Амнезия [Сэм Тэйлор] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

между четырьмя и восемнадцатью оказалось несложно. (По-настоящему никто не помнит первых, очень важных трех лет, когда тебя извлекают из материнской утробы, ты учишься ходить, а затем и говорить.) Однако потом в памяти все смешалось. В двадцать один закончил университет. В двадцать пять встретил Ингрид. Годы летели так быстро, так неуловимо! Джеймсу казалось, что он намеренно подгонял время, что год за годом его единственным желанием было заставить себя что-то забыть. Что-то, о чем он не решался думать даже теперь.

Джеймс лежал на кровати, а мысли роились вокруг. Он не мог различить их в темноте, но они жужжали и кружились, доводя до тошноты. Джеймс закрыл глаза, однако сон не приходил. Он вспомнил стихотворение Филиппа Ларкина, которое проходил в школе. «Утренняя серенада». Поэт писал о страхе смерти, который охватывает его в темные предутренние часы. Слова Джеймс забыл, помнил лишь настроение, а еще свои чувства, когда впервые прочел эти стихи в сером и мрачном классе.

С колотящимся сердцем Джеймс сел на кровати и вгляделся во тьму. Яркий свет проникал в комнату сквозь щели жалюзи. По сравнению с ним все остальные предметы в комнате казались темнее, чем были на самом деле. Внезапно Джеймс осознал, что не видит собственного тела. Даже руки, которую только что поднес к глазам. Вот о чем он так боится вспоминать: о смерти, небытии! Джеймс медленно и осторожно выдохнул. Нет, при чем тут смерть? Его пугало смутное жужжание, непрерывный гул в голове, но источник этого гула был не в будущем, он пришел из его прошлого…

Джеймс не заметил, как провалился в сон, но спустя какое-то время проснулся от голода. Тело покрывал пот. Джеймс потащился к холодильнику и наполнил тарелку салатом «цезарь», который Ингрид приготовила накануне. Затем включил телевизор и стал смотреть Тур де Франс. Велосипедисты пересекали Пиренеи. Солнце играло в темно-зеленой хвое сосен, на высоких пиках сиял снег. Такой яркий, прохладный и твердый. Эх, оказаться бы сейчас там, наверху, подумал Джеймс.


Ингрид вернулась около семи. Спросила, как он провел день. Джеймс ответил, что скучал. Он не стал говорить Ингрид о своих темных мыслях. Рядом с ней Джеймс стыдился недавних страхов. В отличие от него Ингрид была оживленна и говорлива. Она сообщила, что сегодня ее пригласили на ланч. На секунду Джеймс вообразил, будто Ингрид хочет признаться в том, что завела любовника, но предполагаемый любовник оказался «охотником за головами» из конкурирующей фирмы. Он предложил Ингрид возглавить новый офис.

— Угадай, где?

— Откуда мне знать, — пожал плечами Джеймс.

— Ну угадай!

— Мадрид? Барселона? Париж?

— Лучше! По крайней мере для меня.

— Где?

— Уотерлэнд!

В этом пригороде к северу от Амстердама Ингрид выросла, а ее родители жили там и сейчас. Тихое и зеленое местечко. Сплошные поляны, гаражи и детские площадки.

Джеймс подавил улыбку. Он видел, как боялась Ингрид сообщать ему эту новость, и не хотел дразнить ее. Она попросила Джеймса поставить в холодильник бутылку шампанского. Ей нужно обсудить с ним кое-что, а потом они выпьют и поужинают в ресторане.

Однако в тот вечер им не суждено было выйти из дома. Приняв душ, Ингрид зажгла свечи, разлила шампанское и заговорила о том, каким видит их с Джеймсом совместное будущее. Большой современный дом с садиком неподалеку от дома ее родителей. Она будет работать в новом офисе, он устроится в фирму ее отца, которая занимается почтовой рекламой (отец готов предложить Джеймсу ответственный пост, хоть Джеймс и новичок в рекламном бизнесе). Через пару лет, когда все устроится, они заведут малыша. Будут работать неполный день и вместе ухаживать за ребенком, а если захотят поужинать в ресторане, ее мать присмотрит за внуком. По выходным они будут совершать длинные пешие прогулки и приглашать друзей на барбекю. Сам подумай, как замечательно все устраивается!

— Ну, что скажешь? — спросила Ингрид.

Джеймс промолчал. Он не знал, как объяснить Ингрид, почему придуманное ею будущее его пугает. В конце концов, все так живут, в таком образе жизни нет ничего недостойного. Жизнь ставила его перед выбором. Неопределенность, свойственная молодости, миновала. Перед ним лежало будущее, расчерченное прямыми серыми метками, а где-то вдали маячил неизбежный конец. Ему казалось, что он проспал годы, а теперь его неожиданно разбудили.

Джеймс не стал говорить всего этого Ингрид.

— Послушай, Ингрид, — начал он, — ты можешь делать все, что захочешь. Если ты дорожишь новой работой, не отказывайся от нее. Я понимаю, для тебя это большой шаг вперед. Но, Ингрид, я не хочу жить в Уотерлэнде. Не хочу работать в фирме твоего отца. Прости, я не готов к тому… к тому, что ты предлагаешь.

Глаза Ингрид потемнели, потом она заплакала.

Проспорив до утра, они так и не смогли договориться. Раздражались, выкрикивали злые слова, причиняя друг другу боль. Около трех Ингрид отправилась спать, а Джеймс, просунув ногу в гипсе между