Газета День Литературы # 061 (2001 10) [Газета «День Литературы»] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

встречи первого московского поезда вернулись писатели. Я заметил, что под сенью великого классика неохота говорить фальшь, какие-то общие слова. Толстой вызывает своих коллег на откровенность. Вот и говорили на этот раз о самом важном и в литературе, и в жизни России. Когда-то Лев Николаевич признавался, что больше всего на свете любит простой "русский мужицкий народ", согласятся ли на такую любовь наши современные писатели? Об этом размышлял Владимир Личутин. Андрей Волос, недавний лауреат Госпремии, говорил о том трудном пути, которым идет сегодня хорошая книга к читателю. О неизбежности литературного консерватизма говорил американец Джон Блеймайер.


Писатели видели в литературе последнее предупреждение, признавали высокую ответственность мастера слова, утверждали неизбежность самоограничения. Среди выступавших — Александр Эбаноидзе, Михаил Кураев, Вячеслав Дегтев, Валентин Курбатов, Михаил Петров, Петр Краснов, Тимур Зульфикаров. А по вечерам там пели песни Александр Михайлов и Ирина Дементьева, русский народный хор, цыганский ансамбль.


Закончились шестые толстовские чтения на пятый день 12 сентября на поле Куликовом. От поля высоких дум до поля высоких битв. И девиз один и тот же — за Россию.


Ибо сегодня как никогда кстати звучат слова Льва Николаевича Толстого: "Если человеку плохо жить, то это только оттого, что у такого человека нет веры. Это бывает и с народами. Если плохо живется народу, то только оттого, что народ потерял веру". Наш долг — писателей России, помочь русскому народу, да и себе самим — обрести веру. Так победим!




Редактор

(обратно)

Григорий Заславский ЦЕНТРОВОЙ (К 60-летию Николая Губенко)




Всякий город кичится великими уроженцами, точно речь и впрямь о плодородии здешних почв. Это понятное хвастовство, порой переходящее в соперничество (история знает примеры), свойственно и заштатным городкам, "гордящимся присутствием на карте", и столицам. Одесса гордится, что помимо многих великих евреев 17 августа 1941 года здесь родился Николай Губенко.


Снятый им много лет спустя фильм «Подранки» принято считать автобиографическим, поскольку сам Губенко — из тех сирот войны: его мать повешена фашистами, отец — военный летчик — разбился в бою под Луганском. В рассказе о других, тем более в статьях, приуроченных к «весомой» юбилейной дате, редко когда вспоминают о родителях юбиляра, даже если они дожили до круглой даты. У Губенко, наоборот, — родители, которых он не видел, сильно повлияли на всю его жизнь. Только что упомянутые «детали» жизни, конечно, важны для понимания не только того, что сделано и делается Губенко в кино и театре, но и его человеческих поступков. Характера его творчества и человеческого характера.




* * *


Николай Губенко окончил сразу и актерский, и режиссерский факультеты ВГИКа, киношного вуза, откуда в театры актеров брали и берут не особо, а в советские годы для них открыт был один-единственный Театр киноактера. Не совсем театр. Скорее, место, куда можно было положить трудовую книжку (не уверен, что актеры испытывали такую нужду, но числились в этом театре многие, в том числе и кинознаменитости, а играли чаще те, кто значился во втором и третьем составах, кому в кино доставались эпизоды или не доставалось почти ничего).


В профессии ему давалось все и как-то сразу. Может, в жизни это было не так, но список сыгранных ролей, список поставленных фильмов впечатляет совершенным отсутствием обычной в любой профессиональной карьере «мелочевки». От ВГИКа и на много лет вперед жизнь Губенко — со стороны или, если угодно, "на бумаге" — выглядит как какая-то компенсация за предыдущие ужасы. Точно решено было: хватит, пусть теперь повезет. И наступила пора везения. С самого начала ему досталось «все». Он дебютировал «сразу» у Хуциева, в 1961 году в фильме "Застава Ильича". С тех самых пор увлеченный поэтической правдой жизни или, наоборот, бытописанием, где быт имеет до поры сокрытые романтические или даже сказочные по своей невозможности выходы, Марлен Мартынович Хуциев отобрал Губенко как «своего», подходящего по типу.


Для Хуциева ведь и сегодня важно, чтобы все в его фильме «соответствовало». Губенко — «соответствовал».


И в Театр на Таганке он пришел из кинематографа. Но после четырех лет работы «вернулся» в кино. И до самого сего момента жизнь Губенко превратилась в такую череду возвращений — из кино в театр, из театра — в кино. С выходами в «самоубийственную» (Галина Волчек назвала его самоубийцей, когда Губенко пошел в министры культуры) политику, которая его не убила, во всяком случае, все его выступления — хоть с трибуны Государственной думы, хоть в своем театре, где он и директор, и режиссер, и актер, — свидетельствуют как раз о том, что в нем живы претензии максималистской юности.


Мало кто отважится спорить с Толстым, который сказал однажды, что,