Щелкунчик [Ольга Николаевна Ларионова] (fb2) читать постранично, страница - 2

можно было сориентироваться для следующего нырка. Но перед этим нырком нужно было тщательнейшим образом перепроверить гиперпространственный преобразователь корабля. Тарумов со своими механиками промаялся трое суток, но никакой аномалии в работе этого агрегата не нашел. Оставалось признать смещение на выходе случайным и продолжать путь.

Вот тут-то Тарумов и заметался. Сначала он посоветовался с Феврие, но тот был слишком осторожен, чтобы высказаться категорически, и отослал его прямехонько на Базу.

База тоже сочла ошибку случайной. Позднее, перебирая в памяти все этапы этого рейса, Тарумов не сомневался, что, прими он решение единолично, он положил бы “Щелкунчика” в дрейф после первого же нырка и спокойно ждал подхода ремонтного буксира, невзирая на тот возможный позор, который ожидал бы его, молодого командира, окажись вдруг, что корабль задрейфовал понапрасну.

Несмотря на тщательнейшую подготовку ко второму нырку, выход из него оказался коронным по стечению неблагоприятных обстоятельств. Мало того, что их отбросило в систему Прогиноны — тусклого красненького солнышка с тремя убогими планетами, — они оказались в одном из опаснейших уголков Галактики, который обладал такой плотностью комет, что напоминал прибрежную полосу Черного моря ранним августовским утром, когда вода кажется комковатым студнем от обилия медуз.

Собственно говоря, корабль, лежащий в дрейфе или идущий на планетарных двигателях, кометы нимало не тревожат — локаторы связаны с кибер-штурманом, который автоматически изменит курс корабля или даст сигнал заблаговременно нырнуть в подпространство.

Современному звездолету комета страшна только тогда, когда она находится именно в той точке, в которой он выныривает, или, как это принято говорить, “проявляется”. Вероятность подобного совмещения в пределах солнечной системы практически равна нулю, но в таких космических дырах, как Прогинона, все могло быть.

И случилось именно со “Щелкунчиком”.

В первый миг их попросту тряхнуло, словно корабль икнул всеми своими трюмными потрохами. Экипаж привычно занял аварийные посты и закрепился на случай последующих толчков — пока все это напоминало учебную тревогу, нежели реальную катастрофу. Но слово “комета” прозвучало во всех отсеках, и все знали, что корабельный компьютер уже рассчитывает массу пометного вещества, оказавшегося в том объеме пространства, в котором “проявился” корабль, и теперь заключенного внутри корабля. В центральной рубке на компьютерном табло уже начали загораться первые цифры, и по мере их возникновения по всем отсекам раздался вой сирен — высокий, прерывистый, означавший опасность нулевой степени; или, попросту говоря, опасность смертельную.

Внутри корабля находилось целых четыре грамма посторонней массы!

Конечно, “Щелкунчику” могло повезти, если бы эти злополучные четыре грамма оказались где-нибудь внутри трюмных помещений, тогда это облачко пара бесследно растворилось бы в воздухе, наполнявшем корабль.

Но могло быть хуже — чрезвычайно редко, но так случалось. Неощутимые частицы чужеродной материи проявлялись в металле корпуса корабля, его машин и механизмов. В таком случае даже единичная молекула, мгновенно возникающая между атомами титана, вызывала так называемый “подпространственный резонанс” и как бы вспарывала изнутри сверхпрочный сплав. Единичная!

А здесь “Щелкунчик” нахватался такого количества ледяной пыли, что теперь в нем каверн было как в сыре. При включении двигателей корабль просто-напросто мог треснуть, как яйцо. А двигатели надо было включать, и побыстрее, ведь не вечно же сидеть на самом загривке у кометы — генераторы защитного поля и так работали на полную мощность. Правда, можно было бы уйти в подпространство, но в таком мощном гравитационном поле, да еще с неисправным преобразователем, была возможность вынырнуть в совершенно неизученной части Метагалактики. Ни сигнальных буев, ни других ориентиров. Как тогда прикажете добираться домой?

И запрашивать Базу не было времени: генераторы защиты переключились на форсаж, и нескольких часов, потребных для установления связи через две зоны дальности, они просто не выдержали бы. На этот раз Феврие не стал ждать, когда командир обратится к нему за советом, и тихонько послал Воббегонга, первого помощника, за Лорой.

И вот она сидела в командирском кресле посреди рубки, а они втроем перед нею, словно курсанты на экзамене. Она уже выслушала все варианты и теперь, в свою очередь, выжидающе смотрела на Тарумова — ему же решать, в конце концов.

— Насколько я понимаю, — резюмировала она, — мы или погибнем сразу, или растянем это удовольствие на несколько лет и в неведомой глуши. Так? — Она беспомощно развела пухлыми ручками.

“И эта женщина спокойно командует тремя десятками мужчин!” — с отчаянием подумал Тарумов. Он завидовал ей с первого же момента пребывания на Тере, но никогда эта зависть не была так сильна, как сейчас.

А Феврие смотрел