Новый Мир ( № 8 2000) [Журнал «Новый мир»] (fb2) читать постранично, страница - 178

Книга 213168 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

оценке эссе первенство художественной состоятельности текста. Вот эссе умного тонкого знатока поэзии, опирающегося еще и на собственный опыт поэта, Елены Шварц “Земная плерома” , интересный текст, но проблем для меня как члена жюри не ставит - это умные проницательные литературно-критические заметки, Это не эссе. А вот эссе Сергея Морейно “Непонятный, но возлюбленный Целан” о Пауле Целине - это, прежде всего, “филологическая” проза, разумеется тексмт Морейно содержит интересные сведения о поэте, и некий очерк поэзии, но главное, на чем сосредоточен текст - на создании художественного образа поэта и его поэзии, и соттвественно, в тексте присуствует и сам автор эссе. Собственно, это (наличие автора-художника. А не только исследователя) и определяет жанровую принадлежность текста Морейно - пере нами эссе.

Не возникает вопроса и с эссе Владимира Коробова “Дальневосточные экспедиции князя Э.Э.Ухтомского...” - и не только потому, автор не скрывает своих “борхесовских” беллетристических приемов: придуманный герой князь Ухтомский, придуманный сакральный текст, история культуры, история некой мистической потаенная пра-книги чуть ли не всей русской культуры; интеллектуально-детективный боевик, разработанный как бы средствами кондового историко-культурного исследования. Доведенная почти до пародии стилистика научных исследований, явленная, скажем, в популярных ныне культурологических бестселлерах А. Эткинда.

Производит впечатление очевидной талантливостью вариации Рената Хисматуллина “История Крысолова из Гаммельна в семи фрагментах” , активно задействовшие уже классические для “интеллектуальной прозы” ХХ века приемы. Немного отдает литературной игрой рассказ Клима Каминского “Народная душа” , но у автора достаточно вкуса, чтобы не сделать свою историю аляповатым лубком - освоенные нами по прозе шестидесятых (Шукшин, Белов, Казаков) характеры обитателей маленького провинциального городка хоть и отсылают к уже прочитанному, но обладают и собственным обаянием, очень хотелось бы надеяться, что рассказ этот прочитанный в более широком контексте прозы самого Каминского уже не будут вызывать ассоциаций с ранним Беловым или Шукшиным.

Составляя для себя эту десятку, я, естественно, колебался, потому что были и еще рассказы о которых следовало бы поговорить подробнее, - приведенный выше список, повторяю, неизбежно вкусовой Хотя, возможно, ничем не особо не уступает большей части выбранных мною текстов, скажем, неожиданно придуманная, азартная проза Дмитрия Пушкаря в отрывках из повести “За Родину и все такое” , или афганский рассказ Павла Андреева “Душа” , или рассказ Алексея Никитина “Три бутылки водки” о судьбе (обычной, заурядной, как заурядна по-своему любая человеческая судьба - по Чехову: “скучная история”) русского и советского писателя, автора военных романов и повестей, в котором возникает послевоенный Киев, редакционные работники конца 40-х, сталинский лауреат, а потом - эмигрант Виктор Некрасов; рассказ это написан подчеркнуто, почти полемично традиционно и по интонации, и по теме, и способам письма и при этом, а может, благодаря этому, почти пронзительный ясный, грустный, умный. Производит впечатление талантливой напористой прозы “поток сознания” Ольги Зонберг в “Отрывном календаре навсегда” ; чуть кокетничающая психологической непричесанностью автора-повествователя, но несомненная проза Элины Свенцицкой ; или притчеобразная миниатюра Игоря Левшина “Пророк” . К сожалению, с очень уж известным рассказом выступил Константин Плешаков “kremlinkam.com” , не было ощущения новизны; и не самым удачным, на мой взгляд, рассказом представлен в нынешнем “Улове” талантливый Николай Байтов .

Вот, пожалуй, и все, что рассматривалось мною всерьез, при составлении своей десятки. К сожалению, вторая половина (или чуть больше) представленных на конкурс текстов слишком явно обнаруживает несостоятельность художественного воплощения заявленных авторами задач. Рассказывая о текстах весеннего “Улова” я ни слова ни сказал о поэзии. Об этом - в следующем выпуске.

Сергей Костырко

(обратно)