Беспокойные духи замка Жош-Лещницких [Фотина Морозова] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

обозрев семейную галерею, удостоверился, что аристократические предки, в которых я на самом деле пошёл, аристократами не выглядели. Редкие белесоватые волосёнки, которые можно было величать белокурыми разве что из лести, срезанные подбородки, рубленые квадратные лбы, курносые носы, с вызовом уставляющиеся ноздрями на зрителя и, самое досадное, склонность к полноте. Смесь бревна со свиньёй! Я дал себе слово бросить привычку наедаться на ночь. И как это вильчанские крестьяне веками терпели, чтобы ими правили люди со столь явными признаками вырождения?

— Жош-Лещницкие совершили неоценимый труд для процветания нашего края.

Глас с небеси. Как раз в ту минуту, когда я из приверженца старинных устоев готов был сделаться революционером. Я обернулся. Поистине «с небеси»: заявление исходило от ксёндза. Я заподозрил, что коммунистический режим отучил всех поляков, в том числе и священнослужителей, уважительному отношению к чужой собственности, но, оглядевшись, узрел, что ксёндз не нарушил права частного владения. Проволочную ограду вокруг автобазы снесли, полуразрушенные кирпичные опоры уподобились неровностям почвы — входи, кому охота! Вот и вошёл ксёндз. Я посещал католический храм только до десяти лет, однако и в свои тридцать четыре без труда узнаю католического священника. Местный экземпляр был в подобающей сану чёрной сутане. Субтилен и невысок. Что-то впечатлительное и тихо-восторженное отдавалось и в его выпукло посаженных, размытого славянского цвета, глазах, и в изящных ручках. Позволительно ли для приветствия пожать руку ксёндзу? В конце концов, из католицизма я вырос давным-давно, поэтому без колебаний протянул свою широкую белую пятерню:

— Надеюсь продолжить семейную традицию, чтобы край расцвёл ещё пышней. Эндрю… Анджей Жош-Лещницкий.

— Адам Григорчук. — А в рукопожатии изящная кисть оказалась не слабой. — Могу ли надеяться, что вы приехали к нам навсегда?

— Не стану загадывать, пан Григорчук, но эта земля… Земля притягивает! Места, где правили и охотились мои предки.

— Земному царству не дано стать Царствием Небесным, однако и земная власть способна сделать много хорошего. Раньше для этого достаточно было знатности и богатства, теперь даже люди древнего происхождения осваивают новые профессии…

Церковный пройдоха желает знать, на какие шиши я восстанавливаю замок? Секрета здесь нету:

— По профессии я рекламный агент. Поначалу был не слишком удачлив, но пять лет назад мне удалось раскрутиться, и вот, пожалуйста, денег довольно, чтобы отстроиться.

По тому, что я назвал его просто «паном Григорчуком», он должен был понять, что я не войду в число овец его стада, но, дотошный и навязчивый, как все его сутаноносные собратья, спросил впрямую:

— Давно ли вы причащались, пан Жош-Лещницкий?

— Пан Григорчук, идея богов для меня — пройденный этап. Я не нуждаюсь в этой гипотезе.

Он вздохнул:

— Ваши слова не означают, что вы на самом деле не нуждаетесь в Боге, но сейчас мы не будем об этом говорить. Позвольте ещё раз порадоваться тому, что через столько лет Жош-Лещницкие наконец к нам вернулись.

После его ухода я вздохнул с облегчением. Тем не менее, ксёндз был одним из первых, кого я пригласил на праздничный ужин. Вне зависимости от того, во что я верю, я верю в то, что жрец религии, поддерживаемой большинством народа — влиятельное в городе лицо.

* * *
Парадную комнату на первом этаже украсили портреты предков — самых красивых, а значит, наименее похожих на меня. Всё же фамильные черты читались отчётливо… Черты лица, а может быть, и черты характера? И судьбы? Как-то раз, готовясь вступить в одно деловое сообщество, которое позволило бы мне всё выиграть — или, в случае неудачи, всё проиграть — я уже задумывался о том, что на самом деле толкнуло меня сделать опасный шаг. Что-то во мне или что-то вовне? Шаг оказался финансово выгодным, я выиграл, а значит, забыл о колебаниях. Что вернуло меня в тот день? Пожалуй, колорадские жуки с плакатов: стены в том круглом офисе украшал насекомоподобный орнамент… а председатель сообщества, рассматривавшего мою кандидатуру, был весьма образован и шпарил по-латыни не хуже любого ксёндза… Прочь, настырные воспоминания! Я не из тех, кто живёт прошлым. Но сейчас прежнее состояние ментальных процессов воскресло, если оно вообще умирало, и бездна, где плавали безвидные рыбы случайности и предопределённости, генеалогии и генетики, дохнуло йодистыми испарениями, и я усомнился, что мыслил о себе верно до сих пор.

— Ой, такой молоденький, а такой вежливый! — расхваливала ксёндза домработница, расставляя на столе посуду, в то время как я, пыхтя, подвешивал последний портрет. Я ещё не дожил до того, чтобы заставлять людей мне служить, но женщина для помощи по хозяйству была необходима. — И очень верующий, не то, что другая-то в наше время молодёжь. Может, потому, что приезжий, из Дрогобыча, это в Советском Союзе…

— Советского Союза теперь нет, пани