The bad еврей [Михаил Юрьевич Берг] (fb2) читать постранично, страница - 35

стильные приспособленцы (не только в социальной или политической сфере, но и в интеллектуальной)? Пожалуй. Бывает за это обидно. Частенько. Конкурент нашего гения (и наш общий друг) сказал об этом отчетливо: «И лучше русского умеют там, где их вовсе не зовут».

Тому, что такое позиционирование не в состоянии породить гениальность (не будем вдаваться в пустое дефинирование), противостоит список Нобелевских лауреатов в разных областях. То, что это дело не национальное, а социальное, подтверждает отсутствие в этом списке жителей миролюбивого Израиля: еврей становится евреем только тогда, когда ему мешают, как только социальная среда становится комплиментарной, сверхзадача выживания заканчивается, начинаются обыкновенные мыльные будни, у которой другая статистика.

Надо ли говорить, что предпочтение российской (да и зарубежной) интеллигентной средой Пригова, а не Некрасова, никакого отношению к национальному выбору не имеет? Точно так же Блок был востребован значительно шире Белого, Маяковский Хлебникова и Крученых, Заболоцкий Введенского. Те, чья поэтика включает возможность упрощенной интерпретации (скажем, Пригова как сатирического поэта, а сам он о Пушкине говорил, что в его стихах всегда Таня любит Женю), те в популярности, особенно в русской среде, чрезвычайно традиционной и осторожной, будут опережать тех, кто не дает возможность более простой интерпретации своего продукта, как тот же Введенский или Крученых. Или, Сева, наш, Некрасов. Это не жидовские происки, это особенности русского культурного сознания.

Относительно же заговора, мол, евреи всего мира договорились, чтобы протолкнуть вперед «приготу», а Некрасову – шлагбаум в лоб от инвалида в подарок. То это очень отчетливая мифичность, всегда подменяющая жестокую и неприятную реальность. Тут даже не надо ставить вопрос, зачем евреям понадобился немец Пригов, сама идея вселенского заговора – и есть смешной антисемитский миф. Нет его. Хуйня все это. То есть миф есть, а заговора нет. Я его никогда не видел. Скажем, мне ни разу, в том числе в те первые 18 лет моей писательской карьеры, пришедшийся на доперестроечное время, ни один еврей не помог, а они сидели почти в каждой советской литературной редакции. Иногда по двое, по трое, лишь изредка по одиночке. Но протаскивали они не евреев, а таких же, как они, мерзких конформистов. А противостояли всему, что могло разрушить эту конформистскую соборность. Здесь заговор есть и будет, но он не национальный и не конфессиональный, а социальный. Идея заговора обыденности не нова, но и настолько понятна, что не требует пояснения.

Что же касается вселенских амбиций, ощущения, что руль у них в руках крепко зажат, то здесь, честно говоря, евреям никакой заговор и не нужен. Они почти всегда самое влиятельное меньшинство в любой стране, где конкурентоспособен ум, но противодействие этому одно – отсутствие национальных преференций. Не относитесь к еврею, как к еврею, и его отличительные способности очень быстро сойдут к среднестатистической погрешности. Еврей – не национальность, а реакция на социальный запрет. Снимите барьеры, и евреи растворяться в социуме, как тать в ночи. Ау, евреи, где вы? Нету нигде. Не видать. Тихо. Только месяц, вырезанный из фольги, приколочен гвоздями к небесам. Только звездное небо над головой и закон социальной конкуренции под ним. И ничего более? Ничего. Нравственность исторична. И никакой поэзии и тайны крови? Никакой. Только символический обмен. И что все? Все. Совсем все? Ну, почти. Так может…? Нет. Тогда пока? Пока. И тебе всего хорошего. И тебе. Ты только не забывай, пиши что ли? Хорошо, постараюсь. Ну, тогда привет. Ладно, я пошел. Ты что – обиделся? Да нет, как-то вдруг это: прервал на полуслове и все. А ты что хотел? Не знаю, ну все. Тогда всем мое еврейское салям аллейкам. И тебе не болеть. Ладно, подумаю.