Счастье 17.06.2009 [Журнал «Русская жизнь»] (fb2) читать постранично, страница - 2

Зарубиных, и их дети в жестоком быте и при негалантном, чего уж там, обращении каким-то образом смеют становиться полноценными людьми. И у Зарубиных, и у Пинейру — примерно один и тот же ход и строй жизни, описанный, может быть, Львом Лосевым: «В сенях помойная застыла лужица. В слюду стучится снегопад. Корова телится, ребенок серится, портянки сушатся, щи кипят. Вот этой жизнью, вот этим способом Существования белковых тел живем и радуемся, что Господом ниспослан нам живой удел». А неистово культивируемая в себе ненависть к простолюдинам — самое плебейское социальное переживание, и, право же, так неловко наблюдать за всяким ее проявлением.

IV.

Можно найти массу нелепостей в показаниях и той, и другой сторон, уличать во лжи и Наталью, и семейство Пинейру — все дело приятное, увлекательное, однако некоторая ясность с облико морале все-таки появляется. Наталья — «Дунька в Европе», за восемь лет Европой нимало не подпорченная, деревенская деваха большой простецкости и явно не строгих нравов, выпивающая, темпераментная и — это, пожалуй, главное ее публичное качество — чрезвычайно простодушная, «простодырая», как говорят в деревне, откровенная до безобразия. Все наружу, даже перед камерой не держит лица, оттого всегда немного неглиже.

Еще два года назад она была хорошенькой, яркой блондинкой, но состарилась лет на десять, от тоски или от пьянства. В проститутку или законченную алкоголичку плохо верится — они вовсе не склонны к тяжелому физическому труду, да и будь она проституткой, в маленьком городке Брага суд легко нашел бы свидетелей этому, однако не нашел. Из какой корысти она — бесправнейшая из бесправнейших, нищая нелегалка — кинулась в борьбу за свою дочь, у которой и российского-то гражданства не было, зачем так хотела ее увезти? Не для двухсотрублевого же пособия в пречистенском собесе? Остается предположить, что Наталья любит свою дочь: вульгарно, неумело, неуклюже, — но любит. И она никогда не отказывалась от нее.

Почти уверена: если завтра вспыхнет дело об изъятии ребенка у социально неблагополучной цыганки, таджички, молдаванки, те же самые болельщики за португальское счастье Александры встанут строем, скажут хором — и про закон, и про порядок, и про руки прочь от матери-и-дитя.

Потому что приезжая — она, конечно, «женщина в трудном положении», а отъезжая русская уборщица — «зоомама», как называют Зарубину в интернет-коммьюнити, посвященном возвращению Сандрочки в благодатный Барселуш.

V.

Флоринду и Жаоу Пинейру, конечно, жалко до слез: они выпестовали болезненного ребеночка. Кажется, единственный способ для семьи Пинейру сохранить Александру — подружиться с Зарубиными, приятельствовать, переписываться, ездить в гости, забыть войну. Жизнь на две страны — вариант затратный, но осуществимый. Две матери лучше, чем одна; две семьи дадут больше и защитят лучше.

Но не все потеряно. Недавно у Натальи Зарубиной появилась блестящая возможность подтвердить самые дурные слухи о себе. Разуверившись в правозащитных усилиях, в президенте Медведеве и международном сообществе, семья Пинейру и примкнувшие к ней португальская общественность, мелкий и крупный бизнес сделали Наталье предложение, от которого трудно отказаться.

А именно — вернуться в Португалию, но уже на других условиях: с гарантией жилья, работы, и всяческих совершенно непредставимых ранее благ. Добрые люди готовы оплатить дорогу, визы, устройство, открыть для нее кафе, — только возвращайся с девочкой, с фиалковой крошкой, только будь.

Наталья, конечно, опасается второго деторазводного процесса, — но ведь такая жирная южноевропейская пайка! И судя по некатегоричности ее отказа, по некоторой задумчивости, появившейся в пересказах приближенных СМИ, по готовности обсуждать предложение, — ее несвятая простота еще может выпустить в небо новые фейерверки.

О счастье

Колыбельная для Вермеера

Воденников Дмитрий  

Если где он и есть — этот странный летающий дом,

с занавеской и ветром в кровати, — лихой и горбатый,

то он был только там, где мы спали с тобою вдвоем,

(как с отцом, как с сестрой, как с лисой, как с собакой и с братом) —

через стенку с Васильевной Анной (соседкою) — в сердце моем.

I.

Я живу в летающем доме.

Ночами он скрипит, как корабль, и иногда роняет картинки в легких рамках со стен.

— Бымц, — говорит картинка.

— Е-мое, — говорю я.

— Это когда-нибудь кончится? — говорит сосед снизу.

— Нет, — отвечаю я. — Это не кончится никогда.

Так и случается...

Я просыпаюсь утром и вижу: все — летит.

Мой дом летит, вместе с ним летит дуб под окном (у меня есть подозрение, что дуб тут неслучаен), облака,