я устаю. Вообще в целом, и из желаний только сон.

— Обедать хочешь?

— Хочу спать, — честно отвечаю.

— Ты толком не ешь, Дана. Так нельзя.

— Сначала я посплю.

Кажется, я даже договорить не успеваю, как проваливаюсь в сон, а просыпаюсь уже в комнате Марка. Его рядом нет. На часах шесть вечера. Голова раскалывается, ощущение, что кто-то долбит в виски.

Спускаюсь вниз, чтобы выпить таблетку. Марк что-то делает в ноутбуке, параллельно говоря с кем-то по телефону. Я призраком с красными глазами прохожу мимо него на кухню. Выпиваю сразу две таблетки, запивая водой.

— Что-то болит?

— Голова, — со страдальческим видом сообщаю мужчине.

— Давай-ка есть.

Он достаёт из холодильника всё, что в нём есть.

— Ешь, — складывает важно руки на груди.

Я, не реагируя на него, ковыряю вилкой везде, где приглянется. Голова всё также пульсирует, и я, психанув, откладываю еду.

— Я обратно.

Не дожидаюсь ответа, ухожу в душ, а затем спать. И новая неделя ничем не отличается от прежней, кроме моего идиотского поведения. Запал Марка, кажется, пропадает, как и мой сон. Ночами я прислушиваюсь к шагам в квартире, за дверью, даже на потолке. Начинаю скучать по нему, но сдавать позиции не собираюсь. Он ещё пару раз пытается со мной поговорить, но я продолжаю вести себя, как бездушная тварь. После этого Марк становится незаметным будто. Много курит, лицо становится осунувшимся и со щетиной. Когда пересекаемся, просто молчит и внимательно смотрит. Думаю, скоро ему надоест. Мне тоже плохо, и ночами я рыдаю в подушку, обнимая плюшевую игрушку, а хотелось бы его.

В пятницу меня привозит в клуб водитель, потому что Словецкий занят. Перед самим выступлением я вижу, как рядом с Марком сидит какая-то проститутка. На ней не написано, но по-другому не скажешь. Вся сделанная, причём делали как-то некачественно. Выглядит дёшево. Злость внутри закипает, но я держу себя в руках. С улыбкой отыгрываю номер, видя скользящий только по мне взгляд Марка, пока его пассия что-то говорит ему почти на ухо. Зря стараешься.

Номер заканчивается, и я не могу отдышаться. То ли от злости, то ли от нагрузки. Переодеваюсь, и выглядываю в зал. Их нет. Но я решаю сделать ход конём.

Незаметно прохожу через всех, выходя через основные двери. Оказавшись на улице, вдыхаю свежий зимний воздух. Успеваю уйти на приличное расстояние, когда Марк понимает что к чему и звонит.

— Да, дорогой? — невинно начинаю я.

— Где ты? — почти рычит Словецкий.

— Я решила прогуляться. Ты же, вроде, был занят какой-то пассией. Зачем мешать буду.

— Где. Ты?

— А что, она тебе не понравилась?

— Даная, на улице зима и час ночи. Скажи, пожалуйста, где ты? Я заберу тебя и мы поедем домой, — его голос очень уставший.

Называю примерное местоположение, и Марк подъезжает через семь минут.

— Тебе не надоело? — спокойно спрашивает он.

— Что?

— Дурой прикидываться.

— Я не прикидываюсь. Если не нравится, высади меня у моей квартиры и забудь обо мне.

— Ты так хочешь этого? — горько усмехается мужчина.

— Я ничего не хочу уже, — сейчас даже безжизненность не надо играть. Она была во мне. — Надо было блондинку домой забирать.

— Моё мнение не поменяется, Дана. Я не отпущу тебя.

— Да, я помню, что я твоя вещь.

— Да хватит так говорить! — ударяет по рулю. — Я никогда к тебе так не относился.

Решаю промолчать.

Марк пытается наладить отношения: дарит подарки, тащит цветы, пытается обнять, но во мне словно всё сдохло. Я уже даже не играла это всё. Неужели он, правда, не понимал что к чему?

В среду жду Марка после детского дома, так как он писал, что заберёт, но никого нет. Достаю телефон, чтобы набрать, но никто не берёт. Странно. Какой-то липкий страх поселился внутри по непонятной причине. Паникёрам я не была никогда.

Решаю подождать минут десять в здании. Охранник в это время смотрит что-то по телевизору, и я холодею, когда слышу репортаж.

— Машину крупного бизнесмена Словецкого Марка Алексеевича на большой скорости протаранил автомобиль…

Судорожно заглядываю в экран, где вижу машину Марка в ужасном состоянии.

Срываюсь с места, вызывая такси до того перекрёстка. Он ехал за мной. Меня начинает трясти, а в на глазах выступают слёзы.

— Быстрее, пожалуйста, — прошу я водителя такси.

Мы доезжаем за двадцать минут, которые кажутся мне вечностью. Быстро сунув деньги, выбегаю к месту, где всё огорожено лентой, стоит скорая и полиция.

Подлезаю быстро и незаметно под ленту, а мой взгляд мечется.

— Девушка, здесь нельзя находиться.

— Где Словецкий? — дрожащим голосом спрашиваю. Всё выкрутили на максимум. Звуки, как под водой. В глазах — стеклянные хрусталики.

— Покиньте, пожалуйста, огороженную территорию.

Но тут мой взгляд цепляется за Словецкого, сидящего в карете скорой помощи, и бегу к нему на негнущихся ногах.

— Марк, — кричу, а он не сразу понимает откуда, но сразу осознаёт, что я. Что-то быстро говорит медику, выходя из машины, а я торможу рядом с ним. — У тебя ничего не сломано?

— Не знаю. Плевать, иди сюда, — рукой притягивает меня к себе, пока я от страха и дрожи не могу зуб на зуб поставить.

— Я услышала по телевизору, — всхлипываю, только сейчас в полной мере осознавая, что могла его потерять. — И машину увидела.

— Всё хорошо со мной, — он гладит меня по спине, а я вдыхаю родной запах, которым не дышала уже давно. Я вообще давно не дышала. — Успокойся. Ты меня такая пугаешь.

— Давайте продолжим. Я всё же рекомендую поехать в больницу.

— Мы едем, — отвечаю за Словецкого.

— Дан, давай домой поедем, — просит он, морщась.

— Нет, я никуда не поеду, пока тебя полностью не обследуют.

— Ладно, — сдаётся Словецкий. — Ты со мной едешь.

Дорога до больницы занимает минут десять. Я не выпускаю руки Марка, пока его не уводят на снимки и прочее. Сама до сих пор не могу успокоиться, и медсестра даёт мне успокоительное. Жду Марка около часа.

— В целом, всё в порядке. Ушибы, гематомы, нижнее ребро подломано, но это ещё повезло, что не проткнуло органы. Тогда было бы страшно. Мази и лекарства я вам выписал, всё здесь.

— Спасибо, — дрожащим голосом говорю, пока Марк не сводит с меня глаз. — Домой?

— Домой, — довольно улыбается, будто не в аварию попал, а выиграл триллион долларов.

Снаружи нас уже ждёт машина с водителем. Марк аккуратно садится, и я прыгаю рядом. Сажусь чуть поодаль, чтобы не причинить боль, но Словецкий тянет меня в объятия, и я не сопротивляюсь. До дома едем в тишине. Лишь Марк чмокает меня в волосы, а я всё ещё пытаюсь переварить. По пути заезжаем в аптеку, где берём все необходимое.

— Давай помогу, — говорю Марку, помогая снять рубашку и осматривая синяки. Они были почти везде, и как же я благодарила Бога, что он так легко отделался.

Стараюсь сдержать слёзы, достаю шприц, чтобы поставить обезболивающий укол. Я умела их ставить, так как сама спортсменка, но руки неистово трясутся, и это замечает Марк, внимательно следивший за мной.

— Тише, девочка моя, — он забирает у меня из рук шприц и кладёт на стол. — Всё хорошо, слышишь? Я жив и всё хорошо.

И плотину прорывает. Я начинаю рыдать, делая шаг в его объятия.

— Я чуть с ума не сошла, пока доехала, — сквозь собственный вой пытаюсь сказать. — Увидела машину в новостях.

— Тише, моя хорошая, девочка моя, родная, правда, всё хорошо. Переставай, сердце кровью обливается.

Марк крепко прижимает меня к себе, и я ощущаю дикую потребность поцеловать его, чтобы убедиться на всех уровнях. Словецкий мигом отвечает, подсаживая меня на стол и срывая с меня футболку.

— Стой, укол, — начинаю я.

— Потом, — возвращается к моим губам.

Мы как два изголодавшихся зверя. Как я могла подумать, что смогу без него? Отвечаю на ласки, сама не скупясь. Нежно и аккуратно глажу по гематомам, целую синячки и обнимаю самые сильные в мире руки. Откуда берётся это второе дыхание — непонятно, но вскоре мы заканчиваем, и я, кажется, успокаиваюсь. Отличное лекарство, ничего не скажешь.

— Как я люблю тебя, — в шею говорит мне Марк. — Давай поговорим теперь, пожалуйста.

— Сначала укол. Потом душ. Потом поговорим, — соглашаюсь я.

Взяв себя в руки, всё же ввожу лекарство. Вместе идём в душ, и я помогаю Марку, который теперь от боли стискивал зубы. Видимо, последние силы он потратил на меня, а укол еще не подействовал.

Укладываю его на кровать, принося все мази, принимаюсь нежно и аккуратно наносить их на тело.

— Не больно?

— В этом случае я готов терпеть, — лыбится Словецкий.

— Не смешно, я чуть с ума не сошла, Марк.

— Ты простила меня?

— Есть смысл? Это повторяется из раза в раз. Как мне ещё тебе сказать, что я люблю только тебя и никто мне не нужен.

— Я пытаюсь, Дана, правда.

— Страдают левые люди, Марк.

— Я не знаю, что с этим делать. Я ведь верю тебе, но всё равно боюсь, что тебя отнимут. Хоть кто отнимет.

— Да ты сам всё делаешь, чтобы я ушла. Я чувствую себя последней шлюхой. Мне настолько не верят, что…

— Никогда не говори этого, — хмурится Марк. — Не считаю тебя такой.

— Тогда прекрати, Марк. Я, правда, не могу так больше. Я — не твоя жена, я не предам тебя. Я люблю тебя со всеми потрохами, даже с этой ревностью, но не когда от неё страдают другие. Я вот всё в тебе люблю. Твою серьёзность, твой мальчишеский настрой, когда ты уставший приходишь домой, когда включаешь начальника. Как улыбаешься, злишься, смеёшься. Твою доброту, заскоки, просто каждый твой вдох. Я… Я, правда, не знаю, как это выражать уже, родной. Какие слова тебе говорить, как себя вести. Я ищу причины в себе.

— Прости, — он лыбится во все тридцать два, хотя должен испытывать вину.

— Да, возможно, я не умею это выражать так, как ты постоянно это делаешь, но я просто вот такой человек. Завтра меня обнимет одноклассник, и что? Почки ему отобьёшь? Ты можешь хотя бы со мной поговорить, прежде чем с кулаками лезть?

— Я буду, — тянется ко мне.

— Ты меня слушаешь?

— Да, это я готов слушать вечность, моя девочка.

Он так смотрит, что у меня всё внутри замирает. Кажется, я не умею так, и в этом моя проблема.

— Марк, серьёзно, ещё один раз, и это будет всё. Услышь меня сейчас.

— Слышу. Понял. Не буду. Люблю, — лыбится.

Смотрю на него, как на дурака.

— Такое ощущение, что ты рад, что в аварию попал.

— Есть такое, — довольно лыбится. — Пару синяков и сломанное ребро, а ты меня снова любишь. Я уж подумал, что потерял тебя окончательно. Это было невыносимо. Как ты держалась? Реально подумал, что ты меня разлюбила.

— Не очень приятно, когда тебя кидают в машину и везут без спроса.

— Да ладно, приятно же, — смешно смотрит Марк.

Нет, конечно, если бы он не был таким настойчивым, ничего бы у нас не вышло с самого начала.

— Но с каждым разом я всё ближе к грани.

— Понял я. Буду держаться. Иди ко мне.

Я приземляюсь на его грудь, а он крепко держит меня за талию. Стараюсь не думать, но всё равно в голову лезут мысли о том, что с ним могло что-то случиться.

— Авария. Кто виноват?

— Не я. Я гнал к тебе, но правила соблюдал. Этот олень въехал в бочину. Если без шуток, мне просто повезло.

От одной мысли вздрагиваю. Поглаживаю его по синякам, обводя пальчиком.

— Я сейчас замурчу, — проваливаясь в сон, говорит Словецкий. Кажется, укол начинает действовать.

А я ещё долго ворочаюсь, пытаясь освободить голову от дурацких ужасных картин.

17

Хоть я умоляла Марка остаться дома, он сказал, что у него работа. Полчаса мы потратили на скандал об этом, но потом я пыхнула со словами:

— Делай, что хочешь.

— Спасибо. Именно это я собирался сделать.

В машине молча соплю, но Марк всё равно притягивает меня в объятия, и я не выделываюсь.

— Я отправлю Артёма. У меня работы много, малыш.

— Ладно, — я, конечно, разочарована, но не показываю.

После универа мне нужно в клуб, всё по обычной схеме. Почему-то психую, когда меня домой везёт снова Артём.

— Где Марк? — в лоб спрашиваю у начальника охраны.

— На объекте, — слегка растерянно отвечает Артём.

— Отвези меня ко мне, пожалуйста. Мне кое-что забрать надо.

— Как скажешь.

— И можешь уехать. У меня тут машина стоит, сама доберусь.

Дома мы с Викой болтаем, играемся с мелким, пьём чай. Она вс всё видит, но не достаёт расспросами. Время на часах показывает уже начало двенадцатого, а Марк до сих пор меня не потерял. Психанув, набираю сама.

— Да, малыш? — слышу нежный голос Словецкого.

— Как дела? — не нахожу больше ничего умнее этого вопроса.

— Да нормально, устал, но скоро домой. У тебя как? Что-то случилось?

— Нет, просто соскучилась. Сейчас тоже домой поеду.

— А где ты? — как-то отстранённо спрашивает мужчина.

— У себя. Заехала к Вике.

— Артём с тобой?

— Я его отпустила. Сама доеду.

— Дан, там метель такая. Давай он заедет.

— Не, сама хочу за руль. Ладно, буду выезжать, что-то, правда, поднимается.

— Будь осторожна.

И сбрасывает. Никаких "люблю", "скучаю".

Расстроенная еду домой. Думаю, что бы такого выкинуть, но на ум ничего не приходит, поэтому просто жду Марка в гостиной, где засыпаю с полностью открытым балконом.

Просыпаюсь, когда он бурчит и хлопает дверью балкона.

— Дана, ты с ума сошла?

Чувствую, что вся заледенела.

— Тебя ждала. Ты чего так долго?

— Работы много.

Смотрю в упор с недовольным видом. У меня внутри всё переворачивается, потому что всё словно бы как обычно, но не так. Или я себя накручиваю.

— Устал? — стягиваю с него пиджак, а затем рубашку аккуратно разминая плечи, чтобы не задеть синяки. Марк внимательно смотрит потемневшим взглядом.

— Да.

Целую его в шею, аккуратно спускаясь дорожкой поцелуев до ремня.

— Пойду за мазью.

— Стоять, — хватает за руку и тянет на себя резко.

— Тише-тише, — упираюсь везде, где можно, чтобы не приземлиться на него. — Про ребро помним.

— Иди ко мне, — притягивает голову рукой, присасываясь к губам.

Мы меняемся ролями, потому что теперь я его распаляю и завожу не по-детски. Касаюсь его в самых опасных местах, целую по-новому, и вскоре Марк срывается, унося меня в комнату.

— Ведьма, — тихо шепчет. — Люблю тебя.

— И я тебя люблю.

Утром Марк сообщает мне, что в воскресенье будет какой-то вечер, на котором я должна быть с ним.

— Зачем? — искренне недоумеваю цель моего присутствия.

— Затем, что ты моя женщина. Там все будут с парами. Я хочу, чтобы ты была со мной.

— Хорошо, — внутри я ликовала, что он хочет взять меня с собой. Это будет первый наш выход в серьёзных кругах.

— Карточка у тебя есть, купи всё самое лучшее, малышка.

— Не переживай, я не дремучий лес, понимаю что должна соответствовать.

— Я так и не думал. Там ни одна до тебя не дотянет.

В пятницу с Викой и мелким едем за платьем. Нас везёт Артём, и пока они мило о чём-то болтают на переднем сидении, мы с малым бесимся.

— Да нет, Артём, — возмущается Вика.

— Вика, да, — спокойно и твёрдо отвечает Артём. — Даная Сергеевна, у вас очень упрямая подруга, — не отрываясь от дороги, говорит Ерёмин, тут же целуя её руку. — Но красивая.

— Спасибо, Тёмыч. Если что, Словецкому тоже постоянно плохо, — смеюсь я.

Мы доезжаем до магазина, и я отпускаю Артёма, так как выбор будет долгим. А ещё мы потом планировали погулять. Я перемерила кучу платьев, но мне ничего не нравилось. Всё было вычурным, ярким, с блёстками. Я не любила такое. Наконец, Вика предлагает померить чёрное платье. Оно ничем не выделяется. Тонкие бретели, глубокое декольте, а на бедре вырез. Зато длиной до щиколоток и обтягивающее.

— Боже, Дана, оно твоё.

— Девушка, кто до вас мерил, никому не подходило так. Вас ждало.

— Беру.

Я и сама в восторге от внешнего вида. Подбираю туфельки на каблуке, а затем мы везём Тёмку в кафе с игровой комнатой. Пока он, налопавшись мороженого, играет с детьми и аниматором, мы болтаем о своём.

— Я так понимаю, что с Артёмом у вас всё хорошо?

— А у вас как с Марком?

— Ищем компромиссы, — усмехаюсь, отпивая кофе. — До этого ревновал меня до смерти, избил Леона, а последние пару дней даже не звонит, никак не контролирует, сам пропадает.

— А тебе и так плохо, и так, да?

— Да. У него будто нет полумер, — тяжело вздыхаю, и нас прерывает звонок Викиного телефона.

— Да, любимый, мы в кафе. Да, купили. Дань, ты не против, если Макс придёт?

— Конечно, нет.

— Сейчас скину адрес, — сбросив звонок, возвращается ко мне. — Не знаю, подруга, что тебе сказать. Мне кажется, что то, как он смотрит на тебя — это самое главное доказательство. Задержки — может, правда, проблемы? То что не ревнует и не звонит… Тоже занят, наверное. Ты подожди какое-то время.

— Ты права, — чего сама себя накручиваю.

Вскоре приезжает Макс, и мы весело болтаем.

— Папа! — кричит Тёмка.

— Привет, — подхватывает и обнимает его Волков. — Ты поел?

— Да. И поиграл. Теперь с вами посижу, — и тянет руки ко мне. — К Дане хочу.

— Айда, мой хороший.

Забираю малыша к себе, и мы продолжаем общаться. Макс рассказывает кучу смешных историй, от которых мы лежим покатом. Ближе к семи часам мне даже звонит Марк, который услышав мужской голос и смех, сразу же сдаёт себя с потрохами. Я выхожу из-за столика, чтобы спокойно поговорить.

— Где ты? — я слышу стальные нотки и улыбаюсь.

— В кафе.

— И с кем?

— С Викой.

— У неё так голос изменился на мужской?

— Это Макс приехал, — губы сами собой растягиваются в улыбке. — Мы просто платье купили на завтра, решили зайти посидеть. А ты, наверное, звонишь сказать, что задержишься?

— Ты злишься? — смягчает тон.

— Скорее, скучаю.

— Потерпи немного. Скоро раскидаюсь с делами и всё будет, как раньше.

— Ладно. Мне в клуб надо ехать. Домой тоже сама доеду, всё равно за рулём.

Возвращаюсь за стол расстроенная, сообщая ребятам, что мне пора в клуб.

— Ты же не поедешь?

— Не, мне теперь есть где вечера проводить, — целует он Вику, а я улыбаюсь, радуясь за них.

Прощаюсь с ребятами, направляясь в клуб.

Делаю всё на автомате, а когда сажусь в машину, то почему-то начинаю плакать. Как я две недели держалась поодаль? Хотя, он же всегда рядом был. Вдоволь нарыдавшись, еду домой, но понимаю, что Марка там ещё нет. Решаю покататься по городу. Просто еду по улицам, где вывески сменяют одна другую. Накатавшись вдоволь возвращаюсь в холодную пустую квартиру. Завтра нужно провести репетицию у Леона, поэтому я пытаюсь поспать. Утром вижу, что Марк спит рядом одетый, поэтому тихо собираюсь и уезжаю.

— Раз, два, три, четыре, — считает Леон, пока я делаю всё, что он говорил. — Вы делаете вот такую поддержку, а вы вот такую.

Пока ребята репетируют, он отводит меня в сторону:

— Слушай, у нас будут выступления наставников. Может, со мной выступишь? Мы же взорвём.

— Когда?

— Через неделю.

— А давай. Только я репетировать могу либо редко, либо ночами. Как твои рёбра?

— Нормально. Ты лёгкая, тебя выдержат.

— Отлично. Тогда в понедельник встретимся.

Кажется, скоро от количества открытых вкладок жизни я сойду ума, но это лучше, чем переживать и накручивать себя.

Ближе к концу тренировки мне звонит Марк.

— Да где ты опять? — почти рычит мужчина.

— У Леона. Тренировку проводила.

— Я сейчас приеду, — злится и психует.

Мы заканчиваем тренировку, как раз, когда подъезжает Марк. Я надеваю поверх топа худи, пока он хмуро жмёт руку Леону. Накидываю короткую курточку, выходя на улицу. Словецкий идёт следом. У машины цепляет меня за капюшон и разворачивает. Я жду разбора полётов, но он просто притягивает меня в свои объятья и целует в лоб.

— Почему не сказала? — изучает внимательно.

— Сначала забыла, потом тебе некогда было.

Хлопья снега валят вокруг, и атмосфера сказочная.

— Что не так?

— Всё так, — вру, потому что сама не знаю.

— Уверена?

— Да, — с лёгкой улыбкой пожимаю плечами.

— Ладно.

Марк садится за руль, а я решаю поспать на заднем сидении.

И на самом деле вырубаюсь. А когда просыпаюсь дома, Марка снова нет. Когда я звоню, он сообщает, что после клуба заберёт меня. Это немного поднимает настроение, а когда я вижу его в зале, то вообще воскресаю. Как на крыльях лечу к нему. Марк стоит, оперевшись о машину и курит. Я с разбегу обнимаю его, кладя голову на грудь.

— Что тебя беспокоит? — выкидывает Словецкий сигарету, обнимая меня ещё крепче.

— Твоё отсутствие. Раньше такого не было. У тебя кто-то появился? — совершенно искренне лепечу я.

— Ты серьёзно? — тон Марка максимально удивлённый. Он даже отрывается, чтобы заглянуть в лицо. — Ты серьёзно. Дурочка. Нет никого, кроме тебя. Просто на работе проблемы, проект новый, филиал там новый.

Я вижу что он устал.

— Честно?

— Мы местами поменялись? — смеётся Марк. — Честнее некуда. Я не стал любить тебя меньше. Мне тоже мало тебя, а ещё убивает, что я не контролирую тебя.

— Тебе вообще без разницы стало, — бурчу обиженно.

— Ошибаешься. Просто держу себя в руках. Ты же сама просила. Дан, когда ты появилась в моей жизни, все остальные женщины перестали существовать. Я люблю только тебя.

— Правда?

— Правда. Ты же сама просила не быть идиотом. Я усиленно стараюсь.

— Я тоже тебя люблю, — понимаю, что выгляжу, как идиотина.

Мы едем домой, и Марк всю дорогу целует мою руку, а я не свожу его глаз. Никогда бы не подумала, что смогу так сильно ощущать что-то, любить кого-то и открыто это демонстрировать. Мне было абсолютно без разницы, что о нас подумают.

— Я купила платье. Завтра съезжу на укладку и макияж.

— Хорошо, любимая.

Дома мы наконец-то уделяем время друг другу. Вырубаемся лишь после третьего захода, и у меня всё тело приятно ноет. В воскресенье даю себе отоспаться рядом с любимым мужчиной, который крепко прижимает меня к себе. Потом готовлю ему завтрак, варю кофе, мажу его синяки и ссадины. Мы болтаем о чём-то и смеёмся.

— Родной, мне пора ехать наводить красоту.

— Малыш, ты и так прекрасна.

— Да, но будет куча женщин, которые любят сравнивать, — подумав, решаю поддеть мужчину. — Да и мужчины будут. Точно надо выглядеть достойно.

Взгляд Словецкого становится ледяным, а руки сжимают мою талию.

— Я всё ещё могу убить их.

И сейчас я вижу привычного Марка.

— Ты что, правда, так сдерживаешься ради меня?

— Да.

Целую мужчину, добавляя:

— Ради тебя. Я буду там красивой только ради тебя.

Салон я выбрала поближе к дому. Мне делают красивый небрежный пучок, шикарный макияж с чёрными длинными стрелками и серебристыми тенями, а губы наделяют винным оттенком. Вижу в отражении другую себя и мне нравится. Приезжаю домой с просьбой к Марку закрыть глаза, чтобы я полностью собрала образ. Надеваю платье, серёжки из белого золота, подаренные Марком и кольцо с крупным бриллиантом. Спускаюсь к нему на кухню, где он пьёт кофе, смотря в окно. Услышав цокот каблуков, он поворачивается с открытым ртом. Стоит так почти и минуту, и я, усмехнувшись, подхожу к нему, чтобы забрать чашке с кофе.

— Всё хорошо? — поворачиваюсь спиной, оставляя посуду, и чувствую, как он крепко цепляется за талию.

— Ты такая красивая, я сейчас сдохну, — шепчет на ухо, а у меня сладко тянет внизу живота, а дышать я вообще забываю.

— Не надо, ты мне ещё нужен.

Марк нежно целует шею, а рукой идёт до выреза на бедре.

— Нет, Марк, нам надо выезжать, — разворачиваюсь в его руках, цепляясь руками за воротник черной рубашки.

— Ты чья? — хрипло спрашивает.

— Твоя, — улыбаюсь я. — Только твоя. Всё только для тебя. А вечером тебя ждёт сюрприз.

Я купила шикарное чёрное бельё с кружевом, которое прямо сейчас на мне. Оно было до умопомрачения красивое. А в холодильнике стояла клубника и взбитые сливки. Ещё в моём арсенале были наручники. Ни с кем с другим я бы ничего подобного не сделала. Только с ним.

— Может, ну его к чёрту, это мероприятие?

— Нет, малыш, поехали, — тяну его за руку.

Накидываю длинное тёплое пальто, и мы выдвигаемся. В машине Марк крепко держит меня за талию, невесомо целуя в волосы.

— Если хоть кто-то рискнёт подойти к тебе…

— Спокойно. Я с тобой приду, с тобой уйду.

Мы останавливаемся у крупной резиденции. Нас встречают и проводят в огромный зал, которой выглядит роскошно. Я стараюсь не вести себя, как дура, и не смотреть по сторонам с разинутым ртом. Марк подходит к каким-то людям, здоровается, представляет меня. Вокруг снуют официанты, предлагая шампанское и пополняя столы с закусками.

— Да, Словецкий, ты нашёл настоящий бриллиант, — слышу голос, как издали. — Вы невероятно красивы, милая барышня.

— Благодарю, — мило улыбаюсь.

Если честно в этом обществе лицемеров мне не очень нравилось. В нашей небольшой гримёрке с девчонками-танцовщицами атмосфера была всегда теплее и душевнее.

— А это Егоров. Мой партнёр. А это Косицын, — кривит лицо.

— Твой непартнёр, я так понимаю, — смеюсь я.

— Да, малышка, конкурент.

— Ну да. Я так и хотела сказать.

— Марк! Рад видеть тебя, — как раз Косицын и любезничает.

— Здравствуй, Костя.

— Какая прекрасная дама с тобой! Я поражён. Позволишь ли украсть на один танец? Как вас зовут?

— Даная, — мило улыбаюсь.

— О Боже! Какое прекрасное имя, оно так вам подходит. Как насчёт танца? — он был мерзким и пафосным. От Марка я даже рыки и редкие грубости с любовью слушала, а после господина Кривицкого хотелось помыться.

— Простите, Константин, но все мои танцы принадлежат Марку, — задорно улыбаюсь, осознавая, что сделала его.

— Какое поражение, — грустно вздыхает этот человек, а я чувствую, как до этого напряжённый Марк расслабляется.

— Мы пойдём.

— Чего напрягся? Реально думал, что пойду с ним танцевать? — когда отходим на приличное расстояние, спрашиваю я.

— Нет, прикидывал с какой стороны ему заехать, если не завалит, — говорит Марк серьёзно, и мне становится смешно.

— Марк? — слышу женский голос у нас за спиной. — Здравствуй.

Марк невозмутимо поворачивается, окидывая взглядом девушку. На вид ей около тридцати лет. Приятная блондинка с каре. Но было в ней что-то отталкивающее.

— Здравствуй, Николь.

Меня как обухом по голове ударяет. Это его бывшая жена. И отталкивающ

— Впервые вижу тебя в сопровождении девушки после нашего развода, — улыбается стервозно. — Это твои первые серьёзные отношения после меня?

Она не скрывает их прошлого, разговаривая так, словно меня здесь нет.

— Это мои самые лучшие отношения, учитывая наш брак, — искреннее улыбается Словецкий, и я готова расцеловать его. — Познакомься. Даная. Дан, это моя бывшая жена.

— Что ж, рада за тебя, — наигранно улыбается. — Тебе повезло, Даная.

— Спасибо, я в курсе, — улыбаюсь открыто девушке.

— Марк, не хочешь дать интервью?

— Нет, Ник.

— Понятно. Рада была повидать.

Николь уходит, виляя оголёнными бедрами в красивом, но слишком откровенном платье.

Мы ещё какое-то время находимся там, но мыслями я далеко. Думаю о Николь, о том, что думает про неё Марк. Стараюсь улыбаться всем, поддерживать темы, и у меня хорошо получается.

