В августе, по дешевке [Грэм Грин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

рассматривала как сексуальный опыт), так почему теперь я стремлюсь найти незнакомое тело, которое, возможно, доставит мне меньше удовольствия, чем тело, которое я уже знаю?» Кстати, и Чарли доставил ей настоящее удовольствие только на втором месяце их супружеской жизни. Удовольствие — она познала это на собственном опыте — переросло в привычку, следовательно, сейчас она искала не удовольствия, тогда чего? Ответ напрашивался только один: новых ощущений. Некоторые ее подруги из респектабельного университетского кампуса, со свойственной американцам откровенностью, рассказывали ей о своих романах. Обычно случалось такое в Европе: временное отсутствие мужа давало возможность немного развеяться, чтобы через неделю-другую, облегченно вздохнув, вернуться домой. А потом все в один голос заявляли, что расширили свой кругозор, поняли то, что оставалось недоступным их мужьям, — истинный характер француза, итальянца, даже, в редких случаях, англичанина.

Мэри Ватсон отдавала себе отчет в том, что все ее знания в вопросах секса, пусть она и англичанка, ограничивались одним американцем. В кампусе ее считали европейской женщиной, но она знала только одного мужчину, уроженца Бостона, которого не слишком привлекали великие европейские нации. В определенном смысле она была больше американкой, чем он. И, может, меньше европейкой, чем даже жена профессора романских языков, которая призналась ей, что однажды в Антибе... однажды, потому что закончился год их пребывания в Европе... ее муж на несколько дней уехал в Париж, чтобы ознакомиться с древними манускриптами, перед тем, как улететь в Америку... зато воспоминания остались на всю жизнь.

Иногда Мэри Ватсон задавала себе такой вопрос: а может, и у нее с Чарли завязалась такая же европейская интрижка, только Чарли по ошибке ее узаконил? Она не считала себя тигрицей в клетке, но ведь в клетках держали и существ поменьше, белых мышей, например, или канареек. И надо признать, Чарли стал героем ее авантюрного романа, американского авантюрного романа, мужчиной, каких она, прожив в холодном Лондоне до двадцати семи лет, еще не встречала. Генри Джеймс описывал таких мужчин, а в тот период своей жизни она много читала Генри Джеймса: «Человек большого ума, не придающий особого значения своему телу: и чувства и потребности последнего не являются для него главным». Тем не менее, благодаря ей на какое-то время это самое тело стало ненасытным и требовательным.

То было ее личное покорение американского континента, и когда жена профессора рассказывала о танцоре из Антиба (нет, кажется, не танцоре, профессия у него была другая — marchand de vin[5]), Мэри думала: «Любовник, которого я знаю и которым восхищаюсь, — американец, и я этим горжусь». Потом, правда, пришла другая мысль: «Американец или уроженец Новой Англии? Может, чтобы узнать страну, следует приобщиться к сексуальному опыту всех регионов?»

Абсурдно, конечно, в тридцать девять лет не испытывать удовлетворенности. Мужчина у нее есть. Книга о Джеймсе Томсоне выйдет в издательстве «Юниверсити-пресс», потом Чарли собирается переключиться с романтической поэзии восемнадцатого века на изучение образа американцев в европейской литературе, эту книгу он хочет назвать «Двойное отражение»: Фенимор Купер в европейских декорациях; образ Америки в творчестве миссис Троллоп[6]. Детали еще предстоит проработать. Исследование, возможно, закончится первым прибытием Дилана Томаса[7] на берега Америки... то ли с помощью «Кьюнард»[8], то ли прямиком в «Айдлвайлд»[9]. Это предстоит установить в новых исследованиях. Мэри пристально рассматривала себя в зеркале, женщина, готовая разменять очередной десяток лет, англичанка, ставшая новой англичанкой. В конце концов, далеко она не уезжала, разве что в Коннектикут. «Это не просто физическая неудовлетворенность среднего возраста, — убеждала она себя, — это всеобщее стремление испытать новые ощущения, прежде чем наступит старость, а за ней придет и смерть».

2
На следующий день она собрала волю в кулак и решилась выйти к бассейну. Дул сильный ветер, поднимая волну даже здесь, в надежно укрытой от океана бухте: близился сезон ураганов. Вокруг все протяжно, надрывно скрипело: деревянные стойки пирса, ставни маленьких домиков, будто сколоченных на скорую руку, ветви пальм. Даже рябь на поверхности воды в бассейне напоминала волны бухты в миниатюре.

Мэри радовало, что у бассейна она оказалась одна, во всяком случае, одна с практической точки зрения, поскольку старика, который, как слон, плескался у мелкого края бассейна, можно было в расчет не принимать. Он относился к категории одиночек, не примкнувших к стаду бегемотих. Те бы радостными криками начали зазывать ее в свою компанию, а держаться особняком у бассейна довольно нелепо, не то что в баре или за столиком в ресторане. В своем негодовании бегемотихи могли