Грязное мамбо, или Потрошители [Эрик Гарсия] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (101) »
Посетив еще двух клиентов, я примчался в торговый центр, где находился офис Кредитного союза. Фрэнк меня ждал. По слухам, у него великолепный дом, несколько раз я слышал, как босс рассказывал, куда съездил в отпуск, но отчего-то он круглые сутки торчит в офисе. Можно подумать, когда Фрэнк уходит домой отсыпаться, его место занимает двойник. — Ну что, без осложнений? — спросил босс. — Как всегда, — ответил я. Мы пошли в смежную комнату, где он принял искорганы — печень Смита, пару почек одного бухгалтера и поджелудочную железу с почти выплаченным кредитом — три месяца оставалось, — и ввел данные в систему. Отсюда их заберут на восстановление, проверят на наличие дефектов, наведут глянец и пришлют в наш демонстрационный зал помогать продавцам ловить новых, надеюсь, более платежеспособных клиентов. Но и на этот раз будут неизбежные просрочки платежей, пени, увеличение кредитных ставок и в конце концов дефолт; потом позовут меня, и жизненный цикл начнется заново. Я поднялся — нужно было идти домой к Кэрол, — раскрасневшись от полученных наличных и медленно отступающего адреналина, но Фрэнк помахал у меня перед носом розовым листком. — Клиент созрел, — сказал он. — Просрочка платежа больше года. — Я устал, — пожаловался я. — Уже рассвет. Давай отложим до завтра. — Двойные комиссионные, если сделаешь сегодня, — искушал Фрэнк. — Всего пара миль отсюда. Что тебя, лишний час спасет? Я принял заказ. Я почти никогда не отказывался от заказов. Это сделало меня неплохим специалистом и трудоголиком — я практически разучился отдыхать. Когда зарабатываешь на жизнь, вынимая из людей искусственные органы, романтический ужин скорее всего сорвется.
Но все это — ночная работа, дневной сон, власть, бравада — за миллион лет от моего нынешнего существования. Прошлая жизнь так же мало схожа с моим теперешним положением, как, скажем, карьера профессионального игрока в поло или банковского служащего. Да будет вам известно — прежде я был хозяином ночи, обладателем права любого отодвинуть плечом и выйти вперед, послать полицейского на хрен и получить в ответ вежливую улыбку. Улицы принадлежали мне, и все делалось по моему желанию. Сегодня я мистер Смит в спущенных до пола штанах, пячусь с поднятыми руками, надеясь и молясь, чтобы первый выстрел пришелся мимо и дал мне маленький шанс увидеть завтрашний день. Весело до усеру.
II
Я привык начинать и заканчивать каждое изъятие — я имею в виду прежнюю работу — полным отчетом о наличных материалах. Хотя мои теперешние дневные занятия практически свелись к тому, чтобы съежиться в углу заброшенного отеля и каждые две минуты осторожно поглядывать в щели между досками заколоченных окон, я рассудил, что кое-какие привычки можно и не бросать. До сих пор это меня поддерживало. Итак, мое имущество: Пишущая машинка «Кенсингтон-VIII». Голубая краска облупилась до металла от старости. Найдена в служебном помещении, смежном с вестибюлем, на шкафчике с папками, где обитали крысы, устроив нору в старых газетах, которым не один десяток лет. Лента выцвела, но в остальном машинка исправна, чего не скажу о клавишах, растерявших накладки. Например, всякий раз в начале предложения грубый металлический стержень чуть не насквозь протыкает мне палец, так что длинноты в повествовании не случайны: я просто избегаю заглавных букв. С помощью этой пишущей машинки можно брать кровь. Автономная лаборатория, определяющая группу и резус перед неизбежной хирургической операцией. Ее наверняка принесли сюда люди из Кредитного союза в качестве дурной шутки. Возможно, внутри расположена видеокамера. С приводным радиомаячком. Хотя машинка так стучит, что и без того слышно на весь Нью-Йорк. Ужасно грохочет, заходится, как неисправный автомат, но я не променяю ее на тихий шелест клавиатуры и матовое свечение плазменного экрана, освещавшего мои одинокие ночи. Щелк-щелк, щелк-щелк. Это обязательно меня выдаст, но пока я ощущаю прилив безрассудной смелости. Как долго продлится это настроение, сказать не могу. Это мне вообще несвойственно.Эти звуки и эти страницы — мое жертвоприношение. Три месяца я сдерживаю дыхание, стараюсь не чихать, глотаю кашель. Я передвигаюсь только по ночам короткими неслышными шажками. Так поступает человек, который прячется. Половицы скрипят. Шум — это постыдный ляп, оплошность дилетанта. Всякий шум. Любой. «Вызывайте представителей соответствующих властей, —
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (101) »
Последние комментарии
2 дней 44 минут назад
2 дней 1 час назад
2 дней 1 час назад
2 дней 1 час назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 3 часов назад