— Родной, я отойду.

— Проводить?

— Нет-нет, общайся.

Бреду до туалета, чтобы хоть немного отдохнуть. Споласкиваю лицо водой, смотря в зеркало. Неожиданно дверь открывается, и входит Николь. Она явно шла ко мне.

— Я хотела поговорить с тобой, Даная, — выделяет моё имя.

— А я нет. Меня Марк ждёт.

— Вот как раз о нём я и хотела поговорить. Посмотри в зеркало. Что ты видишь?

— Красивую девушку, — смотрю я. — И вас.

Она ухмыляется.

— И что он нашёл в тебе?

— Всё, что искал и не смог найти в тебе. В первую очередь, верность.

— Да, я оступилась. Но он пропадал на работе, что мне оставалось? Я хотела почувствовать себя любимой.

— Получилось?

— Нет. Я до сих пор люблю его. И он меня, я уверена. А ты — это так, увлечение. Не более. Я старше, мудрее, опытнее. Я знаю его от и до. Я ему ровня. А ты? Кто ты? Что знаешь ты?

— А я его любимая женщина, — улыбаюсь я, хоть её слова всколыхнули во мне волну ревности. Кажется, теперь я в полной мере понимаю Марка. — Я тебя оставлю с твоими мечтами.

— Он будет моим, — вслед говорит Николь.

Оставляю это без внимания, судорожно ища в толпе Словецкого.

— Я уже потерял тебя, малыш, — целует меня в щёку. — Можем ехать домой.

— Отлично, — улыбаюсь. — Поехали.

Марк хмурится, чувствуя перемену, но ничего не говорит.

— Дан, что-то не так?

Мне кажется, в моих глазах пылает адское пламя.

— Ты знал, что она здесь будет?

— Кто? — не сразу, но понимает. — А, нет. Я же не слежу за её жизнью. Она просто журналист. Ты что, ревнуешь?

— А есть повод? — выходит слегка раздражённо.

— Нет, конечно. Было бы к кому, — улыбается Марк, целуя в шею, затем ложбинку. — Я жду сюрприз.

— Всё будет, — улыбаюсь.

В квартире я прошу Марка надеть повязку на глаза. Скидываю платье, оставаясь в нижнем белье. Мужчина без колебаний это делает. Толкаю его на кровать, садясь сверху, и раздеваю. Целую и облизываю его кожу. Сбрасываю его штаны, уже видя возбуждение, а затем и трусы.

— Дана, — хрипло от возбуждения говорит мужчина, когда я целую губами его член.

— Одну минуту.

Мажу себя взбитыми сливками, а затем кладу клубнику. Покончив с этим, я цепляю себя наручниками к изголовью кровати.

— Снимай, — тихо говорю.

Марк моментально скидывает повязку, и его глаза горят.

— Ахуенная, — сдавленно произносит он, нависая надо мной. Целует страстно в губы. Затем спускается ниже, доходит до сливок с клубникой, слизывая. Затем доходит до края трусиков. Снимает их, начиная целовать там, а затем языком делать немыслимые вещи, пока я в наручниках извиваюсь. Руки кладёт мне на грудь, крепко сжимая. Доводит почти до оргазма и отстраняется.

— Ты такая вкусная, — тянется к моим губам.

— Марк, пожалуйста.

— Что, моя девочка?

— Люби меня, — просить его два раза не стоит.

Словецкий резко входит до упора, на что я громко вскрикиваю. Наручники сильно сковывают движения, но в тоже время, заводят нас обоих ещё сильнее.

Марк постоянно меняет темп. Целует губы, шею, слегка прикусывает соски, а я сжимаю кулаки, кончая. Словецкий продолжает вколачиваться, и, войдя полностью, глубоко внутри кончает, наваливаясь на меня.

Лежим, пытаясь отдышаться. Марк остаётся вомне и на мне, но даже в этом случае мне его мало.

— Только моя, — шепчет, целуя живот.

— И ты тоже только мой, — устало шепчу.

— Это даже не обсуждается.

На сегодня я спокойна. Видела, как он смотрит на меня и чувствовала, как любит.

Вскоре Марк отстёгивает меня, но одним разом мы не ограничиваемся. Засыпаем лишь на рассвете в объятьях друг друга.

18

Я думала, что что-то изменится на новой неделе, но нет. Марк продолжает пропадать на работе, а я после разговора с Николь не могу найти себе места. Ищу на нём следы от помады, пытаюсь унюхать женские духи, но ничего такого нет. Стараюсь делать вид, что всё хорошо, хоть периодически и прокалываюсь. Однако его желание стараюсь утолить полностью, чтоб не было соблазна сделать это на стороне. Не знаю, откуда у меня появились такие мысли, но они угнетали.

Я ему не сказала о том, что буду сниматься с Леоном. Он даже не заметил, что я пропадаю на репетициях ночами, ведь сам был занят. А в среду вообще улетает в какую-то командировку. Мои нервные клетки больше не могут нервничать, поэтому я просто живу на автомате с дырой в груди. В одну из ночей вижу свежие статьи в интернете. Обо мне и Словецком. Уверена, это Николь постаралась. Громкий заголовок, грязные слова. Быстро пробегаюсь глазами по строчкам.

"Сирота, стриптизёрша, шест, непара, билет в жизнь, социальная пропасть".

А в конце вопрос, который выбивает у меня из под ног почву.

"Что же это — любовь или благотворительный акт?"

— Леон, на сегодня всё, — дрожащим голосом говорю.

— Что-то случилось?

— Нет, всё в порядке. Завтра продолжим.

Еду домой на автопилоте. Приезжаю в свою квартиру, где приземляюсь на пол и смотрю на фото родителей. Не думала, что можно настолько быстро меня уничтожить. Мне было больно даже дышать. И поговорить не с кем. Думаю, Людмила Павловна устала от моего нытья.

— Мне вас не хватает, — реву я. — Очень.

Лучше бы у меня болели все мышцы, чем вся душа. Слышу телефон, но не решаюсь даже посмотреть кто. Он не перестаёт трезвонить, поэтому я сделав пару глубоких вдохов всё же беру.

— Дана, какого чёрта? Ты почему не дома? — Марк встревожен, но говорит тихо.

— Я дома, у себя, — сквозь заложенный нос сообщаю мужчине. — А ты опять следишь?

— У квартиры охрана. Они позвонили, сказали, что тебя до сих пор нет. Почему у себя?

— А что мне там делать без тебя? — стараюсь придать голосу лёгкость и беззаботность.

— Ты плачешь?

— Уже нет. Устала просто, у кого не бывает срывов.

— Дан, я уже давно чувствую, что что-то происходит внутри тебя. Что? Расскажи, мы всё обсудим.

Снова начинаю плакать, и даже сказать ничего не могу.

— Дана, — так проникновенно говорит Марк. — Ты их видела.

И он видел.

— Это всё неправда. Это Николь, я думаю. Я уже зарядил людей, она об этом пожалеет.

Но легче мне не становится. Зачем я позволила посеять это зерно сомнений?

— Девочка моя, не молчи, пожалуйста.

— Ты её любишь?

— Что? — я слышу искреннее недоумение. — Откуда ты это берёшь? Я каждый день говорю, что люблю только тебя, жизнь моя. Я про неё даже не вспоминаю. Судя по всему, она что-то придумала. Расчёт как раз на то, что мы поругаемся. Я скоро приеду, и мы обо всём поговорим. Обо всём, что тебя беспокоит. И у меня для тебя подарок.

— Я тебя люблю, — сдавленно произношу, пытаясь успокоить истерику. Мне так хотелось сейчас, чтобы он был рядом и успокоил.

— Успокойся, — он так мягко говорит, что от этой бережности мне ещё больше хочется плакать. — Она моё прошлое. А ты — моё всё. И тебя я не отпущу никуда и никогда. Я готов ради тебя меняться. А статьи — это полнейший бред.

— Да плевать мне на эти статьи, Марк. И что люди будут думать — тоже. Главное, что обо мне думаешь ты. И что я значу для тебя.

— Всё, — так легко и просто отвечает он мне. — Я не думал, что кого-то полюблю после её предательства. Но только с тобой я и узнал, что такое любовь.

Слёзы непроизвольно катятся по щекам.

— Ты не веришь мне?

— Верю.

Я понимаю, что сама наступаю на те же грабли. Без доверия ничего не получится. А так я извожу и себя, и его. Он ведь тоже чувствует это всё.

— Скоро приеду, всё будет, как раньше. Пообещай больше не сомневаться во мне.

— Обещаю, Марк.

Мне на самом деле стало гораздо легче. Это ведь и была её задача. Марк не дал мне ни одного повода. Смотрит на меня, как на восьмое чудо света.

— Ложись спать. И не пропадай больше, я переживаю.

— Хорошо.

Смываю все эти тяжёлые дни с себя в горячем душе. Немного прихожу в себя моральный покой, зато теперь физически меня мучают боли внизу живота. По календарю всё в порядке, поэтому я не понимаю их происхождения. Ставлю самые простые и короткие номера в клубе, и их выполняю со звёздочками в глазах. Съёмки были назначены на воскресенье, и Леон на генеральном прогоне чувствует жар, исходящий от меня.

— Че с тобой?

— Плохо. Нормально. Станцую.

— У тебя температура, минимум, тридцать восемь.

— Всё нормально, Леон. Я потом в больницу.

Нельзя так делать, не зная откуда растут ноги и из-за чего боль, но я делаю. Выпиваю обезболивающее с жаропонижающим, и на пару часов меня

отпускает. Я даже улыбаюсь, хотя Алаев смотрит на меня подозрительно.

— Меня твой Словецкий убьёт, если с тобой что-то случится.

— Ничего не случится. Он не в курсе вообще.

— ЧТО? ТЫ ДУРА?

— Да, спасибо, что заметил, — смеюсь я. — Всё путём. Тебе не прилетит больше.

— Надеюсь.

Наш выход. Куча людей в зале, ведь финал идёт в прямом эфире.

— И сейчас выступает наставник, который является крашем всех наших фанаток. Алаев Леон. Ох, девчонки, ох держитесь, ведь он выступает не один. С ним на сцену выйдет Королёва Даная. Мастер спорта, призёр международных соревнований и его давняя подруга.

Номер классный, сложный, профессиональный. С Леоном у нас был огромный опыт совместных выступлений, поэтому делаем всё легко и друг друга понимаем с полуслова, полувзгляда и полувдоха. Он не романтичный. Скорее, быстрый, резкий, хоть местами и чувственный. На самом деле, не со всеми получалось так, как с Леоном. Мы были с ним похожи в том, что оба были сумасшедшие, и могли делать такие поддержки, что можно сказать спасибо, что не убился.

Номер заканчивается, и у нас берут короткое интервью.

— Леон, Даная — вы были невероятны. Скажите, как долго вы репетировали номер?

— Неделю, — улыбается Леон. — Мы с Даной давно знакомы, давно вместе выступаем, и я она согласилась по старой дружбе помочь мне.

— Невероятно! Даная, можно вопрос тебе? Буквально недавно вышли провокационные статьи о твоих отношениях с крупным бизнесменом Марком Словецким. Расскажи, правда ли это, и как он относится к твоей профессиональной деятельности и таким танцам?

— Ой, — выдыхаю я, сохраняя улыбку. — Вы знаете, Марк у меня супер понимающий, он меня всегда во всём поддерживает, хоть и ругается, что я порой много работаю, но всё понимает. А что до статей, пресса всегда останется такой. Никто не знает человека внутри полностью, его внутренний мир, нашс ним мир. И танцы, на мой взгляд, как и любое творчество, позволяют больше прочувствовать и понять это. Просто не всем дано.

— Как скоро Марк Словецкий официально перестанет быть одним из самых завидных холостяков?

— Это лучше у него спросить, — смеюсь я.

И девушка задаёт пару вопросов Леону, а я чувствую, что боль становится сильнее. Прощаюсь с Леоном, который сотню раз благодарит меня, и надеюсь, что смогу доехать сама. В дороге мне звонит Марк.

— Да, родной?

— Что ты вытворяешь?

— Ты о чём? — много чего, нужно уточнить о чём он конкретно.

— О шоу. Ты вообще не отдыхаешь, Дана.

— Прости, что не сказала. Я сначала злилась, а потом боялась.

— Я уже понял. Где ты сейчас?

— Ты только не волнуйся. Я в больницу еду, что-то мне плохо.

— Что с тобой?

— Живот болит. Температура.

— Ты с водителем?

— Нет, я сама. Всё хорошо.

— Дана, блять, ты сумасшедшая? В какую больницу?

— В первую. Да всё пучком. Я уже тут. Сейчас посмотрят, и сразу домой поеду.

— На связи будь, пожалуйста, сейчас ребят отправлю.

— Ладно.

Видя моё состояние, врачи тут же принимают.

Проводят осмотр, измеряют всё.

— Кажется, у неё кровотечение. Киста лопнула.

— Сообщите Марку, пожалуйста, — тяну бумажку с номером, которую написала в регистратуре, медсестре.

Меня увозят в реанимацию, а после введения анестезии я ничего не помню.

Открываю глаза, но от света закрываю обратно. Чувствую, что кто-то держит меня за руку, а ещё слабую боль. Собравшись с силами, открываю глаза и жду, когда вертолёты пройдут. Поворачиваю голову и вижу Марка, голова которого лежит рядом со мной, а руку он взял в тиски. Протягиваю к нему вторую руку, поглаживая по волосам, от чего он сразу просыпается.

— Дана, как ты? — тут же активизируется. — Как себя чувствуешь, малышка?

— Как будто операцию сделали, — тихо смеюсь.

— У тебя был разрыв кисты и кровотечение, но всё будет хорошо. Ты ведь несколько дней болела? Почему не поехала?

— Некогда было.

— Я убью тебя, — выдыхает, осторожно утыкаясь лицом в живот. — Я чуть с ума не сошёл. Ты довести меня хочешь? То в слезах звонишь, то думаешь, что я тебя не люблю, потом мне звонят и говорят, что у тебя кровотечение.

— Прости, — пару слезинок затекает в уши, а руками я перебираю волосы Марка. Он здесь, со мной. — Ты из-за меня сорвался?

— Да. Сами закончат. Основное я сделал.

Словецкий целует руки, щёки, чмокает в нос и невесомо касается губ.

— Неделю покоя минимум, прописали. Я буду настаивать на большем.

— Слава Богу, в универе каникулы начинаются. С Максом я договорюсь, в детском доме тож каникулы организуем, Леону я больше не нужна.

Заглядывает врач, который обещает выписать через пару дней, сообщает ещё и о половом покое на какое-то время. А вот это будет тяжело.

— А ты уверен, что мы сможем в одном доме?

— Да. Я же не животное, у которого стоит постоянно. Просто хочу свою женщину, но если тебе нельзя, то я сдержусь.

— А я нет, — смеюсь я, вызывая улыбку у Словецкого. Он выглядит очень уставшим. — Поезжай-ка домой, родной. Я тут одна полежать могу. Приехала сама, в шоу участвовала сама.

— Вот-вот. Боюсь тебя одну оставлять. На Луну улетишь сама.

— Нет, больше никуда.

Марк соглашается, но оставляет со мной охрану. На следующий день звонит Леон, Вика, Макс, девчонки и весь мир. Говорят, что видели меня, и это офигенно. Вика ругается, что я запустила здоровье, а я не нахожу сил пререкаться.

Через пару дней меня выписывают, и Марк отвезит к себе. Дома чисто и приготовлено.

— Я вызвал клининг и доставку еды.

— Ты — лучший мужчина на свете, ты знал?

— Можешь чаще говорить, чтобы я не забывал, — улыбается, крепко прижимая к себе. — Моя девочка.

— Прости меня, — шепчу отрывисто. — Я была дурой.

— Мне не за что тебя прощать.

— Есть за что. Я тебе немало треволнений принесла.

— Всё хорошо. С Николь я решил, это была она. Больше такого не повторится.

— Ты виделся с ней?

— Нет. Я всё решил выше, — лыбится. — Мне так нравится, как ты ревнуешь и пытаешься держаться. Только ты зря. Я только тебя люблю, не изводи себя. Я же супер понимающий и прочее.

— Ты смотрел, — улыбаюсь я. — И как тебе?

— Ну Леону бы руки вырвал, но вообще хорошо. И как оно, встречаться с завидным холостяком?

— 10 из 10, - начинаю смеяться.

— У меня для тебя сюрприз. Помнишь?

— Конечно. Сейчас?

— Да, собирайся, надо в одно место съездить.

Я принимаю душ, одеваюсь в свободный спортивный костюм, и мы выдвигаемся. Едем около двадцати минут. Останавливаемся у красивого двухэтажного здания. Марк берёт меня за руку, и ведёт к нему.

— Я был занят последний месяц особенно. Но одним из моих проектов было это, — он тянет мне папку с документами.

Я листаю, не вчитываясь, а ищу ключевые слова. Когда понимаю, что это, то хмурюсь, а руки начинают подрагивать.

— Школа танцев?

— Да. Это мой сюрприз. Она твоя. Ну по документам на мне, но это чисто юридический вопрос.

— Ты… ты с ума сошёл?

— Да, в конце августа примерно.

— Марк, я не могу, ты чего. Нет, нет, нет.

— Да, моя хорошая, да. Лучшие дизайнеры уже все сделали, скоро закончится ремонт, и можно вводить в эксплуатацию.

Мне бы в пору радоваться, а у меня из глаз текут слёзы.

— Ну что это за женщина. То выводы какие-то делает, если я занят работой, то плачет, когда дарю подарки.

Ничего не могу ответить, поэтому просто обнимаю его. Марк гладит меня по волосам, целует в лоб, держит за талию и усмехается:

— Ну вот, я думал, настроение подниму.

— Ты поднял. Спасибо большое, — шепчу в надежде, что он слышит. — А ещё я хочу, чтобы ты знал, что я не смогу уже без тебя.

— Я рад, — смеётся, а я с каждой его улыбкой или смехом влюбляюсь всё сильнее, хотя мне казалось, что это невозможно. — Потому что тоже не могу без тебя, моя хорошая.

Я не знаю, сколько мы стоим так, но Словецкий тянет меня внутрь, чтобы показать начинающийся ремонт. Всё рассказывает и показывает, пока я цепляюсь за его руку.

— Тебе нравится? — с горящими глазами спрашивает мой мужчина.

— Мне очень всё нравится. Спасибо тебе.

Меня настолько переполняла вся эта нежность к нему, что я не знала, как её выразить.

— А ещё мои родители хотят познакомиться, — с улыбкой добавляет Марк

— Хорошо, — если честно, если бы он сказал прыгнуть под поезд, я бы сделала это.

— Завтра поедем к ним.

— Хорошо.

— Была бы всегда такая сговорчивая.

— Ты бы меня такую не любил, — усмехаюсь я.

Я ещё несколько раз обхожу школу, осматривая, и уже вижу где и что у меня будет. Марк наблюдает за мной с улыбкой и горящими глазами.

Когда едем домой, я всё же задаю ему вопросы, волнующие меня.

— Тебе, правда, без разницы, что я "обычная стриптизёрша"?

— Ты не обычная. Ты лучшая, — смеётся Марк, а глаза серьёзные. — Правда. На всё там сказанное.

— А родители как отреагируют?

— У меня отличные родители. Они не лезут в мою личную жизнь, ничего не скажут, даже если видели статьи.

— Что там ещё было, — пытаюсь вспомнить, но мысли сменились на позитив, поэтому сложно воспроизвести ту грязь. — Билет в жизнь.

Усмехаюсь. Да, это было так. Только здесь не имела значение финансовая сторона, связи Марка и его статус.

— А про билет в жизнь — это она правильно сказала. Мне кажется, без тебя я не жила. Точнее, жила, конечно, но не полностью. Даже не представляю кто, если бы не ты, — задумчиво, даже не глядя на него, говорю.

— И не представляй. Только я, — вырывает из размышлений, поглаживая по руке.

— Ты сегодня не уедешь?

— Нет. Я освободился на какое-то время. Не будет такой занятости.

— Я рада.

Дома я изъявляю желание приготовить ужин. Марк долго возмущается, но в итоге сдаётся. Запекаю утку, купленную в магазине, готовлю лёгкий салат. Вечер проходит спокойно, даже скучно. Непривычно, что он не заканчивается страстно в кровати. У меня немного тянет бок, есть слабость и боль при резких движениях, но я стараюсь не показывать этого, ведь Марк тот ещё надзиратель. Он итак относится ещё бережнее, чем обычно.

На следующий день мы, как и планировали, едем к его родителям. Максим был в курсе, что я выпала, и девочки будут танцевать старую программу. А в детском доме я отменила занятия на неделю, но обещала приехать к своим детям. Ребята очень полюбили меня, а я их. У меня каждый раз сердце кровью обливалось, когда они бежали ко мне обниматься, и просили посидеть с ними подольше. Я понимала, что сердца на всех не хватит, и я должна относиться проще, но у меня не выходило.

Я надеваю скромное простое платье, делаю лёгкий макияж, а волосы оставляю распущенными и прямыми.

Всю дорогу мы с Марком болтаем обо всём на свете, и сейчас все подозрения на его счёт мне кажутся диким бредом.

— Как себя чувствуешь? — обеспокоено спрашивает Марк.

— Да хорошо я себя чувствую. Рядом с тобой вообще прекрасно.

— Подлиза.

— Нет. Просто это правда.

Ложусь на его грудь, слушая мерное дыхание, пока мужчина перебирает мои волосы. Я не особо переживала о встрече с его родителями. Марк накупил им подарков, цветы маме и сказал, чтобы я не переживала. А раз он сказал, то я и не переживала.

Нас встречает огромный двухэтажный дом с шикарной садовой территорией, которая сейчас была занесена снегом, но Марк показал фото, когда летом растёт куча цветов.

— Мама никого сюда не пускает. Сама занимается.

— А дом ты проектировал?

— Да, — довольно улыбается.

Оно и видно. Величественно, красиво, со вкусом.

— Мама, папа, привет, — Марк обнимает и целует родителей. — Познакомьтесь, это Даная. Моя девушка. Дана, Светлана Константиновна, Алексей Егорович.

— Очень приятно, — мило улыбаюсь. — Рада познакомиться с вами.

— Ой, а мы то как рады. А то невест Марк уже давно нам не приводил.

— Мама, — закатывает глаза Словецкий, а я смеюсь.

— Я уже тридцать два года твоя мама. Пойдёмте, я приготовила вкуснейший обед.

Его родители выглядели до смешного простыми, несмотря на статус сына, огромный шикарный дом и большое количество денег.

Внутри дом шикарно обставлен. Всё в стиле кантри, и, если раньше мне казалось, что это что-то на деревенском, то сейчас я была в восторге.

— Боже, Марк, здесь так красиво. Ты просто Бог, — забываю, что здесь его родители.

— Да-а-а, Марк у нас очень талантливый, — смеётся его мама, накрывая на стол, а я слегка смущаюсь.

— Позвольте, я вам помогу.

— Ну что ты, ты в гостях.

— Меня это не смущает, — смеюсь я, начиная шерудить.

Мы садимся за стол, и я пробую самую вкуснейшую еду.

— Как вкусно, Светлана Константиновна.

— Спасибо, — улыбается женщина. — Может, вина?

— Нет, спасибо. Мне нельзя, — глаза женщины расширяются, и я поспешно добавляю. — У меня была операция, я пока на таблетках.

— Что-то серьёзное? — обеспокоено спрашивает отец Марка.

— Да нет, — улыбаюсь под внимательным взглядом Марка.

— Просто нам работа важнее здоровья.

— Кто бы говорил, — закатив глаза, усмехаюсь я. — Вот мы и нашли друг друга.

— А как вы познакомились? — уточняет его отец.

Марк смотрит на меня в поисках поддержки, и я решаю сказать, как есть.

— В клубе. Не самая романтичная история.

— Вообще-то очень романтично. Она меня отшила, а я приезжал несколько раз.

— И как же ему удалось тебя уговорить, Даночка?

— Вы знаете, — улыбаюсь, едва сдерживая смех. — Ваш сын — диктатор! Заставил сесть в машину, поехать в ресторан с ним, затем гулять.

— Какой ужас! — театрально ужасается его мама, а потом шепчет ему. — Молодец, сынок.

И мы всей компанией заливаемся.

— А родители…

— Пап, — останавливает Марк, но я кладу руку поверх его.

— Всё хорошо. Они разбились, когда мне было шестнадцать.

— О боже, какой ужас.

— Да, потом бабушка взяла опеку. А два года назад она умерла.

— Поэтому, собственно, в клубе мы и познакомились. Я работаю там, совмещая с учёбой, — меняю мотив на более весёлый.

— И сейчас продолжаешь работать? — ведёт бровью Алексей Егорович, осудительно глядя на Марка.

— Да, — отвечает он за меня. — Я же говорю, с работой тягаться даже мне не под силу.

— Да, мне нравится, — смеюсь я. — В удовольствие работаю.

— Да, ещё Дана проводит занятия в детском доме.

— Правда? — мама Марка вообще не скупилась на эмоции.

— Да. А буквально вчера ваш сын исполнил мою мечту, — пока я говорю, слёзы появляются в глазах, и я усиленно стараюсь сморгнуть их.

— Да, кстати, мой новый проект. Танцевальная школа.

— Марк, я так горжусь тобой.

Беседа перетекает в непринуждённое русло, мы много смеёмся, а потом отец Марка приносит гитару.

— Ну, пап, — слегка смущённо говорит Словецкий-младший.

— А что? Я тоже хочу петь, — поддерживаю я мужчину. — Давайте романсы.

— О-о-о, я нашёл своего человека! — радостно восклицает Алексей Егорович.

— Вообще-то это я нашёл своего человека, — усмехается Марк, прижимая меня к себе.

Мы поём песни, и я не замечаю, как летит время. С ними так уютно, спокойно и безопасно, а я уже успела забыть это состояние. Не от мужчины, нет. Именно семейный уют и тепло.

Марк с отцом выходят на улицу обсудить какие-то мужские моменты, а мы со Светланой Константиновной болтаем, попивая вишнёвый сок.

— Я думаю, ты в курсе, что Марк был женат.

— Да, я всё знаю.

— Он так переживал, — женщина пьёт вино, погружаясь в воспоминания. — Я боялась, что он больше никому не сможет довериться.

— Мы в процессе, — улыбаюсь я, вспоминая наши ссоры и страстные примирения.

— С ним может быть сложно, но, кажется, он очень тебя любит.

— И я его очень люблю. Не думала, что вообще умею так.

— У Словецких сложные характеры, но они умеют любить.

— У вас с Алексеем Егоровичем были сложности в отношениях? — сегодня я видела гармоничную пару, прошедшую рука об руку по жизни весь вечер.

— Всякое бывало. И сходились, и расходились, и мирились, и ругались. Но неизменно возвращались друг к другу. С Марком будет тяжело, но будь мудрее, девочка моя.

— Вряд ли мы разойдёмся. Он меня не отпустит, — смеюсь я.

— И ты его не отпускай, — смотрит женщина в панорамное окно, где Марк с отцом гоняют мяч. — Шалопаи.

Почувствовав, что мы наблюдаем за ними, мужчины возвращаются. Марк, заприметив в моих руках фужер, отпивает, направляя его моей же рукой.

— Просто сок, представляешь? — смеюсь я, а он чмокает меня в нос.

— Представляю, жизнь моя, — а вот Марк пил. Немного, но ему хватило, чтобы расслабиться. — Домой?

— Как, вы что, не останетесь ночевать?

— Нет, мамуль. У меня завтра с утра встреча, не могу пропустить. Приезжайте вы в гости.

— Непременно.

Домой едем в тишине. Кажется, мы наговорились на жизнь вперёд. Уже дома, когда Марк тянет меня на диван, я спрашиваю:

— У тебя встреча завтра?

— Угу, — утыкается Марк носом в шею.

— Тогда я завтра съезжу по делам.

— По каким? — сразу же просыпается Марк.

— По личным. Что, у меня не может быть личных дел?

— Дана, — предупреждающе низко говорит Марк.

— В детский дом я хочу съездить. Без тренировки. Просто так, они же ждут меня, — с грустью произношу я.

— Только никаких тренировок.

— Хорошо, — тянусь за поцелуем.

19

Заезжаю за подарками для ребятишек. Покупаю всяких сладостей, тортики, игрушки для самых маленьких. Приезжаю к ним с небольшим опозданием из-за сильного снегопада, а они уже в окна смотрят, ожидая меня.

— Дана! — кричат и бегут обниматься.

— Привет, мои хорошие, привет, — прижимаю всю эту гурьбу к себе. — Смотрите, сегодня тренировки у нас не будет, так как я немного приболела.

Расстроенным хором начинают гудеть.

— Но! Я привезла торты, вкусняшки, пиццу, соки и мы с вами устроим пир!

— Ура! — начинают прыгать и радоваться ребята. — Ты лучшая!

Договариваюсь с воспитателями. Быстро накрываем стол и приглашаем всех желающих ребят.

Отдаю малышне игрушки, и они начинают ходить ко мне, чтобы узнать как чем играть, как собрать.

Сидя на полу в позе лотоса стараюсь уделить каждому время. Малышня обнимает со всех сторон, но меня это не бесит. Они такие классные и несчастные, что я стараюсь не заплакать в разгар веселья. Чувствую пристальный взгляд на себе, и вижу в проходе Марка. Удивлённо хлопаю глазами, а ребята начинают шептаться, с интересом разглядывая нового посетителя.

— Это кто, Дана?

— А это Марк Алексеевич! Здравствуйте, Марк Алексеевич. Он — большой начальник! У него свой огромный офис. И вы, ребята, тоже можете когда-то всего добиться.

— А как? — удивлённо хлопают глазами малыши.

Поднимаюсь с пола с одним из самых маленьких учеников.

— А вот Марк Алексеевич вам сейчас и расскажет! — Словецкий с самой нежной улыбкой на свете наблюдает за мной, а его глаза по какой-то причине горят ярче фонарных столбов.

