Дым в лесу [Аркадий Петрович Гайдар] (fb2) читать постранично, страница - 5

Стало темно, а когда просветлело, то ни тучи-бревна, ни зубастой тучи уже не было, а по звездному небу плавно летел большой самолет.

Широко распахнутые окна его были ярко освещены, за столом, отодвинув вазу с цветами, сидела над своими чертежами моя мама и изредка поглядывала на часы, удивляясь тому, что меня нет так долго.

И тогда, испугавшись, как бы она не пролетела мимо моей лесной поляны, я выхватил свой оловянный браунинг и выстрелил. Дым окутал поляну, залез мне в нос и в рот. И эхо от выстрела, долетев до широких крыльев самолета, дважды звякнуло, как железная крыша под ударом тяжелого камня.

Я вскочил на ноги.

Уже светало.

Оловянный браунинг мой валялся на песке. Рядом с ним сидел Брутик и недовольно крутил носом, потому что переменившийся за ночь ветер пригнал струю угарного дыма. Я прислушался. Впереди, вправо, брякало железо. Значит, сон мой был не совсем сон. Значит впереди были люди, а следовательно, бояться мне было нечего.

В овраге, по дну которого бежал ручей, я налился. Вода была совсем теплая, почти горячая, пахла смолой и сажей. Очевидно, истоки ручья находились где-то в полосе огня.

За оврагом тотчас же начинался невысокий лиственный лес, из которого все живое при первом же запахе дыма убралось прочь. И только одни муравьи, как и всегда, тихо копошились возле своих рыхлых построек, да серые лягушки, которым все равно посуху не ускакать далеко, скрипуче квакали у зеленого болотца.

Обогнув болото, я попал в чащу. И вдруг совсем неподалеку я услышал три резких удара железом о железо, как будто бы кто-то бил молотком по жестяному днищу ведерка.

Осторожно двинулся я вперед, и мимо деревьев со срезанными верхушками, мимо свежих ветвей, листвы и сучьев, которыми густо была усыпана земля, я вышел к крохотной полянке.

И здесь, как-то боком, задрав нос и закинув крыло на ствол погнувшейся осины, торчал самолет. Внизу, под самолетом, сидел человек. Гаечным ключом он равномерно колотил по металлическому кожуху мотора.

И этот человек был Фении отец - летчик Федосеев.

* * *

Ломая ветви, я продрался к нему поближе и окликнул его. Он отбросил гаечный ключ. Повернулся в мою сторону всем туловищем (встать он, очевидно, не мог) и, внимательно оглядев меня, удивленно сказал:

- Гей, чудное виденье, с каких небес по мою душу?

- Это вы? - не зная, как начать, сказал я.

- Да, это я. А это... - он ткнул пальцем на опрокинутый самолет. - Это лошадь моя. Дай спички. Народ близко?

- Спичек у меня нет, Василий Семенович, а народу тоже нет никакого.

- Как нет?! - И лицо его болезненно перекосилось, потому что он тронул с места укутанную тряпкой ногу. - А где же народ, люди?

- Людей нет, Василий Семенович. Я один, да вот... моя собака.

- Один? Гм... Собака?.. Ну, у тебя и собака!.. Так что же. скажи на милость, ты здесь один делаешь? Грибы жареные собираешь, золу, уголья?

- Я ничего не делаю, Василий Семенович. Я встал, слышу: брякает. Я и сам думал, что тут люди.

- Та-ак, люди. А я, значит, уже не "люди"? Отчего это у тебя вся щека в крови? Возьми банку, смажь йодом да кати-ка ты, милый, во весь дух к аэродрому. Скажи там поласковей, чтобы скорей за мной послали. Они меня ищут бог знает где, а я-то совсем рядом. Чу, слышишь? - И он потянул ноздрями, принюхиваясь к сладковато-угарному порыву ветра.

- Это я слышу, Василий Семенович, только я никуда дороги не знаю. Я, видите, и сам заблудился.

- Фью, фью, - присвистнул летчик Федосеев. - Ну тогда, как я вижу, дела у нас с тобой плохи, товарищ. Ты в бога веруешь?

- Что вы, что вы! - удивился я. - Да вы меня, Василий Семенович, наверное, не узнали? Я же в вашем дворе живу, в сто двадцать четвертой квартире.

- Ну, вот! Ты нет, и я нет. Значит, на чудеса нам надеяться нечего. Залезь-ка ты на дерево, и что оттуда увидишь, про то мне расскажешь.

Через пять минут я уже был на самой вершине. Но с трех сторон я видел только лес, а с четвертой, километрах в пяти от нас, из лесу поднималось облако дыма и медленно продвигалось в нашу сторону.

Ветер был неустойчивый, неровный, и каждую минуту он мог рвануть во всю силу.

Я слез и рассказал обо всем этом летчику Федосееву.

Он взглянул на небо, небо было неспокойное. Летчик Федосеев задумался.

- Послушай, - спросил он, - ты карту знаешь?

- Знаю, - ответил я. - Москва, Ленинград, Минск, Киев, Тифлис...

- Эх ты, хватил в каком масштабе. Ты бы еще начал: Европа, Америка, Африка, Азия. Я тебя спрашиваю... если я тебе по карте начерчу дорогу, то ты разберешься?

Я замялся:

- Не знаю, Василий Семенович. У нас это по географии проходили... Да я что-то плохо...

- Эх, голова! То-то "плохо". Ну ладно, раз плохо, тогда лучше и не надо. - И он вытянул руку: - Вот, смотри. Отойди на поляну... дальше. Повернись лицом к солнцу. Теперь повернись так, чтобы солнце светило тебе как раз на край левого глаза. Это и будет твое направление. Подойди и сядь.

Я подошел и сел.

- Ну, говори, что понял?

- Чтобы солнце сверкало в край левого глаза, - неуверенно начал я.

- Не сверкало, а светило. От сверканья глаза ослепнуть могут. И запомни: что бы