Товарищ сержант [Сергей Степанович Мацапура] (fb2) читать постранично, страница - 3

гильз все росла.

Уже в сумерках приехал на батарею командир 358-го артполка майор Анисимов. Приказал сменить огневые позиции. В колонне 358-го артполка батарея двинулась дальше.

Поскольку был я младшим сержантом, наводчиком орудия, говорить о боевых действиях всей дивизии или даже нашего 358-го артполка не могу. Я этого просто не знаю. Поле моего зрения обычно ограничивалось огневой позицией батареи, ближайшими соседями, ориентирами для стрельбы прямой наводкой и прочими вещами, необходимыми наводчику. Наверное, поэтому и в памяти они сохранились. Помню, к примеру, многие установки прицела, на которых вел огонь в том или ином бою, хорошо помню направления наших маршей в первые дни войны.

В ночь на 23 июня колонна 358-го артполка шла на северо-восток, как бы параллельно границе. И позади нас, и справа, и слева горизонт озаряли сполохи орудийного огня. Метнет вполнеба мертвенным светом, погаснет и после паузы мощно гукнет. Тяжелая артиллерия бьет. Шли мы всю ночь; перед рассветом заняли огневые позиции на высоте, во ржи. Если накануне батарея вела огонь в основном на юг и юго-восток, то теперь ее фронт был развернут на запад, в сторону границы.

Рассвело. С высоты открылся хороший обзор, она господствовала над местностью. Впереди, километрах в четырех, был виден большой лес. Из него выбегала шоссейная дорога. Обогнув дугой низину, она проходила близ высоты, справа от нее. Если противник попытается атаковать вдоль шоссе, он будет у нас как на ладони. А низина затруднит маневр его танков. Вторая дорога шла левее высоты. Это был обычный проселок, его частично скрывала от нас гряда невысоких холмов. Между этой грядой и нашими позициями простиралась обширная заболоченная луговина. И тут вражеским танкам нет пути. Однако если танки пойдут с проселка в обход луговины, они скоро исчезнут из нашего поля зрения за густым ольшаником. Здесь было наше слабое место, здесь противник мог выйти не только в тыл нашей батарее, но и в тыл соседу — гаубичным дивизионам 501-го артполка. Поэтому комбат приказал сразу же оборудовать запасные позиции на тыльных склонах высоты. У ее подножья заняли оборону пехотинцы — около роты.

Утро прошло тихо, если не считать дальней канонады да фашистского самолета-разведчика, вынырнувшего из-за леса. Он сделал круг над опушкой, над красными черепичными крышами хутора и на бреющем полете пошел вдоль шоссе к нам. Я попросил разрешения попытаться сбить разведчик огнем из пушки, но лейтенант Комаров запретил. Не хотел прежде времени демаскировать батарею. И верно, обнаружить наши позиции вражеским летчикам не удалось.

В полдень из леса выехали на шоссе три бронемашины. Миновали хутор и двинулись к ним. В бинокль было отчетливо видно, что это советские БА-10, пушки развернуты стволами назад. Броневики проехали в наше расположение. Видимо, их командир привез какие-то тревожные сведения. Пехота в лощине изготовилась к бою, мы, по приказу комбата, тоже.

Прошло не более получаса. Из леса показалась колонна автомашин. Когда головные машины вышли на уровень хуторских домиков, сомнений не осталось: фашистская мотопехота на тяжелых грузовиках! Комбат подал команду: «Прицел 62… Огонь!» Первый, пристрелочный снаряд дал значительный недолет. Комбат внес поправку, ударили батареей. Один грузовик разнесло в щепки, несколько других загорелось. Автомашины съезжали в кюветы, разворачивались, с них горохом сыпались гитлеровские солдаты. Тут бы и накрыть их сосредоточенным огнем! Но снарядов у нас в обрез. Сделали по три-четыре выстрела — команда: «Стой!» Вражеская автоколонна скрылась в лесу, на шоссе горели шесть машин.

Конечно, нехватка снарядов — факт, от которого не уйдешь. Однако те же 12–16 снарядов, которые мы выпустили батареей, можно было использовать с большим толком. Ведь били же мы по танкам, и успешно, с 500–600 метров. А по мотопехоте открыли огонь на прицеле «62», то есть на дистанции в три с лишним километра! И сами не использовали преимущества стрельбы прямой наводкой да и своей пехоте не позволили пустить в ход пулеметы. Сказывался недостаток боевого опыта.

Пока мы вели огонь по автоколонне, над проселком поплыло длинное облако белой песчаной пыли. Видно, что по проселку движется воинская колонна. Но чья — наша или немецкая? Комбат решил выяснить и послал разведку. Пошли двое — помощник командира взвода сержант Коськин и красноармеец Леша Иванов-Ярославский, которого мы так звали в отличие от другого Леши Иванова — Архангельского.

На дальнем краю болотистой луговины, у подножия холма, стоял отдельный домик, вроде сарая. К нему, маскируясь в траве, и поползли разведчики. Они проползли уже треть расстояния, когда из домика выскочили люди. Комбат, наблюдавший в бинокль, сказал:

— Фашисты!

Он выстрелил из ракетницы, красная ракета повисла над лугом. Это был условный сигнал Коськину и Иванову вернуться на батарею. Комбат приказал мне обстрелять домик. Цель мы поразили прямым попаданием. И тотчас с проселка ударили по