— Ну, во-первых, нужно никогда не сдаваться! Как бы банально это не звучало, это так. В жизни будет много преград, проблем и порогов, о которые вы споткнётесь, но ваша вера в себя должна быть сильнее всего этого. Во-вторых, не жалеть себя и не винить других. Всегда будет казаться, что у кого-то что-то в жизни лучше, но вы никогда не знаете, что там у людей происходит. Они могут улыбаться, а у самих проблем выше крыши. А бизнес советы вам пока рано давать, — смеётся Марк. — Но, думаю, я придумаю что-то, если вы хотите. Какие-то курсы.

— Было бы здорово, — искренне улыбаюсь я.

— Дана, ты уже уходишь?

— Нам куда-то надо? — тихо спрашиваю.

— Нет, можем задержаться.

— Ещё немного побуду с вами, — обещаю ребятам.

Мы играем, читаем, даже Марк включается. Это смотрится очень необычно. Серьёзный дядечка в костюме придумывает на ходу сказку.

Спустя пару часов мы всё же собираемся. На выходе меня ловит директор детского дома. С ней у нас как-то сразу не сложились отношения.

— Даная Сергеевна, я бы не хотела, чтобы это повторялось. Вы поймите, они привыкнут, а что потом?

— А что потом? Я не собираюсь их бросать.

— Все так говорят. Закончится ваш университет, и вы забудете о них.

— Алия Муратовна, вы простите, но каждый судит исходя из своих соображений и мировоззрения. Я знаю, что вы изначально были против, но всё же вы не вправе мне запретить. У меня в планах помогать ребятам всеми доступными мне ресурсами.

— Ну и какими же ресурсами вы располагаете, кроме своих танцулек? — высокомерно спрашивает противная тётка.

— Помимо профессионального подхода в танцевальном искусстве Даная Сергеевна ещё планирует обсудить со мной возможность благотворительного финансирования. Был бы очень признателен, если бы вы не относились так пренебрежительно к людям, которые стараются сделать всё возможное, чтобы дети не чувствовали себя абсолютно никому не нужными.

— А вы, простите, кто?

— Прощаю. Я — Словецкий Марк Алексеевич. Быть может, слышали?

И эта Алия сразу смекает что к чему.

— Конечно, слышала, Марк Алексеевич. Что ж, буду рада обсудить финансирование.

И уходит, разворачиваясь на каблуках.

— Спасибо, Марк, — выдыхаю я расстроенно.

— Малыш, нет, не расстраивайся, — ведёт меня за руку к машине, попутно набирая номер.

— Да, привет. Можешь проверить директора детского дома № 12. Личный. Да, буду ждать, спасибо.

— Ты что сейчас сделал? — пристёгиваясь, спрашиваю.

— Пусть проверят её на честность.

— Да зачем, Марк…

— Затем.

Справедливо.

— Ты что, правда, хочешь заняться благотворительностью?

— Да, почему нет? Мы занимаемся, но в другие направления. Как-то я никогда не задумывался о детских домах. Заряжу бухгалтерию, всю свою команду.

— Спасибо, — тихо говорю, глядя перед собой.

— Это тебе спасибо.

— За что? — удивлённо спрашиваю.

— За то что каждый день ты возвращаешь мне веру в людей. Ты так отдаёшься этим ребятишкам, хотя они абсолютно чужие. Я думаю, ты будешь прекрасной матерью.

— Правда? — что-то я сегодня какая-то слишком ранимая и эмоциональная.

— Да.

— А ты… ты бы хотел детей? — какой красивый маникюр. Смотрела бы на него и смотрела, пока мы стоим в этой чёртовой пробке. Но Марк берёт мою руку в свою, целуя пальцы.

— А куда делась моя смелая девочка? Чего глаза прячешь? — слышу смешинки в его голосе, и поднимаю взгляд. — Конечно, хочу. Мне ведь уже тридцать два.

— Всё время забываю, что тебе скоро на пенсию.

— Вот ты получишь у меня, — смеётся Словецкий. — Я понимаю, что ты, наверное, сейчас о детях не думаешь. Учёба, карьера, все дела. Я готов ждать.

Но я думала. Представляла иногда. Мечтала.

— Ты со мной что ли их хочешь? — деланно удивляюсь, на что Марк смотрит на меня осуждающе.

— А ты?

— Надо подумать, — изображаю муки выбора.

— Нет, ты точно нарываешься.

— Словецкий, конечно, я не планировала детей в ближайшее время. Но от тебя грех не родить, — смеюсь.

— А если серьёзно. Если бы забеременела сейчас, что бы делала?

— Рожала, конечно, — пожимаю плечами. — Я люблю детей. И, конечно, если я не вижу никого, кроме тебя рядом с собой, то и отцом своих детей никого другого видеть не хочу.

Марк улыбается. Кажется, ответом доволен, а мы как раз подъезжаем к дому. Уже в квартире он мне говорит:

— Я разговаривал с Леоном после того случая, Дана.

Он мне рассказал.

Я сразу понимаю о чём речь.

— Ты прости, что влез туда, куда ты не хотела меня пускать.

Чувствую, как слёзы каким-то водопадом льют. Чувствую сильные руки Марка на спине. Сначала пытаюсь вырваться, чтобы сбежать и переживать всё в одиночестве, но Словецкий не пускает. И тогда план Б. Рыдать на его груди.

— Зачем? Зачем ты мне напомнил?

— Хочу наказать его.

— Нет, нет, нет, — судорожно качаю головой. — Я ничего не хочу даже слышать о нём. Пусть он живёт, как знает. Сверху всё видят, его и без меня настигнет…

— Девочка моя, — гладит по спине, пока меня накрывает флешбеками.

Лучший друг отца. Валентин. Валечка, как всегда его называла ласково мама. Он ждал, пока мне исполнится восемнадцать, и я вступлю в права наследства. А потом избивал меня до полусмерти, чтобы я переписала на него родительский бизнес и земли. А потом уничтожил всё, чтобы создать что-то своё. Просил благодарить, что хотя бы квартиру не тронул.

— Прости, я не хотел тебя до истерики доводить, моя девочка, тебя больше никто не тронет, слышишь? Я никому не позволю тебя обидеть.

Слабость мгновенно накрывает меня, и я полностью упираюсь в Марка.

— Я… я не не хотела тебя пускать, я просто не могла…

— Всё, не говори, я понял, — просит Марк, чмокая везде. — Блять, что я за дурак.

Он говорит это так рассерженно, что я мгновенно начинаю хохотать.

— Ты чего? — испуганно смотрит, но я ничего не могу объяснить, заливаясь диким хохотом.

— Просто… Просто слышать от… от крупного бизнесмена, что он дурак, а тем более от тебя — это… это очень смешно, про… прости, — сквозь залпы смеха пытаюсь объяснить.

Марк делает фейспалм, что веселит меня ещё больше.

— Прости, пожалуйста, — всё же успокоившись, прошу я. — Это была эмоциональная разрядка.

— Проверь, чтоб швы не разошлись, — советует Марк, от чего я прыскаю, но сдерживаюсь от новой истерики.

— И что? Что тебе дал разговор с Леоном?

— Осознание того, что я — дурак, только не ржи. Мне просто изменила первая попавшаяся женщина, и я потерял веру в людей. А ты после всех событий продолжаешь с любовью и добротой относиться к людям, оправдывать их и делать хорошие дела. И я в очередной раз понял, какая ты сильная. Прости, что сомневался в тебе.

— Прощаю, — утираю уже мелкие слёзки с уголков глаз. — Просто я знаю, что мои родители хотели бы именно этого. Чтобы я была вот такой. Они всегда были воплощением доброты, любви, верности. И они передали мне всё это, всю свою любовь. Их нет пять лет, а я всё ещё чувствую их тепло, заботу и любовь. Вот и всё.

— Мне очень жаль, что я не могу сказать твоим родителям спасибо за такую тебя.

— Можешь, — грустно улыбаюсь. — Я уверена, что они всё видят и слышат. Я сама с ними часто говорю.

И я знаю, что Марк не сочтёт меня сумасшедшей, не откажется, не разлюбит. Я знаю, что он, как и мама с папой, полностью меня понимает.

20

Тёмыч активно уговаривал Вику встречать Новый год с ним. Воронова весь мозг мой несчастный выклевала размышлениями о том, что это всё неправильно. Слишком быстро, да и она ещё замужем.

— Слушай, как ты меня достала. Мы с Марком переспали после двух свиданий, почти сразу начали жить вместе. Ерёмин вокруг тебя два месяца бегает, луну с неба готов достать, ничего не просит, а ты не хочешь просто встретить новый год.

— Ну это как-то серьёзно, Дан. Слишком по-семейному. Я боюсь.

— Тёмыч не укусит, не бойся. Вик, он ходит сам не свой уже сколько времени. Он тебе нравится? — подруга кивает. — Отлично. Чего боишься?

— Новой клетки. Я ещё от той не отошла.

— Поговори с ним. Объясни свои страхи. Всё решается разговором. В конце концов, я никогда не позволю Ерёмину обидеть тебя, Вик. Он и так этого не сделает, но на всякий знай, что я всегда рядом. Просто попроси, чтобы он не душил тебя, он поймёт. А так, ты о своём думаешь, он о своём.

— Ты права. Попробую. Спасибо тебе, — тянется Вика обниматься. — Мне так не хватало тебя. И этого спокойствия.

— И мне вас с Артёмом.

Мы с Викой болтаем за кофе и её фирменным пирогом, обсуждая наших знакомых и одноклассников. Воронова говорит, что слышала о разорении бизнеса Яна, и я понимаю, кто приложил руку. Не могу найти в себе сожаления.

А ближе к вечеру я делаю шикарный вечерний макияж, подчёркивая глаза красивыми чёрными стрелками. Надеваю новое платье, и выезжаю к Словецкому в офис. Если быть точнее, меня везут. Я уже предвкушаю его взгляд, скользящий по мне.

Беспрепятственно добираюсь до его кабинета, где Галя меня пропускает. Правда, в кабинете он не один. Там Николь. В ультра коротком платье.

— Прости, Марк, Галя сказала, что можно.

— Да, всё правильно, я сказал тебя пускать всегда, — вижу его напряжённый взгляд. Он смотрит на меня, а не на неё, ожидая реакции.

— Здравствуй, Николь.

— Привет, Дана, — с каким-то ехидством отвечает девушка.

— Ладно, Марк, я в машине тебя буду ждать, раз ты немного занят.

— Николь уже уходит.

— Вообще-то я хотела обсудить ещё кое-что.

— Обсуди всё, что она хотела, а я жду тебя в машине, — улыбаюсь. Не держу себя и подхожу к мужчине, чтобы чмокнуть его в щёку.

— Я быстро, — коротко прижимает меня к себе.

Нет, я не буду ревнивой истеричкой. Я же вижу, что он не хочет с ней говорить. Держу себя до самой машины, а потом выдыхаю. Меня слегка потряхивает, но я пытаюсь держаться.

— Тём, купи мне кофе, пожалуйста где-нибудь.

— Всё в порядке? — хмурится начальник охраны.

— Да.

— Ладно.

Остаюсь одна в машине. Считаю до десяти, а потом обратно. Впиваюсь ногтями в кожу ладоней. Глубоко дышу, чтобы не заплакать. Вижу Артёма, и выхожу на улицу. На улице было ощутимо холодно, а я не особо тепло одевалась, поэтому мороз сейчас сыграл мне на руку.

— Дан, ты чего? Холодно ведь.

— Нормально. В самый раз. За кофе спасибо.

— Да что случилось?

— Там Николь у Марка.

— И что? — удивлённо спрашивает Тёма. — Он тебя выгнал?

— Нет, я сама ушла. Она о чём-то хотела поговорить, а я не намерена стоять надзирателем.

Артём присвистывает.

— Ничего себе. А Ника ему всегда истерики закатывала.

— Правда?

Тёма кивает.

— И чего, боишься теперь?

— Не знаю, — какое-то беспокойство внутри сидит. — Всё же ведь жена бывшая. Мало ли, знаешь, чувства вспыхнут.

— Если к ней, то только чувство ненависти. Ну, может ещё жалость. Николь — не та девушка, к кому возвращаются.

— Она достаточно эффектна.

— И, знаешь, это привело к чему? Это единственное, что в ней есть. Красивая мордашка.

— Спасибо, Тём, — улыбаюсь, отпивая горячий кофе.

Перед глазами неосознанно проносятся картинки того, как они едут вместе в лифте, но я их отгоняю. Заполняю нашими воспоминаниями. Как мы в лифте целовались, и в машине, и в подъезде, и везде вообще.

Вижу выходящую Николь, которая с гордым видом идёт к своей машине. Через пару минут выходит Словецкий, который заприметив меня на улице, ускоряет шаг.

— Дана, тебя вот эта вот погода на улице вообще ни разу не смущает, да? — притягивает за талию.

— А я говорил ей, — говорит Тёма и садится в машину.

— Вообще нет. Да я горячим кофе компенсировала. Едем?

— Всё хорошо?

— Ты со мной. Получается, что да.

— И тебе не интересно, что она хотела?

Задумываюсь. Интересно? Нет, не особо. Если захочет, то сам расскажет.

— Если тебе хочется рассказать, я выслушаю. А если нет, то пытать не буду.

— А я бы пытал.

— А я знаю.

— Ты же знаешь, что она ничего для меня не значит, а ты — моё всё? — прищурившись, заглядывает в глаза.

— Знаю, — он не врёт. — Я только боюсь, что она потревожит твой покой.

— Но ты ведь всегда успокоишь.

— Да. Все пожары потушу, — смеясь, обещаю мужчине.

Марк тянет меня в машину, грея ледяные ладошки. И я полностью успокаиваюсь. Плевать я хотела на эту Николь и её ехидную улыбку. Он — мой, и я его никому не отдам. Ни за что.

Сегодня была годовщина свадьбы его родителей, и они позвали своих друзей и родственников. Марк заказал торжество в одном из лучших ресторанов. Мы прибываем одними из последних.

— Сынок, Даночка! Рады видеть вас! Марк, слушай, ресторан, конечно, роскошный. Спасибо тебе, — обнимает нас его мама.

— Это вам, — вручаю шикарный букет, который собирала сама.

— Спасибо, Даночка. Ты шикарно выглядишь. Марк, смотри, чтоб не увели.

— Не отдам, — рука Марка покоится на моей талии, и я точно знаю, что не отдаст.

— Что я, вы невероятны, Светлана Константиновна!

— Вы так шикарно вместе смотритесь!

— Спасибо, мам, — широко лыбится Словецкий.

Вечер проходит очень уютно. Я знакомлюсь с многочисленными родственниками Марка, которые выпытывают у меня информацию о моём образовании, работе, нашем знакомстве. Я с улыбкой отвечаю на всех их вопросы.

— Мам, пап, — говорит тост Марк. — Я безумно рад, что вы — мои родители. Спасибо вам, за воспитание и те ценности, которые вы привили мне. Каждый день смотрю на вас и понимаю, как надо. Как надо жить, как надо любить. И всё, что я имею, — он неопределённо ведёт рукой. — Это благодаря вам. Люблю вас и желаю ещё долгих лет счастливой жизни вместе! А я всегда остаюсь вашим сыном и всегда рядом.

Тост вызывает у многих слёзы, у меня в том числе, но я быстро пытаюсь их сморгнуть.

Через время тост просят сказать и меня, и я с лёгкостью это делаю.

— Светлана Константиновна, Алексей Егорович, я очень рада видеть вас вот такими счастливыми. То, как вы смотрите друг на друга, и как говорите друг о друге — это настолько дорого, нежно и трепетно. А ещё я бы хотела вас поблагодарить за Марка. Он — это итог вашей любви, и лучшее, что со мной случалось, — говорю от всего сердца, и даже не плачу.

Пью шампанское, веселюсь, мы с Марком танцуем. Словецкий не оставляет между нами ни миллиметра свободного в танце.

— Ты меня сейчас задушишь, — смеюсь я, но Словецкий и не думает ослаблять хватку.

— Я так люблю тебя, — и я понимаю, что он пытается вместить в это "так" все чувства, всю силу любви, всю нежность.

— Знаю. Я тебя тоже именно так и люблю.

Словецкий не отходил от меня ни на шаг и не отпускал. Мы, наверное, выглядели, как дураки, но мне было так плевать. Это могут понять лишь люди, которые когда-то любили.

Выпил он достаточно. Пьяным не был, но заметно расслабился и немного поплыл. Я ограничилась парой бокалов шампанского.

Домой приезжаем уже ближе к двум часам ночи. Сегодня на страже нашей безопасности был Артём, который проводил до самой квартиры. Марк отсалютовал ему, уходя вглубь квартиры.

— Тём, езжай отдыхай, — вручаю ему ключи. Кажется, скоро я ему их отдам насовсем.

— Поехал, — улыбается Ерёмин. Надеюсь, они решат все разногласия. Чувствую, скоро он сменит вид деятельности.

Захожу в квартиру в поисках Марка. Он дислоцируется на балконе. Закуривает сигарету, выдыхая дым в настежь открытое окно. Обнимаю со спины за талию, устраивая голову на плече.

— Развезло?

— Угу, — выдувает никотин. — Не стой на холоде. И никотин не нюхай.

— Так завязывай курить.

Затушив сигарету, тянет меня в квартиру. Я сажусь на диван, а он кладёт голову мне на ноги. Аккуратно перебираю волосы, нежно поглаживая. Марк с закрытыми глазами ловит мою руку и подносит к губам.

— Она пела мне песни о том, что изменилась, и я должен её простить. Что статьи написала из-за ревности. Что ты мне не подходишь, а она знает меня, — говорит так, словно его распирало от этой несправедливости, и теперь ему жизненно необходимо, чтобы я слушала. И я слушала.

— А ты что? — мне кажется, от страха даже сердце биться перестало, хоть и прозвучало это ровно и спокойно.

— А я сказал, чтоб шла нахер, — улыбается. — Что я люблю тебя.

Слёзы выступают на глаза, но я улыбаюсь, продолжая поглаживать Марка по голове. Нежно веду пальчиками по глазам, носу, очерчиваю контур губ.

— Она что-то ещё говорила про сотрудничество, но я сказал, что в эскорт услугах мы тоже не нуждаемся.

Тихо смеюсь.

— Когда-то я думал, что я сдохну без неё, а сейчас мне так приятно осознавать, что мне плевать. Можешь меня осуждать, что я говорю о ней плохо, ведь сам когда-то выбрал, но то предательство на долгие годы изменило меня. И тебя я сколько раз чуть не потерял из-за этой чёртовой ревности. А для меня хуже и страшнее, чем потерять тебя ничего нет. Пусть забирают все деньги, компании, машины, но тебя не отдам.

Марк говорит это всё с закрытыми глазами так легко и просто, а я чувствую, как у меня внутри всё плавится. Я итак никогда не сомневалась в его искренности, но сейчас, когда он пьяный лежит на моих коленях, я верю каждому его вздоху.

Наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Практически невесомо.

— Ты что, плачешь? — тут же распахивает глаза.

— Это от счастья, — честно отвечаю. — Ты всегда так говоришь красиво.

— Ты тост свой слышала? Я чуть не сдох от гордости, — смешит меня Марк.

— Нет, ты мне ещё нужен, — снова наклоняюсь, чтобы поцеловать.

Распаляю Марка, когда рука движется вниз, но он резко перехватывает её.

— Нет, только когда врач разрешит, — даже пьяный несговорчив.

— Да, Марк, я хорошо себя чувствую.

— Нет, — даже в этом состоянии он остаётся непреклонен.

— Ладно, пошли спать тогда. Глаза слипаются.

— Пошли.

Встаёт и сгребает меня.

— Марк, если мы сейчас оба шлёпнемся.

— Не боись, принцесса, тебя уберегу.

Марк быстро снимает с себя костюм, надевая шорты, а меня полностью раздевает, надевая свою футболку. И она сидит на мне намного лучше самых дорогих и красивых платьев. Марк обнимает меня со спины, так и падая на кровать. Складывает руки под грудью, утыкаясь носом в плечо.

— Знаешь, как я нервничал с тобой на первом свидании, после того, как ты сбежала перед этим? — продолжает откровения.

— Ты выглядел очень уверенным, — тихо смеюсь, поглаживая его по руке.

— Это только снаружи. Внутри же я, как мальчишка, боялся, что ты отошьёшь меня.

— А я боялась, что ты хочешь меня на пару раз от силы.

— Нет, малышка, я хочу тебя на всю жизнь от силы. А как я разозлился, когда проснулся после нашей первой ночи, а тебя не было рядом. Думал, ты сбежала. Использовала меня.

— Конечно, грех в первый раз с тобой не переспать, — снова смеюсь.

— Ты знаешь, ты просто настолько не вписываешься ни в какие рамки, что я думал, что слишком старый для тебя. Или слишком скучный. Ты же вся такая лёгкая.

— Нет, ты меня заинтересовал уже после того, как заставил сесть в машину тогда. А влюбилась я, наверное, почти сразу. Просто не сразу это поняла. А насчёт старый и скучный — не прибедняйся.

— Ну взять того же Леона.

— Марк, — предупреждающе зову мужчину.

— Нет, я не ругаться. Просто объясняю свою позицию, — заплетающимся языком говорит Словецкий, вызывая мой смех. — По возрасту вы он ближе. Сфера деятельности у вас одна и та же. По характеру более-менее схожи. Почему не получилось?

— Потому что не любили никогда друг друга. Нет тут других объяснений. Людмила Павловна правильно подметила, что мы два шалопая. А с тобой мы друг друга дополняем.

— Моя любимая шалопайка, — смеётся Словецкий, окончательно проваливаясь в сон, а я всё также однообразно глажу его руку. Почему-то не спится.

Перебираю в голове все его слова, вспоминаю его улыбку и нежный взгляд на вечере. Понимаю, что стала размазнёй. Кажется, не смогу теперь без него. И плевать мне на эту Николь. Она в прошлом. На этой ноте я и засыпаю.

А утром я готовлю завтрак и варю кофе. Заодно и таблетки, на случай, если у Марка разболится голова. Успеваю сходить в душ, созвониться и с Викой, и с Ликой. Леон снова просит помочь ему, и я не могу отказать, хоть и не знаю, как умещать все дела в двадцать четыре часа каждого дня. Марк находит меня, когда я стою над ежедневником с озадаченным лицом.

— Доброе утро, малышка, — обнимает со спины.

— Доброе, — чмокаю в щёку. — Завтрак и кофе на столе. Таблетки тоже, если голова болит.

— Есть, мой командир. Что такая задумчивая?

— Смотрю в своё расписание и думаю, когда ты меня бросишь. У меня вообще нет свободного времени! Нужно помочь Леону, университет, клуб, детский дом, с Ликой занятия, школа танцев.

— Пошли посидишь со мной, заодно всё обсудим.

Мне даже интересно послушать его мнение.

— Смотри, Леону ты помогать не обязана.

— Тут сто процентов буду помогать. Он меня никогда не кидал в тяжёлые времена, я отплачу ему тем же.

— Идём дальше. Лика. Ваше дурацкое пари, но ладно. Ты можешь оставить её в клубе за главную. Тем более Максон там бегает за ней.

— Волков вряд ли выпустит её на шесты и обручи.

— Я же терпел. Теперь его очередь. Пусть караулит. Да и они же ещё не в отношениях. Может и не сложится.

— Не знаю, Марк.

— Дан, ну ты уже переросла это место. Тебе надо двигаться дальше. Можешь им помогать, но ты же не будешь вечность теперь там работать.

— Ты прав, конечно. Но до нового года точно нет.

— Университет — тут осталось немного. Детский дом — понятно. Школа танцев будет готова через пару месяцев окончательно.

— Да, мне бы до нового года дожить. Сейчас я не могу отменить ничего. Кстати, какие планы на новый год?

— Куда ты хочешь? Париж, Милан, Мальдивы?

— Я хочу с тобой в твой дом, — подумав, предлагаю вариант. — Если ты хочешь куда-то улететь, то можно, конечно. Мне не принципиально.

Марк смотрит на меня внимательно с минуту, а потом говорит:

— Нет, можем и потом, когда у тебя график не будет такой напряжённый. А на новый год будем валяться.

— А у тебя что с графиком?

— Чуть лучше твоего, — усмехается Словецкий.

Мне так нравится сидеть с ним и строить планы. Ещё полгода назад я была свободной. Делала, что левая пятка захочет.

Решаю завтра съездить на кладбище к родителям. Делаю это после учёбы, а Марк меня, конечно, снова теряет и звонит.

— Дана, — слегка раздражённо говорит. — Когда ты научишься предупреждать?

— Прос-ти, — сидя на лавке, по слогам прошу мужчину.

— Где ты? — с любопытством спрашивает Марк.

— К родителям заехала на огонёк, да, мам, пап, — смеюсь, хотя из глаз бегут слёзы. Я знаю, что они хотели бы видеть меня только весёлой и счастливой.

— Не плачь, — сразу распознаёт Марк мои настоящие эмоции.

Но это действует, как спусковой крючок. Горячие обжигающие слёзы катятся по щекам, а я не могу сказать ни слова.

— Даночка, я очень тебя прошу, успокойся, — спокойным гипнотическим голосом просит Марк. — Они бы не хотели этого.

— Придётся потерпеть, раз оставили меня.

— Они и этого не хотели. Но судьба та ещё приколистка. Ты сама ведь говоришь, что они всегда рядом.

Да, но я бы хотела поговорить с ними, попросить совета, просто обнять.

— Ладно, Марк, я скоро приеду. Со мной всё хорошо.

— Забрать тебя?

— Нет, всё в норме. Не беспокойся.

— Ты же знаешь, что буду.

— Всё хорошо, правда. Иногда полезно почистить организм слезами, — смеюсь, утирая сопли. Видел бы он меня сейчас, вряд ли бы влюбился.

— Я люблю тебя, и очень переживаю. Будь осторожна. Если что, я не переживу, Дана, — тихо и проникновенно говорит Марк, заставляя сердце биться в агонии.

— Люблю.

Я говорила с ними, задавала и вопросы и слышала ответы. Возможно, я просто знала, что они бы мне сказали.

— Я вас очень люблю, не оставляйте меня, пожалуйста.

Бабушка была чуть дальше. Дохожу и до неё.

— Привет, моя хорошая. Как ты тут? Знаешь, не с кем больше чай пить с малиновым вареньем. Прости, бабуль, что я не успела всего, чего обещала. Теперь тебе ничего не надо.

Когда довела себя уже до предела, вспоминаю, что мне сегодня в больницу. Размазывая слёзы по щекам, еду туда.

— Марк, милый, я совсем забыла, что мне сегодня в больницу. Ты меня не потеряй.

— Хорошо, — кратко отвечает.

— Ты занят?

— Для тебя всегда свободен, — смеётся. — Просто бывшая жена решила снова обсудить какие-то моменты. Я заеду за тобой, малышка.

— Хорошо, — ну что ж, день официально решил добить.

Если до этого сердце билось учащённо от его слов, то сейчас оно остановилось и упало в пропасть. Стараюсь концентрироваться на дороге, чтобы не попасть в аварию.

В больнице мне говорят, что анализы хорошие, и я могу возвращаться к прежней жизни.

Марк до сих пор не приехал и не позвонил, и я набираю сама.

— Твоя аудиенция ещё не закончилась?

— Нет, я выпроводил её через десять минут, — смеётся Марк. — Задержался по другому поводу. Что тебе сказали?

— Что всё хорошо.

— Точно?

— Честно. Я тогда, наверное, домой поеду?

— К нам. Да?

— Да, — улыбаюсь. — К нам.

— Я тоже выезжаю.

Подъезжая ближе к дому, вижу машину Марка перед собой. Обгоняю, показывая язык в окно. Марк делает фейспалм, и это вызывает дикий хохот.

На парковке они с Тёмой выходят.

— Дана… — снова забывается Ерёмин.

— Только попробуй, — щурюсь, тыча в него пальцем.

— Ой, да не прикидывайся, знаю я, что вы дружите уже давно, — ржёт Словецкий, прижимая меня и чмокая в щеку. — Начальника охраны и то увела. Тёма всегда был скалой.

Мы с Ерёминым ржём.

— Дана, спасибо, твоя упрямая, но красивая подруга согласилась. Конечно, мы поговорили. Я её понял.

— Я старалась, — с гордостью сообщаю мужчине.

— Спасибо.

— Свободен, Ромео, — ржёт Марк.

Прилипаю к Марку ещё в лифте, обхватывая торс ногами.

— Дана, — хрипит Марк.

— Что такое?

Вместо ответа снова целует меня. Так и заходим в квартиру, так Марк идёт до самой кровати.

— Не урони ношу, — в перерывах между поцелуями прошу, смеясь.

— Слишком ценная ноша, девочка моя.

Марк очень нежен, и сегодня мне это нравится. Он неспеша стягивает с меня атласную рубашку, проходясь дорожкой поцелуев до груди. Попутно расстёгивает джинсы, просовывая руку.

— Марк, ох, — стону. Когда я пытаюсь начать раздевать его, Словецкий зажимает руки над головой.

— Нет, будет так, как я сказал, — строго, но со смешинками в глазах говорит Марк.

Продолжает неспеша меня раздевать, оставляя нежные поцелуи на коже.

— Словецкий, если ты сейчас же не войдёшь… — быстро произношу, на что Марк усмехается, скидывая штаны за две секунды.

Словецкий резко входит, и я запрокидываю голову, чем он пользуется, оставляя засос. Притягиваю за шею и целую. Царапаю его плечи и спину. Марк ускоряет темп, сжимая руками бёдра. На ногах снова останутся синяки. И на шее.

— Метки, — смеётся Марк.

Собственник.

Закатив глаза, я кончаю. Марк делает ещё пару толчков и тоже заканчивает. Лежим так ещё минут пять, приходя в себя. Я перебираю волосы Словецкого, а он лежит на мне, уткнувшись носом в грудь.

— Я еду заказал из ресторана. Мясо.

— Не поверишь, тоже хочу.

— Обалдеть.

— В кого ты меня превратил? — лениво бубню.

— Хотел в счастливую женщину.

— Получилось.

За ужином всё же уточняю:

— Что Николь хотела?

— Да снова о чепухе своей говорила. Про работу, что можно стать редактором для моей компании, писать уникальные статьи, работать над рекламой, менеджментом.

