Новый Мир ( № 3 2003) [Журнал «Новый мир»] (fb2) читать постранично, страница - 2

Книга 213124 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ждал пробуждения живности, молодой травки, птичьих щедрот, ежился под снегопадом, носимый по ветру, ну — вроде дозвался, а ветер дует, а снег идет... Тогда ему приходит послание: «Дорогой Лев! Смотри, какой у меня пронизывающий апрель и май — ледяной. Даже июнь — и тот, колючим кустом задев, знобит по ночам, пугает красной луной. Метафорой одичанья бредит, эллипсисом: „Я — домой!” Пиррихии и спондеи сбивают шаги, намекая на зыбкость существованья, на ломовой язык, перевозящий такую тяжесть туда, где уже — ни зги... А ведь было когда-то принято, чтоб воздух — горел, дрожал, чтоб земля в цветущих одеждах, беспечальная, налегке... Чтоб конь белейший под гору так прытко бежал, бежал, и всадник его легонько пришпоривал — плеточка у него в руке!.. И если он говорил: „Весна!”, то — так решено. И если он говорил: „Жизнь!”, то сразу — любовь: остра. И если уж он говорил: „Смерть!”, то сразу она, но — как бы прекрасная отроковица, потерянная сестра». Знаешь ли ты Знаешь ли ты язык обстоятельств, на котором с тобой говорит Бог? Понимаешь ли речь случайностей, намеки обмолвок, порванный сон лукавый? Читаешь ли трогательную историю дня, вслушиваешься ли в диалог неба и персти, левой руки и правой? Знаешь ли, о чем красноречиво свидетельствует внезапная немота? Отчаянно жестикулирует паралич воли? — Свобода в обмороке, иссякли нюхательные соли ее, выдохся нашатырь... Так читай с листа смиренные эти буквы — черные дождевые капли. ...Вот я и читаю эти голые ветки, этих нищих птиц. Эту хронику поденной вековой барщины, судьбы самовластной барство... И все чаще вспоминаю Саула: отец его посылал искать пропавших ослиц, он так их и не нашел, но в пути повстречал пророка и обрел Царство. Ослицы, впрочем, сами потом нашлись. И пропадали — не зря. Они вернулись домой. Отец был счастлив. Земля была разогрета. Саул был призван на гору и помазан в царя. И все вокруг ликовало, Бога благодаря! Но он обратил себе на погибель призванье это. Песнопения I Господи! Я напоминаю чуму, ураган аравийский, тьму Египетскую, фараонову лесть, а ведь так говорила — петь Господу моему буду, пока я есть! Я с ладоней Твоих глотала Твой виноград, мне казалось — сплошь зарифмован Твой вертоград и Твоя запятая всего горячей, остра... И едва ли не Сам Ты — в летящем шелке до пят прямо здесь стоишь — у самого моего костра! ...На меня поднимался самый мятежный полк, и служил у меня на посылках матерый волк, вечеряло небо со мной за одним столом... До сих пор шелестит этот вкрадчивый легкий шелк, уходящий в лепет: лепет, переходящий в псалом. Безымянный — чернел под моею ногой провал, бессловесный, одетый в железо, полк бунтовал, осажденный город падал, смертельно пьян, — пока Ты не взял меня в руки, словно кимвал, не ударил, словно в тимпан! II Ты меня узнавал по имени меж теней. И покуда лыка не свяжут пять чувств, семь дней и двенадцать месяцев — здесь, в ледяном снегу, не сыскать ни белых ворон, ни вороных коней, ни тем паче того, кого назвать не могу. Я к нему приходила со всем юродством своим, тоску украшая венком из ромашек, лесным «ку-ку», веселящим юность, вином обожанья, но — Ты был с нами всегда на страже и начеку: помнишь, я ему жизнь свою обещала, как ни смешно? Ибо что обещать может хвощ полевой у порога зимы иль жердь, даже если Твоя земля начинает светиться, сияет твердь и ликует воздушный сгорающий окоем? Пока ты меж нами не встал и вторую смерть не привел, а первой умерли мы вдвоем... III Дождь со снегом заняты собственным ремеслом, присваивая окрестность, задним числом поминая красавиц, а те, выходя из игры, превращаются в тучных замерзших теток — уже с веслом никогда не встать им у водомета — там, на верху горы... Все в упадке, крушенье. Знобит ледяное пальто. Если, правда, я есть только то, что имею, то я здесь — никто и огульное «нет». И сквозит в мое решето синеватый морозный свет. Сквозь меня мерцает молоденькая зима и Господние праздники — Рождество, дома, превращенные в ясли. Оттуда несется весть: ты имеешь все то, что ты есть сама, ты имеешь то, что ты есть!

(обратно)

Из жизни Ромина

ЛЕОНИД ЗОРИН Зорин Леонид Генрихович родился в 1924 году в Баку. Окончил Азербайджанский государственный университет и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор многих книг прозы и около полусотни пьес, в том числе “Покровских ворот”, от имени главного героя которых — Костика Ромина — и ведется повествование в предлагаемом цикле рассказов. Живет в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.

ПРОГУЛКА

Так давно в моей жизни была та ночь, если до половины века еще оставалось несколько лет! Были потом и другие ночи, которые грешно забывать, и все же забыл, а ту я помню, кажется даже, что осязаю.

Уже началась календарная осень, но было по-летнему тепло, улица все еще сохраняла неуходящий полдневный зной. Только казалась длинней и шире, может быть, по причине безлюдья, может быть, оттого, что мгла увеличивала