Что там, за дверью? [Песах Амнуэль] (fb2) читать постранично, страница - 2

занималась, и этические построения Павла Амнуэля, характерные для всего его творчества, представляют несомненный интерес и в размышлениях о Многомирии.

Влад. Борисов

Замок для призрака

Если бы поезд из Манчестера не опоздал на одиннадцать минут и если бы Диксон не заполучил клиента, пожелавшего на ночь глядя ехать в Мидус-виллидж, то аптекарь из Ингберчуэрда Рольф Маковер не отправился бы к себе домой напрямик через поле, принадлежавшее Джошуа Мейсону.

Луна еще не взошла, над восточным горизонтом слабо проявлялось желтое зарево. Дорогу Маковер знал прекрасно, шел в направлении тусклых деревенских огней, плохо различимых за деревьями, но все же помогавших не только ориентироваться, но чувствовать себя вполне уверенно.

Настроение у Маковера было самым романтическим, и потому, когда дорогу ему заступила полупрозрачная белая фигура, аптекарь не то чтобы не удивился, но отнесся к появлению призрака, как и положено джентльмену: приподнял шляпу и посторонился, давая дорогу.

Призрак проплыл мимо, воздевая к небу руки, сквозь него, как и положено, просвечивали темный контур мастерской Мейсона и дальний лес.

— Эй! — воскликнул Маковер, поняв неожиданно, что призрак ему не мерещится, а на самом деле медленно движется и уже почти повернулся к аптекарю спиной, чтобы направиться своей дорогой то ли к лесу, то ли в иное, не существующее на этом свете, место. — Эй! Постойте!

На призыв Маковера призрак не обратил никакого внимания — шел себе и шел, пока не скрылся за деревьями, а когда аптекарь, выйдя, наконец, из ступора, бросился следом, то ничего подозрительного не обнаружил — призрак растворился в воздухе, как растворяется сахар в стакане горячего чаю.

Будь на месте аптекаря кто-нибудь другой — миссис Корнблат, к примеру, или даже констебль Шепард, — шум они подняли бы изрядный. Маковер, однако, ограничился тем, что запомнил, у какого именно дерева потерял полупрозрачную фигуру, и отправился своим путем, на этот раз старательно, чтобы не отвлекаться, глядя себе под ноги. Дома он ничего не сказал Мэгги о своем приключении, но на другой день, когда Джош Мейсон пришел в аптеку за пластырем для дочери, расцарапавшей руку об острые шипы роз на деревенской улице, Маковер не преминул поведать посетителю о том, что на его участке водится самое настоящее привидение, и Мейсону, как хозяину, надлежит принять меры, иначе какой-нибудь слабонервный прохожий (вроде миссис Корнблат или констебля Шепарда) потеряет рассудок, поскольку привидения в конце двадцатого века существовать не могут.

— Что ты такое говоришь, Рольф? — раздраженно сказал Мейсон, отсчитывая восемнадцать пенсов за упаковку пластыря. — Какой еще призрак? Ты вчера выпил?

— Я не пью, и ты это прекрасно знаешь, Джош, — обиделся Маковер. — Не веришь — сам отправляйся ночью на поле между мастерской и лесом, я тебе даже точнее скажу: около дуба, в который два года назад попала молния, ты должен помнить это место.

— Непременно, — сказал Мейсон, точно зная, что не станет этого делать. — Сегодня же. Когда, ты говоришь, это было?

— Поезд опоздал на одиннадцать минут, значит, из вагона я вышел в половине первого, — принялся рассчитывать Маковер. — Накинь минут двадцать от станции, значит, без десяти час. Луна только-только поднималась, так что время можешь сверить по календарю, а на часы я не смотрел, извини, было слишком темно.

— Ладно-ладно, — сказал Мейсон и, попрощавшись, отправился домой, а оттуда, отдав жене пластырь, в мастерскую, где в ремонте были сегодня два комбайна и трактор, над которыми трудились все семь работников под присмотром Нейла Робертса, от которого Мейсон выслушал пару историй о том, что в Глостершире на полях появились странные круги («Подумаешь, — сказал он, — дайте мне кусок веревки и грабли, я вам тоже такое сделаю»), а к югу от Манчестера женщина родила трехголового ребенка, потому что там находится секретная американская база с атомными бомбами («Первый раз слышу, — сказал он, — чтобы от атомной бомбы рождались трехголовые дети. В любом случае одна голова хорошо, а три лучше»).

О привидении не рассказывал никто, из чего Мейсон сделал вывод, что аптекарь не стал распространяться о своем приключении перед каждым посетителем. Значит, действительно что-то видел. Обычно свои фантазии (скажем, о пятнах на солнце, видимых невооруженным глазом, но почему-то только с крыши ратуши) Маковер рассказывал каждому, у кого были уши, не прикрытые шапкой, а все, что с ним происходило в реальной жизни, предпочитал держать при себе, и потому даже о его нелепом разводе с Джойс в деревне узнали не от самого виновника (впрочем, виновником Маковер себя не считал, скорее — потерпевшим), а от викария Шарплесса, прилюдно возмущавшегося неправедным поведением прихожанина.

— Послушай, Оливия, — сказал Мейсон за ужином своей жене, разрезая рыбу ножом и не реагируя на замечание, что порядочные джентльмены едят рыбу вилкой, —