— Всё вот это может Вика.

— Правда? Беру. А у неё же нет высшего образования?

— Нет, но она со школы как-то ладила с этим, да удалённо работала, пока Боря не узнал, чтобы родителям помочь. Курсы какие-то прошла.

— А когда узнал, что?

— Избил, что. Что ещё он мог сделать.

— Не представляю в каком случае я мог бы поднять руку на женщину. Нет такого.

Оба задумываемся.

— А что ты про Николь спрашивала?

— Просто не понимаю, как можно так унижаться.

— Я уже сказал охране не пускать её. Я старался быть не дерьмом, выслушать. Всё же были женаты семь лет. Мало ли какая помощь нужна человеку. Но каждый раз она делает какие-то гадости. Ты ревнуешь?

— Я тебя всё равно не отдам, — лукаво улыбаюсь ему. — Ни ей, ни кому либо. В роли стервы я ещё хуже.

— Поверю на слово, — смеётся Словецкий, целуя в висок.

Недели, летящие до нового года я не замечаю. Пари с Леоном мы считаем ничьёй, так как каждый остался при своём мнении. Он считал, что можно лучше, я видела, как Лика тянется.

Макс ухаживал за девушкой, но она никуда не спешила. И правильно делала. Я предложила ей занять моё место в клубе, обсудив это предварительно с Максом.

— Я чувствовал, что ты скоро придёшь.

— Прости, Макс. Знаю, что обещала не уходить, как можно дольше, но я, правда, не вывожу.

— Я всё понимаю, Дана, — приобнимает меня Макс. — Ты и так сделала для меня очень много. Выручка выросла сама знаешь насколько.

— Потому что я хотела тебе помочь, — смеюсь я. — Очень хотела. Я, конечно, же не брошу. Если нужна будет необходимость, звони в любое время дня и ночи. Вместо себя поставлю Лику. Ты не против?

— Как тебе сказать, — смеётся. — Не хочу, чтобы на неё таращились, но если захочет, то пусть.

— Отлично. Думаю, у вас всё получится. Весь новый год я с тобой. На тридцать первое сделаем грандиозное шоу, делай рекламу.

— А ты чего в нос так говоришь?

— Чуть приболела, — меньше надо было жопу морозить.

— Справишься?

— Где наша пропадала? В общем, делай рекламу, я тебе скину список того, что купить надо.

— А Марк не будет против, что ты тут тридцать первого зависнешь?

— Надеюсь, что нет. В обмен на это я сдаю себя в его рабство на все каникулы.

— На всю жизнь, похоже.

— И это тоже. Ни разу не проиграла, — смеюсь я заливисто.

— Вы очень гармонично смотритесь. И он так изменился.

— Да-а-а, — согласно тяну.

— А у Леона когда проект заканчивается?

— Последняя пятница перед новым годом — прямой эфир.

— Ого. Будешь выступать?

— Ну да, он же не отвяжется.

— А мне он кажется классным. Да, требовательный, но и сам отдаётся на 100 %.

— Я с тобой полностью согласна. В общем, на том порешали, что после нового года я постепенно передаю дела Лике. Надеюсь, девочки простят меня, аминь.

В детском доме я ставлю новогодний номер и готовлю подарки. Марк сдержал слово, что вообще ни разу не удивительно. Директора детского дома проверили, оказалось, что она проворачивала грязные финансовы схемы, и сейчас её ждёт статья. На её место поставили женщину, которая мне очень понравилась — Татьяна Павловна. Пока мне казалось, что она с трепетом и любовью относится к деткам.

Словецкий же к новому году тоже сделал крупный финансовый вклад перед новым годом для детского дома. Их ждал какой-то полезный спортивный инвентарь и ремонт. Каждый день влюблялась в мужчину и его доброе сердце всё больше и больше.

Леон очень старался для своей группы, задействовал меня по полной в постановке и репетициях, даже прислушивался к моему мнению, а это было очень ценно от него. Марк даже пару раз сидел с нами до полночи, пока мы репетировали номер перед съёмками. Он ругался, очень ругался на мой режим и график, но я каждую ночь просила потерпеть ещё чуть-чуть.

В моей школе танцев ремонт шёл полным ходом. Я ничего в этом не смыслила, поэтому просила Марка сделать всё на свой вкус, которому я доверяла больше, чем своему.

На новый год я заказала ему дорогие часы с гравировкой "Без тебя ни одна секунду не имеет значения. Д. К.". Ну и себя в красивом белье. Очень боялась дарить, так как сложно дарить подарки человеку, у которого всё есть.

Мы договорились заехать к его родителям, а потом поехать в дом, пригласить ребят на неделе отметить.

Танец я поставила новогодний. Костюмы снегурочек были проститутскими, но Макс оценил. Номер был с бенгальскими огнями и хлопушками. А обручи мы украсили мишурой. Лика очень просилась с нами, и я добавила для неё партию. Когда Максим увидел её в костюме, то ему почему-то стало не смешно.

Одно радовало — в универе у меня всё было отлично.

Живу до нового года на автопилоте. Съёмки проходят более, чем хорошо. Леон выигрывает. Алаев благодарит меня много раз, говоря, что я, как и раньше, гений.

Детки в детском доме приходят в восторг от программы, радуются новой спортивной комнате и горе сладостей.

Макс срубает бешеные бабки на наших выступлениях, которые мы показываем на протяжении трёх дней. Новый год встречаем в клубе, распивая шампанское, а потом мы с Марком уединяемся в его доме, поздравив его родителей ещё с утра. Я радуюсь, что выжила в этом ритме.

От часов он приходит в восторг, но подмечает:

— Часы — это, ведь, к расставанию.

— Я не верю в приметы.

А потом я надеваю белое полупрозрачное бельё с завязками, вручаю ему наручники, верёвку для шибари и даже плётку. Последней он пользуется пару раз, но ему не нравится даже эта идея. Зато от остального мы в восторге и ложимся спать утром, максимально измотанные, но, кажется, оба счастливые. Не думала, что могу быть такой развратницей.

Все каникулы бы прошли отлично, если бы Словецкий не заболел.

— Потому что не надо было с бани в снег прыгать, когда Макс с Тёмой приезжали, — бубню, смотря на градусник с температурой под сорок. — Любимый, давай в больницу, у тебя страшный кашель, бронхит, наверное. Это может и в воспаление перейти.

Здорово мы с ребятами отметили. Нет, было, конечно, весело, но сейчас уже не так.

— Не поеду никуда, всё хорошо.

Лечила я его сама. Натирала, давала сиропы, заставляла делать ингаляции. Когда его трясло от озноба, сидела рядом, обнимая, чтобы было теплее.

— Ты заразишься, — сонно произносит Марк, когда я пытаюсь его согреть.

— Не заболею.

Тут я слукавила. Мой иммунитет ослаб ещё перед новым годом от постоянного переутомления, а сейчас уже не выдерживал заразы. К концу каникул пришлось пить антибиотики уже нам обоим. Я чихала по сто раз на дню, когда Марк уже более-менее оправился.

— Я же говорил, — бубнит Словецкий.

— Тебе что, резко сто лет исполнилось?

— Нет, просто не хотел, чтобы ты болела.

— Мы, молодые, быстро выздоравливаем, — издевалась я над Марком.

— Вот ты поправишься, посмотрим, какой я старый.

— Вот это я понимаю стимул. Я уже прям чувствую, как мне легче.

— Дурочка, — смеётся Марк.

— Спасибо, Словецкий, — почти заснув, благодарю мужчину.

— За что?

— За то что любишь такую дуру.

После Рождества Марк уже чувствовал себя прекрасно, а я ещё постепенно приходила в себя.

— Так не хочется возвращаться в эту рабочую рутину, — вздыхаю, развалившись на Марке, с которым мы смотрели фильм.

— Согласен. Давай останемся тут. Закроемся и не будем работать или общаться с кем-то.

— Давай. Кстати, когда в школе закончится ремонт?

— Кстати, в середине января можешь приступать.

Я даже подпрыгиваю на месте, начиная целовать Словецкого.

— Ура! Ура, ура, ура! Спасибо, Марк.

Кстати, на новый год я запретила ему дарить мне подарки, но он всё равно подарил дорогущие серьги и кольцо.

— Я люблю тебя, — мне так хотелось признаваться ему хоть тысячу, хоть миллион раз.

— И я тебя, жизнь моя.

21

После праздников жизнь возвращается в прежнее сумасшедшее русло. Девочки не самым позитивным образом воспринимают информацию о том, что я ухожу.

— Девчонки, я всё понимаю, я тоже вас очень люблю и ценю. И мне будет сложно без наших репетиций, сплетен, но я не могу разорваться, а здесь я уже сделала всё возможное для себя. Я всегда помогу, если что, мои хорошие.

Плачем, обнимаемся и смеёмся. Это редкий случай, когда женский коллектив сложился таким хорошим образом, что мы всегда переживали друг за друга и обожали.

— Лика — отличная девчонка. Она справится, в ней есть потенциал, пусть растёт вместе с вами. Дорогу молодым, — смеюсь я.

В школе заканчивается ремонт, и я набираю в неё педагогов. Все юридические вопросы мне помог урегулировать Марк. Я глупой никогда не была, но этой стороны жизни никогда не касалась, поэтому в одиночку мне было бы сложно.

Ребята, с которыми мы учились охотно соглашаются на такой экспириенс.

Вика помогает мне с рекламой. Воронова официально развелась с Борисом и лишила его родительских прав, в чём я её очень сильно поддерживала. Она переживала, что Тёмка потом может не простить ей этого, но мелкий даже не спрашивал про него. Зато в Ерёмине души не чаял. Словецкий взял её к себе на работу, а Артёма она устроила в детский сад, откуда часто его забирал Артём-старший. В её голове теперь появился новый заскок, что Ёремину не нужен будет мелкий.

— Господи, Воронова, да что ты за тупица такая? Он тебя любит. Только слепой не увидит, глухой не услышит. И Артёмку тоже. Он уже сейчас за него порвать готов, если его кто-то в саду обидел. За тебя тоже. Че тебе надо?

— Ничего, — обиженно выдаёт Вика. — Просто один раз обжигаешься, а потом всего боишься.

Да, прямо как Марк. За что нам это с Артёмом?

— Я всё понимаю, Вик. Конечно, нужно и о будущем думать, но ты никогда не узнаешь к чему приведёт какое решение, поэтому не изводи себя. Артём тебя точно не обидит, это я знаю на сто процентов.

— Спасибо, что ты есть, — ноет эта дурында. — Мой источник светлых мыслей.

— Иди сюда, — обнимаю её.

Леон планировал свой тур по странам Европы.

— Забрала у меня солистку! — ныл Алаев.

— Она ж тебе не нравилась!

— И что? Ты мне тоже никогда не нравилась, но нас связывает успех.

— Мерзкий ты, — кривлю нос.

И всё идёт хорошо, и даже лучше, чем я могла себе представить. Пока в один из вечеров я не приезжаю к Марку в квартиру и не застаю его, сидящим в темноте. Балкон открыт на всю, но он курит в квартире и пьёт виски.

— Марк, ты чего творишь? Заболеть опять захотел? — закрываю балкон. — Что случилось?

Он выглядел очень странным. Словно во всём мире разочаровался.

— Словецкий, ты меня пугаешь. Что случилось? — забираю чёртову сигарету и затушиваю о пепельницу. — Что?

Он переводит на меня отстраненный взгляд, а потом ухмыляется, опрокинув виски.

— Я тебя пугаю? А трахаться направо и налево тебя не пугало?

— Что? — чувствую, как мой взгляд тяжелеет, а голос становится жёстче.

— Что? Думала, я не узнаю? — швыряет на стол передо мной фотографии, где я с Леоном целуюсь, а на другой мы якобы спим с ним, потом идут снимки с каким-то незнакомыми мне парнями, где-то мои одногруппники.

— Ты серьёзно в это веришь? — нет, правда? Может он просто прикалывается надо мной? — Марк!

— Ты знаешь, я проверил. Именно в эти дни ты была без охраны, без водителя, без меня. Ездила по своим делам, репетициям, — с видом человека, познавшего истину, говорит Марк.

— Марк, давай ты проспишься, и мы поговорим, — прошу, забирая бокал.

— Да, у тебя как раз будет время придумать очередное враньё, — с презрением отходит, словно я больна чем-то заразным. — А Марк-дурак ведь поверит! Войдёт в положение! Ты ведь мне никогда и ничего не рассказывала! Ни про прошлые отношения, ни про родителей! Я всё узнавал от чужих людей! Вы, наверное, с Леоном и легенду про родителей придумали, чтобы я поверил!

Залепляю пощёчину, этому орущему придурку, чувствуя проступающие слёзы на глазах.

— Ты осознаёшь, что говоришь сейчас? — жёстко спрашиваю я.

— А ты осознаёшь кто перед тобой? — в его глазах такая ярость, что мне становится страшно.

— Сейчас уже нет. Откуда это у тебя?

— Неважно.

— Откуда?

— НЕВАЖНО! — орёт, швыряя стакан.

— Ты придурок? Что творишь?

— Я не хочу слышать твои объяснения! — чуть сбавляет обороты. — У тебя есть завтрашний день, чтобы собрать свои шмотки, и навсегда исчезнуть из моей жизни. Школа, машина — забирай всё. Только не попадайся больше мне на глаза!

— Марк, — мои глаза испуганно расширяются, и мне кажется, что они сейчас вылетят. — Давай ты успокоишься, и мы завтра поговорим…

— Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ НИ СЛЫШАТЬ, НИ ВИДЕТЬ! — орёт он так, что я отхожу на пару шагов назад.

— А я хочу! Марк, я тебе никогда не изменяла, я тебе клянусь! — кричу в ответ, пытаясь достучаться. — Ты слышишь меня? Это враньё, ты что, серьёзно поверил?

Я делаю несколько шагов к нему, осыпая лицо короткими поцелуями.

— Я никогда не изменяла тебя! Это подделка!

Я обхватываю его, надеясь, что сейчас до него дойдёт, что это всё бред. Я чувствовала себя героиней какой-то паршивой мелодрамы с корявым сценарием. Надеюсь, что ещё секунда, две, три, и до него дойдёт, но нет.

— Я сказал тебе, я не хочу тебя видеть. Я не хочу иметь ничего общего! — отцепляет, направляясь к выходу.

Я не оставляю попыток и иду следом, снова цепляя его за руки, пытаясь обнять.

— Марк, да не я это. Кто-то пытается нас развести!

У меня начинается самая настоящая истерика, я кричу, цепляюсь за него, пытаясь донести, что это не я, но все тщетно. Когда Марк отталкивает меня, занося руку для удара, я даже не сдвигаюсь с места. Правда, слёзы перестают бежать из глаз.

— Ну, давай, бей, — безжизненно говорю, а перед глазами проносится наш недавний разговор. — Чего стоишь?

— Тебя для меня больше не существуешь.

И уходит.

Я падаю на пол в коридоре, и рыдаю, обхватив колени руками. Мне больно везде. Словно все органы пустили под пресс. От рыданий я даже вздохнуть могу не сразу. Как? Как он мог поверить в эту чушь? Для меня до сих пор всё происходящее было каким-то сюрреализмом. Словно он сейчас придёт, успокоит, скажет, что всё хорошо, что он ошибся. Я бы даже простила его и забыла это всё.

Но шёл третий час, а на пороге он не появлялся. Я скидала свои вещи, которые носила чаще всего, оставляя все подарки Словецкого здесь.

В пять утра, когда он так и не появился дома, а трубку не брал, я звоню Артёму.

— Где он? — спрашиваю, небрежно закидывая сумку в багажник.

— Дана, он на такси, без охраны и водителя, я не знаю, честно.

— Адрес Николь, Артём.

— Дан…

— Артём, адрес, — требовательно прошу я.

— Спасская 15, квартира 14.

— Спасибо.

Прыгаю в машину, быстро добираясь. Настрой у меня был воинственный. Махом поднимаюсь на второй этаж и стучу в дверь. Николь открывает не сразу. Завернутая в одеяло, она выглядит вполне счастливой:

— Прости, но он спит.

Я решаю всё проверить своими глазами, а не верить этой стерве. Оттолкнув её, прохожу вглубь квартиры, где на большой двуспальной кровати на самом деле спит полностью обнажённый Марк. Я смотрю буквально пару секунд, навсегда высекая это в памяти.

— Я же говорила, что он будет моим, — в спину говорит мне эта сука.

Ничего не хочу ей отвечать. Вообще не хочу говорить. И дышать тоже, и жить в целом.

В машине долго не могу понять, куда мне ехать. Чувствую полнейшее опустошение. Дома Тёма с Викой, которые будут успокаивать и смотреть с сочувствием. Леон тоже не вариант. Выдвигаюсь в сторону Людмилы Павловны. Она точно поймёт и найдёт слова.

Боюсь напугать женщину, что, собственно, и случается.

— Даночка, что случилось?

— Мы с Марком расстались, — рыдаю я, делая шаг в объятия женщины.

— Что? Как? Почему?

Рассказываю всю историю, опуская непотребное поведение Словецкого, которое я бы простила ему, если только не не изменил мне.

— Девочка моя, как мне жаль, — гладит меня по голове Людмила Павловна. — Ты сделала всё возможное.

— Но если бы я поехала следом, может быть получилось его переубедить.

— Нет, Дана. Не получилось бы. Он поверил этой лаже настолько, что слушать не стал тебя. Не дал высказаться. Поехал чушь творить. Со временем сам поймёт, может быть, но не сейчас.

Я ухожу в свободную комнату, накрываясь с головой одеялом. Внутри так болит, словно у меня там открытые кровоточащие раны. Как будто язва сжирает изнутри.

Когда голова болит от рыданий и бессонной ночи, я отправляюсь в беспробудный сон. Периодически женщина будет меня, просит поесть, но я не хочу ничего.

Звонят и Вика, и Артём, но я не нахожу сил, чтобы ответить, а к вечеру Ерёмин сам приезжает. Чувствую, как он садится на кровать.

— Дан. Дана, — зовёт Артём. — Я не отстану.

— Что, Артём?

— Я на него больше не работаю. Он думает, что я тебя покрывал из-за Вики.

— Вика тоже?

— Вика сама сказала, что не сможет работать с ним.

— Простите.

— Да ты причём. Я пытался ему объяснить…

— Но он как в танке.

— Да.

— Он был у Николь, и больше я не буду бороться, Артём, — я всё же сажусь на кровати, смотря на Тёму. — Я устала.

— Я понимаю. От и до тебя понимаю, и мне даже нечего сказать. Николь — сука, это точно она.

— Если бы он верил в меня, то это бы не прокатило. А раз ему больше верится в эту чепуху, то пусть. Рано или поздно всё равно бы пришли в эту точку.

— Всё хорошо будет, Дан, — тянет, крепко обнимая меня Ерёмин, а я плачу на его плече.

— Хорошо хоть мы подружились, не хотела бы тебя потерять. Ты Вике передай, чтоб не волновалась. Я пока хочу тишины просто.

— Хорошо. Она понимает. Я, наверное, буду уговаривать её ко мне переехать, чтобы…

— Они мне не мешают. И ты тоже. Что с работой будешь делать?

— У меня есть деньги. Открою своё охранное агенство. Не пропаду, не хочу больше бегать двери открывать большим начальникам, — смеётся Тёмка.

— Правильно. У тебя всё получится.

— У тебя тоже. Даже без него.

— Я не хочу без него. Я не могу.

— Всё сможешь. Ты сильная.

— Я бы выбрала быть счастливой. Эти уроки судьбы поднадоели.

— Значит, они ведут тебя к чему-то великому.

Молчу. Не знаю, что сказать.

— Езжай. Я в норме. В окно не выйду. Поболею пару дней, и всё будет нормально.

— Не теряйся. Мы переживаем.

— Хорошо.

Ближайшие двое суток я лежу, практически не вставая. Ждала ли я, что он приедет? Да. Хотела ли, чтобы он сказал, что это всё ошибка, что он не спал с Николь? Да.

Вспоминала каждую минуту вместе, вспоминала, что он говорил мне, какие нежности, его заботу и поступки. И не могла поверить, что тот человек, который орал и замахнулся на меня — это тот же мой Марк.

И всё же я старалась его выгородить в собственной голове. Насколько это сука постаралась и в своё время, и сейчас, что ему напрочь всё отбило. Но всё же если бы он любил меня по-настоящему, то поговорил и попытался сохранить отношения, а не вот так себя повёл.

Людмила Павловна, видя моё состояние вызывает тяжёлую артиллерию.

— Жопу поднимай, — слышу надменный голос надменного Леона.

— Нахрен.

— Надо.

— Нет, на хрен иди.

Алаев поднимает меня с кровати и ставит на ноги. Смотрит на уставшее лицо:

— У-у, в зеркало себя видела? Мылась хоть, нет?

— Нет, как знала, что ты придёшь.

— Собирайся. Поедем тусанём.

— Не хочу.

— Ты где-то услышала вопросительную интонацию?

С Алаевым спорить бесполезно. Если я не приведу себя в порядок, то он прям так и потащит. Уже проверено. Когда родители погибли, я была в такой же яме. Как и когда бабушка. И каждый раз меня из неё вытаскивал Леон. Растрясал, не давал сдохнуть и напоминал, что такое жизнь. Забирал прямо в пижаме и вёз на лично разработанную терапию, каждый раз разную.

Быстро умываюсь и надеваю какие-то джинсы, толстовку и куртку.

— Куда едем?

— Меньше знаешь, крепче спишь.

— То есть ты можешь меня продать на органы, а мне согласиться?

— Кому нужны твои почки жухлые?

Тыкаю Леона в бок.

Он везёт меня сначала по городу, игра в шашки. Алаев, кстати, тоже очень хорошо водил машину и был любителем экстремального вождения. Привёз он меня для начала на картинг.

— Серьёзно?

— Абсолютно.

На картинге я уже была, но на другой трассе. Эта была очень извилистой и длинной. Нам читают инструктаж, надевают снаряжение, и отпускают в свободное плавание.

Леон снял весь зал на час, и мы начали догонялки. Я разгонялась до бешеных скоростей, и адреналин захватывал. В очередной раз, когда я уже приближалась к крутом повороту, представила, что не сбавлю скорость и не впишусь. Раз, и всё закончится. Идея показалась мне заманчивой, но я сбавляю скорость и аккуратно вхожу в поворот, притормаживая на финише.

— Ты чего?

— Сейчас, пара минут.

Делаю пару глубоких вдохов, успокаивая разум. Когда Леошка толкает меня, задираясь, я щурю глаза, чего он не видит, и нагоняю его.

Бесимся как дети весь час, а после Алаев везёт меня в какое-то другое место.

— Тир? — удивлённо хлопаю ресницами.

— Тир!

Это был огнестрельный тир. Нам снова провели инструктаж, выдали наушники и очки, и мы начали соревноваться с Леоном под присмотром инструктора.

— Ты — мазила. И размазня. Слабачка. Че сопли на кулак мотаешь?

— Да. Пошёл. Ты, — после каждого слова делаю меткий выстрел. — Знаешь, там и наши фотки были.

— Ну дурак, че могу сказать. Поверить, что я-я-я с тобо-о-ой… — экспрессивно выдаёт Леошка.

— Да? Что-то я припоминаю, как т-ы-ы за мно-о-ой бегал в семнадцать.

— Я был молод, глуп и слеп, — ржёт Алаев и треплет меня по волосам.

А я снова задумываюсь, что если пустить пулю в лоб, то все мучения закончатся. Затем смотрю в глаза Леона, и откладываю пистолет.

— Что дальше по программе? Прыжок с парашютом? Параплан? Мотоцикл? Лыжи или сноуборд?

— Дальше едем в караоке, — лыбится Леон.

Киваю, не отнекиваясь.

В клуб нас пускают без проблем, несмотря на мой внешний вид.

— Это мои знакомые ребята. Можем орать сколько угодно, бар на реконструкции. Я нам тут еще алкашечки взял и еды.

Мы врубаем все песни, какие вспоминаем подряд. Орём оба во всё горло, ухахатываясь друг с друга. Леон мешает нам какие-то коктейли, которые мы залпом выпиваем, от чего становится жарче и веселее. Я даже ем пару бургеров, которые он притащил.

— ПОТОМУ ЧТО ЕСТЬ ЛЕОШКА У ТЕБЯ, — кричу я популярную песню, на что Алаев показывает рвотные позывы.

— ЗАБИРАЙ МЕНЯ СКОРЕЙ, УВОЗИ ЗА СТО МОРЕЙ, — следом орёт он, а я по полу катаюсь.

— Петь у тебя получается также паршиво, как и танцевать, — сквозь слёзы хриплю я. Кажется, мы проорали тут весь голос.

— За-ва-ли.

Он ставит какую-то музыку фоном, падая рядом на пол.

— Легче?

— Намного, — улыбаюсь я. — Спасибо тебе. Мне с тобой очень повезло.

— Конечно. Кто бы сомневался. Что думаешь делать?

— Не знаю. Вообще не знаю. Как в школе работать, как жить, чем заниматься.

— Давай со мной в тур? — предлагает Алаев, глядя в упор. — По Европе. Ты как раз отвлечёшься.

— Ты специально это всё придумал, чтобы в тур меня зазвать? — ржу я. — Ты чего? А как учёба? А школа на ком? А детский дом?

— По учёбе я уже попросил Людмилу Павловну, — вот жук. — Школу можешь оставить на Лику. Она присмотрит. Всё равно всё через твоего Словецкого проходит. Она ничего без него не решит, как и ты. А в детский дом попроси кого-нибудь из девчонок. Даже из клуба. Пусть проводят занятия, пока ты в отъезде. Я даже платить ей буду.

— Ну не знаю, Леон.

— Тебе сегодняшняя ночь на подумать. Всё равно будешь спать, как убитая.

Убитая. Отлично.

Леон вызывает такси до Людмилы Павловны.

— Подумай, — просит он и уходит.

— Вы считаете, что это хорошая идея?

— Да, девочка моя. И опыта наберёшься. И развеешься.

В этой ситуации отличный вариант. За обучение не переживай. Ты сделала для ВУЗа уже и так много.

Вырубаюсь и, правда, моментально. Всё-таки всплески эмоции вымотали. А утром звоню Леону:

— Леон, я согласна, через сколько едем?

22

На сборы и решение всех вопросов у меня было два дня. Для начала я еду в клуб к Максу.

— Привет, — приобнимает меня Максим. — Ты куда пропала?

— Ты не…

— В курсе. Я звонил Марку, тот трубу не брал, пришлось Тёме звонить, он вкратце сказал.

— Ну вот, собственно. Я уезжаю, Макс. В тур с Леоном. Прости, знаю, что обещала.

— Брось, я всё понимаю. Мне очень жаль, Дана.

— Мне тоже, Макс.

— Может, наладится ещё.

— Вряд ли. Ни после всего. Как у вас с Ликой?

— Она всё также морозится.

— А ты серьёзно к ней настроен?

— Конечно. Я бы не стал так заморачиваться.

— Поговорю с ней, — улыбаюсь слабо. — Я не знаю буду ли я на связи со всеми, с Ликой постараюсь.

— Хорошо. Только не теряйся. Ты когда вернёшься?

— Пока не знаю, Максим. Ещё раз прости.

— Да за что, Королёва? За то что ты сделала мой клуб одним из самых популярных? За огромный прирост выручки? За популярность? За ахуенный коллектив из вас? За что из этого?

— За всё, — улыбаюсь. — Надеюсь, мы останемся друзьями?

— Конечно. Я не хочу тебя терять.

— И я тебя.

Макс крепко обнимает меня, и мы стоим так пару минут. Чувствую от него тепло и безопасность, но не те, которые хотелось бы.

— Удачи, Макс.

— И тебе.

Я уезжаю в школу, куда пригласила и Лику. Вхожу так, словно пробралась в чужую квартиру. Заставляю засесть это ощущение глубоко подальше, и иду в свой кабинет. Занятия ещё не начались, но мы уже набрали деток, поэтому отменить всё сейчасне было возможности. Обнимаю девушку, и приглашаю в кабинет. Варю нам кофе, настраиваясь на разговор.

— Лик, дело серьёзное. Я уезжаю, не знаю на сколько. Леон позвал в тур с собой. В клубе ты уже за главную, справляешься отлично, не слушай Алаева. Мне нужна будет ещё помощь.

— Да, Дан. Что угодно.

— Останешься в школе за старшую.

— Что?

— Займёшь моё место, пока меня нет. Я не могу отказаться сейчас, потому что произведён набор детей, всё сделано. Но и оставаться сейчас не могу. Школа на Словецком, всё придётся делать через него. Но руководить обычными рабочими процессами будешь ты, ребят я предупрежу.

— Я не смогу, — лепечет девушка.

— Ты сможешь. Прекрати в себе сомневаться, иначе никогда и ничего не добьёшься, Лика! Я буду с тобой на связи, по любому вопросу можешь звонить.

— Ладно, я попробую.

— Спасибо. У тебя всё получится.

— В девятнадцать лет как-то страшновато.

— Знаю, что страшно, но это твоя точка роста, Лика. Мечты должны исполнятся, но добрый волшебник не придёт. Нужно иметь смелость воплощать даже самые сумасшедшие мечты.

— Я постараюсь.

— Что у вас с Максом? — смягчаю тон.

— Не знаю, — тушуется. — Он подкатывает, я откатываюсь. Боюсь.

— Золотой мальчик? — улыбаюсь, на что девушка согласно кивает. — Думаю, тебе нечего бояться. Не помню, чтобы кто-то его так цеплял. Ну и я яйца оторву, если обидет. Снова твоё боюсь. Я вот не боялась, осталась с разбитым сердцем, но ни о чём не жалею, Лика, как бы ни пыталась.

— А вы…

— Мы расстались.

— Прости.

— Всё хорошо. В общем, Макс — хороший парень при всём своём амплуа бабника. Кстати, — вспоминаю про карту, которую мне дал когда-то Словецкий и которую я не использовала ни разу. — Как увидишь Марка Алексеевича, передай ему, пожалуйста, Лика. И потом ещё Артём привезёт тебе ключи от машины, их тоже.

— Хорошо.

