Любимые не умирают [Эльмира Анатольевна Нетесова] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

В лучшем случае разменяете жилье. Но нужно ли? Подумай сам. Все ж здесь родной сын. Да и с бабой сколько лет прожито. Это из жизни не выкинешь. Надо помириться. Оно и впредь помни, не стоит тебе руки распускать на Катьку. Стыдно это нам, мужикам. Как потом к ней в постель ложиться?

  —   Молча! — ответил Колька.

   —  Да ни одна не подпустит.

   —  А я и спрашивать не буду, коль в жены уломалась, терпи все. Иль перед своею бабой извиняться стану? Еще чего не хватает! Да кто она есть? — возмутился мужик.

   —  Она жена твоя! Мать! И ничем не хуже тебя! Катя вылечилась и нынче не пьет. На трех работах успевает управляться. Живут с сыном не хуже других. А ведь и сама, и Димку лечила. Легко ли пришлось ей. Теперь уж все наладилось. Тебе не мешать, помочь бы им. На работу нужно устроиться.

  —   Понятное дело. Если нынче куска хлеба не дала, чего дальше ждать? Только на себя нужно рассчитывать,— согласился Колька хмуро. И добавил:

   —  Так всегда было...

   —  Вот и прошу тебя, живи без шума, спокойно, чтоб ни семья, ни соседи не звонили и не прибегали в милицию с жалобами. Ведь в повторном случае ты теряешь все. Я не желаю тебе такой участи. Давно тебя знаю. Держи себя в руках, не сорвись. Помнишь Ивана Фокина? Так вот ему вовсе не повезло. Спился вконец. Вместе «с торпедой». Вшили, а она не помогла. Так и повесился в туалете. Пока жена на базар пошла, он в петлю влез. Вернулась, а он уже готов. Понял все, но поздно. Теперь вот растит двоих пацанов. Ни пенсии, ни помощи ниоткуда нет. Теперь как ломовая пашет. Раньше все болела, нынче о хвори вспомнить некогда.

  —   Оно всегда так,— согласился Колька, добавив хмуро:

   —  Да кто они без нас эти бабы, безмозглые дуры? Люди что ли? Вон прокурор, обвинитель на моем суде, пять лет для меня просила у суда! А за что? Я ж не ее уродку, свою бабу оттыздил и то за дело! Чего они всполошились? Иль той прокурорше некому вломить, иль нет у ней мужика, чтоб вмазал кулаком в мурло! А надо бы! Пусть не лезет своим носом в чужие семьи! — вскипел человек.

  —   Успокойся, не кипи! Все мы на работе свое дело выполняем. Вот я после этого звонка тоже меры к тебе принять обязан. Надеть наручники, доставить в отдел,— прищурился участковый.

  —   А за что? Я пальцем никого не тронул.

  —   Да, но крючок с двери спальни сорван.

  —   И все! Но за это в камеру не посадишь. Я не дрался. Никого не обозвал.

  —   Но грозил Катьке в окно выбросить. А у тебя от слова до дела один шаг, это вся милиция помнит,— усмехнулся Степанович, добавив грустно:

  —   Живи спокойно, слышь, Коля. И мои глаза тебя не видели б. Поверь, на каждого мужика в семье наезжают, всех грузят. Мы воем, но терпим, деваться некуда. Помни, все бабы одинаковы. Отрываются на нас. Прав тот, кто выдержит и не сорвется, не сопьется, не влезет в петлю, не попадет в тюрьму. Сколько мужиков не выдержали семейный хомут. Посмотри, только в бомжах какие люди оказались. Больше половины из них из-за баб на свалке живут. Хуже собак бродячих маются. Но в город, к своей прежней жизни не хотят возвращаться. Случайно ли? В тюрьмах и психушках тоже из-за женщин! Не попади в ловушку снова. Она может когда-нибудь захлопнуться навсегда. Не плюй на порог, через какой переступаешь. Не расти из сына своего врага. Помни, впереди у тебя старость, а сын не всегда будет ребенком. Сегодня он, защитив мать, отшвырнул тебя к стене. Завтра может выбросить за дверь. Помни, не накаляй ситуацию. Как человека прошу, сдержись...

   Колька молча слушал, думал и согласился со сказанным. Участкового он знал давно. И хотя недолюбливал Степановича, никогда не обзывал его, не дерзил и не грубил ему в отличие от других.

   —  На работу тебе нужно устраиваться, не болтаться без дела. Семью кормить, самому на ноги встать. Оно, сам понимаешь, нынче время другое. Уже и сын подрос. Какой пример с тебя возьмет мальчишка? А ведь и он себя с родителей спишет. Ему твоей доли не пожелаешь. Немало он пережил из-за вас обоих. Совсем недавно пацан выравниваться стал. А ведь поначалу хотел школу бросить, на занятия перестал ходить. Я его каждый день сам отводил в класс, заставил учиться. Он даже с уроков убегал. Ловил его и снова приводил в школу. Проверял всяк день, как к урокам подготовился.

   —  А Катька где канала? Чего сына запустила? — спросил Колька.

   —  Лечили ее. Поначалу собрали по кускам после тебя. Всю как есть сшили. Потом в гипсе лежала. А чуть оклемалась, вшили ей «торпеду», чтоб не бухала. Да только она не подействовала на бабу, через два месяца опять выпивать стала. Когда привезли в больницу обмороженной, врачи отдали ее под гипноз. Заодно уколы делали, от каких задница становилась, как подушка. А чуть выпьет, рвало до того, что пятки наружу выворачивались. Криком орала от боли, горела вся. Но медики довели свое до конца. Считай, с того света твою бабу вытащили и по новой жить заставили. Тяжко ей далось второе рожденье. Зато теперь не квасит, даже пиво в рот не берет. Уже полтора года в нашем «обезьяннике» не была.