Очередной безграмотный технологически автор, у которого капитан милиции в XI веке ухитряется воспроизвести револьвер, казнозарядное ружье, патрон, и даже нарезную артиллерию...
Трусливая Европа, которая воевать не умеет etc etc...
Вобщем, стандартный набор российского патриота :)
Интересно другое... Всегда читерство основано на использовании технологий, в свое время разработанных именно этой самой жуткой Европой. Это не смущает? :)
До прочтения данного произведения я относился скептически к подобным жанрам, особенно 18+. Но я был действительно приятно удивлён и две недели не мог оторваться от чтения. Наконец дочитав, решил написать отзыв. Чем больше думаю об этом, тем труднее выбрать точную оценку. Книга мне безумно понравилась, и я без угрызения совести могу сказать, что обязательно её перечитаю в будущем. Однако некоторые моменты испортили общее
подробнее ...
впечатление.
Первые две книги, даже третья, развивались хорошо и не спеша, держа интригу. Но потом что-то случилось: автор как будто пытался закончить как можно скорее, игнорируя многие моменты, что привело к множеству вопросов и недопониманий. Как Аксель выжил? Почему отступил Хондар и что с ним теперь? Как обстоят дела в Империи после победы, ведь один из главных членов Тайной Стражи оказался предателем? Что мешало Сикху сразу избавиться от Акселя, как только тот лишился части души? Что двигало Августом, что такого произошло между им и владыкой Грехов? Второстепенных вопросов у меня ещё больше. Несмотря на крутой сюжет и мир, многое написано словно на скорую руку и слишком скомкано.
Например, в Эльфийском лесу явно были недовольны браком, и однажды даже было покушение на ГГ. Почему попытки не продолжались, ведь Аксель действительно приносил много проблем эльфам, особенно после смерти их бога? Или встреча в нижнем мире с богом демонов, который сказал, что их встреча не последняя. Но в конце Аксель становится смертным и лишается своей силы, и они уже точно не встретятся. Почему были выкинуты Лилиш и Шальда? Если первую убили, то вторая жила в поместье и была действительно полезной, но что с ней по итогу случилось, не ясно.
Короче говоря, слишком много недосказанностей. Многие интересные арки начались, но такое чувство, что автору становилось лень их продолжать до логического конца. Самый яркий пример — бизнес Акселя в лице корабельной верфи. Он встретился в темнице с отцом одного из своих гвардейцев, поговорили о контракте, и на этом всё закончилось. А дальше что?
Теперь к другим вещам, которые подпортили впечатление. Эмоции всех девушек, боевые заклинания, эротика — почему всё это одинаковое? Каждая девушка "прикусывает губу", "мурлыкает". Эти слова повторяются слишком часто. Заклинания тоже разочаровали, они не менялись и застыли на уровне первого года обучения в академии. Аксель ничего не умеет, кроме воздушных стен и чёрных сфер. А про бедняжку Тирру вообще молчу: всё, что она могла — это создавать огненные шары. Где разнообразие? С эротикой всё точно так же. Местами она была в тему и действительно добавляла шарма, но иногда хотелось пропустить эти сцены, потому что они вставлялись в неподходящие моменты и были абсолютно одинаковыми.
Почему Акселя почти всегда окружают только девушки? И большая часть его гвардии — тоже девушки. Спасибо, что хоть Корал был, но его арка тоже не до конца раскрыта. Можно было бы много чего увлекательного с ним сделать, ведь он получился интересным персонажем.
Я мог бы написать ещё много чего, но боюсь, что отзыв выйдет слишком длинным. Единственное, что хочется добавить в конце, это про суккубу Тирру. В начале она была просто прелесть, умная, сильная, ценная единица в отряде. Но под конец она стала беспомощной обузой и вызывала раздражение, ведя себя как ребёнок. В начале за ней такого не наблюдалось, что обидно, ведь как персонаж она мне больше всех нравилась.
В общем, автору есть куда расти и стремиться. Потенциал хороший, и надеюсь, что когда-то будет продолжение этой увлекательной истории, которое расставит все точки над "и".
вправду чума!
Все же чаще я была одна, и если мне уж очень не хотелось тащить на площадь суму с хлебом и делать ножом зарубки на палочке — какому лавочнику сколько причитается, — я отправлялась проведать слепого Энрике Аморозо.
Он сидел в тени на верхней ступеньке лестницы и ждал, когда на него упадет согревающий луч солнца. Я подкрадывалась к нему сзади на цыпочках и, заглядывая из-за плеча в его незрячие глаза, кричала прямо в ухо:
— Эге-гей!
Он вздрагивал от неожиданности.
— A-а, это ты, Папе-чума? Побудь со мной, пока сыновья не вернулись. Слышишь, какой запах? — говорил он, вдыхая принесенные ветром ароматы цветущего луга. — Розы так не пахнут, да и нет их у нас в округе, это какой-то очень легкий, очень нежный запах. Чувствуешь?
