Второе лето союза «Волшебные штаны» [Энн Брешерс] (fb2) читать постранично, страница - 2

потом пошли в детский сад. Наших мам называли «сентябрьскими», и как-то так получилось, что прозвище перешло к нам. Обычно они сидели во дворе и пили холодный чай с маленькими помидорчиками, а мы играли и играли — и в результате всегда дрались. С того времени я знала матерей моих подруг так же хорошо, как свою.

Мы, дочери, вспоминаем о тех днях, как о золотом веке. Но дети росли, и мамы все отдалялись и отдалялись друг от друга. Когда умерла мама Бриджит, возникла пустота, и никто не знал, чем ее заполнить, — а может, просто не осмеливался.

Сказать о нас, что мы «подруги», значит, не сказать ничего. Это слово совершенно не раскрывает наши отношения. Мы просто не знаем, где начинается одна и заканчивается другая. Если мы сидим рядом в кино, то Тибби бьет меня каблуком по ноге, когда видит что-то очень страшное или очень смешное. На уроках истории Кармен рассеянно щиплет меня за локоть. Если я показываю Би что-нибудь на компьютере, она кладет подбородок мне на плечо и щелкает зубами всякий раз, когда я поворачиваюсь. Кроме того, мы постоянно наступаем друг другу на ноги (правда, на мои огромные лапы трудно не наступить).

До появления Волшебных Штанов мы не представляли себе, что можем разлучиться. Мы тогда просто не понимали, что истинной дружбе разлука не помеха, но в первое же лето убедились в этом.

Весь год мы гадали, что произойдет следующим летом. Мы научились водить машину. Мы пробовали стать серьезнее и думать о школьных занятиях. Эффи несколько раз влюблялась, а я, наоборот, пыталась разлюбить. Брайан зачастил в дом к Тибби, и она все реже говорила о Бейли. Кармен и Пол превратились из врагов в друзей. Все мы старались присматривать за Би.

В общем, жизнь шла своим чередом, а Штаны покоились в недрах шкафа Кармен. Мы решили, что Штаны все-таки летние, тем более что самые важные события всегда происходят летом. Кроме того, Кодекс Союза запрещал стирать Штаны — значит, их нельзя было слишком уж занашивать. Но не проходило ни дня — зимой ли, весной или осенью, чтобы я не думала о них. А Штаны мирно спали в шкафу у Кармен, храня свое волшебство, чтобы отдать его нам, когда понадобится.

Это лето началось не так, как предыдущее. Все мы, за исключением Тибби, которая уезжала в киношколу в Вирджинию, решили остаться дома. Мы очень хотели проверить, сохранится ли волшебство Штанов, если мы останемся вместе. Но все произошло совсем не так, как мы задумали, и первой начала рушить наши планы Би.

Кто может объяснить? Храни Господь того, кто пробовал.

Лорд Байрон

* * *

Бриджит сидела на полу в своей комнате, и у нее бешено колотилось сердце. На ковре валялись четыре письма, адресованные Бриджит и Перри Бриландам, все с марками Алабамы. Отправитель — Грета Рандольф, их бабушка.

В первом конверте, пятилетней давности, было приглашение посетить службу за упокой Марлен Рандольф Вриланд в Объединенной методистской церкви Берджеса, штат Алабама. Во втором письме, написанном четыре года назад, говорилось о смерти их деда. Еще там было два чека, каждый на сто долларов — небольшой прощальный подарок от него. Через два года пришел еще один конверт с огромным генеалогическим древом семей Рандольф и Марвен. «Ваше Наследие», — написала Грета сверху. Наконец, четвертым письмом, датированным прошлым годом, бабушка просила Бриджит и Перри навестить ее, как только они смогут.

Бриджит никогда не видела этих писем — и тем более не читала. Она нашла их в кабинете отца. Они лежали вместе со свидетельством о рождении, школьными отчетами, медицинской картой, лежали так, будто ей вручили их своевременно и она просто убрала эти письма, чтобы сохранить.

Руки Бриджит дрожали, когда она вошла в комнату к отцу. Он только что вернулся с работы и, как всегда сидя на кровати, снимал ботинки и носки. Когда Бриджит была совсем маленькой, она любила ему помогать, а отец говорил, что это для него самое приятное событие за день. Тогда она волновалась, не слишком ли мало у папы радостей в жизни.

— Почему ты их мне не отдал? — закричала Бриджит. Она подошла ближе, чтобы отец увидел письма. — Это же мне и Перри!

Отец посмотрел на Бриджит так, будто плохо ее слышал, хотя она почти кричала. Потом он помотал головой, словно не понимал, чем это Бриджит размахивает прямо у него перед носом.

— Я не общаюсь с Гретой и попросил ее перестать писать, — сказал он так, словно это было совершенно естественно и не имело никакого значения.

— Но ведь письма мои! — снова закричала Бриджит. Это было важно. Для нее это имело очень большое значение.

Отец явно устал после работы. Он казался заторможенным, слова доходили до него с трудом.

— Ты еще маленькая. А я твой отец.

— А что, если они мне были нужны?! — завопила Бриджит еще громче.

Папа внимательно разглядывал ее рассерженное лицо. Не дожидаясь ответа, еще не успев сообразить, что делает, она выпалила:

— Я поеду! Бабушка меня приглашала, и я поеду!

К ее