И в засуху бессмертники цветут... К 80-летию писателя Анатолия Знаменского: Воспоминания [Виктор Семёнович Ротов] (fb2) читать постранично, страница - 2

одно время с моим отцом Борисом Александровичем Бакалдиным, человеком, повидавшим многое и многих. Он был захвачен твоим повествованием «Красные дни», сказав мне: «В книге дыхание времени… Я все узнаю…».

А после долгих бесед с тобой обронил о тебе высочайшую похвалу: «Умен… как бес…». Речь шла отнюдь не о какой‑то озлобленности твоего ума, а выражалось восхищение твоей ясной прозорливостью, проникающей в толщу лет, точностью и меткостью оценок, ядовитым скептицизмом, увы, совершенно оправданным в первые же годы предательского горбачевского хаоса… И еще я хочу вспомнить, как в той же больнице, навещая тебя, я поведал небольшой, казалось бы, эпизод из последнего срока моего пребывания народным депутатом.

В одной из станичных школ в административной черте Краснодара вдруг обнаружилось, что местный пятиклассник вот уже аж целый год, без всяких на то уважительных причин, не посещает школу. Боже мой, что тут поднялось! В станицу помчалась кавалькада «волг»: представители горкома, райкома, завгороно и я как депутат… Кинулись в школу, в семью, в сельсовет!

Как же — ЧП общекраевого масштаба!

Из всех моих товарищей вас двое — Анатолий Знаменский и Виктор Логинов — как‑то особо горячо приняли к сердцу сей эпизод и наставляли меня обязательно написать о нем, ибо видели в этом частном случае вершинное завоевание Октября. Тогда я не внял вам, а теперь вот вспомнил.

Ты опять втолковывал мне: «Пойми! Суметь за какие‑то две- три пятилетки, начав с нуля, создать массовое производство моторов, самолетов, танков, радиотехники, оптических прицелов без всяких там Цейсов — это чудо! А взрастить людей, овладевших всем этим, оснащенных знаниями, — еще большее чудо! Теперь же мы очень скоро одичаем… Под горку катиться — не крутой подъем брать… Падать легко и просто… Ни ума тебе, ни усилий…». Знания, постижение наук, кругозор дались тебе выстраданно, в муках, и ты хорошо знал высокую цену им, ты саркастически ехидничал в адрес отступников с высшим образованием: «Расплодившиеся на государственную дармовщину дипломники — интеллектуалы, «пе- рестроясь», тут же по — лакейски глумлением воздали Советской власти за эту дармовщину…». Сегодня мы сполна пожинаем плоды сего лакейского предательства. Говоря об одичании, ты еще не имел далеко не полных официальных данных ЮНЕСКО о двух миллионах бездомных детей в одной лишь России, без учета других территорий так называемого СНГ! Да, под горку, гремя и разваливаясь, мы катимся стремительно и безвольно…

Я затягиваю свое слово. Да ведь это лишь крохотная частица того, о чем я могу вспомнить.

Я хочу и поругать тебя: зачем ты не жалел своего сердца, придавая слишком большое для тебя — Знаменского — значение всякого рода бульканью окололитературных дрязг. Ты сам язвительно окрестил самовлюбленных мастеров сего малопочтенного времяпрепровождения убийственным обобщающим прозвищем «нарциссов — прохиндеев». Мы живем и работаем, не держа их в голове, не думая о них и не вспоминая. Их же и медом не корми, а дай им с постной христианской смиренностью пройтись наждаком по твоему сердцу. И, хочешь не хочешь, сердце кровоточит… Я всегда просил тебя: «…Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца».

Древняя мудрость о всесилии времени, все расставляющего по своим местам, вечна. «Материалист и вольтерьянец» Александр Сергеевич Пушкин взлелеял в своем русском сердце и оставил нам в наследство еще одну непреходящую истину: «…Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит…». В совсем иную эпоху другой поэт повторит сию истину языком уже своего времени, пожелав, «умирая, воплотиться в пароходы, в строчки и в другие долгие дела».

Ты воплотил себя в своих строчках. След их в жизни долговечен. И в этом счастье творческого бытия…

Иван Бойко СЛОВО О МАСТЕРЕ

«Он всегда был в центре внимания, где бы, в какой бы аудитории и в какой бы момент ни появился»

В кабинете каждого писателя для меня, как, пожалуй, и для каждого пишущего, в каких‑то особенных деталях, в дорогих сердцу вещах как бы «зашифрована» судьба его, кроется «тайна» сути мастера художественного слова; внутренний мир именно этого художника, как выразителя Духа своего времени и своего народа…

Почему А. Знаменский для своего века стал тем, кем мы знаем его сейчас? Чтобы ответить на этот вопрос, я всякий раз присматриваюсь к вещам и любимым предметам, сопутствовавшим писателю при жизни. Оставшиеся в кабинете писателя либо на подворье… Будь то часы на письменном столе А. С. Пушкина, оставшиеся навечно после трагической дуэли на Черной речке; диван, на котором больной Некрасов провел последние дни и часы, и разрозненные книжки журнала «Современник»; или огражденный по краям барьерчиком письменный стол в подвале дома великого русского писателя JI. Н. Толстого, по — моему, богочеловека по своей высочайшей