Бабушкины янтари [Александра Петровна Анисимова] (fb2) читать постранично, страница - 45


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

«отстоялась словом».

Некоторые из ее песен вошли в репертуар Государственного хора имени Пятницкого и Русского народного хора северной песни.

Песни и припевки Анисимовой, как и ее сказки, близки фольклору. Из этого не следует, однако, что она воспроизводит народное творчество, копирует его или имитирует. Здесь родственность органическая, идущая от истоков народного мышления и речи, от характера народа, его нравов и обычаев. Ее литературные корни — в народной почве. Этим-то все и определяется.

Писать Александра Петровна начала, как мы уже знаем, «поздно», в 1936 году, когда ей исполнилось уже сорок пять лет. Но она рано научилась трудиться и уважать людей труда, рано расслышала музыку родной русской речи, рано определила свой путь в жизни.

«Моя подвижность, — сказала она как-то мне — от привычки ходить по полям, по лесам, по дорогам и без дорог, от привычки управляться и за плотника, и за печника, и за трубочиста, и за огородника…»

А разве ее свободный и богатый, свежий, родниковый язык не от той же земли, не от тех же полей и лесов, среди которых она родилась и выросла?!

Анисимова отлично владеет образной народной русской речью, ее мерным рифмованным складом, который есть и в «Коньке Горбунке» и в «Сказке о царе Салтане»… Легко и свободно пользуется она составной рифмой и ассонансом. Вслушайтесь в плач бездетной вдовы из сказки «Светлый Месяц и его невеста»:

— Холст ты мой, холст,
Тонок не толст,
Мытый-толченый,
Белый-лощеный
Куда мне холст дети,
Кого мне одети?
Самой носить — жалко,
На торг нести — жарко.
Солнышком напалит,
Головушка заболит.
А была бы дочка.
Сшила бы одежку —
Белую рубашку
С красной опояской,
С синей оторочкой,
С тонкою прострочкой.
Горе одиночества тут передано не только голым смыслом, но и тем местом, на которое поставлено каждое слово, но и той связью, которая между ними образовалась, но и тем жестким звучанием (фонетикой), которое в словах слышится. Потому-то действительно становится «жарко» и «жалко».

В записных книжках писателя Эффенди Капиева есть такое место:

«Это неправда, что бумага терпит все. Все терпит не бумага, а печатный станок. На бумаге же малейшая фальшь кричит и вопит: «Я здесь! Я вру!» Странное дело! Одна и та же фраза, допустим: «Я хочу пить!», будет выглядеть иначе, если она действительно написана жаждущим, и будет звучать ложно, если писал сытый…»

Такова «тайна» искусства! Оно требует правды во всем: в том, что сказано, и в том, как сказано.

Мягко и успокаивающе, совсем по-другому звучит в той же сказке песенка вдовы, потешающей и забавляющей приемную дочь:

— Плывет, плывет утица,
Вода под ней мутится,
Волны колыхаются,
На берег плескаются.
Ветры подымаются,
Тучи собираются
Со громами сильными,
Со дождями, с ливнями.
Польет дождик с небушка,
Земля родит хлебушка.
Когда читаешь Анисимову — доверяешься ей, ибо знаешь, что писал действительно «жаждущий». Именно в таком качестве предстает она в своих песнях, припевках, сказках.

В 1956 году, в связи с шестидесятилетием А. П. Анисимовой, в Пензе вышло ее «Избранное». Отдельные ее сказки, такие, например, как «Птица Радость», «Про деда Водяного», «Три Аннушки», были переведены на иностранные языки и тепло встречены.

Надеемся, что читатель по достоинству оценит эту своеобразную, живую, талантливую книгу.

С. Трегуб