И пока я по привычке подсыпала соль в стоящие на пороге кувшины с водой, он говорил о
розах,
о всевидящих анютиных глазках, обращенных к луне,
о прозрачных ветвях, наполненных светом,
о жизни, идущей на убыль,
о тщете солнечных приливов.
Прежде чем уйти, я ловила осколком стекла солнечный луч и направляла на него.
— Благослови тебя Бог, Папе, ты отогрела мне руки и душу.
Я шла посмотреть, как спит Пеппи Титта, свесив голову с продетой в ухо серьгой, сверкающей колючим блеском, а затем садилась у какой-нибудь лачуги и принималась ласково баюкать свою каменную куклу:
— Спи, моя кровинушка, спи, моя красавица, не кричите, птицы, не вейтесь, травы, не будите мою доченьку, мамочка с тобой, Боженька на небе.
И когда моя кукла — неважно, что это был всего-навсего камень, — засыпала, я потихоньку срывала душистую веточку базилика, чтобы навеять ей сладкие сны. А после, усталая, бродила по нашей каменистой земле, стараясь держаться тени: на солнце мысли мои разбегались.
В полдень над деревней начинали звонить колокола, но не все сразу, а по очереди, один за другим. Самым громким и торжественным был колокол Святой Агриппины: звуки его шли волнами, сгущаясь и мерно нарастая, а потом дробились на мелкие всплески и затухали в пыли. Услышав колокольный звон, я запрокидывала голову, подставляя лицо гулким волнам. Когда звуки стихали даже над равниной и над горой Камути, я прикладывала ухо к стене, чтобы уловить последние отголоски.
— Зачем духов тревожишь? — говорила, проходя мимо, какая-нибудь женщина. — А ну, не подслушивай!
В глубоких трещинах стен что-то дрожало, дрожь эта передавалась ползущим по стене стеблям, и казалось, что звуками опутан весь мир.
А еще в полуденном звоне над Минео слышались голоса колоколов Святого Петра, Святой Марии и Святого Иосифа: первый веселил душу, торопя прервать дневные дела, второй, звонкий, держался совсем недолго и вскоре таял в струистом мареве у подножия Аркурских гор; третий — из монастыря капуцинов — падал в песчаные карьеры и сразу же взмывал вверх, полный благодати. Куры в этот час засыпали в тенечке, спрятав голову под крыло. И опять слышался тревожный голос моей сестры Яны:
— Папе, ты где? Где ты, Папе?
Я возвращалась к Салемским воротам по раскаленной тропинке, которая, казалось, вот-вот вспыхнет, и просила у встречной женщины хлеба.
— Ай-яй-яй, дочка главного на свете пекаря — и просит хлеба. Ну и ну!
На улицах не было ни души, но вдали, где начинались поля, я замечала крестьянина, заснувшего в тени оливы под колокольный перезвон. Я поднималась на вершину холма, и перед глазами у меня мельтешили, переливаясь на солнце, жаворонки.
— Не пойду домой, — говорила я себе. — Все равно уж мне не поспать: только ляжешь — опять вставай хлеб печь.
Я плела венки из ромашек для своей каменной куклы.
— Нравится тебе? — спрашивала я ее.
Мне так хотелось, чтобы у нее выросли длинные черные волосы, блестящие-блестящие, на зависть всей округе.
— Вы только посмотрите, какая красивая кукла у этой девчонки, просто чудо!
Но, глядя вниз, на равнину, я видела солнце — в каждой ветке оливы, в каждом листике миндаля, и от этого света глаза мои начинали слипаться. Чтоб не заснуть, я принималась петь своей кукле заунывные колыбельные песни:
Я мою доченьку грудью кормлю,
Я мою доченьку очень люблю.
Вокруг порхали разноцветные бабочки, и я сердилась.
— Улетайте прочь, от вас только еще больше спать хочется.
Незаметно я засыпала, и мне снились блеющие стада, живительные лучи света, острова и островки тени.
Чего только не болтают про Папе Казаччо, думала я сквозь сон и блеянье серебристых овец.
Будил меня обычно мой брат Джованни.
— Эй, чума, просыпайся! А то травой зарастешь.
И правда: вокруг пальцев у меня вились веточки плюща, а в волосах цвели ромашки. Здесь, в зеленой норе, среди причудливых растений, было так уютно, и мне казалось, что оливы с берегов Фьюмекальдо золотыми шарами катятся мне навстречу.
— Куда ты? — кричал мне вслед Джованни.
Я бежала к
Последние комментарии
57 минут 52 секунд назад
59 минут 53 секунд назад
13 часов 42 минут назад
16 часов 30 минут назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 11 часов назад