Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая [Ричард МакГрегор] (fb2) читать постранично, страница - 2

китайские чиновники один за другим громили медоточивые заявления прошлых конференций, чтобы как можно глубже вбить в головы приезжих идею поворота колеса Фортуны. Первый из них, руководитель органов финансового госконтроля, «высек» последнюю встречу глобальных лидеров, назвав ее «лицемерным пустословием». Еще один оратор впился клыками в международные рейтинговые агентства и их роль в финансовом кризисе. Удалившийся от дел бывший член Политбюро высказал зловещий совет: Штатам, дескать, надо бы принять меры к «защите интересов азиатских стран», если хотят, чтобы Китай и впредь покупал их долги.

Когда миропомазанник «Чайна Инкорпорейтид» дождался очереди к микрофону в Восточном зале курорта Боао, он также скинул вежливую маску. Лоу Цзивэй, председатель Инвестиционного фонда Китая, другими словами, источника суверенного национального богатства, всеми силами старался поддерживать умиротворяющий имидж своей организации с момента ее основания в 2007 г., однако первые нелегкие годы в этой должности подточили даже его оптимизм. Смелые начальные инвестиции в офшорах привели к потере денег и вызвали дома ядовитую критику. За границей же Лоу столкнулся с оппозицией, протестовавшей против вложений в США и Германию.

Собравшимся дигнитариям Лоу поведал историю о том, как сразу после учреждения его фонда одна из евросоюзных делегаций потребовала, чтобы он капитализировал все доли, приобретенные в европейских предприятиях, и не просил права голоса в обмен на купленные акции. «Лишь теперь, — сказал Лоу, — ему ясно, насколько мудро с его стороны было уступить столь категоричному и вместе с тем снисходительно-опекающему требованию». Ведь если бы Лоу позволили выйти с этими акциями на рынок, он потерял бы огромные деньги. «Я хочу выразить признательность этим финансовым протекционистам, коль скоро мы в результате не вложили ни цента в Европу». Зато сейчас, саркастически бросил он (аудитория отреагировала сдавленными смешками и горькими вздохами), европейцы застенчиво вернулись, чтобы сообщить: вложения приветствуются, да еще без каких-либо ограничений. «Они вдруг решили, что нас можно любить».

Настроения горького триумфа, прозвучавшие в Боао, с первых месяцев 2009 г. начали проявляться в правительственных коммюнике, в стенограммах официальных прений и на двусторонних встречах как дома, так и за границей. Машина официальной пропаганды также переключилась в турборежим. «Жэньминь жибао», рупор Коммунистической партии Китая (КПК), обычно отводит первую полосу текущей деловой повестке высшего руководства, их зарубежным гостям и самым последним политическим кампаниям. Эта газета — своеобразная доска объявлений для внутреннего пользования чиновников; если она и публикует финансовые известия, то исключительно на последних страницах. Зато новость о внушительной прибыли, извлеченной крупнейшими китайскими банками (которые Запад в свое время издевательски именовал «финансовыми зомби»), оказалась до того пленительной, что газета опубликовала ее в марте 2009 г. Крупно набранный заголовок на первой полосе гласил: «Банковская система Китая сдает сказочную экзаменационную работу и после проверки международным финансовым штормом вырывается вперед».

На протяжении десятилетия Пекин сопротивлялся давлению Вашингтона в лице Генри Полсона, министра финансов США и бывшего босса «Голдман Сакс», который требовал массовой финансовой либерализации. За семь лет, предшествовавших 2008 г., объем китайской экономики вырос более чем в три раза. Однако по мере развития Пекин терял терпение, с каким ему приходилось выслушивать назидания иностранцев, а с наступлением западного финансового кризиса взгляды людей вроде Ван Цишаня распространились по всей системе и вырвались наконец на поверхность, да еще с доселе невиданной силой. Многие китайские руководители начали вслух декларировать настроения, которые Ван Цишань высказывал в приватном порядке, а именно: «Какого дьявола мы слушаем Запад? Чему он нас может научить?!»

Многие пытались проанализировать и объяснить постмаоистскую модель правления, запущенную Дэн Сяопином в конце семидесятых. Является ли она великодушной автократией сингапурского толка? А может быть, это государство, идущее по пути капиталистического развития, подобно Японии? Неоконфуцианство, замешанное на рыночной экономике? Замедленная версия постсоветской России, где элита прибрала к рукам общественные средства производства для личного обогащения? Социализм баронов-разбойников? Или же речь идет о принципиально новой модели — так называемом пекинском консенсусе, как гласит модный афоризм, — которая выстроена вокруг прагматической, проблемно-ориентированной политики и технологических инноваций?

Мало кто теперь решается описывать существующую модель как коммунистическую, даже сама правящая КПК.

Этот анализ до некоторой степени объяснил, каким образом идеи коммунизма оказались затушеваны в ходе развития