Давние потери [Вячеслав Михайлович Рыбаков] (fb2) читать постранично, страница - 5


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

схватила ее губами, сунулась за спичками. На ее лице отразилась растерянность. Бдительные англичане ухватились за возможность заполнить молчание. С какой-то гротескной одновременностью у каждого в руке появилось по зажигалке — ни одной одинаковой, — раздался множественный щелчок, и к Ире с разных сторон протянулись руки с трепещущими огоньками. Ира растерянно, почти испуганно обвела их взглядом, щеки ее вспыхнули.

— Ой, спасибо… я не…

Сталин зачем-то похлопал себя по карманам, зная, что спичек нет, — он потому и отложил трубку, так удивив этим Молотова, что вовремя вспомнил это. На Иру теперь смотрели все. Она втянула голову в плечи, потом отчаянно вскочила. Тоненькая, порывистая, с громадными выпуклыми глазами, она и без очков напоминала стрекозу.

— Я сейчас! — заикаясь от собственной храбрости, выпалила она. — Я… у девчат из шифровалки стрельну! Товарищ Сталин, для… для вас взять?

Сталин отрицательно покачал головой. Ира метнулась к дверям, удаляясь, проплясала перед англичанами фирменная нашлепка «Г.Геринг верке» на ее джинсах. Глазастая, подумал Сталин. Молотов не понял, а она поняла. Зажигалки вразнобой попрятались.

— Это прелестно, — проговорил вполголоса один из гостей. — Я напишу об этом. Глава первой державы мира прерывает важное заседание из-за каприза стенографистки! Видит бог, напишу.

Переводчик, склонившись к уху Сталина, забормотал по-русски, довольно усмехаясь в хипповатую свою бородку. Молотов укоризненно прошептал:

— Ты слишком балуешь молодых, Сосо.

Сталин смотрел прямо перед собой, лицо его было невозмутимо.

— Для вас, господа, это прелестно, экзотично и не вполне понятно, сказал он. — Для нас — естественно.

— …Бат нэчэрал фор аз, — гордо налегая на «р», отбарабанил переводчик.

Память Сталина опять соскользнула к началу. Это был, пожалуй, самый тяжкий искус — потому что действительно всего не хватало. Действительно приходилось подкармливать, как цыплят для царской кухни, тех, кто в данный момент представлялся важнее, а остальных оставлять дожидаться лучших дней… Двадцатые годы, о, двадцатые годы. Как все было чревато.

— Большевики покончили с древним антагонизмом Юпитера и быка, улыбнувшись, проговорил Сталин. — Либо уж можно всем, либо уж нельзя никому. Если только возникают более или менее узаконенные привилегии, люди перестают заниматься делом. Начинается безобразная драка за место у кормушки и всеобщее озлобление. Все встает с ног на голову, мораль становится посмешищем и знаком жизненной неприспособленности. В газетах казенными фразами хвалят самоотверженных героев труда и призывают их продолжать самоотвергаться, а дары природы, квартиры, дачи и красивые девушки, — англичане, как по команде, обернулись на дверь, в которую выбежала Ира, — достаются политическим авантюристам и ворью. Кто посовестливее да поталантливее, вообще не суется в эту грязь. Но и не находит себе применения. Возможность воздействовать на ход дел начинает предоставляться лишь после отказа от этики и таланта — но нетрудно представить, каким оказывается такое воздействие. Попутно возникает еще одно извращение: престижность, модность безделья. Раз сижу сложа руки, значит честен и талантлив! — Часы пробили четверть третьего. Сталин дождался, когда угаснет медный стон, и закончил: — Великий Маркс более века назад сформулировал эти истины. Социальная практика подтвердила их неоднократно.

— А кто же запишет эту тираду? — весело прошептал ему на ухо Молотов. Сталин сокрушенно качнул головой и положил руку ему на колено.

Жест был благодарным. Еще на XX съезде Зощенко попенял Сталину, что тот с годами начинает не говорить, а вещать. С тех пор Сталин не раз просил друзей при каждом подобном случае незамедлительно «сбивать его с котурнов».


Совещание закончилось в начале пятого. Ушли англичане, Молотов ушел, — устало бродя по опустелому кабинету, Сталин вскоре услышал с улицы его гулкие, одинокие шаги. Потом отчетливо звякнули ключи, открылась и захлопнулась дверца машины. Отсвет вспыхнувших фар чуть всколыхнул прямоугольную тьму окна. Назойливо, длинно прожурчал стартер и смолк. Опять зажурчал длинно и бесплодно. Недели две уже Молотов жаловался на зажигание, но так, видно, и не выкроил времени доехать до станции техобслуживания. Наконец мотор все-таки фыркнул с неудовольствием, певучий шелест глайдера потек мимо окон к Спасским воротам и быстро утонул в прозрачной предрассветной тишине. Ира тоже собиралась домой, разложила по ящикам бумаги, потом опорожнила сумочку на стол, отобрала самое необходимое и попихала обратно, остальное оставив прямо на столе. Страшно было подумать нести после такой ночи на плече лишний вес. Поймав взгляд Сталина, она расслабленно помотала головой и честно сказала:

— Прямо плывет все.

— Зато интересно ведь, — почти просительно сказал Сталин. Он знал, что девочка не собирается работать здесь долго, и жалел об этом. — Как на этот раз —