Бардадым – король черной масти [Юрий Даниилович Гончаров] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

который уже раз. Так ходить по земле, под солнцем, по людным улицам, как все, не обнаруживая памяти о содеянном, страха разоблачения, встречаться с людьми, смотреть им в глаза… Держать за руку сына, покупать баранки, воздушные шарики… Огорчаться огорчениями мальчика и радоваться его радостям… С немалыми неожиданностями познакомила Максима Петровича жизнь и долгая служба в районной милиции. Он выработал в себе привычку доверять только фактам, точным фактам и только факты принимать в расчет. Но все же иной раз доверял и чувству, интуиции. Бывало, что в иных случаях как раз чутье-то и подсказывало истину, подталкивало на верный путь. Свое мнение о непричастности Авдохина к совершенному в Садовом преступлению Максим Петрович строил в основном на чутье. Он почему-то верил в эту подсказку интуиции, она казалась ему не менее значимой, чем подлинная реальность, факт. Но, может быть, он и ошибается? «Человеческая душа – потемки», – любит говорить Муратов…

Проскрипев сапогами, Муратов вернулся к столу, сел, погрузив голову в высоко поднятые плечи, приладил на крупный, с торчащими из ноздрей волосинками нос роговые очки. Их привез Муратову из-за границы кто-то из знакомых, совершивших туристскую поездку. Муратову они очень нравились. Они и верно шли к его мясистому широкому лицу с седоватыми бровями и серебристым ёжиком над исчерченным складками лбом. Вид у него в этих заграничных очках был солидный, даже ученый, профессорский…

– Все-таки Авдохина, наверно, мы зря выпустили… – сказал он в тоне размышления, держа карандаш за грифель и постукивая тупым концом по обложке «дела».

– Улики всё косвенные, прямых нет.

– Так-то оно так, – постукивая, проговорил Муратов. – Но ведь сколько их, этих косвенных! Да и каковы! В прошлые времена иному следователю их за глаза хватило бы, чтоб по всей форме обвинение слепить… На Извалова Авдохин был давно зол, все Садовое это знает. В школе завхозом работал – кто его снял? Извалов. За пьянку и кражу оконного стекла. В совхозе Авдохин на складе горючего работал – кто постарался, чтоб его сняли за разбазаривание горючего и несоблюдение правил хранения? Опять Извалов. Как член совхозного партбюро и комиссии народного контроля. Наконец, последняя история. Кто дал знать в райпотребсоюз, что Авдохин сортность товаров завышает, сбывает вторые сорта за первые, а разницу – себе в карман? Кто был причиной ревизии? Опять же Извалов. Грозил ему Авдохин принародно? И не раз. Кричал же пьяный: «Я твоих детей сиротами сделаю!» Вон сколькими свидетельскими показаниями это зафиксировано!

– Зафиксировано, – согласился Щетинин холодновато, без того увлечения, с каким воспринимал эти факты Муратов.

– А это? Ровно за день приходил вечером к дому Извалова и кричал у него под окнами: «А ну, выходи, выходи!» Как там дальше-то? – Муратов быстро раскрыл папку на середине, стал перелистывать бумаги. – Вот… в показаниях Изваловой: «…пытался оторвать от ограды планку, оторвать не смог, тогда стал материться, махать в окна кулаком и кричать…»

Муратов приблизил очки к странице протокола, исписанной размашисто, жидкими фиолетовыми чернилами.

– «Я тебе сделаю весело!» – подсказал Щетинин, слегка усмехнувшись.

– «Сделаю весело!» Весельчак какой! – с гневом сказал Муратов.

– Это всё пьяные угрозы. А цель убийства не месть, а грабеж. Деньги.

Щетинин решительно закрыл «Огонек», отбросил в сторону, чтобы кроссворд перестал его искушать. «Ц Пуни… Цезарь, что ли? Надо вечерком поглядеть в энциклопедию. Все-таки полезная вещь кроссворды, каждый раз узнаёшь что-нибудь новенькое…»

– Цель могла быть двоякой. – сказал Муратов как бы с легкой укоризной по адресу Щетинина. – Нельзя так категорически утверждать… Откуда это известно, что цель была одна? С настоящим преступником мы еще не разговаривали. Вполне могло быть и так: и месть и деньги. Авдохин – корыстолюбец, на руку нечист, еще ни разу не пропустил что плохо лежит. Кругом в долгах: школе за стекло остался должен, в сельпо – должен… А тут – шесть тысяч!

– А вы представляете себе, как Авдохин стал бы расплачиваться этими деньгами? Как принес бы их в школу, в сельпо, – это в селе, где каждый знает о случившемся грабеже, о том, что Авдохин – первый на подозрении, что хата у Авдохина почти без крыши, а дети от снега до снега бегают босиком…

– Корову же он продал? Вот и объяснение.

– Авдохин – пьяница и жулик, но жулик мелкий, – сказал Щетинин, расстегивая пуговицу на воротнике рубашки. (И как это Муратову не жарко – сидит в полной форме, в суконном кителе… Окна закрыты – боится сквозняков. И чтоб мухи не налетали. А их вон сколько… Одна даже в графине с водой…) – На крупное он не способен… Для крупного дела нужен особый размах, фантазия. Да кроме того, он достаточно сообразительный человек, чтобы понимать, что после всех угроз и скандалов, какие он устраивал Извалову, подозрение прежде всего падет на него и воспользоваться деньгами ему не придется – не дадут. Если бы уж так