Собака, которая любит [Наталия Дмитриевна Криволапчук] (fb2) читать постранично, страница - 2

пару слов о моем псевдониме. Вовсе не «Санта-Барбарой» он навеян и не модными нынче идеями всеобщей и поголовной американизации. Джина и Рольф — это мои собаки, о которых вы прочтете в этой книге и которые первыми рассказали мне свои Тайны. В знак любви и благодарности я полагаю, будто зоопсихолог Джина Рольф — это своего рода собачье-человечий Козьма Прутков, то бишь — мы втроем.

От души желающая вам благородного и благодарного труда и счастья Понимания Наталия Криволапчук

История любви Как стать счастливой

Моей Бамби, жизнью своей и смертью учившей меня любить.

И вот опять белая петербургская ночь. Мне не спится. Мне хорошо лежать в постели, отдыхая от дневной суеты, с любимой музыкой в наушниках плейера.

Вот только ноги слегка затекли. К ним прильнул вповалку мой зверинец — три фокстерьера и их приятель кот. «Бригадир» нашей звериной бригады, громадный черный овчар, уютно посапывает, примостившись где-то на полу, в изножье кровати мужа. На своей подстилке ему летом жарко, вот и пристраивается на сквознячке.

А думаю я как раз о них. Как же это вышло, что только теперь, далеко на четвертом десятке, я нашла себя с ними — с моей стаей?

Недавно я отыскала в семейном архиве свою детскую записку — два листочка из блокнота с наивными детскими словами о заветной мечте вылечить чью-нибудь собачку. Судя по громадным печатным буквам, это начиналось лет в пять. Иметь собаку мне хотелось всегда! Но сколько же разнообразных жизненных обстоятельств мешало осуществлению этой мечты — в детстве, как и у многих, все упиралось в нежелание родителей взваливать на себя лишнюю обузу, позже — в тесноту квартиры, где мы жили тогда вшестером, в малолетство сына, требовавшего, по некоторым серьезным причинам, особого внимания. Но вот сын мало-помалу вырос, население квартиры — увы! — естественным образом пошло на убыль. И наконец наступил день, когда мы с мужем поняли: почему бы и нет?!

При всей своей неважной памяти на внешние обстоятельства тот день я помню прекрасно. Моя давняя детская подруга пригласила нас, всю семью, к себе на дачу. Дело было в самом начале мая.

— Только у меня к тебе есть одна просьба, — неуверенно сказала Татьяна. — Согласишься взять в машину Ирину с собакой? В электричке ей трястись неохота…

Соглашусь ли я? Раз уж своей собаки нет, так хоть с чужой прокатиться! Тут и говорить было не о чем.

Ирину, Татьянину одноклассницу, я знала уже несколько лет. Жили мы, да и теперь живем, неподалеку друг от друга, близко не дружили, но встречались, ходили вместе семьями в кино. Я знала от Татьяны, что у Ирины есть собака, кажется, овчарка. Но видеть не приходилось.

Созвонились, договорились. И вот в симпатичное, погожее майское утро мы ждем Ирину во дворе у машины.

…И вошла во двор Собака! Это было не что иное, как явление королевы — столько достоинства в повороте гордой черной головы, столько непринужденной грации в легкой балетной переступи мощных, но изящных, чуть тронутых серебристым подпалом лап. Кажется, я не просто подумала, но и воскликнула вслух: «Нет, таких собак не бывает!».

Еще как бывает! Не знаю, как для других, а для меня Райфи стала средоточием всего дня. Вот она полулежит на заднем сиденье машины, положив лапы (теперь мне привычнее говорить «ручки») на колени хозяйке… Вот расхаживает по дачному участку, изредка снисходя до того, чтобы обнюхать заинтересовавшую ее травинку или тронуть лапой жука… Знакомство и разведка окончены, теперь суета и неуместное любопытство могут только уронить ее собачье достоинство в собственных глазах. Но все же, как я узнала потом, познание — главная страсть по-настоящему умной собаки.

Тогда Райфи шел всего лишь третий год. Все у нее еще впереди — ее главные выставки, громкие титулы и звания, медали самой высшей пробы. Впереди и серьезная собачья работа, и спасение хозяйкиной жизни. Но уже теперь, едва познакомившись, я, неопытная, отчетливо понимаю: это и есть настоящая собака. О такой я мечтала.

В веселом и суматошном дачном застолье, среди приятельской болтовни, я тихонько вздыхаю: вот бы мне собаку! Ирина невероятно оживляется:

— Да у нас с Райфи к зиме должны быть щенки! Я тебе самого лучшего отдам, сама выберешь, какого захочешь.

Я отвечаю уклончиво. Райфи-то Райфи, но… Нынче для меня самой это звучит кощунственно, но тогда… Я НЕ ХОЧУ ОВЧАРКУ!

В детстве моем собак вокруг было не так уж много. В большинстве своем это были дворняги (ах, простите — метисы!), круто замешанные то на терьерско-болонкиных, то на овчарочье-лайкиных кровях. А если уж попадалась собака с родословной, то это непременно была именно овчарка. В конце пятидесятых годов моя школьная подружка, жившая в нашем дворе, растила овчарку для передачи пограничникам — мало кто помнит такую, как сказали бы теперь, акцию. На улицах тоже встречались по большей части овчарки. Словом, чуть получше дворняги. И зачем мне такое сейчас, когда