Живая вода [Георгий Федоров] (fb2) читать постранично, страница - 18

им воины, как и все в детинце, вдруг понявшие, что это вождь, которому надо повиноваться, выполняли его приказ, Стилион, поднявшись на стену, убедился, что и оружейник и Горислав делали все, что надо. Вода, стремительно бьющая из трубы, быстро переполнила ров и, растекаясь по склону, сделала скользкими все подступы к детинцу со стороны реки и главных ворот. Неподкованные кони печенегов скользили и падали, их натиск на этом самом опасном участке ослабел. Горислав вместе со своими воинами, построенными острым клином, уже пробивался обратно к детинцу с полными мешками.

Тогда Стилион, вскочив на коня, с обнаженным мечом выехал через узкие ворота и во главе своего маленького отряда стремительно поскакал по направлению к печенежскому хану. Таким внезапным и стремительным был этот бросок, что Стилион почти беспрепятственно доскакал до самого хана и скрестил свой меч с его изогнутой саблей. Хан зарычал от ярости, кожа на скулах его желтого лица побелела, и он вскрикнул:

— А-а, новый князь руссов, я отправлю тебя вслед за старым! — но едва увернулся от меча Стилиона.

Стилион левой рукой взмахнул платком. Первые глиняные шары, пущенные катапультами Горислава, разбились среди печенегов. Они взрывались, разбрызгивая жидкое зеленое пламя, каждая капля которого прожигала насквозь тело. И со стен детинца и из орды печенегов донесся крик ужаса: "Греческий огонь!" Да, это был знаменитый греческий огонь, изобретение Калинника из Бальбека, тайное и страшное оружие, при помощи которого византийцы не раз побеждали могущественных врагов на суше и на море.

Услышав крики, хан повел красными от бешенства глазами в сторону своих воинов, а затем, с изумлением и яростью устремив взгляд на Стилиона, закричал:

— Византиец, ромей!

Это было последнее, что он успел сказать: меч Стилиона перерубил его надвое от плеча до поясницы...

Стилион, спешившись, неся меч поперек на вытянутых руках, наклонив голову, вошел в детинец и, взойдя на площадь, где лежал раненый князь, окруженный дружинниками, молча положил перед князем меч. Ему послышалось, что, когда он шел, его позвал чей-то знакомый девичий голос, но Стилион не повернул головы и не ответил.

Когда он подошел к князю, все расступились.

— Кто ты, храбрый воин? — спросил князь. — Что привело тебя в наш город?

— Я византийский патриций и офицер, — негромко, но четко ответил Стилион. — Я был послан императором, чтобы тайно, под чужим именем проникнуть в земли руссов и узнать их военное дело и их ремесла, чтобы все это можно было учесть в действиях против возможного врага. Я шпион императора и готов нести любое наказание.

Помедлив, князь сказал:

— А разве проявить свое мужество и опыт офицера для спасения города руссов, разве вступить в смертельный поединок с врагом руссов — это действия шпиона? Разве это поручил тебе византийский император?

Стилион молчал, но среди воинов и ремесленников, стоящих на площади, пробежал одобрительный ропот.

— Так вот, — сказал князь, — ты пришел к нам как тайный враг, но в решительный момент ты вел себя как верный друг. Поэтому мой приговор таков: или уходи от нас, возвращайся в свою Византию, патриций Стилион, или оставайся с нами, наш друг и брат Дамиан.

И снова в толпе воинов и ремесленников пробежал одобрительный ропот.

А Дамиан-Стилион вынул бронзовый стиль и начертал на куске пергамента: "Не с войной, но с миром иди к руссам. Их много, и они непобедимы". Он прочел надпись вслух, сложил пергамент, обвязал его шнурком, приложил кусочек воска и, достав императорский перстень, запечатал им письмо. Потом он спросил Гостомысла:

— Знаешь ли ты византийскую крепость Диногетию в низовьях Дуная?

— Да, — ответил Гостомысл. — И я передам твое послание топарху крепости, а он перешлет его в Константинополь.

— Пусть будет так, — наклонил голову Дамиан, — а я остаюсь с вами, друзья. — И он с силой швырнул в колодец императорский перстень.

И в третий раз одобрительный ропот пробежал среди воинов и ремесленников, и, приветствуя Дамиана, воины ударяли мечами по умбонам щитов, а ремесленники одним инструментом о другой. А князь сказал Дамиану:

— Подойди. Я ранен тяжело. Мои раны смертельны, и я не доживу до завтрашнего утра. Вот, надень и носи с честью! — И, сняв с шеи, он протянул Дамиану массивную серебряную гривну, перевитую сканью, — знак достоинства и власти князя и посадника. — Ты бросил византийское серебро. Прими русское, оно не хуже. А еще пошли в Киев гонца, чтобы передал великой княгине Ольге, что я умер и, умирая, сделал тебя своим преемником.

— Вот так кончилась эта история, — сказал я.

— А я вам говорю, что она не может так кончиться, — вскипел Георге. — Если Дамиан стал посадником и носил гривну, то как же она могла попасть в слой городища: ведь не потерял же он гривну? Может быть, его убили или он все же ушел в Византию? И вообще: что стало с Ольгой?

Но я не успел ответить на эти вопросы, так как тут раздался истошный вопль Митриевны:

—