Рождение цивилизации [Евгений Дмитриевич Елизаров] (fb2) читать постранично, страница - 2

без принуждения. Реконструкция общей логики градостроительства показывает, что в Месопотамии возведение храма зачастую предшествовало всем гражданским постройкам, а значит и здесь трудно предположить абсолютную добровольность самоотчуждения большинства. Своим вопросом (можно ли?) я имею в виду следующее. В русском языке понятие возможности означает собой как ту или иную степень долженствования, то есть ту или иную градационную ступень какой-то единой линии, восходящей от категорической недопустимости к неукоснительной обязанности, так и степень актуализации столь же единой линии, восходящей от абстрактной возможности к реальной действительности. В определенной позиции первого (прямо прикосновенного к этике) ряда значений "иметь возможность" ("можно ли?") оказывается синонимичным выражению "сметь". Второй ряд этически нейтрален, но с точки зрения фактологии имеет гораздо более строгий, если не сказать жесткий, смысл. Задавая свой вопрос, я формулирую его отнюдь не в нравственной, но именно в фактологической плоскости. Итак: может ли не подкрепленное факторами материального порядка слепое подчинение ритуалу привести в самоубийственное движение народы (а ведь если и допустимо говорить о суицидных наклонностях целых цивилизаций, то для их иллюстрации лучших примеров, чем примеры строительства египетских пирамид и вавилонских зиккуратов было бы просто не придумать) или для этого необходимо искать какие-то более фундаментальные основания? Можно ли одними религиозными представлениями индивидов (или даже полной их суммы) объяснить законы рождения и смерти цивилизаций, или постижение этих законов требует выхода в какое-то иное измерение сознания? А меж тем речь идет именно о законах рождения и смерти... Говоря сегодня, по истечении тысячелетий, о побудительных причинах, когда-то лежавших в основе такого рода строительства, мы в неявной форме занимаемся также и реконструкцией психологического склада людей, живших за долгие века до Рождества Христова. Но занимаясь подобной реконструкцией мы обязаны помнить одно фундаментальнейшее обстоятельство, едва ли не курсивом прочерчиваемое всей писанной историей человечества. Я имею в виду во все времена демонстрировавшуюся всеми народами мира гранитную незыблемость менталитета двух категорий смертных: простого обывателя и управленца высшего разряда. Первый (здесь я подразумеваю отнюдь не отдельных личностей, но полную статистическую их совокупность) в меру веропослушен и лоялен по отношению к властям, но в принципе неспособен принести в жертву абстрактной идее благополучие своего дома. Второму (и здесь я также говорю не о личностях, но о категории, объединяющей в себе не только царствовавших когда-то особ, но и высшую чиновническую иерархию) задолго до Никколо Макиавелли была известна вечная истина власти, гласящая, что повелителю разрешается приносить в жертву любые интересы любого индивида, но недопустимо жертвовать сразу всеми подвластными ему. Между тем, принимая анализируемую гипотезу, мы сразу же обнаруживаем черты, которые живописуют совершенно иную психологию, рисуют перед нами субъект какого-то иного, запредельного человеческому, разума. Да, действительно, вера ко многому обязывает. Но ведь не только провозглашенная в Нагорной проповеди антитеза старой морали - ко многому обязывала христианина и тысячелетняя вера в неизбежность Суда, на котором ему придется дать отчет за все содеянное ("...только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд"). Между тем, можем ли мы утверждать, что именно новозаветная нравственность торжествовала в деяниях людей на протяжении истекших со времени земного служения Христа времен? Думаю, никто не решится на столь дерзкое умозаключение. Но ведь по отношению к тем, тайна бытия которых не дает нам покоя вот уже шестое тысячелетие, мы делаем заключение именно такого порядка. Для объяснения этого соприкасающегося с жертвенностью всеобщего самоотречения, которое демонстрируют нам исполинские постройки древних, требуется не просто вера, но тотальная вера народов, вера пламенная, фанатичная, вера, восходящая до абсолюта. Ведь наличие в духовной атмосфере общества даже небольшой доли религиозного скепсиса способно сделать невозможными такие лишенные всякого рационального смысла начинания. Отрицать же его наличие в древних цивилизациях трудно, если не сказать невозможно. Задумаемся над такими фактами, как массовое разграбление гробниц. Известно, что это занятие, превратившееся в род некоторого массового промысла, знакомо Египту уже со времен первых его династий. Археологические анналы хранят память о надругательствах, свершавшихся едва ли не немедленно после завершения погребальных церемоний. Раскопки же, проводившиеся в Месопотамии, показывают, что некоторые царские гробницы были ограблены не искателями кладов позднего времени, а самими могильщиками: так гробница шумерской царицы Шубад была ограблена ими еще до завершения