— Пошли с преподавательским составом познакомлю.

Часть ребят уже была здесь, готовясь к занятиям и прописываям план.

— Ребята, привет, — обнимаюсь с присутствующими. — Смотрите, дело такое. Я уезжаю в тур, а школа остаётся на вас. За себя я оставляю Лику Павловну. Она будет решать все текущие вопросы, будет на связи со мной.

— А как же учёба?

— Я договорилась. У меня огромная просьба: помогайте ей, ребят. Я в вас верю, когда вернусь, мы с вами всё отметим и взорвём.

Очень на это надеюсь.

Ребята ничего не понимают и находятся в какой-то прострации, обнимая и желая удачи.

— Люба, можно тебя, — зову на отдельный разговор.

Мы отходим в сторонку.

— Люб, ты же тоже в фонде на базе университета участвуешь? Только в другом детском доме, да?

— Да. Ты хочешь, чтобы я в твоём занятия проводила?

— Если ты сможешь. Я даже платить могу.

— Дана, прекрати. Конечно, проведу.

— Я сейчас заеду туда, передам твои данные. Я буду переводить тебе деньги для детей. Сможешь закупаться?

— Конечно, Дан.

— Отлично, спасибо тебе большое! — обнимаю одногруппницу.

— У тебя что-то случилось, что ты так сбегаешь?

— Да.

— Поняла, надеюсь, всё будет хорошо.

— Я тоже надеюсь, Любаш.

Пожелав ребятам удачи, я быстро доезжаю до магазина, где набираю вкусняшек и подарков, а потом до детского дома.

Для начала общаюсь с Татьяной Павловной. Женщина искренне радуется за меня, благодарит, что я нашла замену м сетует, что детки всё же расстроятся.

— Я буду звонить по видео им, когда Любаша будет проводить занятия. А через пару месяцев вернусь.

— Конечно, Даночка.

— Я им подарки принесла. Сейчас проведу последнее занятие и сообщу.

— Хорошо, Даночка. Спасибо.

Ребятня бежит со всех ног обниматься.

— Дана, мы соскучились.

— А я как! — обнимаю эту гурьбу. — Так, сначала у нас занятие, а то станете колобками.

Мы проводим урок, который отличается от обычных. Смеёмся, бесимся, а в конце я всё же сообщаю ребятам новость.

— Мои хорошие. У меня для вас новость. Мне надо уехать на какое-то время. У меня будет тур, где я буду выступать. У вас занятия будет проводить другая девочка — Люба. Она очень хорошая, вам понравится.

— Ты нас бросаешь?

— Конечно, нет. Я приеду через пару месяцев, и мы с вами продолжим. Будем созваниваться по телефону, когда Люба будет приходить. А еще я вам сувениры привезу. Договорились? Только пообещайте, что будете вести себя хорошо.

— Обещаем, — с грустью произносит ребята.

И я готова сдохнуть в этот момент, потому что куча людей расстраивается из-за моего отъезда, я меняю кучу планов, но и оставаться я не могу.

Мы с ребятами ещё несколько часов едим сладости, бесимся, играем, а потом вдоволь наобнимавшись, я, наконец, еду к себе домой. Нахожу силы для этого.

Там меня ждут Артём с Викой и Тёмка. Ему я тоже купила подарок.

— Вау, такой, как я хотел, — активно радуется малыш. — Дана, спасибо!

Ребята молчат, не зная с чего начать. Я тоже молчу, пока Вика не начинает меня крепко обнимать.

Цепляюсь за неё, как утопающий за соломинку.

— Тихо, тихо, — гладит по волосам.

Я держу себя, потому что скоро все глаза выплачу.

— Ой, всё, — размахиваю руками, чтобы слёзы отступили.

— Ребята, я уезжаю.

— Чего? — недоумённо смотрит Артём. — Куда?

— С Леоном в тур. Не могу тут оставаться. Не могу продолжать жить, как жила, делая вид, что всё в порядке.

— А как же учёба, детский дом, клуб?

— Я всё решила. В детском доме будет вести одногруппница, в школе за главную Лика. Всё равно без Словецкого там ничего не решится. В университете проблем не будет.

— Вау. Быстро ты. Когда вернёшься?

— К лету точно вернусь. К диплому. Вы можете жить у меня, заодно за квартирой присмотрите.

— Спасибо, Вик. Мы к твоему приезду съедем.

— Воронова, иди в жопу, умоляю, — смеясь прошу я. — Тём, у меня просьба. Отвезёшь ключи Лике? Я ей карту отдала, она Марку это всё передаст потом.

— Хорошо, Дана. Когда самолёт?

— Ночью.

— Быстро ты.

— Да, если до его воспалённого мозга дойдёт вся суть происходящего, не рассказывайте обо мне ничего особо. Не хочу. Не знаю, как часто буду выходить на связь…

— Ты давай завязывай.

— Тём, ты уже не несёшь за меня ответственность, — смеюсь я.

— Я теперь всегда за тебя её чувствую. Плюс, ты мне вон как помогла, — обнимает Воронову.

— Я рада за вас, — искренне улыбаюсь, хоть и слабо.

Есть не хочу, пью кофе и съедаю Викин манник. После душа собираю вещи. Беру много всего разного, потому что не знаю, что может пригодиться. Вечер провожу в компании ребят и мелкого, который очень расстраивается, но обещает ждать меня. Когда приходит время выезжать, я крепко обнимаю ребят, успокаиваю плачущую Вику.

— Прекрати, я же не на всю жизнь. Всё, люблю вас.

Леон хмурится всю дорогу. Мы заезжаем к Людмиле Павловне.

— Давайте, ребятки, не подведите. Будьте гордостью страны, а ты и ВУЗа. Об учёбе не беспокойся.

Людмила Павловна крепко прижимает меня, и мы едем в аэропорт.

Еду с абсолютной пустотой внутри.

— Чего хмурый?

— Готовлюсь успокаивать твоё нытьё.

Усмехаюсь. Всё возможно. Но я с каждой секундой убеждалась, что это лучшее решение. Держусь на регистрации, пока идём до самолёта, когда садимся. Лишь когда взлетаем, я ухожу в туалет, где рыдаю белугой. Не могу взять себя в руки, кажется, целую вечность, но в какой-то момент слёзы заканчиваются.

Хотела ли я, чтобы Марк догнал, остановил меня, прижал? Нет. Не после Николь. Я хотела, чтобы всех этих последних дней просто не было. Я не ждала его ни при регистрации, ни при посадке. Было больно. Очень больно. Хотелось выйти из самолёта, пока он летит и рассыпаться на миллион частиц. Больно осознавать, что он больше не часть моей жизни. Что мы больше не будем вместе. Что он не прижимёт меня и не поцелует.

Останавливаю себя. Дана, так нельзя. Ты жила до него, проживёшь и после. А та Дана, которая была с ним как раз и разбилась на картинге, застрелилась в тире и даже не села в самолёт. Только это больше не я.

Леон понимающе смотрит, целует в волосы и крепко обнимает, поддерживая. Давая понять, что я сейчас не одна. И это было очень важно для меня. Мне чуть лучше, а Алаев решает меня отвлечь по максимуму.

— Я тебя кое с кем познакомлю, — обещает Леон, открывая фото женщины с маленькой девочкой, которая была смутной копией Леона. — Это моя жена и дочь.

— Что? — взвизгиваю я. — И ты молчал?

— Не ори. Так вышло. Познакомлю как раз. Они во Франции живут.

— Обалдеть. Вы прям расписаны?

— Да.

— Обалдеть. Вот ты жучара!

Перелёт проходит спокойно, а все личные переживания я смыла в туалете. Смотрю в иллюминатор, раздумывая о том, как быстро в жизни всё меняется. Ещё неделю назад я и подумать не могла, что брошу всё и улечу в тур. А сейчас не представляю, как могла бы там остаться.

23

В аэропорту Франции нас встречает жена Леона с дочкой. Трёхлетняя девчушка вырывается и бежит к Алаеву.

— Папа!

— Эмилечка, — подхватывает дочь.

— Я соскучилась. Quel genre de tante est-ce? (Что это за тётя?) — резко переключается на французский.

— Это моя подруга, Эмилия. Говори при ней по-русски, ma chérie (моя конфетка).

В это время к нам подходит шикарная девушка. Тёмно-каштановое каре, серо-голубые глаза, чуть пухлые губы, которые красиво сужались к краям. Кожа была смуглой, а ростом девушка была примерно как я, а это добрых метр семьдесят, а фигура была очень красивой. В ней всё как-то было очень гармонично.

— Привет, Леон, — целует в щёку, стоя на цыпочках. — Здравствуйте, Дана. Леон много про вас рассказывал.

— Наверное, ничего хорошего, — знаю я этого языкастого.

— Да нет, почему же, — смеётся девушка. У неё очень красивый грудной тембр голоса.

— Моя жена — Анжела, — крепко прижимает её к себе.

Такого Леона я ещё не видела. Он сразу превратился в мягкого котика.

— Очень приятно. Надеюсь, я не помешаю.

— Нет, конечно. Я рада познакомиться хоть с кем-то из окружения Леона.

— Только давай на ты.

— Хорошо.

— А я Эмилия.

— Какая ты красивая, — улыбаюсь, трогая девочку за косичку.

— Ты тоже.

— Так, ну всё, поехали домой.

Леон садится за руль после недолгих споров с Анжелой. Эмилия всю дорогу рассматривает меня, а Анжела попутно проводит экскурсию. Через двадцать минут мы подъезжаем к милому крупному дому.

— Какой милый у вас дом!

Он был словно из сказки. Как у принцессы. Даже не описать словами.

— Спасибо, — улыбается Анжела.

Леон проводит мне экскурсию, показывает мою комнату, пока Анжела накрывает на стол.

— Идёмте поедим.

— Я — пас, спасибо большое. Можно я в душ и спать.

— Дана, если ты сдохнешь от голода, я тебя на заднем дворе закопаю.

— Леон! — трескает его по руке Анжела.

— Всё в порядке, я привыкла к этому хаму.

— Сто такое сдохнешь? — милейшим тоном спрашивает Эмилия.

— Эмилечка, это я неправильно сказал. Я имел ввиду схуднешь.

— А это сто ещё такое?

— Это как ты. Маленькая, худенькая.

— Но ты меня все лавно любишь.

— Конечно, ma chérie.

Леон шпарил на французском, как на родном. Это я поняла по разговору с дочерью, общению в аэропорте.

— И, правда, Дана. Давай перекусим хоть немного.

— Ладно, уболтали.

Сажусь за стол, где Анжелика уже налила всем вкусный травяной чай, нарезала красивый овощной пирог и предлагала жаркое.

— Милая, как я соскучился по твоей еде. В этих ресторанах готовят какую-то дрянь.

— А сто такое длянь? — снова подаёт голос Эмилия, а Анжелика уже прожигает насквозь Леона.

— Я сказал дань, дочь. Дана, Дань, усекла?

— Усекла, — кивает головой малышка, а мы смеёмся.

— Анжела, всё неимоверно вкусно. Спасибо большое!

— Пожалуйста, Дана. Там на втором этаже ванная. Можешь занять её, Леон, если что, на первом в душ сходит.

— Да, Данайка, ты отдыхай, сегодня-завтра на прийти в себя, а потом репетируем. У нас буквально неделя.

— Хорошо, Леош. Напиши, пожалуйста, Вике, что всё хорошо.

Он кивает, и я удаляюсь, чтобы они провели время наедине с семьёй.

В ванной очень атмосферно. Маленькое окошко, через которое видно звёздное небо Франции. Я приоткрываю его, создавая контраст с горячей водой.

Сама комната обставлена, как в журнале. Всё в нежно-розовом и кремовом оттенке. Ванная выложена мрамором, у окна стоит шикарная чисто-белая ванна, кремовая тумба, зеркало в оправе под золото, а окна закрыты шторами кофейного цвета. Я была в эстетическом восторге.

Валяясь в ванне, я упорно отгоняла мысли о доме, о Марке, но постоянно возвращалась к ним. Вспоминала его сильные руки, губы, голубые глаза, когда-то казавшиеся колючими. Резко погружаюсь под воду, заставляя себя не думать. Я приехала сюда забыть, а не вот это вот всё.

Вдоволь навалявшись в кипятке, я ложусь спать. Моя комната выполнена в примерно таких же тонах. Вообще весь дом сделан в таком стиле. Думаю, тут постаралась Анжела. У Леона всё было бы чёрным.

Засыпаю, к удивлению, моментально. Сплю без сновидений, что и к лучшему, но просыпаюсь, как всегда рано, несмотря на смену часового пояса.

Анжела уже была на кухне, к моему удивлению, как и Эмилия.

— Доброе утро, — улыбается жена Леона.

— Bonjour, — смешно здоровается Эмилия.

— Доброе утро.

— Эми мы учим обоим языкам.

— А ты родилась во Франции?

— Нет, я родилась в России, но мы с родителями переехали, когда мне было шесть, но учили родному языку и традициям. И мы Эми рассказываем о России. Надеюсь, когда-нибудь приеду в гости.

— Здорово. А почему…

— Почему он скрывал? Его родители против.

— Ну, конечно. Как я не догадалась. Его мама — очень властная женщина.

— Да, — задумавшись о чём-то соглашается Анжела. — Леон, вроде, говорил, что у тебя там учёба, работа.

— Да, я всё бросила и сбежала.

— Были причины?

— Очень веские.

— Понятно. Я рада познакомиться хоть с кем-то из его мира, Дана.

— Я тоже рада. Узнала о вас только в самолёте. Даже мне не доверил. Он другой с вами, — улыбаюсь. — Так то он засранец знатный.

— Есть такое, — улыбается Анжела, протягивая мне чашку кофе.

— Спасибо.

Не успеваю сказать ничего, как спускается Леон. Целует девчонок, усаживаясь за стол.

— Эми, это кто? — спрашивает у дочери, которая что-то рисует.

— Это ты, папа.

— Леон, копия, кстати.

— У меня не получается налисовать домик.

— Давай помогу, — предлагаю девчушке.

— Давай.

Сажусь рядом с ней на стул, начиная вырисовывать красивый дом с окнами и дверями.

— Есё лисуй делево.

Рисую целый лес.

— И большую собаку.

Когда заканчиваю рисунок, Эмилия вручает его Леону.

— Папа, это тебе, — мы дружно начинаем хохотать.

— Спасибо, дочь. Ты такая умница.

— Je t'aime, papa (Люблю тебя, папа), — и удаляется.

— Мне надо купить здешнюю симку.

— Купим. Подключись пока к сети, позвони всем, кому надо. Только умоляю, сопли не жуй.

— Леон! — стучит его Анжела по плечу, а я просто игнорирую.

Звоню только Людмиле Павловне, чтобы женщина не волновалась.

Вечером мы едем по пригороду, где жили ребята. Воздух здесь космический. Красивые улочки, деревья. За непринуждённой беседой время летит неимоверно быстро.

На следующий день слышу, как ребята размышляют, как было бы здорово сходить куда-нибудь, но Эми явно не даст спокойно провести время.

— Так давайте я посижу. Я же сидела с маленьким Тёмкой. Это сын подруги — мой крестник, — поясняю я.

— Уверена, что справишься?

— Ты дурак? Я на педагога отучилась. И в детском доме занятия вела.

— Точно.

— Было бы здорово. Нам особо некого просить.

— Конечно, посижу. Отдыхайте на здоровье.

Анжела даёт краткие наставления по режиму и запретам, и они уходят.

Эми оказывается чудесным ребёнком. Видимо, в маму. Будь она в Леона, я бы повешалась. Мы рисуем, танцуем, играем. Вечером я укладываю девочку спать, рассказывая сказку о принцах и драконах. Вырубаюсь рядом с ней, поглаживая по красивым кучеряшкам.

Просыпаюсь, когда Леон треплет меня по плечу.

— А, что, да, прости, — подскакиваю я.

— Иди к себе. Здесь же не удобно.

— Иду.

Анжела стоит на выходе. Довольная и счастливая.

— Спасибо большое, Дана, мы так здорово провели время. Надеюсь, Эми вела себя хорошо?

— Более чем. Брось, не за что. Обращайтесь, мне не сложно.

Два дня истекают, и мы начинаем подготовку. Репетитуем танцы, а я предлагаю что-то новенькое в готовые композиции Леона. Парящие ремни, обручи — в общем, всё из своей стихии. Переодически Леон недовольно бурчит, но соглашается, что будет красиво. Долго над программой мы не раздумываем, но на репетиции уходит около трёх недель, к концу которых я чувствую дикую слабость. Эмоциональные качели никуда не исчезает, а становятся только хуже. Я старательно скрываю всё это, плача в подсобках, туалетах и своей комнате. Когда я пару раз чуть не ныряю с кольца прямо на пол, понимаю, что происходит что-то неладное. Анжела с Леоном косятся, когда одним ранним утром я отказываюсь от кофе, а потом и вовсе бегу в туалет, выворачивая пустой желудок.

— Анжел, у тебя есть тест?

Алаева молча кивает, копошась в аптечке.

— Какой тест, Леон, ты о чём? Я таблетки пила.

— Угу. Ты, кажется, болела на новогодних?

— Да.

— Пила антибиотики?

— Да, причём тут это?

— Они ослабляют действия противозачаточных, Дана, — говорит Анжела, а сердце ухает в пропасть.

Анжела протягивает тест, пока я судорожно открываю свой календарь, понимая, что у меня задержка. Молча забираю из рук девушки и со страхом плетусь на второй этаж.

— Мало ли, всё же перелёт, стресс. Сбои могут быть, — успокаиваю саму себя.

Сажусь на пол в ожидании результата, пока мне звонит Люба.

— Итак, ребята. Вот и Дана!

— Дана-а-а, приве-е-ет!

— Привет, ребятки! Как я рада вас видеть. Вы Любу слушаетесь?

— Да, — нестройным хором сообщают, что Люба подтверждает убедительным кивком.

— Мы новый танец разучили для тебя.

Ребята показывают новую постановку, и я едва сдерживаю слёзы.

— Какие вы молодцы! Я горжусь вами!

Ребята наперебой рассказывают мне истории о том, как Петька шлёпнулся с дерева, а Анечка смогла сесть на шпагат, как они подрались, разглядывая проявляющуюся вторую полоску.

— В общем, Дан, всё хорошо. В школе тоже хорошо, Лика отлично справляется, но мы ждём тебя!

— Конечно, Люб. Спасибо большое. Я вас всех обнимаю!

Кладу трубку, и больше не держу слёзы. Я не знаю, как это возможно. Я даже толком понять не могла, что за эмоции испытывала. В первую очередь, конечно, страх. Но с другой стороны где-то в глубине души зарождалась крошечная радость. Радость, что частичка Марка со мной. Того Марка, которого я знала и любила.

— Дан, всё хорошо? — спрашивает Анжела.

— Да, сейчас выйду.

Умываюсь и прячу тест у себя в комнате.

Ребята понимают всё по одному моему виду. Расстроенно-счастливому.

— Я договорюсь с врачом, — выходит Леон.

— Я испытывала примерно такие же эмоции, — успокаиваете меня.

— Я… просто мы с отцом ребёнка не вместе, и говорить ему я не собираюсь.

— Что у вас случилось?

Я рассказываю вкратце, не сдерживая слёз. Леон просто забирает Эми, уводя гулять во дворе. Анжела приобнимает меня.

— Я думаю, стоит всё же сказать. Даже если не сейчас. Пусть сам решает, какое место занимать.

— Сначала тур. Потом посмотрим.

— Тебе нельзя, наверное.

— Можно. У нас не такие великие нагрузки.

— Я бы побоялась. Я чуть не потеряла Эми на шестом месяце. Мать Леона тогда хорошо постралась. Она и до этого не сдерживала себя, — я вижу, что девушке с трудом даются слова. — С тех пор мы живём тут, а Леон про нас никому не рассказывает. Чтобы не вмешалась мать, не лезли журналисты. Оберегает наш покой, как может.

— Да, Ада Бориславовна очень тяжёлый человек.

— Я переживаю, что он с ними не общается, но Леон категорически против.

— Если честно, я поражена тому, как он с вами меняется. Больше ни с кем его таким не видела.

Анжела улыбается, с любовью глядя на мужа и дочь.

А я решаю плыть по течению. Ребята отвозят меня в больницу, где беременность подтверждается.

— Срок маленький, около пяти-шести недель, — переводит мне Анжела.

— Спроси про тур.

— Нагрузки не противопоказаны, но нужно быть очень осторожной, особенно не утруждать мышцы живота, пресс. Поберечься от эмоционального стресса. Вот необходимые препараты и витамины.

Я киваю. На всё.

До дома едем молча. Лишь за обедом Леон говорит, что надо переносить тур.

— Я буду танцевать.

— Нет. Это опасно. Сама потом пожалеешь.

— Я буду, Леон. Я не просто так всё бросила дома. Всё будет хорошо. Заменим какие-то сложные элементы на что-то попроще.

— Дана…

— Не обсуждается, Леон. Думаю, месяца два у нас есть, пока не будет видно живот, и пока я смогу крутиться на обруче, а не срывать его.

Леон тяжело вздыхает. Впереди нас ждёт двухмесячный тур.

24

С Ликой по поводу школы мы созваниваемся каждую неделю. Она рассказывает новости, просит совета, узнаёт как дела.

— Ты отдала?

— Да.

— Спасибо.

— Он был удивлён всему происходящему, но ничего не сказал.

— Хорошо.

Она согласилась на отношения с Максом, и сейчас у них был период притирок. В клубе всё тоже было хорошо. Лика нашла свой стиль и подход, и посещаемость с выручкой не упала.

Артём подыскал квартиру, попутно открывая своё агентство. Вика успокоилась на тему неправильности их отношений.

Людмила Павловна просто была рада меня слышать, но о беременности я не сказала никому.

Наш тур начался в конце февраля. Выступления преимущественно проходили в театрах и дворцах культуры. На выходные мы возвращались домой к Леону, так как он очень скучал по семье.

На одном из выступлений у нас брала интервью русская журналистка для новостного блога о культуре.

— Даная, позволь спросить, на Родине ваш роман с крупным бизнесменом Марком Словецким активно обсуждался, помню, баже статьи какие-то были. Скажи, неужели всё?

— Вы знаете, — с улыбкой произношу. — Всё хорошее имеет свойство заканчиваться, как и наш роман с Марком. Я очень ему за всё благодарна, это была одна из самых ярких глав моей жизни.

— Сейчас твоё сердце свободно?

— Нет, — оно занято. Любовью к нашему общему ребёнку, о котором никто не знает.

Несколько раз Вика хотела мне рассказать, что там узнал Артём, но я останавливала её. Сейчас я успокоилась, полност погрузившись в танцы и предстоящее метеринство. Много читала, часто сидела с Эми, отпуская ребят побыть вдвоём. Леон переживал за меня, и все выступления он старался беречь меня больше обычного. Настаивал на страховке, которой я никогда не пользовалась. А я? А я обрела крылью и второе дыхание.

Здесь же делаю первое узи, на котором мне говорят, что с малышкой всё хорошо. Никаких отклонений. Малышка. Девочка. Дочь.

Когда время приближается к семнадцатой недели наш тур заканчивается. Гонорары выливаются в колоссальные цифры. Алаева боготворят, как и меня. Я отдыхаю с ребятами ещё около месяца, зазывая в гости, гуляю с Эмилией, мы делаем красивые фотографии, которые я обещаю никуда не выкладывать, рассказываю ей о России. Анжела мне очень нравится. Но когда приходит время, ребята провожают меня в аэропорт.

— Спасибо тебе за всё, — крепко обнимаю Леона.

— Это тебе спасибо. Всё же нам по судьбе написано друг с другом в паре танцевать.

— Анжела, спасибо. Приезжайте, не пожалеете.

— Я с удовольствием, если Леон решится. Очень рада познакомиться и подружиться с тобой, Дана. Я бы очень хотела иметь такую подругу.

— Я всегда на связи, — улыбаюсь и обнимаю девушку.

Эми прикипела ко мне, как и я к ней, и мы плачем, обнимаясь, но я обещаю приезжать в гости.

— Девочка моя, я тебя познакомлю с одним хорошим мальчиком. Его зовут Артём.

— А точно плиедешь?

— Точно, малышка. Я никогда не обманываю.

— Papa, on va rendre visite à Dana? (п

— Посмотрим, конфетка.

Переглядываемся с Анжелой, так как Леон сдвинулся с мёртвой точки.

— Я буду звонить тебе, хорошо?

— Холошо.

Обнимаю Анжелу, а потом Леона.

— Данка, очень тебя прошу, не впадай снова в депрессию, когда пересечётесь. Ты большая молодец, но это того не стоит, — обнимает и гладит по плечу.

— Спасибо, Леон. Без тебя я бы сдохла раньше, чем узнала о беременности.

— Ему расскажешь?

— Всё равно узнает.

— Простишь?

— Вряд ли, — широко улыбаюсь. — Слишком много боли он мне причинил. Да и потом, не факт, что он всё узнал и я сейчас ему нужна.

— Всегда звони, если что. Мы всегда ждём в гости.

— И я. Правда, Леон, приезжай. Сколько ты будешь скрывать их от всех? Разберёмся с Адой.

— Посмотрим. Я просто очень боюсь их потерять, Дан.

— Я всегда тебе помогу, ты же знаешь, что я не боюсь твою маму, — смеюсь я.

— Знаю. Ну всё, удачи. Позвони сразу, как прилетишь. Зря ты никому не сказала.

— Хочу сделать сюрприз, Леош.

Машу ребятам на прощание, садясь в самолёт, который вернёт меня на Родину.

25

Самолёт приземляется в пять вечера, и я уже предвкушаю пробки до дома. Вызываю такси, ощущая тяжесть от жары. Мне было грех жаловаться на беременность, несмотря на все приметы о том, как тяжело носить девочек. Сейчас я уже чувствовала её шевеления и тычки.

— Сейчас, малышка, — поглаживаю слегка округлившийся живот. — Мне тоже тяжело.

Мы с Леоном успели аккурат к моменту, когда прошёл льготный период, и живот стал более заметным. Таксист приезжает через семь минут, помогая загрузить сумки.

Дорога занимает целый час, и я даже в самолёте не так выдохлась. У подъезда вижу машину Артёма и прошу водителя подождать немного, пока за моими вещами спустятся.

Всю дорогу до квартиры предвкушаю реакцию ребят. Когда Вика открывает дверь, то первые две секунды неверяще смотрит, а потом кидается обниматься. А потом снова неверяще смотрит, натыкаясь на живот. Уж она то точно сразу смекнула что к чему.

— Поговорим обязательно. Тёмыч, привет, — обнимаю мужчину. — Спустись, пожалуйста, за моими вещами.

— Привет, конечно.

Ерёмин тоже обнимает меня, но до него не сразу доходит. Я специально надела максимально свободную футболку, которая была мне, как туника.

— Артёмка, привет, — присаживаюсь на корточки, обнимая мелкого. — Как дела?

— Хорошо, — чётко выговаривает букву "р".

— Вау! Какой молодец. Ты постарался к моему приезду!

— Да, — жмётся мелкий, и я вместе с ним иду в комнату.

— Дана! Тебе нельзя!

— Отвянь, — смеюсь я.

Артём заносит мои сумки.

— И ты сама их тащила? — с важным видом спрашивает Артёмка.

— Ну, как сказать. Там Леон. В такси водитель загрузил. Тут ты. Получается, что нет. Ну, рассказывайте, как у вас дела? — перевожу тему, пока тянусь к сумке, где у меня подарок для Артёмки.

— Ух ты-ы-ы! — вопит мелкий, разглядывая огромную машинку. Знаю, что такой у него не было.

— Она на пульте управления, — вручаю малышу, объясняя что да как, и он идёт гонять машину.

— Так как дела-то? — спрашиваю, игнорируя осуждающие взгляды ребят.

— Хорошо, — начинает Артём. — Потихоньку набирает обороты агентство, в нашей квартире практически закончился ремонт, так что скоро мы съедем.

— Артёмка в сад ходит, начал выговаривать букву "р". Я вернулась на прежнюю работу, — бросает, и ждёт реакции.

— Здорово, молодцы! Кстати, я вас не гоню, вы мне не мешаете, — но не дожидается.

Нахожу в сумке алкоголь, купленный Артёму и косметику для Вики.

— Это, кстати, вам.

— Спасибо. А ты как?

— Ой, хорошо. Мне так понравилось во Франции, очень красиво, дом Леона в пригороде, там воздух чистейший, он, кстати всех в гости звал, когда отмечал окончание тура. Мы очень хорошо выступили, думаю, вы видели всё, — наконец, Вороновой надоедает мой трёп.

— Какой у тебя срок? — в лоб спрашивает подруга.

— Экватор, — смеюсь я.

— Ты… почему ты молчала? — кажется, она обиделась.

Ладно, выключаю ненадолго дурочку.

— Прости, Вик. Я узнала только в конце февраля. Потом привыкала к этой мысли. Да и тур выматывал знатно.

— Как ты вообще на тур решилась?

— Мы просто сгладили все страшные и опасные моменты, да и анализы хорошие. Леона я не могла подвести.

— Ты дура? Леона она не могла подвести.

— Да, Вик, ты прекрасно знаешь почему так. Он меня никогда не бросал, даже сейчас. Если бы была какая-то угроза, я бы на это не пошла.

— А если бы ты упала с обруча? А если бы что-то повредила? А если…

— Не упала и не повредила, Вик. Всё хорошо.

Артём молча наблюдает за нашей перепалкой.

— Марк всё знает, — выдаёт он, и это страшнее обручей и ремней. — Он пробухался, потом сделал экспертизу фотографий, потом поймал Николь на слежке. Она знала, когда ты была без охраны и знала, куда бить. И в тот день следила за ним, чтобы забрать его из бара. Короче, эта сука всё просчитала, но, когда Лика вернула ему ключи и карту, кажется, он о понял, что что-то не так, и только после этого начал разбираться.

— Ну здорово, — весёлым тоном сообщаю я. — Что все всё знают теперь.

— Дана, перестань себя так вести, — у Вики уже пар из ушей. — Я вижу, прекрати.

