Отдохни, Господи, ты устал... [Diamond Ace] (fb2) читать постранично, страница - 3

морального банкротства.

Я назвал это "День Икс". Да, мистеру Грайму удалось раз и навсегда расправиться с

моим темным попутчиком, подталкивавшим меня к поджиганию старушечьих домов, издевательству над животными. Но после того как отец забрал меня из участка, где

кучка усатых полицейских во главе с детективом Моррисоном расспрашивала меня о

произошедшем, пришло время финального аккорда в той роковой пьесе. Бездыханное

туловище мамы, болтавшееся на бельевой перекладине в ванной.

Самоубийство. Асфиксия. Куча дерьма под левитирующим телом убитой принятием

неверного решения матери.

Пожизненные пятьдесят ударов в минуту.

Я задумался о причине. Поджог или преподобный?

Человек ошибается в выводах, если что-то мешает осуществлению его плана. Я хочу

ошибаться в собственных выводах.

Я достал из кармана крохотную ампулу:

- Знаешь, что это, Никки? Это зарин - изопропиловый эфир метилфторфосфоновой

кислоты. Мощнейший яд нервнопаралитического действия. Достаточно одной его капли, чтобы в радиусе пяти-десяти метров полегло несколько человек. - Дыхание женщины стало

прерывистым. - Как зовут того парня, который постоянно заказывает приватный танец в

твоем исполнении?

- Спенсер. Но...

Я ударил ее ладонью по щеке.

- Отвечай на вопросы без каких-либо пояснений. Да, Теодор Спенсер Грайм. Некогда -

преподобный. Ныне - бывший заключенный. Откинулся месяц назад. И эта ампула, - я

повертел маленьким прозрачным сосудом перед лицом стриптизерши, - предназначена для

него. Сегодня - уже суббота. Он обязательно появится в "Like a Pussy". Когда вы

отправитесь в приватную кабинку, скажи, что тебе дурно, разбей ампулу о пол и беги. Это

все, что мне от тебя нужно.

- Мистер...

На этот раз хватило замаха. Никки заткнулась сама. И заплакала.

- Посмотри сюда, - я достал из бумажника фотографию женщины, чудовищно похожей на

плачущую стриптизершу, - сейчас на этом столе лежит лишь фото твоей матери. Позже

здесь окажется сама миссис Моррисон. Не вздумай обращаться в полицию. Кто знает, где

могут оказаться мои уши. Бери, - я протянул ей зарин, - надеюсь, ты все сделаешь

правильно. Пошла вон.

Я помню то интервью, в котором миссис Грайм обливалась слезами и недоумениями в

связи с чудовищным поступком мужа - всеми горячо любимого преподобного, такого

жизнерадостного и светлого человека, который случайно изнасиловал маленькую

девочку.

- Я...я никогда не подозревала, что Спенсер...о, боже....я больше не могу, простите, отныне я ничего не хочу знать об этом человеке...простите меня...

И ушла в сопровождении дочери и детектива Моррисона...

И правда: больше всего подозрений вызывает человек, который кажется счастливым.

Поколение людей, полагающих, что предсмертная записка - это романтично. Драматично.

Что в этих записках есть что-то особенное. Всего лишь набор букв, которые ничего не

значат.

Тебя оценивают по худшему поступку в жизни, и сколь бы ты ни раскаивался - все тщетно.

Вселенская память сохранит в себе лишь те говенные очистки, что вырвались откуда-то

изнутри. А люди, спросишь ты? Они забудут. Или умрут. Просто чуть позже.

Дверь я оставил открытой для своих гостей в форме.

Пульс - пятьдесят один.

Лег на стол, затянул удавку и принялся ждать.

Урок патофизиологии номер два:

"Когда дыхание ограничено, тело не может избавиться от углекислого газа, концентрация

которого в крови увеличивается с каждой секундой удушения".

Повышается вязкость времени. Словно замедленные кадры черно-белого кино.

"Он здесь, здесь этот ублюдок!"

"Включить освещение! Не вздумай шевелиться, сукин ты сын, или я тебя пристрелю!"

"Все, мы его взяли".

Меня ведут к полицейскому автомобилю мимо двух самодовольных физиономий - Никки и

Спенсера Грайма. Ее отца. И они не понимают, почему я улыбаюсь.

В комнате для допроса детектив Чарльз расстегивает наручники, закуривает и достает

улику номер один - ампулу зарина, которая не успела попасть в лабораторию. Я выбиваю

крохотный сосуд из руки детектива. От удара о стену ампула разбивается. Ой, какая

жалость...

"Всем покинуть здание, живо!"

А я начинаю громко смеяться.

Пятьдесят пять.

Детектив не думал, что я решу покончить жизнь самоубийством. А я ничего и не решал.

Крысы