Рассказ князя Ниглинского [Герберт Барбер] (fb2) читать постранично, страница - 2

прекрасные, хорошо отдохнувшие и приученные по прежним зимам к долгим санным переходам. Правил ими я сам. Слуга-татарин Василий, мой единственный спутник, занял место в санях позади меня.

Мы быстро выехали за пределы города. Несмотря на огромное количество снега, который выпал в последние дни и образовал высокие сугробы, дорога, выметенная вьюгой, была легко различимой и ехать по ней не составляло труда.

Мы были в пути, наверное, уже около трех часов, когда погода неожиданно переменилась. Облака, казалось, не находили себе больше места на небе и стали зловеще опускаться на нас. Свет быстро померк, и блеклые, медленно наступавшие сумерки начали бороться с белизной снега.

«Метель!» — вдруг услышал я крик Василия. И действительно — через несколько минут она началась, эта страшная зимняя буря русских просторов. Завьюжило, ветер засвистел и завыл сотней голосов. Снежный поток, увлекаемый метелью, словно стена вырос перед нами, преграждая путь. «Вперед! — непрерывно кричал я. — Марфа, Корсо, вперед!» И принимался стегать их кнутом, пока моя рука, обессилев, не опускалась.

Тем временем сумерки сменились ночным мраком. Перед нами Лишь поблескивал снег, которым теперь стало заметать и нашу дорогу. Вскоре ее нельзя было разобрать. Мы уже ехали наугад. Напрягая все свое внимание, я пытался сохранить направление. «На север, все время на север», — думал я механически. А лошади продолжали нестись вперед, будто были наделены неземными силами. Но постепенно и они ослабели. Снег громоздился все выше, лошади стали проваливаться. Не было видно ни деревни, ни дома, ни других каких-либо признаков жилья. «Боже мой, если нам придется остановиться здесь, в этой глуши? Тогда мы погибли!» И я, наклонясь вперед, снова закричал, подбадривая коней, и снова стал стегать их кнутом…

Внезапно сбоку от нас, мерцая сквозь снег и мглу, выплыл огонек — знак человеческого жилья.

«Василий, — прокричал я, — ты видишь свет?»

«Да, барин!» — услышал я, словно издалека, ответ татарина, сидевшего позади меня.

Неожиданно плотный ком снега ударил меня в лоб. Я закрыл глаза. Когда через несколько секунд я их снова открыл, то, к своему ужасу, уже не увидел обнадеживающего света. У меня вдруг начала болеть голова, и глаза вновь оказались во власти недуга, который часто одолевал меня в последние дни. Но я не имел права поддаваться сейчас этой слабости. Нужно было направить лошадей туда, где я раньше заметил свет. Я начал молиться как ребенок. А затем, чувствуя, что на глазах у меня выступают слезы, стал проклинать в безудержной ярости и нахлынувшей ненависти этого мерзавца Ранина, по милости которого я оказался в таком бедственном положении.

Постепенно от изнеможения меня стало охватывать безразличие. Я уже не отдавал себе отчета в том, что мои руки еще продолжали сжимать поводья. И то, что мы пока продолжали ехать, было подобно чуду.

И тут — не знаю, как передать охвативший меня тогда восторг, — снова блеснул свет, еще ближе, чем прежде, как мне показалось, однако не в том направлении, которого мы пытались придерживаться. Я направил было лошадей в сторону, влево — но что это?! Впереди, между лошадьми, что-то стало вспыхивать и мерцать. Между их шеями, поднимаясь снизу, стал расти какой-то светящийся конус. И в этом ярком конусе сформировалось или поднялось с земли нечто, стоящее прямо между скрещенными поводьями; оно становилось все больше и отчетливее — это была прозрачная и призрачная фигура какого-то человека, старика.

Представьте себе это, господа! Человек бежал. Он бежал в ногу с лошадьми, с противоестественной уверенностью, спиной вперед, и, казалось, на каждом шагу, на каждом прыжке что-то кричал, приказывал, так как его рот равномерно открывался вместе с жуткими, угрожающе поднятыми на меня глазами, и тогда были видны два отвратительных, похожих на звериные, клыка.

Неожиданно он поднял руки и стал хвататься скрюченными пальцами за удила, за ноздри лошадей. Животные с диким ржанием бешено вздыбились. Я хотел что-нибудь крикнуть этому призраку, но слова застряли у меня в глотке. Я мог лишь смотреть на него в безмолвном ужасе. На какое-то мгновение кони, вздыбившись, замерли, потом дернули сани вперед и опустились на передние ноги. В приступе ярости и отчаяния я принялся стегать их кнутом. Мы снова понеслись дальше. Призрачный свет померк, и демоническая фигура, казалось, исчезла, растворилась среди снега и ветра, а там вдали сквозь непогоду мерцал фонарь спасительного убежища, теперь уже ближе и ярче. Но боже мой! Между шеями лошадей снова появился светящийся конус, старик опять был здесь, он никуда не исчез, он все еще бежал впереди лошадей — и теперь я уже знал: он хотел задержать меня, не дать мне доехать до цели. Старик опять поднял руки, опять схватил за удила фыркавших рысаков. И снова они встали на дыбы, еще с большим неистовством, чем в первый раз. На отвратительном, искаженном злобой лице демона, казалось, промелькнула дикая усмешка. Нечеловеческим усилием