— Что прекратить? Вик, я четыре месяца заново строила почву под ногами, что я должна прекратить? Или мне теперь растаять моментально, от того что Марк Словецкий всё знает?

— Он, — снова встревает Тёма. — Как бы помягче сказать… он понял, что всё потерял. Когда узнал всё и о Франции, и о Нике, хотел полететь следом, но увидел твоё интервью.

Да, я понимаю о каком интервью идёт речь.

— Ты прав, Тём. Он всё потерял. Ладно, давайте о чём-то позитивном.

— Кто у тебя?

— Девочка, — улыбаюсь самой счастливой улыбкой.

— Дан, ты же понимаешь, что теперь он точно не оставит в покое? — снова серьёзно продолжает Артём.

— Догадываюсь. Ребят, больше не о чем поговорить или что? Я разберусь с ним, не переживайте. И вообще я в душ.

Наслаждаюсь домашней атмосферой. Всё-таки дом есть дом. Я понимала реакцию Вики, потому что сейчас я просто игнорировала проблемы. Во Франции я засунула это всё глубоко-глубоко, и сейчас делала вид, что мне абсолютно плевать, хоть это и было не совсем так. Я пока не знала, что буду делать дальше, но точно знала, что справлюсь.

Леон, как оказалось, переписал на меня свою машину, на которой ездил здесь, поэтому средство передвижения у меня было, значит, уже завтра я поеду вершить дела. Но для начала нужно встать здесь на учёт.

Вика кормит меня до отвала, а вечером мы идём гулять. Пока Артёмы убегают вдаль, я всё же дёргаю Вику за рукав.

— Вик, прости. Правда, прости. Просто мне так проще.

Она угрюмо смотрит вперёд.

— Я с тобой каждым важным моментом жизни делалась.

— Я тоже, Викусь. Но здесь просто другой случай. Ты же понимаешь, что я и переживала, и не знала, как быть.

— Да понимаю. Леон то как позволил?

— У него выбора не было, — смеюсь я. — Этот жук тоже свои скелеты прячет в шкафу, но я не могу пока рассказать. Он просил молчать, хотя я думаю, что скоро сам всё расскажет.

— Да, вы, конечно, даёте.

— Прости, Вик, — обнимаю подружку. — Крёстной будешь?

— Конечно. А ты думала кого-то другого позвать?

— Конечно, нет. Никого, кроме тебя. Леоныча, если приедет. Завтра в больницу пойду, — я могла бы и сама, но знаю, что ей будет приятно. — Сходишь со мной?

— Конечно.

После перелёта я всё же быстро вырубаюсь, а рано утром еду в платную клинику, чтобы встать на учёт. Выбирала ещё во Франции. Не самая дорогая, но мне понравилось.

Быстро заключаю договор, внося деньги. У меня забирают документы из Франции, снова берут анализы и проводят УЗИ.

— У вас всё прекрасно, мамочка. Самочувствие как?

— Отличное!

— Это прекрасно. Вижу, вы прям позитивная — это правильно.

Мой доктор рассказывает мне всё необходимое сейчас и просит звонить на случай, если что-то будет беспокоить, пока я счастливо рассматриваю снимки УЗИ.

Она уже сейчас кажется такой большой. Вика ждёт за дверью, и я показываю ей фотки и большой палец вверх. Артём отвозит меня до стоянки, где Алаев бросил свою машину.

— Всё, спасибо, ребята. Вечером увидимся.

— Если что, звони, — просят они.

Я счастливая еду в детский дом к ребятам, которым привезла сувениры из Франции. По пути заезжаю в магазин, покупая им ещё сладости.

— Татьяна Павловна, здравствуйте! Рада видеть вас!

— Даночка, видела ваши выступления, молодец! Ты всё, окончательно вернулась?

— Да!

— Отлично. Детки постоянно спрашивают про тебя! Но я так понимаю, что занятия ты вести не сможешь, — я надела чёрное лёгкое платье, которое должно было прятать живот, но зоркий глаз директора всё же увидел.

— Я пока не знаю, как это всё будет, но занятия будут проводиться обязательно. Возможно, на базе школы уже что-то организую.

Вряд ли Словецкий заберёт её у меня. Может даже не офомлять на меня, мне не надо.

— Марк Алексеевич сделал ремонт, заезжал несколько раз, взял нас под полную опеку.

— Здорово, — я не особо удивлена. Марк всегда держал все обещания, кроме одного — быть со мной всегда и верить.

— Привет, — расставляю руки для ребят.

Они плачут, смеются, а я вместе с ними.

— Как я рада видеть вас!

— Дана! Наконец-то ты вернулась.

Я дарю им подарки, мы болтаем, слушаю их новости, показывая видео с наших выступлений.

— Ты такая красивая.

Я нравилась даже самой себе. Красивая укладка, макияж. Как узнала о беременности, я вообще словно сиять стала. Нет, вернее, когда приняла её.

Старшие сразу смекают что к чему, и одна из девочек спрашивает:

— Ты же беременна? Ты нас бросишь?

— С чего ты взяла?

— Ну у тебя будет свой ребёнок. Зачем тебе мы? Мы чужие.

— Вы мне не чужие, Анют. Я вас не брошу. Буду всегда приходить. Я хоть раз обманывала?

— Нет.

— Ну вот.

Провожу добрые три часа здесь, а перед уходом вручаю конфеты и алкоголь Татьяне Павловне.

— Ой, Даночка, не стоило.

— Стоило!

Следующая моя точка — школа. Лика должна быть там как раз. Стараюсь пройти незамеченной до самого кабинета.

— Лика Павловна, здравствуйте.

— Дана? Ты? Привет, — бежит девушка обнимать меня, и её глаза тоже расширяются. — Могу поздравить?

— Поздравляй. Ну как дела?

— Всё отлично. У Макса всё хорошо, в клубе у нас всё отлично, здесь тоже прекрасно. Марку Алексеевичу я всё передела. Он часто заезжает, чтобы посмотреть, завезти документы. Насколько мне известно, сейчас он где-то в командировке. Я так рада за тебя! — Лика на самом деле искренне рада.

Мысленно выдыхаю. Есть небольшая отсрочка.

— Спасибо. А у вас с Максом как?

— Всё хорошо, — улыбается, смущаясь. — Спасибо тебе, что вселила какую-то уверенность. Мне кажется, это твой дар.

— Да брось. Просто я не обесцениваю то, что люди сами в себе обесценивают.

Лика ведёт меня по школе, где идут занятия. Мои одногруппники с радостью бегут обниматься, поздравлять, узнавать как мои дела. Общаюсь с ними, стоя на лёгкой изжоге. Ребята тактично не задают лишних вопросов.

— Скоро Макс приедет меня забрать, у нас же выступление. Дождёшься?

— Конечно, я помню. Поеду с вами, заодно девчонок увижу. Никто не ушёл?

— Нет, — улыбается. — Был период притирок.

— Класс. Я тогда в понедельник приеду, поговорим уже о работе, а в выходные, может быть, соберёмся все вместе.

— Хорошо.

Лика восторженно рассказывает всё подряд, потом также радуется нашему успеху, говоря, что Леон и я — два гения. Вскоре приезжает Макс, глаза которого выпадают из-под очков.

— Дана, блять?

— Вот это реакция, — ржу я искренне, пока этот медведь обнимает меня.

— Ты когда прилетела?

— Вчера вечером.

— Это что ещё такое? Из Франции все такие возвращаются?

Я заливаюсь диким хохотом. Реакция Волкова смешная до умопомрачения.

— Вот так бывает, Максим.

Мы доезжаем до клуба друг за другом. Я здороваюсь с девчонками. Вижу их удивление, но они тактично молчат. Обожаю их.

— Кстати, у меня для вас сувениры.

Каждой, включая Лику, привезла красивое нижнее бельё. А Максу алкоголь.

— С ума сошла? Это сколько стоит?

— Ты тур видел? Знаешь, сколько стоит? Думаю, бросить всё, и по турам ездить, — смеюсь я.

— Дан, посмотришь номер?

— Конечно, Лик.

Слушаю бубнеж Макса под офигенный номер Лики.

— Марк в курсе? — жуя яблоко спрашивает Волков.

— Нет ещё, — не отвлекаясь от номера, на автомате отвечаю.

— Че делать будешь?

— Не поверишь — рожать.

— Ты же знаешь, что он…

— Знаю. Вы ж ни о чём другом говорить не можете.

— Прости, просто переживаю за вас.

— Нас уже давно нет.

— А как же ребёнок?

— Это мой ребёнок.

— Ты же понимаешь, что он не оставит?

— Да что ж вы все заладили с этим Словецким. Он меня чудесно оставил почти полгода назад.

— Прости. Просто… — я знаю, что они все переживали. Только не о чем. Я выдержу его нападки и желание всё вернуть. — Хорошо, что ты вернулась, — обнимает Макс.

— Девчонки, номер отменный.

— Правда? — неверяще спрашивает Лика.

— Да, Лик. Ты — молодец. Леон тебя недооценивал.

Мы ещё недолго болтаем, а после я еду в конечный пункт на сегодня.

— Здравствуйте, Людмила Павловна!

26

— Даночка, девочка моя, — расцветает женщина. — Боже, ты ещё и беременна! Как я рада тебя видеть. Как я рада за тебя.

И только сейчас я себя отпускаю. Утыкаюсь в плечо женщине и тихонько плачу.

— Ну-ну, девочка моя. Прекрати! Тебе абсолютно нельзя нервничать! Федечка, поставь чай, пожалуйста.

Я удивлённо отрываюсь.

— Да, Федечка теперь живёт со мной.

— Я безумно рада за вас, — шепчу. — Здравствуйте, Фёдор Николаевич.

Людмила Павловна наливает нам чай, прося мужчину прогуляться до магазина. Федечка сразу смекает что к чему, быстро ретируясь.

— Видела ваши выступления. Вы — огромные молодцы. Как ты только смогла проделать это всё беременная? По ушам бы тебе надавать. Спасибо, что упомянула университет именя лично, девочка моя. Мне очень приятно. Кто у нас будет?

— Девочка, — широко улыбаюсь, гладя живот, где разбушевалась малая.

— Это такое счастье.

— А почему вы не спрашиваете про Марка?

— А зачем мне про него спрашивать? Он же не в курсе?

Отрицательно качаю головой.

— Всё равно ведь узнает.

— Я не буду скрывать от него. Если захочет участвовать, пускай. Но жить с ним я не смогу. Он ведь узнал правду.

— Не прошло и полгода! — возмущается женщина. — Честно признаюсь, он приезжал. Спрашивал что да как. Я лишь сказала, что разочарована. Как можно было допустить мысли, что ты можешь его предать?

Он приезжал. Хотел узнать. Жаль только, что мне от этого не легче.

— Ты правильно решила. Ребёнок страдать не должен. А начнёт давить, мы всё решим.

— Не думаю, что начнёт.

Всё же, до этой истории он всегда был лоялен ко мне и никогда не поступал гадко.

— Как быть с экзаменами?

— Сдашь теорию. Остальное так поставят. Мы все знаем и видели, на что ты способна.

Вскоре приходит Фёдор Николаевич. Мы чаёвничаем, я рассказываю о Франции, а они о своей жизни и работе. Отдаю сувениры под возмущения Людмилы Павловны, а перед уходом оставляю конверт с круглой суммой.

И жизнь постепенно возвращается в прежнее русло.

Теорию я сдаю на отлично, и в июле меня ждёт мой красный диплом. Квартира ребят готова, и они съезжают от меня. Я настолько отвыкла от одиночества, что сначала не знаю, куда себя деть, но понимаю, что это уже ненадолго.

Понимаю, что Лике нет особо смысла передавать мне дела, так как скоро мне в декрет. Конечно, я собиралась работать до самых родов, но всё же это не так долго. Лика просит занять своё место хотя бы ненадолго, чтобы она выдохнула, и я с радостью соглашаюсь. У меня энергии хоть отбавляй.

В один из дней, когда я как раз находилась в школе, изучая бумаги, в кабинет без стука и спроса кто-то входит. Я не сразу отрываюсь от бумаг, но когда перевожу взгляд, понимаю, что это Марк.

Усилием воли заставляю сердце биться ровнее, а лёгкие не забывать дышать.

Мысленно радуюсь, что будучи на шестом месяце беременности я всё же носила платья и каблуки. Вот и сейчас на мне было красивое чёрное платье, подчёркивающее уже очень заметный округлившийся животик. Небрежным пучком я похвастаться не могла, зато макияж с утра не зря делала.

— Здравствуйте, Марк Алексеевич, — и внешне, и внутренне я уже спокойна. Что он мне сделает? А нервничать мне нельзя.

— Дана, — слышу такой родной голос. Только сейчас он надломлен. — Привет.

Так просто. Словно с утра мы завтракали, а сейчас он заехал меня навестить.

Его взгляд устремляется на мой живот, и я понимаю, что он ничего не знал. Он растерян, не знает с чего начать.

— Лика попросила дать ей отдохнуть, поэтому мы не стали тебя дожидаться. Но, как видишь, долго я не смогу работать.

— Ты… От кого ты беременна? — серьёзно?

— Ну как это от кого, — развожу руками. — От тех, с кем тебе изменяла.

— Срок? — отрывисто спрашивает мужчина.

— Шестой месяц, Марк.

— В январе, — быстро производит подсчёт. — Но как? Ты же пила таблетки.

Если он сейчас меня ещё и в том, что я забеременела специально обвинит, я под землю провалюсь.

— Антибиотики ослабляют действие противозачаточных. Я не знала.

Он подходит ближе, а я всё также сижу.

— Дана, я…

— Так вот, — перебиваю, снова говоря о делах. Говорю про какие-то отчёты, занятия, мои предложения.

Словецкий молча слушает. Он почти не изменился. Разве что свет погасили.

— Дана.

Но я продолжаю.

— Дана! Я знаю всё.

— Да, я в курсе. Это здорово, так вот, я предлагаю…

— Не делай вид, что тебе всё равно, — глухо просит он.

Я всё же замолкаю. Смотрю на него изучающе.

— А что ты думал? Что я на шею тебе прыгну? Узнал — молодец. Сейчас мне это уже не интересно. Я всё выслушала тогда, в квартире. А потом посмотрела в квартире у Николь.

— Я не спал с ней. Я был в говно. Сначала не помнил, что к чему. Потом постепенно картинка сложилась. Она специально всё подстроила. Я бы не стал с ней спать ни при каких обстоятельствах. У меня на неё просто не встал бы.

— Спасибо за подробности, но это ничего не меняет, Марк.

— Я виноват перед тобой. Очень виноват, Дана. Я должен был сразу всё перепроверить, но ревность ослепила меня. Когда я узнал, что ты уехала, а Лика всё вернула мне, я задумался. Только тогда. Я идиот, урод, скотина, Дана, но я люблю тебя. Почему… Почему ты не сказала, что беременна раньше? Как ты вообще выступала? Это ведь мой ребёнок. Не ври, что не мой.

— Потому что тур уже был запланирован. И всё прошло хорошо… — встаю, так как чувствую, как мелкая начинает активно пинаться. Тяжело выдыхаю, закрыв глаза. — Кажется, кто-то поздороваться решил, — тихо говорю, чувствуя, как Марк кладёт руку мне на живот. Следует череда пинков изнутри, от чего я даже забываю дышать.

— Так кто у нас? — спрашивет Марк, а я с закрытыми глазами понимаю, что он улыбается.

— Девочка, — сейчас он должен расстроиться, ведь такие мужчины, как он, явно хотят наследника.

Но, когда я открываю глаза, понимаю, что ошиблась. Марк расцветает, широко улыбаясь.

Он боится моей реакции и моих слов.

— Ладно. Я знала, что разговора не избежать. Если захочешь участвовать в воспитании и жизни малышки, пожалуйста. Я препятствовать не буду.

— А если я хочу участвовать в твоей жизни?

— Нет, прости, Марк. Как прежде уже не будет. Я больше не готова мириться с ревностью, заскоками и прочим. Тем более, как показала жизнь, это ничего не приносит.

— Дана, я изменюсь, я обещаю. Я клянусь тебе всем.

— Ты уже обещал. Я была готова на всё ради твоего комфорта. Я даже из клуба согласилась уйти. А ты обвинил меня, ни в чём не разобравшись. Выкинул из своей жизни.

— Даночка, я — скотина. Я не отрицаю, но я не могу без тебя, — он делает шаг, разделяющий нас, и утыкается носом в мои волосы. — Я всё это время медленно подыхаю.

Я не отталкиваю. Вообще не знаю, как реагировать. Это очень странно, когда близкий человек становится чужим. Марк поднимает лицо за подбородок и тянется поцеловать. Я всё также стою, как амёба. Чувствую его губы на своих. Он активно, но нежно перебирает мои, углубляя поцелуй. Сдавшись, отвечаю. Всё, как в первый раз. Марк отлипает лишь тогда, когда воздух заканчивается, а я чувствую, как сильно пинается дочь. Закрываю глаза от боли, а Марк снова кладёт ладонь на живот.

— Я понимаю, что ты не сможешь простить меня сразу. Дай мне шанс. Клянусь, всё изменится.

Мелкая успокоилась, видимо, чувствуя папкину руку. Я собираю свои вещи, надеваю очки под пристальным взглядом Марка.

— Прости, Словецкий, но я не даю вторых шансов, — и прохожу мимо, следуя на выход.

Марк не идёт за мной, и я ему за это благодарна. Мне срочно нужно домой. Восстанавливать равновесие.

27

Оказавшись в квартире, я устало выдыхаю. Всё же эта жара меня знатно изматывает. Я не завожу истерик, не плачу, не смотрю в одну точку. Сейчас я осознавала, что не могу себе этого позволить. Я и так могла подорвать всё, что угодно, когда в первый месяц даже не знала о ней, да и потом рисковала в туре.

Каждый раз просила у неё за это прощение, поглаживая при очередном бунте.

— Девочка моя, успокойся. За папу переживаешь? Он сам виноват. Не переживай, тебя он не оставит.

В этом я почему-то была уверена. Марк просто не был готов к этому. Ему нужно ещё немного времени, чтобы прийти в себя, а затем он начнёт активные действия. И нет, я не набивала себе цену. Просто я чётко осозновала, что это не закончится. Он так и будет меня ревновать и верить каждому дуновению ветра, а я буду бояться ступить лишний шаг, чтобы не случилось повторения истории.

Решаю позвонить Леону.

— Привет, Леош. Анжела, Эми, привет, — машу девчонкам на заднем фоне.

— Дана! — кричит Эмилька. — Пливет!

— Как дела, конфетка? — переняла я манеру Леона так её называть.

— Холосо. Я соскучилась.

— Но у нас хорошие новости. Мы приедем в гости! — говорит Анжела на заднем фоне.

— Скорее всего в конце лета, Дан, — улыбается Леон.

— Я очень рада, тебя ребята. Буду вас ждать.

— У тебя как?

— Терпимо, — смеюсь я. — Сегодня Марк приезжал.

— И как? — хмурится Алаев.

— Всё хорошо, — смеюсь я. — Держу удар. Конечно, он это так не оставит, но я буду стараться. Поэтому жду вас, ваша поддержка мне не помешает, — смеюсь я.

— Будем обязательно!

Эми рассказывает новости, а я её подробно слушаю, что-то попутно отвечая. Анжела с Леоном только посмеиваются.

— Леон, я хочу, чтобы ты был крёстным у моей дочери.

— А Словецкий против не будет?

— А у него нет на это полномочий, — смеюсь я.

— Мы тоже хотим Эмилию покрестить в России. Дана, и крёстной будешь ты, — говорит Анжела.

— Да, больше я никому не доверю, — поддерживает Леон, чмокая дочь в лобик.

— Я за. Спасибо за доверие.

Вечером я понимаю, что пора закупать детские вещи, чем и планирую заняться в выходные.

Пишу Вике, приглашая пойти со мной, на что девушка охотно соглашается, сообщая, что у Артёма с сыном завтра мужской день.

Утром я совершаю все ритуалы, заряжая себя настроением. Завиваю волосы в кучеряшки, надеваю белый топ и высокую юбку длиной миди, закрывающую живот. Мой образ деловой колбасы мне более, чем нравится.

Когда я уже почти готова выходить, в дверь звонят. Марк.

— Привет, — снова его виноватый взгляд и надломленный голос.

— Привет.

— Я пройду?

— Вообще я ухожу.

— Куда?

— По делам.

— По каким?

— Марк. Что ты хотел? — не выдерживаю я.

— Поговорить.

— Дак мы вчера поговорили, разве нет?

— Нет, мы не договорили.

— Хорошо, проходи, только быстро. Меня ждут.

Словецкий заходит на кухню, и мне непривычно видеть его таким неуверенным.

— Слушаю.

— Почему ты сказала тогда в интервью, что твоё сердце занято?

— Оно занято. Малышкой.

— Дана, что мне сделать, чтобы ты меня простила?

— Я тебя простила, Марк, — не кривя душой, сообщаю мужчине. — Просто дальше мы не можем быть вместе.

— Почему? — смотрит исподлобья.

— Потому что я всегда буду ждать вот этого повторения, — отворачиваюсь я от него, держась за столешницу.

— Не будет больше подобного. Дан, я не могу без тебя. У меня жизнь вся рушится. Мне не надо без тебя ничего. Я не хочу ничего, — я слышу, как он подходит ко мне, но не трогает.

— Марк, — наконец, собираюсь с мыслями. — Я не могу больше терпеть твою ревность. Не сейчас. Не после того, что было. Я была готова на что угодно для тебя, твоего комфорта и покоя, но это игра в одни ворота. Ты каждый раз меня бил своим недоверием. Я всё понимаю, у тебя своя история, но почему я должна была терпеть её последствия, Марк? Мне не нужны были все твои подарки, деньги, статус. Мне нужен был ты сам. Ты, а не кто-то другой.

— Я слишком поздно это понял, — надрывно и тихо говорит Словецкий. Повернувшись к нему, вижу полные раскаяния глаза. Он делает последний разделяющий нас шаг, касается уха губами, от чего по мне пробегает табун мурашек.

— Пыль в глаза пустить каждый может, — горько произношу я. — Люди не меняются, Марк.

— До встречи с Николь я не был таким. Значит, я могу быть нормальным. Да, я собственник. Да, я не хочу в радиусе пяти метров от тебя видеть мужиков. Но я больше не буду ломать тебя.

— Будешь ломать себя? — усмехаюсь, заглядывая мужчине в глаза. — Отличный план. А какой надёжный!

— Дана, — берёт в руки моё лицо, начиная целовать. — Я люблю тебя. Лучше себя сломаю. Без тебя всё равно я ничего не хочу. Без вас уже.

Я стою, как тряпичная кукла, позволяя делать что угодно.

— Отношения, в которых люди ломают себя обречены на провал, — наконец выдаю я. — Проверено. Ты так и не понял…

— Да всё я понял, — перебивает меня Словецкий. — Я понял, что ты верная и никогда не предашь. Что любила ты меня так, что готова была ломать себя. Что я вообще не заслуживаю такой любви. Что ты гордая, даже доказывать ничего не стала. Что ты самая лучшая. Что я люблю тебя. Что жить не смогу без тебя. Прости, что я сразу не понял всего этого. Не понял тебя.

— В следующий раз будь внимательнее и постарайся сразу понять, чтобы не упустить что-то важное, — прошу я, высвобождаясь из его хватки. — Я своего решения не поменяла.

Нахожу в бумагах снимок УЗИ мелкой и вручаю его Словецкому.

— Вот она, можешь забрать, у меня ещё есть. Она сейчас у меня на первом месте. И так всегда будет. И, если хочешь, как я уже сказала, можешь принимать полное вовлечённое участие. Будем принимать совместные решения, будем хорошими родителями для неё. Но на этом всё.

— А если ты найдёшь себе кого-то?

— Будет здорово, если ты порадуешься за меня, — широко улыбаюсь.

— Издеваешься? Я не позволю чужому мужику быть ни рядом с ней, ни рядом с тобой, — жёстко произносит Словецкий, а затем идёт на выход, а я остаюсь стоять, как вкопанная.

Снимок Марк забирает, а на выходе произносит ещё раз:

— Я вас никому не отдам, поняла?

И уходит.

Вздохнув, иду на выход, словно ничего не случилось. Стараюсь даже не думать об этом, словно ничего и не было.

— Ты чего так долго?

— Прости, бунтарка покоя не давала.

Мы едем в торговый центр, где обходим кучу магазинов, набирая цветные красивые рубашки, распашонки, носочки, шапочки, пелёнки. Потом Вика набирает всякие приблуды в виде молокоотсоса, памперсов разных, погремушек. Мы набирали, пока влазило в тележки.

— Кроватку, коляску и прочее будем брать с Тёмой.

— Согласна.

Вкратце ей пересказываю о встрече с Марком.

— Я так хочу, чтобы вы помирились. Я же знаю, что ты его любишь, но согласна, что простить такое сложно. И по нему видно, что ему плохо без тебя. Он уже сто раз пожалел, что такое вообще случилось и он поверил. Насколько я знаю, с Николь он очень жёстко разобрался.

Молчу в ответ.

Мы грузим всё в машину и решаем посидеть в кафе. Я заказываю лимонад и легкий фруктовый салат.

— Я надеюсь, дома ты ешь больше.

— Иногда бывает, — смеюсь я. — Токсикоз когда был, меня тошнило от всего подряд. Я так выдохнула, когда в одно утро меня не затошнило от кофе.

— Мне с Тёмкой повезло.

— А с Ерёминым?

— Тоже повезло. Люблю его безбожно, — смеётся Вика. — Я сначала порой шугалась, когда он чуть резче что-то делал. Боялась поперёк сказать. Представляешь, насколько въелось мне это под кожу? Ерёмин уже потом просил возразить ему что-то. Учил ругаться с ним, — смеётся Воронова.

— Я очень рада за вас. И за Лику с Максом. Кстати, Людмила Павловна с Фёдором Николаевичем живут теперь вместе, помнишь, я рассказывала?

— Ты в общем всех свела.

— Ага. Сама только не свелась, — смеюсь я.

Уже ближе к десяти вечера я приезжаю домой. Открываю багажник, думая, как всё это занесу. Артём предлагал помощь, но я пообещала, что просто не понесу сегодня или унесу за несколько раз. Рассматривая багажник, краем глаза вижу знакомый Мерседес. Марк выходит, останавливаясь рядом со мной.

— Что случилось?

— Донести надо.

— Давай занесу, — не дожидаясь разрешения, собирает все пакеты.

— Езжай в лифте, я пешком пойду, мне в них плохо.

— Пошли вместе пешком.

— У тебя пакеты тяжёлые.

— Пошли, — опережает и идёт передо мной.

Открываю дверь, пропуская Марка.

— Поставь в комнате, я разберу потом.

Сама же прохожу в комнату, чтобы выпить воды. Как же надоела жара.

— Чай, кофе?

— Нет, спасибо.

— Ты зачем приехал то?

— Не могу без тебя. Особенно сейчас. Думал, что упустил, раз твоё сердце занято и не смог бы мешать, а тепер…

— А, понятно.

— Завтра поедем за коляской и кроваткой, столиком, что там ещё надо. Я заеду… во сколько?

— Как удобно. У меня день свободен, — сама же предлагала принимать участие.

— Тогда часов в двенадцать.

— Хорошо. Я хочу, чтобы крёстными стали Вика и Леон, — сразу же ставлю в известность.

— Хорошо, как скажешь.

Он не хочет уходить, и я это вижу.

— Тебе что-то нужно? — спрашивает Марк. — Тебе самой.

— Нет, Марк, спасибо.

— А рожать ты где хочешь?

— Я заключила договор с роддомом на Баумана.

— Скинешь реквизиты, чтобы я оплатил?

— Я всё оплатила.

Словецкий улыбается. Наверное, его веселит моя самостоятельность.

Я чувствую сильный пинок где-то под рёбрами. Тихо шиплю.

— Варварша!

Марк тихо подходит и кладёт руку. Я перемещаю её туда, где играется моими органами сейчас эта девочка.

Чувствую, как его аромат ударяет в нос. Тот же самый, что я уловила с ним в машине в первый раз.

— Я люблю тебя, Дана, — шепчет, а когда я поднимаю на него глаза, целует. Я твержу, что не должна, но не нахожу в себе сил оттолкнуть его.

Марк перемещает руки на шею, поглаживая щёки большими пальцами, заодно фиксируя, чтобы я не отвернулась. Я не касаюсь его. Не могу.

В какой-то момент дочь решает мне напомнить, что вообще-то я не соплячка слабохарактерная сильным тычком, от которого я всё же резко отрываюсь от Словецкого.

— Тебе пора, — севшим голосом говорю я. — И прекращай.

— Нет, — по-мальчишески улыбается. — Что до работы, кстати. Я на днях переоформлю школу на тебя.

— Нет, пусть останется на тебе. Я ничего не смыслю в этом, ты же знаешь. Пускай висит на тебе.

— Я тебе подскажу, если что. Мои юристы и бухгалтерия всегда к твоим услугам.

— Да нет, пусть на тебе остаётся. Какая разница?

— В том, что от меня ты деньги брать не захочешь, а школа будет приносить доход. Я надеюсь, работать ты не собираешься?

— До девятого месяца, думаю, буду. Потом, конечно, нет. До года хотя бы.

— Дана!

— Что?

— Давай так, — кладёт карту на стол.

— Нет.

— Это не тебе. Ей. Всё необходимое. Лимита нет.

— Марк, сам можешь покупать. У меня есть деньги.

— Дан, пусть будет. Завтра в двенадцать.

— Хорошо.

Я провожаю его до двери, где Словецкий снова пользуется моим замешательством, прижимая к стене.

— Марк… — едва успеваю прошептать, прежде чем он снова сладко целует.

— Что мне сделать? — утыкается лбом в мой лоб, поглаживая живот.

— Ничего, я же уже говорила. Ты всё сделал, что мог.

— Я не смогу без тебя.

— Тридцать два года мог.

— Потому что не знал тебя.

— Тебе пора.

Марк закрывает глаза, словно запоминая мгновения, а потом резко отрывается.

— Люблю тебя.

Уходит, захлопывая дверь.

— И я тебя, — слушает мой шёпот тишина.

