Капитан "Старой черепахи" [Лев Александрович Линьков] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

кружку, бритву, щетку сапожную — и на вокзал...

Андрей отдался думам, забыв о пестром, разноликом населении теплушки, которое шумно спорило о судьбах мировой революции и о новой экономической политике, обсуждало цены на хлеб и табак и прочее и прочее.

Кто-то пел «Реве та стогне Днiпр широкiй...», кто-то, хохоча, рассказывал анекдоты, кто-то пил самогон. Кто-то усиленно расхваливал самодельные зажигалки и предлагал за полбуханки ситного целых десять штук: «Погляди, работа-то какая, без отказа служить будут. Ювелирная работа!» Четверо парней с ожесточенным азартом играли в карты.

Под потолком в жестяном фонаре вздрагивало пламя сальной свечи, и в полутьме лица людей казались неестественно желтыми и мрачными.

Андрею хотелось курить, но табаку не было. Посасывая холодную трубку и глядя в ночную степь, он с досадой вспомнил, что едет домой почти без денег.

— Дичаем, батенька, дичаем! — извлекая из мешка кукурузный хлеб, неожиданно обратился к Андрею сидевший у самой двери седой, но бодрый старик, одетый в ватную женскую кофту. — Вот, извольте знать, чтобы не отправиться к праотцам, я обменял на кукурузу антикварную вазу и картину Айвазовского. Айвазовского — на кукурузу! — с горечью повторил старик. — От Киева до Одессы плетемся вторую неделю. Дожили!..

— По интервентам скучаешь? — с ехидцей спросил примостившийся на верхних нарах красноармеец. — А ты бы с ними и уплыл, коли не по нутру тебе революция.

— Глупости изволите говорить, милостивый государь, — перебил старик. — Я порядка требую. Я, извольте знать, профессор медицины. А в клинике у меня нет ни медикаментов, ни перевязочного материала, ни белья. Мне лично ничего не надо, — с трудом пережевывая черствый хлеб, воскликнул профессор, — но как же лечить больных? Совдеп старается помочь, обещал выделить для врачей какие-то пайки, но что он может дать?

Профессор произнес последние слова, смешно всплеснув руками, и Андрей невольно улыбнулся.

— Изволите улыбаться! — еще более разволновался старик. — А вы знаете, кто сейчас орудует в Одессе? В Одессе орудует некий Яшка Лимончик.

— А кто он будет, твой Яшка Лимончик? — спросил маленький заскорузлый мужичок, перематывающий тут же рядом портянки.

— Главарь одесских бандитов, вот кто!.. Он творит, что хочет.

— Вы бы, папаша, — извините, не знаю, как вас по имени и отчеству, — держали язык за зубами, — посоветовал старику Андрей.

— Папаша желает познакомиться с Губчека, — вставил подсевший в Раздельной бритоголовый мужчина, лицо которого было до такой степени выщерблено оспой, что казалось покрытым твердой бугристой коркой.

— Я не боюсь говорить правду. Я и в Чека скажу то же самое, — взъерошился профессор.

Рябой извлек из кармана портсигар и протянул Андрею:

— Чего с ним болтать, закуривай!..

Пронзительно засвистел паровоз. Стуча колесами на стыках рельсов, поезд перешел на другой путь и замедлил ход.

Снаружи кто-то с силой рванул дверь, и она, скрипя, откатилась в сторону. Порыв ветра потушил огарок.

— Полундра! — влезая на ходу в вагон, крикнул высокий широкоплечий моряк и сбросил с плеча мешок, уступая дорогу взбирающимся в вагон новым пассажирам.

Голос моряка показался Андрею знакомым: «Никак это Серафим Ковальчук, боцман с эсминца «Смелый»?»

— Сима Пулемет, ты?

Моряк чиркнул зажигалкой и восторженно воскликнул:

— Андрюха! Ермаков! Ты откуда, Альбатрос? Андрей погасил ладонью огонек зажигалки и пожал приятелю руку.

— Все дороги ведут в Одессу! До Молдаванки попутчики, поможешь?

— Какой разговор! Вот встречка! С семнадцатого года не виделись, с Севастополя...

Поезд вновь набрал скорость.

— Как вас... Сима! Вы не устали стоять на моей ноге? — послышался чей-то голос.

Пассажиры расхохотались. Не удержался и Андрей: это не шутка, если Сима встанет на ногу!

— Для кого Сима, а для кого гражданин, — отрезал Ковальчук.

Желая рассмотреть нового собеседника, он опять чиркнул зажигалкой, но тот предупредил моряка, включив электрический фонарик, и в упор навел луч света на друзей.

Андрей прищурился от яркого света, но все же разглядел, что фонарик держит один из новых пассажиров — невысокий худой человек в кожаной тужурке и кожаной кепке. Рядом стоял совсем молоденький курносый паренек в шинели.

Человек в кожанке быстро обвел лучом фонаря всю теплушку. Черные уродливые тени метнулись по стенам и закопченному потолку.

В луче на мгновение возникали лица и фигуры пассажиров: испуганно вытаращенные глаза бойкой бабенки; притворившийся спящим заскорузлый мужичок; склонившиеся над мешком картежники; деланно зевнувший и прикрывший рукой лицо рябой мужчина; профессор с куском хлеба в руке.

Человек в кожанке шагнул к двери, снова навел луч на Ермакова и Ковальчука и негромко сказал:

— Граждане, предъявите ваши документы!

Не успел Андрей извлечь из кармана бумажник, как Рябой сшиб с ног человека в кожаной тужурке,