НФ: Альманах научной фантастики 36 (1992) [Владимир Гаков] (fb2) читать постранично, страница - 4

Иванович, - у меня есть тщеславие. Вы думаете: вот архитектор, наверное, неудачник, живет в городишке, черт знает где, - это неправильно. Я, как настоящий полководец, - я ношу в сумке маршальский жезл.

И Мирон Иванович похлопал себя по карману пиджака.

– А зачем? - спросила девушка.

Они стояли перед сапожной мастерской, порывы ветра дергали край плохо прикрепленной вывески, и та мелко дрожала, а иногда била по штукатурке.

– Другие мои сверстники, даже более талантливые, просиживают штаны в больших душных комнатах столичных мастерских, воплощая чужие идеи. В тридцать, в сорок лет они остаются мальчиками на побегушках. А ради чего? Чтобы перейти площадь и попасть в зал Чайковского на симфонический концерт? Нет, я хочу всегда быть первым. Сегодня в Великом Гусляре, завтра в области. И я вернусь в Москву - победителем!

– Я сделаю все, чтобы так не случилось, - сказала девушка.

Мирон Иванович не понял, надо ли улыбнуться или обидеться, но предпочел улыбнуться, хотя улыбка вышла неуверенной.

– Если вы решили оставить меня здесь, потому что сами остаетесь, я не возражаю, - сказал он и снова протянул руку, но Таня сделала маленький шаг в сторону, будто ветер отнес ее как лепесток. Рука Мирона Ивановича повисла в воздухе, потом он указал ею на часовню и сказал:

– Что ее стоило снести сто лет назад? Никто бы не возмущался, никто бы не бил в барабаны общественности. Старое должно уступать дорогу.

– Чему?

– Новому.

– Вот этому? - Таня показала на забор, за которым спал подъемный кран.

– Именно. Хотите посмотреть? Там уже вышли на нулевую отметку.

– Нет, не хочу, - сказала девушка. - Мне некогда.

– А я думал, что мы гуляем.

– Это вы гуляете.

– Странно. Самое удивительное свидание, которое было в моей жизни.

– Теперь послушайте меня, - сказала Таня. - А то вы все говорите, а дело не двигается.

– Пожалуйста, - согласился Мирон Иванович. - Пойдемте тогда в сквер. Там лавочки.

– Что вы знаете об этой часовне? - спросила Таня, будто и не слышала приглашения.

– Старая, - сказал Мирон Иванович серьезно, так как вопрос был задан серьезно. - Если что и было, то ничего не осталось. И очень нам мешает.

– Эта часовня, - Таня подошла к ней поближе и дотронулась до обрамления узких окошек, - одно из первых каменных зданий такого рода на севере России. Построена она в четырнадцатом веке. Уже поэтому она уникальна. Это самое старое каменное здание в городе.

– Вы архитектор или историк? - спросил Мирон Иванович.

– Я генетик, - ответила Таня. - Часовню, конечно, перестраивали, но внутренний план и стены, к счастью, полностью сохранились. Зайдите внутрь.

– Нельзя, - сказал Мирон Иванович. - Заперто. Там чужие ботинки лежат. - И он тихо засмеялся.

– Нам с вами не нужны чужие ботинки, - строго возразила девушка. Она подошла к двери, что-то сделала с замком, и дужка его послушно отвалилась. Таня вынула дужку из скобы и отворила дверь. Дверь тяжко заскрипела, и Мирон Иванович вдруг захотел убежать, потому что никогда еще не взламывал дверей.

– Таня! - прошептал он. - Не надо!

– Заходите, - сказала Таня, войдя в сапожную мастерскую и уверенно зажигая свет, как зажигают вернувшись домой.

Часовню пополам разделяла стойка, по эту сторону стояли стулья для тех заказчиков, которые в ожидании срочного ремонта сидят, поджав под себя ноги или поставив носки на газеты, расстеленные на полу. За стойкой были видны два станка, рабочие столы сапожников и во всю заднюю стену - полки с ячейками. В ячейках, выставив носки наружу, стояли парами ботинки и туфли. Мирону Ивановичу приходилось здесь бывать, но только днем, когда заходил починить ботинки. Тогда здесь было шумно, людно, сильно пахло лаком и кожей. Сейчас почему-то даже запахи сапожной мастерской куда-то исчезли.

– Таня, - сказал Мирон Иванович, - там на стройке есть сторож. Он услышит, и будут неприятности.

– Посмотрите на потолок. Видите эти своды? - сказала Таня.

Мирон послушно посмотрел наверх и подумал, что потолок давно пора покрасить. Он в самом деле был сводчатым, и в плавных линиях его была неправильность, будто его не выкладывали из кирпичей, а лепили из глины.

– Таня, - сказал Мирон Иванович, - давайте там, в сквере, поговорим.

При ярком свете лампы Таня была куда менее романтичной, чем в ресторане или на улице. И глаза у нее оказались меньше, чем десять минут назад. И в движениях девушки была какая-то сухость, точность, словно яркий свет сорвал с нее вуаль и ограничил ее в пространстве жесткими линиями. И платье не светилось. Обычное голубое платье.

– Под моими ногами, - сказала Таня, топнув по истертым, крашенным в шоколадный цвет доскам пола, - на глубине полуметра находится настоящий пол часовни. Он представляет собой мозаику. Уникальную мозаику конца четырнадцатого века. Это вам что-нибудь говорит?

– Я ухожу, - сказал Мирон Иванович.

– Сейчас пойдем, не волнуйтесь. Сторож спит. А если снять все эти слои белил и штукатурки со стен, то вы увидите чудесные фрески, повествующие о жизни Николая