Он подрывает моё равновесие настолько, что я полночи не могу уснуть, вспоминая все наши сладкие моменты. Засыпаю лишь к утру.

Каким-то неведомым образом я просыпаю. Успеваю лишь умыться и расчесаться, когда в дверь звонят.

— Доброе утро.

— Доброе, прости, я проспала. Сейчас соберусь, проходи.

— Ничего, — лыбится, как дурак, разглядывая меня в пижаме с поцелуйчиками. Красивые короткие шорты, майка на бретелях. — Я не спешу.

Словецкий проходит на кухню, где у меня стоит открытый ноутбук и лежат разные бумаги. Махнув рукой, я ухожу краситься.

Полностью собранная в красивом платье я выхожу через полчаса.

— Можем ехать.

— Ищешь ещё преподавателей? — кивает на ноутбук.

— Да. Хочу ещё в детском доме проводить занятия от школы уже. Сама пока не смогу, нужно что-то думать. Преподавателей мало, желающих обучаться много, особенно после нашего тура.

— Это было красиво.

— Спасибо, поехали.

Марк открывает мне все двери, помогает сесть. Всё, как в старые добрые.

Я снова сижу в его машине. Ещё пару месяцев назад не думала, что такое вообще возможно. Отворачиваюсь к окну, чтобы не смотреть на Словецкого, парфюм которого вбивался в нос. Изучаю вывески, деревья, пролетающие мимо, магазинчики и дома.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально.

Лимит разговоров исчерпан. Мы подъезжаем к огромному магазину. Марк помогает выйти, но сразу после я отстраняюсь.

— Если не понравится, поедем в другой, — предупреждает меня.

Я хожу несколько часов между рядами, рассматривая коляски, затем кроватки, ищу качественные матрасы, выбираю автокресло. Словецкий просто ходит следом, не встревая в мои раздумья.

— Не нравится зелёный цвет, поняла, — кладу руку на живот, где варвар отбивает мне печень. — А розовый? Розовый нравится? Давай лучше лиловый? — очередной тычок. — Розовая, поняла тебя.

Марк с интересом наблюдает за мной.

— Она уже всё слышит. Можешь приветы передавать. Будет к голосу привыкать.

— А я думаю, что лучше взять лиловую, дочь. Розовая — это как у всех.

Марк чуть наклоняется и поглаживает по животу, и она не пинается.

— Предательница, — смеюсь я, а Марк лыбится.

В общей сложности через три часа я чувствую, что мои ноги отваливаются.

— Дана, может быть, в мою квартиру доставим? Она больше и просторнее.

— Нет.

— А как ты себе представляешь? Я буду папой по выходным?

— Почему? Можешь приезжать и в будни.

— Я хочу видеть, как она растёт.

— Это не каждый день. Ты успеешь.

— Дана!

— Что? Марк, у меня шесть месяцев. Мне скоро рожать. Всё это нужно ещё собрать. И я не собираюсь жить в твоей квартире. У меня плохие воспоминания.

— Но хорошее ведь тоже было, — тихо говорит, прилипая к моему боку. — Ты дашь одной ошибке перечеркнуть всё?

— Ты же позволил одному вранью перечеркнуть всё.

— Хорошо, как скажешь.

Марк указывает адрес доставки — мой. Домой едем в тишине. Марк провожает до двери.

— Если что-то будет надо, звони.

И уходит.

А я снова остаюсь наедине со своими мыслями. Чем больше он находился рядом, тем больше я думала о том, что наказываю не только его, но и себя. Именно этого и добивалась Николь. А ещё кому хуже я делала? И ему, и себе тоже.

Решаю плыть по течению, оставив эти размышления.

Пару недель проходят в относительном спокойствии. Словецкий заезжает, привозит продукты, контролирует доставку мебели для мелкой, но разговоров больше не заводит.

Сегодня мы договорились встретиться в школе, чтобы обсудить мои предложения о развитии, направлениях и педагогическом составе. Мне нужны были его советы, так как Марк был профессионалом.

Я ехала спокойно, никого не трогая, как какой-то мудак решил резко подрезать меня. Это случилось так быстро, что я даже не успела среагировать, влетая в него. Скорость была не высокой, но этого хватило для испуга. Я итак опаздывала, а теперь и подавно не приеду. Я сижу несколько минут в ауте, пытаясь понять, что со мной всё хорошо, несмотря на то, что машину откинуло.

— Слышь, ты, — выходит этот полуфабрикат, начиная орать на меня. В это же время мне звонит Словецкий. Я выхожу из машины, попутно отвечая.

— Да, Марк, я знаю, что опаздываю, я в небольшую аварию попала.

— Небольшую? Ты знаешь, сколько стоит моя машина? Да ты сосать столько не умеешь, — орёт этот ненормальный.

— Дана, ты где? — максимально спокойно спрашивает Марк, хотя я слышу, что он заволновался.

— Я на углу, где ресторан, а через дорогу от него виртуальная реальность, — даю опознавательные данные.

— Я буду через пять минут. Посиди в машине. Я убью сейчас этого ублюдка, — а пока мы говорили с Марком, этот придурок бухтел под ухо, что я насосала на права и прочее. Его даже не смущал живот.

— Слушай, ты заткнёшься или нет? Сейчас всё решим, — не выдерживаю я.

— Слышь ты, коза, че ты решишь? Ты хоть знаешь, сколько стоит…

Дальше не слушаю. Отхожу чуть дальше, поглаживая разбушевавшуюся мелкую. Было смешно слушать о деньгах на его корыто. Нет, машина была, конечно, дорогая. Дороже моей ауди, которую Леон купил буквально на пару месяцев и оставил мне.  .К.н.и.г.о.е.д...н.е.т.

Через пять минут подъезжает Марк, лихо останавливаясь около места происшествия. Первым делом он летит ко мне, осматривая с ног до головы:

— С тобой всё хорошо? Не ушиблась? Не ударились? Не болит? Живот как?

— Всё со мной хорошо. Я больше напугалась. Этот придурок подрезал меня резко, я не успела отреагировать.

— Сейчас всё равно в больницу съездим.

— Ну че, твоя овца въеб…

Договорить он не успевает, потому что кулак Марка прилетает ему прямо в челюсть. Охрана подходит ближе, но Марк полностью себя контролирует.

— Слышь, ублюдок. Мало того, что ты подрезаешь и не уважаешь на дороге, ты ещё и по жизни дерьмо. У тебя уже завтра не будет прав на всю оставшуюся жизнь, усёк?

Я понимала, что у меня нет видеорегистратора, и что-то доказать не получится.

Марк возвращается ко мне.

— Садись ко мне, — снова спокойно просит он. — Машину отгонят, чтобы посмотреть и сделать бампер. А мы в больницу.

— Да я нормально.

— Нет, Дана, в больницу.

Сажусь в машину к Словецкому, больше не пререкаясь. В больнице меня смотрят, но отправить на рентген не могут, чтобы исключить сотрясения.

— Всё хорошо. Живот не тянет?

— Да нет, я постаралась взять себя в руки.

— Отлично. Будем надеяться, что сотрясения нет.

— Да у меня уже был сотряс, я бы поняла, — отмахиваюсь, пока Словецкий закатывает глаза.

— Я же говорила, — бурчу Марку. — Давай завтра обсудим. Или дома могу рассказать.

— Давай.

Словецкий неспеша везёт меня домой, где я варю ему кофе и рассказываю о своих предложениях, задаю интересующие вопросы.

— Кстати, благотворительность я продолжил.

— Я в курсе, мне Татьяна Павловна сказала. Что ж, значит, всё. Спасибо за помощь. И за подбитую челюсть, — смеюсь я.

— Я всех сломаю за тебя, — смотря в глаза, говорит Словецкий, и я знаю, что так и есть. — И за неё. Ты придумала имя?

— Пока только одно в голову приходит. Арина. Словецкая Арина Марковна, — чувствую тычок.

— Мне нравится, — улыбается Марк во все тридцать два.

— Запишешь на меня?

— Да. Королёва, конечно, тоже классно звучит, но это не её история. Ей, кажется, тоже нравится. Варварша. Так и впишу в свидетельство, — бурчу под нос.

Марк тихо смеётся, протягивая руку, и глаза Словецкого расширяются.

— Как ты это терпишь?

— У меня нет других вариантов, — смеюсь я. — Она недавно замолчала на полтора суток. Я испугалась, даже поплакать успела. А она, видимо, просто спала крепко. Пусть лучше толкается, как слоник.

Марк наклоняется, целуя живот. Затем он аккуратно кладёт голову, прислушиваясь, упираясь руками в диванчик. Я машинально глажу его по голове, перебирая волосы.

— Аришка, как думаешь, мама меня простит когда-то? — спрашивает он, а я усмехаюсь, продолжая поглаживать по голове. — Какой я еблан, всё так тупо потерял.

— Она всегда будет твоей дочерью.

— Я бы ещё хотел, чтобы ты была моей женой.

Сердце ухает вниз. О таком мы не говорили.

— По сути, мы и года не знакомы, а я уже сижу на шестом месяце беременности, — смеюсь я.

— Мне хватило одного взгляда.

Марк поднимает глаза, начиная целовать меня. Я отвечаю, а руки перемещаются уже на его шею. Это не страстный поцелуй. Он целует меня нежно и бережно, и я также глажу его. Мелкой такой расклад не нравится, и она начинает буянить. Словецкий кладёт руку, поглаживая живот.

— Спокойно, дочь, — быстро чмокает. И она успокаивается. Как он это делает?

Возвращается к моим губам, растягивая момент. Так сладко и так медленно.

— Марк, — шепчу, отрываясь. — Тебе пора.

— Не хочу, — утыкается носом в шею. Сидим так какое-то время.

Я тоже не хочу. Слегка царапаю его шею коготками, и он упирается подбородком на стол, заглядывая в глаза.

— Что мне сделать, чтобы ты простила?

— Я не могу, Марк. Всегда буду бояться, что это снова повторится. Мне теперь с тобой каждого парня бояться надо, чтобы ты не подумал лишнего.

— Нет. Я не подумаю. Знаю, что ты не изменишь.

— Для этого обязательно нужно было, чтобы всё это произошло?

— Видимо, да. Урок такой.

— А если бы ты не узнал ничего?

— Я когда проспался, понял, что похоже на бред. Увидел, что ты оставила все мои подарки.

— Потому что мне ничего от тебя не надо.

— Я знаю.

— Почему ты сразу не подумал? Почему поверил?

— Увидел тебя на фото, перебрал даты. Ты в эти дни была одна. Мне было этого достаточно, чтобы ослепнуть.

— И все мои обещания забыл, — с грустью вздыхаю.

— Прости меня, моя девочка. Я больше никогда тебя не обижу. И никому не позволю, — снова утыкается в живот. — И её тоже.

— Всё, Марк. Тебе, правда, пора.

Словецкий с тяжёлым вздохом встаёт. Провожаю его до двери.

Мне просто нужно время, чтобы понять что к чему. А ночь снова проходит практически без сна.

28

Нахожусь в школе, когда в кабинет властно стучат. Это не Марк. Этот нахал бы просто вошёл. Всё же владелец.

— Войдите, — громко отвечаю.

— Здравствуй, Дана, — слышу этот властный голос и тут же отрываюсь от бумаг.

— Ада Брониславовна, здравствуйте. Рада встрече. Чай, кофе?

— Кофе, пожалуйста.

Встаю из-за стола и иду варить кофе женщине. Черный без сахара, прямо как её душа. Нет, это не я так шутила. Леон.

— Какими судьбами? — вручаю женщине кофе, а сама приземляюсь на свой стул.

— Ты выросла. Молодец, поздравляю. Видела твои успехи. Если, конечно, убрать непотребства, то было бы лучше.

— На вкус и цвет, Ада Бориславовна. Но вы же явно не о моих успехах пришли поговорить, хоть я и польщена.

— Всегда мне нравилась. Умная, с характером. И почему у вас с Леоном не сложилось? — она не спрашивает у меня. Скорее у себя. — Вы так дополняли друг друга.

— Вероятно, потому что люди не сходятся из-за характеристик.

— И зря. Любовь ваша — это всё глупость. Сегодня — есть, завтра — нет. А сотрудничество взаимовыгодное никогда не будет вредным.

— Очень здорово, что у вас такой взгляд. Правда, я его не разделяю.

— Я заметила. Самое время строить карьеру, а ты вон пузатая ходишь.

— Жизнь иногда вносит коррективы в наши планы, — улыбаюсь я, поглаживая мелкую.

— Что ж, Дана. Ты всегда меня понимала. Я знаю, что ты виделась с женой и дочерью Леона. Расскажи мне, где они живут.

— Нет, — твёрдо сообщаю я.

В этот момент распахивается дверь, и входит Марк.

— Молодой человек, вас стучаться не учили? — недовольно вопрошает женщина.

— Простите, что в собственной школе не стучусь к собственной девушке.

— Ах, как же я не узнала. Марк Словецкий.

— А вы? — выгибает бровь от такого общения.

— Ада Бориславовна. Директор министерства культуры.

— Это мама Леона, Марк Алексеевич.

— Да, и я хотела бы договорить с Даной.

— Говорите, — облокачивается на подоконник. Вряд ли она сможет обойти Словецкого. Мягким он был только со мной и ещё парой людей. — Я не мешаю.

— Это конфиденциальный разговор.

— Я переживаю за состояние моей невесты. И буду признателен, если вы войдёте в положение.

— Что ж, ладно. Дана, я хочу знать, где они живут. Леон решил скрывать от меня.

— Я не собираюсь ничего вам говорить при всём уважении. Если не хочет Леон, то я не скажу.

— Ты знаешь, что я могу прикрыть твою школу? А при большом желании и тебя? Ты ведь понимаешь, что больше не сможешь ни одного выступления поставить серьёзного в этой стране.

— Да, Ада Бориславовна, я всё понимаю. Простите, но нашу с Леоном дружбу я не продам даже по такой высокой цене. Можете делать, что угодно. На случай, если здесь закроете, то всегда есть другие страны. Леон тому пример.

— Ты ведь знаешь, что он со мной даже не общается! Ты ведь сама будущая мать! — повышает голос, но я никак не реагирую на это. Вижу, как напрягается Словецкий.

— Да, как и Анжела, которая была беременна и чуть не потеряла ребёнка.

— Как ты смеешь? — выдыхает женщина.

— Что? Говорить правду? Простите, Ада Бориславовна, но вы ведь сами сказали, что именно за это меня и уважали.

— Я закрою твою школу, — подскакивает женщина.

— Ада Бориславовна, передайте привет министру, когда пойдёте закрывать, — с непроницаемым лицом просит Марк. — Если не составит труда. Если сложно, то я сам наберу. Давно мы на шашлыках не были.

Я едва сдерживаю смех.

— А Леона возвращать нужно не такими методами, Ада Бориславовна, — говорю, прежде, чем она собирается уйти с гордым видом.

— Он меня никогда не простит, — сейчас я вижу сломленную мать. И в её лице — это впервые.

— Методы должны быть другими. Он уже взрослый давно. И сам решает, как жить. И как видите, успешно. Ваши палки ему не помешали в колёсах. Он — отличный человек, танцор, муж, отец и друг. Думаю, что и сын такой же, если прекратить войну.

Женщина молча уходит, но я вижу, что она задумалась.

— Леон женат? — брови Марка взлетают наверх.

— Да, — улыбаюсь, вспоминая своё собственное удивление. — И дочь у него есть. Эмилия.

— Ничего себе, — присвистывает.

Вкратце рассказываю, как его мать была против Анжелы, как в своё время закрыла ему все дороги здесь, потому что он пошёл против её воли.

— Нужно будет ему позвонить, — витаю в своих мыслях я.

— Эми, наверное, соскучилась уже.

— Ты такая красивая, — прерывает мои раразмышления Марк.

— Ага, особенно с этим арбузом, — смеюсь я, кладя руку на живот.

— С ним ещё лучше, — Марк делает пару шагов, целуя в живот.

— Марк, а Николь где сейчас? Она не может теперь следить? — я вдруг резко начинаю опасаться. Если она и в прошлый раз знала мои передвижения…

— Нет. Её нет в стране. Я сделал что-то подобное тому, что обещала сейчас мать Леона.

— Вау. Жёстко.

— Спасибо, что не убил. Желание было.

— Ты, кстати, зачем приехал? — отвлекаюсь от созерцания вида за окном.

— Соскучился.

— Что там с машиной? — все дни после аварии я ездила на той машине, которую мне подарил Марк, так как моя была в ремонте. Но сейчас, кажется, Словецкий специально тянул резину.

— Делают.

— Марк…

— Ладно, готова. Но эта же лучше.

— Марк!

— Пригоню вечером.

— Спасибо. Ну всё тогда, я поехала, а то меня уже ждут, — взглянув на часы, бубню про себя.

— Кто?

— Вика с Ерёминым. Попросили вечером с мелким посидеть.

— Можно я отвезу тебя?

— Марк, ты давишь на меня.

— Нет, что ты, — слышу смешинки в его голосе.

— Я сама доеду, — надеваю очки и собираю вещи.

— Дана, — шепчет мне на ухо, от чего по телу бежит целый табун мурашек. — Я не могу без тебя.

— Тридцать два года мог, помнишь? — веселюсь я.

Вечером, когда Тёмка спит, звоню Леону.

— Данка, ты забыла о часовых поясах.

— Твоя мама приходила.

— Что, блять? И че хотела?

— Чтобы я сказала ваш адрес, встречайте.

— Дана!

— Что? Да, она просила адрес, я сказала, что не дам.

— Чем угрожала?

— Школой. И моей карьерой.

— Как банально, — фыркает Леон.

— Да, особенно, если учесть, что у Марка везде знакомые. В общем, я ей сказала, что такими методами ты её точно не простишь. Не знаю, к чему приведёт.

— М-да, дела. Ты не сильно там нервничала?

— Нет, мой цербер как раз пришёл и не ушёл из кабинета.

— Понял, — смеётся.

— Надеюсь, вы теперь поездку не отмените?

— Нет. Эмилька каждый день канючит, что хочет к Дане.

— Я вас жду.

— А с Марком как?

— То мир, то война. Но он помочь может, кстати.

— Понятно. Главное, что ты под присмотром, — улыбается Алаев.

Через пару дней, когда я в гордом одиночестве прогуливаюсь по торговому центру, слышу знакомый голос, который меня окликает.

— Даночка!

— Здравствуйте, Светлана Константиновна. Рада видеть вас!

— А я как рада, — глаза женщины округляются, когда она замечает мой живот. — Даночка, а Марк нам не говорил.

— Он и сам не так давно узнал. Мы же… разошлись.

— Я в курсе. Просто не знала, что… Подожди, а он в курсе?

— Уже да.

— И вы снова вместе?

— Нет.

— Ничего не понимаю. Он тебя очень сильно обидел?

Я даже не знаю, как объяснить ей вообще всё происходящее.

— Да, мы не вместе, Светлана Николаевна, но малышка ни при чём.

— У нас будет внучка, — улыбается счастливо женщина. — А можно?

— Можно, — улыбаюсь я.

Мама Марка осторожно кладёт руку, а бунтарка тут же просыпается, начиная колошматить.

— Ух! Какая бойкая.

— Да, она у нас такая, — смеюсь я.

— А как же так? Как же? Он мне вкратце рассказал. Ох уж эта змеюка!

— На данный момент мы не вместе, да.

— Даночка, а ты позволишь нам, ну принимать участие, видеться?

— Конечно, Светлана Константиновна. Что за вопросы. Вас подвезти?

— Да, что-то Лёшенька задерживается. А какой у тебя срок?

— Скоро семь месяцев.

— Ох ты боже ж мой! — женщина так взбудоражена, что это вызывает у меня улыбку.

— Вас куда везти? Вы у Марка в квартире?

— Да, приехали в гости.

Еду в сторону его квартиры.

— Пошли хоть чаю попьём!

— Нет-нет, Светлана Константиновна. Я домой поеду.

— Даночка, ну, пожалуйста, — умоляюще смотрит женщина, и я не могу ей отказать.

Поднимаюсь пешком на седьмой этаж, и женщина семенит следом.

В квартире меня накрывают флешбеки, которые я отгоняю.

— Нет, нет, нет, — тихо шепчу я.

— Что?

— Ничего.

— Проходи, я приготовила шарлотку! Давай попьём чай.

Светлана Константиновна делает нам вкусный травяной чай, а я стараюсь держать фокус на настоящем.

— Марк любит тебя. Очень любит. Девочка моя, неужели ты не сможешь его простить?

Тяжело вздыхаю. Не буду же я подробно всё рассказывать.

— Посмотрим, Светлана Константиновна!

— Ты ведь знаешь, что он не отступится. Тем более теперь.

Слышу замок в скважине, и вздрагиваю. Светлана Константиновна идёт встречать пришедшего, а я по голосу понимаю, что это Марк.

— Привет, милый! А у нас Даночка! Встретились в торговом центре. Я крайне возмущена, что бы молчал!

Марк заходит на кухню. На кухню, на которой мы завтракали, целовались, занимались сексом, любили друг друга, а потом всё потеряли.

— А я потерял тебя. Дозвониться не мог, уже переживать начал, — смотрит в глаза, аккуратно шагая в мою сторону, словно я — фантом.

— Точно, телефон в машине оставила, — бью себя по лбу.

— И вообще я поехала домой.

— Даночка, побудь ещё недолго! — просит мама, а яжалобно смотрю на Марка.

— Мам, в другой раз. Пошли отвезу, — подаёт руку Словецкий.

Женщина крепко обнимает на прощание, прося не теряться.

Марк молча ведёт меня за руку к машине, усаживая на пассажирское.

— Да я доеду.

— Я отвезу. Садись.

Молча сажусь. Думаю, что размышляем об одном и том же. Смотрю в окно, а потом и вовсе закрываю глаза. Когда останавливаемся, я отмираю.

— Спасибо, Марк. Пока.

— Дана…

— Нет, пожалуйста. Не надо.

Я стремительным шагом ухожу домой, брякая ключами от машины, чтобы не разрыдаться прямо здесь. Не думала, что квартира может так повлиять на моё состояние. Дома впервые за долгое время я плачу, сидя на полу.

29

Мой позитив иссякает после посещения его квартиры. Я реву ночь напролёт, сбрасывая звонки Словецкого. Листаю наш с родителями альбом, и понимаю, что я не хочу, чтобы было так. Не хочу жить раздельно. Не хочу ругаться. Хочу счастливую семью.

Для прощения нужно быть смелым. Даю себе неделю, чтобы принять окончательное решение. После этого становится значительно легче.

Стараюсь придать лёгкий вид себе, но выходит паршиво. Сидеть дома я не видела смысла, так как Марк всё равно приедет, поэтому я еду в школу, а затем в детский дом к ребятишкам.

Мои каблуки и платья сменяются на лосины и футболки, а каблуки на шлёпки, так как я устала от жары, а мелкая через чур активная. Даже спится в разы хуже. Я бегаю то в туалет, то попить. Кажется, она чувствует состояние матери.

Заезжаю в клуб к девчонкам и Максу. Он каждый раз удивляется, словно я — динозавр.

— Прости, вообще не представлял тебя матерью.

— Прощаю. Как у вас дела?

— Всё прекрасно. Планирую открывать второй клуб.

— Вау, поздравляю. Растёшь.

— А то! Ты тоже. Как с Марком?

— Нормально, — машу рукой.

— Понял, — смеётся. — Когда вы уже помиритесь? Хочу побывать на вашей свадьбе.

— Придержи коней, — смеюсь я.

Болтаю недолго с Ликой, а в десять вечера ещё прогуливаюсь по центру города, вдыхая опустившуюся прохладу. Аришка немного успокоилась, и я могу спокойно подумать и подышать воздухом. Правда, оказалось, что она сдала смену своему отцу. Марк звонит, и я понимаю, что игнорировать дальше будет некрасиво. Знаю, что он переживает.

— Привет. А ты где? Всё хорошо? — спокойно спрашивает он.

— Да, я просто гуляю в центре. Ждала, пока спадёт жара, не могу уже. У тебя как дела?

— Да, неплохо, — теряется сперва. — Под твоими окнами стою.

— А меня там нет.

— А тебя нет.

— Сейчас приеду. Дождёшься?

— Хоть вечность.

Улыбаюсь. Впервые за долгое время я спешу домой и боюсь. Нет, я не решила, просто очень хочу к нему.

Красиво и быстро паркуюсь, а Марк уже ждёт меня у подъезда, затушивая сигарету.

— Хватит курить эту гадость, — хмурюсь я.

— Ладно.

Почему-то резко становлюсь глупой и не знаю, что сказать. У Марка, видимо, та же болезнь. Мы в тишине поднимаемся в квартиру. Устало падаю на кухонный диванчик.

— Устала?

— Она стала очень активной. Я порой и шага ступить не могу, как она там колошматит. Спешу тебя расстроить, но, кажется, она будет в меня характером.

— Я в любом случае буду самым счастливым. Ребёнок от единственной и любимой женщины. Что может быть лучше. Дана, можешь не отвечать сейчас. Ты, наверное, мечтала о чем-то красивом, но я не знаю, как подступиться к тебе, — достаёт чёрную бархатную коробочку. — Я очень виноват. Исправить уже ничего не могу. Я очень тебя люблю. Люблю, больше жизни. Я пойму, если ты не согласишься. Сдохну, но пойму. Но если ты скажешь "да", клянусь, что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы ты была самой счастливой. И чтобы Аришка была самой счастливой. Я больше не разочарую тебя.

Он ставит коробочку на стол передо мной, а я молчу. В глазах стоят крупные солёные капли, которые скоро прорвутся. Словецкий наклоняется и целует меня в щёку, а потом в живот, следуя к выходу.

— Марк, — дрожащим голосом прошу я. — Останься, пожалуйста.

И сейчас меня прорывает. Я реву. Выпускаю всю боль, которая сидела во мне. Марк берёт меня на руки, унося в комнату, усаживая к себе на колени.

— Как? Как ты мог? Поверить этой чуши. Ты вообще такой идиот. Сколько мне наговорил, — я говорю рвано, рыдая при этом, периодически стукая Словецкого, который молча сцеловывает мои слёзы. — Как ты вообще мог во мне усомниться, если я никого, кроме тебя не видела и не вижу. Что ты молчишь?!

— Прости, прости, прости. Я — конченый урод. Не знаю, как я допустил всё это. Слишком был занят этой ревностью, — он говорит так тихо.

Марк целует всё лицо, шею, гладит по волосам, животу.

— Я люблю тебя, родная. Сделаю, всё, что ты скажешь. Так всегда будет.

Я просто плачу, уткнувшись ему в плечо. Чувствую постепенно, как мне становится легче. Всё же глушить негатив в себе — плохая идея. Он может найти выход совершенно по-разному.

— Моя маленькая. Моя девочка, — чувствует, что истерика подошла к концу.

— Хорошо поплакала. Надеюсь, в туалет меньше бегать буду, — говорю и самой смешно. Теперь заливаюсь. Кажется, Марк сейчас сочтёт за сумасшедшую, но ему такая смена настроения приходится по вкусу.

— Я буду тебя уносить, — смеётся Марк, и я чувствую, как вибрирует его грудь.

— Я сейчас тебе не отвечу. Мне надо подумать.

— Хорошо.

Скажи сейчас ему с крыши спрыгнуть услышу тоже самое "хорошо".

— Я пойду умоюсь, — сползаю с него. — У тебя вся футболка мокрая. Поищи, где-то должна быть одежда твоя.

Не только умываюсь, но и принимаю душ, чтобы смыть эту жару. Надеваю пижамные атласные шорты и майку.

Марк ждёт меня всё там же.

— Давай спать, — предлагаю я, протянув руку ему.

Словецкий улыбается ярче тысячи фонарных столбов, и цепляется за мою руку. Мы уходим в комнату, ложась на широкую кровать.

— Мечтаю на животе поспать, — бурчу я, на что Марк смеётся.

Ложусь к нему спиной, а он осторожничает. Неуверено кладёт руку мне на живот, а носом утыкается в волосы. Я обнимаю его руку, притягивая к себе ближе, попутно чмокнув кисть.

— Так удобнее.

И впервые за долгое время сплю сладко и крепко. Походы в туалет никто не отменял, но попить мне всю ночь носит счастливый Марк. А просыпаюсь я от его пристального взгляда.

— Сталкеришь? — потягиваюсь, тут же чувствуя тычок. — И тебе доброе утро, варвар.

— Да. Любуюсь. Ты такая красивая.

— Ага. Эти отёки и синяки под глазами — что-то с чем-то. Даже не знаю, как жила без них.

— Ты самая красивая, — улыбается Словецкий, чмокая в нос. — Люблю вас.

Придвигаюсь к нему, утыкаясь носом в грудь. Лежать ещё ближе мешает живот. Марк перебирает мои волосы, целуя одно и тоже место на макушке.

— Ты расстроилась, когда узнала?

— Я офигела, — смеюсь я. — Не знала, что так бывает.

— Жалела?

— Ни секунды. Боялась — да. Радовалась — да. Но не жалела.

— Спасибо тебе. За твоё терпение и мудрость.

Лежим так ещё какое-то время.

— Давай пока оставим всё, как есть.

— Ладно.

— Мне нужно привыкнуть.

— Хорошо.

— Меня зовут Антон.

— Ла… — и тут же осекается.

— Ты вообще слушаешь?

— Конечно. Просто на всё согласен, — смеётся Марк. — Я уже думал снова аварию создать.

— Дурак, — шлёпаю по нему рукой, садясь на кровати. — Мне нервничать нельзя. Я и тогда чуть с ума не сошла.

— Не буду, — тянет обратно.

— Вставать надо.

— Кому?

— Нам, — смеюсь я.

— Мне не надо. Мне и так хорошо.

Мне, в целом, тоже. Но всё же пора. Ближайший месяц мы с Марком так и живём. Он иногда приезжает ко мне переночевать, болтаем, гуляем. Как в самом начале.

— Да, Леош? — спрашиваю, параллельно копаясь в бумагах.

— Привет. Как ты там?

— Всё прекрасно. Наконец-то наступила осень, жара спала.

— Да, мы, кстати, вылетаем в Россию. Сможешь встретить?

