Счастье потерянной жизни [Николай Петрович Храпов] (fb2) читать постранично, страница - 3

печь. Нечего тебе тут глазеть! Павлик встал за спиною отца.

- Я тут дома, нечего мне на печи делать, - ответил он.

- Ну-ну, - примирительно пробурчал начальник и вынул папиросу. Приступайте! - скомандовал он солдатам, а сам достал и положил на стол бумажку.

- Вот ордер на обыск. Ты собирайся, а я покурю.

- Наш дом христианский, тут не курят. И сына нечего заталкивать на печь - он взрослый, ему - 16. Пускай смотрит на все и запоминает.

Начальник повертел папиросу в руках, не решаясь чиркнуть спичкой.

- Да, да, - настойчиво повторил Петр Никитович. Пока в этом доме я хозяин. К тому же тут жена с детьми, - так что не курите!

Начальник зло смял папироску, просыпав табак на пол.

- Что стоите? - рявкнул он на подчиненных. - Ищите!

Неясно, что искали в доме баптистского проповедника, но искали со всем тщанием. Простучали потолки и стены - посыпалась труха с матрицы. Петр Никитович чуть заметно усмехнулся - знали бы гепеушники, какое гнилье приходилось ему латать с братьями. Перетрясли постели, заглянули во все углы. На стол складывали то, что подлежало конфискации: журналы "Баптист", сборники духовных песен, Евангелие. Особое место заняла внушительных размеров Библия, та самая, что недавно находилась в руках Павлика, - у него екнуло сердце. Он перевел на начальника взгляд, поражаясь тому, что лицо начальника и то угрюмое лицо стражницы, охранявшей паперть и заключенных в церкви, как две капли воды были похожи. "Зачем это? Ну, зачем?" - птицей билась в голове мысль о несправедливости, наглости власть имущих, их безнаказанности. "Откуда пришли эти люди? Да, люди ли они?"

Луша баюкала маленькую Веру. Девчушка ничего не понимала, а только улыбалась, глядя на отца с матерью.

- За что его? - шепотом спросил мальчик у матери. Луша всхлипнула:

- Потом поймешь!

Обыск шел всю ночь. Давно уже мирно посапывала Верочка на печи, за занавеской; клевал носом и Павлик; хмуро подпирал ладонью щеку Петр Никитович. Гепеушники казались неутомимыми. Наконец, начальник встал, сладостно потянулся, как после долгой, полезной работы, отодвинул занавеску; с улицы вползли предрассветные тени, шмякнул фуражкой об стол:

- Кончено. Одевайся, поедешь с нами!

Луша зашлась в крике. Начальник брезгливо отодвинул ее носком сапога, оттолкнул Павлика, грубо, резко развернул Петра Никитовича лицом к двери. Через плечо тот сказал:

- Не плачь, жена моя! Нам дано не только веровать во Христа, но и страдать за Него.

- Иди, иди, страдалец! - пнул его в спину молодой солдат.

Наступило время тьмы.

Павлик утешал, как мог:

- Мамань, не бейся так - что-нибудь придумаем. Вот я найду работу. Ты же не виновата, а Бог нас не оставит.

И точно: стали захаживать браться да сестры к ним - кто хлебушка принесет, кто молочка с картошкой, а кто и денежку пожертвует. Свыклись.

Надо было и о Петре Никитовиче подумать - каково ему там, в узах! Луша помыкалась по милициям, да по приемным, Павлик обошел церкви, превращенные после закрытия в следственные изоляторы. Ответ повсюду был один и тот же: "сведений не имеем". Как так? Человек - не иголка! Забрали, а куда повезли? Где поместили? В чем обвиняют? Ну, как же это так сведений не имеем. Явно, обман. Надо было искать и искать дальше.

Тут Бог послал встречу с лавочником. Его арестовывали однажды, но почему-то отпустили, и он, с большой опаской, подсказал:

- Дом без окон видишь? Иди туда - там комендатура ГПУ. Сбоку у них приемная, камеры на ту сторону выходят.

Чем делились верующие с семьей Владыкина, тем, в свою очередь, решили поделиться и с Петром Никитовичем. Состряпали передачу, пошли.

В коридорчике уже томились десятка два таких, как Луша. Павлик остался в дверях, Луша подошла к дежурному. Тот рявкнул, не поднимая головы, что ничего не знает, тут никого нет, передачи не принимают, Ну, чуть ли не "вон" сказал. Павлик слышал все. Молча отобрал узелок у матери, глазами - к выходу - подожди, мол, там. Луша в слезах вышла. Павлик смело шагнул к дежурному.

- Дяденька, тут у меня...

Только начал, видит, дежурный вскочил, вытянул шею, ест кого-то глазами. Обернулся - важный начальник входит. Павлик - сразу к нему.

- Вы забрали моего папку, он сидит без еды, я хочу его видеть - вот передача, - одним духом выпалил Павлик. Начальник нахмурился: такого настырного тут еще не видали. Дежурный выскочил из-за стола:

- Ах, ты - негодник, арестантское семя! Я тебя!

Павлик не дал ему исполнить свои угрозы: проворно шмыгнул в сторону, оттуда - за стол, а там укрытие нашлось. Дежурный остался с носом. Начальник только поморщился от такой кутерьмы - поднял вверх руку, запрещая дежурному гоняться за парнем, спросил:

- А ты чей такой будешь?

- Владыкин я. Тут папка мой сидит.

- Ах, вот оно что - баптистский сыночек. Попа этого я знаю.

- Он не поп! - горячо возразил Павлик, - а проповедник Евангелия. Он ничего для власти худого не делал. Зачем посадили?

Начальник впервые усмехнулся:

- А, хорош защитничек! Не боишься, что и тебя привлеку?!

- Не боюсь. Я тоже буду проповедником. Если бы вы знали, какое