Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
про Лёньку в расчёт брать не надо), будто наливалась соками жизни, как наливаются осенью яблоки в саду. В походке её появились замедленная плавность, величавость и достоинство. Впервые открывал для себя Андрей таинство женской души, готовящейся к материнству, и поразился высокому смыслу природы, на глазах удивительно преображающей женщину, наполняющей её силой и глубокой нежностью.
Ольга многих знала в райцентре, и уж, конечно, прокурора Любовь Ивановну Плотникову. Через неё она добилась свидания с Лёнькой, тот пришёл в комнату при милиции немного смущённый – слепо, точно со сна, заморгал глазами. Ольга первой бросилась к нему, порывисто обняла, и у Лёньки брызнули слёзы из глаз. Потом подошёл Андрей, хлопнул его по плечу:
– Как ты, Лёня?
– Ничего, держусь!
– Надо держаться. Да и не виноват ты!
Что-то изменилось в Лёньке. Андрею хотелось сейчас проникнуть в его голову, сердце, думы, правильно их настроить, как музыкальный инструмент, только разве это дано? Но кажется, и сам Лёнька много передумал и перечувствовал, иначе бы не запомнил эту мудрую фразу. Значит, понимает брат, что несёт он ответственность за свои дела, раскаивается, скребёт в кровь душу, и не надо ему мешать. Придёт самоочищение, как дождём смоет всю грязь и нечисть!
Суд был на следующий день, и Лёнька спокойно вынес приговор: его, как несовершеннолетнего, приговорили к трём годам пребывания в колонии, а Егорову размотали на всю катушку – пятнадцать лет. За убийство и незаконное хранение оружия.
После суда Лёньке разрешили проститься с родственниками, и он подошёл, грустно склонив голову, а потом упал на колени:
– Прости меня, Ольга!
Андрей и охранник подняли Лёньку с грязного пола, а Ольга смущённо спросила:
– За что ж тебя простить, Леонид?
– Помнишь пропажу свою? Это я сделал. Ты уж прости меня. Мы тогда с ремеслухи сбежали, ну и…
– Ладно, Лёня, не думай об этом.
Только уже при выходе из суда брызнули из глаз Ольги слёзы; справилась и с этим, затихла на время на повозке, и только когда обогнали они высокого, без фуражки, кудлатого мужика, вдруг крикнула Андрею:
– Остановись, пожалуйста!
Натянул вожжи Андрей, и Ольга спрыгнула с повозки, побежала к мужчине. Они о чём-то оживлённо беседовали, кудлатый крепыш размахивал руками.
Ольга прыгнула на телегу, спросила у Андрея:
– Знаешь, кого я встретила?
– Кого?
– Бывшего товарковского председателя Егора Степановича. Ему двенадцать лет за убийство давали, а сейчас выпустили!
– Почему?
– Невинным оказался. Шальнева, оказывается, братья Ёжиковы из их села убили. Сами и признались…
В Парамзино они приехали перед вечером.
Ольги уже не было – она сошла около дома и наверняка теперь хлопочет об обеде и ужине одновременно, развела огонь. Сейчас бы вытянуть над этим огнём посиневшие пальцы, чтоб ощутили руки жар, до боли прогрелись.
Но неизвестно откуда вывернулся Колька Дашухин, задвигал простуженно носом, гундяво сказал:
– Андрей Фёдорович, вас на собрание просят!
«Какое ещё к чёрту собрание, – со злостью подумал Андрей. – Словно разжигает, как чертей к полуночи, всю эту маету вечером затевают».
– О чём собрание?
– Председателя избирать.
После гибели Бабкина председателя в колхозе не было, его обязанности исполнял Филатов. Ну и пусть исполняет, подумалось, ежа на ужа менять – только время терять.
– Иди, Коля, без меня. Скажешь, заболел дядя Андрей, домой пошёл. Ну его к лешему, это собрание.
– Не могу без вас идти, Андрей Фёдорович. Вас народ ждёт.
– А меня зачем?
– Вас обговорили председателем избирать, вот и ждут.
– Ловко придумали, – усмехнулся Андрей. – И кому ж такая мысль в голову пришла?
– Да всем! Сначала хотели тётку Ольгу избрать, да передумали, так как она дитём должна заниматься…
Вечером возвращался Андрей домой. Было ещё не совсем темно, кое-где сквозь мрак низких туч пробивались светлые пятна.
Зажигались лампы в домах, мягкий свет ложился от окон на пожухлую, омытую дождём траву, на блестящие от влаги деревья. Взглядом отыскал Андрей родной дом, робкий огонёк, который зажгла Ольга, беспокойно дожидаясь мужа.
Под светом блестела приметная берёза – засохшая, жалкая. До боли захотелось Андрею, чтобы не умерло это дерево, а будущей весной снова покрылось зеленью, зашелестело листьями.
Ему казалось, – нет, он знал это, – что так и должно быть: засуха только листья сожгла, а почки, а корни – живы.
Последние комментарии
8 часов 32 минут назад
18 часов 52 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 16 часов назад