— ЧТО? ТЫ СЕРЬЁЗНО? Ты почему заранне не сказал?

— Хы, — смеётся Алаев.

— Придурок. Встречу, конечно. Вы же у меня остановитесь?

— Хотели в отеле.

— Леон, — обиженно соплю я.

— Ладно, у тебя.

— Отлично, — я уже иду на выход, когда сталкиваюсь с каким-то мужчиной и маленькой девочкой.

— Ой, простите.

— Нет, вы простите, — улыбается мужчина. Он старше меня, и даже старше Марка, у которого в августе было день рождения и который он провёл со мной. — А мы к вам, наверное. На танцы хотели записаться.

— Простите, у нас, к сожалению, нет мест уже.

— Я в курсе. Но мне сказали, что можно попробовать к вам прийти лично, Даная Сергеевна. Анюта очень хочет к вам в школу. Она ходила, но в другую. Я готов платить любые деньги.

— Да деньги здесь причём. Ладно, — смотрю на часы. — Давайте я посмотрю. Привет, принцесса.

— Здравствуйте, — улыбается искренне девочка семи лет.

Веду их в один из залов. Включаю музыку, выбранную девочкой.

— Давай, Анют.

Девочка двигается очень хорошо. Чувство ритма, музыкальность, артистизм.

— Ну что ж, ты большая молодец! Ладно, я поищу для вас место. У вас, правда, огромный потенциал.

— Спасибо! Спасибо вам огромное! — радуется отец девочки. — Меня, кстати, Антон зовут.

— Очень приятно, простите, я, правда, очень спешу.

Мне не нравится взгляд Антона на мне. Он что, не видит мой живот?

Выезжаю со школы, попутно набирая Марка.

— Привет, моя девочка, — тепло здоровается.

— Привет. У меня плохие новости, — вздыхаю. — Кажется, сегодня придётся всё отменить.

— Почему? — слышу, как Марк резко серьёзнеет.

— Леон, придурок такой, позвонил. Они вылетают. Уже, Марк, понимаешь? Нужно дом приготовить, встретить вечером.

— Так давай я тебе помогу. Еду закажем в ресторане.

— Я поеду в магазин, Эмильке купить подарков.

— Скажи куда поедешь, я подъеду.

— Ты меня опять будешь отвлекать в каждом бутике, предлагая скупить всё мелкой, — смеюсь я.

— Не правда, — смеётся Марк. — Я ещё отвлекаю поцелуями.

— Да, прости, совсем забыла.

— Я напомню, — смеётся Марк.

Сейчас наши отношения более-менее выровнялись, хотя я не спешила соглашаться на предложение или говорить "люблю". Не потому что не любила. И не потому что хотела помучить. Боялась, наверное. Этот несносный Словецкий заставил меня чувствовать за всё время и боль, и разочарование, и радость, и смелость, но, главное, это любовь. Марк не торопил меня ни с ответом, ни с переездом, ни с признаниями. Один раз я спросила почему.

— Потому что я могу любить за двоих, если тебе нужно время. И ждать сколько угодно. А что до замужества, я же знаю, что это нелёгкий для тебя выбор. Ты — свободная птичка, видишь это всё, как клетку, особенно после моих качелей. Только я не собираюсь ни в чём тебя ограничивать.

В чем-то Марк был прав. Именно так я и ощущала брак.

— Ладно, хорошо. Давай я тогда заеду домой, переоденусь, и вместе поедем. Только придётся тебе сегодня без меня ночевать.

— Ох, это самое обидное. Я уже так привык к тому, что ты сваливаешь на меня конечности.

— Эй, ничего я не сваливаю!

Но слышу лишь смех.

— Ладно, малышка, я выезжаю.

Быстро доезжаю до дома, меняя деловой стиль на спортивный. Дома у меня было чисто, так как постоянно убиралась, но редко тут вообще бывала. Мы приезжали с Марком только переночевать.

Волосы стали ещё длиннее и гуще, что тоже было удивительно, ведь все пугали облысением, поэтому часть из них я собираю в непродёванный хвост на затылке. Успеваю спуститься прежде чем Марк поднимется, а иначе мы бы ещё долго целовались в коридоре.

Я видела его желание и чувствовала, но малышка была через чур активной, поэтому мы решили воздержаться от секса. Марк сказал, что вообще боится навредить нам. Я могла бы обидеться, что он просто не хочет меня такую, но мне хватало потемневшего взгляда и возбуждения, так часто упиравшегося в меня.

Запрыгиваю на пассажирское, чмокая Словецкого в щёку.

— Как себя чувствуешь? Как наша непоседа?

— Всё такая же неуёмная.

— Вся в мать.

— Блин. Я — без пяти минут мать, — неверяще качаю головой. — Обалдеть. Какая с меня мать? Я сама ещё ребёнок.

— Лучшая будет, я уверен.

— А ты как? Ощущаешь, что скоро станешь папой? Что она будет плакать, смеяться, разбивать коленки, выходить замуж в песочнице, потом в садике, потом в школе.

— Да, — счастливо улыбается Марк. — И очень жду всего этого. Не думал, что буду радоваться тому, что заразил тебя в январе.

Меня пробивает на смех, а мелкая тарабанит руками и ногами.

— Кажется, она благодарит тебя, — смеюсь и морщусь одновременно.

Марк кладёт руку сверху, и Аришка успокаивается.

— Что у вас уже за связь, я не понимаю? То есть меня можно колошматить, а тебе она всегда рада!

Марк лишь смеётся каждый раз, когда я возмущаюсь. Я уже грозилась, что буду приезжать к нему в офис посреди дня, чтобы он успокоил свою дочь, на что Словецкий сказал, что всегда рад меня видеть и ждёт.

В торговом центре мы быстро закупаемся игрушками и сладостями. Заодно беру подарок Артёмке.

— Может быть, все вместе съездим в дом? Шашлыки пожарим.

— Хорошая идея.

Вика и Ерёмин знали, что у нас было улучшение отношений, и оба радовались за нас. Марк просил у них прощения, и Артём теперь отправляет ему парней для охраны. Сам занимается подбором и инструктажем. А Вика всё также работает над рекламой и репутацией.

Приезжаем в аэропорт как раз вовремя. Эмилька, как замечает меня, сразу бежит обниматься.

— Дана! Пливет.

— Привет, моя хорошая, — подхватываю мелкую.

— Дана, она тяжёлая, поставь! — возмущается Леон.

— Она — пушинка, не гони.

— Не гони! — повторяет Эми, вызывая смех.

Марк протягивает Леону руку, и тот жмёт её, хоть я и боялась чего-то.

Представляем ребят друг другу, и Марк везёт нас ко мне. Эмилия наотрез отказывается сползать с меня, и мы так и едем всю дорогу, обнявшись. Общаемся с ребятами взахлёб, и Марк поддерживает общение.

Дома ребята с удовольствием едят, а Эмилька рассматривает новые игрушки и красивую одежду, которую я купила ей. Марк, кажется, тоже ей понравился. Она строила ему глазки, а мы с ребятами смеялись с того, что она увела моего мужчину. Марк с детьми смотрелся так гармонично, что я уже не боялась с ним рожать.

Марк остаётся ночевать у меня, и я рада, что всё проходит так гладко и спокойно. С утра я отдаю Леону ключи от его машины, рассказывая об аварии.

— Всегда знал, что ты криворукая, — бурчит Алаев.

— Леон, — трескает его Анжела.

— Там просто твоя негативная аура осталась. Придурошная.

Когда не слышит Анжела, я уточняю насчёт его мамы.

— Не планирую с ней видеться. И тем более знакомить с ней Эмильку.

— Поняла. Если что, звони.

— Если что, я помогу, — говорит Марк, до этого не встревавший.

— Спасибо.

Всю дорогу до школы с Марком спорим, стоит ли мне переставать работать.

— Школа моя? Моя! Что хочу, то и делаю.

— Ну ты мне ещё язык покажи, — смеётся Марк.

Я и показываю.

— Хорошего дня, малышка. Люблю вас.

— И тебе хорошего дня.

Марк целует меня сто пятьдесят раз, и я иду внутрь. С огромным удовольствием занимаюсь текущими делами, присутствую на уроках, а вечером натыкаюсь на Антона с цветами.

— Здравствуйте, Даная Сергеевна! Вот, я бы хотел отблагодарить вас за то что нашли место для моей дочери. Она у меня немного замкнутая после смерти матери.

— Да пожалуйста. Девочка очень талантливая.

— Может быть, поужинаем где-нибудь?

— Простите, но мой мужчина будет против, — улыбаюсь я.

— А, да? — расстроенно произносит мужчина. — Я слышал, что вы разошлись.

— Не стоит верить слухам, — улыбаюсь. — Спасибо за цветы, до свидания.

На шашлыки мы всё же выбираемся. Хорошо проводим время, а Эмилька очень нравится Артёму. Мы даже поженить их успели.

— Вообще-то Эмилие нравится мой Марк, — смеюсь я, заметив, как сияет мужчина на слове "мой".

Леон сообщает, что они дождутся, пока я рожу, чтобы потом вместе покрестить детей. Предлагаю пока провести пару занятий в моей школе. С детьми он ладит явно лучше, чем со взрослыми.

Зову Марка с собой на УЗИ, и он светится пуще прежнего. Врач сообщает, что всё хорошо, малышка не очень крупная. Когда Марк впервые слышит сердцебиение, я вижу, как он меняется в лице. Смотрит на экранчик, целуя мою руку, а самого распирает от всевозможных эмоций. Я же просто счастливо улыбаюсь, что всё хорошо.

Единственное, что омрачает моё настроение — это Антон, который, кажется, не особо понял меня. Уже в середине сентября, когда мне ходить оставалось меньше месяца, он продолжал ходить.

— Даночка, простите, я просто каждый день хочу вас увидеть.

— Антон, я беременна и у меня есть мужчина!

— Для меня это не проблема, — кажется, он совсем поехал кукухой. — Нормальный мужик бы не позволил работать своей беременной женщине и давно сделал своей!

— Вас это не касается.

Я вижу подъезжающую машину Марка, который следует к нам с максимально невозмутимым видом, но я вижу молнии в глазах.

— Привет, любимая, — чмокает в щёку.

— Привет.

— Здравствуйте. Марк Алексеевич, владелец школы.

— Здравствуйте. У меня дочь сюда ходит. Вот, благодарил Данаю Сергеевну за то что нашла место для нас, — сразу тушуется мужчина.

— Понятно, что ж, удачного вам обучения!

И забирает меня. Ведёт за правую руку, на которой нащупывает кольцо на безымянном пальце. Я уже собираюсь сесть, как Марк тормозит меня и целует так, что у меня подкашиваются ноги. Собственник. Специально ведь на глазах.

— Подкатывает?

— Да, — выпучив глаза возмущённо шепчу. — Он что, пузо моё не видит? Я ему уже сто раз сказала, что у меня есть с кем ходить в рестораны!

— Думаю, он всё понял. Хочешь, я ему ещё пропишу?

— Нет, — бурчу, садясь в машину.

— Ты поэтому всю неделю такая задумчивая и хмурая?

— Было такое.

— Почему не сказала?

— Не знаю.

— Ты боялась, что я буду злиться?

— Да.

— Я не злюсь. Я просто знаю, что не отдам тебя один хрен. И ты не уйдёшь никуда.

Молчу. Нечего мне сказать. Так и было.

— Поехали к тебе, Словецкий.

Марк ничего не говорит, просто поворачивая машину в нужном направлении. Хочу застонать, когда понимаю, что идти на седьмой этаж, но сдерживаю себя.

Погода сегодня отвратительная. Дождь, пасмурно и грустно, и это влияет на моё настроение.

Марк открывает мне дверь, вытаскивая из машины.

— Марк, поставь, я тяжёлая.

— Ты лёгкая, не наговаривай.

Да, в общем я набрала не так много, но всё же для меня это было достаточно, чтобы начать считать себя слоном. Марк тащит меня до самой квартиры, а когда начинаю возмущаться, останавливается и целует.

В квартире снова целует, прижимая к двери.

— У меня уже губы болят, Марк Алексеевич, — шепчу я.

— Люблю тебя, — целует в лоб.

— И я тебя люблю. Я согласна, Марк.

Словецкий каменеет на пару секунд, а потом подхватывает меня и тащит на диван. Осторожно приземляет, чмокая везде, где придётся.

— Дождался, — лыбится он, а потом утыкается носом в живот. — Аришка, я дождался.

— Вот дурак, — смеюсь, гладя мужчину по голове. — Давай распишемся до родов?

— Дан, хоть завтра.

— Хочу красивую фотосессию. Давай сделаем? И заголовки "Один из самых богатых бизнесменов Марк Словецкий скоро станет отцом". Как тебе?

— Давай, — практически мурчит на ухо.

— Правда?

— Да, почему нет? Только после росписи. Чтобы с кольцами обручальными.

— Да. Полностью согласна. Тебе сама свадьба очень нужна? Я не очень хочу рестораны, конкурсы и всё прочее.

— Нет. Как ты захочешь, так и сделаем. Можем просто собрать родителей, Ерёминых, Алаевых и Макса с Ликой.

— Идеально. Ты тогда узнай, когда мы можем расписаться. Я всё-таки куплю платье съезжу.

— Хорошо, малышка. Люблю тебя, жизнь моя.

— Люблю. Только я что-то спать захотела.

Марк сразу же берёт меня на руки и тащит на второй этаж. Ложится вместе со мной на кровать, утыкаясь носом в волосы, а руку кладёт на живот.

— Мои любимые девочки, — слышу я его шёпот в районе затылка.

Марк предлагает мне на выбор несколько дат, и я выбираю через неделю, чтобы успеть выбрать какое-то платье и найти ресторан. Ребята радуются за нас, улыбаясь, как дураки.

Живот у меня не был огромным, но всё же выделялся, поэтому платье я нашла относительно легко, и оно полностью его скрыло. Макияж и причёску решила сделать себе, как в тот день, когда он меня заметил сама, а вот туфли на каблуке себе купила. Настоящая невеста.

Вика плакала, радуясь за меня, пока собирала, ведь ехали мы со Словецким в ЗАГС из разных квартир. А я улыбалась. За день до свадьбы мы с Марком съездили на кладбище к родителям, и я чувствовала, что поступаю правильно, а значит не стоит рыдать.

Его родители были на восьмом небе от счастья. Постоянно ездили к нам на ужины с кучей подарков для столь долгожданной внучки. Марк боялся, что я устану, но я была счастлива, что у дочери будет такая любящая большая семья. Иногда я плакала в одиночестве, потому что мне было так жаль, что она узнает какими прекрасными были только их моих рассказов, но я знала точно, что где-то наверху они безумно рады за меня.

Белое платье, шикарные локоны, нежный макияж с блёстками и стрелками.

Словецкий уже ждёт у ЗАГСа. Такой красивый и такой мой. Я вижу, что он оценил и макияж, и платье, и меня.

— Какая ты красивая, как мне повезло.

— Боялся, что я не приеду?

— От тебя можно ждать чего угодно, — смеётся Марк.

Всё проходит так хорошо, что я в восторге. Без лишней мишуры и завистливых людей.

В ресторане танцуем первый танец, и Марк ведёт меня в танце, как будет вести и по жизни.

Его родственники плачут, Воронова тоже через раз пускает слёзы, а Лика с Анжелой радостные.

Букет невесты, к моему удивлению, ловит не Вика, а Лика. Воронова потом сообщает мне, что просила Артёма не торопиться. Женой она уже была, и ей не понравилось, и Ерёмин дал ей эту мнимую свободу. Зато Макс хитро улыбается.

В квартиру Марк снова заносит меня на руках.

— Ты задолжала мне брачную ночь.

— Я спешу напомнить вам, господин Словецкий, что я дала вам после двух свиданий. Можем считать, что это была именно она.

— Нет, лиса, это не была она.

— Ладно, так и быть, как только разрешат, я вся твоя.

— Ты теперь вообще вся моя всегда.

На фотосессию надеваю шикарное обтягивающее платье чёрного цвета. Длиной оно в пол, но на плечах спущено, делая декольте глубже. Марк надел чёрный костюм и белую рубашку.

На фотосессии мы успели и подурачиться, и сделать красоту. Меня всегда грел тот факт, что таким Словецкого знаю лишь я. В новости мы всё же попали именно с тем заголовком, о котором сказала я. Когда я увидела, то сразу приехала к Словецкому в офис. Марк, как видит меня, сразу подпрыгивает.

— Что-то случилось?

— Да. Соскучилась по мужу, — мне так нравилось называть его именно так.

— Как себя чувствуешь? — лыбится Словецкий.

— Лучше всех, — смеюсь я. Если честно, я подустала, ведь рожать мне было уже со дня на день. Даже сумка была готовая.

— Устала? Потерпи, малышка. Уже скоро.

— Терплю. Дочь твою. Варваршу!

Вещи мы перевезли к Марку в дом, а в моей квартире пока остались жить Леон с семьёй. Алаев согласился поработать преподавателем в моей школе, а Лика вернулась к обязанностям директора.

А в один из октябрьских вечеров, пока Марка ещё был на работе, а я страдала от скуки, вдруг поняла, что по ногам что-то бежит. Сохраняя спокойствие, я быстро навожу порядок, звоня в больницу своему доктору, которая говорит, чтобы я собиралась и ехала, а затем и Марку.

— Да, любимая? Как у вас дела?

— Всё хорошо, — рыскаю я в поисках новенького спортивного костюма. — У тебя как дела?

— Хорошо, скоро домой буду выезжать. Ты что-то хотела? Или тебе просто скучно? — последнюю неделю я сидела дома, и когда не готовилась к появлению малышки, скучала, доставая Словецкого.

— Я ничего не хотела, — наконец нахожу свой костюм. — А вот твоя дочь, кажется, захотела познакомиться с нами. Короче, меня надо везти в роддом. Ну или я сама могу.

— Дана, — вопит Словецкий. — Ты чего сразу не сказала? Я буду через двадцать минут. Ты как?

— Прекрасно Дана. Собирается ехать мучиться несколько часов к ряду. Будь осторожен, пожалуйста. Спешить некуда, это не так быстро всё происходит, как в фильмах показывают.

— Хорошо. Звони, если что, но я скоро буду.

Паникёр. Надо было родить спокойненько, и всё. Готовлю сумку, проверяю всё ли положила, а потом завариваю себе чай, выискивая в холодильнике торт. А что? Когда я ещё смогу?

Словецкий влетает в квартиру как раз в тот момент, когда я жую наивкуснейший в моей жизни малиновый торт, запивая травяным чаем.

— Ты как?

— Ща чай допью и поедем.

— Дана!

— Что Дана? Не тебе сейчас несколько часов выталкивать из себя варвара! Я должна быть сытая. Да и схватки пока слабые, нормуль, Марк Алексеевич. Тебе, может, тоже чаю? Ты какой-то взвинченный.

— У меня просто жена рожает! Чего уж там волноваться!

— Главное, что не ты!

Я спокойно дожёвываю кусок, показывая какие сумки необходимо взять. До роддома по пробкам едем около сорока минут, и Марк весь на изжоге. Я чувствую, как схватки становятся чуть чаще и сильнее.

— Малышка, скоро приедем, слышишь?

— Всё хорошо, — улыбаюсь, прикрывая глаза.

— Сильно больно?

— Нет.

В роддом Марк норовит меня тащить, но я иду сама. Меня уже встречает доктор.

— Дан, может, я с тобой?

— Нет, Словецкий, мы это уже обсуждали! Дай родить спокойно.

— Я люблю тебя.

— И я тебя.

Меня увозят, проводят осмотр, что-то делают, а я чувствую, как схватки становятся ещё сильнее, но терпимо.

— Давай, как я учила, дышим, — говорит доктор.

Да, я пару раз ходила на курсы.

Я надеялась родить по-быстрому, но к полуночи у меня ничего не получается. Я прилично измотана, а Словецкий весь на нервах за дверью, наяривает мне на телефон.

— Давай, давай, девочка, ещё чуть-чуть, уже немного осталось.

Из уголков глаз текут слёзы от боли, но я упрямо не кричу.

— Решила родиться в красивую дату. Вся в мать, — сквозь боль шиплю.

Прилагаю последние усилия и слышу плач. Выдыхаю и выдыхаюсь.

— Какая малышка, ты посмотри! — показывает мне плачущую дочь врач. И совсем она не варвар, а такая малышка.

Я плачу и смеюсь. Она такая красивая и такая крошечная.

— Рост 52 сантиметра, вес 2,800. Время 01:41. 14 октября.

— Всё по красоте решила сделать, моя хорошая, — смеюсь, понимая, что время и дата одинаковые, зеркальные и красивые.

После всех манипуляций меня переводят в палату. Я рассматриваю Аришку, понимая, что она — копия я. Ко мне пускают Марка. Он очень взволнован, и это так мило.

— Ты как?

— Лучше всех, — смеюсь я тихо. — Просто кто-то решил дожать до красивой даты и времени.

Словецкий аккуратно присаживается рядом, заглядывая.

— Она так похожа на тебя, — тихо шепчет, не отрывая глаз.

— Ты только не обижайся. Я потом тебе ещё сына рожу, он на тебя будет похож.

— Правда? Ещё родишь?

Киваю.

— Я счастлив, Дана. Абсолютно счастлив. Спасибо тебе, — тянется и целует в лоб, а я начинаю плакать от счастья и усталости, возможно, из-за гормонов. Марк тянется и целует в лоб мелкую, которая морщится и открывает глаза.

Я вручаю ему дочь, а сама утыкаюсь в его плечо, держась за его сильную руку.

— Устала? — гладит по волосам, чмокая в макушку.

— Угу. Есть немного. Ни о чём не жалею, — пускаю пару слёзок.

— Ну ты чего, малышка? Всё хорошо. Посмотри, какая она чудесная!

— Вижу, — теперь смеюсь. Кажется, гормоны ещё долго будут играть. — Это от счастья.

— Я люблю тебя, Дана.

— А как я тебя люблю, Словецкий.

Эпилог

— Арина, блин, утихомирься! — шыкаю на беспокойную дочь, сидящую в детском автокресле на соседнем сидении.

Словецкий был против, чтобы я сама садилась за руль, когда с дочерью, но я сказала, что как бы буду.

— А па ма ба, — лепечет Аришка, болтая ногами, видимо, мечтая потопать. В свои полтора года она уже чудесно с этим управлялась.

— И ма, и па скоро будет, и ба.

Что-то моей девочке не нравится, и она начинает плакать. С тяжёлым вздохом паркуюсь в первом возможном месте.

— Ну что, что такое? Зубки режутся и больно? Сейчас помажу.

Заглядываю в эти шикарные голубые омуты. Она уже сейчас всех сводила с ума ими, боюсь представить, что будет дальше.

Провожу все манипуляции и выхожу вместе с ней, чтобы немного успокоить. Даже не сразу понимаю, где останавливаюсь, но поднимая глаза на огромный цветочный магазин, вздрагиваю. Здесь был магазин родителей. А потом его отняли. Но сейчас здесь снова он. И название, как прежде "Королева". А вместо точек над "Е" просто линия. Я открываю и закрываю рот, ловя воздух. Вижу, что там идёт ремонт. Девочка я не стеснительная, поэтому подхожу, окликая строителей.

— Здравствуйте, парни. А не подскажете, кто хозяин?

— Здравствуйте, красавицы. Наш работодатель. Марк Словецкий.

— Спасибо, — шёпотом выдыхаю я.

Мне необходимо десять минут, чтобы прийти в себя. Даже Аришка притихла, видимо, чувствуя моё состояние. Когда понимаю, что могу адекватно вести машину, направляю её в сторону офиса Марка.

Мы с Ариной здесь бывали неоднократно, поэтому дочь, кажется, узнаёт куда мы идём и радуется.

— Галя, здравствуй! Можно? У него там никого?

— Здравствуйте, Даная Сергеевна. Привет, карапуз, — улыбается Галя, и Аришка дарит ей свою улыбку. — Нет, никого, проходите.

Марк с кем-то говорит по телефону, причём очень резко, но при виде нас быстро сворачивает разговор. Аришка улыбается пуще прежнего, и Марк сразу забирает её.

— Привет, моя хорошая. Привет, моя сладкая, — и этот мужчина только что рычал на кого-то в телефоне. Серьёзный соперник в бизнесе, безжалостный к конкурентам.

Я до сих пор под впечатлением, поэтому молчу. Марк заглядывает в мои глаза, понимая, что что-то не так. Я едва сдерживаю слёзы.

— Что случилось, моя девочка? — спокойно спрашивает, чтобы не пугать Арину.

— Рина истерить начала. Я остановила машину в первом попавшемся месте.

— И что?

— И это был цветочный. Королева.

Вижу осознание в глазах мужа. А в моих снова проступают слёзы.

— Прости. Я хотел закончить, а потом показать, малышка, — отпускает Арину гулять, а меня притягивает за талию максимально близко. Держусь за его плечи. — Боялся, что ты снова скажешь, что я тебя покупаю.

Плачу, уткнувшись в его плечо, пока наша дочь устраивает погром.

— Блин, Дана, прости, я не думал, что это так тебя расстроит. Прости, моя девочка, — гладит и целует меня.

— Не расстроило. Тронуло, Марк. Ты заморочился, то же место, то же название, даже дизайн тот же.

— Я хотел воссоздать. Хотел, чтобы такая память осталась о твоих родителях.

— Раз уж я забрал их дочь себе, — тихо смеётся.

Когда Словецкий спросил возьму ли я его фамилию, я, конечно, согласилась, но очень переживала, что придётся расстаться со своей. Она была мне очень дорога. Понимала, что Словецкий вряд ли поймёт меня.

Но он, как всегда, понял.

— Марк, я люблю тебя, — прижимаюсь ещё крепче. — Спасибо тебе за всё.

— Это тебе спасибо, моя маленькая. Благодаря тебе у меня прекрасная жена, которую я безбожно люблю. И прекрасная хулиганистая дочь. Только сейчас понимаю, что такое жизнь.

— Марк, она исчеркала какие-то бумаги.

Словецкий отрывается от меня.

— Ай, молодец, дочь. Они мне нужны для переговоров, — смеётся вместо злости, беря довольную Аришку на руки. Попутно просит Галю связаться с нужным отделом и подготовить новую копию.

— Ариша, — возмущаюсь я на дочь. — Ну нельзя так!

Дочь смотрит на меня, широко распахнув свои голубые омуты.

— Ей у папы можно всё, — чмокает Марк Арину много раз, щекотя, и она начинает заливисто смеяться.

— У тебя переговоры?

— Да, малышка, — снова возвращается ко мне. — На пару часов.

— Тогда мы будем ждать тебя дома. А то эти зюбы достали, да, дочь? — тискаю. — А папы рядом нет. А мама всё делает не так.

— Неправда! Просто папа всё разрешает, — ржёт Словецкий.

Дома я кормлю Арину, а она закатывает мне истерику. Хожу с ней несколько часов, плачем тоже вместе. В конце концов гель и сироп начинают действовать, и она засыпает. Как только хочу положить в кроватку, её глазёшки открываются, поэтому, плюнув, ложусь на диван, крепко прижимая её к себе. Глажу по спинке, прижимаясь губами к прохладному лобику.

Именно в таком виде нас и застаёт Марк.

— Спит? — тихо спрашивает, поглаживая малышку по волосам.

— Да, недавно уснула. Истерика миновала, но спать мы хотим только на мне.

Марк быстро переодевается и забирает малявку. Аришка не просыпается, поэтому Словецкий уносит её на второй этаж в кроватку. Сам возвращается ко мне, падая на колени у дивана и утыкаясь носом в плоский живот. Перебираю его волосы, смотря в потолок.

— Устал?

— Угу, — стонет, начиная целовать при этом мой живот, а руки тянутся ниже.

— Марк, — тихо зову, но Словецкий уже занят. — Марк! — чуть громче, но безрезультатно. Лишь когда натыкается на мои глаза, в которых застыли слёзы, останавливается.

— Что такое, малышка? Что случилось? — тут же подскакивает, садясь рядом со мной.

— Я давно уже хочу сказать, но всё как-то не до того было.

— Я заметил, что что-то не так, но ждал. Ты какая-то раздражённая и задумчивая. Колись, что случилось?

— Я беременна. Опять, — и слёзы уже не держатся в глазах.

Марк первые пару секунд сидит без эмоций, а потом зажимает меня, целуя в губы, сцеловывая слёзы, прижимает к себе теснее.

— А чего ревёшь?

— Мы же хотели позже, — слёзы продолжают бежать, и я уже не понимаю, что они значат. — Аришка маленькая ещё. Мы ещё даже не успели выдохнуть. И, в конце концов, как же моя карьера?

— Девочка моя, ты чего? Справимся со всем. Я ведь предлагал няню, мою маму. Всё хорошо будет. А насчёт карьеры… Может, так и лучше? Зато потом сразу уже без перерыва ворвёшься.

Марк так легко говорит обо всём, что и я понимаю, что сама надумала проблем. Дурацкие гормоны.

— Прости. Прости за эту истерику.

— Всё хорошо, моя маленькая. Я понимаю твой страх, но я всегда рядом.

Тянусь к губам Марка сама, и он тут же перехватывает инициативу, целуя страстно и горячо.

— Ты же сама мне сына обещала, — несёт меня на второй этаж, аккуратно опуская на простыни.

— Люблю тебя больше жизни, Словецкий, — притягиваю его к себе, чтобы чувствовать каждой клеточкой. — Сына, так сына.

— А как я тебя люблю, — жмётся Марк сильнее, покрывая поцелуями.

Я не жалела ни о чем. Ни о том, что когда-то села в его машину, ни о том, что мы переспали почти сразу, что я родила раньше, чем вообще собиралась. Даже в нашей ссоре был смысл. Марк перестал меня так ревновать, он понял, что жить без него я не могу. Конечно, теперь мы были всегда под охраной, но я научилась мириться с этим. Словецкий знал, что хрен куда я уйду.

Единственное, о чём я иногда думала и ёжилась — это если бы у нас что-то не сложилось, но Марк всегда прижимал меня ещё крепче, сообщая, что долго бы не протянул, забрал меня из всех Франций мира.